Мистер Флексен сидел, размышляя над вопросом о ком-то третьем, добрых двадцать минут.

Это не мог быть Хатчингс. У полковника Грея и леди Лаудуотер не было никаких оснований покрывать Хатчингса, разве что они подговорили или наняли его, чтобы совершить убийство, а это было абсолютно исключено. На самом деле, мистер Флексен не был уверен, что Хатчингс не был убийцей; храп и нож, с такой же вероятностью могли возбудить в нем желание убить, как и в них. Он был совершенно уверен, что если доктор Торнхилл смог бы поклясться в том, что рана не была нанесена самим лордом, то он смог бы добиться осуждения Хатчингса. Но было невообразимо, что леди Лаудуотер или полковник Грей наняли его, чтобы совершить убийство. Нет, если они покрывали кого-то третьего, то это, должно быть, была таинственная неизвестная женщина, которая проникла в замок настолько ловко и тайно, а затем бесследно исчезла.

Становилось все яснее, что, скорее всего, тут-то и заключается разгадка этого дела. Если эта женщина не убила лорда Лаудуотера сама — что казалось наиболее вероятным, — то, вполне возможно, она могла предоставить мистеру Флексену тот ключ к разгадке, который он пытался найти. Он должен найти ее и, конечно, рано или поздно найдет ее. Но чем раньше он ее найдет, тем скорее дело будет раскрыто, а его работа выполнена. Пока он не отыщет эту женщину, он не найдет разгадки дела.

Мистеру Флексену по-прежнему казалось вероятным, что где-то среди бумаг лорда Лаудуотера была та информация, которая вывела бы его на след этой женщины, и он направился в библиотеку, чтобы снова посоветоваться с мистером Каррингтоном. Он обнаружил, что тот обсуждал с миссис Карратерс и Уилкинсом приготовления к похоронам, которые проходили на следующий день.

Когда те ушли, мистер Флексен спросил:

— Вы нашли какую-нибудь информацию об этой таинственной женщине в остальных бумагах?

— Ни слова, — ответил мистер Каррингтон.

— Я думал, что, возможно, вы можете найти какие-то намеки на нее в его расчетных книгах — выплаты или пособие.

— Я думал об этом. Но здесь только одна расчетная книга — та, которую используют сейчас. Похоже, лорд Лаудуотер не сохранял их после того, как в них заканчивались страницы. Мэнли знает все об этой книге — он выписывал в нее все чеки для Лаудуотера, и он вполне уверен, что среди них не было чеков с какой-либо суммой, выписанных для некой женщины.

— Досадно, — сказал мистер Флексен. — А что насчет чеков, выписанных на себя? Среди них есть чеки на крупные суммы?

— Нет, все чеки на небольшие суммы — действительно небольшие, на десять фунтов — и их очень немного.

— Странно, что так трудно найти какую-либо информацию о женщине, которая сыграла столь важную роль в его жизни, — помрачнел мистер Флексен.

— Это не такая уж редкость, — возразил поверенный.

— Что ж, будем надеяться, что история, которую разместят мои друзья-газетчики, позволит обнаружить ее, — заключил мистер Флексен.

— Для меня будет приятным сюрпризом обнаружить, что они послужат для некой полезной цели, — сухо заметил мистер Каррингтон.

Мистер Флексен рассмеялся:

— У вас предвзятое мнение. Пора переодеваться к ужину.

Мистер Каррингтон с готовностью поднялся и встревожено произнес:

— От души надеюсь, что Лаудуотер не ссорился со своим поваром!

— У меня нет оснований предполагать это. Еда превосходна, — ответил мистер Флексен.

Мистер Мэнли присоединился к ним за ужином, с видом самого тактичного и терпимого человека в мире и уверенный в том, что выставляет себя значимым человеком. Он был в очень хорошем настроении, так как убедил Хелену выйти за него замуж через месяц и радовался своему успеху. Он не сказал об этом мистеру Флексену или мистеру Каррингтону, чувствуя, что это едва ли их заинтересует, ведь ни один из них не знал Хелену и не был близок ему самому. Но, вдохновленный своим успехом, он взял на себя инициативу в беседе и был склонен обращаться к двум другим несколько покровительственно.

Тему убийства затронул мистер Флексен. После того как они некоторое время поговорили на общие темы, он спросил:

— Кстати, Мэнли, вы слышали, как храпел лорд Лаудуотер после того, как Хатчингс вошел в библиотеку или раньше?

