ПРОЛОГ

Она свернула на обочину и постаралась, насколько это было возможно, плавно нажать на тормоза. Сердце ее оборвалось, когда она увидела, как он, держа дверцу открытой, наклонился и стал блевать на асфальт. Сжав зубы, она отвернулась. Глаза ее уставились на собственное отражение в зеркале заднего обзора. Прямоугольное личико на фоне серебристого неба за ветровым стеклом. Скоро все кончится. Как же долго он продержится? Вокруг ее глаз уже стала образовываться сетка мелких морщинок. «А на сколько же хватит меня?».

Хлопнув дверцей, он прижался лбом к облупившейся приборной доске. Затем вытер слюну с подбородка. Ей стало не по себе, когда, приглядевшись, она увидела на его лице крохотную каплю алой крови. Ее изящная ручка, вспорхнув с рулевого колеса, коснулась его плеча. Кость была пугающе близка к поверхности — сжатая пружина, готовая разорвать плоть.

— Эй, — прошептала она, и пружина страха сжалась до предела. — Может, нам лучше подождать?

— Нет. Он оторвал голову от приборной доски. Ответ его был резким, в нем сквозила крайняя степень нечеловеческого напряжения.

— Я ведь его прищучил, — попытался он улыбнуться. Казалось, он только-только стал узнавать ее.

— Не беспокойся, — добавил он. — У меня все получится.

«Хорошо тебе», — подумалось ей. Горечь и ярость переполняли ее сердце. Вновь взревел двигатель, и автомобиль покатил по пустынной улице.

— Вперед, сие в твоей власти, и да пожрет она нас обоих…

До тех пор, пока кости не обнажатся. Дома по обеим сторонам улицы дрожали в знойном мареве, пот заливал глаза. Когда она в очередной раз посмотрела на него, ее спутник уже, похоже, спал, откинувшись головой на спинку сиденья. Узкое, неподвижное и странное лицо — словно посмертная маска. Она перевела взгляд на дорогу, затем бросила на него взгляд, пульсирующая ярость стала затухать, оставляя невыразимый осадок.

«Да, — в конце концов подумала она, — отступать некуда».

Автомобиль скользил по улицам делового центра. Заброшенные офисы и промзоны уже успели позарости травой, выгоревшей на жарком калифорнийском солнце. Она сбавила скорость и стала читать вслух названия компаний, как правило, состоявшие из одного слова: «анамко», «ютроникс». Словно марсианский словарь, начертанный пластиковыми буквами на стенах небоскребов. Интересно, а чем все они прежде занимались? Еще до того, как побросали свою недвижимость?

— Вот оно, — промолвил он, распрямив спину и ткнув пальцем в одно из зданий.

«Видоэкс» — наверное, что-то связанное с видео», — подумала она про себя, подруливая к тускло-белому строению. А может, они производили кое-что из ее личной оснастки, что валялась теперь под тряпкой на заднем сиденье. Линзы? Да нет, у нее были импортные, восточно-германские… Сейчас это такая редкость. Днем с огнем не найти. Краса универмагов, по крайней мере, являлись таковой. Она до сих пор гордилась тем, что стащила их. Миновав покосившиеся ворота, она подъехала к главному входу и остановила машину у мраморных белых ступеней, что вели в просторный холл из стекла и алюминия.

Он выбрался из автомобиля и обнял капот, словно пытаясь впитать в себя жар двигателя, достаточное количество энергии, чтобы вскарабкаться по этим низким ступеням. Не спуская с него глаз, она открыла заднюю дверцу и вытащила свое снаряжение. Он продолжал таращиться на темный интерьер здания, в то время как она перебросила через плечо сумку с аккумуляторной батареей, знакомая тяжесть ударила ее по бедру. Затем из потертого футляра была извлечена камера. Кольца ленты были бесшумно приведены в полную готовность, как только она присоединила все необходимые шнуры. Она протерла выпуклые линзы. Большого диаметра, они казались глубоким колодцем, напичканным электроникой.

— Готова? — он посмотрел на нее из-за капота. Кивнув, она подняла камеру и, прижав ее к глазу, стала выбирать наилучшую экспозицию.

Как всегда, поначалу ей показалось, что она тотчас же окунулась в серебристо-серый, испещренный фосфорическими точками, мирок. Она поправила наушники, после чего поймала его в фокус. И в том и в этом мире у его лица был все тот же мертвенно-белый тон.

— Валяй, — бросила она, готовясь в любой момент нажать кнопку «запись».

Она не успела заметить, когда это ее спутник умудрился достать лежащее на полу салона завернутое в грязное полотенце ружье. Он уже развернул его. Свежесмазанный металл поблескивал в его руках. Она нажала на «запись». Пленка тоньше человеческого волоса неторопливо поползла в недрах камеры. Ружье болталось в его руке, словно жестянка с завтраком. Не спеша он взошел по ступенькам. На секунду она дала общую панораму, затем, не прерывая записи, обошла машину и отправилась вслед за ним. Затем дала крупный план, когда он подошел к темным, почти черным стеклянным дверям. Сняла его в профиль, когда он рассматривал разбитую панель. Натянутые мышцы лица не выражали абсолютно никаких эмоций. Зазубренные края панели были вогнуты внутрь. Она дала крупным планом запекшуюся кровь на обитых железом дверях, затем снова навела камеру, когда он полез в рваную пробоину. Холл здания уже успели как следует обчистить. Кроме опрокинутого шкафа на покрытом толстым слоем пыли ковре здесь ничего не было. Она сняла белый обрывок бумаги, моток оборванных телефонных проводов. Затем включила «вспышку». Еще один кровавый отпечаток ладони на дальней стене, обрамленный клинышком света, бьющего из проломанной двери.

Кровавая полоска, уходящая в темный коридор. У этого пятна он задержался, явно позируя. — Все правильно, только не подкачай, — прошептала она. «Меня наполни лучшими чертами», — это они раньше так шутили меж собой. Уже не смешно, но все еще верно. Он пошел по кровавому следу, она кралась вслед за ним, запечатлевая все на камеру. Находившаяся в конце коридора дверь была на несколько дюймов приоткрыта. Он распахнул ее свободной рукой и на какое-то мгновение исчез из поля зрения камеры, шагнув за порог. Она пробежала несколько ярдов, разделявших их; испещренный фосфорическими точками мирок безумно заблистал и вдруг замер, око камеры заполнило его изображение в окантовке проема.

На заднем плане был уже находившийся в комнате человек. Он вошел в комнату, хорошо освещенную батареей прожекторов. Не выпуская ружья, резко уклонился вправо.

«Бог мой! — У нее чуть дыхание не перехватило. — Сколь же ты естественен».

Теперь она могла снимать того, второго, крупным планом. Круглый и блестящий от пота, словно губчатый пузырь. Она навела камеру на его грудь, к которой он прижимал свою окровавленную руку.

«Так тебе и надо, задница, — подумала она, — надо было соображать, прежде чем бить стекла».

Человечишка этот смастерил себе некое подобие стола из пары товарных корзин и облезлой доски и восседал на перевернутой урне.

«О, как это патетично!» — с презрением подумала она. Пальцы потянулись к рычажку внизу камеры. Она выкрутила громкость до предела и лишь тогда услышала прерывистое, с присвистом дыхание.

Безукоризненная работа камеры помогла ей подавить крайнюю степень напряжения.

— Ну вот, ты и здесь, — сказал круглолицый, хватая ртом воздух. — Я думал, может быть…

Он умолк. Его влажные блестящие глаза со Страхом взирали на фигуру с ружьем, стоявшую перед ним.

— Так значит, вы и есть тот самый Леггер? — В конце концов выдавил он из себя. — Я видел ваше фото.

— Да, — почти что прошептал Леггер, добавив: — Бриггз.

При звуке собственного имени Бриггз еще крепче прижал к груди обмотанную окровавленным тряпьем руку. Прямо-таки подростковое кровотечение.

— Да, — задохнулся он. Это слово, казалось, вышло из глубин его кишечника. Со скорбным видом он заморгал пред лицом противника, глаза его увлажнились от избытка чувств, после чего он нашел, наконец, в себе силы заговорить вновь. — Знаете, а ведь вы действительно что-то из себя представляете, не так ли? Я ведь никогда бы не поверил в то, что вы сможете это сделать. И вот почему я вернулся сюда, в свой старый оффис.

Грань срыва, придушенного, болезненного смешка.

— Ну вот он я… А вот и вы.

— Да, — едва слышно прошептал он. Бриггз конвульсивно передернул своими округлыми плечами.

— Что ж, валяйте, — сказал он, на сей раз куда громче. — А не кажется ли вам, что лучше поспешить? Вероятно, они уже меня ищут.

— Не торопись, успеешь, — он держал ружье наперевес.

Она взяла его на самый крупный план. Сейчас ружье как раз было в самом центре кадра. А на заднем плане чего-то ждал сидевший у импровизированного стола человечек по имени Бриггз.

— О, господи, — по-детски удивился Бриггз, когда наконец-таки разглядел ружье. — А не великовато ли? Знаете ли, я все же ожидал чего-нибудь, ну… более изящного…

— Просто так будет лучше видно на пленке. Он прицелился. Влажные глаза метнулись на камеру, затем вновь уставились на ружье.

— Господи, как же я устал, — сказал он, наблюдая, как палец нажимает курок.

— А-а, — приглушенно всхлипнул Бриггз.

«Последний — во время выстрела стоял, — припомнила она, когда в лицо ей ударила волна разряженного воздуха, — пуля разорвалась по центру грудной клетки, оторвав тело от земли и разбрызгав его на массу кровавых лохмотьев, растекшихся по находившейся сзади стене».

Сейчас же, отслеживая полет пули камерой, она увидела, с какой силой свинец обрушился на грудь Бриггза. Это больше напоминало удар молота. Тело, словно лишенное костей, сложилось в угол стены и пола, затем подскочило, разбрызгивая кровь и куски ткани, и влажные глаза, поскольку нижняя часть лица выла снесена напрочь, словно это была попытка бросить в объектив камеры какое-то ужасающее проклятие. Жизнь испарилась из разорванной плоти. Труп упал, сложившись в некое подобие готового к отправке в прачечную грязного белья, накрыв собой развалившийся импровизированный стол.

Она держала камеру на трупе еще несколько секунд, снимая, как бежит на пол еще дымящаяся кровь, затем отпустила кнопку и опустила объектив.

— Ну, что еще?

Он отрицательно покачал головой.

— Развязка.

Большим пальцем он стер каплю крови с черного ствола. Его холодно-бледное лицо порозовело. Она вновь услышала его дыхание, теперь уже нервное и глубокое.

«По крайней мере сейчас он в полном порядке», — подумалось ей. Молчаниям на какое-то время придет конец. Под тяжестью камеры у нее уже начали ныть руки. Опять это удалось.

Они вышли из здания, не сказав друг другу ни слова.

На солнцепеке мальчишка-сорванец лет семи-восьми, с какой-то глиняно-неподвижной маской лица, что, впрочем, было весьма характерно для обитателей покинутых городов, пытался открыть капот автомобиля, по неизвестной причине мальчуган, похоже, был одержим техникой.

«Наверное, машины способны заменить детям людей», — подумала она. И внезапно ей невыразимо захотелось оказаться где-нибудь еще, убраться с этим мальчишкой вместе из этого огромного кармана застывшего времени. Когда они подошли к машине, то мальчик не убежал, а с безразличным видом проследил за тем, как мужчина открыл дверцу и швырнул ружье на сиденье. Порывшись в карманах, взрослый протянул что-то мальчику.

— Вот, — сказал он. — Такими еще в здешней округе пользуются.

— Еще бы, — мальчишка грязным пальцем разгреб горку монет на ладони мужчины.

— Возьми их.

Он ссыпал монетки в подставленные ладони сорванца.

— Иди, унаследуй землю или что-нибудь в этом роде.

Рассовав деньги по карманам, мальчишка пустился наутек по выгоревшей траве.

Теперь машину вел он. Она знала, что порой это его успокаивало. Пролетающие за стеклом мили безболезненного движения и впрямь могут стать утешением.

«Вернись», — призвала она его мысленно. Она боялась, что когда-нибудь он будет так подавлен бременем своей силы и власти, так перестарается в своем рвении, что она уже никаким образом не сможет вернуть его себе. Она держала камеру на коленях, взирая на проносившийся за стеклом деловой комплекс.

— То был действительно жадный сукин сын, — промолвил он после нескольких минут молчания и шумно вздохнул. — Прикончить его было непросто — он ведь действительно хотел жить. Любой ценой, каждой голодной клеточкой своего тела.

Оторвав руку от руля, он сделал пальцами кусающий жест.

— К ночи я отредактирую пленку. — Она коснулась его руки. — И мы передадим ее Фронту. И тогда ты сможешь как следует отдохнуть.

— Нет… На сегодня нам еще осталось последнее дело.

Она понимала, что он имеет в виду. Автоматически, как ни в чем не бывало, она поднесла камеру к глазу и нажала кнопку запись. Они уже говорили об этом прежде и решили записать все — от подготовки до самого конца. И даже сам выстрел.

Своего рода «магнус опус» для них обоих.

Она сфокусировала камеру на его лице как раз в тот момент, когда он пристально всматривался куда-то вперед.

— Пора с ним кончать.

— Стрезличек, — промолвила она, не прерывая съемки. «Что за резкое имя, звучит как кашель», — почему-то подумалось ей.

— Да, теперь пришла очередь Стрезличка. — Он плавно повернул рулевое колесо. — Наконец-то.

Импульсивно или же от страха, но она уже не могла держать в центре кадра его узкое, аскетическое лицо: у нее затряслись руки.

«Не знаю, смогу ли я выдержать это в очередной раз, после столь краткой паузы», — кричал ее внутренний голос. Она развернула камеру и стала снимать пролетавший за окном пейзаж. Край асфальтовой полосы, необитаемый пригород, очертания далеких гор. В небе парила птица, похоже, орел. Она сделала максимальное приближение, но птица осталась лишь темной точкой в фосфорическом сером мире камеры.

«Конец, — подумалось ей, — последний».

Скорбное изнеможение охватило ее, когда она снимала полет птицы. Кто будет любоваться на свободное паренье после того, как мы умрем?

 

ГЛАВА 1

Простыни, влажные от пота, скользили по его коже.

— О господи! — простонал Дорц, отбрасывая их прочь. Последние цепляющиеся обрывки сна. В пересохшем рту стоял привкус тухлятины.

«Так, значит, считается, что это приносит тебе пользу, — с иронией подумал он. Дорц сел; голые ноги влипли в пол. — Не знаю, смогу ли я выдержать по восемь часов подобного кошмара каждую ночь».

Матрас слегка скрипнул, когда Энн повернулась к нему. Ее рука коснулась его спины.

— Что, опять кошмары?

Голос ее в кромешной тьме был каким-то бестелесным. В ответ он лишь тяжело вздохнул, затем встал и потянулся к выключателю. Внезапно загоревшийся свет на какое-то мгновение ослепил его. Обстановка комнаты поначалу показалась чужой и нереальной, но затем приобрела конкретные очертания. Кровать, несколько ящиков, забитых одеждой, разбросанные по полу бумаги.

— Нет, мне просто это не нравится. «Смотри-ка, как по-интеллигентски», — подумал он, протирая глаза. Затем зажмурился и процитировал:

— Я умираю еженощно, и возвращение к утреннему свету — всегда награда для меня.

Это Дилан Томас. Он снова открыл глаза.

— Ну, валяй, спрашивай у меня, — кто же был на сей раз.

Она проигнорировала подобную инструкцию, чем слегка его разочаровала. Жаль, а то он ей как раз собирался продекламировать соответствующий сонет Шелли. Нет, судя по всему, проблем со старостью у него не будет.

— Тебе что-то снилось?

Он повернулся и изучающе посмотрел на ее безучастное лицо… Классический тип. Вылитая Грета Гарбо. «Господи, и почему это ко всему примешиваются эти давно умершие лица? Умершие еще до моего рождения. И почему я не могу хоть на короткое время от них избавиться? В том числе и от этого», — сказал он себе, вновь увидев узкое, изможденное лицо человека столько раз уже виденное на старых видеолентах.

«Вот результат того, что я столько времени провел в архивах компании».

Он потянулся к Энн и поиграл ее грудью. Грудь была тяжелой и, к его удивлению, прохладной… Ладонью он ощущал биение ее сердца.

— Я был… — он замер, пытаясь хоть что-то вспомнить.

То, с какой скоростью забывались его сновидения, порой приводило его в бешенство.

— Ну, я видел, — неторопливо промолвил он, — как тут все было еще до того, как пришел СКРАП. Когда город был пуст и неподвижен… И я вроде бы как проплывал сквозь эти покинутые дома, и все было покрыто толстым слоем пыли. Развалившиеся диваны, мертвые телевизоры. А потом я был в универмагах и торговых центрах, где все товары, одежда, тостеры и все прочее превратилось в однообразную грязную массу.

Он уставился в угол комнаты.

— А потом я брел по автостраде… и она была пуста, лишь сорняки… да редкие поржавевшие кузова.

Он знал, что в этом сне было что-то еще, но подсознательный ужас мешал ему припомнить, что именно. Державшая грудь рука безжизненно повисла, он присел на самый край кровати. Не торопясь, все еще сбрасывая с себя остатки ядовитых грез, он начал одеваться, подобрав одежду с пола. «Ничего это не значит, — подумалось ему. — Абсолютно ничего… Просто она за мной наблюдает и думает, неужто я не выдержал..».

Застегнув рубашку, он извлек из кармана сложенный вчетверо листок и развернул его. Бумага уже позатерлась. Он еще раз прочитал записку и опять положил ее в карман. ДОРЦ. ОНИ ЗНАЮТ, АЭРОПОРТ УТРОМ. Сукин конспиратор! Что они знают?

«Вероятно, все, — с мрачным видом решил Дорц, — в этом-то и вся проблема».

— Пошли, — он повернулся лицом к Энн. Она положила голову на свою элегантную бледную ручку, смерив его взглядом. — Нечего здесь сидеть.

— До рассвета еще несколько часов. Сейчас его там не будет.

— А я не могу здесь оставаться, — он вцепился в край матраса и потянул его на себя. — Я должен идти.

Она подняла голову и понимающе кивнула.

«Она знает, что я имею в виду… и что мне нужно».

Он встал, пересек комнату, подошел к окну, отдернул занавеску и посмотрел в ночь. К западу просматривались смутные очертания центра Лос-Анджелеса.

«Темные нависающие контуры на фоне ночного неба, ожидающие своего воскрешения», — по философствовал он.

Ослепительный свет заливал среднюю секцию окон одного из небоскребов. Слишком далеко, чтобы разглядеть занятые своей службой отделы СКРАПа, но он мог представить, как они там сейчас трудятся, неустанные, словно муравьи. «Но я-то знаю, кто жирная королева-мать их муравейника». Оторвавшись от окна, Дорц стал рыться по ящикам в поисках куртки.

Он вспомнил конец своего сна, уже когда они с Энн вышли из дома и направились к припаркованной у подъезда машине. «Вот что там было, — подумал он, почувствовав, как внутри у него что-то оборвалось. — Автомобиль». На мгновение он задержался около этого редкого экземпляра антиквариата, сжав изъеденную ржавчиной, прежде хромированную, ручку дверцы. «И было это на заброшенной автостраде, — вновь припомнил он. — Она была так же пуста, как и остальные. Я проплыл сквозь ветровое стекло и не было ни малейших признаков ни меня, ни кого бы то ни было. Лишь зияющая пустота да неподвижность».

— Что-нибудь не так? — Энни залезла в машину с другой стороны и растянулась на переднем сидении, глядя на него снизу вверх через открытое окно.

Дорц покачал головой. «Сны, мать твою…» — подумал он. Особенно последний хорош. Он оставил внутри какую-то тяжесть, вывел его из строя. Нагнувшись, Дорц тяжело вздохнул, набрав в легкие прохладного ночного воздуха, попытался растворить застрявший в горле ком. «Все пройдет, — успокаивал он себя. — Ну, давай, парень. Ты же можешь. Прыгай в машину и вперед, Адреналин Кид!».

— Дорц? — в ее голосе чувствовалось волнение.

— Да, все о'кей, — он распахнул дверцу и сел за руль…

Только бы вновь двигаться, а там уж можно ни о чем не думать. Повернув ключ зажигания, он прислушался к тому, как закашлял двигатель, — готово.

«И кроме того, — подумал он, выруливая на улицу, — через пару часов я должен буду каким-то образом найти его в аэропорту».

Записка покоилась в кармане рубашки, прямо у самого сердца. Его охватила знакомая ярость. Добрый знак. Признак жизни.

«Еще будет время забыться, если разберусь с этим делом».

След фар танцевал на стенах пустых домов, Дорц прибавил газу.

Она вернулась в квартиру раньше, чем он ожидал, и застукала его. Когда дверь открылась, он стоял, держа в руке дымившую кастрюлю, по колено в картонных коробках, загромождавших пол. Книги, ленты, бумаги, старая одежда. Все, что накопилось за двадцать два года жизни. И на боку каждой коробки было написано «Р. Д. Леггер», как будто из содержимого можно было собрать нечто, этой надписи соответствующее. Он ничего не сказал, когда она перевела взгляд с коробок на него. Закрыв за собой дверь, она пробралась к единственному на всю комнату обитому стулу, села и закрыла глаза. Ее рука раскачивалась между двух картонок.

— Не хочу, чтобы после меня хоть что-то осталось, — промолвил Леггер.

— А я что, просила чего? Жги, мне все равно. Он перемешал пепел в кастрюле закопченной ложкой.

— Не думаю, чтоб тебе из этого хоть что-то понадобилось.

— Вероятно, да, — закинув ногу на ногу, она с безразличным видом уставилась в противоположную стену.

«Как всегда в отключке», — подумал он. Обычное дело. Он пронес кастрюлю по кухонному коридору и откинул болтавшуюся стенную панель. Пепел полетел в так и неиспользованную вентиляционную шахту. Незримый и безвольный. Снизу знакомо пахнуло морем. Быть может, пепел осядет на дне Тихого океана, или же его прибьет к далекому японскому берегу.

Он полностью отодрал панель, прислонив ее к дверце микроволновки, бросил взгляд на растрескавшиеся пластмассовые часы, стоявшие посреди теперь уже пустого книжного шкафа, затем посмотрел на оставшиеся коробки, загромождавшие пол. До него вдруг дошло, что он не успеет все сжечь. Дорц нагнулся и поднял коробку с дешевыми книжками в пестрых лощеных обложках. Она извлекла одну из них и бегло перелистала.

— Хочешь, чтобы я тебе это оставил? — спросил он.

— Нет.

В ее голосе сквозило полное безразличие. Мгновение спустя книжки, шелестя страницами, полетели в вентиляционный колодец. На дне следующей коробки он обнаружил свой диктофон, извлек его из мягкого кожаного футляра.

— Не хочешь ли взять вот это? — спросил он, возвращаясь в комнату. Пару лет назад она иногда вышептовывала в него какие-то грустные мелодии. Он протянул его ей.

— Настоящее дерево. Германия. — «Она и так это знает», — мысленно сказал он при этом себе.

Взяв диктофон, она понеслась на кухню.

— Нет! — прокричала она оттуда, шарахнув дорогой вещью о кухонную плиту. И, вернувшись в комнату, добавила:

— Ведь не должно остаться никаких следов… Правильно я говорю? А вот книжный шкаф, он тоже твой. Ты ведь целую неделю торчал на подключке, чтобы его раздобыть. А это немало.

Вцепившись в шкаф, она поволокла его к кухне. Часы свалились с полки и покатились по полу.

— Эй, постой, — сказал он, появляясь в дверном проеме.

Она отпихнула его в сторону. Хоть она и была ему по плечо, силы у нее хватало, несколько полок уже полетели в шахту, прежде чем ему удалось схватить ее за руки.

— Да что с тобой? Она вырвалась.

— А я-то думала, тебе известно все, — изрекла она с мрачным видом.

— Господи, да про тебя-то мне вообще ничего неизвестно.

— И знать нечего, — она отвернулась, и тут в поле ее зрения попала кастрюля, в которой он сжигал бумаги. — Эй, да это же моя лучшая!

Схватив кастрюлю она изучила ее сожженное нутро, после чего швырнула ею в него.

— С подлинной репродукцией Нельсона Рокфеллера на донышке!

Он уставился в ее красное от гнева лицо.

— Ты хотела сказать Нормана Рокфеллера.

— Я хотела сказать, пошел ты на […] сукин сын. Мне точек пятьдесят пришлось получить, прежде чем я на нее заработала.

— Я куплю тебе другую.

— За что? Последние два года ты жил за мой счет.

— Я вышлю тебе деньги из Лос-Анджелеса.

— Ладно, не будем, — она бросила кастрюлю в вентиляционную шахту. — Сказать по правде, мне никогда не нравилась эта дурацкая картинка.

Он лишь беспомощно развел руками, не зная, что и сказать. Она пристально посмотрела на него.

— Не бросай меня.

Он с любовью обнял ее.

— Но дай мне побыть одному. Хотя бы один раз. Если я останусь здесь, я просто с ума сойду!

— А разве это плохо? — она прижалась к его чахлой груди. Ее усмешка была печальной. — Ты что нонконформист, а?

— Просто меня затрахали.

— Не льсти себе, сынок. — Она отстранилась от него на дюйм. Голос ее вновь стал жестким. — А разве ты не опаздываешь на шаттл?

— Да.

Они отошли друг от друга… Он направился в комнату.

— Мне лучше поспешить и уничтожить все остальное.

— Оставь. — Она прислонилась к дверному косяку. — Я сама все выкину.

Он повертел в руках одну из коробок.

— Ты уверена? Ты же не бросишь все это в таком виде?

— Нет, конечно же, нет. Согласно кивнув, он отошел от коробок. В конце концов, это уже не имело никакого значения. Он вытащил из-под кровати холщовую сумку и, порывшись в ней, убедился, что все его СКРАПовские документы и билет — на месте.

Она прошла мимо него и коробок. С подлокотника кресла взяла рекламный проспект, врученный на линии прослушивания несколько недель тому назад.

«ПРОЕКТ ПСИХО — сегодня!» — было начертано красными буквами на белой обложке.

— Как ты думаешь, ему удастся прорваться туда? — спросила она, когда он с сумкой в руке уже подходил к дверям. — Прорваться туда, в коллективное бессознательное?

— Кому?

— Ему.

Она развернула брошюрку и показала ему фото.

— Натану Кейту, психонавту.

Он взял книжечку и всмотрелся в это широкое, приятное лицо вождя, явно ухмылявшееся. Вперед, на завоевание дикого серого вещества! Ему стало любопытно, неужели она об этом думала и мечтала последние месяцы, когда они лежали вместе в постели? Неужели за этой маской безразличия так ничего и не таилось? Он вернул ей брошюрку.

— А ты этого хочешь?

— Да, — кивнула она, смахнув слезу. — В таком случае, значит, все было не впустую. Ну, то, что пять дней в неделю я сидела на подключке. Тогда получается, что эта жертва, а не просто плохой поступок. Ведь кгждый — это всего лишь часть команды.

Она швырнула брошюру с портретом героя на пол.

— Именно это внушают тебе на линии прослушивания. Как будто они вовсе не передают энергию отслеженных объектов куда следует.

Он посмотрел на ее озлобленное личико, и она попыталась отвести глаза.

— Мне уже пора.

Она отошла от дверей, открывая их перед ним. Посмотрела, как он перешагивает порог, идет по коридору… Вдруг он повернулся к ней.

— Вполне возможно, ты станешь свидетелем осуществления ПРОЕКТА ПСИХО. Именно на это место указывают полученные в результате перехвата данные.

Он взял холщовую сумку в другую руку.

— А я не ходила на них, я имею в виду подключки. По крайней мере, два последних дня не хотела, чтобы ты знал. Просто гуляла или сидела в парке, когда ты думал, что я на работе. И никаких точек не выявила, так что не видать мне в этом году квартальной премии, как своих ушей.

— Сожалею.

Она машинально кивнула.

— А я так хотела хоть что-то почувствовать, когда ты начал собираться… Ну, чтобы все было как прежде. Случись это, может, ты бы и не уехал… — она отвела глаза. — Думаю, что это была не самая лучшая мысль… Быть может, в том, что из тебя высасывается вся энергия, и есть какое-то преимущество. Все острые углы тогда выравниваются, и уже не обо что уколоться.

— Может быть, — он невольно смерил взглядом коридор.

Она, заметив, что он смотрит не на нее, вернулась в квартиру и стала прикрывать дверь,

[]

в обрамлении сужающегося прямоугольника. — А потому не пиши… Вероятно, я уже не вспомню о тебе… Прощай!

Дверь захлопнулась прежде, чем он успел что-либо сказать.

«Прощай», — подумал он позже, когда несся в подводном метро, соединявшем ковчежец, служивший ему столь долго домом, и берег. Прочь от плавучего города и его обитателей, прочь от их надежд и мечтаний. В Токио, в аэропорт… А оттуда в Лос-Анджелес. В этот час вылетает шаттл. Он откинулся на мягком сиденье где-то посреди этого теплого темного океана, мчась сквозь него с фантастической скоростью.

Вертолет опустился на поле, и трое поджидавших его двинулись от машины. Они шли по растрескавшемуся бетону, поросшему сорняками. Ни один самолет не смог бы здесь приземлиться: от оставшихся от Лос-Анджелеса развалин удалось очистить пятачок чуть побольше самого вертолета. Основные здания аэропорта находились на почтительном удалении от этого сектора. По выброшенной из вертолета металлической лестнице опустился грузный бородач в белом комбинезоне. Один из ожидавших, в тройке и при галстуке, хотел подать бородатому руку, но тот жестом остановил его и самостоятельно спрыгнул на землю. Два телохранителя в черной форме держались в нескольких шагах от этой парочки, последовавшей к машине сквозь поднятую вертолетом пыль.

— Ну?

Тот, что ждал, указал на серый лос-анджелесский горизонт.

— Вы готовы? Мы все намерены ехать в тот конец. Только слово скажите.

— Нет. — Седая борода развевалась по ветру. — В первую очередь мне хотелось бы поговорить о другом.

— Да вы просто время теряете, — встречавший открыл дверцу автомобиля. — И без всякой на то причины.

— Что же поделаешь, если дела обстоят так, а не иначе, — бородатый скользнул в темный мягкий салон. — Но пока я здесь — ни вам, ни вашей команде ничего с этим не поделать. — Он оглянулся на того, что помоложе. — Эй, я рад, что ты так хорошо воспринял.

Молодой действительно смеялся. Улыбка на слепящем лос-анджелесском солнце.

Большую часть полета Леггер глаз не открывал. Легкое напряжение покинуло его лишь тогда, когда плазменный двигатель набрал обороты. «Хорошо бы поспать», — подумал он. Но сон не шел, а они, между тем, прорезали воздушные мили над Тихим океаном. Он открыл глаза. — «Интересно, сколько же еще до Лос-Анджелеса?» — и посмотрел на ряд затылков сидящих в креслах впереди него пассажиров. Кое-кто был виден в профиль — беседовали друг с дружкой. «Первопроходцы, — подумалось ему. — Все как один — отважные сердца. Ну прямо как я».

Однако полной уверенности в этом он так и не почувствовал.

— А чего вы ищете?

— Что-что?

Леггер повернулся и увидел лицо сидевшего рядом с ним человека. Круглолиц и дружелюбен, словно улыбающийся розовый воздушный шарик. Уже за сорок.

— Ну, в Лос-Анджелесе, — незнакомец аж перегнулся через поручни кресла. — Куда вы направляетесь… Чего вы там ищете?

— Ах, вы об этом, — Леггер лишь плечами пожал. — Ну, думаю, работу. — Он обвел взглядом всех остальных, кто сидел в реактивнике, затем вновь посмотрел на круглолицего. — Ну, вы понимаете, хочется же что-то делать.

— Ясно. Понял. — Он наклонился почти что к самому уху Леггера и перешел на заговорщицкий шепот: — По правде говоря, меня затрахало торчать на этом долбаном ковчежце. У меня уже крыша поехала. Хотя, конечно же, я не сказал об этом людям из СКРАПа, когда они меня допрашивали.

Он откинулся на мягком кресле. Прошло несколько секунд, прежде чем Леггер сообразил, что ему полагается теперь что-то сказать в ответ.

— И что же вы им поведали? Круглолицый пожал своими массивными плечами.

— Ну, что, мол, хотел бросить судьбе вызов. В формуляре предпочитаемой работы я указал, что хочу потрудиться над реализацией ПРОЕКТА ПСИХО. Сказал им, что даже работа там дворником воспламеняет мое воображение… И знаешь, это — правда.

— Да? — смерил его взглядом Леггер.

— Еще бы. Когда Кейт взлетит — это ж будет величайшее в истории событие. Я вот что хочу сказать: кому сейчас нужно все это дерьмо о том, что мы когда-то были первыми на Луне? Сейчас об этом никто уже и не помнит. Да пусть проклятые иранцы заберут себе наши брошенные лунные базы! Кому они теперь нужны? Но это-то вещь великая. Я имею в виду коллективное бессознательное. Это куда более лично, нежели кучка замерзших камней и разного рода космический мусор.

— Вы действительно так думаете?

— Конечно… А знаете, что самое главное?! — он схватил Леггера за руку. — Ведь это сделают американцы… Мы покажем им, что нас не смыло в унитаз истории. И вот почему я завербовался — не мог спокойно взирать на рыла этих япошек. Считают себя крутыми, потому что у них есть денежки. А эти треклятые ковчежцы, на которых нас расселили… Очень мило, не правда ли, с их стороны, а? Вы как считаете? А вот когда дело доходит до подвига, до великого рывка…

И он закивал в воинственном удовлетворении. Леггер промолчал. В передней части салона он увидел гигантский видеоэкран, демонстрировавший панораму с камеры, находящейся на носу реактивного лайнера. Рдеющий край Калифорнии на горизонте. Когда они прилетят, в Лос-Анджелесе наступит утро.

— Это будет прекрасно, — прошептал круглолицый. Закрыв глаза, он улыбнулся: — Вы понимаете, о чем я? Вернуться… Возвращение… Конец ссылке! Мне ведь было совсем мало лет, когда пришел Страх и я отправился вместе со своими родителями на ковчежец… Всегда хотел, чтобы вместо этого отправились на восток, по крайней мере, тогда мы до сих пор были бы на американской земле. Хотя я их за это и не обвиняю. Тогда царила такая неразбериха. Но я помню, какое небо было над нашим домом, над нашим настоящим домом — но все время было в серебристой дымке — словно в мягком теплом одеяле. Будет так приятно вернуться на родину.

«А я был всего лишь младенцем. Сироты росли в ссылке. А потому земля для меня ничего не значит, даже если она полита кровью моего отца».

Дорц сидел, барабаня пальцами по рулевому колесу, с мрачным видом следя за плазменными лайнерами, очертания которых просматривались сквозь металлическую сетку ограждения летного поля. Тот заряд адреналина, что он приобрел, мотаясь по местам восстановительных работ в пригородах, пробираясь сквозь завалы вокруг фундаментов, превратились в пламенное нетерпение, которое он испытывал все чаще и чаще в последнее время. Рядом с ним, свернувшись на сидении калачиком, спала Энн. «Она начнет волноваться лишь тогда, когда мне придет конец, — подумал Дорц, — но я…»

— Черт возьми! — заорал он, грохнув кулаком по боковому окошку. Она не проснулась. — Где ж он, мать твою?

— Хекхи? Джеймс?

— Да… Это я. — Круглолицый опустил один из своих чемоданов и протянул руку. — Рад с вами познакомиться. Человек в золотисто-голубой форме СКРАПа извлек из своей конторки несколько официальных бланков и сунул их в руку круглолицего.

— Вот заберите это и отметьте в подразделении СИ. Это дальше по коридору.

— Хорошо.

Сунув бланки под мышку, он поднял свой чемодан.

— Эй, — бросил он Леггеру и при этом подмигнул. — Еще увидимся… Когда-нибудь я тебя разыщу…

— Само собой.

Леггер увидел, как круглолицый засеменил по коридору и скрылся за очередной дверью.

— Ваше имя? — в голосе чиновника сквозило раздражение.

— Леггер Р. Д.

— У меня на вас ничего нет, — процедило официальное лицо, порывшись в бумагах. — А вы уверены, что вы были должны прибыть именно сюда?

— А куда же?

— Заткнись… Эй, Морт! — обратился он к другому человеку в униформе. — Ты получил приходные на Арти Лейкера? Стой здесь, — сказал он и прошел к конторке по другую сторону терминала.

Леггер, переминаясь с ноги на ногу, в очередной раз обвел взглядом интерьер аэровокзала. Можно было видеть некоторых из метавщихся с ним пассажиров, летавших теперь по бесконечным коридорам и кабинетам с документами и багажом в руках, или же, наконец, выходивших под ослепительное солнце Лос-Анджелеса, золотой пеленой блиставшее в конце длиннющего прохода. Блаженство.

У самого здания был какой-то необжитой вид будто его лишь совсем недавно расчистили от всякой дряни и стали использовать по назначению. В углах зала еще лежали кучи мусора, а новехонькая мебель СКРАПа была лишь частично распакована. Столы без ножек лежали на боку, пустые ящики болтались, залитые упаковочной пеной. Крыса — вероятно, лос-анджелесский старожил — высунулась из забитого доверху мусорного бака с огрызком яблока в зубах и пулей метнулась к груде пластиковых контейнеров.

— Вот хреновина, — сообщил, возвратившись, чиновник. Он в замешательстве почесал подбородок. — Ну, думаю они найдутся.

Он протянул Леггеру какую-то записку.

— Вручите это медицинскому подразделению и они сделают вам все необходимые уколы.

Двое парней в белых лабораторных халатах оторвались от бутербродов, разложенных на контейнере, накрытом стерильными компрессами, — ну, прямо тебе скатерть.

— Уколы? — переспросил первый, моргая из-под своих совиных очков. — Вам надо сделать уколы?

— Думаю, что да, — сказал Леггер, протягивая записку.

Медик наклонился и внимательно изучил ее, не вынимая из руки предъявителя. Затем утер перемазанные майонезом губы и вытер пальцы о халат.

— Эй, — обратился он к своему коллеге. — Остался у нас еще три-экс?

Тот, чавкая бутербродом, пробурчал в ответ нечто невразумительное.

— А как насчет панвака? — Он кивнул в сторону Леггера… — Предполагаю, результат будет такой же…

Он взял крохотную ампулу и посмотрел ее на свет.

— Похоже, что срок годности еще не совсем вышел… А где же иголка… — бормотал он, копаясь в коробке с разного рода режущим инструментом. — Наша суб-нью пушка вышла из строя, — извинился медик, когда ему наконец удалось собрать шприц. — Так что уж простите за столь первобытные методы. Не волнуйтесь. Я как-то смотрел в училище видеоленту о пионерах иммунологии. Рукав вот только закатайте. Думаю, вот так будет нормально. Ррр-а-а-з. Ну вот и все… Можете идти.

Он с гордостью продемонстрировал окровавленную иголку. Леггер увидел, как кровь тоненькой струйкой побежала по его руке.

— А бинта не дадите?

— О чем разговор! — медик оторвал кусок своей импровизированной скатерти и прижал его к месту укола. — А теперь позвольте мне проштамповать ваше удостоверение личности, и можете идти на все четыре…

— Какое удостоверение? Похоже, у меня его нет.

— Нет удостоверения? — медики непонимающе уставились на Леггера.

— Да, братец, — с сомнением изрек тот, что был в очках.

— Может, нам и не надо было тебе делать укол. А ты уверен, что прибыл куда надо?

Леггер в очередной раз протянул записку.

— А как насчет этого?

— Думаю, не помешает, — медик взял из его рук листок и проштамповал чистую сторону резиновой печатью. Затем протянул записку вместе с тонюсенькой брошюркой Леггеру. На обложке красовалась надпись: «Добро пожаловать в Лос-Анджелес». Наверное, что-то испортилось, когда они ее печатали. Полистав брошюру, Леггер обнаружил, что все страницы чистые,[]

* * *

— Вот он, — сказал Дорц. Он выбрался из машины и показал на далекую фигурку, появившуюся из густых зарослей и тут же в них скрывшуюся.

— Вот черт! — заорал он. — Что он делает? Ведь он же видел, что я здесь.

Дорц повернулся и закричал на Энн:

— Он меня видел!

Теперь уже фигурка двигалась по свежерасчищенным посадочным полосам, направляясь к зданию аэровокзала, мелькая среди неподвижных плазменных лайнеров.

— А что он, собственно, пытается сделать?

Украшенная колючей проволокой сетка ограды прогнулась, когда Дорц повис на ней, и приняла первоначальный вид лишь после того, как он спрыгнул в сухую лебеду. Он вытирал кровь с содранных ладоней о рубашку прямо на бегу. Тот, кого он преследовал, уже скрылся в здании аэровокзала.

Добежав до этого строения, Дорц рванул внутрь через заваленный всякой дрянью черный ход. Он поднял пыль, копившуюся здесь в течение многих десятилетий забвения, и вскоре уже отчетливо ощущал во рту ее привкус. Добравшись до главного прохода, он увидел в обрамлении массивного стеклянного входа в зал ожидания то, что так боялся увидеть. То, что он уже не в состоянии предотвратить.

— Проклятье! — он трахнул кулаком об стену. Полетели алые брызги, но этой боли было мало, чтобы пересилить охватившую его крайнюю степень безысходности.

— Черт бы их всех побрал!

* * *

Леггер сощурился на уничтожающе-ярком солнце! Потихоньку его глаза привыкли, и он наконец-то рассмотрел, как выглядел аэропорт снаружи: все эти реактивные лайнеры и частично восстановленные посадочные полосы. Ритмично чихая, экипаж, напоминавший древний сельский трактор с улыбающимся стариком за рулем, загромыхал по асфальту прямо ему навстречу. Как пить дать, лос-анджелесское такси. Трактор и его водитель были все еще в некотором отдалении, когда кто-то схватил его за локоть и потащил по дорожке в противоположном направлении.

— Леггер? Вы Р. Д. Леггер? — умолял незнакомец. Леггер посмотрел на того, кто в него вцепился. Он увидел белоснежный комбинезон, все еще блиставший из-под слоя пыли, но солнце, сверкающее на потном лице, делало невозможным разглядеть хоть какие-то детали.

— Да, я — Леггер. Но что, собственно…

— Да так, ничего. Ты лучше-ка возьми вот это.

У незнакомца была при себе пачка бумаг, перевязанная бечевкой. Он бережно прижимал ее к груди. Незнакомец притянул Леггера поближе к себе. Казалось, он боится, что его бумаги расплещутся и, словно вода, прольются на эту сухую землю.

— Минуточку, — наконец-то глаза Леггера привыкли к слепящему солнцу. Он уже где-то видел это лицо, сейчас столь напряженное, но прежде искренне улыбавшееся сотни раз. Чисто выбритое на фотографиях, а теперь обрамленное седой бородой.

— Так вот вы кто. Вы — Натан Кейт.

— Сейчас это не имеет ровно никакого значения, у нас нет времени, вот, возьмите! — психонавт повернулся, уткнувшись плечом в грудь Леггера. Похоже, он собирался шепнуть что-то ему на ухо.

И тут Леггер заметил вдалеке две фигуры в черном, в руках у них было нечто блестящее. Не спеша они направлялись к Леггеру и психонавту. Не зная, что предпринять, Леггер отступил на шаг назад.

— Что там такое?

Губы психонавта задрожали, рот приоткрылся. Когда его коленки подкосились и прижатая к груди кипа бумаг полетела на землю, потоком хлынула кровь.

 

ГЛАВА 2

Первым делом они доставили его в комнатенку без окон и дали ему чашку кофе без сахара. Через несколько минут уже другой полицейский (он все еще не был уверен окончательно в том, кто они такие, на их значках было просто написано СКРАП) забрал чашку, а заодно и стул. Пол здесь был — промерзший бетон. Он обжигал ступни, когда, забрав у него ремень и туфли, два охранника повели его по коридору, заставленному шкафами с какой-то картотекой. Когда они проходили мимо зарешеченного окна, Леггер заметил, что снаружи уже стемнело.

«Так, значит, меня продержали здесь целый день», — сообразил он. Кровь, плеснувшая на его рубашку, уже успела засохнуть коркой.

Те двое в черных костюмах, из аэропорта — первый — грозная гора зобатой плоти, второй — тощий доходяга — занимали небольшой кабинет, куда его наконец привели. Жирный злобно ухмылялся, глядя из-за стола на Леггера, в то время как второй с отрешенным видом таращился в темное окно. Конвойные усадили Леггера на стул, стоящий у стола, после чего вышли.

