Седьмая глава

На следующее утро, пока официантка расставляла перед нами с Алеком и Александром чашки с растворимым кофе в огромном пустом зале ресторана, к нам присоединился Саймон. Во время завтрака он, к удивлению, оставался очень тихим, хотя было очевидно, что он внимательно и с большим интересом прислушивался ко всему, о чем мы говорили, как будто всё еще пытаясь понять, что мы из себя представляем. В тусклом свете утреннего отрезвления мне показалось, что Саймон не слишком силен в знании иностранных языков. Но его молчание всё равно заставляло задуматься о том, насколько же болтлив он был накануне вечером. Возможно, он отмалчивался, потому как боялся, что и так наболтал много лишнего. В самом деле, в последующие недели мы сталкивались с ним еще несколько раз, и в гостинице, и в городе, но он никогда более не предпринимал новых попыток заговорить с нами. Более того, он прилагал видимые усилия, чтобы держать некоторую дистанцию.

Когда вы приезжаете в Северную Корею, то сталкиваетесь со странной традицией или даже правилом: ваши гиды никогда не завтракают с вами. Может быть, это происходит потому, что в пустых гостиницах Пхеньяна так много ресторанов, что приходится постоянно придумывать, как их использовать. Или же это делается для того, чтобы ограничить корейцам доступ к шведским столам с их богатым выбором блюд китайской, корейской и западной кухонь. Так или иначе, позавтракав в ресторане на втором этаже, мы спустились по лестнице и встретили Мин и Ро в фойе.

Мин всё еще была в замешательстве относительно нашей экскурсионной программы. Мы решительно не хотели следовать предложенной программе, потому что в нее включили всю стандартную туристическую ерунду – это мы уже проходили. Соглашусь, для человека, который только начинает знакомиться со страной, такая программа представляла бы интерес, но для нас она была скучной, так как мы всё это уже видели. Во всех музеях и исторических местах, которые обычно посещают туристы, проводят экскурсии, обязательно включающие одинаковые верноподданнические восхваления Ким Ир Сена и/или Ким Чен Ира и комментарии о том, какую роль эти места играли в их жизни.

Сегодня у нас по программе Монумент идей чучхе, который каждый из нас посещал уже по два или даже три раза. Вчера Мин явно была растеряна и даже немного испугалась, когда на пути в гостиницу Алек сказал ей, что нам хотелось бы внести некоторые изменения в программу. Дело в том, что каждый объект имеет собственного специального гида, с которым необходимо заранее договариваться о посещении, а в некоторых случаях нужно еще получить специальное разрешение. Спонтанность практически невозможна в КНДР.

Пока Мин никак не могла придумать, что же делать, Александр предложил отправиться на холм Мансудэ, чтобы возложить цветы к Великому Монументу – статуям вождей. Услышав это, Мин воспрянула духом и явно обрадовалась: «Да-да, давайте поедем туда. А затем почему бы нам не посетить новый аквапарк? Вы сможете немного развлечься перед началом занятий. Вы взяли с собой плавки?»

* * *

Чтобы хоть немного понимать Северную Корею – ее прошлое, настоящее и будущее, – просто необходимо достаточно много знать о деде Ким Чен Ына – Ким Ир Сене. Но для этого надо продраться сквозь абсурдно благоговейную санкционированную государством агиографию, которая основана на просто-таки диких преувеличениях, а то и на вопиющей лжи и сфабрикованных выдумках. Вдобавок к этому существуют нелепые слухи и домыслы, которые годами создавались за границей в различных СМИ и правительственных агентствах. Реальность этих слухов, которые подавались как громкие сенсации или репортажи о событиях, никто не стремился ни подтвердить, ни опровергнуть, потому что «худшая страна в мире» просто не заслуживает обладать достоинством Правды.

Хотя северокорейская ультранационалистическая идеология кажется сегодня шокирующей и просто непостижимой, ее корни лежат в уникальной обстановке, в которой страна оказалась в постколониальный период. Уинстон Черчилль, Чан Кай Ши и Франклин Рузвельт на конференции в Каире 1943 года договорились, что после окончания войны Япония будет лишена всех колоний, включая Корею, которые она завоевала с помощью грубой силы. Вместе с этим ближе к концу Второй мировой войны Советский Союз обещал внести свой вклад в разгром Японии сразу же после победы над нацистской Германией. Выполняя обещание, Советы продвинулись вглубь Кореи так быстро и так далеко, что американское правительство всерьез забеспокоилось, что они могут взять под контроль весь полуостров. В условиях быстрого развития событий двум молодым офицерам – Дину Раску и Чарльзу Бонестилу, которые никогда до этого не только не бывали в Корее, но и особо ничего не знали о ней, – 8 августа 1945 года в руки попала карта Корейского полуострова из статьи в «National Geographic». За полчаса они разделили полуостров. Офицеры оставили свои пометки на 38-й параллели, которая делила корейскую территорию практически идеально пополам. Выгода от этого была в том, что Сеул оказывался в предполагаемой зоне американской оккупации – на юге полуострова. К удивлению американцев, Советы немедленно приняли это предложение, вероятнее всего, из-за практически такого же уровня «понимания» Кореи. Вот так была решена судьба Кореи – она была поделена между двумя противостоящими мировыми сверхдержавами, которые мало что знали о стране.

Если японская оккупация была тем фактором, который породил жгучее желание независимости и привел к образованию Корейской Народно-Демократической Республики, то – согласно официальной мифологии – товарищ Ким Ир Сен возглавил вооруженную партизанскую борьбу, которая и привела к тому, что оккупанты были изгнаны из корейской земли, а страна возвращена народу. Конечно, это не вполне так. Неверна и примитивная точка зрения, согласно которой Кима на роль лидера Северной Кореи назначил Сталин. На самом деле ирония заключается в том, что к моменту разделения полуострова на севере Кореи коммунистов не было вообще. Столицей неокрепшего молодого коммунистического движения, которое было разгромлено японцами, являлся Сеул, а почти все корейские коммунисты к моменту освобождения Кореи от колониального господства находились либо в Маньчжурии, либо в Советском Союзе. И в действительности Ким Ир Сен был одним из многих корейцев, направленных Советским Союзом на север Кореи. Поначалу ему прочили сравнительно скромную роль министра обороны. Подробности его последующего возвышения остаются в тумане закулисных маневров, характерных для эпохи холодной войны. Ясно одно: своим головокружительно быстрым и точно неслучайным карьерным ростом до самой вершины корейской иерархии в течение всего одного месяца с момента своего прибытия из СССР в Вонсан Ким обязан советским военным властям и советникам на местах в Пхеньяне, потому что именно они правили бал как минимум до 1949 года. Скорее всего, тогда сам Ким Ир Сен не ожидал такого возвышения и не стремился к нему.

* * *

Поездка на холм Мансудэ привела нас в самый центр Пхеньяна. Путь туда лежал через кварталы новых роскошных жилых многоэтажек, одна из которых была, по-видимому, точной копией нью-йоркской Трамп-плазы; живущие тут экспаты язвительно называют эти кварталы «Дубаи». После того как мы свернули с главной широкой магистрали, наш маршрут пролегал мимо брутального внушительного здания Дворца Съездов Мансудэ, в котором раз в год собирается парламент, чтобы единогласно поддержать решения руководства. Иностранные гости прибывают на парковку, которая находится недалеко от здания и на которой есть небольшой цветочный киоск. Мы купили букеты и стали подниматься по узкому тротуару в сопровождении доносящейся из невидимых динамиков патриотической музыки, придав своим лицам угрюмое выражение, чтобы соответствовать скорбному ритуалу, в котором миллионы корейцев участвуют каждый год. Раскинувшийся вокруг парк содержится в безукоризненном состоянии трудом граждан-«добровольцев», которые стригут газоны ножницами. На пути к статуям сегодня мы не встречаем никого, кроме одинокого юноши, который подметает ступени метлой из прутьев.

Холм Мансудэ, несомненно, является центром Пхеньяна – географическим, политическим и духовным. В 1972 году в честь шестидесятилетия своего отца – в соответствии с наиболее важной конфуцианской категорией сыновней почтительности – Ким Чен Ир воздвиг на самой вершине холма двадцатидвухметровую бронзовую статую Великого Вождя, которая смотрит на город. Еще через пять лет монумент покрыли позолотой, которую вскоре удалили, вернув статуе изначальный облик. Это произошло после того, как в стране с государственным визитом побывал Дэн Сяопин, который, увидев золотое изваяние, поинтересовался, на что идут деньги, выделенные в рамках китайской помощи. С тех пор как открыли мемориал, для корейцев стало традицией отдавать дань уважения, возлагая цветы к подножию статуи и совершая церемониальный поклон.

