Ссылки

FB2Library.Elements.CiteItem

* * *

[Филипп Джиан Трения] Должен сказать, что если мы чего и ждали, то уж во всяком случае не его появления.

[Филипп Джиан Трения] Моя мать обернулась и спала с лица. А у меня так просто челюсть отвисла. В последний раз я видел отца на Рождество.

[Филипп Джиан Трения] На несколько мгновений мы будто окаменели все трое. Потом мать посмотрела на меня, взглядом приказывая не двигаться.

[Филипп Джиан Трения] Отец стоял в дверном проеме. От сквозняка у меня за спиной хлопнуло окно. Позади отца, точно колокола, раскачивались цветы акации. У соседки лаяла собака.

[Филипп Джиан Трения] Потом мать отвернулась. Она склонилась над раковиной и снова занялась посудой, не говоря ни слова.

[Филипп Джиан Трения] Тогда отец вошел.

[Филипп Джиан Трения] Он хромал.

[Филипп Джиан Трения] Улыбнувшись, сел напротив меня. Спросил, рад ли я его видеть, а сам все поглядывал на мать. При ней я как‑то не знал, что ему отвечать. Она вся словно полыхала: садящееся солнце заливало кухню, но дело было не только в этом. Короче, я просто кивнул. Не хватало мне только лишних разборок с ней.

[Филипп Джиан Трения] — Поди‑ка погуляй, — сказала она мне.

[Филипп Джиан Трения] Я все еще не мог опомниться. Вскочив, я опрокинул стул. Посмотрел на отца, покраснел как рак и вылетел на улицу.

[Филипп Джиан Трения] У дома стоял здоровенный «БМВ». Всякий раз, как я видел отца, у него была новая тачка. Машина матери стояла рядом и выглядела довольно убого.

[Филипп Джиан Трения] Я подумал, уж не собирается ли он ночевать у нас. А если собирается, то где будет спать, не в моей ли комнате? Я обошел вокруг машины. У нее были кожаные сиденья и откидной верх, и даже телефон. В нашу дыру такие редко заезжали.

[Филипп Джиан Трения] Я перешел улицу и сел на бортик тротуара.

[Филипп Джиан Трения] Кретинский возраст — одиннадцать лет.

[Филипп Джиан Трения] Потом вышел отец. Он волочил ногу. Оглядевшись, он открыл багажник и вытащил оттуда дорожную сумку.

[Филипп Джиан Трения] — Ты доволен жизнью? — спросил он. С тех пор, как мы стали жить врозь, это был его любимый вопрос. Я всякий раз говорил, что доволен. Вообще‑то у нас никогда не было времени поболтать. Да и что бы я ему сказал?

[Филипп Джиан Трения] Когда мать меня окликнула, я наблюдал за соседкой, разгружавшей свой «универсал». Волосы ее от ветра липли к лицу, дверцу она придерживала задом. Мужа у нее не было, он умер.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Отец должен был улетать ночью. Он решил пошутить и сказал, что если мы проведем несколько часов вместе, то ничего, не умрем, но мать не очень‑то любила такого рода юмор.

[Филипп Джиан Трения] — Поехали. Надо купить кое‑чего, — сказала она мне, изничтожая отца взглядом. Даже несколько часов с ним рядом было для нее слишком.

[Филипп Джиан Трения] Пока мы ехали, она не проронила ни слова. Она была так поглощена своими мыслями, что склонилась над рулем, сощурив глаза, точно вдруг стала близорукой или на дорогу опустился туман.

[Филипп Джиан Трения] У торгового центра плескались флаги. Мать припарковалась на стоянке для инвалидов, но я решил не отвлекать ее мелочами в такой ответственный момент. Даже не стал напоминать, что дома все есть. Мы закупили продукты накануне. Вообще‑то вид у нее был совершенно потерянный.

[Филипп Джиан Трения] Тележку мы бросили где‑то в магазине. Мать постояла немного перед полкой с сухарями, потом поглядела на меня, недоумевая, что мы тут делаем, и мы пошли к выходу.

[Филипп Джиан Трения] Зашли в кафетерий. Начинало темнеть, люди слонялись туда‑сюда. А мать сидела и смотрела, как я пью кока‑колу. Она заказала себе что‑то спиртное, но уже все выпила и теперь барабанила ногтями по столу.

[Филипп Джиан Трения] — Ведь ты со мной согласен, правда? — спросила она вдруг. Голос у нее был раздраженный.

[Филипп Джиан Трения] Я кивнул. Мне иногда казалось, что она принимает меня за отца. И, не ровен час, может наброситься с кулаками. На всякий случай я держался настороже. Когда она действительно на меня злилась, то кричала, что я вылитый отец и вторая в ее жизни ошибка.

[Филипп Джиан Трения] — В твоих интересах не спорить со мной, — заметила она.