На столе, поверх разбросанных бумаг, валялся целлофановый мешок с его туфлями и ремнем. В другом пакете находилась окровавленная кипа бумаг, которые пытался передать ему Натан Кейт.

«Еще до того, — подумал Леггер, — как эти двое того Натана грохнули».

Прошло несколько секунд, пока Леггер и агент СКРАПа таращились друг на друга. Агент зевнул и почесал розовую щечку.

Леггер ощутил внезапную вспышку ярости, на мгновение заставившую его позабыть страх. «Мать твою», — подумал он про себя.

— Так что, мне теперь можно идти?

Толстый агент заморгал глазками и откашлялся.

— Нет, — наконец изрек он. — И когда мы так говорим, то это значит, положеньице твое хуже некуда, Леггер.

— Но что я сделал? Я просто прилетел сюда и…

— Когда-нибудь прежде с этой личностью встречался? — Журнальное фото Кейта с воздушной улыбкой столь мужественной челюсти покоилось на агентовой лапище.

— Валяй дальше, — ответил Леггер. — Лучше скажи, кто его не знает. Это ж как-никак знаменитость.

«Точнее, была знаменитость, — подумал он про себя, — когда-то». Труп сложился бесформенной кучей кровавого тряпья, одна рука его вцепилась Леггеру в коленку.

Агент порылся в разбросанных по столу бумагах.

— А чего он к тебе подошел?

— А откуда мне знать. По правде говоря, выглядел он, как будто бы был немного того… ну, не в себе, короче говоря, смахивал на сумасшедшего.

Искренняя улыбка из рекламных роликов ПРОЕКТА ПСИХО на лице Кейта и впрямь отсутствовала.

— Знаешь, что это такое? — жирный потряс в воздухе окровавленной пачкой бумаг.

— Нет.

Еще одно фото человека с гитлеровской челкой до самых сверкающих одержимостью глаз оказалось под носом у Леггера. Он отрицательно завертел головой.

— Никогда прежде я этого человека не видел. Агент что-то проворчал и откинулся на спинку кресла, сложив руки на своем брюхе.

— Ох, и попал же ты в переплет, Леггер. — В его тоне почему-то чувствовалась радость. — Тайное проникновение на охраняемую территорию — это тебе уже одна статья. Документы все поддельные. Удостоверения личности нет.

— Но это ж не моя вина!

— Заткнись! Подозреваешься в преступном заговоре, шпионаже, измене — какой бы ни была истинная связь между тобой и Кейтом. К тому же твоя фамилия мне почему-то кажется знакомой.

— Но разве не было здесь в старину футбольной команды, что называлась «Лейкерс»?

— Не пытайся строить из себя умника. Фамилия Леггер мне впрямь — кажется знакомой.

Агент почесал свой внушительный подбородок.

«Мать твою! — осенило Леггера. — Так это обязательно будет в моем личном деле. Грехи отца..». Конечно же, он не упоминал о них СКРАПу, когда подавал заявление, — чего ж заранее отнимать у себя последний шанс. «Но в скорости, — с ужасом подумал он, — похоже, вся правда всплывет». Словно открывшийся гнойник, кровавое пятно расплывается по его лицу. Такую очевидную для всех отметину ничем не смоешь.

— Хотя сейчас мы намерены тебя отпустить. — Агент швырнул через стол ремень и туфли. — Гуляй, пока мы не решим, что с тобой делать. И смотри, не вздумай смыться, хотя, куда тут пойдешь.

Леггер кивнул, спешно натягивая туфли… Проклятая информация уже, должно быть, в пути.

— И поосторожней, — погрозил ему жирный палец, — есть тут в Лос-Анджелесе такие клоуны, и не дай бог мы тебя с ними застукаем, ты понял?

— И кто же такие?

— Забудь… и впрямь, мы сделаем тебе больно, если ты нас на это вынудишь. Мы ведь в постоянной готовности. Так что запомни: в случае, если к тебе опять подойдет кто-нибудь со странностями… — Он спешно написал что-то на листке бумаги и протянул ее Леггеру. — Немедленно свяжись с нами, если это случится.

Леггер прочитал имена на листочке. Агенты службы безопасности Хддо и Таормина. Интересно, кто же из них кто?

Второй по-прежнему глазел в темное окно. Сложив листок, Леггер положил его в карман рубашки.

Темная улица близ полицейского управления; серп луны показался между двух небоскребов. «Да что же это, черт побери?» — подумалось ему. Возвышавшиеся городские очертания простирались во все стороны от него. Леггер хотел было вернуться в управление, чтобы спросить, куда же ему теперь идти, или, вполне возможно, они разрешили б ему покемарить до утра в одной из камер, но дверь уже оказалась закрытой. Он наблюдал, как одно за одним гаснут окна этого здания. Медленная смерть управления. Ну, и что теперь? Господи, он даже не знал, сколько же сейчас времени…

Он побрел куда глаза глядят по неосвещенной улице, лишь бы подальше от этого полицейского участка. Но даже до ближайшего поворота не дошел, как услышал за спиной какой-то шум: автомобиль, длинный и мерцающий, подобно замерзшим чернилам. Задняя дверца распахнулась, и чей-то голос позвал его из темноты:

— Мистер Леггер.

Он отпрянул на тротуар, сердце его бешено забилось.

— Да… в чем дело? — озабоченным тоном спросил он. Того, кто сидел в машине, из-за кромешной тьмы разглядеть не представлялось возможным.

— Пожалуйста, сядьте в машину, — попросил его голос невидимки с заднего сиденья. — Мне бы хотелось с вами поговорить.

Вот дерьмо! «Наверняка это западня, — подумал Леггер. — Сейчас они за мной следят оттуда и ждут, что я полезу, или же готовятся дать мне по башке кастетом, когда я это сделаю».

— Я знаю, о чем вас предупредила полиция, — сказал голос из машины. — Ко мне это не относится… Поверьте, я тот, кто приказывает полиции…

В тусклом свете звезд Леггер наконец-то разглядел с серьезным видом взиравшее на него лицо водителя. Никакой угрозы, лишь вполне определенная выжидательная готовность, в конце концов заставившая Леггера сесть в машину. Он почувствовал ощутимую легкость, словно бы с горла убрали душившие его руки, когда широкое лицо водителя отвернулось к ветровому стеклу. Дверца захлопнулась, и автомобиль бесшумно заскользил вдоль по улице. Плечи Леггера погрузились в мягкую обивку сиденья. Глаза его постепенно привыкли к полумраку салона. Он разглядел рядом с собой старика с седой бородой — старик был одет во все белое, что-то вроде летнего комбинезона с большими карманами на молниях.

«Должен ли я знать, кто это?» — мысленно спросил себя Леггер. Что-то припоминалось, но не живая картинка из прежней жизни, а нечто плоское и неподвижное, вроде газетной фотографии. Вероятно, опять какая-то знаменитость. Но вот хорошо это или плохо, Леггер пока никак не мог сказать.

— Это много времени не займет, — промолвил бородатый как бы извиняющимся тоном. — Я просто хотел узнать, как вы поживаете…

— Что?! — не поверил своим ушам Леггер. Он уже совершенно ничего не понимал. — Вы хотели узнать у меня что?!

— Конечно же, все это может показаться вам чрезвычайно странным, — продолжал старик; в окруженных сетью морщин глазах появилось некое подобие доброго участия. — Но вы не должны отчаиваться, Леггер. Ведь существует тот, кто за вами присматривает. И я хочу, чтобы вы об этом знали. Ваша судьба нам не безразлична, Леггер. Вы — чрезвычайно важная персона.

Господи, да что же это? Леггер в изумлении воззрился на старика. «О чем это он? И если это уж такие для меня великие новости, почему же я сам этого не ощущаю? О, Боже, мне ничего об этом не известно. А впрочем, быть может, он сумасшедший..».

Автомобиль остановился, и бородатый открыл перед Леггером дверцу.

— Ни о чем не беспокойтесь, — бросил он бодрым тоном. — Все будет хорошо.

Леггер вылез из машины и стал на тротуар.

Дверца закрылась, короткое замыкание, вызванное в его мозгу нежданными словами незнакомца, похоже, давало о себе знать… С тупым видом наблюдал он, как машина скользит прочь, и лишь потом сообразил, что мог задать бородатому превеликое множество вопросов. Более того, он вдруг сообразил, что шикарный автомобиль, в котором он только что находился, успел сделать один-единственный круг по кварталу. И теперь Леггер вновь стоял у полицейского участка. А ведь он мог попросить, чтобы его куда-нибудь подвезли. Он направился в том же направлении, как и несколько минут назад, прежде чем его не перехватила машина и ее призракоподобный обитатель. За спиной послышался какой-то механический грохот. Леггер обернулся. Он попал в слабый, дрожащий луч света, спазматическое тарахтение мотора становилось все явственнее. По мере приближения, Леггер распознал трактороподобный экипаж, виденный им у аэровокзала перед самым убийством Натана Кей-та. На тракторе восседал все тот же старичок, только теперь, явно спасаясь от ночного холода, он был укутан в выцветший плед.

— Эй! — закричал Леггер, размахивая руками. — Давай сюда…

— Жди, — отозвался морщинистый возница. — Щас подъеду.

Тракторное средство остановилось, поровнявшись с Леггером.

— Залезай.

Леггер помешкал, вспомнив предупреждение толстого агента безопасности. Но ведь это всего-навсего старый… кто? Как называли тех, кто остался, когда страх вынудил бежать всех, живших восточнее Скалистых Гор? Остки… точно, остки… Вероятно, это сокращение от слова «останки», а может, «остатки». Но так или иначе, это всего лишь старый осток. Что для Лос-Анджелеса неудивительно. Он уселся рядом с почтенным водителем.

— Вот твоя сумка, — сказал старик, тыча куда-то пальцем через него. — Она оказалась единственной забытой сегодня в аэропорту, потому я ее для тебя и забрал…

Трактор рванул вперед, набирая скорость.

— Спасибо.

Он уже позабыл, что забирал кое-что с собою с ковчежца. Впрочем, в сумке ничего стоящего не было — одна лишь одежда.

Он извлек небольшую холщовую сумку из сколоченного из досок ящика за водительским сиденьем и положил себе на колени. Затем некоторое время сидел, размышляя, в окружении тьмы и тарахтенья мотора. Если полицейский участок закрыли, тогда, значит, и аэропорт и все офисы СКРАПа, где бы они ни находились, тоже на ночь будут закрыты. И ничего сейчас не остается, как ждать наступления утра… а там уж он что-нибудь придумает. Быть может, найдет себе какую-нибудь работенку… место жительства… и позабудет про те безумные ночи в машине.

— Вы можете доставить меня куда-нибудь, где я мог бы до утра вздремнуть? — спросил он у старика.

— Само собой, — ответствовала сморщенная голова. — Мы туда как раз и направляемся.

— А как насчет чего-нибудь поесть? — В животе у него уже давно бурчало с голодухи. — Есть тут столовка какая-нибудь?

— Ну что ж, раз так… то вполне можно… мясо любишь?

— Мясо… Ты говоришь о всамделишном мясе? Старик кивнул, усмехаясь. ВИР — Думаю, оно приведет тебя в норму.

Они тарахтели, углубляясь в темные городские дебри; хлопки двигателя эхом отдавались от стен, пустых небоскребов.

— Ну что, застращали они тебя там?

— Что-что? — Леггер очнулся от внезапно охватившей его дремы. — Ах… да… ну, самую малость.

Старик с отвращением фыркнул.

— Они думают, что они такие крутые. Дерьмо! Никакие они не крутые… Хлещут кофе с утра до ночи да суют свой нос куда не надо, прям как всамделишные копы. Да только я говорю, что никакие они не полицейские. — В трескучем голоске чувствовалось озлобление. — Так себе, хулиганский сброд, доставленный сюда этой краповой дрисней.

— «Дрисня»… «крап»?.. Верно, вы хотели сказать СКРАП?

— Как бы они ее ни называли, суть остается та же. — Судя по всему, его презрение к этой организации было непреодолимым. — А ты что, собираешься на них работать?

— Да… а… именно поэтому я сюда и прибыл.

— Страх, который изгнал тебя отсюда в первый раз, уже прошел.

— Я был младенцем, когда все это произошло, и совсем ничего не помню… — В душу Леггера закралось сомнение. — Что, что… что ты сказал? Значит, ты можешь угадать, что я родился именно здесь? Что я отсюда родом?

— Ну, есть своего рода отметины, если ты, конечно, можешь их видеть… Да… есть отметины.

— Да нет же, — пробормотал Леггер, он плотно обхватил себя руками, пытаясь согреться. Темные контуры зданий уменьшились и как бы растянулись… Небо стало чище, и вскорости он заснул на трясущемся сидении.

— На вот, возьми это, — сказал ему психонавт, но на сей раз в его голосе не чувствовалось ни спешки, ни паники.

— Что это? — Леггер покрутил в руках незапятнанную пачку бумаг. По какой-то непонятной причине она была удивительно тяжелой, такой тяжелой, что он чуть не уронил ее на землю. Отец его не ответил, он лишь печально посмотрел на сына…

И Леггер тотчас же проснулся… Тьфу ты, черт, он чуть не свалился с трактора. Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог вспомнить, как же выглядело лицо, которое он никогда не видел живым. Затем вновь постарался отогнать от себя этот образ.

— Где мы? — Он внимательно изучил очертания по обеим сторонам дороги и наконец-то признал в них дома.

Трактор въехал в небольшой обитаемый район, узкую улочку с маленькими домишками. Все они были темными и густо позарастали плющом. Неосвещенный лос-анджелесский горизонт по-прежнему виднелся за ними.

— Это здесь, — сказал старик. Его громыхающая мототелега уткнулась колесом в бордюр и наконец-таки затихла. — Вот тут ты и остановишься.

— Здесь?

Леггер в растерянности уставился на домишко, к которому они подъехали. Темный и покосившийся, он еле просматривался из обступивших его зарослей. С одной стороны поблескивало растрескавшееся витражное окно.

— Внутри довольно-таки чисто. Этот твой «крап» готовил этот район для новых поселенцев, вроде тебя… но почему-то они потом его бросили. — Старик спрыгнул с трактора и показал на узенькую тропинку. — Следуй за мной.

Леггер с холщовой сумкой в руке пошел за ним до самого крыльца. Старик несколько секунд искал в кармане ключ.

— Отряд по расчистке оставил его в замке, когда они привели все в порядок… и поэтому я решил его на всякий случай сохранить.

В следующее мгновение он уже открыл дверь… Из темного нутра постройки пахнуло спертым воздухом. Старик щелкнул выключателем. Верхнее освещение, помигав некоторое время, стабилизировалось, заливая ровным светом пустую комнату.

— Видал? — похвалился старик. — Это вот я сделал самодельное ответвление к новопостроенной подстанции.

Похоже, что стены и полы начисто отдирали от какого-то мха, оставившего после себя огромные пятна, подобные бурым татуировкам повсюду. Леггер ходил за стариком из комнаты в комнату, включая свет.

— Тут даже есть холодильник… И плита… — сообщил старик.

Посреди кухни располагался шаткий стол со стульями. Створки платяного шкафа были распахнуты, демонстрируя пустые полки.

— А вот тут — кровать, — он открыл очередную дверь. Кровать прогнулась до самого пола и более всего напоминала некое большое животное, умирающее от перелома позвоночника. — Не правда ли, довольно миленькая?

— Да… похоже на то… — От взвешенной в воздухе плесени у Леггера засвербило в носу.

— Может, оно и к лучшему, что этот твой «крап» разрешил тебе сюда переехать, — нервно поозиравшись по сторонам, старик прокашлялся. — В общем, ну… короче говоря, все это будет стоить пять долларов…

— Ах… да… за то, что вы меня сюда доставили.

— Ага… — морщинистое личико скривилось в извиняющуюся гримасу. — Вообще-то у них есть автобус, подбирающий новоприбывших, но иногда… я могу подвезти странников вроде вас… И я подброшу вам мясца, которое обещал…

— Я не могу вам заплатить прямо сейчас… Простите… у меня с собой лишь несколько йен… а так больше ничего…

— Не надо. Сейчас в округе все пользуются местными облигациями. Так что вы скажете мне свое имя, а я попозже сполна все с вас получу.

Он порылся в своем засаленном кармане рубахи, достал карандаш и клочок бумаги, который затем протянул Леггеру. Старик внимательным образом изучил бумажку, когда Леггер вернул ему ее обратно, и вновь спрятал.

— Рад был с вами познакомиться, мистер Леггер. Меня зовут Хови Динер.

— Вот и ладненько, — констатировал Леггер. Его охватил внезапный приступ крайней усталости. Который же сейчас час? Он понятия не имел, сколь долго ему пришлось трястись на этом допотопном тракторе по ночным улицам Лос-Анджелеса.

— Сказать по правде, я очень устал, — так что лучше будет…

— Подожди-ка минутку, — старик побежал на улицу и быстро вернулся с рюкзаком приличных размеров. Оттуда он вывалил на стол несколько завернутых в серую бумагу кусков. — Вот, это вот свиная вырезка, — сказал дед, указывая на один из свертков. — А вот здесь ребрышки, а вот там — бекон.

— Большое вам спасибо.

— Тебе бы лучше положить все это в холодильник, сынок, ты же понимаешь…

— Да, да, я так и сделаю…

— Ну что ж, тогда все о'кей… Может, завтра еще увидимся.

Леггер наблюдал сквозь открытую входную дверь, как с грохотом завелся трактор, потарахтевший затем к центру города.

Тьма была столь кромешная, что казалось, будто бы старика поглотил холодный космический вакуум. Пустота простиралась подобно неподвижному океану во все стороны от островка света, разливавшегося в ветхом домишке. «Лос-Анджелесские ночи… — подумалось Леггеру, — неужели все они такие?». Он вернулся на кухню и заглянул в холодильник. Свертки с мясом ощущались непривычной тяжестью в руках, твердые и мягкие одновременно. Он ощутил влагу на ладонях и где-то на полпути между холодильником и столом посмотрел на то, что было у него в руке — кровь просочилась сквозь обертку… Сырое красное пятно… Он застыл на месте… Вид промокшей от крови бумаги. Он очнулся, стоя нагнувшись над раковиной, вцепившись побелевшими пальцами в ее край… Ему так хотелось хоть что-то выблевать… Он слабо застонал, когда его живот свела судорога, но наружу так ничего и не вышло. Рот наполнился кислой слюной, и он сплюнул ее в раковину, после чего выпрямился.

Его тело охватила дрожь. Когда дом вновь погрузился во тьму, он наощупь пробрался до спальни и наконец-то лег… Одеяло было тонким, но все же согревало. Пролежав под ним несколько минут, он вдруг услышал отчетливое шуршание, доносившееся из кухни. Странно, но сохраняя ночное спокойствие, он встал и, подойдя к дверям, наощупь нашел выключатель. Собачонка, коротконогая дворняжка, удивленно заморгала на него на ярком свету. Песик нашел сверток с мясом, который обронил Леггер, и теперь пытался содрать с него бумагу. Грязные следы на полу вели к обрывку растрескавшейся черной резины, которой была подбита вторая дверь, выходившая с кухни на улицу. Обитатели дома, где бы они сейчас ни находились, должно быть, держали собаку.

«Долждо быть, мамашу вот этой самой», — подумал Леггер. Поколения собачьей преданности, ожидавшие, когда же вернется пораженный страхом хозяин.

— Прости, дорогой, — сказал Леггер, поднимая сверток с пола. Собачонка предусмотрительно посеменила назад на своих кривеньких ножках. — Но они еще не вернулись.

Леггер развернул сырую бумагу. Содержимое свертка теперь уже совершенно ничего для него не значило. Расстелив бумагу на полу, он направился обратно в спальню. Собака изучала обстановку всего лишь несколько секунд, а затем поспешила к мясу. «Доверчивая душа», — сказал себе Леггер… А может, он просто голодный. Выключив свет, Леггер забрался в постель. Чуть позже, когда он уже почти засыпал, то почувствовал, как что-то тяжелое опустилось ему на ногу, и он услышал частое собачье дыхание, тепло и запах псины. «Ну теперь он мой, — подумал Леггер в сонном удовлетворении. — И как это все движется по нарастающей, причем, с каждым разом я становлюсь все реальнее».

 

ГЛАВА 3

Чей-то голос:

— Эй, давай-ка, дружок, вставай.

— Чего? — Леггер с трудом продрал один глаз. Дневной свет заливал лишенную занавесок комнату. — Чего?

— Давай, давай, — человек, склонившийся над Леггером, снова потряс его за плечо.

— Что, собственно, происходит? — он оттолкнул руку незнакомца и с трудом заставил свои глаза открыться.

— Вставай, ты меня понял? — заявил невесть кто, вломившийся к нему с утра пораньше.

— Вот дерьмо… Мать честная…

Леггер наконец-то признал это лицо. Он видел его прежде всего лишь один раз, на фотографии, которую ему показывал агент СКРАПа. Пронзительный взгляд из-под длинной челки, падающей наискосок на лоб. Голова Леггера снова упала на подушку, и он вновь закрыл глаза. Такое впечатление, что пыль копилась во рту всю ночь напролет.

— Убирайся отсюда, кто бы ты ни был, я не хочу иметь с тобой дело. Так что давай; пошевеливайся.

Резкий металлический щелчок. Леггер вновь открыл глаза и обнаружил, что смотрит в дуло внушительного вида старинного пистолета. Крохотные пятна ржавчины словно капельки крови на вороненой стали.

— Мать твою, ты встанешь или нет? — злобно процедил обладатель челки. — Ты же уже проснулся, так что давай, поднимай свою задницу.

Леггер вылез из-под выцветшего одеяла и свесил ноги с кровати. «И почему это я всегда оказываюсь крайним?» — с отвращением подумал он.

— Быстро, взял туфли и на кухню! — крикнул злодей, махнув пистолетом в сторону двери.

Песик был уже на кухне, где его почесывала за ушком молодая женщина. Была она одета в свитер, затертый до дыр от ветхости и долгой носки, и точь-в-точь такие же джинсовые куртку и штаны, как и у того парня, что держал сейчас пистолет. Она подняла взгляд на Леггера, когда он вошел в кухню, повернув к нему на пару секунд свое бледное узкое лицо. Лицо, абсолютно ничего не выражавшее. Затем с видом, будто бы ей уже наскучило смотреть на Леггера, она вновь обратила все свое внимание на сидевшую перед ее стулом собаку. Дворняга завиляла хвостом.

Тот, что держал пистолет, сел на один из свободных стульев, после чего указал дулом на другой, находившийся с противоположного края стола.

— Ну, а теперь ближе к делу, — промолвил он, облокотившись на стол; он теперь вертел в руках свое оружие. — Хотелось просто задать тебе несколько вопросов… А чуть попозже, может быть, ты нам кой в чем слегка поможешь. Вот, в общем-то, и все.

«Отлично… Просто великолепно. Должно быть, моя нервная система окончательно перегружена, — подумал Леггер. — Или же я окончательно адаптировался в этой части света».

Он поставил одну ногу на край стула и стал зашнуровывать туфли.

— А вы знаете, что, вероятнее всего, СКРАП сейчас наблюдает за мной и за вами?

— А, эти недоделки… — На лице изверга отразилась презрительная усмешка. — Ты из-за них не беспокойся… Они ведь ни хрена не умеют. Так себе… Клоуны…

— Может, оно и так. — Он завязал второй ботинок и опустил ногу. — Но все-таки они же как следует вооружены.

Мушка пистолета, который держал сейчас в руках его собеседник, была направлена на грудь Леггера.

— Да ладно тебе… Это мы уже проходили… И они предупредили тебя, чтобы ты остерегался таких людей, как я. Ведь так же? А они сказали тебе, кто мы такие?

— Нет, просто предупредили, чтобы я не болтался по Лос-Анджелесу с разными подозрительными личностями.

— Типичный пример их узколобости. Нет, вероятно, им и впрямь удалось значительно понизить интеллектуальный уровень полиции, не говоря уже о профессиональных навыках. На самом деле меня зовут Дорц, Эдди Дорц. Это на тот случай, когда они тебя потом об этом спросят. А вот это вот — Энн… Энн Мэнкс… — Он крутнул головой в сторону безучастной женщины, затем замолчал, изучая Леггера сквозь прицел пистолета. — А ты знаешь, кто был тот, которого пристрелили в аэропорту?

Леггер тяжело вздохнул. Державший пистолет подался вперед.

— Почему он к тебе подошел?

— Я не знаю и знать не хочу.

— А ты знаешь, что именно он пытался тебе передать?

Леггер пожал плечами.

— Так, связку каких-то бумаг… может быть, рукопись?

— А ты хоть какую-то часть ее видел? Леггер отрицательно покачал головой.

— Бумаги забрала полиция, по-моему, я и притронуться к ним не успел.

— Но почему же именно ты?

Леггер заметил, что руки допрашивающего изодраны и сбиты. Кулак грохнул по столу.

— Так ты кто?! Никто?! Кто, мать твою, ты такой?!

Опаска, с которой Леггер посматривал в дуло пистолета, переросла в крайнюю степень раздражения.

— У меня нет удостоверения личности или каких бы то ни было других документов. Но меня зовут Р. Д. Леггер.

Глаза Дорца сузились, и он изучающе посмотрел на сидящего напротив.

— Тебе что, полиция это подсказала? — Да нет, это и впрямь мое имя.

— А ты не брешешь?

— Да что ты, вот-те крест, это правда. А в чем дело?

— Неужели ты сын Ричарда Леггера? — Он бросил пистолет на стол. Ну вот, наконец-таки хоть что-то сказал об этом вслух.

— Ну и что же в этом такого? Я своего отца не стыжусь… — «А какого черта им может быть известно о моем отце?»

— Ты это слышала? — Дорц повернулся к женщине. — Ты можешь в это поверить? Сходство улавливаешь?

Она внимательно посмотрела на Леггера, не меняя безучастного выражения своего лица. Леггеру стало не по себе под столь пристальным взором. Наконец она, соглашаясь, кивнула, ее длинные пальцы по-прежнему продолжали гладить голову собаки.

— О, мать твою! — Дорц снова повернулся к Леггеру, на лице его теперь играл некий сатанинский восторг. — Похоже, ты сделаешь для нас больше, чем мы когда-либо могли предположить.

— Например, что?

— Да так, одно небольшое дельце в полицейском участке. Но это до вечера может подождать. До тех пор, пока не стемнеет. А сейчас мы немного прокатимся.

Энн заговорила, ее голос был бесцветным и ровным.

— На склад?

— Правильно. И если мы это обнаружим, то, по крайней мере, будем знать, что у нас есть шанс найти грузовичок. — Дорц встал и махнул пистолетом в сторону входной двери. — Пойдемте, мистер Р. Д. Леггер, пора вам посмотреть Лос-Анджелес.

Собачка засеменила вслед за ними к выходу. Леггер отпихнул ее и запер в доме.

— Я же вернусь? — он смерил взглядом пистолет в руках Дорца. — Я не хочу, чтобы пес подох с голоду.

— О, да. Вне всякого сомнения. Не беспокойтесь, много времени это не займет. — Дорц ткнул в сторону припаркованного у бордюра автомобиля, затем протянул пистолет Энн.

Леггер сел между ними и положил руки на колени. Энн тоже держала пистолет на коленях, причем с таким видом, как будто совершенно про него забыла, однако ее палец был постоянно на спусковом крючке.

— Куда ехать? — Дорц щелкнул ключом зажигания.

Энн указала свободной рукой куда-то в направлении небоскребов, образовывавших центр города. Они отливали серебром под ослепительным солнцем. Дорц улыбнулся, откинулся на спинку сиденья, положил руки на руль, и в следующее мгновение автомобиль под душераздирающий визг тормозов рванул по улице.

— Зверь, а не машина, — констатировал Дорц. Он ухмыльнулся Леггеру, одновременно выписывая пируэты по переулкам.

— Что?! — На крутом повороте его швырнуло на плечо водителя.

— Это единственная исправная машина на весь Лос-Анджелес, — Дорц с любовью погладил рулевое колесо.

— «Шевроле-командо» 1994 года выпуска. Полностью отреставрировано этим моим остком, Динером. Старый разбирается в двигателях, но слишком глуп, чтобы научиться профессиональной езде. Только и может, что тарахтеть на своем старом тракторишке… Да, ты знаешь, он тебя на нем подвозил.

— А вы что, следили?

— Нет. Видишь ли, я не особенно люблю болтаться вблизи полицейских участков… После того как он повез тебя сюда, Динер сам пришел к нам и сообщил, где именно ты находишься… Всего лишь за пять баксов.

— Неплохой бизнес, — промолвил Леггер. Они уже проехали жилой район и теперь катили по деловому центру. Дорц сворачивал с одной улицы на другую, следуя указаниям Энн.

— Бьют — беги, а дают — бери. — Дорц, похоже, тащился от того, что рулит. Его лицо сейчас было совершенно безумно. Улыбка обнажала ненормально острые зубы.

«Я попал в лапы сумасшедших», — подумал Леггер, глядя, как мимо проносятся фасады домов. Его охватила волна тошнотворного головокружительного отчаяния. Клуб стебанутых автолюбителей Города Ангелов.

— Так значит, вам уже заранее что-то было известно? Может быть, наконец, скажете, почему Натан Кейт совал мне эти бумажки?

Физиономия Дорца приняла серьезное выражение. На мгновение он оторвался от дороги и изучающе посмотрел на Леггера.

— Не уверен, — наконец сказал он. — Вполне может быть…

— Это где-то здесь, — сказала Энн.

Когда автомобиль сбавил скорость, Леггер увидел за окном ряд унылых металлических фасадов складских ангаров. Останки старых контейнеров и ржавые бочки были свалены в разлагающиеся кучи. Энн показала рукой на ближайший проезд, и Дорц свернул туда.

— Вот, именно в этом, — сказала Энн, указывая на одно из строений.

Дорц резко затормозил, заглушив двигател ткрыв дверцу, он метнулся к складскому поме щению. Энн ткнула Леггера пистолетом в бок.

Они вылезли из машины и пошли к Дорцу, ковырявшемуся с металлической дверью.

— Помогли бы.

Железо с душераздирающим скрипом подалось. Они уставились в провонявшую плесенью тьму… Дорц пошел внутрь. Несколькими мгновениями позже он, громыхая, открыл находившийся на потолке вентиляционный люк. Столп напоенного пылью света пал в эту пещерную пустоту, выхватив из мрака голый бетонный пол и металлоконструкции стен.

— Итак? — обратился Леггер к Дорцу, пройдя на середину пустого ангара. Голос его отдавался эхом. — Бывший склад, ну и что же с того?

— Но он ведь не совсем пустой, — Дорц указал на пол.

Леггер сделал пару шагов и посмотрел вниз. Он уже догадывался каким-то образом о том, что именно он там увидит. Огромное, красно-бурое пятно, словно древняя ржавая клякса на фоне бетона.

— А много ли ты знаешь о своем отце? — спросил Дорц.

Дальние углы склада поглотили его голос.

— Тебе известно, что именно он сделал и что это за место?

— Да, — Леггера тошнило от тупой ярости. — Я знаю о нем все…

С жалким видом он следил за тем, как Энн подошла к Дорцу и вернула ему пистолет.

— Отсюда он отправился в свой последний поход.

«Должно быть, было подумал Леггер. — Я знаю.

— Ты, — прошипел Дорц, одновременно ударив его в грудь пистолетом, — тупорылый подонок! Ты панк, мать твою!

Леггер попятился назад и почти вывалился на яркий солнцепек.

— Твой отец был одним из величайших людей последнего столетия, — орал Дорц. — Он убил здесь аж трех человек… у него ж почти получилось… понимаешь, почти… это ж трагедия, мать твою… а ты тут просто стоишь с таким видом, будто вот-вот сблюешь. Да что с тобой?!

— Заткнись! — завопил Леггер. — Да что ты об этом знаешь? Ну убил он их, но не получилось у него, ну так что с того! Оставьте его в покое, оставь меня в покое!

Он схватился за пистолет, рванув руку Дорца на себя, и они оба полетели на асфальт. Кулак Дорца ударил Леггера в висок в тот момент, когда последний постарался размазать руку, сжимавшую пистолет по острому, как наждак, покрытию. Пистолет выскользнул из окровавленных пальцев. Леггер подхватил его и заковылял прочь.

«Вот, дерьмо», — Дорц встал на колени и прижал к груди ободранную руку.

— Это все дерьмо, — раздраженно повторил Дорц, увидев, что Леггер взял его на мушку. — Он не заряжен. Сейчас для таких даже пуль не выпускают.

Леггер дважды нажал на курок. Пистолет щелкнул, но выстрела так и не последовало. Он швырнул эту безобидную железку в Дорца и побежал прочь, успев краем глаза заметить выходившую из склада Энн. Ее лицо по-прежнему было холодно и безразлично.

* * *

«Я же совсем заблудился», — подумал Легге Присев на бордюр, он жадно ловил ртом воздух. Бешеный спринт от самого склада не только окончательно его вымотал, но, что хуже, полностью дезориентировал. Он понятия не имел, сколь долго бесцельно плутал по давно заброшенным закоулкам и магистралям Лос-Анджелеса.

Он посмотрел по сторонам, и ему стало не по себе. Район, в котором сейчас находился Леггер, похоже, более всего пострадал от энтропии. Такого ему еще не приходилось видеть: рады фасадов со слепыми глазами разбитых витрин кренились, подобно воску, протекая на проезжую часть. Ледники серого, поросшего пылью мусора проливались из дверей в сточные канавы. «Зили, — подумал Леггер. — Дрек и зили». На несколько секунд его разум освободился от каких бы то ни было связей с настоящим, остались только бессмысленные словечки, более напоминающие рвотный позыв.

«Фелч. Бларг. Гэк». Как будто бы в крахе этом ему открылся некий никому не нужный теперь древний язык.

«Да какого черта я здесь делаю? А какого черта я должен делать где-либо еще?». Внезапно его осенило: полиция СКРАГТа наверняка организовала слежку и вычислила его вместе с этим придурком Дорцем. Как минимум это означало, что его опять переправят через океан на этот гнусный ковчежец в Город Прослушивания. Перед мысленным взором Леггера промелькнула крохотная квартирка, смыкающаяся над ним подобно сфинктеру. Но что хуже всего…

«Пуля, — подумал Леггер, — или то, чем они расстреляли Натана Кейта! Бесшумно и насмерть». Ты просто падаешь, брызгая кровью. Так что нет никакого смысла возвращаться в тот ветхий домишко. Равно как и искать представительство СКРАПа и устраиваться там на работу. И как это только в голову ему могла придти столь безумная мысль! «Они будут ждать меня повсюду, — сказал он себе. — Куда бы я ни пошел… А я так устал и хочу есть. К тому же меня тошнит».

Создавалось такое впечатление, что внутри у него что-то оборвалось, заливая внутренности желчью. Может, они и сейчас за ним следят. С ужасом он обвел взглядом остовы домов. «Ждут, когда я скрючусь на мостовой и умру. Очередная груда поросшего пылью хлама, который необходимо соскрести и выкинуть куда-нибудь подальше. Так где же мой ангел-хранитель?» — подумал Леггер.

Он вспомнил, как юркнул в затемненный салон автомобиля близ полицейского участка…

Где же тот бородатый, по идее, столь могущественный и постоянно за мной наблюдающий? Вот дерьмо! Скорее всего, лос-анджелесский тип, у которого с головой не все в порядке, рыскал себе по развалинам, да и столкнулся со мной на мгновение. И нес какой-то лишь одному ему понятный бред.

Ладно, хватит об этом. Леггер постарался забыть тот загадочный эпизод. Он сидел, наблюдая, как сливаются тени, отбрасываемые растрескавшимися стенами. Внезапно он услышал позади какой-то шум. Он вскочил на ноги, приготовившись бежать, но вдруг услышал, как кто-то назвал его имя.

— Мистер Леггер. — Хови Динер ковылял по аллее ему навстречу. — Что вы здесь делаете?

Подошедший старик схватил руку Леггера свое пергаментной костлявой пятерней. — Вы что? Попали в беду? «Похоже, он ни о чем не догадывался», — решил Леггер. Дорц, вероятно, сказал старому, что он мой друг и поэтому меня разыскивает.

— Можно сказать и так, — ответил Леггер, тронутый искренним участием, отразившемся на морщинистом лице. — А как вы догадались?

— А это очень плохое место. — Покрытые сеткой красных сосудов глаза заметались из стороны в сторону. — Тут ничто не помогает.

— Вы имеете в виду страх? — Леггер ощутил инстинктивное отвращение, смешанное с любопытством. — Он что, был здесь особенно силен?

— Да, — еле слышно прошептал Динер.

— А мне казалось, что остки не должны были его чувствовать…

— Мы его чувствовали, — пальцы старика конвульсивно вцепились в руку Леггера. — Мы просто не могли… мы не знали… что и предпринять…

Леггер почувствовал себя неловко.

— Простите.

— О… о…

— Рот старика открылся. Трусливо задрожав, он потащил Леггера за собой. — Пойдемте отсюда.

— Куда? Я не могу вернуться в дом, в который вы меня привели ночью.

Динер принял это заявление без дальнейших объяснений.

— Да я не это имел в виду, я хотел сказать, пойдемте со мной… к нам…

Он повел Леггера по аллеям, пока они не вышли к трактору. Из своей залатанной куртки Динер извлек пару облепленных грязью предметов, соскреб ногтем грязь с одного из них и продемон стрировал Леггеру. То была старинная банка апель синов в собственном соку.

— Видел? — старик сунул банки в ящик позади сидения трактора. — Вот единственная причина, по которой я сюда приехал… Чтобы хоть что-нибудь раздобыть.

Мягкая разлагающаяся уличная гниль поглощала эксцентричный грохот трактора без эха. Прощальный дневной свет, не спеша проливался редеющими колоннами сквозь просветы в облаках на горизонте.

— Интересно, где живут остки? — полюбопытствовал Леггер.

Они тряслись по изъеденным временем улицам, а город между тем стал вновь погружаться во тьму.

Наконец-таки Леггер заметил впереди скопление дрожащих огней, освещающих край того, что более всего напоминало гигантский окоп. На краю этого ущелья трактор и остановился. Леггер спешился вместе со стариком и обозрел окрестность. Бетонный склон, спускаясь, переходил в широкое плоское дно, по центру которого бежал быстрый ручей. Несмотря на сумерки, Леггер разглядел точно такой же противоположный бетонный склон.

— Это и есть река, — просипел Динер.

Под ними мерцал большой бивуачный костер, разведенный под защищавшей его от ветров бетонной стеной. Более мелкие огоньки светились в круглых выходах тоннелей вдоль всего склона. Старик указал на ведущую вниз грубо сколоченную деревянную лестницу:

— Спускаемся.

Шагая вниз по лестнице с ящиком консервов под мышкой, Леггер заметил, что люди, сгрудившиеся вокруг костра, зашевелились и обратили на новоприбывших бледные, любопытные лица. Один из сидевших встал и подошел к основанию лестницы.

— Кто это с тобой, Динер?

Кривоногий горбун с грязным рябым лицом испытующе воззрился на Леггера. Соскочив с последней перекладйш, Динер принял от Леггера коробку с консервами и передал ее горбатому.

— Он парень свой, просто у него проблемы, Берк.

— Я, мать твою, не какая-нибудь Мать Тереза, и здесь не благотворительный приют, — прорычал Берк, порывшись в банках.

— Ладно, — вздохнул Леггер. — Тогда я полез обратно.

Он посмотрел поверх лестницы. Никакого Лос-Анджелеса отсюда не было видно. Над Леггером простиралась безликая пустота черного неба.

— Бе-е-е-р-к, — заскулил Динер.

— Ну, хрен с тобой, пусть остается, — горбун отвернулся и снова направился к костру.

— Эй, Хови, — крикнул кто-то из сидящих у костра. — У нас опять морозильник сломался.

Динер кивнул и вместе с Леггером последовал к одному из тоннельных выходов. Когда они проходили мимо костра, Леггер успел разглядеть подвешенный над очагом огромный металлический чайник. Аромат кипящего варева ударил его под дых. До него дошло, что со времен ковчежца он так ничего и не съел.

— Что, слюнки текут? — заметил Динер, проследив за направлением взгляда Леггера.

Тоннель оказался на удивление теплым и сухим. Освещала его подвешенная к потолку гирлянда электрических лампочек. Вдали просматривался бензиновый генератор, тарахтевший похлеще трактора Динера. Целая шеренга разнокалиберных белых холодильников загромождала одну из стен тоннеля вплоть до ближайшего поворота. Динер подошел к одному из них, помеченному намалеванным карандашом крестом, и открыл его. Внутри лежали точно такие же бумажные свертки, как те, что старик передал вчера вечером Леггеру. Все они текли водянистой кровью. Леггер помог Динеру отодвинуть холодильник от стены, после чего старик полез копаться в потрохах машины. Леггер вышел из тоннеля на свежий воздух. Силуэты остков неподвижно застыли на фоне костра или склонялись друг к другу в неслышном разговоре. «Двадцать… — подумал Леггер, — нет, по крайней мере, их было тридцать. А может, и больше». Первобытная сцена. Как будто благотворительная посылка со старыми обносками была послана сквозь время племени узколобых питекантропов. За спиной ожил холодильник. Повернувшись, Леггер увидел, что из-за холодильника показался Динер.

— Старые, но живучие. — Динер похлопал по металлическому боку. — Если о них, конечно, заботиться.

Когда они вновь подошли к костру, из темноты выбежал тощий осток с безумными глазами и чуть не сбил с ног бочкогрудого горбуна, завороженно уставившегося на пляшущие языки пламени.

— Берк! Берк! — Тощий осток задыхался от бега. — Там их целое стадо, не меньше дюжины.

— Где? — прорычал Берк. Осток взволнованно замахал рукой в сторону неосвещенного бетонного русла.

— За главной шахтой… на шесть выработо ниже, и откормленный евин вместе с ними!

Глаза Берка расширились, затем сузились в щелочки.

— Начинай собирать всех! Двинемся на них! — И он направился к одному из тоннелей, в то время как тощий осток бегал у костра от фигуры к фигуре, возбужденно при этом лопоча. Остки нехотя вставали, некоторые из них жаловались: «Но я же голоден» и расползались по разным, освещенным отблесками костров тоннелям. Через несколько минут они все вернулись и встали толпой, потрясая жуткого вида копьями и ножами. В трепетном свете костра они показались Леггеру когортой престарелых варваров, временно вооружившихся для парада, но все еще представляющих опасность.

Остро наточенное оружие поблескивало в тусклом свете. Здесь был даже Динер, теперь уже размахивающий копьем и арканом.

За спиной Леггера послышался голос.

— Великая охота начинается.

Он повернулся и увидел маленького человечка с интеллигентной внешностью, внимательно наблюдавшим за происходящим. Человечек поплотнее укутался в теплое пальто, которое явно было ему размера на три велико.

— А на кого они охотятся? — полюбопытствовал Леггер.

— Они охотятся за прибылью Берка, — фыркнул тот, что в пальто.

— А кто такой откормленный евин?

— Ну, видишь ли, он здесь не живет, хлеб с нами не делит, а отсюда вызов, одержимость, угрозы, ну и все такое прочее. А, вот наконец-то наш «капитан Ахав»* появился.

Леггер присмотрелся и увидел выходящего из тоннеля Берка, который сразу же поспешил к толпе, вставшей перед ним навытяжку. Затем Берк пролаял какие-то приказы и указания. Когда он наконец смолк, группа раскололась, половина побежала по бетонному руслу во тьму, другие же последовали за Берком в один из тоннелей.

— Пойдем, — сказал Леггеру коротышка. — Ты же не хочешь пропустить представление?

Когда они шли по тоннелю, в котором только что скрылась кровожадная свора, Леггер повнимательнее присмотрелся к семенившему рядом с ним коротышке. Что-то в его лице отличало его от остальных, в том числе и от предводителя, Берка. И даже не столько гладкость кожи, все же лицо этого субъекта было довольно рыхлым, сколько тот факт, что, судя по всему, все его связки и сухожилия были на месте.

— Так вы не осток, — предположил Леггер. Коротышка вздохнул, посмотрев на свои развалившиеся ботинки.

— Наше бытие и принадлежность определяются всей нашей предыдущей жизнью и поступками.

Они вошли в тоннель. Впереди Леггер различал отраженный свет факелов охотников и слышал приглушенное шарканье их осторожных ног. Вместе с коротышкой он, не торопясь, проследовал за ними.

