Временем Багдадского Чародея была ночь. Когда зажигались миллионы огней и и улицы заполнялись извивающимися, словно чёрные змеи, толпами мужчин и женщин — вот когда Билл Портер оказывался в родной стихии.

Он владел этим городом, а люди, его населяющие, были объектами его наблюдения. Он проникал в самую их гущу и наставлял на них пристальный микроскоп своей блестящей проницательности. Покровы с мошенничества, мелких обманов, жалкого позёрства, слетали, будто унесённые могучим ветром. И оставались души — обнажённые и убогие. Это было как раз то, чего и добивался Чародей.

На каждом шагу поджидали увлекательные приключения. Вот юная девушка старается тайком ускользнуть за угол, а вот старый побирушка скрючился на пороге... Столько тайн! И все их Портер должен был раскрыть. Но он никогда не отходил просто в сторонку и не предавался размышлениям. Он всегда завязывал дружбу со своими персонажами.

Он изучал их секреты, узнавал об их надеждах и разочарованиях. Он пожимал руку Сопи-бродяги, и Дэлси сама рассказывала ему о том, как оказалась на мели со своими шестью долларами в неделю. Нью-Йорк был зачарованным лабиринтом, и за каждым углом глазам твоим представало нечто неожиданное и чудесное.

Вот в это своё королевство и ввёл меня Билл Портер.

В один из первых вечеров после моего приезда в город, он пришёл ко мне — беспечный, изысканный, в приподнятом настроении. В петлице у него красовалась роза. Застенчиво прищурившись, он вытащил из кармана ещё одну.

— Полковник, это будет ваше прикрытие. Вденьте это в петлицу, и никто в жизни не догадается, что вы с Запада.

— Чёрт возьми, зачем мне этот салат?

Но если Билл что-то задумывал, он добивался своего. Розовый бутон был прикреплён к моей петлице.

— Я обратил внимание, — сказал Билл, — что фараоны провожают вас особенно пристальными взглядами. Этот талисман отведёт от нас подозрения.

— Куда мы идём?

— Никуда и всюду. Может, мы попадём в «Адскую кухню» или к Преддверью Рая. Приготовьтесь к восторгам и опасностям. Мы идём туда, куда потянет нас магнит.

Время близилось к полуночи. Мы прошли по Пятой авеню и начали прогуливаться где-то между Двадцать пятой и Двадцать шестой улицами. Десятки безвкусно накрашенных женских лиц скользили мимо нас.

— Как корабли, что проходят в ночи, — прошептал Портер. — На их пути только две скалы: фараоны и квартирные хозяйки. Взгляните, как они побиты жизнью и потрёпаны штормами. Мне нет от них покоя.

Из тьмы выступила бедно одетая девушка. На вид ей было лет семнадцать.

— Наверно, только что сбежала из спокойного болота в своей деревне.

— Как бы не так, это опытная шлюха.

— А я говорю — она в первый раз. — Портер поддел меня локтем. — Ещё не научилась вести свою лодку над омутами городской жизни.

— Это у неё такая маска. Бьёт на невинность.

— Нет, вы ошибаетесь. Давайте исследуем и увидим, кто прав. Я останусь здесь, при лошадях.

Портер частенько вытаскивал из моих рассказов о прошлом всякие словечки и вворачивал в свою речь.

Когда мы подошли, девушка пригнулась к порогу, притворяясь, что завязывает шнурки. Она подняла на меня взгляд — большие полудетские глаза были полны опаски.

— Вы переодетый полицейский? — Она говорила тихо, но её голос звенел от страха. — Не забирайте меня! Я никогда не делала этого раньше.

— Я не полицейский. Но мне бы хотелось представить вас своему другу.

Подошёл Билл.

— Вы же напугали леди! Спросите, хочет ли она отобедать с нами.

Девушка перепугалась ещё больше и отшатнулась.

— Никуда я с вами не пойду!

— Не опасайтесь, леди, с нами вы смело можете идти куда угодно.

