Кассандра Дженкинс.

История Катаклизма. Книга третья. Битва Стихий.

 

Пролог. Порожденный пламенем.

Что может быть лучше пробуждения в карете, которая везет тебя навстречу приключениям? Наследный принц Штормграда решил, что ни одно утро его прошлой жизни даже близко не могло сравниться с этим. Если бы король Вариан ответил архиепископу Бенедикту отказом и оставил сына в Штормграде, то сейчас Андуин плясал бы с мечом возле деревянного манекена, выкладываясь изо всех сил, лишь бы Вариан гордился им. Принц потер лоб над правой бровью. В прошлый раз это стремление чуть не стоило ему глаза. Отец вовремя остановил свой клинок, а Свет излечил его. Затем архиепископ Бенедикт предложил принцу отправиться вместе с ним в Священный поход по городам Альянса. Вариан одобрил это путешествие и даже преподнес сыну подарок. Андуин нарек его Льдом из-за бледного, почти белого клинка.

Нареченное Льдом оружие покоилось под сидением кареты. Архиепископ ясно дал понять, что не приемлет оружия в руках принца. Вряд ли Андуину вообще придется воспользоваться им во время Похода по городам Альянса, организованного Собором Света. Он сдержит данное архиепископу обещание, отчасти.

Андуин, конечно, предпочел бы ехать верхом, чем в карете. Шел всего первый день его путешествия, и принц решил не требовать слишком многого от судьбы.

Его конь Болтар остался в королевских конюшнях Штормграда. После одного неудачного падения, о котором никто, а отец и подавно, не знал, принц стал реже появляться в конюшнях. Тем не менее, любить скорость он не перестал.

В тот день Болтар передними ногами угодил в медвежью яму. Андуин вылетел из седла и, вероятно, на какое-то время потерял сознание от удара. Крик раненого животного привел Андуина в чувство. Он не осознавал, что творит, просто повиновался инстинкту. Перебарывая тошноту, он скатился по земляному валу к коню, возложил руки на его кровоточащие раны, и все произошло само собой. Излечение стоило громадных усилий, на себя у Андуина не осталось сил. Он взгромоздился на спину исцеленной лошади и, к ужасу конюха, явился в Штормград в испачканной кровью одежде, на грани обморока и с громадной шишкой на лбу. Объяснить ситуацию отцу он так и не смог, за что получил строгий выговор.

Неожиданно карета остановилась. Андуин выглянул в окошко.

— Что случилось? — спросил он у солдата конвоя.

—Дорогу перегородила сломанная телега, ваше высочество.

Андуин высунулся из окошка почти по пояс, но за плотным скоплением коней, людей и тележек, что происходит впереди Андуин различить не смог. Только увидел, как к карете приблизился пеший солдат.

— Ваше высочество, — сказал он, — архиепископ приглашает вас к себе в карету.

Андуин вспомнил о кинжале. Брать его с собой было рискованно. Мальчик решил, что он спрятан достаточно надежно, да и не перебирается же он к архиепископу на весь остаток пути. Принц быстрым движением, будто прощаясь, коснулся клинка под сидением и спрыгнул с подножки на пыльный тракт. Идти было недалеко — карета архиепископа остановилась немного впереди королевской.

Внутри принцу понадобилось несколько минут, чтобы его глаза привыкли к полумраку. Возле Бенедикта он заметил маленькую девочку, что следовала за архиепископом по пятам весь прошлый день, не произнеся ни слова. Она по-прежнему прятала свое лицо под фиолетовым капюшоном. И зачем только архиепископу понадобилась такая странная компания?

— Мальчик мой, — слабо улыбнулся Бенедикт.

Архиепископ выглядел неважно. Будто, покинув Штормград, он постарел на лет пять разом. Что если он отменил поход из-за своего слабого здоровья и вызвал принца, чтобы сообщить об этом? Их карета развернется обратно в Штормград, и плакали надежды Андуина увидеть хоть малую часть этого огромного мира.

— Вы в порядке, святой отец?

— Конечно, мальчик мой. Дороги хуже некуда. И телеги сильно задерживают нас, поэтому я принял решение отправить их вперед. Мы нагоним их завтра в полдень у Златоземья. А пока мы с тобой повернем в сторону небольшого прихода к северу отсюда. Там и переночуем. Знаю, ты желал бы более острых ощущений, я тоже когда-то был молод. Надеюсь, мне удастся оправдать твои надежды, хотя сейчас ты вряд ли мне веришь.

— Ведь я покинул Штормград. О чем мне еще мечтать? — без особого воодушевления ответил принц.

— Это лишь начало, Андуин. Поверь мне. Разве мог я, будучи простым служкой, мечтать, что однажды обрету сан архиепископа? Рассказывал ли я тебе о своем учителе?

Остаток пути Андуин выслушал о первом, втором и других учителях, которых Свет посылал на путь Бенедикта и понял, что нравоучения отца о долге и чести наследника престола были не так уж плохи.Архиепископ говорил медленно, с отдышкой, будто бежал рядом с каретой, а не возлежал на подушках. Хриплый кашель то и дело прерывал его рассказы.

Приход, которого они достигли к вечеру, действительно был небольшим — покосившийся домик с низким оконцем почти у самой земли и такая же низкая дверь. Из-за устланной потемневшей соломой крыши он больше напоминал стог прошлогоднего сена.

Всего четыре кареты последовали за ними, в том числе пустая королевская. Из третьей появились служители Света в белых одеждах, четвертая остановилась немного поодаль от их лагеря. Должно быть, это агенты ШРУ замыкали их кортеж, и никуда Андуину от них не деться.

Андуин помог Бенедикту спуститься, а служители Света в белых одеждах подготовили раскладной деревянный стул и усыпали его подушками.

В благодарность он возложил дрожащие руки на головы служителей. Пока длилась беззвучная совместная молитва, Андуин заметил, как странная девочка спрыгнула с подножки кареты архиепископа и направилась в противоположную от прихода сторону, к дубовым кронам с другой стороны поляны.

Андуин огляделся. Никого не волновало, что маленькая девочка без присмотра отправился неизвестно куда. Конечно, она не королевский наследник, но…

— Присаживайся рядом со мной, Андуин, — прервал его мысли Бенедикт. Служители оставили его, удалились в сторону вязов, в тени которых начинали сгущаться вечерние сумерки. — Сейчас разожгут огонь, станет теплее.

Состояние архиепископа, похоже, ухудшается прямо на глазах, с опаской подумал Андуин и сел на второй стул. Отчего он раньше не замечал, насколько плох Бенедикт?

Девочка все не возвращалась. Впервые в жизни наследному принцу Штормграда захотелось поменяться местами с девчонкой. Прогуляться по лесу, а еще лучше оседлать одного из этих красавцев, которых распрягли и выпустили пастись недалеко от лагеря.

— Не стоит смотреть по сторонам с такой тоской, юный принц — прошептал ему кто-то.

Мужчина в фартуке и белом поварском колпаке низко кланялся Андуину. Принц неловко улыбнулся.

— Сейчас будет ужин, возможно, это улучшит ваше самочувствие, — тихо продолжил повар. Протянул принцу мех с водой и удалился.

Андуин с изумлением понял, что четвертая карета не принадлежит агентам ШРУ. Это всего-навсего походная кухня. Их охраняли четверо гвардейцев, которые в паре верхом следовали возле его и архиепископа карет! Андуин огляделся. Наверняка агенты прячутся среди деревьев, выполняя распоряжение короля держаться на достаточном расстоянии, чтобы он не ощущал слежки, но чтобы в нужный момент за считанные секунды они могли прийти на помощь. Кто-кто, а Андуин хорошо знал их уловки, не раз он прогуливался в таком сопровождении по Штормграду.

Повар с двумя поварятами разожгли костер, но готовить на огне не стали. Один поваренок резал хлеб и сыр, другой занимался мешком с яблоками.

За поглощением бутербродов Андуин прослушал историю о жизни еще одного епископа, чье скромное жилище тоже чтится и они посетят его завтра. Возможно, архиепископу просто некогда есть, пересказывая все эти истории, думал принц, но с другой стороны сочные яблоки не лучшая еда для такого пожилого человека. Почему же при имеющемся поваре они довольствуются сухим пайком? Бенедикт так и не прикоснулся ни к воде, ни к еде.

Священнослужители тоже отказались от этого более чем скромного ужина. Они не разжигали огня и не двигались с занятой поляны. Их светлые одежды призрачно белели среди стволов.

Разморенный Андуин вполуха слушал истории Бенедикта. Повар с поварятами неуклюже топтались возле телеги, обменивались шутками с гвардейцами. Глядя на них, принц подумал, что эту ночь маленькие помощники, скорей всего, проведут под открытым небом, будут считать на спор падающие звезды. А ему, кажется, придется слушать нескончаемые нравоучения архиепископа, ведь…

Минутку. А где, собственно, они с архиепископом должны заночевать? Он как раз собирался задать этот вопрос Бенедикту, когда увидел, что глаза его закрыты, а руки сложены на груди.

Архиепископ Бенедикт не дышал.

Вот теперь они точно повернут обратно, подумал Андуин и тут же устыдил себя за подобные мысли. На его глазах завершился земной путь святого человека, а он думает только о себе.

Андуин не успел что-либо сказать или сделать. Служители Света окружили их. Обступив белым саваном мертвое тело Бенедикта, они оттеснили принца. Затем приблизились гвардейцы. Испуганные поварята выглядывали из-за телеги.

Принц легко выбрался из людского круга. Никому не было до него дела. Недолго думая, он забрался в королевскую карету, уверенный, что вот-вотуслышит, как запрягают лошадей. Внутри Андуин достал спрятанный под сидением кинжал. Провел пальцем по кованой, инкрустированной сапфирами рукояти, угадывая, будто слепой, очертания золотого льва, серебряного грифона.

Что-то привлекло его внимание. Андуин не сразу понял, что именно. А когда понял — стало поздно. Правую дверцу кареты с протяжным гулом проломило что-то тяжелое. Воздух накалился. Яркая вспышка ослепила. Под треск ломающегося дерева мир перевернулся с ног на голову, завертелся, и в воспоминаниях Андуина появился первый пробел.

Резкая боль в ногах и плечах привела его в сознание. Его будто хотели разорвать на части. Кто-то тянул за руки, а ног Андуин не увидел. Перед глазами было белым-бело, и эта белизна нестерпимо обжигала лодыжки.

Андуин услышал:

— Тяни! — и его со всей силы дернули за руки.

Он едва не задохнулся от боли.

— Простите, ваше высочество. Потерпите еще немного, сейчас. Давай еще раз! Взяли!

Принц не чувствовал ног. Похоже, кто-то решил, что руки ему тоже ни к чему. С новым «Тяни!» в правом плече что-то противно хрустнуло, а наконец-то вызволенного Андуина поволокли по земле. И Андуин увидел.

Перевернутая королевская карета полыхала до небес.

— В карету угодил огненный шар, ваше высочество, — тяжело дыша, объяснил гвардеец. — Она прям взлетела, а вас вышибло наружу. Но потом горящая карета рухнула наземь и…

— Вам еще повезло, — подбодрил его второй гвардеец.

Куда делся кинжал, который он держал в руках в момент взрыва? Андуин не мог заставить себя думать о чем-то другом. Это казалось важнее. Это подарок отца. Что он сделал с ним?

Солдаты старательно отводили взгляды от того, что когда-то было его ногами. Перед глазами принца все еще плясали белые пятна. Он ощущал только боль, но ничего не видел. Собрав всю волю в кулак, Андуин вспомнил и процедил короткое заклинание, которое на время охладило его раны.

Вдруг первый крикнул:

— Она близко!

Гвардеец аккуратно опустил его на траву и, обнажив клинок, занял обороняющуюся позицию. В сгустившейся ночи Андуин ни зги не видел и не понимал, кто мог напасть на них. Стиснув зубы, мальчик сел. Коснулся одними только подушечками указательных пальцев чего-то влажного и горячего. Даже от легких прикосновений боль была такая, будто в те места вбили по гвоздю. Нужно было вспомнить заклинание эффективней прежнего, но боль и напряжение не позволяли сконцентрироваться.

Визг словно из потустороннего мира заставил его вздрогнуть.

— Ты видишь ее? Видишь? — кричал один гвардеец второму.

Пламя от горящей кареты должно быть видно, лихорадочно соображал Андуин, они не могли убежать настолько далеко. Но их опутала беспросветная тьма. Ни огня, ни звездного неба, даже спины гвардейцев Андуин и то различал с трудом, хотя они стояли прямо перед ним.

— Берегись!

Андуин услышал знакомый гул. Гвардейцы рухнули на землю. Волшебный снаряд пролетел над ними и, разлетевшись брызгами кипящей лавы, угодил в сухой сосновый ствол. Второй огненный шар с шипением влетел в зеленую крону дерева. Третий, пропахав влажную землю, отрезал им путь к бегству выросшей огненной стеной.

Пламя разорвало тьму, и Андуин, наконец, увидел свои ожоги. И кинжал. Он сразу вспомнил, как рефлекторным движением, которое отец столько времени старался выработать у него, за секунду до взрыва он спрятал его за голенищем сапога. Только сапога на нем сейчас не было. На ногах ниже колен и кожи-то не было. Зато кинжал остался. Вместе с ногой принца он угодил в самое пекло.

Золотой лев сохранил свои формы. Тонкая ковка серебряного грифона оплыла, как подтаявший ледник. Обезображенная огнем рукоять сплавилась с его правой голенью. Андуин не мог даже представить, что его ждет дальше. Его настолько ошеломило увиденное, что на какое-то мгновение он даже перестал ощущать боль. Только и мог что смотреть, как пляшут отблески пламени в отполированных сапфирах среди бордовых волдырей.

Визг повторился. С другой стороны ему вторил такой же. Преследователи, кем бы они ни были, окружали их. Андуин заставил себя оторвать взгляд от изуродованных ног.

Два гвардейца, обнажив мечи, стояли от него по обе стороны. Их взгляды пересеклись, и они кивнули друг другу. Принц скрипнул зубами. Они попрощались, потому что не надеются выжить.

Вспоминай! Вспоминай, скомандовал он сам себе.

«Ты не воин, Андуин, — всплыли в его памяти слова покойного Бенедикта. — Ты жрец, и твое призвание служить Свету, сколь сильно не хотел обратного твой отец».

Вариан желал видеть в Андуине свою копию — воинственного, мужественного наследника престола. Андуин стоически терпел тренировки и делал все, что мог и даже больше, но вряд ли общение с оружием далось бы ему также просто, как общение со Светом. Он не просил Свет об этом. Наоборот, он горячо молил его в дни воскресных служений, чтобы Свет направил его на путь воина. Но с каждым днем Свет только сильнее проникал в его душу.

Эти люди готовы погибнуть ради него. Только Святой Свет способен защитить их.

Нет нужды вспоминать заученные формулы заклинаний, осознал теперь Андуин, боль и паника все равно не дадут ему сконцентрироваться. Одно дело твердить формулы на лекциях и совсем другое, сейчас, когда их жизни в опасности. Свет отзывался, когда он в ней особенно нуждался. Как это произошло тогда, в лесу возле раненного коня.

Едва различимое свечение, будто поддерживающее рукопожатие, овладело руками принца. Он ощутил тепло. И с облегчением понял, что Свет пришел ему на помощь.

Сверкающие коконы окутали изумленных гвардейцев. Они оглянулись на принца, но времени больше не было. Круг сомкнулся.

Один за другим они выступали из тьмы, будто из-за театрального занавеса. Сначала бойцы ближнего боя, затем волшебники, на раскрытых ладонях которых зарождались новые огненные метеоры. Следовавшие за чернокнижниками гончие Скверны протяжно взвыли при виде загнанных в огненный капкан людей. Для двоих мужчин и раненного мальчика, пусть и умевшего взывать к Свету, их было слишком много.

Их белые одежды служителей Света были испачканы чужой кровью.

Их предали.

В живых остались только они трое, понял Андуин. Других настигли источавшие фиолетовое пламя окровавленные мечи.

— Где она? Ты видишь ее? — спросил гвардеец второго, хладнокровно рассматривая выстроившуюся перед ними армию.

Андуин не знал, кого он пытался разглядеть и чьего присутствия так опасался.

Второй кивнул:

— Да, я вижу ее. Это конец.

Девочка в фиолетовом плаще в надвинутом по самые глаза капюшоне вышла вперед. Сиротка не поднимала лица, будто стеснялась окружения, в котором ей довелось оказаться. Молчаливая и покорная, именно такой Андуин и помнил ее, когда впервые увидел возле архиепископа в королевском саду. Теперь она возглавляла измазанную в чужой крови армию предателей. По тому, как расступались перед ней маги, в этом не оставалось никаких сомнений. В глубине души принц верил, что кем бы ни оказались их преследователи, они пощадят его, наследника Штормграда, что ими движет лишь жажда наживы. Но теперь эта уверенность поубавилась.

Девочка стала расти. Она не остановилась даже, когда стала выше взрослых мужчин, окружавших ее. Длинная узкая фигура устремлялась в непроницаемую ночь. Неведомая сила разорвала на ней платьице и плащ с капюшоном. Черные с фиолетовым отливом щупальца выросли из-под юбки, из рукавов, вместо головы. Чудовище полностью состояло из одних только щупалец. Два из них щелкнули, как кнуты, указав в сторону беглецов. Это был приказ.

Убийцы ринулись вперед. Гвардейцы сражались с тремя противниками сразу. Никто из нападавших не пытался атаковать принца. Применение магии стремительно лишало его оставшихся сил.

Изрытая земля вокруг Андуина пылала. Не осталось места, куда бы ни угодил огненный шар. Все плыло перед глазами. Андуин с трудом дышал из-за жара и дыма, но не терял концентрации, не позволял ослабеть волшебству.

Он не знал, как долго это продолжалось. Магия высосала из него все силы, и принц лишился сознания. Когда он вновь открыл глаза, мир вокруг стал черным, как сажа.

Он не сразу понял, где находится. А затем наяву увидел худший из кошмарных снов и все вспомнил. Бывшие служители Света обступили гвардейцев, вокруг которых рассеялись сотворенные принцем защитные барьеры. Он не смог их защитить. Андуин закричал.

Один из предателей стоял возле него. Ног Андуин не чувствовал, впрочем, боли тоже. Лекарь подпитывал его силой, Андуин видел слабое свечение его воздетых к темному небу рук. Зачем он делает это? Неужели только для того, чтоб Андуин видел все происходящее?

После убийства гвардейцев принесли тела остальных жертв — кучеров, гвардейцев, повара и его маленьких помощников. Пригнали три оставшиеся кареты, их участь была одинаковой — всё наспех разрубили и, сложив, подожгли. Тела одно за другим кидали в пламя.

Предатели, наконец, скинули перемазанные в крови белые одежды. Под ними оказались фиолетовые робы. Андуин без труда узнал их — Культ Сумеречного Молота, который даже его отец в свое время не воспринимал всерьез. Они окружили пламя плотным кольцом, воздев руки к небу. Нет, понял принц, вовсе и не к небу. Они поклонялись тому чудовищу из щупалец. Чудовищу, что все это время находилось рядом с архиепископом в образе маленькой молчаливой девочки и прогуливалось вместе с ним по Штормграду.

Клубок щупалец распутался, и он увидел тело архиепископа Бенедикта. Нестерпимо едкий дым сожженных тел разъедал широко распахнутые глаза Андуина. Он не мог поверить в происходящее. Чудовище покачивалось. Щупальце с телом Бенедикта опустилось прямо в бушующий костер. Пение культистов достигло своего апогея.

И потом все стихло. Исчез даже треск костра.

Взрыв зародился в самом сердце притихшего огня, его первое глухое «бу-у-ух» разнеслось далеко по округе. Взрывная волна, сбив культистов с ног, повалила стоявшие близ эпицентра деревья. Андуин взвыл от боли. Лекарь Культа повалился на колени и уткнулся лбом в землю, позабыв о принце.

В звенящей тишине из костра вышло нечто огромное. На острой длинной морде горели налитые кровью четыре рубиновых глаза. Вытянутое гибкое тело покрывала крупная черная чешуя. Вместо рук извивались по три толстых отростка с острыми шипами на концах. Каждый шаг крепких лап с когтями оставлял на земле глубокие рытвины. За спиной извивался драконий хвост. Чудовище испустило рык, оскалив три ряда острых клыков.

Состоявший из щупалец монстр, как послушная кошка, стелясь по земле, приблизился к вышедшему из огня существу.

— Ты хорошо послужила мне, Шаготта, — прогремело существо.

Культисты пришли в себя.

— Во славу Древнего Бога Н-Зота! — закричали они. — Да славится Рожденный в Пламени Безликий Ка’аз-Рат!

Подпитывавшая Андуина магия иссякла и не возвращалась. Боль стала неимоверной. Андуин решил, что умирает.

— Где принц? — внезапно громыхнул Ка’аз-Рат.

Принц успел с облегчением подумать, что умрет раньше, чем чудовище доберется до него. Фиолетовый строй культистов расступился перед Безликим. Откуда-то сбоку выскочил даже тот самый лекарь.

— Что с ним произошло?! — взревел Безликий. — Я велел защищать его ценою собственных жизней!

Глаза Андуина закатились. Но последующие слова монстра, обращенные к нему, на краткое мгновение шока заставили его сердце биться быстрее.

Порожденное огнем чудовище спросило его голосом архиепископа Бенедикта:

— Мальчик мой, ты в порядке?

 

Глава 1. Костяные лорды.

В полумраке гилнеаского Собора глаза Темной Госпожи полыхнули рубиновой ненавистью.

— Которую неделю, — медленно начала Сильвана, — вы гоняете армию Седогрива по лесам и болотам. Вашей задачей было держать их как можно дальше от Столицы, изматывая, убивая по одному из тени. Не то чтобы я не одобряла этих методов. Для победы Подгорода любые средства хороши. Но расскажите, каким образом изможденная армия, у которой, согласно вашим донесениям, не осталось и крупинки сухого пороха, умудрилась добраться до Столицы и теперь готовится к штурму?

В глубине своей бессмертной, но трусливой души лорд Джейкоб Эшбери, низко склонившийся перед Сильваной, надеялся, что едва вступив под святые своды, мертвая эльфийка, как противоестественное Свету создание, тут же вспыхнет, объятая очищающим огнем. Совершенно напрасные мечты. Отрекшиеся не встретили на своем пути никаких препятствий со стороны Света, когда устроили штаб в Соборе Гилнеаса.

Эшбери не был ни полководцем, ни разведчиком. Обычным придворным, кому земли и титул достались в наследство. Он не умел и не хотел воевать. До последнего дня Эшбери считал, что воргены исчезнут сами собой и что паника вокруг них несколько преувеличена. Но число воргенов множилось. Когда оборотни ворвались в Столицу, заливая улицы кровью, ни Свет, ни титул, ни королевская дружба не спасли Эшбери. Он погиб в первом же сражении, когда Дариус Кроули ценой собственной жизни и жизнью верных ему солдат позволил выжившим покинуть стены города.

Если бы Эшбери нашел в себе хоть каплю смелости и не запирался бы в опустевшем, разгромленном особняке, а последовал за Седогривом, все могло сложиться совсем иначе. Но его не погребенный труп достался ангелам Смерти — валь'кирам Темной Госпожи.

Когда Отрекшиеся впервые вступили в брошенную Столицу, воздух полнился криками тех, кто возвращался к жизни после смерти. Нежелающих служить лишали собственной воли. Эшбери хватило лишь одного взгляда, чтобы понять — смерть не лучшее время для гордости.

Потомственный аристократ Гильнеаса присягнул на верность Темной Госпоже. В какой-то момент, окруженный мертвецами, он даже решил, что вместе с жизнью избавился и от трусости. Но выпирающие из грудной клетки ребра, то и дело отваливающаяся нижняя челюсть и кривой желтый позвоночник не наделили Эшбери тем, чего так не хватало ему еще при жизни.

В понимании живого Джейкоба Эшбери прямой обязанностью трупов было лежать в могилах. Однако лишенный своего законного права покоиться в сырой земле, лорд Эшбери не спешил в могилу. Он глядел на сгорбленных, безносых и безухих, теряющих, как и он, нижние челюсти. И понимал, что видит людей. Уродливых, измученных, но людей. Эшбери не стал мутантом, не заполучил неведомые остальным способности. Он остался прежним. Хоть и потерял несколько в весе. Тогда все встало на свои места.

При жизни Эшбери не интересовался политикой и военными тактиками, но после смерти делал вид, что был одним из главных советников короля Седогрива. И тянул, растягивал серые дни и долгие промозглые ночи, чтобы рано или поздно добиться своего.

И этот день настал.

Отрекшийся Эшбери изящно поклонился, насколько это было возможно при смещенном тазобедренном суставе.

— Моя Госпожа, — смиренно ответил он, — мои действия могли вызвать некоторое недоумение, но лишь оттого, что я не посвящал никого в свои планы. Пусть вас не волнует то, что Седогрив подобрался к Столице. Отрекшиеся отобьют эту атаку, а благодаря валь'кирам вы получите дополнительное подкрепление. С тех времен, когда король посвящал меня в свои планы, утекло много дней. А его планы, разумеется, изменились. Я искал того, кто мог бы пролить свет на происходящее, кто был бы близок королю так же, как и я когда-то. То, что я так долго ждал, наконец, свершилось, моя Госпожа. Вы получите необходимые сведения и навсегда избавитесь от нависшей над Подгородом угрозы.

Темная Госпожа не доверяла ни ему, ни остальным. Она никому не доверяла, но любила риск. В окружении трех валь'кир Сильвана Ветрокрылая согласилась направиться к крутому морскому побережью, накрытому тенью заброшенного маяка.

* * *

Прилив захлестнул его легкие, а морской прибой заменил воздух. Всем своим существом он понимал, что мертв, но это не успокаивало роившиеся в голове мысли. Но ведь тот, кто мертв, мыслить не может?

А дышать?...

Темнота перестала быть непроглядной. Полоса горячего света обожгла даже сквозь плотно сжатые веки. Он распахнул глаза.

Нависшее свинцовое небо было хорошо знакомо — заплаканные небеса Гильнеаса с другими не спутаешь. Его оголенных ступней с аккуратной нежностью касались волны. Отчего-то море больше не обжигало холодом. И хмурое небо не вязалось с по-летнему теплым прибоем. Лорд Годфри нервно облизнул губы, но ощутил только горький привкус соли. Он мог бы коснуться руками своего лица, но по наивной глупости не желал видеть собственных рук или того, что могло от них остаться. Как будто его непризнание свершившегося факта могло что-либо изменить.

Годфри точно помнил, как укрытые песком камни раздробили его позвоночник, как пустые, неспособные более подняться легкие заполнила ледяная вода. И помнил тьму, в которую он провалился, будто в бездонный колодец. Но он глядел на небеса и самое главное, не ощущал себя мертвым. В его изломанное, подгнившее от долгого пребывания в воде тело вернулась утраченная жизнь. И Годфри знал лишь одно создание, способное творить подобные чудеса.

Стараясь не глядеть на собственное тело, он неловко поднялся с песка. Удивляясь, что земля способна носить таких, как он, сделал пару нетвердых шагов. Оглянулся. Отпечатки костлявых ног на мокром песке напоминали следы гигантского воробья. Он с трудом отвел взгляд от жука, который приблизился к его утопающей в песке ступне и сквозь просветы между костей, лишенных плоти, не воспринимая его тело как препятствие, направился дальше.

Затем обреченно поднял глаза.

Сильвана Ветрокрылая, склонив голову набок, наблюдала за ним немного поодаль от берега. Три валь'киры бесшумно били белоснежными крыльями за ее спиной, где прятался от взгляда Годфри кто-то еще. Тоже немертвый.

Винсент Годфри, вернее то, что от него осталось, остановился на почтительном расстоянии от Темной Госпожи. Он впервые видел ее так близко. Воительница с идеальной фигурой, в подчеркивающих ее выдающиеся достоинства кожаных доспехах, решительная, властная, прекрасная в своей безграничной ненависти. Рубиновые глаза с язвительным превосходством скользнули по его выпирающим костям и лохмотьям черного, теперь серого от соли, камзола. Она не торопилась прерывать молчание. Она ждала. Теперь все целиком зависело от него.

Годфри знал о способности валь'кир лишать поднятых к жизни мертвецов силы воли, понимал, что одно неправильное слово или движение могли превратить его в прах.

— Когда-то, — произнес Годфри и тут же схватился за собственное горло, ужаснувшись противному скрипящему голосу. Костлявые пальцы со скрежетом проехались по позвоночнику. Гортани не было, кожи — тоже.

Тонких губ Сильваны коснулась легкая улыбка.

— Рыбы, — многозначительно сказала Темная Госпожа. — Если бы мы нашли вас раньше, этого бы не произошло. Но лучше поздно, чем никогда, не так ли?

Утвердительный ответ означал бы, что он принимает второй шанс, что способен смириться с этой странной жизнью и уродливым телом. Годфри ни за что не смирился бы лишь с одним будущим — в облике зверя. О таком повороте лорд Гильнеаса никогда всерьез не задумывался.

— Когда-то давно, — вновь заговорил Годфри тем мерзким скрипом, что стал его голосом, — наверное, в прошлой жизни я сказал, что ни за что не встану на четвереньки. Если бы к жизни меня вернули оборотни, я бы поднялся на этот проклятый маяк и повторно раздробил бы свой позвоночник об эти камни. Но передо мной вы, леди Сильвана, и я догадываюсь, что вы вернули меня к жизни не из лучших побуждений.

— Из самых корыстных, — кивнула Сильвана. — Разве это имеет для вас значение? Видите, этих прекрасных созданий за моей спиной? Один взмах моей руки, и все будет кончено. Для вас, разумеется. Я, так или иначе, все равно получу то, что мне нужно. Что вы теперь чувствуете?

— Не буду лукавить. Я в ужасе. Смерть всегда была концом пути, а теперь — стала началом. Это сбивает с толку.

— Однако вы быстро разобрались, зачем понадобились мне.

— Я не преувеличивал свою значимость при жизни, разве могла она измениться после моей смерти? Как и любому врагу, который захватил бы меня в плен, вам нужны сведения о расположении и составе войск Седогрива. Просто ваш плен… он обязывает, вынуждает быть вам благодарным. Я не привык быть обязанным кому-либо. Даже за свою жизнь.

— Вы способны оплатить ваш долг, Годфри. Нужных мне сведений будет вполне достаточно. Не стройте из себя героя и не тешьтесь мыслью, что вы единственный, кто может помочь мне. Кое-что отличает меня от других врагов, которые могли захватить вас в плен. Мои пленные лишены всякого шанса поведать о своей убийственной верности.

Действительно, на теплый прием, окажись он в лагере Седогрива, рассчитывать не придется.

— Кто прячется за вашей спиной, леди Сильвана? Кто он? Неужели… Эшбери?! Я слышал о вашей судьбе. Что ж, тогда мне понятно, кому я отчасти обязан этим воскрешением. Кто сделал для этого даже больше, чем валь'киры.

Лорд Эшбери сделал шаг в сторону, позволив Годфри осмотреть себя. Джейкоб не отрывал взгляда от собственных пальцев на ногах, которым недоставало нескольких фаланг.

— Ради Света, Эшбери, хотя бы плащом прикройте свои кости, — поморщился Годфри. — Ваше тело, на радость крысам, достаточно долго дожидалось встречи с валь'кирами. Должен отметить, вашим валь'кирам, леди Сильвана, по плечу даже невозможное.

— Госпожа.

— Что?

— Если вы сделали свой выбор, то отныне для вас я госпожа. А вы ведь его сделали и сделали правильно?

Лорд Годфри медленно, страшась, что его позвоночник вот-вот хрустнет, как сухая ветвь, почтительно склонил перед ней голову.

— Да… госпожа.

Пожалуй, он долго будет привыкать к новому голосу. Впрочем, у него ведь было время?

Закутанный, как мумия, по самый подбородок в лиловый плащ с гербом Подгорода Эшбери позволил себе быстро улыбнуться, когда подводил Годфри его нового коня. Прежде, чем подняться в седло, Винсент с сомнением оглядел костлявые бока жеребца непонятной масти. Блокпосты Отрекшихся беспрепятственно пропускали их. Годфри, еще не свыкнувшись со своей новой ролью, с подозрением косился на скопления мертвецов.

Над Столицей вились клубы черного дыма. Темные от копоти, разбитые осадными катапультами стены Гильнеаса, подпирающие седые облака, казались Годфри даже мрачнее прежнего.

— У вашего города есть все шансы стать моей второй резиденцией, — усмехнулась Сильвана, словно отвечая его мыслям. — И как только такое возможно, чтобы на земле было так же сыро, как и под нею.

Лорд Годфри возвращался в любимый им город по другую сторону баррикад, и эта сторона тоже сражалась за развалины Гильнеаса. Улицы, еще загроможденные остатками телег и брошенными пожитками, хранили следы прошлых сражений. В тихих скверах нежить сжигала гниющие останки. Черный дым забивался между домами, туманом сползал к реке, накрывая ее саваном. Годфри впервые возблагодарил небеса, что ему не требуется дышать.

Мимо них вдоль набережной промаршировал отряд Отрекшихся. При виде Сильваны солдаты четко и резко, как один, скрестили руки на груди. На площади перед Собором Света королева спешилась. Бесшумные валь’киры не отступали от нее ни на шаг. Оглянувшись на Годфри, Сильвана приказала ему следовать за ней.

Годфри знал, что в Соборе Света Отрекшиеся организовали штаб. Но увидеть это собственными глазами много стоило. Если это не было поражением Гильнеаса, то каким оно будет? Что может быть хуже разложенных на алтаре карт? Алхимической лаборатории, расположившейся в правом боковом нефе? Воргены перестали быть угрозой, только когда люди подчинили себе их звериное начало. Если бы нежить и их Госпожа были более сговорчивы, могло ли произойти наоборот? Согласился бы Седогрив выставлять напоказ свои королевские кости? Облик двухметрового, пышущего здоровьем волка, конечно, больше подходил под критерий спасителя Гильнеаса.

У левого бокового нефа Сильвана спустилась в маленькую комнатку, называемую пределом, где располагался дополнительный алтарь, сейчас тоже превращенный в письменный стол. Валь’киры и Эшбери остались за закрытой дверью. Королева жестом указала Годфри на стул возле алтаря, опустилась напротив. Кроме них в пределе никого не было.

Она не отпускала его до глубокой ночи. Винсент Годфри рассказал все, что знал и о диспозиции, и о предположительных тактиках боя за Столицу. Годфри пришлось признать, что план Кроули был плох только в одном — в том, что его придумал Кроули. Когда Сильвана оставила его, в полумрак проскользнул Эшбери. Он впервые поднял на Годфри застывшие глаза.

— Я предлагал ей королевский замок, — пробормотал он, -но она сказала, что въедет туда, только став королевой Гильнеаса.

— Мне нужно это знать?

— Я не безмозглый труп, Годфри.

— О, взгляни в зеркало, Эшбери. Если ты вообще в нем отражаешься, то сразу поймешь, насколько завышена твоя самооценка. Ты всего лишь груда корыстных, выслуживающихся костей!

— Не кричи, Годфри. Нас могут услышать. Может быть, и так, но я подумал о тебе. А ты мне даже не благодарен.

— А за что мне благодарить тебя? Я прекрасно лежал на дне моря и не горевал из-за того, что меня обгладывали рыбы, Эшбери. Но в этих проклятых водах и рыб-то нормальных нет!

В комнатке стало совсем темно, лунный серебристый свет то и дело скрывался за рваными тучами. Свечей им не оставили. Эшбери заговорил тихо и зловеще:

— Это пройдет, Годфри. Как прошло у меня. Я тоже сначала считал себя чудовищем. Потом чуть ли не бессмертным и всесильным. А затем я понял, что ничего не изменилось. И что мне не добиться желаемого без чьей-либо помощи. При жизни я был трусом, им и остался после смерти. Ты говоришь, чтобы я посмотрел в зеркало. Годфри, я вижу в его отражении то, что происходит за моей спиной. Вижу через дыры в моем теле! У меня появилось много времени, и я обо всем хорошенько подумал. Я мог бы подождать, когда это и до тебя дойдет, но не хочу терять время зря. Мне нужно от тебя содействие в моих планах. Ты храбр и решителен, а я — нет. Я водил Сильвану за нос и умирал от страха. Но теперь у меня есть ты.

— Темная Леди обижала тебя, Эшбери?

— Заткнись, ради Света, и послушай. Мы остались людьми. Уродливыми, неполноценными, но людьми и мы имеет право на эту жизнь. Приглядись к каждому, кого ты будешь встречать на своем пути. Посмотри в глаза тех, кто сражается за эти земли. И ты не увидишь той ненависти, которая плещется в глазах нашей новой госпожи. Она! — пискнул Эшбери. — Она ключ от всех наших бед! Ее ненависть не имеет границ и не имеет объяснений. Не люди Гильнеаса превратили ее в банши, а тот, кто давно умер. Но перед его смертью даже она оказалась бессильной. Ты понимаешь меня, Годфри?

Годфри покачал головой. Услышал мерзкий скрежет лишенных хрящей шейных позвонков.

— Вернув тебя к жизни, она спросила, что ты почувствовал, — продолжал Эшбери. — Она каждого спрашивает об этом, потому что хочет услышать тот ответ, который мучает ее саму. Но никто не произносит этого. Мы живы по-своему, странной жизнью, но нам и в голову не приходит ненавидеть живых только потому, что в их жилах течет кровь, а в груди бьется сердце. Мы боимся их, завидуем крепкому и красивому телу, которого у нас нет и не будет. Только она ненавидит людей только за то, что они еще не познали смерти. Всех, Годфри. Ее ненависть крепка, как Ледяной Трон, и она не успокоится, пока не уничтожит все живое на своем пути. Гильнеас — это только начало, мы лишь некстати оказались с ней соседями. Но после не остановится, она пойдет дальше. Увидишь.

— И зачем тебе я? — пробормотал Годфри. — Если ты искал храброго сорвиголову, нужно было убить и воскресить к жизни Кроули. Вот достойный поступок, заслуживающий моей благодарности.

— Я долго ждал хоть кого-нибудь из вас, — проскрипел Эшбери, сплетая белеющие фаланги пальцев на груди.

Годфри решил, что для полноты образа ему не хватало только косы за спиной.

— Но ведь люди, — сказал Годфри, — те самые, чье сердце все еще бьется, они ненавидят нас. И плевать они хотели, что мы не чувствуем к ним того же, Эшбери. Мы вернулись оттуда, откуда ни один приличный человек не возвращается. Захотел бы я иметь соседа-нежить? Слышать, как трещат при ходьбе его кости? Этот скрежет пугает меня самого!

— Нежить стерильна, как лопухи во дворе. После смерти Короля-Лича, Отрекшиеся были обречены. Пока у Сильваны не появились валь'киры. Это предопределило участь всего живого. Ты не выбрал сторону воргенов, и я не дурак, догадываюсь почему. А она будто забыла свое прошлое, она подчинила себе прислужниц Короля Мертвых. И однажды она станет Королевой Мертвых. Когда-нибудь не Альянс с Ордой и не расовая принадлежность разделят Азерот. Однажды живые будут бороться против мертвых. И лишь одно будет иметь значение — бьется твое сердце или уже нет.

— И ты хочешь остановить ее? Остановить сейчас? Я правильно понял все безумие твоего плана?

Эшбери кивнул.

— Я думал о том, какими могли быть Отрекшиеся, если бы ими управлял кто-нибудь другой. Кто-нибудь, кем движет не ненависть и не месть. Если бы нежить была порождением Тьмы, разве Свет откликался бы на наши молитвы? Но Свет приходит к нам, Годфри, значит, мы не стали демонами. Если бы кто-то другой, кто управлял Отрекшимися, хотя бы допускал мысль о переговорах, а не собирал бы сразу армию, возможно, все было бы иначе.

— Тебе будет сложно доказать, что ты не порождение демона, Эшбери. Особенно с такими планами.

— Но ты со мной? Ты понимаешь, о чем я?

Годфри долго молчал, затем по привычке глубоко вздохнул и скривился, когда ребра глухо, словно сушеные камыши, соприкоснулись друг с другом.

— Дай мне время, — сказал он. — Еще недавно я ненавидел воргенов и жил лишь желанием отомстить им. Затем мой король сам стал оборотнем, а волков объявил нашими четвероногими союзниками. Я считал, что нежить — это проклятое порождение чумы Плети. Пока не услышал от одного из них, кто был мне другом, что мы остаемся людьми даже после того, как наше прогнившее сердце сгрызли земляные черви. Сегодня я выдал планы короля, которому служил и верил с пеленок. Сегодня я не готов принимать ничью сторону, Эшбери. Дай мне хоть немного времени.

 

Глава 2. Нарушенная клятва.

Нещадно заливаемая ливнями объединенная армия Гилнеаса упрямо продвигалась к захваченной нежитью Столице. Союзники на помощь не спешили — Штормград по-прежнему хранил молчание.

Король Седогрив, отныне не скрываясь, ехал во главе в облике седого волка и, должно быть, впервые ощущал себя истинным правителем этих измученных земель. Опасения Дариуса Кроули не подтвердились — жители Гилнеаса остались верны даже королю-оборотню. Впрочем, лорд Кроули всячески содействовал манере изложения этой новости. О том, что именно король стал одним из первых оборотней в королевстве и что причастен к таким плачевным результатам, тщательно умалчивали.

За королем следовал принц Лиам, а замыкал шествие Кроули, тоже в волчьем облике, облаченный в новенький, только с иголочки серый камзол с золотой оторочкой на манжетах. Черная перевязь на правом глазу и вечная ухмылочка дополняли образ недавно назначенного главы дворянства.

Облаченные в камзолы, в сапожищах на задних лапах, с расчесанными хвостами, некоторые даже надушенные духами — теперь так выглядели еще недавно всеми презираемые оборотни. Их окружали руины городов, павших от натиска нежити, оборотней или пауков, походные палатки и размытые дороги, все меньше людей с чистой кровью и все больше оборотней, но неукоснительные манеры ничего не брало. Какой-то иной поворот судьбы требовался этим людям, чтобы избавиться от въевшейся в них чопорности.

С того дня, как армия Гилнеаса воссоединилась в Паучьем городке, Лорна Кроули лишилась своего места по правую руку от принца Лиама. Отец заставил ее переместиться в хвост колонны, к детям и женщинам, но так и не смог убедить сменить седло на повозку.

Там Лорна заметила, что женщины не кичились звериным началом так, как мужчины. Безумные, почти хищные взгляды из-под широкополых шляп, защищавших от дождя, говорили о том, что та или иная леди, не прибегая к холодному оружию, способна разорвать неудачливого ухажера на месте, но меняли облики дамы довольно редко. Оборотни лишили их семей — мужей и детей, — и причастность к роду убийц не грела их души. Да и двухметровые волки лучше смотрелись в перекованных доспехах, чем в кружевных платьях.

В замыкающем колонну хвосте редко размышляли о будущем Гилнеаса. Женщины знали, что армия кружит по лесам, собирая с окрестностей всех попавших под действие звериного проклятия людей и что, когда ряды гилнеасцев пополняться, их ждет бой за Столицу. Но ни одна из них не рвалась к обсуждению тактик и составлению боевых стратегий настолько сильно, как этого хотела Лорна Кроули, тащившаяся среди повозок-госпиталей, повозок рукодельниц, швей и поварих.

Требовать у новоиспеченного оборотня, главенствующего над дворянством Гилнеаса, хоть малейших уступок было бесполезно. Лорду Кроули льстил его новый титул, но он не хотел упускать возможности стать зятем будущего короля, и стать зятем официально, а не среди обозов и размытых полей. Ко всему прочему Лорна все еще была наказана за свое неразумное бегство из дома Годфри. Но единственное, что запрещалось ей за все провинности, это находиться наедине с Лиамом. Отец умел наказывать строптивую дочь.

Ей приходилось довольствоваться долгими многозначительными взглядами во время ужинов в королевском шатре. Из-за постоянной сырости медные кудри Лиама вились и непослушно спадали на глаза. Лорна накручивала на палец собственные локоны, не сводя с принца глаз, гипнотизируя его, словно удав кролика. В карих с золотыми крапинками глазах Лиама плясали огоньки трехглавых подсвечников, стоило ему лишь взглянуть в ее сторону. Раздавалось утробное рычание лорда Кроули, и дочь смирено принималась за жаркое из паучьего мяса.

В дневных переходах Лорну то и дело догоняли чумазые мальчишки и протягивали ей чахлые букетики цветущих сорняков. Лорна не понимала, как в безжизненных лесах Гилнеаса они умудрялись находить даже такие цветы. К всеобщей радости подрастающего поколения, она плела из них венки и раздавала детям. Мальчишки увязывались за Лиамом дюжинами. Вечерами принц учил детей стрелять из ружья, а утром Лорну опять заваливали мелкими полевыми цветами.

По тем картам, которые Лорне удавалось увидеть мельком у отца, она понимала, что гилнеасцы обошли Столицу южнее и теперь двигались к Кильской Гавани. Своего флота у Гилнеаса не было. Иногда Лорна Кроули не патриотично мечтала о том, как замечательно было бы вместе с Лиамом сесть на корабль и уплыть, куда глаза глядят. Гниющие леса, пронизанные липким туманом, так и не стали для Лорны тем, ради чего стоило прощаться с жизнью.

― Это наша земля! — зарычал отец, когда она поделилась с ними мыслями. Все чаще лорд Кроули предпочитал человеческому телу — волчье. Все чаще. ― Мы не отдадим ее трупам! Мы сильны как никогда. Воргены Гилнеаса еще покажут этому миру, на что способны! Мы не просто так кружим по лесам, Лорна, — хмуро отвечал он. — Хвала Свету, что друид научил нас укрощать звериное начало. К нам присоединились более трех сотен воргенов. И присоединятся еще столько же, когда мы прочешем леса вокруг Гавани.

― Как же подкрепление? — иногда спрашивала Лорна.

― Похоже, что Вариан так и не простил Седогриву его зодческих свершений, — хмуро отвечал отец.

Лорна немногое знала о короле Вариане, но с самого начала сомневалась в подкреплении. Это их земля, в этом ее отец прав. Зачем какому-то королю с другого конца света проливать кровь из-за чужого королевства?

В Кильской Гавани на фоне багрово-красного заката можно было разглядеть шпили Собора Света. Впереди темнели городские стены Столицы. Отступать было некуда. От решающего боя их отделяли считанные дни.

За мытьем и стрижкой репейников над дикими воргенами ночной эльф друид спешно проводил необходимые ритуалы. Той ночью не до конца освоившиеся новоиспеченные солдаты гилнеаской армии долго и протяжно выли на луну, отчего Лорне, крутившейся в постели, казалось, что ничего и не менялось. Волчий вой она ненавидела с детства.

Лорд Кроули не появлялся. Кажется, он совсем забыл о собственном предостережении не оставлять дочь одну, чтобы она не натворила глупостей. Лорна только и ждала удобного случая, чтобы натворить их как можно больше.

Безрезультатно прождав отца до поздней ночи, она выскользнула из палатки. Зарядивший с вечера дождь барабанной дробью бился о тенты, что позволило Лорне преодолеть лагерь незамеченной и юркнуть в шатер принца. Там она подкинула дров в жаровню, но по прошествии часа вновь укуталась в бесформенный плащ, который скинула в надежде на то, что принц вот-вот появится. Разомлев в удобном кресле у пылающего камина, она даже успела уснуть.

Едва заслышав голос Лиама, она тут же пришла в себя. Краем глаза заметила тлеющие угли и поняла, что прошло достаточно времени для того, чтобы не только принц, но и отец вернулся. Но отступать было бы глупо.

— Нет, спасибо. Обойдусь без ужина, — ответил Лиам, его спросили о чем-то еще, но Лорна не различила слов. — Еще несколько дней. Точно никто не знает.

Несколько дней, подумала Лорна. Значит, битва за Столицу все откладывается.

Лиам шагнул в палатку. И тихо выругался.

— Святой Свет, Лорна… — пробормотал Лиам. — Если бы я только знал, что ты здесь…

Впервые за долгое время они оказались наедине, и желание затопило и разум, и логику. Они вместе преодолели эти несколько шагов, кинулись в объятия друг друга.

Его мокрый плащ облепил ее тело, сковал движения. Волосы и одежда принца пропитались дымом табака, она прижималась к его телу, чтобы сохранить, унести с собой хотя бы его запах. Лорна хотела бы, но не могла прервать поцелуй, не могла остановиться, когда притянула Лиама ближе к огню, стянула с его плеч плащ.

— Он… убьет меня, — прошептал Лиам.

— Ты нужен моему отцу не меньше моего.

— Не уверен. Ты видела его зубы?

С тихим смехом она ослабила его воротник и, коснувшись шеи губами, легко укусила.

— Ну, что за семейка… — с наигранно тяжелым вздохом Лиам опустился в кресло, усадил ее к себе на колени.

— Твой отец был взбешен, когда узнал о твоем побеге, — услышала она. — Обвинил во всем меня. Сказал, что мне нельзя доверить его единственную дочь. И что война войной, а о чести забывать не стоит. Я обещал твоему отцу… Поклялся собственной жизнью, что не коснусь тебя до тех пор, пока под сводами Собора Света он сам не передаст мне твоей руки… Это не Собор Света, но ты в моих объятиях. А я не железный, Лорна.

Она провела рукой по медным волосам принца, откидывая непослушные пряди. Аккуратно поцеловала в лоб, нос, коснулась губ. Отстранилась с озадаченным видом и спросила:

— А меня ты прежде, чем мы встретимся в Соборе Света, ни о чем спросить не хочешь?

— А ты разве не согласна? — растерялся Лиам.

Она со смехом вновь наклонилась к нему, позволяя его губам скользнуть вдоль ее шеи.

— Когда ты уходил, мой отец все еще оставался у короля? — спросила она с улыбкой, от которой у Лиама вскипела кровь.

— Еще одна провокация в ответ на исповедь. Леди, вы ходите по краю пропасти. Нет. Расскажи мне лучше, где ты пропадала после того, как сбежала от Годфри. Я спрашивал твоего отца, но он сказал, что ты всего лишь заблудилась в лесу. Неужели так?

— Сейчас? Ты хочешь говорить об этом сейчас?

— Собор Света, — пробормотал Лиам, чувствуя, как ее поцелуи становятся все более настойчивыми, — помни о Соборе Света… Если хочешь застать меня в живых к тому времени.

Лорна выдохнула и отстранилась.

— Поверь, мне и рассказывать-то нечего. Я сбилась с пути из-за бури. Если бы не это, я бы в ту же ночь вернулась в город и спокойно дождалась бы твоего прибытия.

— Буря успокоилась на следующее же утро, — заметил Лиам.

— Верно, — медленно согласилась Лорна. — Но пока я разобралась, куда идти и в какой стороне оставила Паучий городок…

— Тебе кто-то помог, но ты не хочешь говорить, кто. Я прав? Кто же? Отрекшийся? Ворген?

— Всего лишь орк.

— Час от часу не легче. И что же? Он нашел тебя плачущую в чаще и отвел за ручку домой?

— Это были сбежавшие заключенные, Лиам. В ту ночь на конвой напали воргены, а из-за непогоды стражникам мало кого удалось вернуть обратно. Они помогли мне, поэтому я помогла им.

— Они?

— Еще гном. Очень мстительный гном. Он требовал, чтобы мой отец поспособствовал его встрече с королем Седогривом. Я сказала, что лорд Кроули погиб и что Седогрив, вероятно, тоже, так как принц Лиам уже давно не получал от него никаких вестей. Прости, я же не могла рассказать ему всей правды. Тогда орк показал гному кукиш, развязал меня и предложил защиту от кровожадных коротышек.

— Лорна, может, ты провела эти дни в беспамятстве, в шоке? Орк и гном? Зачем какому-то гному встречаться с королем?

— Не знаю, Лиам. Именно поэтому я и рассказала своему отцу лишь то, что не сразу нашла дорогу обратно, опустив лишние подробности.

— Ты сказала, что ты им помогла? Как?

Лиам вздрогнул от неожиданности, когда пальчики Лорны коснулись его груди под рубашкой. Во время разговора она ненавязчиво расстегнула пуговицы его жилета.

— Орк спрашивал о лагере нежити, — с невозмутимым видом ответила Лорна. — Я указала ему направление. Потом мы разминулись, они оба направились своей дорогой, я вернулась в город, который стоял на ушах из-за возвращения моего отца. Найти его самого не составило никакого труда.

Руки Лорны не останавливались ни на минуту.

— Надо же, — прерывисто ответил Лиам. — Даже представить себе не могу орка, говорящего на всеобщем.

— Не удивительно, — отозвалась Лорна, выгибаясь. — Меньше всего твое воображение сейчас должны занимать орки.

— Собор Света...

— Я помню. Высокий такой...

Одним движением Лорна стянула с себя рубаху. Корсета на ней не было. Пламя камина придало ее обнаженной коже бронзовый оттенок.

Какое-то мгновение Лиам смотрел на нее, не отрывая глаз.

Потом сдался.

Она растворилась в его объятиях и поцелуях. Казалось, никого, кроме них двоих, в этом мире больше не существует. Войны, армии, ходячие мертвецы, безумные драконы — все должны были, просто обязаны были затаиться и ждать, пока они насладятся тем, что все еще живы, что любят друг друга, несмотря ни на что и вопреки всему.

Где-то за палаткой, в том мире, что для них двоих больше не существовал, разрастался волчий вой, множа голоса, распространяясь, словно пламя, по сухой траве.

— Будь прокляты эти волки, — прошептала Лорна сухими губами, чувствуя, что Лиам перенес ее на отгороженную ширмой постель.

— Сейчас узнаю, что происходит, — ответил принц, легко поцеловав ее в губы.

Подобрав с пола плащ, Лиам шагнул обратно под дождь. Лорна заметила, что вместо своего, он прихватил ее плащ, но было уже поздно. Дождь все так же стучался извне, а раскаты далекого грома не могли заглушить волчий вой. Сколько ночей Лорна провела вот так, слушая дождь и волков? Сколько таких ночей будет еще?

Подушки Лиама тоже пропахли табаком. Ей казалось, будто бы он все еще рядом.

Лорна уснула.

* * *

Солдат еле держался на ногах. Безумные глаза таращились на лорда Кроули, а нижняя губа дрожала.

— Н-нежить появилась бесшумно… Волки даже не успели почувствовать их вони… Они убили всех. Только меня — оставили в живых…Чтобы я передал… Передал лорду Кроули…

— Говори же! — рявкнул Кроули.

— Передал п-привет, — заикаясь, выдавил солдат.

Седогрив с шумом выдохнул.

— Ты видел его, солдат? — спросил король. — Того, кто просил тебя об этом?

— Н-нет… Только слышал голос. Так скрипят груженные телеги… Это не человеческий голос. Он приказал забрать с собой тела убитых… Только я остался… Зачем им мертвые? Зачем они забрали их с собой?!

— Помогите ему, — обратился Седогрив к конвою.

Дрожащего солдата увели. Король и Дариус Кроули остались наедине.

— Годфри, — скрипнул зубами Кроули. — Мы так и не нашли его тела.

Седогрив пожал плечами.

— Знаю, что у тебя руки чесались вбить последний гвоздь в крышку его гроба, — ответил король, — но в том заливе сильное и непредсказуемое течение. Мы могли не найти его тела именно по этой причине.

— Эшбери, Вальден, Майс, — перебирал в памяти Кроули. — Чьи еще трупы служат эльфийской стерве?

Седогрив перечислил еще с десяток фамилий.

— Без толку гадать, Кроули. Мертвая стерва не пропустила ни одного кладбища — половина Гилнеаса теперь служит ей. В том числе и те, кто погиб в поднятом тобою мятеже. Думаешь, они питают к тебе нежные чувства? Ты нажил достаточно врагов, Кроули, и не только Годфри, восстань он из мертвых, мечтал бы перерезать тебе глотку.

— Нам нужно изменить тактику, — не сдавался Кроули. — Годфри знал слишком многое.

— Он не знал о воргенах в наших рядах.

— Очнись, Генн! Если бы он нырнул с маяка, так и не узнав, что его король оборотень, тогда, возможно, его не стоило бы опасаться. Но он узнал достаточно! От нас же самих.

— Мы с тобой всячески выставляли на показ проклятые волчьи хвосты, — отрезал Седогрив. — Любой мог донести об этом некромантке.

В палатку вошел закутанный в плащ по самый подбородок принц. Седогрив покачал головой. Кроули сморщился.

— Час от часу не легче, — прорычал он.

— Это самый глупый поступок, который ты мог совершить, Лиам, — отозвался король.

— Я бы и за милю учуял, — повел носом Кроули. — Ваше высочество, как же так? Мы ведь договаривались, чтобы вы держались от моей дочери как можно дальше. Или я неясно выразился, когда сказал, что оторву вам голову голыми руками?

— Я поклялся собственной жизнью, лорд Кроули, — отозвался Лиам, — когда Столица вновь станет нашей, я сделаю Лорне предложение.

Кроули рассеяно кивнул. Приводить в исполнение свои угрозы он не собирался. По крайней мере, сегодня. Его ум целиком занимало грядущее сражение. На то, чтобы изменить целиком тактики, времени не было, и этот факт беспокоил лорда Кроули больше всего.

Так же хорошо, как и сладкие духи Лорны, которыми Лиам пропах буквально насквозь, его нюх ощущал в происходящем отчетливый запашок предательства. И он должен был убедить Седогрива принять хоть какие-нибудь меры.

Что касается детей…

— Идите, ваше высочество, — сказал Кроули принцу. — Не заставляйте мою дочь ждать. Я сделаю все, чтобы освободить для вас Собор Света. И чем быстрее, тем лучше!

* * *

Лорну вновь окружал изумрудный мир. Как метко пущенная стрела, мерзкий холодный ужас пробил ее сердце насквозь. Ноги сами вели ее в болотно-зеленые дали. Из глаз катились слезы. Стены Столицы тонули в клубах зеленого тумана. Булыжники на мостовой было не разглядеть из-за переплетенных тел погибших. В онемевших руках солдаты все еще сжимали оружие, в распахнутых пастях воргенов застыл прерванный вой. Смерть безраздельно правила в королевстве Гилнеас. Мертвые руки будто тянули ее за подол юбки, стараясь остановить, но она все равно шла вперед.

Перед ней высился Собор Света.

Трупы людей и оборотней с неестественно вывернутыми конечностями, с вывалившимися наружу внутренностями лежали вдоль церковного прохода. Когда она вошла, они обернули к ней пустые глазницы. Зеленое пламя свечей разгорелось ярче.

Лорна медленно шла между колоннами Собора. Изуродованные смертью лица поворачивались следом. Она заметила, что ее платье, в отличие от всего, что окружало ее, не было зеленым. Ее белое платье было в крови. Чужой крови. Но Лорна Кроули шла вперед, к алтарю, возле которого ее ждал мужчина с медными волосами. Он протягивал к ней свои руки.

И он был мертв. Как и все в этом городе.

Слишком близко. Она остановилась слишком близко к нему. Пепельно-серые руки Лиама сжали ее в тисках объятий, холодные губы накрыли ее губы. Лорна вырывалась, осыпая ударами грудь и плечи Лиама.

Его поцелуй не позволял набрать воздух. Еще мгновение. Последнее. Лиам отпустил ее, когда в глазах Лорны потемнело. Виски сдавило.

— Теперь ты моя жена, — произнес принц мертвого королевства.

Ее тело рухнуло к его ногам.

* * *

Не до конца проснувшись, только ощутив прикосновение его губ, она оттолкнула от себя Лиама обеими руками. Принц отпрянул. Лорна металась по залитой слезами подушке, отбиваясь от невидимого кошмара.

Лиам схватил девушку за плечи.

— Лорна, это сон, всего лишь сон! Открой глаза!

По ее щекам все еще текли слезы, когда она распахнула полные ужаса глаза. Увидев принца, она всхлипнула. Лиам притянул ее к себе, ощутил бившую ее дрожь.

— Лиам… Лиам… — всхлипывая, повторяла Лорна.

— Опять? — тихо спросил он. — Все те же зеленые кошмары?

Она кивнула.

— Но теперь я видела Собор Света… Я шла к тебе на встречу, знаешь, как будто это свадьба, но… все гости были мертвы. А ты… — она вконец разрыдалась.

Лиам обнял ее.

— Ты сказал, что поклялся моему отцу… поклялся своей жизнью не касаться меня, пока мы не вернемся в Столицу. Лиам, ты ведь нарушил обещание… И теперь твоя жизнь…

— Кроули мог бы убить меня прямо сегодня. Я тоже дурак, совсем забыл об их волчьем нюхе. Да еще и явился к ним в твоем плаще.

— Нет, Лиам. Со мной отец тоже говорил очень серьезно. И не один раз. Но я не клялась собственной жизнью! — сверкнула она глазами. — Не позволила решать все за меня! После твоих обещаний и этого сна я и близко не подойдут к Собору. Пусть отец имеет дело со мной, посмотрим, чья возьмет.

— Лорна, хочешь ты этого или нет, но лорд Кроули прав. Будущая королева достойна свадьбы только в Соборе Света. Представь, каким радостным событием она станет для этих земель после окончания войны.

— Ты все еще веришь в то, что эта война когда-нибудь кончится? — покачала головой Лорна. — И к тому же нашей победой? Ты и впрямь слишком часто общался с моим отцом. Воргены не спасут эти земли, Лиам. Если мы не покинем Гилнеас, то мы обречены. Ни одни молодожены больше никогда не сойдут со ступеней Собора Света, нет, Лиам. Даже нам это не под силу. Свет давно оставил эти земли. Я чувствую это. Смерть сильнее, и она не на нашей стороне. Я не могу избавиться от ощущения, противного, мерзкого до ужаса, что эти мои зеленые кошмары… Что они правдивы. Просто они где-то затаились и ждут момента, чтобы ударить.

Он прижал ее к себе настолько крепко, насколько смог. Но Лорна освободилась из его объятий, стала одеваться.

— Что ты делаешь? — спросил Лиам.

Она накинула плащ и протянула принцу руку.

— Пойдем.

— Куда?

— Пойдем со мной, Лиам.

Лагерь видел седьмой сон. Затянутый тучами горизонт едва заметно светлел. В шатре короля Седогрива все еще горели свечи. Лорна свернула и вывела их к небольшой палатке. Походной церкви.

— Ты сума сошла, — прошептал Лиам.

— Я не войду в Собор, — повторила она. — Если хочешь, можешь это проверить. Но я советую поверить мне на слово. Главное для отца, чтобы я стала твоей женой. Из-за меня ты нарушил данную клятву. Поэтому я должна стать ею как можно быстрее.

Лиам притянул ее ближе.

— Не стоит будить капеллана только ради этого, Лорна, — ответил он. — Чтобы назвать тебя своей женой, мне не нужны посредники. Свет давно благословили наш брак. Как и твой отец. Поверь, если Кроули не растерзал меня сегодня, то мне уже ничего не грозит. Только оказаться у алтаря в одиночестве.

— Лиам, пожалуйста. Хоть раз доверься моим снам.

— Собор Света станет и моим кошмаром, Лорна. Ты этого хочешь?

Она уткнулась в его плечо. Лиам почувствовал, что она вновь плачет.

— Я приду…

— Что? Повтори громче, я не расслышал.

— Я не оставлю тебя одного у алтаря, будь ты …. — ее голос дрогнул. — Да хранит тебя Свет, Лиам, — прошептала она.

Не прерывая поцелуя, он подхватил ее на руки. Лагерь спал. В пустом розовеющем небе лишь далекие шпили Собора Света стали немыми свидетелями этой клятвы.

 

Глава 3. Новая Бронзовая гора.

Идущий рядом с Тарионом Хейдив-Ли обернулся, а потом тихо пробормотал:

— Думаю, пора устроить привал, — и добавил громче: — Останавливаемся вон на той поляне, возле трех осин.

Пандарены опустили наземь доверху наполненные травами корзины. Сегодня отряд двигался куда медленнее, чем обычно. Хейдиву часто приходилось делать остановки, чтобы великовозрастный пандарен Кейган-Лу мог передохнуть. Седого пандарена не обременяли корзины, с ним был лишь его неизменный, ничем не украшенный, деревянный посох, на который он опирался при ходьбе. Чем дольше они шли, тем сильнее впивались его когти в мягкую древесину круглого набалдашника. Хейдив вовремя подмечал эту особенность и объявлял привал.

Аспект Времени Ноздорму спас пандаренов из уничтоженного Древними Богами Азерота и скрыл их в Безвременье. Для проживающих в Пандарии годы не имели власти, но лишь Кейган-Лу дожил до этих дней. Другие великовозрастные пандарены, сбежавшие вместе с ним из Азерота и давшие жизнь тем пандаренам, что сейчас населяли остров, погибли в схватках с детьми моря, как черно-белые медведи называли мирмидонов, невесть как нашедших дорогу в Пандарию. Кейган-Лу рассказывал, что лишь после этого Ноздорму полностью сокрыл их остров в Безвременье. Предполагаемый возраст Кейгана-Лу, как и его рассказ, сильно впечатлили мальчика. Тарион часто вспоминал тот вечер, когда седой пандарен рассказал его маме о гибели Азерота и о том, как для всего мира Ноздорму повернул время вспять. К сожалению, впредь Кейган-Лу редко возвращался к этой теме в присутствии Тариона.

Седой пандарен последним достиг привала и тяжело опустился на поваленное бревно. Своеобразное бессмертие не наделило пандарена вечной молодостью, он по-прежнему старел, только очень-очень медленно.

— Я заметил неподалеку тысячелистник и магорозу, — обратился Кейган-Лу к пандаренам. — На осинах позади нас растут древесные грибы, пусть ими займется Тарион. Возле них заросли папоротника, пусть двое нарвут его листья. Если увидите небольшие светло-желтые бутоны, сложите отдельно. Цветы папоротника годятся как в пищу, так и для целительства. У подножия соснового бора, что мы миновали, растет невзрачное с виду растение, с пожухлыми листьями. Мне нужны его корни, откопайте всё, что найдёте.

Тарион покосился на заплечные сумки и плетёные корзины, заполненные кореньями, травами, цветами, редкими фруктами и даже шишками. За этот поход они уже собрали вдвое больше, чем за прошлые, а ведь сейчас они просто обходили леса вокруг лагеря. По лицам остальных пандаренов Тарион давно заметил, с каким удивлением они взирали на сегодняшнюю добычу. Вчера один из травников пожаловался Хейдиву в присутствии Кейгана-Лу, что леса вокруг лагеря совсем опустели и им нужно расширить зону поисков. Седой пандарен задумчиво оглядел травника и выразил свое желание лично осмотреть леса завтра.

Пандарены уже разбились на группы и стали расходиться, когда Кейган-Лу обратился к нему:

— Тарион, подойди ко мне. После того, как вы закончите с древесными грибами, поднимись над лесом и посмотри, нет ли где дерева с большими, широкими листьями ярко-зеленого цвета. Дерево может быть высоким, а может — размером с небольшой куст, тогда у него листья будут не такими крупными. Но в обоих случаях на листьях будут несколько желтых прожилок, как будто кто-то мазнул кисточкой. И такого же цвета точки…

— Как будто краску разбрызгали, — закончил за него Хейдив-Ли. — Кейган-Лу, ведь вы описываете дерево венке!

Краем глаза Тарион заметил, как другие травники опустили корзины на землю и во все глаза уставились на седого пандарена.

— Да, это венке, — спокойно ответил тот. — К сожалению, большинство деревьев венке росли на Бронзовой горе и теперь вместе с ней сгинули в Пустоту. Вряд ли мальчику удастся заметить хотя бы одно из них, но вдруг ему повезет?

— Тарион, если ты заметишь венке, ни в коем случае не касайся его. Только запомни, в какой части леса оно растет, остальное мы сделаем сами.

— Правильно, Хейдив, — с одобрением кивнул Кейган-Лу. — Сейчас немногие помнят, как правильно собирать плоды венке. Если понадобится, я расскажу об этом вечером.

Кейган-Лу очень многое знал о растениях, и теперь Тарион немного стыдился мысли, что пандарен сильно задерживал их в пути.

— Пойдем, Тарион, — позвал его Хейдив-Ли. — И ты, Хайди, — кликнул он старшего сына. — Тарион посмотрит сверху на каких ветвях растут самые крупные грибы. Высматривай темно-коричневые шляпки, они маскируются под древесную кору. Потом расскажешь нам, куда лезть. Пока Хайди будет собирать грибы, можешь поискать венке.

Мальчик кивнул.

— Почему это венке такое особенное? — спросил он.

— Любая часть дерева венке очень ядовита — листья, плоды, корни. Даже капля древесного сока способна вызвать галлюцинации, сильнейшее отравление и привести к смерти. Тем не менее, в древности из его плодов пандарены готовили невероятное блюдо.

— Как же они его ели?!

— О, это был очень хитроумный способ приготовления. Вся опасность кроется в синильной кислоте, которая содержится в мякоти плода. Чтобы ее удалить, собранные плоды закапывали в смешанную с золой землю как минимум на двадцать дней, а лучше на вдвое больший срок. После этого семена в течение одной-двух недель вымачивали в пресной воде, при этом часто меняя воду. Наконец, десять минут варили, а потом вскрывали, чтобы убедиться в том, что мякоть вокруг косточки не заплесневела. Даже одно плохое семя могло испортить все блюдо.

Тарион хотел было спросить, зачем Кейгану-Лу понадобилось готовить подобное блюдо, но они почти дошли до осин и Хейдив вновь заговорил о древесных грибах, которые им предстояло собрать.

Не сбавляя шага, Тарион в одно мгновение перекинулся в дракона, с самодовольством отмечая, как расширились от удивления глаза Хайди. Молодому пандарену еще не доводилось видеть дракона настолько близко. Это было простым заданием, зоркость дракона позволила Тариону тут же подметить темные шляпки крупных грибов на верхних ветвях деревьев. Но как их удалось различить Кейгану-Лу?

Каждый раз, оказываясь в воздухе, Тарион поражался тому, как стремительно менялись знакомые очертания острова, как хищно и бесповоротно Пустота проглатывала зеленые макушки деревьев. Когда Время отвернулось от своего Аспекта, Пандарией овладела Пустота — непроницаемый, бесцветный туман, поглощающий все на своем пути. Вначале Пустота отобрала небо над их головами, затем принялась за сам остров. Пандаренам пришлось оставить свои круглые дома, но еще вчера Тарион видел их укрытые сушеными травами крыши. Сегодня Пустота стерла их с лица земли. Следом за Бронзовой горой Пустота забрала и жилища пандаренов. Нужно будет рассказать об этом Кейгану-Лу, после каждого полета седой пандарен расспрашивал Тариона о продвижениях Пустоты.

Тарион видел столбы дыма из лагеря, разбитого недалеко от серой ленты реки. Пустота еще не добралась до реки и водопада, но медленно обступала их с обеих сторон. Прежде, чем впасть в океан, река изгибалась дважды. Совсем недавно, покинув дома, они встали лагерем возле первого поворота. Сверху белая полоса морского берега и бескрайняя серость океана казались такими близкими, а сам остров почти крошечным.

Описав в небе круг, Тарион заметил среди ветвей соседнего дерева что-то овальное. Похоже, это пчелиный улей! Стоящая находка, пандарены очень любили мед.

Мальчик не мог сразу отправиться на поиски венке, для начала нужно было рассказать Хайди о расположении древесных грибов.

— Хейдив! — закричал Тарион, спустившись на землю. — Я заметил большой пчелиный улей позади осин! Возможно, нам понадобится помощь? Я могу слетать, позвать кого-нибудь, чтобы они помогли нам его…

Тарион осекся на полуслове. Отец и сын явно не обрадовались известию о найденном улье. Хмурый Хейдив рассеянно кивнул ему в ответ:

— Конечно, стоит позвать кого-то. Нужно развести костер и дымом выманить пчел наружу. Но мне лучше оставаться здесь, не так ли, Хайди?

Молодой пандарен ему не ответил, глядя в другую сторону. Тарион рассказал о грибах, хотя и казалось, что теперь до них никому нет дела. Надев заплечный мешок и выслушав Тариона, Хайди ловко вскарабкался на дерево. Все это время Хейдив не отрывал от него взгляда.

— Опять эта липа серебристая, — проворчал пандарен. — И нужно было ей появиться прямо сейчас, рядом с нами.

Тарион много слышал об этих необычных деревьях. В знак сотрудничества с Ноздорму, по всей Пандарии в определенное время года из-под земли в одночасье вырастали прекрасные тонкие деревца с длинными ветвями и мелкими серебристыми цветами на них. С этими деревьями был связан брачный обычай пандаренов и их любовь к меду. Влюбленные пандарены ждали, пока пчелы соберут нектар серебристых цветов. Нектар придавал медовым сотам особый, металлический отлив. Именно эти соты и добывали влюбленные пандарены, чтобы преподнести своим избранницам в знак вечной любви. Считалось, что получившая в подарок соту не могла ответить отказом на предложение руки и сердца.

Тарион покрутил головой и с удивлением обнаружил внезапно выросшее между двумя елями низкое, тонкое деревце, сплошь покрытое цветами. Тарион знал лишь, что Хайди влюблен и что он не однократно сбегал из дому в поисках серебристых сот для своей возлюбленной. По этой причине Хейдив и стал брать старшего сына с собой на вылазки, было ненадежно оставлять его одного в лагере. Но, похоже, Хейдив не учел особенность непредсказуемого появления лип.

Хайди умело перепрыгивал с ветви на ветку, и глядя на него, Хейдив немного успокоился. С дерева-то он, в конце концов, никуда не денется.

— Ты говорил, что видел улей? — наконец вспомнил пандарен. — Очень хорошая новость. Слетай на привал, возможно, кто-нибудь уже освободился, пусть займутся им. Мы пока тут задержимся. Хайди! — крикнул Хейдив. — Даже я снизу заметил, как ты пропустил целую гроздь слева. Не думай, что тебе удастся спуститься на землю раньше, чем это дерево исчезнет! Иди, Тарион, иди.

Известие о найденном рядом с липой пчелином улье буквально взбудоражило пандаренов на привале. Неужели Тарион единственный среди травников, кто не охотится за серебристыми сотами? Впрочем, спокойный Кейган-Лу разом осадил пандаренов, раздав четкие указания, кому идти за хворостом, а кому из них придется лезть на дерево и сбивать улей. В такие моменты Тарион с сожалением отмечал, что ему до сих пор не подвластно в облике дракона огненное дыхание. Если бы он умел выдыхать пламя, вопрос с костром решился бы гораздо быстрее. А так они задержатся здесь до вечера.

— Тарион, ты искал венке? — спросил седой пандарен.

— Если честно, я заметил улей и… забыл обо всем остальном, — улыбнулся мальчик. — Я займусь этим сейчас. Кейган-Лу, есть еще кое-что, о чем я хотел рассказать вам. Пустота проглотила селение и все дома пандаренов.

С того дня, когда взяв с собой лишь самое необходимое, пандарены покинули свои хижины, Тарион замечал на их лицах невыносимую скорбь, лишь речь заходила об оставленном селении. По его личному мнению, дела пандаренов обстояли не так плохо, как им казалось. У пандаренов еще оставался целый остров, только им принадлежавшая Пандария. Для Тариона, например, в целом Азероте не нашлось даже крошечного места, к которому он был бы привязан, которое мог бы назвать родиной, не говоря о собственном доме. Но что-то ему подсказывало, что эти слова мало похожи на утешение, а потому Тарион предпочитал помалкивать.

После его слов воцарилось молчание. Когти седого пандарена прочертили глубокие борозды на набалдашнике посоха.

— Что ж, — сказал Кейган-Лу, — рано или поздно это должно было произойти. Отныне нам некуда возвращаться. Остается только идти вперед. Отправляйся, поищи венке, Тарион. А мы займемся медом.

* * *

Черный дракон летел зигзагами, то взмывая ввысь, отчего замирало сердце, то почти касаясь крыльями земли, высматривая похожие по описанию Кейгана-Лу листья. Присматриваясь, он не замечал ярких прожилок или точек, значит, это не были деревья венке. Всецело отдаваясь полету, Тарион обычно вспоминал то, о чем в обычные моменты предпочитал не думать вовсе.

Частенько из-под полуопущенных ресниц при слабом отблеске костра Тарион глядел на свою неожиданно обретенную маму, белокурую волшебницу, которая упорно шептала разные заклинания. В прошлом он лишь мельком видел ее — когда она, задумчивая, провожала взглядом отдалявшийся причал тераморского порта. Покровы беззвездной ночи отлично скрывали застывшего в небе черного дракона. Сейчас Джайна казалась еще более хрупкой, чем тогда, на корабле, уносящим на встречу с черным драконом. Ее светлые волосы теперь едва касались плеч, и некоторые непослушные короткие локоны, вопреки всем стараниями Джайны избежать этого, все равно вились, что, по мнению Тариона, только наделяло ее дополнительным очарованием.

Сколько не пытался, Тарион не мог представить ее рядом с Разрушителем Миров. В голове не укладывалось, как к тому, кто сеял одну лишь смерть, можно было испытывать нечто, столь отличное от ненависти.

Первое, что пришло на ум угодившего в прошлое Тариона, была судьба Джайны. Особенно, когда узнал, что пост советницы леди Праудмур занимала могущественная из волшебниц. До сих пор Тарион упорно считал эту встречу счастливой для всех троих, хотя Эгвин, возможно, уже погибла, а их с мамой жизни могли оборваться в любой момент.

Как тогда выразилась Эгвин? «Никому не позволено так вольно обращаться со Временем, кроме его Аспекта». А еще она сказала, что безрассудство и жестокость достались ему от отца в наследство и ему нужно научиться бороться с этими качествами. Ну, на счет жесткости он мог бы поспорить, а безрассудства ему точно было не занимать.

Сделав все необходимое для спасения Джайны, Тарион решил не откладывать дело в дальний ящик и перешел ко второму пункту — спасению отца, которое предрекал ему Аспект Времени. Для чего и отправился прямиком в Грим-Батол, неприступную горную крепость. Тариону до сих пор стыдился этого решения, и даже Джайне он не раскрыл всех подробностей их с Ноздорму встречи. Во-первых, Смертокрыла в Грим-Батоле не было. А во-вторых, Тарион всерьез решил вступить в ряды Культа Сумеречного Молота, чем несказанно повеселил Аспекта Времени. Мальчик денно и нощно изучал трактаты последователей Древних Богов и с гордостью носил фиолетовый плащ послушника, пока Ноздорму не остановил это безумие, обозвав его идиотом.

А потом что-то произошло. Тарион так и не узнал, какое событие побудило Аспекта Времени вскочить посреди ночи со словами, что самонадеянность Тариона все-таки изменила будущее и необходимо это срочно исправить. Вместе с Ноздорму они покинули Грим-Батол. Молодой дракон спросил его:

— Куда?

Аспект Времени ответил:

— Ты — никуда.

Точнее и не скажешь. Очутившись в сокрытой в Безвременье Пандарии, Тарион решил, что это очередная шутка Ноздорму. И несмотря ни на что, до сих пор надеялся, что оказался на острове не потому, что Аспект Времени слабел и терял управление временными нитями, хотя Джайна и Кейган-Лу склонялись именно к такой версии. Мальчик отказывался верить, что его присутствие в Пандарии просто ошибка.

Решив лихо изменить судьбы родителей, Тарион не сразу задумался о последствиях этих изменений в собственной судьбе. Если Кейган-Лу прав, то растерявший силы Ноздорму попросту не справился со всем, что нагородил Тарион. А если был прав Тарион, то его появление в Пандарии не случайно и должно поспособствовать предначертанному.

Но время шло. Пустота только укрепляла свои позиции, подгоняя пандаренов к морскому берегу, а Тарион начинал разбираться в растениях Пандарии не хуже травников.

Слишком мало времени бронзовый дракон пробыл в роли его наставника. Например, Ноздорму так и не нашел объяснений тому, что на зов, обращенный к земле, Тариону могла ответить любая другая стихия, в стократ усилив его просьбу. Несомненно, такая неосведомленность Ноздорму только добавляло очков теории Кейгана-Лу.

А ведь оказавшись в Пандарии, он еще не пробовал обращаться к стихиям. А если рискнуть?...

Осмотревшись, Тарион подметил небольшую поляну меж деревьев и приземлился. Он немного побаивался и не знал, с чего начинать. Каждое его обращение к стихиям заканчивалось неминуемыми мини-катаклизмами, и сейчас стоило тщательнее подумать, какая из стихий менее опасна. Рядом не было Ноздорму, да и на чью-либо помощь рассчитывать не приходилось.

При взгляде на пропитанные смолой сухие ели Тарион сразу отказался от обращения к огню. Не хватало еще спалить Пандарию раньше отведенного ей срока. Морской берег или река были далеко от этой поляны, поэтому от сотрудничества с водой тоже стоило отказаться. Оставалась земля. Родная стихия черного дракона, которая, впрочем, слушалась его так же плохо, как и остальные четыре.

Как же Ноздому учил его? «Сделай так, чтобы скала выросла над водой!». Правда, тогда вместе с бронзовым драконом они были в затопленных после Катаклизма Тысячи иглах, поэтому Ноздорму говорил о воде. Как и многие другие, Тарион с треском провалил это задание.

По привычке он принялся жестикулировать, пока не вспомнил слова Ноздорму. Стараясь добиться желаемого, Аспектам не нужно махать руками, словно они отгоняют мух, сказал тогда Ноздорму. Хорошо, обойдемся без рук. Молодой дракон закрыл глаза. В его воображении нашлась одна-единственная гора — огромная Бронзовая, занимавшая весь юг Пандарии, а теперь скрытая Пустотой. Недолго думая, Тарион и представил Бронзовую гору посреди поляны, на которой стоял.

Землетрясения не заставили себя ждать. Для рождения такой махины земле Пандарии требуется приложить немало усилий, с запоздание понял Тарион. Земля под ногами выпускала столбы сухой пыли, зигзагообразные трещины росли и расширялись. Похоже, эксперимент вряд ли останется тайной.

Дракон взмыл в воздух. Крупная дрожь била сухие ели, кратер в середине поляны все увеличивался в размерах. Вековые стволы с ужасающим треском вырывало с корнем и уносило в центр. Во всем происходящем была и хорошая сторона — не оставалось сомнений, что стихия ответила Тариону. И на этот раз ответила не разрушениями, послушная стихия воздвигала на его глазах точную копию Бронзовой горы, сгинувшей в туманах Безвременья.

То-то пандарены удивятся.

Вместе с растущим из ниоткуда горным массивом восторженный Тарион поднимался все выше в украденные Пустотой небеса. Землетрясения не прекращались. Огромные куски породы срывались с горных склонов, но Тарион не думал о том, что находиться в такой близости к обвалам опасно. Он играючи уворачивался от камнепадов, пока на своем пути неожиданно не повстречал дерево. Ветви захрустели, как ломающиеся кости. Сосна, как ощетинившийся дикобраз, осыпала наглеца иголками и, будто гигантская рогатка, отшвырнула так и не вышедшего из пике дракона в небо.

Проделав несколько мертвых петель подряд, Тарион перестал понимать, в какой стороне искать спасительную землю. Его обступала Пустота. Он не ощущал времени и не понимал, с чем борется. Какие понятия применимы к тому, что само по себе ничто? Наконец, он приметил уходивший в Пустоту заснеженный пик Бронзовой горы и устремился прямиком к нему. Приземлившись, Тарион сменил облик. Воздух был разряжен, и он никак не мог отдышаться. Кружилась голова. Возможно, чистокровному дракону была бы нипочем любая высота, но он оставался наполовину человеком. И хотя в облике дракона спуск был бы быстрее, он стал спускаться так. Когда-то давно он уже мчался по верхушкам гор. Не зная страха высоты, он добрался до крепости Грим-Батол тем путем, который не ведал ни один смертный во всем Азероте. И уж точно никто из Культа Сумеречного Молота не ожидал, что кто-то сможет добраться до их недоступной и защищенной со всех сторон крепости, шагая по пикам Сумеречных гор.

Туманные обрывки Пустоты, застилая взгляд, струились вдоль сотрясавшейся в конвульсиях горы. Чтобы не угодить ногой в расщелину, Тарион прыгнул, но туман скрыл истинное расстояние. Мальчик покатился кубарем. Прежде, чем поток острых камней утянул его за собой, он успел ухватиться за небольшой кустарник. Тарион подтянулся за ветви растения и сел. Перед ним простиралась Пандария. Даже лишенный солнечного света пейзаж завораживал, будто он видел его впервые. Но ведь так оно и было! Он впервые видел остров сверху в облике человека, а не дракона!

Кожа на руках саднила, а пальцы были изодраны до крови. Тарион опустил глаза и заметил, что все еще сжимает в ладонях оторванные листья… ярко-зеленого цвета. С желтыми прожилками посередине, будто кто-то мазнул кисточкой. И такого же цвета точками.

Венке.

Он не только нашел его, он вырастил целую гору, на которой во всей Пандарии росло это растение. Ядовитое растение, которого ни в коем случае нельзя было касаться. На листьях была кровь.

Как в тумане он оглядел израненные ладони. Почти наяву услышал голос Ноздорму:

— Ох, идиот!…

И в то же мгновение его будто разорвало на мельчайшие кусочки, хотя он и оставался единым. Он ощущал себя в каждом уголке Азерота, хотя не покидал своего места. Чувствовал биение сердец всех живых существ и оплакивал огненными слезами их смерти. Рассеялись десятки терзавших его вопросов, на которые Тарион постоянно искал и не находил ответы. Отчего-то казалось, что именно там, в лишенном времени, света, цвета и самой жизни пространстве, он способен наконец-то вершить предначертанное ему.

* * *

Джайна Праудмур заворожено наблюдала, как белый береговой песок с каждой новой волной затягивает ее ступни все глубже и глубже. Она вздохнула, но так и не ощутила того неповторимого вкуса соли и водорослей. Сначала Пустота лишила хвойные леса Пандарии их неповторимого аромата, теперь настал черед моря. Казалось, остров угодил в сети гигантского безжалостного паука и тот без устали плел липкую паутину, покрывая ею сосновые леса, шумящие воды реки, и не было никакого спасения от этого гибельного кокона. Вечные сумерки Пустоты поглощали сокрытый в Безвременье остров вместе со всем его населением — пандаренами, черным драконом и волшебницей, которую в Азероте давно считали погибшей.

Джайна оглянулась в сторону леса, где среди сосен мелькали черно-белые спины пандаренов. Опасаясь мирмидонов, пандарены никогда не приближались к морскому берегу. Мирные медведи не знали других врагов, и поплатились за это многими жизнями в первые годы изгнания. Только после этой трагедии Ноздорму окончательно сокрыл остров от любого создания Азерота в туманах Безвременья. Пандарены под началом Кейгана-Лу трудились, не покладая лап. Двое рыли глубокую яму, третий разводил костер. Еще несколько пандаренов собирали в лесу поленья. Великовозрастный пандарен тоже не сидел без дела. Впрочем, после случая с Тарионом и полученной от Джайны взбучки, он вряд ли позволил бы кому-то другому отбирать и осматривать злополучные плоды венке, собранные травниками на Новой Бронзовой горе. От магической помощи по разведению огня Кейган-Лу отказался.

— Во всем, что касается венке, мы не должны отступать ни на шаг от древних традиций первых пандаренов, — сказал он. — Помогите нам с защитой от детей моря, леди Джайна. Так вы внесете свой вклад в это важное дело.

Джайну так и подмывало спросить, не смущает ли древние традиции отнюдь не естественная природа появления Новой Бронзовой горы? Но ей удалось сдержаться.

О, как же ей недоставало мирмидонов в такие минуты! После пребывания Джайны в Зин-Азшари мирмидоны олицетворяли все те воспоминания, которые она тщетно гнала от себя прочь. В Пандарии ей хватало забот и без любовных переживаний.

Долгими серыми ночами, пока пандарены спали в сооруженных из сосновых лап шалашах, Джайна пробовала все известные ей способы перемещения в пространстве.

Сотворенные порталы менее чем за секунду сужались до единственной голубоватой точки, чтобы тот же миг взорваться столпом искр. От мгновенного волшебного передвижения, когда, мигнув, волшебница исчезала там, где стояла, и появлялась на другой стороне поляны, осталась только вспышка. Джайна искрила, как елка на Зимний Покров, но не сдвигалась с места. Не срабатывало даже заклинание замедленного падения, известное любому чародею Азерота. Хвала Свету, что проверяя их, Джайна отделалась лишь несколькими ушибами и лишний раз убедилась, что подобными экспериментами лучше заниматься ночью и без сторонних наблюдателей. Раздосадованная неудачами волшебница обычно отправлялась на берег моря. Слуги королевы Азшары были ее единственной отдушиной и возможностью выпустить пар. Чтобы испепелить с десяток двухметровых змей, у Джайны всегда находились и силы, и желание. Только после этого, уставшая донельзя, она на несколько часов проваливалась в сны без сновидений, чтобы на следующий день проверить очередной десяток из сотни других изученных в университетах Даларана заклинаний. Когда-то она решила, что посвятит магии жизнь, но по иронии судьбы ситуации, в которых волшебство в вопросах жизни и смерти оказывалось бесполезным, возникали все чаще.

А вот не связанное с перемещениями волшебство работало с лихвой. Способности Джайны значительно выросли благодаря чарам, переданными ей бывшей хранительницей Тирисфаля. Вместо одного волшебного круассана появлялись сразу десять. Джайна едва не испепелила остаток пандарийских лесов, когда вместо одной огненной стрелы на деревья обрушился ливень из огненных метеоров. Вовремя призванная армия водяных прислужников спасла остров.

Все это наводило Джайну на безутешные мысли, что магия перемещения тесно переплеталась с самим Временем, и именно эта связь позволяла волшебникам управлять простейшими временными потоками — или замедляя, как с заклинанием падения, или ускоряя их течение. И в лишенном Времени пространстве не стоило рассчитывать на ее помощь.

Сегодняшние разговоры о древнем рецепте навели Джайну на мысль об одном заклинании, признанном Даларанской конвенцией магов, мягко говоря, небезопасным для самого заклинателя и запрещенным к изучению в университетах. Но никто не препятствовал любознательной ученице часами просиживать в библиотеке. В учебниках это заклинание не причислялось к школе перемещения, хотя и являлось таковым, поскольку вместо волшебной энергии использовало жизненные силы мага. Если основываться на теории о связи магии перемещения и Времени, оно вполне могло сработать в Пандарии. Создавая это заклинание, волшебник не обращалась к временным потокам, он как бы использовал собственные прожитые годы и те, что ему предстояло прожить, в обмен на телепортацию себя или небольшой группы. Нюанс состоял в том, что, пожалуй, никому, кроме Аспекта Времени, не было известно, сколько им отпущено. Как и маг, так и вся группа могли умереть сразу по прибытию, особенно если им предстояло преодолеть значительные расстояния.

Пожалуй, стоило поискать еще варианты.

Воспоминания о черном драконе находились под строгим запретом, но однажды в разговоре с Кейганом-Лу о разнице их миров Джайна, сама того не замечая, принялась рассказывать истории, которые ей довелось пережить. С каждым вечером слушателей становилось все больше. Взрослые и дети оставляли дела и спешили к волшебнице.

Джайна видела, что Тарион несколько отстранено слушал о спасении Великого Древа в Хиджале совместно с вождем орков Траллом, об изгнании демонов Хранительницей Тирисфаля магной Эгвин, хотя за то краткое перемещение в прошлое ему довелось повстречаться с ними обоими. Джайна не могла винить его в том, что судьбы Тралла и Эгвин не интересовали его так, как судьба Нелтариона.

Для вечерних рассказов волшебница выбирала истории со счастливым концом, в их положении и без того хватало трагедии. Она рассказала о построенном нагами на дне Великого моря королевстве Зин-Азшари, усыпанном драгоценными камнями, про некогда прекрасную королеву Азшару и ее преображение. Сначала пандарены с небольшой охотой слушали о мирмидонах, но описываемые Джайной красоты Зин-Азшари никого не оставляли равнодушными. Большей популярностью пользовались рассказы о маленьких глубоководных существах — мурлоках. История о том, как мурлоки дали отпор самим мирмидонам, чтобы помочь Джайне сбежать из Зин-Азшари, каждый раз завершалась восторженными аплодисментами.

Джайна не готова была касаться других тем своего путешествия в миры Глубоководья, но замечала, как мрачнел Тарион, когда ее истории завершались успешно. Уж он-то знал, что настоящий финал выдался отнюдь не радужным, но сам никаких вопросов не задавал.

А через несколько дней он зачем-то воздвиг эту гигантскую гору, прозванную пандаренами Новой Бронзовой. Пандарены углядели в этом некий знак свыше, и Кейган-Лу отправился вместе с травниками собирать плоды венке.

Костер затух. Пандарены быстро управились и теперь выкладывали пирамиду из речных голышей, отмечая место плодового захоронения. Джайна вновь огляделась по сторонам — никого. Мирмидоны, похоже, исчезли так же внезапно, как и появились, и во всей Пандарии она одна умудрилась искренне расстроиться этому факту. А с обуревавшими ее чувствами придется справляться самостоятельно.

К ней медленно приближался седой пандарен. Кейган-Лу остановился в шагах пятидесяти от морского берега, ожидая, когда волшебница оставит море. Даже если все наги Азерота будут истреблены, великовозрастный пандарен и тогда не преодолеет страха перед морскими глубинами. Волшебница понимала его чувства, он остался единственным выжившим, кто помнил старый Азерот. Остальные населявшие остров пандарены родились в Безвременье.

— Мы закончили, леди Джайна, — сказал Кейган-Лу, когда она подошла. — Благодарю вас за помощь.

— Это не поможет. Я все еще злюсь на вас.

— Состояние Тариона не должно внушать вам опасений, с ним все будет в порядке.

— Если дело касается опасных и ядовитых растений, не стоит вообще прибегать к его помощи, Кейган-Лу. Этим должны заниматься знающие травники.

— При падении Тарион лишь оцарапал кожу листьями венке, это не опасно. Венке может быть очень опасным только в том случае, если отведать его неправильно приготовленные плоды.

— Те плоды, которые вы только что закопали в землю?

— Верно.

— И я подозреваю, что мы все равно от них не избавились?

— Нет. Это первая стадия в приготовлении венке. Для того чтобы избавиться от яда, плоды должны пролежать в смешанной с золой земле достаточно долго, примерно около полутора месяца.

— Зачем это вам, Кейган-Лу? Неужели нельзя обойтись без ядовитой пищи?

— Это я расскажу вам по дороге обратно. Вероятно, нам больше не стоит опасаться детей моря и остальные пандарены могут самостоятельно добраться до лагеря. А мы с вами пройдемся медленнее, если вы не возражаете?

Джайна кивнула, Кейган-Лу махнул пандаренам. Казалось, они только и ждали этого и тут же скрылись в лесу.

Кейган-Лу коснулся нижних ветвей ели, растущей вдоль морского берега. Сухие бурые иголки осыпались ему под ноги от легкого прикосновения.

— Обычно, в это время, мы собирали молодые побеги елей. Должно быть, вы никогда не пробовали свежую хвою, леди Джайна?

— Нет, не доводилось.

— Следом за елями цвели тысячелистники и появлялись ранние вишни. Мы собирали дикий чеснок и готовили салат из одуванчиков. Долгие годы леса Пандарии давали нам пропитание. Оглянитесь теперь. Наши травники собирают последний урожай этого леса. Без солнечного света и дождей растениям не выжить.

Немного меда, пива и высушенные букеты для проведения ритуалов — вот и все запасы пандаренов, с ними они и покинули навсегда свои жилища. Травники во главе с Кейганом-Лу и без того делали невозможное, находя все новые и новые растения, корешки и плоды, пригодные для пропитания. Кейган-Лу был прав, с каждым днем растений становилось все меньше, а стирающие мир туманы Безвременья приближались к реке и беглецам.

— Чтобы не умереть с голоду, будет достаточно и волшебной пищи, — сказала Джайна. — Не самые изысканные блюда, но минимум риска при максимальной пользе.

Кейган-Лу грустно улыбнулся, качая головой.

— Каждый день я благодарю Азаро-Ту за ваше присутствие, леди Джайна. Разумеется, с вашими способностями нам не грозит голод. Не думайте, что ваши попытки найти спасение собственными силами, применяя магию, остаются незамеченными. Лично я не перестаю удивляться тому количеству заклинаний, которые вам известны. Сейчас нам удается бежать от Пустоты, потому что нам есть куда бежать. Но Пандария — это остров. Представьте на мгновение, что тот день, которого все мы страшимся, наступил и в этом мире остались только Пустота за нашими спинами и синяя гладь океана впереди. Что вы выберете?

Джайна сглотнула. Именно озвученная Кейганом-Лу перспектива и заставляла ее вспоминать такие редкие заклинания, какими уже по разным причинам и не пользовался никто в Азероте. Если со своей гибелью Джайна могла бы смириться, то с гибелью сына — нет.

— Я выберу Пустоту, — ответила волшебница.

— Смело. Рано или поздно мы придем на этот берег, где сегодня закопали его плоды. По рецептуре плоды нужно вымачивать в пресной воде на протяжении недели, но, возможно, к тому времени Пустота уже поглотит реку. Чтобы убрать лишнюю горечь, сгодится и волшебная вода. Тщательно промытые плоды обладают нежным, вяжущим вкусом. Но по рецепту блюдо необходимо промывать именно в проточной воде. По-другому от яда никак не избавиться.

Джайне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить сказанное пандареном.

— Но вы ведь расскажите пандаренам, что рецептура нарушена? И что их пища отравлена?

— В этом нет нужды. Вы незнакомы с нашими традициями, поэтому я взялся объяснить вам. Лишь увидев, как мы принесли в лагерь собранные плоды венке, пандарены все поняли без слов.

— Зачем вообще выбирать между Пустотой, океаном или отравленным ужином? К чему такие сложности?

— В нашем мире, том Азероте, откуда мы пришли, венке имело огромное значение. Это символ. В исключительных случаях с его помощью травники могли общаться напрямую с Матерью Всего Живого. Но чаще всего лекари готовили плоды венке для тех пандаренов, что находились при смерти или чтобы избежать напрасных мучений от ран или неизлечимой хвори. Так Азаро-Та скорее принимала их обратно. Здесь, на острове, нам довелось хоронить только погибших в первых схватках с мирмидонами, мы хоронили их на Бронзовой горе. Обычно, мы никак не украшаем могилу после погребения. Как я говорил, перед смертью пандарен, если он в сознании, съедает приготовленные особым способом плоды венке. Если нет, то мы хороним эти плоды вместе с ним, поскольку никому не дозволено есть их, кроме усопшего. Это его личная связь с Матерью Всего Живого. Спустя некоторое время после похорон, на этом месте пробивается первый росток, из которого затем вырастает куст. На древних захоронениях можно увидеть крепкие деревья. Вот почему венке и Бронзовая гора так важны для нас. Вот почему пандарены не выберут океан или Пустоту в тот самый день, если он наступит. Вот почему внезапное появление Бронзовой горы так взбудоражило всех нас. Это знак того, что пора готовиться к нашей встрече с Азаро-Той.

Остаток пути они проделали молча.

 

Глава 4. Битва за Гилнеас.

Стоявший на возвышении король Седогрив окаменел в седле. Внизу, под горой, подвластный ему отряд воргенов ждал нужного часа. Солнце, такое редкое для Гилнеаса, медленно ползло по небосклону.

До истечения злосчастных шестидесяти минут оставалась ровно половина срока. Зачем он только потакал самонадеянным дворянам.