* капитан Ахав — главный герой произведения Мелвилла «Моби Дика», безумец.

— Здесь меня называют профессором, — продолжал новый знакомый Леггера. Его голос эхо отдавался под куполом тоннеля. — Правда, я уж более не уверен в том, каких именно наук я профессор, скорее всего — невежества. Я прибыл сюда, чтобы изучать аборигенов, по крайней мере, лет десять тому назад. Ну и чего же, спросите вы, я достиг?

Похоже, его увлекла эта глубоко личная жалобная исповедь.

— Магнитофон сломался… Никаких полевых записей… Стал мало чем отличим от местных… Научной необходимости в исследованиях нет, да и фонды экспедиции, судя по всему, к сегодняшнему дню — испарились.

Ведомые мерцающим впереди светом факелов, за очередным поворотом тоннеля они стали спускаться по уходящему вниз ответвлению. Человек на какое-то время смолк, затем, повернув к Леггеру лицо, искаженное прямо-таки агонией любопытства, выпалил:

— А вы знаете, каково это?! Вы намереваетесь что-то сделать… а тут… — он задохнулся, — а тут жизнь берет свое!

— Да, — согласился Леггер. — Мне это знакомо.

«Но, черт возьми, это же неправда, — подумал он секундой позже. — Я сроду не собирался что-либо свершать».

Тоннель сузился. Если бы сейчас Леггер расставил руки, то наверняка бы уперся в холодные стены. Свет впереди был уже еле различим. А что, если факелы погаснут?

Но свет стал ярче. Им наконец-то удалось нагнать отправившихся на охоту. Остки стояли, опираясь на свои копья, внимательно вглядываясь в открытое пространство впереди, в огромную пустоту, подобную интерьеру неосвещенного собора.

— Что происходит? — полюбопытствовал Леггер.

Несколько остков сразу же зашикали на него. Профессор, схватив его за рукав, потащил обратно в тоннель.

— Свиньи, — прошептал коротышка. — Тут их целые стада… Потомки подопытных животных из бывшего университета. Биологические лаборатории располагались под землей на территории университетского городка. А когда ударил Страх, должно быть, кто-то открыл клетки. Ну, они и научились кормиться мхом, лишаями да прочей гадостью, что растет на стенах.

Леггер наблюдал, как Берк выдвинулся вперед группы и тихонько помахал зажженным факелом на краю черного пространства, словно сигналя кому-то. Свет слабо высветил невероятный клубок труб в вышине немыслимой пустоты.

«Интересно, а на какой глубине мы сейчас находимся?» — полюбопытствовал про себя Леггер.

— По правде говоря, — продолжал профессор, — канализационная свинья — отнюдь не порождение наших дней. Еще в 1851 году Генри Мэйхью документально зафиксировал существование в лондонских клоаках буйной свиноматки с потомством, обращавших в бегство всякого, кто к ним пытался приблизиться. Быть может, кровь тех древних страшилищ бежит вот в этих продуктах совокупления, обитающих в грязи знаменитого трансатлантического болота.

В темноте просияла точка света, закачавшаяся из стороны в сторону. Остки быстренько собрались вокруг Берка. Он протянул факел одному и них, после чего подобрал копье с влажного пол тоннеля. Чуть ли не на цыпочках охотники стал продвигаться вперед.

— А на кой им они?

— Ха! Это все великий план Берка. Он, видите ли, хочет стать мясным бароном Южной Калифорнии. Он заставляет нас обшаривать город в поисках старых холодильников, чтобы мы их чинили, а потом набивали еще тепленькой свининой. Когда ему удастся заморозить таким образом тонны две, он планирует связаться со СКРАПом и заключить с этой организацией договор на поставку продовольствия. Но не думаю, чтобы у него что-нибудь из этой затеи вышло.

Они вышли из тоннеля и последовали за охотниками, держась от них на некотором отдалении. Свет, приближавшийся с противоположной стороны, уже бросал рваные блики на их лица и оружие.

Когда обе группы приблизились друг к другу настолько, что Леггер уже мог различать лица противоположного отряда, тишину нарушило какое-то тягучее бормотание. Через мгновение оно стало громче, переросло в фырканье и раздробилось на хор вывизгов и похрюкиваний. Нечто зашевелилось между двух групп охотников, поднимаясь с чавкающего грязного пола.

Внезапно один из остков поджег пучок сухой травы и бросил его вперед. Вспыхнувшая трава завертелась во влажном воздухе, разбрызгивая шипящие искры, после чего упала в самую гущу визжавших грязно-белых тел.

Свиньи, трубчатые демоны с обезумевшими от ужаса глазами бросились во все стороны, давя друг дружку, брызжа пеной и вгрызаясь клыками в преграды, которые встретили их рыла. Одна из свиней бросилась на противоположную цепь охотников. Остки в каком-то спазматическом азарте стали метать в нее копья. Одно острие вонзилось в шею твари, древко оружия треснуло в руках остка. Свинья завертелась волчком, затем ткнулась рылом в грязь, и на обломок копья, булькая, хлынула дымящаяся кровь. Еще одна свинья прорвала заслон и, получив колотую рану, обнажившую мускулы и сухожилия на ее спине, растворилась во мраке, сгущавшемся за спинами охотников. Оба отряда бросились колоть и рубить перепуганных животных, искалечив и умертвив их большую часть. Забрызганные кровью остки кромсали трепещущую плоть до тех пор, пока она не становились недвижимой; свиные внутренности вываливались, распространяя тошнотворный запах испражнений. Один из остков заорал, вцепившись ногтями в мертвую свиную голову, сомкнувшую клыки у него на ноге.

В последних отблесках догорающего пучка, Лег-гер разглядел нечто огромное, куда большее всех этих животных и людей. Вынырнувшее из фекалий чудовище устремилось на отряд, быстро перебирая удивительно изящными ножками. При каждом шажке бока грузной туши тряслись, и казалось, будто под толстой шкурой перекатываются камни.

Отряд остков расступился, оставив Берка посреди подземного хода. Животное, не сворачивая, неслось прямо на предводителя остков, громко хрюкая и пуская пузыри. Берк широко расставил ноги и взял копье наперевес. В последнюю секунду он метнул свое оружие в тело свиньи, чуть позади ее сатанинской головы. Наконечник вонзился в гребень из роговой ткани. Древко согнулось под тяжестью тела Берка, после чего с треском разлетелось в щепки. Свинья сбила с ног предводителя остков, словно это была какая-то соломинка. Фыркая и хрюкая, свинья направилась к Леггеру и лежавшему за ним тоннелю.

Охватившая Леггера паника привела его во временный паралич, затем он подпрыгнул и прижался к стене как раз в тот момент, когда шершавая тварь чиркнула по его ногам своей щетиной.

После того как свинья исчезла в глубине тоннеля, пучок травы, окончательно догорев, погас, зашипев на мокром бетоне. Леггер повернулся и вновь застыл на месте, на сей раз под яростным, агонизирующим взглядом Берка, стоявшего на четвереньках в вонючей жиже.

В свете факелов остки выпотрошили и освежевали туши, после чего нанизали их на длинные копья. Леггер взвалил на плечо один конец этого дреколья, осток, укушенный во время охоты, заковылял впереди. Тонкая струйка поросячьей крови стекала по древку и капала Леггеру на пальцы, по мере того как отряд медленно продвигался к поверхности.

А чуть позже он уже сидел у огромного костра, разведенного прямо на бетонном русле. Растрескавшаяся по краям миска приятно грела руки, пар от свиного жаркого щекотал ноздри. Схватив гнутую ложку, которую ему вручили остки, Леггер поднес кусок мяса ко рту. Горячий аромат наполнил рот слюной.

Мясо было ужасным. Такой горечи и смрада он не ожидал, а потому его чуть не вырвало, прежде чем ему удалось проглотить кусок целиком.

— Сильно мясцо, — заметил сидевший рядом с ним профессор. — Это все от того, что эти твари кормятся в канализации… Так что, чувствую, что популярно оно будет лишь у любителей китайской кухни.

Он задумчиво помешал варево в своей собственной миске. Леггер хватанул зубами очередной кус, с трудом разгрызая жесткие волокна. Затем через силу сделал глотательное движение. «Впрочем, к этому можно привыкнуть», — подумал он про себя. Он наблюдал, как остки, сгрудившиеся вокруг костра, молча трапезничают.

Каждая следующая ложка варева давалась куда легче предыдущей, наполняя желудок успокаивающим теплом.

«Я бы мог здесь остаться, — подумал Леггер, — и жить». Это, между прочим, было бы не так уж плохо. Он выскреб жир со стенок миски… «Сети… — решил он, — я смог бы вязать сети, при помощи которых можно было бы ловить свиней». Вдруг огромный кулак выбил миску из его рук, и она полетела прямо в костер. Леггер поднял глаза и увидел возвышавшуюся над ним фигуру Берка.

— Ты! — прорычал Берк, лицо его было искажено гримасой ярости. — Ты не охотился!

Схватив Леггера за грудки, он отшвырнул его подальше от костра. Леггер с трудом приподнялся, опираясь на содранные ладони. Глаза остков стреляли то в него, то на огромную фигуру Берка, возвышавшуюся над ним подобно быку. Одни неторопливо жевали, другие просто глазели, разинув рты.

— Тебе здесь не место, — прорычал Берк. Несколько голов, сидящих у костра, одобрительно закивали. — Убирайся отсюда! Прочь!

Привстав на одно колено, Леггер так и не смог окончательно подняться с земли, одолеваемый приступами тошноты и жгучего стыда. Свиное жаркое просилось наружу, его чудовищный прогорклый вкус сменился привкусом блевотины.

— Я… я… я не могу… — он задохнулся, очертания человеческих фигур расплылись в слезах, обильно полившихся из глаз. Пара сильных рук подхватила его под мышки и поставила на ноги. Леггер заморгал, чувствуя, как слезы бегут по его щекам. То был профессор.

— Пойдем, — сказал он. — Тебе сейчас лучше уйти отсюда.

И он повел Леггера подальше от костра, обратно во тьму. По пути к ним присоединилась еще одна еле ковылявшая фигура. Хови Динер обеспо-коенно заглянул в лицо Леггера, после чего стал что-то шептать на ухо профессору. Леггер не прислушивался, продолжая шагать по высохшему речному руслу, ничего перед собой не замечая.

— Хорошо, — наконец ответил профессор Ди-неру. — Думаю, мне удастся это раздобыть.

— Они подошли к склону бетонной стены. И прежде чем те двое успели хоть что-то сказать, Леггер, вцепившись в лестницу, принялся карабкаться наверх. Профессор и Динер последовали за ним. Когда они наконец выбрались на улицу, Динер завел трактор, а затем отошел в сторону, явно стушевавшись, в то время как профессор и Леггер уже вскарабкались на тарахтящий экипаж. Убедившись в том, что трактор все же рванул вперед старый, осток отбежал прочь.

Лицо и плечи Леггера обдавал ночной холод. Свет фар трактора плыл по лос-анджелесскому выщербленному асфальту вдоль рядов серых строений.

— Куда ты меня везешь? — наконец изрек Лег-гер.

— В тот самый дом, — ответствовал профессор. — В тот самый, куда тебя вчера вечером привез Динер.

— А может, тебе будет лучше высадить меня здесь? — Леггер оглянулся на медленно проплывавшие мимо них дома — призрачное отражение тьмы. «Место ничем не хуже других», — подумал он про себя.

— Но почему? Почему вы считаете, что вас там уже поджидают? И кто?

— СКРАП — полиция… Вероятно они хотят меня убить.

Профессор поразмышлял над этим заявлением пару минут.

— Ну и что же из того? Если они и впрямь за вами следят, то разыщут в любом уголке Лос-Анджелеса. Они обнаружат вас и среди остков. Они неторопливы, но упорны до невероятности…

Леггер не отвечал. Углубившись в собственные размышления, он ерзал на до крайности неудобном сиденье. А что, если их там нет? А что, если не от чего убегать? По крайней мере сейчас… а может, никогда не стоит бежать? «Было бы проще, если бы они меня убили, — решил он с холодным ожесточением. — Конец всяческим проблемам, конец выбору столь жалкому и убогому, что я более не в состоянии его снести. Город Прослушивания или высохшее русло реки Эл Эй… какая разница? Я не могу».

— Это будет для вас самым лучшим… — нашептывал профессор. — Поверьте. И слава богу, что Берк вас выгнал. Мы ведь остки.

Губы его задрожали.

— Мы, все те, кто остался после того, как нормальные люди уехали. Сколь меткое словцо — словно макулатура. Наша польза лишь в том, что из нас еще хоть что-то можно выжать. Я вернулся в Лос-Анджелес в надежде, что сейчас его будет возможно понять, сейчас, когда плоть населения этого города отделена от скелета. Может, я должен был лучше стараться… Но на первый план вышло выживание…

Профессор посмотрел куда-то вперед ничего не видящим взглядом, позволив трактору самостоятельно выехать в центр улицы.

— Как жаль, ведь поначалу все казалось столь героическим… А потом куда-то ушло.

Профессор повернулся к Леггеру лицом.

— Но ведь этого мало… Жить ради того, чтобы жить!

— А что же, мать твою, главное?

Зло сказано. Глаза двух мужчин встретились в миг откровения, после чего Леггер отвел взгляд, уставившись в ночь. Он слегка дрожал в объятиях темного экстаза.

Профессор убрал одну руку с рулевого колеса и схватил Леггера за запястье.

— Послушайте, — умолял он, — не надо.

Он смолк, сообразив, что неправильно интерпретировал выражение лица собеседника.

— Нет, — ответил Леггер. Слюна во рту сейчас казалась ему инородной и отвратной, как будто он впервые попробовал ее на вкус. — Не волнуйтесь… Я не стану накладывать на себя руки… Я все еще боюсь… Боюсь боли и расплывающихся кровавых пятен.

«Все еще боюсь, — осознал он, — чувствую себя усталым, как никогда».

Когда они подъехали к дому, темному и безмолвному среди рядов пустых зданий, профессор заглушил трактор у самого бордюра. Но пока Леггер слезал с развалюхи, двигатель успел пару раз чихнуть. Леггер едва стоял на ногах, мышцы ныли так, словно бы весь день он провел на ногах.

— Могу ли я чем-нибудь вам помочь? — спросил профессор.

— Нет, — Леггер направился по узкой тропинке, ведущей прямо к крыльцу. Через несколько секунд он услышал за спиной астматический кашель трактора… Металлический скрежет и стук, сходящий на нет, по мере того как расстояние, разделявшее их, увеличивалось.

 

ГЛАВА 4

Дом оставался безмолвным пока Леггер включал свет и проходил по незнакомым комнатам. «Собака, должно быть, меня забыла. Ушла отсюда и нашла нового хозяина». Он стоял посреди пустой гостиной, пытаясь вспомнить лицо той девушки в Городе Прослушивания, на том конце Тихого океана.

Она посеяла неуверенность в его душе… и в конце концов, не выдержав, он, зарыдав, бросился в ванную. Там он избавился от остатков жаркого, которым его угостили остки. Затем долго стоял у зеркала над раковиной и вытирал с него пыль рукавом. А ведь лицо его изменилось. Он постарел… Ведь это ж надо — достичь зрелых лет в Южной Калифорнии.

Он вновь обошел дом, теперь уже выключая свет, чувствуя себя еще более усталым по мере того, как его новое жилище постепенно погружалось во тьму. Спальня оставалась единственным помещением, где он еще не побывал. Теперь он направился туда и, распахнув дверь, сразу же включил свет. На кровати спала собака. Матрас прогнулся чуть не до пола, когда он грохнулся на кровать рядом с ней. Мышцы его тела были сейчас слабее видавших виды пружин на койке. Машинально его рука потянулась к собаке и он почесал пса за ушком.

И тут мороз побежал по его коже.

Шерсть на собачьем загривке была влажной и торчала запекшимися клочьями. Из резаной раны белел обломок лезвия, о который он слегка поранил пальцы. Леггер осторожно убрал руку и, поднеся ее к глазам, увидел, как на ней выступали темные пятна.

Вскочив с кровати, он уставился на скорченный трупик — он понятия не имел, сколь долго на него смотрел, пока не заметил, что с одеяла на его ботинок побежала густая кровавая дорожка. Он отвернулся и поспешил к ванной, где, не включая света, согнулся над унитазом. Его высвечивал прямоугольник яркого желтого света, пробивавшегося из спальни. Леггер попытался проблеваться, но ничего, кроме белой слизи, не вышло. Крохотное молочное облачко плавало в воде, а он стоял на коленях у унитаза, пытаясь заставить свой разум заработать вновь со все стремительнее нараставшем отчаяньи.

— Кто это сделал?

Леггер встал и прошел в гостиную; проскользнув мимо открытой двери в спальню, он отвернул глаза. Не зажигая света, он мерил шагами комнату. «СКРАП, — подумал он, — предупреждение… Или же угроза..».

С тошнотворным ужасом он бросил взгляд на дверь спальни.

Стук в парадную дверь. Он обернулся в полном изумлении. Прежде чем Леггер успел сделать хотя бы один шаг или выдавить из своей глотки хоть какой-либо звук, дверь распахнулась и в комнату вошли Дорц и женщина, которую он называл Энн Мэнкс. Леггера охватил приступ ожесточения.

— Что вам угодно?! Убирайтесь отсюда!

— Да ладно тебе, Р. Д., — Дорц вынул из карманов свои перебинтованные руки, продемонстрировав, что в них ничего нет. Жест примирения просто хотел поговорить с тобой, вот и все — О чем?

— Ну, признаю, что был неправ сегодня утром… Может, если б я тебе сначала все объяснил… рассказал о том, что в действительности здесь происходит… ну, тогда б мы поработали вместе кое над чем… Ко взаимной выгоде.

— Объяснил? — Леггер изучающе посмотрел на Дорца.

— Ну, да, конечно.

— Отлично. — Сейчас он был вне себя от ярости. — Почему ж тогда для начала не объяснить, зачем тебе понадобилось убивать мою собаку?

— Твою собаку? Да какого…

— Ты ведь думал, что тебе и впрямь удастся меня как следует напугать! — голос Леггера сорвался. — И таким образом тебе удастся заставить меня делать то, что ты захочешь… Или, может, вы мне скажете, что это дело рук полицейских СКРАПа, а вы здесь не при чем?.. Вы, мол, мои друзья! Господи, дерьмо-то какое.

При последней фразе он смачно сплюнул. Дорц с удивленным видом посмотрел на Энн, затем вновь обратился к Леггеру.

— Не знаю, о чем это ты… Что еще за собака такая?

— Тебя что, еще раз тянет посмотреть? Ты, мать твою, гордишься этим? — Леггер схватил его за грудки. — Пойдем, красавчик!

Он подтащил Дорца к дверям спальни и, открыв ее ногой, втолкнул его туда.

— Давай, давай, — с презрением процедил Леггер. — Ты ведь дорогу знаешь только и пробормотал он.

Дорц чуть не упал возле кровати.

— Мать твою!

— Убирайся! Дорц повернулся к Леггеру — Я этого и боялся, — голос его внезапно задрожал. — Я ведь не делал этого. Ты не… ты не знаешь, что здесь случилась?

Что-то в лице Дорца заставило Леггера застыть на месте… В проеме двери виднелось как всегда безразличное, но теперь уже лишенное кровинки, призрачное лицо Энн.

— Но если вы не делали этого, — неторопливо промолвил Леггер, — тогда чьих же это рук дело?!.

Дорц повернул собаку так, чтобы получше разглядеть основание черепа.

— Видишь, — его словно осенило. — Тут торчит кость — это отверстие в том месте, где позвоночник входит в череп… Позвоночник буквально вырван из черепа… А мозг частично высосан. Атавизм. Старое зло возвращается… Я уже прежде такое видел… Он всегда ненавидел животных.

— Пойдем-ка отсюда, — сказала Энн. Оттолкнув Леггера с прохода, она схватила Дорца за руку. — Пойдем.

Дорц уронил трупик собаки на кровать.

— Да, — еле слышно прошептал он ей в ответ.

— Минуточку, — Леггер преградил им путь, — так в чем же дело? Кто это? СКРАП — полиция?

— Нет, — ответил Дорц, — у нас просто нет времени объяснять.

Он отпихнул Леггера и, обняв Энн за плечи, пошел прочь.

— Просто нам надо отсюда убираться… Еще не хватало, чтобы нас здесь застукали.

— Но как же я? — Леггер нагнал их в гостиной.

Дорц распахнул парадную дверь. Некоторое время он и Энн стояли на холодном ночном ветру.

— Не думаю, чтобы мы могли тебе помочь, тихонько бросил Дорц.

Они отвернулись и поспешили прочь от дома, растворившись во тьме. Прошло несколько секунд, Леггер осторожно прикрыл входную дверь, стараясь, по возможности, не шуметь.

Дом стал призрачным, потусторонним. Леггер прокрался к центру гостиной. Растопырив пальцы, он шарил руками во тьме, словно пытаясь поймать растворяющиеся во мраке очертания. Он сделал несколько кругов по комнате, потеряв счет тому, сколько же именно раз ему пришлось пройти мимо напоенных беспросветной тьмой окон. Когда же кончится эта ночь? Вопрос постоянно вертелся в его мозгу.

Без всякого предупреждения кто-то быстро постучал во входную дверь.

«Ну вот, — подумал Леггер, — они и вернулись. Не Дорц с подружкой, а совсем другие…»

Стук повторился. Застыв на месте, Леггер в ужасе таращился на дверь. И прежде чем этот стук заставил его сердце оборваться, Леггер, глубоко вздохнув, быстро пересек комнату и, стараясь ни о чем не думать, рванул на себя дверь. На пороге стояла девочка лет шестнадцати, держа за руку маленького мальчика. Она посмотрела на Леггера так, что ему тотчас же стало стыдно.

— Можно нам войти? — спросила она своим по-детски милым, вежливым голоском.

«Я в большой опасности», — подумал про себя Леггер.

Опасность окутывала дом, словно ватой, и Леггер уже мысленно видел собственное расчлененное тело. И это видение уже просилось стать реальностью. «Это неправильный шаг, — подумал он про себя, — впрочем, сейчас всякое движение может привести в действие спусковой механизм… и тогда я уж точно буду мертв».

Девчушка с подозрением рассматривала его, стоя посреди гостиной. Она все еще держала за руку маленького мальчонку.

— Меня зовут Рэйчел Стэйн, — ни с того, ни с сего объявила она. — А вот вас зовут Р. Д. Леггер.

— Да, — согласно кивнул он. — Это так и есть. «Ну что я для тебя могу сделать», — подумал он про себя. Он так и не отошел от двери, по-прежнему держа ее за ручку. Прозрачный образ собственной смерти заворожил его. Он знал, чувствовал, что стоит ему сейчас рвануть на улицу, как кровавое месиво с остатками его лица, чавкая, полетит на мостовую.

Каким-то образом эта девчушка была способна на это.

— А это — мой брат Бадди, — она отпустила ручонку мальчишки. — Иди сядь.

Глаза мальчонки обшарили ее лицо, после чего метали злобный взгляд на Лёггера.

«Оружием служит он, — внезапно осознал Леггер. — Она — это палец на спусковом крючке, но мальчонка, собственно, и есть пистолет».

Мальчуган подошел к окну, распахнул его, уселся и свесил ноги с подоконника, при этом его глаза продолжали неотступно следить за Леггером. Девчонка — «Рэйчел», — вспомнил Леггер ее имя, — сунув руки в карманы своей мальчишечьей куртки, обводила глазами дом, словно изучая предметы несуществующей мебели. Она оглянулась на Леггера, слегка наклонив голову.

— Вы что, меня боитесь? Она явно ловила кайф от собственного голоса. — Да, — слово сорвалось с его губ прежде, чем он успел подумать.

Она понимающе кивнула.

— Это мы убили вашу собаку… Это сделал Бадди, но приказала ему это сделать я.

Девчонка сделала паузу, коснувшись пальцами губы, и призадумавшись.

— Милая была собачонка.

Леггер ничего не сказал. Ему просто в голову ничего не приходило.

— А вы не хотите знать почему? Во рту совсем пересохло.

— Почему?

Она нетерпеливо замотала головой.

— Много тут всего, вы не поймете.

Она явно возбудилась и, смутившись, размахивала ладонью перед собой, словно очищая воздух, затем вновь сунула руки в карманы куртки.

— Я даже сама не знаю, — сказала она, по-идиотски хихикнув, — и с чего это мы решили вас напугать? Может, это и впрямь была моя идея… Папочка Чарли.

Она смолкла, как будто тон собственного голоса пугал ее, затем вновь одарила Леггера невинной улыбкой.

— А вы не хотите узнать, каким именно образом Бадди это проделал?

«А какой у меня выбор? — подумал Леггер.

— Хорошо… валяй, — промолвил он вслух.

— О, Бадди — это талант-самородок. Ты знаешь, на что он способен? А знакома ли тебе женщина по имени Энн Мэнкс? — На ее юном лице заиграло неподдельное любопытство.

«Интересно, сколь много из того, что произошло со мной, ей известно?» — полюбопытствовав про себя Леггер. Смесь чувств, с которой она разглядывала его, была нечитаема… Еле заметные следы триумфа, презрения, зависти?..

— Она единственная, — продолжала Рэйчел. — Еще один талант-самородок. Кого хочешь найдет, чудо гештальт-терапии. Она способна улавливать эманации от предметов и людей и устанавливать местонахождение других предметов, с ними связанных. Даже в тех случаях, когда связующее звено уже давным-давно умерло.

Она сделала какое-то особо зловещее ударение на последних словах. «Как пить дать, имеет в виду моего отца», — подумал про себя Леггер.

— У Бадди тоже своего рода талант. Он убивает…

— Убивает? — Слова упали, словно камни.

— Да, — ее дыхание стало более прерывистым, а кожа порозовела психокинетическим образом, как бы изнутри их мозга… — Ну, словно бы бросив на них один единственный взгляд, он способен сунуть туда свою руку.

Она смолкла, посмотрев на маленькую фигурку, свесившую ноги с подоконника.

— Хотя, кроме этого, он ведь больше ни на что не способен. Даже говорить не умеет. И никогда уже не заговорит.

Каким-то образом — быть может, в результате столь продолжительного стресса — мозг Леггера заработал, вновь высвободившись из-под власти парализовавшего его страха. «А что они здесь делают?» — полюбопытствовал он. Со стороны он казался себе сейчас чересчур спокойным. Впрочем, человек ко всему привыкает. Кто же их послал? СКРАП? Но почему?

«Все эти тайны доведут меня до ручки, ха-ха. Юмор Аватары».

— Мне очень жаль, — громко сказал он вслух. Рэйчел пожала плечами.

— Не надо… слава богу, я не такая. «Поддерживай разговор, — подумал про себя Леггер, — может, удастся продержаться до утра.

— Ах, так значит это по наследству не передается…

Она посмотрела на своего брата, уставившегося в ночь невидящими глазами.

— Да нет, — ответила она. — Еще как передается… только у меня совсем другой талант.

Леггер ощутил, как мороз пробежал по его коже.

— Интересно, какой?

Она улыбнулась, отчасти по-детски, отчасти по-старушечьи, мрачно, после чего извлекла из кармана куртки какой-то предмет.

— Бадди сделал это уже давно, — она протянула ладонь. Леггер отошел от дверей и внимательно изучил то, что покоилось на детской ладони. Мертвая птичка. Неподвижный комок серо-бурых перьев с подернутыми поволокой глазами. Из плотно сжатого клюва по тельцу пролегла ниточка давно запекшейся крови. Леггер посмотрел в глаза девочки, затем, ощутив за ними какое-то внутреннее движение, сам того не желая, перевел взгляд на ее ладонь. Голова птички дернулась, и мертвые глаза уставились на Леггера, сердце которого в ту же секунду оборвалось.

— Я заставляю двигаться, — тихонько прошептала Рэйчел. — В особенности мертвых.

Птичка уже стояла на ее ладони. Открыв клюв, она испустила какой-то хриплый, леденящий душу вопль. Леггер видел, как при каждом звуке на животе птички образуется вмятина, словно на нее жмет невидимый палец. Рэйчел уронила крохотный трупик на пол.

— Смотри, — ткнула она пальцем.

Таракан, насколько мог видеть Леггер — мертвый, весь высушенный и покрытый пылью, медленно пополз из угла комнаты к ним навстречу. Его палкообразные лапки царапали цементный пол. Мертвая птичка, скакнув пару раз, подхватила таракана в клюв. Насекомое хваталось за свою псевдожизнь и било лапками и усиками по слепой головке мертвого пернатого. Клюв задрался кверху. Каждый из сегментов насекомого по-прежнему боролся… Мертвая птица сделала глотательное движение. Все еще живые фрагменты насекомого полезли из рваной раны позади птичьего черепа. «Как это отвратительно», — подумал про себя Леггер. Его обдала волна тошноты, смешанной с яростью.

Посмотрев на Рэйчел, он увидел, с какой неестественной живостью она за ним наблюдает, словно бы с трудом подавляя маниакальный голод. Вдруг ему ни с того ни с сего захотелось сделать ей больно.

— А другие фокусы ты умеешь? — холодно спросил он. — Или это единственное, на что ты способна?

Ее верхняя губа задрожала, девчонка запрокинула голову. До ушей Леггера донесся какой-то приглушенный стук с кухни, за которым последовал звук распахнувшейся дверцы холодильника, ударившей в стену. Сквозь дверной проем он мог видеть, как с тяжелым чавканьем летят на пол свертки с мясом. Прошла секунда, и бумажные обертки, шелестя, (летели сами собой. Розово-алые куски затрепетали и медленно поползли по полу.

Наблюдая, как разделанные куски мертвой свинины упорно и слепо движутся в его сторону, пульсируя, подобно замедленно бьющимся сердцам, благодаря тому, что девчонка наделила их каким-то издевательским подобием жизни, Леггер отчетливо услышал, как кто-то скребется во входную дверь. Он вновь бросил взгляд на лицо Рэйчел, теперь уже мокрое от пота. В одну секунду он оказался у двери и распахнул ее настежь.

Целый ковер из шуршавших насекомых, поднявшись по ступенькам, хлынул через порог, задев его ноги. Сухие трупики хлестали по лицу, бледные тушки ночных бабочек. Из кромешной ночи, окружавшей дом, все твари, которых воля Рэйчел застала в стадиях между жизнью и окончательным разложением, ожили и поползли к Леггеру.

Словно очнувшись ото сна, он отскочил от двери и спешно закрыл ее на засов. Он попытался стряхнуть эту ползучую гадость со своих ботинок… Размазывал всех этих жучков и паучков по полу, но они даже раздавленные продолжали шевелить лапками.

Рэйчел и ее братик уставились на замершего посреди комнаты Леггера. Куски мяса оставили на полу водянисто-кровавые следы, судя по которым можно было сказать, что сейчас они совершенно произвольно разбрелись по дому. Кусок ветчины бросился на ногу Леггера, прилипнув к штанине.

— Прекратите, — отрезал Леггер. — Понятно вам? Хватит!

Содрогнувшись, он сбросил с себя ветчину.

— А что, собственно, такого? — удивилась Рэйчел. — Разве не кажется тебе, что это здорово? Ты что, не хотел бы вести интересную жизнь? А какого черта ты тогда сюда приперся?

— Заткнись! — истерически прохрипел он. «И это мой выбор? — скорбно размышлял Леггер. — Смерть от вечного покоя Города Прослушивания или гибель в буйном хаосе Лос-Анджелеса? И я должен выбирать между этим».

— Подите прочь, — сказал он вслух. — Я даже не знаю, зачем вы это со мной делаете.

Он отодвинулся и увидел, как из дверей спальни выходит собака — на негнущихся ногах и со свесившейся до пола головой.

— Кар-кар, — прошептала мертвая собачонка.

— Да пошли бы вы все на… — с отвращением процедил Леггер.

— Сам ты туда пошел, — отрезала стоявшая позади него Рэйчел.

Повернувшись, Леггер увидел, что ее братик уже спустился с подоконника и теперь, вцепившись в узкие бедра девушки злобно на него таращится.

— Ты думаешь, что ты такой крутой?! Дерьмо! — закричала она.

Лицо ее побледнело, губы дрожали.

— Да ты понятия ни о чем не имеешь! — изо всех сил завопила она и, отпихнув брата, рыдая, побежала на кухню. Леггер молча посмотрел ей вслед. Парализованный, сознающий собственную некомпетентность, он прислушивался к утробным всхлипываниям девочки — самый выводящий из себя звук на свете. Леггер бросил нервный взгляд на копошившегося на полу Бадди — тугой комок спрессованной ненависти — и затем поспешил к Рэйчел. Она забилась в уголок кухни, ее кулаки побелели. Леггер встал на колени рядом с ней.

— Эй, послушай, — неуклюже начал он, ни на что не надеясь, — хватит, все будет хорошо…

Он обнял ее за плечи. «Она ведь такая маленькая», — совершенно внезапно пришло ему в голову. В горле у него застрял ком.

— Не плачь… Все хорошо.

Ее плечи дрогнули, она жадно хватал ртом воздух. Она заглянула ему в лицо. Ее собственное было раскрасневшимся и мокрым от слез.

— Ты просто не знаешь.

Стон протеста и странного сострадания.

— Хорошо, хорошо, ну, не знаю. — Он поднял ее на ноги, прижав миниатюрную фигурку к себе.— Ну же, может, тогда ты мне объяснишь.

Она кивнула, всхлипывая, после чего утерла лицо рукавом. Напряжение, ощущавшееся в доме, заметно спало. Неуловимые уху вибрации рассеялись, подобно прошедшей буре. Все еще прижимая Рэйчел к себе, Леггер обвел взглядом гостиную и увидел труп собаки и несколько неподвижно лежащих кусков мяса, вновь ставших бездушной материей. Чудовищная усталость объяла тело Лег-гера. Интересно, который сейчас час?

— Но ты можешь рассказать обо всем попозже, — промолвил он вслух. — Завтра… Разве ты не устала?

Она вновь кивнула. Леггер провел ее в спальню. Пока она стояла у дверей, он сорвал с кровати окровавленные простыни и запихнул их в комод. На одеяле пятен почти не было. Аккуратно расстелив его, Леггер обернулся к Рэйчел.

— Ну вот… пойду приведу твоего брата.

— Не надо, — она замотала головой. — Он ведь спать не умеет.

— Да? Ну хорошо. — Леггер просто предполагал, что, окажись девчонка с Бадди в одной комнате, он будет куда спокойнее чувствовать себя в другой части дома.

— Он любит сидеть у окон, — пояснила Рэй-чел. — Ему нравится за всем наблюдать.

Она шагнула к кровати и вдруг схватила обеими руками ладонь Леггера.

— Останься со мной, — она потянула его к себе. Леггер слегка отстранился, изучая ее кроткое детское личико. Всего лишь ребенок.

— А сколько тебе лет?

— А разве это имеет какое-то значение? В ее тоне сквозила горечь. Она скинула с себя куртку, а затем стянула тоненький свитерок, тряхнув копной темных волос. Груди у нее были маленькие и несообразные.

— Кстати, мне уже восемнадцать.

— О… он смотрел, как она стаскивает с себя вытертые синие джинсы. Белая кожа, темный треугольник на лобке вызвали из небытия очередное воспоминание. Потускневший образ сходной женской плоти на другом конце Тихого океана. Но вот лица той женщины он уже не помнил.

— Ты выглядишь гораздо моложе, — только и смог он ответить.

— Ты думаешь, что я еще ребенок, ведь так? — Рейчел скользнула под одеяло. Она смерила Леггера взглядом. — Думаешь, не стоит с ней связываться, ведь так?

С удивительной быстротой она метнулась к нему и расстегнула ширинку на его брюках. Она взяла его член в руку.

— Я ведь могу заставить танцевать на кухне все это мертвое мясо, но с этим мне ничего не поделать. — Похоже, она в этом винила себя.

— Да нет, дело не в этом… — он убрал ее руку. — Просто я устал…

«Вру, как сивый мерин», — подумал он про себя.

— Господи, — она погладила свои грудки. — Да не надо тебе ничего делать, по крайней мере сейчас. Я ведь спала с самым сильным человеком в мире. Знаешь, кто это? Впрочем, какая разница! Так вот, он никогда со мной ничего не делает. Иди сюда, — она привлекла Леггера к себе. — Не хочу я всю жизнь быть чьей-нибудь малышкой. Просто побудь со мной.

Когда мышцы ее лица расслабились и окончательно разгладились во сне, он встал с кровати и, пройдя через комнату, выключил свет.

В темноте, стараясь по возможности не шуметь, он снял с себя свои грязные, пропахшие потом шмотки. Прижавшись к ее обнаженному плечу, он погладил маленькую девичью грудь. Чувствуя кожей ее пульс, он старался не шелохнуться, дабы не нарушить покоя.

«Сколь непрочны и кратки волшебные мгновения нашего бытия. А может, она мне напоминает кого-то из тех, кого я бросил… Может, мне просто одиноко в этом Лос-Анджелесе?».

 

ГЛАВА 5

Шум на кухне… Леггер уже почти решил не открывать глаз и игнорировать, что бы там ни происходило. «Что ж теперь-то? — мрачно рассуждал он. — О, как меня все это дерьмо достало… Час от часу не легче… Опять какой-то шум».

Открьщ глаза, Леггер увидел полоску света под дверью, 1 ч) и дело перекрываемую движениями чьих-то ног.

«Кто же это?» — подумал Леггер. Рэйчел все еще спала, ее рот был слегка приоткрыт. О, эта ночная красота спящих девушек. Стараясь не разбудить ее, он тихонько встал и начал одеваться. Когда Леггер вошел на кухню, то у раскрытого холодильника он увидел Дорца. На столе лежал большой пакет из пергаментной бумаги с печатью «СКРАП КОМИССАРИАТ», начатая буханка хлеба и небрежно нарезанный помидор, еще зеленый с макушки.

— А я-то думал, что Динер даст тебе ветчины, — заметил Дорц.

— Она ушла по коридору.

Леггер наблюдал за процессом приготовления сендвичей с легким раздражением.

— Угощайтесь… — Дорц окинул взглядом комнату, затем нагнулся и что-то подобрал с пола. То было свиное сердце, покрытое пылью во время ночных странствий. Взяв его двумя пальцами, Дорц швырнул его в раковину. Видно, еще не сильно проголодался. Сев на край стола, он ткнул п цем в сторону спальни.

— Спит еще Стейнова девка?

— Рэйчел? Да? — Леггер отодвинул один из стульев и уселся, опустив локти на стол и закрыв лицо ладонями. Он протер пальцами гноящиеся глаза. — Который сейчас час?

— Около трех… А где ее братец?

— Думаю, все еще в гостиной, — Леггер взял "нож, лежавший около нарезанного помидора, и попробовал пальцем его влажное, в семечках лезвие.

— В таком случае, у тебя большие проблемы, браток, — подытожил Дорц.

— Может быть.

— Эта девка очень опасна. Непостоянна, как черт. А Бадди — это вообще ходячая бомба с часовым механизмом.

— Ты и впрямь много знаешь, а? — Леггер положил нож обратно на стол. Дорц никак не отреагировал на столь резкий выпад.

— Да… а что ты думал… конечно же, не все, но из того, что здесь творится, я знаю почти все.

— Смотри, какой молодец!

— Знаешь, мне и впрямь хотелось бы тебе кое-что объяснить, и я намерен это сделать, но сейчас у меня совершенно нет на это времени.

— Вот как? — зевнул Леггер. — К чему же такая спешка?

— А дело в том, что на полицейском участке СКРАПа сейчас всего лишь один охранник. И мы должны пробраться туда и сделать оттуда ноги до шести утра, прежде чем на работу заявится утренняя смена.

Леггер с удивлением воззрился на Дорца.

Какого черта нам там надо?!

— Ту рукопись, которую тебе пытался передать Натан Кейт. М^жет, они еще не успели ее уничтожить. Если это так, то она, вероятно, до сих пор лежит на столе в том кабинете, где тебя допрашивали.

— И ты хочешь, чтобы я совершил взлом… и провел тебя, куда надо? Не выйдет… У меня сейчас и без того неприятностей хватает…

Облокотившись на стол, Дорц подался вперед.

— Послушай, мужик, может, ты чего не понимаешь… у тебя ведь даже выбора нет… Больше, чем ты уже вляпался, в принципе-то и вляпаться невозможно. И лишь потому, что СКРАП-поли-ция — по большей части недоумки, ты еще шляешься по округе целехоньким. Но несмотря на всю их медлительность, наступит час, когда они исправят свои ошибки, а когда они это сделают, то размажут тебя, как дерьмо по асфальту. А Рэйчел и Бадди Стэйнов рядом не окажется, потому как они вечно лазают невесть где. Мне вообще кажется, что они подосланные… Мужик, тебя уже вычислили, так что давай сматываемся по-быстрому… Кроме меня тебе здесь некому довериться.

Леггер в ярости отпихнул Дорца.

— Ну, твою мать, — не выдержал он, — меня уже достало, что каждый мечтает на меня положиться. И ты и все остальные в этом городе! И при этом никто не хочет ничего объяснить.

— Не так громко… А то еще этот звереныш сюда прибежит, — зашикал Дорц как раз в тот момент, когда, по-крысиному оскалив зубы, в кухню на четвереньках прокрался Бадди. Зашипев, мальчик сделал глубокий вдох, зафиксировав свой взгляд на Дорце.

— Убери его!.. — заорал Дорц. И в голосе его был неподдельный ужас. — Прекрати!

Спотыкаясь, он побежал прочь от стоящего на четвереньках мальчонки, ударился о холодильник и, корчась от боли, полетел на пол. Он лежал там, схватившись за живот.

Оглушенный Леггер, какое-то мгновение не знавший, что ему предпринять, вскочил из-за стола и, схватив ребенка за руку, потащил его к себе.

— Нож! — через силу прохрипел Дорц. Бадди извивался в руках Леггера… Изо всех сил он лупил своими каменными кулачонками по его груди… Глаза мальчишки — два черных провала, налившихся кровью, — сфокусировались на лице Леггера, и в ту же секунду тот почувствовал тошнотворную боль в мозгу, становившуюся все сильнее с каждым ударом сердца. Леггер полетел спиной на стул, а мальчишка, тяжело дыша, оседлал его грудную клетку.

Наощупь Леггер нашел пальцами нож и всадил его в пах Бадди.

Лезвие было достаточно острым, так что, когда крохотная фигурка сползла на пол, нож вспорол мальчишке живот. Только тогда Леггер отпустил рукоятку, и внезапно потяжелевшее тельце упало на пол с чавкающим звуком. Леггер смотрел, как у его ног натекает лужа, и одновременно вслушивался в прерывистое дыхание Дорца. Он ощупал пальцами, целы ли его ребра… Нож вошел в тело Бадди, словно в кусок масла… Сильный шок пока еще удерживал Леггера от рвоты. Через несколько секунд, ни о чем не думая, он перешагнул через скорчившееся на полу тельце и, подойдя к привставшему на колени Дорцу, помог ему подняться. Дорц несколько секунд опирался на плечо Леггера, затем, тяжело вздохнув, подошел к столу и рухнул на стул.

— С чего это он на тебя напал? — спросил Леггер. — Я-то думал, что он делает лишь только то, что прикажет ему сестра. Она что, за тобой охотится?

Дорц отрицательно покачал головой.

— Есть еще кое-кто, кому он повиновался, — наклонившись вперед, он пристально смотрел на труп. — Может, поэтому их сюда и послали… Может быть, Стрезличек вычислил, что я раньше или позже сюда приду, впрочем, я не уверен.

— Как, как ты-его назвал? — Странно, но это имя, чешское имя, показалось Леггеру знакомым.

— Потом расскажу. — Дорц устало отмахнулся. — Нам пора сматываться.

«Да, — подумал Леггер… Он все еще ощущал, как его рука наносит смертельный удар. — Пора мне уходить». Он посмотрел вниз и увидел отражение собственного лица на паре дюймов стального лезвия, торчавшего из тела Бадди. Искаженные черты, замутненные кровью… Когда-нибудь и ему придет конец.

— Ничего не скажешь, тяжелые для тебя деньки выдались.

Дорц лениво покручивал руль, в то время как автомобиль скользил по пустынным улочкам. Леггер согласно кивнул, вглядываясь в затемненное ветровое стекло.

— Ты, верно, думаешь, что в Лос-Анджелесе остались одни дураки да психи, что мы все тут стебанутые.

Дорц круто вывернул руль, колеса взвизгнули.