— Так вы знаете, что я видел Хатчингса в холле тем вечером? — воскликнул мистер Мэнли. — Удивительно, как вы это выясняете. Я не говорил вам об этом и думал, что был единственным бодрствующим человеком в передней части замка. Думаю, кто-то видел, как он забирал свои сигареты из кладовой дворецкого.

— Так вот какую причину своего нахождения в замке он назвал вам, — произнес мистер Флексен. — Что ж, вы слышали, как лорд Лаудуотер храпел до или после того, как вы говорили с Хатчингсом?

Мистер Мэнли заколебался, размышляя, а затем сказал:

— Сейчас я не могу припомнить. Видите ли, я пробыл внизу совсем недолго. Я нашел в столовой вечернюю газету и просмотрел ее там. Возможно, оттуда я и слышал, как храпел лорд.

— Вы не можете вспомнить? — разочарованно переспросил мистер Флексен.

— Пока нет, — ответил мистер Мэнли. — Это важно?

— Да, это очень важно. Это может помочь мне установить время смерти лорда Лаудуотера.

— Понимаю. От этого многое зависит, — задумчиво сказал мистер Мэнли.

— Да. Вы понимаете, насколько это поможет, если время удастся установить, — подчеркнул мистер Флексен.

— Да, разумеется, — согласился мистер Мэнли. — Что ж, я должен попытаться вспомнить. Думаю, я вспомню, если аккуратно извлеку этот факт из своей памяти, а не стану пытаться вырвать оттуда это воспоминание. Вы знаете, как трудно вспомнить что-то, если это не слишком-то привлекло ваше внимание, когда произошло.

— Да. Но я очень надеюсь, что вы быстро об этом вспомните. Это может быть для меня весьма полезно.

— Да-да, я должен вспомнить, — сказал мистер Мэнли, странно на него взглянув.

— Я позабыл, — отозвался мистер Флексен, понимая значение этого странного взгляда. — Вы едва ли поверите в это, мистер Каррингтон, но мистер Мэнли в самом начале этого дела сказал мне, что он никоим образом не собирается помогать в поисках убийцы лорда Лаудуотера, потому что он считает, что этот убийца облагодетельствовал общество.

— Но я никогда не слышал о подобном! — воскликнул адвокат с изумленным осуждением. — Такое отношение может быть возможно в случае мелкого преступления или если человек тесно связан с преступником в случае тяжкого преступления. Но для постороннего человека придерживаться такой точки зрения в случае убийства — дело неслыханное, абсолютно неслыханное.

— Я полагаю, это не редкость, — возразил мистер Мэнли со сдержанным удовлетворением. — Но я современный человек, я требую права на личное мнение во всех вопросах морали.

— О, так не годится, совсем не годится! — воскликнул потрясенный адвокат. — Возникнет безнадежная путаница — на самом деле, если бы каждый так поступал, то закон вполне мог бы стать мертвой буквой — попросту мертвой буквой.

— Не приходится опасаться, что каждый станет делать что-либо в этом роде. Большинство людей не имеют личного мнения, чтобы требовать права на него. В плане нравственности они воспринимают все то, что вкладывают в их головы их пасторы и хозяева. Только исключительные люди имеют и претворяют в жизнь собственные идеи, а исключительных людей недостаточно много, так что это не имеет особого значения, — заметил мистер Мэнли.

— Но все же такие принципы разрушают общество — абсолютно подрывают его, — горячо продолжил мистер Каррингтон, и его квадратное, массивное лицо постепенно багровело.

— Полагаю, это так, — дружелюбно ответил мистер Мэнли. — Но если кто-то хочет иметь это право и действовать в соответствии с ним, что вы собираетесь с этим делать? Например, если бы я смог узнать, кто убил лорда Лаудуотера, и решил бы не говорить об этом — как вы смогли бы меня заставить?

— Если было бы много людей с подобными принципами, то общество скоро нашло бы способ защитить себя, — сказал поверенный тоном человека, оскорбленного в своих нежнейших чувствах.

— Тогда для этого пришлось бы прибегнуть к пыткам, — весело заметил мистер Мэнли.

— Но позвольте вам напомнить, что это преступление — быть соучастником до или после убийства, — с неким торжеством заявил поверенный.

