Энтропия во Вселенной остается постоянной - когда не увеличивается.
Соломон Краткий
Работа отняла у нас почти все утро. Лиз ненадолго отвлеклась, чтобы связаться с Оклендом и передать им абракадабру, которую выдавал медицинский компьютер, а затем снова принялась за дело. Она вскрыла пол, залила отсеки пеностиролом, закрыла их снова.
Я залил боковые грузовые камеры и занялся швами внутренней обшивки. Лиз стала мне помогать. Мы настроили разбрызгиватели на самую тонкую струю и опрыскали каждый уголок, каждую трещинку, каждый шов и каждую перемычку внутри корабля. Под конец внутренность вертушки напоминала свадебный торт.
Тем временем солнце поднялось уже высоко. Вертолет стал нагреваться. Если само светило лишь смутно проглядывало сквозь перину бледно-розовой пудры, то тепло его ощущалось прилично. Я почувствовал себя в ловушке.
Тело болело еще сильнее. Легкие горели как в огне. Я держал под рукой кислородную маску и часто прикладывался к ней. Это как будто помогало. Чутьчуть.
Кожа у меня покраснела и чесалась. Должно быть, разыгралась аллергия. Я покрылся сыпью. Ощущение было такое, словно меня посадили в мешок с шерстью ангорской кошки. Я непрерывно чесался, размазывая пот, грязь, какой-то пух.
Я попытался сосредоточиться. Переднее стекло сверкало ярко-розовыми отблесками. На нем, переливаясь, мерцали миллионы крошечных телец. Они ползали по всей поверхности, но больше всего - внизу, где еще лежал кучками розовый пух. Меня тошнило от одного только вида насекомых. Пришла мысль о горячей ванне с сотней маленьких пульсирующих струек водного массажа. Поделиться этой мыслью с полковником Тирелли я не Решился.
- Бр-р! - с отвращением сказала она. - Не могу видеть их. Кстати, вы не знаете, что это такое?
- Может быть, хторранская разновидность наших муравьев? - предположил я. - Впрочем, спорить не стану. Мы ведь даже близко не подошли к пониманию их экологии. Помните аналогию доктора Зимф с головоломкой?
- Нет. Напомните, пожалуйста.
- Доктор Зимф считает, что пока мы только открыли коробку с головоломкой, но еще не вынимали и не разбирали ее. Мы даже не знаем, сколько в ней составных частей. Известно только, что их много и ни одна не укладывается в рамки наших представлений.
Я приник к бутылке с водой, поглядывая на кипящую массу насекомых.
- Мне не нравится такая аналогия, - заявила Лиз. - В ней слишком много «не знаю» и «не могу».
- Что верно, то верно, - согласился я.
Она надела наушники и включила передатчик.
- Окленд?
- Вас слушают, - ответило радио.
- Говорит «Банши-6». Проверка связи. У нас без изменений, разве что насекомые подбираются все ближе.
- Вас понял, полковник.
- Можете хоть приблизительно сказать, когда нас вытащат отсюда?
- Нет. Виноват, полковник. По данным спутника, над всем районом попрежнему стоит дымка. Единственное, что мы можем сделать, - вызвать дирижабль из Портленда.
- Звучит не слишком вдохновляюще, согласитесь.
- Хотите ждать еше неделю? Лиз закатила глаза.
- Ладно, давайте дирижабль.
- О, есть хорошие новости. - Да?
- Состояние вашего пациента устойчивое.
- Замечательно, только вы от меня что-то скрываете.
- Не понял.
- «Устойчивое» можно понимать по-разному. Насколько серьезны его травмы?
- Нас никто не слышит?
Лиз посмотрела на меня, потом оглянулась на Дьюка.
- Он по-прежнему спит? - шепнула она. Я кивнул. Лиз ответила в микрофон:
- Говорите.
- Мы получили довольно странные данные о состоянии его ног. Похоже, датчики испытывают наведенные помехи. Но дело не в заражении: уровень антибиотиков в крови не снижается. Вероятно, это какое-то побочное действие пыли, но наверняка можно будет выяснить только в стационаре. В остальном самочувствие удовлетворительное. Только постарайтесь не трогать его. Мы пошлем со спасателями военврача.
- Вас поняла, - сказала Лиз. - Есть еще хорошие новости?
- Ну, остались только официальные сообщения из десятичасового выпуска. Президент снова собирается выставить свою кандидатуру.
- Спасибо. А результаты бейсбольных матчей?
- «Доджеры» ведут в матче с «Брейвисами», идет середина третьего иннинга, первые два «Доджеры» выиграли.
- Вас поняла. Конец связи. - Она выпрямилась и посмотрела на меня, - Что вы так расстроились? Болеете за Атланту?
- Нет, боюсь за Дьюка. - Я отправился в хвост вертолета.
- Разве вы не слышали? Окленд говорит, что он в порядке.
- Да, я слышал. Еще они сказали, что «Доджеры» выигрывают.
Я присел возле Дьюка. Он не просыпался целый день, и я не знал, хорошо это или плохо. Что лучше: держать его в забытьи или в сознании, пусть даже мучительном? Если помощь не придет в ближайшее время, то и такого выбора не будет - запас медикаментов подходил к концу.