— Столицу королевства должны вернуть люди, а не звери, — сказали они.

Когда на совещании лорд Кроули спросил, смогут ли люди продержаться против нежити хотя бы час, чистокровки закатили глаза, но ничего не ответили. Седогрив хотел бы увидеть их лица сейчас.

Стремительная атака на военный квартал захлебнулась. С холма возле Предела Бури король видел, как отряд Лиама столкнулся с авангардом нежити. Первая линия обороны Отрекшихся слишком быстро откинула их назад, не позволив ни йоту приблизиться к мосту через пролив у военного квартала. Еще быстрее валь’киры Темной Госпожи добрались до погибших людей. Теоретическая подготовка перед боем, тактические выкладки, прогнозирование сражения — король Седогрив готов был собственными руками придушить штабных офицеров, терявших ночи напролет за составлением плана атаки. У Темной Госпожи был свой план, и очевидно, он работал гораздо лучше.

Из-за проклятых чистокровок принц был там, в самой гуще сражения. И должно пройти как минимум четверть часа до того, как воргены, возглавляемые Кроули и Седогривом, зайдут с обоих флангов, сметая на своем пути костлявых противников.

* * *

Это казалось таким простым в теории, думал Лиам, отрубая мертвецам головы.

Когда столкнулись две армии, тонкая грань между жизнью и смертью была стерта. Кинжалы и мечи Гилнеаса так и не познали горячей крови. Сталь царапала мертвые кости под зачарованной броней. Сражаться за жизнь, бежать от смерти. Но каким оружием одолеть саму смерть?

Почти сразу после начала боя, стрела Отрекшихся угодила в бок коня, едва не проткнув ногу Лиама. После того, как он спешился, сражение, как бурный поток, поглотило и унесло принца за собой. Начиная бой, Лиам четко следил за положением солнца, впервые за долгие дни выглянувшего в то утро из-за туч. Они с Лорной сочли это хорошим знаком. Но оказавшись на передовой, ощутив запах смерти и увидев ее собственными глазами, принц Лиам испытал ни на что непохожее чувство. Он утратил индивидуальность, стал единым целым с другими солдатами, чьим предназначением было убивать, чтобы не погибнуть. Положение солнца больше не имело смысла, даже их жизни ничего не стоили. Они будут сражаться, пока не падет последний из них, в целом мире больше ничего не существовало — только эта битва.

Валь’киры Темной Госпожи без устали пополняли ряды армии Отрекшихся новобранцами. Их тела не успевали остыть, а раны еще кровоточили. Люди Гилнеаса не могли противостоять им. Не так-то просто убить того, кто шел рядом в строю, кто разделил с тобой последнюю сигарету перед боем или того, кто хлопал по плечу со словами: «Давай сегодня я подежурю». Брат шел на брата, сосед рубил соседа, война против захватчиков превратилась в междоусобицу — воскресшие убийцы все еще носили серые накидки Гилнеаса.

Внезапно Лиам будто очнулся из забытья. Под ногами хрустели обломки костей нежити. Хорош командир, увлекся дракой, как мальчишка. И солнце! Куда подевалось солнце? Его диск, наконец, выглянул из-за случайного налетевшего облака. По его расположению Лиам понял, что прошло от силы полчаса, тогда как для него это казалось вечностью. В полдень воргены ударят по нежити, как молот по наковальне. Люди Лиама должны убраться к тому времени с их пути, как можно ближе к воротам Столицы.

Ему нужна лошадь и срочно, иначе он не уведет вверенных ему солдат на безопасное расстояние.

Лиам услышал ржание и, обернувшись, увидел костлявые бока мертвого коня. Что ж, спасибо и на этом, он ведь не уточнял, что ему обязательно нужна живая лошадь. Если нежить может ездить верхом, значит, он тоже сможет. Принц выбил из седла командира Отрекшихся, оставив его на расправу солдатам. Лошадь с ржанием вскинулась на дыбы, но принц умудрился запрыгнуть в седло. Мертвая лошадь тут же изогнула шею, стараясь укусить его за ноги. Он погнал ее вперед, с запозданием понимая, что лишь царапает шпорами ее ребра. Лиам испытал шок, услышав скрежет голых костей, когда животное перешло в галоп.

Сквозь звон оружия, крики и стоны оружия Лиам различил глухое звериное рычание. Взглянул на небо. Солнце приближалось к зениту.

— За мной, солдаты! — крикнул принц.

Лиам не знал, смогли ли поглощенные битвой солдаты расслышать его слова. Некогда было оборачиваться. Нежити перед ним понадобилось лишь несколько секунд, чтобы осознать, что в седле мертвой лошади сидел живой человек. Но эти несколько секунд стоили им жизней. Лиам рубил головы Отрекшихся, одновременно пытаясь совладать с крутым нравом лошади, все еще не желавшей мириться с незнакомым наездником. Люди Гилнеаса с криками окружили его.

Рычание и вой раздались совсем близко. Стены Столицы все еще казались слишком далекими, но только там они будут в безопасности. Ему нужно привлечь внимание каждого оставшегося в живых солдата, нужно, чтобы они непременно последовали за ним, как один. Им нужно взять мост военного квартала.

— Отрекшиеся думают, что мы слабы! — закричал Лиам. Его голос обрел неожиданную силу и уверенность. — Они ошибаются! Мы будем стоять до конца! Будем биться, пока у нас есть пушки и солдаты в окопах. Сражаться до последнего патрона! А когда нам нечем будет стрелять, мы будем разбивать их черепа булыжниками с мостовой! Мы никогда не сдадимся! ЗА ГИЛНЕАС!!! ВПЕРЕД! — указал Лиам.

Солдаты услышали его. Следом за ним они стремились к крепостным стенам города. Кажется, они даже скандировали его имя.

* * *

Седогрив не верил своим глазам. Серые мундиры Гилнеаса подошли вплотную к крепостным стенам военного квартала. Лиам сделал это. Теперь дело за воргенами. Нельзя было допустить, чтобы нежить окружила отряд Лиама в оккупированном городе. Воргены Кроули должны атаковать город со стороны торговых кварталов, а воргены Седогрива идут следом за принцем, нейтрализуя по пути оставленную людьми нежить.

Обе армии должны соединиться возле Собора Света, где, по слухам, мертвая стерва организовала штаб.

Седогрив спешился, оруженосец спешно отвел королевского коня в сторону. На четырех лапах оборотни неслись быстрее ветра, а изрядно потрепанному отряду Лиама помощь нужна незамедлительно. Король-оборотень зарычал. Ему вторили десятки волчьих глоток. Трупный смрад щекотал нервы. Живые люди первыми вошли в Столицу, договор соблюден. Настало время показать нежити, на что способно звериное начало. Сейчас Седогрив действительно сражался как в последний раз — он еще оставался королем этих земель, но вряд ли это долго продлится.

Дворяне рисковали жизнями солдат ради принципа, чтобы люди, а не оборотни первыми вошли в город. Он уступил им. После подобного уступка, возможно не сразу, но дворяне не будут терпеть оборотня на троне. Долгие годы воргены держали их страну в страхе. Седогриву припомнят всех уничтоженных воргенов, которые с помощью друидов могли бы обрести равновесие звериного и людского начала. И не важно, что в те годы в Гилнеасе таких друидов не было. Припомнят потребляемые втайне от всех эликсиры Кренана Аранаса, которые также могли бы спасти других.

Ворген на троне нарушит их восприятие мира, за которое они цепляются из последних сил, возводя вокруг себя стены этики, морали и правил. Этика и мораль въелись в этих людей, говорил Годфри, когда был еще жив. Кроули мог клеймить его трусом и предателем, но Годфри был прав. Лиам рассказывал ему о Паучьем городке, жители которого как ни в чем не бывало жили бок о бок с гигантскими пауками, вырвавшимися из-под земли после землетрясений. Люди попросту не замечали бродящих по улицам пауков. Гилнеас слишком долго прожил в отчуждении, сказал Кроули, когда услышал историю о пауках, некоторые люди просто не способны изменить привычный уклад жизни.

— Ты видел нежить, — продолжил Кроули. — Те тоже носят котелки на голых черепах, человеческую одежду поверх скелета и обувь! Вот скажи мне, обувь-то им зачем?

Возможно, во время атаки на торговый квартал Кроули, наконец, узнает у одного из Отрекшихся перед самой смертью, зачем им обувь. С него станется. Меньше всего Седогрива волновали подобные вопросы, непонятно только, почему они лезли в голову именно сейчас. Расставленные по периметру города катапульты метали в воргенов огромные валуны, но даже это не помешало отряду Седогрива проникнуть в кварталы города.

Коренные жители знали преимущества Столицы гораздо лучше Отрекшихся. За стенами города не было оружия опасней катапульты, но на узких улицах неповоротливые снаряды были бесполезны. Двухметровые поганища застревали в узких подворотнях, как пробки в бутылке. Неуправляемые монстры злились, хаотично колошматили беспалыми руками вокруг себя, обрушивая кирпичи на головы нежити.

Когда Седогрив добрался до Лиама, гилнеасцы как раз закидывали одно из поганищ динамитом. Только увидев сына невредимым, Седогрив смог полностью сосредоточиться на ведении боя.

Воргены под началом короля Седогрива почти без потерь добрались до условленного места встречи. Тогда как Лиам во время штурма Столицы потерял больше половины отряда. Седогрив чувствовал, что сын во все глаза глядел на огромного воргена, каким теперь был его отец. Седогрив не знал усталости. Воргены окружили выживших людей, не подпуская к ним ни единого Отрекшегося. Солдатам оставалось отстреливать мертвецов издалека. Седогрив предполагал, что подобная опека вряд ли обрадует Лиама, но иного выхода не видел.

* * *

Волны в заливе Гилнеаса у соборной площади, граничащей с набережной и небольшой пристанью, одинаково безмятежно плескались, когда городом правили люди и когда на их смену пришли Отрекшиеся. Солнце клонилось к золотистым водам. А Лиам с болезненной точностью видел, как победа ускользает из их рук.

Отрекшиеся теснили воргенов Кроули, не давая им прорваться к кварталу Собора из военного квартала. Седогрив и группа Лиама завязли в сражении по другую сторону от набережной. Собор возвышался впереди них.

На пристани мерно качался на волнах фрегат с фиолетовыми парусами. Команда корабля спешно готовилась к отбытию под пристальным взглядом Темной Госпожи. Гилнеасцы не могли даже представить подобного исхода битвы. За все эти годы они успели свыкнуться с мыслью, что Гилнеасу не бывать морской державой. Подводные рифы в заливе были губительны для любого судна, рискнувшего их преодолеть. Задумав изолировать полуостров, Седогриву достаточно было возвести Стену полуостров вдоль суши, не заботясь о морской границе. Но разрушительные землетрясения и поднятые ими шторма не оставили и следа опасных рифов в заливе у соборной площади. И зажатая с двух сторон армиями воргенов Сильвана собиралась этим воспользоваться, чтобы сбежать.

Принц впервые увидел Сильвану Ветрокрылую на ступенях перед Собором Света. Нежить сновала вокруг нее, сама королева оставалась неподвижной. Лиам не ожидал, что бледность смерти может иметь такое очарование. Валь’киры парили в воздухе за спиной королевы, будто привязанные.

— Лиам! Не высовывайся! — крикнул Седогрив. В их сторону полетели стрелы. Лучники Отрекшихся держали оборону по периметру соборной площади.

Лиама злила чрезмерная опека отца. Конечно, воргены выносливее, но и они сами не лыком шиты.

— Это же… Годфри! — выдохнул принц. — Отец, Годфри служит Сильване.

— Проклятый перебежчик, — прорычал король. — Лиам! Я обойдусь без твоих сводок!

Принц отошел от баррикад. Из-за крыш домов возвышался шпиль Собора, на ступенях которого стояла королева мертвых, как магнит притягивающая взгляды. Почему Сильвана вышла из дающих укрытие стен Собора на всеобщее обозрение? Будто… будто приманка?

Лиам вернулся к баррикаде. Мертвая королева не двигалась с места. Годфри, если это действительно был он, исчез из виду. Площадь перед собором была полна нежити, они бегали к трюму корабля и возвращались обратно.

Обстреливающие военный квартал лучники активизировались. Воргены из отряда Кроули одним прыжком перелетели через баррикады, но лучники предрешили их участь на подступах к площади. Сильвана надела капюшон и стала спускаться вниз по ступеням.

— Она уходит! — закричал Лиам.

Лиама заворожило, с какой грацией она двигалась. Медленно, плавно, словно и не шла вокруг нее война, словно они были настырными поклонниками, от которых ее защищала стража. Валь’киры исчезли в трюме фрегата. Сильване оставалось сделать несколько шагов до трапа, когда нечто серебристое, гладкое поднялось из морских глубин залива. Длинное дуло пришло в движение. Взрыв разнес правый борт корабля в щепки, фрегат наклонился и лег правым бортом на воду. Фиолетовый парус вздулся огромным пузырем на поверхности моря.

Подводная лодка поднялась почти целиком на поверхность. Лиам и не знал, что такие существуют.

Опешившие лучники прекратили поливать градом стрел воргенов с обеих сторон. Этого они только и ждали.

— Сейчас! — крикнул Лиам неестественно громко в установившейся тишине.

Воргены с легкостью перепрыгнули через баррикады, вгрызаясь в глотку лучникам. Отряд Кроули несся им на встречу со стороны военного квартала. А посередине, в двух шагах от тонущего фрегата и разнесенной в щепки пристани, будто окаменела Сильвана Ветрокрылая.

Воргены окружили Сильвану. Она почти не сопротивлялась. С ее спины сорвали колчан со стрелами и отняли лук. Воргены заломили ей руки.

— Легче, ребята, — снисходительно сказал Кроули. — Она хоть и мертвая, но все же девушка.

На подлодке тем временем раскрылся люк и оттуда показался флагшток. Лиам увидел синее знамя с золотым львом. Знамя Штормграда.

— Волчий хвост! — присвистнул Кроули. — Генн, твоя голубиная почта все же достигла Штормграда!

Солдаты вокруг Лиама завопили, поводов для радости было более чем предостаточно. Но оставшаяся на площади нежить все еще сопротивлялась, не желая сдаваться.

— Вели свои людям сложить оружие, — обратился Седогрив к плененной Сильване. — Все кончено. Вы проиграли.

На тонких губах мертвой королевы играла усмешка. Лиам не мог поверить собственным глазам. Даже плененная Сильвана, с заломленными за спину руками, высокомерно глядела на оборотня перед ней. В облике воргена Седогрив был выше нее ростом, и Лиам подумал, что ему не стоит становиться человеком рядом с ней. Эта женщина была королевой, она умела подавлять любого, кто находился рядом. Она правила самой Смертью, Лиам прочел это в ее рубиновых глазах. От звучания ее голоса у многих мороз пробежался по коже, принц был в этом уверен.

— Они не люди, — медленно проговорила Сильвана. — Они Отрекшиеся.

— Похоже, ее ответ «нет», — сказал Кроули и отдал команду оборотням. Те достаточно быстро расправились с оттесненной к Собору нежитью.

— Лиам, — сказал король, — оставайся рядом с ней.

Из раскрытого серебряного люка подводной лодки один за другим вышли три человека. Один из них бросил на воду желтый мешок, который стал раскрываться, увеличиваясь в размерах, и вскоре превратился в надувную шлюпку. Люди в черном спустились в шлюпку и направились к берегу. Остальная команда подводной лодки высыпала на смотровую, не вмешавшую всех желающих увидеть собственными глазами оборотней в доспехах. Лиам представлял, какое впечатление они производили на тех, кто впервые видел их. Он и сам поразился когда-то в Чернолесье, когда отец впервые предстал перед ним в облике воргена.

Принц распорядился, чтобы численность воргенов вокруг Сильваны увеличилась вдвое. Лиам заметил, что Сильвана неотрывно глядела на короля, пока он общался с людьми Штормграда. Те шарахнулись в стороны при приближении короля и лорда Кроули в облике воргенов. Лиаму хотелось, чтобы Сильвану скорее увели в темницу, победа ему казалась неполной, пока эта гордая женщина с рубиновыми глазами была здесь. Ее не так-то просто сломить и она не опустит оружия. И даже в заточении она оставалась бы невероятной опасной.

Люди с подводной лодки оказались не на шутку встревожены присутствием Темной Госпожи. Они с опаской поглядывали в ее сторону, и каждый раз это вызывало ухмылку на лице Сильваны. Какой, должно быть, невероятной красотой она обладала при жизни, совершенно не к месту подумал Лиам.

Скоро Кроули оставил Седогрива наедине с людьми Штормграда, вернувшись к Лиаму.

— Будь проклята эта международная конвенция, — прорычал лорд Кроули. — Эти представители Штормграда не желают участвовать в казне мертвой стервы. Поверь мне, если бы не они, Сильвана к этому часу была бы мертва. Окончательно и бесповоротно.

Лиам счел разумным не отвечать, что если бы не их вмешательство, то Сильвана, возможно, была бы уже на половине пути в Подгород.

— Зная Лорну, удивительно, что ты все еще один, — Кроули покрутил головой. — Нужно отменить блокпосты вокруг города. Я пойду распоряжусь, чтобы беженцы начали возвращаться в город. Не могу ее видеть, — добавил он тише. — Точно в глаза смерти смотрю.

Значит, Лиам не один это чувствовал. Он огляделся, площадь наполняли солдаты. Раненных перебинтовывали, осматривали, помогали дойти до полевого госпиталя, организованного на ступенях Собора. Площадь кипела жизнью, за исключением того центра, где стояла плененная, но не поверженная Сильвана. Она не предпринимала попыток к бегству, она словно бы превратилась в безмолвную статую посреди площади. Сквозь плотную стену из воргенов не проникали даже порывы ветра, бордовый плащ льнул к ее телу, а волосы свободно ниспадали на плечи.

Чьи-то руки заключили его в объятия.

— Святой Свет, — выдохнул Лиам и обернулся.

— Невероятный прорыв, ваше высочество, — облаченная в мужскую одежду Лорна Кроули улыбалась. — Хотя от мертвой лошади, думаю, нам придется избавиться.

— Ты уже знаешь? — он тоже улыбнулся. Бесполезно было расспрашивать ее, как ей удалось проникнуть в город. Это была Лорна, истинная дочь Кроули.

— Все уже знают, Лиам. Скоро даже ты услышишь невероятные подробности своего героического штурма стен Гилнеаса. Ух ты, это она?!

— Лорна, тише! — он отвел девушку в сторону. — Ради Света, не смотри на нее.

— Почему? — спросила Лорна, продолжая из-за его плеча рассматривать пленницу.

Появление Лорны несколько сбавило растущее внутри него напряжение. Спроси она, что шло не так, Лиам вряд ли смог бы объяснить. Только, когда ее судьба окончательно решится, он вздохнет свободно.

— Отец возвращается, — сказал Лиам. — Я должен быть там.

— Хорошо. До встречи в Соборе! — подмигнула ему девушка и растворилась в толпе.

Людей на площади стало как минимум вдвое больше. Весть о том, что вот-вот должна решиться судьба Сильваны быстрее пожара облетела город и его пределы.

Похоже, ни отец, ни представители Штормграда не были удовлетворены решением переговоров. Пока Седогрив пробирался к Сильване, люди в черном оставались возле разрушенного причала, будто один неверный шаг короля и они прыгнут в свою желтую, качающуюся на волнах шлюпку.

Седогрив прошел через площадь, ненадолго скрылся в дверях Собора и вновь появился на его ступенях, на этот раз в облике человека. Он подал знал Лиаму, и пленницу под конвоем подвели ближе.

Сколько принц не старался, он не мог сосредоточиться на речи отца. Присутствие Сильваны угнетало его. За все это время она не совершила ни единого лишнего движения, и это настораживало. Нервы Лиама были взведены до предела. Он отвел плащ и положил руку на рукоять меча. Отец все говорил — о победе, о том, как долго они к ней шли, что это лишь начало долгого пути, что после стольких лет затворничества Гилнеасу вновь предстоит налаживать контакты с остальным Азеротом и для начала, конечно, одним из важных будет возобновить отношения с королевством Штормград.

Улыбка Сильваны становилась все шире, девичьи черты лица никак не вязались с ненавистью в рубиновых глазах. Если отец говорил о контактах со Штормградом, значит, лорд Кроули был прав, ругая международные конвенции. Отец не решится казнить Сильвану сейчас. Седогрив озвучил его мысли, объясняя, что плененную королеву ждет суд по всем правилам международного трибунала за преступления против человечности. Сильвана едва не смеялась при перечислении Седогривом ее преступлений.

Неожиданно Сильвана обернулась всем телом к Лиаму и медленно, чтобы он осознал каждое сказанное ею слово, тихо спросила:

— Посмотрим, что бравый Гилнеас будет делать, оставшись без своего короля?

После этих слов для Лиама время будто замерло. Казалось, только этих слов ему не хватало, чтобы разгадать причину своего беспокойства, терзавшего его с самого начала боя за соборную площадь.

Солдаты Лиама смогли проникнуть в Гилнеас только потому, что в какой-то момент сражения валь’киры бесшумно ретировались вглубь города, словно им был дан приказ об отступлении. А Лиам слишком увлекся битвой, чтобы осознать это.

Валь’киры.

В спокойных водах залива будто взорвалась глубинная бомба. Прозрачные тела трех валь’кир взмыли со дна морского, поднимая брызги расправленными крыльями. Все они видели, как валь’киры исчезли в трюме фрегата, затем потопленного взрывом подводной лодки. Они увлеклись боем, стремлением остановить во что бы то ни стало Сильвану, а ей вновь удалось провести их. Даже появление подводной лодки теперь казалось частью ее розыгрыша.

Сильвана не удостоила валь’кир взглядом. Щелкнуло крепление, и плащ скользнул к ее ногам. К спине Сильваны крепился второй лук, меньше того, что отняли воргены при ее пленении, и все это время он был спрятан под плащом. В мгновение ока валь’киры окружили свою госпожу. Воргены с запозданием напрасно наносили удары их призрачным телам. Сильвана схватилась за протянутые валь’кирами руки и взмыла в воздух.

Лиам знал, что этот плен затевался не ради такого эффектного побега.

— Отец! — крикнул принц, но застывшее время не хотело вновь обретать привычную для всего мира скорость. Седогрив двигался медленно, будто во сне. Он смотрел на летящую к нему валь’киру и Сильвану, неуклюже пятясь к Собору.

Лиам побежал, но ступени Собора казались нестерпимо высокими, длинными, их было сотни.

— Отец, берегись!

Отец был в облике человека. Рядом с этой женщиной, ему следовало оставаться воргеном.

Лиам все еще бежал. Люди кричали, их крик превратился в один долгий протяжный вой. Возможно, им вторили воргены, бессильные против летающей смерти.

У Сильваны была всего одна стрела. Но она была прекрасной лучницей. Сильвана выстрелила. Лиам, наконец, достиг вершины лестницы, он бесцеремонно оттолкнул короля. Седогрив, не устояв, упал на спину. Лиам все еще не знал, куда угодила стрела Сильваны.

Валь’киры взмыли вверх к шпилю Собора, унося с собой свою госпожу.

Лиам услышал, что отец полным боли голосом кричит его имя. Неужели стрела попала в цель и Лиам опоздал? Не было нужды искать короля, он был рядом и почему-то его руки и голос дрожали.

— Лиам, Лиам, Лиам! — повторял Седогрив.

Он увидел белые шпили Собора, взмывающие в голубое небо, и понял, что лежит на его ступенях.

Стрела Сильваны угодила прямо ему в сердце. Среди гула голосов на площади Лиам различил даже крик Лорны. Это было последнее, что он услышал.

 

Глава 5. Стихия воды.

Лежа с закрытыми глазами Тарион услышал, как Хейдив-Ли о чем-то тихо переговаривался с женой. Значит, наступило утро. И долгие часы без сна под аккомпанемент пульсирующей в его сознании просьбы о помощи закончились. Больше не нужно притворяться спящим. От этого притворства у него все тело затекло.

Тарион ждал, когда мягкая лапа пандарена коснется его плеча, но Хейдив сначала принялся будить старшего сына:

— Вставай, лежебока. Пора.

Старший сын Хайди всегда находился под присмотром родителей. Как и Тарион теперь. После Бронзовой горы и его столкновения с венке его ни на мгновение не оставляли одного. Травники обходились без его помощи, отправляясь в леса Пандарии. Молодой дракон оставался в лагере.

Сегодня впервые с тех пор, как Тарион пришел в себя после отравления ядом венке, он покинет селение и отправится в лес, обещала ему мама вчера вечером. За все это время Тарион ни разу не летал. Полет мог бы улучшить испорченное настроение, с которым Тарион ложился и просыпался на протяжении всех этих дней. Может быть, сегодня он уговорит Хейдива нарушить запрет на полеты.

— Вставай, Тарион, — коснулся его плеча пандарен. — Собирайся. Позавтракаем на ходу.

Тарион откинул плетеную циновку, пригладил пальцами волосы. Появилась жена Хейдива Шайя-Ли и протянула ему наполненную до краев ароматным чаем деревянную чашу.

— Дай детям спокойно выпить чаю, Хейдив, — сказала она, — никуда река не денется. Пей, Тарион. Осторожней, Хайди! Обожжешься, куда так спешить? Налить тебе еще?

Хейдив немного поворчал, но и сам быстро проглотил несколько горстей мелких красных ягод, выпил чаю, а от волшебных круассан отказался.

— Да простит меня леди Джайна, но я никак не могу привыкнуть к их пресному вкусу, — сказал пандарен. — Хайди, ты берешь круассаны с собой?

— Да, папа. Мне они нравятся, — ответил Хайди, пряча булочки в котомку через плечо.

Тарион разделял чувства Хейдива и многих других пандаренов. Волшебные круассаны способны были в одно мгновение наделить съевшего их насыщением, но оказалось очень сложно привыкнуть к тому, что они не обладали ни вкусом, ни запахом, а оказавшись во рту, растворялись, будто их и не было. Пандарены извели на волшебные булочки все запасы меда, с которыми бежали из селения. С медом черно-белые медведи могли съесть все, что угодно.

— Будь у нас больше меда, мы могли бы питаться камнями, — часто говорил пивовар Чейн-Лу.

Но мед кончался, его запасы не откуда было пополнять.

Как и серая полоса моря, дни, когда волшебные круассаны могли стать для обитателей Пандарии единственной пищей, уже маячили на горизонте. Тарион не поверил своим глазам, когда впервые пришел в себя после отравления. Их лагерь теперь располагался неподалеку от второго изгиба единственной на острове реки. Среди сосен и редеющего подлеска уже виднелась прибрежная линия океана. Пустота, в отличие от Тариона, время зря не теряла.

— Хайди, — проворчал Хейдив-Ли, — прекрати доливать себе чай. Пора выходить. Скоро рассвет. Мог быть.

Хайди с Тарионом по очереди взялись везти повозку с плетенными из древесной коры корзинами. Юному пандарену это далось непросто, но он отдал Тариону повозку только, когда они, как и договорились ранее, прошли половину пути. Тариону повозка не казалось тяжелой, он одной рукой тащил ее за собой, пока Хейдив-Ли не заметил, что если он не начнет объезжать кочки, от повозки, когда они доберутся до реки, ничего не останется. Возможно, дело не ограничится одной вылазкой к реке, сегодня им понадобится много воды, рассказывал Хейдив. Сегодня пандарены с Кейганом-Лу отправятся на берег выкапывать черные плоды венке, достаточно пролежавшие в земле. Настало время промыть их от яда.

Тарион похолодел. Вчера мама не сказала, зачем Хейдив отправляется в лес, как травник и лекарь он часто совершал подобные вылазки и Тарион не раз сопровождал его. Тарион точно не помнил, сколько дней опасные плоды должны были пролежать в земле. Ему не хотелось сейчас переспрашивать Хейдива об этом. Рассказывая им о венке, пандарен называл примерный срок, но и эта цифра тогда показалась Тариону внушительной.

Когда же это произошло? Сколько дней назад он обратился к стихии земли с просьбой воздвигнуть Бронзовую Гору посреди Пандарии? Тарион не смог бы ответить. Никто не рассказывал ему, как долго он пробыл в беспамятстве после того, как ядовитый сок венке попал в его раны. Когда он очнулся, о царапинах на его руках и ладонях напоминали лишь белые полосы. За это время Пустота нагнала пандаренов у второго поворота реки. Последнего поворота, откуда уже виднелась прибрежная линия белого песка и пугающее черно-белых медведей море. За это время Кейган-Лу и травники успели подготовить плоды венке, а его мама так и не нашла способного им помочь заклинания.

— Ты сегодня необычайно задумчив, — заметил шагающий рядом Хейдив-Ли. — Наверное, еще не проснулся?

Оплошность избавила Тариона от ответа — повозка наткнулась на корень и опрокинулась. Корзины повалились наземь. Тарион не знал, что отвечать пандарену, как не знал этого вчера вечером, когда Джайна спросила его, все ли с ним в порядке?

Мама опустилась рядом с ним на поваленное дерево и сказала:

— Тарион, в последние дни ты сам не свой.

Наверное, она чувствовала вину за то, что сгоряча запретила ему полеты. После отравления он не покидал лагеря и не летал. Молодой дракон не знал, как подступиться к волновавшей его теме, как заговорить первым. Не мог же он выложить все, как на духу. «Послушай, мам, после ядва венке какой-то голос преследует меня ежесекундно, и днем, и ночью. Что скажешь?». Глупее не придумаешь.

Тарион ответил Джайне, что ему не хватает неба. Тоже не лучший ответ, но он все-таки был драконом, пускай и наполовину. Для окружающих его пандаренов и его мамы этот ответ вполне мог сойти за правду. Джайна ласково провела рукой по его шевелюре, и Тарион чуть не выпалил все, как есть. Но Джайну отвлек разговором Хейдив-Ли, который предложил взять Тариона завтра в лес, это показалось его маме хорошей идеей и до тех пор, пока они не легли спать, разговор больше не касался волновавшей Тариона темы.

Как и все прошлые ночи, стоило мальчику погрузиться в сон, он тут же просыпался от хриплого: «Помоги!.... Помоги!», звучавшего в его сознании.

Той ночью, после неудачного разговора с мамой, он думал, что способность слышать Зов, как и цвет его крыльев, передалась ему по наследству, и это никак уже не изменишь. Может быть, однажды, если Пустота подарит им это время, Тарион решится расспросить Джайну о судьбе его отца, о том, как Нелтариону удавалось сопротивляться голосам, говорил ли он, что чувствовал, когда слышал их. Для мальчика это была слишком болезненная тема. Как и для мамы, впрочем. Голоса одержали верх над Нелтарионом. В тот ранний утренний час, когда Хейдив-Ли тихо общался с женой и собирался разбудить мальчиков, Тарион решил, что ни к чему волновать Джайну понапрасну. От засевшего в его голове шепота, как и от Пустоты, не могло быть чудодейственного спасения.

Сложнее было с великовозрастным пандареном. Кейган-Лу будто о чем-то догадывался или что-то подозревал, а потому очень часто оказывался рядом. Джайна и то меньше приглядывала за ним, чем великовозрастный старейшина. Тариона раздражала манера пандарена мимолетно взглянуть на него и тяжело вздохнуть. И не важно, чем Кейган-Лу занимался в этот момент. Он мог вести беседу с другими пандаренами, мог погруженный в свои мысли, почти не моргая, смотреть на пламя. Но потом он переводил свои бесцветные глаза в его сторону, на долю секунды задерживал взгляд чуть дольше… и вздыхал. Это был краткий, но безумно тяжелый, один проклятый вздох. Повторяющийся за долгие сутки бессчетное количество раз. Пандарен мастерски проделывал это. Никто не успевал заметить.

Иногда Тариону казалось, что Кейгану-Лу каким-то образом прекрасно известно, что ему довелось пережить под влиянием яда.

Сколько бы дней не прошло, события на Бронзовой горе оставались для Тариона такими же яркими и четкими. Он слишком хорошо помнил каждое мгновение после падения, когда, схватившись за первый попавшийся кустарник, подтянулся, сел и насладился пейзажем Пандарии, пусть и обезображенным Пустотой.

Попавший в его раны яд венке начал действовать сразу же. Все еще сидя на горе, Тарион увидел не только Пандарию перед собой, но и весь Азерот целиком, ощутил биение сердец каждого живого существа — загнанный стук напуганной жевры в Степях, редкое сердцебиение каменных великанов в Азшаре. Даже пандаренов и его мамы. Тарион не только слышал их сердца, необъяснимым образом он и сам был этими существами. Чувствовал страх загнанного стаей степных львов оленя. Разделял недоумение столетнего каменного великана при виде суматошного города гоблинов среди безмятежной природы Азшары — он только прошелся от одного края леса до другого, когда смертные коротышки умудрились воздвигнуть целый город? Ощущал смятение волшебницы, припоминавшей все новые и новые заклинания. Чувства каждого живого существа Азерота воспринимались Тарионом как единое целое, оставаясь при этом отдельными, уникальными.

Острее других Тарион чувствовал незатихающую боль утраты, не исцеленную за прошедшие тысячелетия. Зов матери, утратившей связь со своими детьми. Любимыми детьми, хотя она и одинаково сильно любила каждое живое существо, которому дарила жизнь. Но волею высших существ, перекроивших на свой лад устройство их мира, только четыре голоса из многообразия голосов она перестала слышать, только четыре сердца из тысячи других затихли для нее навеки. Одного из них она потеряла, настолько давно, что перестала помнить даже его имя. Трое других существовали в том же мире, что и она, но разделяющая их преграда не давала услышать или почувствовать их. Тарион не знал, кем была эта безутешная мать. В этот момент он видел лишь поля, леса, пустыни и горы Азерота и ни одного живого существа.

Об увиденных под действием яда картинах Тарион никому не сказал ни слова. Буйство чувств, образов и мыслей, испытанных им при отравлении венке, не так-то просто было передать словами. Днем он ничем не выдавал себя и лишь бессонными ночами давал волю воспоминаниям.

А еще этот голос, моливший о помощи, не давал ему спать.

Наконец все корзины были водружены обратно на повозку и они вновь тронулись в путь. Река была совсем близко.

— Водопад, — прошептал Хейдив-Ли, ограждая их от попытки приблизиться к берегу.

Тарион проследил за взглядом пандарена вверх по течению. И понял, что больше не слышит шума падающей воды.

Русло реки оставалось на месте, но между пологих берегов текло нечто, меньше всего напоминавшее воду. Будто какой-то нерадивый художник вознамерился запечатлеть пейзаж Пандарии, но истратил краски прежде, чем принялся за реку, и лишь кое-где прорисовав тени, оставил эту идею.

Пустота добралась до водопада. Отныне в Пандарии не было проточной пресной воды, только сотворенная, как и круассаны, с помощью магии. Интересна, какова на вкус волшебная вода? Чтобы промыть плоды венке от яда, нужно было много воды. Воды из реки. Вчера Хейдив-Ли говорил Джайне, что волшебная не подходит для этих целей. Что теперь будет делать великовозрастный старейшина с созревшими плодами венке?

«Помоги….», — услышал молодой дракон.

Кто бы им помог, в сердцах ответил Тарион. Голос перешел на бессвязный хрип, затем и вовсе притих. Так-то лучше, решил мальчик. Разве это может быть Зов Древнего, способный свести с ума самого Аспекта Земли? Он слышит какое-то невнятное бормотание, похожее на стон умирающего. Зов не приказывал разрушать мир или убивать пандаренов. Если бы по ночам он не мешал ему спать, он бы мог совсем не обращать на него внимания.

Погруженный в мысли Тарион не заметил, что Хейдив, оставив их с Хайди возле повозки, спустился к реке. Мальчик увидел пандарена только, когда он вернулся и закричал:

— Хайди! Несносный мальчишка! Вернись! Тарион, где он? Ты заснул, что ли? Что с тобой сегодня?

— Я не знаю, где он, Хейдив, — пробормотал мальчик. — Я ничего не заметил.

Тарион видел, насколько мучительно далось это решение пандарену. Джайна — а может, и Кейган-Лу, кто-то из них двоих точно — просил его не сводить с Тариона глаз, а Хейдив одинаково сильно уважал их обоих. Должно быть, сына он любил еще сильнее.

Пандарен обратился к мальчику:

— Тарион. Я знаю, что леди Джайна просила не упускать тебя из виду ни на минуту. Но из нас только ты умеешь летать. Лес опасен. Пустота сейчас необычайно подвижна. Пожалуйста, поднимись в небо. Осмотрись. Хайди не мог уйти далеко. Он ведь только что был рядом с нами.

— Хорошо, Хейдив. Я быстро найду его.

Вот и подвернулся случай полетать, кисло подумал Тарион. Он перекинулся в дракона. И обомлел. Хрипевший в его сознании голос в мгновение ока обрел небывалую мощь.

Если бы после событий с Бронзовой горой Тариону не запретили летать, он знал бы с самого начала, что шепот, слышимый им в облике человека, в облике дракона превращается в крик.

«Они вернулись!!!! — орал тот, кто еще мгновение назад жалобно молил о помощи. — Они ЗДЕСЬ!»

Тарион будто находился в самом сердце ожесточенного морского шторма. Волны одна за другой росли вокруг него и с грохотом обрушивались на неизвестного противника.

Он спешно взмыл в воздух, чтобы не дать пандарену заметить его состояние.

После того, как он найдет Хайди и они вернутся в лагерь, нужно обо всем, без утайки, рассказать Джайне. Если сила Зова была подобной или даже превышала то, что испытывал Тарион, возможно, ему не стоит быть таким категоричным по отношению к отцу. Может быть, Нелтарион действительно сделал все возможное.

Старшего сына Хейдива нигде не было видно. Превозмогая бушующую в его сознании бурю, Тарион пошел на второй круг. Пандарен наблюдал за ним с земли.

«Ты! Тот, кто слышит меня! — внезапно обратился к нему голос. — Я знаю, ты рядом. Помоги! Они вернулись! Их сотни!»

Тарион завис в воздухе над деревьями, мотая головой, тщетно надеясь, что хорошая встряска выбьет из нее все лишнее. Он не просто слышал чей-то голос, это создание целенаправленно обращалось именно к нему за помощью. Это не были Древние Боги, хотя кто знает, на что они способны.

Когда-то Ноздорму насмехался над его решением отправится в горную крепость вершить предначертанное. Тогда Тарион немного поспешил, с этим он был согласен. Но что если ему не суждено вернуться в Азерот? Если вмешательство во время не прошло для него даром? Тогда есть только Пандария и этот голос, от которого он тщетно пытается сбежать. В любой момент Пустота может поглотить остров целиком, к чему осторожничать? Да и насчет его безрассудства магна Эгвин была трижды права.

Тарион резко развернулся. Какое-то время Хейдив-Ли, бросив повозку, бежал за ним, размахивая руками. Но когда понял, что Тарион летит к морскому берегу, пандарен остановился.

Тарион сдался зову о помощи, позволил вести себя, как если бы подставил крылья ветру. Он даже закрыл глаза, полностью сосредоточившись на происходящем внутри себя.

Сейчас он наконец-то разберется, кто же столько времени мешает ему спать по ночам.

* * *

Стараясь не шуметь, Чейн-Лу подтянул за лямку сумку, заменявшую ему подушку у походного костра. Его соседи, казалось, никогда не заснут. Оба пандарена мечтали стать учениками пивовара, и желали начать обучение уже сейчас, задавая один вопрос за другим. Тот факт, что их жизнь висела на волоске, интересовал их гораздо меньше, чем рецептура сливочного пива. Один из них — его звали Эймир-Ха — выбрал профессию лекаря, но для него приближался срок смены деятельности, когда каждый из пандаренов мог выбрать новую профессию или продолжать совершенствоваться в старой. Эймир-Ха рассказывал, как ему тяжело далось исцеление леди Джайны, и он понял, что не готов быть лекарем.

— Теперь я не хочу исцелять тела, буду исцелять души пандаренов! — подмигнул Эймир-Ха пивовару.

В иные дни Чейн-Лу не нарадовался бы таким ученикам, но сейчас у него было дело важнее этого. Лагерь еще спал. Будущие ученики пивовара храпели на два голоса. Сегодня Йена, как и многие другие женщины, будет помогать Кейгану-Лу с ритуалом по очищению плодов венке. Другого шанса сбежать в лес у Чейна не будет.

Проклиная серые сумерки, Чейн-Лу мелкими перебежками, прячась за сосновыми стволами, сумел покинуть лагерь и скрыться в чаще, где перевел дух. Теперь нужно глядеть в оба. Как противостоять мирмидону на своем пути, пандарен не знал, оставалось только надеяться, что прекратившиеся нападения детей моря не возобновятся по закону подлости именно сейчас. Чейн-Лу молил лишь о небольшой отсрочке, много времени ему не нужно было. Может быть, его и не хватится никто. Поправив сумку на своем плече, пивовар отправился в путь.

Пандарена окружал всеми покинутый, будто покрытый слоем вековой пыли пепельно-серый лес. Казалось, пандарен забрался на заброшенный чердак — тот же сумрак, спертость воздуха, а в хранимой ветоши угадываются отголоски былой роскоши. Твердой уверенности в успехе у него не было. Когда над головой зияет Пустота, ни в чем нельзя быть уверенным. И меньше всего в том, что какие-то особо удачливые пчелы умудрились собрать пыльцу с цветков липы и даже произвели тот особый серебристый мед. Сейчас, оказавшись в одиночестве в вымершем притихшем лесу, Чейн-Лу ясно это понял. Какие уж тут пчелы, когда растения под ногами рассыпаются в прах от одного касания. О, какой же он глупец. Откуда здесь взяться пчелам. Не пора ли повернуть назад?

Пивовар уловил за спиной крадущийся шорох чей-то поступи. Похоже, поворачивать поздно. Затаив дыхание, Чейн лихорадочно соображал о пути к отступлению. Если он припустит вперед, то сможет вернуться в лагерь по широкой дуге, следуя вдоль морского берега. Бежать сейчас или подождать? Вдруг это всего лишь белка? В звенящей тишине вымершего леса даже поступь мелкого грызуна покажется раскатами грома. Он отошел достаточно далеко от лагеря и это не мог быть кто-нибудь из пандаренов.

Нет, понял пивовар, как стадо буйволов, белка шуметь не будет. Надо оглянуться и проверить, не мирмидон ли это. Впрочем, лучше сразу бежать не оглядываясь. Дальше убежишь.

Чейн-Лу сорвался с места.

Последний раз ему доводилось так быстро бегать, когда они с Кейганом соревновались в беге наперегонки, то есть невероятно-невероятно давно. Пивовар быстро выдохнулся. Он остановился, согнулся, пытаясь перевести дух и не дать сердцу выпрыгнуть наружу. Его преследователь даже пролетел мимо, не сбавляя скорости. Потом вернулся.

Чейн-Лу поморщился от боли в левом боку после быстрого бега. Пора завязывать с пивом раз небольшая пробежка оборачивается такими страданиями. Был некоторый плюс в том, что Пустота лишила его всех пивных запасов.

— Как… это… понимать? — переводя дух, возмутился пивовар.

Перед ним стоял старший сын Хейдива-Ли. Хайди улыбался и смотрел на него с хитрым прищуром.

— Я издалека заметил, как вы крадетесь через лес, — сказал он. — Я догадываюсь, что вы ищите и почему рискнули выбраться из лагеря.

Юный пандарен явно рассчитывал, что для полной капитуляции противника этих фраз будет достаточно. Опустившись на пень, Чейн-Лу кивком головы дал понять, что ждет объяснений, а отдышавшись, даже спросил:

— И что теперь?

С мальчишки слетела вся спесь.

— Ну… — протянул он. — Я видел, как Йена смотрит на вас. Но я это так не оставлю. Я тоже буду искать серебристые соты.

— И тоже ради Йены?

Полный решимости Хайди кивнул. Чейн-Лу подумал, что лучше бы его преследовал мирмидон, с тем разговор был бы короткий.

— Хайди, ты не сможешь пойти со мной.

— Нет, Чейн-Лу. Мы с вами любим одну и ту же пандаренку, и должны поступить, как настоящие мужчины, — заявил этот не достигший совершеннолетия влюбленный пандарен. — Я понимаю, что Йена, возможно, отвергнет меня, но я не прощу себе, если не попытаюсь! Она должна узнать, как сильно я ее люблю, если в эти дни… — Он продолжил рассуждать о чести и о судьбе, о тысячелетней традиции поиска соты серебристого меда и подношении найденного меда даме сердца.

Чейн-Лу встрял в этот нескончаемый монолог:

— Хайди, — сказал он, — когда-то давно я уже дарил Йене соту, она принадлежит мне и не может быть ничьей женой. Только моей. Вспомни, ты же сам говорил о традициях.

— Но затем вы стали отшельником. На долгие годы вы оставили Йену одну.

Давным-давно Кейган-Лу взял с него обещание, что никто из пандаренов не узнает о том, что Аспект Времени зачастил в гости к пивовару. Чейн-Лу не мог рассказать мальчишке о своем невразумительном путешествии в Азерот, которое на долгие годы превратило его в отшельника. С каким наслаждением он поделился этой историей с Джайной, ведь она не принадлежала племени, а значит, он не нарушал данного брату обещания.

— Это была непростительная ошибка с моей стороны, — только и сказал пивовар, — но все это время она оставалась моей невестой.

На лице Хайди отразились отголоски мучительного мыслительного процесса. Похоже, Чейн-Лу повел в счете.

— Чейн-Лу. Можно я помогу вам найти соту? — неожиданно спросил Хайди. — Я осознал свою неправоту, но… Понимаете, все эти годы я любил ее и ждал совершеннолетия. Сегодня я тоже собирался сбежать в лес, я даже подготовился и взял с собой еды. Но потом увидел, как вы крадетесь через заросли и побежал за вами. Вы позволите найти соту для Йены вместе с вами? К тому же я знаю один улей и могу показать вам дорогу. Потом мы вместе вернемся в лагерь. Только… Я видел этот улей у самого берега моря. Это может быть опасно.

Это значительно усложняло прояснившуюся ситуацию. Зря он насмехался над Хайди и его приверженностью традициям, сам тоже хорош. Идет на верную гибель в условиях приближающейся катастрофы ради символа вечной любви. Еще и использует ради этого ребенка. Кейган-Лу никогда не простит ему подобного. Впрочем, старший брат до сих пор не разговаривает с ним из-за путешествия в Азерот. Одной обидой меньше, одной больше.

— Показывай дорогу, Хайди, — кивнул пивовар. Потом вспомнил, что не завтракал и спросил: — Ты говорил, что взял с собой еду?

Хайди порылся в наплечной котомке.

— Круассаны леди Джайны. Хотите?

— Эээ… нет, спасибо.

— А мне они нравятся, — пожал плечами сын лекаря. — Жаль, я так и не придумал, как взять с собой травяного чая, чтобы не вызвать подозрений.

— Действительно, жаль, — согласился пивовар.

* * *

«Остановись!» — скомандовал голос.

Тарион открыл глаза и замер. Зов унес его в море, невдалеке белел берег. Морская вода под его крыльями пенилась и пузырилась, словно кипела в глубине. Среди прибрежный скал Тарион различил небольшой вход в подводную пещеру, наполовину утопленную морем.

И целую армию мирмидонов. Слуги королевы Азшары вели непрекращающийся бой с тем, кто находился внутри пещеры.

Мирмидоны явно спешили убраться восвояси. Начинался отлив, море уже почти отступило от входа в пещеру. До следующего прилива эта битва прекратится. Из-за отсутствия луны в небе приливы и отливы в Пандарии невозможно было предсказать, море само устанавливало правила.

Тарион прислушался к своим ощущениям. Похоже, сейчас голосу было не до него, отражение постоянных атак не оставляло времени на разговоры. Очень быстро вода окончательно схлынула, обнажив мокрый песок у входа в пещеру. Но мальчик не торопился.

«Помоги…Ты рядом».

Святой Свет, какую помощь он может оказать тому, кто способен в одиночку расправиться с сотнями слуг королевы Азшары?

Тарион с опаской ступил на берег возле пещеры. Десятки склизких, чешуйчатых тел погибших мирмидонов виднелись среди скал. Как давно продолжается эта бойня? Почему никто из жителей острова еще не заметил этого? Или хотя бы почувствовал? Тарион зажал нос руками. Даже живые мирмидоны не благоухают, что уж говорить о мертвых.

Не бегать кругами, повторил про себя Тарион, и шагнул в пещеру.

Тухлая рыбная вонь, так присущая мирмидонам, казалось, въелась в эти стены. Тарион весь измазался в их крови и чешуе. Теперь по исходящему от него запаху он вполне мог сойти за своего.

Проход сужался, а нагромождения тел не кончались. Некоторые уже начинали разлагаться. Тариону приходилось пробираться сквозь них. Он едва не проглотил язык от страха, когда один из мирмидонов дернулся всем телом, когда мальчик коснулся его. Голову и плечи двухметрового змея завалило камнями. Какое-то время он еще бил хвостом во все стороны, как выброшенная на берег рыба, пока окончательно не затих. Тарион не сразу отправился дальше. Потолок опускался все ниже. Тарион надеялся, что проход кончится раньше, чем наступит прилив и вернутся мирмидоны. Ему не хотелось оказаться зажатым между чем-то неведомым и злобными змеями в тисках каменного туннеля настолько узкого, что он и в дракона перекинуться не сможет. Впрочем, единственным возможным оружием дракона в такой ситуации стало бы пламя, но Тариону до сих пор не удавалось овладеть этой драконьей способностью. Пламя, что выдыхал Тарион в облике дракона, мало походило на разрушительный поток чистого огня.

Возможно, туннель и не был таким длинным, но Тариону казалось, он пробирался по нему целую вечность. Наконец каменные тиски расширились, разошлись во все стороны, образуя огромный подземный грот. Внутри Тарион не увидел никого, кто представлял бы такую смертоносную угрозу для двухметровых змей. Только груду льда посредине грота. Где-то в отдалении тихо капала вода.

Неожиданно бесформенная ледяная гора дернулась. Подтянулась застывшей массой к одной из стен. Тарион онемел от ужаса. Он различил очертания головы и плеч. Ледяной торс покрывали трещины и сколы, правая рука была вырвана вместе с куском плеча. Левая половина ледяного лица будто оплавилась, потекла, искривив черты, как если бы гиганта лизнуло бушующее пламя. Ног не было, земляной пол грота вокруг тела гигант был усыпан сотней ледяных осколков.

Поверженный гигант глянул на него единственным правым глазом. Стены грота содрогнулись от силы его голоса, когда он прогремел:

— Смертный! Столько времени я звал обычного смертного! Почему ты слышишь меня?!

— Для начала скажи, кто ты, — сказал Тарион и сам поразился своему бесстрашию.

Тарион не сдвинулся с места. Туннель, заваленный трупами мирмидонов, красноречиво доказывал, что бегство ему все равно не поможет.

— Слишком безрассуден для человека, которому осталось жить несколько мгновений, — прогрохотал гигант и повел левой трехпалой рукой. Осколки льда, будто десятки острых стрел, взмыли и повисли в воздухе. Некоторые были невероятно тонкими, но у Тариона не оставалось сомнений в их крепости — они прошьют его тело насквозь.

Тарион заметил, что гигант шевельнул рукой прежде, чем лед взмыл в воздух, и теперь следил за ним, благо рука у него была одна-единственная. Фокусы, так называл эти движения Ноздорму. Настоящие Аспекты не нуждаются в фокусах, говорил бронзовый дракон. Ледяная фигура и не могла быть одним из Аспектов, но это навело Тариона на кое-какие мысли. Безрассудные, как и большинство его мыслей.

Гигант едва шевельнул пальцами. Обратный отсчет начался. Тарион в прыжке перекинулся в дракона и взмыл к сводчатому потолку пещеры. Ледяные иглы испещрили каждый миллиметр каменной стены, у которой он стоял.

Поверженный гигант дернулся, разозлился. Захрустел ломающийся лед. Паутина новых трещин покрыла его тело.

— Черный дракон! — вскричал он. — Убирайся прочь, прислужник Древних Богов! Я более не повинуюсь им!

Ледяной град обрушился на Тариона. Круг за кругом он нарезал по пещере над головой гиганта, приказывая, чтобы стихия воды подчинилась ему и оставила его в покое. Ведь когда-то другие стихии, как и Земля, тоже откликались на его зов. Все пространство пещеры заполонили обломки ледяного тела. Осколки жалили холодом, наносили острые жалящие порезы, мешая сосредоточиться. Тарион заставил себя не обращать на них внимания.

И вдруг лед отпрянул от него, будто натолкнувшись на невидимую преграду. Тарион ощутил недоумение стихии, даже некий страх. Он медленно опустился наземь перед поверженным гигантом. Оставаясь в облике дракона, он обратился к нему мысленно, еще не зная, была ли их связь односторонняя или гигант тоже способен слышать его. Ледяной вихрь кружил вокруг него, но не касался черных крыльев. На уцелевшей правой стороне оплывшего лица отразилось недоумение. Пальцы на уцелевшей руке беспрестанно двигались. Гигант отдавал приказания, но стихия отказывалась подчиняться ему.

... «Я действительно черный дракон, — отчеканил Тарион. — Но я не служу Древним Богам. Назови себя. И возможно, я смогу помочь тебе. Ведь это то, о чем ты просил столько времени».

Мгновение. Еще одно. И гигант сдался, шевельнул правой рукой, отменяя приказ. Льдинки с тихим звоном рухнули наземь. Тарион вновь видел лишь сверкающую гору льда перед собой.

... «Впечатляюще для смертного, — прогрохотал в его сознании гигант. — Но не думай, что тебе удалось одержать верх. Я разберусь с тобой позже. Скоро сюда вернутся эти мерзкие твари».

... «Что им нужно?»

... «Это месть их королевы. Когда-то она ослушалась моего приказа, и я сравнял ее великолепный Зин-Азшари с морским дном».

Тарион воздал хвалу Свету, что остался в облике дракона и тем никак не выдал своего ошеломления. Рассказанные Джайной истории о подводном королевстве оживали у него на глазах, и ледяной гигант был их частью.

... «Королева Азшара не должна была преследовать пленников», — вспомнил Тарион мамины слова.

... «Верно, — гигант с подозрением покосился на него единственным глазом. — Таков был приказ. Но проклятая змеиная королева решила отомстить за город и присвоить себе мой трезубец. Как будто в нем заключалась моя сила!»

Тарион посмотрел на отсутствующую правую руку гиганта.

... «Да, проклятье, ей это удалось, — проворчал он. — Десятки приливов я отражал нападения наг, и когда в конец обессилел, появилась сама Азшара, будь она трижды проклята. Эта змея заполучила трезубец Приливов, а я едва не расплатился жизнью за ее проклятый город. Я искал место, где мог бы скрыться от ее змей, но даже здесь они настигли меня».

... «И чем я могу помочь?»

Гигант расхохотался.

... «О, самоуверенный черный дракон, теперь ты начал понимать! Все это время я ощущал некую силу, и невероятно, что она исходила от тебя. Мне казалась, эта сила способна помочь мне. Я считал, это один из моих собратьев Лейтенантов стихий. Не было ничего удивительного в том, что они не отвечали мне. Я и сам вряд ли пришел бы им на помощь. Но у меня нет иного выхода. Я Нептулон, Повелитель Приливов, и я могу быть везде, где есть вода. Но эта вода, будь она проклята, ее будто бы нет, она не отвечает и не подчиняется мне. Змеи загнали меня под землю, в эту пещеру, из которой я не могу выбраться. Каждый прилив они атакуют. Ты готов, черный дракон? Вода возвращается. Кстати, я не спросил тебя — умеешь ли ты дышать под водой?» — усмехнулся Нептулон.

Потоки океанической воды ворвались через туннель и почти в одно мгновение затопили пещеру, Нептулона и черного дракона рядом с ним.

* * *

— Скорее, Чейн-Лу, это ваш последний шанс! Нужно успеть до того, как вернется вода! — крикнул Хайди и побежал по белому песку морского берега.

Как будто Чейн-Лу не знал этого. Пивовар ступил на берег с большей опаской, чем старший сын Хейдива. Годами его учили держаться как можно дальше от океана, такой страх не так-то просто перебороть. Он видел небольшое деревце почти у самой кромки воды, возле нагромождения прибрежных скал. И на его ветках ветер качал круглый улей. Медового цвета бока отливали серебром. Не оставалось сомнений в том, что в улье могут быть серебряные соты. Как и обещал, Хайди действительно привел его к нужному улью.

Когда пивовар приблизился к океану, его едва не вывернуло наизнанку.

— Что за вонь? — пробормотал он, зажимая нос лапой.

— Тут давно так воняет, — отозвался Хайди. — Может быть, таким и должен быть запах океана?

В годы отшельничества Чейн-Лу жил к океану ближе, чем ему хотелось бы, но никогда раньше его не тошнило от легкого дуновения бриза.

— Как ты нашел этот пчелиный улей?

— Я несколько раз выбирался из лагеря ночью, искал их в лесах вокруг лагеря. Однажды я заблудился, что немудрено. Я не мог взять огонь из лагеря, а лунного света давно уже нет. Тогда я случайно вышел к океану и нашел это дерево. Это было совсем недавно. Вы ведь не расскажите об этом моему отцу? — испугался своих откровений Хайди.

— Не расскажу, обещаю. Нужно лезть наверх, — задумчиво сказал пивовар. — Впрочем, я могу обойти скалу. С другой стороны достаточно пологий склон. Это будет как раз вровень с ульем.

— Нет, это долго, Чейн-Лу. Давайте я залезу?

— Ты хорошо лазаешь?

— Лучше всех в селении. Я мигом, — сказал он и зацепился руками за ствол.

Чейн-Лу остался один. Сначала он услышал нарастающий гул, а потом мощный, но приглушенный взрыв. Земля под ним вздрогнула, и глухой взрыв повторился, правда, немного тише. За это мгновение море преобразилось до неузнаваемости. Темные волны росли на его поверхности одна выше другой. На глазах пивовара спокойная гладь превращалась в шторм. Нужно спасать Хайди, дерево в опасной близости к морю.

— Хайди! — закричал Чейн-Лу. — Хайди, ты где? Слезай! Оставь улей, оставь его, Хайди!

Поднимался ветер. Задрав голову, пандарен высматривал его, но не видел.

— Чейн-Лу! — услышал он.

Старший сын Хейдива перебрался с раскачивающихся тонких веток на скалу, оттуда и выглядывал.

— Спускайся, Хайди. Это была глупая затея, вернемся в лагерь!

Хайди с тоской глядел, как ветер раскачивает ветви, а с ними и улей.

— Ладно, я спускаюсь! — сдался юный пандарен. — Подождите.

В этот миг выросшая из ниоткуда огромная черная волна ударила о каменный выступ, на котором он стоял. Чейна-Лу обдало ледяной водой и сбило с ног. Он различил треск ломающегося дерева.

Пивовар, цепляясь за скалу, пытался подняться на ноги. Взбесившееся море размывало песок под ним. Чейн-Лу увидел, что от удара волны дерево наклонилось и теперь напоминало плакучую иву. Пчелиный улей, отливающий серебром, почти касался земли. В какой-то момент Чейн-Лу позабыл обо всем на свете. Для него существовала только круглая, качающаяся точка перед ним.

Чейн-Лу преодолел зону прилива. Почти дотянулся к медовому боку, но на него обрушилась следующая волна. Когда пивовар открыл глаза, ни от улья, ни от дерева не оставалось и следа. Чейн-Лу выругался.

— Чейн-Лу!!!

К своему ужасу пивовар различил среди волн черно-белую макушку Хайди. Пока он ловил улей, мальчика смыло со скалы в море. Ни одного пандарена не учили плавать, потому что ни один пандарен и близко не должен подходить к морскому берегу.

Пивовар кинулся в воду. Дно тут же ушло из-под ног. Он кричал имя Хайди до хрипоты, греб воду, глотая ее литрами. Течение не успело далеко унести мальчика. Он вцепился за шею пивовара так, что едва не утопил их обоих. Чейн-Лу не знал, где берег. Он слишком устал, пока мчался по лесу, а в этой ледяной воде он растерял все силы, какие у него только были. Холод лишал последних мыслей. Хотелось закрыть глаза и хоть немного отдохнуть, накопить сил для последнего броска на берег.

Что-то твердое, горячее толкнуло его в спину, и он поплыл быстро, быстро, преодолевая толщу воды. Хайди несся рядом. Их вышвырнуло на берег, в песок, волны накрыли их с головой, но это было не так страшно. Они выбрались. Они были спасены.

Из моря следом за ними взмыл в небо черный дракон. Чейн-Лу не верил своим глазам.

Тарион. Пивовар воздал хвалу Азаро-Те, ниспославшей им Тариона.

Но Тарион не приземлился рядом. Волны почти касались его крыльев, он летел вдоль берега, то ныряя со всего размаху в воду, то взлетая вверх. Невероятно, это могло быть иллюзией, совпадением, но вода…

— Как такое возможно? — прошептал Хайди.

Значит, Чейн-Лу не показалось. Волны. Они не бились о берег. Они резко изменили направление. Теперь они шли вдоль берега, как и летевший над ними черный дракон. Тарион менял направление, и в то же мгновение волны отвечали ему единым порывом, следуя за ним.

Но даже в грохоте волн Чейн-Лу точно уловил какой-то сторонний звук. Пивовар повел черными ушами. Хайди, как зачарованный, следил за полетом дракона и меняющими направление белыми шапками волн. Чейн-Лу не только удалось различить этот звук, он, наконец, узнал его. Он слышал его тогда, на берегу, когда провожал леди Джайну до деревни пандаренов, и они тоже встретили этого несносного мальчишку. Сейчас Джайны не было рядом с ними. А Тарион был слишком далеко и увлечен полетом.

Чейн-Лу наклонился к самому уху молодого пандарена и четко произнес:

— Хайди. Позади тебя гигантский змей. Если мы не побежим прямо сейчас, то не отведать тебе ни меда, ни настоящей любви. Кивни, если понял.

Глаза Хайди расширились от ужаса.

— Ясно, — пробормотал пивовар. — За моей спиной тоже?

Вместо ответа молодой пандарен обхватил пивовара за плечи и повалил его в песок. Трезубец пролетел над их головами. Снова бежать, пронеслось на грани сознания пивовара.

— Нужно предупредить… — пробормотал Хайди. — Рассказать, что дети моря вернулись…

Чейн-Лу кивнул, что означало, обязательно предупредим, но для начала спасемся. В едином порыве, не сговариваясь, пандарены вскочили и устремились к спасительному лесу. По крайней мере, раньше он считался таковым. Океан и его берега были опасны, но лес, столько лет спасавший пандаренов, лес был недоступен для слуг королевы Азшары.

Чейн-Лу бежал и четко понимал две вещи. То, что вопреки вековым традициям мирмидон продолжал преследовать их по лесу, все дальше отдаляясь от берега. И что Пустота не оставила им иного пути — на пределе своих возможностей они неслись прямо к лагерю.

* * *

После появления Новой Бронзовой горы великовозрастный пандарен Кейган-Лу пристально наблюдал за Тарионом. Мальчик действительно оказался связан с Азаро-той, как и предсказывал Ноздорму. Иначе почему мальчик решил возродить из Пустоты именно Бронзовую гору?

Кейган-Лу надеялся, что тысячелетия ожидания не стерли из его памяти все детали важного ритуала. Он ждал того часа, когда Пустота поглотит остров и выведет пандаренов к океану. Это было знаком для начала ритуала. Ноздорму предупреждал его об этом. История не могла повториться, и пандаренам старого мира был заказан путь в новый Азерот. Пандарены погибнут вместе с Пандарией.

Возле помеченного речными голышами места Кейган-Лу остановился. Прошло время, необходимое для очищения плодов венке от яда, теперь они должны раскопать их и хорошо промыть, часто меняя воду. Когда они покидали лагерь, Хейдива уже не было, значит, они с Тарионом и Хайди отправились к реке. Когда они с пандаренами вернутся в лагерь и принесут венке, там уже будет вода.

Пандарены расчистили землю от камней и стали выкапывать яму. На этот раз они отправились без сопровождения леди Джайны. В присутствии волшебницы не было необходимости — дети моря перестали атаковать берега Пандарии. Леди Джайна все чаще задавала вопросы, на которые Кейган-Лу пока не готов был отвечать. Когда плоды венке будут готовы, а Пустота поглотит Пандарию, он обо всем расскажет волшебнице. Великовозрастный пандарен догадывался, какой будет ее реакция. Леди Джайна разозлится. Очень сильно разозлится.

Ноздорму не предупреждал его, что избранный им окажется сыном леди Джайны. Каждый раз, видя черные крылья Тариона, Кейган-Лу поражался тому, как причудливо сложились судьбы нового Азерота после того, как бронзовый дракон повернуть Время вспять.

Однажды Тарион исполнит предначертанное ему. Он спасет не только отца, как рассказал ему Аспект Времени. Спасет целый мир от неминуемой гибели. От которой не было спасения в мире пандаренов. Мальчик был прав, говоря, что он единственный шанс этого мира. У Азерота, в котором жили пандарены, такого шанса не было.

Показались листья арековой пальмы, завернутые в небольшие свертки. Пандарены доставали их по одному, аккуратно и медленно, отряхивали от земли и золы, и складывали в корзины. Когда все плоды венке были откопаны, пандарены двинулись обратно к лагерю.

Кейган-Лу сразу уловил перемену настроения собратьев в лагере. Увидел взволнованного Хейдива и его жену, которую утешала леди Джайна. Хейдив-Ли тут же направился к нему.

— Что случилось, Хейдив-Ли? — спросил его великовозрастный пандарен.

Хейдив взволновано сообщил о том, что Пустота обступила водопад. Значит, проточная вода исчезла. Теперь нельзя по всем правилам отмочить плоды венке от лишнего яда. Волшебная вода для этого не подходит, соленая морская тоже. Кейган-Лу сможет разобраться с этим. Но что-то еще волновало лекаря, что было для него важнее нарушенного ритуала.

— Хайди… — сказал пандарен. — Он сбежал, и я попросил Тариона найти его. Но затем Тарион…

— Чейн-Лу тоже исчез, — прервал его тихий голос.

Кейган-Лу обернулся. Испуганная Йена не поднимала глаз.

Когда-то его брат, Чейн-Лу, нарек ее суженной, подарив серебряную соту. Если бы он не сглупил и не поставил под удар будущее не только пандаренов, но и целого мира, отправившись сквозь Время в Азерот, они давно были бы женаты. У них уже могли быть дети, а у Кейгана-Лу племянники. Но Чейн-Лу всегда думал только о себе.

Даже сейчас. Влюбленный мальчишка Хайди скорей всего припустил вслед за Чейном или же удрал, чтобы помешать ему. Его младший брат опять собирался подставить под удар то, ради чего Кейган-Лу жил все эти годы.

Пандаренка перед ним боялась взглянуть в глаза членам семейства Хейдива, понимая, что оба пандарена отправились на опасные поиски серебряной соты ради нее. Но разве могла она понять, что причастна еще и к исчезновению черного дракона, столь важного для судеб целого мира?

Кейган-Лу унял дрожь в руках, сильнее перехватив набалдашник посоха. Должно быть, остальные решили, что он нервничает из-за исчезновения младшего брата. Объятый Пустотой лес, конечно, представлял определенную долю опасности, но разве он мог сравниться с нависшей над Азеротом угрозой?

— Хейдив, — сказал великовозрастный старейшина, — я уверен Тарион найдет Хайди и они оба вернутся в лагерь.

Йена все еще не поднимала глаз, но и не отходила в сторону. Кейган-Лу понял, каких слов она ждала от него. Он сказал:

— Чейн-Лу тоже вернется, Йена. Его ничто не берет.

Строгий наказ, запрещающий пандаренам появляться в Азероте, потому что история не должна повторяться. Чейн-Лу не принял это во внимание и при первом же удобном случае оказался в Азероте. Немыслимо, что на совете племени он пытался объяснить это вмешательством самого Ноздорму. Кейган-Лу понимал, что его младший брат не мог проделать подобное путешествие из Безвременья самостоятельно, поэтому не исключал участие Аспекта Времени, но чтобы целиком перекладывать вину на бронзового дракона? Тот, кто существовал ради спасения мира, не мог сам же нарушить собственного наказа. Даже ради медового пива, которое варил Чейн-Лу.

— Хейдив, нам нужно готовиться к ритуалу.

Пандарена волновал пропавший сын. Как некстати. Хейдив был одним из немногих лекарей новой Пандарии, кто успешно разбирался в древних правилах и ритуалах. Нельзя, чтобы в этот ответственный момент его занимали посторонние мысли. Либо нужно дождаться возвращения Тариона и Хайди, либо ускорить события. В конце концов, Тарион был даже важнее, чем Хейдив. Гораздо важнее.

Кейган-Лу предложил лекарю:

— Если хочешь, Хейдив, пандарены могли бы помочь в поисках Хайди.

— Это хорошая идея, Кейган-Лу, — обрадовался пандарен.

Жена Хейдива-Ли отпустила леди Джайну, и волшебница приблизилась к ним. Она не выглядела такой взволнованной, как в тот раз, когда Тариона нашли на Бронзовой горе без сознания.

Кейган-Лу не был предрасположен к беседе.

— Простите, леди Джайна, — сказал он, — мне нужно готовиться к ритуалу. Я не могу участвовать во всеобщих поисках, но я думаю, они вскоре найдут мальчиков. Может быть, Тарион обрадовался возможности вновь летать и поэтому задержался?

— Возможно, — кивнула она, — вчера он сказал, что ему очень не хватает полетов.

— Невозможно отобрать небо у дракона. Еще раз простите, мне нужно идти.

Кейган-Лу ощутил, как земля вздрогнула у него под ногами. Что на этот раз?

Пандарены охнули, Джайна побледнела, и Кейган-Лу не мог бы сказать, что преобладало в ее взгляде — страх за сына или злость на него же.

В тот день, когда земля Пандарии исторгла Новую Бронзовую гору, землетрясения были сильнее и продолжительнее. Толчки невероятно испугали пандаренов, но растущая на их глазах, недавно исчезнувшая в Пустоте гора просто лишила дара речи.

Сейчас, при первом толчке, некоторые стали оглядываться, ожидая, с какой стороны ждать появление новых возвышенностей и изменений ландшафта. Закричали дети, указывая в сторону леса. Кейган-Лу обернулся. В их сторону несся Хайди, а позади него Чейн-Лу. Хайди что-то кричал, но великовозрастный пандарен не мог разобрать слов. Он поглядел в небо, дракона не было видно.

Быстрее всех сориентировалась леди Джайна. Кейган-Лу не переставал восхищаться ее реакции и желанию сражаться ради чужих жизней. Ледяная стрела сорвалась с ее пальцев. Мирмидон позади Чейна запутался в собственном хвосте и покатился по склону. Дети моря вернулись на берега Пандарии, значит, им крупно повезло, что они не встретили их, когда выкапывали венке.

Сраженный леди Джайной мирмидон оказался не единственным преследователем. Показались еще четверо. Кейган-Лу крепче перехватил набалдашник посоха. Неслыханно. Дети моря никогда не заходили вглубь острова.

Волшебница успела сразить троих, когда его младший брат споткнулся и растянулся в полный рост, не добежав до лагеря. Глазам великовозрастного пандарена не хватало зоркости разглядеть детали стремительно разворачивающихся событий. Он услышал, как закричал Хайди. Как пандарены сорвались со своих мест и кинулись к беглецам, и черно-белое море захлестнуло их. Почему-то больше никто не опасался мирмидонов. Кейган-Лу увидел, как леди Джайна отделилась от пандаренов. Волшебница расстреливала четвертого преследователя до тех пор, пока его тело не вспыхнуло. Она остановилась у самого пламени. Ее руки дрожали.

Кейган-Лу озирался кругом. Тариона по-прежнему не было. Пандарены расступились перед ним, когда седой пандарен, тяжело опираясь на посох, приблизился к столпившимся.

Хайди лежал на руках Чейна-Лу. Хейдив обнимал плачущую жену. На белом мехе старшего сына Хейдива расплывалось бурое пятно крови. Его глаза были закрыты.

Собственными глазами Кейган-Лу видел гибель целого мира, собственными руками он хоронил сородичей, которые нашли смерть на берегах сокрытой в Безвременье Пандарии от детей моря. Смерть давно перестала волновать его. Все, кого Кейган-Лу знал и любил, давно погибли. Он оставался единственным великовозрастным пандареном, кто мог осуществить задуманное бронзовым драконом. О, если бы он только мог осуществить это в одиночку, подумал теперь Кейган-Лу, глядя на погибшего сына Хейдива.

— Мне очень жаль, Хейдив-Ли, Шайя-Ли, — медленно произнес Кейган-Лу. — Мы похороним Хайди по всем правилам. И отложим ритуал до завтрашнего дня.

— Благодарю, Кейган-Лу, — ответил Хейдив.

К плачу Йены и жены Хейдива присоединились остальные женщины пандаренов. Кейган-Лу предпочел вернуться в опустевший лагерь. Его нагнала леди Джайна.

— Кейган-Лу, не оставайтесь в одиночестве, — предупредила его волшебница. Вероятно, она решила, что он, как и все, опечален гибелью старшего сына Хейдива. Леди Джайна даже коснулась его локтя. — Давайте кто-нибудь из пандаренов проводит вас?

Погруженный в мысли Кейган-Лу кивнул. Только глядя на волшебницу, он понял, что ритуал похорон откроет ей те знания о традициях пандаренов, которые он до последнего хотел бы скрыть от нее. Обстоятельства вновь складывались против предначертанного. И где пропадает Тарион?

Леди Джайна не успела убрать своей руки, и Кейган-Лу ощутил, как она буквально вцепилась в его локоть. Опять дети моря? Он проследил за ее взглядом.

Через серый лес, лишенный живительных цветов и буйства красок, к ним медленно приближался Нелтарион Защитник. Казалось, ничто в этом лесу не сможет причинить ему вреда, ему не стоит бояться мирмидонов, его не волнуют мелочные заботы смертных.

Только, когда он подошел ближе, Кейган-Лу узналв черноволосом юноше Тариона. И понял, что волшебница рядом с ним тоже ощутила это — что-то изменилось в ее сыне навсегда и бесповоротно.

Великовозрастный пандарен тяжело вздохнул.

 

Глава 6. Больше никаких дурацких правил.

Уизли Шпринцевиллер открыл глаза. Тьма не исчезла и не рассеялась. Бывший агент разведки покачал головой. Лучше бы он этого не делал. Мир покачнулся, а содержимое желудка едва не вырвалось на свободу. С тяжелым вздохом гном вновь закрыл глаза.

Пожалуй, лучшим решением после вчерашнего будет лежать и не двигаться. Неизвестно, сколько времени. Ему еще не доводилось напиваться до такого состояния. Вчера Уизли пил, мужественно и безрассудно, как какой-нибудь дворф. И за чужой счет. У него не было ни единого медяка в кармане. Чего уж там, несколькими днями раньше у него даже сапог не было.

Еще совсем недавно Уизли Шпринцевиллер, босой и зверски голодный, коротал свои дни в тюрьме Гилнеаса. Его сокамерника звали Парук, когда-то он был послом Вождя. Как и Уизли когда-то был главой ШРУ.

В самом начале Уизли, конечно, целиком винил в своем провале орка, очутившегося на том самом берегу, на который ступил еще действующий агент разведки Шпринцевиллер, а не бывший как сейчас. Тогда еще в сапогах, с оружием, одетый в невообразимый костюм-скафандр, созданный в единственном экземпляре инженерами Гномерегана. Где теперь этот костюм?...Уизли угодил в капкан, сделанный Паруком на берегу, и с того момента, как он взлетел в воздух вверх тормашками, все события в его жизни пошли наперекосяк.

Гном побывал в плену и у воргенов, и у нежити, и со временем пришел к мысли, что его миссия, так или иначе, была провальной. Ему требовалось лишь добыть информацию для короля. А эта земля, на которую он ступил, преодолев вплавь опасные, устилающие дно рифы, нуждалась в чуде. Уизли не был волшебником. Всего лишь босым гномом, запуганным соседством орка. Ему так и не довелось проверить гномью поговорку «Темно, как у орка в желудке». Парук его не съел. Парук вообще был странным орком, в понимании Уизли. Слишком… Дружелюбным, что ли?

Два заключенных в темнице пленника не могли бы проводить все время в молчании. Даже если были такими разными. Они говорили. Сначала все меньше, о том, о другом, пока однажды Уизли не спросил орка, как он сам очутился в Гилнеасе? Тогда Уизли и не догадывался, насколько важен этот вопрос для орка, что именно он может рассказать ему на этот обычный, заданный из праздного любопытства вопрос.

Парук начал рассказывать. День за днем, минуту за минутой. Когда он закончил, Уизли понял, что сидит с разинутым ртом.

Уизли добывал информацию со всего Азерота для короля Вариана, он хорошо знал ей цену. После года, проведенного в плену, Уизли, безусловно, лишился своего поста главы разведки. Та история, которой с ним поделился орк, могла вернуть ему должность. Могла помочь вернуться в Штормград с почестями, несмотря на некоторые вполне позорящие его нюансы.

Однажды Уизли в сердцах воскликнул, почему Свету было угодно послать ему на пути именно орка. Теперь Уизли знал, почему. Его будущее, как и будущее орка, зависело от одной лишь детали. Самой важной.

— Ты представляешь, что это может значить?! — воскликнул гном, справившись с потрясением. — Твои слова могут в корне изменить события для Гилнеаса, нежити, Орды, в конце концов! Вспоминай! Вспоминай, как звали того эльфа крови!

Орк покачал головой.

— Не помню, — ответил Парук. — Его имя как отшибло. Может, после того удара так и случилось? — орк еще раз коснулся затылка.

Парук показал Уизли глубокий шрам на затылке от булыжника, которым его приложили телохранители неизвестного эльфа крови, который изменил слишком многое для Азерота и постарался сделать все возможное, чтобы избиваться от единственного свидетеля. Но вопреки стараниям эльфа, орк выжил.

— Каждый день я спрашиваю себя, как его звали? — продолжал Парук. — Но не могу найти ответа. Да помогут мне предки, и однажды я вспомню его имя. Ты будешь первым, кому я расскажу об этом, свинка. Обещаю.

Но потом появилась стража. Они заполонили темницу смрадом смерти и увели орка. Уизли так и не узнал, куда и зачем. Волей неволей, задумаешься о заговоре, очевидцем которого стал Парук. Уизли понимал, если бы нежити с самого начала была известна история орка, вряд ли они так долго держали бы его взаперти. Появление стражи было связано с совсем иными событиями — с битвой за Гилнеас, как потом узнал Уизли.

Так, в одночасье, Уизли лишился и блестящего будущего, и сокамерника. Стыдно признаться, но ему даже не хватало этого дружелюбного орка.

Вскоре стражники исчезли, перестав разносить по камерам скудный дневной паек. А воргены дали генеральное сражение за оккупированную Столицу.

После битвы за Гилнеас тюрьма вместе с оголодавшими заключенными перешла в руки воргенов. Победу над нежитью сильно омрачила гибель наследного принца, Лиама Седогрива. Взявшись проверять занятые камеры, воргены не сильно церемонились с пленниками Сильваны. Впервые, за время отсутствия Парука в его темнице, Уизли задумался, какая участь могла ожидать орка после победы жизни над смертью? Вряд ли рядовые солдаты прислушались к его истории.

Приглядевшись к грязным, испуганным пленникам, выстроившихся колонной к столу допросов, гном понял одну вещь. Все-таки Уизли Шпринцевиллер был не лыком сшит. Перед битвой за Столицу в темницах остались лишь представители тех рас, что состояли в Альянсе или были к нему лояльны. Уизли не заметил в этой очереди ни одного ордынца — ни орков, ни троллей, ни нежити, — хотя раньше они были. Все свои злоключения он делил с орком, которого, в конце концов, увела вооруженная стража. Могла ли Темная Госпожа предвидеть свое поражение? Почему ее волновала участь пленных ордынцев после победы Гилнеаса? Уизли не верил в великодушие Сильваны, но других объяснений не видел.

Подслеповато щурясь на весеннем солнышке, после стольких проведенных в темноте карцера дней, Уизли стоял на каменных ступенях лестницы. Здание тюрьмы высилось за его спиной. Он с честью выдержал допрос, ответил на все интересующие гилнеасцев вопросы и его отпустили на свободу. Как ни крути, Уизли был гномом и не мог быть союзником Орды или нежити. Он не представлял никакого интереса для Гилнеаса, которым отныне правил король-оборотень. Информация Уизли о разведке, о короле Вариане и Штормграде была настолько же устаревшей, как ружья солдат Гилнеаса. Или шляпы-котелки, подумал Уизли, стоя на ступенях тюрьмы и глядя на мужское население Гилнеаса сверху вниз, до чего же уродливые шляпы.

У Уизли не было ни шляпы, ни сапог, ни четкого представления, куда ему, свободному гражданину Альянса, теперь податься. Он снова вспомнил Парука. Теперь Уизли никогда не узнает, как звали эльфа крови, сыгравшего такую важную роль в судьбе Гилнеаса. Вероятно, и сам Гилнеас никогда не узнает. Без имени и очевидца эта история ничего не стоила. «Ты будешь первым, кто узнает его имя, свинка», — обещал ему Парук. Неужели теперь ему придется самому разыскивать орка, от которого он столько дней мечтал оказаться как можно дальше?

Проводившие допрос солдаты рассказали ему о ставшем решающим для битвы залпе подводной лодки. Ничего другого не оставалось. Босой Уизли направился к агентам Штормградской разведки, которую сам же когда-то и возглавлял.

И это было большой ошибкой, подумал Уизли в темноте, едва борясь с тошнотой. Во временном штабе агентов ШРУ в Гилнеасе пили все, причем, не закусывая. Даже в тюрьме Уизли кормили гораздо чаще, чем на свободе.

Гном не рассчитывал на радушный прием, за время его отсутствия другие агенты даже его имя могли позабыть. Но после того как Уизли назвался, его тут же впустили в дом, ставший временным штабом спецподразделения СИ-7. Провели в комнату и усадили за большой стол. Один из агентов поднялся, по его нашивкам Уизли понял, что он был старшим среди них.

— Матиас Шоу получил ваше засекреченное послание, мистер Шпринцевиллер, — сказал капитан без вступления. — Он не верил, что нам удастся найти вас. Но нам и не пришлось искать. Хорошо, что вы остались живы, — последнее он произнес без единой эмоции, просто как свершившийся факт. — Я так понимаю, что последние новости из Штормграда вам неизвестны?

Уизли покосился под стол. Количество пустой тары зашкаливало. Агенты пили не первый день. Гном не представлял, какие новости могли довести их до такого. Он покачал головой и рассказал, что все это время был в плену у нежити.

Ему тут же налили до краев первый бокал дешевого кислого вина. Никто из агентов не улыбался, пока они передавали друг другу бутыль с вином. Уизли не понимал, что происходит.

Когда вино было разлито, старший капитан СИ-7 сказал:

— Специальным приказом короля Вариана штормградское разведывательное управление расформировано, — и залпом, не чокаясь, опрокинул стакан.

Остальные агенты повторили за ним. Лишенный дара речи Уизли так и остался сидеть с разинутым ртом. Теперь путь в Штормград был ему заказан. Как и парням на подводной лодке, чье вмешательство предрешило битву за Столицу. Агенты ШРУ оказались в опале.

Но и это было еще не все. Откупорили вторую бутыль, вновь разлили вино. На этот раз капитан рассказал, что подводная лодка СИ-7 прибыла в Гилнеас не по приказу короля Вариана, как надеялся Уизли. Это была личная инициатива Матиаса Шоу. Все агенты знали назубок устав ШРУ, и все они понимали, что мог означать такой приказ. Капитан не стал объяснять этого. Агенты выпили. Уизли тоже, при этом лихорадочно соображая. Разведывательное управления Штормграда создавалось для того, чтобы охранять человечество. Шоу не имел права оставлять людей Гильнеаса без помощи, это нарушало бы главный принцип королевской разведки. Эта строка перекочевала в устав еще со времен, когда семь королевств людей составляли единую империю. Уизли никогда не думал, что главе ШРУ доведется воспользоваться этим древнейшим правилом.

Получалось, Матиас Шоу считал, что король знал о бедственном положении людей Гилнеаса, но не предпринял должных мер по их спасению. При таком положении дел ШРУ уполномочено действовать самостоятельно.

Уизли похолодел, представив, какой могла быть реакция Вариана на своевольное решение Шоу отправить подводную лодку в Гилнеас. Возможно, по этой причине Вариан и расформировал ШРУ?

Откупорили третью бутыль. И когда старший капитан заговорил на этот раз, Уизли испытал настоящий шок. Как и остальные, он осушил бокал залпом, даже не ощутив вкуса дешевого алкоголя.

Орде удалось похитить принца Андуина, сказал капитан. Его сиятельство, архиепископ Бенедикт, подвергся невероятно насильственной смерти. Тело архиепископа было разрублено на куски и затем сожжено. Шоу был обвинен в том, что ШРУ состояло в заговоре с орками. Глава ШРУ, Матиас Шоу, кончил свои дни на виселице.

Все сказанное казалось ирреальным. После выпитого на пустой желудок ошарашенный новостями Уизли слишком поспешно вскочил на ноги. Он сделал несколько нетвердых шагов и схватился за спинку стула, чувствуя, как у него темнеет перед глазами.

— Что же нам теперь делать? — заплетающимся языком спросил Уизли сидящих перед ним агентов, которых он уже почти не видел.

Но раньше, чем ему ответили, рухнул в обморок.

Это было невероятно, но ему казалось, что он до сих пор ощущал во рту кислый вкус того дешевого вина, который они еще несколько дней пили во временном штабе СИ-7. Уизли вновь открыл глаза. Темнота перед его глазами взорвалась фейерверками. Язык, кажется, прилип к небу. Отчаянно хотелось пить.

Уизли все еще покачивало из стороны в сторону, когда он, наконец, разглядел помещение, в котором находился. Покатые деревянные стены. Сложенные канаты на полу. И мерный скрип при покачивании. Звук, который он отчего-то не различил раньше.

Уизли Шпринцевиллер выругался.

На следующий день, когда Уизли спустился вниз, в комнату с большим круглым столом и пустыми бутылками, где все еще сидели некоторые агенты, капитан тут же налил ему вина и сказал:

— Мы отправляемся в Дарнас.

Капитан предпочитал обходиться без вступлений, это Уизли уже понял.

— Почему в Дарнас? — спросил гном, отодвигая от себя вино, от одного запаха которого его чуть не вывернуло.

Тогда капитан рассказал о встрече с королем Седогривом, лордом Кроули и ночным эльфом друидом. В замке Седогрива агенты рассказали об участи, которая постигла ШРУ уже после того, как они направились в Гилнеас. Непричастность Штормграда поставила короля Седогрива в тупик, как заметил капитан. Видимо, король-оборотень надеялся на содействие Альянса в дальнейшей непростой жизни королевства. В войне с нежитью не была поставлена точка, экономика оставляла желать лучшего, к тому же король лишился законного наследника.

Однако неожиданно друид попросил у короля слово и предложил обездоленным агентам плыть вместе с ним в Дарнас. Его миссия в Гилнеасе была окончена, он желал обо всем рассказать Верховной Жрице. Агенты ШРУ, посовещавшись, согласились.

Подводная лодка не могла уместить всех желающих покинуть земли Гилнеаса. А таковых нашлось предостаточно. Дворяне донимали бывших агентов, предлагая золото и фамильные драгоценности в обмен на место в подводной лодке. Король Седогрива пообещал начать строить собственный флот для развития мореходства и возобновления отношений с остальным миром, но гилнеасцы не желали ждать. Возможно, сказывались годы изоляции. Своего флота у Гилнеаса не было, но, к своей удачи, в порту Столицы люди обнаружили один-единственный не потопленный фрегат Отрекшихся. С него сорвали паруса Отрекшихся, заменили их серыми знаменами Гилнеаса. В провожатые назначили подводную лодку специального подразделения СИ-7, на которой остался минимум необходимой для управления команды. Некоторые дворяне очень уж сильно настаивали на возможности преодолеть Великое море не по его поверхности.Уизли не мог винить агентов, в их положении деньги лишними не были.

Должно быть, именно на этом корабле и очнулся Уизли. Других в Гилнеасе попросту не было, но как он на него попал, он пока не помнил. Все это время он провел в подвешенном гамаке, который никак не улучшал его похмельного состояния. Не стоило даже надеяться, что корабль все еще пришвартован в порту Столицы.

Уизли не мог и дальше оставаться в проклятом гамаке. Он спрыгнул на пол, едва удержавшись на ногах. Пол ходил ходуном. Но Уизли готов был преодолеть что угодно, лишь бы найти воду. И желательно питьевую.

Гном стал пробираться вперед, понятия не имея, куда направляется. В подвешенных гамаках спали люди, качка их не беспокоила. Уизли уткнулся в ведущие наверх деревянные ступени. Новые сапоги были ему немного великоваты, отчего он при ходьбе поднимал ноги выше, чем следовало. Хорошо, что вокруг по-прежнему было темно и никто его не видел. Похмелье также не придавало твердости его шагу. Сколько же он проспал, пока не пришел в себя?

Лестница вывела его на палубу. От влажного ночного ветра Уизли тут же продрог и задрожал. Он увидел, как корма вздымается и опускается на волнах, как скачет на одном и том же месте бледная луна Азерота. Тошнота одержала верх. Перегнувшись через поручни, Уизли, как мог, попрощался с королевством Гилнеас.

Голова немного прояснилась. Холод даже взбодрил. Темная вода пенилась, корабль стремительно несся в Дарнас. Уизли понятия не имел, сколько времени провел в небытии и какое расстояние за это время они успели преодолеть. «Ты будешь первым, кому я расскажу об этом, свинка», — внезапно пришло ему на ум. Как же. Где бы ни был Парук, Уизли теперь окажется на острове ночных эльфов, невероятно далеко от Гилнеаса.

— Уизли? — проговорил голос с легким акцентом. — Кажется, вас так зовут? Все в порядке?

Гном обернулся. Из темноты со свечой в руке материализовался ночной эльф в друидических одеждах.

— Да, спасибо… эээ?

— А’таал Тень Небес, — с улыбкой ответил друид. — Нас познакомили вчера вечером, но немудрено, что вы не запомнили меня, учитывая ваше состояния.

— Спасибо за понимание.

— Идемте на камбуз? Там вас накормят, станет легче.

Они обошли корабль по правому борту и спустились на нижнюю палубу. В тесном помещении собрались пассажиры и некоторые из агентов. Бывших агентов, пора бы уже привыкнуть, подумал Уизли. Люди без прошлого, как и он сам. Они радостно приветствовали его, намекая на вчерашние достижения, и гном был готов со стыда под землю провалиться. Уизли занял место немного поодаль ото всех. Когда перед ним возник деревянный бокал с пивом, Уизли вдруг отчетливо вспомнил начало вчерашнего вечера и свое желание прекратить пить. Сейчас это желание было сильно как никогда. Расформирование ШРУ, гибель Шоу, похищение наследного принца, осада Оргриммара Альянсом — все это требовало ясной головы. И еще проклятая незавершенная история орка не давала ему покоя.

Уизли отодвинул пиво и сказал, что его обещали накормить, а не напоить. Вскоре перед ним уже дымилась порция жаркого. Аромат сводил с ума, и к радости Уизли, это не было тушенное паучье мясо, столь полюбившееся гражданам Гилнеаса. Уизли так увлекся жарким, что не сразу различил крики вокруг себя.

— Помилуйте, я ведь рассказывал мою историю вчера, — отказывался друид, но, по мнению Уизли, не слишком убедительно.

— Для некоторых после вчерашнего она прозвучит как в первый раз! — воскликнул кто-то, чем заслужил одобрительный хохот. Уизли сделал вид, что очень увлечен едой. Жаркое и вправду было достойным.

— Расскажи еще раз. А’таал! А’таал!

Наконец, друид сдался.

Уизли не сильно вслушивался в подробности путешествия друида в Гилнеас, он как раз покончил с жарким и думал, не попросить ли вторую порцию, когда слова друида о Круге Крови в Серебряном Бору напрочь отбили у него аппетит. До этого дня об арене Отрекшихся Уизли слышал только от своего сокамерника орка. Парук был в числе зрителей, он прибыл туда по личному приглашению самой Темной Госпожи. Уизли не поверил ему, раньше ему не доводилось слышать, чтобы нежить увлекали поединки на аренах. Именно Парук рассказал ему о поединке двух друидов с диким воргеном Гилнеаса.

Уизли охватила оторопь, когда он понял, что А’таал Тень Небес, попивающий пиво редкими глотками, был одним из тех двух друидов на арене в Серебряном Бору. Единственным выжившим друидом из двадцати других.

Зная, как неприлично это может показаться, Уизли уставился на друида. И через какое-то мгновение понял, что его лицо ему совершенно точно знакомо. И, кажется, догадался, почему так сильно напился накануне.

Гном отложил вилку в сторону.

— А’таал! — воскликнул Уизли со своего места, прекрасно зная, что врывается в разговор невероятно наглым образом. — Я правильно понял, что отправляясь в Гилнеас, вы покинули Штормград вместе с лордом Фордрингом?

Сидевший в окружении агентов ШРУ ночной эльф замолчал и обернулся к нему. Уизли сожалел, что к этому времени друид выпил не так много, как ему хотелось бы, но медлить с вопросом не мог. Верховный лорд Серебряного Рассвета в окружении небольшой армии возвращался в свои законные земли и уж точно не нуждался в поддержке двадцати друидов. Уизли не был настолько глуп, чтобы верить в это.

— Да, я так и сказал, — медленно ответил А’таал. — Мы сопровождали корабли Серебряного Рассвета до Чумных Земель, а оттуда взяли курс на Гилнеас. Но нежить…

— Да, так вы и оказались в плену Темной Госпожи. Еще мгновение, А’таал, — продолжал Уизли, не давая друиду опомниться. — Я сто лет не видел Штормграда. И возможно, мне не суждено туда вернутся. Невероятный город, не так ли? Какая архитектура! Какие статуи! Ты ведь виделся в Штормграде с королем Варианом? — внезапно спросил Уизли.

Друид отвел глаза.

— Нет, — поспешно ответил ночной эльф. — Нет, нет. Невероятный город, но у нас не было времени на экскурсии.

И все же, один ноль в пользу бывшего агента.

— О, конечно, понимаю. За Штормград! — поднял деревянный бокал Уизли. А после того, как все присутствующие выпили, сказал: — Продолжай, А’таал. Очень интересно. За нашу победу, ребята! За Гилнеас! — снова воскликнул Уизли, и это было воспринято как тост.

Итак, события вчерашнего вечера стали восстанавливаться. Например, вчера Уизли совершенно точно узнал, что споить А’таала — идея безнадежно провальная. Ночной эльф, в отличие от Уизли, умел пить и не пьянеть, как Уизли успел выяснить вчера до того, как сполз под стол. Кое-что он уже вспомнил. Как он очутился на корабле, пока нет. Впрочем, путь до Дарнаса не самый близкий, будет время подумать.

А споить друида Уизли задумал по той простой причине, что он соврал ему.

В Штормграде А’таал Тень Небес совершенно точно встречался с королем. Друид присутствовал на приеме в королевском дворце в честь возвращения короля Вариана из Нордскола после победы над Королем Мертвых. У друида не было шансов — на том приеме Уизли видел его собственными глазами. Уизли обладал хорошей памятью на лица. Особенно, когда не пил. А в тот вечер гном был при исполнении. Когда остальные гости начали расходиться, А’таал все еще оставался в зале для приемов. Уизли покинул залу одним из последних, он видел друида возле Вариана. Уизли готов был биться о заклад, что тем вечером А’таал рассказал королю о миссии друидов.

Значит, Матиас Шоу не был так уж неправ в своих догадках, за которые поплатился жизнью. Король Вариан поставил под угрозу жизнь людей и не сделал ровным счетом ничего для их спасения. Уизли был не настолько самоуверен, чтобы считать, что король отправил его в Гилнеас спасать человечество. Вариан сказал, что нуждается в информации. И теперь Уизли понимал, в какой именно.

Именно А’таал Тень Небес стал тем чудом, в котором нуждались эти проклятые земли и наводнившие их оборотни. Гному, если бы он вернулся в Штормград, безусловно, было о чем рассказать королю Вариану. Но Уизли совершенно нечего было предложить Гилнеасу. В отличие от ночного эльфа, чудом вышедшего живым из всех выпавших на его долю передряг.

Уизли любил тайны и загадки. Его изголодавшийся по распутыванию головоломок мозг заработал с невероятной скоростью. В какой-то момент Уизли показалось, что в его руках есть все части разрозненной головоломки, нужно только их грамотно сложить, чтобы увидеть картину целиком. Задача была непростой. Он весь обратился в слух. К своему стыду, Уизли не так хорошо помнил детали из вчерашнего рассказа друида. Очень жаль, он мог бы сравнить оба рассказа, ведь друид мог совершить мелкую оплошность в изложении фактов и тем самым выдать себя.

А’таал быстро справился с потрясением после неожиданного вопроса гнома и теперь рассказывал об ужасах, которые ему довелось пережить в пыточных камерах Подгорода. Уизли не терпелось услышать о том, как А’таал умудрился покинуть арену живым и добраться до Стены. Друид мастерски описывал землетрясение и хаос, охвативший Круг Крови после первых толчков. Его слова полностью совпадали с тем, что в темном карцере когда-то рассказывал Парук. Внутреннее чутье подсказывало гному, что во всем этом орк был единственным, кому он мог доверять. В отличие от Уизли, капитан спецподразделения, как и остальные слушатели, ни в чем не подозревали ночного эльфа. Ведь они не слышали истории орка.

К вящей досаде Уизли, восхищенные слушатели засыпали А’таала вопросами о процессе перерождения валь’кирами мертвого человека в нежить. Парук тоже упоминал об этом. Тогда, в темнице, Уизли спросил у орка:

— А Сильвана говорила что-либо об этом зеркале? Объясняла, откуда оно взялось?

— В тот момент было немножко не до того, знаешь ли, — ответил Парук. Уизли не мог не согласиться, что землетрясения и убийства не располагают к экскурсам в историю.

Друид, наконец, продолжил рассказывать о том, что после самого разрушительного толчка зеркало для призыва валь’кир рухнуло на песок и раскололось на две части.

— А’таал! — снова воскликнул гном, привлекая внимание друида. — Я опять все пропустил, пока думал о новой порции жаркого. А что это было за зеркало и откуда оно взялось у Сильваны? Не знаешь, случайно?

В этот момент А’таал достаточно странно посмотрел на Уизли, будто оценивая, насколько он уже перебрал и что он завтра будет помнить из этой истории. Уизли с улыбкой осушил пивной бокал. Главное было не перестараться и этим вечером, второй раз на эту удочку друид вряд ли клюнет. На дурака он не похож.

— Знаю, — сдался друид. — Это зеркало Сильвана привезла из Нордскола, им владел сам Король Мертвых. Это возмутительно, как Орда допустила, чтобы такой легендарный артефакт попал в руки мертвой стервы. Насколько я помню, Сильвана звала его Зеркалом Мертвых Душ.

— Что с этих неотесанных орков возьмешь? — шумно выдохнул Уизли, изо всех сил скрывая свое удивление. — Значит, Зеркало Мертвых Душ разбилось, и что это могло означать для Сильваны? Семь лет несчастья? — спросил гном под всеобщий хохот.