— О, я не собираюсь заходить настолько далеко, — возразил мистер Мэнли. — Человек может полностью одобрять убийство, не будучи готовым способствовать его совершению.

Мистер Флексен засмеялся и сказал:

— Я понимаю точку зрения мистера Мэнли. Иногда я ощущал желание быть судьей, а не только следователем — особенно на Востоке.

— И вы следовали своему желанию, — сказал мистер Мэнли с благожелательной уверенностью.

— Возможно, да, а возможно, и нет, — ответил мистер Флексен, улыбаясь ему.

— Война перевернула все. Я никогда не слышал подобных идей до войны, — проворчал поверенный.

Когда Холлоуэй принес кофе и сигары, в комнате стояла тишина. Когда он удалился, мистер Флексен произнес почти раздраженно:

— Просто удивительно, что лорд Лаудуотер сохранил так мало бумаг.

— Не знаю, — беспечно обронил мистер Мэнли. — В течение тех шести месяцев, что я здесь, мы никогда не испытывали нехватки в бумагах. Мне казалось, он сохранил все бумаги, которые были необходимы.

— Мне кажется очень странным уничтожение его расчетных книг, — заметил поверенный. — Человек обычно хочет знать, как он потратил свои деньги в определенном году.

— Уверен, что я не хочу этого знать, — возразил мистер Мэнли. — И, конечно, не особенно приятно иметь на виду расчетные книги.

— Однако они могли бы оказаться очень полезными в этом случае, — возразил мистер Флексен. — Конечно, они не поведали бы нам чего-то, что мы рано или поздно не сможем выяснить, но они могли бы сберечь нам немало времени и сил. Они могли бы навести нас на след другой юридической фирмы, которая выполняла для лорда Лаудуотера определенное задание.

— Что ж, ни одна фирма, кроме фирмы мистера Каррингтона, не выполняла для него никаких заданий за последние шесть месяцев, — заявил мистер Мэнли, поднимаясь. — Я хочу воспользоваться лунным светом и прогуляться, так что оставлю вас продолжать работать над убийством. А пока я прощаюсь.

Он медленно вышел из комнаты, и, когда за ним закрылась дверь, поверенный серьезно произнес:

— Ненавижу чудаков.

Его слова прозвучали искренне.

— О, не думаю, что он чудак, — снисходительно сказал мистер Флексен. — Он слишком умен, вот и все.

— Нет ничего настолько опасного, как слишком много ума. Это всегда доставляет неприятности другим людям, — заметил поверенный. — Вы думаете, он действительно что-то знает?

— Что-то он знает — хотя, думаю, ничего действительно значимого, — ответил мистер Флексен. — Но, полагаю, вы заметили, что ему нравится чувствовать себя важной персоной. И то, что он знает, что бы то ни было, помогает ему чувствовать себя таковым. От этого нет вреда. Кстати, наблюдалось ли в семье леди Лаудуотер какое-нибудь психическое заболевание?

— Нет, я никогда не слышал об этом, и почти наверняка узнал бы, если бы что-то подобное имело место, — с некоторым удивлением ответил поверенный.

— Вы правы, — согласился мистер Флексен.

— К слову, как вы поладили с газетчиками? — поинтересовался поверенный.

— Я запустил дело так, что их действия будут очень полезны для меня, и в то же время я дал им именно то, что они хотели. Я также думаю, что, когда они полностью опубликуют ту историю, что я предоставил им, то, скорее всего, они закроют дело — разве что нам действительно удастся раскрыть его. Я постарался обратить их внимание на то, что приговор коронерского жюри присяжных — пример упертости и глупости и что они поймут, насколько маловероятно добиться осуждения за убийство с подобным медицинским заключением, если мы полностью не раскроем дело.

— Но все-таки в газетах поднимется ужасная шумиха, — заметил мистер Каррингтон с недовольством поверенного, который всегда делает все возможное, чтобы избежать ужасной газетной шумихи.

— О да. Это была необходимость. Благодаря этой шумихе я надеюсь получить доказательства, которые раз и навсегда разрешат вопрос — во всяком случае, по моему мнению, — был ли лорд Лаудуотер убит или нет.

— Но, конечно, у вас нет сомнений на этот счет? — резко спросил адвокат.