— Так вот, позволь мне кое-что тебе сказать, — продолжил он мелодраматическим шепотом, наклоняясь к Леггеру. — Мы, сумасшедшие, на самом деле — надежда мира.

Он как-то напрягся и сразу же прибавил газу:

— Я правду говорю.

Леггер промолчал. Тьма за ветровым стеклом. Лос-Анджелес собственной персоной… Твердая субстанция, которую ничем не возьмешь… Не похоже, чтобы Дорц знал или был в состоянии сообщить ему, что лежит в сердце этого города… А на полицейском участке. Что там? «И все не по моей воле, — тяжело вздохнув, подумал он. — Словно бы мои импульсы всего лишь часть космической перистальтики, протискивающей меня сквозь Вселенную не шире моих плеч».

Без всякого предупреждения Дорц, свернув в глухой переулок, ударил по тормозам и заглушил двигатель.

— Участок в одном квартале отсюда, — сказал он. — Так что лучше пройтись до него пешком.

Стараясь не шуметь, Дорц стал красться вперед, прижимаясь к стенам домов.

— А что, это так необходимо? — прошептал Леггер. Он только что больно ударился рукой о ржавый банкомат давно разорившегося банка. Дорц, бросив на него раздраженный взгляд, продолжил движение вперед. За углом очередного строения они вышли на место, находившееся как раз напротив приземистого полицейского участка СКРАПа. Тусклый свет блуждал по ряду окон на его фасаде.

— Это охранник, — пояснил Дорц. — Вот дерьмо! Обычно он спит.

Свет достиг последнего из окон и исчез где-то в глубине здания.

— Вперед!

Дорц перебежал на другую сторону улицы, и секундой позже за ним проследовал Леггер.

Дорц уже ковырялся с одним из окон, когда Леггер подбежал к нему.

Скрип сгибающегося железа, и вот уже одно из нижних окон распахнулось. Дорц, сунув монтировку в карман, полез на подоконник. Несколько секунд он всматривался в темный интерьер участка, после чего, подтянувшись, спрыгнул внутрь.

— Лезь, не бойся, — услышал его шепот Леггер. Вскарабкавшись вслед за Дорцем, Леггер приземлился внутри желтого круга от фонарика, который на мгновение включил его спутник. ЛегГеру стало не по себе, когда, вновь включив фонарик, Дорц стал высвечивать картотечные ящики.

— А где охранник?

— Думаю, он сейчас на другом конце здания, — ответил Дорц. — Да ты за него не волнуйся… Всего-навсего трясущийся мерин.

Он высветил одну из дверей, выходивших в коридор.

— Ну что, ничего знакомого не видишь?

— Да нет, по-моему, это точно не то место. — Леггер попытался вспомнить последовательность коридоров и кабинетов, по которым его водили двое суток тому назад. — Тот кабинет где-то по центру фасада.

Он последовал за Дорцем и дрожащим кружочком света вдоль бесконечного коридора, мимо ящиков с картотекой, затем свернул в другой коридор, ничем не отличавшийся от первого.

— Ну? — в нетерпении промолвил Дорц.

— Думаю, вот она, — сказал Леггер, указав на одну из дверей напротив. Он прошел по коридору и распахнул эту дверь настежь. Оттуда что-то полетело на пол, больно ударив Леггера по плечу. Дорц посветил фонариком.

— Так что ж, они пытали тебя в подсобке, где хранятся метлы?

Свет пробежал по рядам мусорных корзин и серых растрепанных швабр.

— О, господи, — пробормотал Леггер, пнув ногой упавшую на него швабру. — Я не знаю, где эта треклятая комната.

— Ну, так тогда начинай искать. — Дорц указал вдоль коридора. — Посмотри все эти кабинеты и позови меня, если что увидишь. Я буду неподалеку.

Свет фонарика осветил еще один коридор, ответвляющийся от того, в котором они были.

— Свет нужен? — Дорц протянул фонарик так, словно это был нож.

— Нет, — сказал Леггер. — Я уже привык к темноте.

«Во всех смыслах», — подумал, глядя вслед удалявшемуся по коридору Дорцу. Он повернулся и стал по очереди открывать тусклые прямоугольные очертания дверей. «Смешно, — подумал Леггер двумя минутами позже, но были ли это минуты? Он посмотрел на окна и к ужасу своему увидел первые розоватые отсветы утра на лос-андже-лессском небосводе. — Как долго мы уже здесь торчим?».

Открыв очередную дверь, он окинул взглядом кабинет. Ничего. Полураспакованные столы и стулья в окружении упаковочного пенопласта. «Я, наверно, все еще буду открывать эти проклятые двери, когда сюда заявится вся СКРАП-полиция». Он подошел к следующей двери и открыл ее. Это была как раз та комната, где его допрашивали. Он сразу же признал ее обстановку, столь призрачную в полумраке, словно еще один негатив его воспоминаний. Стол, за которым восседал жирный, окно, у которого стоял тот, второй.

Внезапно он услышал за стеной шаги.

— Эй, — сказал Леггер, поворачиваясь. — Я все-таки нашел, это здесь.

Охранник, сморщенный дохляк, посветил в лицо Леггера. Какое-то мгновение они разглядывали друг друга.

— О, черт! — заверещал старикашка дрожащим голосом.

Леггер бросился на охранника, но больно ударился о дверную ручку. Старик успел отскочить на приличное расстояние, а затем швырнул в Леггера фонариком. Отскочив от его лба, фонарик полетел на пол, завертевшись юлой и высвечивая все в округе. И прежде чем Леггер успел сделать очередное движение, охранник был уже в дальнем конце коридора. Старик сорвал с ремня нечто напоминающее пистолет и стал целиться в Леггера трясущейся рукой.

— Вуф! — пролаяло непонятное устройство, будто бульдог рявкнул. Красная вспышка разорвалась во тьме…

«Вуф?» — Леггеру показалось, что он сходит с ума. Что это еще за пистолет, который стреляет «Вуф!»? Прежде чем охранник успел выстрелить вторично, Леггер уже вновь скрылся в кабинете. Чтобы там у старика в руке ни было, но он явно промахнулся. Леггер слышал, как топот ног охранника стал удаляться и вскоре окончательно стих.

Чуть приоткрыв дверь, Леггер выглянул и увидел, как с другой стороны бежит Дорц.

— Что происходит? — заорал Дорц. — Ты что, нашел?

— Да, — Леггер пропустил Дорца внутрь кабинета. — Но вот только охранник нашел при этом меня.

Дорц молча кивнул, шаря светом фонарика по помещению.

— Лучше б нам найти рукопись да смотаться отсюда, прежде чем он врубит сирену.

Дорц метнулся к столу и начал копаться в лежавших на нем бумагах, бросая их на пол.

— Рукопись была в целлофановом пакете, — сказал Леггер, — потому что она вся была в крови.

Дорц взял со стола пустой целлофановый пакет, перемазанный изнутри чем-то красным. Они разглядывали его какое-то время, пока Дорц подсвечивал пакет фонариком… Затем он отшвырнул его на пол и стал вываливать из стола ящики, разрывая какие-то бумаги и разбрасывая их во все стороны.

— Вот дерьмо! — Дорц ударил по столу кулаком. — Я должен был заранее догадаться.

Одной рукой он подхватил стоявшую у стола металлическую корзину для мусора и опрокинул ее содержимое поверх лежавших на столе папок. Луч фонарика высветил то, что больше всего напоминало Леггеру горку конфетти, испещренных красно-бурыми пятнами.

— Ублюдки, измельчили рукопись, — Дорц набрал полную пригоршню бумажек, глаза его светились ненавистью.

И тут где-то рядом взревела сирена.

— Тревога, — промолвил Леггер. — Эй, пошли отсюда, пора сматываться.

Он дернул Дорца за локоть, но тот продолжал с убитым видом таращиться на уничтоженную рукопись. В обращенных к Леггеру глазах Дорца было сейчас столько злобы, что Леггер непроизвольно отпустил его руку. Прошло еще одно мгновение, вдали продолжала монотонно выть сирена. Дорц наконец высыпал конфетти из своей ладони.

— Хорошо, — прошептал он. — Уходим. Леггер проследовал за ним к дверям.

— Берегись этого охранника, — бросил на ходу Леггер. — У него там какой-то пистолет, который вуфкает.

Пальцы Дорца застыли на дверной ручке.

— Что, действительно вуфкает? Такой низкочастотный звук, что-то вроде стона?

— Да, вот именно.

— …не является нарушением ваших прав, — раздался чей-то голос с противоположной стороны двери. Голос был каким-то жестяным, но тем не менее властным. — Данное устройство легально действовало в соответствии с Расширенным Актом о Национальной безопасности от 1995 года, смотрите параграфы…

— Отлично, — процедил Дорц. — И кто, интересно, снабдил охранника одной из этих хреновин?

— А что это?

— Ив соответствии с Решением Верховного Суда…

— Да не сейчас, — отрезал Дорц. Он обвел взглядом кабинет, затем подощел к столу и поднял стоявший рядом с ним портфель. Он высыпал на пол его содержимое — очередной ворох бумаг — и вновь подошел к двери.

— Когда я тебе скажу, как можно быстрее открывай дверь и отскакивай в сторону. О'кей? Ну хорошо, тогда открывай.

Леггер распахнул дверь и прижался к стене. Он успел разглядеть крохотный люминесцентный цилиндр, этакую световую пульку, неподвижно зависшую в воздухе, примерно на уровне груди.

— …не является нарушением ваших прав, — провещала пулька металлическим голосом.

Она исчезла из виду, когда Дорц буквально захлопнул ее в портфель. Подойдя к одному их картотечных шкафов, он выдвинул один из ящиков и швырнул портфель туда.

— Уходим! — крикнул он, выталкивая Леггера в коридор. — Долго ее там не удержишь.

Через несколько мгновений они уже были на улице и со всех ног неслись к аллее, где оставили автомобиль Дорца. Им вслед несся затухающий вой сирены.

— Ты уж прости, что так вышло с рукописью Кейта, — промолвил Леггер, уже когда автомобиль на бешеной скорости петлял по ночным улицам…

По мере того как вставало солнце, становились видны вершины зданий. Остатки ночи все еще цеплялись за их фундаменты.

— Забудь, — перемотанные окровавленными бинтами руки Дорца летали по рулевому колесу.

— А что это была за такая крохотная говорящая штучка?

Дорц смерил его взглядом, затем вновь сконцентрировал все свое внимание на дороге.

— Это то, что называют «медленной пулей», — сказал он наконец совершенно спокойным тоном. — Одно из самых последних великих достижени американской параноидной технологии. Разработана ЦРУ в середине девяностых. Охранник, должно быть, прикарманил один из старых образцов, оставшихся после того, как ударил Страх.

Он смолк, продолжая с мрачным видом крутить баранку.

— Так что же эта хреновина должна была сделать? — Леггер в нетерпении посмотрел на Дорца. Тот вздохнул, костяшки его пальцев побелели.

— Видишь ли, это орудие убийства, при помощи которого убирали неугодных. При выстреле оно наводится на ближайшую перед тобой структуру, испускающую биотоки. А биотоки, как и отпечатки пальцев, у всех разные. Пуля самостоятельно летит к цели со скоростью несколько футов в минуту.

— Ну, а потом?

— Непосредственно перед тем, как она достигнет цели, пуля начинает декламировать запись — юридическое оправдание уничтожения цели. Так называемый видоизмененный акт Миранды, столь популярный в шестидесятых. Пока пуля зачитывает тебе права, у тебя их уже не остается.

— А какой в этом смысл? Почему просто не воспользоваться простыми пулями, от которых не убежишь?

Дорц проглотил застрявший в горле ком.

— В том-то и весь смысл… От этой чертовой пули невозможно уйти. Ее энергетический ресурс — двадцать лет с момента выстрела, к тому же она оснащена миниатюрным буром Девайса, способным со временем пробиться сквозь любые стены и преграды. Видишь ли, эту пульку разрабатывали как психологическое оружие — олицетворение неминуемой смерти. Множество людей, творящих то, что не нравится правительству, умереть не боялись, потому как надеялись, что произойдет это крайне быстро. Прежде, чем они успеют что-либо сообразить. «Медленная пуля» развеяла подобные иллюзии… Так по крайней мере утверждали теоретики этого вида оружия.

— Ну, если это и впрямь такое чудо, — заметил Леггер, — чего ж его тогда с производства сняли?

— Шутишь? Ты хоть можешь представить, сколько такая хреновина могла стоить?

Леггер заерзал на сидении.

— Так или иначе, а я рад, что ушел от этой пули.

— Не ушел, — сказал Дорц. — Для этого тебе понадобилось бы выйти из электромагнитного поля Земли. Пуля способна обнаружить твои биотоки в любой точке его пределов…

— Подожди-ка, — вытаращил глаза Леггер. — Так ты хочешь сказать, что эта штуковина непременно меня убьет?.. И что меня уже ждет неминуемая смерть?

Не отрывая глаз от дороги, Дорц бросил краткое: — Да.

— Но это же нечестно, — только и смог выдавить из себя Леггер.

Столь вопиющая несправедливость повергла его в шок.

«Но ведь это же нечестно, — вновь подумал он про себя. — Я ведь просто так сюда приехал…».

— Так что, брат, извини, — вздохнул Дорц.

— Извини?! Господи! Да какого… Что мне теперь делать?!

— Как насчет того, чтобы совершить небольшое путешествие по пустыне?

Открыв рот, Леггер воззрился на него:

— Небольшое путешествие? — заорал он. — Это что, шутка? Смотри, во что меня вляпала твоя предыдущая экскурсия!

— Ну так теперь тебе уже нечего терять, ведь так?

— Ты сумасшедший! — Леггер посмотрел на холодный свет, пробивавшийся в просветы меж каменных стен. «И как это я дошел до такой жизни?» — подумал он, и ему стало до слез себя жалко. Сознание, что смерть его уже близка, превратилось в полную уверенность, каменной плитой давящей его душу.

— Что же тут безумного?! — почему-то вспылил Дорц. — Конечно, пуля тебя непременно найдет, но если постараться, ты ведь можешь оттянуть этот момент… К чему суетиться.

«Пошел ты на…», — подумал Леггер про себя. Во рту саднило от горечи.

— И почему это я должен непременно жариться в пустыне, прежде чем эта штуковина меня достанет?

— Думаю, тебе это покажется более интересным, нежели просто сидеть в Лос-Анджелесе и ждать, когда она разнесет твой черед.

— Очень в этом сомневаюсь… Ведь здесь, в этом городе, насколько я вижу, жизнь бьет ключом!

— Может, тебе и не придется ждать этой долбаной пули, — сердито бросил Дорц. — Может, еще раньше я тебя сам убью.

Леггер фыркнул.

— Ну вот видишь, я сразу же достиг состояния, при котором угрозы меня уже мало волнуют.

Дорцу с трудом удалось сдержать себя.

— Если поедешь со мной, — тихонько проговорил он, — может, еще и узнаешь, как действительно погиб твой отец.

— Видно и впрямь припекло тебя, что ты хочешь любой ценой проводить меня отсюда, — сказал Леггер. — Впервые сообщаешь мне повод, когда я уже почти привык к этому вашему туману, в котором блуждаю с тех самых пор, как приехал в Лос-Анджелес. Конспираторы чертовы!

— О'кей, ладно, — вздохнул Дорц. — Я расскажу тебе все, что знаю. Обещаю. Прекрасная продолжительная поездка в маленький заброшенный и покинутый всеми городок, что называется Борон… Для объяснения в пути времени будет предостаточно. Ну как, поедешь?

— Крутое предложеньице. Вместо того, чтобы умереть невежей, я погибну умницей.

— Это лучшее, что я могу тебе предложить, брат. «Лучшее — ты, недоносок, — подумал про себя Леггер. — И ради этого я должен буду сломать себе шею».

— Похоже, меня подставили… — сказал он вслух. Дорц только пожал плечами.

— Сам виноват, сидел бы себе преспокойно на своем ковчежце… так нет же, потянуло на риск…

Пыл Леггера заметно охладился, от всего, что он узнал, спирало дыхание. «Бремя страстей человеческих», — подумал он.

— Хорошо, я поеду с тобой.

— Вот и отлично, — Дорц откинулся на спинку сидения. — Сейчас я высажу тебя около того дома. Собирай, что посчитаешь необходимым забрать с собой — ну, шмотки может там и все остальное, — а как соберешься, сиди и жди, пока я за тобой не вернусь.

— А как же пуля?

— Мы уже будем в пути, прежде чем она сюда долетит.

Леггер молча кивнул, наблюдая за тем, как из-за линии горизонта выползает красное солнце. В доме горел свет. Желтые прямоугольники окон смотрели в чуть брезживший рассвет. Леггер заковылял по узкой тропе, когда Дорц уже разворачивался. У дверей он задержался, представляя себе невольно, какой же невероятный во всех отношениях бардак сейчас царит внутри этой хибары. Вываленное в грязи мясо, детский труп, эта девка Рэйчел… и почему это в жизни всегда так тяжело? Все равно что дышать, будучи заживо замурованным в кирпичную стенку. Повернув ручку, он распахнул входную дверь и быстрыми шагами прошел в гостиную.

В комнате уже воняло тухлятиной, Рэйчел была на кухне. Она завернула тело своего брата в простыню с кровати, сделав из трупа серый неопределенный кокон и положила его на стол. Она сидела рядом, положив руки на колени. «Интересно, — подумал в панике Леггер, — какова была ее первая реакция, когда, проснувшись, она увидела, что его, Леггера, давно и след простыл, а Бадди по рукоятку насажен на нож. Надо было нам что-то сделать с телом, а не бросать его вот так».

Подняв глаза, она увидела Леггера на пороге кухни. Глаза ее были сухими, но красными.

— Это ты убил его? — спросила она, совершенно лишенным каких-либо чувств тоном.

— Да, — начал Леггер. — Я…

— Ну и правильно. — Она отвернулась, ее образ отразился в оконном стекле. — Он ведь никогда не был счастлив.

Леггер прошел на кухню с непонятным желанием положить свою руку на ее столь хрупкое с виду плечико. Хотя, сделав первый шаг, он уже знал, что это не поможет. Встав рядом с Рэйчел, он увидел, что лицо мальчика виднеется из простыней. Выражение этого личика, олицетворяло вселенский покой и благолепие.

Теперь-то Леггер разглядел, что мальчик был прекрасен лицом, подобен темноволосому ангелу, в нем не было ни грамма той крысиной ненависти, присущей ему живому. И это после чудовищной боли и смертельного шока. Нет, это она сделала, понял Леггер. Разгладила черты лица своего брата… Своими невообразимыми талантами и способностями. Интересно, догадывается ли она сама об этом? Не сказав ни слова, он вышел из кухни, прошел через холл и вскоре оказался в спальне, сортируя содержимое холщовой сумки, привезенной им сюда из Города Прослушивания. Он ощутил, внезапно ощутил, что она смотрит на него с порога. Не поворачиваясь к ней, Леггер стал расстегивать свою рубашку.

— Он что, был единственным, что у тебя было? — вопрос был явно поставлен неуклюже.

Вытащив из сумки чистую рубаху, он поспешил натянуть ее на себя. Несколько секунд прошло в полной тишине. Наконец он повернулся и увидел, что она опирается на дверной косяк, похоже, последние силы покинули ее. Лицо девушки было сейчас неестественно бледным, глаза внимательно следили за Леггером.

— Бадди был единственным членом твоей семьи? — спросил он повторно.

Она медленно покачала головой.

— Нет, есть еще кое-кто.

Затем опять тишина. Леггер закрыл сумку на замок, бросил ее на пол и прошел к дверям. Рэйчел отошла в сторону, когда он приблизился к ней на шаг.

— Ты, верно, решил смотаться отсюда вместе с Дорцем? — спросила она. — Прямиком в Борон.

— Ты его знаешь?! — удивился он. — Что у него на уме?

— Я знаю его уже много лет… Мы даже как-то работали вместе… Хотя я и не знаю, что он затеял теперь… Чего он там ищет в пустыне.

— Слава богу, я не единственный, кто ума не может приложить, что же в конце концов здесь происходит.

Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза.

— Забери меня с собой, — промолвила она. — Я не хочу оставаться в Лос-Анджелесе.

— Не знаю, захочет ли Дорц взять тебя с нами. «Не знаю, хочу ли я этого сам», — подумал он.

— Похоже, Дорц тебя очень боится.

«А разве я не боюсь ее?» — мелькнуло в голове Леггера.

— Он-то меня возьмет, — заявила Рэйчел. — Он ведь мне как-никак кое-чем обязан.

Она коснулась руки Леггера. Он ощутил дрожание ее ледяных пальцев и понял, что она больна. Глаза девушки были подернуты мутной поволокой. Покачнувшись, Рэйчел рухнула на него, гравитация восторжествовала над плотью, губы приоткрылись в беззвучном стоне. Бросив сумку на пол, он подхватил Рэйчел на руки, ее голова болталась у него на плече. Она весила как ребенок, практически ничего. Он отнес ее в гостиную и усадил на пол, гладя по волосам и прижимая к себе. Скоро сюда приедет Дорц. А где-то Леггера ищет пуля. Он прислушивался к прерывистому дыханию девушки. Один из ее плотно сжатых кулачков методично постукивал по его сердцу.

«Двое, — подумал Леггер, — двое мертвых». Он не сказал это вслух. «Я уже видел двух покойников с тех пор, как приехал в Лос-Анджелес. Мужчину и ребенка. А третьим буду я… и последним, кого мне придется увидеть».

 

ГЛАВА 6

— Движение — есть естественное состояние всякого настоящего мужчины, — Дорц вцепился в баранку и обнажил зубы — этакая акула-маньяк. — Ты в это веришь?

— Не знаю, — ответил Леггер. — По мне, так лучше присесть и немножко отдохнуть.

Он смотрел, как за окном автомобиля проносится плоский, всеми покинутый пригород. За поворотом был мост на массивных сваях, а затем началось широкое бесконечное бетонное шоссе.

— Фривэй, — пояснил Дорц. — Просто обожаю его. Это чудо похлеще пирамид. И представь себе, что люди хотели покинуть эти места.

Он показал рукой на пейзаж за окном.

— Что же их так напугало?

Он взял круто вправо, объезжая глубокую выбоину на дороге. Леггер ничего не ответил. Он повернулся и посмотрел на заднее сидение. Анемичная спутница Дорца, Энн Мэнкс, сидела позади водителя, спокойно созерцая пролетавшие ландшафты со свойственным ей загадочным выражением лица. За спиною Леггера сидела Рэйчел. Глаза ее были закрыты, голова откинута на спинку сидения, но трудно было сказать, спит ли она сейчас на самом деле. Пот слегка серебрил ее лицо.

— Смотри-ка.

Леггер проследил за направлением пальца Дорца и увидел вдалеке огромное скопление машин. Краны, бульдозеры, все такое прочее и неторопливо копошащиеся возле них человеческие фигурки.

— СКРАП на марше, — продолжил Дорц. — Если бы эти несчастные ублюдки только знали…

— Знали что? Дорц ухмыльнулся.

— Ну, ладно… Пришла пора. Только вот не знаю, с чего начать, брат… Не так-то просто сразу все припомнить, чтобы восстановить целую картину.

— Ну, и? — передернул плечами Леггер. Фри-вэй тянулся до горизонта — прямая, теряющаяся вдали лента.

— Расслабься, — зевнул Дорц.

Внезапно Леггер ощутил столь сильный приступ переутомления, что более уже ни на чем не мог сосредоточиться.

— Думаю, что все началось с ПРОЕКТА ПСИ-ХО, — Дорц с серьезным видом посмотрел куда-то вперед, словно пытаясь разглядеть на дороге что-то важное. — По крайней мере, насколько мне известно. Но тому проекту предшествовала целая предыстория, и все благодаря твоему отцу… и Стрезличку. Ты хоть знаешь, кто такой Чарли Стрезличек?

— Глава, — пробормотал Леггер. Ему с трудом удалось стряхнуть с себя одолевшую его дремоту. — Глава ПРОЕКТА ПСИХО.

— Это лишь фасад. Он и впрямь его возглавляет, но он, кроме того, еще и самый влиятельный человек в исполнительном совете Головной Корпорации, которая много чем занимается, в том числе и этими ковчежцами близ побережья Японии. Транснациональная Корпорация, хотя мало кто знает о ее существовании. И на это есть особые причины. Так или иначе, но Стрезличек так же руководит СКРАПом, одновременно являяс владельцем конторы «Дибосфер Энтерпрайзес» которой мне почти ничего не известно. Так что, как видишь, это весьма крупная фигура.

— А его никогда не называли «папочка Чарли»? — Вопрос возник из спящего сознания Леггера, не на шутку его удивив.

Дорц пронзил его глазами.

— И где это ты услышал? Небось, Рэйчел сказала?

Леггер молча кивнул.

— Ну да, это тоже, так сказать, часть нашей истории, — Дорц замолчал, в задумчивой сосредоточенности уставившись в стелящееся до горизонта шоссе.

— Вот ведь полудурок, — злобно процедил он. — И почему это его до сих пор не пристрелили?

Он повернулся к Леггеру.

— Твой отец погиб, как раз пытаясь это сделать… Он должен был пристрелить Стрезличка…

— Но зачем? — Леггер вновь почувствовал себя бодрым при упоминании об отце, сон с него как рукой сняло. Это ведь настоящая тайна.

«Мой родной отец… Имя и запах, что до сих пор от меня исходит».

— И откуда ты это знаешь?

Дорц проигнорировал эти вопросы.

— А много ли ты знаешь о своем отце? Кем он был? Что делал?

Кровь бросилась Леггеру в лицо.

— Он зарабатывал на жизнь, убивая людей.

— Да сроду он на этом не зарабатывал, — перебил его Дорц.

— Да? А как насчет той огромной суммы о Фронта Освобождения Северной Америки?

— Они просто кормили его, вот и все… Заботились… ну, чтобы он с голоду не помер…

— Так значит, он делал это, потому что ему это очень нравилось…

— Нет, — Дорц покачал головой. — Он ведь и себя убивал понемногу…

«Так какого хрена?! Оставь его в покое! — мысленно крикнул Леггер. — К чему выволакивать труп на свет божий, кем бы он ни был, и тыкать меня в него носом?!».

— А какое твое собачье дело, кем он был и что делал?!

— Потому что из-за этого мы едем в Борон, — спокойно ответил Дорц. — Из-за того, что сделал в свое время твой отец… Ради того, что он пытался сделать.

— Убивать этого, как его там? Стрезличка? — Леггер отвернулся к окну с брезгливым видом. — Так именно это ты и задумал? Мало у меня бед, так ты еще хочешь втянут меня в заговор с целью убийства столь влиятельного, по твоим словам, лица?!

— О, господи, вот дерьмо! Мы еще ничего не начинали, а меня уже тошнит от твоего нытья. Слушай, ты, наверное, уже сам себя достал, а?! Неужели ты никогда ни о чем другом не мечтал, кроме как ошиваться по округе, прикрыв задницу пуленепробиваемым жилетом? Как будто это поможет! Ты что, забыл, что отправили тебе вслед?

— Да пошел ты! — огрызнулся Леггер. — Я что, должен вступить в твой мемориальный эскадрон смертников в качестве одолжения? Так, что ли?! Я ведь до сих пор ни хрена не знаю о том, что в действительности здесь происходит!

— Ну так слушай, придурок.

— Боже, ты хоть смотри, куда едешь! — Леггер попытался выхватить руль у Дорца как раз в тот момент, когда тот вновь посмотрел на дорогу. Машина скребнула о проржавевший ограничитель на обочине, и в ту же секунду Дорц вывернул руль в противоположную сторону. Автомобиль тряхнуло и вынесло на середину проезжей части.

— Хорошо, — промолвил Дорц, тяжело вздохнув и с ожесточением вцепился в баранку. — Раз ты так хочешь знать… то так и быть, я тебе все расскажу. Только заткнись пока и не перебивай меня, понял?!

Леггер промолчал. Ландшафт за окном машины был уже совсем иным — выжженные солнцем холмы далеко за пределами города.

— Твой отец, Ричард Леггер… — ровным, размеренным тоном начал Дорц, — был наемным убийцей, которого поддерживала группировка, называвшая себя «Фронтом Освобождения Северной Америки»!.. Да… Но он был куда круче. Как убийца он был просто уникум. У него были примерно такие же способности, как и у убитого тобою Бад-ди Стэйна. Конечно же, он пользовался ружьем, чтобы убивать, но складывалось такое впечатление, что жертвы его — покойники еще до того, как он открывал стрельбу. Он, похоже, был способен лишить их воли к жизни, подавляя всякое сопротивление смерти.

— Я слышал об этом, — заметил Леггер. — О том, как они отпускали охрану домой, а потом просто сидели и ждали, когда он придет. А порой даже сами приходили к нему на верную гибель.

Дорц кивнул.

— Словно апокрифический змеиный гипноз…

Но это отнимало у него немало сил. Последней его жертвой стал некий Бриггз, исполнительный директор, существовавшей еще до прихода Страха Тихоокеанской видеосети. У твоего папаши был пунктик по отношению к руководителям телевидения. Он лично отправил на тот свет семерых директоров различных телекомпаний… Так или иначе, на пленках, где он снят после убийств, мы видим человека крайне переутомленного, просто какую-то живую тень. Как будто бы, гипнотизируя свои жертвы, он каждый раз отдавал часть своего тела и души, которые потом не восстанавливались.

— Пленки?! Какие пленки?

Дорц с жалостью посмотрел на Леггера.

— А что, тебе, видать, про них не сказали?! Тот лишь плечами пожал.

— Я так… все сам по кусочкам собирал… Ребенком я поменял целый ряд приемных родителей… и никто из них никогда мне не говорил о моих настоящих родителях. Либо они о них ничего не знали, либо просто ничего не хотели говорить.

— Это и неудивительно… Но вернемся к видеопленкам. Так вот. Твою мать звали Дорис Фенель — этого ты точно не знал, а? Так вот, поначалу она была спецкором Тихоокеанского видео — головной корпорации кабельного телевидения на Западном побережье. «Фронт Освобождения Северной Америки» согласился, чтобы, когда твой отец пойдет на дело, она пошла вместе с ним и сняла все на камеру, тем самым они думали сделать себе хорошую рекламу. Конечно же, здесь не обошлось и без крупной суммы, но телесеть понесла большие убытки, потому как спецрепортажа так никогда и не получила. Дорис Фенель стала членом «Фронта Освобождения», безвозмездно передав этой организации свою дорогостоящую видеокамеру. Она сопровождала твоего отца во время его трех последних успешных походов, засняв там все до мельчайших подробностей. Фронт явно планировал снять на основе этих репортажей подпольный рекламный фильм, чтобы с его помощью набирать в свои ряды новых добровольцев. Отснятый твоей матерью пленки существуют до сих пор, я сам их смотрел.

— Ну и что же произошло дальше? — спросил Леггер. — С моими папой и мамой?

Рассказ казался ему невероятным. Он попытался представить себе лицо женщины, дабы заполнить пробел, личную пустоту. Но у него ничего не получилось.

— Дорис Фенель, может, и была хорошим репортером, но вот в технике совершенно не разбиралась. В противном случае она бы обнаружила, что в ее камере стоит «жучок». В камеру был встроен постоянно работающий видеопередатчик, своего рода «следящий глаз». Тихоокеанское видео явно сомневалось в лояльности Дорис еще до того, как ее отправили на спецрепортаж. Они втайне от нее модифицировали ее камеру. Все, что она снимала, не только записывалось, но и одновременно ретранслировалось в штаб-квартиру «Тихоокеанского видео». После того, как был застрелен Бриггз, твоя мать уже в салоне машины, на которой они неслись с места убийства, сняла, как твой отец говорит о своей следующей цели, о Стрезличке. Дальше — пленка не очень хорошего качества. Отец твой, судя по всему, планировал получить какое-то особое оружие от организации, именующей себя «Фонд Исследований Смертности». Мне так и не удалось выяснить, что же это было и чего именно отец твой от них хотел. Но каким-то образом, судя по всему, от стукача, внедрившегося в ряды Фронта, Стрезличек узнал, что база твоего отца находится в одном из складов Лос-Анджелеса. У отца твоего там уже стоял грузовик, груженый чем-то, что он хотел отдать «Фонду» в обмен на это таинственное оружие. В те времена «Фронт Освобождения» совершенно свободно орудовал в Лос-Анджелесе и все потому, что за несколько месяцев до этого ударил Страх и почти все, кто жил к западу от Солт Лейк Сити, бежали в том или ином направлении. Но поскольку Стрезличек знал, откуда они двинутся, он послал особое подразделение агентов безопасности Головной Корпорации, и те устроили там засаду на твоих родителей. Но несмотря на это, им удалось прорваться сквозь окружение и уйти от погони на грузовике. Там, дальше, такой великолепный кинематографический ряд! Нет, ты непременно должен это увидеть! Журналистский инстинкт не подвел твою мать, и она все подробнейшим образом засняла на пленку. Там есть еще один фрагмент, где твой отец упоминает, что они едут в Борон. Именно там и должна была состояться сделка с «Фондом Исследований Смертности». После этого отрезка оставшиеся пленки, отснятые твоей матерью, каким-то образом исчезли из архивохранилища «Тихоокеанского видео».

— И ты не знаешь, что там произошло? — спросил Леггер. — В этом Бороне? Может, им и оттуда выбраться удалось… Может, они оба до сих пор живы.

«Интересно, сколько же сейчас его отцу лет?» Дорц лишь головой покачал.

— Существует сделанная полицией видеозапись анатомического исследования трупа твоего отца. Множественные огнестрельные ранения. То, что не удалось людям Стрезличка в Лос-Анджелесе, у них получилось в Бороне. Твоя мать умерла девятью месяцами позже в тщательно охраняемой палате. Осложнение во время родов… Длительное пребывание в опасных районах, переутомление, отчаяние — все это сыграло свою роль.

Леггер молча принял эту новость.

«Ну вот, опять кровь, — подумал он. — И на этой крови я появился на свет».

— Ну, и что дальше?

— Фронт Освобождения Северной Америки со временем был расформирован, и вскорости о нем забыли… А какой в нем был смысл, если твоего отца убили. Страх между тем крепчал, и спустя пару лет здесь обитали лишь одни «остки».

Дорц пожал плечами и, сощурившись, посмотрел на слепившую в полуденных лучах бетонную полосу.

— Шло время. Все позабылось… И кто помнит сейчас о террористе, которому однажды не повезло?

— Но вот ты, например, — сказал Леггер. — Но каким образом?

Возникла странная пауза, во время которой Леггер внимательно всматривался в профиль Дорца.

«И чему я должен верить? — подумал Леггер. — Не хочу, чтобы меня засосало в воронку безумия этого парня. Если это действительно безумие».

В течение какого-то невероятно тошнотворного мгновения он ощутил всю непрочность и коварство окружающего его мира. Как будто мир этот был всего лишь рисунком на ветровом стекле.

— Ну вот, наступило время и для моей автобиографии, — продолжил Дорц. — Около десяти лет тому назад Головная Корпорация начала так называемую программу Организованного Поиска Талантов. Угадай, кто лично был за нее ответственен? Правильно, наш общий друг — Стрезличек.

Похоже, за его саркастическим тоном, скрывались совсем другие чувства.

— Они стали выявлять тех, кого ты назвал бы детьми с выдающимися способностями.

— Природные дарования… — промолвил Леггер.

— Да, — сказал Дорц, на мгновение смерив собеседника взглядом. — Всех видов… Телепаты, психокинетики. Но никто из них особенно не впечатлял, чтобы зарегистрировать производимые ими эффекты, требовалась специальная аппаратура. Исключением были лишь Рэйчел и Бадди Стэйны.

Он ткнул большим пальцем на заднее сиденье.

Леггер оглянулся, чтобы посмотреть, как она там. Энн только что вытерла белым носовым платком пот с лица Рэйчел, так и не выразив никаких чувств. Затем Энн сунула платок в карман рубашки и отвернулась к окну. Рэйчел даже не вздрогнула и в себя не пришла. Леггер повернулся на голос Дорца.

— Меня тоже выбрали, когда мне было пятнадцать лет. Я был самым старшим из вовлеченных в проект. Всего нас было 58 человек. И все мы жили на этом большом ранчо с казарменными бараками близ Юрики. Это в Северной Калифорнии. Страх оттуда уже удалось вывести, но что-то никто обратно возвращаться не торопился. Ранчо это прежде было исправительным учреждением для несовершеннолетних преступников. Мы прозвали его «Уродским Раем».

Он улыбнулся, явно что-то припоминая.

— Так значит, ты — талант, я так понимаю, — промолвил Леггер. — И что же ты умеешь?

Дорц на мгновение оторвался от дороги.

— Ну, знаешь ли, некоторые из тамошних талантов были вполне тривиальны. Например, был там мальчонка, одним лишь взглядом своим способный стерилизовать семена растений. Еще один умел разглаживать тисненую бумагу. Мой талант был. из той же серии.

«Смотри-ка, засмеялся», — подумал Леггер.

— Так это там ты познакомился с Рэйчел?

— Да, с ней и ее братцем. Мы с Энн в «Уродском Раю» держались вместе. Мрачноватое место, чтобы провести в нем юные годы, скажу я вам… Природные дарования тяготеют к ненормальности, и там повсюду было полно этих парапсихомет-ристов, которые нас специально выводили из себя, потчевали нас амфетаминами, дабы проверить, не увеличивает ли это наших способностей. Они даже раскопали по такому случаю древнюю электрошоковую машину, вот только починить ее не смогли… Хотя и поджарили одного из лаборантов. — Он неторопливо покачал головой. — Что это было за место! Там я потерял невинность, став жертвой тринадцатилетней соплюшки с не по годам развитой фигурой, единственный талант которой состоял в том, что ее ногти светились в темноте. Впрочем, предполагаю, то был отнюдь не единственный ее талант… Это продолжалось около трех с половиной лет, после чего всех детей вернули обратно к родителям или разослали по детприемникам… За исключением меня и Энн. Нам тогда уже было по восемнадцать, и мы держались сами по себе. Ну и Рэйчел с Бадди, само собой, оставили. Ведь Стрезличек души в них не чаял. Это было еще задолго до того, как я понял почему… и я до сих пор не уверен в деталях.

— Но какое все это имеет отношение к моему отцу?

— Подожди, сейчас расскажу… Стрезличек устроил Энн машинисткой на работу в бюро при штаб-квартире Головной Корпорации в Лос-Анджелесе, которую они только что повторно открыли. Я пошел работать ассистентом составителя каталогов старых видеоархивов компании «Тихоокеанское Видео».

Дорц скорчил отвратительную гримасу.

— По правде говоря, весьма скучное занятие. О'кей, а теперь перенесемся в более близкие к нам времена. Два года тому назад начались работы по ПРОЕКТУ ПСИХО. Для этой цели была переоборудована старая атомная энергетическая установка в Сан-Онофрэ, к югу от Лос-Анджелеса. К ковчежцам близ побережья Японии была проведена так называемая линия прослушивания, замыкавшаяся на огромных емкостях, содержавших в себе психоэнергию. Емкости эти были устроены внутри обветшавших ядерных генераторов. А потом они стали практиковать широкомасштабный психический вампиризм, набирая добровольцев, из которых высасывалась психическая энергия, транслируемая затем по каналам прослушивания в центр исследований по ПРОЕКТУ ПСИХО.

— Послушай, я же там был, или, может, ты забыл? — перебил рассказчика Леггер.

— Тебе нет нужды мне об этом рассказывать. Весь ковчежец буквально был утыкан плакатами с этим проклятым мультгероем Спарки КенДу, с улыбающейся электрической лампочкой вместо головы и молниями вместо рук и ног… и этот урод указывал на все это дерьмо, на которое ты сможешь обменять свои точки подключения. Большинству было нечего делать со своим временем и энергией, а потому многие люди подумали, а почему бы не рискнуть? Говорят, что после этого кривая самоубийств резко пошла вниз. Все были слишком обесточены, чтобы их волновали такие проблемы, как жизнь и смерть, хорошо им или плохо. Помните, когда вы впервые услышали о Натане Кейте, первом в мире психонавте, готовившемся к первому прыжку в великое Серое Неизвестное? Могу спорить, ты никогда бы и не подумал, что его пристрелят прямо на твоих глазах.

— Нет, — промолвил Леггер. Во рту у него пересохло от воспоминаний.

«То был мой первый прыжок в «Великое небытие», — подумал он.

— Я и представить себе такого не мог.

— Как-то раз, примерно год тому назад, Энн связалась со мной. Мы частенько бывали вместе, с тех пор как покинули «Уродский Рай», но потом ее перевели в Сан-Онофрэ в качестве одной из секретарей для ПРОЕКТА ПСИХО. Она печатала дневник тренировок Натана Кейта и наткнулась на кое-что, что он явно не предназначал для посторонних глаз. Несколько черновых страниц, оставленных за ширмой ПСИХО.

— За ширмой ПСИХО? Дорц кивнул.

— Заглавие являлось аллюзией на старинный научно-фантастический роман, который ему очень нравился и был опубликован где-то в 60-х или 70-х годах. Думаю, это было что-то о старинной космической программе США. Короче говоря, НАС А и вся прочая дребедень. Автор, судя по всему, бьы непризнанным гением. Ты 6 слышал, что Кейт говорил об этой книге. Короче говоря, Кейт разоблачил ПРОЕКТ ПСИХО, в конце концов, он же был мудрец…

— Разоблачение? — Леггер непонимающе уставился на Дорца. — Что же было не так с ПРОЕКТОМ ПСИХО?

— Ну, ты даешь, — усмехнулся Дорц. — Впрочем, те страницы, что нашла Энн и показала мне, ничего особенного из себя не представляли. Кейт был до ужаса многословным и изощренным ублюдком, а за те немногочисленные аудиенции, во время которых мне удалось с ним поговорить, он толком ничего мне не рассказал.

— Да, а может, и говорить то было не о чем. Может, он просто с ума спятил.

— Тогда почему они его убрали как раз в тот момент, когда он попытался передать тебе законченную рукопись? Нет, что-то за душой у него было. Кое-что о ПРОЕКТЕ ПСИХО, что не предназначалось для разглашения. И те причины, по которым он не мог сообщить истины, и то, что он подозревал о том, что за ним следят, а ведь он не ошибался, сам видишь, что с ним случилось. И более того, он ведь сам не знал всей правды. Он ведь был просто пешкой, выбранной для проекта, его избрали лишь благодаря его фотогеническим данным. И бог знает, что ему пришлось сделать, чтобы узнать столь много, сколько он узнал.

— Да… Но что же это такое было? По крайней мере, он хоть что-то должен был сказать тебе…

Дорц поднял вверх указательный палец.

— Вот что я от него разузнал. Во-первых, ПРОЕКТ ПСИХО — это совсем не то, что нам о нем говорят. Во-вторых, содержащие психоэнергию емкости — это тоже на самом деле нечто иное. В-третьих, то, что происходит, имеет какое-то отношение к Рэйчел и Бадди Стэйнам… В-четвертых, в прошлом это каким-то образом было связано с Ричардом Леггером.

Дорц вновь положил руку на рулевое колесо.

— Моим отцом?! Да какого черта! Он уж двадцать лет как покойник!

— Ты думаешь, мне тоже не хочется этого разузнать? — Лицо Дорца покраснело от гнева. — Чем же я тогда, черт тебя дери, по-твоему, занимаюсь?

— И поэтому мы едем в Борон. И что же, по-твоему, мы должны будем там раздобыть?

С трудом подавляя раздражение, Дорц отрезал.

— Пленку… Видеозапись того, что там на самом деле произошло. Та копия, что транслировалась Стрезличку через переоборудованную видеокамеру твоей матери, исчезла из архивов «Тихоокеанского Видео». Но нет никаких свидетельств тому, что камера твоей матери с пленкой-оригиналом когда-либо была найдена. Местонахождение грузовика, на котором они туда приехали, также не удалось установить. И если нам удастся найти его и пленку, может, мне и удастся узнать, какова связь между ПРОЕКТОМ ПСИХО и твоим отцом.

— Ты думаешь, Энн удастся обнаружить пленку с моей помощью, используя меня как след, как запах?

— Но нам же удалось найти таким образом тот склад в Лос-Анджелесе… А ведь это было всего лишь место, где просто нечто случилось с твоим отцом, а не специфический конкретный объект, как, например, грузовик или видеокамера.

— А Рэйчел? — Леггер с ожесточением посмотрел на Дорца. — Ты бы не взял ее с собой из-за простого сострадания. Ты планируешь выкачать из нее все, что она по этому поводу знает, ведь так же?

Дорц хлопнул ладонью по «баранке».