— Вряд ли ей повезло, когда вы, ребята, вынырнули в заливе Гилнеаса! — воскликнул А’таал, поднимая свой бокал.

Агенты ШРУ выпили, Уизли тоже пришлось. Друид не сводил с него внимательного взгляда серебряных глаз. Гном решил, что ночной эльф отшутился от его вопроса и ему не стоит даже продолжать, но когда смех стих, А’таал неожиданно продолжил:

— Разбитое Зеркало Мертвых Душ, конечно, не предвещает ничего хорошего. Даже для Сильваны. На арене она успела призвать лишь трех валь’кир. Если бы зеркало уцелело, она могла бы призывать их сколько угодно. Но отныне у нее в услужении лишь три валь’киры, хотя могло быть и больше.

— И ты опечален этим, А’таал? — весело воскликнул Уизли, хотя меньше всего ему хотелось смеяться.

Тут капитан спецподразделения велел Уизли не отвлекать рассказчика глупыми вопросами, и А’таал продолжил повествование о том, как после сильнейшего из толчков стража Темной Госпожи трусливо разбежалась, кто куда. А сама Сильвана, схватившись за руки валь’кир, взмыла в воздух, покинув разрушенную арену. Уизли знал, что так же мертвая стерва, как ее звали гилнеасцы, сбежала из плена после единственного выстрела, стоившего жизни принцу Лиаму. А’таал рассказывал о трусливых Отрекшихся, которые бежали при первых толчках кто куда, не помня себя от страха. Уизли хорошо запомнились те землетрясения, вряд ли он чувствовал себя иначе, чем нежить, если бы оказался около рухнувших трибун. Парук был там, он не отзывался о нежити с таким высокомерием. И дело было вовсе не в том, что они были частью Орды, как и он сам. Уизли только сейчас это понял.

Наконец ночной эльф достиг той части истории, о которой орк не мог знать и которую Уизли совсем не запомнил, поскольку вчера перебрал еще на стадии пленения друидов нежитью. Доедая жаркое, А’таал рассказывал о голоде, который ему довелось испытать в течение тех дней, пока он бродил в одиночестве по Серебряному Бору в надежде достигнуть Стены Седогрива и обрести за ней спасение. Он не рисковал питаться плодами, которые видел в лесу, поскольку это были земли нежити. Без особых помех друид добрался до оборонительной Стены Гилнеаса.

— До чего же монументальное было сооружение! — тут же оживился Уизли. — Ах, взглянуть бы на эту Стену хоть одним глазком. Если бы не этот безумный дракон, Стена устояла бы.

Расчет был сделан правильно. Друид сузил глаза.

— Конечно, устояла бы, — ответил он, сверля Уизли взглядом. — На Стене не было ни единой трещинки, ни единого скола. Зодчие Гилнеаса знали свое дело. За Гилнеас!

Все выпили.

— Как же тебе удалось преодолеть Стену? — удивился кто-то.

Друид не удостоил его взгляда. Он глядел на Уизли, и гном, стараясь выглядеть как можно глупее, широко улыбался ему в ответ.

— Увидев Стену вживую, я впервые задумался о тщетности своих надежд преодолеть ее, — заговорил А’таал. — Стена была такой высокой, что застилала небо над головой. Не каждая птица могла преодолеть ее. Вначале я шел вдоль Стены, но это была глупая идея, я скоро отказался от нее. Затем я всерьез задумался о подкопе, но, я мог рыть только руками, а на это ушла бы вечность. Отчаявшись, я обратился в молитве к Элуне. Стояла ночь, и обе луны ярко светили в небе. Я слышал рычание диких зверей, но к тому времени я устал бояться — нежити, зверей, смерти. Я решил, что приму любую участь, которую дарует мне Элуна.

Слушатели затаили дыхание. Все же А’таал был мастером пересказа, от волнения даже у Уизли пересохло в горле. Но он сдержался от лишнего глотка. В голове и без того шумело.

— Я обрел просветление и ощутил небывалую легкость. Мои молитвы были услышаны. Когда я открыл глаза, то понял, что Элуна изменила мой облик. Я обрел форму ястреба. Огромного и сильного, только такая птица могла преодолеть непреступную Стену Седогрива.

Слушатели восторженно выдохнули. Уизли разделял их чувства, достойный финал интересной истории.

— Уже поздно, — сказал друид. — Я расскажу вам, как встретился с лордом Кроули в следующий раз. Возможно, завтра, если захотите. Путь до Дарнаса не близкий.

Гилнеасцы стали расходиться, А’таал тоже поднялся.

— Уизли, — обратился к нему ночной эльф, — вы не идете в каюту?

Друид обращался к нему подчеркнуто вежливо. Уизли в ответ широко зевнул.

— Посижу еще немного, — лениво ответил гном. — Возможно, выйду подышать воздухом. Меня не очень тянет в этот проклятый гамак. Я и без него с трудом держусь на ногах.

Гном сдержал свое слово и, когда все разошлись, вышел на палубу. Ночное небо только начинало светлеть, но Уизли ощущал небывалый прилив бодрости и эйфории. К сожалению, в этом было повинно выпитое за вечер пиво. Ему нужен ясный ум, теперь он был в этом уверен. Уизли во второй раз уличил друида во лжи. Парук тоже видел Стену Седогрива, примерно в то же время, что и А’таал. Орк описывал черные ленты трещин, множество трещин и дыр.

На Стене не было ни единой трещинки, ни единого скола, сказал друид.

Уизли нужно окончательно протрезветь и взвесить все, что ему довелось узнать. Возможно, до тех пор, пока они не прибудут в Дарнас, переманить кого-то из агентов на свою сторону, рассказать о своих выводах, пока А’таал окончательно не покорил их сердца своей простотой и вежливостью. Нужно приглядеться к агентам, возможно, немногословный капитан может стать ему союзником.

Ему было о чем подумать, и меньше всего теперь ему хотелось спать. Даже стоя на покачивающейся палубе, после самого жесткого в своей жизни похмелья, Уизли почувствовал, что улыбается. Пожалуй, стоит возблагодарить Свет за то, что первым, кого Уизли встретил в Гилнеасе, оказался именно орк. Даже, если он никогда не узнает имени того эльфа крови, который сыграл в судьбе орка слишком большое значение, благодаря рассказу Парука, он вытянет из А’таала истинную правду. В какой-то момент Уизли даже показалось, что эта правда, так или иначе, приведет его к Матиасу Шоу, нашедшему свой конец в петле виселицы.

Погруженный в мысли Уизли не сразу различил тихий шорох. У него даже ойкнуло сердце от мысли, что это мог быть друид. Он был уверен, что до поры до времени ему лучше не встречаться с А’таалом наедине, особенно в темноте безлюдной палубы. Обернувшись, даже при слабом свете одной луны Уизли различил тонкую фигуру. Она была слишком изящной для парня, даже темнота не могла скрыть всех изгибов ее фигуры. Тихо гавкнула собака, крутившаяся у ее ног.

Девушка, в отличие от пса, не заметила его. Гнома почти полностью скрывал скатанный на палубе канат. Тем временем девушка, сильно замахнувшись, швырнула что-то в воду. Собака пулей перелетела через борт и прыгнула в море. Девушка ловко взобралась на деревянный выступ корабельного борта. Застыла на мгновение. Луна светила позади нее, Уизли различал лишь черный тонкий силуэт. Кажется, она глубоко вдохнула и через мгновение прыгнула следом за собакой.

Уизли онемел от удивления. Гном успел заметить, как девушка, оказавшись в темной воде, стала неловко перебирать руками, пока не вцепилась в спину собаки. Корабль быстро отдалялся. Уизли не сразу сообразил, что надо закричать, привлечь внимание команды.

Девушка в воде громко свистнула.

Уизли услышал топот позади себя, но, когда обернулся, было уже поздно. Вторая собака сбила его с ног. Он зацепился за сложенный канат, который обвился вокруг его ног и рук. Свист повторился. Собака зарычала на Уизли, который цеплялся за ее шерсть. И прыгнула. Вместе с гномом. Прямо за борт.

Оказавшись в ледяной воде, Уизли мгновенно протрезвел. У него сперло дыхание и, кажется, остановилось сердце, когда он увидел махину корабля над собой.

— Стойте! — завопил Уизли, глотая воду. — Гном за бортом! Помогите!

Девушка впервые его заметила.

— Да как тебя угораздило?! — возмутилась она.

— Собаку свою спроси!

Он энергично работал руками, чтобы удержаться наплаву. А девушка не умеет плавать, вдруг понял Уизли, поэтому и держится за собаку. Второй пес наворачивала круги рядом с ней.

Еще несколько минут назад его жизнь наполнилась смыслом, он находился на пороге раскрытия мирового заговора, если чутье его не обманывало, а оно редко его подводило. И вот теперь он болтался в ледяной воде, а единственный шанс навсегда покинуть это проклятое королевство почти исчез на горизонте.

— До берега доберешься или нужна помощь? Отвечай быстрее, не лето на дворе! — рявкнула она.

— Да кто ты вообще такая?! — взорвался Уизли.

Гном различил, как сверкнули ее глаза.

— Я Лорна Кроули, — прошипела она. — И я плыву к берегу. А ты можешь оставаться здесь, если хочешь замерзнуть.

Она свистнула, и собаки повернули к берегу.

— Почему? — выдохнул гном. — Почему именно я?!

* * *

Лорна медленно шла между колоннами Собора. Полыхали изумрудным светом зажженные свечи. Алтарь тонул в клубах зеленого тумана. Она шла прямо к нему.

Неожиданно в проходе между скамьями Собора возникла ее мать. Леди Эмилия Кроули крепко схватила ее за руки и усадила рядом с собой.

— Ты испортишь праздник, милая, — прошептала мама. — Смотри, невеста идет.

Обернувшись, Лорна увидела лишь длинный нескончаемый шлейф, тянувшийся за высокой белой фигурой. Фата не давала разглядеть лицо. При приближении невесты зеленый туман у алтаря рассеялся. Лорна увидела жениха, и ее сердце остановилось.

— Мама... — простонала Лорна. — Это ведь я должна стать его женой.

Леди Эмилия Кроули улыбнулась.

— Какая же ты глупая, Лорна. Конечно, ты не можешь стать женой Лиама.

— Почему?

— Тихо, девочка. Не мешай мне смотреть церемонию.

В звенящей тишине Лиам Седогрив обернулся к невесте, поднял ее фату, обнажая такое же белое, как и платье, лицо. Наклонился и коснулся губ Сильваны Ветрокрылой.

Сны. Как же она ненавидела эти сны.

Лорна рывком поднялась с земли. Собаки вскочили следом, но она знаком приказала им оставаться на месте. Гном спал неподалеку, съежившись от холода на куче сухих листьев. Без помощи одного из мастиффов бедняга не доплыл бы до берега. Добраться вплавь до берега оказалось не такой простой задачей, как она себе представляла. Даже выносливым собакам это далось непросто.

Лорна помнила, что из последних сил сопротивлялась сну, но холод и усталость все же одолели ее. Если бы она только могла не спать…

Костер, который они развели после того, как вышли на берег, почти потух. Она подкинула несколько поленьев и поворошила угли палкой, протянула озябшие руки к пламени. Стоит разбудить гнома и позвать его к костру, но Лорна все еще злилась на него. Оказавшись на берегу, коротышка даже не поблагодарил за помощь, сразу накинулся с обвинениями о потерянных сапогах. Она не заставляла его прыгать в воду. Какая нелегкая вообще принесла этого гнома? В этот раз он был один, без орка. Разумеется, орк не мог плыть в Дарнас вместе с людьми, жаль, что это было так. В прошлую их встречу Уизли хотел похитить Лорну ради выкупа лорда Кроули. До чего бредовая идея, сказал тогда орк. Лорна не запомнила его имени. Орк сказал, что не собирается никого похищать и провел Лорну через лес обратно до Паучьего городка. Если Свет решил, что ей нужна компания, лучше бы вместо гнома оказался тот орк, честное слово.

Лорна сняла со своей спины небольшой рюкзак, пошитый из специальной водоотталкивающей ткани. Жаль, что в рюкзак не поместилась комплект сухой одежды. Ее одежда и сапоги были все еще сырыми. Нащупала внутри рюкзака небольшой сверток, но не решилась вытащить его, хотя ей и хотелось убедиться, что его содержимое не пострадало из-за прыжка в воду. Оставив сверток, Лорна выудила бархатный мешочек и развязала тесемки. На ее ладони тускло блеснула давно нечищеная серебряная серьга. Когда-то она принадлежала ее матери, леди Эмили Кроули. Даже во снах Лорна не видела ее лица, только неясный размытый образ. Ей было всего несколько лет от роду, когда дикие оборотни погубили Эмили.

Дрожь не унималась, теперь серьга на ее ладони почти подпрыгивала. Проклятье! Она должна была подумать об этом заранее. Ей предстояло преодолеть половину гилнеаского залива, а потом ждать утра в мокрой одежде.

— Остерегайся холода, Лорна, — сказал алхимик Кренан Аранас. — Он провоцирует приступы.

Лорна протянула руку к рюкзаку, который еще секунду назад спокойно лежал у ее ног, а теперь прыгал верх и вниз, будто мяч. Тщетно. Перед глазами потемнело — яркое пятно костра растворилось в ночных сумерках. С трудом совладав с дрожью в руках, Лорна высыпала содержимое рюкзака на землю. Она не видела их, но услышала, как стеклянные флаконы раскатились в разные стороны.

В ушах зазвенело от собственного крика.

От того крика, когда Лорна увидела стрелу в груди Лиама. Этот крик лишил ее возможности говорить, он так и звенел у нее в голове. Лорна молчала, доводя до исступления своего отца. Дариус Кроули кричал, умолял, тряс ее за плечи, обнимал. Кажется, даже плакал. Он просто не знал, что слова больше ничего не значат для его дочери, что даже время исчезло. День больше не сменялся ночью в застывшем мире Лорны. Но сквозь оглушившую ее тишину однажды прорвались слова:

— Лорна. Сегодня похороны Лиама.

И это все изменило.

Она обещала Лиаму, что придет в Собор, что не оставит его у алтаря в одиночестве. До встречи в Соборе, сказала ему Лорна на площади, а через четверть часа Лиама уже не было в живых.

Отец вел ее под руку, тихо считая ступени и шаги. Они вошли в Собор Света, вновь обретший свое великолепие после осквернения нежитью. Кроули вел ее по проходу между рядами, вел к алтарю на встречу с самым значимым мужчиной в ее жизни. Этот день настал. Но они с Лиамом совсем иначе его представляли.

Гроб с телом принца стоял на возвышении, усыпанном цветами. В ее кошмарах принц поднимался из гроба и тянул к ней свои руки. Сейчас тело Лиама оставалось неподвижным. Происходящее не было очередным сном. Лиам был мертв. Худший из ее кошмаров сталь явью.

Вскоре они вновь шли по проходу — теперь вслед за гробом.

Процессия обогнула кладбище и направилась дальше, к низким горам. По тропинке они поднялись выше и остановились возле пещеры. По всем правилам нынешнего времени тело Лиама нужно было сжечь. Лорна поняла, что Седогрив не смог на это решиться. Она увидела короля, раздавленного горем, поседевшего за эти несколько дней.

Гроб занесли в пещеру.

— Подождите, — сказал Кроули.

От самого Собора отец так и не отпустил ее руки. Благодаря волчьему зрению он завел Лорну в пещеру, в кромешной тьме которой она ничего не различала. Отец переложил ее руки на деревянную крышку гроба. Даже сквозь дерево Лорна ощутила леденящий холод. Для них с Лиамом это были последние минуты, проведенные вместе. Уму непостижимо.

— Попрощайся с ним, — услышала она охрипший голос отца.

Она не знала, что может сказать мертвому телу. Как начать говорить в темноте, обращаясь к тому, кого больше нет? Каков смысл этих слов? Ведь ничего не изменишь.

Она не узнала собственного голоса, когда произнесла:

— Лиам…Они заплатят за твою смерть.

Такими были ее первые слова со дня гибели принца, после нескольких дней молчания. Лорна различила, как участилось шумное дыхание отца за ее спиной. Ей нечего было добавить. Кроули понял это и вывел ее на свет дневной. Воргены завалили вход в пещеру камнями.

Лорна все еще смотрела на валуны, преграждавшие вход в пещеру, когда отец крепко обнял ее за плечи и настойчиво повел вниз, обратно в город. Кажется, она могла бы вечно стоять на той горе.

— Лорна, — тихо заговорил лорд Кроули, — когда-то давно я потерял твою мать. Я знаю, что ты чувствуешь.

Она кивнула, хотя совсем не помнила того времени. Отец остановился, ей тоже пришлось.

— Больше всего на свете после гибели Эмили я желал никогда не видеть этих мест, которые приносили столько воспоминаний, — сказал он. — В свое время из-за Стены я не смог убежать. Даже могила твоей матери осталась за этим проклятым нагромождением камней. Лишь время излечило меня, насколько это было возможно. В свое время я не смог покинуть Гилнеас, но у тебя, Лорна, есть выход, которого у меня не было. Наша война еще не окончена. Благодаря агентам разведки мы вернули контроль над Столицей, но это только начало — мы должны навсегда очистить от нежити земли Гильнеаса. Мое место здесь, Лорна. Но — не твое. Я хочу, чтобы ты отправилась в Дарнас.

Лорна понимала, что он уже принял решение и ничто не способно его изменить. Отец был единственным, кто оставался у нее, почему же он с такой легкостью готов отослать ее прочь?

— Почему… Дарнас? — выдавила она.

— Агенты ШРУ прибыли сюда не по приказу Вариана, как надеялся Седогрив. За ними не следует флот Альянса. Всего одна подводная лодка, и даже она не сможет вернуться в Штормград. Друид, которому мы стольким обязаны, предложил агентам отправиться в Дарнас к ночным эльфам. Их подводная лодка не вместила бы и дюжины пассажиров, а желающих покинуть Гилнеас оказалось гораздо больше. Я отдал приказ найти любое судно, способное держаться на плаву. Я не особенно верил в успех, но жизнь научила меня, что в безвыходной ситуации лучше поступать так, словно то, что тебе нужно, осуществимо. И вскоре в порту Темной гавани все же обнаружили брошенный нежитью фрегат. Один-единственный корабль. Я хочу, чтобы ты была в числе тех, кто поднимется на его борт. Другого корабля больше может не быть. Ты должна отправиться в Дарнас, Лорна, — повторил отец.

Кроули действительно считал, что в этом огромном мире существует такое место, где ей будет лучше. Лорна знала, что Дарнас не из их числа. Но она так и не сказала отцу об этом. Как и того, чего она желала, когда другие ее чувства были истреблены, раздавлены горем.

Отец ждал ее ответа. Она все еще ощущала холод деревянного гроба под своими пальцами.

«Они заплатят за твою смерть».

Тогда Лорна в первый раз ощутила, что ей не хватает воздуха. Произнесенные у гроба Лиама слова, как кость, застряли поперек горла. Она покачнулась, захрипела. Кроули побледнел, подхватил ее на руки и помчался вниз по склону, к городу. Внизу дежурили солдаты. Кроули не своим голосом приказал срочно привести к нему королевского алхимика. Лорна не знала, почему именно алхимика, должно быть, годы королевской службы внушили доверие лорду Кроули. А может быть, ее отец рассудил, что если Кренан способен справиться с обликом зверя, то остальные недуги для него должны быть проще простого. Так и оказалось, отец сделал правильный выбор.

— Что с тобой? Лорна?

Возле нее очутился гном. Собаки не оценили его порыв и залились лаем. Лорна поняла, что каким-то чудом держит в скрюченных пальцах нужный флакон. Открутила крышку и залпом выпила лекарство. Собаки продолжали громко выражать свое возмущение. Сейчас она сможет дышать и прикажет им успокоиться. Сейчас.

— Тебе нужно принимать лекарство регулярно, Лорна, — говорил в тот вечер алхимик Кренан Аранас. — Не забывай об этом. Никак иначе твой приступ не пройдет. Ты начнешь задыхаться и в какой-то момент просто не сможешь сделать глоток воздуха. И остерегайся холода, Лорна. Он провоцирует приступы.

Раз… Два… Три…

Лорна открыла глаза, шевельнула рукой. Собаки мгновенно притихли и улеглись по обе стороны от нее. Уизли сделал несколько шагов, но Лорна тут же крикнула:

— Стой, где стоишь!

— Теперь что не так? — возмутился он, замерев на месте.

Лорна не ответила, стала собирать обратно в рюкзак ампулы со снадобьем Аранаса, считая их в уме. Что она будет делать, когда они кончатся? Для лекарей Дарнаса алхимик написал ей рецепт изготовления, но Лорна не попадет на остров ночных эльфов. Алхимик этого не знал. Ее отец тоже. Иначе он не позволил бы ей сесть на этот корабль. Небольшой перевязанный лентой сверток очутился в опасной близости к костру. Лорна аккуратно спрятала его на самое дно рюкзака.

Чтобы не вызвать лишних подозрений, Лорна даже позволила отцу проверить весь ее багаж и обыскать каюту от и до. Отец не умел читать мысли. Остального ей не стоило опасаться.

Небольшие трудности возникли с тем, что Лорна не умела и так и не научилась плавать. Она решила, что мастиффы справятся с этой задачей. Почему-то она не решилась отправлять за борт обеих собак разом, поэтому привязала вторую собаку на палубе, но не крепко. Услышав свист хозяйки, мастифф без особого труда разорвал веревку. Только гнома не было в ее хорошо спланированном плане.

Того гнома, который теперь жался к костру, в надежде хоть немного согреться, и бросал в ее сторону косые взгляды. Ее приступы могли напугать кого угодно.

— Как их зовут? — спросил Уизли, стоя у костра.

— Кого? — не поняла она.

— Твоих собак.

— Никак. Просто собаки.

— Почему?

— Когда я сказала отцу, что хотела бы иметь собаку, отец не сразу согласился. Он говорил, что воргены чувствуют собак издали и разорвут любую на куски. Я настаивала. Упертости мне не занимать, в этом я вся в него. Однажды он сдался и подарил мне мастиффа, но взял с меня обещание, что я не буду к нему сильно привыкать. Я согласилась и решила, что пока не буду давать собаке кличку. Все равно мне нельзя было привыкать к ней.

— Но у тебя ведь два мастиффа?

— Отец решил перестраховаться, — слабо улыбнулась Лорна. — На случай, если первую сразу же загрызут оборотни, он решил, что тут же заменит ее второй, чтобы не доводить меня до слез. Шли недели, отец больше не мог удерживать второго пса взаперти. Так вместо одной, у меня появилось целых две собаки. И обе без кличек. Я научила их отзываться на свист.

— Это я уже заметил.

Небо над кронами деревьев заметно посветлело.

— Мне пора, — сказала она.

— Тебе? — переспросил гном.

— Ты не можешь идти со мной. Только я и собаки.

— Почему? Куда ты идешь?

— На могилу своей матери. Это самые дальние, северные земли Гилнеаса, когда-то они принадлежали моему отцу. Но после того как король Седогрив воздвиг Стену, эти земли оказались по ту сторону.

Кажется, гном даже побледнел, когда спросил:

— Сейчас это земли нежити?

— Возможно, — пожала плечами Лорна.

Под пристальным взглядом гнома она натянула на ноги мокрые сапоги.

— И ради этого ты спрыгнула с корабля?

— Прыгнула? — Лорна усмехнулась. — О, нет. Ночь не позволила тебе разглядеть деталей, Уизли. Я свалилась за борт. Спасибо моей собаке, которая пришла мне на помощь. Я ведь не умею плавать. Мне жаль, что вторая потянула тебя за собой, Уизли, и ты тоже оказался в воде.

— А мне как жаль, — пробормотал Уизли. — Течение реки унесло мои новые сапоги. Ты не представляешь, до чего мне надоело ходить босиком.

Лорна надела на спину рюкзак, свистнула собакам. Мастиффы тут же вскочили.

— Иди строго на юг, Уизли, — напоследок сказала она. — Правда, не жди следующего корабля до Дарнаса. У Гилнеаса пока нет своего флота. Прощай, Уизли.

Гном не ответил.

Ее одежда все еще не высохла, а влажные волосы липли к лицу. Она почти сразу перешла на бег, чтобы согреться. Довольные собаки трусили рядом.

Лорна не сразу разобралась в своих намерениях. Даже теперь, когда больше не было дороги назад, она не смогла бы объяснить, в какой очередности к ней приходили мысли, и какая из них сыграла решающую роль для принятия решения. Просто одна мысль цепляла другую, чужие слова рождались из подсознания, и это предрешило ее участь. Так она оказалась в лесу, в мокрой одежде, на половине пути к могиле своей матери, которую даже не помнила.

Тем вечером, после первого приступа, в особняке лорда Кроули, Лорна следила за ловкими движениями алхимика, пока тот варил нужное количество отвара, остужал и разливал его по флаконам. Кроули попросил алхимика пожить в их доме, пока Лорна не отправится в Дарнас. Ее отец очень испугался. Но мнения о ее путешествии не изменил.

Поскольку Лорна молчала, алхимик принялся рассказывать о том, как жил отшельником в Чернолесье и как однажды на его пороге оказался раненный воргеном король Седогрив. Только эликсиры Аранаса позволили королю столько лет удерживать в секрете облик зверя.

Седой алхимик то и дело поправлял съезжающие с переносицы очки в круглой оправе. Должно быть, это и стало началом, думала Лорна. Эти действия напомнили Лорне о человеке, которого она когда-то ненавидела всеми фибрами своей души, ведь из-за его предательства мятежник Кроули оказался за решеткой.

Винсент Годфри тоже носил очки в круглой оправе.

После смерти Лиама старые чувства не играли никакой роли. Боль истребила каждое — от ненависти до любви. Должно быть, это позволило ей взглянуть на некоторые события из ее жизни совсем в ином свете.

Лиам оставил ее в Паучьем городке, но, не желая оставаться с Годфри под одной крышей, Лорна сбежала прочь и, в конце концов, оказалась в хлипком заброшенном сарайчике, где прятались беглые каторжники — те самые орк и гном. В ту ночь бушевала гроза, когда непогода стихла, она объяснила им, как добраться до лагеря Орды, а сама вернулась в ненавистный городок, где и узнала, что ее отец оказался жив. Она не представляла, какую тайну скрывает Дариус Кроули. Это Винсент Годфри сразу разгадал ее.

Годфри сказал, что Кроули не имел права становиться оборотнем. Только не после того, как воргены убили Эмили. Когда-то Годфри любил ее мать, но она выбрала не его.

И еще Годфри сказал, что лучше сдохнет, чем встанет на четвереньки. Как при жизни, так и после смерти он не принял сторону лорда-мятежника Кроули. Он ненавидел воргенов до самой своей смерти. Он так и не смог простить оборотням отнятую жизнь Эмили Кроули.

Отец сказал, что война для Гилнеаса не окончена. Но Лорна не настолько безумна, чтобы верить, что однажды армия воргенов дойдет до Подгорода. Смерть Лиама останется безнаказанной.

В безвыходной ситуации поступай так, словно то, что тебе нужно, осуществимо, сказал ее отец. Но бегство в Дарнас не было для нее тем выходом. Годфри мог понять ее. Отец — нет. Ведь он стал оборотнем.

Этим выходом была месть. Только она имела значение.

Когда Лорна поняла это, оцепенение покинуло ее, будто остатки сна. Она с удивлением поняла, что алхимик разговаривает с ней уже какое-то время, но различила лишь его последнюю фразу:

— Жаль, что я наварил столько эликсиров впрок, — вздохнул Кренан Аранас. — Кто же знал, что друиды способны усмирять звериное начало гораздо лучше моих снадобий? Возможно, мне еще удастся продать их кому-нибудь после того, как друид покинет Гилнеас.

— А что будет, если здоровый человек выпьет такой эликсир? — впервые спросила Лорна. — Случайно, разумеется.

Аранас внимательно посмотрел на нее через круглые стекла очков. Кажется, он даже удивился, что она вообще слушала его.

— Если здоровый человек, разумеется, совершенно случайно выпьет его, — медленно ответил алхимик, — то вряд ли он сохранит не только свое здоровье, но и жизнь. Эликсир совершенно безвреден для воргенов, но для людей — это чистый яд, — договорив, Кренан Аранас захлопнул небольшой ящичек, в котором в ряд лежали продолговатые фиалы с красной жидкостью. — Твое снадобье готово.

Он вручил ей ампулы в такой же красивой шкатулке, как и та, в которой лежало противоядие.

Лорна хорошо запомнила эту шкатулку и то, куда алхимик спрятал ее.

Весь запас лекарства, который был у Лорны с собой, алхимик сварил ей в тот вечер. Он вручил ей ампулы в деревянной шкатулке, для сохранности хрупкого стекла оббитой бархатом. Вес ее багажа на борту корабля не имел никакого значения, но количество тех вещей, которые Лорна могла взять с собой, было совсем иным. Перед тем как навсегда покинуть свою каюту, Лорна переложила флаконы в рюкзак. А саму шкатулку вышвырнула в море, первая собака прыгнула именно за ней. Но Уизли не стоило этого знать.

Лорна резко остановилась, словно громом пораженная. Сняла со спины рюкзак и проверила его содержимое. Перевязанный лентой сверток был на месте, бархатный мешочек тоже, но украшения ее матери в нем не было. Должно быть, серьга выпала из ее в рук, когда начался приступ.

Выругавшись, Лорна развернулась и побежала обратно. Мастиффы, решив, что это какая-то игра, с лаем помчались следом за ней.

* * *

Врала Лорна так же плохо, как и плавала. Ей не стоило его обманывать. Уизли отлично разглядел происходящее на борту корабля и в том, кто и за кем прыгал в воду, был совершенно уверен. Девушка позабыла о полной луне, светившей этой ночью. Сначала Лорна что-то швырнула в воду, и собака припустила за этой вещицей. Святая шестеренка, что у нее на уме?

Костер догорал. Уизли не сводил с него взгляда.

И этот странный приступ, что это за болезнь? Почему отец отпустил ее? Лорна удивила Уизли еще в тот раз, когда они впервые встретились. Она ворвалась в небольшой сарайчик, в котором гном с орком укрылись от преследования и непогоды. Небеса исполосовали молнии, от грома звенело в ушах, а это девушка оказалась в лесу в одиночестве. Немыслимо! И то, что она совершенно не испугалась орка. Значит, не только Уизли считал, что для орка Парук выглядит слишком дружелюбно. Правда, гном не сразу пришел к этому выводу.

Рассвело, но он так и не сдвинулся с места. Существовала гномья примета, что, если хочешь куда-либо вернуться, позабудь там свою обувь. Гилнеас лишил Уизли уже второй пары сапог. Видит Свет, он не хотел возвращаться в Гилнеас, но что-то по-прежнему связывало его с этими проклятыми землями. Даже если он не верил в приметы. На этот корабль он попал, только благодаря содействию агентов ШРУ, ведь у него не было средств купить себе место на борту. Даже, если однажды в Дарнас все же отправится еще один корабль, Уизли не сможет позволить себе этого путешествия.

В траве что-то блеснуло. Уизли нагнулся. В его руке оказалась серебряная серьга. Этим украшением давно не пользовались. Он не заметил, чтобы Лорна носила серьги. Но только она могла уронить ее здесь. Возможно, серьга когда-то принадлежала ее матери, на чью могилу она направлялась? И где вторая?

Сначала он услышал лай, затем увидел Лорну.

— Ты нашел ее! — воскликнула девушка.

Она раскраснелась от бега. Несомненно, украшение было ей дорого, раз она так стремилась обратно.

Уизли сжал ладонь и отвел руку за спину.

— Что это значит? — насторожилась она.

— Правило первое — ты больше не врешь мне, — сказал гном. — Ты не упала в воду, ты сделала это намерено. И я хочу знать, почему.

— Я иду на могилу своей матери, — медленно ответила Лорна. — И мне нужна эта серьга.

— Я иду с тобой и это мое второе правило. Иначе никакой серьги, — Уизли замахнулся. В густом подлеске Лорне придется долго ее искать.

Девушка испугалась, но попыталась скрыть это.

— Мои собаки разорвут тебя на куски, — пригрозила она.

Вид мастиффы имели вполне угрожающий, с них станется. Но Уизли хранил каменное выражение лица. Ему нечего было терять. Опять! Да будут прокляты эти земли.

Наконец Лорна сдалась:

— Ладно, ты можешь идти вместе со мной, — сказала она. — Но больше никаких дурацких правил! И отдай мне серьгу.

 

Глава 7. Любой ценой.

Винсент Годфри остановился возле клетки с заключенными и поднял масляный фонарь выше. Из-под задранного манжета камзола показались обнаженные желтые кости запястья. Годфри успел свыкнуться с видом собственного скелета. Чужие изуродованные тела все еще поражали его.

Как, например, внешность этого Отрекшегося, прильнувшего, как голодный пес, к прутьям клетки. У него не было нижней челюсти и верхней губы, его кривые редкие зубы частоколом выдавались вперед. Лишенные век глаза вращались, как у сумасшедшего. Возможно, таким он и был. Нормального человека не будут держать в этих клетках.

Человека, усмехнулся Годфри. Он все еще считал их людьми. Эшбери был прав, они были уродливыми и неполноценными, но все же людьми. Поразительно.

Годфри не понимал, почему Сильвана приказала тащить за собой весь этот сброд из Гилнеаса, прямиком до земель Отрекшихся. Годфри не подозревал в Сильване такого великодушия и сочувствия. После победы люди сразу расправились бы с нежитью в тюрьмах. Годфри считал, что любой из этих ходячих трупов был более чем достоин смерти. Но Темная Госпожа приказала вывести из Гилнеаса каждого ордынца. С ними потом разберутся, в Серебряном Бору, сказала она.

До Серебряного Бора оставалось совсем немного. Только сокращающееся до Серебряного Бора расстояние давало Годфри силы общаться с этими выродками.

— Гарри Джонсон! — громко произнес Годфри. — Здесь есть такой? Джонсон!

Из темноты выдвинулось сгорбленное тело, отшвырнуло в сторону этого без губ и век. Желтый свет фонаря осветил вполне приличное даже для живого лицо. Кожа была бледная, впрочем, как и у них всех, но чистая от гнили.

— Гарри Джонсон? — уточнил Годфри. — Ты сказал страже, что хочешь сообщить что-то важное? Говори.

— Ты кто? — проскрипел Джонсон. Их голоса смерть щадила еще меньше, чем внешность.

— Я служу Темной Госпоже. Мое имя лорд Винсент Годфри.

Джонсон оскалился.

— Тот самый лорд Годфри, что предал восстание Кроули? А Темная Госпожа не боится окружать себя предателями?

Его часто узнавали в лагере Сильваны, но мало кто был ему рад. Он привык к этому. Он нажил себе достаточно врагов, не было ничего удивительного, что они не радовались ему после смерти.

— У тебя остался последний шанс, Джонсон, — холодно сказал Годфри. — Ты хотел сообщить что-то?

— Что я получу взамен? Это важная информация.

— Что тебе нужно? Одежда? Еда? Свободы ты не получишь до суда в Серебряном Бору.

— Валь’кира, — Джонсон заскрипел зубами. — Мне нужна всего одна валь’кира Темной Госпожи.

— Хорошо.

Резким движением, чересчур быстрым для мертвеца, Гарри протиснул руки сквозь прутья, сильно схватил Годфри за камзол и вжал его в решетку клетки. Фонарь упал в грязь и потух.

— Хорошо? — прошипел мерзавец. — Вот так просто? Думаешь, я поверю тебе, лживый перебежчик?

Подоспела стража. Но Джонсон уже разжал руки и развел их по обе стороны от себя.

— Спокойней, ребята. Я всего лишь хотел посекретничать с лордом. Здесь… несколько многолюдно. Слушай, лорд Годфри, — быстро заговорил Джонсон. — Здесь был орк, в этих клетках. Еще вчера. Он назвался послом Вождя Орды. Он не был похож на сумасшедшего, как этот безгубый кретин. Или как я? Тебе решать. Сегодня орк пропал. Я уверен, что он сбежал. Вы еще успеете найти его. В Гилнеасе он многое видел, Годфри. Вряд ли Темной Госпоже понравится, если эта информация дойдет до Вождя.

Проклятый Джонсон был прав. Годфри кивнул начальнику стражи, который тоже слышал эти слова. Поиски сбежавшего заключенного не его обязанность. Хватит и того, что ему приходится общаться с такими, как Джонсон.

— Это важная информация, — продолжил Годфри. — Но я неуверен, что Темная Госпожа оценит ее настолько, чтобы предоставить тебе валь’киру. Возможно, мы можем помочь тебе со сроком? В чем тебя обвиняют, Джонсон?

— Во время восстания севера я был на стороне лорда Кроули, а мой сосед — на стороне короля. Тебе не нужно рассказывать, кто одержал верх? После мятежа я лишился своих земель, они отошли моему соседу, как верному слуге короны.

— Понятно, но почему ты оказался в тюрьме Отрекшихся?

Джонсон хрипло рассмеялся.

— После мятежа я попытался вернуть себе земли, но мой сосед выстрелил первым. Я мирно лежал под землей все эти годы, пока однажды над моей могилой не появилась мертвая стерва со своими валь’кирами и не призвала служить ей. А я не мог упустить шанса отомстить. Ты ведь понимаешь меня, лорд Годфри? Иначе не стоял бы здесь, такой же мертвый, как и я. Все это время мой сосед был жив и здоров. Я убил его и принес его тело Темной Госпоже, чтобы валькиры воскресили его. Шах и мат, мерзавец! Но оказалось, нельзя сводить счеты с живыми, когда ты уже мертв. Ты знал о таком законе для нежити? Меня как-то не предупредили заранее.

— Ты раскаиваешься в своем поступке, Джонсон?

— А ты в своем, лорд Годфри? Если бы ты не побежал к королю, Кроули одержал бы верх.

Годфри не счел нужным отвечать. Этот человек один из многих, что обвиняли его в провале восстания Кроули. Но теперь Годфри служил королеве мертвых, а этот сумасшедший ожидал суда. Вряд ли его оправдают, Сильвана держала своих подданных в строгости. Живые и без того ненавидели мертвых.

— Единственное, в чем я раскаиваюсь, — так и не дождавшись ответа Годфри, сказал Джонсон, — что не убил той ночью и дочь моего соседа. Она такая крошка. Не знаешь, как у мертвецов с этим делом? Скоро я окажусь на свободе и тогда я успокою бедную сиротку, в этом деле я хорош.

Мало что могло соперничать с тем отвращением, которое Годфри испытывал по дороге от тюремных клетей обратно к лагерю Отрекшихся. Теперь без фонаря, только при свете двух лун в небе. Он давно не испытывал страха перед тьмой, эти чувства остались в прошлой жизни. Как и многие другие. Первое время он даже оглядывался в поисках преследования, но это был лишь скрип собственных костей, лишенных плоти. Он свыкся с ним. Даже смирился с постоянно отваливающейся челюстью Эшбери.

Изменилось не только его тело, как он считал вначале, когда только столкнулся со взглядом рубиновых глаз Темной Госпожи. Годфри не верил, что нежить верно служит своей королеве. Ведь у них было прошлое, другие жизни, другие интересы. Но прошло время, и он стал понимать Отрекшихся, их смертельную преданность.

Он потерял единственную женщину, которую любил, и юношу, которым восхищался. Принц Лиам Седогрив умер. Судьбе было угодно, чтобы стрела Сильваны поразила именно его горячее сердце. Не сердце короля-оборотня, годами лгавшего подданным. И даже не сердце лорда-мятежника Кроули. Именно принц. С его смертью Годфри осознал, как сильно все изменилось для этих земель, для него. И для той, которую он никогда более не увидит. Годфри никогда не узнает, как упрямая Лорна Кроули перенесла смерть Лиама. Вряд ли девочке далось это просто.

Трепетали на ветру штандарты с гербом Подгорода, дрожало пламя факелов и костров, зажженных по периметру лагеря. Даже ночью не стихали звуки на тренировочных полях возле леса, Темные Следопыты совершенствовались в стрельбе из лука, воины в сражениях на мечах. Они отступали, но не думали сдаваться.

На встречу Годфри ковылял Эшбери.

— Шильвана хошет видеть тебя, — сказал он.

— Что?

Эшбери повторил так же шепеляво.

— А что у тебя с лицом? — не поверил своим глазам Годфри. Он притянул Эшбери ближе к факелу и разглядел с дюжину шляпок от гвоздей на правой скуле.

— Лекари, — ответил, с трудом ворочая языком, Эшбери. Прибитая к костям черепа челюсть с правой стороны не шевелилась. Рот Эшбери кривился с левой стороны, когда он прошепелявил: — Штобы не терять шелюсть.

— Да ты с ума сошел… Вздумал лечиться у кузнеца? Скажи мне, где сейчас Сильвана, чтобы я не искал ее часами, и уйди с глаз моих. Надо же такое выдумать! Прибить ее гвоздями!

Эшбери задумался. Годфри понял, что он пытается выразиться как можно короче.

— У оркоф, — наконец ответил он.

— Понятно, найду. Теперь ты не груда костей, а груда металлолома.

Эшбери кивнул, мрачно глядя себе под ноги. Кажется, этот день богат на дураков. Годфри оставил Джейкоба и направился к лагерю орков, разбитому немного поодаль от лагеря нежити. Подкрепление орков прибыло незадолго до битвы за Столицу, но так и не сыграло большой роли. Годфри только недавно разобрался во взаимоотношениях нежити и остальных рас Орды, но ему, казалось, что и то не до конца. Годы изоляции не прошли на пользу его знаниям о политическом устройстве мира за Стеной.

Незадолго до разрушительного Катаклизма Орда начала войну с Альянсом, но сражения происходили преимущественно в Калимдоре, на другом континенте. Годфри с удивлением узнал, что Сильвана в одиночку сражалась с Гилнеасом, Оргриммар изредка посылал незначительные подкрепления. С еще большим удивлением Годфри узнал, что Сильвана и не требовала помощи, рассчитывая только на силы Отрекшихся.

Отряд орков из подкрепления должны были вернуться в Подгород, а оттуда добраться до Мулгора или Степей. Оргриммар был в осаде. Ни один орк не собирался сражаться с дикими волками, когда Альянс стоял у стен их Столицы. Узнав об осаде, Годфри понял, что у короля Штормграда и без Гилнеаса хватало забот. Значит, Седогрив не получил помощь Альянса, как рассчитывал. Никому до них не было дела — ни Орде, ни Альянсу.

— Темная Госпожа ждет меня, — сказал Годфри дежурному орку.

Тот провел его к большому шатру в центре лагеря. Лагерь орков представлял собой иное зрелище. Ярче горели костры, жарились тушки пойманных в лесах кроликов. Наверное поэтому орки и предпочитали селиться подальше от нежити. Смерть распугивала всю живность. Пели песни у костров, чинили доспехи. Их война здесь окончена. Им нужно набраться сил перед новой, значительной, важной для них. Что значат для них эти земли в сравнении с красными пустынями Дуротара?

— Генерал приказал никого не впускать, — рявкнул орк у генеральской палатки.

Годфри повторил, что его ждет сама Темная Госпожа. Его все же впустили внутрь. Он еще не знал, когда расскажет Сильване о сбежавшем после Вождя. Вероятно, на обратно пути. Зачем Сильвана позвала его в лагерь орков?

Королева мертвых не сразу заметила его, генерал Орды первым зарычал, что было велено никого не впускать. Похоже, переговоры накалились. Сильвана скользнула взглядом по Годфри и холодно произнесла генералу:

— Это мой секретарь, генерал. Его появление означает, что, похоже, мне пора покинуть вас. Жаль, что нам не удалось договориться.

Сильвана выскользнула из-за стола. На ее спине красовался лук Солнечного Скитальца. Перед битвой за Гилнеас Сильвана велела изготовить похожий лук, мало кто тогда смог оценить ее задумку целиком. Годфри опасался этой женщины. Каждое мгновение, что находился рядом. Она просчитывала каждый шаг далеко вперед и никогда не поступала необдуманно. Ее просто невозможно было обескуражить или удивить, сбить с толку, напугать.

Сейчас она была зла. Годфри видел Сильвану достаточно часто, чтобы разобраться в ее чувствах. Она всячески умела скрывать эмоции, но ее лицо не сковывала маска смерти. Ее белая кожа была тонкой, будто прозрачной, что делало Сильвану обманчиво хрупкой.

А вот генерал был взбешен. Его дыхание шумно вырывалось из приоткрытого рта. Клыки не добавляли миролюбивого вида.

— Вы потеряли контроль над Гилнеасом, Сильвана. Надеюсь, вы не будете отрицать хотя бы очевидного.

— Наша победа в Гилнеасе будет абсолютной. Можете передать Гаррошу, что это только незначительная задержка, генерал. Хотя я все же не оставляю надежды встретиться с ним лично.

— Это невозможно. Вождь дал на этот счет прямые указания.

— Понимаю, ведь Оргриммар в осаде, — мягко произнесла Сильвана, но ее слова источали яд.

— Я передам ваши слова Вождю, леди Ветрокрылая, когда прибуду в Оргриммар. Это все, что я могу сделать для вас.

— Буду весьма признательна. Если у Вождя появится свободная минутка, мои маги сделают все возможное, чтобы его телепортация прошла успешно в оба конца.

— Пока Оргриммару грозит опасность, Орда не может помочь вам с Гилнеасом.

— Понимаю. Служите с честью, генерал.

— Леди Сильвана. Еще кое-что.

Сильвана остановилась, слушая генерала вполоборота.

— Вождь ясно выразился на счет использования чумных бомб. Больше никакой чумы. После Врат Гнева Тралл запретил использовать их. Но вы использовали чуму против Южнобережья.

— Ни вам, ни Гаррошу не о чем волноваться. Алхимики Подгорода прекратили производство чумы, как и приказал Вождь.

— Леди Сильвана, я предупреждаю вас…

— Следите за своим тоном, генерал.

Орк побагровел. Сильвана кивнула онемевшему Годфри и покинула палатку. На выходе из лагеря орков к ним присоединилась стража Темных Следопытов, Сильвана шла молча, быстро. Годфри едва поспевал за ней.

— Годфри, — бегло сказала Сильвана на ходу, — там, в палатке, я назвала вас секретарем. Это не было ошибкой. Я давно ищу подходящую кандидатуру. Ни один из тех, кто пытался, так и не смог заменить предшественника. Вам нужно время, чтобы дать ответ? — спросила Сильвана, даже не оборачиваясь, не глядя в его сторону.

Ее мысли занимало нечто иное, понял Годфри. Она решила сразу пресечь недопонимание, если он откажет сейчас, не оборачиваясь, она кивком головы отошлет его обратно в лагерь нежити. Но если он согласится? Куда тогда они направятся?

Годфри вспомнил нелепые планы Эшбери о смещении Сильваны с трона Подгорода. Все чаще несуразицы с его собственным телом мешали Эшбери сосредоточиться на составлении плана мятежа или поиска соучастников, кроме Годфри. Король Джейкоб Эшбери с прибитой гвоздями нижней челюстью. О да, он, несомненно, вошел бы в историю Отрекшихся.

— Да, моя госпожа, — ответил Годфри. — Это честь для меня.

Сильвана замедлила шаг. Кажется, она немного успокоилась после разговора с генералом Орды.

— Оставьте нас, — велела она личной охране. Темные Следопыты повиновались, растворились в тенях деревьев. Они будут неподалеку, они не оставят ее одну, но не смогут слышать их слов. Посторонние могли бы посчитать, что Сильвана беззащитна теперь, оставшись без личной гвардии. Но у нее оставался лук за спиной, Годфри не забывал об этом ни на минуту.

— Наверное, мне стоит сразу ввести тебя в курс дела, Годфри? Посмотрим, какой совет ты сможешь мне дать. Там, в городе, ты составил отличный план битвы. Орки не понимают, что это не было поражением. Я пыталась втолковать этому генералу, что лишила Гилнеас будущего и что теперь нужно нанести по ним решительный удар. Напрасная трата времени.

Годфри действительно раскрыл Сильване все планы Седогрива, какие ему только были известны. Даже наработки тактик, какие только упоминались в штабе короля-оборотня. Сильвана знала, как гилнеасцы собираются штурмовать город, для нее не было неожиданностью и штурм Лиама, и разделение воргенов. Годфри казалось, что Сильвана с самого начала заставила гилнеасцев действовать по ее сценарию. Он до конца не верил, что Сильване удастся выйти живой из задуманного плена. Он лично был на площади, он вошел вместе с валь’кирами в трюм потонувшего корабля, оставив Темную Госпожу в одиночестве на ступенях Собора. Вода не представляла для нежити угрозы. Битва развивалась как того желала Сильвана. Только подводная лодка спутала их карты, но, как оказалось, ненадолго. Седогрив не решился расквитаться с Сильваной на месте. Она рассчитывала на это, она все просчитала заранее. И если она говорила, что это не было поражением нежити, ей можно было верить.

— Жаль, что вы промахнулись там, на площади. Возможно, смерть Седогрива подействовала бы на генерала Орды убедительнее.

Темная Госпожа сузила глаза.

— Не разочаровывай меня, Годфри. Неужели ты считаешь, что я могла промахнуться?

Годфри почувствовал, что у него, как и у Эшбери, вот-вот отвалится нижняя челюсть. Он вовремя захлопнул рот. Она не промахнулась. Она метила не в короля. Ему нужно было скрыть свое замешательство, Годфри быстро разобрался, что Сильвана видит нежить насквозь. Где живые не различают эмоций, Сильвана их определяет с точностью.

Годфри поклонился. Это было лучшее, что он смог придумать.

Она не промахнулась, стучало у него в голове.

— Еще не поздно отказать мне в назначении, госпожа, — пробормотал он.

— Возможно, мне придется так поступить. У тебя руки дрожат, Годфри. Этот принц так много для тебя значил?

Она не нуждалась в ответе. Она знала, кем был Лиам для королевства Гилнеас. Иначе она стреляла бы в короля, как и было уговорено.

— Тем не менее, — продолжила Сильвана, — из всего дворянства Гилнеаса ты наиболее честен. И ты умен, Годфри. Седогрив допустил огромную ошибку, недооценивая тебя. Я знаю, что многие гилнеасцы до сих пор не могут простить тебе мятежа Кроули, тем лучше. Иногда враги могут быть полезны, Годфри.

Слова о мятеже напомнили, что ему следовало рассказать ей о сбежавшем после Вождя. Но Сильвана не дала ему времени высказаться:

— Гаррош не простил мне сотрудничество с валь’кирами, — сказала она. — Если у нежити есть валь’киры, то зачем им солдаты Орды, спросил меня генерал. Я не могу рассчитывать на помощь орков до тех пор, пока они не разберутся с осадой Оргриммара. Это как минимум. Как максимум, Орда может вызвать в Степи все свободные силы, чтобы разобраться раз и навсегда с Альянсом. К тому же мне отказывают во встрече с Гаррошем. Если бы я только могла поговорить с ним лично… Гилнеас обезглавлен и слаб как никогда! Достаточно одного удара, чтобы сломить их. Но эти генералы не желают понимать ситуации и передают ее Вождю искаженной.

Не только генералы. Отрекшиеся бежали с земель Гилнеаса, и каждый готов был сказать, что это поражение Подгорода. Только Сильвана отчего-то считала иначе. Годфри уже справился с изумлением, взял себя в руки. Она назначила его своим секретарем. Если бы он поддержал план Эшбери, подобное назначение могло сыграть им на руку.

— Вы хотите перегруппировать войска на границе с Гилнеасом и вновь ударить? — спросил Годфри. — Увеличить количество солдат с помощью валь’кир? Мы потеряли значительное количество людей в Столице. Ведь вы приказали, чтобы воргены ничего не смогли заподозрить. Солдат на площади они просто вырезали после вашего плена.

— Пойдем, Годфри. Ты увидишь ответы на собственные вопросы. Это сэкономит нам время.

Сильвана резким движением выдернула стрелу из колчана и выстрелила, Годфри даже не успел осознать, что его жизнь могла оборваться именно сейчас. Должно быть, Лиам ничего не успел почувствовать, промелькнуло у него на границе сознания. Годфри хотел в это верить. Он не желал принцу мучительной смерти. Еще он надеялся, что Седогрив все же сжег его тело. Он понимал, насколько тяжело отцу было решиться на подобное.

Выпущенная стрела вонзилась в ствол дерева, из-за него появились, как всегда, бесшумные Темные Следопыты. Они вывели огромного крепкого скакуна, внушавшего трепет, несмотря на то, что Годфри мог пересчитать его ребра. Эшбери следовало поучиться у этого коня, как сохранять чувство собственного достоинства даже после смерти. Прибитая гвоздями челюсть не покидала ума Годфри. У мертвых свои развлечения, кто-то хорошо повеселился сегодня вечером.

Для Годфри Следопыты привели скакуна меньше, слабее, но он все же не рассыпался в прах, когда Винсент оседлал его. Сильвана сразу припустила рысью, затем перешла на галоп. Личная гвардия и Годфри не отставали.

Они долго ехали по бездорожью, и Годфри вновь вернулся к мысли о захоронении Лиама. Ему не давала покоя уверенность Сильваны в победе Подгорода. Он не знал, как реагировать на возможное воскрешение принца валь'кирами. Седогрив должен был сжечь его тело, должен был.

По пригорку Сильвана спустилась на узкую тропинку, где сбавила скорость и повела коня шагом. Вскоре из-за поворота показался единственный огонек, подрагивающий на ветру. Сильвана остановилась возле Отрекшегося.

— Мы давно ждали тебя, Темная Госпожа, — проскрипел тот.

Сильвана спешилась, Годфри и Следопыты последовали ее примеру. Она вновь приказала охране оставить ее одну, кивнула Годфри и приказала нежити с факелом в руке вести их, куда следует.

По мере того, как они продвигались все глубже в лес, Годфри терял самообладание. Он призывал себя прислушаться к голосу разума, который твердил, что эти земли далеко от Столицы, Седогрив не мог похоронить Лиама здесь. Сильвану интересует нечто другое, а не кости принца. Когда они вышли к небольшому лагерю, состоявшему из трех длинных палаток, Годфри выдохнул. Лиам действительно значил для него слишком много.

Отрекшийся завел их в одну из палаток. Длинное узкое помещение заполняли столы, нежить сновала между ними, то и дело проверяя содержимое пузатых стеклянных котлов, установленных в невероятных количествах внутри этой палатки. Содержимое котлов, будто расплавленные изумруды, переливалось, источая холодное свечение. Сосредоточенная нежить работала аккуратно, точно, почти в полной тишине. Они даже не оглянулись на Сильвану, хотя ее появление всегда оказывало эффект разорвавшейся бомбы.

Бомбы, понял Годфри. Чумные бомбы, которые Орда запретила использовать. Он разгадал козырь Сильваны. Она не нуждалась в трупе Лиама, если собиралась стереть с лица земли королевство Гилнеас.

Годфри ощутил слабость в коленях. И понял, что все это время Сильвана наблюдала за ним. Сейчас он не смог бы ничего скрыть, никаким поклоном, разве что, если бы провалился сквозь землю.

— Вижу, Годфри, ты нашел ответы на все интересующие тебя вопросы. Помни, — предостерегла его Сильвана, — ты согласился стать моим секретарем. Отныне только смерть может избавить тебя от этой должности.

— Я… впечатлен увиденным, госпожа. Но я должен спросить, как же приказ Вождя Орды? Ведь это его прямое нарушение?

— Они не оставили мне выбора, — пожала Сильвана плечами. — Возможно, так я смогу привлечь внимание Гарроша и добиться с ним личной встречи. Я не буду передавать ему сообщения через генералов или просить о помощи. Отрекшиеся могут постоять за себя сами. Тралл запретил пользоваться чумой, поскольку дорожил отношениями с Альянсом. Теперь Альянс стоит у стен Оргриммара, и уже достаточно продолжительное время. Я не понимаю, почему Гаррош медлит. Кто-то должен показать ему, как нужно побеждать в войнах.

Годфри плохо запомнил обратный путь до лагеря. На прощание Сильвана вновь напомнила ему о его новой должности и обязанностях. Сказала, что ждет его на рассвете следующего дня.

К нему вновь подошел Эшбери, теперь его лицо было перевязано бинтом из шерсти. Должно быть, когда вытаскивали гвозди, нижнюю челюсть повредили еще сильнее. Эшбери даже ничего не сказал, попытался объясниться с ним знаками. Годфри слишком устал от этого горе-мятежника. Он отмахнулся и ушел в палатку, где для него была выделена койка. Но сон не шел к нему.

Он так и не рассказал Сильване о сбежавшем после Вождя. Джонсон не получит своей валь'киры, теперь его информация не имела никакого значения. Он догадывался, что и суд в Серебряном Бору для таких, как Джонсон, всего лишь фикция. Сильвана приказала вывести ордынцев из Гилнеаса вовсе не из жалости к их участи. Она обезопасила себя от обвинений Вождя Орды — от чумных бомб погибнут только люди. Ни один ордынец не пострадает. Каким бы мерзавцем он ни был.

Она ненавидит живых только за то, что они живы, сказал ему Эшбери. Годфри снова вспомнил Джонсона, осужденного за попытку отомстить живым после смерти. Разве Сильвана не занималась тем же?

Годфри распростился со старой жизнью, с тем, что связывало его с Гилнеасом. Он готов был служить Сильване верой и правдой, и возможно, однажды ему придется рассказать ей о планах Эшбери, если они не останутся лишь разговорами. И он ничем не мог помочь Гилнеасу теперь.

Обе луны по очереди исчезли с небосклона, уже светало. Годфри так и не заснул. Впрочем, сон для нежити был формальностью, данью человеческой традиции. Ведь все они оставались людьми, пусть и лежали в холодных кроватях, ощущая себя почти что в гробах.

Годфри тихо поднялся, прошел мимо ряда занятых кроватей и вышел из палатки. Свежесть серого утра бодрила, он нуждался в бодрости. Ему предстояло весь день провести на новой должности.

Годфри вышел за пределы лагеря, ровно до следующих деревьев, чтобы на мгновение ощутить себя в одиночестве. Вытащил из нагрудного кармана камзола трубку и мешочек с табаком. Маленькая слабость, раз уж они оставались людьми. У людей должны быть слабости. И пусть это будет забитая трубка, он не должен испытывать сжимающийся в комок страх при мысли о гибели упрямой девчонки Кроули. Он не сможет держать это в секрете от Сильваны. Годфри не знал как, но она выведает из него правду. Она удивится.

Это война, а в войнах кто-то побеждает, а кто-то — нет. Кто-то умирает на поле битвы, а кто-то в собственном доме, задохнувшись от разорвавшейся чумной бомбы. Это было нечестно, несправедливо, но что мог сделать один скелет этим ранним туманным утром? Послать Седогриву ворона с посланием? «Скелет мог хотя бы предупредить их», — сказал Годфри сам себе. Это будет стоить ему жизни. Только он знает о чумных бомбах, если этот план сорвется, Сильвана не будет долго искать виноватых.

Одна жизнь в обмен многих?

Годфри не заметил, как выкурил трубку, даже не почувствовав вкуса табака.Ему не хотелось возвращаться в лагерь без твердого решения, но он так и не нашел его. Вернее, он не видел иного, кроме бездействия. Не он начал эту войну, не ему ее заканчивать.

Он спрятал трубку и табак в нагрудный карман, постоял еще мгновение.

В тишине леса этот звук прозвучал неестественно громко. Заскулила собака. Совсем рядом. Годфри огляделся.

Он не сразу заметил большую голову мастиффа, выглядывающую из-за дерева. Мастифф боялся. Все живое старалось держаться подальше от смерти. Нежить не могла бы оседлать живого коня, поэтому им приходилось передвигаться на таких же полудохлых животных, как и они сами. Но когда-то собака очень хорошо его знала, ведь это была одна из собак Лорны Кроули.

Эту проклятую семейку ничего не брало.

Годфри сделал несколько шагов к зверю. Мастифф спрятался, но затем снова выглянул. В его глазах был ужас, но он не мог не повиноваться приказу. Лорна приказала собаке разыскать Годфри, но зачем?

Винсент опустился на землю. Его облик и трупный смрад уже не изменишь. Собака должна привыкнуть к тому, что теперь от него пахнет иначе. Но это все еще он. Он человек. Теперь оставалось убедить в этом собаку.

Мастифф принюхался, тихо заскулил, прижал уши. Его миссия казалась ему невыполнимой. Но внезапно он сорвался с места из-за деревьев, подбежал к Годфри, гавкнул и опустился рядом. К его ошейнику крепилась записка. Годфри ощутил исходящий от собаки жар. Она была живой, ее сердце билось, в ее жилах текла горячая кровь. Ему захотелось коснуться ее, погладить, ощутить под костяшками пальцев биение живого сердца, но он сдержался.

От его прикосновений к ошейнику собака подпрыгнула, напряглась, шерсть на загривке встала дыбом. Годфри быстро отстегнул записку, собака тут же умчалась за деревья, выглянула последний раз, будто прощаясь, и исчезла.

Это могло быть видением, если бы не свернутое послание в его руках. Бумага хрустела, когда он ее разворачивал. Любой звук все еще казался неестественно громким, чувства Годфри были обострены до предела.

Из свитка выпало знавшее лучшие дни серебряное украшение. Годфри тут же узнал его. Ведь когда-то он хранил у себя точно такую же, вторую серьгу Эмили Кроули.

Он прочел: «Сегодня в полночь на могиле Эмили».

До этого момента Годфри считал, что хуже уже быть не может. Оказалось, он ошибался.

 

Глава 8. Последний миг Пандарии.

— Держи, Тарион, — сказал Чейн-Лу, не глядя в его сторону. От Тариона невероятно несло рыбьим смрадом, но Чейн-Лу даже не поморщился. — Немного великовато, но зато без дыр.

Рубаха из неотбеленного льна была соткана грубо, но аккуратно. Тарион поблагодарил за одежду, пандарен кивнул и оставил мальчика одного.

Кое-что в его жизни не менялось. Любое столкновение со стихиями превращало его одежду в лохмотья. Еще с тех первых дней, когда Ноздорму только начал обучать резко повзрослевшего Тариона управлять стихией земли.

Даже в лагере Тарион различал гул разъяренного океана. После исчезновения реки лишь в его водах он мог бы смыть с себя кровь мирмидонов. Он не смел даже думать о волшебной воде. У него имелись на то веские причины. Но придется довольствоваться лишь новой одеждой. Пандарены хоронили умерших в тот же день. До начала ритуала оставались считанные часы.

Тарион с опаской оглянулся на лагерь позади себя. Хайди похоронят по всем правилам, вспомнились ему слова Кейгана-Лу. Эти слова обязывали к тщательной подготовке. Несмотря на спешку, пандарены двигались слажено, почти не переговариваясь. Никто не обращал на Тариона внимания. Он поискал маму. Джайна была занята разговором с Кейганом-Лу.Пандарен отвечал редко и немногословно. Неожиданно он поглядел на мальчика, их взгляды пересеклись. Седой пандарен вздохнул. Тарион стиснул зубы. Резко отвернулся и одним движением стянул с себя рваную мокрую рубаху. Взгляд скользнул по обнаженным рукам. Раздражение на старейшину померкло. Тарион сглотнул.

Кое-что в его жизни уже изменилось.

Он сам.

Он никогда не будет прежним.

Свежая рана на запястье приковывала к себе взгляд. Если бы не этот знак, Тарион мог спасти Хайди. Но он слишком поздно заметил, что мирмидоны не прекратили преследования. Он целиком отдался головокружительной, пьянящей власти. Он покорил стихию воды. Как единое живое существо, океан реагировал на движения дракона, даже раньше, чем приказ успевал сформироваться в его сознании. Отныне Тарион безраздельно управлял водной стихией, которая так часто не оправдывала его ожидания в дни обучения Аспектом Времени. Больше никаких выросших за спиной волн, окатывающих его с ног до головы ледяными потоками, внезапных водоворотов и рек, резко менявших свои течения в насмешку над ним.

Однако этот миг торжества стоил жизни старшему сыну Хейдива-Ли.

Тарион стал одеваться. Грубая ткань рукава царапнула по саднящей коже. Если бы только мирмидоны и стихия в пещере Нептулона не исполосовали его прежнюю одежду трезубцами и течениями. Конечно, рубаха пандарена для мальчика была велика. Непомерно велика! Он распрямил плечи, но слишком широкий ворот неминуемо сползал то с одного, то с другого плеча. Жалкое, должно быть, зрелище.

— Я помогу тебе с помощью магии.

Тарион вздрогнул. Он не слышал маминого приближения. Гудящий, словно растревоженный улей, океан заглушил ее шаги. Непростительная беспечность.

Джайна была напугана не меньше его. Это было неожиданно. Это сбивало с толку. Ему еще не доводилось видеть ее такой. Джайна сражалась с демонами и мирмидонам. В конце концов, она полюбила самого Смертокрыла! Она была образцом стойкости и выдержки для Тариона.

— Хоть на что-то сгодится моя магия, — продолжала со вздохом Джайна. — Кейган-Лу по-прежнему отказывается использовать волшебную воду для своих отравленных плодов. Сколько бы я не призывала его к здравому смыслу.

Пока мама колдовала над его одеждой, Тарион вновь поглядел в сторону седого пандарена. Он нашел Кейгана-Лу возле чугунного чана. Два пандарена уже разворошили под ним угли и теперь аккуратно подвешивали все еще раскаленный чугунок на коромысло. Внутри варился тот самый венке, собранный ими на новой Бронзовой Горе. Ему достаточно было лишь оцарапаться об острые края листьев при падении, чтобы на несколько дней погрузиться в обморочное состояние и испытать невероятно яркие галлюцинации. Тарион помнил, со слов Хейдива, что главное было соблюсти все правила приготовления венке, лишь тогда оно не представляло угрозы. Но эти плоды даже не отмачивали в проточной воде. Непростительное нарушение. И каждый из пандаренов в лагере знал это. Если бы только Тарион не возвращал пандаренам Бронзовую Гору с растущим на ней венке….

— Тарион, ты… сбежал от Хейдива этим утром, — тихо сказала Джайна.

Тариону хватало собственного чувства вины перед Хайди. Но в голосе мамы не было упрека, она лишь хотела знать, почему.

Переполох среди пандаренов не дал ему времени для ответа. Панические крики заглушили глухой рев океана.

Бесцветные клубы Пустоты пришли в движении. Туман проглотил деревья и шалаши из еловых веток под ними. Семейные очаги, выложенные круглыми речными голышами перед временными жилищами. Никогда ранее Пустота не продвигалась вперед так быстро. Бесцеремонно. Обреченно. Прямо на их глазах она поглощала лагерь пандаренов.

И, похоже, даже не собиралась останавливаться.

— Бежим! — крикнула Джайна.

Лагерь пришел в движение. Родители подхватили детей на руки и устремились прочь. Кейган-Лу двинулся первым, опираясь при ходьбе на деревянный посох. Пандарен не оглядывался. Он медленно шел вперед по узкому проходу, который Пустота оставила им. Другие устремились следом. В узкий проход между Пустотой и белым прибрежным песком. Олицетворение двух самых страшных кошмаров для пандаренов. Который из них одержит вверх?

Тарион не поверил своим ушам, когда Кейган-Лу крикнул:

— Венке! Быстрее!

Два пандарена подхватили коромысло с разных сторон. Тарион успел разглядеть внутри чана черное и блестящее, как еловая смола, варево. А еще то, что никто из пандаренов не коснулся запаса провианта, сложенного ради безопасности в разных точках лагеря. Они взяли лишь корзины с необходимыми для ритуала сушенными травами. Никого не заботила судьба продуктов, собранных с таким трудом.

Пандарены знали, что больше не вернутся. У них были плоды венке. Последний отравленный ужин. Это было бегством в один конец.

Тарион остановился.

Ему хотелось кричать. Громко. Лишь бы остановить каждого из тех, кто направился следом за седым пандареном. Привлечь их внимание. Рассказать о пережитом, о случившимся. О Нептулоне. О шансе. Их единственном шансе на спасение. При условии, что Лейтенант Приливов сдержит свое обещание. Тарион не хотел думать об обратном. Ни тогда, когда договаривался о сделке со служителем Древних Богов, ни теперь. Он хотел верить.

На его глазах Пустота стирала остров пандаренов, будто нерадивый художник удалял неудачный набросок. Весь мир вокруг превратился в черно-белый набросок. Листья утратили свою зелень, трава под ногами осыпалась серым пеплом. Лес будто пожирал невидимый и беззвучный пожар. Стволы деревьев, шалаши, земля под ногами лишались своих теней и объема, становились бездушным нагромождением линий, косых, длинных, коротких.

Джайна схватила его за руку. За правую руку, кольнуло в подсознании. Но какое значение теперь имела его тайна. Он расскажет обо всем и как можно быстрее. Тарион освободил руку. Закатал рукав, обнажая запястье.

Она сразу увидела красные вспухшие, будто вырезанные ножом, линии на его коже. Страх в аметистовых глазах Джайны сгустился, как тучи перед грозой.

— Мы не умрем, — четко проговорил Тарион. — Ни от Пустоты. Ни от яда. Я знаю, как нам спастись. Мама, поверь мне. Я не справлюсь без твоей помощи. Пандарены боятся океана. Но именно в нем заключается наше спасение.

Мгновение. Еще одно.

Джайна кивнула. Оцепенение страха отступило. Она доверилась ему. Ей было не занимать решимости. Сильнейшая из волшебниц Азерота отчаялась, когда поняла, что магия не способна прийти им на помощь. Что ничто не заставит пандаренов отказаться от яда.

Теперь у них появился шанс.

Тарион хотел в это верить.

* * *

Джайне еще не доводилось видеть океан вокруг острова таким. Бирюзовые воды тропической безмятежности в одночасье стали северным опасным морем, с загривками высоких волн. Таким море было в Нордсколе, Джайна помнила его. Она вздрогнула, когда высокая волна налетела на выступ. Слаженное пение пандаренов у выложенного белыми камнями очага дрогнуло, но продолжилось. Тарион сохранял невозмутимое выражение лица. В его позе, в выражении глаз можно было прочесть многое, невысказанное. Но она намерено опускала глаза. Когда-нибудь она обязательно обо всем его расспросит, узнает, что произошло с ним за то краткое время, когда он сбежал от Хейдива и вернулся в лагерь следом за пивоваром и Хайди. Это время изменило Тариона. Она могла ошибаться, но странный знак, свежий ожог, на его правом запястье был прямым тому доказательством.

Превращение океана не произошло без вмешательства Тариона. Он один не вздрагивал, когда волны разбивались о выступ на созданной им же самим новой Бронзовой горе. Кажется, Джайна умудрялась каждый раз забывать, что ее сын не был простым человеком. В Тарионе текла кровь дракона, не самого простого дракона Азерота, к тому же. Он уже повлиял и изменил многое. Джайна не могла не довериться ему, когда он просил этого. Он знал о спасении. Но почему-то не предпринимал никаких действий. Тарион ждал.

Пандарены проявили выдержку, какая только была возможна, когда Пустота гнала их меж линией прибоя и исчезающим на глазах хвойным лесом Пандарии. Кейган-Лу привел их на Бронзовую Гору. Там они начали готовиться к ритуалу похорон. Джайна, как и Тарион, не участвовали в церемонии, они были лишь сторонними наблюдателями.

Джайна стояла ближе сына к кругу пандаренов. Ту часть лагеря, что она видела, уже стерла Пустота. Тарион был ближе к краю обрыва, он мог видеть весь путь их бегства от леса до берега. Он не позволял себе эмоций, лишь иногда его глаза расширялись от увиденного, и Джайна понимала — Пустота сделала еще один рывок.

Сегодня Пандария исчезнет в клубах Безвременья.

Хайди будет похоронен по всем правилам, сказал Кейган-Лу, и седой пандарен сдержал свое слово. Возможно, при иных обстоятельствах пандарены не спасали бы из лагеря сушеные букеты и белые речные голыши. Подумать только, камни! В паническом бегстве из лагеря, в который они никогда более не вернутся, они взяли с собой икебаны, так Хейдив назвал сушеные букеты, и камни. Обычные речные камни, разных размеров, но все круглые и белые, как на подбор. Каждый из пандаренов, от мала до велика, хранил у себя такой камешек. Белые, будто снежные комья, валуны очерчивали ровный круг вокруг разведенного костра.

Круг. В верованиях пандаренов круг имел очень большое значение, Хейдив рассказывал ей об этом, когда она еще лежала в постели и не могла подняться на ноги, вспоминала Джайна. Она вспомнила селение пандаренов, в первый раз увиденное ею, когда она сумела преодолеть несколько шагов от постели до круглого окна. Опять круг. Свои хижины пандарены строили круглые, по крайней мере, без явных острых углов. Обожаемый ими мед пчелы собирали в овальные улья. Глиняные чаши, пиалы, пузатые кувшины — все в домашнем обиходе, так или иначе, стремилось к плавным линиям. Даже покатые фигуры самих пандаренов. Хейдив говорил, что в природе практически нет острых углов, а они чтили Мать Природу. Даже в изгнании, в строительстве шалашей пандарены старались уменьшить резкость линий, сгладить углы, насколько это было возможно, когда под рукой лишь хвойные ветки и никаких инструментов.

Кейган-Лу, тяжело опираясь на посох, обходил сидящих вокруг огня пандаренов по часовой стрелке. В этом тоже был заложен какой-то смысл. Он держал несколько букетов и охапку трав в свободной руке. Когда пение прерывалось, он говорил о важности Жизни, о нелегкой доли Матери Всего Живого, ниспославшей им искру жизни. О вечной благодарности за отведенные Хайди и им всем годы.

Они оставили свои хижины с покатыми крышами, устремились в леса, веками дарившие им пищу. Теперь и лес больше не мог дарить им убежище. Пустота превратила их в изгнанников. Лишь круглые белые камни связывали их с прошлым. Означали нечто большее, чем Джайна могла понять.

Впрочем, еще оставался чан с отравленным содержимым. Джайна не забывала о нем ни на минуту.

Кейган-Лу остановился. Травники поднялись со своих мест и обступили седого пандарена. Каждый из них передал ему свои букеты. Все они были лекарями, боролись за жизнь, а значит, занимали самую уважительную для пандарен профессию. Даже при равноправии во всем, лекари выделялись своим умением обращаться к Азаро-Те в критические для больного момента. Хейдив говорил, что обратился к Матери Всего Живого, пребывая в отчаянии, после тяжелых родов Джайны. Кто знает, возможно, именно это сыграло решающую роль в ее выживании.

Кейган-Лу приблизился к огню и разложил по букету на каждом из камней вокруг кострища. Их число совпало.

Неужели тело Хайди сожгут, подумала Джайна. Огню уделялось столько внимания. Он казался центральным, важнейшим элементом ритуала.

— Сейчас мы обратимся к Великой Матери, — сказал Кейган-Лу, по большей части для Джайны, чем для своих собратьев. — Ничто не должно прерывать этого ритуала.

Джайна кивнула. Магия будет охранять их в этот вечер, как и во все прошлые. У мирмидонов был бы единственный путь к ним на выступ Бронзовой горы, нависавший над морем. Ничто не мешало Джайне наблюдать за ходом ритуала.

Хейдив, Эймир-Ха и еще два лекаря поднялись со своих мест. Кейган-Лу окунул травы в ядовитую черную гущу в чане. В десяти шагах от костра очертил измазанным букетом небольшой круг на земле. Лекари опустились на колени по периметру круга, аккуратно, не касаясь нечетких черных полос. Остальные пандарены хранили молчание. Даже волны немного притихли, их соленые холодные брызги перестали разлетаться ежеминутно за спиной бесстрастного дракона.

В руках лекарей появились белые камни. В месте, отмеченном венке, они принялись рыть место для захоронения Хайди. Кейган-Лу швырнул в огонь измазанные в опасном вареве букеты. Пламя заискрилось. Тонкий ядовито-серый дым взвился в бесцветное небо.

Седой пандарен был уверен в себе как никогда.

— Среди тысячи миров Звездные Странники выбрали мир Хаоса, — заговорил Кейган-Лу. — Тысячи миров упорядочили Странники, не встречая на своем пути преград. Мало кто мог устоять перед их силой. Их миры были прекрасны. Их миры были идеальны. Созданные ими миры обладали равновесием. Мир Хаоса бросил им вызов одним лишь своим существованием. В мире Странников, в мире равновесия и порядка, не было места Хаосу. Буйства природных стихий были частью этого мира.

Еще один букет сгорел в пламени. Серый дым сгустился, Джайна ощутила терпкий неприятный запах. Опасный запах горевшего яда. Она сделала небольшой шаг назад, стараясь не привлекать внимания. Пандарены сидели гораздо ближе нее к костру, но никто из них не шелохнулся. Лекари продолжали одними лишь камнями расширять могилу.

Кейган-Лу продолжал:

— Лишь Мать и четверо ее Детей существовали в мире Хаоса. В Первые времена, до прихода Странников, этот мир не ведал смерти. Лишь жизнь правила миром Хаоса. Мать этого мира бесконечна, неизменна, несоздана и вечна, она и есть Жизнь. Она Мать всего Живого. Ее единение с детьми непостижимо и неведомо. Даже для Странников, создавших сотни миров до и после мира Хаоса.

Во рту у Джайны пересохло.

Густой дым тянулся ровным канатом в безветренную даль, съеденную Пустотой. Где-то у подножия Бронзовой горы, за их спинами, сгущалась Пустота. Сокращала расстояние меж ними. Они даже не поднялись на самую вершину, Кейган-Лу выбрал этот выступ, как значимый в судьбе Пандарии.

А древние легенды мира пандаренов продолжали неспешно оживать в последние часы существования Пандарии.

— Четверо Детей навечно связаны с Матерью мира Хаоса. Их тела огромны и безразмерны, их плоть переплетена воедино. Веками так было, пока Странники не пожелали установить равновесие в Хаосе. Странники создавали миры, они были сильны и решительны в борьбе с Хаосом. Они отобрали жизнь одного из детей Великой Матери. Долгие дни ее тело сотрясали рыдания боли. Тогда и увидели Странники особые нити, меж Детьми и их Матерью. Нити Жизни, дающие невероятную, неограниченную силу и волю к сопротивлению равновесию. Всемогущие Странники разрубили эти Нити Жизни. Трое выживших детей ослабли. Погрузились в тишину, глухие к стонам Матери, к ее мольбам и просьбам. По отдельности Дети не могли противостоять. Звездные Странники заключили Детей в Оковы, и отныне ни один их не противился равновесию. С того дня Странники принялись за создание нового мира.

Хейдив и три лекаря поднялись с колен. Хейдив не отрывал глаз от вырытой им могилы сына. Еще четверо пандаренов поднесли на сооруженных из веток носилках тело Хайди, завернутое в не отбеленное полотно.

Четверо, стучало в голове Джайны. По числу Детей у Великой Матери. Матери всего Живого, символизирующей круг в ритуалах и обыденной жизни пандаренов. Круг. Все время попадавшийся на глаза. И имя. Так часто повторяемое пандаренами. Имя Великой Матери.

Погруженная в воспоминания заклинаний, зацикленная на поиске спасения, она не замечала ключа ко всем загадкам и вопросам, терзавшим ее с момента появления в Пандарии. Она могла, как минимум, спросить об этом Хейдива, еще тогда, когда не было поздно, как сейчас. Узнать правду перед концом малого стоит.

Окунув несколько букетов в венке, Кейган-Лу опустил их в могилу. Венке, как воссоединение с Матерью всего Живого, говорил ей великовозрастный пандарен. Все казалось на поверхности. Джайна могла узнать всю правду еще тогда, когда они шли вместе до лагеря от берега, где седой пандарен закопал эти проклятые плоды. Если бы она только задалась этим вопросом, если бы только спросила Кейгана-Лу об этом раньше.

Раньше, чем стало поздно. Пандарены не выберут Пустоту или океан, он предупреждал ее об этом. Джайна пожалела, что находится так далеко от сына. Тарион глядел в сторону океана. Он все еще чего-то ждал, он все еще надеялся, ее уникальный мальчик. Ее сын.

Следом за венке в могилу опустили тело Хайди.

Шайя-Ли медленно приблизилась к выступу могилы и опустила туда свой белый камень и букет, что держала в руках. Затем подошли младшие братья и сестры Хайди, повторили действия матери. Хейдив сделал это последним. Затем семья вновь заняла свои места у костра.

Кейган-Лу дал знак, и лекари стали засыпать могилу. Седой пандарен обернулся и посмотрел на Тариона. Вздохнул. При виде этого сердце Джайны едва не выпрыгнуло из груди. Две волны одна за другой разлетелись на бриллиантовые брызги, ударившись о каменный выступ у ног Тариона. Мирмидонов не было, но Джайна не сдвигалась с места, готовая к бою в любой момент. Теперь иному бою. Она не позволит Кейгану-Лу сотворить задуманное. Любой ценой. Только не Тарион.

Через могилу у своих ног, через головы собратьев великовозрастный старейшина, наконец, посмотрел прямо в глаза волшебнице, которая буквально прожигала его взглядом. Кейган-Лу глядел с облегчением, гордо, будто самое страшное уже позади и он уже признался в том, что столько времени утаивал от нее.

Седой пандарен сказал:

— Когда Хаос был побежден, тысячи существ обрели жизнь в упорядоченном мире Странников. Мать всего Живого наделила их искрой жизни. Это непреложная особенность этого мира. Каждый, кто рождается в этом мире, несет в себе дарованную ею жизнь. Пандарены чтят жизнь и Мать всего Живого, дарующую ее. Она бесконечна, она есть хаос и порядок, жизнь и смерть, свет и тьма. Она Мать Всего Живого в этом мире. Мать-Природа, Мать Земля, каждый народ зовет ее на свой лад, но сути это не меняет. Она есть наш мир, наша планета. Она — это пятый Древний Бог, которого издревле чтят пандарены. Ее плоть земля, под которой скрываются трое ее Детей. Трое Древних Богов, исконных хозяев этого мира. Н-Зот, К-Тун, Йогг-Сарон и четвертый, неизвестный нам, погибший от рук Странников — великих Титанов. Она — это вся наша планета. Ее древнейшее имя, известное нам, Азаро-Та. В ее честь Титаны нарекли этот мир Азеротом.

Земля на свежей могиле стала бугриться, вздрагивая изнутри. Джайна будто примерзла к месту, где стояла.

Тонкий росток стал настойчиво пробиваться из могилы прямо у них на глазах.

— Каждый из нас возвращается в лоно Матери, соединяясь навечно с ее плотью. Становится частью этой земли, этой планеты. Жизнь всегда торжествует над Смертью.

Тонкий росток поднимался все выше, слабые листочки крепли, набирая цвет, желтые прожилки становились все ярче. Это росло венке, пускало корни в теле погибшего пандарена, соединяя его тело с бренной землей, с самой планетой, с той, кого пандарены считали Матерью. Фактически, тем неизвестным всему Азероту пятым Древним Богом. Они знали о гибели одного Древнего Бога, о наличии трех других, но никогда особо не задумывались о судьбе пятого, хотя все в мире знали — Древних Богов пятеро. Просто пятый был нечто совершенно иным, чем трое других. Целый мир. Вся планета.

Таурены Мулгора чтили Мать Землю. Другие расы Азерота тоже придерживались подобных верований. Но никто из них не знал и нигде не упоминал имени Матери.

Ведь в Азероте не было пандаренов.

Джайна тяжело выдохнула. Подавила внутреннюю дрожь. Тарион перестал с отрешенным видом взирать на океан. Наверное, явись Ноздомру в Пандарию, Тарион и то выглядел бы менее шокированным. Он даже сделал несколько шагов навстречу к Кейгану-Лу, открыл и вновь закрыл рот, силясь сформулировать то, что бередило его ум.

Выросшее на их глазах тонкое деревце распрямило раскидистые ветви над свежей могилой. Яркие желтые прожилки на листьях немым криком предупреждали об опасности.

— Хайди обрел покой, — сказал Кейган-Лу. — Теперь наш черед.

Тарион вопросительно посмотрел на нее. Джайна покачала головой, отвечая не сейчас. Подожди, мой мальчик, немного подожди.

Джайна хранила молчание. Она не могла принимать решения за пандаренов, она была в ответе за собственную жизнь и жизнь сына. Седой пандарен прекрасно знал ее решение и понимал, что она вряд ли изменила его. Джайна готова была выбрать Пустоту вместо яда или бушующих волн океана, но не теперь.

— Пандарены не вернутся в Азерот, — сказал Кейган-Лу.

Брови Тариона взлетели вверх, но он сдержался. Только метнул удивленный взгляд Джайне. Она легко пожала плечами в ответ.

— История не должна повторяться. Это слова Аспекта Времени, — продолжал Кейган-Лу. — Пандарены не вернутся в Азерот. Никогда более. Мы должны принять нашу гибель здесь, вместе с нашими домом -нашим островом. Мы станем частью Азаро-Ты. Тарион подарил нам венке. Подарил нам спасение.

Джайна ждала. И дождалась.

Пандарены заговорили разом. Как она и предполагала, они не разделяли горячего желания Кейгана-Лу погибнуть здесь и сейчас, от яда, не дожидаясь Пустоты или мирмидонов. Джайна встретилась глазами с растерянной Шаей. У могилы старшего сына старейшина племени сообщил ей о добровольной гибели ее младших детей и ее самой. Какая жестокость. На что рассчитывал Кейган-Лу? Что одно лишь упоминание имени Ноздорму, заставит пандаренов безоговорочно идти на смерть?

Глаза Тариона горели праведным гневом. Ему все сложнее было сдерживаться. Кажется, он был совершенно уверен в их спасении. Что же он задумал? Что смог он, чего не добился никто из них?

Волны с неистовством бились одна за другой за его спиной, заливая даже выступ, на котором он стоял. На какое-то мгновение Тарион даже показался Джайне частью этой разбушевавшейся стихии. Он хмурился, а волны все с большим рвением таранили горный массив за его спиной.

Тарион недовольно покачал головой. И Джайна поняла, что он ведет с кем-то бессловесный разговор. С кем-то иным.

Возможно, она бы не догадалась. Если бы не видела раньше, как менялся в лице Нелтарион, когда Зов Древнего звучал в его сознании. Какими отрешенными, невидящими становились его глаза.

Пандарены все еще спорили. Джайна хорошо помнила их традиции — ни одно решение не может быть принято, пока оно не будет одобрено всеми членами племени. Кейган-Лу не мог не учесть необходимого для переговоров времени, он не был глупцом. Сейчас седой пандарен терпеливо выслушивал каждого, кивал и передавал слово следующему. Но Джайна понимала, что последний довод, самый весомый, который склонит общественное мнение в его сторону, он все еще не произнес. Приготовленное с вопиющими нарушениями венке все еще находилось в чане, все еще ждало своего часа.

Джайна вся превратилась в слух, когда Кейган-Лу вновь заговорил. Уверенно, медленно, так говорят убежденные с самого начала в своей правоте и победе. Тарион все еще вел напряженный внутренний диалог. Недовольный океан отвечал ему взрывами брызг.

— Хейдив-Ли, — начал седой пандарен, — помните ли вы тот вечер, когда Ноздорму забрал с собой младенца, каким был тогда Тарион?

Джайна заметила, как, услышав имя мужа, Шайя вздрогнула. Меньше всего пандаренке хотелось, чтобы ее муж был тем, кто согласится с напором доказательств Кейгана-Лу.

— Отчетливо помню, — кивнул Хейдив-Ли.

— Вы помните любимую присказку Вневременного?

Эти слова помнил каждый, кому довелось встретить на своем жизненном пути бронзового дракона. «Не прощаемся», — обычно говорил Ноздорму тем, с кем ему вновь суждено было встретится. С теми, кто был обречен на скорую гибель, Вневременный, как правило, прощался. «Прощай, Джайна Праудмур», — сказал ей бронзовый дракон, когда, будучи беременной, она оказалась вместе с ним в Пандарии. По мнению Ноздорму, она не должна была выжить. Но она стояла здесь, рядом с сыном, и все еще не собиралась сдаваться.

А судя по лицам пандаренам, Кейгану-Лу было не занимать умения убеждать. Джайна сверлила взглядом Хейдива, и тот все же ответил:

— Забирая Тариона, Ноздорму сказал мне «Не прощаемся, Хейдив-Ли».

— Верно, — кивнул седой пандарен.

— Вы все еще ждете Ноздорму? — это не выдержал Тарион. — Но это безумие!

— Некоторые и телепатическое общение считают безумством, — парировал Кейган-Лу. — Но это не мешает тебе вести разговор за нашими спинами, Тарион. Чей Зов ты слышишь? Какие видения открываются твоему сознанию в эти мгновения?

Тариону понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться с ошеломлением. Потом он сказал:

— Вам не понравится мой ответ, Кейган-Лу.

— Тарион, Ноздорму говорил, что спустя время, ты вернешься к нам, в Пандарию. Правда, он обещал, что вернется вместе с тобой, поэтому в тот вечер он не прощался. Этого, увы, не произошло. Вневременный предупреждал меня о возможных отклонениях в течение событий, лишь главное оставалось неизменным. Ты подарил нам венке, когда Пустота стерла Бронзовую гору. Ты, пусть и сам, но оказался в Пандарии. Ты действительно тот единственный шанс Азерота. Но ты не вернешься в тот мир. Твоя миссия иная. Похоже, Ноздорму не рассказал тебе этого. Когда мы обратимся к Матери Всего Живого, твой Зов станет сильнее. Ты поймешь, для чего был рожден. Поймешь, как именно поможешь этому миру. Пандарены отдадут свои жизни ради этого.

Кейган-Лу вел нечестную игру, используя пророчества о спасении и гибели целых миров. И этому было очень тяжело противостоять. Джайна сжала кулаки. Стирающий остров Пустота, пророчества Ноздорму, близость яда — все вело к неминуемой гибели Тариона.

Но кое-что Кейган-Лу явно не учел. Того, что произошло с Тарионом этим утром. За считанные часы он стал другим. И он знал то, о чем никто из них и не догадывался. О шансе на спасение.

Тарион поглядел в океан. Прищурился, будто что-то разглядел на его бушующей поверхности.

Тогда Кейган-Лу воспользовался последним доводом:

— Тарион, только так ты сможешь спасти своего отца.

Мальчик вздрогнул, поглядел на старейшину.

— Мне жаль, Кейган-Лу, — он медленно покачал головой. — Но Ноздорму ошибался.

Волна выше и сильнее прежних взорвалась брызгами за его спиной. От неожиданности Джайна отступила назад. Пандарены ахнули. Тарион не обратил на нее внимание. А волна росла, поднимаясь ввысь, будто фонтан. Вот стала вровень с каменным выступом и не остановилась, продолжила рост. Потоки воды гигантским, бурлящим водопадом устремились вверх, к поглощенным Пустотой небесам.

В пенистой поверхности волн Джайна отчетливо различила искаженное, перекошенное лицо. Вздымавшуюся грудь и почему-то только одну трехпалую руку. Корочка наледи, будто искрящаяся молния, пробежала снизу вверх по телу гиганта. Изуродованное ледяное лицо обрело острые черты. Лишь на мгновение однорукий великан превратился в единый кусок льда. Когда он вздохнул полной грудью, раздался скрежет трескающегося льда. Трещины исполосовали его ледяное тело.

Нужно было предупредить Тариона о том облике, что принимала стихия за его спиной, лишь одна мысль сверлила сознание Джайны. Но под напором гиганта волшебница отступала назад вместе с пандаренами, тогда как молодой дракон оставался ровно там же. На каменном выступе в невероятной близости к существу из потустороннего мира. Он не выказывал страха или удивления. Он точно знал, что происходило за его спиной. Знал с самого начала.

Джайна не сразу узнала его. В Зин-Азшари ей лишь издалека удалось разглядеть Лейтенанта Древних Богов. Нептулон Охотник Приливов внушал ужас размерами и формами, но скрыть следы сколов и ран на своем теле не мог. Как и отрастить вторую руку. Он стоял к ним левым боком, тогда как правая сторона его лица и тела будто оплавило безудержное пламя.

Пламя!

Вокруг костра еще оставались пандарены. Они жались к ритуальному огню, веря, что он дарует им защиту.

При виде огня Нептулон взревел, его единственная рука дернулась. Даже Тарион на мгновение растерялся. Но и это могло стоить им жизни. Огромное цунами нависло над каменным выступом. Темная вода бурлила и пенилась.

Джайна крикнула Хейдиву, чтобы он увел пандаренов от огня, призвала несколько водяных элементалей на помощь и обрушила на костер снежную бурю. Она хотела произвести впечатление. И ей удалось. Нептулон с одобрением кивнул, глядя на водяных прислужников Джайны.

Джайна услышала тихое одобрение Чейна. Пивовар оказался рядом с ней, Йена тоже. Хейдив с остальными, сильно напуганными пандаренами, немного ниже по склону. Гудящее цунами все еще нависало над их головами, грозясь обрушить тонны воды.

Тарион покачал головой. Его лицо выражало недовольство. Нептулон шевельнул рукой. Волна с грохотом обрушилась обратно в океан. Джайна не поверила своим глазам, когда увидела, как прислужник Древних Богов с тяжелым вздохом последовал следом за исчезнувшей гигантской волной. Его массивная фигура исчезла за каменным выступом, затем раздался оглушающий всплеск. И следом хмурый океан, бушевавший с самого утра, успокоился. Разом. Превратился в мраморную блестящую гладь. Лишь тогда Тарион обернулся к пандаренам.

— Простите за это… недоразумение, — сказал он. — Отношения Лорда Воды с остальными стихиями не отразятся на наших судьбах. Нептулон способен помочь нам. И он взялся помочь. Вы должны помнить рассказы моей мамы о подводном городе наг Зин-Азшаре, — продолжал Тарион. — Нептулон рассказал мне, что уничтожил королевство Азшары. В ответ наги атаковали его. Сотнями. Долгие дни Нептулон вел сражение с ними и королевой Азшарой. В одном из боев Нептулон лишился правой руки, а с ней и трезубца Приливов. Но и этого Азшаре показалось мало, наги не отступали. Они преследовали Нептулона всюду. Он спасался бегством, применяя свою способность перемещаться сквозь водное пространство, не важно куда, главное, чтобы там была вода. Раненному Лорду Приливов требовалось самое безопасное место в Великом море, чтобы прийти в себя. Но наги окружали его таким плотным кольцом, что многие переместились вместе с ним, продолжая свои атаки и не способные переместиться без его помощи обратно. Так мирмидоны вновь оказались на берегах Пандарии. Солдаты Азшары загнали обессиленного Нептулона в пещеру, из которой он не мог выбраться самостоятельно. Они атаковали его каждый прилив, не щадя своих жизней. Я помог ему выбраться и выжить. Нептулон у меня в долгу. Я попросил его спасти всех нас, попросил перенести в Азерот. Если это удалось с нагами, то и с нами может сработать.

В звенящей тишине леса крик Кейгана-Лу прозвучал резко, как выстрел затаившегося охотника.

— Нет! Пандарены не вернутся в Азерот! — его когти впивались в набалдашник деревянного посоха. — Пандарены древности использовали плоды венке для ритуального общения с Великой Матерью. В Безвременье из великовозрастных пандаренов в живых остался лишь я. За все это время мы не повторяли ритуалов общения с Азаро-Той, лишь чтили ее имя и помогали нашим мертвым соединиться с ней воедино. Я старался обучить всему, что помню, Хейдива и других лекарей. И сейчас мы начнем этот ритуал. Пандарены должны погибнуть вместе с Пандарией!...

Седой пандарен закашлял от долгой и громкой речи. Крепче впились его когти в деревянный посох. У него были лишь пророчества, у Тариона за спиной был настоящий шанс на спасение. Смерть против жизни. Превыше всего пандарены ценили жизнь. Теперь верования пандаренов не были на руку Кейгану-Лу.

Но даже теперь оставался старым, как мир, закон о едином решении, одобренном всеми собратьями. Закон, на котором строился мир пандаренов.

— Вы должны сделать свой выбор, — сказал Тарион.

Растерянные пандарены переводили взгляды с великовозрастного старейшины возле мокрых углей костра на юношу — молодого дракона — на каменном выступе. Мальчик, перед которым оказался в долгу Лорд Стихий. Смертный, способный приказать океану усмирить свой пыл. Для Джайны выбор был очевидным. Она быстро преодолела расстояние и встала возле сына. Он нашел спасение, оно могло сработать. Когда-то она вспоминала не менее безумные заклинания, столь же опасные, как и положиться на помощь Лейтенанта Древних Богов.

Чейн-Лу взял возлюбленную за руку, поглядел ей в глаза. Понимая его без слов, она кивнула. Все еще держась за руку, Чейн и Йена встали рядом с Джайной. Кейган-Лу сильнее перехватил посох. Иного он не мог ожидать от брата-предателя, говорил его красноречивый взгляд из-под белых нависших бровей.

Хейдив взял двух младших детей на руки. Шайя не пыталась скрыть слез. Они встали по другую сторону от Тариона. Кейган-Лу возлагал много надежд на Хейдива. Должно быть, это немного покачнуло решимость пандарена, но он хранил молчание.

Эймир-Ха и еще несколько семейств лекарей, с которыми Тарион когда-то провел столько времени, собирая травы в гибнущем лесу Пандарии, присоединились к ним.

Превыше всего пандарены ценили жизнь. Кейган-Лу тоже знал это. Но надеялся, что пандарены предпочтут собственные жизни в обмен на жизнь тысяч существ, населявших мир Азерота.

Единым черно-белым потоком, оставшиеся пандарены устремились к Тариону. Племя сделало свой выбор. Великовозрастный пандарен оставался в одиночестве у затопленного ритуального очага. Затем он уверенно зашагал к оставленному на земле чану с черным ядовитым месивом.

— Нет! — воскликнул Чейн-Лу. — Кейган, остановись!

Старший брат игнорировал этот выкрик. Он остановился возле корзин с сухими травами, укрытыми широкими пальмовыми листьями. До венке оставалось рукой подать. Кейгану-Лу было не занимать решимости.

Земля под ногами пандаренов заходила ходуном. Лишь некоторые из них сумели устоять на ногах. В тот же момент их накрыла черная тень. Крылья дракона и поднятый им ветер сбили с ног тех немногих. Джайна прижала к себе младшую дочь Хейдива.

Черный дракон устремился к Кейгану-Лу. Пандарен разгадал намерения Тариона. Он попытался защитить венке, но безуспешно. Дракон подцепил чан за продетое в ручках коромысло и взмыл вместе с ним в небо. Видя подобное крушение своих надежд, Кейган-Лу пошатнулся. Обессилев, он даже не сопротивлялся брату, который кинулся к нему и подвел обратно к собратьям. Джайна вместе с пандаренами следили, как дракон, сделав круг над их головами, устремился к океану.

Над бирюзовой гладью дракон разжал когти. Чан полетел в воду. В который раз за последние сутки море в мгновение ока переменило настроение с безмятежного штиля на бушующий шторм. На их глазах из океаны вырос силуэт однорукого Нептулона, сравнялся с парящим в небесах драконом.

Тарион повернул обратно к пандаренам, на лету перекинулся в человека и с легкостью приземлился на самый край горного выступа.

— К сожалению, мы не сможем спуститься с горы на морской берег, — сказал он, переводя дыхание. — Пустота вплотную подошла к Бронзовой Горе. Нужно прыгать.

— Хорошая шутка, — отозвался Чейн-Лу, аккуратно заглядывая за край. — Мы, знаешь ли, немного недолюбливаем воду.

Джайна стиснула кулаки. Заклинание замедленного падения могло бы здорово облегчить их участь, но оно не срабатывало, как и вся магия перемещения в Безвременье.