— Совсем небольшие, и тем самым я могу избавиться от этих сомнений, — ответил мистер Флексен.

* * *

Мистер Мэнли взял шляпу и трость и неторопливо вышел через переднюю дверь замка. Он на полминуты остановился на ступеньках полюбоваться лунной ночью и пробормотать несколько строк из Китса. Затем он прогуливался по аллее, насвистывая мелодию американской негритянской песни. Но свист замер на его губах, когда он понял значение острого желания мистера Флексена найти другую юридическую фирму, которая вела дела для лорда Лаудуотера. Когда он сопоставлял эту заинтересованность мистера Флексена со странным беспокойством Хелены, то не мог не думать о том, что она сделала что-то, о чем не рассказала ему, что-то, что могло бы навести на нее подозрение. Мистер Мэнли не знал, что она могла сделать, но она что-то сделала. У него было ощущение, интуиция подсказывала ему, что это Хелену искал мистер Флексен — а мистер Мэнли гордился своей интуицией. Что ж, чем дольше они будут искать Шеперда, поверенного, который улаживал дело с пособием Хелены, тем лучше для него. Конечно, он сделал все возможное, чтобы помешать им в этом. Но все же они в любой момент могут узнать, кто вел дела. К счастью, Шеперд сейчас работал в Месопотамии, и его контора на данный момент была закрыта. Если они и узнают, кто вел дела, все равно пройдет много времени, прежде чем они получат от него какую-то информацию о Хелене. Сильнейшим желанием мистера Мэнли было то, чтобы первая волна шумихи вокруг убийства схлынула прежде, чем они получат эту информацию. Он был твердо убежден в успокаивающем воздействии времени. Если они узнают о пособии Хелены сейчас, это может доставить ей значительное беспокойство, если не настоящие проблемы. Если же это выяснится через шесть недель или даже через месяц, то будет гораздо меньше шансов доставить такие неприятности.

Мистер Мэнли размышлял над тем, что Хелена могла сделать, чтобы подвести себя под подозрение. Он вспомнил, что она говорила о своем намерении обсудить с лордом сокращение ее пособия вдвое и ее замечание о том, что она знает привычки лорда и наверняка сможет устроить разговор, чтобы обсудить с ним это. Потому он считал вполне вероятным, что Хелена отправилась увидеться с лордом в ту самую ночь — ночь его убийства — и что кто-то видел ее. Если это было так, он надеялся, что она расскажет ему об этом, чтобы они могли вместе разработать какой-то способ предотвратить неприятности, которые могли стать следствием того неудачного совпадения, что разговор Хелены с лордом произошел в столь неудачное время. Мистер Мэнли был уверен, что сможет придумать такой способ — он никогда не отрицал факта своей исключительной изобретательностью.

Он обнаружил Хелену в саду; ее лоб по-прежнему прорезала озабоченная морщинка, пробудившая в нем беспокойство во время его прошлого визита. При виде него ее лицо прояснилось, и морщинка на время полностью разгладилась. Мистер Мэнли снова осознал, что убийство лорда Лаудуотера оказало на нее смягчающее действие. До этого они были куда больше на равных условиях; теперь она скорее держалась его. Он посчитал это приятным, гораздо более естественным отношением женщины к мужчине с его воображением и знанием жизни, ведь он был для нее, как и должно, любезным покровителем и защитником.

* * *

На следующее утро «Дэйли Уайр» раскрыла глаза мистера Мэнли и подтвердила его опасения. Убийство дворянина — событие незаурядное, и редактор газеты выказал явное намерение выжать из этого дела все возможное. Визит к лорду Лаудуотеру неизвестной женщины и их ссора, описанные с той волнительной образностью, мастерством по части которой так славился мистер Грегг, составляли основную, захватывающую часть статьи. Прочитав статью до конца, мистер Мэнли уныло присвистнул. Ему не составило ровно никакого труда представить себе возмущение и яростный гнев Хелены, и с минуту он не мог вообразить, как лорд Лаудуотер смог выстоять против него. Разумеется, он тоже должно был быть в ярости, но это была ярость куда менее впечатляющая.

Лорд Лаудуотер щедро тратился на газеты: он был богатым человеком, а газеты были его единственным чтением. Мистер Мэнли прочел отчет следствия во всех главных ежедневных газетах Лондона и нашел в «Дэйли Плэнет» еще одну волнующе образную статью о визите таинственной женщины, вышедшую из-под волнующе образного пера мистера Дугласа.