За неделю до моего первого приезда в Северную Корею в 2012 году Ким Чен Ын присутствовал на церемонии открытия нового монумента на вершине холма Мансудэ, где слегка измененная фигура его деда стояла уже в компании другой статуи – недавно ушедшего Ким Чен Ира. Первоначально памятник Ким Ир Сену изображал молодого вождя, одетого в расстегнутую военную шинель, под которой виднелся френч в стиле Мао, бывший поначалу некоей формой повседневной одежды Ким Ир Сена. Рука вождя вздымалась ввысь, указывая на небо и звезды, решительное выражение лица символизировало несгибаемую твердость и приверженность своему делу. В новой версии френч уступил место традиционному строгому костюму с галстуком, который Ким Ир Сен стал носить позднее, вместо сурового революционного взора появилась уверенная теплая улыбка мирового лидера, а очки завершали образ доброго дедушки – Вечного Президента. Его сын, любимый руководитель Ким Чен Ир, стоит рядом, и у него такая же теплая улыбка, которая делает черты его лица живыми. Эту улыбку, надо сказать, невозможно увидеть на кадрах официальной хроники. Он вглядывается куда-то за горизонт, в будущее своей страны, которой он и его отец правили на протяжении более чем полувека. Обе статуи выглядят пародией на монументальное искусство, китчем, отталкивающим своими мультяшными формами, жутким размером и аляповатым псевдоблеском.

Конечно нужно быть глупцом, чтобы рассмеяться здесь. Ведь это место – святая святых Северной Кореи. Вас обязательно должны предупредить, и лучше заранее, что фотографировать монумент нужно таким образом, чтобы в кадре вожди были во весь рост, с головы до ног. Фотографировать какие-либо детали памятников крупным планом строго запрещено. Ваши гиды будут неоднократно повторять эти инструкции, заглядывая вам через плечо в тот самый момент, когда вы поднимете фотоаппарат. Фоном для фигур вождей служит одна из самых знаменитых северокорейских мозаик, изображающая в бежевых, белых и сероватых тонах озеро Чончхи, расположенное в кратере вулкана Пэктусан, который в обеих Кореях считается священным. Мозаичное панно длиной примерно в 70 метров выложено на стене Музея Корейской Революции. Экспонаты этого музея рассказывают об истории страны с момента ее основания до сегодняшних дней.

«Трэвис, пожалуйста, снимите солнечные очки», – просит Мин.

Вот черт! Я уже допустил оплошность, а это всего лишь второй день. Солнечные очки – конечно! Я быстро срываю их с головы и опускаю руки по швам, смотрю не моргая вперед, на две устрашающие фигуры.

* * *

Почему Ким Ир Сен? Что такого особенного увидели в нем Советы?

Документы советских архивов говорят о том, что у руководства СССР были очень скромные планы относительно Северной Кореи после окончания Второй мировой войны. Если вообще были какие-то планы. Они появились задним числом и носили импровизационный характер. Вполне вероятно, что Советы на каком-то этапе были готовы позволить американцам полностью контролировать полуостров – настолько неоформившимся был их интерес, хотя Корея имела сухопутную границу с Россией – чего достаточно для того, чтобы не дать Америке доминировать на этом пространстве. Аналогичным образом можно объяснить, почему сегодняшний Китай не заинтересован в объединении Корейского полуострова при доминировании Южной Кореи в этом процессе: никто не желает видеть американские войска у своих границ.

В таких неопределенных обстоятельствах, когда не существует особого интереса со стороны других стран, события могут развиваться совершенно неожиданно. Ким достаточно быстро привлек к себе внимание пхеньянских советников из СССР. Если бы он объявился в Пхеньяне на несколько недель позже, весьма вероятно, что его имя кануло бы в Лету. Очевидно, что его стали рассматривать как удачного посредника между Москвой и местным населением. В конце концов, он провел последние два десятилетия в изгнании в Советском Союзе, сносно говорил по-русски – хотя с его восьмиклассным образованием никто не мог бы воспринимать Кима как серьезного интеллектуала. Большое число советских сослуживцев считало, что его познания в области учения Маркса и Ленина ничтожно малы. Но в то время в странах советского блока великие мыслители были не особенно нужны. Самым ценным качеством была способность к повиновению и послушанию. А Ким благоразумно держал дистанцию с кучкой профессиональных пламенных революционеров и аппаратчиков, которых Сталин презирал, – это, несомненно, увеличивало ценность Кима в глазах Генералиссимуса. К тому же Ким родился в Пхеньяне, ставшем новой столицей, и получил известность среди корейцев за свои партизанские подвиги в борьбе с японцами – подвиги, которые скоро будут настолько преувеличены и даже искажены официальной государственной пропагандой, что те, кто в действительности хорошо знал, чем занимался Ким до своего возвращения в Корею жарким августовским днем 1945 года, просто не будут понимать, о чем идет речь. Было решено, что Ким станет идеальной для Советов марионеткой.

Ким Ир Сен родился в деревне Мангёндэ, которая сейчас является частью Пхеньяна и входит в одноименный район. День рождения Ким Ир Сена – 15 апреля 1912 года – совпадает с днем крушения «Титаника». Возможно, поэтому «Титаник» позже стал одним из любимых фильмов его сына. (Ремейк этого фильма, снятый по распоряжению Ким Чен Ира, с треском провалился – или, если вам больше нравится, потонул – на международных фестивалях.) При рождении будущему вождю было дано имя Ким Сончжу, под которым он будет известен какое-то время, до тех пор пока не изменит его в 1930-х годах. Согласно официальной мифологии Ким Ир Сен родился в бедной, угнетенной крестьянской семье, хотя на самом деле его семья была пусть и небогатой, но все-таки более или менее зажиточной по меркам тех дней. Отец – школьный учитель, глубоко вовлеченный в дела пресвитерианской церкви. Как и многие другие семьи, Кимы ненавидели японскую оккупацию своей страны и в конце концов перебрались в Маньчжурию – главный очаг антияпонского движения, где нашли прибежище два миллиона корейцев.

Когда в 1932 году Япония начала в регионе военную кампанию для расширения колониальных владений, сопротивление стало более яростным. Среди тех, кто выступил против оккупантов, был и двадцатилетний Ким, организовавший свой первый партизанский отряд. Несмотря на происхождение из среднего класса, которое скорее благоприятствовало тому, чтобы стать конторским служащим или простым торговцем, Ким, возмущенный несправедливостью и вдохновленный революционной страстью, впервые заявил о себе, когда в большом сражении его отряду, состоявшему по большей части из всякого сброда и головорезов, удалось спасти жизнь китайскому командиру Ши Чжунхэну. С этого момента Ким стал доверенным лицом видных китайских офицеров, принимавших участие в боевых действиях в регионе.

Восстание скоро было подавлено, появилось марионеточное прояпонское государство Маньчжоу-го, но сопротивление японским колонизаторам, возглавленное Коммунистической партией Китая, в которой, несмотря на ее название, состояли в основном корейцы (такие, как Ким и члены его отряда), продолжилось. К 1936 году кучка партизан превратилась в огромную китайско-корейскую армию, в которой Ким командовал третьей дивизией. Большую часть второй половины 1930-х годов он провел в постоянных сражениях.

Не являясь, конечно же, единственной противостоящей японцам силой (как это сейчас описывается официальной северокорейской пропагандой), отряд Кима был одной из многих боевых единиц, совершавших с переменным успехом беспорядочные нападения на японцев. Но – даже без учета последующих преувеличений его заслуг – борьба Кима была смелой и героической, а руководство отрядом было достаточно эффективным, чтобы заставить японцев назначить награду за его голову. Однако после сокрушительного поражения в 1940 году Ким и его оставшиеся в живых соратники более не могли находиться в Маньчжурии. У них не было большого выбора – пришлось бежать в Советский Союз. Там корейские партизаны стали бойцами Красной армии и прошли в течение следующих лет соответствующую боевую подготовку перед ожидавшейся войной Советского Союза с Японией. Ким стал майором. СССР в итоге вступил в эту войну – в самом конце Второй мировой, летом 1945 года. Но победа была столь быстрой, что у отряда Кима не было ни малейшего шанса принять участие в сражениях. Это, естественно, не мешает северокорейской пропаганде утверждать, что победа – результат деятельности Кима и только его.

* * *

Для знакомства с официальной версией дальнейшей истории страны вы можете посетить Музей основания Трудовой партии Кореи, расположенный недалеко от гостиницы «Корё». Здание музея было штаб-квартирой Ким Ир Сена в первые годы после освобождения от японской оккупации. Оно представляет собой скромное двухэтажное строение, возведенное в начале 1920-х годов, редкий сохранившийся образец японской колониальной архитектуры. Угловатое сооружение венчается куполообразной крышей – уменьшенной копией центральной башни токийского здания парламента Японии. Экспозиция первого этажа музея освещает историю создания Трудовой партии Кореи – руководящей и направляющей силы страны, – а на втором этаже сохранены президентские кабинеты и залы совещаний, в которых, к удивлению, стоят бюсты Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, несмотря на то что их образы старательно стирались повсюду в рамках основной пропагандистской линии. Здесь вы узнаете, что сразу же после появления на свет из чрева матери Ким Ир Сен начал работу над проектом создания Трудовой партии Кореи. На самом деле первая в истории Коммунистическая партия Кореи была основана в 1925 году в Сеуле – за много километров от тех мест, где жил юноша Ким, не имевший никакого понятия о существовании этой партии, распавшейся тремя годами позже в результате внутренних распрей и давления японской колониальной администрации.