— Ты можешь успокоить океан?

Тарион покачал головой.

— Шторм держит мирмидонов как можно дальше от берега. Во время штиля они опять нападут на нас. Как было сейчас, во время этого краткого спокойствия.

— Значит, нужно прыгать, — подвела итог Джайна.

— Вижу, это семейное, — улыбнулся ей пивовар. В его глазах горел неподдельный страх.

Тарион взял ситуацию в свои руки.

— Когда-то Ноздорму учил меня летать, — начал мальчик, обводя пандаренов взглядом. — Он подвел меня к краю и дал заглянуть за него. Того ужаса я не скоро забуду. С тех пор каждый раз, когда я перекидываюсь в дракона, я будто оказываюсь на том краю башни Драконьего Погоста, в тот момент, когда не решался шагнуть в пропасть. Ноздорму уверял меня, что я дракон. А настоящим драконам неведом страх высоты.

Джайна слушала его, затаив дыхание. Раньше Тарион не рассказывал этого.

— Что же заставило тебя прыгнуть? — спросил Хейдив.

— Башня под моими ногами заходила ходуном, — ответил Тарион. — Ноздорму сказал, что это мой отец. И он не очень-то рад меня видеть в этом мире, это так. Но мой отец прождал тысячелетия, чтобы однажды я подарил ему спасение. Я. Тот, кто не может прыгнуть с высоты полета жалких ласточек, сказал Аспект Времени. А разве вы, пандарены, не ждали тысячелетиями исполнения предначертанного? Не ждали встречи с избранным? Я перед вами. И вам нужно прыгнуть. Иначе эти тысячелетия были напрасными. Встаньте на край, закройте глаза и прыгайте. Волны подхватят вас, я обещаю. Вы не разобьетесь и не утоните.

— Смотрите! Смотрите!

Эймиру-Ха не было нужды кричать так громко. Они и так видели. Огромный бесцветный пласт сорвался с небес и рухнул в океан, стерев значительную часть горизонта.

— Скорее! Иначе Пустота не оставит нам выбора!

— Отличная речь, Тарион, — пробормотал Чейн-Лу. — Я почти прыгнул. Но у Пустоты это выходит убедительнее. Йена, держи меня за руку. Я люблю тебя, помни об этом.

Вновь Чейн-Лу вместе с возлюбленной шагнули первыми навстречу судьбе. Джайна коснулась руки Кейгана-Лу, безучастно глядевшего в сторону.

— Кейган-Лу. Вы должны прыгнуть. Держите меня за руку.

Седой пандарен поменял посох в руках. Кивнул. Они приблизились к краю. Внизу никого из пандаренов не было видно. Казалось, волны проглатывают их, утягивают на дно. Джайна отогнала подобные мысли.

— Готовы? — спросила она старейшину. Тот молчал. — Тогда пора.

Они прыгнули. Темная пенистая волна стеной встала перед ними и накрыла с головой. Ничего подобного Джайне еще не доводилось испытывать. Замедленное падение под действием магии не могло сравниться с теми ощущениями. Падение и вовсе исчезло. Джайна ощущала легкость полета, изумрудная вода не сковывала движения. Вокруг себя она увидела пандаренов. Черный дракон оказался последним среди них. Он был лишь черной точкой рядом с Лейтенантом Древних Богов. Нептулон был в своей стихии, его истинные размеры поражали воображение. Нептулон взмахнул целой рукой. Вода вокруг них забурлила. Джайна ощутила вращение. Океан превращался в гигантскую воронку. Она крепче перехватила пальцы пандарена, но он не желал держаться за нее. Его рука выскальзывала, отдалялась. Водоворот набирал силу.

Когда-то Джайну тоже окружала вода, когда-то крепкая горячая рука держала ее за талию, не давая сорваться, не позволяя течениям унести ее к смертельно опасному Великому Водовороту. Когда-то давно, благодаря слабой магии мурлока, она обрела способность дышать под водой. Океан, мирмидоны и Нептулон, разрушивший прекрасный Зин-Азшари, значили для нее гораздо большее, чем лишь шанс вернуться в Азерот. Это значило, что Джайна Праудмур жива. И она будет бороться. С кем или чем еще предстояло узнать, она лишь твердо знала — ради кого.

Свет желтыми полосами прорезал изумрудную воду. Джайна больше никого не видела рядом. Она плыла вверх. Достаточно долго, но поверхности все равно не достигала. Последний рывок — и солнце ослепило ее.

Они выбрались. Где бы они ни оказались, они покинули обреченный остров. Они спаслись. Благодаря Тариону и Нептулону.

Тишина взорвалась десятками кашляющих, задыхающихся и фыркающих. Кругом были пандарены. Она видела, что некоторые уже выбрались на покрытый травой берег. Кейган-Лу был среди них. За их спинами возвышался непроглядный лес, в некоторых места он спускался к самой воде.

Тарион, где же Тарион?

— Мама!

Она поплыла на звук его голоса.

— Я тут!

Драконы не плавают, улыбнулась Джайна, когда увидела его, неловко барахтающегося в изумрудной зелени. Берег был недалеко, и она помогла сыну доплыть. Вместе они опустились на траву рядом с остальными. Джайна оправила мокрые волосы, поглядела с улыбкой на Тариона.

— Ты знаешь, где мы оказались? — спросила она.

— Кто вы? — раздался голос позади них.

Джайна обернулась.

Таурен и ночной эльф с удивлением взирали на пандаренов. Оба были облачены в доспехи и вооружены. На их груди красовались зеленые накидки со знакомым гербом, но Джайна не сразу его вспомнила. Впрочем, дружба различных рас Азерота была хорошим знаком. Если только, по иронии Нептулона, они не угодили в Азерот из другого измерения.

Джайна поднялась к ним на встречу. Им должно показаться, что безоружная, в простом платьем она не представляет для них никакой угрозы.

— Мир вашему дому. Меня зовут Джайна Праудмур. Я бывшая правительница Терамора, член Альянса.

Пандарены перестали интересовать стражу. Оба разглядывали ее с ног до головы, ничуть не стесняясь.

— Мы считали, вы погибли, — наконец сказал ночной эльф. — Даже с помощью Изумрудного сна Верховный друид не смог отыскать вас.

— Верховный друид Малфурион? — решила уточнить Джайна. И после кивка таурена сказала: — Туманы Безвременья, которые окружали остров, делали Пандарию не доступной даже для Изумрудного сна. Это пандарены. И мы чудом избежали гибели… Скажите, где мы? Наша телепортация была несколько непредсказуема.

— Вы оказались на Лунной Поляне, леди Праудмур. А этот юноша с вами или с пандаренами?

Джайна посмотрела на сбитых с толку друидов и подумала, что друидов ждет еще много, очень много неожиданных сюрпризов. Интересно, если Нептулон перенесся вместе с ними из опасных вод Пандарии, то где он теперь? Все еще в глубине озера? Нужно уточнить это у Тариона.

— Тарион, подойти ко мне, пожалуйста. Это Стража Лунной Поляны. А этот юноша… он… мой ученик, — сказала Джайна. — Мне нужно как можно скорее связаться с Малфурионом. Вы поможете мне?

 

Глава 9. Жестокий нрав Подземья.

Лейтенант Древних Богов, Теразан Мать-Скала, скрытая тенью Каменного Трона, издали наблюдала за смертными. Шаманы действовали упрямо и настойчиво. Эти странные, непохожие друг на друга ростом и цветом кожи создания называли себя Служителями Земли. Раз за разом смертные вели переговоры со Старшими Сыновьями. Теразан не вступала в переговоры. Она берегла свои силы.

Однажды Мать-Скала уже доверилась смертным, в тот раз они нарекли себя Культом Сумеречного Молота. Она не испытывала страха перед этими непохожими друг на друга созданиями из нового мира. Хотя стоило бы, с горечью понимала Теразан. Ей стоило убить их прямо тогда. Не раздумывая. Пока культисты, как и шаманы из Служителей Земли, сидели перед ней, склонив головы. Но тогда ей льстили их страх и уважение, это теперь уже — нет. И нужно быть честной перед самой собой, в конце концов, ее одолело любопытство.

Для общения с каменными великанами смертные творили ведомые им одним ритуалы. Сидя на коленях, они качались из стороны в сторону, будто земляные черви в брачный период. Ни к кому из Теразан так и не смогла обратиться напрямую.

Перед своим внутренним взором Мать-Скала видела нечеткие образы, с помощью которых шаманы Культа обращались к ней. Они показали Теразан черные щупальца среди гор, усыпанных белой пылью, кружась, белая пыль сыпалась с небес, стирая грань меж верхом и низом. Другие щупальца вырастали из высоких песочных гор, и на конце каждого из них вращались лишенные век круглые глаза с суженными зрачками. Третьи щупальца были едва различимы, скрытые тьмой влажных туннелей, ведущих глубоко под землю.

Трое.

Сначала Мать-Скала не поверила смертным, но Культ Сумеречного Молота действительно прославлял Древних Богов. Разум жалких смертных не позволял им осознать истинную сущность Древних и их связь с этим миром. Они видели то, что могли опознать — щупальца и дюжины глаз. Но если эти создания не чтили наследия Титанов, то возвращение хаоса было неизбежным. Даже сейчас Теразан Мать-Скала понимала всю простоту этой истины.

С появлением Титанов в их мире все изменилось.

Благостные годы разрушений и междоусобной борьбы Лейтенантов Стихий. Первозданный хаос. В те времена и Боги, и Лейтенанты, созданные ради их развлечения, были едины, были чем-то огромным, целым и необъятным. Теразан даже не бралась судить о том, сколько веков минуло с тех пор. В жестоком сражении Титаны одолели одного из Древних Богов. Мир ответил единым стоном на его последний крик. Его имя стерлось у нее из памяти, и Теразан винила в этом боль, которую ей довелось испытать тогда. Когда сердце Древнего перестало биться, она сама едва не умерла. Мир хаоса будто взорвался изнутри, и каждый из Лейтенантов, каждый из трех оставшихся в живых Древних, ощутил ту невыносимую, безграничную тоску. Утих гомон голосов других Стихий в мыслях Теразан. Исчезли приказы Богов, что они отдавали ей в битве с Титанами.

Со смертью четвертого та связь, что объединяла их, разорвалась. Даже Лорд огня Рагнарос не оказал того сопротивления, на которое был способен. Века минули, прежде чем агония, терзавшая Теразан, наконец, стихла.

Мать-Скала смирилась с заточением, на которое ее обрекло поражение Древних Богов. Подземье с ядовитыми василисками, огромными земляными червями и неторопливыми великанами, проводивших века в застывшем положении — камни, они и есть камни, что с них возьмешь, — этот мир стал ее домом. Подземье напоминало ей панцирь огромной черепахи, внутри которого она оказалась по воле Титанов. До встречи со смертными Мать-Скала считала, что никому, кто находился извне этот мира, не по силам проникнуть внутрь него.

Теразан подолгу глядела на Столп Мира, воздвигнутый в центре Подземья. Творение Титанов из прозрачного горного хрусталя соединяло каменные равнины подземного мира с гранитными вершинами, заменявшими небеса. Редкий для подземного мира свет преломлялся в его хрустальных гранях, отчего Столп источал слабое аметистовое сияние. Прекрасное творение, соглашалась Теразан, пусть и созданное врагами Древних Богов. Именно Столп Мира сдерживал наиболее разрушительные стихии в элементальном плане, еще одной клети Титанов.

Мир смертных Титаны воздвигли поверх их тюрем. А прежний — разрушительный, стихийный, так и не был уничтожен. Это могло как тревожить, так и успокаивать, зависело от угла зрения. В те времена ее это успокаивало. Теразан не нужно было напоминать себе, кому она служит. Она ждала Древних. Она верила, что однажды они укрепят свои силы и они вновь станут едины.

И вот один из Древних или же все три из них хотели обрести свободу ценою жизней тех, кто стал хозяевами этого мира — смертных и драконов Аспектов, своих стражников. Это Теразан могла понять. Но она до последнего не понимала, что привело Культ в Подземье.

Даже ее мир оказался неимоверно опасен для этих существ. Они умирали из-за оползней или землетрясений, становились жертвами василисков и каменных червей. Червей, подумать только! Теразан недоумевала. Были ли они всегда такими уязвимыми или их прародители были сильнее? Отчего Титаны отдали мир тем, кто настолько слаб его истинных хозяев? И почему Древние до сих пор не избавились от Оков? Но все эти вопросы оставались без ответов.

Да и нуждался ли сам Культ в общении с ней? Теперь Теразан не была уверена в этом.

Она перевела взгляд со Служителей Земли на каменный небосвод Подземья. Она давно не покидала Каменного Трона. Не находила в себе сил покинуть защитные своды пещеры.

Всему виной ее боль. Сейчас, с Каменного Трона, скрытого в глубинах горного массива, она не видела того, что причиняло ей столько мучений. Смертные призвали в Подземье Аспекта Земли. Закованный в адамантит дракон протаранил Столп Мира, и Подземье содрогнулось. Снова и снова дракон бился о хрустальный стержень, источавший аметистовое сияние. Снова и снова. Каждый раз все сильнее, все ожесточеннее. Капли драконьей раскаленной крови падали наземь. Пока Столп Мира, за созерцанием которого Теразан провела столько времени, не разлетелся на мелкие осколки.

Разрушительные стихии, заточенные в элементальном плане, устремились в хрупкий мир смертных. Рухнули клети Титанов и обрели свободу собратья Теразан, другие Лейтенанты стихий — огненный Лорд Рагнарос, Повелитель Ветров Аль-Акир и Охотник Приливов Нептулон.

А когда последний, самый верхний, продержавшийся дольше остальных осколок Столпа сорвался, каменный небосвод Подземья исполосовали глубокие черные трещины. Мир пошатнулся. Окровавленный дракон пошел на второй круг. Теразан закрыла глаза. И услышала, как под натиском черных крыльев единый панцирь Подземья хрустнул. Проломился. И с грохотом обрушился наземь.

Когда Теразан вновь открыла глаза, дракона больше не было. Дюжина хрустальных осколков парила в замедленном танце падения, будто Столп все еще был там, но частично стал невидим. Некоторые медленно вращались вокруг своей оси, поблескивая смертельно острыми углами в лиловом мерцании. Мелкие осколки, рухнувшие наземь, растащили глупые подземные черви, падкие на яркие камешки. Но большая часть осколков раскрошилась под тяжелой поступью каменных великанов в бойне, которая последовала за этим. Старшие Сыновья никогда не придавали особого значения Столпу, но повиновались любому приказу Теразан.

Смертные из Культа неосмотрительно поздравили Теразан с тем, что она, наконец, сможет покинуть Подземье, раз уж черный дракон раздробил каменные своды ее темницы. Их лица выражали торжество.

Мать-Скала была иного мнения.

Она приказала уничтожить каждого смертного и каждого дракона, что великаны встретят в Подземье. Глупые, самонадеянные создания с их хрупкими телами не могли оказать Сыновьям никакого сопротивления.

Легче не стало. Да и не могло бы стать.

Та нить из прошлого, что связывала ее с этой землей, еще не знавшей равновесия Титанов, та нить никуда не исчезла. Теразан Мать-Скала давно не слышала Зова Древних, но когда разрушительные стихии захлестнули мир смертных, Теразан разделила его страдания как свои собственные. Каменная Матерь не находила себе места, не видела спасения и не знала, как прекратить эти мучения. Пока черный дракон перекраивал земли Азерота на новый лад, ее каменное тело крошилось от нескончаемой боли, раздиравшей ее изнутри. Она по-прежнему была связана с этим миром, сильнее, чем ей хотелось бы. Миром смертных, который она даже не видела собственными глазами.

Жизнь с болью изменила ее, понимала Теразан. Сделала ее слабой. Она обещала, что отныне смертные найдут здесь только смерть, но на каменном выступе вновь, опустившись на колени перед великанами, излучали уважение и покорность создания Титанов. На сей раз Служители Земли. Они не поклонялись Древним Богам. Они сражались против них. И Теразан знала, что причина, почему шаманы до сих пор живы, частично скрывается именно в этом.

Теразан обратила взгляд на Старших Сыновей, топтавшихся позади каменного Трона. Пятеро. К этому времени ей пришлось отстранить от переговоров со Служителями Земли уже пятерых великанов.

Первым был Боден Впечатляющий, что не удивляло. Даже земляной червь мог в два счета обвести Бодена вокруг пальца. Он одним из первых поддержал ее в союзе с Культом, а Теразан училась на своих ошибках. Она отстранила Бодена. Затем пришел Горсик Беспокойный, и это уже удивило. Горсику больше других досталось в сражении с Культом, когда каменные великаны уничтожили смертных в Подземье. С тех пор Горсик неоднократно говорил, что не поддержит союзов с созданиями Титанов. Но даже Горсик встал на сторону шаманов. И тоже был отстранен.

Следом появились Диамант Терпеливый, Фелсен Выносливый и даже Террат Непоколебимый. Террата было сложно сломить, но его непоколебимость работала в обе стороны. Не было преданней последователя, стоило ему загореться какой-то идеей. Даже зияющий в верхней коре Подземья разлом не затушил его воодушевления обещаниями шаманов.

Лишь три великана продолжали участвовать в сегодняшних переговорах со Служителями Земли. К своему большому сожалению, Теразан заметила, что один из великанов, Кор Невозмутимый, все чаще кивает, соглашаясь с бессловесными образами, которые шаманы показывали ему.

Ситуация требовала вмешательства. Все эти потраченные на переговоры дни… С нее хватит. Лейтенант Древних Богов, Теразан Мать-Скала покинула Каменный Трон и вышла навстречу Служителям Земли. Все это время, пока длились переговоры, для шаманов Теразан оставалась неподвижной фигурой, лишь частью горной гряды. Завидев ее, некоторые из шаманов, прервав транс, вскочили на ноги. Их перекошенные лица напомнили Теразан о Культе. Большая часть шаманов все же оказалась храбрее, они с двойным усердием принялись обещать Теразан мир и покой.

Теразан в совершенстве овладела умением странного общения со смертными созданиями, сейчас она воспользовалась своими воспоминаниями и показала шаманам разрушение Столпа Мира и панический бег культистов, преследуемых по пятам каменными великанами. Не самое приятное зрелище для смертных. Еще часть шаманов поспешили убраться с каменного выступа и пристального взгляда Теразан.

Наконец, те, кто остался сидеть на коленях, показали Теразан неизвестную ей местность, где росли высокие деревья с мощными стволами. Наверное, это земли с поверхности Азерота. Смертные всегда показывали свой мир, как будто ее могли пленить эти пейзажи. Деревья и землю, усыпанную всевозможными цветами, не идущими ни в какое сравнение с растениями Подземья, атаковали огненные элементали. Шаманы прибыли в Подземье из-за Рагнароса, поняла Теразан. Конечно, оказавшись в мире смертных огненный лорд времени даром не терял, но чего шаманы хотели добиться в Подземье — царстве скал и камня?

Вдруг деревья перед ее взором померкли, ее окутало теплое внимательное чувство, будто кто-то выслушивал ее жалобы и понимающе кивал в ответ. Это было настолько неожиданно, что давало надежду. Казалось, лишь этот шаман, среди десятка других, один понимал истинное положение вещей, чувствовал ее состояние без лишних объяснений и обещаний.

Другие Служители Земли вновь попытались рассказать ей о деятельности Рагнароса. Она помотала головой, выделила сознание зеленокожего шамана с черными косами за плечами и, уверенная в своей правоте, показала ему трупы культистов на усыпанной осколками Столпа Мира земле. Затем щупальца среди белой крошки. Вторые, что погребены под горами песка, и последние, скрытые в земных глубинах. Опять растущий разлом, Культ и все три щупальца. Он сможет ее понять.

Шаман молчал. Она служила Древним Богам, шаману не нужно было напоминать об этом. Он опасался ее реакции, когда она узнает правду. Даже в этих однообразных обликах она узнала их, каждого из трех выживших Древних Богов. Она хотела знать, кому подчинялся Культ. Ну же.

Перед своим внутренним взором измученная болью Мать-Скала увидела то, в чем она так сильно нуждалась. Шаман с зеленой кожей пошел на риск и сделал выбор.

Теперь она знала имя Древнего Бога, повинного в том, что ее мир рушился ей же самой на голову.

Его звали Н-Зот.

* * *

Верховная жрица Лортуна мягко коснулась плеча Тралла. Лортуна стояла вплотную к нему, он ощущал тепло ее тела. Она лекарь, в очередной раз напомнил себе Тралл, внимательно рассматривая мерцавшие обнаженными жилами руды стены лазарета в Храме Земли. Вся обстановка комнаты была вырублена в камне, целиком, в глубинах огромной горы культистами, пока они еще жили в Подземье, в том числе каменное ложе, на котором сидел Тралл, и продолговатый стол, единый кусок гранита, у противоположной стены. На нем Лортуна разложила медицинские инструменты и эликсиры.

Тралл глядел на сводчатые стены и низкий потолок, на грубые следы орудий каменотесов и старался не думать о женщине возле себя. Удавалось плохо. Нужно было идти к Марууту Камневязу, таурену-лекарю, к которому он обращался раньше.

— Что же пошло не так? — спросила верховная жрица. Ее голос звучал по-деловому отстранено.

Тралл прочистил горло. Он с удовольствием ухватился за возможность поговорить. В тишине минуты шли неправдоподобно долго.

— Что пошло не так? Я и сам задаюсь тем же вопросом. Мы столкнулись с определенными трудностями прежде, чем попали внутрь пещеры, но она совершенно точно была необитаема! Ты видела жилища земляных червей? Здесь, в Подземье?

Прижимаясь к его спине, жрица ответила:

— Издали.

— Разумеется, — вновь кашлянул Тралл. — В общем, обжитую пещеру видно сразу. Черви, знаешь ли, не слишком щепетильны в вопросах гигиены. Черви Азерота, например…

— Не отвлекайся, Тралл.

Она почти прошептала это.

Что он несет о червях, да помогут ему предки? За проведенное в Подземье время Тралл узнал о червях больше, чем ему хотелось бы, это правда. Но ему никогда не приходило на ум обсуждать со старым тауреном вопросы гигиены кольчатых обитателей Подземья, пока тот занимался его ранами.

В горле снова запершило.

— Не простудился? — поинтересовалась Лортуна.

— Нет, все в порядке. Только ожог. Ох!

— Это охлаждающая мазь, — объяснила она. — Сейчас я нанесу ее тонким слоем на пораженные участки спины. Вижу, Маруут хорошо обработал твою рану, она почти зажила. Мазь поможет регенерации обожженной кожи, и к вечеру ты опять сможешь безболезненно двигать плечом. На чем мы остановились? Значит, ты был уверен, что пещера была необитаема?

— Аггра тоже согласилась со мной.

Лортуна на мгновение застыла, перестав втирать мазь.

— Ах да, Аггра, — ответила она, продолжив процедуру. — Неужели согласилась? Даже не спорила с тобой? Это непохоже на Аггру.

Тралл чувствовал, что верховная жрица улыбается. Он тоже не сдержал улыбки. Аггра отстаивала свое мнение до полной капитуляции собеседника. Она показала все свое умение спорить после переговоров со Старшими Сыновьями, когда Мать-Скала неожиданно вмешалась в их ход. Из всех шаманов Теразан выбрала Тралла, ему казалось, он смог понять ее желания.

Аггра настаивала на том, что шаманам необходимо установить равновесие между стихиями в Подземье, а не идти на поводу у каменных великанов. Это то, ради чего верховный друид Малфурион отправил их сюда. Служители Земли должны ослабить стихию огня, попробовать договориться с ней, находясь в Подземье, пока остальные силы Азерота сдерживают натиск Рагнароса в Хиджале.

Но Тралл тоже умел настоять на своем. Конечно, пока он занимал пост Вождя, мало кто рисковал с ним спорить, разве что Гаррош. Как и Аггра, он был родом из Награнда. До чего упертый народ, эти орки Запределья!

Шаманы принесут Малфуриону неоценимую помощь, если сейчас уступят просьбе Теразан, убеждал Тралл Служителей Земли. Если шаманы соберут осколки Столпа Мира, Теразан обретет былые силы. Вот что означают картинки гибели, разрушений и смерти. Она не угрожает им. Она просит о помощи.

Невероятно, но идею Тралла поддержали. И именно его отправили на поиски первого, самого крупного осколка Столпа Мира. Его и Аггру в знак смирения непримиримого спорщика. Так решил Мулн Гнев Земли, глава Служителей Земли. Конечно, Аггра не рискнула сопротивляться решению верховного шамана, но ничто не мешало ей высказать Траллу все, что она думала о нем и его идее, в сырых туннелях земляных червей, куда их завели поиски.

Воспоминания об Аггре и постигшей их неудачи в туннелях немного отвлекли Трала от близости эльфийки крови.

— Что же пошло не так? — настойчиво повторила Лортуна. — Может быть, это черви напали на вас?

Тралл покачал головой. В разговоре с Маруутом, который осматривал Тралла сразу по возвращению в Храм Земли, Аггра упомянула, что на какое-то время Тралл даже потерял сознание. От взрывной волны Тралл закрыл Аггру своим телом, заработав ожог, несколько глубоких порезов и десяток синяков.

Но за мгновение до взрыва Тралл успел увидеть нечто, там, внутри темных пещер, когда раздались первые вспышки синего пламени, о чем он никому не рассказал. Он заметил, как длинные светлые волосы рассыпались по темно-синему плащу, скрывавшего белые одеяния. Именно волшебницу из Терамора Тралл видел в глубинах туннелей каменных червей, в тот миг, когда обжигающее лазурное пламя устремилось им с Аггрой навстречу.

Тралл не мог смириться с ее странным исчезновением. До сих пор Тралл даже не мог произнести ее имени. Малфурион, их общий друг, считал ее погибшей. Она исчезла незадолго до Катаклизма, и за это время Азерот перетерпел слишком много разрушений. Малфурион не верил в то, что одинокая странница, пускай и сильнейшая волшебница, могла выжить.

Траллу следовало давным-давно смириться с ее гибелью, как сказал Малфурион. Его видения не имели никакого смысла, жестокие игры подсознания.

Подавив вздох, Тралл ответил:

— Вряд ли это были черви. Если только мы с Аггрой не наткнулись на уникальных огнедышащих особей.

Это было его единственной зацепкой. Тралл повел обожженным плечом. Ожоги были настоящими, если видения из прошлого — нет. С этим ему еще предстояло разобраться.

Лортуна, стройная светловолосая эльфийка крови, занимающая должность верховной жрицы, наконец, отошла к инструментам. Белая накидка с символом Служителей Земли выгодно подчеркивала ее светлую кожу. Когда она внезапно обернулась, их взгляды пересеклись. Ему следовало начать одеваться, а не бесцеремонно разглядывать жрицу, с запозданием понял Тралл.

Жрица медленно, не говоря ни слова и не прерывая пристального взгляда, подошла к нему и вручила небольшую баночку. Она возвышалась перед ним, ведь Тралл все еще сидел на каменном ложе. Он принял лекарство.

— Спасибо, Лортуна, — пробормотал он. — Мазь действительно великолепная. Я почти не ощущаю боли.

Она кивнула, несколько светлых вьющихся прядей упали ей на глаза. Лортуна изучала его, прожигая насквозь своими яркими зелеными глазами уроженцев Кель-Таласа.

Этот взгляд не вязался с ее отстраненным, почти сухим тоном, каким она сказала:

— Не стоит благодарности.

Тралл вспомнил об одной причине, способной объяснить это странное поведение верховной жрицы.

— Ты приняла сторону Аггры на голосовании, не так ли? — спросил он и попал в точку.

Лортуна отвела глаза.

— Да, Тралл, я голосовала против тебя. От огня в Подземье страдают и даже гибнут гораздо больше шаманов, чем от столкновений с червями, василисками или каменными великанами. Эта земля опасна и непредсказуема, а Теразан, безусловно, страдает, но верховный друид отправил Служителей Земли в Подземье с определенной целью — наладить связь с духами огня. И с каменными великанами Теразан заодно, но тебе не занимать дара убеждения, бывший вождь Орды. Малфурион далеко, а ты умеешь говорить так, чтобы тебя слушали.

Кое-что стало проясняться.

— На переговорах с каменными великанами, — мягко ответил Тралл, — я ощутил невыносимые страдания Земли. Боль Теразан не гаснет с первых дней Катаклизма, но никто в целом мире не желает ей помочь. Вряд ли этим будут заниматься охотники за драгоценными камнями, что проникают в Подземье через разлом Смертокрыла. Вспомни, первые дни, когда разрушительные стихии вырвались на свободу. Вихри Аль-Акира сносили целые города, землетрясения не прекращались ни на миг, а штормящие воды Великого Моря любое судно превращали в щепки. Сейчас силы Азерота одержали верх над Аль-Акиром, а Нептулон Охотник Приливов или близок к смерти, или уже сгинул в морской пучине. Вода и воздух. Если мы поможем Теразан, то стихия земли перейдет на нашу сторону. Три из четырех, разве это может ничего не значить?

— Это значит очень многое, — ответила Лортуна, — и не только для тебя, но и для остальных Служителей Земли, иначе они не поддержали бы твой план вместо намеченных Малфурионом действий. Но не для меня. Я была на Огненной Передовой. Если где в мире и идет война стихий, то именно там, Тралл.

Лортуна была хладнокровным бойцом, если ей выпала честь побывать на Огненной Передовой. Это никак не вязалось с ее хрупкостью. Изящным движением жрица спрятала за острые ушки вьющиеся локоны. Похоже, ему не удалось переубедить ее.

— Благодарю тебя за беседу, — ответила она после небольшой паузы.— Приходи еще, расскажешь мне о фауне Подземья. Если черви уже были, то кто следующий? Василиски? Пауки?

Но ей ответил кто-то третий. Неожиданный.

— Я предпочитаю василисков, хотя меня и не спрашивали. Поговаривают, что некоторые из них умеют превращать своих врагов в камни одним лишь взглядом.

Тралл обернулся и увидел Аггру. Он остро ощутил исходящий от каменной стены холод и понял, что до сих пор обнажен по пояс.

Лортуна снисходительно улыбнулась и даже заговорила, тогда как у Тралла язык прилип к нёбу.

— Привет Аггра, — сказал эльфийка. — Я могу оказать тебе первую помощь?

— Не нужно. Я за тобой, Тралл. Эти каменные стены не пропускают шума, не так ли? Там… небольшой переполох среди шаманов.

— Мы немного увлеклись, — ответила жрица. — Ты можешь одеваться, Тралл. Мазь уже впиталась.

Лортуна и Аггра обменялись мимолетным, но достаточно красноречивым взглядом взаимной неприязни. Тралл занимался застежками на кожаном нагруднике, поэтому не был уверен — показалось ему это или нет.

— Чем вызван этот переполох? — спросила Лортуна.

Аггра ответила:

— В Подземье прибыл Верховный друид Малфурион. Так что Лортуна права, Тралл, не стоит усугублять положение, появляясь обнаженным.

* * *

Теразан Мать-Скала не разделяла восхищения Бодена, волнений Горсика и остальных чувств Старших Сыновей, неожиданно превратившихся из бесчувственных каменных глыб во внимательных заботливых нянек в три раза выше и раз в десять тяжелее своих подопечных. Она не верила в силы смертных. Очень уж они слабые, а их жизни слишком коротки, чтобы добиться значительных результатов. Однако она недооценила шамана с зеленой кожей.

Это Боден Терпеливый рассказал ей, что шаман с еще одной смертной направились к туннелям червей в Мерцающих равнинах. Он пострадал при взрыве, рассказал им Горсик Беспокойный, когда вернулся к Каменному Трону. Но смертные отыскали первый осколок.

Заброшенные подземные ходы, озаренные синим пламенем, полыхали еще несколько дней. Нападения огненного лорда на Подземье случались часто, но в этот раз Мать-Скала нутром ощущала непричастность Рагнароса. И это ее встревожило.

Конечно, боль делала ее излишне подозрительной, она не чувствовала себя уверенной, прежней, целой. Но Теразан предпочитала учиться на собственных ошибках и не делать новых.

Горсик не знал, выжил ли шаман. Жаль, если такой многообещающий смертный погиб в первой же миссии, рассуждала Теразан, ведь ей пока так и не удалось наладить связь с другими Служителями Земли, они не желали понимать ее. Она прождала несколько дней, но шаман не появлялся. Придется самой найти его. Поручать это Старшим Сыновьям бессмысленно, слишком нехорошие предчувствие терзали и без того измученную душу Теразан.

Впрочем, она взяла двух Сыновей вместе с собой, когда направилась в Храм Земли — мощный и крепкий горный массив, внутри которого когда-то поселились культисты и прорубили там собственные ходы, ничуть не хуже тех, что рыли черви. Она понимала, что смертные ей не обрадуются. Смертные постоянно чего-то боялись.

Но Теразан Мать-Скала, явившись к Храму Земли с наиболее благожелательно настроенными Старшими Сыновьями, и не предполагала, что ей окажут настолько негостеприимный прием. Служители Земли не стали творить необходимых ритуалов, усаживаться на колени и излучать благодушие, как когда-то на переговорах.

Лишь завидев великанов, они пролили на их головы огненные дожди.

Это было уже слишком. Терезан поняла бы ураганы Аль-Акира и ливни Нептулона, все равно смертные как-то научились обращаться к этим стихиям за помощью, но она не собиралась мириться с огнем Рагнароса.

Кто-то неизвестный Теразан взмыл прямо с земли в воздух, оттолкнувшись в прыжке ногами, и расправил покрытые сине-зелеными перьями крылья. Никогда раньше Мать-Скала не видела подобных созданий — смертного с темной кожей, с парой рук и ног, как у всех них, но с крыльями за спиной и ветвистыми рогами на голове! Существо действовало отчаянно, с решимостью, недоступной тем, кто каждое мгновение опасается лика смерти.

И эта неоднозначная фигура — совершенно точно, ей не показалось, — собиралась в одиночку дать бой самой Теразан и двум ее великанам. Теразан выслушала недоумение Горсика Беспокойного и желание Террата Непоколебимого первым обратиться к смертным, а затем поступила так, как сама посчитала нужным.

Теразан со всей силы, на какую только была способна, какую только скопила в убежище Каменного Трона, ударила в ладони. Гром от этого удара на некоторое время оглушил летающее существо. Другие смертные, не обладавшие крыльями или рогами, остались на земле, и сейчас, побросав выкованное из железа оружие, прижимали к ушам руки и кричали от боли. Земля под ногами гудела, как рой насекомых.

Теразан ударила второй раз. Черная трещина рассекла плато, на котором возвышался Храм Земли, и отрезала безрассудного защитника от остальных смертных.

Повелительница стихии распростерла руки. Повинуясь ее приказу, раскол стал расширяться. Еще мгновение и весь Храм, со всеми шаманами, обрушится в зияющую пропасть обрыва.

Еще мгновение.

* * *

Аггра мчалась впереди него по узким коридорам, петляющим внутри скалы, в которой Культ Сумеречного Молота вырубил временную базу. Лидеры Культа определенно питали слабость к горным крепостям, решил Тралл, едва поспевая за Аггрой.

— Ты злишься, — сказал Тралл. — Почему?

— И ты еще спрашиваешь? — бросила она, не оборачиваясь. Ее голосом можно было резать камни.

Женщины. Как же с ними бывает сложно.

Все так же стремительно, не сбавляя хода, они вынырнули из узких туннелей на естественную каменную террасу снаружи Храма Земли. Крутые каменные ступени, вырубленные над пропастью, резко уводили вниз. Культ создавал эту внешнюю лестницу для экстренных случаев, сами шаманы редко ею пользовались, по понятным Траллу причинам.

На краю террасы Аггра остановилась. Не лучшее место, как для спуска, так и для разговора с разъяренной женщиной, но выбора у Тралла не было. Он поглядел под ноги — земля казалась неправдоподобно далекой. Но высота была меньшим, чего им с Аггрой стоило опасаться, поначалу он даже не поверил собственным глазам. По видимому, никто из Служителей Земли не успел объяснить неожиданно прибывшему из Хиджала верховному друиду правила поведения в каменном царстве великанов. А именно Малфуриона Тралл различил перед Каменной матерью Теразан.

— Аггра! Стой!

В тот же момент стоявшая возле стен Храма Земли Теразан ударила в ладони. Невообразимый грохот оглушил их.

Он успел схватиться за протянутую Аггрой руку и прильнул к Храму Земли. Широко расставив ноги для устойчивости и вцепившись руками в подходящие для этого выступы, Аггра всем телом прижималась к скале.

Тралл понимал, что Малфурион привык сражаться с прислужниками Древних Богов. Все, чего Служители Земли добились в Подземье, меркло в сравнении с достижениями Защитников Хиджала, это была правда. Как и то, что Тралл верил в то, что говорил Лортуне и остальным Служителям Земли, значимые победы достигаются не только на Огненной Передовой Хиджала.

Он никогда не пробовал обращаться к стихиям вот так, над пропастью, цепляясь за дрожащую скалу, но все когда-нибудь приходится делать впервые, правда? Возможно, он сможет выиграть хоть какое-то время, и кто-нибудь из Служителей Земли успеет остановить Малфуриона там, внизу, прежде чем все зайдет слишком далеко. Одной рукой из кожаного мешочка, закрепленного на поясе, Тралл вытащил горсть сушеных трав и растер их пальцами, позволив ветру унести большую их часть.

Камень под ногами протяжно и скорбно стонал, как старая несмазанная лодка, некстати попавшая в шторм. Да хранят его предки.

Испуганное лицо шаманки стало последним, что он увидел. Тралл закрыл глаза и обратился к духам земли.

Это заняло больше времени, чем ритуал в более спокойной и безопасной обстановке. Тралл ощутил ярость Матери Скалы, обиду и растерянность каменных великанов рядом с ней. Малфурион пылал праведным гневом, он собирался в одиночку атаковать Теразан, отвлекая внимание ее свиты. Служители Земли с другой стороны обрыва с переменным успехом справлялись с паническим страхом.

Тралл обратился к каменной матери с видением из прошлого, первым, что пришло ему на ум, — верховный друид Малфурион под сенью Великого Древа Нордрассил вместе с волшебницей из Терамора и Тралл рядом с ними. Это были старые воспоминания, почти далекие, они были молоды и полны надежд, многим позже эти достижения стали великими праздниками для всего Азерота. Волшебница улыбалась друиду и Траллу, они вместе отстояли Великое Древо при нападении демона Архимонда, и голубые огоньки ночных эльфов сыпались с небес, наполняя воздух сказочным сиянием. Болезненные для Тралла воспоминания, но он скрыл это от Теразан, сосредоточившись на образе Малфуриона в своих видениях, образе героя и спасителя и своего друга.

Терезан узнала его, она с негодованием рассказала ему об огненном дожде, которым их встретили смертные. В назидание повторила сцены с травлей культистов, не оправдавших ее ожиданий. Заслуги Малфуриона в Хиджале пришлись бы по вкусу Терезан с ее ненавистью к лорду огня, но Тралл не был на Огненной Передовой, а он мог опираться лишь на собственные воспоминания при подобном общении с Лейтенантом Древних Богов.

Гнев верховного друида утих, должно быть, Мулн Гнев Земли, наконец, добрался до Малфуриона. Тралл показал Теразан их с Аггрой успехи по поиску самого крупного из уцелевших осколков Столпа Мира, рассказал о своих ранах, как бы извиняясь, что он не пришел к Каменному Трону раньше, и ей пришлось самой идти к Храму Земли.

Теразан хотела ответить, рассказать ему о чем-то важном, он ощущал ее нерешительность и волнение, связанное с необходимостью общаться лишь статичными образами. Но не успела.

Боль невероятной силы овладела сознанием Теразан. И Тралла тоже, он не успел разорвать объединяющую их связь. Он не ожидал подобного. Перед глазами потемнело.

Волны черной ненависти захлестнули земли Азерота. Стихия Земли отвечала взбешенному Аспекту разрушениями и новой волной землетрясений. Что могло вызывать столь сильный приступ ненависти, граничащий с безумством у Разрушителя Миров? Или кто?...

Слишком много боли. Даже переданная Траллу через сознание Теразан, она не ослабевала, и этого было слишком много для обычного смертного. Но перед тем как болевой шок настиг своего пика, Тралл с изумлением услышал голос, без сомнения принадлежавший Теразан.

… «Хочешь помочь? Раздели со мной эту боль».

Тралл лишился сознания.

* * *

Когда Тралл вновь открыл глаза, то увидел каменные стены лазарета, переливающиеся при свете факелов рудоносными жилами. Горящих факелов было много, гораздо больше, чем в прошлый раз при его визите к верховной жрице. Тралл знал, причину подобной расточительности.

— Привет Малфурион, — прошептал он.

— Привет Тралл, — услышал он в ответ.

Тралл не мог даже проследить взглядом, откуда доносился голос.Казалось, каждая кость в его теле сломана, а сухожилия горели, будто облитые расправленным металлом. Тралл не мог представить, каково пришлось Теразан, его страдания были лишь отголосками ощущений каменной матери.

«Раздели со мной эту боль».

Обращалась ли Теразан к нему? А если нет, то чей разговор он так внезапно подслушал? Кто мог вынести боль подобную той, что она испытывала со дня Катаклизма?

В этом мире существовало нечто или некто, чье существование способно было вызвать столько ненависти у Смертокрыла Разрушителя. Эта загадка тоже оставалась нерешенной, но сейчас Траллу придется отложить и ее тоже. Ему предстоит разговор с друидом и вряд ли он будет легким.

Тралл различил легкие шаги, и над ним появилось лицо верховного друида. Малфурион не улыбался.

— Ты всегда выбираешь рискованный путь, не так ли? — спросил друид. Звучало неоднозначно, возможно, Малфурион имел в виду не только попытку Тралла войти в транс и пообщаться со стихиями на скале, норовившей сбросить его, как необъезженный кодо.

— Это все из-за женщины, — ответил Тралл. — Хотел произвести впечатление.

— У тебя это получилось, — холодно ответила Аггра.

Знатный пропах. Тралл не почувствовал чьего-либо присутствия, кроме друида, в лазарете.

— Почему ты здесь, Аггра? Ты пострадала?

— Аггра рассказывала мне о поисках осколков Столпа Мира, — ответил вместо нее Малфурион.

Его мудрые глаза светились любопытством, как всегда, когда ему удавалось подметить то, что другие предпочитали бы скрыть. Траллу не нравилось, что друид читал его как раскрытую книгу. С кое-какими чувствами он и сам еще не разобрался, подчас новыми и неожиданными для него самого.

— Я не пострадала, — тихо ответила Аггра, и Тралл мысленно поблагодарил ее за эти слова. — И… я зайду позже.

И за эти тоже.

Малфурион дождался, пока они останутся одни, и тогда заговорил:

— Я не знал, что Служители Земли решили направить все свои силы на поиски хрустальных осколков Столпа Мира, так что не думай, что я преодолел половину мира только ради того, чтобы отчитать тебя лично. Пока я не могу осознать всей важности этого мероприятия для остального Азерота, но верховный шаман обещал рассказать мне обо всем подробно, так что Мулн избавил тебя от необходимости объясняться. Учитывая твое положение, это было бы непросто.

Тралл кивнул. Верховный шаман знал чувства Теразан не понаслышке. «Раздели со мной эту боль». Могла Теразан обращаться к Мулну Гневу Земли? Но с чего бы ему скрывать возможность напрямую общаться с каменными великанами, не прибегая к сложным зрительным образам?

— Но верховный друид не расскажет мне, что ощутила Теразан после того, как прекратила бой. Она… ужасно выглядела, если так можно выразиться о Лейтенанте Древних Богов. К тому же эта боль едва не убила тебя самого.

— Аспект Земли, — с трудом ворочая языком, ответил Тралл. — Он выплеснул свою ненависть на подвластную ему стихию… Зов Н-Зота защищает его разум от боли земли. Теразан этого Зова не слышит. И вся боль Азерота достается ей. Она не знает, почему это произошло. Смертокрыла что-то… разозлило. Или кто-то.

Малфурион изменился в лице.

— Хм… — только и сказал он, хотя явно знал больше. — А ты ведь до сих пор не спросил, зачем я прибыл в Подземье, — заметил друид.

— Меняешь тему? Неудачно.

— Тебе будет сложно поверить, но это все еще одна тема.

Малфурион все еще глядел на него сверху, изучая, как редкую бабочку в коллекции, когда сказал:

— Я прибыл за тобой, Тралл. Ты должен покинуть Подземье.

— Это непросто. И по многим причинам.

— Понимаю. Но тебе придется распрощаться с этой шаманкой. Аггрой, кажется?

Тралл не ответил. Он сверлил взглядом друида и ждал, когда он, наконец, выговорится.

— Мы добились значительных результатов в спасении мира, но, похоже, пора считаться с еще одной силой, которая вернулась в Азерот.

Тралл упорно молчал. Малфурион сделал глубокий вдох.

— Она вернулась, Тралл, — выдохнул друид. — Она жива. Видишь, мне тоже нелегко это дается. Было не так-то просто смириться с ее гибелью. Но она жива, Тралл. Джайна Праудмур жива и она хочет нас видеть.

От одного звучания этого имени Тралл задохнулся. За прошедшие с момента ее исчезновения полтора года он так и не нашел в себе силы произнести имя волшебницы из Терамора, своего лучшего и близкого друга. Она жива. Он сможет увидеть и обнять ее.

— Вернулась?... Но откуда? Где она была все это время?

— Поверь, тебе лучше увидеть это собственными глазами. И мне заодно. Я не вполне доверяю донесению, но даже если половина из написанного правда, то нас ждет много сюрпризов. Ты же знаешь Джайну. С ней никогда не бывает просто. Отдохни сегодня, а завтра мы отправимся на Лунную поляну.

Одним быстрым, неожиданным для Малфуриона рывком Тралл поднялся и сел на каменное ложе.

— Почему только завтра? — воскликнул он. — Я могу и сегодня.

Но он явно переоценил свои возможности.

* * *

Старшие Сыновья помогли ей добраться до Каменного Трона. Там, в его убежище, в его холодной тени, Теразан Мать-Скала, наконец, разглядела трещину на своем каменном теле, которая появилась сразу после вспышки ненависти Аспекта Земли. Трещина, похожая на те, что молниями расходились от разлома в небосводе Подземья. Смертные были ей непонятны, но, кажется, в этот момент, глядя на собственное расколотое тело, она начинала понимать некоторых из их чувств. Особенно то, что перед самой смертью искажало их лица до неузнаваемости.

Она испытала страх.

Нельзя допустить, чтобы ее тело раскрошилось прежде, чем она сможет воспользоваться знанием, которое, не ведая всей его важности, передал ей шаман с зеленой кожей. Н-Зот был повинен в ее состоянии, Н-Зот самый жестокий, могущественный и коварный из трех остальных, если их сравнивать. Раньше Теразан не понимала, почему Титаны атаковали именно четвертого Древнего. Она никогда не предполагала, что кто-то из Древних Богов может быть слабее, а кто-то нет, но от Титанов ничего не укрылось.

За годы заточения Теразан догадалась, что и она сама не сильнейшая из Лейтенантов. Только Аль-Акир, повелитель ветров, был слабее нее, понимала она, вспоминая их битвы времен первозданного хаоса. Ей следовало оставаться на Каменном Троне, невзирая на волнения о судьбе шамана с зеленой кожей. Она ведь знала, что не обладает упорством и жестокостью Рагнароса.

Она могла стереть с лица земли весь Храм, со всеми шаманами, находящимся внутри него. Еще мгновение и Храм обрушился бы в зияющую пропасть обрыва. Еще мгновение.

Но в тот момент она услышала:

… «Я помогу тебе, Мать-Скала».

От неожиданности Теразан пропустила удар крылатого создания. Кажется, это Боден прикрыл ее, приняв град огненных стрел на себя. Она не слышала Зова Древних или голоса других Лейтенантов в своем сознании со дня заточения в Подземье, но она незамедлительно узнала бы их. Этот голос не принадлежал Лейтенантам, да и кто из них стал бы помогать другому? И уж точно он не был Зовом Древних Богов. Что если это происки кого-нибудь из шаманов? Но почему они молчали раньше?

… «Кто ты?» — спросила она, не зная, услышит ли ее эта неизвестная сила, вставшая на ее сторону.

Храму Земли больше не грозило оказаться на дне обрыва, а Служители Земли, наконец, обступили опасное крылатое существо. Как оказалось, шаман с зеленой кожей тоже был жив, она не видела его, но ощутила его уверения в миролюбивом характере этого воинственного создания с крыльями. Теразан должна была рассказать шаману из Служителей Земли о своих догадках относительно взрыва в туннелях червей, и она хотела незамедлительно приступить к этому, ей очень быстро надоело выслушивать о заслугах странного создания.

Но во всем мире, из всего многообразия созданных Титанами существ, этот голос, что услышала Теразан, эту быструю короткую фразу услышал не она одна. Его услышал Аспект Земли. Она не понимала, как такое возможно, а времени разобраться с лавиной нахлынувших чувств ей не оставили.

Черному дракону очень не понравилось стремление этой новой силы вмешаться в судьбу Теразан. Прежде всего потому, что это была его вотчина, его стихия.

Аспект Земли с лихвой доказал это. Даже боль от гибели Древнего Бога, чье имя стерли века ожидания, не шла ни в какое сравнение с обнаженной, чистой ненавистью, захлестнувшей мир. Неизвестная сила исчезла так же неожиданно, как и появилась. Теразан не знала, пережил ли тот, кого проклинал черный дракон, этот день и все последующие. Не каждый выдержит такое.

Трещина в ее боку была прямым тому подтверждением.

Если это существо не плод ее воображения, если он каким-то образом близок к стихии земли и если он, несмотря ни на что, все еще жив, он должен ее услышать.

… «Хочешь помочь? Раздели со мной эту боль», — снова и снова повторяла Теразан в пустоту.

 

Глава 10. Ловушка.

Прежде, чем начать налаживать ловушку для птиц, Парук постарался унять дрожь в руках. Ловушка не сразу получилась такой, какой ей следовало быть. Сказывалось безделье тюремного заключения. Шутка ли, почти год в темном каземате, один на один с гномом. Так и свихнуться можно, а не только утратить полезные для выживания навыки.

Орка не слишком терзал голод, со временем он научился не замечать его. В нерегулярном питании заключенных был и свой плюс, только один, правда. В самом начале нехватку еды Парук переживал сложнее, особенно в том первом плену у воргенов, в который они угодили вместе с Уизли, и после которого все пошло под откос. Парук сделал знак, отводящий беду. Этот гном обладал поистине уникальной способностью — рушить все мыслимые планы одним своим присутствием. Да помогут ему предки, и Парук больше никогда не встретит эту ходячую катастрофу.

Парук с отвращением вспомнил своего последнего сокамерника — нежить Гарри Джонсона. До чего мерзкий тип, Уизли в сравнении с ним идеальный собеседник. А тот другой с лишенными век глазами навыкате? Такой компании не скоро забудешь, и орку пришлось признать, что ему даже повезло, что почти полтора года он провел вместе с Уизли, а не с этими двумя. Еще один знак от беды, да помогут ему предки. Гарри Джонсон не раскаивался в совершенных им убийствах, к тому же он искренне верил, что суд в Тирисфале посчитает справедливым его стремление вернуть отнятые соседом земли. После поражения в битве за Столицу армия Подгорода с плетущимся позади пленниками продвигалась на север Гилнеаса, где и располагались бывшие земельные угодья Джонсона. Он буквально впал в исступление и смаковал планы кровожадной мести, в безумных подробностях описывая участь оставшейся в живых дочери соседа и днем, и ночью.

Плены, смирение, тюрьмы и его сокамерники надоели Паруку по самое не могу. Когда-то он мечтал о войне, о том, чтобы стать героем и заслужить благосклонность дамы сердца. Новая война Орды и Альянса не заставила себя ждать, но Паруку так и не представился шанс проявить себя. Его предложение руки и сердца так и не было озвучено, а избранница осталась в Оргриммаре. Ждет ли она его? Мог ли он все еще надеяться на это через столько времени?

Наконец, Парук со вздохом оглядел ловушку и остался ею доволен. Он взобрался выше по стволу платана, спрятавшись в кроне. Ему придется отдать эту добычу, промелькнуло у него в мыслях, даже если это будет птичка размером с гномий кулачок. В лагере орков, расположенном на границе леса, неподалеку от лагеря Отрекшихся, вряд ли ему достанется значимая доля добычи, каким бы голодным он не был к тому моменту.

Два дня назад Парук подслушал разговор стражников, предрешивший его участь. Один из них вполголоса рассказывал второму о том, что орки жалуются на нехватку продовольствия. Присутствие такого количества нежити — солдат, заключенных, личной гвардии Сильваны, — отвадило живность из леса, к тому же ароматы смерти и гниения значительно портили не только охоту, но и сам аппетит орков. Второй стражник-нежить отмахнулся со словами, что все равно этим неженкам приказано оставить Серебряный Бор и возвращаться в Оргриммар. Вождь наконец-то приказал всем силам собраться в Дуротаре.

Той ночью, под неизменное ворчание Джонсона, Парук в бессилии сжимал холодные прутья тесной клетки. На ночь клетки забивались заключенными под завязку, провинившихся было много, в отличие от клеток. От самой Столицы Гилнеаса эти клетки днем приходилось везти на телегах, за которыми плелись босые и полуголодные ордынцы в кандалах.

Если бы обстоятельства сложились иначе, думал бессонной ночью окруженный смрадом дюжины мертвецов Парук, он мог быть среди этих солдат орков, вставших на защиту Оргриммара. Он должен покинуть мрачные леса Тирисфаля и вернуться в раскаленные солнцем красные пески Дуротара.

А для этого нужно проникнуть в лагерь орков. Парук представил, как непринужденно возвращается в лагерь орков вместе с добычей, перекидывается со стражниками замечаниями о сложной охоте и обязательно приглашает каждого, кого сможет, разделить с ним эту скудную трапезу. Ему предстояло сделать все, чтобы через пару часов каждый, кто видел его, считал за одного из них, чтобы никто не удивился, увидев его на корабле или на дирижабле, взявшего курс на Дуротар. Его одежда оставляла желать лучшего, но он надеялся переодеться во что-нибудь соответствующее, как только подвернется подходящий случай.

Это даже лучше, чем быть неприметной тенью, решил Парук, и в середине следующего дневного перехода сделал все, чтобы сбежать из плена Отрекшихся.

На этом простая часть плана кончилась. Шли вторые сутки, а охота так и не принесла результата. Это и толкнуло его на ловлю мелких пичуг, хотя в своем воображении он видел на своем плече поверженного оленя или кабана.

Похоже, это был не самый простой способ перебраться через Великое Море на другой континент, навсегда забыв о скованных туманами неплодородных землях Гилнеаса. И о той тайне, очевидцем которой он стал помимо своей воли возле Стены Седогрива полтора года назад. По-прежнему неразрешенная тайна, с горечью осознавал Парук, сидя среди ветвей платана в притихшем безжизненном лесу. Если бы эльф крови, приказавший избавиться от орка-свидетеля, знал, какой плохой памятью этот орк обладает, то с легкой душой отпустил бы его восвояси. Ну, правда. Целый год Парук задавался одним и тем же вопросом, целый год перебирал события своей жизни и так, и эдак. Где-то среди них, в ворохе памяти, скрывалось имя эльфа крови.

Имя того, кто изменил ход истории в Серебряном Бору и кто остался в тени, когда на эти земли хлынули сначала воргены, а потом армии нежити.

Парук утратил всякую надежду вспомнить это имя, потому и рассказал об этом происшествии Уизли. Орк привычно скрестил пальцы при первом же упоминании имени гнома. Еще и потому, думал Парук, что Уизли застал его врасплох, когда поинтересовался, как Парук очутился в Гилнеасе. Где это видано, чтобы яростный приверженец Альянса интересовался судьбой орка, Парук не сдержался от подобного выпада. В конце концов, между их расами на другом континенте бушевала непримиримая война.

— Где война, а где мы? — пробормотал Уизли, и это прозвучало почти дружелюбно.

Он выложил Уизли все, как на духу. У него было время вспомнить каждую мельчайшую деталь, должно быть, его рассказ поражал своей достоверностью, масштабностью. В него нельзя было не поверить. Потрясенный Уизли слушал о том, как Парук заблудился после разговора со сбежавшим советником Сильваны в Серебряном Бору среди рухнувших из-за землетрясения деревьев. Как петлявшая тропинка привела орка к массивной Стене Седогрива. И как он увидел то, что не предназначалось для его глаз.

Все в его истории было достоверно и к месту. Если бы не одно «но» — отсутствие самого главного. Имени злодея.

Заслышав первые восклицания гоблинов, эльф крови обернулся и встретился взглядом с Паруком. Всего миг они глядели друг на друга. Эльф поспешно накинул темно-фиолетовый капюшон и запахнул полы длинного плаща. Затем надел маску, которую до этого держал в руках. Последними он надел перчатки.

Он пытался скрыть свою личность, и в его планы никак не входило разоблачение случайным свидетелем, каким оказался вышедший из леса Парук. Эльф крови опасался, что его узнают.

Сейчас, застыв на ветвях дерева, повыше птичьей ловушки, Парук вновь пережил каждое мгновение — и воздействие высшей школы магии, и более приземленный простейший удар дубиной по голове, и затем удушье, тиски ледяной воды бурной горной реки. Когда Парук пришел в себя, а чары магии рассеялись, то обнаружил, что река швыряет его избитое тело на каменные пороги, довершая начатое гоблинами и эльфом крови. Парук нашел в себе силы, чтобы броситься на плывущее неподалеку поваленное дерево, вместе с ним обрушиться с головокружительной высоты горного водопада в воды Великого Моря. Через какое-то время он увидел вдали берег и направился к нему. Весь изрезался об устилавшие дно рифовые кораллы, пока выбирался на сушу. И только среди сухих водорослей, на безжизненном диком пляже под скудным северным солнцем лишился сознания.

Так он достиг берега замкнутого королевства Гилнеас, чьи неприступные воды свели на нет любую попытку судостроения и мореплавания. И кто же мог предположить, что в Азероте найдется отчаянный гном, который также преодолеет эти воды вплавь и выберется на тот же самый берег, где Парук как раз расставлял ловушки на крабов?

С земли донесся тихий шорох. Худой крольчонок с бурой шубкой аккуратными прыжками подбирался к силку среди корней дерева. Эту ловушку Парук ставил без особой надежды. Как жаль, что ему придется делиться этой добычей, не впервые промелькнуло у него в мыслях. Слишком рискованно надеяться на то, что он мог бы съесть этого кролика и поймать еще одного. Вся его надежда на дальнейшее будущее сосредоточилась на этом нерешительном крольчонке подрагивающими усиками обнюхивающего землю.

Проклятый кролик медлил.

Резкий звук заставил орка подпрыгнуть. Парук крепче перехватил ветку, чтобы не упасть. Кролика и след простыл. Звук повторился, теперь тише. Он зарычал. Потом Парук не раз задавался вопросом, что заставило его спрыгнуть с дерева и устремиться прямиком на этот звук, невзирая на опасность. Единственным чувством, управлявшим им в тот момент, был гнев. Он не только лишился кролика и еды, в конце концов, эта еда даже не предназначалась ему самому. С этим звуком он лишился единственного шанса быстро добраться до Оргриммара.

Он резко остановился, еще не до конца осознав, где очутился и что делает. Звук не повторялся. Его гнев немного поутих, он огляделся. И тут же нырнул за ближайший кустарник.

Перевел дыхание, собрался с мыслями и снова посмотрел вперед, где заканчивался лес и редели деревья. Ему не показалось. Он увидел сгорбленную спину Отрекшегося возле огромной собаки. Живой собаки. Парук с запозданием осознал, что именно лай был тем звуком, что испугал крольчонка.

Отрекшийся протянул костлявые пальцы к собачьему ошейнику. Шерсть на загривке собаки встала дыбом. Лишь миг, и пес отпрыгнул в сторону от нежити, развернулся и на всех парах устремился в лес, прямо к орку. Парук едва успел приникнуть к земле. Страх гнал животное вперед, подальше от смерти, пес даже не обратил внимания на Парука, хотя не мог не почувствовать его запаха, ведь промчался совсем рядом.

Парук не сразу поднялся обратно. Он унял сердцебиение и посмотрел на поляну. Отрекшийся оставался там же, в той же позе, Парук видел лишь его спину. Нужно убираться отсюда, ясно понимал орк, но его взгляд оставался прикованным к изорванному позвонками плащу с гербом Подгорода.

— Годфри!

Тот, кто только что общался с живой собакой, вздрогнул. Как и тот, кто наблюдал за ним из-за деревьев. Парук вновь растянулся на сырой земле и зажмурил глаза.

Проклятье! Снова он увидел то, что не предназначалось для его глаз. Однажды это едва не стоило ему жизни. Он должен встать, сделать вид, что ничего не видел, залезть обратно на дерево в ожидании других зверьков или птиц. Если был один крольчонок, возможно, где-то поблизости есть выводок. Он не может идти на поводу у любопытства, только не сейчас, когда он, наконец, на свободе! Он должен прийти в лагерь орков, какой бы безумной идеей это не было! Приветливый Дуротар, с красными скалами, скорпионами и громовыми ящерицами, вспоминал Парук, и эти картины оживали перед его мысленным взором. Оргриммар, который, говорят, новый Вождь перестроил и оборудовал так, что Столица Орды похожа на форт Нордскола. Разве ему не хочется увидеть новый Оргриммар? Разве у него не сжимается сердце от мысли, что таверну на центральной площади Оргриммара могли снести или закрыть? Где тогда он будет искать Гришку, любовь всей своей жизни, хозяйку этой таверны?

Гилнеас исковеркал его жизнь, и эти земли все еще хранили тайну, за которую Парук оплатил слишком многим. Странно было осознавать, что он единственный в Азероте мог пролить свет на события, тщательно спланированные, которые осуществлялись годами и отняли еще больше жизней. Что в сравнении с ними его жизнь, одного орка?

Годфри. На этот раз он хотя бы знает имя. Стиснув зубы, Парук выругался. Нет, остановил он сам себя, это не его дело. Это дело Гилнеаса, короля Седогрива, мертвого дворянства Гилнеаса, что сменили серые плащи на аметистовые плащи Отрекшихся.

Когда Парук поднялся на ноги, Годфри уже ушел. Парук огляделся и вернулся к своему дереву. Он уговаривал себя, что останется в пределах этих мест, чтобы выследить кроличий выводок. Встреча со зверьком сама по себе знак, его ждет удача в этом начинании.

Близилась ночь. Ни одна из расставленных им ловушек так и не сработала.

Взошла бледная, круглая первая луна Азерота, озарив лес серебром. Подходящее время, чтобы пробраться в лагерь Орды. Серые сумерки скрыли бы его видавший виды наряд, а оказавшись в лагере, он бы нашел, во что переодеться. Но у него все еще не было добычи.

Когда ночь перевалила за полночь, к первой луне присоединился бледно-голубой тонкий серп второй луны Азерота, едва заметный на светлом ночном небе. Парук услышал шаги. Серая сгорбленная тень прошла мимо, растворившись среди стволов, будто призрак.

Парук тихо спрыгнул с дерева. У него была одна нерешенная тайна, лишившая его сна и покоя. Он был сыт по горло загадками и не хотел новых.

Через полный теней, притихший ночной лес он направился вслед за Годфри.

Шли они долго. Лес сменился равнинами, скользкими и липкими после прошедших дождей. Парук держался на приличном расстоянии, на голой земле ему негде было укрыться. Еще его запросто могло выдать невыносимо громкое урчание в животе. Полная луна хорошо освещала сутулую спину бывшего подданного короля Седогрива, и орк не опасался, что потеряет Годфри из виду.

Парук различил вдали нагромождение огромных светлых валунов, похожих на спустившуюся с гор лавину. Винсент Годфри приближался к руинам стены Седогрива. Парук замедлил шаг. Но затем Годфри повернул налево, спустившись в небольшой овраг. На краю оврага Парук лег на живот, чтобы на фоне светлого неба не привлекать к себе внимание находившегося в низине Годфри.

Это было заброшенное кладбище, залитое холодным лунным светом. Если это всего лишь прогулка по памятным для Годфри местам и она никак не связана ни с какими тайнами и заговорами? Но ведь была собака, Парук точно ее видел. В конце концов, Парук мог раскрыть заговор среди подданных Сильваны и тоже заслужить свободу. Он готов был пойти на что угодно, лишь бы вновь опуститься за один из столиков в таверне на центральной площади Оргриммара.

Годфри медленно бродил среди могил. Сильвана не заинтересовалась этими захоронениями и не направила валь’кир на это кладбище. Парук нашел лишь одно объяснение этому, останки здесь были настолько древними, что не годились для воскрешения.

Парук с сожалением заметил, что Годфри остановился в самой дальней точке кладбища, опустился на колени возле покосившегося надгробия.

Словно дожидаясь его, в тот же миг из-за разбитой статуи отделилась тонкая тень, слишком подвижная для нежити. Парук не мог спуститься в овраг, не раскрыв своего присутствия, чтобы подслушать их разговор.

Годфри поднялся с колен, он не испугался приближения человека, значит, Парук был прав, они условились о встрече. Годфри передавал какие-то сведения подданным Гилнеаса? Сильване это не понравится. Хоть бы одно облачко, хоть одна туча набежала бы на эту растущую луну, чтобы Парук слился с тенями и спустился ближе к заговорщикам.

За его спиной послышалось утробное рычание. Собака, как он мог о ней забыть.

Когда рычание притихло, прозвучал приказ:

— Встань на ноги и держи руки так, чтобы я их видел!

Парук изо всех сил сдерживался, но все равно засмеялся, стараясь, чтобы этот взрыв неподвластного ему хохота прозвучал как можно тише. Смех сотрясал все его тело, очевидно, вызывая недоумение у того, кто натравил на него собаку.

Парук ничего не мог с собой поделать. Он так мечтал увидеть Оргриммар и Гришку, но, поднявшись на ноги и обернувшись, увидел Уизли Шпринцевиллера. Рядом с озадаченным его смехом гномом стояла огромная черная собака. Та самая, что передавала послание Годфри, или очень на нее похожая.

Парук воскликнул:

— Как же я НЕ РАД тебя видеть, Уизли! — и по привычке сделал знак, отводящий беду.

* * *

Годфри потребовалось время, чтобы найти могилу леди Эмили Кроули. Он не был здесь со дня похорон, с тех пор прошло более двадцати лет. Кладбище осталось за Стеной, и никто не ухаживал за ним. Годфри впервые подумал, как повезло Эмили, что она умерла так давно. Сильвана не любила древние останки. «Седогрив должен был сжечь тело сына», — вновь пронеслось в его голове, пока он пробирался сквозь заросшие цепкие кустарники меж могил.

Наконец, он нашел ее надгробие. Годфри опустился на колени перед покосившимся и треснувшим камнем, на котором было высечено имя той, которую он когда-то любил.

«О, Эмили, что на этот раз задумала твоя сумасбродная дочь?»

Увидеть живую Лорну Кроули и услышать биение ее сердца сейчас значило для него больше, чем он мог себе представить. Он внезапно понял это в тот самый момент, когда впереди послышался тихий шорох опавшей листвы. Ему захотелось бежать, бежать сломя голову, к таким же, как он сам, чтобы не видеть жизни, чтобы забыть, что существуют такие, как она. Он должен покоиться в земле, его существование противоестественно.

Он опустил глаза.

Она подошла ближе, и Годфри буквально оглушило частое биение ее взволнованного сердца. Он все еще не поднимал глаз, когда сумел бросить лишь краткое, грубое:

— Зачем? — И в этом вопросе было все, и его ненависть к себе, и ненависть к ней, посмевшей коснуться запретного, перешагнуть допустимую черту, показать ему жизнь, которой он так глупо лишился.

— Лиам, — ответила она.

— Они сожгли его тело?

Лорна не ответила. Он поднялся с колен, распрямил плечи, насколько это было возможно. И впервые посмотрел на девушку.

— Зачем ты пришла? — спросил он. — Даже после смерти мне не будет покоя, верно, Лорна Кроули?

Прежде чем ответила, она глянула куда-то поверх его головы, слегка прищурив темные глаза, но быстро перевела взгляд обратно на Годфри. Если это спланированная засада?... Она заговорила сухим надломленным голосом, который не вязался у Годфри с воспоминаниями о прежней Лорне Кроули.

— Не думала, что когда-нибудь скажу это, но я доверяю тебе, Годфри. Мои обиды остались в прошлом, как и большая часть того, что делало меня мной. Я жива, но уничтожена. Мое сердце все еще бьется. И я хочу это исправить. Мне незачем жить. Это не моя война за эти земли, мне все равно на какой стороне быть. Я выбираю смерть, по понятной тебе причине.

Он отступил на шаг назад. Стрела предрешила не только судьбу принца, но судьбу целого королевства. Сильвана говорила, что орки не понимают ее, не верят, что она действительно лишила Гилнеас будущего. Орки привыкли побеждать в честном сражении на поле боя. Сильваны побеждала иначе. Ее стрела угодила в самое сердце королевства Гилнеас и на этом не остановилась, продолжала губить чужие жизни. Лорна оказалась ближе всех к сердцу принца. Она сдалась первой.

Он глядел на красоту молодой девушки с темными вьющимися локонами, собранными набок с помощью красного цветка, и знал ответ, ему не следовало даже раздумывать. Тянувшейся паузой он только селил в ее душе надежду.

— Нет, — отрезал он.

Она холодно улыбнулась и ответила непривычным для Годфри сухим, как прошлогодние листья под их ногами, тоном:

— Поздно. Незадолго до нашей встречи я выпила яд. Один из эликсиров Кренана Аранаса, которые король употреблял все эти годы, чтобы скрыть облика воргена. Яд не действует мгновенно, но я обречена. Прости, Годфри, что не оставила тебе выбора.

Годфри сжал кулаки. Заскрежетали кости.

— Спасибо, что пригласила меня на агонию. Благодарю за оказанную честь. У тебя наверняка был план и на случай, если бы я не появился?

— Там за холмом моя лошадь. Если бы ты игнорировал мое приглашение, во что я никогда не верила, я бы отправилась прямиком к лагерю нежити. Я могла умереть по дороге, и лошадь доставила бы только мой труп. Или со мной могли покончить Отрекшиеся. В любом случае, рада, что мне не придется надеяться на сообразительность моей лошади или договариваться со стражниками, поскольку ты здесь. И ты принял мое приглашение.

Годфри не нужно было дышать, но он, повинуясь привычке, вздохнул полной грудью. «Скажи мне, что я ошибаюсь в своих суждениях, — молил он Свет в мыслях. — Скажи мне, что неподалеку засада и что так король Седогрив решил расправиться с предателями Гилнеаса. Скажи мне, что угодно, только не то, что я сейчас могу услышать».

— Почему именно в лагерь нежити? — выдохнул Винсент Годфри.

Стоя на могиле своей матери, залитая холодным светом полной луны, Лорна Кроули ответила:

— Я хочу служить Сильване Ветрокрылой.

— Нет!

— Я упрямая. И я обречена. Помнишь, я говорила про яд?

— Нет, — только и мог повторить он. — Пока я жив, этому не бывать!

Лорна позволила себе улыбнуться.

— Хорошая шутка. Твоя госпожа проиграла битву за Столицу. Подумай, какие перспективы откроются перед ней, если я встану под ее знамена. Если я стану одной из Отрекшихся.

Сильвана не проиграла, хотелось заорать Годфри, она победила, и то, что ты обрекла себя на смерть, лишь первая ступень ее безоговорочной победы.

Но на мгновение, лишь на краткий миг, ему захотелось увидеть лицо Темной Госпожи, когда он явится с лагерь вместе с Лорной, умирающей или мертвой к тому времени. Как поступит Сильвана? Возникнут ли у нее вопросы, как он узнал об этом? Если почти ничего не способно удивить королеву мертвых, то как насчет такого развития событий? Правда еще сильнее ему хотелось бы увидеть лицо Кроули, когда он узнает, как потерял дочь. Когда-то Годфри уверял Лорну, что обиды прошлого должны оставаться в прошлом. Черта с два! Шах и мат, Кроули. «Если двадцать лет назад Эмили выбрала тебя, то сейчас твоя дочь останется со мной. Навечно».

Годфри потряс головой. Нельзя сводить счеты с живыми, когда ты уже мертв, гласило негласное правило Отрекшихся, за незнание которого Гарри Джонсон уже поплатился свободой, а когда-нибудь распрощается и со своей второй жизнью, дарованной ему валь’кирами, если и дальше будет упорствовать.

Стоя перед живой Лорной, слушая ее скорое биение сердца, ощущая жар ее взволнованной крови, Годфри понимал, что ни одна обида или месть за прошлые обиды не может стоить ее жизни.

Опасная догадка возникла в его мыслях, и ее стоило прояснить, как можно быстрее, если Лорна не обманула на счет выпитого яда. Годфри не было нужды скрывать эмоции, его лицо не способно было передать бушующий взрыв эмоций в его душе. Его голос звучал почти ровно, когда он произнес:

— Если ты, Лорна, станешь нежитью, даже не думай, что тебе удастся играть на два фронта, — как это сейчас делает он сам, глупец, каких мало. Годфри опустил эти слова. — Каждое твое действие, каждая твоя мысль будет известна королеве мертвых, и на любой ее вопрос ты обязана будешь дать четкий и ясный ответ. Тебе хватает сообразительности, чтобы понять, каким будет первый вопрос Сильваны? И готова ли ты ответить правду, когда он будет задан?

Лорна облизнула пересохшие губы, но не прервала молчания.

— Очень глупо, Лорна Кроули, — продолжал Годфри. — Сейчас ты можешь игнорировать мои вопросы, но Сильвана привыкла получать все, что ей нужно. Любой ценой. Ты будешь умирать раз за разом в пыточных камерах Подгорода, и ее валь’киры будут вновь воскрешать тебя к жизни только для того, чтобы она задала этот единственный вопрос и затем убила тебя вновь, если так и не получит ответа.

— Нет, — прошептала она.

— Ты можешь говорить «нет» сколько угодно, Сильвану этим не проймешь. Она пережила такие пытки, какие тебе и не снились, какие…

— Мой ответ — нет. Седогрив не смог. Тело Лиама не было сожжено.

— Проклятье!! — взорвался Годфри. — Где же этот глупый король похоронил его? В семейном склепе?!

Ярость ослепила его, самые худшие опасения подтверждались. Он не зря пугал Лорну действиями Сильваны. Теперь он сам знал то, что ему знать не следовало, что неминуемо заинтересует Госпожу, если только она узнает о его встрече с дочерью Кроули и о ее горячем стремлении перейти под знамена Отрекшихся.

— Похоронить наследника всех этих измученных и проклятых земель вместо того чтобы сжечь, превратить его в прах для его же блага!

Лорна покачнулась, удержавшись за надгробный камень на могиле ее матери. Она сильно побледнела, а на лбу блестели капли пота. Годфри услышал то, что живым усмирить неподвластно. Под действием его слов или воспоминаний сердце Лорны заколотилось настолько быстро, что превратилось в сплошной гул.

— Яд, — процедила Лорна прежде, чем ее тело забилось в конвульсиях.

Винсент Годфри понял, что так и не рассказал ей о чумных бомбах в планах Сильваны, правда, ее могла и не заинтересовать эта информация.

Ведь Лорна Кроули решила умереть.

 

Глава 11. Смерть многое меняет.

К Лорне Кроули медленно возвращалось сознание. И надежда. Она не открывала глаз, но слышала шорохи ночного леса, треск костра и шумное дыхание собак рядом.

Грудь сдавила тяжесть. Если бы на Лорну рухнула Стена Седогрива, было бы и то легче.

Лиам мертв.

Каждое пробуждение Лорна Кроули надеялась. Но неизменная правда обрушивалась чудовищным потоком воспоминаний, фраз, улыбок, жестов и обещаний.

Лиам лежит в гробу в стылой пещере под горой. И ее душа умерла вместе с принцем, в этом она не солгала Годфри. Хотя бы в этом.

Смерть многое меняет. Она изменила даже Годфри. Живой Винсент Годфри не остановил ее после того, как она выскочила из дому в непогоду. Тот, чье жаркое сердце еще билось, никогда не пришел бы к ней на помощь, как это сделал ходячий скелет, что нарекся его именем. Лорна до последнего не верила, что он все же придет на могилу леди Эмили Кроули.

Сентиментальный Годфри-нежить чудовищно выглядел. При иных обстоятельствах она бежала бы от него, едва учуяв гниение плоти. При иных обстоятельствах Лорна по-другому относилась бы и к собственной гибели. Отныне ее смерть была лишь пунктом в намеченном плане. Одним из первых пунктов, по правде сказать.

Она не взяла на встречу с Годфри сумку с лекарствами, а Кренан Аранас не рассказал ей, чем обернется лихорадка, если ее вовремя не остановить. Ничем хорошем, это точно. Опасайся холода, только об этом предупреждал Лорну королевский алхимик. Достаточно было не принять лекарства вовремя и явиться на встречу с Годфри без сапог. Воспоминания о Лиаме довершили начатое.

Приступа должно было хватить, чтобы убедить Годфри, что Лорна не блефует и яд уже начал действовать.

Лорна желала смерти. Ее пожелтевшие позвонки и лучевые кости безнадежно портили бы самую лучшую одежду, как и Годфри, она стала бы чудовищем. Но Лорну это не волновало. Стань она нежитью, она оказалась бы на шаг ближе к тому, что вспыхнуло в ее душе, когда стрела Темной Королевы предрешила участь принца с медовыми волосами.

Откуда-то сверху донесся незнакомый ей голос:

— Она пришла в себя.

Второй, очень знакомый голос, облегченно выдохнул:

— Хвала Свету, мы не опоздали!

Она могла умереть к этому времени. Но почему-то не умерла.

Лорна распахнула глаза. По обе стороны от себя увидела собачьи спины и резко села. Уизли Шпринцевиллер съежился под ее взглядом, сделал шаг назад.

— Где Годфри? — спросила она Уизли.

— Годфри ушел.

Она не видела того, кто так спокойно ответил ей. Она не видела ничего, кроме этого гнома. Она начинала догадываться, что произошло, и если это так, то гному не жить.

На воре и шапка горит. У гнома сдали нервы.

— А что мне оставалось делать?! — взвился он. — Я не мог стоять и смотреть, как тебя скручивает судорога и не помочь! Я нашел в твоей сумке пузырек с лекарством и насильно влил в тебя. Да, на глазах у Годфри! Он нежить, Лорна! Ты в своем уме? Когда я объяснил ему, что происходит, он, хвала Свету, развернулся и ушел!

С Лорной Кроули было бы покончено, если бы одно низкорослое и назойливое обстоятельство не совало нос в чужие дела.

Ей следовало позволить ему утонуть. Дернул ее Свет отдать приказ одной из собак помочь Уизли добраться до берега. Сейчас уж она своего шанса не упустит, только попадись он ей в руки.

Уизли предугадал ее движения. Подскочил на месте и взвизгнул:

— Держи ее, Парук!

Пара крепких рук вцепилась в ее предплечья раньше, чем она накинулась на гнома. Она лягалась, изворачивалась, чтобы укусить державшего, все без толку. Схватка вконец обессилила ее. Разочарование и бесплотность надежд навалились одуряющим отупением, будто тяжелое одеяло. Стоило ей обмякнуть, как сильные руки тот час подхватили ее, подняли в воздух. У нее не осталось сил к сопротивлению. Ее планы сорвались. Она сиганула в ночи в ледяную реку, обманула отца и оставила каюту на корабле, взявшего курс на безопасные острова ночных эльфов.

Рыдания не могли принести ничего хорошо и не меняли безвыходности ситуации. Какой от них толк? Но бессмысленные слезы катились градом. По ее щекам, по груди того, кто все еще держал ее на руках, убаюкивая словно ребенка.

— Плачь, — утешил ее глубокий грудной голос. — Станет легче.

Когда должно стать легче, могла бы спросить Лорна, если бы ее не душили рыдания. Сколько веков пройдет, прежде чем стихнет боль?

В безвыходной ситуации поступай так, словно то, что тебе нужно, осуществимо, сказал ее отец. Руководствуясь этим случайным напутствием, Лорна и выстроила свою месть.

Они заплатят за твою смерть, сказала она в темноте последнего прибежища Лиама. Отец слышал эти слова. Возможно, тогда он и решил, что идея с Тельдрассилом не так уж плоха. «Ах, папа, если бы ты знал, насколько она ужасна».

Месть. Холодная, расчетливая, любой ценою, даже ценой собственной жизни. Никто иной не мог отомстить за Лиама так, как смогла бы Лорна. Смогла бы.

Если бы не Уизли Шпринцевиллер.

Ее заботливо уложили на что-то мягкое, расстеленное на земле. Кто-то озаботился тем, чтобы она ненароком не замерзла. Собаки послушно прижались к ее телу, они тоже будут греть ее. Лорна не спорила. Лорна плакала. Легче не становилось.

А потом незаметно для себя провалилась в глубокий сон без сновидений.

Было еще темно, когда она проснулась. Рассвет только выбелил тонкую полосу на горизонте меж деревьев. Веки налились тяжестью из-за слез. Собаки спали рядом. Лорна не шевелилась. Ей не хотелось спать, но и спешить отныне было некуда.

Она просто лежала и слушала чужой разговор у костра. Теперь-то она узнала этого орка.

— …Мне надоело сидеть за решеткой, Уизли, — доверительно говорил Парук. — Я хочу вернуться в Оргриммар. А эта моя история… Кто мне поверит? Лучше мне поскорей забыть обо всем. Уизли, я ведь и послом Вождя стал только для путешествия в Подгород. Я налаживал контакты с племенами кентавров в Пустошах и мне это удавалось. Непыльная работенка, должен тебе сказать. После всего, что мне довелось пережить, она начала мне нравиться. Я хотел заработать на свадьбу, поэтому выпросил задание в одну из Столиц Орды. И вот чем это обернулось.

— На свадьбу? Ты все еще хочешь вернуться в Оргриммар и сыграть свадьбу?

— Я люблю ее. Не знаю, ждет ли она меня до сих пор, может быть и нет. Но я хочу вернуться в Оргриммар и услышать это от нее. Только это. Если Гришка мне откажет, я поверну обратно в Пустоши. Меня там знали, найдется занятие. Идеальное место. Предками забытое, почти как Гилнеас. Кентавры. Недалекие и предсказуемые. Никаких тайн, Вождей и заговоров. А ты, Уизли?

Уизли не знал. Он рассказал о судьбе ШРУ и о том, чем закончилась его единственная попытка выбраться из Гилнеаса.

— Сапоги, — шмыгнул носом гном. — У меня были восхитительные сапоги. Немного старые и потертые, но такие удобные. Проклятая река. Мои сапоги, поди, уже далеко от Гилнеаса. А я все еще нет.

На какое-то время они притихли. Рассвет почему-то не спешил. Бледное зарево лишь подпалило посеревшее брюхо ночного неба.

— Парук?

— Да, неугомонный коротышка? — проворчал орк. — Как по мне пришло время немного поспать.

— Подожди еще немного. Понимаешь, на корабле я встретил одного ночного эльфа. Того друида, что чудом наткнулся среди Чернолесья именно на воргена Кроули, научил его контролировать звериное начало и тем переломил ход истории Гилнеаса.

Имя отца вывело Лорну из небытия. Встреча ее отца и ночного эльфа поистине стала чудом, по крайней мере, для нее самой. Она считала, что атаковавшие Столицу воргены разорвали лорда Кроули на куски. Все так считали. Пока однажды король Седогрив не отдал приказ разделить армию Гилнеаса и не отбыл со своими взводами в неизвестном направлении. Как она потом узнала, ее отец с возросшей армией оборотней вместе с друидом встретили короля и обучили его азам управления звериными инстинктами. Затем Лиам получил от короля приказ прибыть в Чернолесье и проследить, чтобы Лорна Кроули не увязалась за ним следом. Лиам оставил ее в Паучьем городке на попечении Годфри. Не пребывая в восторге от компании лорда-перебежчика, Лорна высказала Годфри все, что о нем думала, и сбежала из его дома, невзирая на сильную грозу. Случайно Лорна набрела на старый охотничий домик, где прятались от непогоды беглые заключенные — орк и гном. Какая-то неведомая сила вновь и вновь толкала ее на встречу с ними, подумала Лорна.

Прежде Лорна еще не видела Уизли таким напряженно-сосредоточенным. Уизли Шпринцевиллер наконец-то стал похож на главу разведки Штормграда, каким она его представляла. Раньше-то он не очень тянул на такую важную должность.

Гном спросил:

— Парук, ты знаешь имя этого ночного эльфа?

Лорна знала. И не только имя, но и историю чудесного спасения ночного эльфа. Каждый знал в Гилнеасе о приключениях А’таала Тень Небес. В чем этот коротышка подозревает А’таала?

— Нет, — пожал плечами орк, — я же говорил тебе, я не знал его имени. Не уверен даже, что смог бы узнать его, доведись нам встретиться вновь.

Гном кивнул. Ответ его устраивал.

— Теперь расскажи мне все о Стене Седогрива.

Волчья пасть, почему именно о Стене? Что ордынец, какой-то орк, мог знать о Стене? Уж кого и должен Уизли пытать допросами о местных достопримечательностях, так это Лорну.

Парук заговорил:

— Про Стену я успел подумать, вот умели же люди строить! Деревья-то хрустели и подламывались, как сухой тростник из-за подземных толчков. Арену нежити, например, сравняло с землей, а это было добротное сооружение. С тех пор нежить так и не восстановила ее. В общем, когда я подошел ближе, то увидел, что ошибался, природные выходки ни для одной постройки в Азероте не пройдут даром. Только потом я понял, что дыры, трещины и пыль столбом были последствия взрывов, а не толчков. Гоблины закладывали динамит как раз во время землетрясений или сразу после. Наверное, они держались где-то поблизости все это время. А когда нагрянул Аспект Земли, их стараниями Стена была в таком плачевном состоянии, что даже от нашего дыхания она бы превратилась в груду камней.

Динамит, повторила про себя Лорна. Динамит. Обрывки мыслей парили как после взрыва. Заставь кто-нибудь ее сейчас заговорить, ее единственным словом был бы — ди-на-мит.

Уизли продолжал:

— Вы с ночным эльфом оба покинули Арену нежити. Он чуть раньше. Ты немного позже. Ты добрался до Стены к вечеру того же дня. Как ты считаешь, мог ли эльф бродить по Серебряному Бору несколько суток, пока тоже не настиг Стены?

Трое суток. Столько А’таал терпел голод и страх, пока, покинув живым Арену, не добрался до Стены. Каждый в Гилнеасе слышал историю его бегства с Арены нежити и схваткой с валь’кирами.

Парук молчал, глядя в одну точку.

— Ну? — поторопил его гном.

— Погоди минуту, коротышка… В той части Стены, к которой я вышел, почти у самой земли была небольшая брешь. На нору чем-то похожа. Понимаешь, к чему я клоню? Что если они не только взрывали Стену, а им нужно было пробить проход? Один ночной эльф пролез бы. Или даже не один, если бы кто-то еще выжил в казематах Сильваны. Ночной эльф должен был бояться преследования и нестись во весь опор. Он мог прошмыгнуть за Стену как раз передо мной. А эльф крови ждал его вместе с гоблинами.

Гном подскочил как ужаленный. Одна из собак недовольно заворчала, похоже, напуганная их резкими криками. Из-за этих эльфов у Лорны голова шла кругом.

— Вот тебе и облик ястреба, дарованный Элуной! — воскликнул Уизли. — Конечно, эльф крови ждал его. Теперь все сходится!

— Рад за тебя, — кисло отозвался Парук. — Только имя эльфа крови я так и не вспомнил.

— Неважно! Ночной эльф-то никуда от нас теперь не денется. Если я и вызвал у него какие-то подозрения, то теперь на борту меня все равно нет. Значит, на острова он прибудет в полной уверенности в своей безнаказанности. Мы доберемся до островов, расскажем твою историю Верховной Жрице и…

— Верховная жрица, — зачаровано повторил Парук. — Предки всемогущие… Уизли. Уизли! Я вспомнил! Вспомнил это проклятое имя! ВСПОМНИЛ!

Гном перестал взволновано бродить туда-сюда вокруг потухшего костра. Перевел дух.

— Говори, — кивнул он. — Я готов.

История орка заворожила Лорну. Он рассказывал о собственном детстве, о красных пустынях Дуротара и жизни орков. Для Лорны это звучало почти как сказка. Почти. Сказка, что проливала вопиющие подробности в судьбе земель Гилнеаса.

— Я родился в Дуротарской пустыне, — начал Парук, — когда орки впервые ступили в Калимдор. Мои родители погибли, осваивая Дуротар вместе с Траллом. Я немного подрос, к этому времени Оргриммар уже был заложен, и меня отправили в Оргриммарский приют. Там я и вырос. Раз в год, в День Сиротки, детей из приюта вывозили на экскурсии в другие города Орды. Я к тому времени считался уже взрослым и мог не путешествовать вместе с детьми. Но меня выбрали сопровождать одну группу сирот, больше некому было. Я очень хотел попасть в Мулгор, в Громовой Утес. Но так уж вышло, что мне достался Луносвет. Ох, уж эти яркие здания, розовые шторы и волшебные метла на улицах. Я-то мечтал увидеть суровые будни тауренов! Нашу группу отвели к Лор’Темару Терону, главе эльфов крови. Я не пошел, остался во дворе у фонтана. Потом наши восторженные сиротки вышли, а с ними какой-то эльф крови. По приказу Терона, он показал им несколько волшебных трюков. Превратил пробегавшую мимо мышь в свинью, потом в черепашку. Насколько я понял, не каждый маг умеет такое. Большинство только в овец могут превращать. Дети были в восторге. А я не мог дождаться, когда кончится это испытание. Все глядел на этого эльфа и поражался, как может мужчина в здравом уме носить ярко-розовый балахон вместо плаща?

— И что? Что же?! — завопил Уизли.

— Это был он. Это был он, Уизли! — в ответ закричал Парук. — Тот самый эльф крови! Вот, откуда я знаю его! Вот почему его лицо показалось мне знакомым, когда я вышел из леса около Стены Седогрива.

Собаки нервничали все сильнее. Лорна поглаживала их макушки, стараясь успокоить. Помогало мало.

— Я видел его лицо лишь мельком, — продолжил Парук спокойней. — Я не придал бы никакого значения ни этому эльфу крови, ни тому, как он там оказался. Это земли Отрекшихся, а Луносвет неподалеку, чему удивляться, верно? Я бы спросил у него дорогу до Подгорода и убрался бы восвояси. Но при виде меня эльф крови занервничал и раскричался, что я поневоле присмотрелся, чем они занимаются. Эльфа окружали гоблины и ящики с динамитом. Будь они закрыты, попади я к ним на несколько минут раньше, был бы уже давно женат и в Оргриммаре. Но эти длинные ящики, на боках которых были нарисованы те самые волшебные метла из Луносвета, были распакованы. Эльф приказывал гоблинам быстрее расставлять динамит, пока землетрясения не прекратились. Я потом только понял, что успел услышать часть этого приказа, в тот момент я не успел разобраться. Подумал еще, обычно эльфы крови носят яркие цвета, а этот хоть и в пурпуре, но темный-темный плащ выбрал. Это все промелькнуло у меня в голове, пока я приближался к ним. Эльф услышал шаги, обернулся и очень испугался при виде меня. А когда обернулся ко мне во второй раз, то уже напялил свою странную маску без прорезей для глаз и рта. Он не дал мне и слова сказать. Магия, будь она неладна. Не порази она меня заклинанием, зеленые коротышки вряд ли свалили бы меня с ног и изувечили бы. Как я оказался в реке, я тебе уже говорил, что не помню. Очнулся едва живой, ноги и руки связаны, а еще ледяная вода швыряет из стороны в сторону. Перед самым водопадом уцепился за бревно и сорвался в Великое Море, а там уже по рифам и до берегов Гилнеаса рукой подать. Не знаю, как я выжил, честно. Во второй раз вряд ли бы пережил. Да хранят меня предки.

Онемевший от восторга и страха Уизли смотрел на орка во все глаза. Ни один, ни второй ничего не замечали кругом.

Собаки рвались из рук Лорны. Ей пришлось подняться на ноги и крепко держать обеих за ошейники.

Что-то сгущалось, что-то сводилось воедино. Годы, проведенные в твердой уверенности, что именно землетрясения разрушили Стену, были ложью. И этот орк, что перетерпел годы заключений в их плену, так и не рассказал об этом людям Гилнеаса. Он рассказал об этом босоногому гному, случайно встреченному в темном лесу.

Все было лишь чередой случайностей. Даже их первая встреча с Лорной в заброшенном домике, где она укрылась от непогоды. Каждый случай тянул за собой другой, как нанизанные на нить жемчужины, и образовывал прекрасную в своем ужасном правдивом свете истину.

Парук произнес это имя. Стало неестественно тихо, эта тишина, как и звучание этого значимого имени, врезались в память Лорны. Имя того, кто без спросу изменил судьбу Гилнеаса. Лорне не был известен этот эльф крови. Уизли — да. Гном отшатнулся и не удержался. Свалился наземь. Его губы беззвучно шевелились, пока он осмысливал сказанное орком.

С самого начала судьба сталкивала Лорну с гномом и орком. И именно теперь, она тоже оказалась рядом с ними, чтобы зачем-то узнать это имя.

Обреченно завыли собаки. Вовсе не вскрики орка или гнома разбудили их, наконец, поняла Лорна. К ним кто-то приближался. Кто-то, кто внушал животным неподдельный страх. И для бегства было слишком поздно.

Лай и рычание заглушили и без того аккуратную поступь Темных Следопытов. Да что там, кажется, Лорна могла бы рассмеяться в голос и никто бы не услышал ее отчаянного смеха за этим шумом.

Уизли, Парук и Лорна не успели ничего предпринять. Не сдвинулись с места. В другое мгновение, возможно, кто-то из них проявил бы себя, но не теперь. Один шок сменился другим.

Их окружила нежить.

Темные одеяния Следопытов в предрассветных сумерках сливались с тенями. Лишь на металлических наконечниках арбалетных болтов вспыхивали блики убывающей луны. Лорна тщетно силилась сосчитать направленные на себя стрелы. Беснующиеся собаки рвались из ее рук. Может быть, они бы послушались приказа, но Лорна не могла выдавить из себя ни звука.

Один из Следопытов толкнул на поляну связанного Годфри.

Уизли, так и сидевший на земле, громко охнул. Годфри покосился на гнома и закатил глаза. Потом склонил голову и посмотрел вправо.Лорну от них разделял едва тлевший в середине поляны костер.

В круг света медленно вошла она. Сильвана Ветрокрылая.Королева мертвых остановила свой взгляд на каждом из пленников. Уизли зажал голову руками. Парук выдержал ее взгляд и не опустил головы. А Лорна…

Само провидение помогло ей. Под взглядом Сильваны животные, еще мгновение назад рвущиеся в бой, затравленно заскулили и прижались к ее ногам. Оба мастиффа дрожали, как новорожденные щенки. Лорна нагнулась к ним. И это позволило ей не встречаться взглядом с королевой мертвых. Сильвана заметила бы, что совсем не страх пылает в глубине ее черных глаз.

В безвыходной ситуации поступай так, словно то, что тебе нужно, осуществимо. Неужели она все еще могла надеяться?...

От звучания голоса Сильваны, ее бросило сначала в жар, потом в пот. В последний раз она слышала его на площади в Столице, когда Лиам, чью жизнь она прервала, был еще жив.

— Гном, орк и человек, — сказала королева. — Годфри, после такой компании глупо отпираться.

За ним следили, поняла Лорна. За каждым его шагом. По крайней мере, с тех пор, как он накануне ночью покинул лагерь Отрекшихся. А возможно, и ее сообщение, переданное Годфри с помощью собаки, не укрылось от шпионов Темной Госпожи.

— Я, конечно, не лекарь, — продолжила Сильвана, — но, как по мне, девушка не выглядит умирающей или тяжело больной.

Лорна вспыхнула. Они видели ее приступ, видели, как Уизли отпаивал ее эликсиром. Была ли Сильвана среди шпионов или довольствовалась донесениями? И самое главное, лихорадочно соображала Лорна, выдал ли ее Годфри?

— Я тоже не лекарь, — проскрипел Годфри. — Об этом я и пытался втолковать этим двум, — он кивнул на гнома и орка.

— И тебе даже не известны их имена, — невзначай добавила Сильвана.

— Ни одного из них, — согласился Годфри. — Сейчас я вижу их во второй раз. Я говорил уже, в Гилнеасе был широко известен один лекарь. Мой однофамилец, Леонард Годфри. Он погиб в самом начале войны. Эти двое приняли меня за него. Они отчаялись вылечить бедняжку и готовы были пойти на все. Даже попросить помощь у нежити. Понятия не имею, что их троих может связывать. Я не спрашивал.

Смерть многое меняет. Но есть вещи, неподвластные даже смерти. Винсент Годфри больше жизни любил ее мать. Он пришел на ее могилу, невзирая на опасности. И он сделает все, что в его силах, чтобы спасти ее дочь. Винсент Годфри лгал, бесстрастно глядя в глаза самой смерти. Ради нее. Ради Лорны Кроули, которая всю свою сознательную жизнь его ненавидела и никогда не скрывала этого.

Рубиновые глаза Сильваны прожигали его насквозь. Она не утруждала себя вопросами. Любой, кто оказался бы придавленным этим взглядом, выдал бы всю подноготную и даже больше.

— Я не шел на встречу к ним, — упрямо тянул свое Годфри. — Они первые нашли меня на том старом кладбище недалеко отсюда. С этими местами меня многое связывало, вам это известно, моя госпожа. Не заставляйте меня признаваться в недостойных Отрекшегося желаниях на глазах у этой публики.

— Не вынуждай меня заставлять тебя. Расскажи добровольно.

Годфри замялся.

— В юности я любил одну женщину. Много лет прошло с тех пор, как она умерла. Я ходил на ее могилу, чтобы… — Годфри вздохнул и расправил сгорбленные плечи. — Чтобы понять, смогут ли валь’киры вернуть ее к жизни, — наконец выпалил он.

Лорна едва не выпустила из рук собачьи ошейники.

Сильвана в последний раз смерила Годфри оценивающим взглядом.

— Я сожалею, моя госпожа, что так вышло. Я поддался… чувствам…

— Хватит, — оборвала его Сильвана. — Как тебя зовут, орк?

Парук вздрогнул. Его голос прозвучал тише обычного, когда он назвал свое имя.

— Что тебя связывает с этими гномом и девушкой, Парук?

Лорна тоже посмотрела на орка. Вот он, по воле рока, стоит перед Сильваной. Сильвана выслушает его. Если он решится. Лорна заметила, что Уизли исподтишка тоже поглядывал на орка. Но Парук глядел в пол.

Вот он, думала Лорна, вот твой шанс, ну же, Парук, воспользуйся им! Собаки залились необъяснимым лаем. Мастиффы с рычанием и лаем бросался в сторону леса позади Лорны, где среди деревьев стояли Темные Следопыты.

— Заткните уже этих псин, — поморщилась Сильвана.

Позади королевы сверкнул занесенный клинок. По всем правилам мироздания Сильвана не должна была заметить этого удара. Будь на нее месте кто-то другой, он был бы давно мертв. Кинжал распорол воздух. За миг Сильвана отскочила в бок и пригнулась к земле. Гибкое, тренированное тело. Если бы лорду Кроули довелось увидеть то, что только что произошло на глазах у Лорны, отец никогда не позволил бы Сильване оставаться на площади после ее поражения. Он расстрелял бы ее на месте, невзирая на протесты агентов ШРУ.

