Сон склеил мои веки, я разлепила их и зевнула. Со мной всегда так: если задремлю днем, потом чувствую себя разбитой. Все еще ярко светившее за окном солнце, проникая сквозь щели ставен гостиной, разукрасило ламинированный пол тигровыми полосами. Тело никак не хотело расставаться с кожаным диваном, я с усилием оторвалась от него, села и, вспомнив, какой кошмар приключился со мной в первый день на работе, закрыла голову руками. Проковыляла на кухню, прилипая подошвами к плиткам, налила в стакан лимонный сквош и, облокотившись о раковину, пила, ощущая, как кисловатая горечь прогоняет остатки усталости. Взгляд упал на прикрепленную к холодильнику памятку, и я внимательно смотрела на нее, не обращая внимания на гудение телефона. Наверняка это отец или мать – тревожатся, хорошо ли прошел у меня первый день на работе. Вернувшись домой, я послала им по эсэмэске, заверив, что со мной все в порядке, но они не успокоятся, пока не поговорят лично. По тому, как они суетятся и волнуются, можно подумать, что я отправилась покорять горную вершину. Если я сейчас позвоню, они – особенно мама – почувствуют, что что-то не так. Но мне невыносимо представить, что придется рассказать им, как после встречи с Каспером я в слезах позорно бежала из клиники. За этим непременно последуют упреки: «Я же предупреждала, что тебе будет не по силам».

Отбросив мысли о Каспере, я скачала несколько фотографий Калли с ее странички в «Фейсбуке» и отправила на стоящий в коридоре беспроводной принтер. Аппарат загудел и выплюнул распечатки. Я начала прикреплять их магнитными буквами к холодильнику, а когда места не стало, развесила на стенах: Калли на зеленом травяном ковре, ее лицо сияет от счастья, на голове венок из маргариток; Калли и Натан не знают, что их снимают, и завороженно смотрят друг другу в глаза; Калли между Томом и Амандой, в полных до краев бокалах пузырится шампанское, они поднимают за что-то тост. Под каждым снимком я поместила стикеры с надписями, чтобы не забыть, откуда и когда взяла каждую фотографию. Куда ты подевалась в тот вечер? Я обвела пальцем овал лица Калли. Ее чистая идеальная кожа сияла. Я распрямилась, словно мое тело наполнилось энергией, и встала, внезапно почувствовав себя сильной. Не было никакой болезненной слабости, я ощутила себя способной на поступки. Разительная перемена! Решительно взяв телефон, я набрала рабочий номер Натана.

Рядом с его офисом солнце блестело на расплавленном асфальте, а воздух был пропитан запахом выхлопных газов. Я прислонилась к стволу дерева, скрываясь от прямых лучей: из-за иммунодепрессантов существовала опасность заболеть раком кожи, и этим летом мне предстояло щеголять в облике бледнолицей английской розы. Мой взгляд не отрывался от входа в здание. Секретарь Натана сообщила мне по телефону, что он заканчивает работу в шесть. Я ждала, чувствуя себя одинокой и беззащитной в ставшей влажной от мучительного беспокойства одежде. Избегала взглядов людей, мысленно повторяя заготовленные фразы, но эти слова даже мне самой казались надуманными и неестественными. В шесть из офиса Натана потянулись сотрудники. Мужчины ослабляли узлы галстуков и закатывали рукава, женщины сворачивали кардиганы и прятали их в сумки. Я вздрагивала всякий раз, когда кто-то из спешащих мимо людей слегка меня задевал, и крепче вжималась в ствол. Кора царапала обнаженную кожу плеч, и ее стало саднить. Через четверть часа у меня заболели ноги. Как бы часто я ни смотрела на часы, время от этого быстрее не бежало. В половине седьмого мне стало настолько жарко и тягостно, что я была готова бросить задуманное. Решила, что пропустила Натана. Машины шли сплошным потоком, гудели моторы, из окон гремела музыка, и тупая боль сдавила мне виски. Я уже собиралась идти домой, когда дверь снова отворилась, и на пороге появился он. Натан. Через руку у него был переброшен бежевый плащ. В другой покачивался желто-коричневый кожаный кейс. Потрясение узнавания заставило меня порывисто вдохнуть. Мои ноги сами зашагали к нему, словно меня притягивал невидимый канат. Он шел размашистой походкой, черные блестящие ботинки стучали по асфальту, и мне, чтобы не отстать, пришлось почти бежать.

Густела толпа спешащих по домам прохожих, торопившихся порадоваться солнцу, пока оно не зашло, меня нещадно толкали и пихали. В этом столпотворении я потеряла Натана из виду. Кровь шумела у меня в ушах, но я старалась не волноваться, сжимала и разжимала кулаки, вспоминая советы Ванессы: следить за частотой дыхания и пытаться дышать медленнее. Волнение нарастало, и я уже не могла сообразить, как себя вести: то ли вдыхать, то ли выдыхать, то ли на счет три, то ли на счет пять. Я почувствовала, что совершенно не в состоянии справиться с паникой, и завернула к чьим-то дверям, стараясь казаться как можно незаметнее, но вскинула голову, когда автобус, отпустив тормоза, с шипением выбросил клубы дыма, и колеса, вращаясь, повлекли его от тротуара. Когда он проезжал мимо, я заглянула в окна, но Натана в салоне не заметила. Он мог быть теперь где угодно. Ясно, что найти его невозможно, и мысль, что, прождав его у офиса, я потеряла время зря, угнетала. Но, если честно, с разочарованием наступило облегчение. Голова пухла, в ней все путалось, горло пересохло. Я оглянулась, высматривая, где бы купить бутылку воды, и заметила дальше по улице кооперативный магазин. Сделав усилие и продолжая глубоко дышать, я перешла мостовую и направилась в его сторону, решив, что потом поеду домой.