— Ради бога, о каком сострадании может идти речь? За ПРОЕКТОМ ПСИХО и впрямь таится страшное Зло… И я это чувствую. И я буду сражаться с этим злом… В этой борьбе уже пал Натан Кейт, а ты сидишь тут и ноешь, мать твою, что у меня, видите ли, не те методы… Ты — дерьмо, если считаешь, что совершил подвиг, дав согласие поехать снами. А Рэйчел? — Господи, да если я и впрямь что-то из нее выужу, то это будет Чудо… Знаешь, она ведь, возможно, сейчас уже умирает там, на заднем сидении.

— Она просто устала. — Леггер почувствовал, как его прошиб холодный озноб. — Вот- и все.

— Устала? Не надо песен… — процедил Дорц. — Это я устал… А вот она — умирает… А ты — дерьмо… Тебе никогда не приходило в голову, что у тебя чего-то не хватает? Я хочу сказать, что всякий, прошедший сквозь такое столь быстро, как вы, хоть чуточку да изменился… Быть может, даже поумнел… Но только не ты! Ты даже не в состоянии заметить, что человек из-за сильного психического потрясения может сыграть в ящик.

— Простите, простите меня, я ведь убил ее брата… Господи, да что ж вам от меня нужно?

— Чучело, она вовсе не из-за брата так убивается. Ей этот уродец отродясь не нравился… Да и кто б его смог полюбить… Это она из-за Стрезличка, будь он проклят! Все дело в ублюдке Стрезличке!

— Что?! — Леггер ушам своим не поверил. — Мне хоть когда-нибудь объяснят, что же в конце концов здесь происходит?.. А то мне уже кажется, что ты по ходу сочиняешь. Какое отношение имеет Стрезличек к тому, умрет или останется в живых Рэйчел?

Дорц резко вывернул руль, объезжая ржавеющий на середине проезжей части металлолом.

— Я видел… — он старался подобрать подходящие слова. — Я уже видел Рэйчел такой… Там… в «Уродском Раю»… Много лет тому назад… Ближе к концу программы Рэйчел подвергли серии интенсивных психологических обусловливающих процедур. Я подслушал, как какой-то покатывающийся со смеху лаборант назвал это операция «Большой Папочка». Суть была в том, чтобы заставить Рэйчел воспринимать Стрезличка в качестве Верховного Отца, своего рода Бога и Истины в последней инстанции. И надо сказать, им это удалось.

Дорц сощурился, вглядываясь в уходящую за горизонт дорогу.

— Она ослушалась его всего лишь один раз, и ей тотчас же стало плохо, как сейчас. И поправилась лишь тогда, когда Стрезличек лично явился в наш обезьянник и простил ее. Вот ведь мразь!

Леггер в течение нескольких секунд всматривался в лицо Дорца.

— Точно, меня лечить не надо.

— А? — Дорц оглянулся на Леггера.

— Я не такой уж и дурак… Так что не пытайся меня уверить в том, что Рэйчел была единственной, кого Стрезличку удалось запрограммировать!

Уважительно осклабившись, Дорц закивал головой.

— Верно… Со мной это тоже проделали… Но от только не взяло… по крайней мере, не так, как им хотелось бы… Со мной им долго пришлось повозиться, но в конце концов я от их установок избавился.

— А сейчас ты просто сражаешься со Злом, да? Конечно же! — усмехнулся Леггер. — А тот факт, что ты просто одержим Стрезличком, как я предполагаю, к этому делу совершенно никакого отношения не имеет…

— О господи, Леггер, — взмолился Дорц, отпуская руль.

— Следи за дорогой! — Автомобиль сейчас несся без какого-либо управления.

— Конечно же, имеет! Всякого подавляющего твою личность деспота необходимо убивать. А если этот деспот — твой отец, то убей его!

— А если тебя никто не подавляет? — закричал Леггер. — Если ты просто хочешь, чтобы тебя оставили в покое!

— Тогда убей себя!

Колеса завизжали, когда, ударив по тормозам, Дорц вырулил на центр проезжей части и выругался:

— Господи, какого черта, я согласился.

— Так как насчет Рэйчел? Если единственное, что спасет ее жизнь, — это личное прощение Стрезличка, то что ж, по-твоему, ты творишь, прихватив ее с нами? Это ты — чертов деспот, и ты сейчас убиваешь ее.

— Я и без тебя это знаю. Но она же сама напросилась! А может, ей лучше будет умереть, чем вновь позволить этой свинье копаться в ее мозгах.

— Похоже, ты свое дело знаешь, — промолвил Леггер. — Похоже, это крайне удобно — моральн оправдывать любой из своих поступков.

Натянутая улыбка, подобно бескровной ране, появилась на лице Дорца.

— Чистейшей воды совпадение, — ответил он.

— Иди ты к черту! — Леггер отвернулся и стал смотреть на размытый скоростью ландшафт за окном. Впервые взгляд его упал на зеркало заднего обзора. Оно было растрескавшимся и заляпанным грязью. Кроме того, оно оказалось совершенно бесполезным, так как было установлено под неправильным углом. Он мог видеть отражение половины собственного лица.

«Похоже, я уже наполовину там, — подумал Леггер. — Насколько же меня хватит?»

Прислонившись головой к холодному стеклу, он закрыл глаза. Еле уловимая боль пульсировала в его груди. Дорц насвистывал сквозь зубы какую-то незнакомую мелодию, ноты которой звучали довольно странно. Вскоре, прижавшись щекою к стеклу, Леггер уснул.

 

ГЛАВА 7

…Отец его был нем. Он вцепился ногтями в собственную глотку, словно пытаясь вырвать оттуда комок крови и плоти, преграждавший путь словам. Словам, которые Леггер так хотел услышать. Но осталось лишь беззвучное разевание рта, пантомима Отчаянья. Отец уронил руки, и кровь прилила к белым отметинам, которые оставили ногти на его шее. С печалью и скорбью он посмотрел на своего сына…

Леггер открыл глаза и увидел за окном автомобиля выжженный солнцем пейзаж. Песок да скудная пожухлая растительность тянулись до горизонта. Абсолютно ничего не говоря, Леггер выпрямил спину. Его язык скользнул по сухим зубам, ощущая набившуюся в рот пыль.

— Где мы? — спросил он.

— В пути, — ответил Дорц. — Черт знает на какой автостраде.

Он зевнул, демонстративно поиграв мышцами рук.

— Тем не менее до Бороны еще несколько часов пути.

Леггер обернулся на заднее сидение. Кожа на лице Рэйчел уже успела побелеть до ночной прозрачности. Ему показалось, что он даже видит сквозь веки, как движутся ее зрачки, следя за перипетиями какого-то больного сна. Энн воззрилась на Леггера без заметного интереса, после чего опять отвернулась к окну. Леггер тоже отвернулс Дорц, ухмыляясь, уставился на горизонт.

— Зря я так переусердствовал, — объявил он. Ну, я имею в виду наш разговор. Ведь если начис тоту, я просто люблю делать то, что мне нравится. А ведь бороться со Злом, черт возьми, это ж здорово! И о чем мне тужить, если все в этой жизни происходит по инерции. Все мы — пленники своего выбора, каким бы нелепым он ни был.

— Спасибо.

«Ну ты и клоун», — подумал про себя Леггер. Внезапно в животе у него затрубило от голода.

— А поесть-то ты на этот пикничок с собою взял? И где провизия?

— Есть? — непонимающе взглянул на него Дорц.

— Ну да, ты ж понимаешь, еда… А ты перекусить не хочешь?

— Ой, да я ж совсем забыл об этом… Может, потому что вконец замотался с этим Динером в поисках бензина.

— Великолепно. — Леггер с отвращением посмотрел на скудную и несъедобную пустынную растительность. — Может, когда мы отыщем этот грузовик, там еще будет лежать завтрак моих родителей.

— А как ты думал… Вот, черт, нога замлела. — Дорц резко ударил по тормозам. Леггер схватился руками за приборную доску как раз в тот момент, когда автомобиль замер у обочины.

Леггер обвел взглядом суровый пейзаж, теперь уже совершенно неподвижный. Низкорослый кустарник жался у подножия высоких дюн. Повернувшись, Леггер увидел, как, чертыхаясь, вылезает из машины Дорц.

— Ну, куда тебя несет!

Внезапно Леггеру стало страшно, что его могут бросить одного в этой пустыне. Дорц ступил на посыпанную гравием обочину, заскрипевшую под его ногами. Легкой трусцой он взбежал на вершину ближайшей дюны, с трудом различимый в слепящем мареве. Он повернулся к Леггеру.

— Не волнуйся! Я сейчас же вернусь!

— Не бойся! — прокричал Дорц, исчезая на противоположной стороне бархана.

«О, боже!» — подумал Леггер. Он все еще продолжал смотреть на дюну, словно завороженный внезапным движением Дорца. О чем это он?

Леггер отвернулся, затем подошел к машине и заглушил двигатель. Закашляв, мотор пару раз вздохнул, после чего погрузился в полное молчание. Автомобиль сейчас казался удручающе инертным — мертвый воздух, окруженный металлом. «Живая душа рассталась с телом машины», — философски заметил про себя Леггер. Он услышал, как открылась задняя дверца, и, повернувшись в пол-оборота, увидел, как из машины выбирается Энн. Став рядом с автомобилем, она потянулась с грациозностью кошки. Леггер посмотрел на Рэйчел. Ее лицо белело на фоне обивки сидения. Темные ресницы даже не вздрагивали. Леггер прошелся возле машины, разминая затекшие ноги. Через пару секунд он подошел к месту, где стояла, вглядываясь в пустыню, Энн.

Ее руки были сложены на груди. Он кашлянул один разок, но Энн даже не повернулась в его сторону.

— Куда он пошел? — спросил Леггер. Она ничего не ответила.

— А ты хочешь знать, что он делает? — Да.

Она посмотрела на него: выражение лица соответствовало голосу. «Хорошо, — подумал Лег-гер, — подробности можешь не рассказывать». Он стал было отворачиваться, но вдруг, повинуясь мгновенному импульсу, встал прямо перед ней.

— Странный он парень, не правда ли? — в его голосе прозвучали воинственные нотки.

— Быть может… — не дрогнув, ответила она.

— А как получилось, что ты с ним связалась? — Леггер сунул руки в карманы брюк. — Ты что, во все это веришь?

Уголок ее рта слегка приподнялся в удивлении.

— А разве это имеет значение?

— Что имеет значение?

— Ну, правда это или нет. — Она отвела взгляд и снова стала пристально всматриваться в пустыню.

Леггер ощутил свое поражение.

— Ты хочешь сказать, что в любом случае поступала бы также? Так, что ли? — Он обошел ее вокруг, чтобы в очередной раз заглянуть ей в глаза. Какое-то мгновение она смотрела прямо на него, но так ничего и не сказала.

«Да пошли они все на… И почему это я должен так волноваться… Каждый раз все заканчивается тем, что я снова задаю себе этот вопрос». Он отвернулся и пошел от нее прочь, не спеша ковыляя к машине. Открыв дверцу, он вновь увидел лицо Рэйчел, обескровленное грузом ее кошмарных снов, и отпрянул назад. Несколько секунд он постоял у открытой машины. Пальцы его сжимали раскалившуюся на солнце дверцу, совершенно при этом ее не чувствуя. Наконец он отскочил в сторону и, словно высвободившись из капкана, поспешил по дороге вперед, и вскоре автомобиль уже превратился в крохотную, сверкающую точку за его спиной.

* * *

Когда он сошел с обочины и стал взбираться на вершину дюны, ноги его глубоко вязли в песке, жаркий ветер дул прямо в лицо. Вскарабкавшись на песчаный холм, Леггер присел, впитывая ляжками приятное тепло сухого песка. «Всякое Искушение притупляет», — сказал он себе, обозревая лежащий внизу отрезок дороги и с трудом различимые объекты на ней. Что ж, меня надолго хватило. Но, кажется, на этом свете все и впрямь приходит к концу.

Он ощутил легкую грусть, словно от потери чего-то до боли знакомого, но давно позабытого. Эти два слова — «Искушение притупляет» — пришли к нему, когда ой находился в качестве воспитанника в ковчежном детдоме, после того как последняя пара приемных родителей предпочла от него избавиться. Когда в том же детском доме ему исполнилось пятнадцать, Леггера одолела глубокая психическая депрессия. Обслуживающего персонала в том учреждении явно не хватало, а потому работники детского дома втайне радовались, что большую част времени Леггер проводит, лежа на койке, молча созерцая серо-зеленые стены. В таком виде он никакой потенциальной опасности не представлял — детдому частенько приходилось идти на значительные фармацевтические расходы, дабы достичь сходного эффекта у других воспитанников, но ни им, ни ему не был известен код, погрузивший его в столь сумрачное психологическое состояние. Просто как-то раз он проснулся и обнаружил, что все предметы окружающего мира, видимые и невидимые, — лишь пустая скорлупа на поверхностном уровне. Дни полетели один за другим, накапливаясь вверху календарного листа, подобно всплывающему косяку мертвой рыбешки.

Через два месяца после того, как вещи замкнулись в себе, наступило Рождество и отдел по общественным связям какой-то японской корпорации подарил детскому дому целый контейнер дешевых транзисторных приемников, и каждому из воспитанников досталось по одному. Санитарка-доброволец, раздававшая приемники, — женщина грузная и конопатая — еще больше удручила Леггера своей здоровой упитанностью. Она стояла у его койки, желая убедиться, что мальчик обрадовался подарку.

Чтобы сделать ей приятное, Леггер распаковал новую батарейку и вставил ее в радиоприемник. Когда из динамика прямой ' наводкой бабахнула японская коммерческая техномузыка, рот санитарки расплылся до ушей, словно бы тем самым был разожжен небольшой костерок, способный вскорости растопить застывшую, ничего не выражающую маску лица, которую обратил сейчас к ней этот задумчивый подросток.

Когда она ушла, Леггер поспешил выключить приемник, но вместо громкости, крутнул рукоятку настройки. В быстром шквале голосов и звуков он тогда отчетливо расслышал, как кто-то сказал по-английски: «Искушение притупляет». Его палец тогда инстинктивно потянулся к другой рукоятке и выключил звук. Несколько секунд он сжимал радиоприемник в своих руках, затем вновь его включил и поискал тот самый голос! Но его нигде нельзя было найти в пределах шкалы, полностью заполненной нечленораздельными звуками. Молодой Леггер вновь откинулся на своей койке и в течение нескольких последующих дней испытал нечто вроде настоящего откровения, смысл которого еще не до конца ему был ясен, но, по крайней мере, пелена стала спадать с его глаз. Всякие слаженности, притупленности, плоскости — были его Искушением. В любой миг он был готов поддаться пассивности и согласиться с кем и с чем угодно. Он мог избавить себя от последующих угрызений — они бы разрядились и погрузились в плоский безликий мир, подобно брошенному в бездонное море камню. Это было так просто, что он даже удивился. И впрямь, почему бы не рассматривать нормальное состояние вещей, все наши старания и желания в качестве насилия над плоской и выхолощенной Вселенской правдой и Последней Истиной. Так легко, так просто падать вниз, чтобы тебя, спящего, затем уносило течением в Тьму Вечности… Или ее свет… впрочем, ка кая разница? Является ли пуританство генетически обусловленным? Американское наследие… и он по второму разу принялся отведывать всю общеобразовательную стряпню, читать книги, раззевать варежку в классе, ну и все такое прочее. У персонала вновь на руках появился очередной живчик… В конце-концов, все это оказалось вопросом морали, по крайней мере до тех пор, пока это еще было ему интересно. Это было так легко, это искушало, с этим можно было бороться. Теперь юный Леггер обладал определением греха, а отсюда и разного рода религиями. Со своей собственной литанией. Слова «Искушение притупляет» являлись одновременно и подмогой, и обвинением, которыми можно было воспользоваться в случаях, когда этот простой плоский мир грозил вновь наполни собою Вселенную.

«Вот почему черти понесли меня имени сюда», — подумал Леггер, сидя на вершине бархана. В поле его зрения попал ползущий по песку блестящий черный муравей. «Вот почему я пилигримом прибыл в этот дряхлый Новый Свет. Слишком велико было искушение там, на ковчежце, в городе этих подключек и подслушиваний».

Иногда он чувствовал себя так, будто бы в результате какого-то Всемирного Заговора все страхи были насильственно извлечены из его подсознания и выплеснуты на плавучие улицы ковчежца. О, боже, когда тебе даже платят за то, что ты идешь ко дну, то это уже чересчур! Он любил девушку, но чувствовал, как хватает его за плечи собственное зомбическое «я», прижимая свое стекловидное лицо к нему. Бежать некуда! Хотя, впрочем, то же самое преследует его и здесь. И оно совсем рядом.

Леггер провел пальцем линию на песке, затем перечеркнул ее второй, после чего разгладил песок ладонью…

«Может, я какой-то неполноценный? — пришла ему в голову неожиданная мысль, — может, во мне чего-то нет. Ведь всякий другой на моем месте в первую очередь бы встревожился бы. Был бы до крайности возбужден и взволнован всем тем, что уже произошло, этой взрывчатой смесью крови и смятения. Но ведь еще существует для меня реальная возможность бросить все и выйти из игры. И почему не воспринимать все чисто автоматически?» У таких придурков, как Дорц, как правило, проблем с этим не возникает. Их поглощает одержимость, и в результате все сводится к методам, способам получения того, чего ты хочешь. А что делать, когда конца не видно, а центростремительная сила момента уже на исходе? Он посмотрел вниз на стоящий у обочины автомобиль и увидел в нем белый расплыв лица Рэйчел величиной не более острия иголки, ослепительно белевший на диком солнцепеке…

«И даже это выборочно, — с горечью подумал он. — Я в любой момент могу забыть о ее существовании. «Искушение Притупляет»… Искушение притупляет плоскости и равнины Искушения».

— А… пошли вы все! — крикнул он что есть мочи. С повторением Очарование становилось абсурдным.

«Но я все-таки попробую еще раз, ведь что-то удерживает меня от того, чтобы окончательно остановиться. Что? Что-то приближается?.. Мертвый отец? Вполне возможно… Ищи ответы. Но на какой вопрос?»

Леггер склонил голову под непреодолимым натиском Солнца и призадумался.

«Попробуем все расставить по своим местам, будь оно трижды неладно. ПРОЕКТ ПСИХО. Стрезличек. Рэйчел. Связи? Мой отец… «Медленная пуля». Дорц…»

«Проблема существует, — подумал Леггер. Два противоположных мирка вгрызаются друг в дружку на одной и той же орбите. Один — официальный, второй — в интерпретации Дорца. В какой же верить? Официальный больше весом, но он уже рушится! И раздирает его на части никто иной как Дорц, вцепившийся ногами и руками в наиболее уязвимые точки этого мира, откуда сейчас хлещет кровь. И все это ставит под вопрос старое чувство реальности, не так ли?»

Нет. Леггер вонзил пальцы в горячий песок;, песчинки обожгли его ладони. «Вот это правда», — подумал он. И все эти притупленности, сглаженности, плоскости — они тоже реальны, ведь даже невидимые, они ощутимы. Нет, дело не в реальности. Проблема во лжи. Чему верить? Вера во что-либо требует волевого решения. Риска!

Он встал и отряхнул песок со своих брюк.

«Нет, лучше на месте не сидеть, — подумал Леггер. — Ведь где-то меня уже ждет пуля, даже если я сам ее не жду».

Когда он подошел к машине, на вершине дюны показался Дорц. В обоих руках он держал что-то болтавшееся до земли.

— Вуаля! — завопил он в яростной экзальтации, исказившей черты его лица.

Энн повернулась на звук его голоса. Разделенные автомобилем, она и Леггер наблюдали, как Дорц сбегает по склону бархана, высоко держа болтающиеся в руках предметы.

Оказалось, что это ящерицы. Две больших игуаны болтались головою вниз. Дорц не выпускал их из рук. Подняв лысые головы, ящерицы таращились невидящими глазами на людей. Похоже, животные были загипнотизированы или парализованы. На их телах никаких следов физических повреждений не было.

— Время полдничать, — рассмеялся Дорц, размахивая ящерицами, словно маятниками.

— О, господи, — тяжело вздохнул Леггер. — Где ты их раздобыл?

Он уставился на зеленых тварей с любопытством, смешанным с отвращением. Дорц лишь плечами пожал.

— В пустыне их полным полно. — Он подошел к машине и швырнул рептилий на капот. — Ну, если, конечно, знаешь, где их искать.

— И что, мы должны их есть? — Леггер ткнул пальцем в ящериц.

— Само собой… А почему бы и нет?

Леггер невольно отдернул руку, когда одна из тварей дважды моргнула глазом; холодный взгляд земноводного сфокусировался на человеке.

— Черт! Так они же живые!

— Ну и что? — Дорц открыл багажник автомобиля и стал активно рыться в его содержимом. — Все равно они скоро будут мертвыми.

Он вернулся с антикварным примусом и парой перелатанных алюминиевых сковородок.

— А ты что, думал, мы их сырыми есть будем?

— Что-то я не пойму. — Леггер и неподвижная ящерица оценивающе смотрели друг на друга. — Почему они не убегают?

Примус с грохотом полетел на землю. Дорц показал сковородкой на крышу автомобиля.

— Вон туда посмотри.

Маленькая ящерка, не больше пальца Леггера, медленно ползла к Дорцу. Бросив сковородки, тот двумя пальцами подхватил верткую тварь.

— Да, мясца маловато, — подытожил он, внимательно ее изучив. Он швырнул ящерицу через плечо.

— Так это и есть твой талант? — наконец сообразил Леггер, взглянув на Дорца с некоторым уважением. — Ты… ты… заклинатель рептилий?

— В основном повелеваю ящерицами, — как бы между прочим заметил Дорц. — Со змеями у меня пока еще мало что получается.

— Ну, это уже кое-что. — Леггера одолел иррациональный восторг. Повернувшись к дюнам, он воздел руки к небу. — Я рыскаю посреди пустыни с бандой чертовых уродов. Прямо странствующий цирк. Все еще заливаясь смехом, он повернулся и увидел Дорца, с остервенением вонзившего перочинный ножик в синеватое брюшко ящерицы. Он вспорол живот твари, и оттуда вывалились свернутые спиралью внутренности. Лицо Дорца сейчас было особенно жестоким. Леггер перестал смеяться.

— Ладно, — сказал он. — Прости меня.

Он смолк, следя за выражением лица Дорца.

— Я и впрямь проголодался и… ты… знаешь, я почему-то уверен, что вкус у нее будет отменный. Он вновь смолк, услыхав, сколь неубедителен его собственный тон.

Дорц внимательно на него посмотрел, кровь ящерицы текла по его пальцам, кишки торчали из вспоротого тельца, словно нутро какого-нибудь перезревшего лопнувшего фрукта.

— Я этого дара для себя не просил, — отчеканил Дорц. — Ты что думаешь, я не предпочел бы обладать истинной силой? Даром, действительно что-то значащим?! Да если б я только мог?!

— Вот дерьмо, — процедил Леггер. — И тогда ты был бы не просто психом, а действительно представлял бы опасность для окружающих.

Он отвернулся, уставившись на безмолвные дюны. И в следующую секунду он уже полетел на пыльный асфальт, а в горло его вцепились перемазанные в крови пальцы.

— Мудрец, мать твою! — сплюнул Дорц, когда они в обнимку покатились по посыпанной гравием обочине. — Да что ты вообще понимаешь?!

Вконец отчаявшемуся Леггеру наконец-то удалось схватить Дорца за руку. Когда он оторвал его влажные от крови ящерицы пальцы от своего горла, глаза уже застилал красный туман.

— Пошел ты к черту! Вонючая рука пыталась заткнуть ему рот.

В ответ Леггер пару раз заехал локтем в живот Дорца. Покрытая кровавыми пятнами рука вновь скользнула по лицу Леггера. Один палец зацепился за уголок его рта. Леггер вцепился в палец зубами и почувствовал на языке солоноватый привкус, в следующую секунду Дорц ретировался.

— Сукин ты сын, — прошипел он в тот момент, когда Леггер уже поднялся на четвереньки. Он отбивался как мог, но прежде чем ему удалось подняться на ноги, Дорц схватил его за пояс. Полетев в песок, Леггер больно ударился затылком.

— Да отпусти же меня, ради бога! — Леггер схватил голову, крепко вдавившуюся в его ребра, и с силой попытался оторвать ее от себя. — Да что с тобой, мать твою, такое приключилось?

— Псих, — прохрипел Дорц, скрежеща зубами. — Я тебе еще покажу, придурок ты этакий.

Он еще сильнее вдавил Леггера в песок.

— Я был сыт тобою по горло… еще до того, как увидел тебя воочию!

Леггер забил ладонями по песку, словно тюлень ластами, явно запаниковав при виде маниакального выражения лица Дорца.

— Господи, да никак и впрямь…

— …не является нарушением ваших прав. — Неожиданно зазвучавший голос был механически точен и по тону властен. — Юридические преценденты подобного действия включают…

Дорц отпустил Леггера, и они оба посмотрели вверх на размытую световую точку, медленно летящую к ним по воздуху, ярко сверкавшую даже! на фоне слепящего песка дюн.

— Пуля… — прошептал Леггер. Похоже, с этим| словом вышел последний кислород, оставшийся в его легких. Теперь уже иная сила расплющила ему глотку, перекрыв дыхание. Он застыл на месте, внезапный шум крови в ушах заглушил ровный, бесчувственный голос.

— Делай ноги! — сверкнул на него глазами Дорц. — Беги!

С трепетной медлительностью, не отрывая глаз от неторопливо ползущей пули, Леггер поднялся с земли. Когда ему удалось привстать с земли на колени, взгляд его оторвался от пули и упал на руки. Глубокий отпечаток весомости его тела на челе пустыни. Песчинки, каждая из которых — крохотный мир, покоящийся на таких же мирах, каждая из которых — по-своему уникальна. Песчинка… песок, текущий сквозь пальцы и дающий подробнейшие отпечатки рисунка его кожи. «Вот оно», — подумал Леггер.

— Де факто подобные силы рассматриваются как подрывные по отношению к государству. Параллельная интерпретация позволяет… — теперь уже механический голос был куда громче. Он приближался откуда-то сзади.

«А я мог бы умереть, созерцая вот это», — подумал Леггер. Схватка с Дорцем совершенно его измотала… Неприятный привкус слюны, да нет же, крови, наполнял сейчас его рот.

«Кстати, а куда мне бежать?»

Задержав взгляд на песчаной дюне, он сомкнул пальцы, и под его ладонями образовалось некое песчаное подобие женских грудей.

— Да пошевеливайся же ты, черт тебя дери! Дорц дал Леггеру хорошего пинка, и тот растянулся на песке. Подняв голову, он оглянул с на Дорца, еще не опустившего после удара ногу. Жестоко — пародийная замедленная съемка подвыпившего ковбоя, пляшущего на родео перед быком. Световая точка не спеша проплывала по воздуху в нескольких футах от его груди. Леггер видел, как Дорц, подпрыгнув, поднял руку и ударил открытой ладонью по пуле, закрыв ее на мгновение. В следующее мгновение он, застонав, упал на колени и принялся растирать другой рукою оставшееся на ладони багровое пятно ожога.

— …оправдание… — изрекла пуля, продолжая свой полет.

Пулька была крохотной, но светилась столь интенсивно, что Леггеру даже показалось, что он кожей лица осязает то тепло, которое она излучает. Он откинулся затылком на песок и закрыл глаза. Жар давил на веки, подобно невидимым ущербным лунам. Внезапно он услышал громкий металлический звон и ощущение нарастающей теплоты исчезло. Леггер открыл глаза и обнаружил, что светящаяся точка исчезла, вместо этого он увидел Энн. Сопя от натуги, она всем весом своего тела прижималась к брошенной на песок перевернутой алюминиевой сковородке, из-под которой что-то нечленораздельно мямлил и скрежетал голос пули. Дорц поднялся на ноги, сжимая в побелевший кулак обожженную руку. Не сказав ни слова, он обозрел окружавший их ландшафт и в следующую секунду, метнувшись к обочине, согнулся и поднял лежавший там валун. Кряхтя и постанывая, он, пошатываясь, поспешил обратно к Энн и, став рядом с ней на колени, опустил камень на дно сковородки как раз в тот момент, когда Энн убрала оттуда свои руки.

— Пойдем! — бросил Дорц, поворачиваясь к Леггеру. Здоровой рукой он стряхнул песок с шорт. — Надолго это ее не задержит.

Он помог Энн подняться и потащил ее к машине. Они не пробежали и нескольких ярдов, как Дорц остановился и посмотрел на Леггера, вставшего на ноги, но так и не тронувшегося с места.

— Ну, что там у тебя теперь такое? — обратился к Леггеру Дорц. В его голосе сквозило явное раздражение. Ладонь Дорца успела обуглиться.

— Иди ты… — огрызнулся Леггер, взбираясь на вершину дюны. — Да ты, верно, и на самом деле спятил, если думаешь, что я вновь сюда в эту машину сяду вместе с тобой. Ты ведь пытался меня убить.

Леггер смолк, разозлившись от того, что голос его звучал по-детски визгливо в неподвижном воздухе.

— Что, что? Да прекрати ты это, ради бога, — Дорц театрально ударил себя кулаком по лбу. — Пойдем, ну подурачились и будет… Таким образом, видишь ли, я избавляюсь от избыточной отрицательной энергии. Это мой единственный порок.

Как будто все еще находясь на сцене, он сцепил руки за спиной и одарил Леггера располагающей улыбкой.

— Ну, давай же… Нам ведь давно пора ехать в Борон.

— Ты просто дерьмо, — ответил Леггер.

— А ты… ты… тупой недоделок… — раскрасневшийся Дорц ткнул пальцем в алюминиевую сковородку. — Вот та хреновина вылетит оттуда уже через минуту, и что ты тогда будешь делать? Безостановочно бегать по пустыне? Да куда ты убежишь.

— Не знаю, — как будто себе самому ответил Леггер. С вершины дюны он видел лишь протянувшиеся во все стороны неподвижные волны песка. Ноги его ослабли и стали дряблыми.

«Когда она подлетела, — с мрачным видом подумал он, — все, на что я оказался способным, так это лечь и ждать смерти. Какая пассивность! Вот это-то и страшно. Как будто бы бегство было бы излишеством для такого трупа, как я».

— Черт тебя дери, Леггер! — в отчаянии завопил Дорц. — Чего же ты хочешь?

— Ничего, — пробормотал Леггер. Он отвернулся и стал спускаться по противоположному склону, девственно-гладкому. Он бросил прощальный взгляд на автостраду позади Дорца и Энн и застыл словно вкопанный. Рэйчел вылезла из машины и теперь стояла, облокотившись на капот. Видно, она была еще слишком слаба, чтобы удержаться на ногах самостоятельно. Она следила за Леггером и что-то одновременно кричала ему. Но ничего нельзя было разобрать. Слишком велико было разделявшее их расстояние.

 

ГЛАВА 8

— Я так устала… — промолвила Рэйчел… Ее голос был так слаб, что казалось, будто он исходит вовсе не из ее тела. Склоненная к плечу миниатюрная головка рельефно белела на фоне виниловой обивки заднего сидения. С тупой пассивностью больных она глазела на проносившийся за окном пустынный ландшафт.

— …И так замерзла, — она медленно закрыла, а затем открыла свои глаза, как будто веки у нее были чугунными. — А может, я изнываю от жары. Что-то я никак не пойму.

— Не волнуйся, — сказал Леггер. Он держал ее неестественно теплую руку в своих ладонях. «Правильно, — с горькой самоиронией подумал он. — Ты еще расскажи ей, что все нормально, — сам-то ты в это давно не веришь». — Ни о чем не беспокойся, я сам о тебе позабочусь. — Леггер почувствовал, как при этих словах его грудь что-то сдавило.

— Вот, — Энн наклонилась к ним с переднего сидения, протянув в точеных пальцах некий металлический цилиндр.

Леггер несколько секунд с непонимающим видом таращился на незнакомый предмет, прежде чем опознал в нем открытую консервную банку с персиковым компотом. Золотые дольки плавали в медовом сиропе. Приняв с тупым видом банку из ее рук, он на какое-то время прижал консервы к своей груди. Смотреть на сверкавшие внутри жестянки кусочки было все равно что любоваться сквозь круглое окошечко на жидкое Солнце.

— Откуда это? — наконец спросил он.

— Энн раздобыла, — сообщил Дорц. Держа одну руку на баранке, он оглянулся в пол оборота на Леггера и Рэйчел. — У меня их целый ящик был, как жаль, что я второпях забыл его прихватить. Так сказать, сух-пай, на крайний случай. Может, еще хочешь? Вот тут у нас еще банки есть, сейчас, — только этикетку посмотрю. А-а! Вот — нектар гуавы… Прости, но когда покупаешь у остков оставшиеся со времен пришествия Страха консервы, то особо выбирать не приходится. Все стоящее они сами уже давным-давно сожрали.

— Да нет, все просто здорово, — ответил Леггер. — Великолепно!

«Еще бы, — подумал он про себя, — считай, что чудо».

Банка была теплой наощупь. Это от того, что она лежала в «бардачке».

«Господи, я и впрямь тронут до слез!»

На какой-то миг в его памяти всплыло туманное воспоминание из детства. Нечто связанное с его подружкой, маленькой девочкой одного с ним возраста. Они сидели за большими столами — дети постарше находились на противоположном конце комнаты. И она подала ему эти золотистые ломтики прямо со своей тарелки. Консервированные персики, влажные и скользящие в собственном соку.

И вот они появляются вновь. Леггер поболтал содержимое банки, наблюдая за тем, как кусочки персиков лезут друг на друга. — «Символист во мне еще жив, — сухо заметил про себя он. — Интересно, а почему эти персики не упаковывали в меховые упаковки? Но тогда кто бы посмел их есть? О, господи, — он вздохнул. — Мое сердце тает при этой мысли. Мысли, таящейся за скользящим движением. Подарок маленькой девчушки».

— С тобою все в порядке? — Голос Энн пронзил мечтания Леггера. Он оторвал взгляд от открытой консервной банки.

— Да, — совершенно членораздельно ответил он. — Спасибо.

Он сунул руку в банку и выудил оттуда одну из долек, ухватив ее двумя пальцами. «Со мною все будет в порядке, — подумал он про себя. — По крайней мере в течение какого-то времени». Он протянул золотистый ломтик Рэйчел. Она посмотрела на него, затем наклонилась и съела ломтик в два приема, прямо с руки Леггера. При этом ее белые зубки скользнули по краешкам его чувствительных пальцев.

— Сладкие, — промолвила она спустя мгновение, похоже, как следует поразмыслив, прежде» чем что-либо говорить. Она высунула язык и слизнула капельку янтарного сиропа с пальцев Леггера. И это почему-то заставило его вспомнить о кошке. Ощущение влажной и мягкой наждачки язычка грациозной мурлыки. Рэйчел улыбнулась ему: слабое движение бледной плоти, небольшой временный триумф; акция по сдерживанию того самого рака, что съедал ее сейчас изнутри.

Еще до того, как банка была опустошена, Рэйчел положила голову к нему на плечо и закрыла глаза. Потихоньку, чтобы ее не разбудить, Леггер достал из банки последние дольки персика и тут же их проглотил. Эн поставил банку под ноги и откинулся на потертой обивке с Рэйчел на плече, столь невесомой, что казалось, будто и нет е вовсе.

В ноздри ударил еле ощутимый запах рыбы Леггер бросил взгляд на переднее сидение и увидел, как Дорц перемазанной в масле рукой накладывает бланшированную сельдь на тонкие ломтики черного хлеба, который ему протягивает Энн и с удовольствием их поглощает, не отрывая глаз от дороги. Масло блестело на пальцах уплетавшей рыбу Энн.

«Что за комфортабельный автомобиль, — подумал Леггер в дремотном удовлетворении. — Теперь-то я понял, что люди раньше в этих машинах видели. О, если б можно было катить вот так целую вечность… А почему бы и нет? И о чем я забываю?»

Он беспокойно заерзал в одолевавшем его сне. Дорога тянулась вперед, прямо как… Ну да! Теперь он знал это точно, вот именно, прямо как пуля… Когда он очнулся от забыть? солнце уже садилось и апельсиновые холмики дороги уже погружались во тьму. «Что происходит»? — подумал Леггер, сонный туман окончательно улетучился. Автомобиль сейчас еле тащился. На переднем сидении Энн прильнула к лобовому стеклу и напряженно вглядывалась в безликий пустынный ландшафт, не отпуская из своих побелевших пальцев руку Дорца.

— Эй, — начал было Леггер, но яростное шипение и шиканье Дорца тут же заставило его замолчать. Он вновь откинулся затылком на обивку. Свернувшаяся на сидении калачиком и положившая голову ему на колени Рэйчел вздрогнула, но так и не проснулась. Он провел ладонью по ее лбу, теплому и влажному от отупляющей лихорадки.

— Вот оно, — при звуке голоса Энн Леггер по-мотрел вперед и увидел, как ее ногти впились в запястье Дорца. Она показала на ряд невысоких зданий, черными контурами прорисовывавшихся на горизонте. Автомобиль, прибавив скорость, покатил к ним.

Когда они подъехали поближе, то можно было уже прочитать надпись на огромном облезшем рекламном плакате, установленном на краю дороги. «Мотель «Островок в пустыне» складывалось из разбитых неоновых трубок.

— «Всегда есть свободные места», — прочитал вслух Леггер. Поверх надписи имелся выгоревший на солнце рисунок, изображавший женщину в купальном костюме, нырявшую с каким-то экстатическим выражением на лице как раз туда, где сухой песок встречался с окаменевшим асфальтом.

Когда автомобиль достиг этой вывески, Дорц свернул прямо под нее, покатив по узенькому ответвлению, что вело прямо к зданиям.

Леггер бросил взгляд на искаженное теперь углом, с которого он смотрел, лицо ныряльщицы. Нанесенные масляной краской черты шелушились, облетая с металлического листа, будто съеденные проказой. «Что поделаешь. Время — это неизлечимая болезнь», — философски заметил про себя Леггер.

Дорц подогнал машину к первому и самому большому из домов. Между огромной стеклянной панелью окна и дверью, на одном шурупе болталась деревянная табличка, с надписью «Офис». Дорц заглушил мотор и машина наконец остановилась.

— Ну, что, бандиты, — промолвил он, потягиваясь. — Сдается, мы приехали.

— Это и есть Борон? — удивился Леггер. — Всего лишь один-единственный мотель?

— Нет, — город чуть дальше по дороге. — Дорц повернулся к Энн. — Ты в этом уверена?

Она кивнула.

— Они тут точно были, — еле слышно добавила Энн. — Но пока я не могу определенно сказать, оставили ли они здесь хоть что-то.

— Так вы говорите о моем отце… и матери? — переспросил Леггер.

— Верно, детка, — поглаживая рулевое колесо, Дорц некоторое время разглядывал мотель.

— Ну ладно, — наконец-то изрек он. — Пойдем посмотрим…

Он достал из «бардачка» фонарик, открыл дверцу и вылез из машины. Энн пошла вслед за ним по засыпанной песком автостоянке. Когда Леггер, осторожно приподняв с коленей голову Рэйчел, положил ее на сиденье, она внезапно открыла глаза, окончательно очнувшись ото сна.

— Где мы?! — в ее тоне чувствовалась явная паника.

— Все нормально, — успокоил ее Леггер и погладил по волосам. — Мы близ Борона, понятно? Быть может то, что ищет Дорц, находится именно здесь.

Она вновь закрыла глаза.

— А что, если он и впрямь найдет здесь это? — Ее голос был лишен каких бы то ни было эмоций…

Леггер ^потянулся к ручке дверцы.

— Не волнуйся, я сейчас вернусь.

Ответа не последовало. Он вылез из машины и отправился вслед за Дорцем и Энн. «Да, — подумал он про себя, — а что, если и впрямь найдет? Чем же тогда все это кончится?»

Дорц ковырялся с рукояткой входной двери как! раз в тот момент, когда подошел Леггер.

— Вот тварь! Закрыто! — в отчаянии воскликнул Дорц.

— Может, они тебя не ждали, — заметил Леггер.

Прорычав нечто невразумительное, Дорц отошел прочь, но вскоре вернулся с огромным булыжником из ограды того, что прежде было примыкавшим к строению кактусовым садиком. Раскачав, Дорц швырнул булыжник в стеклянную панель окна. Она весьма зрелищно разлетелась вдребезги, большие острые осколки со звоном полетели внутрь помещения. Дорц вытащил из кармана фонарик, сбил им еще торчавшие из рамы стекла, после чего перемахнул через подоконник. Через несколько секунд он уже открыл изнутри входную дверь.

— Добро пожаловать.

В свете заходящего солнца Леггер вполне мог различить обстановку офиса — высокая конторка делила пространство надвое. Парочка кривоногих стульев — металлический и пластмассовый, — стояла у приземистого стола со стеклянными пепельницами. Лучик Дорцева фонарика скользил по углам, высвечивая скопления песка и пыли. Осколки заскрипели под подошвами ботинок. Леггер подошел к стене у конторки и стал разглядывать висевшую на ней фотографию в рамке. То был черно-белый глянцевый снимок, заметно пожелтевший от времени, на котором оказался запечатлен бравый старик в белой ковбойской шляпе и галстуке на резинке. В тусклом свете Леггер с трудом разобрал сделанную на фотографии дарственную надпись: «Чудесным людям мотеля «Островок в пустыне».

Отличнейшее местечко, чтобы остановиться, когда едешь в Борон. Старый Рэйнджер».

— Эй, послушайте, — начал Леггер. — А кто такой Старый Рэйнджер?

Он повернулся и увидел Дорца, прислонившегося к противоположной стене. Энн медленно вращалась по часовой стрелке в середине комнаты, широко расставив руки.

— Видишь ли, у этого Рэйнджера было телешоу, где он рекламировал особый сорт мыла, — ответил Дорц. — А потом к, власти пришел Рональд Рейган… Ну, а теперь заткнись хотя бы на минуточку, дружок. Мы ведь пытаемся здесь хоть что-то делать.

Энн неподвижно застыла, закончив свой странный танец. Экстатическое выражение ее лица сменилось столь характерной для нее бесчувственной маской.

— Нет, — промолвила она холодным тоном. — Здесь ничего нет. Они были здесь, кое-что сделали, но забрали это с собой и ничего после себя не оставили.

Дорц подошел к ней.

— Ты уверена? Быть может, в других комнатах? Она отрицательно покачала головой.

— Они останавливались здесь всего лишь на одну ночь… Но именно здесь. — Она прошла за конторку и открыла находившуюся за ней дверь. Фонарик Дорца высветил небольшую комнатку с кроватью и стоявшим рядом с нею трюмо.

— Вот здесь они и спали, — сказала Энн. Упавший на кровать кружок света стал уже, когда Дорц прошел в комнату. Энн и Леггер проследовали за ним. Луч фонарика неспеша пробежался по комнатке, осветив по очереди покрытые алюминиевой фольгой окна, давно поломанный воздушный кондиционер и телевизор, небольшую кухонку в углу с микроволновкой и холодильником, потертый бежевый ковер под ногами и, наконец, вновь кровать. Когда-то ярких цветов покрывало валялось на полу, обнажая мятые пожелтевшие простыни и бесформенные подушки. Все трое молчали, и только их прерывистое дыхание звучало во тьме.

«Как это смешно», — внезапно подумал про себя Леггер. Он с трудом подавил одолевавший его смех, затем сделал шаг и попал в луч фонарика. Свет облил его подобно неведомой жидкости, осветив стену над кроватью.

— Думаю, мемориальную доску лучше всего повесить здесь. — Он внимательно посмотрел на стену. — И лучше всего, если она будет медной или из чистого золота.

Леггер повернулся и увидел в отблесках фонарика, как ухмыляется Дорц.

— Платиновой, — добавил Дорц, и его улыбка стала просто маниакальной. — С бриллиантовыми буквами. Быть может, мы могли бы даже продавать статуэтки для туристов… из пластмассы. Храм Священного Соития. — Дорц захохотал, и луч фонарика заплясал на потолке. — Двадцать пять центов, — задыхаясь выдавил он. — За сеанс… Чудесные исцеления!

Покатываясь со смеху, Дорц взгромоздился на край кровати.

«Тугая пружина внутри всех нас наконец-таки распрямилась», — заметил Леггер. Напряжение было снято… «Вот ведь хреновина, — подумал он, утирая слезу. — А ведь это даже не очень-то смешно». Сначала он, а затем и Дорц перестали смеяться. Комната вновь погрузилась в тишину. В тусклом свете Леггер различил Дорца, свободной рукой обнимавшего Энн за талию. Пальцы забинтованной кисти засунуты в ее джинсы. И Дорц и Энн улыбались.