Завязался короткий безуспешный для Следопытов бой. Остро наточенные колья предрешили их участь. На глазах у Сильваны ее лучшая гвардия перестала существовать. Их нанизанные на колья тела пали под ноги тем, кто занял их места.

Тоже нежить. Один уродливее другого, перекошенные, скособоченные, в лохмотьях, они окружили поляну плотным кольцом. От смрада смерти Лорну едва не вывернуло наизнанку. Уизли оказался слабее, его шумно стошнило несколько раз. И это стало единственными звуками в резкой тишине. Собаки вжалась в землю у ног Лорны.

Мертвеца без губ и век после неудачи с Сильваной с ожесточением отшвырнул в сторону другой отступник.

— Говорил же, ни на что негодная тварь! — крикнул он и разрядил ему в голову двустволку.

Уродец рассыпался трухлявыми костями, по которым с хрустом, как по морозному снегу, вооруженный Отрекшийся прошел прямиком к Сильване.

Темной Госпоже выкручивали руки два мертвеца. С ее спины сорвали лук и колчан со стрелами. Годфри не освободили от пут. Уизли и Парука теперь тоже связали. Лорна увидела, что и к ней приближается мертвец. Невероятная ложь Годфри так и не спасла ей жизни.

Остановившись на почтительном расстоянии перед ней Отрекшийся прошипел:

— Миш Кроули, фы ф порядке?

До чего нелепое разоблачение, отстраненно подумала Лорна и кивнула. Присмотревшись, она узнала лорда Эшбери.

Годфри впервые посмотрел в глаза Лорне и покачал головой. А плененная Сильвана уставилась на нее и медленно хищно улыбнулась. Сердце Лорны похолодело от этой улыбки. В безвыходной ситуации поступай так, словно то, что тебе нужно, осуществимо. Кажется, после того, как Эшбери ее выдал, Лорна стала на шаг ближе к задуманному. Но и более безвыходной ситуации сложно представить.

— Лорд Годфри, вот так встреча! — весело воскликнул Отрекшийся, что держал Сильвану на мушке. — Вижу, вы нашли нашего беглеца-орка.

— Не понимаю, о чем ты, Джонсон, — ответил Годфри.

Джонсон оскалился.

— Ладно, с тобой потом разберемся. Не будем заставлять прекрасную леди ждать. Леди Сильвана, ваши валь’киры вернули меня к жизни, а вы, недолго думая, швырнули гнить в тюрьму. Ну и какое впечатление, как вы считаете, у меня сложилось от вашего правления?

Сильвана не удостоила его ответа. Она оглядывала каждого Отрекшегося, словно запоминала, словно давала понять, что никто не уйдет в живых после такой выходки.

Ее взгляд остановился на Эшбери.

— Это не рассвет на горизонте, правильно я понимаю? Это горит лагерь? Тогда поздравляю, — сказала она. — Не ожидала, что ты все же сподобишься на мятеж.

Эшбери покачал головой и ткнул пальцем в Годфри.

Сильвана расхохоталась.

— Дважды за эту ночь, Годфри! Ты дважды провел меня! Тебя я точно недооценила. Твоя смерть будет самой запоминающейся. Это я обещаю.

— Полегче на поворотах, леди, — подал голос Джонсон.

Сильвана наконец-то посмотрела на мертвеца с ружьем перед собой.

— Тебе плевать на этот мятеж и на трон Подгорода, Джонсон. Только такой глупец, как Эшбери, мог не понять этого. Тебе нужно вернуть себе крепость Темного Клыка, которую у тебя отобрал ее отец, Кроули. И именно туда ты повернешь сразу, как закончишь здесь со мной.

Джонсон поиграл ружьем.

— Ну да, и что из этого? Я выбрался из проклятой клетки, это главное.

— Эй! — крикнул ему Эшбери, яростно жестикулируя.

— Што-што? — передразнил его Джонсон. — Думал, я голову положу ради того, чтобы посадить тебя на трон вместо нее? Челюсть подбери для начала.

— А я предупреждал, — заметил Годфри.

— Надоели вы мне, — сказал Джонсон. — И Крепость заждалась. Прощайте, и вправду мертвая леди.

Лорна закричала. Раздался выстрел.

 

Глава 12. Стихийная провокация.

Кто бы мог подумать, что, покинув гнетущие гранитные своды Подземья, Тралл с сожалением воззрится на небесные просторы Азерота. Ох, уж это уникальное чувство, способное в мгновение ока изменить восприятие целого мира!

Впрочем, напряженный полет верхом на гиппогрифе не дал Траллу окончательно расклеиться после скомканного прощания с Аггрой. Его волчица Снежная Песнь реагировала на малейшее движение, поворот или наклон его тела. А у того упрямого создания с перьями, что досталось Траллу, было собственное мнение касательно скорости, высоты и траектории полета. К тому же Тралл давно летал. Вцепившись одной рукой в поводья и стиснув ногами широкие птичьи бока, он только после приземления на Лунной Поляне вздохнул свободней.

Малфурион не заметил или не подал виду, а возможно, Траллу удалось скрыть от друида свое увечье. Пережитая вместе со стихией земли ярость Смертокрыла Разрушителя не прошла даром для его тела. Тралл не сразу заметил, что едва владеет правой рукой. Шли дни, а одеревеневшая конечность и не думала возвращаться к жизни. В глубине души потихоньку роилось темное и нехорошее предчувствие.

Аггра советовала ему проводить как можно больше времени в постели, чтобы восстановить силы, вспомнил он. Повинуясь, данному шаманке обещанию, Тралл отошел от края деревянной террасы вглубь дома. По бокам от террасы располагались две просторные застекленные комнаты, внешне совершенно одинаковые — с небольшой библиотекой, чайным столиком и креслами по обе стороны от него. Не задумываясь, Тралл выбрал одну из них, с правой стороны.

Уже миновала половина дня. Лунную Поляну щедро заливал солнечный свет. Тралл отлично выспался и успел набраться сил с дороги, но он все еще не виделся с Джайной.

Джайна. Тралл вновь научился произносить ее имя. Пока только мысленно. Надежды могли оказаться тщетными. Эта светловолосая волшебница из Лунной Поляны могла оказаться кем угодно. Не в силах отогнать подобные мысли, Тралл еще в Подземье поделился переживаниями с Малфурионом. В ответ друид пожал плечами и сказал, что его ничто не удивит. Сумеречный Молот всегда стремился подорвать дух защитников Азерота и помешать их успехам.

Тралл вновь вспомнил свое видение волшебницы в подземельях гигантских червей. Он до сих пор не знал, была ли та женщина реальна. Глупо спрашивать об этом саму Джайну, разумеется, она не провела эти полтора года в Подземье среди гигантских землероек. Но и синее пламя, после которого раздался взрыв, не было лишь игрой его воображения. С этим Траллу еще предстояло разобраться после возвращения обратно к Теразан.

И с кое-чем иным.

Поморщившись, опустился в одно из глубоких кресел, ощутил на коленях что-то тяжелое, неуместное. Свою руку.

Не в силах смотреть на искалеченное тело, Тралл откинулся назад и закрыл глаза, углубившись в воспоминания. Джайна, похоже, не спешила, успел он подметить. Вот и первое доказательство в пользу того, что она… настоящая? Джайна никогда не славилась пунктуальностью.

Их прощание с Аггрой вышло совсем не таким, каким Тралл представлял его в лазарете Храма Земли. На деле он не успел сказать ей и половины того, что рассчитывал. Впрочем, надо быть честным с самим собой, заговорить о наболевшем в эти несколько минут, что Верховный друид выделил им для прощания, у него попросту не хватило духу. Тралл давно не говорил с женщинами о чем-то подобном. Какой значимой она стала для него, как только ему пришлось покинуть Подземье! Интересно, как долго он тянул бы с объяснениями, если бы все еще оставался в царстве Матери-Скалы?

Тралл не рассказал Малфуриону о том, что Теразан обращалась за помощью к какому-то неизвестному существу. Тралл не находил объяснений, почему внутренний голос подсказал ему, что утаить эти вести от друида будет… лучше? Или, может, правильнее? Кому лучше и для кого правильно, Тралл не знал. Это же чутье подсказывало ему, что узнает. И очень скоро.

Скрипнула тяжелая дверь. Тралл открыл глаза, но не пошевелился. Тралл слышал чириканье птиц, шорох деревьев на ветру, даже легкий всплеск озерных волн. Но ни звука от той, что могла быть Джайной. Бывший Вождь Орды нетерпеливо поерзал в кресле и аккуратно выглянул из-за спинки.

— Меня ищешь?

Тралл подскочил на месте.

В кресле напротив него сидела Джайна. Волшебница, которая перемещается бесшумно и неожиданно для собеседников. Она улыбалась.

Тралл, кажется, так и застыл с разинутым ртом.

Это была она и в то же время — нет. Она изменилась. И вряд ли эти изменения коснулись только ее внешности.

Но прежде всего он, конечно, заметил, что ее волосы едва касались плеч. Обнаженных плеч, с удивлением отметил Тралл. Больше никакой мешковатой белой туники под бесформенным лиловым плащом выпускницы Даларана. Массивного посоха, увенчанного драгоценным хризолитом, тоже нигде не было.

На ней была короткая туника грубой вязки с неимоверно широким воротом. Туника то и дело сползала то с одного, то с другого плеча Джайны. За все время их дружбы он никогда не видел ее плеч и шеи, понял Тралл, длинные волосы и плащ с капюшоном скрывали их. Волшебница казалась неимоверно хрупкой, тонкой, даже для человека. На талии тунику обхватывал широкий кожаный пояс, украшенный деревянными бусинами. Поверх узких кожаных штанов до самых колен доходили сапоги из мягкой кожи.

В глаза бросалась белизна ее кожи. Сердце Тралла сжалось. Неужели и вправду это был плен?

Его восхитила драгоценная синева ее глаз. Как же давно он не видел ее. Как же сильно боялся, что навсегда потерял ее.

— Джайна, — выдохнул он ее имя. Впервые за прошедшие два года, что он пытался смириться с ее утратой.

Одним движением Тралл преодолел расстояние между ними и заключил ее в объятья. Джайна, так и оставшаяся сидеть в кресле, тихо засмеялась, провела рукой по его волосам.

— Ты тоже изменился, Тралл, — тихо пробормотала она. — Роба шамана идет тебе даже больше, чем доспехи из черного железа. А уж как тебе, наверное, нравится обходиться без неподъемного молота!

Оставаясь перед ней на коленях, Тралл отстранился.

— Молот всегда со мной. Я не взял его на встречу с тобой. Ведь мне нечего опасаться?

— Не стоит быть таким беспечным, Тралл, — серьезно ответила Джайна. — Насколько я узнала, дела в Азероте обстоят не лучшим образом.

Тралл со вздохом вернулся в кресло.

— Вижу, ты предпочла сначала встретиться с Малфурионом, чем со мной, — в его голосе прозвучало больше обиды, чем он рассчитывал.

— Мне пришлось, — с мягкой улыбкой ответила Джайна. — Вернее, Малфурион не оставил мне выбора. Он разбудил меня на рассвете и сказал, что отправляется вместе со стражей на Заставу Кенария. Ночью там разразился пожар, они считают, что ветра принесли искры из Хиджала. Возможно, он пробудет там сутки или даже больше.

Тралл нахмурился.

— Чтобы ветер перенес искры через горы? Редкая птица одолеет их высоту. Звучит маловероятно.

Джайна пожала плечами.

— Лунная Поляна прежде не знала пожаров, а Малфурион, насколько я поняла, объявил войну стихии огня.

— Да. Лорд огня Рагнарос его смертельный враг. Впрочем, не его одного. Мы все боремся со стихиями.

— Даже так? Я несколько иначе представляла основы шаманизма.

Тралл объяснил ей о разрушительных духах стихий, когда-то заключенных в элементальном плане. О том, как после Катаклизма и разрушения Столпа Мира в Подземье, они проникли в Азерот. Именно эти духи разрушили прежние отношения шаманов со стихиями. Против разрушительных стихий они, конечно, борются, но одновременно и пытаются наладить контакты с теми из стихий, которые более благосклонны к смертным. Например, стихия воздуха.

— А как на счет стихии воды? — вдруг спросила Джайна.

— С попеременным успехом, — ответил Тралл. — Некоторые из духов воды охотнее идут на контакт с шаманами. Но не настолько, чтобы противостоять вместе со смертными духам огня, например. Тогда с пожарами в Хиджале и по всему миру дело обстояло бы проще.

Некоторое время они молчали, Джайна задумчиво смотрела перед собой. Тралл спросил:

— Джайна, по-моему, это мне следует задавать тебе вопросы, а не наоборот?

Она рассмеялась.

— О да, ты прав. Мне очень о многом нужно рассказать тебе. Но Свет всемогущий, если бы ты знал, как мне сложно начать. Я провела всю ночь, так и не сомкнув глаз, и все еще не нашла подходящих слов. Я чуть было не выпалила обо всем Малфуриону, когда он оказался на пороге моей комнаты в рассветных сумерках.

Тралл не сводил с нее глаз. Сама того не замечая, Джайна то и дело убирала за уши свои коротко подстриженные волосы. Невероятно, еще час назад он сочинял заковыристые вопросы для волшебницы, чтобы убедиться, что она та, за кого себя выдает. А хватило одного жеста. Тралл хорошо знал эту привычку Джайны, он не смог скрыть улыбки, когда заметил это движение.

Заметив его улыбку, Джайна вновь оправила волосы и, смекнув, что к чему, вновь рассмеялась.

— Никак не привыкну, — пожаловалась она.

— Новая прическа тебе к лицу. И эта одежда. Такой широкий ворот.

Джайна нагнулась к нему через низкий чайный столик, уперлась в темное дерево локтями. Упомянутый широкий вырез предательски спустился с одного ее плеча.

— Обещай, что никому не расскажешь, Тралл, — таинственно понизила она голос. Тралл кивнул. — Однажды у меня оказалось много свободного времени. По настоянию пандаренов, которые за мной ухаживали в те дни, я долгое время проводила в постели.

— Почему? Ты болела?

— Можно сказать, что переболела, но никак не могла оправиться и прийти в себя. Так вот. Все эти дни я сходила с ума от безделья. И Шайя, жена Хейдива, моего лекаря, она взялась учить меня вязанию. Я оказалась безнадежной ученицей, Тралл. Оказалось, что гораздо легче приказать спицам двигаться по воле магии, чем самостоятельно считать петли и перекидывать ряды. Но я научилась, а это было невероятно сложно!

Тралл пригляделся к ее тунике. Лишь вблизи можно было заметить неоднородность стежков, что выдавали неопытность мастера.

— Брось, — с видом знатока сказал Тралл, — у тебя здорово получалось.

— Настолько здорово, что как только я смогла встать с постели, я ни разу не брала в руки спицы, — ухмыльнулась Джайна. — Эту тунику я просто-напросто не довязала, вот отчего у нее такой широкий ворот.

Тралл пристальней вгляделся ей в глаза.

— Обещай, что тоже никому не расскажешь, — сказал он. Джайна кивнула. — По дороге сюда я допускал мысль, что ты можешь оказаться кем угодно, но не самой собой. Прошло много времени, а положение в Азероте не из легких.

— Понимаю. У тебя еще остались сомнения?

— После истории с вязанием? Пожалуй, нет. Представить, как сильнейшая волшебница Азерота считает петли, чтобы не сбиться… Знаешь, ни один агент под прикрытием не выдумал бы подобного. Если бы ты вышла замуж за одного из пандаренов, я и то удивился бы меньше.

Она не улыбнулась. Джайна застыла как изваяние. Стала такой же белой, как воздвигнутая в ее честь статуя в центре Терамора. Тралл слышал, она получилась очень на нее похожей. Что-то важное произошло с ней за эти два года, и хотя Джайна вернулась домой, вот она рядом с ним, ее мысли все еще заняты теми событиями, что ей довелось пережить.

— О, Тралл. Лучше бы это действительно был один из пандаренов, — вздохнула Джайна.

Тралл ощутил легкий холодок. Он покосился в окно и заметил, что ветер стал крепче. Возможно, это северные ветра из Зимних Ключей принесли некоторую прохладу Лунной Поляне.

— Джайна, — вкрадчиво сказал Тралл, — с тобой две сотни самых настоящих пандаренов. Разумеется, твоя история правда. Расскажи мне, что с тобой приключилось. Начни со своей бессонницы. Пускай это и давно было, но я не забыл. Ко мне приходил шаман, еще в Оргриммаре, с вестью, что они арестовали чернокнижника из Сумеречного Молота. Культ наложил на тебя проклятие бессонницы. Когда я вступил в ряды Служителей Земли, а от тебя не было вестей, я наводил справки о том чернокнижнике. Его держали в форте Зорам-Гар, но незадолго до Катаклизма он как сквозь землю провалился. — Тралл усмехнулся. — Еще я просил Малфуриона найти тебя в Изумрудном Сне.

— Малфурион действительно нашел меня в Изумрудном Сне, он разве не говорил тебе?

— Он ограничился тем, что ты жива, но с тобой что-то происходит или ты находишься под действием каких-то более сильных сил…

— Более сильных сил, — эхом повторила Джайна. — От Малфуриона, как всегда, ничего не скроешь.

Верховный друид действительно видел и знал гораздо больше, чем рассказывал. Тралл вспомнил, с каким вниманием друид следил за его скомканным прощанием с Аггрой перед тем, как они покинули Подземье.

Джайна положила руки на деревянные подлокотники кресла, украшенные стилизованными резными цветами и бутонами. Неотрывно глядя на водную гладь озера за окном, будто черпая из него силы для рассказа, Джайна поведала Траллу о том, как оказалась в усыпанном драгоценностями городе Зин-Азшари среди бескрайнего Великого Моря. О том, что ожившая легенда, сама королева Азшара, сделала ее своей пленницей. О дальнейшем побеге вместе с неким незнакомцем из Зин-Азшари в город мурлоков. Азшара лишила ее магии, и только слабая магия мурлоков дарила ей дар подводного дыхания. К своему большому сожалению, Джайна забыла труднопроизносимое название их города. Она рассказала о нападении Азшары на город мурлоков и сражении королевы с Нептулоном. О своем стремительном бегстве вместе со спасителем на поверхность моря. Они оказались на крохотном необитаемом атолле в Великом море, недалеко от Водоворота. А там угодили в ловушку дворфов из клана Чистой Воды, живших в подводных туннелях. Это Ноздорму спас ее, когда от атолла, начиненного взрывчаткой, почти ничего не осталось. А в довершении, как ей казалось, навсегда унес на своих крыльях в Пандарию, скрытый за туманами Безвременья остров.

У Тралла голова шла кругом. Это был честный пересказ событий, не приходилось сомневаться, но от Тралла ускользал смысл этих действий. Зачем сначала держать Джайну в плену в подводном царстве, а затем скрывать ее в Пандарии? И чье участие — Азшары или Ноздорму — в судьбе Джайны удивляло его больше? А ведь были еще мурлоки и таинственные пандарены. О невероятном пиве черно-белого медведя, однажды побывавшего в Кабестане, до сих пор слагались легенды, на ежегодных фестивалях пива пивовары Азерота питались повторить этот вкус.

— А твой спутник? — наконец спросил Тралл. — Что стало с ним?

Джайна ответила не сразу.

— Он жив. Должно быть, Ноздорму спас и его тоже, точно не знаю. С тех пор мы ни разу не виделись.

— Ты будешь искать его в Азероте? Должно быть, у вас полно общих воспоминаний об этом путешествии. Как его звали?

Вместо ответа, впервые с начала своего рассказа, Джайна посмотрела Траллу в глаза.

Траллу показалось, что меж ними разверзлась пропасть. Ему не хватало сил прервать ее взгляд, чтобы проверить, на месте ли деревянный пол под их ногами. И Тралл чувствовал, что отдаляется от нее. Как если бы он остался с одной стороны пропасти, а Джайна — с другой, и им никогда более не суждено было встретиться.

— У него много имен, — ответила Джайна. — Он позволил мне выбрать, как называть его.

Пропасть между ним и Джайной росла. Еще мгновение назад они весело болтали и делились секретами, как лучшие друзья, какими они всегда были. И это мгновение ушло безвозвратно. Как и эти два года, что изменили Джайну, она никогда не забудет этого и никогда не станет прежней.

Когда она очутилась в кресле напротив него, ее глаза искрились лукавством. От него тоже не осталось и следа. С таким взглядом и выражением лица, с которым Джайна глядела на него сейчас, впору прощаться навеки. И Тралл понял, что Джайна готова к такому повороту, она знает, что может потерять лучшего друга. То, что он узнает, изменит их отношения.

Тралл призвал на помощь все свое самообладание. Вновь ощутил тяжесть неподвластной ему руки, хотя успел позабыть о ней. Он хотел спросить, какое же имя выбрала Джайна, но не смог. Ответ стал для Тралла очевиден, и всякие вопросы утратили смысл.

Кем мог быть ее спутник, если обладал такой силой? Кем мог быть тот, в чью судьбу вмешался сам Аспект Времени? Кто мог противостоять самой королеве Азшаре и даже Лейтенанту Древних Богов?

Отвечая его мыслям, Джайна сказала:

— Наверное, я единственная в Азероте знаю, каков истинный облик королевы Азшары. Как сильно Аспект Времени любил пиво пандаренов. И каким может быть Аспект Земли, когда не слышит Зова Древнего Бога.

Вот оно. Вернее, вот он. Недостающее звено в истории Джайны незадолго до Катаклизма.

Окажись ее избранник пандареном, было бы легче, подумал Тралл, гораздо легче, но вслух этого не сказал. Кажется, он утратил всякую способность управлять своим голосом.

Хрупкая. Слишком хрупкая, даже для человека, вспомнил он. И тогда же он будто натолкнулся на невидимую преграду. Точнее на тунику, связанную Джайной, пока она оставалась прикованной к постели.

Джайна еще раз оправила локон. Она по-прежнему нервничала.

— Да, есть кое-что еще, — пробормотала она.

Да помогут тебе предки, Джайна, во что ты ввязалась на этот раз, хотелось воскликнуть Траллу. Он с трудом выдавил:

— Скажи прямо. Так будет проще.

— Сомневаюсь, — кисло улыбнулась она.

Тралл сглотнул. Понял, что пока не готов слушать что-то еще. Поднялся, это вышло несколько неловко и это не ускользнуло от внимания Джайны, но она сдержалась, ничего не спросила. Старается держать дистанцию, подумал Тралл, подходя к окну. Отныне она всегда будет держать дистанцию. Вряд ли она вернется в Терамор, теперь даже глупо было спрашивать об этом. Какой стала Джайна и какую сторону примет в войне с Культом и тем, чье имя она так и не смогла назвать? Что их связывало? Что их вообще могло связать?! Как предки допустили подобное?!

Не глядя на Джайну, он спросил:

— Ты расскажешь Малфуриону?

— Мне придется, — отозвалась Джайна. — Но боюсь, он никогда не поймет меня.

— А я пойму? — вырвалось у Тралла.

— Я надеялась, что поймешь, — вздохнула она. — Когда-нибудь. Не обязательно сейчас.

Когда-нибудь. С него станется, что когда-нибудь он действительно примирится с ее новым… мировоззрением о легендарных личностях Азерота. Ведь это Джайна, его лучший друг! Должна быть надежда. В конце концов, она не облачилась в робу Культа и не умчалась в Грим-Батол по возвращению в Азерот.

Одно чувство, способное изменить многое, вспомнил Тралл. Это относилось не только к нему, даже больше это относилось к Джайне. Она будет противостоять всему миру, она готова к этому? А он сам? Тралл вспомнил слова Малфуриона о том, что близятся дни финальной битвы, когда они разгромят Культ и Смертокрыла. С Верховным друидом сложнее. Непримиримый боец со злом, непоколебимый воин добра. А сам Тралл? Какая роль отведена ему, пока они… когда они… совершат то, что должно быть совершено во благо всего мира?

Неужели в этот момент они с Джайной окажутся по разные стороны? И даже пойдут друг на друга?

Джайна тоже встала, приблизилась к окну. Встала немного дальше, чем могла бы встать еще час назад. Траллу и в голову не пришло бы сейчас обнимать ее, радоваться и шутить.

Как ни обидно было осознавать, но рядом с ним стояла коротко постриженная незнакомка, еще час назад принятая им за Джайну. Просто той Джайны, которую он знал, больше нет.

Ему придется принять ту, кем она стала, а значит принять и то, что она пережила. Или навсегда отказаться от дружбы с ней, если его принципы окажутся выше этого.

— Странно. Еще час назад ярко светило солнце, — заметила эта женщина рядом с ним.

Тралл впервые посмотрел на небо, хотя все это время, погруженный в безрадостные мысли, невидящим взором глядел в окно.

Как шаман, он ощутил некоторое волнение духов стихий, которого раньше не было.

Тралл выругался. Спешно достал левой рукой из кожаного мешочка на поясе необходимые травы.

— Мне нужно обратиться к духам стихий, — объяснил он, вернулся к креслу, погрузился в транс шамана и обомлел.

Ветра спешили к Лунной Поляне со всех четырех сторон света к горам, окружавшим убежище друидов. Тралл ощутил сырость пещер, пахнуло шерстью фурболгов и сушеных грибов. Это пещерный сквозняк, путешествующий в Оскверненный Лес из Лунной Поляны, внезапно повернул обратно. Потоки с другой стороны озера, где цвели магорозы, устремились к хижинам друидов. Тралл почувствовал приближение третьего, более сильного потока, опасного для них всех, снежного бурана из Зимних Ключей, граничащих с Лунной Поляной на западе. Ветра Хиджала несли с востока смог и жар Огненной Передовой, которую Малфурион оставил для встречи с Джайной.

Сбиваясь с цели, меняя движение облаков, со всех четырех сторон света воздушные потоки с интересом стремились к тому, кто звал их, не объясняя причин, и они не могли отказать ему. И этот кто-то, этот шаман недоучка, кажется, не понимал и не собирался задумываться над тем, какой катастрофой может обернуться для жителей Лунной Поляны подобное погодное явление. Смешение теплых и холодных потоков, обычно существующих в разных природных зонах.

Тралл открыл глаза.

— Нам понадобиться помочь всех шаманов, какие только есть на Лунной Поляне, — сказал он. — На нас надвигается самая мощная буря, какую мне доводилось видеть. Мне не справится в одиночку.

Джайна закрыла лицо руками. Разумеется, она напугана, подумал Тралл. И тогда он услышал, как она тихо прошептала:

— Тарион… Что же ты делаешь?...

Затем решительно тряхнула головой и громче сказала:

— Нужно предупредить Малфуриона.

Правильно. Они вместе устремились во внутренние помещения, чтобы предупредить, кого только можно было, и найти еще шаманов.

Скоро нерадостная весть облетела все поселение друидов. К ним приходили, предлагали помощь. Тралл наскоро беседовал с шаманами, определяя уровень их способностей, объяснял, к кому им обращаться и что просить, куда отводить шторм, пока Джайна распоряжалась, как передать сообщение о надвигающейся катастрофе Малфуриону.

Окружающие забеспокоились, притихли и расступились. К Джайне приблизился один из пандаренов. Столкнувшись нос к носу с черно-белым медведем, Тралл остро осознал, что история Джайны реальна. Как и ее чувства, как и ее переживания. Как бы Тралл хотел забыть об этом и с легким сердцем обсудить с пандареном их вековые традиции пивоварения.

— Хейдив, где остальные? — спросила Джайна пандарена.

Лекарь, вспомнил Тралл. Тот самый лекарь, что лечил Джайну от неведомой болезни. Что могло так надолго приковать ее к постели? Тралл понял, что не готов об этом сейчас думать.

— Остальные все еще в лесу, — ответил взволнованный пандарен, — неподалеку от озера.

— В тех горах есть пещеры! — встрял в их разговор один из стражей Поляны. — Я покажу! Там им будет безопасно.

— Отлично, — кивнула Джайна. — Бегите к ним быстрее, пускай укроются в горах. Хейдив, ты видел Тариона? — спросила она напоследок пандарена.

Опять это имя, подумал Тралл. Такое странное и почему-то такое знакомое имя. Где он мог его слышать? Может быть, это один из пандаренов?

— Верховный друид взял его с собой на Заставу. Они прошли мимо нас ранним утром, — ответил Хейдив.

Джайна оправила прядь волос, обернулась к снаряженным гонцам и магам, готовым телепортироваться на Заставу.

— Не нужно гонцов, — сказала она. — Если Тарион вместе с Малфурионом, то друид узнал о катастрофе раньше нас.

Тарион. Знакомое имя, будь оно неладно. Но откуда?

Тралл несколько раз выдохнул, чтобы успокоиться. Ему предстояло усмирить стихию воздуха. Если прислужники Аль-Акира разнесут Лунную Поляну, шанса задать эти вопросы или услышать ответы на них может и вовсе не быть. Другие шаманы лишь ждали его приказа. Тралл обратился на безмолвной речи:

… «Духи воздуха, услышьте меня»…

И разъяренные ветра ответили шаману. Траллу почудилось, что в этот миг он стал на шаг ближе к разгадке тайны Каменной Матери Теразан.

* * *

Когда Тарион, явившись ни свет, ни заря к Малфуриону пожелал присоединиться к их походу в западные леса, после долгой паузы друид бросил короткое и емкое:

— Зачем?

— Меня зовут Тарион.

— Это мне известно, — отрезал друид. — Зачем тебе идти с нами?

Появление Тариона ошеломило друида. Малфурион знал, как выглядел Нелтарион в облике человека. И в первый миг Малфурион увидел перед собой молодого Аспекта Земли времен Войны Древних, а не его потомка. Для большинства в Азероте Смертокрыл оставался черной, закованной в адамантиновую броню, огнедышащей смертью с небес. Но не для бессмертного друида, героя Войны Древних. На его глазах Смертокрыл впервые повернул против собратьев-драконов.

Малфурион без сомнений знал о Тарионе все — от рождения до пророчеств Ноздорму. Друид не пытался скрыть неприязни и настороженности.

— Полагаю, вам многое известно обо мне. Не расскажите, откуда?

Малфурион не собирался делать из этого тайны.

— Меня предупредила Хранительница Жизни. Ей пришлось в одиночку защищать этот мир, как всегда происходит, когда ты имеешь дело с Аспектом Времени. Пророчества, пророчества, всегда одни только пророчества.

— А вы в эти пророчества не верите, — Тарион не счел нужным спрашивать, скепсис друида был очевиден.

Малфурион не собирался повторять своего вопроса. Выкручиваться становилось все сложнее.

— Вы спросили, почему я хочу отправиться вместе с вами? Не хочу терять ни минуты, из тех, что мне выделены. Только вы из всех обитателей Лунной Поляны можете мне рассказать о Древних то, что мне нужно знать. Жизненно необходимо знать.

Верховный друид задохнулся от подобной наглости.

— Ты просишь о помощи? О просвещении? Чем же занимался твой наставник Ноздорму?

— Да, я прошу вашей помощи. Мне не на кого рассчитывать. Мое время на исходе, верите вы мне или нет. Решающая битва близится, правда?

Малфрурион прожег его взглядом. Откуда, пылало в его глазах, откуда тебе это известно, мальчик?

— Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не понять, что вскоре вы ударите по Грим-Батолу, — продолжил Тарион, и лицо Малфуриона удлинялось от удивления. — Эта война скоро кончится. Мое появление в Азероте тому доказательство. Так вы поможете?

Долгая, бесконечная пауза. Взвешивание и просчет, что эта информация может дать Тариону. Варианты, почему она может быть так важна для него и как переданные знания могут навредить самому Малфуриону.

— Жду тебя на рассвете, — сказал друид и захлопнул дверь прямо перед его носом вместо прощания.

Тарион не мог поверить. Малфурион дал свое согласие. Похоже, с друидом нужно держать ухо востро.

Едва завидев опаленные ветви, Тариону пришлось сдерживать шаг, чтобы не помчаться вприпрыжку до места пожаров. Друид следил за каждым его движением. Малфурион не верил, что пламя могло перекинуться через разделяющие Поляну от Хиджала горные перевалы. Зря, усмехнулся Тарион. Очень зря друид не верит в такую возможность.

Солнце едва поднялось из-за горизонта, когда они достигли Заставы Кенария. Стало жарче и дымно. Друиды и шаманы углубились в леса. Тарион устремился за ними следом. Когда ему перегородил путь Верховный друид.

Тарион понял, что к пожарам он и близко не подойдет.

— Объясни мне еще раз, — сказал Малфурион без всякого вступления, — почему я должен доверять тебе? Черному дракону? Откуда мне знать, что ты не полетишь в Грим-Батол и не примкнешь к рядам заступникам крепости? Предатели повсюду.

Пора выкладывать единственный козырь. Иначе Тарион потерпит поражение и в другой, не менее важной цели этого странного похода.

— К нам идет один из друидов. Сейчас он расскажет вам, что эти пожары без сомнения из Хиджала. На то есть неопровержимые доказательства. Откуда я об этом знаю? Как только вы расскажите мне об Оковах, я отвечу на ваши вопросы.

Ему, похоже, опять удалось удивить Малфуриона. Тарион не оставил друиду шанса ответить. Тут же отступил на несколько шагов назад.

Отойдя в сторону, Тарион перевел дух и собрался с мыслями. Конечно, он рисковал. Ему не оставили выбора. Все было решено за него с самого начала. Когда дар Хранительницы Жизни превратил его из младенца в юношу всего за одну ночь.

Тарион украдкой оглянулся. По выражению лица Малфуриона нельзя было прочесть его чувств. А что если эти пожары… просто пожары? Вдруг Тарион ошибается?

Непростительная беспечность и самоуверенность. За проведенное в Пандарии время он отвык постоянно оглядываться и помнить о непрекращающемся преследовании.

Обращение к стихии Земли мгновенно выдало его.

Тарион искренне желал помочь Теразан, и он знал, что может облегчить ее страдания. Земля была его стихией по крови. Для этого он перекинулся в дракона и тем нарушил данное Джайне обещание. Всего одно из десятка других обещаний, по правде говоря. Но в облике человека ему было бы не по силам заговорить с Каменной Матерью.

Реакция Аспекта Земли не заставила себя ждать.

Смертокрыл не мог навредить ему, они оба это знали. Шквал огненной ненависти пришелся именно на Теразан Мать Скалу. Тарион лишь ощутил отголоски ее боли. Она оказалась беззащитна перед натиском Разрушителя, как если бы оказалась прямо перед пастью дракона в момент глубокого вдоха.

Однако Смертокрыл с лихвой преуспел в другом. Ему открылось, где находился Тарион, как удавалось ему это в прошлом, отчего они с Ноздорму вынуждены были перемещаться с места на место. Любое промедление заканчивалось черными охотниками, высланными по их следу. Ноздорму никогда не объяснял ему, в чем крылась причина подобной всепоглощающей ненависти. Тарион предпочитал считать, что всему виной его способности. Возможно, другие черные драконы не посягали на безраздельную власть Аспекта Земли.

Чаще Ноздорму говорил о том, что ему предначертано спасти отца. Как тогда, так и сейчас, это высказывание не вызывало у Тариона ничего, кроме недоумения.

После неудачи с Теразан Тарион в облике дракона погрузился в глубины озера Элуне-ара. Чтобы не оказаться застигнутым врасплох и не нарушить другие мамины запреты. Это не укрылось от внимания поверженного лорда Нептулона, копившего силы в озере друидов.

Нептулон напомнил Тариону о том, что он ему самому еще нужен, чтобы вернуть трезубец Приливов, отобранный Азшарой. Посоветовал впредь держаться как можно дальше от Теразан и ее Подземья, Тариону не могло так крупно повести дважды. И нет, он не будет говорить о Теразан, этой пыльной груде камней, еще чего. Впрочем, больше стихии земли он ненавидит только стихию огня.

…«А воздух? — спросил тогда мальчик. — Как мне заговорить с Аль-Акиром? Как сделать так, чтобы он услышал меня?»

Воды Элуне-ара чудесным образом вернули утраченные силы. Тарион перекинулся в человека и всплыл на поверхность озера, нарушив целостность лунной дорожки.

… «Он итак слышит тебя. Мы все слышим, когда ты обращаешься. Другое дело, чтобы он ответил. Сравни его с огнем, — чуть погодя ответил Нептулон. — Обидчивее стихии тебе не найти. Он веками велся на подобные провокации. Веками!»

Возможно, века не прошли для лорда ветров даром и он кое-чему научился? Например, не вестись на провокации смертных?

…«Говорят, воздух самая слабая стихия. И ей ни за что не по силам сделать справится с огнем в одиночку», — неуверенно обратился к тишине Тарион.

… «А дальше что?» — спросил он опять Нептулона.

… «Продолжай в том же духе!»— подбодрил его водный лорд.

Самая слабая из четырех стихий, по мнению Охотника Приливов. По мнению бессмертного очевидица Древних Богов в их истинных формах и рождения мира Титанов, в очередной раз напомнил себе Тарион. Ему, обычному смертному, не следовало идти на поводу у Нептулона. Впрочем, если бы он не доверился Лейтенанту Древних Богов в Пандарии, они могли погибнуть к этому времени.

… «Говорят, смертные поклоняются огню, воздвигают алтари в его честь. Что-то я не видел ни одного алтаря во славу лорда ветров. А ты, Аль-Акир? Не считаешь ли, что алтарей Рагнароса уже достаточно?»

Ответом ему, как обычно, была тишина.

Тарион считал, что оказался в тупике, пока ранним утром Лунную Поляну не заволокли столбы дыма. Тогда-то он стремглав и бросился к друиду с просьбой взять его с собой на пепелище.

Отправится к очагам пожара в одиночку Тарион все равно не мог, не вызвав при этом подозрений. Как и слетать по-быстрому на разведку по понятным причинам. К тому же другого времени разузнать у Малфуриона об Оковах у него может и не быть вовсе.

И в тот миг, когда Малфурион дал свое согласие и захлопнул перед его носом дверь, лорд воздуха аккуратно коснулся сознания Тариона.

Тарион наяву увидел фиолетовые флаги с молотом в обрамлении драконьих крыльев. Фиолетовые шатры, погруженные во мрак близкого к рассвету часа. Люди в фиолетовых робах стекались со всего лагеря в каменному алтарю на возвышенности. Когда культисты начали первые ритуалы и зажгли огонь, на их лагерь внезапно налетел смерч. Пронесся тайфуном, срывая палатки и сумеречные штандарты. А затем вырвал горящий каменный алтарь и унес его с собой, оставив после себя лишь разрушения. И недоумение.

Аль-Акир показал ему свои действия, чтобы у Тариона ненароком не закрались сомнения, будто алтарь по случайной воле перемахнул через заснеженные пики и оказался на Лунной Поляне.

Лорд ветров, по-видимому, тоже считал, что смертные очень уж преувеличивают достоинства Рагнароса. Во взаимной ненависти к огненному лорду все остальные стихии были непередаваемо единодушны. На эту удочку Аль-Акир и попался. Значит, Охотник Приливов тоже его не подвел.

Тарион снисходительно обратился к лорду ветров:

… «Неплохо, Аль-Акир. Правда, неплохо, если это все, на что ты способен».

Ответом ему была привычная тишина, но пожары за его спиной подтверждали, лорд ветров поддался на его подзуживания.

Сначала вода, потом воздух. Землю Тарион оставил напоследок. Вряд ли у него останется время на огонь, да и Рагнарос не был ровней Аль-Акиру.

Тарион услышал приближение друида и обернулся к нему на встречу. Солнце лишь немного поднялось за горизонтом. Он даже успеет попрощаться с мамой, если друид не будет ходить вокруг да около.

— Ты знал, знал с самого начала, когда выпрашивал у меня разрешение. Кто тебе рассказал об этом? — спросил Малфурион. Друид был зол.

— Сначала Оковы Титанов, — напомнил Тарион. — Верите вы мне или нет, но мне нужно это знать.

Особенно теперь. Оковы последнее, что держало его в Лунной Поляне. Потом быстро попрощаться с мамой и, возможно, он успеет улететь в Великое Море до того, как небо потемнеет от драконьих крыльев. Выследить его в море гораздо сложнее.

— Что ты хочешь знать об Оковах?

— Пандарены рассказывали мне об Оковах Света и Тьмы, Магии и Тверди. И есть еще одни. Оковы Мироздания. Расскажите мне про них.

Малфурион пожал плечами.

— У меня для тебя плохие новости. Никому в мире неизвестно, что есть Оковы Мироздания. Это так, я не обманываю тебя. Мы не раз спорили с королевой Алекстразой об Оковах Мироздания, но так и не пришли к единому выводу. Если бы хоть кто-нибудь в Азероте знал, что такое Оковы Мироздания, Древний Н-Зот был бы уже на свободе, а этот мир уничтожен.

Тарион со всей силы пнул кочку у себя под ногами.

— Теперь алтарь, — сказал Малфурион.

Тарион в свою очередь пожал плечами.

— Мне жаль, но ничего нового об Оковах Мироздания я так и не узнал.

Малфурион смерил его презрительным взглядом.

— Отпрыск предателя.

Что есть, то есть. Поэтому ему и нужно покинуть Лунную Поляну. Ради безопасности Джайны, пандаренов и даже самого Малфуриона. Если он задержится, будет плохо, очень плохо.

Друиды занимались своими делами. Малфурион уже был среди них. Никто не обращал на него внимания.

Тарион углубился в лес. Короткий разговор с друидом сэкономил ему массу времени. И на том спасибо.

Он не закончил с Аль-Акиром. Он обязательно вынудит лорда заговорить. Молчаливого обмена образами ему не достаточно.

Тарион повел руками, хватая незримые потоки воздуха за кончики хвостов, будто скользких рыб в прозрачном ручейке. Медленные ветра неспешно плутали в лесах Лунной Поляны, и поймать их было достаточно просто. Пойманный Тарионом поток забеспокоился. Верхушки деревьев зашатались.

Тарион почувствовал приближение другого, более сильного дуновения. Пахнуло сыростью. Пещерный сквозняк далеко зашел, чтобы поглядеть на мальчика, неумело управлявшего его собратьями. Тарион поймал и его. Дуновение с цветочных лугов тоже попалось в его сети. Ледяная вьюга подобралась к заваленным снегом перевалам Зимних Ключей, граничащих с Лунной Поляной. Пальцы тут же окоченели, но Тарион не ослабил хватку. Даже терпкий смог из горящих лесов Хиджала устремился к нему с западных перевалов.

И тут его окликнули.

— Уже уходишь?

Малфурион стоял ровно позади его спины. Его крылья были расправлены и это не выглядело приветливо. Тарион впервые задумался о том, в какие опасные игры он взялся играть с этим бессмертным и мудрым существом.

Он не мог вступить в схватку с Аль-Акиром, если до этого дойдет, на глазах у обитателей Лунной Поляны, где он даже не сможет перекинуться в дракона.

Зажатые в его руках слуги Аль-Акира беспокоились все сильнее. Небо стало темнеть на глазах. Порывы ледяной вьюги крепчали.

— Погода портиться, — сказал друид.

Тарион энергично закивал. Малфурион не знал, какой опасности подвергает себя и других, задерживая его. И Аль-Акир был меньшей из них!

Кстати, об Аль-Акире!

… «Передайте вашему повелителю — я жду», — приказал Тарион и ослабил хватку.

Освобожденные ветра разлетелись. Может, ему удалось избежать хотя бы одной катастрофы?

У него кровь застыла в жилах, когда Малфурион заботливо добавил:

— К тому же твоя мама не простит меня, если я отпущу тебя в такую даль одного, верно?

Мама, как же. Это Малфурион не хотел спускать с него глаз, и Тарион сам виноват в этом. Не стоило ему обманывать друида.

Но небо почернело как ночью. Порывы ветра с ожесточением срывали не только листья, но и ветви с деревьев. Малфурион непонимающе оглянулся.

— Нам нужно в убежище. И поскорей, — сказал он. — Ты пойдешь вместе со мной.

Проклятье. Очень вовремя. Тысяча штормов бушевали в его разуме. Тарион рухнул на колени. Вот теперь он точно никуда не пойдет.

— Что с тобой? — крикнул Малфурион.

Он не расскажет об этом друиду даже под пытками. Аль-Акир собственной персоной завывал в его сознании:

…«Кто сказал тебе, презренный смертный, что ветра слабейшая из стихий?!»

— Предупредите… маму, — пробормотал Тарион из последних сил. — Драконы… Они придут за мной.

— Какие драконы? О чем ты? Идем!

Тариона разрывало от боли. Это не стерпеть. На глазах у Верховного друида и шаманов он перекинулся в дракона и вместо ответа расправил черные крылья.

Вот теперь он точно нарушил все мамины запреты.

 

Глава 13. Кровь и смерть.

Гевин не стал сворачивать на широкую Сумеречную улицу. Он юркнул в узкий переулок под сводчатой аркой из темного камня. Приходилось спешить. Близился утренний ритуал во славу Древнего Бога. Дорога вывела его к гранитному мосту, что нависал над пропастью и соединял между собой два квартала горной крепости. На площади Забвения, через которую пролегал его путь, уже разжигали костер. Гевин ускорил шаг.

Сегодня рожденный в пламени Ка’аз-Рат впервые приказал привести принца Андуина в Багровый Зал. Настала пора узнать, зачем Древнему Богу, помимо смертей и крови, понадобился золотоволосый наследник Штормграда.

Гевин с нетерпением ждал этого часа. С тех самых пор, когда только узнал, будучи королевским секретарем, о намерении архиепископа похитить принца. Бенедикт мертв, в очередной раз напомнил себе Гевин, пламя пожрало его смертное тело, а его жизнь и жизни сопровождавших их с принцем человек принесли в жертву Древнему Богу. Андуин едва не погиб тоже.

Кровь и смерти делают Н-Зота сильнее. Невозможно забыть об этом, находясь в Грим-Батоле. Но Древний не нуждался в смерти королевского наследника. Он нужен ему живой. Бенедикт никогда не рассказывал, что уготовано принцу в Грим-Батоле.

Обитые черным железом главные ворота Грим-Батола, настолько громадные, что сам Безликий Ка’аз-Рат даже не склонился, чтобы пройти сквозь них, совсем недавно эти ворота еще были отворены, и культисты свободно покидали крепость. В те времена они творили ритуалы по всему Азероту, привлекая новых последователей, обещая спасение в мире, где будут править иные силы.

Отныне ворота наглухо замурованы. Никто и ничто не покинет Грим-Батола. Никто и ничто не проникнет внутрь, чтобы помешать им. Спасение обещано только членам Культа, только они выживут, когда Оковы Н-Зота падут. Были ли они узниками или затворниками, Гевин не знал. Конец грядет, говорил Ка’аз-Рат. И когда ворота Грим-Батола с леденящим душу скрежетом захлопнулись, Гевин понял, вот оно, начало конца.

Мрачное величие Грим-Батола подавляло. Раньше для Гевина самым большим и неприступным городом-крепостью был Штормград. Сейчас он знал — ни одно сооружение Азерота не сравнится с творением дворфийских зодчих. Даже Стальгорн, город дворфов под горой, куда из Штормграда вела подземная железная дорога, в подметки не годился Грим-Батолу.

Вершины Сумеречного Нагорья подпирали небеса. Порой, окна верхних этажей крепости, прорубленные в горных пиках, буквально тонули в облаках. Нижние этажи уходили глубоко под землю, и никому не было известно насколько. В глубине подземных туннелей, где безраздельно царил тьма, куда, возможно, не проникала еще ни одна живая душа, терпеливо ждал своего часа третий Древний Бог. Н-Зот и Грим-Батол, как смерть и кровь, были едины.

Гевин влетел на площадь, зажатую тисками низких домов. Всюду горели факелы, улицы Грим-Батола не знали солнечного света.

Площадь Забвения уже заполонили последователи Культа. Враждующие расы Азерота единодушно объединились в ожидании конца света. Кого здесь только не было — орки, люди, гномы. А еще тролли, дворфы, эльфы крови и ночные эльфы, гоблины и даже огры. Однажды Гевин даже повстречал кентавра и фурболга.

Гевин не одолел и половины пути, когда костер на площади взвился до узких каменных балконов вторых этажей. Поворота на лестницу в дальнем краю площади, куда он так стремился, из-за толпившихся вокруг культистов было не разглядеть. Гевин оказался зажат между тауреном и орком.

Послышался знакомый хруст разминаемой кожи и первые глухие удары барабанов. Площадь замерла в предвкушении.

Неожиданно с противоположной стороны площади толпа расступилась, и Гевин увидел поворот на лестницы, куда ему требовалось попасть по приказу Ка’аз-Рата. Недолго думая, он устремился туда. Нужно лишь пересечь площадь по прямой. В какой-то миг он оказался в максимальной близости к пламени. Бум. Бум. Бум. Стучали барабаны и кровь в его висках.

Костер взорвался изнутри белыми искрами. Гевин отшатнулся. Врезался в первые ряды культистов. И увидел, что на него надвигается сама тьма.

Безликий. Его звали генерал Умбрис. Он управлял армиями Древнего Бога. Лишь недавно генерал Умбрис обрел свободу из подземной темницы, скрытой в недрах Грим-Батола. Умбрис не владел понятной ни единому существу Азерота речью. Вот и сейчас он взревел на своем демоническом наречии.

На глазах у Гевина брешь в людском столпотворении исчезла. Он оказался стиснут кольцом тел в первых рядах. У самого пламени.

От рыка Безликого огонь взвился к сводам крепости, обрел неестественный сумеречный цвет. Площадь Забвения будто озарил холодный зимний закат. И действие началось.

Гевин нервно сглотнул. Не каждый раз увидишь участие одного из генералов Н-Зота в утреннем ритуале. А это значит, его угораздило попасть на редкое, особо жестокое самоистязание огнем послушников Сумеречного Культа.

Засвистели занесенные для удара плети. Первые ряды обдало жаром. По спине скользнули струйки холодного пота.

Обнаженные по пояс культисты, то сокращая круг, то отбегая к зрителям, неспешно двигались вокруг костра. Зажатые в руках плети они воздевали к горным сводам или касались ими красных каменных плит под ногами, будто призывая Н-Зота в свидетели.

Истязания были нормой в служении Древнему Богу. Кровь и смерть. Культисты сеяли смерти по всему Азероту, проливая чужую кровь на полях брани, а собственную — в священных ритуалах. Но чем дальше, тем ожесточенней становилось их служение. То, к чему стремился Культ, неотвратимо надвигалось. Древний требовал еще больше крови, еще больше смертей. Конец близок, проповедовали фанатики задолго до Катаклизма. Теперь он столь близок, что Гевин мог ощутить его леденящее дыхание.

Пламя накаляло сырой воздух подземелья. Хлысты со свистом рассекали плоть. Снова и снова. Затем кожаные плети подожгли.

Всего три круга, повторял Гевин, три круга и он спасен. Умбрис зарычал, его щупальца взвились высоко над головами послушников. Ненадолго стихшие удары плетей раздались вновь. Начался первый круг огненного самоистязания.

От смрада горелой плоти колени Гевина подкосились. Дрожащими пальцами он впился в щербатые гранитные плиты перед собой. Уткнулся пылающим лбом в прохладные кладку. Огонь не тронул его однажды. Не тронет и теперь.

В голове сами собой всплыли слова бородатого священника Алого Ордена:

«Огонь не тронул тебя, Гевин. Благодари Святой Свет за это. Всю оставшуюся жизнь благодари Его, сколько тебе отпущено».

Гевин и теперь возблагодарил Свет, воззвал к Его защите от опаляющего пламени. Всю свою жизнь Гевин сторонился огня. Аметистового цвета или привычных, не магических оттенков — не имело значения. И с самого детства Гевин просил защиту от огня у Святого Света. Гевин не раз задавался вопросом, почему из всех жителей уничтоженного города Свет решил пощадить именно его, испуганного мальчишку двенадцати лет.

Гевин послушался совета бородатого последователя Света в красно-белых одеждах Алого Ордена. Как только его ожоги исцелились, он отправился проповедовать Светлое служение.

Вести о печальной судьбе Алого Ордена застали его в Западном Крае, и для преследования, и для оказания помощи братьям он оказался слишком далеко. Исправное служение и череда случайностей, в конце концов, через несколько лет привели молодого священнослужителя в Собор Света в Штормграде, где однажды к нему обратился сам архиепископ.

— Готов ли ты послужить королю во имя Света? Тебя ведь зовут Гевин, не так ли? — спросил Бенедикт тихим голосом. — Вариан нуждается в таком честном человеке подле себя. Королю нужен новый секретарь, ты слышал? Ты молод, силен, исполнителен. Я могу помочь, — пообещал Бенедикт и сдержал свое слово.

Поговаривали, что королевский секретарь лишился жизни в каком-то нелепом несчастном случае. В те дни Вариан казался Гевину самым сильным, самым могущественным человеком Азерота. Служить ему было пределом его мечтаний. Какое-то время за Гевином велась слежка, но спустя месяцы, уставшие от его однообразных передвижений от Собора до дома и обратно, агенты ШРУ оставили его в покое.

Так Гевин стал королевским секретарем.

Безликий генерал громоподобно возвестил о начале второго круга. Бой барабанов заглушал сдавленные стоны. Горящие плети не знали покоя.

Если бы однажды Вариан спросил секретаря о его прошлом, кем он был и как попал в Штормград, Гевин рассказал бы ему о зачумленном городе, об огне и ужасе. Ему было что рассказать. Но король не спросил. Зато задавал вопросы архиепископ Бенедикт.

Гевин не сразу заметил, что его встречи с архиепископом отнимают гораздо больше времени, чем им следовало. Вначале речь шла о нескольких часах. Гевин проваливался во тьму, будто в Искривленную Пустоту, и его разум гас под напором чужой воли. Однажды Гевин «потерял» целые сутки собственной жизни. И по-настоящему испугался.

Тогда Бенедикт во всем ему признался, но он вряд ли оказался застигнут врасплох.

Из-за страха навлечь на себя подозрения и в большей степени из-за бренности своего тела архиепископ не мог покидать город. Но по долгу истинного служения Бенедикт должен был часто посещать крепость Грим-Батол, воздвигнутую среди Сумеречного Нагорья, где правит Древний Бог Н-Зот. Заклинаниями Бенедикт подавлял разум Гевина и телепортировал его безвольное тело в Грим-Батол. Особенная магия древних помогала архиепископу на расстоянии управлять телом и речью Гевина, не покидая при этом Штормграда.

— Свет привел тебя ко мне, а я поведу тебя дальше, к новой жизни. К настоящим хозяевам Азерота. Возблагодари Свет за это, Гевин, — повторил архиепископ значимые для Гевина слова. — Надеюсь, ты понимаешь, что не можешь никому поведать об этом? И прежде всего, королю? — добавил Бенедикт.

Что-что, а эту истину ошарашенный Гевин понял сразу. Чтобы переварить остальное, потребовалось время. Немного погодя, он даже осмелился спросить, почему Бенедикту потребовались целых двадцать четыре часа его жизни? И часто ли такое будет повторяться?

Бенедикт ответил с холодной усмешкой не вязавшейся с его обликом ветхого старца:

— Не часто приходится убивать королей.

Вскоре Штормград наводнили члены Сумеречного Культа, а с ними из Стальгорна пришли вести о чудовищной смерти короля Бронзоборода. Руками Гевина Бенедикт расправился с королем дворфов.

Эта тайна еще прочнее связала его с архиепископом.

Дыши, дыши. Не забывай дышать, напоминал себе распластавшийся на полу Гевин. Скоро это кончится.

Снова взревел генерал Умбрис.

Начался третий круг.

Со временем он стал замечать, как слабеет тело архиепископа. Тогда же рядом с ним появилась маленькая девочка, следовавшая за ним повсюду. В один из вечеров Гевин увидел, кем была эта девочка. Ее щупальца вспыхнули, оплели дряхлое тело старика. Пламя несло краткое силу, чтобы дряхлый старик, каким был Бенедикт, смог прожить еще один день. Затем еще. Тогда Гевин еще не знал, каким может быть истинное пламя, несущее перерождение.

В облике человека Бенедикт так и не ступил под своды Грим-Батола. Его ссохшееся тело превратилось в пепел в Элвиннском лесу, неподалеку от Штормграда, где все и началось.

Ритуал огненного истязания подошел к концу. Гевин выдержал.

Когда он неловко поднялся с колен, генерал Умбрис, как и большая часть последователей Культа, уже покинули площадь Забвения. Отныне в утренние часы ему стоит держаться подальше от центральных площадей.

Не оглядываясь на догоравший костер, он устремился к каменной лестнице, что вела на верхние уровни Грим-Батола. Ка’аз-Рат будет недоволен его медлительностью. Он быстро преодолел несколько пролетов и добрался до отведенных принцу комнат. Лишь ключи в его руках напоминали о том, что обитатель этих запертых покоев всего лишь узник, а не почетный гость Безликого Ка’аз-Рата. Гевин отворил дверь.

Изо дня в день, когда Гевин произносил слова подобные этим, ему казалось, что ничего не изменилось.

— Доброе утро, ваше высочество, — сказал Гевин.

Ответом ему было молчание. Не в первой. С того момента, когда принц пришел в себя и узнал в нем секретаря собственного отца, он так и не заговорил с ним. Однако кое-что все же изменилось. Андуин не лежал в кровати.

Принц стоял к нему спиной у распахнутого настежь окна. Он едва ли не высунулся в него целиком. Гевин нахмурился. Чем скудный пейзаж Сумеречного Нагорья мог заинтересовать Андуина?

— Невероятно…

Гевин поперхнулся. И так и застыл на пороге, когда увидел, какое зрелище так увлекло Андуина.

Драконы. Жесткие крылья рассекали воздух, и горное эхо вторило им, умножая их количество, свирепость и опасность. Темные тени метались по земле, и все живое спешило убраться с их пути.

Андуин никогда не видел драконов. Гевину, конечно, доводилось видеть некоторых под сводами крепости. Вопреки тому, что квартал звался Драконьим, сами драконы здесь не встречались. Парящие ящеры держались обособленно на верхних уровнях крепости, прозванные Туманной Высью, и редко спускались на нижние, к смертным.

Гевин насчитал пять черных драконов, различить их было легко. Черные обладали гибким телом и самыми широкими в размахе крыльями, благодаря чему развивали высокую скорость и резко пикировали на опаленную выдыхаемым пламенем жертву.

У троих драконов в небе чешуя тоже была темной, Гевин не сразу узнал их. Их тела были более массивными, тяжелыми, чем у черных, а головы и крепкие шеи венчали три ряда шипов, у черных вдоль позвоночника шел всего один шипованный гребень. Похоже, это члены синей стаи, примкнувшие к новому Аспекту Магии, смекнул Гевин. Однажды он издали видел Аспекта Магии, его спину и шею будто покрывала сверкающая сапфировая крошка вместо чешуи.

Оставался последний дракон.

— Это что, хроматический дракон? — неуверенно спросил принц.

Гевин удивленно поглядел на Андуина. А принц в заключении время зря не теряет. Затем вновь поглядел на последнего из драконов. Чешуя дракона переливалась от янтарного до смолянисто-черного, с вкраплениями синих и кроваво-красных меток на крыльях и груди. Он действительно был хроматическим.

— Да, — выдохнул Гевин.

Хроматические драконы были личной гвардией Аспекта Земли, никому не было известно их точное количество. Это были уникальные драконы. Они обладали особенным даром — магией всех пяти стай Аспектов. Присутствие хроматического дракона говорило о том, что драконы покинули запертую крепость по прямому приказу Разрушителя.

Ничего удивительно. Никто иной не посмел бы нарушить приказа не покидать Грим-Батол. Произошло, похоже, что-то из ряда вон выходящее.

Девять драконов взмывали в небеса и пикировали вниз, будто пробуя собственные силы и играя с ветром. Сколько драконов оставалось томиться в глубинах крепости, Гевин не знал. Грим-Батол таил многих монстров и чудовищ в своих застенках.

Пол заходил ходуном. Андуин вцепился в оконную раму.

— Это… Смертокрыл?

Мальчик не мог поверить собственным глазам. Гевин тоже.

Аспект Земли превышал размером любого из драконов. Пластины адамантита, впаянные в его огненное тело, искрились на солнце, словно его чешуя была из металла.

Во время нападения Смертокрыла на Штормград, Гевин, как и Андуин, пережидал эти полные ужаса часы в подземных убежищах под королевским дворцом. Сейчас они оба впервые воочию увидели предводителя черных драконов. И даже на миг обменялись восторженными взглядами.

Смертокрыл облетел драконов по широкой дуге и вернулся в Грим-Батол. Похоже, это было своего рода напутствием для драконов. Гора вздрогнула во второй раз, когда драконы огласили окрестность рычанием, а затем устремились к горизонту. Ветер еще доносил шелест крыльев какое-то время спустя.

И в установившейся тишине после того, как драконы улетели, со злорадством, которое не было присуще этому обычно тихому голосу, Андуин сказал:

— Кому-то несдобровать.

Это звучало настолько многозначительно, обладало столькими смыслами, что и не угнаться было. А Гевин никогда не отличался скоростью ума.

Разумеется, кому-то несдобровать — тот, за чьей головой Смертокрыл в решающий для Культа момент готов отправить почти дюжину бойцов, вряд ли будет счастлив такому визиту.

Но это также могло означать, что рано или поздно несдобровать именно Гевину. Лишь один человек, знакомый Гевину, умел говорить так мало и так многозначительно, охватывать одной фразой несколько слоев смысла, оставляя подчиненных теряться в догадках, что же он имел на самом деле в виду. Андуин унаследовал это от Вариана.

Гевин смел надеяться, что жизнь никогда более не сведет его с королем Ринном. Живым ему после такой встречи не уйти. Только благодаря землетрясению он успел использовать телепортационный камень на ступенях Собора и избежать удара королевским мечом. В тот единственный раз Бенедикт уже был далеко от Штормграда и не мог прибегнуть к помощи магии. Гевин в здравом уме и памяти солгал Вариану о том, что его сына похитили орки. Служители Культа спровоцировали бунт в Штормграде, подожгли и разграбили несколько домов в дворянском квартале. Тогда, на белых ступенях Собора, Гевин впервые заметил на лице Вариана растерянность. И страх, очень сильный страх за сына. Даже у сильных мира сего есть слабости.

Уже в Грим-Батоле Гевин узнал о казни Шоу и о том, что Вариан, конечно же, поверил ему на слово и повел войска против орков в Оргриммар. Однако неожиданное использование волшебной телепортации в военном деле несказанно удивило всех в Грим-Батоле. Это позволило королю перекинуть войска в кратчайшие сроки из-под Штормграда в Степи на другой континент. Ложь о похищении принца орками могла рухнуть в любой момент. Отцовскую любовь Вариана явно недооценили.

Альянс все еще держал Столицу Орды в осаде, а Вождь орков Гаррош по-прежнему не давал решающей битвы. Пока все складывалось в пользу Культа. К тому же неожиданно серьезные раны Андуина прибавили хлопот Сумеречным лекарям.

Лекари набивались в комнату принца, заряжая воздух магией так, что он искрился и мог вспыхнуть от одного лишнего заклинания. Магия позволила сделать так, чтобы покрывало висело в воздухе, не касаясь сгоревшей кожи мальчика. Гевин считал, что жрецам стоило лучше лечить принца, чем пользоваться дешевыми трюками с летающим одеялом. Насколько Гевин мог судить, магия лекарей едва-едва исцеляла ожоги Андуина. Скорее, его поврежденную кожу исцеляло само время. Возможно, магия лишь унимала боль. Тело Гевина сплошь покрывали шрамы от ожогов, он знал, что испытывал Андуин.

Когда принц пришел в себя, Ка'аз-Рат выгнал лекарей и Гевина. Долго тянулось время в ожидании за закрытыми дверьми. Безликий покинул покои Андуина и более не возвращался. Как и лекари. С тех пор ни один волшебник не приближался к постели принца. Сегодня, впервые с того дня, он будто вновь вспомнил о принце. Дал ему второй шанс, но для чего?

Отсутствие лекарей на выздоровление Андуина никак не повлияло. Правда, вместе с волшебниками исчезли и обезболивающие заклинания. Дни и ночи, полные боли, изменили Андуина. Он повзрослел. Для принца, выросшего не зная тревог, для которого самой большой бедой был запрет на верховую езду, а Гевин помнил, как Андуин любил лошадей, он проявил на редкость стойкую выдержку.

Понемногу Андуин стал ходить, разрабатывая пострадавшую ногу. Гевин принес ему специальную трость, хотя Андуин, разумеется, не просил его об этом. Раньше Гевин не видел, чтобы принц ею пользовался, но теперь заметил ее у стены ниже окна. Но не счел нужным что-либо говорить. Гевин прикинул в уме, как долго Безликий ожидает исполнение своего приказа. Прибавил к этому время, необходимое для того, чтобы мальчик-калека добрался до Багрового Зала. Рожденный в пламени, похоже, должен запастись терпением.

— Безликий Ка’аз-Рат хочет вас видеть, ваше высочество.

Восторженный мальчишка, каким был Андуин еще мгновение назад, замкнулся в себе. Глядя, в окно он успел позабыть о своем положении. Наверное, он многое отдал бы, чтоб вместе с драконами устремиться прочь от Грим-Батола.

Не оборачиваясь, принц ответил:

— Я уже говорил ему. Вы ошиблись. Я не тот, кто вам нужен.

Гевину часто не хватало слов, чтобы выразить мысли вслух неискаженными, такими, какими они звучали в его разуме. Одному Древнему Богу известно как Бенедикту удалось втянуть Альянс в новую войну с Ордой. Множество жизней были загублены ради того, чтобы однажды Андуин очутился в Грим-Батоле. Он не нашел нужных фраз, чтобы объяснить это принцу, да и поймет ли он? У Бенедикта это выйдет всяко лучше. У Безликого Ка’аз-Рата, вновь напомнил он себе, отныне его имя звучит как Рожденный в пламени на языке, ведомом таким, как генерал Умбрис.

Гевин только покачал головой, отвергая предположение Андуина о возможной ошибке, и повторил приказ Ка’аз-Рата.

Принц не сдвинулся с места, спросил:

— Как давно ты служишь Бенедикту?

— Я служу Свету, — ответил Гевин.

Андуин обернулся и впервые с того дня, когда он очутился в этих комнатах, посмотрел на Гевина, будто никогда раньше его не видел. Гевин заметил глубокие темные тени под его бледно-синими глазами.

— Надеюсь, каждую минуту ты вымаливаешь у Света прощение за все то, что совершил, — сказал принц Штормграда. И добавил: — Что же ты? Я готов. Веди.

 

Глава 14. Смирение.

Гевин не раз задавался вопросом, почему из всех жителей уничтоженного города Свет выбрал именно его, испуганного мальчишку двенадцати лет. Он до сих пор не нашел ответа. Поначалу он считал, что его призванием станет верность королю Вариану на поприще королевского секретаря. Больше он так не считал.

Он не примкнул к верованиям Сумеречного Молота и избегал участвовать в ритуалах. Андуин был прав, он молил Свет о прощении, но, оказавшись в Грим-Батоле, все реже прибегал к молитвам. Только в редких случаях, как столкновение с огнем сегодня на площади Забвения.

В лице архиепископа он всегда видел помазанника Святого Света. Гевин рухнул перед ним на колени в день, когда увидел покрытое чешуей тело, драконий хвост и три пары щупалец вместо рук. Им овладел ужас. Свет, которому он столько времени служил, стал бездной ужаса и смерти. Перерожденный в пламени Безликий источал жар, словно внутри него и по сей час полыхал тот жертвенный костер. Ка’аз-Рат стал для Гевина тем пламенем, которое шло за ним по пятам всю его жизнь. Ему удавалось раз за разом ему ускользать от него. По крайней мере, раньше. Гевин не хотел знать, что ждет его впереди. Ничего хорошего, это точно. Кровь и смерть. И вряд ли Сумеречный Молот обойдется без огня.

Когда Древний Н-Зот обретет свободу, Штормград будет стерт с лица земли, как и Оргриммар, который осаждал Вариан, надеясь, освободить сына. Как и Собор в Тирисфальских лугах, ставший первым прибежищем Гевина. Как и руины его родного, уничтоженного огнем города. Все чаще он приходил к мысли, что молись не молись, а Свет вроде как бессилен в борьбе против Древних Азерота.

Мог ли Гевин рассказать об этом Андуину вместо простого искреннего ответа, что он служит Свету? Он хотел бы, но знал — ничего не выйдет. Отсутствие красноречия помешало ему продвинуться по карьерной лестнице дальше приходского священника. Прихожане Западного края, помнится, очень удивились, когда Гевина вызвали в Штормградский Собор Света. Даже Гевин счел это едва ли не чудом. Иногда он думал о Западном крае, правда, недолго. Грим-Батол стал его последним убежищем. Для многих, не только для него, кто отрешился от мира в ожидании конца света. Что теперь ворошить прошлое? По пути Андуин ни о чем более не спрашивал. Гевин сразу понял, ему не до разговоров. Боль мешает ему сосредоточиться на чем-то ином.

Андуин сильно хромал. Прежде Гевин не замечал, насколько плохо принцу дается обыкновенная ходьба. Что уж говорить о беге или верхней езде? Какая ему разница, одернул себя Гевин, сможет ли принц ездить верхом или останется калекой?

Он знал ответ, пускай и не хотел признаваться самому себе. Огонь лишил Андуина возможности жить полноценной жизнью. Как и Гевина. Это роднило их. Огненные объятия оставили на теле Гевина множество следов. Большую часть времени, если обстоятельства позволяли, он прятал руки за спиной или в ворохе документов, которые постоянно требовал Вариан. А уж бесформенная роба послушника Культа подходила для этого идеально.

Чтобы быстрее добраться до Багрового зала, как ради принца, так и чтобы не гневить Безликого, Гевин выбрал узкий прямой проход. Каждый второй факел не горел внутри туннеля. Не самый зрелищный путь, однако, один из самых коротких. Гевин знал, по крайней мере, о пяти коридорах, так или иначе, ведущих к дверям Багрового зала.

Гевин первым достиг нужной двери и отворил ее перед принцем. Пленники не удостаиваются подобных привилегий, промелькнуло у него, но иначе он не мог. Служение королевской семье прочно вошло в его привычку.

Каждый раз он входил в Багровый зал, как в первый. Гевин догадывался, какими могли быть чувства Андуина, увидавшего его впервые. Ему еще не доводилось видеть внутренних помещений Грим-Батола, кроме своих скромных комнат и тех темных коридоров, по которым они шли.

В Багровом зале Темные Советники Сумеречного Культа обсуждали судьбы сильных этого мира — Вариана, Тралла, Гарроша, даже королевы драконов Алекстразы. Позже, после Катаклизма, к Советникам присоединился Смертокрыл Разрушитель. В те времена именно одурманенный заклинаниями Гевин в маске и волшебном одеянии представлял на совете архиепископа Бенедикта. Еще в Штормграде он рассказал ему об этом. И о том упадке, что переживал Грим-Батол в самом начале их пути. По заброшенным площадям и пустым улицам бродили в кромешной тьме отродья Древнего Бога. Бенедикт сумел приручить одну из таких тварей. Клубок склизких щупальцев, благодаря магии обретший облик человеческой девочки. Он звал ее Шоготта.

Всего четыре Советника творили новую историю Азерота. Мельком Гевин видел Первого Сумеречного Советника, по прежнему скрывающего свою личность под маской и плащом. Что случилось с остальными двумя членами Темного Совета, Гевин не знал.

Шоготта и теперь ни на шаг не отходила от хозяина. Андуин остановился как вкопанный, когда заметил их. Гевин и тот до сих пор не мог смотреть на нее без содрогания.

Острая морда Безликого отвернулась от Шаготты. Взгляд четырех кроваво-красных глаз скользнул по Гевину и остановился на принце. От взгляда Гевина не укрылось, как принц, придавленный этим взглядом, сильнее перехватил набалдашник трости.

— Рад видеть тебя, — прогремел Безликий. Он не утратил манеру речи, свойственную столетнему священнослужителю. Оттого ни на минуту невозможно было забыть, кем он был и кем стал по доброй воле.

Андуин не ответил. Принц всегда был предельно честен, вспомнилось Гевину, он вряд ли может ответить тем же приветствием. Молчание не смутило слугу Древнего Бога.

— Я хочу рассказать тебе о Свете, Андуин.

— Неужели? — вырвалось у принца.

Безликий оскалил три ряда острых клыков. Оскал мог сойти за улыбку, если бы не внушал такой ужас.

— Что есть Свет, Андуин? Всего лишь вторая половина Тьмы. Я расскажу тебе о мире первозданного хаоса, в котором Древние Боги жили до прихода Титанов. Первозданный хаос не знал Света или Тьмы. Это Титаны нарушили равновесие в Азероте и разделили Свет от Тьмы. Внушили созданиям Азерота, что Свет отныне будет добром, а Тьма — злом. Но кое-что Титаны так и не смогли изменить. Любой рожденный в Азероте связан с Древними Богами. Рождаясь, мы отбираем их силы, а умирая — даруем обратно. Мое тело испустило дух, и искра жизни возвратилась к Древним. Скажи мне, сколько людей погибло в том пламени? Скольких ты не смог спасти, Андуин? Конюхи. Повара. Гвардейцы. Я никого не забыл? Они отдали свои жизни, чтобы Н-Зот одарил меня новым обликом.

Ка’аз-Рат стал приближаться. Вскоре Шаггота осталась позади, между двумя витражами с черными драконами. Цветные стекла дребезжали от каждого шага Безликого. Принц не сдвинулся с места.

Гевин тоже не шелохнулся. Хозяин не приказал оставить их с принцем наедине.

— Расскажи мне, когда ты услышал Его? Что ты сделал для того, чтобы Он выбрал именно тебя из всех живущих в Азероте?

О ком он спрашивал Андуина, недоумевал Гевин, неужели о Древнем Боге?

— Я знаю, ты исцелял своих защитников там, возле пылающей кареты. Незадолго до моего преображения.

— Это ошибка, — покачал головой принц. — Я воин. Как и мой отец.

— Твой отец глупец, Андуин. Он пошел на поводу у Культа. Не было ничего проще, чем стравить Орду и Альянс между собой. Каждый день они убивают друг друга во благо Древнего Н-Зота. Ты не похож на отца. Ты надел робу послушника Света. Ты направился в Святой Поход вместе с нами. Разве воин сделал бы это?

— Насколько я знаю, послушники Света не носят при себе кинжалы. Я воин и со мной было оружие. Что стало с моим кинжалом?

Осознано или нет, но Андуин повторял манеру поведения своего отца, его властность и умение управлять людьми. Гевин даже услышал знакомые стальные нотки в голосе мальчика.

Мальчика-калеки, который смотрел, задрав голову, на порождение Древних Богов и спрашивал о судьбе отцовского подарка.

Все шесть отростков Ка’аз-Рата, заменявших ему руки, взвились в воздух. Старые привычки. Будь он человеком, он бы пожал плечами.

— Что ж, раз ты мнишь себя воином…

По молчаливому приказу хозяина Шаготта, похожая на клубок сплетенных между собой змей, покатилась в сторону Андуина. Ее черные, блестящие щупальца раскрылись перед ним будто цветок.

Внутри белел кинжал.

Тот самый кинжал, что подарил ему Вариан. Что едва не стоил ему жизни. Гевин сам принес этот клинок в кабинет короля незадолго до того, как тот вручил его сыну. Это он относил приказы кузнецам и приносил их ответы королю, каждая кованая деталь в облике посеребренного грифона и позолоченного льва была ему так же хорошо известна, как и принцу. Ведь Вариан неоднократно и дотошно обсуждал отделку.

Кузнецы Грим-Батола не обладали умением прославленных мастеров Стальгорна. Но они сделали все, чтобы не испортить клинок, а сохранить его былое величие.

— Это твой кинжал, Андуин. Возьми его.

Они даже отдали ему кинжал, когда он попросил его. Гевин заметил дрожь в руках принца, когда он впервые коснулся рукояти. Андуин не ожидал подобного поворота. Возвращение кинжала ясно давало понять — его не боятся. Ни его, ни его отца. Особенно его отца, который был сосредоточием власти в Азероте, важнейшим и сильнейшим человеком, отныне Вариан ничто в сравнении с теми силами, в играх которых участвует Андуин. Даже кинжал ему не поможет, даже с оружием в руках он обречен.

В Багровый зал вошел последователь Культа. С клинком в руке.

В тот же миг Безликий прорычал:

— А теперь сражайся за свою жизнь, воин! Убей его. Или он убьет тебя.

Андуин вполоборота повернулся к Гевину, передал трость. Поднял кинжал и кивнул противнику. Что же он делает, вертелось в голове Гевина, это не рыцарский турнир, плевать на учтивость. Сумеречный фанатик, видимо, решил так же. Он не стал отвечать на приветствие, к тому же его лицо скрывал капюшон. Сумеречная роба вздулась за его спиной, когда он устремился к принцу. Гевин не смыслил в фехтовании, но даже ему стало понятно, что бесформенный халат не лучшая одежда для поединка. Возможно, это и было послаблением со стороны Безликого? Ведь Андуин нужен ему живым?

Или уже нет? Он знал и об ожогах, и о терзавших принца болях. Он сам приказал лекарям прекратить лечение принца. Он не мог не заметить, когда стоял перед принцем, что Андуин старался не нагружать пострадавшую ногу и весь свой вес переносил на левую сторону.

Льняные свободные штаны и рубаха не стесняли движения Андуина. Без особых сложностей принц отразил первые выпады культиста. Он даже поиграл кинжалом в руках. Первый бой, в котором ему удалось воспользоваться подарком отца по назначению, возможно, он не успел свыкнуться с оружием. Не в этом дело, понял Гевин. Принц сильно осунулся и потерял в весе, клинок слишком тяжел для него.

Противники двигались по кругу, миновали стол, за которым когда-то восседали все четыре Сумеречных Советника. Когда Бенедикт только строил планы о похищении принца. Теперь Андуин в этом зале, в недрах Грим-Батола, и он борется за свою жизнь из последних сил.

Принц сдавал позиции. Иначе быть не могло. Хромота стала явной, выпады давались с большим трудом. Дважды принц пытался обезоружить противника, а третья попытка чуть не лишила его равновесия. Раны давали о себе знать.

Фанатик ускорился. Шаг за шагом, выпад за выпадом, принц на глазах терял оставшиеся у него силы. Тогда культист высоко занес кинжал… и рассек лишь воздух перед собой. Андуин нырнул, пригнулся, оказался у него за спиной. Противник резко крутанулся вокруг себя. Свободная роба облепила его ноги, широкие рукава обвились вокруг тела. Несколько секунд промедления оказались достаточны для ученика прославленного гладиатора, каким был Вариан. Если победа принца и не стала неожиданностью для Ка’аз-Рата, то этого не скажешь о том, что произошло дальше.

Одним резким движением Андуин сорвал с головы противника капюшон. Перед ним стоял человек. На его месте мог оказаться кто угодно, даже кентавр, подумал сначала Гевин. А затем понял, что это и было послаблением для Андуина. Школа фехтования любой другой расы Азерота могла разительно отличаться от той, что с детства обучался Андуин.

И пускай это был человек, он оставался вооруженным.

По Багровому залу разнесся звонкий голос Андуина:

— Именем короля Вариана Ринна! Именем наследника Штормграда! Приказываю сложить оружие перед твоим принцем!

Лицо человека вытянулось. Под сводами Грим-Батола он ожидал многое, но оказался не готов к встрече с самим Андуином.

— Ваше высочество… — пролепетал он и разжал правую руку.

Шаготта устремилась к нему, вряд ли он успел понять, что происходит. Ее гибкие щупальца оплели его тело, ставшее неожиданно мягким и податливым, как влажная глина. Последним скрылось его вытянутое удивлением лицо. Шаготта раздулась, как одна огромная блестящая сытая пиявка и все так же, то ли ползком, то ли перекатами, убралась через открытую дверь в коридор.

Андуин опустился на колени. Силы оставили его. Правой рукой, будто прощаясь, он погладил кованые фигурки на рукояти кинжала.

— Ты знаешь, кто этот человек, Андуин? — спросил Безликий.

Принц не отрывал взгляда от клинка. Гевин слишком поздно понял, что этим человеком, о котором спрашивали принца, был он сам.

— Как думаешь, скольких из твоего окружения, золотоволосого наследника королевства, ты запомнил в лицо? А по именам и того меньше? А чьими жизнями ты интересовался, кроме собственной? Не ты виноват в этом, Андуин. Твой отец воспитал тебя таким. Вариан не интересовался людьми из своего ближайшего окружения. Это большая ошибка.

Щупальце Ка’аз-Рата обвило его ноги, мир перевернулся с ног на голову. В ушах зашумело, кровь хлынула к голове. Гевин болтался вниз головой. И он отчаялся судить о дальнейших планах Безликого слуги Древних Богов.

Он едва различал дальнейшие слова Ка’аз-Рата.

— Гевин. Так зовут его. Почти три года он был секретарем твоего отца, Андуин. Ты знал его имя до этого мгновения?

Принц по-прежнему не отвечал. Вряд ли он подобное знакомство могло обрадовать его.

— А знаешь ли ты, Андуин, откуда Гевин родом? Неужели тебе не довелось выслушать его замечательный рассказ о своем детстве?

Подвешенный в метре от мраморных плит пола Гевин похолодел. Фиолетовые штандарты с изображением молота в обрамлении драконьих крыльев померкли у него перед глазами.

— Вас с Гевином многое роднит, Андуин. Его тело покрывают шрамы. Рубцы от ожогов. Если ты не перестанешь глупить, твое тело будет таким же. Ты зря упорствуешь, Андуин. Я долгое время наблюдал за тобой. Ты тот, кто мне нужен. Ты не воин и никогда им не был.

Возможно, Андуин покачал головой, Гевин не видел.

— Гевин покинул родной город примерно в твоем возрасте. Он туда больше не возвращался. Ты тоже никогда не вернешься в Штормград. Никогда не увидишь отца. Если орки не убьют Вариана раньше, то это сделает Древний Бог при своем пробуждении. Каждый умрет. Выживут лишь те, кто будет служить им.

Ка’аз-Рат зарычал. Этим утром на площади Забвенья перед тем, как окрасить пламя в сумеречные тона, генерал Умбрис рычал точно так же.

Вот оно.

Гевин не видел, лишь ощутил спиной горячее дыхание огня. Сковавшие его тело щупальца обжигали через одежду.

Безликий продолжил обращаться исключительно к Андуину:

— В детстве Гевин едва не сгорел заживо. Лишь чудо помогло ему. Свет пришел ему на помощь, Свет спас от смерти. Всю свою жизнь Гевин верил в это. Думаю, и сейчас верит. Всю свою жизнь он был благодарен Свету. Я выбрал его и приблизил к твоему отцу. Все эти годы Гевин предано служил мне, исполняя каждое поручение. Настало выполнить последний приказ!

Безликий швырнул его прямо в круг пламени. К сидящему на коленях принцу с клинком в руках. Андуин никак не отреагировал на окружившую его стену огня. Гевин с трудом поднялся на четвереньки. Руки и ноги тряслись. Огонь был везде. Огонь окружал его.

Совсем как тогда, в детстве. Совсем как в Стратхольме.

Принц настолько вцепился в клинок, так сильно сжал его в кулаке, что сталь легко разрезала плоть. Кровь текла меж пальцев, впитывалась в его белые одежды. Кровь и смерть.

Сквозь рев огня, сквозь громогласное биение сердца Гевин вдруг различил слова Безликого о живых мертвецах, о пережитом ужасе, о принце, который не спас их, а пришел с огнем и мечом и вырезал каждого жителя, а оставшихся сжег.

И Гевин снова оказался там. В тот самый час.

Он всегда боялся огня. Годы не заглушили тот парализующий ужас, охвативший зажатого в кольцо пламени мальчика. Пламя преследовало его в Стратхольме, шло, как и ожившие мертвецы, по пятам, смрадом горелой плоти душило его в моменты краткого, урывчатого сна. Гевин надеялся, что Свет никогда более не толкнет его в горячие объятия пламени. Но ошибся.

После расправы над зараженными чумой жителями город подожгли. Дом, в котором прятался Гевин, тоже загорелся. Гевин не сразу понял, что оказался в ловушке. Проще было погибнуть в огне, чем достаться трупам на растерзание. Но он выбрался. Животный инстинкт самосохранения погнал его на волю, заставил выломить разбитым в кровь плечом запертую изнутри дверь подвала. Он не помнил, куда сам же спрятал ключ.

Гевин наяву ощутил запах гари.

В Стратхольме пламя загнало Гевина в тупик. Он оцарапал в кровь пальцы, стараясь влезть по ветхой кирпичной кладке наверх, а огонь обступал его со всех сторон, сжигая кислород и пути к отступлению. Задыхаясь, Гевин упал на землю. И увидел за стеной пламени незапертую калитку в крепостной стене.

Он помнил этот жар.

Он всю жизнь стремился его забыть. И только сейчас понял, что напрасно тешил себя надеждой. Он помнил обжигающие холодом поцелуи пламени, как разгорается в них страсть, как они становятся настойчивее, требовательнее, грубее. И как они обвивают все тело, срывая дымящиеся одежды. Его тело покрывали ожоги, оставшиеся после огненных объятий, когда обезумевший мальчик несся через стену огня на свободу, ради жизни.

Теперь спасения не было. Пламя танцевало вокруг него, пламя предвкушало скорую расправу над сбежавшей однажды жертвой.

Немыслимо, но сквозь бушевавшую стихию он четко расслышал слова Андуина:

— Одиннадцать человек. Четыре кучера. Восемь гвардейцев. Один повар. И два мальчика, помощники повара. Всего одиннадцать человек.

— Что ты сказал? — помедлил Безликий.

Андуин поднял глаза. Посмотрел на Безликого поверх пламени. Гевин вздрогнул, будто наткнулся на кинжал, а не на взгляд мальчишки.

— Вы спрашивали, сколько людей погибло той ночью. Скольких я не смог спасти. Одиннадцать человек. И среди них два поваренка. Вы забыли о них.

Он сошел с ума, лихорадочно соображал Гевин, он совершенно точно обезумел.

Этот грохочущее рычание было смехом. Безликий Ка’аз-Рат торжествовал.

— Два поваренка, верно! Почему же ты не спас их, Андуин? А этому человеку, ты дашь сгореть ему заживо на твоих глазах?

Он не сгорел.

Пламя передернулось хрустальной корочкой льда. Оно неистово билось за этой преградой, как голодный хищник, стремясь завладеть подаренной ему жертвой.

Андуин глядел на него исподлобья.

Принц ненавидит его, понял Гевин. Ненавидит, потому что не смог позволить ему сгореть заживо и тем выдал свои способности, столь необходимые Бенедикту.

Андуин держал Гевина в охранном коконе, пламя напрасно шумело вокруг него. Он ненавидел его за предательство, ненавидел за все, что он совершил, за то, что его жизнь он может спасти, тогда как тех одиннадцати человек — нет. И двух поварят, сказал принц. Он всегда будет помнить о каждом из них. Тогда он не мог помочь им, но теперь — может. А то, чем владеет Андуин, та сила, что подвластна ему, всегда борется против смерти.

Сияние вокруг Андуина накалялось. Каждая трещинка или щербинка в древнем полу стала видна. От яркой вспышки Гевин ослеп на какое-то время. Ощутил, что по щекам текут слезы. Но он знал, он был твердо уверен в том, что ему удалось увидеть перед тем, белое свечение взорвалось.

Свет раскрылся за плечами принца широкими, будто драконьими крыльями, обнял его, обволок сияющим плащом.

Бенедикт умышленно отослал лекарей от постели принца, понял Гевин, чтобы однажды Андуин прибегнул к своим способностям. Раскрылся. Бенедикт знал, что принц станет упорствовать. И он упорствовал, он терпел так долго, что Безликий не мог ждать и дальше.

Зрение стало возвращаться.

Вспышка погасила огонь. Черные разводы сажи очерчивали круг на полу. Серебряная дрожь, будто мелкий туман, сохранившая ему жизнь, рассеялась. Андуин более не глядел на него.

Обагренный кровью клинок в руках принца источал рубиновое свечение. Теплое, обволакивающее сияние клинка хлынуло вверх по руке Андуина, а затем окутало его искалеченное тело. Теперь не было нужды сдерживаться, утаиваться. Слишком долго принц не решался помочь самому себе.

— Кто ты, Андуин? — прошептал Безликий. — Кто ты и почему тебе ведомо управлять Светом так, как никому иному? Ты сделаешь это вместо меня. Ты разомкнешь оковы Света, которые держат Древнего Н-Зота. Все это время Древний Бог ждал тебя, Андуин Ринн.

 

Глава 15. Вершить предначертанное.

Конечно, Тарион перекинулся обратно в человека. Верховному друиду Малфуриону не занимать дара убеждения. Завидев черного дракона, друид расправил бирюзовые крылья и поравнялся рядом. Несколько едва уловимых движений пальцами, и волшебные древесные корни оплели его крылья, шею, тело и хвост. В последнюю очередь они добрались до пасти. Малфурион не знал, что ему не стоит опасаться огненного дыхания, Тарион до сих пор не освоил его, но друид не впервые сражался с драконом. А вот Тарион с друидами сражаться не привык. Особенно одновременно с Лейтенантом Древних Богов.

Аль-Акир не давал ему спуску. Стихия ветров бушевала на Лунной Поляне. Сам Лорд на Поляне не появился, это немного упрощало ситуацию. Аль-Акир держался поблизости, возможно, в Зимних Ключах или в Оскверненном Лесе. Он, разумеется, не мог ступить в Хиджал, иначе Рагнаросу стало известно бы о его присутствии.

Древесные корни, оплетавшие Тариона, пахли землей и сыростью. За окном, как и в хижине, в которой Малфурион распорядился закрыть его, было темно, и Тарион казался себе заживо погребенным. Где-то за этими стенами шаманы и друиды обращались к стихии с просьбами успокоиться, снизойти. Деревянный домик стонал и ходил ходуном. Стихия, разумеется, не собиралась успокаиваться, уж это Тариону было известно.

Боль не беспокоила его, и он мог мыслить даже в облике человека, поскольку быстро понял, какую ошибку допустил до этого. Он напрямую обращался к Аль-Акиру, и лорд ветров без труда сокрушил его человеческое сознание природным могуществом. Тарион мог противостоять этому в облике в дракона, но не в облике человека, а тем более связанного. Для Аль-Акира он был, что приманкой в уже захлопнувшейся мышеловке. Приходи и бери.

Поэтому он решил опробовать иное решение. Будь у него в запасе больше времени, он для начала наладил бы отношения с верховным друидом и обрел свободу. Затем скрылся бы от Аль-Акира, чтобы вернуться к их спору несколько позже. Но времени не было. А друид не воспринял всерьез его предупреждения о драконах-охотниках, они до сих пор оставались на Заставе Кенария вместо того, чтобы мчаться в Ночную Гавань.

Тарион испытал ни с чем не сравнимое чувство единения с миром, когда в его кровь попал яд венке. Сейчас у него не было под рукой венке и он, разумеется, не мог воздвигнуть еще одну Бронзовую Гору, чтобы проверить собственные догадки. Но Тарион испытал очень похожее чувство, когда впервые обрел власть над стихией воды. Никаких водоемов рядом с ним сейчас тоже не было, но ему и так не слишком везло в последнее время.

Тарион вспомнил, как погрузился в темные воды озера Элуне-ара после неудачи с Теразан. Недовольный вой рассерженных ветров притих, значит, он на правильном пути. Что-то всколыхнуло его волосы. Течение, понял Тарион. Тьма перед глазами стала тягучей, обрела едва уловимое волнообразное движение. Еще, еще немного. Ему нужно раствориться, слиться со стихией. Так намного проще узнать, что происходит в Ночной гавани. В городе друидов множество мостов, перекинутых через речные протоки, впадающие в озеро. Он сможет узнать, где Джайна.

И он, возможно, останется незамеченным для Аль-Акира.

Тьма стала вязкой, будто густой мед пандаренов. Он плыл вперед, хотя не ощущал собственного тела, не видел рук и ног. Он сомневался, что вообще обладал телом в этот момент. Никто не мог бы увидеть его, никто не смог бы заметить. Он стал водой, стал прибоем, холодным темным течением.

И его несло вперед, к гигантской конусообразной воронке. Вспышки ослепляли. Тарион не сразу понял, где находится. Воспоминания о маме и стихия воды привели его… к Великому Водовороту! И тогда он увидел ее, беспомощную, для которой морское течение оказалось неподвластным и оно влекло ее за собой, вперед, к гибели. А вода, частью которой он стал, уносила его дальше, к Водовороту, который не способен причинить ему вреда в таком состоянии. И тогда он увидел маминого спасителя.

Собственного отца. Впервые в жизни.

Теперь смятение Малфуриона была понятно. Тарион и вправду был очень похож на него. Нелтарион протягивал руку Джайне, ведь только ему по силам спасти ее.

Тарион заставил себя отвести взгляд. Заставил себя раствориться в жерновах Водоворота, позволил чудовищной силе вышвырнуть себя на поверхность Великого Моря. Должно быть, это способность перемещаться в прошлое повлияла. Еще одна его способность, ставившая в тупик бронзового дракона.

Озеро, подумал Тарион. Ему нужно попасть обратно в озеро. Неведомая сила подняла его в воздух, окутала пушистыми облаками и устремилась вместе с ним к горным пикам у побережья. С каплями дождя Тарион вернулся в озеро Элуне-ара, оставалось только разобраться — в то ли время он угодил или вновь промазал. Селение друидов на берегу было плохим ориентиром во времени, за минувшие века оно мало изменилось. Ничто не тревожило спокойствие Лунной Поляны до того, как в его озере оказался Нептулон Охотник Приливов, Тарион, пандарены и волшебница.

Нептулон! Почему он раньше не вспомнил о нем. Уж кого точно никогда не было в озере друидов, так это лорда элементалей.Изумрудная свежесть окутала Тариона, и он, угодив в нужное время, наконец, увидел маму. Она спешила в сторону гостевого дома. Спустя какое-то время она вновь показалась на пороге, теперь в компании с орком. Тарион не сразу узнал его. Он помнил его в черных доспехах и с молотом наперевес. Вождь Тралл, конечно. Теперь он стал шаманом.

Безмятежность озера нарушили небольшие волны. Это подзуженная Тарионом стихия воздуха обретала силу. Солнце скрылось за набежавшими тучами, и черные тени заплясали над Ночной гаванью.

Драконы. Они пришли.

Город охватила паника. Тарион силился сосчитать драконов. Удалось только потому, что каждый из черных драконов в какой-то миг боя приземлился и позволил всаднику сойти со своей спины. Солдаты Культа ринулись в бой. Их было немного, всего пятеро, удивленно сосчитал Тарион. Он следовал за ними по каналам вглубь города. Но друиды гибли один за другим от их мечей, и никто не мог даже близко подойти к культистам.

Поддавшись внезапной догадке, Тарион устремился прочь из города, из устья реки против его течения к горным массивам. Это далось сложнее. Он не знал, сможет ли взобраться вверх по горному водопаду, но проверять не пришлось. На горном выступе, нависавшем над городом, творили магию лекари Культа. Их не скоро обнаружат. Значит, бывшие всадники почти неуязвимы. И кроме тех пятерых черных драконов, были три других, которые доставили жрецов.

Внезапно среди листвы за спинами культистов мелькнуло драконье крыло. Тарион не смог определить цвет чешуи. Крыло переливалось, будто радуга. Тариону не доводилось встречать подобных драконов. Кем бы ни был этот дракон, Смертокрыл решил не выдавать друидам Ночной Гавани сразу всех своих секретов.

Смертокрыл. Тот, кого ему предначертано спасти, теперь хотел убить его самого. До сих пор Тарион так и не смог привыкнуть к главной иронии своей жизни.

Тарион позволил течению унести себя обратно в городские каналы. Город горел. Черные драконы нещадно поливали его улицы огненным дождем. Наконец, он увидел маму. Град синих стрел обрушился на мостовую. Джайна соорудила над головой щит и не сдвинулась с места. Волшебницу атаковал темно-синий дракон. Магия драконов против магии Даларана.

Джайна кивнула кому-то в сторону.

… «Духи воды, — внезапно услышал Тарион, — помогите».

Река устремилась на зов шамана, прочь от площади, прочь от Джайны. Тарион не мог изменить этого. Духи воды явно благоволили этому шаману. Гигантская волна увлекла Тариона за собой, и поднявшись на ее гребне над городом, он с удивлением заметил, что оказался позади дракона и перед Джайной.

Магия Джайны скользнула выше драконьей головы. Дракон расправил крылья, готовый нанести сокрушительный удар. И тогда озерная волна, зачарованная Джайной, обрушилась и в тот же миг сковала ящера льдом. Вместе с ней Тарион вмерз в темно-синюю чешую. Оставалось только наблюдать. Джайна радостно помахала, и на площадь выглянул Тралл. Они вместе устремились в укрытие, и Тарион потерял их из виду. Стражники Лунной Поляны расправились с окоченевшим синим драконом.

Тарион узнал достаточно. Пора было возвращаться. Впрочем… Оставалось еще кое-что. Мы все тебя слышим, сказал Нептулон, значит и Аль-Акир услышит.

… «Только что на моих глазах смертные дали бой дракону. Если они способны одержать над ним вверх, то скольких может повергнуть лорд воздуха? Двух? Трех?».

Тарион замолчал и перевел дух, дивясь собственной наглости. А чего ему бояться? Сейчас он снежный иней на мостовой.

… « Пожалуй, я погорячился, — продолжал сомневаться Тарион. — Трех драконов за раз ветрам никогда не одолеть. Другое дело лорд огня Рагнарос. Вот где мощь!».

Последнее он добавил на случай, если лорд огня тоже слышит его. Он не готов был гневить еще и Рагнароса. Пока не готов.

Тарион ощутил аромат леса и сырость земли. Попробовал пошевелить руками и ногами и не смог. Древесные путы Малфуриона были на месте. Кто бы мог подумать, что он обрадуется им?

Нельзя медлить.

… «Нептулон, — позвал водного лорда Тарион, — кажется, у Рагнароса есть все шансы сжечь Лунную Поляну еще до заката солнца. Каково тебе будет восстанавливать силы в озере пылающей лавы?»

… «На твои интриги только ветер и клюнет. Говори прямо, черный дракон».

… «Шаманы в Ночной Гавани просят помощи у духов воды».

… «Как же, слышал».

… «Помоги им с пожарами. Помоги отстоять город от приспешников Рагнароса».

… «Не люблю я водиться со смертными, черный дракон, — с тяжелым вздохом ответил Охотник Приливов. — До чего странное общение со стихиями они выбрали! Почему тебе позволено обращаться напрямую? Кто ты таков?»

«Хотел бы я знать», — едва не ответил Тарион. Нептулон не впервой спрашивал его об этом, с тех пор ничего не изменилось. Тарион не знал и половины о себе самом.

… «Да проклянут Титаны этого шамана, — тихим прибоем ворчал Нептулон. — До чего образное у него мышление! Не иначе как с Теразан долго общался. Перенял ее манеру безмолвной речи. Эй! Черный дракон, а к тебе гость».

Тарион мигом представил Смертокрыла в небе над Ночной Гаванью и похолодел.

… «Кто?»

… «Лорд ветров и сквозняков собственной персоной. И он крушит черных драконов направо и налево».

… «Он не должен видеть тебя».