Вам расскажут, что главная доктрина Кима – чучхе – всегда была центром идеологической платформы партии, и это будет очередной выдумкой. На самом деле понятие «чучхе» появилось в словаре северокорейцев только в 1950-х годах и было раздуто до масштаба официальной идеологии в 1970–1980-е годы, причем не Ким Ир Сеном и не его сыном, а Хван Чжанъёпом, реальным идеологом Северной Кореи. Еще одна вещь, о которой не расскажет ваш гид по Музею основания Трудовой партии Кореи (скорее всего, из-за того, что он сам об этом ничего не знает), это то, что Ким был членом Коммунистической партии КИТАЯ во время своего пребывания в Маньчжурии.

Официальная дата основания Трудовой партии Кореи – 10 октября 1945 года. На самом деле в этот день было организовано Северокорейское бюро коммунистической партии Кореи, причем организовано советскими властями. Собственно Трудовая партия Кореи появилась только годом позже. Однако эти детали мало что значат, так как Ким Ир Сен, не будучи в те времена официально главой какой-либо организации или партии, уже считался «большим человеком» примерно с февраля 1946 года – меньше чем через полгода после своего возвращения на родину.

«На следующий год, – с воодушевлением в голосе скажет ваш гид, – начались демократические реформы. Потребовался всего один год, чтобы их завершить!»

«Демократические реформы» состояли из ряда процессов, очень хорошо знакомых тем, кто изучал коммунистические режимы. Была проведена земельная реформа, причем она не была такой кровавой, как в соседнем Китае, хотя многие землевладельцы были вынуждены бежать на юг. Некоторые из них заняли высокие посты в проамериканском полицейском государстве Ли Сын Мана. Главные отрасли промышленности, основы которых заложили японцы, были национализированы. Началось преследование христиан – многих из них убили, остальные смогли бежать из страны.

Всё это происходило при минимальном сопротивлении со стороны населения страны, которое за время японской оккупации отучили от какого-либо участия в политической жизни и которым японцы управляли, как людьми второго сорта. Народ был очарован осуществившейся мечтой о независимости. При этом очень немногие выражали хоть какое-то недовольство серьезным влиянием Советского Союза на молодое государство, потому что Советы рассматривались как союзники, бок о бок с корейцами боровшиеся с ненавистными японцами. Несомненно, основные идеологические посылы северокорейского государства были не столько просоветскими, сколько антияпонскими. Как указывает историк Брюс Камингз, любые официальные версии тех событий начинаются с упоминания ужасных страданий корейского народа под жестоким гнетом японцев (причем стремление к угнетению описывается как японская национальная черта) и включают в себя описание антияпонского восстания во главе с Ким Ир Сеном. «Всё это вбивает в голову каждого северного корейца старшее поколение, уверенное в том, что любой, кто младше них, просто не в состоянии почувствовать, что это значит – бороться с японцами в 1930-х или с американцами в 1950-х», – пишет Камингз.

Впервые корейцы смогли почувствовать, что значит в современном мире быть частью суверенного народа со своими собственными языком, историей, культурой – а теперь еще и со своим правительством. Первый съезд Трудовой партии Кореи состоялся 28–30 августа 1946 года. Именно эти даты можно считать днями реального основания партии, моментом объединения ранее разрозненных мелких прокоммунистических организаций, действовавших в Северной Корее, в единую партию. Можно выделить четыре основные фракции корейских коммунистов, которые Советы «импортировали» на Север: ранее жившие в Маньчжурии эмигранты, советские корейцы, южнокорейские коммунисты из Сеула и, наконец, партизанские отряды Ким Ир Сена. Со временем члены первых трех фракций начали возражать против возникшего культа личности Ким Ир Сена и его ошибочного экономического курса. Неудивительно, что вскоре они пострадали в результате политических «чисток», и у руля остались только бывшие товарищи Кима по партизанской борьбе, что и стало предпосылкой для возникновения единой идеологической системы фанатичного поклонения семье Кима.

9 сентября 1948 года – официальная дата создания Корейской Народно-Демократической Республики, главой и центром которой стала Трудовая партия Кореи. Это положило конец работе временного правительства; советские войска и администрация покинули страну, передав всю полноту власти Трудовой партии Кореи. Бросается в глаза, что никаких упоминаний о советском присутствии в первые дни существования КНДР в экспозиции музея нет. Всё, что хоть как-то связано с иностранным влиянием, как, например, факт членства Кима в Компартии Китая, подчистую стерто из официальной истории страны. Нет ни единого упоминания о фракционной борьбе и внутренних разногласиях. Что осталось – так это, как и в других подобного рода музеях, занудное восхваление гениального вдохновителя «всех наших побед», который абсолютно всё сделал в одиночку, – Ким Ир Сена.

К 1949 году Ким уже взял себе титул «Великий Вождь» или «Верховный Лидер» (по-корейски Сурён – это слово пришло из золотых времен династии Когурё, когда Пхеньян был центром всего Корейского полуострова), что являлось шокирующей и смелой ересью в той части мира, которую контролировал СССР и где только Сталин считался достойным чего-то подобного. Но это было и ярким символом того, что Северная Корея намеревается следовать собственным курсом, а рычаги реальной власти уже не находятся в руках Советов: согласно названию это была социалистическая страна, а по сути – монархическая деспотия.

* * *

Сказать, что в Советском Союзе через некоторое время стали сожалеть, что привели к власти Ким Ир Сена, значило бы ничего не сказать. Северокорейский эксперимент, который продолжается уже более семи десятилетий, начинался как сталинский проект. Но вскоре КНДР под руководством Кима пошла по своему, даже более экстремальному, чем было запланировано, пути, всё более отклоняясь от направления, предписанного советским благодетелем. И это движение продолжается до сих пор. Почему так произошло? Возможно, Ким не был настолько восхищен Сталиным и Советским Союзом, как полагают историки.

Конечно, Советы недооценили хитрость, коварство и находчивость Ким Ир Сена – это очевидно. Но ведь они не могли предугадать, как идеи коммунизма могут быть восприняты в Азии. Точно так же, как демократия, существующая в Японии, Южной Корее или на Тайване, заметно отличается от того, что мы видим в Соединенных Штатах, азиатский коммунизм имеет свои особенности. Корни коммунизма советского типа лежат в утопическом стремлении к социальному и экономическому равенству, его интернационализм («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!») обосновывает советскую экспансию. Азиатские же коммунисты – Мао Цзэдун, Хо Ши Мин, Ким Ир Сен – в первую очередь были националистами. Они видели в социализме путь к преодолению отсталости своих стран в постколониальный период, к избавлению от закоренелого рабства. Социализм должен был – по их замыслу – ускоренно модернизировать эти государства, чтобы они вошли в когорту развитых стран, одновременно сохраняя национальный суверенитет, к которому они так пламенно стремились. И в Северной Корее такое понимание социализма проявилось ярче всего.

Вероятно, национализм Кима был отчасти реакцией на жестокое отношение Сталина к советским корейцам. Во время «большого террора» 1930-х годов Сталин приказал отозвать всех корейских агентов Коминтерна и расстрелять их, а простых советских корейцев – депортировать в Казахстан и Узбекистан в рамках этнических чисток, в основе которых лежало чисто расистское соображение о том, что невозможно отличить по внешности корейцев от японских врагов.

Но Ким полностью зависел от Сталина вплоть до начала Корейской войны. Считается, что самая большая и чудовищная ложь, распространяемая северокорейской пропагандой, – это утверждение о том, что Корейскую войну начал Юг, который поддерживали Соединенные Штаты. Эту ложь в КНДР считают священной истиной, так как она является краеугольным камнем обоснования легитимности самого существования страны. Даже некоторые южные корейцы левых взглядов верили этой лжи вплоть до распада Советского Союза; после чего были раскрыты архивные документы, в частности, переписка Ким Ир Сена со Сталиным, свидетельствующая о том, что лидер КНДР умолял своего покровителя одобрить и поддержать широкомасштабное наступление на Юг и, более того, полное «освобождение» юга полуострова.

Была ли провокация со стороны Юга – это другой вопрос. Ли Сын Ман в то время сделал много резких заявлений о своих четких намерениях направить войска на северную половину полуострова, уверяя международные СМИ, что процесс спасения страны от коммунизма займет только несколько дней. В июне 1950 года, за несколько недель до того, как Север начал наступление, солдаты армии КНДР, наблюдавшие в бинокли за происходящим по ту сторону демаркационной линии, проходившей по 38-й параллели, увидели высокопоставленных американских чиновников и военных, находившихся на Юге с официальным визитом, которые в ответ тоже через бинокли таращились на Север. Это было весомым аргументом в пользу того, что подготовка к нападению с южной стороны идет полным ходом. Более того, гражданская война – чем и была по сути эта война, но о чем, кажется, время от времени забывают историки – уже в конце 1940-х годов имела очаги на юге в виде восстаний различных левацких группировок против репрессивного полицейского режима Ли Сын Мана, ненависть к которому распространялась очень широко. (Это ни в коем случае не означало, что южнокорейское население предпочло бы коммунистические порядки в стиле Ким Ир Сена. И все заявления южнокорейских властей о том, что эти восстания поддерживал Север, так никогда и не получили какого-либо подтверждения.) В общем, не так уж важно, кто начал Корейскую войну. В той обстановке она была неизбежна, и если не в то утро 24 июня 1950 года, когда северокорейская армия пересекла 38-ю параллель, то, может быть, через несколько недель или дней она неизбежно разразилась бы.