[Филипп Джиан Трения] Теперь глаза ее блестели, она курила и смотрела на меня в упор, но я видел, что мыслями она далеко. Мужики пялились на нее вовсю, но сейчас ей было не до того. А я пытался понять, с чем именно я должен быть согласен. По правде говоря, я терялся в догадках. Я вообще не всегда ее понимал.

[Филипп Джиан Трения] А уж если появлялся отец, то нечего было и пытаться.

[Филипп Джиан Трения] — Как же мне все это осточертело, — заявила мать и раздавила сигарету. — Если бы ты только знал, до чего мне все осточертело.

[Филипп Джиан Трения] Пока мы шли к стоянке, она спросила, почему я все время молчу, может, я с ней не согласен? А когда сели в машину, потрепала меня по щеке.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Отец спустил штаны и рассматривал свое колено. Мать издали покосилась на него и посоветовала обратиться к врачу. Отец хмыкнул. Мать пожала плечами. И вдруг, без предупреждения, схватила отцову сумку и вышвырнула ее вон. Я просто обалдел.

[Филипп Джиан Трения] Но отец ничего не сказал. Он встал, натянул штаны и пошел за сумкой, покачивая головой. Выйдя, он заодно посмотрел по сторонам, но на улице было темно и тихо.

[Филипп Джиан Трения] Отец вернулся и сказал: «Не психуй». Он подмигнул мне и сел на место как ни в чем не бывало. Сумку поставил у ног. Еще он добавил: «Беспокоиться абсолютно не о чем». В ответ мать с грохотом задвинула ящик кухонного стола.

[Филипп Джиан Трения] Я надеялся, что на этом они остановятся. В прошлый раз, на Рождество, отцу пришлось выкручивать матери руку. Он тогда подобрал на дороге и притащил с собой какого‑то раненого парня, и мать устроила скандал: она орала, что не потерпит такого у себя дома. Отец пытался ее утихомирить, только все напрасно: мать не желала ничего слышать. В конце концов мы с ней ушли ночевать к соседке. Даже не поужинали. Они с соседкой запихнули меня в постель, а сами полночи протрепались, шепотом. А отец тогда уехал чуть свет. На «мерседесе». Шел снег. Я и подумать не мог, что он так скоро вернется.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Отец стал звонить, а мать сказала: «Нечего тут торчать», — и придумала мне дело, послала к соседке. А сама не спускала с отца мрачного взгляда. Она не любила, когда я слушал его телефонные разговоры. Она вполне могла отправить меня причесаться, или почистить зубы, или навести порядок в моей комнате — при том, что я никогда не устраивал там бардак.

[Филипп Джиан Трения] Ветер на улице был еще теплый, под деревьями качались фонари, и машина отца, такая с виду новенькая, без единой царапинки, казалось, готова была взлететь, точно ракета. Я перешел дорогу и заглянул к соседке. Где‑то в зарослях зарычала собака, хоть она меня и знала.

[Филипп Джиан Трения] Соседка лежала на диване, рядом валялась развернутая газета.

[Филипп Джиан Трения] Не поднимая головы, она бросила:

[Филипп Джиан Трения] — С твоей матерью обхохочешься. — Потом сложила газету и протянула ее мне.

[Филипп Джиан Трения] Она спросила, надолго ли приехал отец. Я пожал плечами: понятия не имею.

[Филипп Джиан Трения] Когда я собрался уходить, она крепко прижала меня к себе.

[Филипп Джиан Трения] — Не везет тебе, — заявила она. Потом вздохнула и добавила: — Правда, ты в этом нисколько не виноват. — И держала меня в объятиях еще какое‑то время. Мать тоже иногда хватала меня и прижимала к себе, но это было совсем по‑другому. Я отлично понимал, что как женщина соседка очень даже ничего, и знал, что мужа у нее нет, он умер. И все равно я застыл как истукан, даже на цыпочки привстал, пока она меня обнимала. И думал, что мог бы нарваться на беззубую старуху или уродину.

[Филипп Джиан Трения] Когда я вернулся, отец был в душе. Мать достала еду из микроволновки, и я уселся за стол, а она устроилась читать газету, только страницы перелистывала с бешеной скоростью и брови сдвинула в одну линию. Она была до того напряжена, что лицо ее сложилось почти в гримасу. Скрежета зубов я не слышал, но мне казалось, что они скрипят.

[Филипп Джиан Трения] Просмотрев наскоро газету, она плюхнулась на стул напротив, склонилась вперед, зажав руки между коленей, и уставилась на меня. Вид у нее был такой, точно она собиралась спросить, что я обо всем этом думаю. Но мне не хотелось отвечать, и я опустил глаза. Я ссутулился и стал ждать, пока все это пройдет.

[Филипп Джиан Трения] Отец вернулся в комнату с сумкой через плечо. Сумку он поставил рядом и подсел к нам, вытянув раненую ногу в сторону. Мать тут же вскочила, будто ее пружиной подбросило. А отец сказал с огорченным видом:

[Филипп Джиан Трения] — Ну что ты в самом деле? Что случилось?

