Встав рано утром, Саша сел за стол, достал из нижнего ящика стола белые листы бумаги. Взял ручку и написал вверху листа.

«Последнее письмо»

Встал со стула. Подошел к окну. Одинаково одетые мужчины и женщины чистили снег лопатами.

Саша вернулся за стол и начал быстро покрывать белую гладь бумаги мелкими буквами.

«А шоколад? Ты помнишь, как мы ели с тобой шоколад? Не помнишь? Ах, какая жалость…Ну, ничего. Не расстраивайся. Ну, не расстраивайся, пожалуйста. Я тебе напомню. Не плачь! Перестань плакать. Немедленно перестань! Не три глаза! Я же тебе сказала, что расскажу.

Мы отламывали по маленькому кусочку и отправляли его в рот. Но не жевали. Нет! Ни в коем случае нельзя было его жевать. Я не понимаю тех, кто жует шоколад и шоколадные конфеты. Шоколадку надо класть в рот и тихо ждать, пока она растает. Лучше всего закрыть глаза. Так больше почувствуешь радости. Мы нежно прижимали язык к небу, и уже растаявший шоколад растекался по всему рту. Но я не запачкала свое розовое платье. Ты же знаешь, какая я иногда бываю неряшливая? И только, когда шоколад совсем таял, его можно было глотать.

Вот так вот, моя милая кукла.

Что-что?

Ты спрашиваешь, что мы делали с остальным шоколадом? Ну, как же ты могла забыть? Мы прятали его в дальнем углу верхнего ящика папиного письменного стола, чтобы никто не мог найти наш шоколад.

А печенье! Какое вкусное было печенье! То, с корицей. Помнишь? Я знала, что ты вспомнишь печенье с корицей!

А помнишь того рыжего мальчишку?

У него еще были штанишки в зеленую клетку и коричневый шнурок, вплетенный в воротник голубенькой рубашки.

Странный был мальчишка. Не играл ни с кем. Сидел один в углу и что-то строил из конструктора. А потом приходили другие мальчишки и рушили все, что он сделал. А он не плакал. Он же мужчина! Настоящий такой мужчина. Он молча смотрел на то, как ломали его город. А когда они уходили, отстраивал его заново.

А на улице? Он же и там ни с кем не играл. Станет у забора, и смотрит куда-то вдаль. А когда летел самолет, и все бежали за ним с криками „Самолет!!!“, он один не бежал. Посмотрит в небо. Проводит взглядом железную птицу. Но не бежит.

Никто его не понимал. Только я понимала.

Ты не помнишь, как его звали? И я не помню… Какая же память стала плохая. Старею. Я ведь совсем уже старая, моя милая кукла. Мне целых шесть лет!

Обязательно найду его, когда совсем вырасту. Почему-то мне кажется, что встретимся мы с ним, когда нам будет по шестнадцать лет, чтобы уже никогда не расставаться. Правильно? Ты тоже так думаешь, что так и будет? Ну, вот и хорошо.»

— Что делаешь? — проснувшись, Анфиса чмокнула Сашу в щеку.

— Да, так. Пытаюсь писать. Чего ты так рано встала?

— Дай почитать, что уже написал.

— Да я не знаю. У меня не очень-то получается, — начал, было, Саша, но Анфиса уже взяла в руки исписанный лист.

— Последнее письмо, — вслух прочитала она.

— Анфиса, отдай, — попросил Саша.

— Сейчас прочитаю и отдам, — читая, ответила Анфиса, одновременно доставая из холодильника плавленый сырок.

Кроме трусиков и облегающей майки без рукавов на ней ничего не было. Саша захотел ее. Такое с ним было второй раз в жизни. Да и то, первый раз просто из интереса. Он был ребенком, и не знал, что мужчин тоже можно любить и хотеть. А сейчас ему по-настоящему захотелось овладеть девушкой, которая была его лучшим другом с самого детства.

— Здорово! — заключила Анфиса, кладя листик обратно на стол перед Сашей. Ее слова вывели его из состояния влюбленного транса.

Это была любовь. Гея и девушки. Раньше эта любовь была как к единственному оставшемуся родному человеку, а теперь он любил ее как женщину. И понял это именно в это утро.

Сексологи называют это «бисексуальностью» — наличие полового влечения к лицам обоего пола.

— Ладно. Мне пора. Я буду поздно, — вдруг сказала Анфиса, выходя из комнаты.

— К-к-куда ты идешь? — подскочил Саша со своего места.

Анфиса посмотрела на него с удивлением.

— Будда, — сказала она. — Что с тобой?

— Я… Я не знаю, — Саша опустил глаза в пол.

Анфиса взяла его лицо в свои руки.

— Ты влюбился? — Тихо спросила она.

Саша посмотрел на нее. Сказать или нет?

— Ты влюбился. Я же вижу. Кто он? — Анфиса искренне улыбнулась.

— Она, — тихо поправил Саша.

— Она?! — Анфиса снова удивилась. — Я не ослышалась?

— Нет. Не ослышалась.

Это только в книгах герои знают, что нужно говорить в такие моменты.

— Я даже не знаю, что сказать, — вымолвила она.

— А ты ничего не говори. Ладно? — все так же тихо попросил Саша.

— Хорошо, — ответила Анфиса, и отпустила его лицо. — Я пойду тогда?

Саша кивнул, и Анфиса вышла. Он слышал, как она одевалась, громко хлопая дверцами шкафа. Потом щелкнул замок входной двери, и стало тихо. Саша позволил себе пошевелиться. Он медленно вернулся к столу. Сел на стул. Перевернул исписанный лист, и записал только что сочиненное стихотворение:

Вот и выпал белый снег. А ее тут рядом нет. Я надеюсь, что она Еще помнит про меня. На лице моем снежинка. Потекла слезой она. Я не знаю, Куда ушла она. Но она вернется, я надеюсь. Подойдет тогда ко мне. Мы обнимемся, и время Потечет, как в детском сне.

Это было первое стихотворение, которое написал Саша в своей жизни. Он перечитал его и грустно улыбнулся. Ему показалось комичным, что, не смотря на годы его гомосексуальных пристрастий, первое стихотворение было о любви к девушке.

Улыбнувшись еще раз, Саша взял другой лист бумаги, и стал писать.