Портер обращался к девице так, будто она была принцессой, а он — странствующим рыцарем.

В заинтересованности Портера не было никаких личных мотивов. В нём жила одна ненасытная страсть — раскрывать тайны, проникать в характеры людей. Ему не нужны были рассказы из вторых рук или подчищенные и приглаженные истории. Он был учёным, и всепоглощающим объектом его внимания являлось трепетное человеческое сердце.

Мы отправились в ресторан Мукена. Маленькое, тоненькое бледное существо никогда не бывало там раньше. Её глаза светились восторгом. В обществе Портера девушка чувствовала себя так непринуждённо, что это меня даже слегка обеспокоило. Мне хотелось, чтобы юная леди знала — она находится в компании великого человека.

— Этот джентльмен — великий писатель, — прошептал я ей.

Портер ощерился в притворном гневе.

— Ничего подобного! — возразил он.

— А я верю, — заявила девушка. — Можно взглянуть, что вы написали? Наверно, что-то о красивых людях с кучей денег и всём таком чудесном?

— Да, — ответил Портер. — Это о таких девушках, как вы, и обо всём том чудесном, что случается с ними.

— Но у меня в жизни совсем нет ничего чудесного. Только нищета, и голод, а интересного ничего не случается — кроме сегодняшнего вечера, конечно. Сколько себя помню — всё одно и то же, одно и то же...

Портер сделал так, что она раскрыла душу. Да, он был прав. Наша новая знакомая была всего лишь простой деревенской девушкой, уставшей от монотонных будней и решившей попробовать настоящей жизни.

В ней не было ничего замечательного. Я не видел здесь ничего такого, о чём стоило бы написать. Единственный раз в ней проскочила искорка, когда принесли заказанный обед — её лицо осветилось неподдельной радостью. Я был уверен, что Портер разочарован.

— Когда я вижу останки кораблекрушения, мне хочется узнать, как всё произошло, — сказал он.

— Хорошо. И что вы вынесли из сегодняшних исследований?

— Ничего, кроме того, как осветилось её лицо, когда принесли суп. Об этом стоит написать! Что стоит за этой внезапной вспышкой счастья? С чего бы ей так радоваться при виде тарелки с супом в городе, где каждый вечер выбрасывают на помойку столько еды, что хватило бы прокормить целую армию? Да, здесь есть, о чём писать! Вовеки не охватить!

Всякий встречный представлялся ему сокровищем. Он водил меня в дешёвые забегаловки, ночные бары и танцевальные залы. Его влекла туда всё та же ненасытная страсть. Неудивительно, что Нью-Йорк сбрасывал свою маску перед этим несравненным Ночным Исследователем.

— Нюхом чую — сегодня вечером нам повезёт, полковник. Давайте же отправимся и ухватим удачу за загривок.

Это был уже другой вечер; мы обедали в отеле «Каледония».

Мы начали с Шестой авеню. Дождь хлестал, кажется, со всех сторон. В окошках подвальных баров смутно мерцали огоньки. Запахи затхлого пива, прогорклой капусты и старых бобов наполняли помещения. Мы исходили множество подобных захудалых пивнушек с усыпанным опилками полом и облупившимися солонками на исцарапанных, ничем не покрытых столах.

— Нет, не здесь. Давайте пойдём к О’Райли. Что-то мне аромат этих итальяшек не по нутру.

На Двадцать второй улице Портер закрыл зонтик.

— Вот здесь мы найдём то, что ищем.

У стойки толпилась пара десятков мужчин. Столы служили подставками для локтей кричаще одетых, увешанных дешёвыми безделушками женщин.

Мы заняли свободный столик. Все присутствующие дамы одарили моего спутника восхищёнными взорами.

— Господи помилуй, Билл, неужели вы станете обедать в такой вонище?

— Лишь пиво и сэндвич. Взгляните, полковник — вот идея для рассказа!