— Нам бы лучше побыстрее хоть что-нибудь найти, — заметил Дорц. — А то ведь нам еще столько всего предстоит!

— Ты за себя говори, — перебил его Леггер. — Я сам по себе.

— Когда плывешь по психо-океану, — Дорц прижал к себе Энн, — смотри, чтобы тебя не сожрали акулы.

Протиснувшись мимо них, Леггер вышел из комнаты. «Тоже мне акулы, — подумал он про себя. — Кого он пытается обмануть? К чему все эти насмешки, и кто же в конце-концов кого здесь поедает?»

Леггер быстро проскочил по темному офису мотеля, и осколки вновь заскрипели у него под ногами. Затем он вышел во внезапно обступившую его ночь. Казалось, последние отблески дня исчезли в считанные минуты. Когда он уже стоял у дверей офиса, вдыхая прохладный воздух, последнее кроваво-красное облако превратилось в ничто на его глазах, будучи проглочено кромешной тьмой. «Кажется, мы задержались здесь куда дольше, чем нам показалось. Маленький карман мертвого времени», — бросив взгляд на автомобиль, Леггер увидел, что машина пуста. Дверцы были открыты, и на сидениях никого не было.

«Вот дерьмо! — мысленно воскликнул Леггер. — Должно быть, Рэйчел проснулась в темноте и подумала, что все мы в конце-концов временно спятили и в буйном помешательстве носимся по пустыне И, всеми брошенная, она решила вернуться обратно в Лос-Анджелес».

«Ха, — остановил он себя, — она бы мне об этом в любом случае сказала».

Он всмотрелся в окружавший его ландшафт, призрачную топографию под высыпавшими на небе звездами, но Рэйчел нигде не было видно. Наконец, когда глаза его окончательно привыкли к темноте, он различил невдалеке ее фигурку. Девушка стояла по ту сторону невысокой ограды.

— Рэйчел, — позвал он. Она не шелохнулась, и Леггер не мог с точностью сказать, слышит она его или нет.

— Эй, Рэйчел! — крикнул он вновь, поспешив к ней по узенькой бетонной тропинке, полузанесенной песком. Прислонившись спиной к ограде, Рэйчел молча разглядывала то, что лежало внизу.

Открыв небольшую калитку, Леггер подошел к ней. Он увидел, что невысокая ограда окаймляла большой прямоугольный бассейн. Точнее, бывший бассейн. Воды здесь давно уже не было, она испарилась или ушла в песок сквозь трещины, избороздившие кафельное дно. Бассейн казался Леггеру какой-то экзотической археологической находкой, а может, палеонтологической. Выбеленная солнцем кость, неизвестно какую функцию выполнявшая, ее грандиозность подчеркивалась миниатюрной дюной, наметенной на дне. Луна взошла над горизонтом, тускло высветив рельефные очертания бассейна. Когда Леггер подошел, Рэйчел метнула на него быстрый взгляд, но затем вновь уставилась в высохший бассейн. Несколько минут Леггер стоял рядом с ней, не произнося ни слова.

— Волны… — внезапно сказала она, поразив его необычайной силой и чистотой своего голоса.

— А?

— Приливы и отливы… — с ожесточением продолжила девушки. Рэйчел сделала волнообразное движение рукой, показывая на бассейн. — Видишь, это как бы море в миниатюре. Вот так… — Она смолкла, задумчиво сморщив лобик. — Вот так же все и ушло.

— Что ушло так? — не понял Леггер. Внезапный прилив сил у Рэйчел ничего доброго не сулил. «Может, она тоже сошла с ума», — подумал он.

— Ты о воде? А мне так показалось, что она просто испарилась.

— Нет.

Она раздраженно затрясла головой, не понимая, почему он не видит того, что сейчас у нее стоит перед глазами.

— Я имею ввиду ВСЕ.

Она широко развела руками, показывая на дорогу и мотель.

— И то, что все они ушли.

— Ах, ты о Страхе, — Леггер ощутил неприятный холодок, словно бы ледяная игла пронзила его нутро. «О, господи!» — сказал он себе. Сунув руки в задние карманы брюк, он с мрачным видом воззрился на разверзшуюся перед ним пустоту.

«Неужели же мало… Почему понадобилось очередное несущественное безумие? Но разве Дорц не говорил о том, что должна быть какая-то связь между Страхом и всем остальным? И кто сказал ему об этом?»

Леггер зажмурился, мысленно представив, как внутренности психонавта выплескиваются на серый асфальт у его ног.

«Кровь, — подумал Леггер. — Опять к началу… Сплошное топтание на месте. Только вопросов все больше».

— Кто приказал тебе это сказать? — набросился он на Рэйчел. — Кто приказал тебе начать разговор о Страхе? Стрезличек? Или Дорц?

Она уставилась на него с потрясенным видом.

— Но почему? — выдохнула Рэйчел. — Зачем?

— Зачем? Почему?! — Леггер сухо рассмеялся. — Да если б я хоть что-то знал, то сейчас бы здесь не стоял.

Он почувствовал, что его затрясло. Он ощущал, как ярость и отвращение совершенным образом его меняют.

— Да где ж эта траханая связь! — процедил он сквозь зубы, после чего заорал: — Господи! Да вы все здесь заодно! И ты, и Дорц, и Стрезличек, и бог знает кто еще! С вашими гнилыми поклепами друг на дружку и ложью! Почему бы вам сразу меня не убить, а не компостировать мне мозги!

— Не знаю, о чем это ты, — Рэйчел с усталым видом прислонилась к ограде. Похоже, силы в очередной раз ее покинули.

— Давай начистоту, — Леггер постарался всмотреться в ее лицо, столь мертвенно-бледное в лунном свете. — Скажи мне, что у тебя не было причины вот просто так. подойти сюда и, мать твою, ни с того ни с сего начать разговор об этом. Или, что еще у кого-нибудь не было причин заставить тебя сделать это. Давай… Ну давай же! — Комок горечи душил его речь. — Почему каждый здесь считает своим долгом, мягко выражаясь, попудрить мне мозги?

— Ты, что, считаешь себя главным героем этой пьесы? — еле слышно промолвила Рэйчел, — и все делается ради твоей выгоды?

— Моей выгоды? Господи Иисусе! — он медленно покачал головой, вглядываясь в окутанную мраком пустыню. — Что-то непохоже.

— Но ты считаешь, что все это ради тебя, ведь так? — она с трудом шевелила губами. — Мы специально все для тебя организовали?

Леггер устало вздохнул. Запал его ярости трансформировался в тяжесть, внезапным свинцом обрушившуюся на него.

— Ну давай, просто скажи, что я в большей степени верю в заговор, нежели в простое совпадение, или как там еще вы хотите это назвать. Ведь все это происходит не просто так… Существует причина. Причина, кому-то известная, но о которой мне ничего не говорят. — Стало еще тяжелее. — Может быть, как раз все, кроме меня, знают причину этого.

Рэйчел повернула к нему голову, так ничего и не сказав. У нее был на редкость тяжелый взгляд.

Несомненно, он прав, в противном случае она бы сейчас не молчала. А может быть, она вовсе и не одна из них. Или всего лишь инструмент, «слепое оружие».

— Послушай, — начал он по-возможности ровным тоном, — просто постоянно что-то прорисовывается — то, что я пока не в состоянии разобрать, но тем не менее… — Он сделал руками жест в темноте, словно бы все его подозрения можно было собрать в нечто осязаемое и одновременно испускающее свет. — Я-то знаю, что это здесь… Я просто хочу сказать, а что же мне остается думать? Почему ты начинаешь разговор о Страхе, именно сейчас? Какое тебе до этого дело? Для тебя это древняя История. Ведь ты же еще даже не родилась, когда все это случилось.

— Но тем не менее, случилось, — абсолютная уверенность сквозила в ее шепоте. — Это случилось вне зависимости от того, появилась я на этот свет или нет. Они все покинули эти места. Все эти людишки к западу от Солт-Лейк-Сити, которые по идее должны были состариться и умереть там, где это они обычно и делали. Но они вдруг все побросали и бежали.

Ее глаза лихорадочно заблестели во мраке.

— Для тебя что, это ничего не значит? Тебе наплевать на этих маленьких, перепуганных насмерть Ничто?!

— Да, наплевать, — сказал Леггер, и это было правдой, хотя какая-то часть его «я» и пожалела о подобном ответе. Теперь-то он уж точно не будет казаться Рэйчел совершенством.

— А тебе они все не безразличны, я так понимаю, — продолжил он машинально, воспользовавшись издевательским тоном. — Защищаясь, — нападай.

— Не знаю, — замолчав, она уставилась на дно бассейна. — Тебе нужна связь? Причина? — сказала она, с равнодушным видом посмотрев на Леггера. — Ты хочешь знать, почему порой я даже не в состоянии думать о Страхе?

Она смолкла и, тяжело задышав, закрыла глаза. Открыв их, она продолжила:

— Да потому, что Стрезличку что-то известно, что-то, что он носит внутри себя, подобно лишнему органу. А я ощущаю это знание всего лишь в двух слоях кожи от собственного нутра. И все потому, что мы трахались с ним почти каждый день 10 тех пор, как мне исполнилось 13.

Леггер посмотрел на темные очертания холмов на той стороне дороги, простиравшейся насколько видел глаз: они постепенно сливались с ночью.

Ее голос вновь вернул его к реальности, на край давно высохшего бассейна.

— Сойдет?! Ну как, достаточна ли для тебя такая связь?

Он кивнул.

— И что ж это такое? — спросил он, — что известно Стрезличку?

— А он со мной никогда не откровенничал. Он никогда даже не говорил мне, что ему вообще что-то известно. Но были моменты, когда он засыпал или пытался окончательно раствориться в моем теле. И порой, когда он особенно крепко ко мне прижимался, я почти чувствовала, как «это» проступает сквозь его кожу. — Ее пальцы вцепились в проржавевшую сетку изгороди. — Но это было… словно что-то пыталось выбраться из его тела…

«Хорошо, хорошо, — подумал про себя Леггер. — Ее слова по-прежнему для меня ничего не значат. Ничего, что бы я мог видеть или осязать. Конкретная уверенность, которой еще пару минут тому назад он обладал, рухнула, оставив после себя уже давно знакомую пустоту. Мир вновь оказался непостижимым и замкнутым в себе, словно мраморный куб на моей могиле… И на какое-то мгновение мне просто показалось, что я на ощупь* могу разобрать буквы, слова, высеченные на нем».

— Ой, что это? — спросила Рэйчел, и в голосе ее прозвучало неподдельное детское любопытство.

— Где? — Леггер нагнулся к бассейну, пытаясь разглядеть, куда указывает смутно видневшаяс темноте рука девушки.

— Да вот, — еще раз махнула рукой Рэйчел. Наконец в противоположном углу бассейна Леггер различил небольшое пятно, куда более темное, чем неосвещенное забетонированное дно.

— Это мусор, — промолвил он. — Сама понимаешь, наверняка какая-нибудь дрянь.

— Да нет, — она покачала головой. — Это нечто другое.

Странно, но в бассейн вели ступеньки. Леггер постоял на краю и, ухватившись за бортик, спрыгнул вниз. Его глаза теперь были на одном уровне с коленками Рэйчел.

— Спасибо, — промолвила она, когда он посмотрел на нее снизу вверх. Присыпанное песком кафельное дно, оказывается, было с наклоном и, поскользнувшись, Леггер проехался до глубокого конца бассейна.

Там некоторое время он лежал, растянувшись на песке и созерцая ночное небо. Отсюда звезды над головой образовывали аккуратный прямоугольник, ограниченный краями бассейна.

«Они словно похоронный оркестр… в черном», — подумал Леггер.

Он встал, отряхивая с одежды песок. Все еще непонятный объект находился всего лишь в нескольких шагах от него. Леггер подошел к нему, нагнулся и взял на руки.

«Теперь понятно, что это», — подумал Леггер, не ощущая веса этих жалких останков. До мелкого края бассейна ему удалось добраться, не поскользнувшись. Рэйчел склонилась над ним, молча за ним наблюдая.

— Вот, — сказал Леггер, протягивая ей неподвижную, высушенную солнцем кошку. Рэйчел подалась вперед, без всякого отвращения разглядывая трупик животного. Она коснулась его рукой, И при этом Леггер услышал гулкий стук, словно мертвое животное было небольшим, пустым внутри барабаном.

— На ощупь кожаная, — проговорила Рэйчел. Несколько черных шерстинок прилипло к ее пальцам. — Она уже очень давно умерла и успела мумифицироваться.

Кошка лежала, свернувшись калачиком, хвост и лапы — к голове.

«Хорошо, что глаза у нее закрыты», — подумал Леггер. Ряды крохотных зубов были хорошо различимы под истончившейся кожей.

— Уже очень давно, — изрекла Рэйчел. Она выпрямилась с таким видом, как будто кошка ее уже более не интересовала. — Я пыталась заставить ее шевелиться… да что-то ничего не получается. Она уже стала вещью неодухотворенной, словно кусок грязи.

«Верно», — подумал про себя Леггер. Он стоял посреди зияющего сухого пространства и глазел на покоящийся в его руках предмет, изогнувшийся в своем вечном сне подобно сухой ветке…

«Вот в чем прелесть пустыни, — сказал он сам себе. — Она же все что угодно засушит. А потом только ходи да собирай… бесстрастных и не стремящихся убежать».

Видение! Он увидел незнакомый автомобиль на запруженной автостраде, битком набитый семейством и пожитками. И все они спасались от Страха, направляясь на восток, вслед за остальными. У них что, вискас-коктейль кончился? А может, они просто устали и их стало раздражать обезумевшее от страха, постоянно мяукающее животное? И вот отец семейства подруливает к обочине, а потом швыряет кошку в недавно осушенный бассейн всеми покинутого мотеля. Кошка пытается выкарабкаться по гладким кафельным стенкам, пока не обессиливает вконец, а потом ложится в самом глубоком конце и засыпает. «Да, — Леггер зажмурился. — Да. Но ведь кошка могла запросто выпрыгнуть с более мелкой стороны бассейна и выбраться по ступенькам… Значит, она просто поняла, что это не решит ее проблем, и смирилась со своей участью».

— Если кошка может так высоко прыгать, — сказал вслух Леггер. — Сколь быстро тогда убегали люди?

— Что? — донесся голос Рэйчел из нависшей над ним тьмы. — О чем это ты там?

— Да так, ни о чем.

«Остался лишь один собеседник, — подумал Леггер. — Но для столь пустого места и это сойдет».

Леггер знал, что где-то позади сверкающая капелька металла ждет своего часа, чтобы вновь найти его и зачитать приговор.

— Эй, Рэйчел, а где Леггер?

Он посмотрел наверх и увидел стоявших рядом с Рэйчел Энн и Дорца. Темные силуэты на фоне звездного неба. Леггер даже не слышал, как они подошли к бассейну.

— Да вот он я, — тихонько промолвил он. Безликий контур с голосом Дорца наклонил голову.

— Что это там такое у тебя?

— Дохлая кошка.

— Бог мой, да вы просто какие-то мрачные извращенцы, — Дорц нагнулся и, подхватив высохшую тушку из рук Леггера, раскрутил ее за хвост и швырнул куда-то во тьму. То, с каким звуком кошка приземлилась на одну из дюн, более всего напоминало вздох.

— А теперь выбирайся оттуда.

Леггер подтянулся и, перемахнув через край бассейна, встал как раз напротив Дорца. Тот стоял в обнимку с Энн, держа руку на ее талии. Даже в темноте Леггер мог с точностью определить, что они только что трахались, даже их одежда излучала некое посткоитальное электричество. «На кровати, — подумал Леггер. — В маленькой комнатке позади конторки в офисе этого мотеля. — Это настоящий класс», — сказал он мысленно сам себе без малейшего сарказма.

Дорц благодушно осклабился, его зубы почти что светились в темноте.

— Ну что, банда, долгий у нас сегодня выдался денек? — Дорц и Энн повернули к мотелю. Кружок света танцевал на земле впереди них, когда он включил фонарик. — Время соснуть, так что дави на массу. Завтра нас ждет такое!

— Отлично, — процедил Леггер. — Я всегда мечтал умереть в постели.

— А? Не… об этом можешь не волноваться, — рассмеялся Дорц. — Эта пуля ночью не летает… У нее, видишь ли, очень большой срок автоподзарядки. Так что спеши воспользоваться предоставившимся тебе моментом. Ха-ха-ха-ха.

— Ха-ха, — эхом отозвался Леггер. — Как знаешь.

Вместе с Рэйчел они последовали за шествовавшей впереди парочкой. Девушка подошла к нему поближе и коснулась его руки. Он посмотрел ей в глаза, но лицо ее было обращено к какой-то далекой точке, таявшей во тьме.

 

ГЛАВА 9

В постели, пропахшей пылью и временем, Дорц прижал ее к себе. Энн положила свою голову к нему на грудь и теперь при каждом выдохе поднималась на дюйм. Глаза ее были закрыты, но он знал, что она не спит. Уже прошло несколько часов, в течение которых он всматривался сквозь ночную тьму в потолок комнаты этого уже давно покинутого всеми мотеля, зная, что ее невысказанные вслух мысли движутся параллельно с его размышлениями. «Это потому, что мы так близки — вот ведь в чем дело. После всего того, что с нами произошло… В конце-кон-цов, дошло до этого».

Энн повернулась, гладкая щека скользнула по коже его груди. Глаза ее открылись с легкостью, — нет, то было отнюдь не тревожное пробуждение — и она посмотрела на него.

— Ты должен постараться хоть немного поспать.

— Да… да. — ответил он, одной рукой лаская ее волосы. — Ты тоже… Завтра нас ждет великий день: все Рождества зараз.

Улыбка.

— Не совсем.

Теперь уже без улыбки.

— Это же разные вещи.

— Ну…

«Впрочем, а что я об этом знаю? Единственные рождественские вечера, которые я помню, — из прошлого».

— Ты понимаешь… — его ладонь оторвалась о ее волос и махнула куда-то вдаль. — Когда мы были детьми… в том месте…

По какой-то причине он не хотел сейчас произносить этих слов, названия этого места. Она сама его назвала:

— «Уродский Рай».

— Эта помойка… бог мой… что за дыра… Проклятые богом армейские бараки на холмах. Какой-то древний скаутский лагерь, который этот дешевый сукин сын… — еще одно непроизнесенное вслух имя. — Что-то, что он снял всего лишь за два цента. А потом уж набил туда целое войско свихнувшихся деток.

— Ну, там вовсе и не так уж плохо было… по крайней мере, мы не голодали.

— Велико дело! Да это все потому, что эти его ребятки в белых халатах сказали ему, что когда мы голодные, то не в состоянии сконцентрироваться и не способны потому проделывать никаких фокусов…

Энн вздохнула.

— Постарайся не думать об этом, если это и впрямь так тебя беспокоит.

Дорц вздохнул.

— Я не знаю…

И уставился в потолок, словно ища там ответа…

«Господи… И почему ж это все вспоминается именно сейчас? По правде сказать — я не знаю. Быть может от того, что мы сейчас настолько близки к концу… к концу определенного этапа в нашей жизни… и тому, что нас там ждет. А потому и противоположный конец этого пути — начало — само собой возвращается. Петля Памяти».

«Так вот где все начиналось, — подумал Дорц. — Не в Лос-Анджелесе, не лично для меня. А там, на холмах, у черта на куличках, в старом добром «Уродском Раю». И потом подряд до того самого места, где мы находимся сейчас. Вот она, линия нашего'пути. Как долго они шли… Но ведь Стрезличку понадобилось куда больше времени».

Острая боль пронзила мозг Дорца. Думать о папочке Чарли… все эти годы ждать… чего-то… самого важного… ради чего он готов пойти на все…

— Эй! — он приподнялся на локте, подняв тем самым голову Энн. — Послушай, а ты помнишь тот кружевной прикид Санта-Клауса? Господи! В котором обычно появлялся Стрезличек?

При этом воспоминании он не выдержал и истерически рассмеялся.

— Помнишь его самый крутой рождественский номер? Как обычно, он прилетал на своем вертолете с ежемесячным инспекционным визитом. Только на сей раз в этом идиотском красном костюме и с мешком подарков через плечо.

Дорц сейчас без труда мог вызвать в памяти это воспоминание: этакий дурацкий персонаж, вылезающий из вертолета, а затем ковыляющий по миниатюрной взлетной полосе к баракам, махая при этом рукой, облаченной в черную перчатку. Смех да и только.

— Но слушай, ведь у него была борода, — заметила Энн. — Может, она и натолкнула его на мысль устроить весь этот маскарад.

— Да, но я тогда еще не думал, что мысль эта была чрезвычайно глупой. Я был еще совсем ребенком.

Дорц почесал подбородок.

— Единственное, что мне во всем этом грустном фарсе нравилось, так это то, что по этому случаю устраивался выходной. Бригада лаборантов выключала свои дурацкие машины и откладывала до будней испытание на нас всевозможной наркоты. Так что все было о'кей! Целый день без того, чтоб тебе трахали мозги этими треклятыми карточками психологических тестов или подключали к голове электроды. И никаких тебе сношений с золотой фольгой внутри колоколов… Я всегда ненавидел все это дерьмо…

— Да потому, что у тебя ни хрена не получалось.

Ответ простой, но справедливый. Дорц фыркнул.

— Да ни у кого из нас это не получалось… Ну разве что у этой парочки, Бадди и Рэйчел. Они меня всегда до чертиков пугали; слава богу, я спал в совершенно отдельном «кубрике» и с ними непосредственно не общался. Господи! Что же за странное сборище мы собой представляли! — Он покачал головой, что-то припоминая. — Две дюжины детей, которых держат взаперти словно в каком-то идиотском варианте викторианского работного дома. С проводами, подключенными непосредственно ко лбу, уставившись на какую-нибудь иголку, погруженную в вакуум, мы изо всех сил пытались заставить ее пошевелиться. И все ради Стрезличка — папочки Чарли — и его странного поиска экстрасенсорики, призвавшей его когда-то. И ведь самого Стрезличка когда-то тоже нашел какой-то ненормальный. Нет, надо было поставить на нем точку.

— Ну, были ж и другие, кроме таких как он.

— Да, были… особенно та мексиканочка, которую привезли из Альбукерке; ну, ты ж помнишь, та, которая могла работать вместо сейсмографа до тех пор… ну, ты, в общем, знаешь…

Энн кивнула.

— Они не должны были закармливать ее всеми этими амфетаминами… Ради лишь своих тестов…

— Хм…

«Тельце девчонки отнесли в вертолет. — Он прекрасно это помнил. — А лаборанты провели весь остаток того дня и ночи, отдраивая стены испытательного полигона. А все мы в это время сидели в своих «кубриках» и на протяжении многих часов так ни хрена и не сказали. И в ушах у нас стоял звук того, как это случилось. А на следующий день все проходило по обычному распорядку».

Дорц внезапно осознал, насколько же он устал. Та живительная энергия, что заставляла его двигаться целый день, сейчас на какой-то момент его покинула. И прошлое, прорвав тонкие барьеры, ворвалось в его память.

— Ты же знаешь, — слова приходили на ум не сразу, их словно клещами приходилось вытаскивать. — Ты же знаешь, я надеюсь, он получит то, чего так хочет… То, чего он так долго ждал.

— Кто? Стрезличек? Дорц кивнул.

— И у меня нет ни малейших сожалений по этому поводу. Он этого заслуживает. Так или иначе.

Дорц вздрогнул.

— Может, нам с самого начала надо было все рассказать Леггеру? Обо всем, что нам уже было известно, и быть с ним немного пооткровеннее.

Ее пальцы пробежали вдоль его ребер.

А разве это что-либо изменило бы?

— Нет, — Дорц грустно улыбнулся. — Ничем на этом свете не меняется… ну разве что, кроме тебя…

Она молча смерила его взглядом, после чего ее маленький каменный кулачок крепко ударил его под дых.

— Ты такое дерьмо, Дорц, ты никогда ни в чем не уверен. — Она хохотнула. Внутри его вспыхнула искра… и не гасла.

«Ну, сделай же наконец это, — внушал себе Дорц… — Дабы дойти до конца, действительно завершить путь… А потом можно и остановиться».

И словно в ответ, старый матрас кровати завибрировал, из-под земли стал исходить некий грозный гул. Энн тоже смогла это почувствовать. Дорц видел, как расширились ее зрачки. Сорвавшись с кровати, Дорц подбежал к окну. Огненные отблески пролились на темные очертания холмов по ту сторону автострады… Жиденькое облачко в небесах просияло алым.

* * *

Когда Леггер проснулся, Рэйчел рядом с ним уже не было. В комнате все еще было темно. Пошарив рукою на прикроватном столике, Леггер нашел подаренный ему Дорцем фонарик. Желтый луч высветил ту часть постели, где еще совсем недавно на пропавших ветхостью простынях, свернувшись в комочек, как невинная кошка, лежала Рэйчел. Он уснул, одной рукой обнимая ее девичьи груди, словно пытаясь защитить это спящее, по-прежнему горевшее огнем тельце. И где же она теперь? Встревоженный ее исчезновением, Леггер еще окончательно не проснулся. Совершенно машинально он положил фонарик на кровать рядом с собой и стал сидя одеваться. Ни Дорц, ни Энн в той комнате, где они предыдущей ночью ложились спать, не оказалось. Леггер стоял на пороге, разглядывая измятую постель в тусклом свете фонарика.

Ну, а теперь-то какого черта стряслось? Сейчас он испытывал в большой степени раздражение, нежели беспокойство. Будет ли когда-нибудь пауза, или весь этот бред пройдет нон-стопом? В офисе мотеля и комнате за ним тоже никого не оказалось. Почесывая живот и позевывая, Леггер выбрался на здание через выбитое Дорцем окно.

«Пора бы мне к этому уже привыкнуть, — подумал он. — И скажет мне, ради бога, хоть кто-нибудь, который сейчас час?»

Прошло несколько секунд, прежде чем он ощутил еле уловимый, приглушенный рев, напряжение, пульсирующее в воздухе. Этот звук доносился со стороны холмов, по ту сторону автострады. Тусклое, оранжевое сияние высвечивало полутемную долину подобно отблескам вырвавшегося из-под земли огня. Леггер выключил фонарик и засунул его в задний карман брюк. Он пошел к дороге, затем, когда этот далекий пожар, похоже, уничтожил последние остатки сна, побежал по бетонке, песку и гравию у подножия холмов. «Бог знает, — мелькнуло в голове, у Леггера, — с чем на сей раз решил поиграться эта задница Дорц».

На противоположной от мотеля стороне, по склону холма взбегал проселок, разбитый давным-давно ушедшей техникой. Чуть повыше, в кровавых отсветах пламени на булыжниках и пустынных колючках, Леггер смог разглядеть свежие следы в дорожной пыли. Рев теперь стал куда громче, вибрация ощутимо давила на живот. Леггер наклонился вперед, оперевшись руками на колени, дабы восстановить дыхание, затем, спотыкаясь, стал быстро карабкаться вверх. Лишь один раз, когда он больно упал на руки, Леггер остановился, в мозгу мелькнула мысль о том, что, вполне возможно, он бежит сейчас не в ту сторону, что на самом деле источником этого огненного свечения является нечто чрезвычайно опасное. «А что я в конце-концов теряю?» — решил он. Мужество обреченного. Поднявшись на ноги, Леггер стряхнул с ладоней песок и продолжил путь наверх. Когда он достиг вершины холма, шум был уже просто невыносим. К тому времени, когда, испытывая сильнейшее головокружение и тошноту, Леггер стал осторожно спускаться вниз, оранжевый свет заливал все вокруг. В нескольких ярдах впереди он увидел Дорца — черное пятно на огненном фоне. Над ним возвышалась груда механизмов — путаница змеящейся электропроводки и балок несущих конструкций. Все это венчала башня, весьма напоминавшая буровую вышку. Столп пламени — источник света, в отблесках которого, казалось, текут и плавятся близлежащие скалы, с ревом вырывался из цилиндра на вершине башни, исчезая в углублении, лежавшем в ее основании.

Колонна чистого огня, кровь Солнца.

Леггера обдало невыносимым жаром. Когда потекут камни, он вспыхнет как спичка. Кто-то схватил его за руку — Рэйчел прижалась к нему своим хрупким тельцем и заглянула в глаза; зловещие отблески превратили лицо девушки в безжизненную маску. Губы ее шевелились, она произнесла слова, которые он не мог слышать из-за чудовищного грохота.

И внезапно огненный поток задохнулся, на какую-то секунду пламя стало ярче, а затем погасло; последние рваные вспышки поглотила бетонная яма. Балки основания этой, напоминавшей буровую, конструкции раскалились докрасна, отбрасывая тусклые, затухающие отсветы на окружающий пейзаж. Последние слова из того, что ему пыталась сказать Рэйчел, раздались в ночной тишине, и голос ее прозвучал напряженным шепотом.

— Прекрати. Прекратите!

Она закусила палец, словно боясь проговориться. С еле слышным стоном оттолкнула Леггера и, спотыкаясь, побежала по камням в предрассветный сумрак.

— Эй, Леггер! — услышал он зов Дорца. Леггер повернулся и увидел Дорца в обнимку с Энн. Они стояли рядом с нагромождением непонятных механизмов и энергично жестикулировали:

— Сюда! Сюда!

«Может, Рэйчел побежала к машине», — подумал Леггер, заковыляв к парочке. Беглянка в безопасности, где-то подальше отсюда.

— Какого хрена! — закричал Леггер.

Он остановился прямо напротив Дорца и уперся руками в одну из металлических панелей. На ней поблескивали ряды всевозможных датчиков. Кольца черного электрокабеля змеились по земле.

— А это еще что за дерьмо?

— Если б я знал! — в гневе воскликнул Дорц.

— Валяй, валяй, — не выдержал Леггер. — Да хватит же, в конце-концов, ходить вокруг да около.

— Мы просто пошли вслед за Рэйчел, — тихонько промолвила Энн.

Леггер тупо уставился на них, чувствуя, что сердце его сейчас выскочит из груди.

— Что, что?

— Она покинула мотель около часа тому назад, — сказал Дорц. — Мы слышали, как она прошла через нашу комнату, а затем увидели, как она пересекает автостраду и идет по тропинке… А как раз в этом месте мы ее нагнала.

— И что же она здесь делала?

— Да ничего. — Дорц пожал плечами. — Так просто, смотрела.

— И ты тогда решил завести эту хреновину? — спросил Леггер. — Не знаю уж как эта изрыгаю-щая огонь дрянь называется? Ты ведь знал, как это сделать?

Он пристально вгляделся в лицо Дорца, пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки лжи.

— Она и так уже работала, — сдержанно заметил Дорц. — И завелась до того, как мы сюда прибежали. Поэтому-то Рэйчел сюда и пошла — словно мотылек на пламя. Я хочу вот что сказать тебе, Леггер. Конечно, я бы завел эту махину сам, если б захотел, я ведь работал на людей, которые делали панели управления для этих установок. «Головная Корпорация», помнишь? А они были мастера изготавливать вещи, простые в управлении. Поэтому у них и не было проблем с наймом квалифицированной рабочей силы. Любой дурак мог понять, на какие кнопки ему следует нажимать. Но все же я здесь не при чем.

Он покачал головой.

— Сработал таймер или нечто подобное, и установка включилась автоматически./. Конечно же, все это странно…

— «Головная Корпорация», говоришь? Так это она себе такого понастроила?

— Ну, в общем-то, да. Это принадлежит им или одной из дочерних компаний, так или иначе, все сводится к одному, ведь пульт управления — их. — Дорц постучал по одному из датчиков. — Но по правде говоря, все это развернуто на базе старого, очень старого проекта космической программы США. В незапамятные времена эта хреновина служила испытательным полигоном для проверки ракетных двигательных установок. С тех пор до наших дней дошли лишь бетонированная яма да стальная сеть конструкций башни. Известная в прошлом компания «МакДауэл-Донахью» построила его для испытания правительственных разработок. Конечно же, «МакДауэл-Донахью» обанкротилась и со временем была поглощена «Головной Корпорацией»… Но это и не удивительно. Все к этому шло.

— Да… это понятно. Но только объясни мне, какого черта эта хреновина сейчас делает? — спросил Леггер.

— Да ничего, — ответил Дорц.

— Гнида ты, — раздражению Леггера не было предела, у него даже глаз задергался.

— Ну я не совсем точно выразился… Это, видишь ли, своего рода маскировка. Ну, ты понимаешь, своего рода отмаз — прикрытие, показуха, чтобы отвести внимание от того, чем они здесь в действительности занимались. Ведь эти двигатели успели устареть еще в конце 60-х. Так что никакого смысла их испытывать не было.

— Ладно. Так что ж они тогда тут делали?

— Не могу тебе сказать. — Дорц махнул рукой! в сторону змеившихся сплетений электрокабеля. — Все настоящее оборудование отсюда повыдирали да увезли куда подальше.

— Так вот оно что, — подытожил Леггер. Он почувствовал внезапное разочарование, столь сильное, что это его даже удивило.

«И почему это мы никак не умрем?» — с горечью подумал он.

— Короче говоря, еще одна мертвая тайна, которая никогда не будет разгадана, не так ли?

— Может быть, — промолвил Дорц. Он поводил по сторонам фонариком, пока луч света не упал на приземистое бетонное строение в нескольких ярдах от них.

— Пошли, — сказал Дорц, направляясь к этому бункеру. Бронированная дверь была открыта, и внутри помещения царил мрак. Дорц вошел туда первым, вслед за тонким лучиком фонарика.

— Ничего, — констатировал он, высветив углы. — Отсюда они тоже все успели вывезти.

Обрывки проводки и какие-то шнуры торчали из стен или лежали на полу, подобно сброшенной змеиной коже.

— Минуточку… — в свет фонарика попал складной стол, выступавший из одной из стен. Переплетения проводки указывали на то, что когда-то здесь находился пульт управления. Леггер заметил, что на столе покоится некий черный прямоугольный предмет. «Стопка книг, — подумал он, когда Дорц приблизился к нему. — Нет, скорее стопка тетрадей или папок».

Леггер подошел поближе. Так и есть: четыре папки-скоросшивателя, и каждая по два дюйма в толщину. Дорц разложил папки на столе, и Леггер увидел стилизованную эмблему на обложке каждой из них.

— Буквы «Д» и «Э», заключенные в окружность. «Дибосфер Энтерпрайзес», — пояснил Дорц, ткнув в эмблему пальцем. — Эта фирма была любимым детищем Стрезличка, вот их фирменный знак.

Он открыл одну из папок. Страницы были испещрены плотным текстом, местами прерывавшимся графиками и техническими диаграммами. Дорц не пролистал и нескольких страниц, как наткнулся на какие-то записи, сделанные на полях от руки.

— Это почерк Натана Кейта, — промолвил он, проведя по ним пальцем.

Леггер успел разобрать лишь одно слово — «Страх», прежде чем Дорц захлопнул папку перед его носом. Лицо мертвого психонавта проплыло перед мысленным взором Леггера, пока он наблюдал за тем, как Дорц спешно собирает папки.

«Вот с этого все и началось, — решил Леггер. Опять этот психонавт».

— Эй, послушай, так значит Кейт пользовался этими бумагами в качестве подготовительного материала для книги, которую пытался мне передать.

— Видишь, какой ты сообразительный, — ответил Дорц, собирая документы. — Он сообщил мне, что наткнулся на сверхсекретные материалы «Ди-босфера», сообщавшие всю правду о ПРОЕКТЕ ПСИХО… Похоже, именно об этих папках он и говорил.

— Так что ж они тут делают?

— Не знаю, — с трудом сдерживаясь, ответил Дорц. — Может, Он их здесь спрятал. А может, как раз здесь он их нашел, а может, документы остались здесь по-случайности, когда вывозили обору дование.

— Вот дерьмо! — не выдержал Леггер. — И действительно думаешь, что я во все это поверю? Что подобные вещи находятся как бы между прочим?!

— Да нет, — с аффектированным вниманием ответил Дорц. — Я не жду, чтобы ты хоть во что-то поверил. Нет. Да и с чего бы тебе?!

— И так всю жизнь, — гримаса отвращения скривила губы Леггера.

«Эти долбаные людишки чувствуют себя здесь как рыба в воде, — подумал он, отворотившись от Дорца и выходя из бункера. Это уже слишком. Где же выход? — Стоя в темноте, в окружении оборванной проводки, разрозненных фактов, разъединенных и разобщенных людей, я не в состоянии более сносить это дерьмо!»

Когда ботинки его уже скрипели по песку и гравию, он воздел руки к безликой тьме.

«Учитывая ситуацию — пулю и все остальное, — мне следует потратить оставшийся срок на нечто лучшее, нежели вся эта чушь!»

— Где Рэйчел?! — воскликнул он. В смятении Леггер оглянулся по сторонам. Чистое пространство, окаймленное холмами, вновь погрузилось в беспросветную тьму. «Где все?! Где хоть что-то?» — думал он, блуждая во мраке. Невидимый гравий зашуршал за его спиной.

— Эй, — раздался голос Дорца.

Леггер повернулся на звук и увидел, как лучик фонарика разрезает тьму, высвечивая равнину и холмы. Луч расширялся и терялся во мраке, где-то вдали, но тем не менее его хватало, чтобы различить фигурку, стоявшую на краю бетонированной ямы, в которую не так давно бил огненный столб стартового ракетного двигателя. В багряных отблесках, исходивших со дна ямы, силуэт Рэйчел, казалось, дрожал в жарком мареве.

— Туда! — крикнул Дорц.

Леггер споткнулся, зацепившись за кабель, когда бежал к Рэйчел. Он больно ударился, приземлившись на ладонь и колено, острые камни вонзились в кожу. Когда Леггер встал на ноги, лучик фонарика уже исчез, так что теперь он бежал, ориентируясь на алые отблески из бетонированной ямы.

Широкая платформа окаймляла это углубление. Рэйчел даже не заметила, когда он вскарабкался вверх. Жар, исходивший из глубин, всей своей мощью обрушился на Леггера, заставив залитый огненными отблесками пейзаж затанцевать перед его глазами, и ему пришлось зажмуриться от нестерпимой боли.

Рэйчел стояла на самом краю, в обрамлении пары балок, поддерживающих корпус двигателя. Красный круг — раструб двигателя — сейчас плыл над ними во тьме. С трудом приблизившись на несколько дюймов к Рэйчел, Леггер заметил, что она дрожит и покачивается вовсе не от жары.

Его протянутая рука уже почти коснулась ее талии, когда Рэйчел оглянулась и наконец-таки его заметила. Ее глаза уставились на него с каким-то невыразимым, исполненным боли знанием. Она не сделала и малейшего движения в направлении Леггера, более того, запрокинув голову назад, она постепенно стала сползать через край в огнедышащую бетонированную яму. Ему удалось успеть вцепиться пальцами в ее рубашку, перекрутить кусок джинсовой материи узлом, после чего под грузом ее подвисшего над бездной тела, он упал на колени.

Какую-то секунду их тела балансировали на самом краю, и Леггер увидел бездонные глубины, обрамляющие запрокинутые голову и руки Рэйчел ослепительно-горячим белым нимбом. Горячий воздух пропитал его легкие подобно горячему свинцу. Задохнувшись, он медленно опустил Рэйчел на бетон. Чья-то рука схватила его за плечо, когда он выпрямился, пытаясь отстраниться от дыхация огня. Лицо Дорца в красных отблесках высвечивалось прямо над ним. Другой рукой он схватил Рэйчел за безжизненно болтавшуюся руку.

— Со мной все в порядке, — прохрипел Леггер. Он встал на ноги и помог Дорцу поднять Рэйчел. Ее голова с закрытыми глазами безжизненно свесилась на грудь Леггера. Он наклонился к ее лицу, взмокшему от пота, и расслышал еле слышный шепот:

— Я знаю… — вздох, почти что стон, — …зачем это было придумано.

Ее лоб коснулся щеки Леггера, и он почувствовал, как горит ее кожа. У нее опять началась лихорадка.

Он поднял взгляд. Дорц не слышал ее шепота. Он говорил что-то Энн, как раз подоспевшей к ним. При ней были папки, которые Дорц успел растерять по дороге.

— Хватит… щелкать! — грубо ругнулся Дорц, отнимая папки у Энн. — Пора возвращаться в мотель. У меня сейчас будет работка.

Они лежали во тьме вместе. Он знал, что ее глаза открыты и смотрят в потолок. Рука его двигалась под пропахшим плесенью одеялом. Ему хотелось как можно плотнее прижать ее к себе. Кожа была влажной, но по-прежнему горячей в этом неподвижном воздухе мотеля.

— Ты о чем думаешь? — спросил Леггер.

— Да ни о чем я не думаю, — голос Рэйчел был столь тих и безжизнен, что у Леггера мурашки пробежали по коже. — Я просто сейчас что-то вижу.

Отблеск звездного света проскользнул сквозь замызганное стекло и засверкал в ее глазах неким подобием пламени.

— Яма? — спросил Леггер. — Куда бил столб огня ракетного двигателя?

— Да.

Здесь нечто большее, он знал, и ее голосе это выдавал.

— Что ты там видела, когда загляделась вниз? Образ девушки на фоне языков пламени всплыл в его мыслях. Она повернулась к нему, посмотрев прямо в лицо, хотя глаза ее сейчас были скрыты темнотой.

— Знаешь, что я видела? — голос вновь стал куда яснее, а речь более связной. — Знаешь? Я видела ружье.

— Ружье?! О, Господи! — Взмолился он, будучи озадачен в очередной раз. — В огне?

— Нет, бетонированная яма была подобна концу дула гигантского ружья, и огонь имитировал выстрел, но только не разовый, а вечный. Как будто бы мгновение этого выстрела застряло во времени.

— Понятно. — Он хотел сказать что-либо, увести тем самым их обоих с края опасной территории, к которой привели его вопросы.

— Да нет, ты ничего не понимаешь! И никогда не видел того, что творится у тебя под носом. Ты просто позволяешь Стрезличку манипулировать тобой на затраханном лике земли. Ты словно какая-нибудь глупая собачонка, которую держат на поводке, и с этим тебе уже ничего не поделать, — она сделала паузу для дыхания, которое со свистом вырвалось сквозь ее стиснутые зубы, — да потому, что ты — недоумок и понятия не имеешь о том, что происходит вокруг тебя.

— Зато ты все знаешь! — Теперь он уже рассердился, заразившись от нее внезапной яростью. — Да, все вы тут повязаны!

— Достаточно, — в голосе Рэйчел звучал непоколебимый лед.

— Отлично, просто здорово! Как это, мать твою, мило с вашей стороны… Только ради бога, не чувствуй себя обязанной рассказать мне обо всем. До сих пор ни у кого здесь такой потребности не возникало, так что, с чего бы тебе это делать?

Молчание. И затем он увидел световую точечку, внезапно появившуюся там, где во мраке скрывалось ее лицо. Точка брызнула и погасла, оставив тусклый отблеск на щеке девушки.

— Прости, — прошептала Рэйчел. — Я вовсе не на тебя разозлилась. Это я на себя на самом деле… Я б могла тебе кой о чем поведать, если б тебе была от этого хоть какая-то польза. Но сейчас это уже слишком поздно.

— Все равно, скажи мне, — попросил Леггер. — Ведь даже любая посаженная на цепь собака мечтает быть умницей.

«Может, оно и так, — одновременно подумал он, — но все-таки, может, проще задрать кверху лапки и умереть».

Рэйчел заложила руки за голову.

Хорошо, — устало проговорили она. — Если ты так хочешь. Закрыв глаза, она очень быстро затараторила, словно комментируя разворачивающийся перед ее мысленным взором видеофильм.

— Итак. У твоего отца были экстрасенсорные способности, правильно я говорю? Он мысленно призвал всех этих крутых ребят, которые здесь всем рулили, и они, словно моль на свет, летели к своей смерти. И вот, он наконец кодирует Стрезличка, к которому так долго подбирался, но Стрезличек уже на шаг впереди твоего отца. Он уже воплотил все свои планы и отдал своим людям все соответствующие приказания… Те сразу же принимаются за дело и убивают твоего отца прежде, чем Стрезличек мог бы отправиться за своей смертью… Все просто, не правда ли?

Леггер кивнул, зная заранее, что на самом деле все будет куда сложнее. Рэйчел продолжала. Теперь уже глаза ее были открыты, а взгляд зафиксирован в одной точке.