Это, конечно, хорошенькое дело. Мистер Мэнли не сомневался, что этой женщиной была Хелена. Это объясняет, почему Флексен расспрашивал его, не знает ли он о какой-либо связи между лордом Лаудуотером и некой женщиной, а также его острое желание отыскать какую-то другую юридическую фирму, которая, возможно, была призвана вести дела, имеющие отношение к этой связи. Но мистер Мэнли ни на минуту не мог заставить себя поверить, что Хелене могло понадобиться прибегать к помощи ножа. Он не мог представить, что лорд Лаудуотер оказал ей сопротивление, когда она действительно разозлилась — он должен был уступить. Тем не менее, ему не стоит недооценивать неловкость, даже опасность того факта, что Хелена нанесла этот визит и поссорилась с лордом в столь неудачное время.

У него было над чем серьезно поразмыслить во время похорон. Похороны проводились с размахом, хотя провожающих пришло немного. Из Лондона приехали пять леди — тетя и четыре кузины, родственники поколения лорда Лаудуотера. Молодое поколение либо возвращалось с войны, либо было слишком занято работой, чтобы найти время приехать на похороны дальнего родственника, которого — если им доводилось с ним встретиться — они не любили и не уважали. Однако прибыла вереница машин из всех крупных домов в радиусе десяти километров, которая более чем компенсировала немногочисленность прибывших. Кроме того, на похороны пришла толпа зрителей из среднего и низшего класса, которые посчитали, что похороны убитого дворянина — зрелище, которое действительно стоит посетить. Толпа состояла из женщин, детей, стариков и нескольких раненых солдат.

Оливия присутствовала на похоронах со спокойным, но несколько жалким видом, который ей придавало то, что ее брови большую часть времени хмурились из-за владевших ею беспокойных размышлений. Леди Кроксли, пожилая тетя лорда Лаудуотера, ехала с Оливией в первом экипаже. Она была словоохотливой дамой и скоротала путь к церкви, которая находилась более чем в миле от замка, и обратно за произнесением панегирика своему умершему племяннику и изумленными рассуждениями о том странном обстоятельстве, что рядом с Оливией в это тяжелое время не было женщины. Она объясняла то, что та воздержалась от этого подбадривающего средства, ее желанием остаться наедине со своим горем. Оливия поддерживала ее безобидную болтовню в правильные моменты одобрительным бормотанием и по-прежнему выглядела жалко. Это было все, что было нужно ее тете по мужу, и оставляло Оливии свободу размышлять о своем. Лишь немногие ее мысли были об ее умершем муже — живые требовали ее внимания.

Мистер Мэнли был куда мрачнее, чем того обычно требовало в подобных случаях его чувство надлежащего порядка вещей. Это было следствием того волнующе образного образца английского языка, который с такой легкостью вышел из-под решительных перьев мистера Дугласа и мистера Грегга. Мистер Каррингтон, который ехал вместе с ним, и вследствие посещения похорон многих клиентов успел приобрести такой же приличествующий траурный вид, как и любой человек его профессии, находил его мрачность преувеличенной. Он был еще более возмущен из-за того, что, когда они приближались к замку, мистер Мэнли вдруг закричал: «Боже мой!», и потер руки с необычайно сияющим лицом.

Мистеру Мэнли в голову пришла радостная мысль, что, даже если дело Лаудуотера дойдет до судебного разбирательства, то оно полностью в его руках. Ему достаточно вспомнить, что он слышал храп лорда Лаудуотера, скажем, за несколько минут до полуночи, чтобы разрушить дело. Он не думал, что столкнется с какими-либо трудностями в припоминании, если это потребуется.

Торжественное настроение похорон и беседа с мистером Каррингтоном в экипаже — он говорил о погоде — не ослабили его решимости сделать так, чтобы никто не был повешен за убийство, если в его силах будет помешать этому.