В углу сидели две девушки — хорошенькие, бедно одетые, скромные, с пронзительным голодным блеском в глазах. Портер подозвал их.

Девушки присели за наш стол. Помещение представляло собой зал для танцев самого низкого пошиба, располагающийся в подвале под салуном. Наяривал аккордеонист, ему вторило старое разбитое пианино; посередине дёргалось в нелепом ритме несколько безвкусно одетых пар. За столиками сидело человек двадцать мужчин — все они застыли, тупо уставившись перед собой; некоторые были наполовину пьяны, другие орали хриплыми голосами обрывки песен. Гвалт, царивший здесь, досаждал, однако, ещё больше, чем вонючие испарения из их глоток.

Портер протянул девушкам меню. Их взгляды, казалось, приковались к этому замурзанному клочку бумаги. Одна из барышень, и по природе изящного телосложения, была так худа, что я боялся, как бы она в любую секунду не переломилась, словно сухой сучок. Она попыталась придать себе равнодушный вид, однако загоревшийся в её глазах огонёк выдал её. Круги вокруг запавших глаз девушки казались ещё темнее по контрасту с жирно наложенными на прозрачные щёки румянами. Она заметила мой пристальный взгляд и обернулась к своей маленькой белокурой подруге:

— Заказывай-ка ты, Мэйм.

Мэйм не стала притворяться — она была голодна, а здесь предоставлялась возможность наесться.

— Так как, мистер, — спросила она, наклонившись к Портеру, — я могу заказать, что хочу?

— Боюсь, что нет. Понимаете, леди, у меня туговато с деньгами. — И он заказал четыре пива.

Я не мог понять сути затеянного Портером эксперимента. Из множества размалёванных лиц он выбрал именно этих двоих и испытывал на них силу своей магии. Но вид голодных глаз мне не нравился. Мэйм неотрывно смотрела на какую-то пышнотелую, пухлощёкую дамочку — та благодушно уплетала мокрую вялую капусту, загребая её ложками. Мне стало не по себе. Я сунул Портеру свой кошелёк.

— Ради Бога, Билл, накормите их!

Он оттолкнул кошелёк обратно.

— Подождите. Здесь вырисовывается рассказ.

Он оплатил заказ — там и было-то всего двадцать центов. Потом он немного поговорил с хозяином забегаловки. Не знаю, о чём он просил, но хозяин, похоже, был на всё согласен.

— Уважаемые дамы, не хотите ли вы уйти отсюда и отобедать как полагается?

Глаза Мэйм тревожно забегали. Вторая девушка, Сью, встала.

— Спасибо, — сказала она. — Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Мы направились к отелю «Каледония», где располагался кабинет Портера.

— Напрасно мы согласились, Сью. Нас заберут! Стоит только войти в клоповник с этими господами, как фараоны набросятся на нас и заметут. Давай уйдём! Вот чую я, делаем глупость!

— Да мы только и делаем, что глупости. Если выдался шанс пожрать, уж я от него не откажусь! — отрезала Сью. Её манера говорить являла собой смесь достоинства, горечи и уличного жаргона.

— Поверьте, никакой глупости вы не совершаете, — сказал Портер. Он быстро шагал вперёд. — Там, куда мы идём, не ступала нога фараона.

Когда мы пришли в отель, был второй час. Портер заказал в номер бифштекс, картофель, кофе и салат из крабов. Еду он расположил на том самом столе, на котором было написано столько шедевров. Мэйм пристроилась на сундуке, Сью сидела на кушетке, а сам Портер, с полотенцем на руке, обслуживал нас, словно заправский официант. Вот в такой чуднóй обстановке и родилась в то раннее утро одна из его новелл.

— Ну как, денежки водятся?

Разговаривая с людьми, подобными нашим ночным спутницам, Портер перенимал их манеру речи и их мысли.

— Да какие там денежки, скажете тоже...