— Но только вот чего Стрезличек в тот момент не знал, так это того, что хотя твой отец был к тому времени мертв, с зовом Смерти уже ничего нельзя было поделать. Видишь ли, необычный дар твоего отца срабатывал по принципу курка. Сила, которая влекла к нему его жертву на верную гибель, на самом деле была в их собственном мозгу. Некое заложенное глубоко в подсознании влечение к Смерти, которое твой отец был в состоянии нащупать и пробудить к действию… Причем, ненасытное желание умереть могла удовлетворить лишь Смерть от руки твоего отца. Только он своим ружьем мог разрешить их от этой одержимости. Стоило ему лишь нажать, так сказать, спусковой крючок внутри их голов.

Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Кажется, я понимаю, — неторопливо промолвил Леггер. Просвет. Словно бы туман рассеялся над глубокой бездной. Много лет тому назад Стрезличек перемудрил и, мягко выражаясь, сам себя же и наколол. Призванный на Смерть, он уничтожил того, от чьих рук уже обязан был погибнуть. И на зов этот уже никак нельзя повлиять, так что Стрезличек сейчас просто одержим собственной смертью. И не удивительно, что он по-прежнему жив. Ведь только смерть от рук отца могла бы разрешить его от этого бремени.

От ясности, с которой Леггер представил себе всю картину, ему стало не по себе. Тогда что же он пытается сделать сейчас? Что он от меня хочет?

— Ты и впрямь теперь все видишь? — спросила Рэйчел.

— Кажется. — В пересохшем рту стоял горьковатый привкус. — Хотя нет, я не знаю.

Он отбросил возможную мысль.

— Стрезличек хочет, чтобы именно ты его убил. У Леггера прямо сердце оборвалось.

— Может, ты и права.

— Я-то знаю, что я права… Я все об этом знаю, — слова посыпались одно за другим. — Было время, когда он не мог от меня ничего скрыть, и прямо об этом сказал. Он негласно следил за тобой еще с тех пор, как ты был ребенком. Он сделал все, чтобы ты приехал сюда. У него талант, настоящий талант повелевать и манипулировать людьми, причем так, что они об этом даже и не догадываются. Обо всем том, что с тобою сейчас здесь произошло, я знала еще тогда. И я даже знаю о том, что ты найдешь завтра. Глаза ее были неподвижными.

— Что, что? — переспросил Леггер.

— Ты найдешь последнюю видеозапись своего отца, посмотришь ее. — Темп речи Рейч заметно снизился, голос стал более глухим. — И потом ты уже станешь другим, ты будешь таким…

— Я буду таким же, как мой отец… Она покачала головой.

— Бери выше. Ты станешь своим отцом. И сможешь убить Стрезличка. Он считает, что Дар твоего отца перешел к тебе… по крайней мере, надеется на это. На то, что эти необычные способности в тебе можно вызвать… И тогда, наконец, ему удастся умереть.

«И я сейчас не остановлюсь, — подумал Леггер, — Стрезличку известен мой код. Он знает, что зайдя так далеко, я не поверну назад, хотя и вижу, что меня ждет. Потому что я хочу Власти, Силы, Дара. Хотя бы на одну секунду до того, как меня достанет пуля, которая уже послана за мной. Последний крохотный отрезочек времени — и больше я уже не буду собой. Я стану своим отцом. И на моих руках будет смерть Стрезличка. Тяжелая и холодная».

Словно вернувшись откуда-то издалека, он наконец-таки оторвался от своих тягостных раздумий и увидел, что Рэйчел все еще пристально смотрит на него.

— Ты права, — промолвил он, и в голосе его было ощутимое сожаление. — Все было заранее спланировано. Даже ты. И то, что ты пришла ко мне… и вот теперь говоришь мне это.

Она отвернулась и отодвинулась подальше от него. Нечто большее приглушало ее голос, чем простая грязная подушка, в которую она уткнулась.

— Я на самом деле так не думала, — всхлипнула она. — Я не привыкла так думать.

«Нет, это она сама так поступила», — подумал Леггер.

Он коснулся пальцами ее черных локонов. Все делают это по собственной воле, не отклоняясь ни на шаг от давно кем-то проложенного для них маршрута.

Последний кусочек сложился в мозаику воспоминаний, представшую перед его мысленным взором… Последнее недостающее звено общее картины — темный мягкий салон автомобиля на пустынной улице ночного Лос-Анджелеса. Некто в белом, седая борода…

— Так это был Стрезличек, а? — спросил Леггер. — Ну, тот, кто говорил со мной в Лос-Анджелесе про то, что он за мною присматривает и все такое прочее… Ты все об этом знаешь, ведь правда?

Она ничего ему не ответила, и этого было достаточно для того, чтобы он понял, что это правда.

Он долго лежал, открыв глаза. Сквозь окно виднелась озаренная луной автострада, пересекавшая этот крохотный карманчик времени.

 

ГЛАВА 10

Они вновь тронулись в путь солнечным и прохладным утром. Дорц за рулем, Леггер — рядом с Энн и Рэйчел, вновь погрузившимися в глубокое молчание на заднем сидении.

Сухая пыль скрипела у Леггёра на зубах. Перед самым восходом солнца там, в мотеле, он впал в состояние, среднее между сном и бодрствованием. Конечно же, он понимал, что лежит в пропахшей плесенью кровати, но одновременно видел в окне языки пламени и тень своего отца, падающую на стекло. И теперь он никак не мог связать вместе эти две реальности. Проблема была в том, что слишком многое из снов кровавыми струйками протекало в реальный мир.

Плоская равнина за окном автомобиля проплывала словно в замедленной съемке. «И это из той же области, — подумал Леггер. — Ехать в этой машине, делать то, что никогда бы тебе в голову не пришло». — «И как это получается?» — недоумевал он. Это означало, что он не просто был суммой всего того, что сделал, а являлся одновременно и каким-то неведомым объемом, числом, записанным за пределами твоего взгляда. «Господи, что за мысль, столь холодная и непостижимая. Да к черту!». Он решил больше не думать об этом, стряхнув с себя последние остатки дремы, и обратился к Дорцу.

— Ну так и что тебе удалось выяснить? — он постучал пальцами по стопке папок, трофею из прошлого, с ракетного полигона на холмах. Теперь эти бумажки валялись на переднем сидении между ним и Дорцем.

Дорц лишь плечами пожал.

— Еще не успел, — он не отрывал взгляд от асфальтовой полосы шоссе. — Там еще столько всего предстоит посмотреть. Тем более, что часть материала — сплошные технические термины.

— Ну и что?

Дорц так ничего и не ответил. Его взгляд зафиксировался на дороге.

— Не тяни, я хочу знать, что это добавляет к тому, что нам уже известно?

Дорц вполоборота посмотрел на него, и Леггер уловил некоторую тревогу, которой он прежде на этом лице не видел. Но не страх, это Леггер знал твердо. Создавалось такое впечатление, будто Дорц наткнулся на нечто непредвиденное, нечто, чего и быть-то не должно, обрывок из сна, проскользнувший в реальный мир, фрагмент кошмара, который он никак не хотел признавать.

«А ведь это его, Дорца, мир, — подумал Леггер. — Вся эта хреновина — это чем он живет, прямо здесь, на грани, на краю. А что же за пределами всего этого?»

— Это не то, что я ожидал, — медленно изрек Дорц. — Я ведь думал, что все, что связано с ПРОЕКТОМ ПСИХО, — это сплошное мошенничество и профанация… Дерьмо для отмаза и ширма для прикрытия неблаговидных дел… Вся эта чушь про психонавтов и прорыв в коллективное бессознательное.

— А оказалось совсем наоборот?

— По крайней мере, прежней уверенности у меня уже больше нет. Так вот, этот «Дибосфер», короче, может, я чего-то не понял… но они явно действительно открыли нечто… Какой-то вид вселенского физического поля, вроде электромагнитного, но совсем другое, на нейтринном уровне, и замыкается оно на человеческий мозг, мозг каждого человека. Исследователям фирмы «Дибосфер» так и не удалось определить настоящей природы этого поля. Каким-то образом оно захлестывает и расширяет определенные области человеческого разума — в основном подсознания. И вся суть в том, что поле, будучи нематериальным, внедряет ничем не объяснимый фактор свободного выбора в материальную, а потому детерминистскую природу человеческого мышления. Вот дерьмо! Право и не знаю, правильно ли я тебе все это объясняю. Человеческое сознание, — это некий симбиоз. Мы просто никак не ощущаем второе единство этого симбиоза — Поле или, как его еще называют, коллективное бессознательное, впрочем, можешь называть как хочешь — так вот, мы не ощущаем это Поле своей неотъемлемой частью. Ну, оно как бы прячется в нас там, где мы его никак и не увидим. А от симбиоза с человеческой расой Поле это получает способность двигаться и действовать в материальном мире, а мы получаем, так сказать, недетерминированный элемент, свободную волю, право выбора. Но это было в нас не всегда, Поле это пришло откуда-то извне.

Несколько секунд Леггер переваривал услышанное.

— И все это открыли исследователи фирмы «Дибосфер»?

Дорц похлопал по черным папкам.

— Все это здесь. И еще многое, что мне не удалось прочесть.

— И им удалось определить местонахождение этого поля? И они знают, как на него выйти?

Глаза Дорца на секунду оторвались от дороги.

— Верно.

Он знал следующий ответ еще до того, как заговорил, но уже нельзя было остановить этот процесс… Каждое слово должно было теперь прозвучать.

— И что же? — проговорил он. — Что они планируют при помощи этого поля устроить?

Дорц, продолжая смотреть за дорогой, ответил:

— Они собираются это поле уничтожить.

«Я так и знал», — подумал Леггер, откидываясь на спинку сидения. В конце-концов все этим и кончается… Ведь Стрезличек и ему подобные — в управлении «Головной Корпорации», у них у всех ментальность контроля. Контролировать, повелевать, манипулировать, стимулировать, закреплять реакции — без этого они жить не могут. Но тем не менее был один свободный элемент, за который они никак не могли ухватиться, не могли запугать, подкупить, ничего не могли с ним поделать. Даже не могли его никак объяснить. А потому он должен был быть уничтожен…

Леггер осознал, что было еще кое-что — ведь мир не изменится, когда они реализуют ПРОЕКТ ПСИХО и убьют Поле, или как его там, и никакого тебе всеперемалывающего Оруэлловского полицейского государства, никаких тебе господ л рабов. В этом тогда не будет уже никакой необходимости. Менталитет подавления прибегал ко всей этой фашистской ерунде лишь тогда, когда элемент свободного волеизъявления был слишком силен и непоколебим, чтобы его подавить. И хотя Поле умрет, внешне это будет смотреться всего лишь как легкое потускнение освещения, еле заметное ослабление. Изменение, которое для большей части человечества пройдет незамеченным.

«Маленькая смерть, которую никто не будет оплакивать, и все мы будем существовать дальше, — подумал Леггер в отчаянии. — И будем жить и умирать в этом мире, подобно муравьям. И так никогда и не узнаем, что именно, произошло».

— Если ты собираешься проблеваться, — заметил Дорц, — то делай это в окошко.

— Со мной все в порядке, — Леггер утер лицо тыльной стороной ладони. Внутри у него будто все поизносилось.

«Вот во что был вовлечен мой отец. Вот с чем он имел дело, вне зависимости от того, были ли ему известны точные подробности или нет. Но все же он хоть что-то мог в этом плане предпринять, а мне-то уж ничего не осталось. Совсем ничего, — внезапно осознал Леггер. — Лишь только нестись вперед и смотреть, как это к нам приближается и что же в этом будет особенно ужасного?»

Леггер посмотрел на дорогу, разрезавшую пустыню, и сразу все понял: понял, что это будет мир, подобный тому, в который он сейчас окунулся, где заранее все было предопределено, и бежать откуда невозможно.

Причем все будет предопределено заранее еще до того, как ты появишься на сцене. И тогда тебе не останется ничего другого, как пойти по заранее проложенному для тебя пути, пока не подойдешь к концу.

Для исполнителей «Головной Корпорации» исключения не будет, только их линия будет устанавливать линии для всех. Да только все равно будет конечная прямая. Быть может, они уже в этом мире.

Какой-то барьер прорвался в Дорце. Его явное нежелание говорить о том, что он обнаружил в черных папках, сменилось потребностью излить душу.

— Теперь они стали умнее, — продолжал он. — «Головная Корпорация» и филиал «Дибосфер» — ПРОЕКТ ПСИХО — будет уже их второй попыткой. А в результате первой они навлекли на нас Страх, использовав в качестве опытного полигона Южную Калифорнию. Они пытались подавить Поле Контрполем, генерируемым сетью станций — и одну из них мы обнаружили там на холмах, близ мотеля. Да только Контрполе действовало крайне медленно. Люди чувствовали, как Поле умирает, — умирает их часть. И в результате ими овладела подсознательная паника. И вот, почему все, за исключением таких ненормальных типов как остки, снялись с насиженных мест и бежали куда глаза глядят. А вот ПРОЕКТ ПСИХО задуман так, чтобы уничтожить Поле в одно мгновение ока. Видишь ли, они открыли способ хранения и накапливания психической энергии, выкачиваемой из обитателей ковчежцев и передаваемой в хранилище по линии подключек. Когда они накопят достаточное количество этой энергии, то подорвут ее как бомбу, хотя никто этого взрыва и не увидит. Все свершится еще до того, как люди успеют что-либо сообразить.

Последние слова Леггер еле расслышал сквозь окутавший его мысли туман. Наблюдая за плоским, безликим, монотонным ландшафтом за окном автомобиля, он задавался вопросом, а каким же все будет после… после того, как мозг все людей впервые станет одинок и та незримая сущность, присутствовавшая в нем — а он знал, это правда и исследователи «Дибосфер» действительно сделали великое открытие, — так вот, эта незримая сущность, сосуществовавшая в человеческом разуме, — умрет…

«А может, все останется таким, как сейчас, — подумал Леггер. — Только мы этого уже не увидим, это просто будет оставаться в наших глазах».

— Поворачивай здесь… Правильно. — Энн на секунду замолчала, пока Дорц выполнял разворот. — Чуть дальше, вот сюда. Поезжай до самого края.

Автомобиль остановился, Леггер очнулся от дремы. Недостаток сна и утренняя пустынная жара окончательно его ослабили. «И это, — мелькнуло у него в голове, когда он ворочал языком в пересохшем рту, — вероятно, и есть самый последний День моей жизни. Когда пуля меня настигнет. А я только хочу спать. Может, Дорц и прав»,[]

Дорц повернулся к Леггеру:

— Ну как она?

Какое-то мгновение Леггер таращился на Дор-ца, не понимая, о чем это он, затем посмотрел на свернувшуюся калачиком Рэйчел.

— Думаю, в порядке.

— Похоже, она умирала. Между нами говоря, мы прямо морг на колесах.

Рэйчел спала, но кожа ее по-прежнему была горячей наощупь, да и кости черепа стали проступать все явственнее, словно бы впитывая в себя слои бледной плоти.

«А ведь умирание делает ее прекрасной, — осознал Леггер, — словно бы мертвая красавица выплавлялась из больного ребенка».

Уже наполовину вылезший из машины Дорц согласно кивнул ему в ответ».

Леггер склонился над Рэйчел и поднял с пола салона свою куртку. Скатав ее, он слегка приподнял голову Рэйчел — при этом веки девушки затрепетали, но глаза так и не открылись — и положил куртку ей под затылок. Он оставил дверцу машины открытой, затем поковылял к тому месту, где в нескольких ярдах от автомобиля стояли Энн и Дорц. И лишь подойдя к ним, он сообразил, что стоят они сейчас на самом краю… Еще одна яма, но на сей раз еще глубже, огромная полусферическая полость в земле. Казалось, в ней могла вместиться небольшая луна…

Собственно лунный грунт покрытия дна высвечивался в безжалостно-слепящих лучах.

— А это еще что за дерьмо?! — Леггер прикрыл глаза ладонью и стал всматриваться вниз. От самого края его отделяли проржавевшие остатки сетки ограждения.

— Это, — махнул рукой в воздухе Дорц, — крупнейший в мире рудник борной руды… По крайней мере, был когда-то… Еще в те времена, когда они находили ей применение.

— Да? — Выветренные стенки котлована с виду напоминали вполне обычную грязь и песок. — А что они с этой рудой делали?

Дорц почесал щетину на подбородке.

— Как что? Само-собой, борное мыло из нее производили.

— Не врешь? Из грязи?

«А впрочем, все возможно, по крайней мере, из грязи», — подумал Леггер. Он заглянул в длинную полость.

— Спорю, что то, что мы ищем, находится где-то там внизу?

Ничего не ответив, Дорц повернулся к Энн. Она кивнула и показала на находившийся в тени восточный склон котлована.

— Там, — уверено прошептала она.

— Ближе к поверхности? — переспросил Дорц. Он сделал шаг вперед, наступив на повалившуюся секцию ржавой ограды. Леггеру стало не по себе, когда Энн уставилась на него… глаза ее сузились в медитативной сосредоточенности. Наконец она отвернулась и пошла вслед за Дорцем…

Леггер смотрел на то, как они вдвоем стоят на самом краю рудника. Он слышал, как камешки из-под их ног летели по склону на самое дно.

— Нет, — прорезал тишину голос Энн. — Это как раз в самом низу.

— Ну и что теперь? — спросил Леггер, когда парочка вновь подошла к нему. — Будем спускаться? На четвереньках?

Дорц отрицательно покачал головой.

— Здесь есть дорога. Видишь? — Он показал пальцем. — Кружит спиралью по склонам рудника.

«Подожди-ка», — подумал Леггер. Он стоял и смотрел вниз, в то время когда Дорц и Энн уже прошли мимо него и направились к машине. Резко повернувшись, он схватил Дорца за рукав.

— А откуда ты так много знаешь об этом месте?! Ты что — урод, у которого нюх на борную руду, или что?

Отскочив назад, Дорц смерил Леггера ничего не выражающим взглядом.

— Все может быть… А может, я уже давно подозревал, что это место имеет какое-то отношение к твоему отцу… Я уже был здесь прежде и пытался хоть что-то найти.

— Да, — прохрипел Леггер. — А почему?

— Чутье.

— Верно, мочой чувствуешь?! — Леггер подобрал с земли камешек и бросил его в котлован. Камень беззвучно исчез в его глубинах.

— Пошли, — сказал Дорц. — Ты только время потеряешь.

Он побрел к автомобилю.

— Что означает, — не шелохнувшись, продолжил Леггер, — что вы хотите отыскать то, что ищете, прежде чем пуля меня настигнет. А тогда я буду чересчур мертв, чтоб вам меня использовать. Ведь Энн не возьмет след мертвеца, не так ли?

— Слишком мертв, чтобы я тобой воспользовался? — Стоявший у машины Дорц рассмеялся. — Господи, а насколько же мертвым ты хочешь быть? Я ведь просто приглашаю тебя покататься, вот и все!

«Хорошо», — подумал Леггер. Он уставился на грязную гальку под ногами.

«Хорошо, быть может, деталь, что свяжет все это в единую картину, находится именно там, на дне котлована. И я смогу умереть, зная… Что?.. Как именно он погиб? Мой отец? Я и впрямь хочу это знать?»

— Ну так что? — крикнул Дорц. — Ты идешь? Леггер посмотрел вверх. Солнце поднялось выше, покрыв машину плотным сиянием. Он все же смог разглядеть Энн, ставшую на колени возле открытой задней дверцы и положившую ладонь на лоб Рэйчел.

— Ладно. О'кей, — наконец сказал он и нехотя поплелся к автомобилю. — Я так понимаю, без меня вечеринка никак не получится.

Грязная дорога, спускавшаяся вдоль склона открытой разработки, хотя и была довольно разбитой, прямых преград не имела, за исключением одного места. Там Дорцу и Леггеру пришлось вылезать из машины, чтобы откатить с проезжей части брошенный кем-то много лет тому назад грузовик. С отпущенными тормозами он тихонько скатился с края дороги, покачнулся и полетел вниз по склону, с грохотом разбрасывая во все стороны всевозможные детали. Дорц лихо выруливал, но им пришлось трижды попасть в тень южного склона, прежде чем машина выехала на самое дно рудника. Грузовик уже валялся вверх тормашками на проржавевшем кране. Все это место — несколько сотен ярдов в диаметре — было завалено всевозможной техникой — бульдозерами, обвисшими конвейерными лентами, ведущими неизвестно куда, и еще массой всяких массивных и непонятных железок. Кладбище никчемного металла. Время не спеша спрессовало все это в единую красновато-рыжую массу.

Дорц ударил по тормозам и заглушил двигатель. Он повернул голову к сидящей рядом с ним Энн. Не говоря ни слова, она открыла дверцу и, выскользнув наружу, стала карабкаться через ржавые завалы. Дорц и Леггер последовали за ней, протискиваясь через узкие проходы среди гор металлолома. Солнечные лучи пробивались сюда, падая вертикальными колоннами света среди останков техники.

На небольшой площадке, среди брошенной техники располагалось несколько зданий из покореженного листового железа. Леггер еле поспевал за Дорцем и Энн. Подойдя к одной из металлических хижин, он заглянул внутрь в зияющий провал окна.

Какой-то офис — казенные серые столы и стулья, шкафы с папками, полузасыпанные песком.

Пишущая машинка беззвучно вопила с металлической подставки, изъеденной зубами безжалостного времени. В сердце Леггера на секунду похолодело, когда на стене он заметил пожелтевший календарь. Обнаженная женщина косилась с надписи «Головная Корпорация».

Он отвернулся от окна и побежал за двумя другими искателями. Энн и Дорц уже скрылись за нагромождением экскаваторов.

Несколько минут он не знал, где их искать, и потерял всякую ориентацию среди лабиринтов разлагающихся кранов и бульдозеров.

Их тени постепенно удлинялись под лучами восходящего солнца. Жара принесла краткую тошнотворно-головокружительную вспышку сознания, в которой Леггер увидел, как он кончит здесь свою жизнь, — пуля молниеносно падает с неба, когда он еле волочит ноги по этой свалке. «Ну и что же в этом будет плохого?» — пришла в его голову неожиданная мысль. «По крайней мере, вся эта техника давно мертва, — сказал он себе. — И мы просто могли бы сейчас спать вместе». Он протиснулся сквозь пару узких проходов и вскарабкался на какое-то землеройное устройство с треугольными зубами пошире его груди. И здесь никаких следов Дорца и Энн. Леггер сел прямо на землю и прислонился спиной к навеки застывшим останкам крана, башня которого бросала на него решетчатую тень. «Ну и что дальше? — Он закрыл глаза. — Мой любимый вопрос. Если б у меня сейчас под рукой был острый камень и достаточно сил, то я бы выцарапал его на этой штуковине, а потом спокойно бы умер. Или что-нибудь в этом роде».

Вполне достоверный образ предстал пред его мысленным взором: он, подобный узлу бурой кожи, лежит, скрючившись, у подножия крана. Давно уже высохший…

«Где ж это я уже видел? Ах, да! Мертвая кошка в плавательном бассейне».

— Леггер, какого хрена ты тут делаешь? — голос откуда-то сверху.

Он открыл глаза и увидел Дорца, с досадой взиравшего вниз из кабины крана.

— Да что с тобой, в конце-концов, случилось? — продолжал Дорц.

Леггер встал и отряхнул с брюк песок.

— Да пошел ты, — ответил он.

— Кончай… поднимай свою задницу и валяй сюда… Нам же не обойтись без тебя, вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет.

Никто не проронил ни слова, пока Дорц не подвел Леггера к склону котлована. Часть концентрической стены этой ямы много лет тому назад обрушилась, наполовину засыпав песком и камнями ближайшие машины. Энн восседала на валявшемся неподалеку колесе самосвала.

— Вот он, — сказал Дорц, когда они наконец выбрались из завалов техники. — Теперь-то мы уж точно будем знать.

Не меняя позы, Энн в течение нескольких секунд смотрела на Леггера, затем перевела взгляд на завал на противоположном конце рудника. Наконец она кивнула и, оглянувшись на Дорца с Леггером, тихо прошептала:

— Да, это где-то вон там.

— Мать твою! — Дорц в ярости воззрился на груду камней и торчащие из нее железяки.

Леггер, наблюдавший за ним, представил, как Дорц прыгает на эту кучу и начинает до полного изнеможения, обливаясь потом, разгребать завал руками, царапая ногтями булыжники. Леггер отвернулся и, не торопясь, пошел вокруг каменного завала, пока Дорц и Энн не оказались полностью скрыты от него. Кабина еще одного грузовика торчала из-за завала, и казалось, будто бы это крот высунул из земли свою морду.

За исключением ветрового стекла, покрытого паутинкой трещин, кабина грузовика казалась совершенно неповрежденной. «Наверное, — подумал Леггер, — там внутри будет прохладно. Как в пещере».

Лесенка, почерневшая от времени, вела к дверце, размещавшейся прямо над огромным колесом. Леггер потянул за ручку. Дверца заскрипела и распахнулась настежь. В салоне пахло плесенью, но все же было довольно чисто. Сиденье заскрипело, когда Леггер сел за руль и посмотрел по сторонам. К солнцезащитной панели над его головой клейкой лентой была прикреплена фотография — улыбающаяся женщина с двумя маленькими детьми в костюмчиках, позирующих в студии. Цвета фото выцвели до густо-зеленого и желтого, как будто снимок делали в глубинах какого-нибудь умирающего океана. Поверх приборной доски валялся свернутый в трубочку журнал. Леггер развернул его… Опять женщины, бледные, нагие, улыбающиеся или самоуглубленные, поглаживающие свои тела руками. Леггер быстренько пролистал выгоревшие страницы, не испытав и малейшего вожделения, затем уронил журнал на пол.

«Это уже чересчур для великого поиска про лого», — подумал он.

Вздохнув, он откинулся головой на спинку сидения.

«Да, здесь хорошо и прохладно. Маленькое удовольствие..».

Ветровое стекло было зеленоватого оттенка. Он мог чувствовать, как приглушенный свет солнца падает ему на лицо, а вот за спиной… Он резко повернулся назад. Теперь он видел, что задняя стенка кабины проломлена. Стальйую панель снесло оползнем. Леггер взобрался наверх центральной консоли над сидением и, встав на четвереньки, уставился во тьму за пределами кабины.

Интересно, как далеко тут можно пролезть? Может…

— Эй, — крикнул Леггер, — Дорц! Полезай сюда! — Голос эхом отзывался несколько секунд, после чего вблизи появился Дорц.

— Сюда! — позвал Леггер.

— А фонарик у тебя с собой? — спросил он, когда Дорц забрался в машину.

— А зачем? — Дорц плюхнулся на водительское сидение. Он повернулся в ту сторону, куда указывал палец Леггера, и увидел темную пустоту позади салона. Не говоря ни слова, он достал из кармана маленький фонарик и посветил в темноту. Стенки длинного трейлера, примыкавшего к кабине, прогнулись под весом камней. Лишь небольшое пространство оставалось свободным по центру, словно пещера в искривленном металле. Трейлер был столь длинным, что луч фонарика даже не доставал до его конца.

— Ну, и что ты об этом думаешь?

— Вполне возможно. — Дорц посветил с одной искореженной стенки на другую. — Проход ведет как раз в ту сторону, к стенке рудника.

Встав на четвереньки, Дорц полез во тьму. Лег-гер последовал за ним. Через пару ярдов, сделанных гусиным шагом, он бросил взгляд через плечо и увидел Энн. Ее лицо в обрамлении ветрового стекла зеленоватого цвета. Она понимающе кивнула ему, но осталась стоять на месте. Леггер отвернулся и стал пробираться вперед за смутными очертаниями Дорца, ползшего впереди. Проход стал куда уже, когда они оказались под оползнем. Крыша трейлера так прогнулась, что искателям приключений пришлось передвигаться практически лежа. Леггер, тяжело дыша, полз вслед за Дорцем, цепляясь плечами за стальные выступы.

«Слава богу, что здесь так тихо, — подумал он. — Скрипни сейчас хоть что-нибудь, и я бы наделал в штаны. О, Господи, какая же сейчас над нами гора камней».

— Подожди-ка минуточку.

Голос Дорца эхом отражался от металлических стен.

Леггер замер и прислушался… Как будто бы что-то скользнуло вниз, гулкий стук, и вот впереди появилось подсвеченное фонариком лицо Дорца. Оно было на одном уровне с головой лежащего Леггера. Но только Дорц сейчас стоял на ногах.

— Прыгай сюда, — сказал Дорц. — Похоже, мы вышли в какой-то тоннель, устроенный в стенке карьера.

Леггер прополз пару ярдов и почувствовал под руками самый край задней части трейлера. Присев на корточки, он спрыгнул во тьму, к Дорцу. Пропыленный гравий заскрежетал под его ботинками.

Конус света, наполненный поднявшейся с пола тоннеля пылью, медленно высвечивал окружавшее их теперь пространство. Можно было разглядеть сводчатые стены тоннеля, однако впереди из-за плотных клубов пыли ничего не было видно.

— О'кей, ну так где это? — спросил Леггер. — Думаешь, это как раз здесь?

Дорц ничего не ответил. Они сделали еще несколько шагов вперед.

— Вот.

Несколько точек отраженного света засверкало впереди.

— Что это? — не понял Леггер. Свет заплясал на каком-то непонятном объекте, когда Дорц со всех ног пустился вперед.

Леггер нагнал его через несколько секунд, и вскоре они оба стояли около целехонького грузовика. Грузовик был куда меньше того, что служил своеобразным входом в тоннель. Шины растрескались от времени, колеса погрузились в гравий, но в остальном машина прекрасно сохранилась благодаря тому, что уже много лет она была замурована в этой своеобразной усыпальнице, устроенной в толще котлована крупнейших открытых разработок борной руды.

Никаких букв или эмблемы на дверце — ничего, что могло бы указать на его происхождение и область применения в прошлом. Леггер нутром своим чувствовал сейчас связь между собою и этим грузовиком, связь, которую оказалась в состоянии уловить Энн и с помощью которой она смогла навести их на это место.

«О Господи! Сделай так, чтобы там не оказалось его тела, — мысленно взмолился он, — или каких-либо частей его тела».

Странно, но Леггер не чувствовал, что адресует эти слова именно к Богу, сейчас он мысленно обращался лишь к пустоте тоннеля, окружавшей его.

«Пусть там будет чисто и никаких кровавых пятен!»

Дорц потянулся к ручке и открыл дверь со стороны водителя. Он исчез внутри с фонариком, в то время как Леггер молча ждал, чувствуя присутствие стоявшей перед ним в темноте машины. Словно в сонном царстве.

— Эй, Леггер! — позвал Дорц. — Полезай сюда. Леггер обошел машину с другой стороны и сел рядом с Дорцем.

Не говоря ни слова, тот протянул Леггеру фонарик, после чего показал ему свою находку. Ею оказалась видеокамера с потертой рукояткой и холодно поблескивающими линзами.

Дорц опустил ее объективом вниз и, щелкнув крохотной задвижкой, открыл крохотное отделение в задней части. Засунув туда два пальца, он извлек безликий металлический прямоугольник толщиною в дюйм и протянул его на ладони Леггеру. Плоский, черный, прямо как дверца.

— Пленка, — тихо промолвил Дорц. — Пошли.

Схватив находку в кулак, он выпрыгнул из грузовика. Леггер повернулся, посветив фонариком по салону. Что-то металлическое блестело на полу, и он инстинктивно выключил свет. Леггер нагнулся, его рука нащупала то, что он уже однажды видел давным-давно на телеэкранах, вдали от этих мест. Он поднял этот холодный и тяжелый предмет. Ружье. «Ружье моего отца… Дорц его не заметил. А может, все же заметил и специально оставил для меня?»

Как бы там ни было, Леггер засунул ружье под куртку, стволом в штаны и стал выбираться из грузовика вслед за Дорцем.

— ВЗЯЛИ. — Телефонный голос был точен и хладнокровен. — Положительное считывание с фотоэлементов. Кассета с пленкой извлечены. — Человек в белом комбинезоне положил трубку на телефонный аппарат. Спустя мгновение он встал из-за массивного стола и прошел по ворсистому ковру к окну. Он постоял там, разглядывая все еще пустые лос-анджелесские дома, время от времени бросая взгляд за горизонт, на невидимую пустыню.

ТО, ЧТО БЫЛО ПРЕЖДЕ.

Долгий переезд от места сбора… Мили пустыни за ветровым стеклом, в то время как грузовик несется по автостраде, пересекающей долину. Песок и пожухлая растительность вибрировали не только от движения машины. Ее руки все еще тряслись, когда она держала видеокамеру, как будто бы пальцы ее несли на себе отдачу ружейных выстрелов. Грохот на лос-анджелесском складе обдал ее шквалом океанской бури — каждый выстрел был как девятый вал, каждый гулким эхом потом еще долго отдавался в пустом пространстве. Кровь казалась черной внутри мерцавшего фосфорическими точками мира камеры.

Она перевела объектив с пейзажа за окном на его лицо.

Кости под кожей были подобны рифам, поднимавшимся со дна спокойных морей, застывших во времени. Берега, скрытые от взгляда, тайны, трепещущие на грани раскрытия. И тем не менее, они никогда не будут раскрыты.

Его глаза смотрели поверх рулевого колеса. Интересно, а сколько же миль пронеслось под его взглядом за время, которое прошло между теми кровавыми брызгами в Лос-Анджелесе, и той дорогой, по которой они неслись сейчас?

Еще несколько секунд после того, как она оторвала камеру от глаза, окружающий мир оставался серым и бесцветным, окрашенным в безликие черно-белые тона видеоискателя. Затем постепенно она стала различать всевозможные буроватости пустыни:

— Так вот каков мир, в который мы сейчас въезжаем… Который мы создали!

Она откинула голову на спинку сидения и закрыла глаза. Вся жизнь была прожита давным-давно и ушла в темные недра земли. Эти пустоты, уносящиеся к горизонту, были вырезаны из ее собственного тела и растянуты, словно кожа, скрывающая спрятанные в земле кости.

— Устала? — Он повернул голову и посмотрел на нее. Его собственные глаза покраснели от блеска солнца и долгого созерцания раскаленного асфальта.

Она кивнула. Рука ее по-прежнему была напряжена, а палец нажимал на кнопку «запись». И ей было уже плевать на то, какой сумасшедший план салона кабины грузовика или проносящейся за окном пустыни сейчас снимала лежавшая на ее коленях камера.

— Ложись спать. Выключай ее и ложись спать. Его голос. Не стоит и говорить, насколько он изменился с самого начала. Но и она изменилась вместе с ним в параллельной прогрессии. «Ведь ничего не случится до тех пор, пока мы достигнем Борона. Это правда, — подумала она. — Ведь это ничто иное, как мертвое время. Хотя оно и утекает, словно кровь из сердца».

Вакуум, комок в горле. Потеря. Утрата. Если ей удастся уснуть, то в этот раз она будет отрезана от всей этой плоской агонии. Время на его стороне. «Мы въехали, вступили в новый жесткий и жестокий на ощупь мир. Я потеряла это человеческое заблуждение — думать о том, что мы будем жить вечно».

Она открыла глаза и увидела, как он ведет машину, а мимо проносится пустыня. Она осторожно положила свою голову ему на плечо. Как же он похудел. Кость была так близка к поверхности. Под кожей текла кровь. Все еще живой в данное время. В зеркале она увидела свое собственное лицо. Глаза изучали выжидательное выражение плоти. Она наклонила лежавшую на коленях камеру, чтобы на какую-то секунду поймать отраженный образ, затем вновь закрыла глаза, погружаясь в дремоту, и отпустила палец с кнопки «запись». Отрезок времени, удаленный из мира и помещенный в закупоренную тьму.

Наступила ночь, когда она проснулась и инстинктивно, после столь долгой паузы, вновь подняла камеру и нажала на кнопку. Звезды, увиденные через ветровое стекло и электронику камеры, были неподвижными на видоискателе. Грузовик остановился. Они приехали. Сидение у руля было пустым, а дверь со стороны водителя открыта. Она распахнула свою дверцу и высунулась из кабины грузовика.

Холмы на той стороне автострады — черные силуэты на фоне ночного неба — проскользнули в! фосфорическом мире, потом пошла прямая линия! асфальта, исчезающая за горизонтом, затем низенькие домишки да мертвая неоновая вывеска «Мотель «Островок в пустыне».

Завершив панорамную съемку, она наконец увидела его за металлическими столбами, поддерживающими изображенную на вывеске ныряльщицу. Он стоял у дверей ближайшей постройки: рука и часть лица подсвечены его же собственным фонариком. В наушниках, подключенных к камере, она услышала слабый металлический щелчок, после чего дверь распахнулась настежь. Он повернулся и махнул ей рукой. Когда она подошла вместе с камерой поближе, то увидела, что это офис мотеля. Она сняла его и длинный конус света, падающий внутрь здания.

— Мы можем в эту ночь поспать здесь, — промолвил он, — а утром перегоним грузовик к яме.

— Хорошо, — она услышала в наушниках свой собственный голос с секундной задержкой, так как уже началась запись. Она не спеша прошлась по темному помещению, пока он опять ходил к грузовику. Достаточное количество света от звезд и ночной луны, просачивавшегося сюда, падало на серебристые контуры стульев, конторку и дверь за ней. Ничего, кроме пустоты. Как и во всех остальных комнатах мотеля.

Она знала, что по крайней мере в этой придорожной гостинице не будет проблем со свободной комнатой.

Он вернулся, держа в руках пару бумажных пакетов со свежей сменой белья и едой. Она прошла вслед за ним мимо конторки, в ту комнату, что была за нею. Пакеты были брошены на пол, а фонарик вертикально поставлен между ними так, что луч его расплылся овалом на потолке, наполняя комнату рассеянным сиянием.

Зеркало, покрытое толстым слоем пыли, но тем не менее целое, висело на стене рядом с дверью.

Она сняла с плеча сумку с блоком питания камеры и положила этот тяжелый предмет на стоявший у зеркала туалетный столик, а потом сняла это сверху, целя объективом в зеркало. Она настроила видоискатель так, чтобы в кадре была видна как можно большая часть комнаты, отразившейся в зеркале.

Сухие сандвичи и вода из термоса.

Они сидели на кровати, молча и не спеша прожевывали пищу; единственным звуком было… тихое гудение двигавшейся внутри камеры пленки. Запив последний сухарь, он уронил бумажный стаканчик на пол и лег на кровать. И зеркало отразило то, как он посмотрел на нее.

— Почему ты ее не выключишь? — Его рука потянулась к камере. — Ведь Фронт все равно всю эту ерунду повырежет.

Она пожала плечами, повертев в руках корку, которую ей вовсе не хотелось есть.

— Не знаю.

Но на самом деле она знала.

Бесконечная съемка — ни что иное, как единственно возможная для нее сдерживающая акция против того, что неумолимо затягивает его в такие глубины Судьбы, куда она уже просто не сможет за ним последовать. Когда его уже не будет на свете, останутся видеозаписи, и это будет плохо, совсем плохо, это будет лишь причинять ей боль, и такая рана уже никогда не заживет; она просто дура…

«Но ведь я больше ничего не могу сделать, тай пусть камера снимает… Пусть все мы будем гореть в геенне огненной».

— Ты не должна быть столь от меня зависимой.

Он знал. Он уже и так был очень далеко и лишен очень многого, а главное, той нормальной слепоты, что позволила бы ему стать с нею одним целым. И на какие же расстояния будут телеграфироваться их последние «прощай», прежде чем последняя связь между ними порвется и уйдет в небытие?

— Я даже и не пытаюсь… по крайней мере, больше это не повторится, — и это уже тогда, когда рука его оказалась под ее курткой, затем под рубашкой, и кожа его пальцев коснулась ее кожи, холодной или еще теплой? Она позволила ему привлечь себя… упала на кровать. Она знала, что это у них будет в последний раз. Прядь ее волос упала ему на лицо, она склонилась над ним. Руки двигались, затем замерли. В этих исполненных отчаяния движениях уже не осталось никакого изящества. Ее взгляд случайно упал на зеркало и отразившийся в нем объектив камеры. Она отстранилась от него и встала. Босые ноги ощущали зернистый песок на ковре.

— Я не хотела к тебе привязываться. — Она взяла камеру, лежавшую на туалетном столике. — Просто я не знала, смогу ли жить, если тебя потеряю.

Тени падали на его глаза, когда он посмотрел на нее.

— Такова жизнь. Не что иное, как продолжительный процесс потери всего того, без чего ты уже никак не сможешь…

Она кивнула. Волосы упали ей на плечо, образовав завиток на груди. Рука разблокировала кнопку «запись», и остаток ночи погрузился во мрак небытия.

А потом опять свет, и снова они были в пути. Сквозь ветровое стекло грузовика просматривался проселок, что уводил их в сторону от шоссе. Безжалостное утреннее солнце пробивалось сквозь клубившуюся за ними пыль.

Пока они ехали к борному руднику, ни он, ни она не проронили ни слова. Она поднесла камеру к глазу и стала снимать проносившуюся за окном пустыню. Его глаза не отрывались от дороги, прорезавшей многовековые залежи песка и пыли. В поле зрения попала сетка изгороди; а потом они уже проехали ворота и спускались по длинному серпантину, прорезанному вдоль склонов котлована.

Спускаясь по спирали вниз, они то попадали в тень, то под палящие лучи.

Дно котлована. Брошенная техника. Все это падало сквозь линзы объектива на серую электронику и сетчатку ее глаза.

Чистая площадка ближе к центру, с прекрасным видом на дорогу, ведущую к воротам, — там, на поверхности. Он остановил грузовик и заглушил двигатель. Мотор зачихал и, тяжело вздохнув, наконец-таки смолк. Тени таяли по мере того, как поднималось солнце.

Они ждали в кабине грузовика, чувствуя, как средиземноморская прохлада превращается в палящий зной. Медленная трансформация пустыни, молчание камней и песка, не нарушаемые их голосами. Они ждали молча. Его руки покоились на рулевом колесе. Ее лицо было скрыто видеокамерой. Словно бы они в прошедшую ночь причастились перед смертью и соприкоснувшаяся плоть передала некое Послание, а потом их тела отстранились, отпали друг от друга.

Неизмеримые расстояния застыли в звуке их дыхания, и все «прощай» мира медленно засыхали на ее коже.

Даже собственный голос сейчас безмолвствовал внутри нее: крохотный, серый, испещренный фосфорическими точками мирок в конце-концов поглотил куда более обширный. Камера съела реальность и превратила эту женщину в простого наблюдателя, в приложение, связанное с жизнью лишь пластиковым, черным козырьком на резинке, прикрывавшим сейчас ее глаза… в оператора, снимающего за секунду до собственной боли.

Они передавали друг другу пластиковую крышку термоса, служившую им чашкой, потягивая чуть теплую воду.

Сделав глоток, она увидела, как он поворачивает голову. Подняв камеру, она отследила это движение и через видоискатель увидела облако пыли, поднимающееся вблизи ворот, ведущих к руднику.

Солнечный свет отражался от источника пыли, проехавшего через эти ворота. Сияющая точка становилась все крупнее, и вскоре уже можно было разобрать, что это несущийся по дороге к котловану джип.

Она направила на приближающийся автомобиль камеру и увидела в его кабине одного водителя.

Ну, вот он и здесь.

Конец ожиданию. Время может начинать новый отчет.

Джип спускался на дно котлована, кружа по узенькому серпантину дороги, и все время прекрасно высвечивался, потому что солнце сейчас уже было прямо над головой, столь яркое, что даже отбрасывало огненные отблески на все, что видел сейчас глаз.

Джип достиг конца дорожной спирали и поехал по дну котлована, но вдруг остановился, так и не приблизившись к ним. Водитель не стал глушить двигатель. Рокот мотора все еще был слышен. Даже когда водитель вышел из джипа и встал рядом, выжидая.

Марево, поднимавшееся с запыленного капота, размывало очертания его фигуры. Дрожание фосфорических точек, солнечный зайчик, отразившийся от его зеркальных очков, ножом упал на ее глаза.

«Что-то здесь не так. Что-то произошло не так, как мы запланировали». Еще одра фигура появилась в сером мире камеры — сиденье с нею опустело. Он медленно пошел к джипу и водителю. Она выскользнула из кабины грузовика и пошла вслед за ним, ловя в кадр пространство между машинами.

— Держи, Леггер. — Водитель джипа протянул руку с открытой ладонью. — Стой там, я не хочу, чтобы ты подходил ближе.

Они образовали линию с тремя точками — двое мужчин смотрели друг на друга с расстояния в несколько ярдов, а она находилась на таком же удалении от них, но только с камерой в руках. Сердце ее сжалось от дурного предчувствия. Тишина в пустыне над ними. Солнце — огненная панель, протянувшаяся с одного края котлована на другой.