… «Он и не увидит. Занят слишком. Теперь он принялся за город. Что ты сказал ему, что так разозлил его, черный дракон?».

… «Что драконы ему не по зубам».

… «То-то он обрадуется, когда узнает, что ты один из них. Кажется, ты и сам забыл об этом?»

… «Кажется, да».

Какой же глупой и бесстрашной снежинкой он был!

… «Нептулон, передай шаману мои слова. Сможешь? Покажи ему водопад, прибрежные скалы и жрецов на них. Затем бойцов на улицах города. Он поймет?»

… «Этот понятливый, — ответил Нептулон. — Знавал я других смертных, поглупее этого шамана».

Тарион пропустил предназначенную для него колкость мимо ушей. Он думал и не находил решения, как рассказать Траллу о неизвестном драконе. Глупо надеяться, что стражники Лунной Поляны сами обнаружат радужного дракона, когда доберутся до жрецов.

Радуга! То, что нужно!

* * *

На глаза у Тралла спокойная гладь озера преобразилась. Духи воды с необыкновенным усердием отвечали его просьбам, троекратно умножая силу ответного удара. Штормовые волны заливали по самую крышу горящие дома Ночной Гавани. Сбивали в полете драконов. Потом зарядил ливень. В конце концов, он превратился в затяжной снегопад.

Они с Джайной укрылись под каменной аркой. Даже такое, разрушительное, по сути, зрелище, завораживало. В белой метели полыхали оранжевые языки пламени и взмывали к небесам темные тени драконов. Порывистые ветра гнули к земле зеленые, полные жизни деревья. В бушевавшей метели драконам было не просто найти новую жертву. Влажный снег ослеплял, облепляя их крылья.

— Что происходит со стихиями, Джайна? — прошептал Тралл. — И почему Поляну атаковали черные драконы? Что им нужно?

Тралл не смог спросить прямо, не волшебницу ли они искали.

— Стихия воды на нашей стороне, — сказала Джайна.

Она ни слова не сказала о черных охотниках, заметил Тралл. Она знала, что им надо? Она была с ними заодно? Неопределенность терзала Тралла. Джайна сражалась с драконами, разумеется, она не на их стороне, но в то же время Тралл не мог забыть ее истории, ее путешествия. Ее избранника.

Джайна продолжила:

— Нептулон Охотник Приливов помог мне вернуться в Азерот. Он и сейчас здесь, в озерных водах.

Лейтенант Древних Богов?! А пандарены к ее возвращению не причастны? Тралл вспомнил, что они не довели беседу до найденного ею способа вернуться в Азерот.

Сознание Тралла подавила первозданная, природная мощь, очень схожая с силой Теразан.

— Кажется, он хочет поговорить со мной, — пробормотал он.

— Наконец-то, — выдохнула она, словно все время только этого и ждала. — Я буду защищать тебя, Тралл, поговори с ним. Он не причинит нам вреда. Позже я объясню тебе, сейчас просто поверь мне.

Тралл кивнул и закрыл глаза для ритуала. Присутствие Нептулона стало ощутимей, он не видел его, ведь лорд, разумеется, оставался в озере.

Тралл показал водному лорду горящие улицы города, драконов в небе, Нептулон, похоже, согласился помочь, показав ему в ответ полноводную горную реку, что впадала в устье озера. Затем водопад в горах за Ночной Гаванью. Над водопадом висела прекрасная радуга. Потом радуга зашевелилась, обрела крылья, сорвалась со своего места и в виде дракона понеслась над рекой прямо к горящему городу. Тралл увидел воинов Сумеречного Молота на улицах Ночной Гавани, что выходили из любой схватки целыми и невредимыми. Затем еще трех из Сумеречного Молота, на этот раз в робах и среди скал возле водопада.

Это была подсказка, и Тралл быстро разобрался, что к чему. Когда он, прервав ритуал, снова раскрыл глаза, изменчивой погоде вновь удалось удивить его. Ветра срывали черепицу, а над крышами сожженных домов возвышался темный смерч. Драконы не смогли миновать его вращение. Их затягивало в воронку, будто сухие листья. Огромных черных и массивных темно-синих драконов.

Смерч простирал над городом туманные персты с тремя длинными пальцами, а в вышине отчетливо искрили холодные, будто шаровые молнии, глаза.

— Кто это? — прошептал сраженный Тралл. — Неужели лорд воздуха? Джайна, откуда?... Почему?...

Стихия грохотала вокруг них. Тралл не сразу понял, что волшебница не расслышала ни слова. Волшебница жестами показывала в сторону гор, им нужно бежать, спасаться, пыталась объяснить ему Джайна. Нептулон хотел того же.

Тралл кивнул и они побежали.

Две стихии столкнулись над Ночной Гаванью, и Тралл не представлял, уцелеет ли город и сама Лунная Поляна после Лейтенантов Древних Богов. Огонь, вода и воздух. Водная стихия помогла Джайне выбраться из Пандарии, может быть, им не стоит опасаться и воздуха тоже? Джайна бежала быстрее Тралла, она перемещалась с помощью магии и проверяла перед поворотами, безопасно ли там. Они не знали, скольких драконов удалось сразить.

Грохот смерча оставался позади, и Джайна, нырнув под еще одну арку, остановилась.

— Что Нептулон сказал тебе? — тяжело дыша, спросила она.

Тралл объяснил про целителей у водопада над городом. Джайна покачала головой.

— Слишком далеко, — сказала она, — можем не успеть. Говоришь, возле водопада? Опиши мне это место как можно точнее, Тралл. Я поставлю портал. Но будь готов к неожиданностям.

Тралл пересказал видение, показанное Нептулоном.

— Только не понимаю, почему радуга вдруг обрела крылья, — сказал он. — Может быть, там есть еще драконы?

— Наверняка, — сосредоточенно кивнула Джайна. — Готов?

В кирпичной кладке сверкнула небольшая точка. Стала шириться, расти, переливаясь всеми цветами радуги. Опять радуга, подумал Тралл. Поверхность портала дрожала, в его глубине виднелся крохотный водопад.

— Дай мне еще мгновение, — пробормотала волшебница. — А то ненароком угодим к водопаду на другом конце Азерота.

Тралл не стал ей мешать, сосредоточившись на мыслях о радуге и драконах, что могут поджидать их. Смертокрыл был коварным противником, кто знает, какие силы он мог бросить, чтобы… А чтобы что? Тралл до сих пор не знал, по чью душу прилетели драконы. В Грим-Батоле их, должно быть, множество, Разрушителю было из кого выбрать.

Предки всемогущи, только не это… Вот и разгадка!

— Джайна! Стой!

— Готово!

Но портал был слишком рядом с ними или это они были слишком близко к нему, когда-то Джайна объясняла ему правила пользования магическими порталами. Сейчас Тралл вспомнил только то, что портал втягивает в себя всех, кто находится в шаге от него. А под аркой, где они прятались, и без портала негде развернуться.

Мир поплыл и заискрился. Дыхание Тралла сбилось. Его будто резко погрузили под воду, затем подбросили и швырнули наземь.

Тралл не удержался на ногах после перемещения. Об этом Джайна ему тоже когда-то рассказывала, как устоять на ногах и не появиться в незнакомом городе на четвереньках, но с ее исчезновением он нечасто пользовался магическими трюками. Успел позабыть все хитрости. Голова немного кружилась. Тралл отряхнул левой рукой одежду. Правую кисть он по-прежнему не чувствовал, боль сосредоточилась где-то выше, в локте и предплечье.

— Джайна, я догадался, в чем смысл радуги. Если их отправил Смертокрыл, то это может быть только…

— Хроматический дракон, — ровным голосом ответила Джайна. — Стоит ровно позади тебя. Ложись! СЕЙЧАС!

Тралл рухнул наземь. Его сковало твердое укрытие изо льда. Из огня да в полымя. Им придется постараться, чтобы выжить.

* * *

— Хроматический? — повторил Малфурион. В третий раз. В темноте хижины Тарион не видел верховного друида, поэтому мог сколько угодно закатывать глаза. Только делу это не помогало.

— Ни один хроматический дракон никогда не покидал Грим-Батола, — сказал Малфурион.

В четвертый раз. Сколько же можно?

— Теперь все изменилось, — ответил Тарион. — Я говорил вам, мое появление тому доказательство. Развяжите меня. Мы должны помочь Ночной Гавани, они не справятся без нас.

— Без нас? Серьезно? Какие способности помогут тебе справиться с девятью драконами, если ты даже из древесных корней выпутаться не можешь?

Пусть друид думает, что он в любой момент мог обрести свободу. И что он не будет скрываться в лесах Лунной Поляны, как беглый преступник.

— В моем бегстве нет никакого смысла, — с чувством собственного достоинства ответил Тарион.

— Для меня нет смысла ни в чем, что связано с тобой. Запомни это, мальчик. Я не верю черным драконам. И никогда не изменю своего мнения.

— Девять всадников. Девять драконов. И один из них хроматический.

— Хроматический, — согласился Малфурион. Слово звучало уж в пятый раз. А помощи от друида так и не было.

— Мама рассказывала, что вы невероятно сильны. Я часами заслушивался ее рассказами о ваших сражениях плечом к плечу против демона Архимонда. Мечтал, как однажды увижу вас в бою. Получается, вы всего лишь опутали Архимонда древесными корнями? А моя мама и Тралл сделали все за вас?

— Хорошая попытка, Тарион. Но кое-чего ты упустил из виду. Когда-то у меня был брат. И только ему было по силам вывести меня из равновесия. Больше этого никому не удавалось. Никогда. А я бессмертен, если ты забыл.

— А у меня есть мама. И она не бессмертна, могу вам напомнить.

Тихий вдох и мягкий шелест крыльев в темноте.

— Твоя взяла, мальчик, — пробормотал Малфурион. — Несмотря ни на что, она была мне другом.

До чего несгибаемые принципы! Маму они вряд ли обрадуют, но Тариону казалось, что она была готова к этому. Уж она знала Малфуриона лучше него и наверняка догадывалась, чего можно ожидать, когда ее имя навсегда окажется связанным с черным драконом.

Древесные корни соскользнули с его кистей и лодыжек, как длинные черви, погрузились в земляной пол, не оставив и следа. Тарион поднялся. Малфурион распахнул дверь.

Оказавшись под открытым небом, Тарион ахнул. Ветер посыпал голову и плечи градом, его резко, будто по волшебству, сменила серая пелена дождя. Не прошло и мига, как миром овладела снежная пурга.

— Не передумал еще? — поинтересовался Малфурион, склонив увенчанную оленьими рогами голову.

Тарион покачал головой. Мокрый снег слепил глаза, лез в рот и за шиворот.

— Мне нужно сменить облик, — сразу решил уточнить Тарион, чтобы в этот раз обойтись без друидических оков.

Малфурион расправил темно-пурпурные крылья и оторвался от земли, поджидая Тариона. Мальчик немедля перекинулся в дракона и поравнялся с ним в воздухе. Тарион летел следом, Малфурион впереди. Крылья друида, покрытые перьями, плавно скользили по ветру. Драконы летают иначе, думал Тарион. Малфурион мог бы незаметно приземлиться за спиной противника, а Тарион — нет.

Ему рассказывали, что это богиня Элуна, которую чтят ночные эльфы, одарила Малфуриона крыльями и оленьими рогами за верное служение.

Древние Боги частой одаряли верных послушников сменой облика, внезапно осознал Тарион. Это звалось Проклятием Плоти. Откровения Кейгана-Лу о верованиях пандаренов способствовали тому, что Тарион увидел необычные дары богини ночных эльфов в совсем ином свете.

Уникальный внешний вид Малфуриона мог быть ничем иным, как Проклятием Матери Всего Живого, пятого Древнего Бога Азерота. Получалось, что ночные эльфы и сам Малфурион, этот бескомпромиссный страж и борец за мир, все эти годы поклонялись одному из Древних Богов. Так же, как и их злейшие враги — Культ Сумеречного Молота и Смертокрыл Разрушитель.

Тарион не хотел оказаться рядом с друидом, когда тот узнает об Азаро-Те. Сопоставить очевидные факты для Малфуриона не составит особого труда, но какой может быть реакция такого упрямца, как он? Тарион не мог и предположить.

Над затянутым дымом городом друидов простирал туманные руки темный вихрь невообразимых размеров. Заметив его, Малфурион повис в воздухе. Выглядел друид озадаченным. Тарион не собирался ничего объяснять. Обогнул друида и по широкой дуге мимо города и разгневанного Аль-Акира устремился к горам позади Ночной Гавани. Лишь бы не попасться на глаза лорду ветров и сквозняков, как выразился Нептулон, тогда ему точно будет не до шуток. Сначала мама, потом Аль-Акир.

Если черные и темно-синие драконы пали в схватке с Лейтенантом Древних Богов, то хроматический терпеливо дожидался встречи с тем, кого всей душой ненавидел его хозяин, лидер черной стаи.

«И ждать ему осталось недолго», — подумал Тарион.

Внизу уже виднелся водопад. Здесь не было ни снега, ни дождя, ни града. И в прозрачном воздухе Тарион предельно ясно увидел, как магическое дыхание хроматического дракона сносит Джайну прямо к горной пропасти.

Не помня себя от страха, Тарион устремился к ней.

* * *

По правде сказать, Тралл не сильно удивился. После рассказов Джайны он был готов к чему-то подобному. Он бы больше удивился, если бы ни один дракон так и не вмешался в происходящее. Для него Джайна теперь была неотрывно связана с черными драконами. Поэтому, когда один из них внезапно возник в чистом небе, Тралл с облегчением подумал: «Ну, наконец-то!»

Им оказалось не по силам вдвоем одолеть хроматического дракона. Еще и потому, что три жреца Сумеречного Молота тоже держались поблизости. Их боевая магия не могла сравниться с магией Джайны, но даже у одной из сильнейших волшебниц Азерота есть свои пределы.

При помощи духов жизни Тралл воздвиг тотемы, и они дарили Джайне дополнительную магическую энергию. Но противники тоже были не лыком сшиты, а непредсказуемый дракон то и дело менял школу магии, поскольку принадлежал сразу к пяти драконьим стаям Азерота. Траллу было не впервой сражаться бок о бок с Джайной, а их долгая дружба и умение понимать друг друга с полуслова сыграли не последнюю роль в том, что они вообще выжили к тому моменту.

А вот приземлившийся следом за черным драконом Малфурион поразил Тралла до глубины души. Верховный друид, словно и не нуждаясь в объяснениях, углубился в лесную чащу, где скрывались культисты. Значит, Малфурион займется жрецами, а драконы пускай разбираются друг с другом. Что для хроматического, что для черного решения Смертокрыла — непреложная истина. Они вместе покинули Грим-Батол и напали на Ночную Гавань, ведь так?

Нет, понимал Тралл, совсем не так. Один из них почему-то спас Джайну от неминуемой гибели, а потом атаковал собрата-дракона.

Тралл заметил, что Джайна соскользнула с черной спины без капли страха. На долю мгновения она коснулась гибкой шеи дракона, прежде чем он поднялся в небо. А за его боем она следила так внимательно, словно хотела занять его место, разделить с ним риск. Оставаясь на земле, Джайна сражалась наравне с драконом в воздухе.

Хроматический превосходил черного по размерам. Его крылья с лазурным отливом венчали острые шипы, а угольно-черную голову — острые рога. У черного дракона не было шипов на крылья, а рога, казались, незаметными. Он неуловимо отличался от драконьего племени, и особенно тем, как вел себя в бою.

На доли секунды черный замешкался над пропастью водопада. Идеальная мишень, и противник не упустил возможности. Хроматический ринулся ему навстречу. Его смертоносное дыхание опалило крылья черного дракона. Тот вильнул в воздухе, минуя пламя, и на полной скорости врезался в ревущий водопад. Хроматический влетел следом, при всем желании он не смог бы повернуть обратно. Близость жертвы дразнила.

Мышеловка захлопнулась. Водопад взорвался изнутри. Тралл увидел, как волшебный барьер перед ним посекли острые осколки. Тоже лед. Водопад целиком превратился в гигантскую ледяную колонну, подпиравшую реку.

Магия Джайны защитила их. А вот деревьям пришлось туго. Даже толстые стволы оказались острому граду нипочем. Град изрешетил их насквозь. «Когда это кончится, от Лунной Поляны и камня на камне не останется», — подумал Тралл.

Ледяной нарост, некогда бывший водопадом, отделился от приютивших его горных выступов. «Сейчас рухнет!» — едва не крикнул Тралл, но лед не рухнул. Лед ожил. Повел плечами и пошевелил единственной рукой. На обезображенном лице холодным огнем горел правый глаз. Второго не было.

Хроматический дракон оказался скованным внутри прозрачного тела элементаля. А черный, целый и невредимый, вылетел из-за спины Лейтенанта Древних Богов.

Джайна отвлекла его. Тралл, как завороженный поклонник стихий, мог смотреть на это вечно.

— Ты сможешь услышать, о чем они говорят? — спросила Джайна.

Она не выглядела удивленной. Ну, да, ведь она не впервые видела водного лорда.

— Я могу обратиться к стихии и если она ответит, то…

— Нет, — прервала его Джайна, — если ты проведешь нужные ритуалы, то сможешь услышать, о чем говорит Тарион с Нептулоном? Тралл, ты слышишь?

Тралл слышал, но осененный внезапной отгадкой совершенно не мог ей ответить.

Тарион говорит с Нептулоном.

Именно говорит, а не обменивается образами, как это делают шаманы. Как мог бы говорить с Каменной Матерью Теразан, ведь она тоже была Лейтенантом. А Тарион — черным драконом, земля его стихия по крови. Ему не составит труда к ней обратиться.

И он сделал это, он предложил ей помощь, предложил разделить терзавшую ее боль. Впервые в жизни Тралл услышал ответ Теразан, настоящий голос Лейтенанта стихий, о чем никто из шаманов никогда ему не рассказывал. Образы, всегда только образы. Беззвучная речь.

Ни один смертный Азерота не общался с Лейтенантами Древних Богов так, как Тарион. Черный дракон, который повернул против своей стаи. Именно его вмешательство, его разговор с Теразан, пришелся не по нраву Смертокрылу, все яснее понимал Тралл. Это из-за него Разрушитель отправил в Лунную Поляну отряд из девятерых драконов во главе с драконом из личной хроматической гвардии.

Одной победой, что они одержали сегодня, это не кончится. В следующий раз за ним может явиться сам Лидер его стаи. Что Тарион противопоставит ему? У него есть содействие Лейтенанта воды и он, возможно, добьется участия Теразан, а еще…

Аль-Акир! Он тоже был здесь. И возможно, все еще тут?

— Я попробую, — пробормотал Тралл, в спешке занимаясь приготовлениями к ритуалу. — Я попробую, Джайна.

* * *

… «Я выдал себя. Аль-Акир скоро будет здесь, — бесстрастно сообщил Нептулон. — Ты выдержишь, черный дракон?»

Тарион мог только позавидовать спокойствию водного лорда. Если он и выдержит, то его маме, Траллу и даже Малфуриону, невесть куда пропавшему, лучше поскорее убраться куда подальше.

… «Передай шаману о грозящей им опасности, — сказал Тарион. — И нет, мне не проще спуститься и сказать ему об этом лично. Я лечу навстречу к Аль-Акиру. Не собираюсь его ждать!»

А лучше увести его как можно дальше, может быть, даже в Великое Море. Стихия воды на его стороне и ему удастся обойтись без разрушений. Возможно.

Тарион летел вперед. Показались заснеженные горы, пахнуло морозом, отсюда он мог повернуть в Зимние Ключи, но он летел вперед. Отдалившись от берега, Тарион остановился.

Лорд ветров не заставил себя ждать. Тарион издали увидел его, на этот раз похожего на черную грозовую тучу. Аль-Акир метал молнии. Приближался он медленнее, чем мог бы.

И Тарион решился на отчаянный шаг. Вновь обратиться к Теразан. Ему нечего терять. Лишь вопрос времени, когда Разрушитель доберется до него.

Мать-Скала давно ждала его. Теразан выслушала и тут же, не дав ответа, прекратила общение. Похоже, она всерьез опасалась повторения гнева Аспекта Земли. Тарион ждал, но землетрясений не последовало. Он не знал, радоваться этому или нет.

Аль-Акир клубился недовольным черным туманом. Близость водной стихии злила его, понял Тарион. И возможно, слова Теразан, если Каменная Матерь успела обратиться к нему. Аль-Акир медлил. Тарион ждал. Ветра безжалостно хлестали его, обжигая морозным холодом.

… «Кто ты?» — наконец, спросил лорд воздуха.

Что ему было ответить на это? И какая правда не разозлит Аль-Акира еще сильнее?

… «Я хочу поставить на место лорда огня, — ответил Тарион. Теперь уже все равно, если Рагнарос слышит его. Огонь последний в его списке. Быть или не быть. — Слишком много почестей ему в мире стихий».

… «И для этого я должен объединиться с Пыльной Матерью и Величественной лужей Азерота?»

… «Ваши взаимные распри позволили Рагнаросу одержать над всеми вами вверх. Он слишком силен, и это вы позволили ему стать таким. Он веками стравливал вас троих между собой. Вам надо объединиться для удара по нему. Только для этого».

… «Хорошо. А для чего нам нужен ты, черный дракон?»

… «Провести огонь не просто. Особенно другому Лейтенанту. Черному дракону это сделать проще. Рагнарос последний из вас, кто все еще идет на поводу у Сумеречного Молота».

… «А что ты обещал смертному шаману? Он, не переставая, бубнит в твою защиту».

Тарион осекся. Проклятье, а Траллу-то что от него нужно? Теразан, вспомнил он слова Нептулона, он слишком долго общался с Теразан и перенял ее манеру речи. Тралл может не знать всего, но от него не скроешь перемены в настроениях стихий. Он сильный шаман, как-никак!

… «Обещал, что стихии подумают о новом договоре со смертными шаманами Азерота, — наобум сказал Тарион. — Этишаманы, ты же понимаешь. Никуда от них не деться».

… «Мне ли этого не знать, — кажется, вздохнул Аль-Акир. — Совет на будущее. Чтобы другие стихии не слышали, когда ты говоришь о них, не используй настоящие имена. Так ведь, Свеча Тщедушная?».

Это он о Рагнаросе, кто бы мог подумать.

… «Спасибо, я учту».

… «Когда настанет час, позови», — сказал лорд ветров и растворился в воздухе, как будто его и не было.

* * *

Они сидели рядом на скалах, река потихоньку оттаивала. Малфуриона не было видно. Нептулон исчез, и последнее, что он передал Траллу, что Тарион вернется с минуты на минуту.

Тралл откашлялся:

— Тарион? — хрипло сказал он. — Почему его имя мне знакомо?

— Однажды ты виделся с ним, Тралл, — ответила Джайна.

— Что? Когда? Я бы запомнил встречу с черным драконом.

— Он был в облике человека. Он передал тебе мою записку, в самом начале моего морского путешествия.

Странный посланник! Теперь понятно, как он умудрился так внезапно увильнуть из-под носа Тралла у стен Оргриммара. Еще бы! А он едва голову не сломал, вспоминая, была ли у посланника леди Праудмур лошадь и куда они оба в таком случае запропастились. Однако это проясняло одно и тут же усложняло второе — а как, собственно, этот мальчик вообще очутился в прошлом, возле Оргриммара?

В небе появился черный дракон. Тралл заметил, как зачарованно Джайна наблюдает за его полетом. Он легко приземлился на самом обрыве и тут же принял облик человека.

До этого мига Траллу казалось, что за этот долгий день уже ничто не способно удивить его. Он ошибался. Скорее ничто из произошедшего не могло сравниться сейчас с тем ошеломлением, граничащим с ужасом, которое овладело Траллом.

Верховный друид появился из-за деревьев и тоже наблюдал за приближением черного дракона в облике человека.

— Понял, наконец, — услышал Тралл слова Малфуриона.

Не глядя на них, Тарион опустился рядом с Джайной.

— Ты в порядке, мама? — спросил он.

Она кивнула и провела рукой по его черным, как смоль, волосам. И по правому предплечью. Ниже старого, уже затянувшегося ожога, виднелась свежая рана. Она кровоточила.

— Пустяки, — сказал Тарион.

— Знаю, — кивнула Джайна.

Тралл в это мгновение понял если не все, то очень многое. И осознание истины вышибло из него дух, он окаменел, стал еще одним валуном на скале.

— В следующий раз это может быть сам Смертокрыл, — сказал Малфурион. — В Азероте для тебя нет безопасного места.

Тарион был черным драконом, и для Малфуриона уже это могло перечеркнуть все остальные достоинства, которыми обладал мальчик. Но когда дело коснулось стихий, Тралл понял, что не простит себе, если не вмешается. Тарион многое значит для стихий Азерота. Он учится на собственных ошибках. Сам. В этом мире некому больше обучить его.

Но Тралл может помочь ему.

— В Подземье нет Культа, — задумчиво сказал Тралл. — Теразан Мать-Скала недвусмысленно дала понять, что отныне ни один из культистов не ступит на ее земли. Тарион будет там в безопасности. У нас будет время решить, как поступать дальше.

Малфурион должен согласиться, ему важно отправить Тариона и не иметь неприятности, которые будут преследовать этого мальчика, где бы он ни находился. Тралл верил, что отправить Тариона именно в Подземье к Матери Скале это правильное — и по многим причинам, — решение. Малфуриону не обязательно было знать обо всех последствиях этого поступка, лишь главное — тот, кто может помешать ему и кого следует оберегать и защищать, хотя бы из уважения к Джайне, будет находиться от него так далеко, как это возможно. А если с Тарионом случится что-нибудь в Подземье, то вина будет на Тралле, это ведь его предложение.

— Что скажешь, Джайна? — спросил друид волшебницу.

Джайна знала, что ему предначертана непростая судьба.

— Я считаю, это правильное решение, Малфурион. Тариону будет безопасней в Подземье.

Малфурион знал обо всем с самого начала, теперь Тралл в этом не сомневался. Еще когда явился за ним в Подземье. Возможно, Джайна догадывалась, поэтому решила рассказать Траллу обо всем несколько заранее, подготовить его к этому разговору. Малфурион был другом не одной только Джайны, подумал Тралл. Королева драконов высоко ценила непримиримого борца со злом, каким всегда был Малфурион. И ничто его не изменит. Джайне не будет снисхождения.

Джайна заговорила ровным голосом, ничем не выдавая себя. Но она тоже понимала происходящее, также кристально ясно, как и сам Тралл.

— Ты расскажешь мне, как выглядит Подземье, Тралл? Чтобы я смогла представить его и создать туда портал? Тариону будет проще переместиться туда благодаря магии.

Тралл кивнул. И даже не удивился, когда услышал голоса духов воды. У него просто не осталось сил удивляться.

… «Он благодарен тебе, шаман», — сказали они.

 

Глава 16. Трофей Гилнеаса.

Они настигли стен Подгорода далеко за полночь. Небольшим отрядом из двух дюжин всадников. Немногие остались в живых. Но они гнали быстрее остальных, у них были на то свои причины. И вовсе не страх перед мятежниками подгонял их. Остальные доберутся Подгорода не раньше, чем через двое суток.

Многих убили в междоусобице. Бегство из Гилнеаса не прошло бесследно для армии Подгорода. В ее рядах зрело недовольство. Требовался лишь повод. Вырвавшиеся на свободу заключенные подожгли этот фитиль. Земли королевы мертвых запылали иным огнем.

Мятежным.

Слухи могут добраться до Подгорода даже раньше. Им нужно спешить, чтобы не дать панике завладеть сердцем королевства. Бесчинство должно быть остановлено, а виновные — наказаны.

Всадник во главе колонны все время подстегивал коня и вырывался вперед. Остальные догоняли его по мере возможностей своих лошадей. Редкий конь мог сравниться с тем могучим мерином, что летел впереди них во весь опор, не зная усталости, сквозь мглу стылой ночи. Всадник сливался с конем, пригнувшись почти к самой шее, когда конь переходил в быстрый галоп. Конь чувствовал страх. Странное и неожиданное чувство, давно позабытое его хозяйкой. Она нуждалась в этом быстром беге. Лишь инстинкт выживания и никаких мыслей. Разорванный плащ бился за спиной, как сорванный бурей парус.

Крики и выстрелы долго преследовали их. Только, когда они спустились с холма в Тирисфальские луга, их обступила тихая ночь. Зарево пожаров осталось позади. Для Тирисфаля красный диск на горизонте означал лишь зарождение нового дня. А для Серебряного Бора — омытую кровью попытку свержения королевы.

Она недооценила их. И слишком увлеклась собственной неуязвимостью. У нее будет время подумать над совершенными ошибками, если она сохранит трон и власть над этими землями.

Груженая телега, конечно, мешала им в пути. Узкий деревянный ящик, размерами похожий на гроб, грохотал и подпрыгивал на кочках. Оттуда могли раздаваться крики, но Сильвана была уверена, их не было. Она до сих пор не знала, правильно ли, что тот, кто находился внутри деревянного гроба, окажется в Подгороде. Она решит эту задачу. Пыточные камеры, возможно, вновь окажут ей незаменимую услугу и ускорят утомительный процесс дознания истины. Сильвана не любила вопросы без ответов.

Массивная оборонительная стена Подгорода выросла по правую руку от дороги. Она отсутствовала целую вечность в столице, в своем подземном городе-склепе. Ей хотелось хлестнуть коня, чтобы ускориться, но не следовало вырываться вперед, оставаясь без верных Следопытов. Кое-чему ей придется научиться. Полагаться на помощь других, например, и не рассчитывать только на собственные силы.

Их ждали. Яркие факелы освещали опущенный мост и ров с ядовитой зеленой жижей, в которую после чумы Плети превратилась самая обычная вода из озера Фенрир. Сильвана, не оглядываясь, подняла правую руку. Отряд замедлил скорость. Тяжело громыхая, все еще катилась по склону телега, догоняя верховых. Затем и она остановилась и все стихло.

Королева присмотрелась к нежити, что сновала вдоль подвесного моста во внутренний двор Подгорода и обратно, но не заметила признаков сговора или того, чего ей стоило бы опасаться. Ей хотелось быстрее вернуться в город, но и спешить не нужно. Следопыты не нуждались в озвученных приказах, достаточно было кивка. Несколько всадников отделились от группы и направились к городским воротам. Сильвана оправила капюшон, скрывавший ее волосы и ее лицо. Повела плечами и испытала непривычную легкость.

Она никогда не простит им отобранного оружия. Это же лук Солнечного Скитальца, да сгниет их плоть раньше времени! Она вернет его, чего бы ей это не стоило.

Следопыты скоро вернулись.

— Все в порядке, ваше величество. Можно ехать. В Подгород прибыли гонцы с важным донесением из Оргриммара, оттого и некоторая суматоха. В самом городе все спокойно, мы успели раньше, чем печальные вести достигли Тирисфаля.

Копыта зацокали по деревянному настилу подъемного моста. Мерин нетерпеливо всхрапнул, несомненно, узнал родные места. Телега со скрипом преодолела мост и въехала последней, мост по приказу королевы тут же стали поднимать. Внутри двора, окруженного высокими стенами, сгустилась темнота. Лун на небе сегодня не было. Тускло белели полуразрушенные колоны и каменные лестницы, увитые плющом. Под сводами каменной арки справой стороны медленно вращалась уникальная волшебная сфера созданная Ромматом для телепортаций между Подгородом и Луносветом.

Королева вернулась домой.

— Ваше величество? Что прикажете с этим делать дальше?

Сильвана обернулась. Следопыт указывал на деревянный ящик. Нежить собиралась разгружать его и ждала приказов.

— В одиночную камеру. Вытащите гвозди из крышки, но не смейте открывать. Этот трофей из Гилнеаса требует бережного отношения. Я займусь им лично.

* * *

Лорд Винсент Годфри все видел. Наверное, Лорна Кроули надеялась, что в хаосе сражения никто не заметит ее действий, а слов и подавно. Но Годфри не дал себя провести.

Ни при жизни, ни после смерти лорду Винсенту Годфри еще не доводилось так отчаянно врать. Свет ему свидетель, он изобрел самую правдоподобную ложь за самые кратчайшие сроки. У него могло получиться. Сильвана не простила бы его ночные приключения, но он мог спасти хотя бы Лорну.

Когда Лорна рухнула наземь, Годфри перестал сомневаться. История с ядом правдива. Наравне со страхом голову вскружила опасная, манящая мысль. Дочь Кроули станет одной из них. Шах и мат, Кроули. Если Лорна обречена, она попадет в лагерь Отрекшихся. Годфри поверил ей. И очень разозлился, когда узнал, что глупая девчонка, подумать только, решила разыграть его.

К Лорне подлетел перепуганный гном с котомкой. Перевернул сумку вверх дном и вытряхнул дюжину одинаковых ампул. Крикнул куда-то в темноту и к нему присоединился орк. Гном приказал орку держать голову Лорны, а сам влил ей в открытый рот содержимое одной из них. Годфри не сразу спросил, что с Лорной, и получил исчерпывающий ответ. Обида затмила разум. Годфри совсем забыл о том, зачем ему в первую очередь стоило встречаться с Лорной Кроули.

Чумные бомбы Сильваны Ветрокрылой.

Тем вечером он не рассказал бы об этом гному, которого видел впервые в жизни. Орку — и подавно. А Лорна обманула его. И ради чего?

Годфри узнал ответ, когда прозвучал выстрел. Уже дважды он решил, что спасает жизнь Лорны Кроули. Но она, как оказалось, не нуждалась в спасении. Не нуждалась в жизни. Сама стремилась прямиком в пекло.

Орк подхватил уснувшую Лорну на руки, гном собрал лекарство обратно в рюкзак, и они оба, не оглядываясь и не ожидая прощаний от Годфри, устремились прочь от кладбища. Годфри остался один. Он отступил на шаг назад и под его ногой что-то хрустнуло.

Годфри нагнулся. В его руке оказался ампула с темно-бордовой, будто кровь, жидкостью. Бархатный мешочек защитил хрупкое стекло, ампула треснула, но сохранила целостность. Он спрятал ее в нагрудный карман плаща. Кровавый эликсир был при нем, когда его арестовали Темные Следопыты королевы мертвых и когда они бежали от них прочь по лесным тропам к Крепости Темного Клыка. Последнее напоминание о невероятном упрямстве дочери Кроули.

Годфри не нуждался в факеле. Он пересек двор, поднялся по винтовой лестнице в башню. Постучал в запертую дверь.

Долго ждать не пришлось. Дверь слегка приоткрылась и показалась растрепанная голова Джонсона. Кажется, на его голове поубавилось волос, но чтобы определить это Годфри не хватало остроты зрения.

Джонсон нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Ну? — спросил он.

— Мы выставили посты, — сказал Годфри. — Но нам нужен дальнейший план действий. Мы забрали королевский лук. Сильвана не простит этого. Она придет за ним.

Джонсон покусал губы и поглядел в темноту за своей спиной.

— Я здесь еще не закончил, как ты понимаешь. — Его глаза дико вращались. — И чтобы ты знал, ее королевский лук пришелся как нельзя кстати. Я не отдам его без боя! — хохотнул он.

В полумраке комнаты было тихо. Ни звука. Жива ли еще эта девушка? Впрочем, зачем она ему мертвая? Действительно мертвая, а не ожившая нежить. Джонсон хотел поднять ее к жизни после смерти, чтобы отомстить. С валь’кирами у него не вышло. Он и не рассчитывал, что она попадет живой в его руки. «Ты не знаешь, как у мертвецов с этим делом?...». Теперь Джонсон знал. Годфри об этом знать не хотел. Ни тогда, ни сейчас подавно. Как и то, как Джонсон воспользовался королевским луком Сильваны Ветрокрылой.

— Еще нужно решить, что делать с этими двумя, — упрямо тянул свое Годфри.

— Брось. Зачем нам пленные, Годфри? Не выкуп же с них требовать? Поджарьте гнома на вертеле вместо свиньи и дело с концом. Это все, надеюсь? Мне надо идти.

— Подожди. Вот.

Годфри протянул ему бархатный мешочек. Джонсон взял, подкинул его в руке.

— Что там? Для золота слишком легкий.

— Это поможет восстановить силы. Эликсир бодрости. Завалялся у меня один. Но тебе он сейчас нужнее, насколько я понимаю.

Джонсон оскалил желтые зубы.

— Спасибо и давай, проваливай уже. — Дверь захлопнулась. — Скучала, моя королева?... — донеслось из спальни.

Годфри передернуло.

Он повернул обратно, вновь пересек двор и свернул по каменной лестнице в подземелье. В этот раз ему пришлось взять с собой факел. Не ради себя.

При виде света к решетке из глубин первой темницы прильнул бывший владелец крепости, неразумно лишивший в свое время такого типа как Джонсон любимой недвижимости.

— Прошу вас, пощады! Ведь я выполнил вашу просьбу…

Этот человек сдал свою дочь Джонсону, стоило тому только заикнуться. Годфри нечего было ему ответить, он раскрыл еще одну дверь. Затворил за собой и прошел мимо отдельных, особенных темниц. В последней коротали время гном и орк. Годфри до сих пор не понимал, что могло их связывать с Лорной и как она очутилась в такой компании. И он не собирался спрашивать.

Годфри закрепил факел. Орк не кинулся к решетке просить о пощаде, только поднял темные глаза.

— Вам нужно убираться отсюда, — сказал Годфри.

— Да я бы рад, — развел руками орк, — но ему нужна помощь…

Парук указал на кучу соломы. Гном метался в бреду.

— Пуля прошла навылет?

Орк покачал головой.

— Нет. Застряла в руке. А мои пальцы слишком неуклюжие.

Годфри кивнул, отворил темницу и вошел внутрь. Орк не шелохнулся, только внимательно наблюдал. Приблизился к гному.

— Убирайся… — пробормотал гном в бреду. — Помоги мне, Парук, пусть мертвец уйдет…

— Лежи смирно, Уизли, — приказал орк. — Так надо.

— Держи его крепко, — сказал Годфри орку. — Чтобы он не дернулся в нужный момент. Сейчас будет немного больно.

— Больно?! — отозвался гном. — Что мертвец может знать о боли?

— Да практически все.

Его пальцы нырнули в рану. Гном заорал. Годфри нащупал пулю и выдернул ее. Вытер окровавленные фаланги пальцев о полу плаща.

— Теперь уходите.

Орк подхватил гнома. Тот, похоже, рухнул в обморок. Уже легче. Одним болтливым меньше. Годфри лично проследил за выставленными в крепости дозорными, о чем он и сказал Джонсону. И он лично проследил, чтобы в этот час у западных ворот не было ни единой души.

— Слева от входа привязана лошадь. Живая. Последняя в крепости. Молись, чтобы ее не задрали воргены.

Орк молчал. Гном болтался на плече. Годфри видел, что орк старается быть с ним аккуратным. Бывший посол Вождя, что сбежал из плена королевы, вспомнил Годфри, возможно, это он. Только какая теперь разница?

Годфри отворил ворота и пропустил вперед орка. До него донеслось тихое ржание. Лошадь встала на дыбы, учуяв Годфри. Она нервничала все время, как только в крепость проникла нежить. Годфри сначала решил уйти, не смотреть же вслед орку и махать ему на прощание рукой. Но орк сам подъехал к нему. Уже верхом. Орк аккуратно положил гнома поперек лошадиной спины. Он уверенно правил лошадью, она вскидывала копытами и махала головой, но старалась побороть страх.

— Зачем она это сделала, Годфри? — спросил орк. — Зачем Лорна так поступила?

Годфри стиснул зубы. Что бы ни связывало этого орка с Лорной, он не сможет говорить с ним о ней. Это выше его сил. Ему нужно время, чтобы обдумать все еще раз. И ему нужно его последнее подтверждение своей правоты.

— Ты и сам там был, — ответил Годфри орку. — Ты все видел не хуже меня. Сделай то, о чем я просил. Не то я пожалею, что не послушался Джонсона и не поджарил этого гнома на вертеле.

Орк кивнул. Поблагодарил и ускакал прочь.

Годфри не вернулся обратно в крепость через западные ворота. Он вышел наружу, крепко запер их, отметил, что нужно поставить здесь часовых и пошел вдоль стены крепости. Паршивая крепость, надо сказать. Стены обсыпаются, никакой осады не выдержит, если до этого дойдет. А дойдет обязательно. Сильвана не простит им ни бунта, ни тем более отнятого личного оружия.

Впрочем, не этой ночью, решил Годфри, продираясь через колючие заросли терновника. Хотя бы не этой ночью. Ему нужна передышка.

Крепостная стена изгибалась и поворачивала к морскому побережью. Опять море. Все в его новой жизни после смерти сводилось к этой соленой луже. Некогда лучшая преграда Гилнеаса, снабженная губительными коралловыми рифами, теперь бесполезная, как и хваленая Стена Седогрива. По насыпи Годфри спустился вниз к воде. Приблизился с опаской, и не сразу сообразил, что не увидит своего отражения. Со дня возрождения к жизни он не видел собственного лица или тела в зеркале. Не самая популярная деталь интерьера среди мертвых граждан. Луны Азерота пощадили его, не ослепляли звездное небо. Черный бархат волн мягко плескался вдоль песочного берега.

Годфри услышал шорох, кто-то решил разделить с ним его ностальгические морские прогулки.

— Штиль, — весомо заметил Эшбери за его спиной.

Надо отдать должное этому шепелявому мятежнику. Скоро он научится выражать свои мысли только теми словами, что действительно содержат шипящие.

Годфри не замедлил шагу и не обернулся. Эшбери пошел следом. Годфри услышал:

— Королефа ф Подгороде.

Годфри это знал. Они преследовали Сильвану, но вести ее до Подгорода им было не по силам. Пока еще нет. С ней была армия, пускай и разбереженная мятежным духом. Многие с кладбищ Гилнеаса, оказавшихся на пути королевы после бегства из Столицы, примкнули к их рядам. Годфри удивило их количество. Между королевой и бывшим лордом этих земель, разумеется, они сделали логичный для них самих выбор. Это не гарантировало дальнейшей верности. Годфри не верил им. Настоящие подданные Сильваны в Подгороде, что в Тирисфале, куда он так и не добрался и никогда более не попадет. Живым уж точно.

— Где Лорна… мы не знаем.

Это прозвучало даже без ошибок. Годфри остановился. Обдумал сказанное. Направился дальше вдоль линии прибоя. Ему нечего ответить на это. Эшбери знал, что совершил непоправимую ошибку, когда назвал дочь Кроули по имени. Совестливость у него не отнять. Эшбери не умел просчитывать действия наперед, но терзаться последствиями — это он умел. Он сам распорядился, чтобы девушку нашли и не трогали. В том разбое, когда нежить крошила каждого встречного, отдать такой приказ было смелым решением.

Но Лорну не нашли. В последний раз Годфри видел Лорну именно возле королевы. Винсент Годфри все видел. А еще он был связан.

До того, как Джонсон разрядил обойму, Лорна закричала. Годфри был уверен, крик прозвучал раньше выстрела. Мастифф сорвался с места у ног девушки и преодолел расстояние до королевы мертвых.

Разумеется, нервы собак были взведены до предела. Лорна могла не удержать их, и одна из них рванула в бой. Но из нескольких дюжин оживших трупов, что окружили троих живых, собака выбрала именно того, кто угрожал смертью Сильване Ветрокрылой.

Мастифф подпрыгнул прямо перед лицом королевы и впился зубами в костлявую руку Джонсона. Он успел нажать на спусковой крючок. Сильвана отскочила в сторону. Ее скорости и реакции можно было только позавидовать. Чего не скажешь о гноме. Предназначавшаяся Сильване пуля угодила в него. Повезло, что в руку, возможно, помощь Годфри не пройдет даром. А через миг на подмогу Сильване подоспел второй отряд Следопытов.

Годфри заметил хищную улыбку королевы, когда прозвучало имя Кроули. Она не упустит своего. Дочь Дариуса Кроули значила многое.

Джонсона атаковала вторая собака. Мастиффы повалили его наземь. Лишь одна из них выжила, умчалась в лес, а Джонсон выдернул окровавленный нож из бока той псины, что разгрызла ему правую руку.

Лорна осталась одна. Эшбери на роль защитника мало годился. Об этом он тоже потом сокрушался, но что толку? Сражение унесло связанного Годфри в сторону, ему тоже приходилось сражаться за собственную жизнь. Эшбери не сразу развязал его. Когда он вновь посмотрел на поляну, Лорны уже не было.

Годфри не слишком цеплялся за жизнь гнома, но орк почему-то цеплялся. А хоть один из этих двоих должен был остаться в живых и добраться до Гилнеаса.

Годфри мог бы и дальше почем зря подозревать Лорну, если бы не расслышал того, что именно она прокричала. Он не сразу осознал значение этого простого слова. Было не до того. Уже в крепости до него вдруг дошло, а потом он взял бархатный мешочек и направился к комнатам, что занял Джонсон и не выходил из них уже несколько дней.

— Зачем пришел? — спросил он Эшбери, наконец.

— Джонсон мертф. Девица тоше. Ты теперь главный.

— Как?

— Яд, — так же коротко ответил Эшбери.

Как благородно и неожиданно. Мерзавец Джонсон поделился с возлюбленной бодрящим эликсиром. Конечно, им обоим нужны были силы.

— Забери королевский лук из спальни Джонсона, — сказал он Эшбери. — Глазу с него не спускай, понял?

Эшбери кивнул, песок под его голыми ногами тихо заскрипел. Одно удовольствие с ним теперь разговаривать. Слова лишнего не скажет.

Годфри опустился на песок. Обхватил голову руками.

У Лорны Кроули действительно был яд. Она не выпила его, как сказала ему. Она хотела стать Отрекшейся, и хотя бы в этом она не обманула его. Яд, что был у нее с собой, предназначался для другой.Для королевы Отрекшихся, жизнь которой она спала своим резким выкриком: «Фас!».

Лорна Кроули добилась своего. Она была где-то там, рядом с королевой. Но уже без яда.

* * *

Парук гнал всю ночь. В дороге лошадь сильно нервничала. Слишком близко они были и к крепости Темного Клыка, и к лагерю Отрекшихся. Они миновали заброшенное кладбище, на котором Лорна назначила Годфри встречу, и руины Стены Седогрива. Орку казалось, что на землях Гилнеаса сейчас безопасней. Но расслабляться все равно не стоило. На рассвете пришлось сделать привал.

Уизли урывками приходил в себя, стонал и бредил. Его лихорадило. Скачка, разумеется, не пошла ему на пользу, но вроде и не навредила. После того, как Годфри извлек пулю, рана перестала кровоточить. Через несколько дней, возможно, спадет отек, только где эти несколько дней взять?

Парук не был уверен в своих дальнейших действиях. Он не мог бросить гнома одного в лесу на растерзание воргенов или нежити. Как и оставить Уизли в крепости. В одиночестве гном долго не протянет, ни пропитания, ни воды он себе набрать или добыть не сможет. Но терять время, дожидаясь, пока гном пойдет на поправку, Парук тоже не мог.

Парук нарвал еловых ветвей и соорудил в тени подстилку для Уизли. Обтер взмыленную лошадь свежей травой, привязал среди сочных зарослей и опустился наземь перевести дух. Неподалеку журчал ручей, он немного отдохнет и наберет воды себе, лошади и попробует напоить Уизли. Еще нужно обязательно промыть рану. А потом добыть какой-то пищи. Может, в округе найдутся съедобные коренья или ягоды, чтобы ему не пришлось уходить далеко в лес, сооружать силки и оставлять лошадь и гнома без присмотра.

После тошнотворного смрада целой армии нежити Парук с удовольствием вдыхал свежие ароматы хвои. Медленно на рассвете пробуждалась природа, нерешительно перекликались птицы. Как давно он не слышал птиц. Птицы, это хорошо. Он без труда поймает одну из них на ужин. Или обед…

Кажется, на какое-то время Парук заснул. Пробуждение было резким. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Первым делом он посмотрел на лошадь. Та паслась и не выказывала признаков беспокойства.

— Здесь кто-то есть… — прошептал Уизли.

Он, наконец, пришел в себя, но возможно все еще бредил. Гном озирался вокруг с совершенно безумным видом. Кожа приобрела плохой желтовато-серый оттенок, на одежде засохла спекшаяся кровь. Могла ли его рана привлечь хищников?

— Ты что-то слышал? Или видел? — тихо спросил его орк. — Я случайно заснул.

— Слышал… Шаги. Кто-то ходит сзади. Туда обратно. Мне кажется, он все еще там. Наблюдает.

Парук сглотнул. Солнце уже поднялось, и яркость дня не вязалась с засевшим внутри него холодом панического страха. Спящий орк и раненный гном не были достойными противниками, любой Отрекшийся не стал бы выслеживать их и дальше. Даже хищник мог подобраться ближе, пока Парук спал. Разве что это…

Орк поднялся на ноги и с громко бьющимся сердцем углубился в лес за спиной Уизли. Тихо свистнул. Ждать пришлось совсем недолго.

Мастифф Лорны кинулся к нему на встречу, радостно виляя хвостом, сбил его с ног. Облизал так, что сухого места не осталось. Единственный выживший мастифф. Второго убил Джонсон, после того, как пес помешал ему убить Сильвану Ветрокрылую.

Парук не понимал, почему Лорна отдала собаке подобный приказ. Он и не предполагал, что она питает особо теплые чувства к королеве мертвых. Лорной двигали мотивы, которых Парук, сколько не пытался, так и не смог понять. Он считал, что Годфри знал правду, поэтому рискнул спросить. Но Годфри не счел нужным ответить. Эту тайну он унесет с собой в могилу, из которой во второй раз уже не вернется.

Парук потрепал собаку, схватился за ошейник и повел ее к Уизли. Собака обрадовалась и гному. Мастифф похудел за проведенные в лесу дни, но он все еще был достаточно крепким, чтобы…

Парук шумно выдохнул через нос. Да помогут им предки. Вот оно, идеальное решение. Собака — то, что им нужно. Осталось только рассказать об этом Уизли. Пожалуй, лучше это сделать после еды. И ему, и собаке понадобятся силы для того, что задумал Парук. О них некому будет позаботиться.

— Оставлю тебя с псом, Уизли. Охота не займет много времени. Нам всем нужно подкрепить силы. Охраняй! — велел он псу.

Тот устроился рядом с гномом.

— Проклятая псина, — проворчал гном, но его недовольство не было искренним. Черты его лица даже немного разгладились. Рана не давала о себе забыть ни на минуту.

Когда Парук вернулся с двумя перепелками, гном опять спал. Орк проверил, жара не было. Он развел маленький костер и почти сразу потушил его, разворошив угли. Общипав птичьи тушки, завернул их в широкие листья, закопал зеленые конверты в горячие угли. Сходил за водой для них и отвел на водопой к ручью лошадь.

День перевалил за полдень, когда они, наконец, поели. Собака терпеливо ждала своего часа, чтобы разделаться с костями.

Гном не выдержал первым.

— Говори же, — проворчал он. — Что нам дальше делать?

— Ты должен вернуться, Уизли. Сильвана хочет уничтожить Гилнеас. Орда запретила ей пользоваться чумными бомбами, но она считает, что Вождь вряд ли будет обеспокоен судьбой никому не известного королевства, жители которого заражены неизлечимой болезнью. Сильвана сделает все, чтобы в глазах всего Азерота уничтожение Гилнеаса стало проявлением ее последнего милосердия к людям, измученным нападениями воргенов. Никто не помешает ей. Никто не знает об этом, кроме меня, тебя и Годфри, который рассказал мне и выпустил нас с тобой из крепости с одним условием. Что мы расскажем о нависшей угрозе жителям королевства. Годфри не знает, сколько времени у них есть. Но они должны хотя бы попытаться защитить себя. Ты хотел спасти этих людей, Уизли. Еще в самом начале. Тогда у тебя не было никаких шансом. Теперь он у тебя есть.

Уизли не прерывал его, только глядел, как на допросе, с недоверчивым прищуром.

— А ты? — наконец, спросил гном.

Не было смысла утаивать правду.

— Я отправлюсь в Серебряный Рассвет, к лорду Фордрингу.

Гном встрепенулся.

— Ты расскажешь ему… о Стене? О гоблинах и динамите?

Нет, мог бы ответить ему Парук, Фордрингу ни к чему знать истинную причину начала войны между Гилнеасом и Подгородом. Эта тайна не по зубам такой организации, как Серебряный Рассвет. Парук не знал, кому в Азероте по силам разоблачить членов Сумеречного Молота. Они с Уизли долго обсуждали это еще в тюрьме Гилнеаса, когда Парук отчаялся вспомнить имя эльфа крови. Уизли долго убеждал его, что стоит лишь предать огласке имя эльфа, когда он его вспомнит, и это едва ли не сразу обезоружит противника и понудит его сдастся.

Теперь Парук знал это имя. Но, в отличие от Уизли, по-прежнему не верил в силу правды. А еще в далеком Оргриммаре его ждала Гришка. Он даст шанс Гилнеасу, хотя, видят предки, никогда не рвался в спасители четвероногих воителей. Нежить могла не церемониться с ними, это Годфри спас их в обмен на обещание. Он не просил ничего сверхъестественного. Хотя бы предупредить. Парук сдержит обещание и устремится в Оргриммар. А таинственные разоблачения ждали два года. Могут еще подождать.

Но сейчас нет времени для пререканий и споров. Каждый миг, что они теряют за разговором, стоит Гилнеасу жизни.

Парук постарался, чтобы его голос звучал уверенно:

— Я расскажу Фордрингу о Стене, однако не сразу, ты должен это понимать. Я не смогу заявить об этом с порога, лишь заявившись в Дольном Очаге, верно? Меня сочтут безумцем. Возможно, тебе, Уизли, было не до того после ранения, но…

— Я все видел, — огрызнулся гном. — Пускай я едва не умер, но и не ослеп раньше времени. Думаешь, Фордринг чем-то поможет если не Гилнеасу, то Лорне? Она ведь в плену Отрекшихся?

— Следопыты увели ее. Годфри не знает, где она сейчас. По правде сказать, я надеюсь, что Серебряный Рассвет поможет и Лорне, и Гилнеасу. Для начала я расскажу о чумных бомбах и попрошу связаться с ночными эльфами Дарнаса. Постараюсь сделать все, чтобы эльфы выслали еще корабли. Твоя задача предупредить людей. Потом я расскажу Фордрингу о Лорне. Это нейтральная организация, Уизли, ты ведь знаешь. Не жди от нее чудес.

— Парук, она спрашивала меня о Сильване, о Третьей Войне и войне с Плетью, пока мы шли от реки к тому кладбищу. Лорна ничего не знала о ее судьбе, о пытках, которых ее подверг принц Артас. Зачем Лорна спрашивала меня об этом?

— Я не знаю, Уизли. Тебе стоило спросить ее саму.

Гном с тоской поглядел на лошадь вдали, потом перевел взгляд на свои босые грязные ноги.

— Я ведь могу умереть раньше, чем доберусь до Кроули, — задумчиво сказал он. — До Столицы путь не близкий.

— А собака тебе на что?

— Тоже мне защитник, — фыркнул гном.

— Кто сказал, что она должна тебя защищать? Ты поедешь на ней верхом.

Гном даже не нашел слов, чтоб возразить.

Простое решение. Большая собака и маленький гном. А быстро добраться до Дольного Очага Парук может только верхом. И даже верхом на это уйдет не один день. При условии, что он вообще пересечет земли Отрекшихся.

Все это время Гилнеасу придется ждать и гадать, удастся ли им прожить следующий день или он станет последним. Кажется, до Уизли, наконец, стало доходить.

— Нужно привязать меня, — хрипло сказал он. — Я не удержусь. Из-за руки.

Парук указал на сплетенные из вьющихся растений веревки. Он сплел их достаточно, пока Уизли спал. И вымочил в ручье для пущей крепости.

— Собака узнает Кроули, — наконец, нашелся гном. — Он будет задавать вопросы. Ведь Лорна забрала этих псов с собой в Дарнас. Они сейчас должны быть на половине пути в Дарнас в Великом Море!

— Уизли, заруби себе на носу. Лорд Кроули не доберется живым до Подгорода. Так что ври, обманывай, но держи язык за зубами.

— Дай мне еще воды.

— Не пей так много.

— Знаю, знаю. Давай, помоги мне сесть на ее спину.

— Будет больно, — предупредил орк.

— Я знаю, проклятая жаба!

Уизли мужественно вытерпел, пока Парук обвязывал его вокруг талии, а затем делал несколько крепких узлов вокруг собачьей шеи и живота. Мастифф дружелюбно помахивал хвостом. Будто всю жизнь только и занимался тем, что гномов катал.

— Давай. Пока я еще жив, — процедил гном.

— Не поминай лихом, свинка.

Парук выкрикнул все команды, какие только подходили для этого случая:

— К лорду Кроули! Апорт! Марш! Домой!

Мастифф резво устремился в лесную чащу и быстро исчез. Может быть, он понял. А может, он привезет Уизли к кроличьей норе. Кто знает.

Вскоре все стихло. Чирикали птицы, прощаясь с заходящим солнцем. Фыркала лошадь.

— Ты только выживи, Уизли, — прошептал Парук и по привычке сделал знак, отводящий беду.

 

Глава 17. Куда приводят звезды.

Гоблин бежал со всей прыти. Он проклинал Сумеречное Нагорье, где честному гоблину и шагу ступить спокойно нельзя. Замешкаешься и тут же станешь жертвой выросших из-под земли глазастых щупалец.

Земля Нагорья дышала проклятием Древних Богов, а природные стихии удваивали свою мощь. Огонь горел ярче, камни взмывали в воздух и парили, переливаясь острыми гранями, будто застывшие во времени. И отовсюду, с любой точки, с каменистого предгорья или выжженной засухой равнины, была видна таинственная, мрачная горная крепость Грим-Батол. Длинные тени, что отбрасывали ее стены, сковывали эти земли холодным полумраком.

Гоблин даже привык ориентироваться по расположению Грим-Батола, путешествуя по Сумеречному Нагорью. Сейчас крепость была по правую руку от него, а значит, на своих коротких ножках он несся в правильном направлении.

Гоблин не ставил недостижимых целей. Главное добежать до реки. В излучине горная бурлящая Вералл мельчала до вялотекущей лужи, гоблину не составит труда перемахнуть через нее. А там и до Порта Драконьей Пасти недалеко.

А может, щупальце отстанет раньше?

Не замедляя бега, гоблин покосился через плечо. Как же! Такое не отстанет. Черный клубок скакал и подпрыгивал след в след, оставляя склизкую, как улитка, обратную дорожку. А надо бы под ноги глядеть. Гоблин покатился, как пустая бочка, со склона и угодил прямо в реку. Как в сугроб нырнул. Даром, что воды по щиколотку и течения почти нет, Вералл все равно не успевает согреться.

Черные пиявки выглянули из-за холма. Гоблин сильно расшиб колено и не смог встать на ноги. Так и смотрел на четвереньках, клацая зубами от холода и страха, как пиявки, словно растягивая удовольствие, медленно покатились к нему на встречу.

— Смотри-ка! Знакомая физиономия, Гар?

— Похоже, этой физиономии нужна помощь, Од?

С этими словами для пиявки настал ее личный конец света. Молот орка размозжил ее об речные голыши перед самым гоблинским носом. Бордовая смердящая слизь окатила его с ног до головы.

Останки мерзкой твари лениво ползли вниз по течению. Большая зеленая лапища орка помогла ему подняться. Это был Од или Гар? Пора бы научиться различать близнецов орков, хотя бы из чувства благодарности за спасенную не в первый раз жизнь.

Гоблин скривился от боли. Ступать на ногу он не мог.

Один из близнецов закончил отмывать молот, легко закинул его на плечо и второй рукой уперся в бок.

— Остались мы без улова, Гар, — сказал он.

— Чем плох гоблин на ужин, Од? — спросил второй.

Од с молотом на плече сплюнул в реку и потом спросил:

— Сам не дойдешь?

Гоблин покачал головой.

— До чего же любят тебя эти склизкие клубочки, физиономия. Это который по счету, Гар?

Гар подхватил гоблина и подсадил себе на плечо. Поскреб задумчиво затылок и ответил:

— Я с тремя разделался. А ты, Од?

— Да сгноят тебя Титаны, физиономия! Ты ему подыгрываешь? Чтобы завтра привел еще один клубочек. Я должен вести в счете!

Широко шагая, орки близнецы в два счета преодолели излучину Вералла. Гоблин, наконец, собрался с силами, чтобы ответить:

— Боюсь, до завтра даже провидица Миллира меня не подлатает. Я хорошо приложился об этот камень. Если бы не он, на этот раз я бы даже добрался до Порта сам.

— Скажешь тоже, физиономия! Чтобы провидица и с каким-то синяком не справилась? Правда, Гар? Уже завтра будешь бегать.

Порт Драконьей Пасти был виден издалека. Особенно трофеи клана над входными воротами. Сидя на плече Гара, гоблин судорожно сглотнул. Он никогда не привыкнет к зрелищу отрубленных драконьих голов, насаженных на пики. Пускай это были черные драконы, но они были драконы. Как и он сам, когда не пользовался магией смены облика. А он давно ею пользовался. Гораздо дольше, чем ему хотелось бы.

Орки Драконьей Пасти убивали драконов. Первое место в рейтинге убийц занимал вождь клана, Мруг. Левая отрубленная голова была его трофеем. А правую драконью голову добыла провидица Миллира. О наточенной секире провидицы гоблин не забывал. Попадал он к провидице тоже чаще, чем ему хотелось бы. Порождения Древних Богов питали к нему определенную слабость, орк-близнец был прав. Он не мог и шагу ступить за пределы лагеря, чтобы не оказаться втянутым в погоню. Гоблин не находил этому объяснений.

Провидица Миллира ждала их на пороге своей хижины. Гоблину не хотелось проверять, насколько силен ее дар. Если судить только потому, что в лагере Драконьей Пасти он живет уже достаточно долго, а провидица его еще не выдала, значит, ничем примечательным Миллира не обладает. Отрубленная драконья голова над воротами красноречиво доказывала, что его собственная голова, а не гоблина, чей облик он принял, могла бы составить компанию черному собрату, если бы Миллира прознала о его тайне. Тогда провидица покинула бы последнее место в рейтинге покорителей драконов и поднялась на строчку выше.

Погруженный в мысли, гоблин пропустил момент, когда орки внесли его в хижину и посадили на укрытую шкурами постель. Орки даже пересказали провидице произошедшее и оставили их одних. Миллира завесила вход в хижину кожаным полотном, и стало темнее. Гоблин оказывался у нее не впервые и хорошо знал, раньше подобная скрытность, чтобы излечить ушиб, провидице не требовалась. Сгорбленная орчиха подбросила поленьев в очаг в центре хижины и глянула на гоблина.

— Тебе стоит быть осторожней, Кейлек, — сказала она.

В ее устах его имя звучало по-особенному. Так, будто она все знала. С самого начала.

Для гоблина, чей облик он принял, Калесгос выбрал сокращение от своего собственного имени. Вначале это не казалось ему такой глупой идеей, как сейчас, когда Миллира сверлила его глазами, а костер отбрасывал на ее морщинистое зеленое лицо пляшущие тени.

Он заставил себя хохотнуть.

— Пустяки, — непринужденно махнул рукой гоблин. — Давно мечтал посидеть на берегу пару дней с удочкой, а там, глядишь, все и пройдет.

Миллира вздернула одну бровь.

— Полнолуние уже сегодня, — сказала она.

Проклятье! Ему нельзя засиживаться сегодня в лагере, придется ковылять как сможет, лишь бы взобраться на пригорок за Портом. Нужно попросить одного из близнецов состругать ему костыль. Для орков это не составит труда, как для гоблина, например, ведь…

И Кейлек застыл с разинутым ртом. Миллира знает о полнолунии, наконец, дошло до него.

— Конечно, я знаю, — отмахнулась она. — Хорошей я была бы провидицей, если бы оставалась в неведении. Но ты ничем не выдавал себя, не переживай. Твой облик гоблина безупречен, а магия — слишком сильна для моих чар.

— Тогда как?…Как ты узнала, Миллира?

Орчиха хмыкнула.

— Хочешь знать, как я убила того дракона над главными воротами?

— Ты отрубила ему голову секирой. Все в лагере знают об этом.

— Верно, только многие забывают рассказать, что в этот момент дракон был в облике человека. Куда мне, старой старухе, справится с черным драконом?

Миллира явно приукрашивала. Сил старой старухе вполне хватило, чтобы замахнуться собственноручно заточенной секирой и одним ударом отсечь голову. О том, что дракон применил смену облика, об этом и вправду в лагере не говорили. Но чтобы отсечь человеку голову одним ударом, тоже нужна сила и немаленькая. Неужели орчиха, как провидица, видит лишь истинные облики, а чары магии остаются для нее незримыми?

— Не надо рыскать взглядом, Кейлек, — недовольно проворчала провидица. — Нигде я секиру не припрятала. Пускай я знаю о тебе всю правду, но лишь я одна. И на сегодня это, поверь, не главная твоя проблема. Я хочу помочь. Я не справлюсь с твоим ушибом к полуночи. А сменить облик тебе нужно сегодня ночью, чтобы обновить магию. Я поняла это верно?

Кейлек кивнул. Всякое заклинание смены облика рассеивается рано или поздно. В полнолуние обеих лун Азерота облик гоблина по имени Кейлек, торговца из Залива Бурь, исчезнет, а на его месте появится синий дракон. Калесгос из лазурной стаи, бывший советник при дворе королевы драконов Алекстразы. Только скинув облик гоблина, Калесгос мог сотворить заклинание заново. И так до следующего полнолуния. Чтобы творить магию в нужную ночь, Калесгос сбегал из Порта Драконьей Пасти в лес. Даже думать нельзя было о том, чтобы попытаться обновить заклинание смены облика, оставаясь в лагере орков убийц драконов. Топоры, молоты и секиры только и ждут своего часа. Вдруг убийцам черных драконов придутся по нраву и синие драконы?

Гоблин со всей злости ударил по виновному в том колену. И взвыл от боли.

Провидица уже смешала необходимые сушеные травы, и теперь растирала свежие растения в кашицу деревянной ступкой. Она подняла глаза, оторвавшись от изготовления мази.

— Решил добавить мне работы? Не стоит. Пускай это и ненастоящее тело, но боль передается твоему собственному. Даже в истинном облике ты не сделаешь и шага. Хотя сможешь летать, конечно.

— И все же, как ты узнала, Миллира?

— Не сиди без дела, помоги, — она протянула ему моток льняной ткани. — Нарви на лоскуты, чтобы обернуть твое колено. Как я узнала? Твоей вины в этом нет, как я уже говорила. Мне рассказала о тебе слизь, что считается кровью, этих склизких клубков. Они охотятся за тобой повсюду.

— Я не понял ни слова, — честно признался Кейлек.

— Ты рви, не отвлекайся. Должно быть, тебе рассказывали, как я повела в счете среди убийц драконов. Клан напал на деревушку дворфов, я не сражалась, держалась позади, помогала раненным. Моя секира, разумеется, была при мне. Я заметила на земле капли крови и коснулась ее. По крови я могу видеть прошлое и будущее. Кровь рассказала мне, что в лагере прячется дракон в облике человека. Приятная неожиданность, согласись? Твоя кровь меня не интересовала, пришлый гоблин, вот еще. Но однажды, когда я исцеляла тебя, то измазалась не хуже твоего в бурой слизи. Она и сейчас покрывает тебя ровным слоем, как уж тут не измазаться. И к моему удивлению, жидкость, дающая этим мерзким созданиям жизнь, поведала мне о синих драконах. О трех, если быть точной.

— Я буду рвать тебе бинты хоть весь остаток жизни, ты только говори, Миллира.

— Все так говорят. Один дракон невероятно огромен. Если бы вождь Мруг убил такого дракона, то тень от его отсеченной головы простиралась бы на весь Порт Драконьей Пасти. Но, к сожалению для вождя и к счастью для дракона, его крылья переливаются всеми оттенками синего. А Драконья Пасть убивает только стаю Смертокрыла.

— Не может быть! — ахнул Кейлек. — Это Аспект Магии!

— Ага, я тоже так решила. А еще дозорные видели возле Грим-Батола синюю стаю, незадолго до твоего появления в Нагорье. Так, а вот второй дракон возле Аспекта совсем иной. Он слаб и едва жив. Его крылья призрачны, а тело будто соткано из тумана. Единственная мысль заставляет биться сердце этого дракона. Эта мысль — Калесгос. Прости, я не сразу поняла, что это имя.Пока однажды этот призрачный дракон не прошептал — Кейлек. Даже Од с Гаром скумекали бы, что к чему.

— И ты знаешь, почему из-за этих мерзких созданий я и шагу нигде ступить не могу?

— Конечно. Аспект Магии и второй дракон связаны с этими клубками щупалец. Они участвуют в их непосредственном создании. Или рождении, поди, разберись, как на свет появляются эти уродцы. А один из драконов жив только упоминанием твоего имени и это чувство настолько сильно, что оно успевает передаться, вжиться в саму сущность создаваемых им чудовищ. И те стремятся к тебе отовсюду, прямо таки липнут, как влюбленные. Ты опять перестал рвать бинты, — заметила провидица.

Кейлек отложил ткань в сторону. Руки дрожали. В горле встал комок.

— Я понял, кто этот второй дракон. Что едва жив. И кого только любовь держит при жизни.

— Кто же?

— Это моя избранница. Тиригоса… Я ищу ее.

— Ну, считай, почти нашел. На, выпей эликсиру. На тебе лица нет.

* * *

Дракон не может без неба. Закатные просторы влекут и манят. Последний шаг и можно улететь. Но не вверх. Тиригоса поглядела на кисти рук. В который раз. Заговоренные браслеты на ее руках не позволяли менять облик, препятствовали превращению в дракона. Она давно не принимала истинного облика. Это было частью наказания, частью обучения нового Аспекта Магии, всем сердцем в нее влюбленного.

Тиригоса подставила лицо ветрам, закрыла глаза. Любой смертный умер бы от страха только при взгляде на площадку, куда она забралась и которую облюбовала уже давно. Она не была смертной, не была высшей эльфийкой. Немногие в Грим-Батоле знали об этом. Она была драконом, она сама старалась не забыть об этом. Лишь высота и порывистые ветра напоминали ей о полете, о небе. О свободе.

Миновало то время, когда она во всем винила Аригоса. Она даже не знала теперь, ненавидит ли его так же, как раньше, в самом начале. Когда Старейшина Вестейегос привел ее в Грим-Батол по приказу Первого Сумеречного Советника. Аригос отказывался повиноваться, она позже узнала об этом. Аригос сам рассказал ей. Иногда Зов Древнего Бога слабел, и он вновь становился тем стеснительным, нерешительным, испуганным не меньше, чем она сама. Но в отличие от нее, в такие моменты Аригос предпочитал перекидываться в высшего эльфа. Не хотел видеть своего огромного тела, что подарила ему магия всех родов синей стаи. Не способный помочь. Не способный спасти ее и всех синих драконов. По роковому случаю выбранный в Лидеры, едва не уничтоживший собственную стаю. Времени было угодно совершить виток, и повторить события Войны Древних. Вымирание и уничтожения неотступно преследовали Синюю Стаю, как ни одну из четырех других.

Аригос просил рассказать ему, что произошло в Нексусе после того, как Старейшины наделили его чистой магией. Он не помнил происходящего, когда Зов владел его сознанием. Так же Древний Н-Зот управляет сознанием Аспекта Земли, сказал Аригос, только он никогда не оставляет разум Нелтариона. Черный дракон слишком опасен. Тиригоса не видела Смертокрыла. Ее держали взаперти в одной из башен Драконьей Выси, так смертные прозвали верхние этажи Грим-Батола. В ее башне была кровать и маленькое окошко. Через него она вылезала на заменявшие крышу крутые горные пики. Никто не осмелился бы повторить подобного. Только другой дракон. Драконам не ведом страх высоты.

Тиригоса открыла глаза. Она всегда любила закатное небо и забиралась повыше, чтобы не пропустить кроваво-огненного представления. Ветер нес свободу, ветер напоминал о полете. В последний раз она летала над разрушенным Нексусом, высматривая раненых, а Вестейегос настиг ее. Она совершила ошибку, когда покинула Хладдарру. Старейшина Ксенегоса запретила ей помогать в похоронных ритуалах. Тогда Тиригоса не догадывалась, почему. Когда поняла, стало поздно.

Она развела прямые руки, как расправила бы крылья в облике дракона. Резкие порывы холодного ветра налетали на черные вершины Грим-Батола, любого другого, запутавшись в одежде, они сбили бы с ног. Швырнули бы в пропасть, скрытую низкими облаками. Ветер не грозил ей, как не грозил облакам в небе.

Старейшины должны были предупредить ее, чего и кого опасаться. Те немногие Старейшины, которым повезло и они выжили после междоусобной битвы у стен Нексуса. Ксенегоса, Дейегос и Фреймос. Впрочем, Дейегос мог умереть к этому времени. Магия лишила его способности превращаться в дракона. Вряд ли он протянул долго.

Вряд ли она протянет дольше, чем смог Старейшина.

Ей хотелось верить в обратное. Не оставалось ничего другого. Каждый день Сумеречный Советник и Аспект Магии взывали к темным порождениям Древнего Бога. Они освобождали их из магических темниц под землей, из недр Грим-Батола. Так Советник обучал Аригоса, как разомкнуть Оковы Магии, когда придет их час. Аригос сопротивлялся. Но потом привели Тиригосу. С тех пор она всегда рядом с ним, незримая тень. Слабеющая день ото дня.

Убедить влюбленного Аспекта Магии оказалось проще простого. Оковы в обмен на ее жизнь. Пока Оковы Магии целы, ее облик сдерживают рунические браслеты. Если Н-Зот окажется на свободе, Тиригоса — тоже.

Ей следовало бы стать самым ярым приверженцем Древнего Бога, часто шутил Вестейегос. Она должна быть им благодарна, говорил Сумеречный Советник, в Грим-Батоле она под защитой, тогда как остальной мир — обречен.

Мир Азерота с его закатами не может исчезнуть из-за того, что какой-то Древний Бог избавится от своих Оков, считала Тиригоса. Она будет ждать, сколько сможет. И еще немного, пока окончательно не исчезнет, как в полдень исчезают тени.

И вряд ли Калесгос успеет помешать ее гибели.

* * *

Близилась полночь. Кейлек покачал головой, глядя на забинтованное колено. Иного выбора не оставалось.

До утра провидица Миллира оставила его одного в своей хижине. Здесь Кейлек, на свой страх и риск, перекинется в дракона и обновит заклинание, превращающее его в гоблина. Обычно, он превращался в полукровку — что-то от человека, что-то от высшего эльфа. Калесгос не знал ни одного дракона, который в здравом уме выбрал бы в качестве второго облика — гоблина.

За стенами деревянной хижины выл ветер, дрожали кожаные полотна, натянутые вместо крыши. Сквозняки то и дело старались затушить пламя в очаге.

Кейлек коснулся медальона, надежно спрятанного под одеждой. Медальон с магией Турмалиновой стаи Азурегоса, который он мог бы передать избранному Аспекту Магии, если бы события развивались иначе. К тому моменту, когда Калесгос выбрался из мира духов целым и невредимым, с медальоном на шее и лучшими пожеланиями Старейшины Азурегоса для Синей Стаи, к тому моменту, Стая была почти уничтожена. А новый Аспект Магии получил бразды правления и без магии Азурегоса, несмотря на все уверения Ноздорму в обратном.

Вместе с медальоном он вернулся к королеве Алекстразе, в Драконий Погост. Иногда он позволял себе поразмыслить, на какие события он мог бы повлиять, если бы отправился сразу в Нексус, в Борейскую Тундру. Его беспокойное сердце желало, чтобы события развивались иначе. По правде, ему достаточно было изменить всего одно, крохотное событие, в масштабном полотне. Он знал, что это невозможно. Но лишь иногда позволял себе мечтать, это дарило покой измученной душе.

Новость о том, что вестников королевы встретили огнем и смертью, так и не настигла Храм Драконьего Покоя. За их телами красные драконы прибыли значительно позже. Королева Алекстраза, благодаря уникальной связи между Аспектами, ощутила, что Аригос стал одним из них в тот момент, когда драконы-посланники были на половине пути к Нексусу. Гонцы королевы должны были позвать Старейшин и Аригоса на дальнейшие переговоры, теперь вместе с Калесгосом, в угоду соблюдения древних правил. Но красных драконов убили, нарушив не менее древнее правило неприкосновенности жизни мирных посланников.

В Нексусе посчитали их солдатами королевы, вспомнил Калесгос слова Ксенегосы, хотя никто не дал им сказать и слова. После убийства красных новый Аспект Магии обернул свои способности против тех, кто ему же их и даровал.

Алекстраза пыталась остановить его. Азерот ждет битва с Сумеречным Молотом, сказала королева, не время сводить старые счеты. Калесгос обещал, что присоединится к ним, но не уточнял когда.

Он оглядел грубое жилище орчихи-провидицы. Разведчики Драконьей Пасти рассказали, что королева драконов прибыла в Гранатовый Редут. Алекстраза не скрывала своего присутствия. С того дня количество красных драконов в Сумеречном Нагорье росло. Это нервировало орков. Вождь велел клану хорошенько наточить топоры и секиры и держать их наготове. Они понимали, что битва между Грим-Батолом и Азеротом близится.

Если бы Калесгос сразу принял сторону Алекстразы, он был бы сейчас там, в Гранатовом редуте, рядом с ней и другими великим героями Азерота. Но он выбрал иной путь.

Холодный северный ветер быстро доставил его из Драконьего Погоста в Борейскую Тундру к крепости Нексус. Увиденное потрясло его. Тела его собратьев были повсюду. Не погребенные лазурные, аметистовые, лиловые тела среди белых сугробов. Калесгос застыл в небе, не находя силы спуститься на землю, приблизить к черному остову, что некогда был домом Синей Стаи, волшебной крепости Нексус. От него мало что осталось.

Стены Нексуса были сотворены с помощью магии. Калесгос помнил небо внутри крепости, переливавшееся как северное сияние, зеркало душевного состояния Аспекта Магии, хозяина Нексуса и Лидера Стаи. Помнил хрустальные деревья в застывших ледяных садах на одном из уровней крепости.

Магия сожгла все. Сначала Стаю, затем Нексус.

Даже теперь Калесгос ощутил дрожь от воспоминаний, ощутил озноб от северного ветра, что проел его насквозь, до костей. Он подкинул дров в очаг в центре хижины. Это все вой ветра, он навевает воспоминания. Ему некуда от них деться.

Калесгос не сразу заметил неяркие вспышки возле тел драконов на земле вокруг разрушенного Нексуса. Молчаливые девушки с ярко-синими глазами, полными слез, читали заклинания над погибшими собратьями. Индиговая стая, понял Калесгос, в которой рождались почти одни только девочки, ими управляла Старейшина Ксенегоса. Они проводили его к ней. Ксенегоса обняла его и рассказала обо всем.

— Магия, — объяснила ему Ксенегоса, — магия едва не убила Аригоса и нас всех. Он не был готов к Лидерству, было ошибкой наделять его магией всех шести стай за раз. К тому же его сознанием владела другая сила, незнакомая с природой магии. Это могло убить его самого, но он нужен им, Калесгос. Нужен Н-Зоту. Вот для чего все это было, он должен разомкнуть Оковы Магии, как Смертокрыл — Оковы Тверди. Вестейегос, а только ему хватило сил для этого, вернул Аригоса обратно в Нексус. И там Аригос дал волю разрывающей его изнутри магии. Потоки неуправляемой магии сжигали на своем пути каждого… Калесгос, каждого!..

Рядом с ней Калесгос заметил Дейегоса, Старейшину бледно-голубых драконов, известного ловеласа всех пяти стай. Он запомнил его в облике обольстительного высшего эльфа на приеме у королевы драконов. Удивительно, но именно искалеченный Дейегос стал для него тем поворотным моментом. Даже не уничтоженный Нексус. Ничто не будет прежним, осознал Калесгос, когда увидел Дейегоса. Больше ничто не будет напоминать о той Стае, какой они были когда-то, какой пытались быть после Войны Древних, восстанавливая все эти годы силы и численность.

В битве Дейегос потерял левый глаз, его красивое лицо изуродовали шрамы и темная бесформенная повязка.

Выжившие нашли приют у красных драконов на острове Хладарра. Он последовал за ними через скованный льдами пролив на крохотный скалистый островок. Весь путь Дейегос сидел на спине Ксенегосы в облике смертного, высшего эльфа, он не мог летать, понял Калесгос. Дракон, неспособный подняться в небо. Зачем он цеплялся за эту жизнь?

Той ночью этот изуродованный, утративший значительную часть своего обаяния и способностей, дракон в облике смертного дал Калесгосу ответы на большую часть интересовавших его вопросов. И дал с лихвой. Это Калесгос понял значительно позже.

Калесгос заметил несколько сапфировых драконов и узнал, что Старейшина Фреймос жив и отправился в Драконий Погост, к королеве драконов. До поры до времени Фреймос заменял Лидера Стаи. Больше никто, кроме самой Ксенегосы и Дейегоса, из Старейшин не выжил, разве что Вестейегос, но он перешел на сторону Культа еще в битве у Нексуса, хотя и не был заодно с предателем Залиаросом. Встречались некрупные лиловые драконы, еще не выбравшие Старейшину вместо погибшего Биса. Драконов с аквамариновой чешуей Калесгос заметил лишь двух, других выживших не было. Старейшина аквамариновой стаи Торреаргос одним из первых поддержал королеву Алекстразу в ее намерениях покончить с безумным Малигосом. Должно быть, Аригос в своем безумии не простил аквамариновым драконам судьбы отца.

Тиригоса часто писала ему о своей дружбе с потомком Малигоса. Калесгос не придавал этим словам такого значения, как сейчас, когда сапфировый дракон стал опаснейшим и неуправляемым из Аспектов. Ксенегоса все еще рассказывала ему о выживших и мертвых, называла их имена, ему оставалось лишь ждать.

Имя Тиригосы так и не прозвучало.

— Ох, Калесгос, — выдохнула Старейшина индиговой стаи, когда он напрямую спросил ее о судьбе Тиригосы. — Он забрал ее. Тиригоса в Грим-Батоле. Старейшина ее стаи, Кейерос, еще оставался в живых, он попытался помешать им. Это стоило ему жизни. Ты ведь знаешь, у древнего Кейероса было не так-то много сил для сопротивления. А мы… не посмели… вмешаться.

Предчувствие беды привело его в Нексус. Но он опоздал.

Ксенегоса продолжала говорить, что ему пора оставить службу у королевы, что он мог бы управлять стаей и теми драконами, что сумели выжить. Калесгос знал, что это правильное решение, что он мог бы справиться. Но не теперь.

Он хотел тут же отправиться в Грим-Батол. Дейегос остановил его. Сказал, что сможет помочь. Калесгос с удивлением воззрился на Старейшину, но был слишком сбит с толку и позволил Ксенегосе уговорить себя хотя бы переночевать на Хладарре.

Дейегос глядел в усыпанное звездами небо, и читал его словно раскрытую книгу. В окружении собратьев Дейегос говорил об обещаниях далеких звезд, о новом витке в судьбе Стаи. Конечно, обездоленным, лишенным своего дома, находившимся на грани уничтожения драконам нужно было верить в лучшее, но в какой-то момент Калесгос подумал, что Дейегос явно переигрывает. Чересчур старается обрисовать грядущее будущее в радужных красках, будто не грядет война за жизнь всего живого, а с Древним Богом Н-Зотом уже покончено.

— Это астрология, — в восхищении прошептала ему Ксенегоса, — древняя наука о звездах.

Дейегос обратился к Калесгосу, когда они остались наедине, далеко за полночь.

— Вижу, что ты хочешь спросить. Почему звезды не предупредили меня о судьбе Стаи? Они предупреждали, Калесгос, они сделали все, что было в их молчаливых силах. Но не звезды защищали наши жизни там, у пылающих стен Нексуса. Мы сами, — он снова поглядел на холодное мерцание единственным глазом.

К тому времени сменился звездный рисунок на черном полотне небес, и Дейегос заговорил совсем об ином. О грядущей гибели, о решающей битве и о пролитой крови. О роли Калесгоса в ходе событий и о том, что звезды благоволят ему. Что ему нужно как можно скорее отправиться в неизвестные, но знакомые края, где он сможет рискнуть и сотворить, на первый взгляд, невозможное, но столь желанное его сердцу. Его давно ждут.

— Кто ждет? — спросил Калесгос. — Куда мне нужно отправиться?

— Твое предназначение найдет тебя, если ты вновь пройдешь через багровые песочные горы у моря и ответишь на рукопожатие зелеными руками. Путь, что проделан однажды, должен повториться дважды. Проще говоря, вернись обратно в Азшару, Калесгос, — снизошел до понятной речи Дейегос.

— Как это поможет мне спасти Тиригосу?

— Звезды не дают прямых ответов и не называют имен, Калесгос. Они лишь дают советы, и наше дело следовать им или поступать по-своему.

— Но если я доверюсь им, если вернусь к гоблинам в Азшару, что мне делать дальше? — недоумевал Калесгос.

— А дальше знаки будут вести тебя.

Стоило ему только попасть в Азшару, как события ускорились, колесо предсказаний начало свое вращение. В Азшаре Калесгос впервые перекинулся в гоблина и с тех пор поддерживал этот облик. Только в облике гоблина он смог попасть в осажденный армией Альянса город у моря среди багряных песков. Оргриммар — столица орков.

Калесгосу казалось, что ему все же удалось правильно растолковать звездные предостережения. Иначе он не оказался бы в Сумеречном Нагорье, в лагере орков на равнинах недалеко от Грим-Батола. Оставалось лишь дождаться последнего, решающего знака. Кейлек не знал, что именно он ждет. Однажды доверившись звездам, было глупо бы повернуть обратно теперь, когда они привели его к клану Драконьей Пасти. Оставалось ждать и верить. Что мог, он уже сделал.

Время пришло. Заклинание стало рассеиваться. Лазурная чешуя проступила сквозь зеленую кожу, тело изменилось, выросло. В хижине провидицы дракону было тесно. На его длинной шее сверкнул турмалиновый медальон Азурегоса.

Каждое полнолуние, превращаясь в дракона, Калесгос обращался на безмолвной речи, доступной драконам синей стаи, в надежде, что еще не слишком поздно. Провидица Миллира видела в своих видениях дракона, если это так, то Тиригоса услышит его зов.

«Я иду, Тиригоса. Я близко».

 

Глава 18. Послание механической белки.

Зачарованное перо со скрипом танцевало по пергаменту. Витиеватые буквы складывались в слова, слова — в предложения.

Для Первого Сумеречного Советника не было заклинания проще, чем заставить перо дублировать важные донесения, поступающие в кабинет Лор’Темара Терона. Советник получил его копию в Грим-Батоле в тот же миг, когда оно легло на стол правителя в Луносвете.

При неровном свете свечей Первый Сумеречный Советник читал и перечитывал эти предложения и не верил собственным глазам.

«Лор’Темару Терону, лорду-правителю Кель-Таласа, от Стражей Вечной Песни.

В ночь убывающей луны нами был замечен корабль из флота Подгорода. Однако, вместо опознавательных флагов Отрекшихся или Орды, на его мачте был флаг ночных эльфов и Альянса.

На приказ остановиться капитан корабля ускорил ход. Лодка стражей границ потерпела неудачу в преследовании и была потоплена, предположительно, подводной лодкой, состоящей на службе разведки Штормграда. Никто из Стражей Вечной Песни не пострадал.

Нами был отправлен запрос в Подгород о судьбе корабля и был получен ответ о том, что судно потерпело крушение в водах Гилнеаса. Дальнейших объяснений не последовало.

Ждем Ваших распоряжений,

глава Стражей Вечной Песни», — вывело зачарованное перо и опустилось в чернильницу. Донесение было окончено.

Захваченный людьми Гилнеаса корабль, конечно, нарушит покой главы Кель-Таласа, понимал Советник, но ненадолго. Слишком хорошо он знал Лор’Темара Терона.

Возможно, Терон свяжется с Темной Госпожой, но вряд ли отправится в Подгород, чтобы переговорить с Сильваной лично о том, чем грозит обернуться бегство людей Гилнеаса. Но Сильвана сейчас не в Подгороде, а Лор’Темар не станет искать ее в Серебряном Бору. Первый Советник знал, как тяжело Лор’Темару Терону давались путешествия в земли нежити. Как и любому другому эльфу крови, по правде говоря.

Значит, Терон ограничится письменным донесением. Вряд ли из Подгорода последует другой ответ, чем уже полученный Стражами Вечной Песни. И тогда лорду-правителю ничего не останется, как выразить благодарность Стражам королевства эльфов крови за наблюдательность и своевременное оповещение. Для Луносвета не было разницы отправилось ли судно на острова ночных эльфов или держит курс на Штормград из-за сопровождающей подводной лодки. Гилнеас не обладал собственным флотом и вообще не был ближайшим соседом эльфов крови.

Сумеречный Советник знал больше. Знал даже, почему в Гилнеасе оказалась подводная лодка ШРУ. Это не Лор’Темару Терону придется нервничать. Это ему, Первому Сумеречному Советнику, запертому в горной крепости, придется известись в ожидании каких-либо известий о судьбе судна.

Он и не предполагал, что ночной эльф, которому он помог проникнуть за Стену Седогрива, выживет и даже рискнет вернуться на родину! Советник не сомневался, друид был на борту захваченного у нежити корабля. Без содействия ночного эльфа Седогрив никогда не отправил бы беженцев неведомо куда.

Сумеречный Советник в последний раз перечитал донесение и швырнул свиток в пламя, огонь с жадностью проглотил сухой пергамент. Стянул раздражающие перчатки и бросил их на стол. Размял длинные пальцы. Магия по-прежнему должна защищать его истинный облик. Более двух лет он не расстается с маской, перчатками и плащом, призванными скрыть его внешность и расу. Он не мог позволить разоблачить себя. Только не теперь.

Первый Советник часто вспоминал собственные промахи и с досадой понимал, что архиепископ Бенедикт мог совершить бесчисленное множество ошибок. Никто не поверил бы, что старик-священнослужитель предпочел Святому Свету Древних Богов. А после огненного преображения никто и подавно не верил в его прошлую жизнь в Штормграде, в предательство короля Вариана Ринна.

Первый Советник оставался верен облику, данному ему от рождения. Он не допускал даже мысли о новом. Лучше сразу умереть, чем заполучить чешую, хлысты вместо рук и четыре пары красных глаз.

Советник все еще глядел в огонь. Пламя в очаге шло на убыль. Он не любил тьму. По крайней мере, в отведенных ему в Грим-Батоле покоях. Он щелкнул пальцами, и очаг снова запылал. По второму щелчку вспыхнули тройные канделябры на столе и на каминной полке.

Ночной эльф друид видел его лицо. Так же ясно, как ему теперь видны трещины в древней кладке крепостных стен. Тогда он рассчитывал на стремительность действий Культа, он верил в скорую победу стихий и освобождение Древнего Н-Зота от Оков Титанов.

Шли годы, усмехнулся Советник, а он все еще оставался здесь, в Грим-Батоле. Неосвещенных коридоров в крепости оставалось все меньше, слышны были голоса живых, а не только рычание неизвестных чудовищ, но он все еще оставался Первым Советником Сумеречного Культа.

В двери постучали. Советник вернулся к столу и перчаткам. Нетерпеливый стук повторился. Он оправил маску, плащ и перчатки и только потом одним движением руки, сидя за столом, отпер двери.

Старейшина Синей стаи ввалился в кабинет. Казалось, замешкайся Советник еще миг, и Вестейегос выломал бы двери, лишь бы скорее попасть внутрь. Для дракона-буревестника это не составило бы ни малейшего труда, Советник не сомневался. Буревестники славились своей физической мощью и самой слабой магией из всех родов Синей стаи.

Вестейегос был в облике в человека.

— Аригос! Скорее! — гаркнул он.

Советник вздохнул и выдохнул. Опять. Как ему надоел этот мальчишка. Пускай ему несколько сотен лет, пускай он дракон и нареченный Аспект Магии, но он влюблен и этим все сказано.

Мягкий скрип пера остановил его. Он оглянулся. Зачарованное перо выводило новое донесение для лорда-правителя.

— Нельзя медлить! — крикнул Вестейегос.

Он прочтет, как вернется. Это займет немного времени, уж он постарается.

* * *

Аригос пришел к ней после заката. Он окрикнул ее, и Тиригоса нехотя вернулась по каменному парапету в узкую комнатушку. Когда Зов оставлял Аригоса, он всегда приходил к ней. Сейчас его светлые, как прозрачные озера, глаза лихорадочно блестели. Тиригосу насторожил этот взгляд, пришедший на смену затравленному испугу.

— Я помогу тебе, Тиригоса, — пробормотал Аригос. — У меня должно получиться на этот раз!

Тиригоса покачала головой. Он не впервой пытался разомкнуть ее браслеты, все даром. Но этот взгляд… Что если сейчас это очередная ловушка? Что если Аригоса не оставлял Зов?

— Не стоит делать этого, Аригос, — степенно ответила Тиригоса. — Первый Советник разозлится.

— К демонам Первого Советника! — вскричал Аспект Магии. — С меня достаточно его странного обучения. Скольких еще чудовищ я должен освободить для него? Нет, Тири, здесь что-то неладно. Мне кажется, они тянут время. Они ничего не знают об Оковах Мироздания. Пока они разбираются, мы сбежим. За пределами Грим-Батола я смогу сосредоточиться на твоих браслетах. Я сделаю все, чтобы снять их.

Тиригоса отступила на шаг назад. Безумный план. Если это не ловушка, то помутнение рассудка. Нельзя оставаться нормальным, если тобою управляет потусторонняя сила.

— Сбежим? Но крепость зачарована. Никто не может покинуть ее или проникнуть внутрь. Ведь Первый Советник ставил эту защиту вместе с тобой, Аригос, помнишь?

Торжествующая улыбка искривила тонкие губы Аспекта Магии.

— Смертокрыл велел снять защиту. И не требовал ее обратно. Он ждет высланных драконов, надеется на их возвращение. Это наш шанс, Тиригоса!

— Но ты не убежишь от Н-Зота.

— Н-Зот сосредоточился на черном драконе. С ним что-то происходит, чего я не могу понять, и это очень не по нраву Древнему. Что бы ни говорил Советник, Древний слаб. Одних ритуалов в крепости недостаточно, чтобы его Зов стал сокрушительным. Чем дальше я буду от Грим-Батола, тем слабее будет Зов. Я смогу, Тири. Ты веришь мне?

«Я верила тебе в Нексусе, Аригос, — хотелось ответить ей, — и смотри, к чему привело мое доверие».

Он протянул руку, чтобы коснуться ее. И не смог. Его рука прошла сквозь призрачное тело Тиригосы. Девушка вскрикнула.

Аригос попытался обнять ее за плечи, взять за руку, коснуться светлых локонов волос. Тщетно.

— Похоже, побег отменяется, — едва слышно прошептала Тиригоса.

— Нет! — ярость исказила лицо Аригоса.

Он пробормотал короткое заклинание и коснулся браслетов девушки. Металл сверкнул. Только и всего.

— Только браслеты от меня и останутся, когда я сама исчезну.

— Нет, Тири, послушай. Ты не исчезнешь. Я Аспект Магии, в конце концов. Магия Стаи сильнее, чем магия смертных. Советник всего лишь смертный, он обучался ей по книгам. Я разберусь с твоими оковами, ты веришь мне? Ты не исчезнешь, — повторил он.

«Калесгос, Кейлек… Любимый. Поторопись. Я должна увидеть тебя. Хотя бы перед смертью».

Аригос испробовал еще несколько заклинаний. Браслеты накалились, превратились в лед, изменили цвет, но оставались целы. Тиригоса была уверена, у него ничего не выйдет. Пусть Советник и был смертным, но однажды он сказал Аригосу — магии нужно обучаться, даром, что он обладает невероятной силой. Магам нужны заклинания. Формулы.

— Все дело в заклинаниях, — прошептала Тиригоса. — Нужно знать правильное.

— Послушай девушку, Аригос. Она дело говорит, — раздался жесткий голос Вестейегоса.

Тиригоса видела, как вздрогнул Аригос.

— Она умирает! — крикнул он, обернувшись навстречу Первому Советнику и Старейшине. — Вы должны позволить ей стать драконом! Хотя бы раз!

— И прервать твое обучение? — осведомился Первый Советник. — Ты ведь не смыслишь в магии! Если тебе не по силам даже ее оковы. Я ведь говорил тебе, Аригос. Старайся. Тебе вполне доступна магия ее браслетов, а ты?

Аригос побагровел.

— Я сорву эту проклятую маску, — процедил он, — хватит прятаться.

— Нет, не сорвешь. Иначе, кто снимет ее браслеты? Ты?

Свободного места в узкой комнатке не осталось. Тиригоса прижималась спиной к стене с окошком, через которое вылезала наружу. Сколько еще закатов она сможет увидеть до тех пор, пока не станет поздно? Почему именно Аригос влюбился в нее? Почему ей нравилось общаться с ним? Она не помнила теперь, да и какая разница.

Аригос устремился на Советника, обрушил на него магию льда. Сильный Вестейегос оттолкнул Аригоса от Советника, вывернул его правую руку.

— Не смей, безумец, — прошипел он.

— Спаси ее, Вестейегос! — крикнул Аригос. — Неужели ты не видишь, что с ней стало? Она должна стать драконом!

— Пусть молит Древнего Бога о твоих способностях, потомок Малигоса, — ответил Старейшина. — Нам стоило выбрать кого-то разумней тебя на том совете.

Аригос извернулся. Освободился из рук Вестейегоса и направил ему в грудь сильнейший поток магии льда. Магия швырнула тело Старейшины в каменную стену. Кладка покрылась трещинами, заскрипела, зашаталась и рухнула в пропасть. Резкие порывы ветра ворвались в комнату. Советник попятился назад от пропасти. Тиригоса и Аригос остались на месте. Драконам не ведом страх высоты.

Аригос знал, что это не конец. Он не стал дожидаться Вестейегоса. Он прыгнул следом за ним через пролом и перекинулся в дракона. Темно-синий дракон поравнялся с Аспектом Магии. И со всей мощи широких крыльев протаранил его. Когти разрывали плоть противника, а твердые широкие рога оставляли глубокие кровоточащие раны.

Но Аспект Магии превосходил размерами буревестника. И помимо физической силы у него была магия. Вместо драконьего пламени Аригос выдохнул сумеречное пламя. Обучение Первого Советника не прошло даром, отстраненно подумала Тиригоса. Аметистовые всполохи окутали Вестейегоса, вынуждая его сражаться с видимыми одному ему тенями.

Тиригоса обернулась. Советник стоял все там же, у самых входных дверей.

— Вы не вмешаетесь? — спросила она его.

Он пожал плечами.

— Зачем? Вестейегос не убьет его, а Н-Зот рано или поздно остановит Аригоса. Пойдем со мной, — добавил он.

— Куда?

Он указал на разрушенные стены.

— Подыщем тебе новое жилье.

Призракам все равно где жить, понимала Тиригоса. Не стоило ожидать ничего хорошего от Советника. Все могло стать только хуже.

— Где же? Мне нравится в Драконьей Выси.

— Но ты ведь пока не дракон. Не спорь со мной, Тиригоса, — добавил он железным тоном. — К тому же эта невразумительная битва, наконец, кончилась.