* * *

Сталин не хотел соглашаться на общее наступление, ведь фактически это было бы равнозначно объявлению войны Соединенным Штатам, которые тогда были единственной в мире ядерной державой. Воспоминания о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки были еще слишком свежи, а только что образовавшаяся Северная Корея в интересах СССР занимала третьестепенное место. Сталина не сильно заботил вопрос о ней.

Советы хорошо ощущали националистические настроения Северной Кореи, их амбиции, которые все больше раздражали, о чем ясно свидетельствуют дипломатические депеши из Посольства СССР в Москву. Сталин несколько раз повторил Киму свое «нет». Он был достаточно искушенным политиком, чтобы не позволить кучке ультра-националистически настроенных фанатиков втянуть его в смертельную схватку с США.

Однако события, происходившие в мире, заставили Сталина изменить свою позицию. В 1949 году китайские коммунисты провозгласили свою победу в гражданской войне, разразившейся вскоре после поражения Японии во Второй мировой. Под руководством Мао страна с самым большим в мире населением, которая находится в непосредственной близости и от Северной Кореи, и от Советского Союза, оказалась объединена под красным знаменем. Также Советы смогли провести успешное испытание собственного ядерного оружия. Кроме того, из донесений разведки следовало, что у США нет каких-либо долгосрочных стратегических интересов и планов в отношении Корейского полуострова. Это значило, что американцам было, по-видимому, еще в большей мере наплевать на эту разделенную страну, чем СССР. Сталин посчитал, что США не станут отвечать на «освобождение» Юга – примерно так же, как он сам в недавнем прошлом счел бы возможным сценарий перехода всего полуострова под американский контроль. В конце концов, уступая настойчивым стенаниям Кима, Сталин дал добро на наступление.

Ким уверял Сталина, что война закончится блестящей победой через три дня. Утверждая это, он опирался на данные собственной разведки (без сомнения, серьезно искажавшие реальную обстановку из идеологических соображений), описывавшие страдания народа Южной Кореи под пятой жестокого военного диктатора, которого все ненавидят. Предполагалось, что южнокорейские крестьяне при виде бойцов Корейской народной армии немедленно побросают свои серпы и возьмутся за винтовки, присоединившись к вооруженной борьбе против угнетателей.

Первая часть этих донесений, возможно, и была правдой. Однако массового восстания, которого Ким ожидал, когда представлял процесс «освобождения», так и не произошло. То, что планировалось как трехдневный блицкриг, обернулось затяжной трехлетней войной. Север, в своем отчаянном стремлении переписать собственную историю, настаивал, что эта война была одновременно и освободительной, и спровоцированной Соединенными Штатами. Официально она называется «Великая Отечественная освободительная война», что не может не вызывать вопросов у человека, обладающего здравым смыслом. Если КНДР просто защищалась от нападения внешнего врага, как эта война могла быть «освободительной»? И каким образом эта «освободительная» война стала «победоносной», если в результате не удалось «освободить» южную часть полуострова, а всё осталось точно в таком же состоянии, как было ДО начала войны?

Поначалу Север явно побеждал. К моменту вмешательства войск ООН под командованием американцев в сентябре 1950 года, что сильно удивило и Кима, и Сталина, продвижение войск Севера на юг было настолько успешным, что они взяли под свой контроль 95 % территории полуострова. Корейская народная армия по силе значительно превосходила армию Республики Корея (официальное название Южной Кореи), так как большинство ее бойцов были закалены в сражениях недавней гражданской войны в Китае, где они бились бок о бок с китайскими коммунистами. Если бы США не вмешались, война, скорее всего, на этом и закончилась бы и весь Корейский полуостров оказался бы под властью династии Ким Ир Сена.

Действительно, выход США на сцену был неожиданностью для Ким Ир Сена. Но это был период расцвета маккартизма в США с его охотой за «красными ведьмами». Одобренное ООН вмешательство Вашингтона в эту войну, которая вошла в историю США как «Забытая война», стало прелюдией для последующих, чреватых катастрофами, попыток Соединенных Штатов «предотвратить распространение коммунизма», например для войны во Вьетнаме. За несколько недель войска ООН, состоявшие по большей части из армий США и Южной Кореи, полностью изменили ситуацию. Руководство Северной Кореи было вынуждено оставить Пхеньян и отступить вплотную к границе с Китаем. В панике Ким упрашивал Мао бросить в бой Народно-Освободительную Армию Китая. Мао, вспоминая вклад корейцев в гражданской войне в Китае в 1947 году, быстро согласился, поставив в известность Сталина лишь постфактум, что оказалось сюрпризом для Генералиссимуса. Ким Ир Сен был унизительно отодвинут в сторону китайским генералом Пэн Дэхуайем, выказывавшим мало уважения корейскому лидеру и тому бардаку, к которому привела его деятельность. За две недели объединенная китайско-корейская армия отбросила вражеские силы обратно за 38-ю параллель, но китайцы ясно дали понять, что они не собираются двигаться дальше на юг. Тем не менее к ноябрю северяне вновь взяли Сеул. (Информацию о китайской помощи не полностью стерли из официальной истории Северной Кореи, хотя значение этой помощи, безусловно, было преуменьшено.)

Генерал Дуглас Макартур, главнокомандующий войсками ООН в то время, отреагировал на вступление Китая в войну приказом превратить всю верхнюю часть полуострова, от 38-й параллели до пограничной с Китаем реки Ялуцзян, в пустыню. Американцы опустошили бо́льшую часть Северной Кореи массированными бомбардировками, совершив бесчисленные военные преступления: разрушив дамбы, они вызвали массовые затопления гражданских объектов и истощение запасов питьевой воды; кроме того, они применяли напалм, уничтожая гражданское население. Под аккомпанемент всей этой жестокости союзные войска, расположенные южнее Сеула, смогли перегруппироваться и дать отпор. В начале апреля они вернули Сеул, а вскоре американские наземные части снова пересекли 38-ю параллель, однако на сей раз они не продвинулись на север достаточно далеко. Затем, почти через год после начала войны, боевые действия вновь сконцентрировались вокруг 38-й параллели, а окопные сражения в духе Первой мировой войны продолжались еще почти два года, до того момента, когда в середине 1953 года было подписано Соглашение о перемирии, согласно которому демаркационная линия между Севером и Югом оставалась практически такой же, какой она была до начала кровопролития. Война, которая унесла миллионы жизней корейских, китайских и американских солдат и мирного населения Кореи, оставила огромное количество раненых, в конечном счете оказалась бессмысленной трагедией. Как бы подчеркивая абсурдность этой войны, так и не был заключен мирный договор. Две Кореи до сих пор формально находятся в состоянии непрекращающейся войны.

* * *

Сегодня вы можете посетить Демилитаризованную Зону (ДМЗ), которая протянулась на 241 километр. Название, очевидно, не имеет ничего общего с действительностью, так как это скорее наиболее напичканная всяческим оружием граница в мире, с минными полями по обеим сторонам и легионами солдат, несущих непрерывное дежурство. Можно поехать на экскурсию в деревеньку Пханмунчжом, где находится Объединенная зона безопасности и в которой было подписано Соглашение о перемирии. В ней солдаты обеих Корей стоят лицом друг к другу между двумя зданиями голубого цвета, в которых проводятся дипломатические встречи представителей правительств КНДР и Республики Корея. Ваши впечатления от Объединенной зоны безопасности будут, очевидно, совершенно разными в зависимости от того, с какой стороны вы будете ее посещать. Если с Юга, то это будет, как правило, туристический пакет со стартом в Сеуле, и вы обязательно почувствуете, с какими высоким драматизмом и глубокой паранойей южные корейцы относятся к своим северным соседям. Участников тура подробно и строго проинструктируют и заставят подписать специальный документ, согласно которому туристы отказываются от каких-либо претензий в случае возможных ранений и даже смерти в результате действий вражеской стороны. (После тура вам вернут этот документ в качестве сувенира.) Южане всерьез беспокоятся, что одно неосторожное движение туриста может нарушить длящееся десятилетиями перемирие. Американские военные, расквартированные на своей базе рядом с южнокорейскими союзниками, предупреждают вас о том, чтобы вы ни в коем случае не указывали на северокорейских солдат, находящихся по ту сторону разделительной линии, не махали бы им (хотя в тот день, когда я был там, у входа в «Пханмунгак» – здание на северокорейской стороне – дежурил только один солдат). Они опасаются, что машущего туриста могут сфотографировать с северокорейской стороны, а затем – отфотошопить так, что приветственный взмах превратится в поднятый средний палец, и использовать как предлог для очередных нападок на Южную Корею. Туристам велят стоять аккуратной линией, прямо смотря в сторону Северной Кореи, с серьезным лицом и опущенными по швам руками, которые можно поднимать только для фотосъемки по специальному сигналу.