— Ты не принес, — голос был лишен каких бы то ни было эмоций.

— Верно, — водитель развел руками. — Я наколол тебя, Леггер. Он заплатил мне куда большую цену, нежели ты… Свежатинка как раз мне подходит, а не то дерьмо и рухлядь, что тырит Фронт.

Она перевела камеру на лицо человека, стоявшего у джипа. Зеркальные очки сверкали на солнце, но очертания лица под ними все равно можно было разглядеть — узкое, но без высоких скул, как у того, что стоял напротив. По лбу бежала струйка пота.

— Я этого ожидал, — невероятная усталость скрывалась за ровным тоном его речи. — Ты ведь никогда по-настоящему не был на моей стороне.

Водитель в ответ лишь пожал плечами да утер рукою пот со лба.

— Да… ну, в общем, вот такие вот дела. — Он посмотрел куда-то вверх. — Вот и все. Мы ведь всегда разными делами занимались.

Серебряные линзы снова блеснули.

— Ты живешь ради Смерти, Леггер, а для меня она, напротив, — лишь средство существования.

Рука, державшая камеру, задрожала. Она почувствовала, как воздух с шумом вновь вошел в ее легкие и в ушах застучала кровь.

«Может, все на этом и кончится. Надо же — нестыковка придется нам разрабатывать другой план. И может, все завершится куда страшнее».

Но тот миг, та конфронтация уже были вне досягаемости их зрения, неумолимо приближаясь к ним дюйм за дюймом.

— Может, так оно и есть. — Никакого гнева, никакого чувства, что тебя предали.

Ну так почему тебе не вернуться и не заняться своим делами. А? — Я просто хотел, чтобы ты знал… — водитель подошел к дверце джипа, — о том, что произошло. — Хорошо. Ты это сделал… а теперь можешь идти…

Тип в зеркальных очках сел за руль.

— Тебе тоже пора сматываться, Леггер… Я ведь сказал ему, что ты будешь здесь. Это было частью нашей сделки.

Молчание, всего лишь миг, за который сердце успело сделать один удар.

— Я знаю, — промолвил Леггер, — я всегда знал, что ты меня сдашь. Убирайся отсюда! Ты уже добился своего!

— Не сработает, Леггер… Тебе уже не удастся выйти сухим из воды.

— Лучше уходи…

— Конец словам столь плоским и невыразительным.

Двигатель джипа взревел, водитель нажал на сцепление, развернул машину и покатил по серпантину вверх, разбрасывая колесами гравий.

В течение нескольких секунд камера отслеживала подъем джипа из котлована и лишь затем была переведена на одиноко стоявшую в отдалении фигуру. Он повернулся и посмотрел прямо на нее, словно бы камера уже не в состоянии была спрятать ни ее лица, ни состояния ее души. И теперь уже не осталось никаких пространств и расстояний. И тем не менее, все еще так далеко. Ее голос сорвался с высушенных солнцем губ:

— Еще есть время.

Странный эффект ее собственных слов с задержкой на пленке между ними стало многие мили.

У тебя же ничего.

— И прежде чем Стрезличек сюда доберется, мы уже будем далеко… и начнем разрабатывать совсем иной план, какой-нибудь иной способ, как к нему подобраться, где у тебя будет шанс.

Данный аргумент реализовался в то, что она стала умолять в открытую.

— Пойдем, — сказала она, чувствуя, как металл камеры прилипает к ее влажным ладоням. — Пока еще есть время.

— Нет, — и пространство резиновым и растянулось на ради этого сюда приехал.

— Но ты ведь не можешь., никакого оружия, кроме себя.

Как только она это сказала, то сразу пожалела об этом, осознав, что теперь между ними бесконечность.

«Теперь я его навсегда для себя потеряла».

Больше уже никаких слов не последовало. Он отвернулся и пошел прочь. Она тоже автоматически повернулась и пошла вслед за ним с камерой в руках, пока он не скрылся из вида. Микрофон уловил звук затарахтевшего мотора грузовика, который стал удаляться, и через несколько минут над карьером повисла полная тишина. Она подняла камеру в небо, но так ничего там и не увидела.

«Я засомневалась в нем и потому потеряла. А может, я вовсе никогда и не имела его! Наверное, все-таки он всегда был сам по себе».

Он вернулся с ружьем в руках, прежде оно всегда казалось таким большим. Она поймала его в объектив крупным планом.

— Ты ничего не понимаешь, — промолвил он, вставляя обойму. — Даже если бы я захотел, то не смог бы уйти. По крайней мере сейчас.

— Я знаю, знаю.

Серый, испещренный фосфорическими точками мирок расплылся в жгучие слезы. Так вот значит, где он, конец. Конец Всего. Все дороги сузились и свернулись для того, чтобы привести их сюда. И никаких остановок или поворотов назад.

«И что мне остается делать? Ничего, кроме серого мирка за стеклами линз объектива… А все остальное было растеряно по пути… А потому я постараюсь запечатлеть все до последней детали, и пленка, подобно черной границе, окружит нас. Ведь ради этого мы сюда и приехали».

И она стала снимать панораму проржавевших остовов всевозможной техники, загромождавшей дно карьера. То самое марево, в котором столь изысканно дрожали очертания жарящегося на солнце металла, сдавило ей грудь и обожгло гортань. Она стала задыхаться.

«Надеюсь, он скоро придет… Чтобы положить всему конец».

И словно бы мысль эта вызвала его появление; простое совпадение, но оно ножом вонзилось в сердце. Ей так захотелось вернуть свою безмолвную просьбу, запрятать эти невысказанные слова туда, куда-нибудь поглубже, и навсегда остановить время на этом последнем мгновении, за которым, как она знала, события приобретут обвальный характер. Но уже было слишком поздно. Время ускользало, и не за что было ухватиться… Пальцы ловили пустоту.

Какой-то звук сверху, это еще прежде, чем можно было хоть что-то разглядеть. Склон карьера попал в кадр, когда она развернула камеру на чистое небо. Шум стал куда громче, свистящий стрекот в воздухе. И вот оно — вертолет с круглой кабиной и длинным хвостом. Солнце, сверкавшее сквозь вращающиеся лопасти, образовало над этим летательным аппаратом некое подобие нимба в тот момент, когда он неторопливо завис прямо над ними.

Будто бы неумолимый ветер принес его с запада. Буквы «Д» и «Э» в овале на его борту.

Ну, вот и Стрезличек, наконец. Вертолет стал опускаться вниз.

Она снимала, пока он не закрыл собою весь кадр. В его тени она даже чувствовала ветер, поднимаемый сияющими лопастями. Даже не оглянувшись, она почувствовала присутствие того, кто сейчас стоял всего лишь в нескольких ярдах от нее и тихо ждал с ружьем наперевес.

«Ну, давайте! — мысленно крикнула она машине, падавшей прямо на них. Песня, ревущая в крови, подобно натянутой струне. Давай кончать с этим со Всем!».

Темный контур заполнил круглое пространство объектива, затмив собою небо.

«Так вот значит, что это за ощущение. Твердое и холодное, словно спрессованные в единый кристалл все острые бритвы мира. А я думал, будет что-то еще».

Внешняя сторона бытия оставалась для Легге-ра прежней. Солнце сгущалось в скользящих по металлу отблесках, пыль перекрывала отраженный свет подобно слою мертвой кожи. «И все это над нами, — подумал Леггер, — а мы все на каком-то новом уровне… и падаем все ниже и ниже с каждым разом».

Дорц вздрогнул, обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.

«Он знает все, — подумал Леггер. — Читает прямо на моем лице. Да, только это теперь не мое лицо; это лицо моего отца, вновь возвращенное к жизни… Хотя, впрочем, именно поэтому мы здесь и оказались. Иначе зачем Дорц вез меня в такую даль, откапывал давно позабытую погребенной в толще земли машине пленку, и почему мы все, обступив крохотный экран монитора, смотрел на эти давно мертвые образы, вновь ожившие и вынесенные на свет божий? Последняя пленка, отснятая моей матерью. Все движения моего отца, зафиксированные прямо здесь, в этом месте. И на этот раз круг замыкается. Эстафету принимается там, где ее передали».

Леггер ощущал кое-что еще, новую перемену, выворачивающую все его нутро. Сила, которую он чувствовал инстинктивно… Прямая Смерти, подобная черному проводу, связывающему его прижатое к животу ружье со Стрезличком.

«Вот оно, — подумал Леггер, — как раз то, чего не хватало».

И он не заставит себя ждать.

— С тобою все в порядке? — спросил Дорц. Леггер кивнул.

— Я чувствую себя прекрасно.

И впрямь, он как будто впервые проснулся и внутри его образовалось нечто подобное новой планете. Он чувствовал пальцы Рэйчел на своем запястье, ее взгляд, внимательно его изучавший. Она явно искала следы происшедших в нем перемен.

— Что-то неважно ты выглядишь, — промолвил Дорц.

Смерив его взглядом, Леггер почувствовал приступ внезапного раздражения.

«И почему это Дорц несет подобный бред?! Может, он всего не знает? Всей правды о моем отце и о том, чего так ищет Стрезличек. Но если бы он ничего не знал, то как бы он сюда попал?»

Леггер зажмурился, глядя на солнце. Хотя, впрочем, это не имеет ровно никакого значения. Сейчас прошлое вернулось.

— Со мною все в порядке, — повторил он. — Отныне все будет просто великолепно!

Дорц довольно странно на него посмотрел.

— А что ты имеешь в виду?

Он уже увидел. Ему всего лишь стоило поднять слегка голову, и тогда бы остальные скопировали его движение.

Блиставший в далеком прошлом край карьера, словно некий отблеск видеопленки, материализовавшейся в Реальность. Вертолет Стрезличка — любой другой в данном месте просто бы не объявился, — зависнув над ними, стал не спеша снижаться на дно рудника. Отблески солнца на его лопастях заиграли в глазах Рэйчел.

— Да, — прошептала она. — Ты же знал, что он придет. Теперь уже ничего не остановишь, прямым курсом к концу.

Он ничего не сказал, просто перевел взгляд с нее на пыль, поднявшуюся от завалов брошенной техники. Как только вертолет сёл, лопасти значительно замедлили свой бег. Леггер выжидал. В конце-концов он и так уже ждал двадцать лет. «Круг замкнулся, — подумал он, глядя, как садится пыль. — От Лос-Анджелеса — сюда».

И более не было никаких движений до тех пор, пока всего лишь через несколько минут на краю чистой площадки не появились люди, пробирающиеся через завалы ржавого металлолома. Один из них был в белом, а трое — одеты в черную униформу охранников. Они в молниеносном броске заломили руки Дорцу и Энн и потащили их прочь.

Леггер стоял и смотрел на идущего к нему навстречу Стрезличка, чувствуя, как пульсирует кровь под прижатым к животу стволом. И вот Стрезличек оказался прямо против него. Глаза старика, окруженные морщинистой и белой, как бумага, кожей, пробежались по лицу Леггера. Правда была известна им обоим еще до того, как Стрезличек заговорил.

— Ничего не получится, — устало промолвил он. Безумие, благодаря которому Леггер чувствовал себя столь сильным, теперь, кажется, навсегда покинуло его. Дар покинул его, впрочем, он так никогда им и не обладал. Тот Дар, те способности по-прежнему оставались в могиле.

— Я ведь не отец, — проговорил Леггер. — Так что ничего не получится.

— Нет, — сказал Стрезличек, и в голосе его была такая далекая печаль. Память Потерь.

Обыкновенный старик. Леггер почувствовал, как к лицу его стала приливать кровь. Мускулы сковало напряжение, дыхание стало лихорадочным. Он полез за пазуху и ощутил прохладу только что заряженной обоймы.

— И нет никакого выхода, — констатировал Стрезличек. — И никогда не было.

Сереющее лицо в обрамлении клочковатой бороды.

— Я был глупцом… Мы оба были хороши.

— Нет, — выдохнул это слово Леггер. — Дураком был лишь ты!

Он выхватил из-за пазухи ствол и направил его на Стрезличка.

— Убить-то ведь может кто угодно. Об этом ты почему-то забыл.

— Нет! — Словно воздух, с шипением покидающий воздушный шарик, Стрезличек стал отдаляться, уменьшаясь. Он замахал руками, словно пытаясь отмахнуться от окружившей его Реальности.

— Это несправедливо! — взвизгнул он. — Твой отец… ведь это он призвал меня!

— Отец мой мертв, — подытожил Леггер. — И ты бы мог жить еще целую вечность…

Держа ружье двумя руками, Леггер прицелился. Блики солнца заиграли на ледяном стволе, огонь блеснул в напряженном зрачке.

— Я больше не верю во все это дерьмо.

«Одна смерть ничем не лучше и не хуже другой», — подумал он, и эти слова прозвучали у него в мозгу — за секунду до грохота, который отозвался эхом, потом звучал еще целую вечность никак не прекращался. Но все-таки этот грохот стих. И в оглушающей тишине Леггер никак не мог сообразить, что же случилось. «Быть может, мое лицо взорвалось, — мелькнула у него безумная мысль. Возможно ли это? У него уже давно было такое чувство, что оно непременно рванет… Правда, он никак не мог вспомнить, с каких именно пор. Сейчас он был совершенно опустошен. И он мог прекрасно это видеть — на земле перед ним лежало нечто забрызганное кровью. Темно-красные пятна расплывались по белой материи, ноги казались, подвернутыми под свесившееся тельце.

Так значит, он все-таки смог. «Ведь на пленке труп был словно сокрушен молниеносным ударом молота, как он падал, разбрызгивая во все стороны кровь, — вспомни!». Пуля подобна молоту.

«Но ведь это же не пленка», — подумал Леггер, пытаясь выйти из оцепенения. Смятение…

«Не мой отец, а я это сделал. Я давно уже понимал, что именно здесь происходит. Я был подобен заведенной кем-то бомбе с часовым механизмом».

От сознания этого Леггеру стало не по себе. «Нет, Стрезличек не мог такого, — подумал он. — Он не в состоянии был внушить мне такую способность. Просто он в конце-концов меня достал, любой другой несчастный придурок с оружием в руках на моем месте сейчас поступил бы точно так же. Это как кролик, что впивается зубами в руку, юли сможет до нее дотянуться. Точка, когда тебе уже наплевать на то, что будет дальше. Ты просто хочешь видеть кровь».

Как теперь тихо. Он не мог совершенно ничего расслышать, и чувствовал лишь лучи солнца, скользящие по его лицу. Быть может, этот выстрел его оглушил… «А может, мне уже больше и не надо ничего слышать?». И тут он почувствовал, как его что-то коснулось. Леггер повернулся и увидел Рэйчел; губы ее зашевелились.

— Леггер… — промолвила она, и весь этот борный карьер и все, что в нем было, сразу встало на свои места.

— Я убил его, — просто сказал он, указывая стволом на труп.

— Знаю, — быстро прошептала Рэйчел. Теперь она уже была совершенно другой. Никакой лихорадки, движения четкие, быстрые. Силы вновь вернулись к ней, осознал Леггер, и теперь она может ВСЕ.

— Послушай! — она схватила его за грудки, а у него уже не осталось никаких сил, чтобы сопротивляться. — Мы должны убираться отсюда!

— Но почему? — подумал он… — Ведь солнышко теперь так прекрасно греет. Я бы остался здесь навсегда.

— Телохранители… Те, что прилетели со Стрезличеком.

— Ах, да… — он понимал, что она права. Даже если Стрезличек и получил то, чего так хотел — пулю от мертвеца, — он наверняка успел дать соответствующие распоряжения своим людям…

«Мы всего лишь обыкновенные убийцы, — подумал Леггер. — И вряд ли они даже станут нас куда-нибудь перевозить для того, чтобы убить. Расстреляют на месте!».

— Вертолет, — потащила его за рукав Рэйчел.

Пойдем… мы сможем на нем улететь…

— А ты можешь управлять вертолетом? — сейчас он уже ничему не удивлялся.

— Нет… но он-то умеет, — она показала на лежащее на земле окровавленное тело Стрезличека.

«Я не хочу этого видеть», — подумал Леггер. Он вспомнил ту ночь давным-давно, когда мертвечина шастала по полу домишки в Лос-Анджелесе, оставляя на пыльном линолеуме кровавые дорожки, словно размотанные видеоленты, и потом тот жуткий звук из рассеченной глотки собаки.

«Все это было так мерзко», — подумал он, ощущая, как скользит изнутри блевотный комок воспоминаний.

Привкус рвоты во рту. А ведь ему уже почти удалось забыть о ее Даре, о той мнимой жизни, которой она была способна наделять мертвых… Но вот теперь, пропитанные кровью шмотки задергались. Седая прядь блеснула на солнце. Растопыренные пальцы правой руки стали медленно чертить в пыли линии с каким-то жутким утробным стоном. Разо- рванное туловище попыталось встать. Одна рука искала, на что бы ей опереться. Лицо, подобное руинам здания, бессмысленно воззрилось на них. Черные зрачки уже успели подернуться туманистой поволокой. Розовая слюна текла по бороде.

— Ты должен помочь этой кукле встать, — сказала Рэйчел. — Видишь ли, оно… короче говоря, я не могу напитать это мертвое тело достаточным количеством сил.

Пот струился по ее лицу…

«Господи, да оно даже дышит, — подумал Леггер, — или же совершает движения как марионетка…»

Под пропитанным кровью комбинезоном простреленная грудь то поднималась, то опускалась! Непонятно почему Леггер еще пытался здраво рассуждать, каким-то образом дар Рэйчел способен активизировать системы, независимые друг от друга. Смерть отняла жизненную координацию, спасшую эту кучу мяса от разложения на отдельные составляющие. Мнимая жизнь сейчас собрала эти составляющие в единое целое и даже заставила тело двигаться. Мнимая жизнь — это словно роговая оболочка, служащая внешним скелетом жидкому внутри насекомому.

«Двигается…», — подумал Леггер, глядя на то, как вяло копошится в пыли мертвое тело… «И говорит», — вдруг с тошнотой осознал он. Ведь мозги этого трупа — всего лишь очередная система, которую легко вновь привести в действие одним-единственным щелчком. «То же самое сейчас творится и с моим разумом», — подумал он.

Леггер уронил ружье в грязь и подошел к трупу Стрезличка.

«Я перешел на автоматическое функционирование, словно какая-нибудь ящерка… Просто пытаюсь куда-нибудь убежать, проползти еще пару дюймов, неважно, в каком направлении, лишь бы что-нибудь делать. И неважно, что может случиться через несколько секунд».

Леггер остановился перед сидящей фигурой и протянул ей руку. Это было как жест из ночного кошмара. Время застыло, но тем не менее несется к какому-то моменту, который не хочется видеть… и никогда видеть не хотелось.

Рука трупа была ледяной, но пальцы впились в ладонь Леггера похлеще железных клещей. Он чуть не упал от этого пожатия. Леггер уловил запах его дыхания, смешанного с запахом крови и мочи и, плотно зажмурив глаза, помог трупу подняться… Тело Стрезличка поднялось очень легко, словно бы оно теперь было из папье-маше, и через секунду, покачиваясь, оно опиралось на Леггера. Дыхание из полуоткрытого рта щекотало Леггеру ухо. Труп издал нечто напоминающее вздох. Схватив его за запястье, Леггер высвободил свою руку.

— Скорее, — тараторила Рэйчел. — Он сам пойдет…

— А как же Дорц? Энн? — Леггер показал рукой на тот край карьера, куда потащили их спутников телохранители Стрезличка.

— У нас на них уже нет времени, — отрезала Рэйчел. — Пойдем!

«Она права», — подумал Леггер, в голове его все затуманилось. Звук произведенного ружьем выстрела, похоже, стер указания, данные Стрезлич-ком охранникам. Быть может, всего лишь за минуту до того, как они решили разузнать, в чем же дело…

Он коснулся ладонью спины трупа — наощупь ткань комбинезона была мокрой — и слегка, чтобы не опрокинуть, подтолкнул его вперед.

— Пойдем, — громко сказал он на ухо мертвецу. — Твой вертолет. Ты его помнишь?

Голова Стрезличка упала на покатое плечо, подернутые матовой поволокой глаза попытались сфокусироваться.

— Хо…ро…шо… — прошептали черные губы, и струйка крови побежала из уголка его рта. Пошатываясь, тело заковыляло к вертолету… Леггер смотрел несколько секунд на то, как оно движется, а затем пошел вслед. Кровь все еще сочилась из рваной дыры у лопатки, но обильное кровотечение уже прекратилось, словно бы дар Рэйчел распространялся даже собственно и на саму кровь.

Они пробирались через завалы техники, тело Стрезличка неуклюже цеплялось за ржавые железки, пока наконец они не оказались на чистой площадке, куда и совершил посадку вертолет. Тут оказалось еще несколько одетых в черную униформу охранников. Трое жались около металлического трапа, четвертый торчал в проеме дверцы с винтовкой наперевес.

Глаза охраны обратились к трем фигуркам, вышедшим на чистое пространство всего лишь в нескольких ярдах от вертолета. Труп застыл на месте, когда Леггер споткнулся о моток ржавой проволоки. У Рэйчел перехватило дыхание. Леггер видел, как мертвец медленно поднимает руку и судорожно машет охранникам. Голос Стрезличка — хриплый, но на удивление сильный — вырвался из его глотки.

— Все в порядке! Прошу очистить вертолет! Охрана не шелохнулась, они, не отрывая глаз, смотрели на подошедшую троицу. «Интересно, как это смотрится со стороны, — подумал Леггер. — Мертвец, который ходит, да еще и говорит… Но они не догадываются, что перед ними труп. Хотя вся эта кровь… вряд ли пройдет этот номер!»

Он повернулся к Рэйчел и понял, Что та же самая мысль пришла и ей в голову. Ее глаза зафиксировались на трупе, и Стрезличек, или точнее то, что когда-то было, вновь разомкнул рот.

— Со мной все в порядке. Я не ранен. А это — он указал на кровавые разводы ни белом комбинезоне — вовсе не мое. Я не ранен. Это один из них… из тех, что были здесь… когда мы подошли к ним, пришлось одного убить, а он еще успел сделать несколько шагов и упал прямо на меня… Так что теперь я по уши в крови, но это не моя кровь…

Попытка хоть что-то объяснить вязла в его коченеющей глотке, и Рэйчел пришлось как следует напрячься, прежде чем мертвец вновь разлепил губы.

— А теперь, — продолжил он, — мне бы хотелось… с этими двумя в вертолете… наедине, я хочу, чтобы вы сейчас отсюда ушли и присоединились к остальным, они там. — Рука его показала куда-то в завалы захламленного дна карьера.

«По идее они должны были бы просто взять и убить нас, — подумал Леггер, глядя на представление, которое разыгрывала при помощи трупа Рэйчел. — Я больше этого не вынесу. Смотреть на эту кровавую тряпичную куклу и ее идиотский танец. Павшего короля вытаскивают на всеобщее обозрение пред очи его племени. Кровавые ритуалы древности». Странно, но этого оказалось достаточно.

Когда телохранители стали отходить от вертолета, Леггер вдруг понял, сколь глубоко проникли в этих людей нити, при помощи которых ими манипулировал Стрезличек. Патриарх, — в голову пришло именно это слово. Для них он — Глас Божий. А потому, даже если они и понимали, что человек этот мертв, они все еще продолжали повиноваться голосу. И быть может, куда более чем прежде — в своем воскрешении он как бы одерживал окончательную победу, подтверждавшую его силу и власть.

Через несколько мгновений телохранители ушли, даже тот, что торчал в проеме двери. Прихватив с собой оружие, они скрылись за рядами ржавых машин.

— Пойдем, — сказала Рэйчел. Она толкнула Леггера в спину.

Он посмотрел на нее и заметил, что она по-прежнему в ударе. Никакого напряжения. Как-будто управлять трупом ей ровно ничего не стоило, никаких энергетических затрат. «По крайней мере, чисто внешне», — подумал Леггер, позволяя ей толкать позади него пританцовывающего трупа. Мертвец вскарабкался по ступенькам, опираясь на поручни. Поступь его была тяжела.

Оказавшись внутри вертолета, труп щелкнул переключателем над дверным проемом. Стоя совсем рядом с ним, Леггер видел, как металлические ступеньки сложились и стали убираться в фюзеляж. Дверная панель закрылась, отрезав его от обзора и внешнего света. В темноте, провонявшей керосином и металлом, труп случайно ткнулся о Леггера. Открылась еще одна дверца, и свет хлынул из другого отсека. Мертвец еле волочил ноги. Он словно полз к дому, дорогу к которому помнил с трудом. И все же он пробрался в кабину вертолета. — Вперед, — скомандовала Рэйчел, подталкивая Леггера вслед за мертвецом. — Чего ты ждешь? «Да ничего», — подумал Леггер. Его ноги сейчас двигались как будто отдельно от остальных частей тела. И ничего больше. Лишь крохотная искорка на животном уровне заставляла его двигаться. Слепое карабканье к свету. И как бы он ни устал, его не лишить этой способности. «Вот почему они не давали нам остановиться, — подумал Леггер, — чтобы боль не утихала».

Большие бледные руки трупа уже ощупывали панель управления, когда Рэйчел и Леггер протиснулись в тесную кабину. Пилотское кресло поддерживало обмякшее тело в вертикальном положении, так что Леггер скорее видел тяжелораненого в забрызганной кровью одежде, нежели медленно разлагающегося покойника. Леггер ногами почувствовал первые вибрации двигателя, а потом у него уши заложило от грохота лопастей. Интересно, сколь умело сможет управлять подобной машиной покойник? Леггеру пришел в голову этот безумный вопрос, когда он вспомнил судорожную спотыкающуюся походку трупа. Ноги того, что прежде было Стрезличком, упали на педали и вертолет вздрогнул.

Леггер забрался в пустое сидение рядом с трупом и крепко прижал Рэйчел к себе. Кабина накренилась; Рэйчел завалилась на него как раз в тот момент, когда откуда-то снизу послышался душераздирающий скрежет. И вот затем с удивительной плавностью стенки котлована поплыли вниз. Вертолет поднялся выше, и Леггер увидел, как удаляется захламленное дно карьера. Промелькнули проржавевшая ограда, пустыня с дорогой, сузившейся до тонкой нити, затем исчезнувшей где-то на западе. Когда вертолет выровнялся, на горизонте не было ни облачка.

«Ну вот и все, — подумал Леггер, глядя сквозь плексиглас. — Ничего, кроме голубой пустоты».

И реальный мир удаляется прочь. На него нашло нечто вроде умиротворенности. «По большей части, утомление», — подумал он. А в остальном… просто что-то еще, чему он пока не в состоянии был подобрать названия. Наступившая после выстрела тишина продолжала эхом отдаваться в его ушах. Внезапное чувство завершенности, словно бы все с того самого момента, когда он впервые увидел под собою огни Лос-Анджелеса, сложилось в единое целое. Чистое, как тот воздух. Стеклянная жизнь, прозрачная, словно образ на видеопленке. Последний кадр, смерть Стрезличка, должен быть записан. А может, это и было сделано каким-то образом, так что теперь он лежал в рулоне вместе с остальными — мрачные воспоминания, которым конца не будет.

Зрение Леггера не могло ни на чем сфокусироваться в этой синеве. Где все попадает на пленку и ничто никогда не будет забыто. Он потянулся к иллюминатору, и невесомая Рэйчел чуть не выскочила из его рук. Он повернулся к ней и увидел, что голова ее запрокинулась назад, рот был открыт, кожа побледнела. Силы покинули ее, и глазам Леггера вновь предстал больной ребенок… Она падала… Прежде чем Рэйчел окончательно лишилась чувств, он успел подхватить ее на руки, после чего опустил в небольшой зазор между двумя креслами. Она лежала там, задрав вверх тоненькие ножки, и ее измученное личико было обращено к нему, хотя она уже ничего не видела.

«Вот оно, — подумал Леггер, — ее предел, а за ним…»

Он выпрямился. Труп Стрезличка в соседнем кресле завалился набок. Рука мертвеца продолжала держать штурвал, а покрывающаяся трупными пятнами голова стала раскачиваться из стороны в сторону, как у китайского болванчика. Влажный смрад наполнил кабину. Леггеру стало интересно, сколь долго они смогут держаться в воздухе.

«Быть может, мы летим на автопилоте и полет будет продолжаться до тех пор, пока не кончится горючее. А может быть, мы уже камнем летим к земле».

Будучи не в силах оторваться от кресла, Леггер не был уверен в том, какой из этих двух вариантов сейчас для него более предпочтителен.

«Долго падать, — подумал он глядя в иллюминатор. — И еще одна воздушная линия между Лос-Анджелесом и этим местом».

У него уже однажды возникало подобное чувство — на краткий миг, там, в машине, когда они ехали через пустыню. И тогда ему хотелось, чтобы они ехали вечно, а пустыня никогда не кончалась.

Он повернулся и тихонько погладил волосы Рэйчел.

«И даже если мы и не были счастливы, мы все-таки были вместе, падая в Вечность…».

И вот тут, когда он погладил ее по волосам, глаза трупа Стрезличка открылись. Глаза сфокусировались на Леггере, а черные губы прошептали:

— ПРОСТИ…

Вертолет бросало вверх-вниз и покачивало из стороны в сторону. Трудно было сказать, сколь близки они были к тому, чтобы разбиться о проносившуюся внизу землю. Леггер — словно он был в состоянии успокоить мертвого — поднял его руку и сказал:

— Все нормально.

Интересно, может ли «это» меня слышать? И как много энергии Рэйчел в нем осталось?

— Я ТЕБЯ ПРОЩАЮ.

— НЕТ… НЕТ, — выдохнул труп, покачивая седой головой из стороны в сторону. — Что я с тобой сделал… Я должен был это сделать… Все вот это… от меня уже не зависело… Но вот другое — ПРОЕКТ ПСИХО… Мне стыдно за это. Прости… прости.

Леггер хотел спросить о чем-то у покойника, но не потому что многое хотел бы знать, — слова ПРОЕКТ ПСИХО теперь звучали для него, как нечто из совсем другой жизни, — а потому, что от этого как ему казалось, трупу станет чуточку лучше. Но прежде чем он успел что-либо сказать, колдовство Рэйчел окончательно рассеялось, и окровавленное тело с белыми и ничего не выражающими, словно камни, глазами, завалившись на бок, скатилось под сиденье.

Мертв — уже твердо знал Леггер. Мертв, как и вся остальная мертвечина на этой планете. При падении труп надавил на какую-то кнопку. Леггер нутром своим ощутил резкий толчок.

Сидение подбросило, отшвырнув к иллюминатору, и просматривавшийся сквозь него горизонт ушел куда-то вверх, после чего вновь встал на прежнее место. Рэйчел со стоном сползла на педали управления. Она издала какое-то жалобное мяуканье, словно животное, попавшее в ловушку во сне. Леггер чувствовал, что сейчас его вырвет. От рвотных позывов никаких мыслей, и лишь черное ожидание владело им, когда он вцепился руками в раскачивающуюся стенку кабины.

В небе было что-то еще. И Леггер увидел это, когда, слетев с кресла, оказался в обнимку с Рэйчел, упираясь ногами в оказавшийся теперь сверху пол. «Но на самом деле его там нет», — подумал Леггер. Он увидел еще один вертолет, постепенно приближавшийся к ним. Ему показалось, что он, вероятно, галлюцинирует, — последние фрагменты снов высыпаются сейчас из его проломленной башки за секунду до Смерти. Другой вертолет — теперь он уже был совсем близко — заполнял все пространство иллюминатора и казался видением из какого-то другого сна, в котором они должны были вечно летать на винтокрылой машине. Но это был совсем не такой вертолет, как у них, — гораздо меньше и совсем с другими опознавательными знаками на борту.

— И что бы все это значило? — он никак не мог сообразить. Леггер уронил голову на плечо Рэйчел и стал ждать, когда же их разорвет ударом о землю, подобно клочкам ненужной бумаги. Он закрыл глаза и попытался обнять Рэйчел, но ее тело было слишком плотно вжато между металлической переборкой и полом, и он никак не мог просунуть руку. Десять секунд прошло после падения того, что когда-то было Стрезличком. Леггер не мог сказать этого с полной уверенностью, он уже более не владел чувством времени.

«Но сейчас должен наступить конец», — подумал он. В следующую секунду, еще не открыв глаз, Леггер почувствовал, что прежнего угла наклона кабины уже нет — вертолет выровнялся. Встав на колени, он посмотрел в иллюминатор. Теперь пустыня под ними проносилась куда более быстро, чем приближалась несколько мгновений тому назад. Они скользили на низко бреющем полете так близко от поверхности, что Леггер мог даже разглядеть каждый из проносившихся под ними камешков.

В поле зрения попали какие-то валуны, склоны пологих холмов.

И вдруг, совершенно внезапно, они ушли куда-то в сторону. В тот же самый момент краем глаза Леггер увидел, что рычаги управления вертолетом двигаются сами по себе. Тот, другой вертолет, был совсем близко, заполняя собой все пространство иллюминатора. «Да они нас ведут, — с ужасом осознал Леггер. — Они навели на нас какое-то сверхмощное дистанционное управление и теперь стараются посадить нас так, чтобы потом наши тела не пришлось собирать по кусочкам».

Откуда-то снизу раздался скрежет разрывающегося металла. На секунду Леггер завис в воздухе, затем его со всей силы ударило спиной о панель управления. Рэйчел и Стрезличка смыло из поля его зрения чем-то красным, кабина перевернулась, и Леггер полетел куда-то вниз… Провал между падением и внезапной неподвижностью, в которой Леггер очнулся. Он даже не помнил, когда успел открыть глаза, если он вообще их закрывал, но сейчас он просто видел бездонную синь сквозь паутину растрескавшегося пляжа.

«Небо…» — мелькнула мысль в его затуманенном мозгу.

Вертолет лежал на боку. Одно из кресел валялось вверх тормашками прямо на Леггере. Он вытащил из-под себя руку — при этом тело его пронзила острая боль — и поднес поврежденную конечность к лицу. Пальцы нащупали нечто мягкое, холодное и совершенно неопределенное.

Он повернул голову и увидел, что рука его нашла то, что осталось от лица Стрезличка. Побелевшие глаза таращились прямо на него. Леггер лежал на залитом кровью трупе, зажатом между стеной кабины и панелью управления. Какая-то густая маслянистая жидкость текла по его лицу, смешиваясь с засыхавшей кровью. Собственная рука Леггера была забрызгана чем-то грязно-черным. Целый ручеек стекал по его запястью прямо в сердце, подумал Леггер, чувствуя, как сбивается его пульс. Глубокий вздох, от которого заныли ребра, но он вобрал в легкие достаточное количество воздуха, чтобы в голове прояснилось. Ухватившись за нависавшее над ним кресло, Леггер встал. Металл и пластик дрогнули под его руками, когда он наконец высвободил свои ноги из-под груза окровавленных останков Стрезличка. Ноги ныли, но по крайней мере, двигались. «Так что ничего не сломано», — решил он.

Рэйчел лежала в дверном проеме кабины. Ее голова покоилась на стоящем теперь вертикально металлическом косяке. Она как-будто спала — медленное ровное дыхание сквозь слегка приоткрытые губы; пряди волос, разметавшиеся по лицу. Ее руки безжизненно упали, когда, подхватив ее под мышки, Леггер потащил девушку по узкому проходу. Дверца вертолета, оказавшаяся теперь над его головой, была по-прежнему закрыта, и в темноте Леггер никак не мог сообразить, как же ее открыть.

Опустив Рэйчел, он стал бить кулаком по металлу в немом остервенении зверя, бросающегося на стальные прутья клетки в зоопарке.

Что-то с глухим стуком полетело вниз, и вскоре дверь распахнулась, болтаясь на оставшейся петле. Солнце пустыни пролилось на Леггера и Рэйчел. Он заморгал, вместо того, чтобы зажмуриться. Все эти инстинкты самосохранения, уже более не срабатывали.

Нечто двигалось в красном тумане, выжигавшем ему глаза.

Он разглядел второй вертолет — тот, с которого ими управляли и с которого посадили, — машина была совсем рядом, и ее лопасти все еще неторопливо вращались. Какие-то фигуры вылезли оттуда. Леггер различил двух людей, бросившихся к ним. Подняв так и не пришедшую в себя Рэйчел, он прислонился спиною к двери и стал ждать. Те двое, в такой же черной униформе, как и у телохранителей Стрезличка, забрались на перевернутый вертолет. Ничего не говоря, они вытащили оттуда Леггера и Рэйчел.

Эти двое в черном, освободив проход, более никакого внимания на Леггера и его подружку не обращали, а один из них полез внутрь разбитой машины. Леггер мог догадаться, что именно он там ищет. Леггер соскользнул по покатому боку вертолета на землю, стащил вниз Рэйчел и сел рядом с ней, прислонившись спиною к железу. Ее головка покоилась у него на плече, и когда она наконец открыла глаза, он почувствовал, как ее ресницы щекочут его по щеке. Она посмотрела на него и, слегка отстранившись, уставилась в пустыню.

— Что случилось? — спросила она, потерев лоб.

— Все в порядке, — он отбросил прядь, упавшую ей на глаза.

«Может, и впрямь все в порядке, — подумал он, глядя на нее. — А может, я просто очень устал».

Он чувствовал себя почти что невесомым, как будто внутри его ничего, кроме переутомления, не осталось.

«А может, я уже больше и не пошевелюсь. Это тоже было б здорово», — подумал Леггер.

Рэйчел больше ничего не сказала. Она просто прижалась к нему.

Корпус мертвого вертолета отбрасывал на них небольшую тень — малый шанс защититься от солнца. Хотя Леггер и чувствовал ногами горячий песок. Он так же слышал, точнее чувствовал, как возится внутри машины тот, в черной униформе — звон металла в кабине вибрациями отдавался на его коже.

Леггер, казалось, чувствовал странный, рваный пульс этой железки.

Наконец тот, что был внутри, вылез. Леггер посмотрел вверх и увидел, как второй, в черном, подает первому руку, помогая спуститься.

— Он мертв, — констатировал первый.

Он прижимал к груди черный пластиковый мешок с чем-то круглым. К вертолету приблизилась очередная тень. Еще один, в деловом костюме и при галстуке, подошел со стороны второго вертолета и теперь стоял прямо перед Леггером и Рэйчел.

Мужчина на лету поймал брошенный ему черный мешок. Он быстренько посмотрел на нечто, хлюпавшее внутри, после чего намотал ручки пакета себе на запястье.

— Ну как ты, Леггер?

Леггер поднял голову и увидел собственное отражение на солнцезащитных очках стоявшего перед ним человека. Свое собственное лицо, усталое и исхудавшее, словно то, другое, которое он видел когда-то очень давно. Он лишь плечами передернул.

— Да я вообще ничего не чувствую.

Легкая улыбка заиграла на губах собеседника, он классно смотрелся в своем парусиновом отглаженном костюмчике. Леггер ощущал, как пот струится по грязным порам его кожи.

— А это еще что за кретин?

— Ты знаешь, — промолвил тот, все еще улыбаясь. — Мы все тебе благодарны…

Леггер почесал голень сквозь разорванную штанину.

— Кто это, «мы»?

— «Головная Корпорация».

— Что-то я не пойму… впрочем, я и раньше-то ничего понять не мог…

— Мы уже давно следили за Стрезличком, продолжал незнакомец. — Ведь, собственно, только он тормозил реализацию ПРОЕКТА ПСИХО… Его, видите ли, совесть мучила. А нам-то какое дело?

Он рассмеялся.

— Но мы не могли вот так просто взять да и избавиться от него — уж слишком высокий пост он занимал. А потому, мы просто выжидали… пока он, фигурально выражаясь, сам от себя не избавится. Вот что ты для нас сделал, Леггер. Теперь мы можем смело приступить к тому, что уже давно намечали.

«Эта машина безостановочна, — подумал Леггер. — Она и по инерции будет молоть всех подряд». Он всмотрелся в солнечную дымку.

«Они не принимают нас в расчет… Интересно, а как там наверху, верно, что-то вроде безостановочного сквозняка, заставляющего приливать кровь к лицу, возбуждающего нюх стылым дыханием Власти. Должно быть, это так приятно! Не мудрено, — подумал Леггер, — что ублюдок столь самодоволен».

Впрочем, он совсем замечтался. А в реальности они просто были здесь. Двое мужчин — один из которых стоял, а другой сидел, и вокруг них простиралась голая пустыня, кружащаяся под беспощадным солнцем.

— Ну и что вы теперь намерены с нами делать? — спросил Леггер. Он положил ладонь на худенькое плечо Рэйчел. — Знаешь, вы ведь можете просто забрать нас обратно в Лос-Анджелес да и отпустить там. Мы же вам ничего не сделаем. И впредь я не собираюсь ничего такого предпринимать. Но, подозреваю, что вместо этого вы нас сейчас просто убьете.

— А у тебя всегда с памятью плохо, а? — улыбка не сходила с его губ. — И почему ты всегда самое главное забываешь, Леггер? Мы вот никогда ничего не забываем. С тобою, например, нам и делать-то ничего не надо. О тебе уже давным-давно позаботились.

Какое-то мгновение ему казалось, что это блик солнца на очках незнакомца. Но он был столь ярким, что совершенно ослепил его. Когда Леггер наконец разглядел, что это, световая точка уже зависла над плечом того, в костюмчике. Яркий свет медленно проплывал в неподвижном воздухе. Тот, в галстуке, ухмыльнулся и пошел прочь в сопровождении двух охранников в черной униформе — Леггер уже почти их не видел. Рука его поднялась сама по себе в прощальном защитном жесте, затем безжизненно упала на землю.

Далекий шум взлетающего вертолета как-то смешался со всхлипом Рэйчел, когда она, вскочив, отошла на пару футов, наблюдая за тем, как он выжидает, когда же пуля наконец-то его сразит. Свет был столь ослепительным. На этот раз не было ни звука, ни голоса, а может, он уже больше ничего и не слышал.

«Как же я устал», — подумал Леггер, и в ту же секунду его сбило с ног. Он почувствовал, что падает и что-то мокрое заскользило вслед пронзившему его металлу. И в следующее мгновение он уже стал трупом среди всей прочей мертвечины, покрывавшей поверхность этой планеты.

* * *

ПОСЛЕ.

Чувство было необычным. Никакой постепенности — просто он открыл глаза навстречу свету, обрушившемуся на него. Солнце, и в кулаке у него зажат песок пустыни. Приподнявшись на локтях он встал с черного пятна, расплывшегося по земле. Так вот, значит, каково Это.

Туда — Рэйчел попала в поле его зрения, когда он повернул голову. Слегка покачиваясь, по мере того как силы ее перетекали в него, он наконец сумел твердо поставить мертвое тело на окоченевшие ноги. «Чье тело?» — мелькнула у него мысль. Впрочем, какое это теперь имело значение. Теперь это даже не его мысли. Тот Леггер, тот, что был раньше, умер, пал и забыт навеки, подобно воспоминанию, оказавшемуся ложным. «Теперь я совсем иной; я тот, первый Леггер, настоящий».

С каждым шагом земля кренилась.

«Им это удалось, — подумал он. — Стрезличек не смог, но они — другие. Они постарались, и им это удалось. Им бы следовало ради спасения своих ничтожных жизней остановить эту пулю. Идиоты, полные идиоты — они даже представить не могут, что теперь их ожидает. Смерть меня вооружила», — мертвая рука оперлась на плечо Рэйчел… Мир и покой были в ее взгляде.

«Она знает. Мы никогда бы не смогли быть ближе, чем сейчас. Пока она рядом, пока она дает мне это. И ничего без нее. Без нее я лишь хладный труп. Жизнь — это кровь, текущая в ее жилах… И мне, нам, предстоит еще столько всего».

Не говоря ни слова, они повернули на запад, к Лос-Анджелесу. Первым делом, он знал, они должны пробраться к руднику.

Дорц и Энн все еще там — сейчас их помощь будет очень даже кстати. И там была машина. Он не будет вызывать к себе руководство «Головной Корпорации» прямо сейчас при помощи того Дара, которым он отныне обладал, который появился у него лишь после смерти. Нет, он сам пошлет им их смерти. Он уже мысленно настиг своих врагов и невероятным усилием воли зафиксировал их в тех точках пространства, где они будут безвольно ожидать его, не в состоянии ничего больше предпринять.

Там был автомобиль, в том борном карьере, вместе с Дорцем и Энн. И ружье. Ружье его Отца…

Теперь, кроме всего прочего, Леггера поджидало там его ружье.