В магазине было людно, почти рождественская горячка: покупатели протискивались к полкам и хватали последние бургеры для барбекю, жаловались, что кончились булочки. Прохладный от кондиционера воздух представлял собой разительный контраст с царством солнца на улице. В первый момент я застыла, наслаждаясь тем, как охлаждалась кровь и наступало успокоение, но затем мои руки стали покрываться мурашками, и я поспешила к прилавку с замороженными продуктами. Эмоции утихали, и я, задумавшись об обеде, стала смотреть, не найдется ли чего-нибудь, что мне захотелось бы съесть. В овощном отделе стояли корзиночки со свежей клубникой – сочной и красной, – и у меня потекли слюнки. Хотя раньше я терпеть не могла эти ягоды, на этот раз не удержалась, сорвала целлофан, вытянула самую большую за стебелек и покатала во рту, прежде чем впиться зубами в податливую мякоть. Ощутив на языке взрыв сладости, я закрыла глаза, чувствуя, как течет по подбородку сок.

– Похоже, ловите кайф?

Я открыла глаза – передо мной был он. Натан! Звуки в одно мгновение достигли крещендо и начали замирать. Я не могла отвести от него взгляда. Еле сдерживала руку, подрагивающую от почти непреодолимого желания провести подушечками пальцев по щетине на его скулах. Ощутил ли он эту связь? Я вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Не смогла устоять. Потом заплачу.

Его смех был низким, утробным.

– Я вас не осуждаю. Знал одну девушку, которая постоянно так поступала. – Он склонил голову набок, изучая меня. – Вы мне напомнили ее. Видимо, дело в волосах.

Я провела рукой по шее – до сих пор не могла привыкнуть к ощущению незащищенной кожи.

– Она обожала клубнику, постоянно ее ела. Говорила, что эти ягоды – естественный отбеливатель зубов. Хотя зачем ей был нужен какой-то отбеливатель? Она сама работала медсестрой в кабинете стоматолога. – Он провел пальцами по своим густым, вьющимся волосам. – Извините, заболтался. Но Калли именно так и поступала – пока ходила по магазину, съедала клубнику, которую мы брали для пикника, и нам приходилось возвращаться за новой.

Калли. Пикник. Клубника. Мои сны. Не могли же они быть как-то связаны с Калли. Я вспомнила рисунок в доме Аманды. Девочки на морском берегу в моем сне. Калли и Софи? Натан спрашивал, как я себя чувствую, хмурился, но мои губы словно парализовало: я не могла ни улыбнуться, ни ответить. «Вторая энергия», о которой говорила Фиона? Невозможно! Несмотря на кондиционер, я вся пылала от бурлящих чувств, все привлекало мое внимание. Я плыла над собственным телом, почти касаясь полос света. Шум стих, но тишина была громче любого звука. Я вертелась и крутилась, и мое зрение все больше сужалось. Я чувствовала себя Алисой, проваливающейся в кроличью нору, – вот погас последний лучик шириной с булавочную головку, а затем – чернота.

Обувь была повсюду. Меня окружали ноги. В кроссовках, в туфлях на высоченных каблуках, в шлепанцах. Вокруг, словно конфетти, разбросана клубника. Я пришла в чувство и, проморгавшись, села и потянула за край топика, сознавая, что окружающим видны складки на моем животе.

– Держите. – Натан опустился на пол подле меня и отвинтил крышку с бутылки c водой «Эвиан». Я заметила, что наклейка сморщилась и размокла от конденсата.

Я прохрипела слова благодарности и, пока люди вокруг расходились, жадно глотнула из горлышка.

– Должно быть, перегрелись на улице. Перебрали солнца.

– Наверное. И не успела перекусить.

Прыщавый продавец, хотя на его бейджике было написано «РАД ВАМ ПОМОЧЬ», сердито жег меня взглядом, собирая целые ягоды клубники и вытирая белые плитки там, где их успели раздавить. Магазин стал похож на место преступления; я поежилась, подтянула колени к подбородку, обхватила голени руками.

– Вы меня, ясное дело, не знаете. Но я живу совсем рядом. Не хотите зайти? Предложу вам что-нибудь поесть и вызову такси, когда почувствуете себя лучше. – Натан подал мне руку и помог подняться. Я покачнулась, он поддержал меня за талию, и я прижалась к нему, словно проделывала это тысячу раз.

– Очень любезно с вашей стороны, но…

– Никаких «но». В таком состоянии я не могу оставить вас одну. Никогда себе не прощу, если вы снова потеряете сознание, переходя улицу или еще где-нибудь.

– Я могу позвонить отцу и подождать здесь, пока он приедет.

Продавец энергично орудовал вокруг нас шваброй и прошелся рядом с моими ногами – брызги попали мне на пальцы, а на сандалиях появились отметины от капель дезинфектанта.

– Прошу прощения. – Он произнес это с такой ухмылкой, что у меня начисто пропало желание задержаться в магазине хотя бы еще на секунду.

Не в моих правилах было идти домой к незнакомому мужчине, не говоря уже о том, чтобы соглашаться с ним обедать. Но я неважно себя чувствовала. Да и Натан был не то чтобы совсем мне незнаком. Я собиралась с ним поговорить. Но в этот миг вспомнила синяки на лице Калли и заколебалась. Что, если он опасен?

– Если вам удобнее позвонить отцу, я подожду с вами, пока он приедет.

Он озабоченно морщился, и я отбросила все сомнения. Сколько можно насчитать людей, которые настолько добры, что готовы потерять время, бескорыстно помогая незнакомому человеку?

– Спасибо. Пожалуй, предпочту приходить в себя у вас.

Это дорога к Калли, подумала я.

Это путь к себе, отбивало ритм мое сердце.