Комично, но экскурсии со стороны Севера проходят в значительно более расслабленной атмосфере. Конечно, этих туристов намного меньше – вы будете вовсе один, если поедете не в составе какой-то группы. Также значительно меньше и охраняющих границу солдат, которые попадутся вам на глаза. Автобус высадит вас около сувенирного киоска, и, после того как вы сделаете покупки, к вам приставят военного, выполняющего одновременно функции гида и охранника. Он спокойно проведет вас в Музей Мира КНДР – реконструированный павильон, в котором было подписано соглашение о перемирии 27 июля 1953 года и который является образцом того, как выглядели дома в Пханмунчжоме, когда это была обычная деревня. Здесь ваш гид-охранник угрюмо расскажет о событиях, что привели к войне и завершили ее. Это будет северокорейская версия, согласно которой страна стала жертвой, вовлеченной в это противостояние американскими агрессорами против своей воли. Также вам расскажут о победе в этой войне. В конце экскурсии вас отведут к Объединенной зоне безопасности, где можно смеяться, махать руками, указывать на южнокорейскую сторону сколько вам заблагорассудится.

За все три посещения ДМЗ с северокорейской стороны я ни разу не видел ни одного военного на стороне Южной Кореи. В самом деле, кроме небольшого числа часовых Корейской народной армии, одетых в мешковатую коричневую униформу (могу представить себе, какое чувство зависти они, должно быть, испытывают при виде стильной униформы, в которую одеты их южные собратья, с их перетянутыми в лодыжках штанами, темными солнечными очками и черно-белыми касками), на территориях к северу от демаркационной линии практически никого нет. Мне показалось это удивительным, так как документальные кадры хроники корейского конфликта обязательно включают снятые здесь сцены, в которых солдаты враждующих армий стоят друг против друга. Это должно драматическим образом подчеркивать продолжающееся разделение полуострова. Подобные кадры дали повод Биллу Клинтону, тогда бывшему действующим американским президентом, сказать, что «ДМЗ является самым страшным местом на земле». Весь мир во времена его президентства, вероятно, был несколько менее жутким, чем сейчас. То, что сейчас действительно вызывает беспокойство относительно ДМЗ, так это воинственная агрессивная риторика, которая используется обеими сторонами.

Однажды я спросил своего северокорейского гида, почему никогда не видно военных на южной стороне демаркационной линии. «Они появляются только в то время, когда прибывают туристы, – ответила она с улыбкой, – то же самое происходит и на нашей стороне. Когда вы уедете, военные уйдут».

Когда я ездил в ДМЗ из Сеула, я заметил в сувенирной лавке некоторые явно северокорейские продукты, такие как бутылки сочжу. А на северной стороне я однажды увидел, как солдат пьет из алюминиевой банки империалистический напиток «Кока-кола». Сопоставив эти наблюдения, я пришел к заключению, что, скорее всего, обе стороны нашли способы осуществления нелегальной, но взаимовыгодной трансграничной торговли. То, что когда-то было только важным местом для переговоров между двумя странами о постепенном примирении друг с другом (если не о полном объединении, то хотя бы о заключении мирного договора), с течением времени стало туристической достопримечательностью.

* * *

Единство всех политических систем в большей или меньшей степени основывается на представлении об общем враге, наличие которого играет важную роль в формировании национальной идентичности. В Соединенных Штатах таким врагом были коммунисты, которых с недавних пор заменили радикальные исламисты. В левых диктатурах Второго мира во время холодной войны представление о существовании внутренних врагов (тех граждан, что выглядят так же, как и все: как я и ты, – но на самом деле являются агентами врага, проникшими в общество для того, чтобы разрушать его изнутри) было одним из главных мифов, на основе которых строилось объединяющее народы параноидальное сознание, а обвинения могли быть предъявлены в любое время кому угодно. Это использовалось для установления тотального контроля за населением под лозунгом обеспечения защиты народа: той абстрактной массы, которая, по северокорейской терминологии, олицетворяет «монолитное единство в достижении единственной цели».

За исключением Ким Ир Сена и его соратников по партизанскому движению в Маньчжурии, по большей части все остальные основатели северокорейского государства были мужчинами и женщинами с университетским образованием, интеллектуальное формирование которых проходило под влиянием канонических работ о социализме. Большинство проживало в молодые годы за границей и поэтому было склонно к сочетанию в своих взглядах и убеждениях разумной степени национализма и космополитизма.

После того как Хрущев развенчал культ личности Сталина в 1956 году, по странам советского блока прокатилась волна аналогичных кампаний по десталинизации, в рамках которых многих местных лидеров, оппортунистично лепивших себя по образу и подобию Генералиссимуса, снимали с высоких постов, что встречало народную поддержку. Это оживило вроде бы уже отсутствовавшие фракции Трудовой партии Кореи, в которые могли группироваться и советские корейцы, и янъаньцы (китайские корейцы), и они выступили против растущего деспотического характера правления Ким Ир Сена. В 1956 году эти враждебно настроенные фракции выставили Киму обвинения и попытались отстранить его от власти – произошел так называемый «августовский инцидент».

Ким чувствовал меняющиеся настроения и знал чего ожидать – Хрущев вызвал его в Москву на выволочку, и во время этой поездки внутренние враги спланировали атаку на Кима, которая должна была состояться на Второй сессии Третьего пленума ЦК Трудовой партии Кореи.

У Великого Вождя было основание для беспокойства. Маньчжурская фракция, которая состояла из соратников Кима по партизанской борьбе, была в количественном меньшинстве в Политбюро. Более того, советская и янъаньская фракции заручились поддержкой своих могущественных покровителей – руководств стран, – от которых относительно слабая КНДР до сих пор зависела и в финансовом, и политическом, и в военном плане. Признаки надвигающегося заговора были угрожающими.

После возвращения из Москвы Ким не терял ни секунды. Он нашел причину, чтобы отложить на месяц намечавшийся пленум, и это дало ему время для подготовки ответа и формирования армии своих сторонников в Центральном комитете путем запугивания, шантажа и подкупа. Когда съезд, наконец, открылся и враждебные Киму фракции атаковали его обвинениями – в построении культа личности, создании полицейского государства, концентрации партийной и государственной власти в одних руках и в упоре на развитии тяжелой промышленности, что привело к массовому голоду в крестьянских сельских регионах, – они были освистаны большинством членов Центрального комитета.

Просоветские и прокитайские фракции были затем в течение следующих двух лет разгромлены и «вычищены» из руководства партии. Заменившие их на высоких постах функционеры подбирались из бывших партизан, которые вместе с Ким Ир Сеном воевали в Маньчжурии и были проверенными лизоблюдами. Эти люди видели будущность Северной Кореи именно такой, какой сейчас эта страна является в действительности. В отличие от своих предшественников – интеллектуалов, преданных идеям марксизма-ленинизма, – представители новой политической элиты, образовавшейся из грубых и суровых бывших бойцов, едва ли могли похвастаться даже начальным образованием, многие из них были просто неграмотными, и их мировоззрение – на контрасте с космополитизмом их предшественников – представляло собой взгляды обычного крестьянина. Вместо того чтобы воспринять эту ситуацию как вредную и позорную, идеологи и интеллигенция КНДР одобряли ее, приветствовали весь этот примитивизм как свежий ветер невинности, детской доброты и чистоты, которые так характерны для всех корейцев. Примитивные эмоции и квасной патриотизм пришли на смену изощренным интеллектуальным построениям диалектического материализма и рациональному дискурсу – именно поэтому интеллектуальное обнищание характерно для Северной Корее и по сей день.

В конце 1950-х годов на большой арене коммунистического мира произошла еще одна драма – советско-китайский раскол. К тому времени в двух красных сверхдержавах господствовали два различных вида коммунизма. Советский Союз после смерти Сталина стал сравнительно открытым и либеральным, а в маоистском Китае господствовал дух нескончаемой идеологической мобилизации и самопожертвования во имя великого вождя со слепой преданностью его делу. Северная Корея – только недавно вставшая на путь модернизации восточноазиатская страна, в которой уважение к авторитету государственной власти было исконной чертой конфуцианской традиции, – культурно была значительно ближе к Китаю, чем к Советскому Союзу, и разделяла похожие националистические устремления. Развивая собственный уникальный вид социализма, Ким Ир Сен позаимствовал очень многое у Мао Цзедуна, при этом избегая влияния относительно либеральной культуры постсталинского СССР. Хотя отношения со Сталиным были непростыми, Генералиссимус оставался для Кима неким образцом, и многие элементы сталинизма сохранялись до конца его правления.

Как минимум в одном Ким в конце концов превзошел своего наставника – в хитрости и коварстве. Когда советско-китайские отношения начали ухудшаться, вместо того чтобы принять одну из сторон, Северная Корея стала использовать этот раскол между сверхдержавами, извлекая для себя очевидную выгоду. Тактика Кима состояла в том, чтобы заставлять эти державы соперничать друг с другом, стараясь понравиться каждой из них и добиваясь тем самым помощи от обеих, но в конечном итоге не принимать ни одну из сторон. Во внутренней политике КНДР дистанцировалась и от СССР, и от Китая, развивая свою собственную ультранационалистическую идеологию, которая стала известна под названием чучхе.

Новая элита не обладала ни интеллектом, ни практическим опытом руководства еще неоперившейся страной. Однако у нее было одно качество, которое в свете «августовского инцидента» стало единственно важным в этой стране, где абсолютно все формы и виды политической оппозиции были истреблены: беспрекословное послушание, безусловная преданность Великому Вождю.

