Я просидел в джипе до заката. Начало темнеть. Солнце коснулось краешком океана, и вода вспыхнула желтым пламенем.

Я сидел в джипе на северной оконечности полуострова, под обрывистым гребнем перевала, и слушал небо.

Все, что спустится сегодня ночью с этого холма, умрет. Если они поймут, как сильно ранили нас, то обязательно вернутся.

Я был готов к встрече.

Я сидел и смотрел, как солнце таяло в океане, расплываясь пленкой огня по маслянистой воде.

Как это говорил Деландро? (Почему я не могу выбросить его из головы?) Ах да — трансформация. Он говорил о процессе трансформации. Он сказал, что это напоминает огонь. Энергия плавно перетекает, она становится направленной. Старая система разрушается, и мы создаем новую. Мы выбираем, какую создать. Созидание есть акт устремления к тому, что возможно, и, пройдя стадию личного распознавания, оно становится опытом. Пережитый опыт есть созидание; все остальное следует так же неизбежно, как машина или поезд следуют за своим двигателем.

Почему я вспомнил об этом? Потому что только сейчас понял, что он имел в виду. Сегодня днем я трансформировал себя.

Эта трансформация не понравится Деландро. Совсем не понравится.

Он горько пожалеет об этом, гарантирую.

Зажглись уличные огни.

Вокруг фонарей роилась мошкара.

Наживка.

Эти фонари были еще одним способом, которым мы оповещали мир о своем присутствии. И хторран тоже.

— Джим?

Я поднял голову. Би-Джей.

— Ты нам нужен. Поехали.

Я отрицательно покачал головой: — Мне нужно остаться здесь. Кто-то должен стоять на страже.

— Все в порядке, Джим. Я позвонила в Санта-Круз. Военный губернатор в курсе. Они немедленно высылают сюда команду Красного Креста, а солдаты патрулируют дорогу. Сегодня ночью на полуострове ничего не случится. Тебе не нужно больше стоять на страже. Тебя сменили.

Я посмотрел на огнемет в своих руках.

— Поехали, — сказала она, залезая в джип. — Отвези меня обратно.

Я обернулся и положил огнемет за спинку сиденья. Потом повернул ключ зажигания, и джип ожил. В моем мозгу теснилась тысяча вещей, которые надо было высказать Би-Джей. Но я не хотел начинать. Я знал, к чему это приведет.

Мы медленно ехали по главной улице. На асфальте виднелись пятна. Валялись деревья. Встретился дом, разнесенный взрывом вдребезги. Мой дом.

Я остановил джип.

Вышел.

Я двигался среди обломков, как зомби. Подошел к шкафу. Открыл его.

На полу крошечным комочком лежала Холли. Она была укутана пальто, свитерами и одеялами, словно свила себе гнездо.

— Холли, — прошептал я. — Я вернулся. Все теперь хорошо. Вставай, уже можно проснуться. — Я потянул девочку и поднял на руки, но она застыла в позе эмбриона. Глаза плотно зажмурены, выражение лица удивительно пустое. Я провел ладонью по ее волосам, приглаживая их. Поцеловал ее. — Давай, миленькая. Просыпайся.

Холли не реагировала.

Я отнес ее к джипу и положил на колени Би-Джей. Потом я сел за руль, включил передачу и снова выехал на дорогу. Впереди тоже виднелись пятна, поваленные деревья, глубокие воронки в асфальте. В воздухе пахло кордитом.

По знаку Би-Джей я остановился у спортивного зала, превращенного в госпиталь. Взяв Холли, я внес ее внутрь. Положил на борцовский мат. Какая-то девочка подошла и накрыла ее одеялом. Я наклонился и поцеловал мою маленькую дочку.

— Я рядом, если ты захочешь увидеть меня. Девочке, принесшей одеяло, я сказал: — Позови меня, когда она проснется. Би-Джей потянула меня за руку.

— Сюда. — Она вывела меня наружу. — С тобой все в порядке?

— Я чувствую себя прекрасно., — Ты говоришь как мертвец.

— А я и есть мертвец. Она заглянула мне в лицо.

— Джим, не смей быть зомби.

— Нет. Разреши мне. Я должен пройти через это. Би-Джей посмотрела на меня так, словно собиралась заплакать. Казалось, она хотела, чтобы я обнял ее и прижал к себе, спрятал в укромном местечке, где можно излить свою печаль.

Я не был способен на это — слишком я ненавидел ее. Их всех.

Они уверяли, что я в безопасности. И лгали при этом. Все до одного лгали. Я не был в безопасности ни здесь, ни где-либо еще. Как они смели лгать? Этого я так просто не спущу.

Би-Джей шмыгнула носом и вытерла глаз.

— В зале заседаний мы устроили морг.

— Томми?

Она покачала головой.

— Он куда-то пропал.

— Алек?

— Возможно, но тело трудно опознать.

— Покажите мне.

— Ты уверен, что хочешь его видеть?

— Он — мой сын.

Я пошел через лужайку. Би-Джей поспешила за мной.

Стулья в зале заседаний были в спешке отодвинуты к стене. На полу был расстелен пластиковый брезент. На нем в три ряда лежали тела, накрытые белыми простынями.

Я долго стоял на пороге. Реальность происходящего входила в меня приступами головокружения.

К нам подошел чернокожий подросток Джо-Мэри. Я сумел набрать в грудь воздуха и махнуть рукой.

— Кто?..

Би-Джей ответила: — Джек и Голубчик. Маленькая Айви.

— Маленькая Айви? Но я оставил ее у ручья! С детьми!

— Эти сволочи бросили в них гранату.

— О Боже. Кто еще?

— Рита, Папа Кастрюля, Вэг, Дэнни, Ида-Джордж, Мелани… — Продолжать она не могла и заплакала.

Я не был готов к жалости. Отойдя в сторонку, я сказал Джо-Мэри: — Покажи мне того, кого вы считаете Алеком. Он спросил: — Вы уверены, что хотите увидеть?

— Покажи.

Он подвел меня к небольшому белому свертку. Поднял простыню. Под ней был один торс. С одной только рукой. Остальное было оторвано, словно от куклы. Словно от медведя. Головы не было. Ни у Алека, ни у мишки.

Все совпадало до мелочей. Я почувствовал жжение в глазах, в горле поднимался болезненный ком.

— Это Алек. Я узнаю родинку на его боку. — Моя речь походила на карканье. Я не мог больше говорить. Бросился к двери.

Едва успев выскочить, я упал на колени посреди лужайки, и мой желудок вывернуло наизнанку. Грудь сдавило. Горло конвульсивно дергалось, болела спина. Меня рвало желчью.

Сзади подошла Бетти-Джон и положила руку мне на плечо.

— Джим, мне жаль…

— Иди к черту! Я не нуждаюсь в сочувствии! Оставь его для себя! — Я с трудом поднялся на ноги и побрел к джипу.

— Джим! Куда ты собрался?

— К тем сволочам, которые это сделали! — прохрипел я, залез в джип и поехал к мосту. Шины взвизгнули, когда я выжал газ и с ревом понесся к Санта-Круз.