Осознание своего выгодного положения пробудило в мистере Мэнли желание пойти к Хелене, чтобы успокоить ее — ведь, скорее всего, она будет весьма обеспокоена тем, что об ее несвоевременном визите к убитому стало известно, думал он. Но мистер Мэнли должен был обедать в замке с прибывшими на похороны. Они были чрезвычайно заинтересованы в убийстве и без конца задавали вопросы. Он говорил с ними с мрачным, таинственным видом и произвел на этих простодушных людей глубокое впечатление сдержанности и проницательности. Ему казалось, что похороны оставили в Оливии более тяжелое чувство, нежели он ожидал. Она выглядела встревоженной и, казалось, считала этот обед довольно обременительным. Мистер Мэнли также заметил, что, в отличие от своих гостей, которые были едва знакомы с лордом, Оливия не отдавала дани памяти своему умершему мужу.

Мистер Флексен не обедал с ними. Он провел утро в ожидании того воздействия, которое окажет история в «Дэйли Уайр» и «Дэйли Плэнет», распространив ее среди местных жителей с помощью инспектора Перкинса и двух его людей, потому что сельчане читали газеты только по воскресеньям в местных пивных. Мистер Флексен надеялся, что, если эта женщина живет по соседству, он получит информацию о ней в течение дня. К обеду газетное объявление о таинственной женщине не дало никаких результатов, как и предыдущие неофициальные расспросы. Однако он по-прежнему надеялся.

* * *

Пошел четвертый час, прежде чем мистер Мэнли сбежал от гостей и быстро направился к дому Хелены. По дороге он решил, что самым подходящим в данной ситуации будет действовать осторожно. Ему лучше не показывать Хелене своей уверенности в том, что таинственная женщина, упомянутая в «Дэйли Уайр» — это она. Он должен заявить о том, что если кто-то будет привлечен к суду по обвинению в убийстве лорда Лаудуотера, его показания смогут опровергнуть любую версию обвинения, и что он добьется того, чтобы опровергнуть ее как можно непринужденнее. Но в то же время он должен совершенно ясно показать Хелене, что сможет обеспечить ее безопасность. Он чувствовал, что, хотя она, возможно, посчитает его твердую решимость сделать так, чтобы никто не был повешен за убийство донкихотством, она поймет, что это лишь согласуется с его благородной натурой.

Мистер Мэнли полагал, что Хелена будет куда более встревожена волнующе образными статьями мистера Грегга и мистера Дугласа, чем оказалось. На самом деле, ему показалось, что теперь она гораздо меньше встревожена и взволнована, чем была накануне. Тем не менее, он не преминул окончательно успокоить ее, объявив о том, что сделал важное открытие, доказательства, которые он может предоставить, прежде чем сказал что-то о газетных статьях. Когда мистер Мэнли сказал Хелене, что сможет опровергнуть любую версию обвинения, она не призналась, что была той женщиной, о визите которой к лорду Лаудуотеру говорилось в этих статьях. Они даже не обсуждали тот вопрос, который казался таким важным «Дэйли Уайр» — кем была эта женщина. Они довольствовались обсуждением того, кто мог увидеть ее. Мистер Мэнли восхищался храбростью Хелены — ведь она не сказала ему, — ее готовностью отказаться от его утешения и поддержки до тех пор, пока они не будут ей абсолютно необходимы. Сила характера больше всего восхищала его в Хелене, и ее поведение было ярким примером этой силы. Мистер Мэнли знал, что его собственная натура была скорее утонченной и чувствительной, нежели сильной. Он как никогда ясно понимал преимущество того, что он сможет опереться на Хелену в той тяжелой карьере, которая ему предстояла.

* * *

Мистер Флексен был разочарован тем, что за утро сообщение о таинственной женщине в «Дэйли Уайр» и «Дэйли Плэнет» не принесло никакой информации о ней. После обеда мистер Каррингтон вернулся в Лондон. В половине четвертого мистер Флексен телеграфировал в Скотленд-Ярд с запросом, предоставил ли им кто-то информацию о той женщине, которую он ищет. Ответ был отрицательный. Тогда мистер Флексен понял, что был необоснованно нетерпелив. Тот, у кого имеется такая информация, вероятно, обдумает этот вопрос и, возможно, посоветуется с друзьями, прежде чем объявиться. Пока же он решил провести беседу с Джеймсом Хатчингсом.

Мистер Флексен поехал к коттеджу егеря и обнаружил Джеймса Хатчингса сидящим на стуле у коттеджа и читающим «Дэйли Плэнет». Он посчитал, что тот выглядит озадаченным. Кроме того, он заметил, что Хатчингс все еще имеет напряженный, загнанный вид — еще намного более напряженный и загнанный, чем при их последнем разговоре.