* * *

Закончив кланяться, я нацепил солнечные очки и отошел, чтобы получше рассмотреть элементы композиции Великого Монумента на холме Мансудэ, которые нравятся мне больше всего: две скульптурные группы по обеим сторонам от статуй вождей. Первая посвящена вооруженной борьбе с японцами, которая привела к образованию государства, а вторая изображает триумфальное строительство социализма и солдата, попирающего ногами американский флаг. Эти фрагменты, в отличие от статуй Кимов, были сделаны с кропотливым вниманием к деталям, и, несмотря на их соответствие многократно оплеванным канонам соцреализма, было что-то прекрасное в том, как они передавали чувства упорства, надежды и гнева, выраженные на лицах солдат, рабочих и крестьян, фигуры которых образовывали эти рельефные группы; естественность композиции подчеркивала ее целостность, одновременно позволяла наблюдателю почувствовать состояние борьбы и увидеть пластику движения каждой отдельной фигуры.

Чему же улыбаются эти обожествленные Кимы? Повернувшись к ним спиной, можно увидеть не менее грандиозный простор; его величественность подчеркивают круто уходящие вниз ступени, каждую из которых необходимо преодолеть, для того чтобы подняться от суетящейся внизу улицы к самому подножию статуй. Перед вами урбанистический пейзаж – вид на одну из крупных улиц Пхеньяна, которая простирается через реку Тэдонган. Но Кимы улыбаются не только идиллической картине столицы, окружающей их, но и еще одному монументу, расположенному на другой стороне реки Тэдонган.

Если ваше зрение не слишком острое, вам, возможно, понадобится бинокль, чтобы хорошо рассмотреть этот монумент, так как перед ним раскинулся большой зеленый парк площадью около полутора гектаров, переходящий в чуть меньшую по размерам площадь, на которой проводятся митинги и массовые танцевальные мероприятия. Три символа, сделанные из гранитных блоков, являются центром Монумента основания Трудовой партии Кореи. Молот символизирует рабочий класс, кисть – интеллигенцию (уникальный вклад Северной Кореи в иконографию международного социализма, причем к «интеллигенции» тут относятся и «белые воротнички»), серп – трудовое крестьянство. Этот триединый символ внизу окружен конструкцией в форме кольца, также сделанной из гранита, на которой виднеется бронзовая надпись, гласящая: «Да здравствует Трудовая партия Кореи, организатор и руководитель всех побед корейского народа!» Что характерно для всей монументальной архитектуры и скульптуры в КНДР, чи́сла и размеры имеют важное символическое значение. Так, гранитное кольцо сделано из 216 блоков, а его внутренний диаметр равняется 42 метрам: Ким Чен Ир родился 16 февраля 1942 года. На круглом основании под монументом есть семидесятиметровый рельеф, что символизирует 70 лет Трудовой партии Кореи, если считать временем ее основания сомнительную дату образования Союза свержения империализма, который, как считается, организовал четырнадцатилетний Ким Ир Сен в Маньчжурии. С двух сторон монумент обрамляют два жилых здания в форме красных флагов, на их крышах – лозунг на корейском: что-то вроде «100 сражений, 100 побед», переведенный на европейские языки как «Всепобеждающий». Памятник является одной из последних работ в жанре монументальной скульптуры в Пхеньяне, его открыли в 1995 году в ознаменование пятидесятой годовщины со дня основания Трудовой партии Кореи.

Если вы снова повернетесь к статуям Кимов, то справа от Великого Монумента, на холме Мансудэ, увидите короткую дорожку к возвышающемуся Монументу Чхоллима, которая образует еще один радиальный луч в воображаемой паутине центральных улиц Пхеньяна. Чхоллима – это крылатый конь, образ, играющий важную роль в восточноазиатской мифологии. Говорят, этот конь летит так быстро, что ни один простой смертный не способен оседлать его.

Памятник открыли в 1961 году в честь движения Чхоллима, возникшего тремя годами ранее. Это было временем больших «чисток» и роста национализма, и Ким перенял еще одно сталинское начинание. Он позаимствовал идею стахановского движения, придав ему корейское лицо. Он сделал это в пику враждебным фракциям, которые осмелились выразить возмущение тем, что Ким делал упор на развитии тяжелой промышленности за счет голодающего крестьянства, составлявшего большинство населения страны.

Движение Чхоллима было направлено на то, чтобы побудить промышленных рабочих перевыполнять сверхамбициозные планы производства, работая в две смены, питаясь продуктами низкого качества, и мобилизовать студентов и конторских служащих «добровольно» отдавать свои силы и время, помогая народу в выполнении этих планов. Несмотря на преувеличение результатов, движение Чхоллима привело к перепроизводству низкокачественного продукта, сделанного наспех абсолютно неквалифицированной и измученной рабочей силой. Понятие «скорость Чхоллима» вошло в язык северокорейцев как символ неудачной экономической модели, в которой скорость и количество ставятся на первое место, отодвигая на второй план надежность и качество. В 2014 году только что построенный в столице жилой дом рухнул (при этом несколько жителей погибло) из-за халатности круглосуточно работавших строителей. Дом был построен в рамках новой кампании «Корейская скорость», начал которую уже другой Ким.

 

Восьмая глава

После утренней экскурсии у монумента, во время которой мы не встретили ни души, мы отправились на поиски людей. Воскресенье – это официальный выходной, дарованный всем северокорейцам, и, так как на улице очень душно, аквапарк Мансу, с большой помпой открытый в ноябре 2013 года, просто-таки забит восторженными пхеньянцами, желающими немного охладиться.

Благодаря великолепию, размеру и числу предлагаемых развлечений, этот парк мог бы быть местом, куда мечтал бы попасть каждый десятилетний школьник любой страны мира. В фойе нас встретила восковая статуя Ким Чен Ира на фоне панорамного изображения песчаного пляжа. Он изображен с широкой улыбкой на лице, в своем фирменном френче цвета хаки, на высоких каблуках и с прической в стиле помпадур. После ритуального поклона этому опереточному персонажу, выдавив из себя улыбку, я попытался поднять камеру, чтобы сделать снимок, но Ро быстро замахал руками передо мною: «Никаких фотографий, никаких фотографий!» Ну хоть у кого-то есть вкус, чтобы понимать истинную ценность этого уродства.

На площади в пятнадцать гектаров, сопоставимой по величине с каким-нибудь дворцовым парком, расположены бесчисленные открытые и закрытые горки самых разнообразных размеров и форм, включая такие крутые, которые дают ощущение свободного падения, когда вы несетесь вниз на надувном плоту, а окружающая аттракцион толпа приветствует вас. Вокруг открытых бассейнов неспешно течет искусственная речка, медленное движение которой позволяет плыть самостоятельно или на надувном матрасе, наблюдая за всей этой почти киношной феерией. Ро купил в кассе входные билеты, а затем повел нас в раздевалку, войдя в которую, немедленно ощущаешь едкое зловоние, характерное для немытой задницы. Несмотря на внешние признаки роскоши, которыми изобилует сегодняшний Пхеньян, туалетная бумага всё еще остается большой редкостью по всей стране, впрочем, как и горячая вода, что настолько явно отражается на личной гигиене. Я, стараясь не дышать, максимально быстро снял одежду, запихал ее в запирающийся на ключ шкафчик и натянул плавки. После этого я ринулся в душ.

Затем мы направились к одному из бассейнов. Какой-то мужчина проследовал за нами абсолютно голый, очевидно думая, что таким образом он попадет обратно в раздевалку. По-видимому, он глубоко задумался, может быть, полностью ушел в себя и заблудился, потому что только после того, как он оказался чуть ли не посередине кишащего людьми водного парка, а все вокруг удивленно уставились на него, он вдруг осознал свое положение, развернулся и ринулся обратно в душ.

«Может быть, он ищет жену», – пошутил Александр. Ро согнулся от хохота. Без сомнения, этот эпизод оказался самым смешным из всего, что с ним случилось за последнее время.

Мы трое – единственные иностранцы в этом громадном парке – были чем-то вроде бесплатного комического шоу для хихикающих корейцев. Если вы иностранец, то будьте готовы к тому, что везде в Северной Корее на вас будут пялиться. Вы скоро научитесь это игнорировать, но вот до конца привыкнуть к этому вряд ли удастся. Абсолютно все таращатся на вас, но лишь единицы готовы сделать хоть шажок навстречу, чтобы хотя бы перекинуться парой фраз. Чаще всего те, кто действительно интересуется деталями моих поездок в Северную Корею, спрашивают, мог ли я просто поговорить с обычными людьми. Контакты местных жителей с иностранцами, мягко говоря, не приветствуются, многие из них просто-таки боятся любого общения. Однако главное, что, как мне кажется, мешает этим контактам, это чувство робости или, что более очевидно, незнание каких-либо языков, кроме корейского.

* * *

Алек, который не умел плавать, отправился вместе с Мин и Ро к одному из находящихся в парке ресторанчиков фастфуда, чтобы взять что-то перекусить, оставив меня и Александра самостоятельно исследовать это место. Сидя в сухой сауне, в которой, невзирая на все обычные для такого места правила техники безопасности и охраны здоровья, была также большая детская ванна, где плескались матери и их только начинающие ходить малыши, мы через открытое окно уставились на один из крытых бассейнов.