Она обернулся. Неведомая сила сокрушила Аспекта Магии. Н-Зот умел управлять непокорными Аспектами. Аригос рухнул на скалы, исторгнув полный боли крик. Вестейегос еще парил в небе. Сумеречный туман вокруг него до сих пор не рассеялся.

— Идем, Тиригоса, — услышала она. — Путь до нижних уровней неблизкий.

— Почему на нижние? Ведь там… Там темница Н-Зота.

— Если Аригос справится с Оковами Магии, то разомкнуть твои браслеты не составит для него никакого труда. А зачем далеко ходить? Увидишь воочию освобождение Древнего Бога.

«Калесгос!… Помоги же мне! Помогите мне хоть кто-нибудь!»

* * *

Спуск на нижние уровни Грим-Батола задержал Советника дольше, чем он предполагал. Он не любил тьму. Голоса, оживление и яркие факелы остались позади. Впереди только тьма. Он не дошел до темницы Н-Зота, разумеется. Он запер Тиригосу в одной из темниц в подземельях крепости и поспешил наверх, к свету, к оставленному на столе донесению. Он проучит мальчишку как следует.

Если бы Первый Советник только мог обойтись без него, если бы только он мог собственноручно разомкнуть Оковы Титанов. Но все упиралось в злосчастного Аспекта Магии. Первый Советник прекрасно помнил, каких трудов ему стоили заработанные знания. Аригосу сила досталась от Старейшин, ему ничего не нужно было делать для этого.

Фактически, рассуждал Советник, поднимаясь по многочисленным переходам, туннелям и ступеням Грим-Батола, именно жажда знаний привела его в Культ Сумеречного Молота. Из книг он впервые узнал об Оковах Титанов и о том, что ни одному смертному магу не по силам разомкнуть их. К тому времени дозволенная магия была изучена им вдоль и поперек и порядком ему наскучила.

Он изучил об Оковах Магии все, что только мог найти. Информации было мало. Все упиралось в Аспекта Магии. Для упрямого Советника это значило одно — если мог Аспект, мог и он. Его интерес к Оковам не утаились от Сумеречного Молота. С кем он впервые говорил, Советник не знал. Злосчастные плащ и маска скрывали лик культиста. Культ нашел его в библиотеках Даларана, в пыльном, никому не интересном разделе.

Так он стал Первым Советником Сумеречного Молота и облачился в те плащ с капюшоном, маску и перчатки, что носил до сих пор.

Он честно пытался достичь определенных высот в магии. Даже уверил Культ, что справится, и утаил от остальных Советников необходимость участия Аспекта Магии. Он впал в раж. Он похищал лучших выпускников даларанской академии и пытался преодолеть Оковы. Тогда Смертокрыл еще не присоединился к ним, а Оракулом не был Ноздорму. Аспект Времени позже занял место Оракула, он то и выдал утаиваемый им секрет. Оковы Магии и Тверди дадутся только Аспектам.

Для Культа Первый Советник стал бесполезен. Он мог бы начать опасаться за свою жизнь. Но к тому времени он так увяз в интригах внутри Орды, что избавиться от него было бы сложно. Дела должны были двигаться вперед. И он остался в Культе.

За это время он совершил немало промахов. Он не был безупречным Бенедиктом. Его настоящее лицо видел ночной эльф друид, что выжил и теперь был на половине пути к Дарнасу, и неизвестно откуда взявшийся около Стены Седогрива орк. Он разделался с тем орком. Орк и вовсе мог не узнать его в лицо, в конце концов, мог не понять, что происходит.

Но важнейшей своей ошибкой Первый Советник считал Южнобережье. Он слишком поспешил расправиться с этим городом, понадеялся на скорое избавление от Оков Титанов, на безнаказанность. Теперь он понимал, что нужно было действовать не столь прямолинейно.

Наконец, он добрался до собственных комнат. Разжег огонь, свечи и взялся за дожидавшееся его донесение.

Зачарованное перо вывело следующие строки:

«Лор’Темару Терону, лорду-правителю Кель-Таласа, от разведчиков Призрачных Земель.

Среди Отрекшихся Серебряного Бора зреет бунт. Королева спешно отступила в Подгород. Армию нежити раздирают внутренние распри. Известно, что король Седогрив копит силы в отвоеванной Столице для решающего боя против нежити. Есть мнения, что Подгород может оказаться не готов к этой битве.

Ждем Ваших распоряжений».

Что, проклятье, происходит?! Что вызвало бунт? Почему Сильвана бежала? Она должна была одержать верх над волками. На ее стороне валь’киры! Могущественное орудие короля Мертвых.

Вскоре Советник принял окончательное решение.

Он закрыл дверь и зачаровал ее заклинаниями. Снял сумеречный плащ, темные перчатки и волшебную маску. Оправил длинные волосы, что рассыпались по багряной одежде с золотым орнаментом.

Неизвестно, сколько времени у Культа уйдет на то, чтобы окончательно выяснить, что есть Оковы Мироздания. Только они задерживали их. Первый Советник не мог медлить. Он должен разузнать на месте, в Луносвете и в Подгороде, как обстоят дела на самом деле. Затем он сразу же вернется в Грим-Батол. Только в Грим-Батоле он будет в безопасности, когда Оковы Древнего падут.

Советник сотворил портал. Показались округлые крыши, покрытые красной черепицей. Для начала Луносвет. Нужно узнать добралась ли до Подгорода Сильвана и где ее искать. Опасно отправляться прямиком в мрачный склеп. Как и любой другой эльф крови, он не был в восторге от подобных путешествий.

Советник привычно шагнул в портал. Яркий солнечный свет ослепил его. Легкий ветерок надувал парусами тонкую золотистую тюль на высоких окнах. Свечи в золотых трехглавых канделябрах, несмотря на разгар дня, были зажжены. Ничто не меняло Луносвета.

Покинув собственный дом, он оказался на главной площади города со знаменитым пятиярусным фонтаном из белого мрамора, увенчанного фигуркой птицы феникс из чистого золота. Мягкая ковровая дорожка цвета спелой вишни, мимо молчаливого почетного караула в багряных одеждах, вела к Дворцу лорда-правителя. Внутри тихо играла невидимая арфа, десятки зажженных свеч парили под сводами дворца. Белый изгиб мраморной лестницы сворачивал к волшебной сфере для перемещений между Луносветом и Подгородом. Это не был какой-то рядовой портал, доступный любому магу Азерота. Первый Советник всегда испытывал гордость за созданную им сферу. Второй такой в Азероте не было.

Он не успел сделать и шагу, когда услышал:

— Вот ты где!

К нему приближался сам лорд-правитель Луносвета и земель эльфов крови, Лор’Темар Терон. Алый плащ с позолотой развевался из-за его быстрого шага.

Верховный магистр Роммат учтиво поклонился лорду-правителю.

— Стража города сбилась с ног, разыскивая тебя, — продолжал Терон. — Пойдем со мной, Роммат. Дело не терпит отлагательств.

Они вместе прошли в рабочий кабинет правителя. В последний раз Роммат был здесь, когда творил заклинание по копированию важных донесений.

Лор’Темар занял место за широким дубовым столом и щелкнул пальцами. Волшебная метла перестала наводить порядок и послушно прислонилась к углу. Роммат сел по другую сторону стола.

Перед ним на кипе из свитков и пергаментов, что покрывали стол правителя, оказалась механическая белка. В железных лапах она крепко держала запечатанный свиток.

— Вот, только что получил, — озадаченно показал на белку Терон.

Роммат сразу понял, что сейчас не время для шуток. Свиток был скреплен печатью Королевы драконов, Алекстразы. Роммат провел рукой над белкой. Сильная, необычная магия покалывала подушечки пальцев.

— Сможешь открыть? — поинтересовался Терон.

Роммат кивнул. Кто бы ни зачаровал механического посланника, он не собирался держать содержимое свитка в тайне. Роммат проверил несколько заклинаний, попутно отметив оригинальное сочетание магических решений, и белка послушно разжала лапки. Роммат передал свиток Алекстразы Терону.

Лорд-правитель разломал печать и взял в руки небольшой овальный камешек, прикрепленный к пергаменту. Роммат сразу узнал зачарованный камень для телепортаций. Он терпеливо ждал, пока Терон закончит чтение. Далеко в Грим-Батоле зачарованное перо, должно быть, уже вывело строку за строкой. Находись он в крепости, он бы уже знал, что вынудило Алекстразу написать правителю эльфов крови.

— Прочти и скажи, что думаешь, — сказал Терон, передавая ему свиток.

Роммат коснулся пергамента и разочарованно понял, что не узнал бы об этом донесении, находясь в Грим-Батоле. Пергамент предусмотрительно оградили сложным узором охранных заклинаний.

Роммат прочел. Затем еще раз. И наконец, посмотрел на Терона.

— Неожиданное приглашение, не так ли? — спросил лорд-правитель.

— Неожиданное, — согласился Роммат.

Королева драконов велела Азероту готовиться к решающей битве с Культом Сумеречного Молота. И приглашала правителя Кель-Таласа присоединиться к ней в Гранатовом Редуте.

Культу было известно, что Алекстраза находилась в Сумеречном Нагорье, лихорадочно соображал Роммат. Но других подтверждений ее дальнейших действий они не получали. Донесения для других правителей Азерота тоже попадали в Грим-Батол. У Культа было множество разведчиков, в конце концов, возле каждого короля или вождя. Культ знал каждый их шаг и решение, читал каждый написанный или полученный свиток.

Но Культ не следил за механическими белками. А еще очень давно не следил за тем одаренным магом, что сумел заклинаниями защитить столь важную для Королевы драконов информацию.

«Камень для телепортации зачарован специально для вас леди Джайной Праудмур», — гласила последняя строка.

— Не понимаю, — пробормотал Роммат, — ведь Джайна Праудмур пропала без вести.

— Да? — Терон повертел в руках камешек. — Что ж, надеюсь, на качество телепортации это не повлияет.

— Но как же осада Оргриммара? Или мятеж в Подгороде?

— Заметь, что ни Оргриммар, ни Подгород не требуют подкрепления Луносвета, — ответил Терон. — Жизнь должна быть в приоритете, Роммат. Жизнь целого мира. Эльфы крови отправились в Нордскол на войну с Королем Мертвых, и эльфы крови помогут драконам. Сумеречный Молот наш общий враг, не так ли?

Роммат кивнул. Нужно возвращаться в Грим-Батол. И поскорее.

Неожиданно Терон перегнулся через стол и, нахмурившись, спросил:

— Ты с нами?

Роммат не успел ответить. Правитель Луносвета рассмеялся и хлопнул его по плечу. Верховный Магистр Роммат улыбнулся. Улыбка вышла натянутой.

Терон передал Роммату камешек для перемещений.

— Держи, тебе не привыкать пользоваться чем-то подобным. Отправляемся немедленно! — приказал лорд-правитель. — Нас ждет Королева драконов.

 

Глава 19. Оковы Мироздания.

Смертокрыл Разрушитель спустился на нижние уровни Грим-Батола. Холод и тьма обступили его. Неведомые создания Древних, скрытые темнотой, рычали и скребли когтями камни. Ему неведом страх. Н-Зот стал частью его самого.

Он двинулся вперед, в облике человека, по слишком узкому для дракона проходу. Один за другим, стоило ему пройти, вспыхивали вбитые в стены факелы. Их покореженные, оплавившиеся металлические части были лучшим напоминанием, что однажды Смертокрыл уже преодолел этот путь. Это он выдохнул то пламя, что раскалило каменные стены. Он разозлился.

Аспекту Времени Ноздорму не стоило водить за нос Темных Советников из Сумеречного Молота.

Они привели Ноздорму сюда. Это не составило труда, даже для смертных. Бронзовый дракон оставался в облике высшего эльфа. После того, как Смертокрыл разоблачил его в Багровом зале в присутствии Первого Советника, Аспект Времени более не приходил в сознание.

Никто из Сумеречного Молота, кто в тот раз ступил на нижний уровень крепости, не выжил. Не драконий огонь отнял их жизни, твари Грим-Батола. Прошло достаточно времени, сейчас темные создания Н-Зота опять голодны, но они не посмеют. Он пройдет этот путь, как и тогда. Они будут ждать, прятаться от него в тенях позеленевших каменных арок. Они не тронут Разрушителя.

Проход расширялся. Позже он сможет перекинуться в дракона, если возникнет необходимость. Он сомневался, что она возникнет. Дни шли, а состояние Ноздорму не менялось. Адамантитовая цепь сковала его по рукам и ногам, а огонь Смертокрыла спаял ее звенья. Эта цепь не остановила бы Аспекта, обрети он настоящие силы. Но каким-то образом Ноздорму утратил их, сомневаться не приходилось.

Каменный потолок взмыл кверху, стены расступились. Факелы позади него потухли, и темнота вернулась. Вновь заскрежетали когти, завыли глубинные порождения мрака.

Огонь прополз змеей между стыками каменных плит на полу в обе стороны от Смертокрыла вдоль всей залы и вернулся, замкнув круг пламени. Взвился к самому потолку. Тени заиграли на каменном алтаре в центре помещения.

Ноздорму лежал на спине с раскинутыми руками. В том же положении, в каком они оставили его. Культисты сняли с него аметистовый плащ, насквозь пропитавшийся кровью. Рунические татуировки на правой половине тела Ноздорму истекали кровью, будто неведомая сила желала их вырвать, стереть с кожи бронзового дракона. Других ран не было. Его бронзовые глаза стали серыми и невидящим взглядом глядели в темноту арочного потолка.

Смертокрыл не приближался. Стена огня бушевала за его спиной, но не близость стихии внушала ему страх. Как и Н-Зот, огонь стал частью его самого. Жидкое пламя текло по его венам, заставляя сердце биться.

Он опасался Аспекта Времени. Даже в его нынешнем состоянии. Ноздорму нельзя недооценивать, Смертокрыл давно уяснил это. Была причина, по которой Ноздорму оказался в Грим-Батоле добровольно, а Смертокрыл до сих пор не знал ее.

Он не желал быть частью игр Вневременного.

Дни шли. Культ одерживал победы, Советники привели в крепость Аспекта Магии и смертного мальчика, которому по силам справиться с Оковами Света. Разрушитель приказал закрыть крепость от остального мира. Им предстояло сосредоточиться на последних Оковах.

Оковах Мироздания.

Смертокрыл успел позабыть о собственном назойливом смертном потомке, которого опекал Ноздорму. Мальчишка исчез на долгое время. Но теперь он вернулся. Смертокрыл сразу ощутил его возвращение в Азерот, а обращение к Земле выдало мальчика с потрохами.

Смертокрыл никогда не воспринимал всерьез жалобы Каменной Матери. Земли Азерота многое выстрадали в дни Катаклизма, и им еще многое доведется испытать, когда Оковы Тверди падут. Они оба с Теразан служили Древним Богам, а разрушения были необходимы Н-Зоту.

Мальчик не только посмел обратиться к подвластной Аспекту стихии, но и обещал Теразан помощь. Немыслимо! Какую вообще помощь этот смертный может оказать Лейтенанту Древних Богов? Однако высланные по его следу драконы так и не вернулись в Грим-Батол. Даже сумеречный дракон. Мальчик был не так прост, как казалось вначале.

Аспекту Времени многое известно об этом черном драконе. Смертокрыл не мог оставаться в неведении. После провала драконьего рейда, после того, как Алекстраза была замечена в Сумеречном Нагорье, он понял, что медлить нельзя. Он решился и вот он здесь, вновь. Все еще не рискует приближаться к Ноздорму. Залитая кровью грудь слабо вздымалась. Значит, он жив. И опасен.

Вдруг рука эльфа дернулась. Из разжатого кулака с тихим шорохом посыпался белый песок, но ни одна песчинка не коснулась пола. Песок взмывал к темным сводам, собираясь в перевернутую пирамиду.

Песочные часы, вдруг понял Смертокрыл. Медленно, они начали свой обратный отсчет. Песчинка за песчинкой. Белым прахом они сыпались на темные плиты и в тот же миг исчезали.

— Я ждал тебя, Нелтарион.

Никто, кроме Ноздорму, не звал его этим ненавистным именем. Это не было голосом Ноздорму, каким Смертокрыл его помнил. Скорее тихий шелест опавшей листвы, отголоски былого, безликие воспоминания прошлого.

Высший эльф с серыми пустыми глазами неловко поднялся с алтаря. Бронзовые волосы разметались и спутались за его спиной, часть из них побурели из-за крови. Не моргая, Ноздорму глядел куда-то вбок, в одну точку. Он заговорил:

— Единственное время, что у меня осталось. Это время ответов, Нелтарион. Оно пришло. Задавай терзающие тебя вопросы. Теперь я могу ответить на каждый.

Когда-то он ждал этого часа. Давно и при иных обстоятельствах его первой вопрос мог быть совсем иным.

Но он был Разрушителем Миров и Древний Н-Зот давал ему силу.

— Что есть Оковы Мироздания? — спросил Смертокрыл.

Ноздорму слабо улыбнулся.

— Предсказуемое начало, — сказал он. — Подойди ближе, Нелтарион.

Аспект Времени не раз вставал на пути Древнего Бога. Зов сковал черного дракона по рукам и ногам, пригвоздив к полу. Нельзя, не позволено, это враг. Лживый изворотливый Аспект.

Ноздорму перевел на него пустые серые глаза.

— Разве может могущественный Н-Зот опасаться меня? Посмотри мне в глаза, черный дракон. Они пусты. Бежать мне некуда. Мое время на исходе.

Песок сыпался. Неровные тени пламени искажали лицо слепого Аспекта Времени.

— Ты говорил, что Слеза Земли остановит меня. Как? — задал еще один вопрос черный дракон.

— Его зовут Тарион.

— Кого?

— Твоего сына. Его зовут Тарион. Ты знаешь, где он сейчас?

— Странное имя. Ты беспокоишься о нем, Ноздорму?

— Ты сильный противник, Нелтарион. Тариону придется нелегко.

— Как он остановит меня от задуманного?

— Если тебе нужны ответы, сделай то, о чем я прошу.

Чем настойчивее Смертокрыл хватался за прошлое, тем крепче становились путы Н-Зота, тем яростнее обрушивалась на него власть Зова. Их борьба была постоянной, жестокой. Но Н-Зоту нужны ответы. Он близок к свободе как никогда.

Зов велел Смертокрылу приблизиться к каменному алтарю.

— Узнаешь, где мы? — спросил его Ноздорму.

Черный дракон огляделся. Исчезли пламя и древние стены крепости. Только песочные часы оставались на месте. Вместо каменной кладки переплетались цветы всевозможных оттенков и зеленые лианы. В чистом небе над их головой пять драконов парили вокруг шпиля Драконьего Храма. Дни, когда Титаны впервые наделили пять драконьих стай Азерота властью Аспектов. А созданный Титанами совершенный мир еще не знал ни войн, ни проклятия Древних Богов.

— Ты даже не представляешь, насколько это было давно, — продолжал Ноздорму. — Вы прожили целых две жизни, а я, наконец, расстанусь со своей первой. Смотри вокруг и не дай обмануть себя похожими событиями в твоей жизни. Это не Война Древних, Нелтарион. Такого ты прежде не видел. И не увидишь впредь.

Земля задрожала под их ногами. С черных небес рухнул наземь красный дракон. Еще один. Алекстраза была среди них. Красная стая сражалась с Древним Богом. Среди песков и пирамид сновали гигантские насекомые. Древний уничтожал одного дракона за другим, он добирался до Королевы. И ему это удалось. Хранительница Жизни рухнула вниз.

Смертокрыл увидел черного дракона. Он не смог бы узнать в нем себя. Со времен Войны Древних его тело сковали пластины адамантита. Проклятый металл в знак вечного союза с Н-Зотом. Его черная кровь превратилась в смертоносную лаву, а сердце стало огненным. Древний питал его силой, неуемной, первозданной, разрушительной для тела дракона Аспекта. Он стал смертью, он нес гибель этому миру.

На теле Аспекта Земли, что он видел в небе, не было раскаленного адамантита. Земля не стонала от боли в тени его крыльев. Стихия отвечала ему, отвечала, чтобы бороться вместе с ним с хаосом Древних. Выжившие драконы других стай сражались под его началом.

Но под натиском трех Древних Богов дракон в небе слабел. Боролся не на жизнь, а на смерть. Пока сердце не перестало биться. Дракон погиб, и земля разверзлась, вызволяя наружу истинные тела Древних. Со смертью Аспекта Земли разомкнулись Оковы Тверди, последние, что сдерживали их. Щупальца вспарывали земную твердь и взмывали к небесам. Мир первозданного хаоса обрел свободу. Хотя это были лишь видения, созданные Ноздорму, мрачное темное торжество Н-Зота росло в душе Смертокрыла.

— После дара Титанов, — заговорил Ноздорму, — я обрел возможность путешествовать сквозь века, я видел, как возводились и рушились города. Как рождались и умирали значимые для этого мира Вожди и короли. Но однажды я зашел так далеко во Времени, что увидел конец этого мира. Таким он стал, Нелтарион, — Ноздорму развел руками. — Когда-то Титаны даровали этому миру равновесие. По воле Титанов Хаос уступил порядку, а разрушительные стихии были усмирены и заточены в элементальном плане. Но Титаны знали, что равновесие не продержится вечно. Не могли не знать этого. Древние Боги — часть этого мира, их нельзя уничтожить. До прихода Титанов это была планета разрушительных стихий и первозданного хаоса. И путешествуя во Времени, я узнал, что однажды она вновь станет такой. Древние Боги погубили Азерот и его Аспектов-Хранителей. Первой стала Алекстраза. Ее стая раскололась и предала ее. Может быть, поэтому она так настороженно относиться к заговорам и интригам, даже проживая свою вторую жизнь. Из-за гибели сестры Изера покинула Изумрудный Сон и тоже погибла. А Малигос пожертвовал жизнью… ради твоего спасения. Ты погиб последним, Нелтарион Защитник. Ты дольше всех продержался под Зовом Древних Богов. Возможно, поэтому тебе до сих пор иногда удается сопротивляться им. Я не поверил, что это конец. Титаны не спроста наделили нас именно теми способностями, которыми мы обладаем. Я верил в это. Я принялся искать во Времени тот единственный способ сохранить Азерот. И нашел его. Я прождал миллионы лет или несколько часов, не знаю, но я воспользовался даром Титанов — умение управлять Временем — и повернул Время вспять, чтобы жизнь и равновесие в Азероте обрели второй шанс. Я приложил все усилия, чтобы судьба нового мира развивалась только так и никак иначе. Я коверкал и кромсал Временное пространство, и это не прошло без последствий. Моя верная, но неопытная стая пропадала в неправильных поворотах Времени. Так появились драконы Пустоты и Пещеры Времени.

Смертокрыл увидел, как исчезли щупальца, а земля покрылась травою. Как ожил черный дракон, а за ним и остальные Аспекты-Хранители. По всему миру умершие поднимались из своих могил и проживали жизнь в обратном порядке. Восстанавливались разрушенные королевства, отступали от осажденных стен армии противников. Пустыня отступала под натиском буйства зелени. Пускали корни поваленные деревья, распускались высохшие цветы. Снег шел снизу вверх, заново собираясь в темные тучи на небе. Лианы и цветы опять завладели этим миром, над которым ярко светило солнце на чистом небосводе.

И пять драконов парили вокруг шпиля Драконьего Храма.

— Мир, как пущенное с горы колесо, катился к Войне Древних, Аспектов стали донимать голоса. Они все приходили ко мне. Возможно, я уже говорил тебе это. Алекстраза, Изера, Малигос и ты, нас всех интересовало будущее. Я знал, чтобы подкупить Древних Богов, нужно отдать им самого опасного и сильного из нас. И тогда я велел тебе смириться с этой участью. В этом мире не могло быть Нелтариона Защитника. Этот мир должен был познать силу Смертокрыла Разрушителя. В Войне Древних, пока высокорожденные эльфы во главе с королевой Азшарой призывали в этот мир демона Саргераса, Н-Зот заполучил твое сознание, и это дало нам время. Ты с черными драконами повернул против синей стаи, и это свело с ума Малигоса. Его безумие тоже подарило миру время для собственного спасения. На этот раз я не позволил Древним объединить свои усилия. К-Тун, Йогг-Сарон и Н-Зот пробуждались и наносили удары по Азероту по одному. Сначала запертый под песками Силитуса К-Тун. Затем Йогг-Сарона в снегах Нордскола. Близится час Н-Зота. Он сделал все, чтобы Азерот поверил — Смертокрыл стремиться разрушить этот мир, никак не он. Пример Йогг-Сарона и К-Туна не прошли для него даром, Н-Зот хотел руководить тобой, направлять и питать твою мощь и силу, оставаясь при этом в тени. Не в моих силах было повергнуть Древних Богов, но я мог дать этому миру второй шанс. Тарион — и есть этот шанс.

Вновь Смертокрыл увидел молодого Нелтариона. В облике человека он неумело управлял стихией, но та не подчинялась ему, коверкала приказы, оборачивала их против него самого. Смертокрыл поддался вперед.

— Это… — вырвалось у него.

— Мне остается лишь догадываться, что ты видишь, — ответил слепой Ноздорму. — Но, вероятно, это он. Твой сын. Он очень похож на тебя.

Смертокрыл увидел Драконий Храм и королеву Алекстразу, что проводила рукой по щеке человеческого младенца. Увидел Аригоса, еще не ставшего Аспектом Магии, только ступившего под своды Храма. Увидел черно-белых медведей в тени хвойных лесов и, наконец…

Он отшатнулся.

А бесстрастная иллюзия, созданная Ноздорму, продолжалась. И Смертокрыл увидел ее. Образы из прошлой жизни, до этого исчезавшие в то же мгновение, что и появлялись, теперь обретали четкость, становились ближе. Окружали его. Среди многообразия теней выделялась одна, светловолосая, в белом коротком платье. Вода переливалась яркими цветными пятнами, будто кто-то усыпал морское дно драгоценными камнями. Но зачем кому-то украшать безжизненное серое дно океана самоцветами? Когда-то, очень давно, он знали этот ответ тоже.

Он не сумел сохранить в памяти ее облик. Н-Зот сделал все, чтобы уничтожить воспоминания о ней.

Зов и теперь бесновался внутри него. Но в этот миг он ничего не значил для Смертокрыла. Каким простым и естественным стало его противостояние сейчас, когда он увидел ее. Когда вспомнил.

Волшебница прыгнула в темную воду, и он за ней. Они куда-то плыли, а разноцветные каменья отдалялись. Он касался ее рук, ее губ, она не боялась его. Пока однажды, среди мурлоков и мирмидонов, на дне Великого Моря он не вспомнил, кто он такой и не превратился в дракона. Он позволил ей выбирать. И она сделала свой выбор. Она выбрала Нелтариона.

Море отступало, вызволяя песчаный берег. Теперь, как и тогда, ему хотелось остановить этот миг, заставить его длиться вечно. Он увидел себя, спящим. Увидел, как она поднялась, задержалась на мгновение. Останови ее, шептал он самому себе, хотя понимал, что никому не по силам изменить видения. Не дай ей уйти.

Она прошептала одно слово. Его настоящее имя. Тарион — часть его имени, осознал Смертокрыл. Самое просто родовое имя черных драконов. Но Безмятежность скоро кончилась. Взрыв небывалой силы сотряс небольшой атолл. Песчаная буря на мгновение поглотила их. А затем пыль рассеялась.

На террасе ненавистной крепости Грим-батол ветер трепал аметистовые штандарты Культа Сумеречного Молота. Смертокрыл видел Ноздорму и самого себя. Тогда глаза Аспекта Времени еще были бронзовыми, а тело украшали руны.

Сидевший на алтаре слепой Ноздорму произнес:

— Я не ожидал, что ты настолько сильно привяжешься к смертной волшебнице, Нелтарион. Ради нее ты упрямо сопротивлялся Зову. Ты не оставил мне выбора. В тот день я рассказал тебе о ее смерти. Ведь ты должен служить Н-Зоту.

Она умерла, дав жизнь их сыну. А значит, его всепоглощающая ненависть к сыну основана не на стихии Земли. Вовсе нет.

Смертокрыл обернулся к слепому Аспекту.

— Ты не достоин легкой гибели, Ноздорму, — процедил он. — Слишком многое ты исказил в моей жизни, слишком многое.

— Та жизнь, что ты зовешь своим настоящим, еще не худшая из возможных, — ответил Ноздорму. Мерцание его серебряных глаз стало слабеть.

В его сопротивлении не было никакого смысла. И Зов вернулся, захлестнул его разум, наслаждаясь еще одной победой. Но Древний все еще не получил нужных ответов, к чему эти игры, к чему клонит Аспект Времени? Хватит ходить вокруг да около.

— Как разомкнуть Оковы Мироздания? — повторил Смертокрыл.

— Аспект Времени должен умереть, — ответил Ноздорму. — Время это основа Мироздания, а жизнь — ключ. Аспект должен отдать свою жизнь Древнему Богу. Если ты разомкнешь Оковы Тверди, то тоже умрешь, Нелтарион.

Он умрет ради свободы Древнего Бога. Такой исход вполне его устраивал. Ноздорму, должно быть, рассчитывал на другую реакцию. Однажды Аспект Времени сказал, что пройдут века, прежде чем он обретет спасение от власти Древних. Теперь Смертокрыл, наконец, понял истинное значение этих слов. Его спасение — это смерть. Никаких иллюзий. Только смерть подарит ему свободу.

Ноздорму знал о собственной смерти. Разумеется, иначе и быть не могло. Он остался в Грим-Батоле, чтобы разомкнуть Оковы. Но зачем? В чем смысл?

Будто отвечая его мыслям, Ноздорму продолжил:

— Я ждал этой встречи с того дня, когда ты впервые спросил о голосах, что донимали тебя. Я отвечал, но видел твои горящие глаза и изуродованное тело. Я изменял время и чужие судьбы, но наша встреча оставалась неизменной. Я исходил сотни дорог, и все они вели к одному — Оковы Древнего Н-Зота падут. Он обретет свободу.

Оковы падут. Ничто не помешает торжеству хаоса.

— Но зачем были эти видения? О единственном шансе этого мира? Где будет Тарион? Что он предпримет?

— Тарион, — повторил Ноздорму. — Прислушайся к себе. Где он сейчас?

В Подземье, вдруг понял Смертокрыл. Тарион у Теразан Мать-Скалы.

Ноздорму и теперь встал на его защиту. Он отвлек его видениями, иллюзиями, воспоминания, пока смертный потомок обратился к стихии Земли. Смертокрыл не услышал этого. Ноздорму все же удалось провести его.

— Мироздание — единственные Оковы, что удерживали Н-Зота, — прорычал Смертокрыл. — Разве смертный способен остановить меня?

— Остановить — нет. Но задержать — да.

— Что это значит?

Ноздорму не слышал его.

— Эти видения, что ты видел, лишь мгновения прожитой жизни. Они появляются перед самой смертью. Я обещал рассказать тебе обо всем и сдержал свое слово. Песок вот-вот кончится.

— Зачем тебе Оковы Мироздания, безумец? Чего ты добился, спасая этот мир?

— Прощай, Нелтарион.

Смертокрыл обернулся на песочные часы. Они исчезли.

Как и тело высшего эльфа, когда он вновь посмотрел на каменный алтарь.

На каменных плитах лежал мертвый бронзовый дракон. Алтарь рядом с ним казался крохотным. Своей смертью Аспект Времени только что разомкнул Оковы Мироздания.

Смертокрыл сменил облик. Н-Зот велел ему. Тело человека не способно выдержать натиск Древнего. А Смертокрыл нужен ему. Следующими будут Оковы Тверди. В облике дракона он вдохнул полной грудью. Он сожжет тело Ноздорму. Н-Зот остановил его. Бронзовый дракон еще послужит им. Даже после смерти. После Мироздания воля Н-Зота стала сильнее, сейчас сопротивляться ей было почти невозможно.

Сквозь стену огня, что ограждала залу от тьмы подземелий, прошли бестелесные порождения мрака. Устремились к телу мертвого дракона. Проникли сквозь потускневшую бронзовую чешую внутрь, коснулись его сердца.

Cердце Ноздорму ударило один раз. Затем еще.

Глаза мертвого дракона распахнулись. Им никогда не быть золотисто-бронзовыми, но и серыми тоже. Отныне в них безраздельно правила тьма.

 

Глава 20. Нить Жизни.

Кейган-Лу слабел день ото дня. Иначе и быть не могло, Безвременье Пандарии более не защищало его, не даровало ему своеобразного бессмертия. Долгие-долгие годы, проведенные на острове вне времени, в конце концов, привели его к сильнейшим этого мира. Скоро они узнают историю его мира. А затем он расскажет им об их собственном.

Он желал бы поведать ее самостоятельно, но это была слишком долгая история. Теперь великовозрастному пандарену не хватит сил для этого. Хейдив-Ли расскажет ее вместо него. Кейган-Лу все равно вмешается, но позже. Было еще кое-что, о чем он так и не рассказал леди Джайне в Пандарии. О предназначении Тариона.

Пандарен вздохнул. Он успел привязаться к этому упрямому мальчишке. Ему было далеко до бесстрастного созерцания Аспекта Времени, хотя Джайна могла бы не согласиться с этим. Вначале он был зол на Тариона. Гнев был неизвестным для пандарена чувством, какое-то время гнев питал его энергией, и он не сразу осознал, что слабеет за пределами Пандарии. Но злость была плохой помощницей. Она отбирала у него больше сил, чем дарила, как оказалось. Тогда великовозрастный пандарен успокоился. Хотя мальчик и перевернул с ног на голову предсказанное, конец его пути был неизменен. Тарион был обречен. Чем больше он наблюдал за происходящим на Лунной Поляне, чем больше узнавал о событиях нового Азерота, тем тверже становилась его уверенность.

Предначертанное неизменно. Ноздорму предсказал главное в судьбе мальчика. Об этом Кейган-Лу, наконец-то, расскажет им. Он был последним из великовозрастных пандаренов, он прождал долгие годы, чтобы это случилось.

Кейган-Лу заметил, как в шатер зашли друид Малфурион и орк Тралл. Малфурион сразу направился к Джайне, Тралл занял один из деревянных стульев. Судьбу Малфуриона в своем погибшем мире пандарен хорошо помнил. Как и судьбу его брата. Для него было странно, что в этом мире Малфуриона почитали и уважали. В его мире одно лишь имя Темного Охотника Малфуриона внушало ужас. Как причудливо изменились судьбы, по одному лишь велению Ноздорму.

Пандарен не сомневался, вопросов о различии их миров будет много, но ему нужно пресечь их. Нужно беречь силы для основного рассказа. К тому же, память стала его подводить. Было не так-то просто вспомнить теперь, какими были их судьбы тысячелетиями назад. Кейган-Лу хорошо помнил историю королевства Лордаерон, поскольку пандарены были его подданными, но теперь не существовало и самого Лордаерона. Кого интересовали имена ныне никому не известных героев его королевства? Историю остального мира пандарен помнил хуже. Если бы только другие великовозрастные пандарены остались в живых…

Друид, тем временем, направился к Джайне.

— Белок слишком много, — сказал он волшебнице. — Не трать силы понапрасну. Они не понадобятся нам все.

Джайна кивнула. Денно и нощно, после телепортации из Лунной Поляны на Сумеречное Нагорье в Гранатовый Редут, волшебница зачаровывала механических посланников Королевы драконов. Друид считал, что им удастся неожиданно ударить по Грим-Батолу первыми, если они проявят необходимую осторожность. Малфурион не признавал другого противника, только Смертокрыла. В первый вечер они долго спорили об этом с волшебницей. Малфурион считал, что им удастся справиться с Н-Зотом, если черный дракон будет мертв, ведь им удалось одолеть К-Туна и Йогг-Сарона. Джайна была другого мнения, но Малфурион считал ее заинтересованной стороной, о чем сразу ей и заявил. С того вечера они более не разговаривали, это впервые, когда друид вновь заговорил с ней.

Этим Малфурион и ограничился. В шатер зашла Алекстраза Хранительница Жизни в облике высшей эльфийки в сопровождении своего супруга, не менее величественного, чем она сама. Драконы заняли свои места. Затем Тралл, Джайна и Малфурион тоже сели.

Алекстраза улыбнулась сначала Кейгану-Лу, потом Хейдиву-Ли.

— Начнем? — спросила она.

Через четверть часа от ее улыбки не осталось и следа.

* * *

В установившейся тишине, когда смолкли последние слова седого пандарена, Тралл подумал, что именно Джайна неоднократно настаивала на необходимости выслушать пандаренов. Но Траллу хватило одного взгляда, чтобы понять — Джайна и сама оказалась не готова к тому, какие еще тайны известны этому древнему медведю.

Сразу после телепортации Тариона в Подземье волшебница предложила Малфуриону выслушать историю мира пандаренов. Верховный друид предложил взять рассказчиков с собой и отправиться прямиком в лагерь Королевы драконов в Гранатовом Редуте. Решающая битва близилась. Джайна согласилась. Пандарены остались в лесах Лунной Поляны, лишь двое телепортировались вместе с ними.

Шаман не мог не нарадоваться быстрым перемещениям с одного конца Азерота в другой, которые стали возможны благодаря Джайне. Магия — великое дело, решил Тралл.

В Гранатовом Редуте Малфурион быстро нашел для Джайны занятие — зачаровывать изобретения гномов охранными заклинаниями. Для этих целей он отвел Джайне самый далекий, неприметный и скрытый от посторонних глаз шатер под красными кленами. Работы было много. Джайна много часов проводила в окружении одних лишь механических белок. Тралл не сразу догадался, что изоляция волшебницы была не прихотью Малфуриона. Верховный друид всеми силами скрывал личность Джайны от героев Азерота, что прибывали в Гранатовый Редут. Глядя на темный массив Грим-Батола на горизонте, Тралл все яснее понимал, что принятые Малфурионом меры предосторожности совсем не лишние.

Однако же Малфурион, занятый подготовкой боевых действий, по-прежнему не находил времени на пандаренов. Поэтому Джайна обратилась прямиком к Королеве драконов. Лишь заслышав имя Ноздорму, Алекстраза велела привести к ней пандаренов и самого Малфуриона. Тралл был рядом с друидом, когда пришел приказ Королевы. Так Тралл тоже оказался в шатре Королевы вместе с Малфурионом, пандаренами и Джайной.

Пандаренов было двое. Один полностью седой, он не выпускал из рук деревянного посоха и тяжело и глубоко вздыхал. Второй пандарен был моложе, он держался позади. Их простые одежды украшали деревянные бусины, похожие на те, что он видел на поясе Джайны.

Когда пандарены начали свой рассказ и чем дольше они говорили, тем сильнее казалось Траллу, что он тоже поседеет. Даже раньше, чем рассказ будет окончен. Пандарен рассказывал о гибели целого мира, и Тралл чувствовал, как его глаза лезли на лоб.

Когда рассказ коснулся судьбы черного дракона Нелтариона, первым нервы сдали у Малфуриона. Друид стал мерить шатер шагами. Королева держала себя в руках. Но и она утратила самообладание, когда седой Кейган-Лу рассказал им о верованиях пандаренов и о Титанах, что нарекли новый мир именем одного из Древних Богов. Пускай Азаро-Та отличалась от остальных, но все же…

Тогда Джайна, единственная из них, не выглядела удивленной.

— Спасибо, Хейдив-Ли, — поблагодарила она рассказчика, но седой пандарен, что сидел рядом, покачал головой.

— Это еще не все, леди Джайна, — сказал он.

И вот тогда Тралл понял, что Джайна не знала всех тайн Пандарии. Но и второй пандарен, что был моложе, растерянно хлопал глазами. Кейган-Лу, похоже, в одиночестве хранил доверенные Аспектом Времени тайны.

Кейган-Лу рассказывал и чем дальше он говорил, тем тише становилось в шатре. Слушая его, Малфурион замер на месте. Королева коснулась руки супруга. Тралл не нашел в себе сил взглянуть на Джайну, так и глядел на пандарена, и живые образы возникали перед его глазами.

Так Кейган-Лу начал свой рассказ:

— Азаро-Та бесконечна, она есть хаос и порядок, жизнь и смерть, свет и тьма. Она Мать Всего Живого в этом мире. Мать-Природа, Мать Земля, каждый народ зовет ее на свой лад, но сути это не меняет. Она есть наш мир, наша планета. Она — это пятый Древний Бог, издревле почитаемая пандаренами. Бесконечна, непостижима, вечна, она жива. И каждый, кто населяет Азерот, является частью ее самой.

Азаро-та не может любить кого-то из ее детей сильнее — все, для нее одинаковы, все ее дети. Древние Боги — Н-Зот, К-Тун, Йогг-Сарон и четвертый, неизвестный нам, погибший от рук Титанов, — ее первые дети в эпоху хаоса. До прихода Титанов их тела переплетались воедино, они были едины. Планета разрушительных стихий и первозданного хаоса.

Объединенные Древние Боги оказали Титанам невероятно сильное сопротивление. Но им удалось уничтожить одного из Древних. Боль от его гибели едва не погубила саму планету. Так Титаны узнали о связи Древних Богов с их Матерью, миром Азерота. Чтобы ослабить Древних Богов, Титаны разорвали Нить Жизни, что связывала с миром Н-Зота, К-Туна и Йогг-Сарона. Разорванное единение сломило их. Древние Боги перестали быть угрозой. Хаос Древних уступил место равновесию Титанов. Вскоре Титаны оставили этот мир. Ведь они сделали для него все, что могли.

Хейдив-Ли рассказал вам о том, как наш Азерот был уничтожен, когда три Древних Бога разом ударили по Азероту. Перед тем, как скрыть пандаренов в Безвременье, Бронзовый дракон спросил нас, поможет ли ему, когда придет срок. Хейдиву-Ли и остальным пандаренам, рожденным уже в Безвременье, не известна его истинная просьба. Только мы, великовозрастные пандарены, что заключили сделку с бронзовым драконом, знали ее. Мы передавали из поколения в поколения завет бронзового дракона и традиции старого Азерота, терпеливо дожидаясь необходимого часа.

Но когда Ноздорму доставил в Пандарию беременную женщину, из всех великовозрастных пандаренов в живых остался только я. Для Хейдива-Ли и остальных просьбой Ноздорму стала жизнь избранного ребенка. Мы сохранили ему жизнь, а Ноздорму забрал его, иначе в Безвременье он рос бы чрезвычайно долго.

И с той поры я стал ждать. Ноздорму говорил нам, что вернется вместес ним в Пандарию позже, когда мальчик подрастет. Но мальчик вернулся сам.

Даже, когда Тарион вернулся в Пандарию, я все еще сомневался, тот ли он, на кого возлагал свои надежды Ноздорму. Я все еще ждал Аспекта Времени. Но затем я узнал историю вашего мира и понял, что Время не простило вольности своему Аспекту. Пустота, что сгущалась над нашими головами, красноречиво об этом доказывала. Мне не стоило ждать Ноздорму, нужно было действовать.

Я начал свои приготовления, но не успел. Пустота поглотила Бронзовую гору, а с ней и ритуальное растение — венке, что росло только там. Это грозило обернуться напрасной гибелью обеих миров, если бы однажды Тарион не воздвиг в Пандарии новую Бронзовую гору. Точную копию прежней.

Мы приготовили венке с нарушением исконной рецептуры. Я знал, что ритуал, если он будет проведен, не возымеет своего действия. Но отведав отправленной пищи, пандарены умрут. А Древним Богам нужны смерти, они делают их сильнее. Пандарены должны были пожертвовать жизнями ради того, чтобы Азаро-Та услышала избранного. Я ждал того часа, когда Пустота поглотит остров и выведет нас к океану. Это было знаком для начала ритуала.

Ноздорму предупреждал нас, что история не могла повториться. Пандаренам старого мира был заказан путь в новый Азерот. Пандарены должны были погибнуть вместе с Пандарией. И вместе с избранным.

Но никто из нас не погиб. И мы вернулись в Азерот. Все, что совершал этот мальчик, так или иначе, вело к пророчеству, хотя и совершенно иным путем, чем предсказывал Ноздорму.

Тарион вернулся в Пандарию без Ноздорму. И Тарион сам обратился к Азаро-Те, когда яд ритуального растения случайно попал ему в кровь. Чтобы Азаро-Та услышала его, нужны были смерти. Это пандарены должны были отдать свои жизни ради этого. Но Тарион воспользовался гибелью десятков мирмидонов, сохранив жизни нам. Для Древних Богов все создания Титанов едины, хотя для нас самих — нет. Главное — это искра жизни, которой наделила каждого из нас Мать Всего Живого.

Ноздорму говорил, что вернется в Пандарию, когда падут Оковы Н-Зота. Но в вашем мире Оковы еще целы. Возможно, поэтому нам вместе с Тарионом пришлось вернуться в Азерот. Иначе из-за Пустоты мы погибли бы в Пандарии раньше, чем это было необходимо.

Оковы Н-Зота падут. Чтобы вы не делали. Нет иного пути, чтобы спасти этот мир. Когда падут Оковы, Древний обретет небывалое могущество. Его Зов сокрушит едва ли не каждого в мире. Никому неизвестно, как далеко под землею простирается его тело и его истинные размеры. Поэтому никто не знает, где будет силен Зов, а где он будет слабее. Не тешьте себя надеждой. От Зова нельзя убежать. Смерти неизбежны, а смерти одарят Н-Зота дополнительной мощью.

Когда Н-Зот обретет свободу, только Тарион сохранит свою волю. Тот, кто слышит Азаро-Ту, не способен услышать Зов ее детей.

Все это время Древние Боги желали одного — восстановить связь с планетой, что разорвали Титаны. Поэтому Ноздорму считал, что если Древние Боги обретут единение, это позволит миру существовать и дальше. Жизнь целого мира в обмен на жизнь одного дракона и пандаренов.

Ноздорму считал, что Тарион — и есть та Нить Жизни, что связывает Азаро-Ту с Древними Богами. Благодаря Тариону, Н-Зот вновь услышит Азаро-Ту, и его Зов целиком овладеет Тарионом. А остальной мир будет спасен.

Остаются еще два Древних Бога. К-Тун и Йогг-Сарон. Но сейчас они невероятно ослаблены. Пройдет не один век прежде, чем они смогут укрепить свои силы и противостоять этому миру. Ноздорму верил, что сейчас Азероту не стоит опасаться их.

От долгой речи седой пандарен зашелся в хриплом кашле, и это стало единственным звуком в установившейся тишине. Тогда-то Тралл и вспомнил, что именно волшебница настаивала на встрече с пандаренами. Он, наконец, поглядел на нее. По побледневшему лицу Тралл понял, что она тоже впервые слышит об истинном предназначении собственного сына. Взгляд Джайны застыл в одной точке, в этот миг для нее не существовало никого, кроме Тариона. А Тарион был обречен.

Ни одна эмоция не скользнула по ее будто вырезанному из камня лицу, Тралл поразился ее стойкости. Если буря и бушевала, то только внутри нее. Возможно, Джайна все еще на что-то надеялась. Возможно, просчитывала варианты, шансы, как всегда поступала Джайна. Тралл знал, она умеет брать эмоции под жесткий контроль, когда ситуация становится критической. Это была та самая ситуация, хуже не придумаешь.

Малфурион тоже избегал смотреть на Джайну, заметил Тралл. Как и седой пандарен, а вот молодой пандарен, казалось, вот-вот сорвется с места, чтобы обнять волшебницу, предоставить ей твердую лапу, покрытую черно-белой шерстью, о которую она смогла бы упереться.

Хорошим же он был ей другом, вдруг подумал Тралл, если в миг скорби поспешил отвести глаза в сторону. Джайна все так же глядела в пустоту. Она обдумывала, слово за словом, что произнес пандарен. Она искала лазейку, искала еще один шанс, ту ошибку, которая укажет, что пандарены, Ноздорму и даже сама Мать Земля, все они выбрали не того. Должен быть кто-то иной, кто займет место Тариона. А ее сын вернется к ней из Подземья.

Тралл увидел, как Джайна судорожно вдохнула воздух и впервые, кажется, моргнула. Оцепенение оставило ее. Она дышала глубоко и часто, будто только что ныряла на задержке дыхания. Она что-то поняла, что-то придумала, нашла то, что никто не предусмотрел.

Хранительница Жизни заговорила первой:

— Где Тарион сейчас? — спросила она.

Малфурион прочистил горло, но голос все равно прозвучал хрипло:

— В Подземье. Мы решили, ему там безопасней.

— Он сможет покинуть Подземье? — снова спросила Алекстраза. — Если… Если Оковы падут?

— В своде Подземье пролом, оставленный… — Малфурион осекся. — Одним словом, да.

Алекстраза поглядела на пандарена:

— Как Тарион поймет, что нужно делать? Вы ведь не говорили ему о предназначении?

— Он слышит Зов Азаро-Ты, Королева, — ответил пандарен. — Еще в Пандарии он услышал ее.

Тралл видел, как беспокойно шевельнулась Джайна. Пандарен ни слова не сказал о Лейтенантах Древних Богов, вдруг сообразил Тралл, а именно один из них сыграл не последнюю роль в том, что гибель Пандарии обошлась без жертв. Нептулон не был столь незначительной фигурой, чтобы им пренебрегать, а недоступное шаманам общение со стихиями поразило Тралла до глубины души. Одной мысли Тариона было достаточно, чтобы ветра Зимних ключей устремились к Лунной Поляне. Но в рассказе пандарена стихиям не отводилось никакой роли. И это было тем выходом, тем отличием, что вспомнила Джайна. Но как это поможет, Тралл не знал.

— Я могу связаться с духами земли, — вдруг предложил он.

Джайна вздрогнула. Малфурион с удивлением поглядел на него.

— Зачем? — спросил он.

— Возможно, удастся узнать, там ли Тарион и что происходит.

Королева дала свое согласие. Кажется, Алекстразе требовалось время, чтобы заново обдумать и взвесить сказанное.

Тянулись минуты, пока Тралл обращался к духам и выслушивал их ответ. Он постарался не выдать своего волнения, когда вновь открыл глаза.

— Что же сказали духи? — спросил друид.

— Все в порядке. Мальчик там. Он в безопасности, — последнее он добавил ради Джайны. Хотя сами духи говорили совершенно обратное.

Время прошло, но решение еще не было принято. Алекстраза тихо обратилась к Кейган-Лу:

— Что же нам делать, пандарен?

— Вы либо доверяете мне, Хранительница Жизни, либо нет. Если нет, то собираете бойцов и ведете их прямиком на смерть. Вблизи Грим-Батола, когда Оковы Н-Зота падут, находится опасно. А это произойдет, я предупредил вас. Если вы доверяете мне, то сейчас же отдаете приказ и закрываете Гранатовый Редут. Никто не должен покидать его и ничто не должно проникнуть внутрь, когда темные силы окажутся на свободе. Мы не сможет противостоять им. Ровно до того мига, пока Тарион не окажется во власти Н-Зота.

— И что будет тогда?

— Тогда Древний обретет то, к чему стремился эти тысячелетия. Нить Жизни, что вновь свяжет его с Матерью. Его Зов обратится целиком на Тариона. А остальной мир вернется к прежней жизни.

— Мы сможем восстановить Оковы Н-Зота?

— Мне не известно об этом, Королева.

— Рискну предположить, что вряд ли, — впервые произнес супруг Королевы. — Только Титанам под силу подобное.

Алекстраза обдумала его слова, затем кивнула, соглашаясь.

— Но что будет дальше? — вновь обратилась она к пандарену. — Когда Оковы падут, а Н-Зот окажется на свободе и получит желаемое, как этому миру жить дальше?

Кейган-Лу покачал седой головой.

— Гораздо важнее — какой путь вы выбираете сейчас. Для начала мы должны пережить темное время.

Королева драконов поднялась. Рассеяно оправила огненные локоны длинными пальцами. Малфурион не сводил с нее глаз. Тралл тоже ждал ее ответа.

Тралл ясно ощутил власть, исходящую от Королевы драконов. Когда-то Тралл обладал такой же властью, когда в Оргриммаре перед ним расступались, когда находясь в толпе, он все равно казался выше других на голову. Голос звучал громче, движения были четко выверены. Но никогда от принятых им решений не зависела судьба целого мира.

Наконец, Алекстраза сказала:

— Малфурион. Я знаю, что ты не доверяешь черным драконам. Я — тоже. Но я верю бронзовому, и это все меняет. Ноздорму верил в этого мальчика и он приложил достаточно сил, чтобы дать ему жизнь, а потом сохранить ее. Это я дала Тариону годы жизни, чтобы он превратился из младенца в юношу, и глупо было бы сейчас идти на попятную.

Королева глубоко вздохнула и сказала:

— Я верю пандарену. И приказываю закрыть Гранатовый Редут.

На лице друида заиграли желваки. Малфурион — вот, кто действительно спасал Азерот, глядя на него, подумал Тралл. Защищал Великое Древо от Лорда Огня, его люди гибли в жестоких сватках с огненными чудовищами, а силы Рагнароса, казалось, неистощимы. Лорд Огня отвоевал большую часть Хиджала, он воздвиг Огненную Пропасть, пылающую крепость, он сжигал землю, оставляя после себя лишь прах. Все, что в Подземье казалось Траллу значительными успехами, меркло в сравнении с Хиджалом. Буйство красок и зелени, которая пробивалась на сгоревшей земле, за которую боролись и проливали кровь друиды во главе с Малфурионом, не стоило того, чего они добились в Подземье.

И сейчас этому защитнику сообщили, что последняя битва, ради которой он сражался, к которой столько времени готовился, откладывается. Возможно, даже отменяется. Вместо него с Древними сразится один из его врагов — черный дракон. Малфуриону было непросто изменить свое мнение после одних только рассказов о судьбе Нелтариона Защитника из мира пандаренов. В жизни друида черный дракон был один, и он был Смертокрылом.

Но Малфурион обдумал слова Алекстразы и спросил лишь это:

— Как же воины Азерота? Они спешат к нам на помощь. Мы не примем их?

Алекстраза вдруг обернулась к Джайне:

— Леди Праудмур, может быть, магия сможет помочь нам?

Она не знает, вдруг понял Тралл. Алекстраза даже не догадывается, кем Тарион приходится Джайне.

Голосом совершенно безликим, как если бы читала в сотый раз надоевшую лекцию, волшебница ответила:

— Это возможно, если магия будет принимать только тех, у кого есть зачарованный мной камень для телепортаций. Иными словами зачаровать защиту лагеря на основе моей магии и личности. Но это сложные заклинания и на них требуется время.

— Другие маги могут чем-то помочь вам?

— Смотря какими умениями обладают эти маги.

— Эльфы крови здесь? — спросила Королева Малфуриона.

— Да, Верховный Магистр и лорд-правитель Кель-Таласа.

— Верховный Магистр подойдет, — кивнула Джайна. — С ним это пойдет гораздо быстрее.

— Простите, Королева, — встрял Тралл, — кто еще из Орды ответил на ваши послания?

Тралл понимал, что она могла и не отвечать ему. Он бы, например, не ответил. Но этот ответ отнял у нее совсем немного времени.

— Только Луносвет, — ответила Королева драконов.

Тралл поблагодарил ее.

Оргриммар держал осаду. Из-за армии Альянса в Степях таурены из Громового утеса тоже не могли покинуть Мулгор. Подгород вел собственную войну с воргенами, и даже тролли не прожили долгой счастливой жизни на отвоеванных Островах Эха. Острова были не только живописными местами, на них были земли для возделывания, пускай и небольшие, но в пустынях Дуротара их не было вовсе. Еще удобные заводи для ловли рыбы, питьевые источники и целый город, только отстроенный троллями. Первым делом король Штормграда распорядился захватить Острова Эха.

Тем не менее, Альянс куда охотней шел на защиту этого мира от Древнего Зла, подумал Тралл. Не последнюю роль в освобождении Гномерегана сыграли красные драконы, пришедшие гномам на помощь. В благодарность прославленные инженеры Гномерегана снабдили Королеву драконов невероятным количеством механических зверушек и встали под ее флаги перед главной битвой с Сумеречным Молотом. Несколько кланов дворфов, не втянутых в войны за престол Стальгорна. И разумеется, многие из ночных эльфов, прибывшие по первому приказу Верховного друида.

Тралл знал другую Орду. Под его началом Орда умела расставлять приоритеты. Сделанного, впрочем, не воротишь. Вряд ли Вариан Ринн не объявил бы войны, если бы Тралл все еще оставался Вождем… И если бы Джайна не исчезла так внезапно. Внезапная догадка осенила Тралла, что останься все по-прежнему, сейчас армии Королевы драконов могли бы выглядеть совсем иначе.

Но тогда… не было бы и Тариона, подумал Тралл. А их мир был бы обречен.

Королева, тем временем, приблизилась к пандарену и коснулась его белоснежных лап.

— Спасибо, пандарен, — сказала она.

Джайна быстрым шагом, не оглядываясь, покинула шатер. Кейган-Лу вздохнул. Алекстраза подняла глаза на Малфуриона. В ее глазах застыл немой вопрос.

Друид нехотя ответил:

— Леди Праудмур — мать Тариона.

Тралл оказался прав. Алекстраза выпрямилась, как от удара хлыста. С ее лица сбежала всякая краска. Она вновь поглядела на пандарена.

— Ноздорму был уверен, что она погибла. Почему она выжила?

На этот вопрос ответил второй пандарен, до этого хранивший молчание.

— Это я молил Мать Всего Живого сохранить жизнь леди Праудмур, — сказал Хейдив-Ли. — Наверное, она услышала мои молитвы.

Кейган-Лу тяжело дышал. Рассказ вытянул из него все соки.

— Хранительница Жизни, — прерывисто ответил седой пандарен, — некоторые детали действительно изменились… Но предначертанное неизбежно… Он избранник Азаро-Ты, он слышит ее Зов. Лишь он один.

Алекстразу это, похоже, все равно не убедило.

— Малфурион, — обратилась она к друиду, — ты говорил, что Смертокрыл обязательно явится за своим сыном?

Друид кивнул. После произошедшего на Лунной Поляне Малфурион собирался использовать мальчика как приманку, только сейчас догадался Тралл. Конечно, не было способа проще, чтобы выманить черного дракона из неприступной крепости. Тарион должен был находиться в безопасности до поры до времени, пока Малфурион не вызвал бы его в Гранатовый Редут.

Но Тралл так же понял кое-что еще. Как и Алекстраза, как и Ноздорму, Смертокрыл не знал, что Джайна выжила. Алекстраза озвучила опасения Тралла:

— Но почему из-за сына, Малфурион? Что будет, если Смертокрыл узнает, что она жива?

Малфурион повел плечами, на миг расправляя аметистовые крылья.

— Кейган-Лу, — обратился друид к пандарену, — вы сказали, что Зов Н-Зота ослабнет после того, как он завладеет Тарионом. Но что станет с теми, кто находился во власти Н-Зота все это время?

— Вы не хуже меня знаете, что Зов Древних разрушает плоть и разум… Когда Зов падет, многие вернут отобранную свободу воли. Если вообще уцелеют к тому времени.

Малфурион повернулся Алекстразе:

— Как видишь, Хранительница Жизни, Смертокрылу нужно и самому выжить для начала.

На миг по лицу Королевы пробежала тень страха. Она не была готова к подобной встрече. Как и Малфурион, впрочем.

— Ступай, Малфурион, — взяла себя в руки Алекстраза.

Тралл простился с королевской четой, пандаренами и покинул шатер вместе с друидом.

За шатром сгустилась ночь. Ночи в Сумеречном Нагорье, где сама земля дышала проклятием Древнего Бога, были глубокими, насыщенно-темными. Даже яркий огонь с трудом боролся с густым вязким мраком. Белые стволы кленов Гранатового Редута мгновенно исчезали в сумерках, будто их и не было. Огней и факелов в Редуте было больше обычного числа. Но по ночам, во мраке, было особенно сложно забыть о близости Грим-Батола.

— Ты веришь им? — спросил Малфурион.

— Ты видел Джайну. Если бы оставалась надежда, что это ложь, она вела бы себя иначе.

Малфурион тяжело вздохнул.

— Почему она?... — пробормотал он. — Почему именно она?...

Тралл не раз задавался тем же вопросом. Малфурион кивнул ему на прощание и отправился отдавать приказы.

Тралл быстрым шагом обходил склон за склоном. Он думал о мире, который испытает на себе Зов Древнего Бога. Сколько времени это будет продолжаться? Как ни крути, это станет своеобразным концом света. Только они смогут его пережить, как считал Ноздорму, а мир пандаренов не смог.

Тралл вдруг ясно понял, что не желает встречать конец света — настоящий или временный — в Гранатовом Редуте. У него оставались нерешенные вопросы, терзавшие сердце. Неплохо бы расставить все точки да «и», да поскорее.

Тралл приблизился к шатрам магов. Издали он увидел Джайну, ее окружали люди в робах, но эльфа крови среди них не было. Она не заметила его. Он не знал, чем может помочь ей. Ни одно слово не способно унять тех чувств, что бушуют в ее душе. К тому же эта пропасть между ними… Джайна верила, что он сможет понять ее. Когда-нибудь, сказала она. Похоже, он был близок к этому. Он сумел свыкнуться с мыслью, что у Джайны есть взрослый сын. И что он наполовину черный дракон. А остальное… Тралл тяжело вздохнул. Когда-нибудь, возможно, он смирится и с этим.

Тралл продолжил свои поиски.

Наконец, он был вознагражден. В тени шатров у самого обрыва, он спустился вниз по пологому спуску. Эльф крови вздрогнул, когда Тралл его окликнул.

— Вождь, — пробормотал Роммат. Темнота почти скрывала его.

— Теперь я шаман, Верховный магистр. Вы можете обращаться ко мне по имени.

— Что привело вас… тебя ко мне, Тралл? — не с первой попытки удалось выговорить Роммату.

— Вас разыскивает леди Джайна, — нашелся Тралл. — У нее много дел и поэтому я решил передать вам это послание. И еще у меня небольшая просьба. Мне нужен портал в Подземье. Вы можете помочь мне? Это не займет много времени, потом вы сможете присоединиться к леди Джайне.

— К леди Джайне, — эхом повторил эльф крови.

— Ну да. Так что на счет портала? Давайте я расскажу вам о Подземье? С меня два золотых. По-моему, отличная сделка?

Эльф улыбнулся. Ну, наконец-то, подумал Тралл.

— Мне известно Подземье, — ответил Верховный магистр. Он принялся шептать заклинание, но выругался и остановился. — Похоже, что-то мешает телепортации из Редута.

Тралл тоже выругался.

— Пробуйте. Это мой последний шанс.

Роммат как-то странно посмотрел на него. Затем вновь вернулся к магии. Еще несколько попыток с треском провалились, но вскоре показался небольшой зеркальный овал. Он был меньше привычных порталов.

— Скорее! — крикнул Роммат. — Он не продержится долго!

Тралл прыгнул. В тот же миг портал за его спиной захлопнулся. Похоже, чары Джайны уже сумели остановить часть волшебного вмешательства на Гранатовый Редут. Но Тралл успел. Верховный магистр оказался не слабее Джайны.

При телепортации Тралл снова не удержался на ногах. Увидел суровый каменистый пейзаж Подземья и лиловые переливы воздуха, будто озаренного закатом. Мало кто в Азероте был знаком с этими местами, подумал Тралл, почему они оказались известны Верховному магистру Луносвета?

Но раздумывать времени не было. Тралл застыл. Духи земли не обманули его, когда он обратился к ним.

В центре Подземья, соединяя верхнюю твердь и нижнюю, буквально на глазах рос новый Столп Мира. А рядом парил хорошо знакомый черный дракон.

 

Глава 21. Закрыть Подземье.

Куда его закинул сотворенный Ромматом портал, Тралл разобрался не сразу. Сотворение нового Столпа заворожило шамана. Оглядевшись, он увидел руины низких каменных домов. Не было видно ни одной живой души. Создавалось впечатление, что лагерь будто стерли с лица земли одним взмахом огромной ладони… Но ведь так и было, удивленно сообразил Тралл. Он слышал о руинах лагеря Сумеречного Молота, ведь кроме Храма Земли, культисты основали и лагерь среди горных вершин на севере. В услужении Культа были драконы, которых не было у шаманов Подземья. Отсюда было ближе к каменным сводам, а нижняя твердь казалась очень далекой. Разлом Смертокрыла зиял огромной раной над головой Тралл. Он стал еще больше, чем Тралл запомнил его.

Но от великанов нигде не скрыться, подумал Тралл, приближаясь к краю обрыва. Когда Каменная Матерь приказала уничтожить остатки Культа в Подземье, ее великаны, должно быть, приблизились к лагерю именно со стороны обрыва. Достаточно было смахнуть, как крошки со стола, трехпалыми руками хижины и самих смертных прямо в пропасть.

Сейчас Тралл тоже видел великанов. Десятки каменных великанов собрались вдали в центре Подземья, у подножия Столпа. Мать-Скала была среди них, даже отсюда Тралл видел ее. Видел Храм Земли и неразличимых Служителей Земли возле него. Должно быть, Аггра сейчас тоже среди них, завороженная чудом, происходившим прямо у них на глазах.

Тралл верил, что Тарион справится. После всего, что Тралл узнал о нем, создать новый Столп и закрыть гигантскую трещину в каменном небосводе — не казалось чем-то запредельным. Тарион исправит ошибки отца. Хотя бы часть из них, если хватит времени. Одним взмахом черных крыльев Тарион творил то, чего не смогли бы шаманы, собери они даже хрустальную пыль растоптанных осколков.

Новый Столп не был похож на прежний. Никто не сможет повторить Творение Титанов, в этом Аггра и Лортуна и другие сопротивлявшиеся Траллу шаманы были правы. Но и никто другой, кроме Тариона, не смог бы воздвигнуть этот. Потому что раньше никто не обращался сразу к двум стихиям Азерота. К каменной тверди и к подземным водам. То, чему требовались века, сейчас происходило за считанные минуты.

Подземные реки наносили породу, и свисающие с небосвода сталактиты опускались все ниже, становились крепче и шире. Одновременно, им на встречу, росли сталагмиты. Неуловимо быстро менялись их очертания из-за подземных вод, что капали со сводов Подземья. Каменная колонна росла сверху и снизу, основа и вершина стремились друг к другу. Подземье вновь станет уникальным замкнутым царством каменных великанов, василисков и червей. Он поможет Теразан унять ее боль, если это возможно. Тралл обещал помочь и он выполнил свое обещание. Сначала он уговорил Служителей Земли начать поиски осколков Столпа, возможно, они даже продолжились, когда он сам покинул Подземье. Но гораздо большего Тралл добился на Лунной Поляне, когда посоветовал Малфуриону отправить в Подземье Тариона.

В последний раз Джайна тоже видела его тогда, на Лунной Поляне, кольнула Тралла острая мысль.

Тралл отвел глаза и принялся искать возможный спуск вниз. Он не сразу обнаружил среди скал узкую, но надежную тропу позади одного из сохранившихся каменных алтарей с молотом и драконьими крыльями. Траллу приходилось упираться за выступы пострадавшей рукой, с левой стороны зияла пропасть. Его продвижение сильно замедлилось, а рука разболелась. В какой-то момент он даже обрадовался, что заново чувствует ее, но на радостях оступился, и лавина мелких камешков едва не унесла его за собой. Он схватился за скалу и остановился, чтобы перевести дух. Вряд ли от него будет хоть какая-то польза, если он сорвется вниз.

Сначала его обдало жаром, а потом гора вздрогнула. Из пропасти взвился поток синего пламени. Тралл вжался в камень. То же пламя, осознал Тралл, что едва не стоило им с Агррой их жизней в пещерах каменных червей.

Гора загудела. Тралл с ужасом узнал треск горной породы. Где-то внизу произошел обвал. То сверху, то сбоку раздавались похожие звуки. Слишком поздно было бежать наверх, но и до земли оставалось порядочно. Нужно было выбирать. Вместе с градом мелкой гальки под ногами Тралл устремился вниз.

И за следующим же поворотом налетел на эльфийку крови. Тралл узнал верховную жрицу Лортуну.

— Тралл? — она удивилась не меньше. — Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь выжить, — честно ответил он.

Лортуна кинулась к нему, уткнулась носом в плечо. Тралл услышал ее рыдания. Это окончательно сбило его с толку.

— Лортуна, — аккуратно произнес он, — что происходит?

Она отстранилась, утерла слезы и сказала:

— В Подземье столько всего произошло, Тралл, пока тебя не было, — она шмыгнула носом. — Среди шаманов был предатель. Он служит Сумеречному Молоту и он преследует меня. Ты поможешь мне, Тралл? Одной мне не спастись.

— Святые предки, — пробормотал Тралл. — Кто этот предатель?

Она опустила глаза и едва слышно произнесла:

— Это Аггра. И она идет за мной. Я чудом оторвалась. Она совершенно неуправляема. Это не та шаманка, что мы оба знали. Нет выхода, Тралл, мы должны подниматься вверх. Пойдем со мной, Тралл, пойдем, — она тянула его за руку за собой, звала вновь преодолеть тот путь, что он только что с таким трудом проделал.

Из-под земли под их ногами вырос тотем огня. Лортуна отскочила в сторону. Тралл слишком хорошо знал тотемы шаманов. Он был поражен. Он глядел, как тотем набирает силу, как призывает на помощь духов огня. И стреляет сгустками пламени в эльфийку крови. Лортуна воздвигла магический барьер.

— Бежим, Тралл! — закричала она. — Бежим, ради предков!

Ей все равно пришлось схватить его за руку и потащить за собой. Он остался бы ждать там, ждать Аггру, если это она появится из-за поворота. Он не мог поверить. Он не понимал, зачем ему бежать в другую сторону. Ведь все это время он стремился к ней, к Аггре. Как же так вышло, что теперь он бежит от нее прочь, опасаясь за собственную жизнь?

Лортуна юркнула в расщелину и повела его по другой дороге, значительно короче. Они быстро поднялись в разрушенный лагерь Сумеречного Молота, но их путь не укрылся от внимания преследователя. Тралл остановился как вкопанный, когда увидел темнокожую шаманку. Ее темные волосы были собраны в тугой хвост. Это действительно была Аггра. И она тоже заметила Тралл. Аггра будто споткнулась о невидимый порог, когда их взгляды скрестились.

Сердце Тралла разрывалось. Он желал бы сделать шаг ей навстречу, улыбнуться и сказать, что это, проклятье, не лучшее время для розыгрышей.

Лортуна вынырнула из-за его плеча и закричала:

— Тралл пришел, чтобы спасти меня! Он знает, что ты преследуешь меня, Аггра! Тралл все знает! Он на моей стороне!

Аггра не нападала. Она выглядела озадаченной и изучала Тралла так, будто впервые его видела. Неуловимо быстро она коснулась амулетов на своей груди. Ее окружили несколько защитных тотемов и один боевой, выросшие из-под земли.

Вдруг Аггра пригнулась и громко закричала, указывая на что-то позади Тралла.

— Смотри! — кричала она. — Смотри же!!

Тралл обернулся. Увидел, как взметнулась волна синего пламени. Как странный огонь окутал женщину-блондинку в светлых одеждах. Свободная туника, похожая на магическую робу, и длинные пшеничные волосы. Немудрено, что в полумраке подземелий он принял ее за Джайну. Лортуна и сейчас сильно напоминала ее, но теперь-то Тралл знал, что той прежней Джайны просто не существует. Уже тогда Лортуна была не на их стороне, а теперь — и подавно. Она ловко воспользовалась их с Аггрой замешательством при виде друг друга.

Время для Тралла замедлилось. Лазурный огонь не тронул белых одежд Лортуны и ее волос. Он четко увидел, как пламя обогнула эльфийку и устремилась к Аггре. А шаманка, вместо того, чтобы бежать прочь, устремилась прямо к нему. «Аггра хочет спасти меня», — пронеслось в сознании Тралла. В тот же миг он прыгнул.

Сбил с ног шаманку, и они вдвоем, по камням и песку, устремились вниз, скорее, прочь от пламени. Поток устремился к обрыву. Тому самому, с которого Тралл еще недавно созерцал пейзаж Подземья.

Аггра успела за что-то зацепиться. Он тоже мог успеть. Шаманка протянула ему руку, он — свою в ответ. Но совсем не ту руку, с запозданием понял Тралл. Песчаная лавина обрушилась с обрыва. Тралл схватился за выступающий камень. Теперь правильной рукой — левой.

Он не видел Аггры. Только отвесную каменную стену перед своим носом. Тралл попробовал подтянуться, второй рукой он мог бы ухватиться за что-то другое и выкарабкаться. Но правая рука болталась, как чужая. Под ногами опоры не было, он покосился вниз. Только каменные зубы далеко внизу. Для многих из Культа именно они стали последним прибежищем.

Услышав звуки боя, Тралл стиснул зубы и повторил попытку. Ему удалось подтянуться. В этот миг искры синего пламени опалили его макушку. Раздался сдавленный крик, и все стихло. Тралл понятия не имел, кто одержал вверх — жрица или шаманка.

Но затем сверху донесся голос Лортуны.

— И откуда ты только взялся?! — тяжело дыша, проворчала жрица. — Все так удачно складывалось! Эта глупышка взялась преследовать меня в одиночестве! Не составило труда разделаться с ней. Но ты, Тралл, будь ты трижды проклят!

— Почему?... Почему, Лортуна?

— А нельзя было предлагать каменным великанам помощь, Тралл!Этого не было в планах Сумеречного Молота. Ты слишком идейный и убедительный для этих шаманов, Вождь, я говорила тебе. Твое счастье, что ты успел убраться прочь вместе с рогатым друидом. Оставалась Аггра. Твоя ярая противница вдруг резко переменила мнение! Не думала, что она доставит мне столько хлопот. Она ни на шаг не отходила от великанов, все выискивала проклятые осколки. Я не могла сидеть, сложа руки, я раскрылась ей и заманила в лагерь Культа. И теперь все кончено!

На голову Траллу посыпались камешки и песок.

— Я видела в Хиджале мощь Рагнароса, — продолжала Лортуна. — Древние Боги истинные хозяева этого мира! Не мы, Тралл! Этот мир принадлежит им! Конечно, жаль тебя, Вождь. Но ты оказался не в том месте и не в то время.

Пламя обожгло его пальцы. Тралл стиснул зубы. Не таким он видел собственное возвращение в Подземье. Совсем не таким.

— Черный дракон, конечно, спутал все мои планы, — бормотала где-то выше Лортуна. — Впрочем, это уже не моя забота. Нужно убираться отсюда, пока еще есть возможность. А ты упрямый, Тралл, — добавила жрица, и еще один поток пламени обрушился на него сверху.

Обожженные пальцы разжались. Тралл сорвался в пропасть.

* * *

Пролом исчез. Подземье вновь стало похоже на сброшенный панцирь гигантской каменной черепахи. Черный дракон сдержал слово. Значит, пришел черед Теразан Матери Скалы исполнять обещание.

Каменные Сыновья подвели ее к новому Столпу. Ей все чаще приходилось обращаться к ним за помощью. Теразан нерешительно коснулась его каменной поверхности. Прежний Столп Мира был ключом в элементальный план, где Титаны заточили разрушительные стихии. Стихии вырвались в Азерот, когда Смертокрыл разрушил его. Никто, кроме Титанов, не мог бы вернуть их обратно в заточение. Он был другим, разумеется, совсем непохожим на творение Титанов из прозрачного горного хрусталя. Это была массивная каменная колонна с неровными наростами сталактитов и сталагмитов, прекрасная в своем грубом, первозданном виде. Она не смогла бы создать нечто подобное, думала Теразан. Трещина в ее теле росла, лишая ее жизни.

Но теперь все будет иначе. Целостность Подземья восстановлена, отныне смертным искателям приключений и охотникам за драгоценностями не проникнуть извне, в ее каменное царство. А чтобы утихла ее боль, есть только один выход…

Теразан поглядела на шаманов вдалеке. Они не нападали на черного дракона, хотя пытались, когда он только сменил облик. Смертные стояли, не шелохнувшись. Интересно, когда они поймут, что теперь у них нет выхода из Подземья и теперь они целиком в ее власти? Ведь они проникли сюда через пролом, они летали по воздуху на странных существах туда и обратно.

Что-то отвлекло ее. Один из Сыновей указал на дальние скалы, откуда виднелись вспышки синего пламени. Теразан пересчитала Каменных Сыновей. Все восемь были здесь. Да проклянут их Титаны, они не должны быть рядом с ней в полном составе!

Горсик Беспокойный ощутил ее возмущение и сразу вспомнил все, о чем успел забыть, когда загляделся на полет черного дракона. Горсик прогрохотал прочь от нового Столпа, до дальних скал путь не близкий, будь он неладен. Надо же было всему случиться одновременно.

Когда дракон подлетел к ней, Теразан Мать-Скала уже взяла себя в руки. Склонив голову, дракон ждал. Теразан была благодарна, но она также знала, что эта боль не пройдет для него бесследно. Пусть ему по силам вырастить новый Столп и закрыть разлом, но это…

… «Зов дает защиту Смертокрылу от этой боли, смертный. Я предупреждала тебя», — сказала она ему.

… «Да, Мать-Скала», — ответил дракон.

… «Ты примешь власть над стихией Земли, но вместе с ней ты обретешь много боли, смертный».

… «Я знаю, Мать-Скала».

Теразан нехотя призналась себе, что ей будет жаль, если этот одаренный дракон погибнет теперь. Она дала слово, а он ждет. И это ее единственный выход избавиться от страданий.

Она предусмотрительно поглядела на Бодена Впечатляющего и Террата Непоколебимого. Не хватало еще, чтобы и эти Сыновья подвели ее. Великаны были готовы. Что ж, других причин, чтобы откладывать задуманное, больше нет. Пора.

… «Смертокрыл слышит Зов Н-Зота, — заговорила Теразан. — Только Зов заглушает боль Азерота, которую он способен чувствовать как Аспект-Хранитель. Если однажды он лишится его, он узнает. Мне Зов недоступен. Каждую минуту я чувствую эту боль. Я не могу простить ее. Я служила им, я сражалась с Титанами ради них. Но отныне я не служу Древним Богам! Я отдаю тебе, черный дракон, крови от крови Смертокрыла, власть над землей! Стань частью стихии и братом каменных великанов! Стать одним из нас!»

Он честно старался, Теразан видела, он старался не закричать. Из свежей раны пониже двух других, уже затянувшихся, по его длинной шее потекла кровь.

… «Держите его», — выдохнула Теразан.

Великаны схватили его за крылья. Он, наконец, закричал. Он должен был закричать. Если его не остановить, он сойдет с ума от боли, от боли Земли. Пускай же знает, что ни одно изменение не проходит бесследно. Ни одна гора, впадина или новое русло реки не проходят незамеченными для стихии. Аспект должен знать, что любое изменение чревато. Любое изменение приносит боль, он почувствует ее на себе. Когда-то Нелтарион тоже знал об этом. Но Н-Зоту требовались разрушения и сам Нелтарион. Иначе Смертокрыл был бы давно мертв.

Когда-то Зов тоже защищал Теразан, как теперь защищает Смертокрыла. Когда-то они были едины, Лейтенанты и Древние Боги. Тогда их мир первозданного хаоса не знал равновесия, Титанов и смертных.

Теперь все иначе. Она до последнего верила, что смертные долго не продержатся, что Боги одержат над ними верх. Ведь Титаны более не защищают их. Но смертные здесь, а Древние Боги вряд ли когда-то вернут былой хаос. Теразан пришлось сделать выбор. И она не жалела.

Дракон рычал, выгибал шею, чтобы дотянуться до великанов. Чтобы освободиться. Теразан знала, что он чувствовал. Еще миг назад она чувствовала то же самое. Сейчас ее боль уходила, утихала. Она разделила силу с этим драконом. Если он выживет, то стихия не будет принадлежать ей безраздельно, как это было раньше. Новые времена, новые правила. Но исчезнет эта боль. Если дракон умрет, власть вернется к ней. Как и проклятая боль.

… «Держите, — повторила Теразан. — Фелсен, ты тоже».

Фелсен Выносливый схватил дракона за шею. Кровь дракона обагрила его руку. Дракон вырывался. Он сражался с болью внутри себя, он сражался с самим собой. Теразан не могла допустить этого. Боль сводила с ума, и он мог убить самого себя.

Он говорил, что вода и воздух подвластны ему. Но ничего подобного он не испытывал с этими стихиями. Он не знал, чего ждать. Она знала. И знала, как помочь, хотя он и сопротивлялся принятым ею мерам.

Неожиданно дракон обмяк. Повис в руках каменных великанов. Глаза его закатились. Великаны смотрели на нее, ждали приказа. Теразан кивнула, они опустили дракона на камни. Он не шевелился. Теразан не видела дыхания.

Он говорил, что он потомок Смертокрыла, думала Теразан, ему могло бы хватить сил для этого. Но он не сам Смертокрыл, и даже не чистокровный дракон. Теразан поглядела на Столп, на закрытый Пролом. Разрушитель Миров проучит ее за самонадеянность, в этом сомневаться не приходилось. Выживет ли она после очередной вспышки его ненависти? Теразан коснулась глубокой трещины в каменном боку, кажется, ответ был более чем очевиден.

Великаны топтались на месте. Смертные шаманы настороженно следили за ними, интересно, что они понимали из происходящего?

Дракон рассказал ей о возможности говорить со смертными напрямую. Она не скоро воспользуется этой возможностью, теперь ей не о чем говорить с ними. Теперь они ничем не могут помочь ей. Возможно, самое время убить их, чтобы раз и навсегда очистить Подземье.

Она обернулась к великанам. Приказ готов был сорваться с ее уст. Но слова застряли поперек горла.

Земля под ее ногами вздрогнула. Что-то глухо ударило ее изнутри.

Затем все стихло.

Шаманам было достаточно, они не удержались на ногах. Некоторые не успели подняться, когда раздался второй удар.

Глухой, гулкий, ритмичный. Он напоминал Теразан что-то знакомое.

Сердцебиение, внезапно поняла она. И обернулась.

Потомок Смертокрыла медленно поднялся, расправил крылья.. На шее темнел кровоподтек от хватки Бодена. Но он был жив. Его сердце гулко билось, сначала медленно и редко, теперь сильнее.

Дракон выжил и стал частью стихии.

Он глубоко вдохнул. И выдохнул. Драконий огонь, что вырвался из его пасти, раскалил камни, превратив песок в стекло.

Он неуверенно взлетел, будто заново изучая собственное тело, будто заново учился управлять им и силой, подарившей ему жизнь. Только выдыхаемое пламя освещало его и сдержанное мерцание руды в новом Столпе. Дракон набирал скорость, а земля под ногами Теразан вздрагивала все быстрее. Это сердце дракона билось все чаще.

Она услышала его голос. Он поблагодарил ее. Попросил не убивать смертных и позволить им покинуть ее вотчину. Она великодушно согласилась.

А затем он спросил ее о Древнем Боге Н-Зоте. Теразан Мать-Скала рассказала ему все, что знала.

После, на всей скорости черных крыльев, дракон влетел в горную гряду. Шаманы закричали. Треск рушащейся породы перекрыл их вопли, а пыль скрыла дракона. Теразан улыбалась. Она сполна насладилась недоумением смертных, которое они испытали, когда пыль рассеялась. Ничто не напоминало о столкновении. Дракон прошел сквозь горы и землю.

Дракон покинул Подземье, доступным лишь истинному Хранителю способом.

* * *

Полет со скалы вышел коротким. Земля оказалась неожиданно близко. Тралл открыл глаза, но ничего не увидел, только две узких полосы света в окружавшей его тьме. Может, он провалился в подземные туннели? Его не покидало ощущение, что камни под ним покачиваются, будто лодка на волнах.

Он прислушался к собственному телу, аккуратно пошевелил руками и ногами. Горели обожженные пальцы на левой руке, правая — по-прежнему казалась чужой, но в остальном все было целым и ничего не напоминало о падении с головокружительной высоты. Тралл попробовал сесть и тут же ударился лбом о низкий каменный потолок. Ушиб вышел даже сильнее и чувствительнее, чем прежнее приземление. Как вышло, что ему так повезло?

А может, и нет. Пол внезапно накренился. Тралла откинуло к одной из стен. Потом к другой. Он болтался внутри, как в пустой бочке, ударяясь то одним, то другим боком. А скала шаталась и громыхала, не думая останавливаться. Когда стены вдруг расступились, неведомая сила вытряхнула Тралла наружу, прочь.

Его шатало из стороны в сторону и тошнило, но он первым делом схватился за молот на поясе, не зная, чего ожидать дальше.

— Эй, полегче! — услышал он голос Аггры. — Все кончилось.

Тралл оперся о каменную глыбу рядом с собой, точка опоры значительно улучшила его состояние. Его окружал хорошо знакомый заброшенный лагерь Сумеречного Молота. Лортуны не было видно. На каменном алтаре, свесив ноги, сидела Аггра.

— Пришел в себя? — спросила она. — Сейчас я оставлю тебя одного, чтобы поблагодарить твоего спасителя. Никуда не уходи, ясно? — она растерла в ладонях высушенные травы, закрыла глаза, коснулась амулетов на груди и погрузилась в общение с духами стихий.

Тралл огляделся, но никого не увидел. Скала под его локтем шевельнулась, и он оторопело поднял глаза кверху. А потом еще немного, так, что его голова задралась. Тралл увидел каменного великана. Он упирался на один из его пальцев. Великан и был его спасителем, понял Тралл. Он подхватил его и зажал в своем каменном кулаке, как бабочку. Хотя великаны и не знали, что такое бабочки.

Тралл оказался прав, для великанов не составило труда дотянуться до горного выступа. Лагерь Культа располагался примерно на уровне его каменной груди, а вытянутые руки, наверняка, могли дотянуться даже до самых дальних хижин.

Великан кивал, пока беззвучно общался с шаманкой. За могучим великаном Тралл не видел остального Подземья и не знал, здесь ли еще Тарион. Он вновь поглядел на Аггру.

«Солома с огнем не дружит», пришла на ум Траллу тролльская поговорка, что так часто в Оргриммаре повторял Вол’Джин. Мудрость выходцев Островов Эха учила тому, насколько разные по своей природе мужчина и женщина. Но для троллей в этой поговорке именно женщина была «соломой». Поначалу мягкой, как свежая трава, колючей и сухой после многих лет брака. Но та, что видел перед собой Тралл, без сомнения, была огнем. Чистым, горячим, ярким. Тралл не встречал таких, как Аггра, в Оргриммаре. Ее темная кожа была мягкой и шелковистой, будто нагретый под солнцем камень темной породы. Выросшая среди бескрайних зеленых лугов Награнда, Аггра со всем справилась сама. Разоблачила Лортуну, заручилась поддержкой каменных великанов, выжила и все это, не нуждаясь в его помощи. Даже спасла его самого.

Честно сказать, Тралла не радовал такой поворот событий.

Наконец, Аггра открыла глаза. Тралл сказал:

— Прости, что усомнился в тебе.

— Я тоже хороша, — кивнула она. — Так легко поверила Лортуне! А ведь я знала, кто она такая.

Тралл указал на великана.

— Это он?… Он расправился с ней?

— У великанов свои счеты с Культом, ты же знаешь. Они не могут ослушаться приказа Каменной Матери. Только он немного задержался из-за дракона. Загляделся. Если бы появился вовремя, как мы и договаривались, все прошло бы гладко.

— Лортуна сказала, что сама раскрылась тебе. Это так?

— Ложь, — покачала головой шаманка, — я давно знала о ней всю правду. Ты не поверишь, но это Теразан Мать-Скала навела меня на мысль о предателе среди Служителей Земли. В тот день, когда друид Малфурион прибыл в Подземье, Мать-Скала спешила к Храму Земли, чтобы рассказать, что синее пламя, подобное тому, что охватило туннели червей, использовали культисты. Было непросто понять ее. Она показывала мне твои видения, которыми ты общался с ней до того, как вас прервал Смертокрыл. В туннелях я ничего и никого не увидела, а ты сам не рассказал мне об этом, уж и не знаю почему. Не перестаю удивляться тому, что мне довелось узнать об этом от Лейтенанта Древних Богов! Я не сразу узнала Лортуну в твоем видении. Дальше оставалось только заручиться поддержкой каменных великанов и выбрать день.

— До чего безумная идея, Аггра! Вы из Награнда все такие… безрассудные?

Аггра ответила с хитрой улыбкой:

— Твой преемник на посту Вождя ведь тоже из Награнда? Не страшно было оставлять ему Орду?

Тралл кивнул.

— Его зовут Гаррош Адский Крик. И он тоже из Награнда, да, — добавил он с наигранно тяжелым вздохом.

Аггра рассмеялась.

— Я ведь не знала, что ты вернешься, Тралл. Да еще так неожиданно. Как ты вообще очутился здесь?

— Это долгая история. Не знаю, сколько у нас осталось времени, но для начала мы должны вернуться в Храм. Мир ждут темные времена. Оковы Древних падут.

Аггра выглядела шокированной. Потом она рассердилась.

— Да будут прокляты Древние Боги! — вскипела она.

— Мир не обречен, Аггра, — попробовал успокоить ее Тралл.

— Какое мне дело до этого мира?! Я решила, что ты вернулся ради меня!

Земля под их ногами вздрогнула. Аггра мигом слетела с алтаря. Потревоженной скале и слабого толчка оказалось достаточно. На лагерь обрушились камни. Отвесную стену позади хижин прорезала внушительная трещина.

— Пора выбираться отсюда! — крикнула Аггра. — Хватайся! — она указала на каменные пальцы великана и первая прыгнула на его раскрытую ладонь.

Тралл подавил тяжелый вздох. Гора стремительно избавлялась от лишних кусков породы, меняя очертания на глаза. Разрушенные хижины исчезли под ее обломками и в облаках пыли. Отныне ничто в Подземье не будет напоминать о Сумеречном Молоте. Теразан будет довольна.

На этот раз великан не сжал кулак. Он аккуратно нес раскрытую трехпалую ладонь перед собой. Ступал он медленно, но их все равно сильно раскачивало из стороны в сторону. Грохот стоял невообразимый. Не было никакой возможности продолжить прерванный разговор.

Тралл, наконец, увидел Столп Подземья. Он был полностью завершен. Затем он увидел Тариона и не поверил своим глазам. Дракон стал больше. Увеличился размах его крыльев. И он дышал огнем. Он носился черной тенью по Подземью, и только багряные всполохи яркого пламени обозначали его путь.

Тралл удивился, услышав голос Аггры. И с запозданием понял, что наступила тишина. Великан остановился, наблюдая за драконом.

— Тралл, — прошептала Аггра, — ты знаешь, почему Теразан не убила его? Ведь это дракон из стаи Смертокрыла!

Он не знал, как рассказать ей об этом сейчас и с чего начать. Ему пришлось бы рассказать ей с самого начала, о планах Ноздорму, о мире пандаренах и о том, кем был для них черных дракон, ставший олицетворением зла. История привела бы его к Джайне. Как он расскажет о ней Аггре? Как о лучшем друге? Или всего лишь о знакомой волшебнице из Терамора, с которой ему однажды довелось сражаться бок о бок?

Грохот обвала заставил их обоих вздрогнуть. Каменная пыль, как желтый туман, висела в воздухе. Тралл понимал, что Тарион выбрал самый простой для него способ покинуть Подземье, но ему было не по силам осознать, как такое вообще возможно, чтобы дракон прошел сквозь горы, как сквозь воду? Не встречая на своем пути препятствий? Не оставляя следов разрушений? Ведь чтобы покинуть Подземье, Смертокрылу пришлось пробить брешь в каменном своде.

Великан пришел в себя. Донес их до Храма Земли, где терпеливо дождался, пока они спустятся на землю. Озадаченные шаманы не сильно поразились такому необычному способу передвижения. После увиденного, их мало что способно было удивить так же сильно. Подумаешь, пара орков решила прокатиться в руке у великана.

В мыслях Тралла Джайна, Смертокрыл и Тарион оказались неразрывно связаны, подумал он, если касалось одного, неминуемо приводило и к другому. Это было нечто большее, что Тралл готов был понять там, на Лунной Поляне, впервые узнав историю Джайны. Но теперь он вновь вспомнил собственные мысли о чувстве, способном изменить целый мир. И о том, что нужно быть очень смелым, очень отчаянным, чтобы решиться на это чувство. Или все намного проще. Нужно любить. Сильнее всего остального. Нужно позабыть об остальном мире, чтобы однажды изменить его. Это произошло с Джайной. И кто он такой, чтобы обвинять ее в этом? Разве не должен он встать на ее сторону? Особенно теперь, когда в предназначении Тариона не приходится сомневаться?

Он поглядел на Аггру рядом с ним. Не в силах поверить и смириться с увиденным, Аггра переводила взгляд с сотворенного Столпа, на горы, за которыми исчез дракон. Она почувствовала на себе его взгляд, тоже поглядела на Тралла и сказала:

— А теперь давай проясним кое-что…

Тралл не дал ей договорить. Да помогут им предки, и у них будет время для остальных разговоров. Но в первую очередь не мешало бы прояснить самое важное.

Тралл провел рукой по темным волосам шаманки, притянул ее к себе. Она была слишком удивлена, чтобы сопротивляться.

— Я вернулся ради тебя, Аггра, ты не ошиблась, — прошептал он. — Даже если мир обречен, то я хочу встретить его гибель рядом с тобой.

Он поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй.

Неловкое покашливание вернуло их к реальности. Тралл увидел рядом старого таурена-лекаря.

— Твоя выдержка достойна всякой похвалы, шаман, — твердо заявил Маруут Камневяз. — Но если я не займусь твоими ранами, для тебя конец света настанет несколько раньше.

Аггра засмеялась. Очарование момента рассеялось. Боль от ожогов, ушибов и синяков не заставила себя ждать. Тралл осознал, что едва двигает обеими руками и вообще стоит на ногах. Он повержено кивнул старому таурену.

— Отлично, следуй за мной. Ты тоже, Аггра.

— Я теперь от него ни на шаг! — заявила шаманка. — Тралл, — пробормотала Аггра, пока они петляли по вырубленным туннелям Храма Земли, — когда я просила прояснить кое-что, я говорила совсем не об этом. Хотя это прояснить тоже не мешало, — она крепко сжала его руку повыше локтя. — Как нам теперь покинуть Подземье, Тралл? Разлома-то больше нет.

 

Глава 22. Побег из Грим-Батола.

Ка’аз-Рат был недоволен. Черный хвост бился из стороны в сторону, а резкие слова перемежались звериным рычанием. Гевин прежде не видел его таким. Кроме Безликого в Багровом зале находились человек и высший эльф. Шагготы не было видно. Гевину был дан четкий приказ явиться в Багровый зал и он не мог перечить хозяину. Еще и разозленному. Безликий не сразу обратился к нему. Пока Гевин ждал, он, волей-неволей, услышал часть их разговора.

Темнокожий человек говорил грубо, в нем чувствовалась сила. Гевин недоумевал, почему этому глупцу не ведом страх перед слугой Древних Богов. Высший эльф, оцепенев, сидел за темным столом и едва ли выдавил из себя несколько слов за все время. Он, впрочем, тоже не выглядел испуганным из-за близости чудовища. Больше его занимали какие-то свои внутренние переживания.

— Время пришло! — прорычал Ка’аз-Рат. — С Советником или нет, но Аригос должен справиться!

— Разве мы не должны разобраться, куда он делся? — возмущался темнокожий человек, дерзко глядя снизу вверх на Безликого. — Неужели никто в этой проклятой крепости не знает, кем был Советник? И где его искать?

Будто несколько молний ударили разом, и гром прокатился по Багровому залу. Гевин вздрогнул. Безликий презрительно смеялся над словами человека.

— Искать?! — повторил он с отвращением. — Зачем? Нам нужен Аспект Магии. Только он! Советник давно был помехой.

— Повторяю, Советник не закончил обучение! — человек ткнул в сторону безучастного эльфа и сказал: — Он хоть и Аспект Магии, но…

Гевин не расслышал, что человек говорил дальше. Он во все глаза глядел на невзрачного высшего эльфа и не мог поверить, что он и есть тот огромный дракон с сапфировой чешуей, которого ему довелось однажды увидеть в небе, когда Синяя стая вместе с Лидером впервые прибыла в Грим-Батол.

Но сам эльф слышал слова человека, который тоже был драконом, подумал Гевин. Голова шла кругом. Два дракона и чудовище. И он, обычный смертный, среди них.

Эльф хлопнул по столу и поднялся.

— Хватит, — процедил он. — Оковы моя забота. Никак не твоя, Вестейегос. И не Советника тоже. Стоило ему узнать, что только смерть способна разомкнуть Оковы, как он тут же исчез. Он сбежал, разве тебе не понятно?

Вестейегос смерил Аспекта Магии уничижительным взглядом, но ничего не ответил.

— Оковы Магии следующие, — прорычал Ка’аз-Рат драконам. — Будь готов. И уйми свою стаю, Аспект Магии.

Высший эльф едва заметно кивнул, человек вспыхнул, но опять же промолчал. Ка’аз-Рат, наконец, заметил Гевина.

— Час Древнего настал, Гевин! — громыхнул Безликий. — Приведи принца к подземелью Н-Зота и убирайся прочь! Понял?

Мороз пробежался по его коже.

— Да, господин.

— И живее!

Гевин устремился к двери, но окрик пригвоздил его к полу.

— Плащ! — указал Безликий. На одном из стульев за столом лежал кроваво-красный атласный плащ. — Для принца. Иди!

Гевин схватил плащ. Его фразы все меньше походили на речь священнослужителя, промелькнуло в его мыслях. Бенедикт все же терял связь с прошлым обликом и прошлой жизнью. Из всех Безликих Генералов Н-Зота в Грим-Батоле только Ка’аз-Рат говорил на всеобщем наречии. Гевин понимал, однажды вторая сущность одержит над ним окончательную победу, сотрет воспоминания и лишит возможности изящно и витиевато изъясняться, как удавалось только архиепископу Штормграда. Но об этом Гевин думал, уже покинув Багровый зал. Ему приказали пошевеливаться. Привести принца и убраться восвояси. Настал час Древнего. Пришло время Оков Света и Тьмы. Пришло время принца Андуина.

Привести принца и убраться прочь, эта фраза не выходила у него из ума. Он прикажет принцу облачиться в красный плащ и они навсегда покинут его комнату. Андуин будет идти впереди него, Гевин немного позади, он так привык. Некоторые привычки неизменны. Он приведет Андуина к подземельям. Гевин останется снаружи. Ему не нужно заходить в темные мрачные пещеры. Он не нужен Древнему Н-Зоту, ему нужен принц в кроваво-красном плаще. Только он может разомкнуть Оковы Света.

Гевин вывернул на площадь, он несся вперед, не разбирая дороги. На площадях били в барабаны, свистели хлысты и стонали жертвы. Еще больше крови. Еще больше смертей. Скоро Н-Зот будет свободен. После того, как Смертокрыл объявил, что Оковы Мироздания пали, крепость стала похожа на разворошенный улей. Жгли костры и проливали кровь. Отчаянными и жестокими стали ритуалы. Они нередко кончались гибелью одного или нескольких участников.

Гевин скоро настиг комнат принца. Простучал. Ответа не последовало. Отворил дверь имевшимся у него ключом. Принц сидел возле окна и читал книгу. Он не прервал своего занятия и не взглянул в его сторону. После того, как он спас Гевину жизнь, он ни словом не обмолвился с ним. Новая стена отчуждения была выше и крепче прежней.

— Добрый день, ваше высочество, — сказал Гевин. — Ка’аз-Рат ждет вас. Настал час Древнего. Я провожу вас к подземелью Н-Зота.

Андуин отложил книгу. Взялся за прислоненную к стене трость и неловко поднялся, опираясь на нее.