Я посмотрел на дисплей. Пора менять ампулы в капельнице. Антибиотиков оставалась еще целая куча - они были в голубых ампулах, а глюкозы - два последних пузырька. Я не представлял, как выйти из положения. Вертушки не готовились для оказания настоящей медицинской помощи. На них предполагалась лишь эвакуация раненых.
Но главная проблема заключалась в красных ампулах с обезболивающим - осталась только одна, а боль от ожогов, говорят, самая страшная…
Я взялся за одеяло, поколебался - и открыл ноги Дьюка. Они были обожжены, кожа сходила лохмотьями. Мясо покрылось волдырями и гнойными корками. Я невольно отвернулся, потом посмотрел снова. Ноги Дьюка были… в пудре. Нет, покрыты легким розовым пухом. Что за наваждение?.. Я осторожно потрогал его.
Пух не стирался. Он рос из кожи и кололся, как мех червя. Я прислонился к переборке и уставился на ноги Дьюка, пытаясь понять, что это за дьволыцина.
Краешком глаза я заметил, что подошла Лиз. Она взглянула на ноги Дьюка, и лицо ее потемнело. Прикрыв их одеялом, Лиз вопросительно посмотрела на меня.
Я пожал плечами:
- Ничего не понимаю.
Она посмотрела на дисплей, но на экране тоже не было ответа.
Я поднял на нее глаза:
- Долго нам ждать? Когда выяснится, что пенобетон надежен?
Она пожала плечами:
- Час. Может, меньше.
- А если он проснется? Как вы думаете, стоит говорить ему?
Лиз собралась было ответить, но ее опередил Дьюк:
- Что говорить?
- Дьюк! Ты проснулся?
- Время от времени я просыпаюсь. Послушать, как вы воркуете, голубки. Чем вы меня накачали, хотел бы я знать. Ноги так и зудят.
Лиз бросила на меня быстрый предупреждающий взгляд. Дьюк этого не заметил. Я постарался ответить как можно убедительнее:
- Не знаю, как это называется. Оно было в красной упаковке.
- Где мы?
- Все там же, в пудре. Как только небо очистится, нас заберут.
- Как погода?
- Пыль.
- Все еще падает?
- Нет. Но нас засыпало. К тому же стоит дымка.
Лицо Дьюка отекло, но я все-таки заметил, как прищурились его глаза, когда он посмотрел на меня, перевел взгляд на дисплей и снова на меня.
- Здесь розовый свет, - заметил он. - Как глубоко мы торчим в этом дерьме?
- По самые уши. - Это Лиз.
- М-м-м, - поморщился Дьюк. - Тогда не гоните волну.
- Как вы себя чувствуете? - спросила Лиз.
- Хреново. - Он потянулся и схватил меня за рукав. - Джим!
- Да, Дьюк?
- Сделай мне одолжение.
- Говори.
- Убери эту красную ампулу. Я не хочу спать.
- Виноват, командир, но это невозможно. Все остальное - пожалуйста.
- Я выдержу боль, но спать не хочу.
- Не могу. Так положено. Иначе ты умрешь.
- Джим… - Он кашлянул, и я испугался - кашель походил на предсмертный хрип. - Джим… убери ампулу.
- Нет, Дьюк, я этого не сделаю.
Дькж закрыл глаза, и мне показалось, что он снова заснул, но вдруг он опять уставился на меня и тихо позвал:
- Джим. - Да, Дьюк?
Он быстро терял силы, мне пришлось почти прижаться к его лицу. Он прошептал:
- Чтоб тебя…
Его веки сомкнулись, и он снова погрузился в сон. Лиз отложила дисплей.
- Аппарат его отключил. Он переутомился.
- Дьюк ненавидит лекарства. Боюсь, потом мне долго| придется просить у него прошения. - Я сообразил, чтс опять оправдываюсь. - Простите, это по привычке.
Лиз не улыбнулась.
- Чего вы боитесь? - А?
- Можете вынуть ампулу, если хотите. Я замотал головой.
- Нет, не могу. Если нам суждено быть заживо съеденными, пусть он лучше ничего не знает.
Лиз внимательно смотрела на меня.
- Об этом я и толкую. Это лишь первый этап.
- Какой этап?
- Решать за других. На следующем этапе решают, можно ли другому человеку жить или он должен умереть. Вы понимаете, куда это ведет? Помнится, кто-то долго ныл по этому поводу.
- Да, но… - Я поднялся на ноги и залез в фонарь над Дьюком. - Совсем другое дело, когда решаешь ты лично. Я не прав?
Она ответила не сразу, а смотрела на меня, словно прикидывая.
Наконец я не выдержал:
- Ну давайте же! Говорите! Она медленно покачала головой:
- Не стоит. Вы знаете, что я скажу.
- Нет, не знаю.
- Нет, знаете.
- Боже, как я не люблю подобные разговоры. Она вздохнула.
- Это не важно. Мне просто хотелось знать, удовлетворит ли вас такое оправдание.
Я повернулся к ней спиной, раздвинул шторки и уставился на насекомых. Под полуденным солнцем они стали еше активнее. Я облился потом. Продолжать разговор не хотелось - Лиз была права.
Грудь болела все сильнее. Господи, пусть мне будет еще хуже…
В. Как хторранин поступит с медведем-гризли?
О. Трахнет его.