Мистер Флексен быстро подошел к Хатчингсу и сказал:

— Добрый день. Вижу, вы читаете историю об убийстве лорда Лаудуотер в «Дэйли Плэнет». Мне пришло в голову, что, вполне вероятно, вы можете сказать мне, кто такая та леди, которая посетила лорда Лаудуотера в ночь его убийства. Во всяком случае, возможно, вы можете сделать предположение о том, кто это.

Хатчингс покачал головой и мрачно ответил:

— Нет, сэр, не могу. Я не знаю, кто это был, и не могу догадаться. Я хотел бы сказать вам. Если бы я мог, то тут же сделал бы это.

— Это странно, — сказал вновь разочарованный мистер Флексен. — Я полагал невозможным, что ваш хозяин находился в близких отношениях с некой леди, а вы не слышали об этом. Вы ведь всегда были его дворецким.

— Да, сэр. Но это такие вещи, о которых лакей знает больше, чем дворецкий — письма, оставленные где-то, возможно, в карманах — вы понимаете, сэр. Но его светлость никогда не держал при себе ни одного лакея достаточно долго, чтобы тот успел узнать что-нибудь. С лакеями он обходился хуже, чем с кем-либо.

— Понимаю, — с досадой произнес мистер Флексен. — Но все-таки я думал, что вы бы услышали что-то от кого-либо, даже если это и не происходило прямо у вас на глазах. Сплетни довольно хорошо разносятся по сельской местности.

— О, это происходило не в сельской местности, сэр, по крайней мере, не здесь, у нас. Это, должно быть, женщина, живущая в Лондоне, — убежденно заявил Хатчингс. — Если бы она жила поблизости, я наверняка услышал бы об этом.

— Вы должны знать, что это была леди. В газетах об этом не говорится. Мой информатор вполне уверен, что это была леди, — заметил мистер Флексен.

— Что ж с того, сэр, — уныло сказал Хатчингс. — Должно быть, она приехала и уехала на поезде.

— Тогда бы ее, вероятно, заметили на станции — но ее не заметили. Кроме того, она не смогла бы вовремя вернуться на станцию, чтобы успеть на последний поезд. Я уверен в этом.

— Тогда, должно быть, она приехала на машине, сэр.

— Конечно, это возможно, — согласился мистер Флексен.

Наступила пауза, а затем Хатчингс взорвался:

— Будьте уверены, она сделала это, сэр. Тут нет никаких сомнений. Найдете ее — и вы найдете убийцу.

Он говорил с лихорадочной, несдержанной запальчивостью человека, нервы которого на пределе.

— Значит, вы так думаете? — спросил мистер Флексен.

— Я уверен в этом, полностью уверен! — воскликнул Хатчингс.

— Посетить джентльмена поздним вечером и поссориться с ним еще совсем не обязательно значит убить его, — возразил мистер Флексен.

— Но она сделала это. Помяните мое слово, сэр, она сделала это. Я не говорю, что она явилась туда с намерением убить. Но она увидела этот нож, лежащий на виду, на столе в библиотеке, и сделала это, — заявил Хатчингс с той же горячностью.

— Любой, кто проходил через библиотеку, видел этот нож, — небрежно заметил мистер Флексен, но его глаза внимательно изучали лицо Хатчингса.

Хатчингс был бледен и побледнел еще сильнее. Он пытался что-то пробормотать, но с его губ не слетело ни звука.

— Что ж, жаль, что вы не можете предоставить мне никакой информации об этой леди. Доброго дня, — заключил мистер Флексен и, развернувшись, направился обратно к машине.

Он был впечатлен видом и поведением Хатчингса. Конечно, считая себя подозреваемым, тот находился под давлением. Но было бы это давление настолько сильно, как, очевидно, оно было сейчас, если бы Хатчингс знал, что он невиновен? И потом, его горячее желание обвинить в преступлении эту таинственную женщину — оно было на удивление ревностным, почти истерическим.

Когда мистер Флексен достиг замка, он обнаружил, что инспектор Перкинс ожидает его с небольшим пакетом, который прибыл с нарочным из Скотленд-Ярда. В пакете были увеличенные фотографии отпечатков пальцев, обнаруженных на рукоятке ножа. Все они были странным образом смазаны.

На руке убийцы была перчатка.