«Ты видишь этого человека?» – спросил Александр, указывая на мужчину в возрасте, идущего по краю бассейна, с руками, скрещенными за спиной. Он был в плавках, но абсолютно сухой и ни с кем не общался. Вместо этого он ходил взад-вперед, незаметно смотря на происходящее вокруг. «Таких мужчин можно увидеть повсюду. Ты научишься их замечать через некоторое время. Я смотрю за ним уже давно. Не плавает, не развлекается, вообще ничего не делает. Его работа – глядеть по сторонам, наблюдать за людьми и затем докладывать обо всем».

«Может быть, он не за всеми людьми наблюдает, – прошептал я в ответ, – а только за кем-то одним или за конкретной семьей».

«Ты прав. Может быть, он даже не повибу».

Повибу – это Министерство охраны государственной безопасности, государственный орган, внушающий ужас всем жителям Северной Кореи. Задача его сотрудников – расследование преступлений политического характера. Они могут без предупреждения забрать вас и всю вашу семью посреди ночи.

Судя по тому, что мы видели, этот человек мог быть таким агентом. Но также он мог оказаться и охранником частного лица. Богатые люди есть везде.

«Ты знаешь, сколько стоили наши входные билеты?» – спросил Александр. Этого я не знал, но был уверен, что для нас это – карманные деньги, а для среднего северокорейца – несколько месячных зарплат. И при этом парк забит людьми до отказа. Наверняка многие из них получили входные билеты на предприятиях в качестве поощрения. Но уж точно не все. Чуть ранее, ожидая своей очереди на одной из водных горок, мы заметили, что мимо нас к началу очереди прошла семья, сопровождаемая персональным охранником. Очевидно, они доплатили за ВИП-сервис, чтобы не унижать свое достоинство, стоя в общих очередях с люмпенами.

Этим утром по пути к холму Мансудэ Алек попросил у меня разрешения разместить фото- и видеоматериалы с моим изображением на сайте, который он ведет для продвижения «Tongil Tours». «Это может помочь привлечь новых клиентов в следующем году», – сказал он. Не задумываясь, я согласился.

«Ты уверен в своем решении?» – спросил меня Александр, когда Алек был слишком далеко, чтобы услышать нас.

Я ответил, что, честно говоря, не задумывался об этом. Глаза Александра забегали. Явно в голове у него крутились какие-то мысли. Но сауна была набита народом. Кто знает, не подслушивают ли нас исподволь? Кивнув, мы молча согласились друг с другом, что этот разговор лучше продолжить в более безопасном месте.

Мы выбрались наружу, к одному из мелких бассейнов. Шум искусственного водопада перекрывал наши голоса.

«Я сказал Алеку, что не хочу, чтобы моя физиономия появлялась на фотографиях, – сказал Александр. – Я приезжал в эту страну уже много раз. И с разными… целями. Но я – благоразумный парень. И не хочу создавать о себе ложное впечатление».

«Что ты имеешь в виду? Кому давать ложное впечатление?»

Глаза Александра вновь забегали. Убедившись, что рядом никого нет, он сказал: «Не хочу, чтобы казалось, что я… в какой-либо степени одобряю происходящее тут. Я имею в виду, что мне не нравится этот режим».

У него были основания для беспокойства. Некоторые иностранцы становятся апологетами системы, царящей в КНДР. Во время первой поездки в Пхеньян в 2012 году я заметил тучного испанца, который сидел в самолете через два ряда передо мной. Он указывал на фотографию Ким Чен Ира в газете «The Pyongyang Times» и с пеной у рта, неистово что-то доказывал бедному тихоне, сидевшему рядом с ним. Где-то в животе у меня зародилось ощущение страха. Я припомнил, что его лицо мелькало в документальном фильме 2006 года «Друзья Кима». Фильм был посвящен поездке иностранцев в Северную Корею, организованной «Корейской Ассоциацией дружбы» (КАД) – прокорейской структурой, членами которой были люди со всего мира.

Это был Алехандро Као де Бенос де Лес Перес, президент КАД. На протяжении многих лет Алехандро – официальный западный представитель правительства КНДР, что должно способствовать привлечению иностранных гостей в поездки, которые он организует. На самом деле он сильно преувеличивает свои связи с этой страной. Он хвастается титулами, которыми корейское правительство в действительности никогда его не награждало. Алехандро хвалится тем, что он получил почетное гражданство Северной Кореи и паспорт гражданина страны. «Это невозможно», – усмехнулся мой гид в одной из поездок, когда я рассказал об этом. Тем не менее наивных туристов, которые верят этим наглым преувеличениям и откровенной лжи, ему часто удается ввести в заблуждение и убедить, что в Северную Корею можно попасть только через КАД (что, очевидно, не так) или что КАД может дать некие дополнительные возможности, например допуск в те места, куда обычным туристам вход запрещен.

В фильме «Друзья Кима» такой эксклюзивной «возможностью» было обязательное участие членов туристической группы в пропагандистской демонстрации перед Монументом Воссоединения на улице Тхониль – им пришлось маршировать вместе с толпой корейцев. Но больше беспокоит то, что в фильме демонстрируется огромное количество примеров такого поведения, которое иначе как социопатическим и не назовешь. Будучи даже более ревностным в своей преданности режиму Ким Чен Ына, чем самые рьяные северокорейские пропагандисты, Алехандро дошел до того, что однажды ворвался в гостиничный номер одного из журналистов, принимавших участие в организованной им поездке, и – к великому смущению сопровождавших группу корейских гидов – разбил камеру и ноутбук, потому что у него была навязчивая идея, будто этот журналист хочет использовать свои материалы для критического освещения жизни в КНДР. Члены других организованных КАД поездок сообщали, что если кто-нибудь делал что-то, с точки зрения Алехандро, вызывающее или иначе выводил его из себя (а для этого нужен был мельчайший предлог), он угрожал депортацией или тем, что он доложит «куда следует», используя свои «контакты» в аппарате госбезопасности.

Несмотря на хвастовство тем, что он – «свой» в КНДР, мне никогда не встречались северокорейцы, которым Алехандро нравился и которые действительно ценили его деятельность, якобы направленную на благо страны. Политическая система КНДР является, в конце концов, этнически замкнутой в своих идеологических основах, ни в коем случае не предназначенной для восприятия иностранцами. Именно поэтому туристам не стоит опасаться, что кто-то будет промывать им мозг или тем более пытаться «обратить в свою веру». Любой местный житель скажет, что их политическая система была создана корейцами и только для корейцев. На удивление, этот момент постоянно ускользал от Алехандро – он всё время говорит о стране во множественном числе первого лица, как будто он часть корейского народа. Такие выходки, очевидно, раздражают самих граждан КНДР, которые из-за травмы колониального прошлого уверенно отвергают мысль о том, что какой-то чужак может говорить от их имени. Когда северокорейцы видят чужака, по-попугайски повторяющего всё фиглярство официальной пропаганды, они и могут, и должны совершенно отчетливо видеть, насколько же нелепо смехотворной и фанатичной выглядит их политическая система.

* * *

Не лежит ли за опасениями Александра по поводу того, что его личность может быть использована в пропагандистских целях, и за его отказом некое чувство недоверия к Алеку? Размышляя об этом сейчас, я осознаю, что зачастую Алек предпочитал уклоняться от дальнейшего обсуждения, когда в наших разговорах полушепотом Александр и я выражали слишком критичное отношение к политике КНДР или заходили слишком далеко, перемывая косточки нашим хозяевам и обсуждая их частную жизнь и убеждения. Я думаю, что это – некое профессиональное дистанцирование.

Безусловно, Алек далеко не такой человек, как Алехандро. Его положение предполагает, что его роль носит дуалистический характер – он и организатор поездки, и ее участник. Это делает его, с одной стороны, одним из нас, а с другой – кем-то «внешним».

Все западные туристические компании, которые организуют поездки в КНДР, вынужденно находятся в таком же затруднительном положении. В конце концов, они торгуют продуктом, который многие считают непригодным. Как и «Koryo Tours», Алек со своим «Tongil Tours» подчеркивает важность личного общения, смягчающего негативные последствия изоляции, навязанной стране международной дипломатией. Эта политика мирового сообщества, утверждает Алек, только усугубляет тяжелое положение северокорейского народа, который и так страдает из-за действий своего правительства. В разговорах Алек часто становится весьма пылким защитником того, что он называет «нюансным пониманием» Северной Кореи.

Ни Александр, ни я не отрицаем, что в этом Алек прав. Но были моменты, когда эта страсть заводила его слишком далеко, и казалось, что в своей эмпатии он становился ближе к нашим хозяевам, чем к нам, выдавая свою «умышленную наивность» – только таким странным словосочетанием я могу описать его отношение к Северной Корее. А наивность, умышленная или нет, может быть опасной. В любом общении должны быть свои ограничения.

* * *

Но между Алеком и Александром происходило что-то еще – обмен понимающими взглядами, какое-то перешептывание. Вот теперь, когда мы с Александром, можно сказать, одни под этим шумящим водопадом, я спросил его о том, что в их отношениях от меня ускользает. Его лицо приобрело застенчиво-глуповатый вид.

