Позже, когда я в однодневном стационаре макала имбирное печенье в некрепкий чай и сахар проник в организм, дрожь стала стихать. Я потянулась за сумочкой и достала из нее мобильник. Я все еще злилась на родителей, но сочла нужным сообщить матери, что процедуры прошли нормально. Она волновалась. Оказалось, что я пропустила звонок от Линды. Увидев ее имя, я почувствовала, как во мне растет напряжение. Линда оставила голосовое сообщение. Я открыла аппарат и уже собиралась его стереть, но любопытство взяло верх, и я нажала кнопку прослушивания:

Дженна, это я, Линда. Ко мне заходил твой отец и сказал, что ты знаешь про… ну, в общем, знаешь… Поверь, я не хотела… Ладно, хватит об этом. С Каспером – это не ты. И не я. Пес был старым и умер до того, как я его нашла. Пошлю тебе копию заключения, если захочешь, прочитаешь. Ампулы – чистейшая глупость. А все остальное… Знаешь, ты нам с Джоном всегда очень нравилась. Он нездоров. Ты в курсе? Проходит обследование, его нельзя волновать. Позвони мне, пожалуйста. Надеюсь, мы во всем разберемся. Если бы у меня была возможность…

На этом сообщение Линды закончилось, и механический голос предложил несколько вариантов дальнейших действий. Я выбрала «прослушать снова» и повторяла это снова и снова, пока имбирь в моем желудке кружил в водовороте вместе с печалью. Линда и Джон так долго были частью моего мира, и мне стало грустно, что мой мир стал немного меньше.

Я грезила в полудреме, когда в палату вошел доктор Капур и раздвинул шторки на кровати.

– Как себя чувствуете, Дженна? – спросил он, повысив голос, будто тонкий материал обладал способностью задерживать звук.

– Отлично, – типично по-британски ответила я, словно он только что не оттяпал у меня кусочек сердца для исследования.

– Ничего не хотите мне сказать? – Перед тем как задать вопрос, доктор Капур сверился с листом на планшете.

Я покачала головой, он сделал пометку, щелкнул кнопкой, убирая стержень ручки, а ручку положил в карман.

– Я снижу вам дозу лекарств, но прошу прийти на осмотр через пару недель.

– Через пару недель? – Я инстинктивно прижала ладонь к груди, испугавшись самого худшего. – Что-нибудь не так?

– Физически все выглядит хорошо. Даже более чем хорошо. – Он ободряюще улыбнулся. – Однако побочные эффекты несколько… велики. Я хочу убедиться, что сокращение доз все приведет в норму.

– Побочные эффекты? – переспросила я. Их у меня столько, что захотелось узнать, говорит ли он о каком-нибудь конкретном.

– Ваша паранойя.

– Откуда вам известно? – Я не помнила, чтобы я признавалась ему в чем-то подобном.

– Ванесса сказала…

– Ванесса? – Теперь я повысила голос, заговорив громче, чем следовало: – Она мой врач и не имеет права распространяться ни о чем подобном…

– Ванесса работает в тесной связке с нами. Это мы направили вас к ней. И если у нее возникает беспокойство по поводу кого-то из наших пациентов, у нее есть полное право…

– А как насчет моих прав? То, что произошло, можно назвать злоупотреблением доверием. Я была с ней откровенна.

– Можете и впредь ей доверять. Уверяю вас, она не станет обсуждать…

Но его голос заглушил другой, прошептавший у меня в голове: Не доверяй никому.

Я испытала почти разочарование оттого, что меня отпустили домой. Получив от медсестры инструкции по режиму, методику наблюдения за побочными эффектами и список телефонов, куда следует звонить в чрезвычайных обстоятельствах, я чуть не попросила у нее разрешения остаться. Меня не радовала перспектива возвращения домой или встречи с родителями, особенно с отцом. Медсестра поинтересовалась, кто меня заберет. Я ответила, что родители, которые где-то здесь, скорее всего в кафетерии. Она предложила их позвать, но я ответила, что справлюсь сама.

Я еще потянула время, неторопливо одеваясь. Но, понимая, что исход неизбежен, взяла телефон. Мне пришла эсэмэска с неизвестного номера, и, когда я открыла текст, у меня все похолодело внутри:

«Надеюсь, ты вчера получила на холодильнике предупреждение. Очень бы не хотелось, чтобы ТЫ попала в аварию».