Мэйм была полностью поглощена бифштексом — уписывала за обе щеки, не останавливаясь, и прервалась только чтобы ответить:

— Едва наскребаем, чтобы заплатить два доллара в неделю за комнату. Если привалит удача — то хотя бы нажираемся, а если нет — кладём зубы на полку. Ведь редко попадаются такие шикарные господа, как вы.

— Вы даже не знаете, что это такое — когда живот сводит, — тихо добавила Сью. Она тоже была зверски голодна, однако невероятным усилием воли удерживалась от того, чтобы не последовать примеру Мэйм и не наброситься на еду с той же жадностью. — Вы никогда так не мучились, как мы.

— Да, конечно. — Билл подмигнул мне. — Трудновато вам здесь приходится, я правильно понимаю?

— В самую точку на этот раз. Очень трудно. Если обрастёшь толстой шкурой — считай, тебе повезло. А если нет — ложись и помирай. — Сью откинулась назад и уставилась на свои длинные, тонкие пальцы. — Вот так с Сэди случилось. Мы с ней приехали сюда из Вермонта вместе. Думали, устроимся певичками. Удалось устроиться в хор, и одно время мы жили очень даже неплохо. Потом пришло лето, труппа распалась, и мы остались без гроша.

Получить работу нигде не удавалось, и мы голодали по-страшному. Бедная Сэди вся измучилась, испереживалась, всё думала о Бобе Паркинсе, молилась, чтобы он вдруг объявился, как обещал. Она с ума по нему сходила, и когда мы уезжали, он пришёл и сказал, что заберёт её обратно, если у неё не сложатся дела.

Так оно всё и шло, и я больше не могла этого выносить. Вот и отправилась на улицу — заработать на жратву. Мне плевать было, что это грязные деньги. Но Сэди отказалась. Сказала, что не может разбить сердце Боба. Он придёт за ней, он обещал. Через пару недель я вернулась, у меня скопилось чуток монет, и я хотела отправить Сэд домой. Но её уже не было. Она потеряла надежду, что Боб придёт, и покончила с собой. Задушилась газом в той самой комнатёнке, где мы с ней жили.

Портер разливал кофе и впитывал в себя каждое слово.

— Наверно, Боб так и не появился?

— Нет, он таки пришёл. Сказал, что искал нас повсюду — обивал пороги всех меблирашек в городе. Я рассказала ему. Это был ужас. Он сидел и долго не мог ни слова вымолвить.

А потом принялся выспрашивать меня про Сэди, почему она не дала ему знать, что ей плохо. Я выложила ему про все наши мучения. Он сказал лишь: «Господи, Сью, вот, возьми, купи себе еды».

Он дал мне пять долларов, и мы с Мэйм заплатили за комнату, а на остальное харчевались — прошла уже целая неделя. Больше я Боба не видала. Он страшно переживал.

Сью говорила резко, отрывисто, но Портер больше не обращал на её слова ни малейшего внимания. Внезапно он поднялся, подошёл к маленькому столику и вернулся обратно с книжкой в руках. Это был роман «Короли и капуста».

— Прочтите это на досуге и скажите мне потом, что вы думаете.

Ужин окончился. Портеру, похоже, не терпелось избавиться от всех нас. Барышни с готовностью удалились. Та, что была поменьше ростом, с сожалением окинула взглядом хлеб и мясо, оставшиеся на столе:

— Ой, сколько у вас осталось на завтрак!..

Я схватил какую-то бумажку, лежащую на стуле, завернул в неё остатки еды.

— Возьмите с собой.

Сью смутилась.

— Мэйм! Побойся Бога, какие у тебя руки загребущие!

Но Мэйм лишь смеялась.

— Никогда не знаешь, когда настанет чёрный день!

Портер был занят. Он, кажется, даже не заметил, что они ушли. Сюжет захватил его и не отпускал. Он уже чувствовал аромат резеды.

Сью передала свою историю Чародею. Он провёл её через тончайшую мастерскую своего ума, и в мир вышел щемящий реализм «Комнаты на чердаке».