«Хорошо, извини, хотел сказать тебе об этом раньше, но боялся, что гиды случайно что-то услышат. Хотя, вероятно, они уже в курсе – я уверен, их подробно инструктировали перед нашим приездом, они могли узнать всё, но… тем не менее… – Александр немного отошел и продолжил: – Два года назад мой университет принимал участие в программе обмена. Она была строго неофициальной, о ней никто громко не говорил и не объявлял где-либо: Франция придерживается политики санкций, поэтому, если бы что-то просочилось куда не надо, разразился бы грандиозный скандал. Тем не менее программа была реализована. Несколько северокорейцев приехали в наш университет во Францию, а я оказался одним из десяти студентов, которые отправились учиться сюда в Университет Ким Ир Сена».

Я был просто поражен. Я никогда не слышал, что когда-либо хоть один иностранец обучался здесь. Я думал, что наша маленькая группа – первая. Я спросил, как долго он учился тут.

«Программа длилась месяц, – ответил он, – как и сейчас. Но отличие было в том, что у меня была СТУДЕНЧЕСКАЯ ВИЗА. Я жил в студенческом общежитии, а поскольку виза была НЕ ТУРИСТИЧЕСКОЙ, меня не сопровождали гиды. Я мог бродить повсюду, где захочу. Однажды я отправился на прогулку и без дела ходил по всему городу на протяжении пяти часов».

«Кто-нибудь пытался остановить тебя?» – спросил я недоверчиво и с чувством легкой зависти.

«Нет. Они могли бы – куча народу смотрели на меня, как на инопланетянина, – но никто ничего не пытался сделать. Никто не сказал ни слова… Поэтому можешь себе представить, как мне тяжело в этой поездке – быть постоянно под присмотром, куда бы мы ни пошли. Когда я был здесь в прошлый раз, я мог один ходить почти куда угодно. Но сейчас я смог вернуться сюда только в рамках этой программы с Алеком».

«И ты ничего не сказал Мин об этом?»

«Нет».

«Но, без сомнения, они должны знать. Такие вещи невозможно тут сохранить в секрете».

«Может быть, – сказал Александр. Он робко взглянул куда-то вниз. – Но сейчас я просто хочу быть несколько более осмотрительным».

Всё это очень странно. И становится еще более странным. Причем странным становится не столько место, сколько люди – и не столько местные, сколько туристы, которые по доброй воле летят сюда. Особенно такие, как мы, – мотыльки, которые летят на пламя, очарованные его таинственностью.

* * *

Вернувшись ближе к вечеру в гостиницу, я поймал себя на странной мысли. Особая осторожность Александра, его явное нежелание раскрывать себя в присутствии наших гидов – это всё заставляло задуматься: нет ли у него каких-то других целей в этой поездке, которыми он не хочет делиться ни с кем, включая Алека и меня. Действительно ли он тут чисто по своей воле и не зависим ни от чего? Таинственный человек мира.

Возможно, у меня началась паранойя.

В принципе, нет ничего удивительного, если вы, находясь в таком месте, потихоньку погружаетесь в подобное состояние. Вы начнете замечать за собой это даже в таких вроде бы безобидных местах, как аквапарк. Скрытая паранойя тут вплетена в ткань повседневной жизни. Я заметил это, но не уверен, осознают ли это сами корейцы или они приобрели абсолютный иммунитет. Побывав в прошлом году в Гаване, художница Таня Бругейра сказала мне, что сейчас кубинцы живут в обстановке, которую она называет Страх 2.0. Уже два или три поколения родились и выросли в атмосфере страха, который, кажется, уже глубоко проник в их ДНК. (Совсем недавно в книге «Будущее – это история: как тоталитаризм снова завоевал Россию» Маша Гессен описала аналогичный эволюционный процесс внедрения страха почти на генетическом уровне на протяжении жизни нескольких поколений, страха, который продолжает причинять боль обитателям всего пространства бывшего Советского Союза: как жившим при нем, так и их потомкам.) Паранойя влияет на повседневную жизнь. Она так проникает в мельчайшие детали быта, что вы научитесь искусно замечать и истолковывать то, что происходит каждый день. Это влияние было сильно заметно сегодня в аквапарке, когда все таращились на нас, но никто не пытался хоть как-то с нами взаимодействовать из-за страха перед возможными последствиями. В конце концов, ни одному иностранцу нельзя верить. Это сидело глубоко в подкорке даже у Мин, которая, казалось, весьма прогрессивна и открыта, учитывая ее жизненный опыт. Даже у Мин были свои «красные линии».

* * *

Мин – дитя интриги. Северокорейцы часто кажутся иностранцам какими-то мистическими фигурами, но, по правде говоря, по целому ряду причин подобное отношение носит и встречный характер. Между Северной Кореей и другими странами существуют серьезные культурные различия: жизнь здесь пронизана всеобщим недоверием друг к другу, это естественное следствие того, что люди живут в ситуации постоянного тотального контроля, какого, вероятно, никогда в мировой истории не было; здесь каждый является потенциальным доносчиком-осведомителем. Каждый житель этой страны как минимум раз сталкивался с предательством, что не могло не породить защитную реакцию в виде пусть тонкой, но всё же брони недоверия. Когда вы не можете вполне доверять своим соседям или более-менее близким родственникам, вряд ли вы будете полагаться на надежность какого-то иностранца. Особенно если вас всю жизнь учили, что любой иностранец является потенциальным агентом врага.

Обстановка, в которой вы родились, серьезно влияет на вашу жизнь, определяет права и возможности. В системе сонбун, учрежденной Ким Ир Сеном примерно в тот же период больших «чисток» в политбюро, невозможно вырваться за пределы класса, который определяется происхождением по рождению. За исключением ничтожного меньшинства, привилегированное положение которого определяется тем, что их дедушки и бабушки (или даже прадедушки и прабабушки) сделали что-то полезное для Ким Ир Сена в дни его высшей славы, никто не вправе свободно выбирать направление своего жизненного пути. Можно жить так, как жили родители, или, если не повезет, скатиться вниз по иерархической лестнице. Подняться по ней могут лишь очень и очень немногие, и это всегда огромный риск.

Очевидно, что Мин принадлежит к привилегированному меньшинству, хотя трудно определить конкретно, к какому: существует множество градаций внутри трех основных общественных категорий – лояльного, колеблющегося и враждебного классов. Родителям Мин, по крайней мере, достаточно доверяли, чтобы послать их жить на Кубу на целых восемь лет, где ее мать работала в посольстве КНДР шеф-поваром, а отец занимался каким-то бизнесом. Подобное окружение и было тем миром, в котором она выросла. С десяти до восемнадцати лет она ходила в кубинскую школу, свободно говорила по-испански, училась танцевать сальсу и мамбу. Куба вроде как живет при системе, похожей на северокорейскую; на самом деле, кубинское общество гораздо более открытое. В отличие от КНДР, на Кубе не запрещено смотреть и слушать зарубежные радио и телевидение. Мин выросла, слушая «Green Day», «System of a Down», Мадонну и Бритни Спирс, смотря фильмы про Гарри Поттера, – и всё это без страха быть наказанной.

Она вернулась в Пхеньян и живет тут уже почти восемь лет, но всё еще по неосторожности постоянно выскальзывает из своей «тонкой брони» в общении с нами. Позволяет себе высказываться, не особенно боясь последствий. Так, она сказала, что предпочла бы остаться в Гаване и окончить там университет, но тут же прикусила язык. Она пела «Barbie Girl» в караоке-баре. Рассказала, что одному из ее коллег недавно сделали выговор за постоянную игру в «World of Warcraft».

Беззаботная или наивная. Или и то и другое. Отчасти она ведет себя так потому, что чувствует достаточную защиту благодаря привилегированному положению своей семьи. Но Мин, в каком-то смысле, создание из другого мира. Дитя случайностей и обстоятельств. Не прирожденная революционерка. Но стремится быть не просто чьей-то дочерью, но чем/кем? Она носит обязательный значок, говорит «правильные» вещи, но это – не ее суть, не она настоящая. Мин изо всех сил старается преодолеть сносящее ее течение. Всё еще пытается осознать, что это такое – жить по-корейски. Что значит быть дисциплинированным. И беспрекословно подчиняться.

* * *

Я спустился на лифте в фойе, чтобы проверить, хочет ли еще Марк выпить со мной. Этим вечером он сидел за столом в большой и тесной компании – тут был Саймон и корейские «коллеги», все как один одетые во френчи в стиле Мао. Они непрерывно курили и казались загнанными в какую-то бюрократическую ловушку. Марк неуклюже махнул мне рукой и затем неопределенно пожал плечами. Обстановка была не очень благоприятной, поэтому я поднялся обратно в номер. Возможно, это даже к лучшему – завтрашний день начнется не с похмелья.

Я уже собирался ложиться спать, как вдруг раздался стук в дверь. Я открыл ее и увидел Александра в нижнем белье.

«Извини, Трэвис, можно зайду на минуту?»

Увидев, что я тоже еле одет, он вместе со мной неловко засмеялся. Плевать – на нашем этаже больше никто не жил.

«Просто хочу тебе сказать, – прошептал он, – мы с Алеком решили, что завтра должны одеться поприличнее: первый день занятий. Чтобы произвести лучшее впечатление».

Я улыбнулся. Произвести хорошее первое впечатление очень важно для Александра: корейские песни в караоке-баре, посещение холма Мансудэ с возложением цветов. Но я его понимаю и, более того, сам еще раньше сообразил насчет этого. Отглаженная рубашка и новые брюки уже приготовлены для первого учебного дня.