— Мне позволено взять кинжал? — спросил принц.

Конечно, ведь кинжал ему не поможет, мог бы ответить Гевин. Никакой кинжал не спасет его от смерти. А только смерть способна разомкнуть Оковы, сказал этот странный Аспект Магии.

Андуин войдет в подземелья Н-Зота. И навсегда в них останется. Только ему по силам Оковы Света. Значит, принц умрет. Совсем скоро. Гевин сам отведет его на смерть. Прямо сейчас. Как только принц переоденется в атласный плащ.

Андуин все еще ждал ответ. Он нахмурился, когда не получил его.

— Я не пойду без кинжала, — сказал он.

Разумеется, ведь это подарок отца, думал Гевин. Но его отец сейчас на другом конце света, сражается для того, чтобы вызволить любимого сына из плена орков. А его сын умрет сегодня. Вариан даже не узнает об этом. После освобождения Древних, миром овладеет хаос. Лишь истинные последователи Культа обретут спасение. А король Штормграда явно не из их числа.

Не дожидаясь ответа, Андуин, хромая, приблизился к кинжалу на кровати. Оставил трость и прикрепил оружие к поясу. Он смело глядел на него. Он ничего не боялся. Мальчик, которому Свет шел на встречу.

— Вам нужно переодеться, — выдавил из себя Гевин.

Андуин указал на красный плащ в его руках. Гевин медленно покачал головой. Он швырнул плащ на кровать. Одеревеневшими руками расстегнул собственный лиловый плащ послушника Культа. И протянул его опешившему принцу.

— Отдайте мне кинжал, — сказал Гевин и собственный голос показался ему чужим. — И вашу трость.

Андуин не шевелился. Он еще раз посмотрел на принца. Они были почти одного роста. И еще он сильно хромал на правую ногу. Слишком поздно Андуин прибег к целительству. Обратись он к Свету раньше, он мог бы избежать последствий. Такую хромоту сложно подделать.

— Кинжал, ваше величество, — повторил Гевин.

— Высочество, — пробормотал принц. — Я не король.

Гевин рассеяно кивнул. Андуин снял с пояса клинок. Протянул его Гевину.

Гевин опустился на кровать, снял правый сапог. И со всей силы полоснул по пятке острым лезвием. Кровь обагрила каменные плиты. Он не ощутил боли. Он тщательно вытер белый клинок о рукав, надел обратно сапог. Гевин коснулся атласного плаща. Ткань была холодной и скользкой. Плащ был с капюшоном, с облегчением осознал он. Он надел его и закрепил кинжал под плащом. Оружие без труда угадывалось под тонкой тканью. Гевин накинул капюшон. Неловко поднялся, аккуратно ступая на правую ногу.

Андуин не двигался. Кажется, он до сих пор не понимал, что происходит.

— Теперь отдайте мне трость.

Проклятье, подумал Гевин. Ведь принц действительно не может ходить без трости.

— Почему? — услышал Гевин.

Принц снова выглядел тем испуганным мальчиком, каким Гевин запомнил его в Штормграде. Андуин глядел так же на Вариана, когда тот отменил уроки верховой езды. Теперь принц глядел на него.

«Ты должен быть благодарен Свету», сказал тот бородатый служитель Рассвета. И на протяжении своей жизни Гевин был ему благодарен, Гевин служил и благодарил Свет за дарованное спасение. Гевин верил Бенедикту, но он не был готов служить исключительно Тьме. Не был готов к тому, что огонь, от которого он бежал всю жизнь, настигнет его, станет его господином.

Гевин не раз задавался вопросом, почему из всех жителей уничтоженного города Свет выбрал именно его, испуганного мальчишку двенадцати лет. Он долго искал ответ. И наконец-то нашел его. Он был благодарен Свету и эту благодарность после всех ошибок, которые он совершил, он мог выразить только Андуину.

Андуин и есть Свет. Гевин видел это собственными глазами.

— Почему, Гевин? — повторил Андуин. — Почему ты делаешь это?

Но как объяснить это мальчику? Ему никогда не удавалось излагать мысли вслух.

— Так правильно, — ответил Гевин. — Оковы — это смерть. А вы не должны умирать. Сможете не хромать? Хотя бы пока мы не дойдем до подземелья? Там я оставлю вас.

— Оставишь меня? — повторил Андуин.

— Да, я зайду в подземелья вместо вас. Вы останетесь снаружи и уйдете. Так быстро, как сможете.

— Но ведь он… он разоблачит тебя. Едва ли не сразу.

— Посмотрим. Это огромная крепость. Прячьтесь. Свет на вашей стороне.

— Спасибо тебе, — прошептал принц.

На мгновение Гевин закрыл глаза. Он должен быть благодарен Свету, а не наоборот.

— Скорее. Отдайте мне трость. И наденьте мой плащ. Таких в крепости много. Скрывайтесь среди других людей, измените свою внешность. Сейчас мы должны идти. Мы не должны задерживаться. Иначе… он заподозрит неладное.

Андуин отдал трость. Закрыл глаза и прошептал несколько заклинаний. Поднялся и прошелся по комнате. Медленно, но при этом не хромая. Он облачился в лиловый плащ. И первым направился к двери. Остановился. Гевин помогал себе тростью, он передал Андуину ключ от его комнаты. Распахнул дверь и вышел, дождался, пока Андуин закроет дверь на ключ. Опираясь на трость, Гевин медленно шел вперед. Андуин шел позади него.

Путь был неблизкий. Культисты были везде, не щадили запасы дров, костры освещали мрачную крепость как днем. Они готовятся, понял Гевин. Они знают об Оковах Света. Они тоже будут участвовать в этом ритуале, только иначе. Хаос уже охватил Грим-Батол. Фиолетовые плащи были повсюду. Только ярко-красный выделялся среди них.

Гевин не глядел на Андуина. Но он знал, что мальчик глядит по сторонам, старается запомнить путь, окрестности, любую темную подворотню или закуток. Ему возвращаться тем же путем, если он запомнит его. Конечно, он не вернется в свои комнаты. И никогда не вернет себе кинжала.

Они спускались все ниже. Коридоры сужались, мшистые стены покрывала испарина. Внизу тоже горели костры. Еще выше и ярче прежних, судорожно подумал Гевин. Он выбрал этот путь и ему придется прийти его до конца. Огонь настиг его. Огонь запер его в Грим-Батоле. Скоро он сожрет его. Скоро бегство, длиною в жизнь, кончится.

Культисты были даже здесь. Гвардия Разрушителя, хроматические драконы в облике смертных рас, ограждали проход под высокой аркой. Достаточно высокой, чтобы Безликий Генерал прошел под нею. Культисты расступались перед тем, кто носил красный плащ. Цвет крови. Смерть ждет его впереди.

Не сговариваясь, они остановились в десяти шагах от арки. От гвардии Аспекта Земли.

— Иди, — услышал Гевин низкий, грубый голос Андуина.

И он пошел. Хромая. Порез сильно болел. В сапоге хлюпала кровь. На какой-то миг ему показалось, что гвардия не пропустит его. Заставит скинуть капюшон, чтобы удостовериться, что он тот, за кого себя выдает. Ведь он входит в темницу Древнего Бога.

Но гвардейцы расступились перед ним.

Гевин вошел в подземелье Древнего Н-Зота.

* * *

Андуину без труда удалось влиться в толпу. Он был одним из них, в похожем плаще. Сначала ему казалось, что все смотрят на него, но потом и сам стал заглядываться на других. Ему не доводилось видеть под одной крышей орков и дворфов, троллей и людей, тауренов и гномов. Если бы их могло объединить нечто иное, думал принц, не только смерти и разрушения.

Он не ушел далеко. И в этом была его ошибка. Андуин возвращался назад той же дорогой, по каменному мосту. А под ним шумели нижние улицы, и там тоже жгли костры, прославляли Древнего и ждали его возвращения. Предчувствие заставило его обернуться. Из-за поворота, который он покинул совсем недавно, вынырнули стражи подземелья. Потом в толпе раздались первые крики. Освещенные кострами улицы накрыли большие тени. Драконы под высокими сводами Грим-Батола.

Стражей подземелья было немного, но они решительно прорезывали толпу, приближаясь к Андуину. Он знал, что ему нельзя бежать. Тем он выдаст себя. С моста, где он замер, его было прекрасно видно. Он спокойно повернулся и пошел вперед. Он один из них, ему нечего скрывать и бежать от стражи.

Но скрывшись за поворотом, Андуин все же прибавил шагу. Быстрая ходьба давалась сложнее. Ему необязательно бежать, вспомнил он, хромота выдаст его еще быстрее. Завернув в темный проулок между домами, принц повторил заклинания. Они немного помогли. Адреналин сделал остальное.

Он прошел между домами и вышел к небольшой площади. Пересек ее и по длинной лестнице поднялся наверх. Где-то на середине ступеней принц, едва отдышавшись, понял, что вряд ли это был правильный выбор. Ему сильно не хватало трости. Заклинания почти перестали действовать. Против такого напряжения магия оказалась бессильна.

Яркий красный свет заплясал по неровным ребрам лестницы. Андуин поглядел наверх, языки пламени то и дело взвивались выше и выше. Чтобы не вызвать подозрений, лучше было бы занять место одного из фанатиков возле ритуального огня. Принять участие в ритуальном танце и избиении. Кто станет искать его среди окровавленных фанатиков с розгами? Андуин стиснул зубы и продолжил подъем.

Но проклятая лестница не кончалась. А снизу послышались топот и крики. В темноте подворотни Андуин не видел преследователей. Он не собирался оставаться у них на пути. Между каменными домами оказался узкий просвет. Он сможет. Он нырнул в спасительный проход. Холодный мрамор сжал его в крепкие объятия. Андуин не мог повернуть головы назад. Для этого не хватало места. Он мог смотреть только вперед, двигаться только вперед. Впереди маячил крохотный огонек, значит, это не тупик. И вряд ли его преследователи будут двигаться быстрее него.

Камень давил на грудь. Бешеное сердцебиение оглушало. Казалось, от биения его сердца вибрируют даже каменные стены. Он старался дышать как можно реже. Остальных звуков не существовало. Дыхание казалось невероятно громким.

Вскоре Андуин перестал понимать, движется ли он вообще вперед. Тусклый огонек не рос, не становился ближе. Стены напирали, казалось, даже постепенно сходились. Проход будто сужался. И чем дальше, тем больше усилий приходилось прилагать Андуину, чтобы протискиваться, продвигаться вперед приставными шагами. Он глядел только в бок. На огонек. Шея онемела. Он боялся обратиться к любому заклинанию Света, чтобы случайная вспышка не привлекла чье-нибудь внимание. Возможно, его преследователи рискнули и терпеливо следовали за ним.

Андуин не знал, как долго тянулась эта пытка. В конце концов, стены расступились. Огоньком оказался железный фонарь с масляным фитилем. Он освещал перекресток. Три точно таких же узких прохода были вырублены в скальной породе с каждой из сторон света. Стены были грубо и неровно обработаны, виднелись следы кирок. Ничего общего с улицами и площадями, что ему довелось увидеть. Должно быть, древнейшая часть Грим-Батола. Рабочие проходы первых мастеров.

Андуин взъерошил волосы. Он совершенно точно умудрился скрыться от преследования. Это была хорошая часть. И ему совершенно точно придется выбрать один из проходов. Рано или поздно.

А может быть, прямо сейчас. Он услышал шаги.

Тут же наклонился, поскреб ногтями земляной пол и набрал в ладони немного. Потянулся к масляной лампе и забросил меж прутьев землю. Фитиль зашипел, затрещал, но не потух. Пришлось быстро повторить попытку. Огонек потух. Перекресток погрузился в темноту.

Андуин отступил к стене.

Только в кромешной тьме он допустил мысль, что поступил опрометчиво, лишившись единственного источника света. И что делать, если это одна из тварей Грим-Батола? Мог ли Древний выслать по его следу не только фанатиков из Культа? Ведь он был нужен Н-Зоту, давно нужен. А умудрился улизнуть в последний момент.

Кто-то приближался. Шаги становились громче. И затем Андуин различил слова. Ворчливый голос проклинал запутанные ходы крепости, саму крепость и Культ в ней заправлявший. Кем бы он ни был, он не шел по следу принца. Он издавал слишком много шуму.

Неожиданно шаги стихли. Андуин задержал дыхание. Незнакомец остановился совсем рядом.

— Служишь Культу? — осведомился голос.

Андуин понял, что его как раз незнакомец видит прекрасно. И его фиолетовую робу, если уж на то пошло.

— А ты? — спросил Андуин первое, что пришло на ум.

Собеседник хмыкнул. Тут присыпанный землей масляный фитиль загорелся вновь. Нерешительно и слабо. Но достаточно, чтобы Андуин разглядел перед собой юношу. На вид ему было столько же лет, как и ему самому, может быть, немного больше. Юноша не собирался нападать на него, он с интересом разглядывал его и не двигался с места. Его темные волосы были взлохмачены. На нем не было робы послушника Культа, его разорванная одежда производила впечатление такого же сбежавшего, как и сам принц, заключенного.

— Служишь Культу? — повторил юноша. — Не бойся, я не сдам тебя. Когда-то я сам был таким же, повелся на их речи, даже надел фиолетовую робу послушника.

Парень явно что-то не договаривал. А если так, то и Андуину не зачем было рассказывать ему всей правды. Да и разве мог он вот так поведать ему всю правду, какой она была? О разорванном теле архиепископа и о порожденном огнем монстре, об Оковах Света, которые он должен был разомкнуть ради возвращения в этот мир Древнего Бога? Что мог знать этот парень об истинной деятельности Культа?

— Ну, в каком-то смысле, я действительно служил Культу, — уклончиво ответил Андуин. — Но не теперь.

Он ждал реакции после этих слов. Ее не последовало. Парень просто кивнул, вроде, поступай, как знаешь, а ему нет никакого дела до этого. Он сказал:

— Ну, ладно, я пойду.

— Стой! — окрикнул его Андуин. — Из какого прохода ты выбрался на перекресток? Я шел по этому, — он показал на щель позади себя. Сейчас она казалась ему неправдоподобно узкой, как он только в ней вообще поместился.

Парень хмыкнул, оглядев проход, спасший Андуину жизнь.

— Это всего лишь трещина, — засмеялся он. — Получается, ты тоже умеешь проходить сквозь стены?

Андуин нахмурился. Впервые поглядел на остальные три входа и с досадой понял, что это полноценные коридоры. Он не разделял странное веселье не менее странного парня.

— Откуда ты пришел и что там? — повторил принц.

Он сделал шаг, но нога предательски подвернулась. Андуин скривился от боли. Он с трудом пересек перекресток и остановился под масляным фонарем. В темных коридорах ничего не было видно.

Парень, наконец, ответил:

— Не знаю, куда ты стремишься, но все входы и выходы крепости заперты. Если только ты не умеешь летать, то тебе не выбраться отсюда прямо сейчас. Лучше спрячься пока хорошенько. Выйдешь позже… Когда все кончиться. Вот только не знаю, чем это может кончиться.

— А ты?

— Ну, мне спрятаться не удастся. Поэтому я просто пойду своей дорогой.

— Там свет, — неожиданно сказал принц.

В глубине первого вздрагивали две или три ярких точки. Они быстро приближались. Андуин прошептал легкое заклинание, чтобы унять боль.

— Ты лекарь или маг? — покосился на него парень.

— Лекарь. Меня зовут Андуин. А тебя?

Вряд ли его отец назвал бы в такой ситуации настоящие имя, подумал принц, скорее прибег бы к прозвищу. Ему стоило подумать об этом раньше. Но парень никак не отреагировал или умело скрыл свое удивление.

— Меня Тарион, — кивнул он. — Ты можешь сражаться? Я заметил, что ты ранен.

Андуин не успел ответить. Они различили горящие факелы, а с ними и трех солдат. Они тоже заметили их и побежали.

— Двоих я беру на себя! — крикнул Тарион. — Помоги с третьим.

Андуин повторил заклинания и на всякий случай укрыл парня за защитным барьером. Тарион встретил культистов первым. Он скорее брал силой, чем мастерством. Техника крестьянина, как оценил бы его Вариан, подумал принц. Андуин оттеснил от незнакомца одного из солдат. И ему не оставили времени глядеть по сторонам. Нужно было вовремя уворачиваться от меча. У него не было даже трости, которая пришла бы ему на выручку.

Солдаты не были магами и не были из числа обученной гвардией, чего опасался принц. И они, на счастье, были людьми. Вооруженные Культом крестьяне их каких-нибудь предместий Штормграда. Сейчас Андуин не смог бы повторить тот же трюк, что и в Багровом зале, он не мог раскрыть своего имени и заставить людей присягнуть своему принцу. Он крутился, уворачивался от сильных рубящих ударов, ожидая, когда противник выдохнется. Солдат пресекал любую его попытку обратиться к Свету. Андуин понимал, что и сам долго не продержится.

В любой непонятной ситуации Андуин представлял, что бы на его месте сделал отец. Принц знал много историй из жизни короля, тогда как своего опыта у него было. Поэтому принц сражался, как прославленный гладиатор, каким был его отец, делал все, чтобы вымотать противника и отобрать клинок. Пока не услышал тихое конское ржание неподалеку.

Он был и оставался самим собой. Он поддался страсти сражения, но ведь он не только боец. У него есть и другие способности, ему нельзя забывать о них.

Андуин изо всех сил протяжно свистнул. Он не был уверен, что свист сработает.

Но он сработал. Послышался цокот копыт, и в темноте коридора показался белеющий, словно призрак, силуэт коня.

Тарион будто разгадал его намерения. Его противники споткнулись о внезапно выросший под их ногами земляной вал. А юноша рванул к коню, взял под уздцы и снова вернулся.

— Прыгай! — крикнул ему Тарион. — Прыгай в седло и скачи!

Он что, собирался остаться здесь? С Андуина было довольно спасителей. Парень не продержится против троих, это же очевидно.

Андуин забрался в седло, но вместо того, чтобы умчаться прочь, быстрым резким движением помог Тариону забраться на круп. И ударил в бока. Конь с двумя седоками пулей полетел вперед.

Коридор резко взял вниз. Лошадь неслась, перелетая через древние крошащиеся лестницы. Они вывернули на очередную площадь, слишком многолюдную, как посчитал принц. К тому же очень опасную, как оказалось. Где-то в вышине взревел дракон. Жар драконьего пламени обдал их спины. Для коня это было более чем достаточно — он понесся, выдыхая пену. Андуин едва управлял им. Обезумевшее от страха и гонки, животное, не разбирая дороги, мчалось вперед. Принцу не нужно было оглядываться, чтобы понять — дракон устремился за ними. Андуин не сразу свернул в один из тех узких туннелей, из которого они едва выбрались. Им овладела паника и страх. Одно дело сражаться против меча и совсем другое — против дракона.

В проходе кое-где мелькали факелы. Дракон остался позади. Копыта коня заскользили по ступеням длинной лестницы. Не сбавляя скорости, они вылетели на балкон, нависавший над пропастью. Конь и не думал останавливаться. Он едва не скинул седоков за ограждение. Андуин не без труда вовремя остановил его.

Тарион первый спрыгнул наземь. Он глянул в пропасть за ограждением и покачал головой. Должно быть, парень не на шутку испугался во время этой бешеной скачки. Сердце Андуина до сих пор отбивало невероятный ритм и билось где-то в горле.

— Вот это скачка! — было не так-то просто говорить с пересохшим ртом. — Обожаю скорость!

Принц тоже спешился. А конь только этого и ждал. Он с громким ржанием умчался прочь.

— Куда?! — только и крикнул ему в след Тарион. — Ты зачем отпустил его? — накинулся он на Андуина.

— Мог и поблагодарить, — огрызнулся принц. — Если бы не я, был ты сейчас мертв. Или изжаренный огнем дракона, как Штормград после Смертокрыла!

Тарион всплеснул руками.

— Так просто мне от тебя не отвязаться, да?

— Как ты уже сказал, крепость неприступна. Если бы я мог летать, я бы выбрался отсюда самостоятельно. Я думал, тебе может понадобиться помощь. Как и мне. Здесь не справится в одиночку. Но если — нет, то я справлюсь сам.

Тарион не слушал его.

— А еще ты, кажется, сказал, что обожаешь скорость? — спросил он с хитрым прищуром.

Андуин помедлил с ответом. При дневном свете он, наконец, получше рассмотрел парня. Что-то в его лице, в хитром блеске синих глаз, показалось ему знакомым. Они ведь точно не встречались раньше? Но откуда принц мог знать его? И почему этот парень, если он был человеком, не узнал в нем наследного принца? В мире так много других Андуинов?

Тарион не стал дожидаться ответа.

— Значит так, лекарь Андуин, если тебе действительно нужно выбраться из крепости, то я готов помочь. Я доставлю тебя за пределы Грим-Батола, но на этом все. Я улетаю, а ты отправляешься своей дорогой. Договорились?

— Ты… улетаешь?

И все встало на свои места. Конечно, он не был настоящим человеком. В этой крепости вряд ли нашелся бы хоть кто-то, кто не скрывался бы за другой внешностью, кто не был бы связан с драконами. Кто-то нормальный. Кто-то обычный. Как он сам. Хотя, был ли он таким уж обычным тоже?

Не дождавшись ответа, Тарион перекинулся в дракона. Черного-подумать-только-дракона! Андуин так и застыл с раскрытым ртом.

Дракон зарычал. Он не собирался ждать вечность.

— Совсем даже не страшно! — громко воскликнул принц. Он очень старался, чтобы голос не дрожал.

Одна только голова дракона оказалась с него ростом. Небесно-голубые глаза пригвоздили его к полу. Андуин видел каждую чешуйку на драконьей морде. Драконий оскал мало напоминал улыбку, но это совершенно точно была она. Тарион выставил крыло, намекая, что неплохо было бы поторопиться. Андуин кивнул, обошел и неловко взобрался к нему на шею.

Дракон потоптался на месте. Это напомнило Андуину неуверенность лошадей, что впервые возили на своих спинах седоков. Может быть, Тариону это тоже было в новинку? Андуин лихорадочно соображал, за что ему держаться в полете. Сбруи у дракона-то не было.

Дракон расправил крылья. Оглянулся еще раз на него. Решение нашлось само собой. Андуин ухватился за выступающие вдоль хребта гребни и кивнул в ответ. «Ну, как знаешь», — мелькнуло во взгляде Тариона.

И он оторвался от земли. Сердце Андуина рухнуло в пятки.

Никогда ему не доводилось испытать нечто подобное. Ни одна, даже самая безумная скачка не могла сравниться с полетом верхом на драконе. Прежде Андуин летал на покрытых мягким пухом грифонах, тогда ему казалось это верхом удовольствия. Но аккуратные и неспешные полеты гигантских пернатых не шли ни в какое сравнение с этим. Дракон резко взмыл вверх, будто показывая, какой на самом деле бывает скорость. Андуин обхватил шею дракона и руками, и ногами.

Они летели сквозь облака, все выше. За считанные секунды оказались над облаками, вровень с ярким диском солнца. Тарион почти не двигал крыльями, целиком отдался ветру, предоставил ему нести себя. Андуин чуть осмелел. Сначала огляделся по сторонам, но за облаками ничего не было видно. Потом поглядел назад. И не сдержался от радостного вопля.

Он вырвался! Ему удалось сбежать из Грим-Батола, от безумного Ка’аз-Рата! Темные пики Грим-Батола оставались позади них. И они удалялись. Андуин медленно, аккуратно разжал одну руку, затем другую. Поднял их кверху и снова крикнул.

Дракон резко развернулся. Андуин всем телом прижался к черной чешуе. Ощутимо клонило в бок. Тарион спускался по широкой спирали вниз. Они прошли сквозь облака, Андуин различил поросшие травой скалы и широкую реку меж ними. Река переливалась. Дракон снижался. Андуин различил россыпи мелких голышей на дне русла, река была совсем мелкая и очень прозрачная.

Дракон спускался все ниже. И вскоре уже коснулся земли.

На земле он в одно мгновение превратился в юношу с взлохмаченной шевелюрой немногим старше самого принца.

— Я видел там лагерь, — указал он вперед. — Это точно не Культ. По понятной тебе причине, я не могу лететь прямо к нему. К тому же мне пора возвращаться.

Андуин поглядел вперед. В полете он никакого лагеря разглядеть не успел. В глубине души он надеялся на компанию. Пускай и драконью. Всяко лучше, чем одному. Но придется смириться.

Андуин протянул Тариону руку. Тот пожал ее.

— Спасибо тебе, Тарион. Я никогда не забуду этого полета.

— Прощай, лекарь Андуин, — кивнул он и взмыл в воздух.

Андуин провожал его глазами. И зачем ему возвращаться в крепость, недоумевал принц. Когда дракон исчез, Андуин снял фиолетовый плащ Сумеречного Молота и спрятал его в ближайшей расщелине между камней. Спустился к реке и зачерпнул воды. Она оказалась ледяной. Он попил, умылся, обновил заклинания. Ему предстояло пешком преодолеть неизвестное расстояние до какого-то лагеря. «Это точно не Культ», — сказал Тарион. Пора выяснить, кто обитает в Сумеречном Нагорье помимо Сумеречных фанатиков.

Далеко идти не пришлось. Воодушевление, с которым Андуин почти бежал вперед, рассеялось в то же мгновение, как он разглядел отрубленные головы черных драконов на пиках над входом в лагерь. И двух орков-караульных, вышагивающих вдоль забора из толстых, не оструганных бревен. В конце концов, что еще можно было ожидать от черного дракона?

В такой ситуации было даже глупо представлять, как мог поступить на его месте отец. Еще в крепости Андуин уяснил, что ему нужно быть самим собой, а не стремиться угодить отцу даже теперь, когда его нет рядом. Принц четко знал, с чем он не согласен — с возвращением обратно в крепость. Слоняться одному по Сумеречному Нагорью вряд ли было лучшей идеей, чем идти прямиком к оркам. Кровожадным монстрам, которых так ненавидел его отец. Настало время самому убедиться в этом. Навряд ли орки могли быть хуже тех монстров, на которых он насмотрелся в Грим-Батоле.

Расправив плечи, он медленно направился к воротам лагеря. Головы драконов были огромны и изрядно истлели. Были и другие, посвежее, если так можно было выразиться о частях тела мертвых ящеров.

Орки сразу заметили его. Плоская выжженная солнцем равнина перед лагерем делала из любого путника отличную мишень. Андуин готов был к тому, что его тело изрешетят стрелами, не дав даже приблизиться ближе. В его прежнем мире, именно так поступили бы с орком, осмелься он подойти к лагерю людей.

Орки застыли при его появлении. Должно быть, поразились наглости.

Андуин остановился на приличном расстоянии и поднял руки вверх. В ответ орки крепче перехватили топоры.

— Я принц Андуин Ринн, наследный принц Штормграда, сын короля Вариана. Я безоружен. Отведите меня к вашему вождю! — прокричал Андуин.

Оставалось только надеяться, что хотя бы во второй раз за этот день его узнают.

Орки переглянулись между собой, о чем-то переговорили. Потом посмотрели на него и о чем-то спросили. Андуин не понял ни слова. Очевидно, орки тоже. Андуин закусил губу. Они не знали всеобщего языка. А он не знал орочьего. Он мог назваться кем угодно, хоть потомком Смертокрыла, ворота лагеря оставались для него запертыми. Андуин еще и еще повторял свое имя, надеясь, что на всех языках Азерота оно может иметь одинаковое звучание. Имя отца, Альянса, Штормграда.

Орки обернулись на чей-то голос. Из ворот вышел гоблин, он перекинулся парой слов с орками. Затем повернулся к принцу и спросил:

— Кто вы?

— Вы говорите на всеобщем! Меня зовут Андуин Ринн, я принц Штормграда!

Гоблин обрадовался не меньше него. Он широко улыбнулся и закивал.

— Да, ваше высочество, я знаю вас и знаю всеобщий язык. И еще я обещаю, что орки из клана Драконьей Пасти не тронут вас. Меня зовут Кейлек. Я помогу вам. Проходите.

 

Глава 23. Вождь сказал — вождь сделал.

Только чистые белые скалы и безмятежно-прозрачное небо окружали Алекстразу. Ожидание источало ее терпение. Даже у королевы драконов есть свои пределы. Алое марево заката росло на горизонте. Еще один день не принес никаких результатов.

«Я верю пандарену». Таким было ее решение. Немногие в Гранатовом Редуте знали о происходящем. Смертные герои Азерота по-прежнему рвались в бой, посылая проклятия в сторону темных пиков Грим-Батола. Они ждали битвы, и Алекстраза не стала переубеждать их в ее ненадобности.

Ведущую роль в финальной битве за этот мир сыграют вовсе не они и не здесь. Немногие поняли бы ее, немногие готовы были довериться пророчествам того, кого они не видели.

Ветер швырял в небеса багряные листья с белоствольных кленов позади нее, которыми славился Редут. Остроконечные, будто звезды, они взмывали вверх, крутились в завихрениях ветра. Алекстраза с отдохновением глядела на простые чудеса природы. В знак того, что ее мир остался прежним. Ничто не изменит его, даже верования пандаренов. По сути, мир всегда был… ею. Древней Матерью, пятым Древним Богом. Мир был и оставался прежним, но отныне Алекстраза глядела на него иными глазами.

А еще она была названа Титанами Хранительницей Жизни. Это тоже предстояло осмыслить, найти хотя бы часть ответов на терзавшие ее вопросы. Научиться жить с этим, понять то, что скрывалось за даром Титанов, которые знали так много и так мало правды раскрыли им.

Алекстраза ждала. Она хотела побыть хоть несколько мгновений в одиночестве, вдали от гостей Редута, собравшихся со всего Азерота. Они доверяли ей, они ждали от нее определенных действий. Она тоже ждала, но совсем иного. Они узнают обо всем, как обычно, несколько позже.

Насколько проще было в Нордсколе, при штурме Цитадели Ледяной Короны, вспоминала Королева. Их враг был четким и понятным. Их враг был Злом, и в том не было сомнений. Сейчас иначе. Каждый сам находит своего врага. Для кого-то Культ, для кого-то Смертокрыл, а для третьих — Древние Боги. И только те, кто слышал рассказ седого пандарена, знали, что ориентиры навсегда смещены.

Только теперь она понимала, каким тяжелым и особенным даром Титаны наделили Ноздорму Вневременного. Как много надежд они возлагали на него и для чего вообще они даровали бронзовому дракону необъяснимую для многих других способность. Глядеть сквозь Время. Видеть века и развитие жизни наперед. Равновесие не продержалось бы долго, и только они сами могли спасти мир, созданный звездными Странниками, как их звали пандарены.

Она доверилась пандаренам. Оставалось только ждать.

Глубже и насыщенней становились тени, предвосхищая приближение густой ночи. Заходящее солнце растекалось кровавой полосой вдоль горизонта, ветер становился сильнее. Клены швыряли красные листья в небеса и Алекстразе под ноги.

Она давно не видела зрелища прекрасней. В последних лучах закатного солнца парил бронзовый дракон. Она оцепенела, когда поняла, кого именно она видит.

Нужно лететь к нему на встречу. Нужно рассказать о том, как многое она успела понять и как несправедлива она, порой, была. Она улыбалась ветру, который холодными порывами хлестал по лицу. Ее плащ бился позади нее, волосы спутались и метались за плечами.

Она верила. Она боялась признаться самой себе, но она верила, что Ноздорму появится. В конце концов, он всегда появлялся неожиданно. Именно его она ждала, именно его хотела увидеть, чтобы узнать — да, всё так, они поступили правильно. Та встреча в Драконьем Чертоге не могла стать последней. Она была зла на него, она ошибалась. Она расскажет ему об этом тоже.

Дракон приближался.

Ей нужно отменить приказ, маги должны снять защитные чары и защитный купол. Лучники и пушки не должны нанести удара по тому, кто столько сделал для их спасения. Но она оставалась стоять там, на вершине белой горы, под шквалистым ветром. И ее сердце неистово колотилось.

Она услышала шум драконьих крыльев и вздрогнула. Но не отвела взгляда от приближающегося дракона в небе. Она знала, стоит ей отвести взгляд, это станет концом. Концом ее ожиданий. И не только.

Кориалстраз уже был рядом с ней, он налету перекинулся в эльфа. Он коснулся ее руки.

— Каким будет твой приказ, Королева?

Она собрала все силы, чтобы прошептать всего одно слово:

— Атакуйте.

Конечно, Кориалстраз удивился. Но Алекстраза хорошо его знала, он не будет переспрашивать, сомневаться или уточнять. Он подчинится. Но ему интересно. Ему любопытно. Ведь он тоже знает, после той битвы в Нексусе, что Аспекта может убить только другой Аспект. И если это так, то от защитников Редута не будет никакого толка. Они не причинят вреда Ноздорму. Они только почувствуют себя глупцами.

Алекстраза должна была объяснить, хоть что-то. Сейчас. Потом, возможно, однажды, она расскажет Кориалстразу больше. О многих тайнах Ноздорму, что открываются рано или поздно. И о том, как важно вслушиваться и запоминать каждое его слово, даже самое незначительное на первый взгляд, даже лишенное смысла, даже абсурдное.

Это была ловушка. И Ноздорму предупредил о ней заранее. Перед тем, как оставить Алекстразу возле умирающего Тариона, чтобы она даровала ему годы жизни, он сказал вместо прощания:

— Я обещал тебе, когда придет подходящий момент, назвать имя предателя. Его имя — Ноздорму Вневременный, Королева. И будь осторожна в следующий раз, когда встретишься с ним. 

Она всегда помнила эти слова. И они сбылись. Они должны были встретиться вот так. Недалеко от Грим-Батола, в закатном небе над Сумеречным Нагорьем.

Кориалстраз ждал ответ.

— Это не Ноздорму, — только и сказала Алекстраза.

Ее супруг кивнул. Красный дракон взлетел и скрылся за горным хребтом. Он отдаст этот приказ вместо нее. Она останется здесь.

Она будет смотреть. Еще один из первых Аспектов. Сначала Малигос, теперь Ноздорму. Время Аспектов, избранных Титанами, заканчивалось. Как и солнце на горизонте, их час близок к закату.

Алекстраза обхватила себя руками. Никто не должен увидеть ее слабости. Это ветер, всего лишь ветер. А драконы слишком редко моргают. Вот отчего ее глаза полны слез.

Ноздорму не мог позволить Культу наделить Аригоса силами Аспекта Магии, вспомнила Королева, потому что именно Тарион должен был стать пятым Аспектом. Но этого не произошло. Бронзовый дракон верил в Тариона. Смертный мальчик станет Аспектом. Если Алекстраза все еще сомневалась к этому мигу, это было последним доказательством Аспекта Времени. Иного выбора у Тариона не было — только занять место своего наставника.

Солнце зашло за горизонт. Тьма ночи сгустилась внезапно, как всегда в Сумеречном Нагорье. У Алекстразы не было огня, но острое зрение позволяло разглядеть, как защитники Редута взмывали в небеса один за другим. Всадники на спинах красных драконов искрились защитными заклинаниями во мраке ночи. Они не дадут врагу приблизиться.

Она увидела аметистовые крылья на спине одного из драконов. Малфурион был среди них. И Кориалстраз присоединился к ним. Те немногие драконы из Синей стаи тоже. Это была их битва, та, что они так долго ждали. К которой столько времени готовились. Теперь бронзовый дракон олицетворял то зло, против которого они сражались. Ему не продержаться долго. Он всего лишь оболочка, оживленная тварями Древнего Н-Зота. Сейчас он еще не так силен, каким станет вскоре. Когда Оковы падут.

Красные драконы окружили бронзового. Скрыли его своими крыльями. Это напомнило Алекстразе о Нексусе, о расправе над безумным Малигосом.

Пасть бронзового дракона раскрылась. Но вместо огня из нее вырвались серые бесформенные сгустки. Твари из мрака. Тени напали первыми, наслав на драконов сумеречное сияние. Драконы будто попадали в другой мир, сражаясь с невидимыми врагами, они теряли контроль и зрение. Они метались и сражались с пустотой.

Сумеречные сгустки поглощали драконов, против них, казалось, нет достойного оружия. Жрицы взывали к Свету, шаманы к силам природы. Но бесформенная тьма сопротивлялась. Малфурион взлетел над бронзовым драконом, защитники Редута сделали обманный маневр. Друид оказался под бронзовым крылом. Алекстраза потеряла его из виду. Но она догадывалась, что предпринял Малфурион. Умение бесшумного полета пришло ему на выручку. Драконы так не летали.

Пока был жив дракон, той странной жизнью, которая еще теплилась в нем, были живы и твари сумрака. Малфурион предопределил участь бронзового дракона. Острым клинком он рассек грудную клетку и пронзил сердце. Бронзового дракона охватила агония. А неуязвимые тени растворились в ночи.

Если бы Ноздорму не предупредил, дракон атаковал бы их лагерь. И последствия могли быть совсем иными.

— Прощай, Вневременный, — прошептала Алекстраза и закрыла глаза. — Теперь прощай навечно.

Слезы хлынули по ее щекам.

* * *

Кейлек вышел из хижины провидицы. Миллира велела настырному гоблину не донимать мальчика вопросами и занялась его ранами. Кейлек не стал спорить, тем более он узнал у принца все, что хотел. Принц утаил от него правду о своем пребывании в Грим-Батоле. Его право.

Ночной воздух дрожал из-за горящих факелов. Их было много — воткнутые по краям дорожек, вокруг хижин и палаток из шкур животных, возле ворот и главной дозорной башни. Орки клана Драконьей Пасти готовились к решающей битве. Они не таились, их боевые песни и зычные крики разносились далеко по округе.

Кейлек вытащил из нагрудного кармана небольшой светлый камешек. На другом конце Азерота существовал точно такой же, зачарованный на телепортацию. Союз был заключен. Гоблин Кейлек, маг и торговец из Залива Бурь, отправился в Сумеречное Нагорье ждать нужного часа. И этот час настал. Ночь дрожала и звенела. Орки готовились штурмовать Грим-Батол.

Появление Андуина объяснило ту часть звездных предсказаний Дейегоса, что до сих пор оставалась неясной. Андуин видел Грим-Батол изнутри, и рассказ принца дал Кейлеку, как магу, уникальный шанс проникнуть в неприступную крепость, где ждала его Тиригоса.

Но появление Андуина также могло обернуться непредсказуемыми последствиями глобального масштаба, если Кейлек сдержит слово и подаст знак. В его власти было предотвратить это. Он мог телепортироваться в Багровый зал Грим-Батола прямо сейчас, один, наплевав на все обязательства и звездные предсказания. В конце концов, как сказал Дейегос, звезды лишь дают советы и можно следовать им или поступать по-своему.

С самого начала Кейлек мог бы вернуться в Драконий Чертог и сейчас находиться не среди орков, а среди драконов в Гранатовом Редуте. Королева Алекстраза тоже готовилась к битве, ее войска тоже пойдут на Грим-Батола. Кейлек мог бы быть среди них. Мог бы проникнуть в крепость вместе с ними, этой ночью или последующей. И по правде говоря, армия драконов грела его душу, куда сильнее отрядов орков, среди которых ему придется оказаться.

Но ведь из Хладарры Калесгос вернулся в Азшару, как и советовал ему Старейшина Дейегос. Гоблины радушно приняли его во второй раз. За проведенное в поисках Азурегоса время он стал среди них почти своим. В Азшаре от знакомого гоблина Кейлек, по большому секрету, узнал о таинственном нанимателе, который искал истинного ордынца для одного рискованного задания. Уровень магии был совершенно неважен. Ведь требовалось всего лишь обеспечить телепортацию некоему субъекту из пункта А в пункт Б. Калесгос не был истинным ордынцем, но он вовремя вспомнил о «скреплении союза зелеными руками» из предсказаний Дейегоса. Калесгос принял облик гоблина. И получил работу.

Под покровом ночи два гоблина настигли северных стен Оргриммара со стороны Азшарского хребта. Бои за эти места не стихали ни на миг. Альянсу, во что бы то ни стало, нужно было перекрыть доступ провизии, продовольствия и вооружения, что поставляли в осажденный Оргриммар гоблины.

Калесгоса провели по туннелям, вырытым в Азшарских горах, в столицу орков. В Оргриммаре он встретился со своим работодателем лично, и предсказания по звездам перестали казаться Калесгосу сущей глупостью. В мире были безумства и похлеще.

— Тири, любимая, — прошептал Кейлек, — надеюсь, я принял верное решение.

Кто он такой, чтобы спорить с предначертанным. Кейлек появился в Грим-Батоле и встретил Андуина только потому, что доверился звездам. И он не станет идти против них теперь, когда они не раз доказали свою правоту. Им виднее.

Он крепко сжал камешек и на его поверхности вспыхнули рунические узоры. Второй камешек, что находился в Оргриммаре на другом конце Азерота, должно быть, тоже ожил. Кейлек понимал, что у его нанимателя полным-полно других забот, бросить которые не так-то просто, учитывая его статус и обстоятельства. Возможно, он вовсе не появится. С самого начала Кейлек считал эту телепортацию безумной идеей, хотя и благоразумно помалкивал.

— Давай с нами, физиономия! — гаркнул один из орков-близнецов.

— Мерзкие клубочки, поди, извелись без тебя! — поддакнул второй.

Кейлек так и не научился их различать. Они выросли перед ним и, не дав ему и слова вставить, подхватили на руки и понесли на площадь, где собрался весь клан. Орки поставили его на ноги. Как раз вовремя.

Кейлек увидел, как Вождь Драконьей Пасти, Мруг Убийца Драконов, прозванный так за наибольшее число отрубленных драконьих голов, тяжелой поступью сошел с дозорной башни. Мруг был широкоплечим, могучим орком, чью грудь и руки покрывали многочисленные шрамы и ожоги, полученные в схватках с огнедышащими ящерами. Он носил булаву на плече и двуручный меч на поясе. За крепкими сапогами из черной драконьей кожи ждали своего часа короткие метательные ножи.

— Слушай меня, клан Драконьей Пасти! — прорычал Мруг. — Сумеречные фанатики высыпали из своей горы. Им не спрятаться вновь в своей темной норе. Отправим их к Древним Богам, да будут они прокляты! С высоты дозорной башни я видел, что возле врат Грим-Батола сражаются наши братья — орки с северных притоков Верралла. Они уже повели в счете, — процедил вождь, и по рядам орков пронесся ропот.

Ох, уж этот проклятый рейтинг убийц драконов.

Кейлек догадывался, какая причина заставила сумеречных фанатиков покинуть стены Грим-Батола. Он честно рассказал Мругу, почему им нужно впустить в лагерь человека. Но имя Андуина и его родственные связи не играли никакой роли для Вождя Драконьей Пасти, а других доказательств у Кейлека не было.

— Пускай, — примирительно продолжал Мруг. — Пускай перебьют самых слабых драконов. Клан! Пока жив хоть один из черных драконов, мы не будем знать покоя! Мы идем на Грим-Батол, Драконья Пасть! Лок-тар огар!

— Лок-тар огар! — прогрохотали орки и близнецы перед Кейлеком.

— Лок-тар огар, — прозвучало у него за спиной.

Кейлек похолодел.

Темнокожий орк, широкоплечий и молодой, обошел его и выступил вперед. Взгляд Кейлека скользнул по тяжелым сапогам, оббитым черным железом. По массивным цепям, заменявшим орку пояс, и лезвию двуручного топора, покоившегося на широком плече и железном шипованном наплечнике. Орк ни в чем не уступал Вождю Драконьей Пасти.

Ведь Гаррош Адский Крик и сам был Вождем.

Мруг переменился в лице.

— Ты все же явился, Гаррош, — процедил он.

— А ты сомневался, Мруг? — как равный равному, ответил Гаррош.

— Мы выступаем на рассвете.

Гаррош кивнул, перекинул топор на другое плечо. Кейлек огляделся, заметил необходимое и резво вскарабкался на пузатую бочку. Жизнь в шкуре гоблина среди орков многому его научила. Впрочем, Гаррош все равно возвышался над ним горой налитых мускулов. Вождь Орды обернулся.

— Спасибо, маг, — сказал он. Гаррош повертел зачарованный камешек в темных пальцах и спросил: — Он будет действовать и дальше?

Возвращение в Оргриммар Гаррош предусмотрительно, а возможно, суеверно, не оговаривал с ним.

— Да, Вождь, но магия вернет вас в лагерь Драконьей Пасти, помните об этом, — ответил Кейлек и быстро продолжил, не давая орку опомниться: — Есть еще кое-что. Я рассказал об этом Вождю клана, но он отказался от моей помощи. Вождь, вам нет нужды пробиваться в Грим-Батол через главные ворота. Я могу поставить портал. Прямо в крепость.

Гаррош сузил глаза.

— Насколько я знаю, маги могут поставить портал, если местность им очень хорошо знакома. А еще, я знаю, что Грим-Батол защищен от магии перемещения.

— Это так, — стойко ответил Кейлек. — Но у меня есть все основания предполагать, что волшебные барьеры сняты. Мы можем попасть в Грим-Батол. В Багровый зал, Вождь, так зовется это место. Кое-кто рассказал мне о нем настолько достоверно, будто я и сам там побывал.

Кейлек заметил, как в глубинах глаз Гарроша вспыхнул огонек. Риск всегда манил Вождя орков. Но положение обязывало не бросаться в омут с головой. Ну, или хотя бы не с разбегу.

— Но Мруг отказал тебе, — Гаррош прожигал Кейлека глазами. Он был для него всего лишь самоуверенным гоблином. — Почему?

— Мне рассказал о Багровом зале человек. В этом все дело.

— Что?! — взорвался Гаррош. — Чтобы я доверился человеку?! Ты в своем уме, маг? С меня достаточно и безумного короля Альянса! Он считает, что я похитил его сына!

Кейлек смиренно ждал, пока Гаррош выговориться. Затем сказал:

— Все это время принц был в Грим-Батоле. Андуин Ринн тот самый человек, что рассказал мне о Багровом зале, Вождь. Сейчас он здесь, в лагере. Он сбежал из плена Сумеречного Молота.

Лицо Гарроша вытянулось. Глаза вылезли из орбит, будто его душила невидимая удавка. Затем первый шок прошел.

— Мруга я беру на себя, — наконец, сказал Гаррош. — А ты приведи ко мне принца. Если это действительно он.

Не составило труда найти высокого Вождя клана в освещенном огнями лагере. Гаррош направился прямиком к нему. А Кейлеку ничего не оставалось, как спрыгнуть с бочки и устремиться к хижине провидицы.

— Чего тебе? — не оглядываясь, лишь заслышав чьи-то шаги, бросила Миллира. Она все еще занималась ранами принца. Андуин не рассказал ему, как заполучил их. Возможно, его пытали. К тому же Кейлек до сих пор не знал, зачем принц вообще понадобился Сумеречному Молоту.

— Я пришел за принцем, — ответил Кейлек на орочьем и повторил тоже самое, на всеобщем, чтобы Андуин понял его.

Принц без сомнения слышал шум в лагере орков. Он не покидал хижины провидицы и вряд ли знал о затеянном походе. Но крики орков и лязг оружия вряд ли способствовали спокойствию. По лицу Андуина было понятно, что он готовился к худшему. Кейлек гадал, оправдаются ли его ожидания.

Миллира нагнулась над пострадавшей ногой принца, сняла приложенные к следам ожогов свежие компрессы из трав. Потрепала его по волосам и насколько смогла ласково улыбнулась, лишь бы не испугать человека клыками. Принц улыбнулся в ответ и обернулся к Кейлеку.

— Как сказать на орочьем «спасибо»? — спросил он Кейлека.

Ответ нашелся не сразу.

— Заг-заг, — сказал Кейлек. Немного не то, но другой благодарности у орков не было.

— Заг-заг, Миллира, — повторил принц.

Короля Ринна явно не обрадуют познания орочьего, промелькнуло у Кейлека, когда они вместе с принцем покинули хижину.

Лагерь гудел. Гаррош стоял подле Мруга. Похоже, они оба только что вновь поднимались на дозорную башню. Вождь клана глядел сурово и неприязненно. Он не собирался делить власть с Вождем Орды и он, должно быть, не раз пожалел о том, что вообще пошел навстречу темнокожему орку.

Кейлек вместе с принцем остановились с краю, он не рискнул протискиваться сквозь толпу разгоряченных орков вместе с человеком. Искоса взглянув на принца, Кейлек понял, что Андуин не узнал Гарроша. И еще принц не понимал орочьего. Значит, представление затягивалось.

Вождь Орды славился своей прямотой, как на словах, так и в действиях, Кейлек убеждался в этом не в первый раз. Гаррош призвал орков к спокойствию и сказал:

— На рассвете клан покинет лагерь. Сначала вы встретитесь с фанатиками Культа. Их много, я видел их факелы с дозорной башни. Это будет стоящая битва. Но вы идете убивать драконов. И вы убьете их. Под началом такого Вождя, как Мруг, вас ждут победы и слава. Но представьте, что вам не нужно пробиваться через ряды Сумеречной армии. Что мы можем попасть прямо в сердце Грим-Батола. Скольких драконов вы найдете там? Больше или меньше, чем за пределами крепости? Вы ненавидите стаю Смертокрыла, но что вы сделали, чтобы добраться до ее лидера? А если мы окажемся внутри крепости, то найдем лидера черных драконов! Он ответит за разрушения и смерть! Это его голова будет на пике перед воротами лагеря! Он найдет свою гибель и прославит Драконью Пасть! Со мной, орки Нагорья! Это я, Гаррош Адский Крик, обещаю вам настоящую битву!

Мруг свирепо глядел на соперника. На месте Гарроша любой другой ретировался бы бегством под тяжестью такого взгляда. Но Адский Крик обладал незаурядной смелостью.

— Кейлек, что этот орк говорит? — тихо спросил Андуин.

Кейлек откашлялся.

— Вы не узнаете этого орка, ваше высочество? Это Гаррош Адский Крик, Вождь Орды.

— Что он делает в Нагорье?

— Клан Драконьей Пасти отправляется в Грим-Батол. Убивать драконов из стаи Смертокрыла. И самого Смертокрыла, - объяснил ему Кейлек.

— Но зачем ему Смертокрыл? Ведь… ведь идет война. А мой отец… — Андуин не договорил.

Во второй раз за вечер Кейлек набрал полную грудь воздуха перед тем, как выговориться:

— Гаррош не может простить того, что Короля Мертвых в Нордсколе он одолел вместе с Альянсом. Теперь Вождь готов рискнуть, лишь бы вся слава досталась Орде. Аспект Земли не достанется Альянсу. Таков его план, ваше высочество.

Тем временем Убийцы драконов сделали свой выбор. Драконья Пасть выбрала Вождя Орды и его рискованные методы. Гаррош прошел сквозь расступившуюся толпу. Гаррош улыбался. Уж ему-то не было нужды представлять наследника Вариана Ринна. Кейлек едва не поперхнулся, когда услышал, как Андуин сказал:

— Приветствую тебя, Вождь Орды.

Вождь Орды не был ярым приверженцем переговоров, а потому плохо знал всеобщий.

— Что он говорит? — спросил Гаррош Кейлека. Выслушав перевод, он ухмыльнулся, обнажая клыки. Кейлек ушам не поверил, когда услышал то, что следом приказал ему Вождь Орды. Даже знаменитая драконья выдержка подвела его в этот момент.

Кейлек повернулся к принцу.

— Что он сказал? — хладнокровно поинтересовался Андуин.

— Вождь Орды сказал вам, что… Он не может оставить вас здесь. Теперь вы его пленник. Поэтому он берет вас с собой в крепость, — закончил Кейлек.

Не каждый день встречаешь потерянных наследников королевства, подумал Кейлек. Это могло быть ловушкой. А Гаррош во всем видел след Альянса.

— В крепость? — повторил Андуин.

Удивительно, но возвращение в Грим-Батола пугало мальчика больше, чем кровожадный Вождь Орды, лютый враг его отца.

— Тогда мне нужно оружие.

Кейлек перевел Гаррошу просьбу принца.

— Львенок показал когти, — усмехнулся орк. — Делай свое дело, маг. Культ ждать не будет. А я найду львенку какой-нибудь нож, — Гаррош отошел к воинам-оркам.

Кейлек сказал Андуину:

— Сейчас я открою для орков Драконьей Пасти и Вождя Орды портал в Багровый зал. Держитесь Вождя Орды, ваше высочество. Чтобы не ждало вас в Грим-Батоле, не отходите от него ни на шаг.

Андуин не отрывал глаз от далекой темной крепости, нависавшей над Сумеречным Нагорьем.

— Так ты маг, гоблин, — отозвался принц. — Вот почему ты так дотошно расспрашивал меня о крепости.

Кейлек тоже поглядел на крепость. «Я иду, Тиригоса».

Он закрыл глаза, чтобы лучше представить большой зал с черными драконами в витражах, мраморный портал камина и украшенные бордовыми гобеленами с молотом и драконьими крыльями стены. Широкий стол в центре и резной трон из темных пород дерева.

* * *

Как только Первый Советник ушел, Тиригоса коснулась запертой двери темницы и невесело усмехнулась. Ее рука не встретила преграды на пути. Она смело шагнула вперед и оказалась во тьме подземелья. В темницу Тиригоса больше не возвращалась.

В гулких и пустых подземельях Грим-Батола она не знала одиночества. Во мраке обитали бестелесные твари, похожие на призраков. А еще, будто сплетенные за хвосты воедино, мерзкие черные змеи. Они расползались по стенам, потолку, покрывая липкой слизью каменную кладку, иногда даже поедая друг друга.

Неприкаянные тени постоянно что-то искали во мраке. Лишь заметив ее, когда она покинула темницу, голодные тени устремились к ней, окутали стылым туманом. Они питались кровью живых, что попадали им в сети. Тиригоса была не из их числа. Тиригоса и сама была призраком. Кровожадные дети мрака разбрелись в поисках лучшей доли.

Она видела, как тени вжались в стены, как поспешили убраться с пути того, кто бесстрашно шагнул во мрак подземелья. Вспыхнули факелы, и Тиригоса впервые разглядела замшелые черные камни под ногами и оплавленные невообразимым пламенем стены. Драконье пламя, его ни с чем не спутаешь.

Смертокрыл Разрушитель, чеканя шаг, прошел мимо. Огонь потух. Порождения Древнего хлынули во тьму, заполонили ее. Они ждали, поняла Тиригоса. В прошлый раз Смертокрыл приходил не один. Твари получили свою долю и были опять голодны.

Но никто не появился. Черный дракон вскоре оставил подземелье. Они вновь подступились к Тиригосе, но оставили эти безнадежные попытки. Они не выходили наружу, хотя ничто не преграждало им пути. За пределами подземелья горели огни, поняла Тиригоса. Они обитали во тьме. Если однажды крепость, а с ней и остальной мир погрузится во тьму, тени хлынут на волю. В крепости было много свежей крови, она дразнила, манила.

Вскоре в туннелях зажглись все факелы разом. Тени поспешили убраться. Тиригоса едва выбралась из их цепких туманных рук. Они отговаривали ее, не позволяя идти на свет. Свет это смерть. Тьма это жизнь. Она вырвалась. Она не была частью тьмы, она старательно напоминала себе об этом. Она все еще жива. Она все еще ждала, ждала и надеялась. Калесгос успеет. Ее сердце не могло подвести.

Ей не было нужды пробираться по туннелям, она прошла сквозь стены. У входа в подземелья культисты Сумеречного Молота жгли костры. Смертных было много. Некоторые избивали себя плетьми, до крови рассекая плоть. Ей казалось, что даже здесь она слышит голодные стоны тварей мрака. Их будто дразнили, проливая кровь возле самого подземелья. С тьмой шутки плохи, разве смертные не знали об этом?

Тиригоса решила вернуться, но длинный освещенный проход заинтересовал ее. Он вел в глубины подземелья, совсем не в ту сторону, какую направлялся Смертокрыл, когда приходил сюда. Она заметила, как за поворотом промелькнул край красной ткани, и устремилась следом.

Человек в красном плаще хромал, опираясь на трость. Тиригоса держалась позади. Узкий прямой ход уводил его все дальше от входа. Перед последним поворотом человек ненадолго замер, пробормотал короткую молитву и шагнул под каменную арку.

Потолок резко взмывал вверх, высокие колонны поддерживали его своды. В глубине залы горел костер. Тиригоса не успела разглядеть, что скрывалось за его пламенем.

Навстречу хромому человеку из-за колонн выкатился клубок черных змей. Тиригосе еще не доводилось видеть таких тварей, которые существовали бы и при свете. Человек остановился. В его руке сверкнул кинжал. Хромой отшвырнул трость и резким выпадом клинка разрубил клубок змей. Он наносил ожесточенные удары снова и снова. Слизь залила пол и его плащ. Капюшон слетел с его головы. По зале пронесся громогласный рык. Человек поднял глаза, вытер кинжал о сгиб локтя и выставил его вперед. Щупальца не шевелились.

Из-за костров в глубине залы выросло черное чудовище. Хлысты вместо рук взмыли в воздух. Из зубастой пасти вырвалось рычание… и к своему удивлению, Тиригоса различила речь монстра.

— Глупец! — прорычал слуга Древних Богов. — Наивный глупец! Думаешь, тебе удалось спасти его от власти Н-Зота? Андуин принадлежит Древнему Богу!

Человек не отвечал.

— Ты никто, Гевин, — продолжал монстр. — Всего, что ты добился, ты добился благодаря мне. И это твоя благодарность?

— Я служил Свету, — процедил человек. — И служу ему до сих пор.

— А твой Свет, Гевин, он способен на такое?

Разрубленные куски черных змей под ногами человека зашевелились, стали извиваться, собираясь воедино. Глаза у человека полезли на лоб.

— Разве ты забыл? То, что мертво, умереть не может, — прорычало чудовище. — А вот ты все еще жив.

Змеи кинулись на человека. Он отбивался. Он рубил и отмахивался, протыкал и колол, пока одна из змей не выбила кинжал из его руки. Клинок со скрежетом проехался по каменным плитам. Человек прыгнул. Но черные щупальца первыми обхватили острую сталь, не чувствуя боли. Тогда хромой поднял с пола деревянную трость. Клубок змей вдруг поднялся, став ростом с человека. Клинок угрожающе метил прямо в его сердце.

Человек замахнулся тростью. Гибкие щупальца извернулись, нырнули под его руку. Клинок пронзил грудную клетку. По красному плащу растеклось бордовое пятно. Человек пошатнулся. Хромая нога подвернулась, он рухнул на колени. Положил руки на рукоять, торчащую из груди. Но сил выдернуть ее уже не было. Он повалился на бок, кровь быстро растекалась по каменному полу черной блестящей лужей.

Клубок щупалец подполз к хозяину.

— Найди принца, Шаготта, — приказал монстр.

Шаготта миновала мертвое тело, совсем не заинтересовалась Тиригосой под каменной аркой, хотя видела ее. Они все видели ее. И исчезла за поворотом.

Через какое-то время безликое чудовище тоже направилось к выходу, к арке, под которой пряталась Тиригоса. От страха она вжалась в белые камни, ему вряд ли понравится, что она наблюдала за ними. Но чудовище прошло мимо. Все стихло.

Тиригоса выглянула наружу, огляделась. За колоннами возвышалась стена огня, а за языками пламени – высоченные двери, блестящие, отполированные, насыщенно темные, будто беззвездная ночь. Казалось, поверхность из неизведанного материала впитывала в себя, поглощала свет костра и факелов. И с каждым мигом блестела все сильнее. Неужели это и есть одни из Оков Древнего, лихорадочно соображала Тиригоса. Неужели это и есть Оковы Света?

Безликий не появлялся. Она должна услышать его шаги. А затем ей, возможно, удастся спрятаться в одной из каменных колонн с высеченными на них барельефами. Древние мастера высекли в мраморе бестелесных тварей мрака, чудовищ, как Шаггота, и этот проем. Первые Оковы Древнего Н-Зота.

Они притягивали ее. Она поддалась вперед. Она целиком отдалась их власти и, только оказавшись возле них, оглянулась назад. Она прошла сквозь пламя и не заметила этого. Неуязвимость призрака вселяла уверенность в своей силе. Оковы не были всего лишь дверью, они не обладали замочной скважиной или дверными петлями. Вблизи она увидела, что их сущность подвижна, будто густая вязкая жидкость, которая, однако, не растекалась, а веками держала безупречную форму, в ожидании этого часа.

Тиригоса протянула руку, зачарованный браслет, надетый Первым Советником на ее кисть, тускло заискрился и погас. Любое проявление света тот час поглощалось этой вязкой субстанцией насыщено черного цвета.

Она коснулась Оков.

И рука натолкнулась на преграду. Пальцы обожгло холодом. Тиригоса отдернула руку. Поверхность Оков покрылась мелкой рябью. А в том месте, где она коснулась их, еще некоторое время был виден отпечаток ее ладони.

Она услышала шум и юркнула за ближайшую колонну. Залу заполонили культисты Сумеречного Молота. Безликий вернулся вместе с ними. Они обступили костер. Некоторые опустились на колени перед Оковами. Другие – стали бить в барабаны. Ударили первые плети.

Тиригоса оглянулась. Поверхность Оков взбудоражено бурлила, широкие круги росли и расходились от центра к краям. От душераздирающего крика Тиригоса подскочила на месте.

Безликий схватил одного из культистов за ноги и швырнул прямо в пламя. Другие продолжали самоистязание, кровь капала им под ноги. Каменные плиты покрылись ржавыми разводами. Кровь будет дразнить тварей мрака, но пока здесь есть свет, они не придут. Но если огонь погаснет?... Ритм барабанов нарастал.

Кровь и смерть во славу Древнего Бога. Культисты так долго ждали этого часа. Тиригоса была ближе всех к Оковам. Она слышала, как тени мрака стонали в нетерпении по ту сторону преграды. Эти были голодны. Еще как. Поверхность Оков стала изгибаться, будто тени пытались прорваться наружу, будто они вытягивали свои руки, как еще мгновение это сделала Тиригоса по эту сторону.

Тиригоса отвела взгляд от Оков и рядом с господином увидела исполнительную Шагготу. Похоже, ее поиски увенчались успехом. Человек в красном плаще по имени Гевин напрасно отдал свою жизнь, защищая кого-то другого.

 

Глава 24. Оковы Древнего Н-Зота.

Багровый зал был полон. Кейлек даже обрадовался тому, что не совершил ошибку и не оказался в зале в одиночестве. Бой завязался сразу. Сумеречный Молот не стал тратить время на объяснения. Нужно отдать должное оркам, думал Кейлек, отсутствие драконов не сильно их печалило. До поры, до времени, возможно. Напор Культа не ослабевал. Орков теснили. Кейлек сразу потерял из вида принца Андуина. Оказавшись в Багровом зале, Гаррош двинулся в другую от гоблина сторону, а на горячее прощание от принца рассчитывать не приходилось.

Кейлек, зажатый со всех сторон, безнадежно терял драгоценные минуты. Он надеялся, что вырвется и оставит орков буквально сразу же после телепортации в Грим-Батол. Но ему не то, чтобы вырваться, ему и развернуться-то негде было. Орки не сдавали позиций. Кейлек не видел их лиц, но понимал, что текущее положение вряд ли устраивает Вождей – и Гарроша, и Мруга. У культистов был численный перевес, к тому же все двери, а их было несколько, располагались за спинами Сумеречного Молота. И ни одной позади орков. Только знаменитые витражи Грим-Батола. Орки делали два шага назад и лишь один вперед.

Так продолжаться больше не могло.

Кейлек рухнул на колени. У него всегда оставался запасной вариант, но он надеялся, что ему не придется менять облик на глазах у целого клана убийц драконов. Он не видел залу с высоты своего роста из-за спин орков, но надеялся, что решение найдется и среди сапог с железными набойками. Мруг был недалеко, но сапоги из черной драконьей кожи выделялись среди остальных.

Кейлек прополз вперед. Было непросто разглядеть что-либо, но он очень старался. И был вознагражден. Правда, не так, как ему хотелось бы. Возле каменной кладки стены мелькнуло черное щупальце. Он был в этом уверен, хотя щупальце сразу исчезло из виду. Сапоги мельтешили перед его глазами, ему то и дело норовили отдавить руки и ноги, но он многое прошел, чтобы отказаться в Грим-Батоле. Оставалось чуть-чуть. Кейлек поднялся и устремился к стене, у которой заметил щупальце. Пол под ногами стал скользким от крови.

Щупалец не было видно. И теперь он знал, почему. Кейлек навалился на каменную кладку, и еще одна, потайная, выложенная камнями дверь, распахнулась.

— Проход! — заверещал гоблин. — Тут проход в стене!

Это открывало новые возможности, как для синего дракона в чужом облике, так и для орков Драконьей пасти и отчаянного Вождя Адского Крика. Гаррош оказался совсем рядом. Он различил крики гоблина и повторил их зычным голосом. Орки стали оглядываться, переговариваться, они ждали приказа Вождя Мруга. Гаррош был воином, как и все они. Гаррош выругался.

— Ну же, — прорычал он и рубанул культиста. Тот рухнул на пол. Кейлек заметил принца Андуина возле Гарроша. Мимо Вождя Орды никому не проскользнуть незамеченным. Можно было сказать, что принц был в безопасности, насколько вообще можно быть в безопасности на поле боя.

— Наконец-то! Сюда, Драконья Пасть! — гаркнул Гаррош.

Похоже, Мруг одобрил отступление. Кейлек вжался в стену, пропуская вперед Гарроша и Андуина, нескольких орков и только потом увязался следом. Он знал, что видел, и ему не хотелось угодить в склизкие объятия первым.

Орки устремились по потайному ходу, Кейлек едва поспевал за ними. Громыхали орочьи железные сапоги. Доносились звуки боя сверху, где Вождь Мруг прикрывал их отступление, чтобы последним покинуть Багровый зал. Не замедляя бега, Гаррош сорвал со стены зажженный факел и подбодрил орков криками. На самом деле, он замедлил шаг, понял Кейлек. Из-за принца Андуина, хотя и сам был благодарен, поскольку безнадежно отставал.

Земляная тропа круто уводила вниз, к дверному проему, освещенному тонкой свечой. Гаррош жестами приказал держать оружие наготове, выбрал двоих солдат и послал их вперед к двери. Один из них выбил незапертую дверь ногой. Второй показал, что путь чист.

Гаррош вместе с Андуином и орками устремились к выходу. Кейлек покинул тайный проход последним, в душе надеясь, что путь не привел их на самые нижние уровни. Он не успел выйти, как услышал крики принца Андуина. Принц что-то втолковывал Вождю Орды, но Гаррош рычал в ответ, понимая разве что одно слово из дюжины.

— Гоблин! — взревел он. — Иди сюда!

— Кейлек! — тут же воскликнул принц. — Объясни им, что нужно убираться отсюда!

Кейлек выбрался из туннеля и так и застыл с открытым ртом.

Потайной ход кончался под мостом, перекинутым через широкую мощенную булыжником улицу. А улица вела прямиком к огромной каменной арке. По обе стороны от нее несли караул два хроматических дракона. Не может этого быть…

— Это подземелья Н-Зота, — объяснил Андуин. — И если хотите выжить, то держитесь подальше!

Кейлек перевел Гаррошу. Тени под мостом скрывали их от драконов, Вождь приказал оставить факелы в туннеле и вести себя как можно тише. Но Драконью Пасть было не остановить. Личная гвардия Смертокрыла была пределом их мечтаний. Кейлек заметил близнецов среди орков, что сбежали вместе с ними из Багрового зала

Один из них — Од или Гар — стал спорить с Гаррошем.

— Мы убьем прихвостней Смертокрыла, — цедил он. — Это великая честь!

— Я пришел сюда не за ними, — отвечал Гаррош.

— Если они здесь, — указал близнец в сторону хроматической стражи, — то он тоже будет. Понимаешь это, Вождь Орды? А с тремя нам не справится. Нас мало. Остальные еще там.

— Нужно уходить, — пробормотал Андуин. — Кейлек, о чем они спорят? Почему они не уходят? Ты перевел ему мои слова?

— Им нужны хроматические драконы.

— А как на счет синих? — вдруг спросил принц.

— Синие, их слава Титанам, не интересуют, — пробормотал Кейлек, пока не спохватился: — Что? Какие синие?

Андуин указал вверх, в противоположную сторону от хроматической стражи. Кейлек оторопел. Одним из драконов был Аспект Магии, его невозможно было не узнать. И под сводами Грим-Батола Аспект Магии вел бой… с другим синим драконом! «Мало ему уничтоженной стаи», — вскипел Кейлек. Был только один выход разобраться в происходящем. Кейлек обратился к Гаррошу, который все еще пререкался с близнецами.

— Вождь, настало время признаться.

— Оставь свои откровения для более подходящего момента! — отмахнулся Гаррош.

— Я помогу вам с хроматическими драконами, если вы обещаете, не тронуть меня.

— А причем здесь ты? — сузил глаза Вождь.

— Ты чего удумал, физиономия? — поддакнул один из близнецов.

Вместо ответа Кейлек вышел из-под укрытия и… расправил лазурные крылья. Хроматические никак не отреагировали на появление еще одного синего дракона. Они окинули Калесгоса безразличным взглядом, хотя один из них расправил переливающиеся рубиновой чешуей крылья.

Орки отступили на шаг назад. Принц Андуин мрачно пробормотал:

— Черный спас, а синий привел обратно.

Итак, принц знал о подземельях Древнего Бога и спас его черный дракон. Его история становилась все невероятнее и невероятнее. Но с ним его тайны и останутся. Калесгос взмыл вверх.

Второй синий дракон рухнул на каменный парапет, нависавший над пропастью. Аспект Магии готовился нанести решающий удар.

При помощи телепатии, доступной драконам синей стаи, Калесгос крикнул:

— Аригос! Ты получил власть и уничтожил стаю! Хватит!

Аспект в изумлении захлопал сапфировыми крыльями.

— Калесгос?

Второй дракон молчал. Калесгос не остановил полета. Его сердце билось все чаще. Ведь Тиригоса не могла быть этим вторым драконом? Ведь Аригос не мог так поступить с ней? Но в глубине души он знал, Аригос повернул на собратьев, от него можно было ожидать всего, что угодно. Второй дракон не подал голоса, хотя, безусловно, слышал их. Это встревожило Калесгоса еще сильнее.

— Стой! — крикнул Аригос.

Но Калесгос уже ступил на край залитой кровью террасы. Дракон едва дышал. Его огромное тело скрывали тени. Это не могла быть Тиригоса, с облегчением осознал Калесгос, дракон был гораздо больше женской особи. Возможно, это…

Вестейегос.

Старейшина, пусть и раненный, бросился на Калесгоса. Острые когти впились ему в грудь. Буревестник сцепился с лазурным драконом и вытолкнул его с парапета. Он кусал и царапал, не позволяя Калесгосу расправить крылья. Они оба камнем летели вниз. Вестейегосу нечего было терять.

Спиной Калесгос снес каменный балкон. Буревестник не ослабевал хватки. Они оба рухнули на вымощенную булыжниками улицу, между каменным мостом и охраняемым входом в подземелье. Хроматические драконы, кажется, удостоили их презрительным взглядом, не больше. От удара из Калесгоса весь дух вышибло. Он не сразу смог пошевелиться. Буревестник рухнул прямо на него.

Аспект Магии навис над ними. Впился когтями в темно-синюю спину и отшвырнул Вестейегоса прочь.

— Он на стороне Культа! — сообщил Аригос.

Калесгос неловко поднялся.

— Где Тиригоса?

Но вместо Аригоса он услышал хриплый голос Вестейегоса.

— Ты опоздал, Калесгос, — проскрипел Старейшина. — Тиригоса умерла!

— Нет! — проревел Аспект Магии и бросился на противника.

Вестейегос расправил рваные крылья. Он не мог летать, только пятился назад, обороняясь острыми когтями. Аригос выдохнул сапфировое пламя, подхватил буревестника, словно пушинку, и швырнул в дом с левой стороны улицы. Каменная хижина обвалилась, погребла под собой темно-синего дракона. Аригос ждал, но Вестейегос не шевельнулся. Со Старейшиной было покончено.

Аспект повернулся к Калесгосу. Калесгос оставался там же, он будто прирос к булыжной кладке. Она умерла, сказал Вестейегос. Мог ли он ему верить? А Аригосу? Ведь он тоже на стороне Культа, иначе как бы он оказался в Грим-Батоле?

— Она ждала тебя, Калесгос, — прошептал Аригос. — Она верила, и ты оправдал ее ожидания. Тиригоса не умерла. Но мы должны спешить. Поверь мне. Я совершил много ошибок и не хочу совершить еще одну. Я смогу освободить Тиригосу!

— Где она?

Аригос указал в сторону подземелья.

— Там. Она не слышит наших голосов. Тиригоса не меняла облика с того мига, как оказалась в Грим-Батоле.

Призрачный дракон! В видениях Миллиры Тиригоса была призрачным драконом! Слишком долго, слишком долго. Ни один дракон не способен продержаться столько времени без смены облика, без неба, без полета.

— Скорее, — вырвалось у него. — Ты справишься со стражей?

— Зачем? — удивился Аригос. — Они охотятся на черного дракона. Нас пропустят.

Калесгос бегло объяснил свою просьбу. Аригос нагнулся, поглядел под мост и орков, потом снова на лазурного дракона, но не стал задавать вопросов. Он тоже знал, что каждая минута была на счету.

Аспект Магии приблизился к каменной арке. Гвардия Аспекта Земли не удостоила его даже взгляда. Тем хуже было для них. Аригос выдохнул сапфировое пламя.

— Вперед! — крикнул Аригос.

Калесгос напоследок обернулся. Гаррош Адский Крик покинул убежище под мостом и теперь мчался к арке. Этому темнокожему орку не занимать мужества. Драконья Пасть едва поспевала за ним. Принц Андуин обреченно шел последним.

Следом за Аспектом Магии Калесгос влетел в логово Н-Зота.

* * *

Драконы. Орков интересовали одни только драконы. Хоть бы они перебили всех драконов Азерота, подумал Андуин. Он был зол и на драконов, и на орков. Его отец никогда не угодил бы в такое глупое положение. Ненависть спасла бы его еще в самом начале, он ушел бы от лагеря незамеченным и нашел бы способ добраться до Штормграда. А уж при виде Вождя Орды, Вариан, не раздумывая, обнажил бы меч и не сдался бы в плен живым. Огромная крепость, но ведь нашли они туннель, ведущий именно сюда!

Андуин перехватил кинжал. Гаррош вместе с Драконьей Пастью одолели одного хроматического дракона, ослабленного магическим пламенем, и теперь навалились на второго. Живым ему не уйти. А орки, уж наверняка, найдут способ дотащить эти две головы до лагеря.

Позади него раздались зычные крики. Он слышал подобные в лагере. Андуин обернулся. Вождь Мруг и выжившие орки, наконец-то, покинули Багровый зал и теперь стремились присоединиться к битве. Андуин спешно убрался с их пути. Он не приближался ко входу в подземелья.

По обе стороны улицы были дома, а сама улица, когда она в последний раз ее видел, была заполнена культистами. Сейчас здесь никого не было. Как будто спектакль кончился, а зрительный зал опустел. Взглядом Андуин поискал в гуще сражения Гарроша.

Грим-Батол огромная крепость… Гаррош по-прежнему отвлекал дракона, принимая весь удар на себя, пока Мруг карабкался по спине дракона, подбираясь к шее. Гоблин, который тоже оказался драконом, просил его держаться Вождя Орды, но у принца был иного мнения о собственной безопасности.

Андуин развернулся и побежал. Раненная нога сильно его задерживала. Он едва достиг моста, с которого в прошлый раз оглянулся на подземелье. Сутки минули с того момента, но как же давно, казалось, это было. Под тем же мостом и располагался выход из Багрового зала. Орки предусмотрительно забаррикадировали его. Кто-то молотил изнутри, пытаясь выломать дверь. Видимо, Культ продолжил преследование незваных гостей.

Андуин устремился дальше. Это уже мало походило на бег. Нога болела невероятно. Седьмое чувство подсказывало ему, что не стоит обращаться к Свету в такой близости к пещерам Н-Зота. Мало ли что? Он стиснул зубы. Вдруг пол ушел у него из-под ног, Андуин потерял равновесие и упал. Он не смог отвести взгляда от булыжников на мостовой. Камни дрожали. Он слышал скрип и треск, это каменные дома вокруг него ходили ходуном.

Потом он ощутил жар.

Вот теперь Вождю Орды будет точно не до него. Андуин откатился в бок, к домам, хотя и понимал, что это может быть чревато обвалами. Но ему несдобровать, если он окажется на пути у того, кто мчался к подземелью. Он проверил двери и окна, все они оказались заперты. До него донеслось рычание и металлический скрежет. Раскаленный воздух обжигал легкие.

Смертокрыл Разрушитель приближался.

Андуин отшвырнул тяжелый клинок, который ему дал Гаррош, и пополз к следующему дому. Подтянулся к дверной ручке, но и этот дом был заперт. Все живое поспешило убраться с пути Лидера черных драконов. Только Андуину это никак не удавалось. Он увидел его издали — чудовищный дракон с обнаженным огненным сердцем. Раскаленные пластины металла перемежались с черной чешуей.

Андуин рухнул наземь. Поток ветра, поднятого драконьими крыльями, протащил Андуина по брусчатке следом.

Он не поверил собственным ушам, когда услышал орочье «Лок-тар огар!» и лязг оружия позади себя. Рычание заглушило их. Каким надо быть безумцем, чтобы решиться на подобный поединок? Первые крики боли раздались сразу же. Принц содрогнулся. Раскаленное марево дрожало перед глазами. Драконий огонь. Он полз вперед, сил бежать или идти у него уже не было.

Сначала ему показалось, что он ослышался. Но сквозь шум сражения и драконье рычание пробивался еще один звук. От которого у принца душа ушла в пятки.

Грохот тяжелой поступи. И он приближался. Андуин медленно поднялся на ноги и обернулся навстречу судьбе, от которой тщетно пытался скрыться во второй раз.

Пылающий огонь Смертокрыла ослепил его, окатил волной жара. Лишь рожденному в пламени не стоило опасаться смертоносного дыхания дракона.

* * *

Принесенные в жертву жизни питали Оковы Света. На глазах у Тиригосы черная глянцевая поверхность Оков безвозвратно изменилась. Она словно кипела изнутри. В глубинах Оков, казалось, виднелися искры белого света, будто звезды, отраженные на беспокойной глади ночного моря. Звезд раньше тоже не было. Что-то менялось, что-то происходило, и Тиригоса оказалась ближе других к этим событиям.

Тиригоса хотела покинуть Оковы, но не успела. Безликий вернулся вместе с мальчиком. Человеком. Безликий вынес его из подземелья на руках. На мальчике не было плаща Культа, но он тоже хромал. Еще сильнее, чем погибший человек. Мальчик опустился на одно колено возле мертвого тела, замер на какой-то миг. Потом поднялся и одним рывком вытащил кинжал из груди убитого. Безликий не сказал ни слова. Лишь указал на Оковы.

С кинжалом в одной руке мальчик миновал пламя и оставшихся в живых культистов. Остановился неподалеку от колонны, в которой пряталась Тиригоса. Его синие впалые глаза безучастно глядели вперед. Соломенные волосы были спутаны, одежда изорвана. Кожа была измазана кровью и сажей.

С его появлением барабанный ритм ускорился. Плети свистели, рассекая спины. Они ждали его.

По клинку в руке принца пробежала искра. Белая сталь вспыхнула, переливаясь багровыми проблесками. Мальчик поднял кинжал. Черная и густая, как смола, тьма с жадностью, с голодным нетерпением изогнулась ему навстречу.

Безликий выхватил двух культистов и швырнул их в пламя. От криков заживо сжигаемых людей принц побелел, пошатнулся. Но начатого было не остановить. Легкое свечение окутало его тело. Принц поглядел на собственные руки, источавшие бледный свет. Оковы бесновались, рвались ему на встречу, желая поглотить целиком, завладеть. По его щеке скатилась слеза. Всего одна.

Он шагнул навстречу Оковам. Его руки не встретили преграды. Оковы поглотили его руку по кисть, затем по локоть.

Безликий твердил молитвы и воздевал щупальца. Его черное тело тоже вспыхнуло, Свет тоже откликнулся на его обращение, хотя Тиригоса и не понимала, как такое возможно.

Вдруг кто-то ворвался в залу. Темнокожий орк с топором наперевес буквально прорубил себе путь сквозь культистов, обогнул пламя и Безликого и устремился дальше. Тело и одежду орка покрывала кровь, но, похоже, чужая. Он подлетел к Андуину и всего лишь на миг застыл, столкнувшись с его светящейся кожей и мечом.

— Андуин! — прорычал орк.

Принц не слышал его. Оковы владели им.

Орк схватил мальчика за плечи и с силой притянул к себе. Оковы не отпускали принца. Безликий, наконец, заметил происходящее. У орка под ногами возникла Шаготта. Она опутала его крепкие сапоги, стремясь подтянуться выше, к сердцу. Орк стряхнул ее на пол, рубанул несколько раз топором. И вновь занялся принцем.

Безликий закричал. Культисты тоже бросились к орку. Но Безликий продолжал кричать. Это не было приказом, поняла Тиригоса, с ним что-то происходило. Что-то иное. Обращение к Свету не прошло для него даром.

Орк тянул. Мышцы на руках и спине вздулись, на них проступили вены. Шаготта уже шевелилась за его спиной. Вдруг Оковы отпустили принца. Тот рухнул, как кукла. Орк закинул мальчика на плечо, выставил перед собой окровавленный топор.

Но в этот миг орк исчез. Словно его и не было. Вместе с принцем на своем плече. Культисты в недоумении остановились.

Безликий издал вопль боли и ярости. Белый холодный свет резал его темное тело, как острый нож.

— Я разомкну Оковы! — прорычал Безликий. — Нет Света без Тьмы и нет Тьмы без Света. Свет и Тьма едины!

Белый луч прошил его грудную клетку. Безликий покачнулся, но не упал. Свет вспыхивал под черной чешуей, разгорался и сжигал Безликого изнутри, даже сильнее настоящего пламени. Качаясь, он сделал несколько шагов к Оковам. Распробовавшие свет Оковы потянулись к слуге Древних Богов.

— Я есть Свет! Да поможет…

Тьма Оков не дала ему договорить. Она набросилась на него, оплела черной сетью и втянула в себя. Всего целиком.

В центре, среди черной глади, как далекая звезда, возникла крохотная светящаяся точка. И она росла. Холодные вспышки молний исполосовали поверхность Оков. Тьма истончалась, рвалась, расходилась на лоскуты под напором Света, крепнущего в ее глубинах. Но внезапно поверхность Оков разгладилась до глянцевого блеска, затянулись прорехи. Тьма вновь обрела целостность.

Культисты Сумеречного Молота притихли, напряженно вглядываясь в Оковы. Ничего не происходило. Шаготта металась перед Оковами в поисках господина. Но, казалось, что Тьма сыта и она получила желаемое.

И тогда беззвучно и неожиданно веками сдерживаемый мрак хлынул на волю. Стал осязаемым, настоящим. Густой рекой он затопил огонь и культистов рядом с ним. Они вязли в нем, будто в болоте, а поток все изливался. Река устремилась в подземелье, наружу. Хлынула к стенам и стала взбираться вверх, черными гибкими отростками.

Когда Оковы пали, обрели свободу и слуги Древнего, что обитали за этой преградой. Они ступали кривыми лапами, их пасти с острыми клыками оглашали Грим-Батол леденящим душу воем. Из тьмы выходили безглазые и безголовые твари, а другие наоборот обладали дюжиной глаз и пастей. Одни выползали по потолку, словно раздутые гусеницы, другие выпрыгивали из черной реки и утаскивали следом за собой зазевавшихся жертв. Подводное чудовище разинуло свою пасть прямо перед Тиригосой, длинный язык схватил Шаготту. Клацнули зубы. Дети хаоса были голодны. Очень голодны.

Река затопила залу и, наконец, перестала бить ключом. Порождения Н-Зота покинули Оковы. Из туннелей подземелья, куда они направились, доносились крики. Эхо десятикратно множило их. Твари не тронули Тиригосу. Она не знала, хорошо это или плохо.

В пустом проеме, что Безликий разомкнул своей жизнью, она увидела аметистовое сияние вторых Оков. Но на этот раз это были Оковы Магии.

Пройдя под огромными сводами Оков Света, Тиригоса оказалась в другой зале, очень похожей на прежнюю. Здесь не было огня и света, только сумрачное сияние источала преграда. Податливая, будто жидкость, но это была чистая, бесконечная энергия. Сущность магии.

Оковы уловили ее приближение. Она была драконом Синей стаи, магия была частью их самих. Магия тянула ее. Тиригоса давно не творила волшебства, браслеты этого не позволяли. Только сейчас она поняла, как иссушила ее волшебная жажда, как хотелось ей войти в Оковы и раствориться там, ощутить их безграничную силу.

Калесгос не успеет. Но даже если эта глупая надежда осуществится, то он ничего не сумеет сделать. Она всегда знала это. Но боялась признаваться в том, что обречена.

— Тиригоса! — послышался ей голос Калесгоса.

Она покачала головой. Это Оковы звали ее. Она чувствовала их зов еще там, возле Оков Света. Пускай же ее смерть будет такой.

— Нет! — снова закричал кто-то голосом Калесгоса. — Тири! Я здесь! Остановись!

— Тиригоса! — вторил ему голос Аригоса.

Она услышала шелест крыльев. «Забудь, — шептали Оковы, — я дам тебе наслаждение, дам тебе покой. Забудь обо всем. Никто не спасет. Никто не успеет. Иди».

Оставался всего шаг. Сапфировый дракон возник из ниоткуда. Он был как настоящий.

— Очнись, Тири! — крикнул Аригос.

Она с трудом отвела взгляд от аметистового сияния. Затуманенный взгляд не желал фокусироваться на лазурном пятне. Неужели это он? Тот, кого она ждала столько времени? Кажется, он сменил облик, протянул к ней руки, но она… Она не могла ответить тем же.

В бездонных фиалковых глазах Калесгоса отражалась аметистовая преграда. И она темнела. Аригос бормотал заклинание над ее браслетами. С каждым новым словом, что произносил Аспект Магии, она изменялась, будто пробуждаясь от долгого сна.

«Если Аригос справится с Оковами Магии, то разомкнуть твои браслеты не составит для него никакого труда», — сказал Первый Советник. Горькая правда кольнула сердце. Все дело в заклинании, вспомнила она собственные слова. Ведь так оно и было. Аригос давно знал правильную формулу, возможно, он даже проверял ее, но она не подействовала. Не могла подействовать. Вестейегос и Первый Советник обвели его вокруг пальца, заставив поверить, что ему не по силам разомкнуть ее браслеты, хотя их время просто не пришло. Ведь Оковы Магии следуют за Светом и никак иначе.

И тогда она прошептала так громко, как смогла:

— Нет… Аригос! Заклинание!

— Продолжай! — рявкнул Калесгос. — Тири, любимая, не трать силы, — прошептал Калесгос. — Аригос сможет. Смотри, твои браслеты… Они светятся!

Они светились тем же темно-аметистовым светом, что и Оковы Магии. Она собралась с силами и сказала:

— Аригос… Оковы и браслеты… едины.

Аригос вздрогнул. Оглянулся на Оковы Магии. Огромная, почти безграничная стена простиралась вверх и по обе стороны от него, переливаясь тягучими тяжелыми волнами. На месте смертного эльфа возник Аспект Магии. Наравне с ним стена перестала казаться столь огромной. Она окрасилась в кроваво-рубиновые оттенки. Тиригоса знала, что Оковы взывают к дракону даже сильнее, чем к ней. Она не представляла, каких трудов стоило Аригосу не отвечать на их зов.

Аспект обернулся.

— Вы должны убраться, — прогрохотал он, — хотя бы отсюда. Если Тиригоса будет слишком далеко, заклинание может не подействовать. Я Лидер Синей стаи. И это мой приказ!

Лицо Калесгоса исказил гнев, в бессильной злобе сжались кулаки. Губы превратились в тонкую черту. Он кивнул.

Тиригоса поглядела на Аригоса. Он догадывался, возможно, что Оковы Магии не причинят ей вреда, как не причинили Оковы Света, ведь она была призраком, в конце концов. Но он спасал жизнь Калесгосу. И делал это ради нее.

Дракон опустил голову, так что Тиригоса увидела себя в его бесцветных глазах. Он тоже прощался с ней. Она никогда больше его не увидит. Аригос был ей другом. Когда-то давно он даже был влюблен в нее, из-за этого неуместного чувства она оказалась в Грим-Батоле. Он обрел силу Аспекта, которой противился всю свою жизнь, и это привело его к неминуемой гибели.

Она протянула руку, зная, что даже не сможет коснуться сапфировой чешуи. Аригос зажмурился. Но чудо не произошло. Он распахнул глаза и поднялся.

— Идите! — взревел Аспект Магии.

Калесгос и Тиригоса устремились к пустой арке Оков Света. Залом владела тьма. Факелы погасли даже в туннелях подземелья. Тьма стремилась завладеть древней крепостью, в которой Культ Сумеречного Молота старательно зажигал каждый факел, каждую свечу, лишь бы ее рассеять.

Калесгос заглянул ей в глаза, прошептал:

— Прости меня, Тири. Сколько времени мы потеряли, пока я служил у Королевы драконов. Я не понимал этого раньше. Мне казалась, у нас вечность впереди. Прости меня, — повторил он.

Она стояла так близко, что слышала биение его сердца.

— Что это за амулет на твоей шее? — спросила она.

Калесгос высвободил из-под одежды небесно-голубой не ограненный камень.

— Это амулет Старейшины Азурегоса. В нем магия турмалиновой стаи. Я должен был передать его Аригосу. Так считалось… пока он не уничтожил Нексус.

— Ты искал Азурегоса, когда это произошло?

— Да. Я искал тебя в Нексусе. Я вернулся в крепость, но было уже поздно. Мы улетим отсюда, Тири. Улетим вместе. Вот увидишь. Я больше никогда тебя не оставлю.

— Я всегда буду с тобой, — прошептала она.

— Смотри, смотри. Твои браслеты исчезают!

Она покачала головой и улыбнулась.

— Это не браслеты. Это я исчезаю. Я рада, что ты успел, Кейлек. Теперь перекидывайся в дракона и улетай. Улетай, как можно дальше. Борись за свою жизнь ради меня. Перекидывайся! — крикнула она.

Аметистовая вспышка стерла тьму, стерла камни и черные блестящие лужи. Освобожденная чистая магия обрушилась на них. Тиригоса до последнего глядела в темные глаза Калесгоса. Пока они тоже не растворились в ярком сиянии.

* * *

Тарион едва замечал, что шагает сквозь каменные дома, проулки и горную породу. Когда-то Ноздорму рассказывал ему, как Нелтарион нырял в земляную твердь, будто в воду. Тогда на Тариона это произвело огромное впечатление. Обретя власть над стихией Земли, он первым делом проверил именно эту способность.

Из Подземья он отправился в Грим-Батол. Напрямик, сквозь толщу целого мира. Смертокрыл, конечно, первым узнал о его появлении в крепости. Хроматическим драконам был дан приказ убивать каждого черного дракона возле входа в подземелья Н-Зота. Тарион не собирался рисковать понапрасну. К тому же ему некуда было спешить. У него еще оставалось время, а стихии преданно служили ему. Заблудившиеся в крепости ветра, грунтовые воды и сама земля рассказывали ему о каждом шаге Смертокрыла или тех, кто был причастен к другим Оковам Н-Зота.

Тарион сменил облик и едва ли не сразу наткнулся на мальчика лекаря в темном проулке. Он помог мальчику и вернулся. Даже тогда у него еще оставалось время. Он облачился в фиолетовый плащ Сумеречного Молота и находился среди культистов на главной улице, ведущей к подземельям. Никто не искал человека. Это было проще простого.

Когда черное чудовище с хлыстами вместо рук вышло из подземелья и возвестило о начале ритуала во славу Древнего Бога, культисты, как один, последовали за ним. Тарион поспешил убраться с опустевшей улицы. Он войдет в подземелья, сам и когда придет нужный час. До тех пор, он бродил, не вызывая ничьего подозрения. А затем ветра рассказали ему об Оковах Света.

… «Оковы Света пали», — прошелестели ветра.

… «Поспеши. Оковы Магии следующие», — добавили грунтовые воды.

Тарион перекинулся в дракона. Теперь он был готов рисковать. Он не мог упустить ни минуты. Он полетел так быстро, как мог. Скалы расходились перед ним, прокладывая дорогу к самым глубинам, к мигу его предназначения. В одном из поворотов за ним увязался хроматический дракон, значит, он был близок к своей цели. Скалы позади него сомкнулись, преследователь погиб мгновенно.

Кромешная тьма обступила его. Он летел вперед, не зная преград. Он доверился Зову. Зову пятого Древнего Бога.

Он заметил огненное пламя впереди себя. Пламя урывками освещало драконью пасть и смертных вокруг него. Его сердце ухнуло в пятки, когда ветер под его крыльями просвистел:

… «Это Смертокрыл Разрушитель».

Тарион взвился как можно выше, он честно старался не глядеть вниз. Он знал, что нельзя иначе. Любое промедление может стоить его отцу жизни. Теперь он разобрался в каждом, даже самом противоречивом предсказании Аспекта Времени. Теперь он знал ответы на все вопросы.

Это была его единственная встреча с отцом. Мимолетная, скорая. Другой не будет. Но тем он спасет ему жизнь.

В наивысшей точке над отцом и смертными Тарион резко спикировал вниз. Как раз вовремя.

… «Оковы Магии пали», — проскрежетала гора.

Не сбавляя скорости, Тарион влетел в подземелье Древнего Бога. Кажется, там была арка и два драконьих трупа возле нее, но это уже не имело значения. Он летел дальше, вглубь, где освобожденная Магия усиливала и питала Тьму. Скоро тьма завладеет Грим-Батолом. А после того, как падут Оковы Тверди, долгая ночь накроет мир Азерота.

Тарион услышал рычание позади себя. Его отец был зол. Очень зол. Он оставил смертных. Некоторые бежали, другие были мертвы. Сейчас отец еще не осознал до конца, как вышло, что смертные смогли задержать его и тем самым позволили Тариону стать первым. Сейчас Зов Н-Зота не дает ему осознать то, что произошло с его сыном в Подземье. Если он выживет, он поймет.

Любой заблудился бы в темных туннелях, любого другого сожрали бы чудовищные твари, рыщущие в поисках жертвы. Он мчался напрямик, сквозь твердь, не разбирая дороги. Он был близко.

Во тьме с ним произошло то же, что когда-то произошло в Пандарии на Бронзовой горе, когда яд венке попал в его кровь. Он утратил личность, вместо одного сердца обрел сотни других. Теперь он знал, что это была его связь с Азаро-Той. Он догадался об этом, когда великовозрастный пандарен рассказал о ней на похоронах Хайди. Но ее настоящий Зов он услышал, когда Мать-Скала наделила его властью над стихией Земли.

Тогда его сердце остановилось. Он увидел мир и крошечных неразумных созданий, населяющих его. Ощутил неутихающую горечь утраты.

«Найди их», — журчанием реки проговорила Мать-Всего-Живого. — «Ведь они живы», — шелестом ветра в кроне деревьев добавила она. — «Только тебе по силам это. Только ты слышишь меня», — донесло пение птиц.

Он видел, как дожди лились на землю и на руины домов, на людей и на одетых в броню волков, бродивших среди них. Видел скелетов, толкавших перед собой заряженные катапульты. Тусклым зеленым светом озарялось их содержимое. Видел красные пустыни, посреди которых возвышались оббитые черным железом стены города и вражескую армию перед ними. Затем пристань среди корней неестественно огромного дерева и корабль, что пристал к суше после долгих дней морского путешествия. Пристань была полна встречающих и рукоплещущих. Ночной эльф стоял на палубе, улыбался и махал, а когда спустился по трапу на землю, его подхватили и понесли в город на руках. Видел среди белоствольных деревьев с красной кроной красивую женщину с короткими светлыми волосами, из глаз ее лились слезы. Видел, как по озаренным факелам туннелям шел обезображенный шрамами мужчина, и каждый его шаг отзывался болью стихии Земли.

Тарион знал каждого из них. Азаро-Та тоже. И не только их. Но и каждого живущего в этом мире. Она была их Матерью, как и Матерью Древним Богам, с которыми Титаны разлучили ее. И он мог помочь ей. Ей и всему миру.

Тарион согласился. И его сердце забилось вновь.

Тарион пролетел под пустой аркой Оков Света и следом под аркой Оков Магии. Густой мрак скрывал путь, скрывал то, что не под силу осознать его человеческому разуму. Истинный облик Н-Зота.

… «Здесь», — прошуршала земля.

Тарион приземлился. Выдохнул драконье пламя. Огонь осветил множество древесных корней. Покрытые мхом корни переплетались с телом Древнего. Десятки круглых глаз повернулись на свет. Сверкнули острые клыки в зияющих провалами пастях. Затем все вновь погрузилось во тьму.

Позади него с грохотом обвалилась арка, земля и вода скрепили новую кладку. Отец не помешает ему. Оковы Тверди больше не его забота. Теразан Мать-Скала наделила его не только властью над стихией Земли. Она рассказала ему об Оковах. О той части, что была ей известна. Остальное ему предстояло разузнать на месте.

Тарион слышал, как покрытые слизью щупальца тянутся к нему. Слышал шорох земли, из-под которой вызволялись все новые. Н-Зот ждал иного черного дракона. Того, что в бессильной злобе бьется о каменную кладку за пределами его темницы. Того, чьи разумом он владел столько веков. Но перед ним был другой дракон, осмелившийся забраться так глубоко под землю. И этот дракон не слышал его Зова.

Его Зов окреп, когда пали Оковы. Все жалкие смертные и все драконы в крепости целиком принадлежали ему. Он скормит их голодным созданиям хаоса. А когда падут Оковы Тверди, он натравит оставшихся на самонадеянного черного дракона.

Щупальца скользнули по его сложенным крыльям. Слизь обожгла чешую. Возле морды заскрежетали клыками зловонные пасти.

Тарион шагнул вперед, по податливым щупальцам, по мшистым корням. Лапы вязли в слизи, она становилась все глубже, она была повсюду. Щупальца оплели его тело, опутали лапы. Одно обвилось вокруг шеи, сжимая ее. Казалось, это длится вечность. Времени во мраке не существовало, а разуму было не под силу осознать хаотическую сущность Древнего Бога.

Раздался хлесткий удар и протяжный свист. Тяжелое щупальце обрушилось на него и рядом с ним. Острая тонкая игла прошла сквозь чешую. И пронзила сердце черного дракона.

Оковы Тверди пали. Гора Грим-Батол вздрогнула, от основания до самой вершины. С грохотом обрушились каменные мосты древней крепости. Покрылись трещинами лестницы и переходы. Обвалились навесные балконы. Под обвалами погибли культисты, что отдались власти Зова и те, что сумели выжить к этому часу.

Все Оковы Древнего Н-Зота пали. Он обрел свободу. Освобождались из-под каменного заточения щупальца неимоверных размеров. Глубокая тьма накрыла мир. Тварей Грим-Батола больше не сдерживали стены крепости. Голод гнал их вперед. Свежая кровь влекла их.

Но в этот миг глубоко под землей сердце черного дракона забилось вновь. Он будет жить. Но странной жизнью. Он лишь Нить между Древним и этим миром. Уничтоженное Титанами было восстановлено.

Это было концом. И это стало началом.

2012-2015 гг.