[Филипп Джиан Трения] Мать объяснять ничего не стала, а направилась прямехонько к своим сигаретам. Она даже среди ночи иногда просыпалась покурить. И тогда в моей комнате пахло дымом.

[Филипп Джиан Трения] Отец сказал, что, глядя на меня, он тоже захотел есть. Но мать вроде бы не услышала и продолжала сидеть в углу и курить. Тогда он решил ни у кого ничего не просить и заняться едой сам. Пока он готовил, никто не проронил ни слова.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Позже, когда я пошел выносить мусор, отец догнал меня, и мы оба стали смотреть на небо. Я никак не мог придумать, о чем бы нам поговорить.

[Филипп Джиан Трения] — Как‑то все по‑дурацки, — сказал он.

[Филипп Джиан Трения] Я не знал, что ответить. Голова моя была совершенно пуста. Мне даже машина его была в тот момент неинтересна. Насколько я себя знал, мне нужно было как минимум несколько дней, чтобы вылезти из своей скорлупы. Но этих дней у нас не было.

[Филипп Джиан Трения] А потом мы пошли к соседке.

[Филипп Джиан Трения] — У тебя, случайно, нет бинта? Колено перевязать. Я подумал, вдруг найдется.

[Филипп Джиан Трения] За нашей спиной скакал привязанный пес, радуясь и беснуясь одновременно. Этот пес никого не узнавал. Он перестал узнавать людей, когда умер его хозяин. Соседка даже думала от него избавиться.

[Филипп Джиан Трения] Колено у отца раздулось и сделалось вдвое больше. Кожа, казалось, вот‑вот лопнет, но отца это вроде не пугало. Соседка нашла какую‑то мазь, отец выдавил на больное место чуть ли не пол тюбика, а потом сказал, что так лучше, что мазь холодит.

[Филипп Джиан Трения] Соседка всегда принимала сторону матери. Она считала, что женщины должны держаться сплоченно и что, может быть, лучше вообще не иметь мужа. Она оперлась на стол локтями и смотрела, как отец бинтует колено.

[Филипп Джиан Трения] — У этой мази хороший состав, — проговорила она наконец.

[Филипп Джиан Трения] Отец натянул штаны.

[Филипп Джиан Трения] — Не встревай, сами как‑нибудь разберемся, — ответил он.

[Филипп Джиан Трения] Соседка проводила нас до двери.

[Филипп Джиан Трения] — А сын? Ты о сыне‑то думаешь? Хотя бы изредка?

[Филипп Джиан Трения] Отец пропустил это мимо ушей. Что до меня, то я бы предпочел, чтобы она воздержалась от такого рода комментариев. Я чувствовал себя идиотом.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] По дороге назад отец сказал, что мужчине приходится время от времени выступать в неприглядной роли.

[Филипп Джиан Трения] — Только поменьше слушай всякую чушь, — добавил он. — Не верь всему, что они тебе плетут.

[Филипп Джиан Трения] Мать сидела перед телевизором. Когда я вошел, она сделала мне знак сесть рядом с ней. Точно это единственное безопасное место, единственное убежище, остров посреди океана, разбушевавшегося от появления моего отца. Она с вызывающим видом привлекла меня к себе, но отец предпочел этого не заметить.

[Филипп Джиан Трения] Он поглядел на часы.

[Филипп Джиан Трения] Мать вздохнула:

[Филипп Джиан Трения] — На самолет не опоздаешь?

[Филипп Джиан Трения] Отец налил себе выпить. Я воспользовался моментом, чтобы посмотреть, что идет по другим программам, но мать вырвала у меня из рук пульт:

[Филипп Джиан Трения] — Прекрати немедленно! Сколько можно?!

[Филипп Джиан Трения] Хотя я, собственно, ничего такого не сделал.

[Филипп Джиан Трения] Отец сказал:

[Филипп Джиан Трения] — На него‑то чего бросаться? Не заводись. Тут у матери голос сорвался, а в глазах прямо молнии засверкали.

[Филипп Джиан Трения] — Да какое тебе дело? Тебе‑то, скажи на милость, какое дело!

[Филипп Джиан Трения] Отец залпом проглотил содержимое стакана. Но мать не отводила взгляда.

[Филипп Джиан Трения] — Скажите пожалуйста! Тебе что, есть дело до того, как я воспитываю моего ребенка? Может, у тебя имеются замечания?

[Филипп Джиан Трения] Отец как‑то весь поник. И прикрыл глаза рукой. Судя по всему, день у него выдался не из легких. Видно было по лицу.

[Филипп Джиан Трения] — Мы же договаривались, что не будем при нем, — почти простонал он.

[Филипп Джиан Трения] Но мать придерживалась другого мнения. Теперь все изменилось. Теперь все будет иначе. И только ей судить, процедила она сквозь зубы, только ей судить, что надо или не надо делать в моем присутствии. Только ей и никому другому, понятно? Что можно говорить при мне и что нельзя, отныне будет решать она одна.

[Филипп Джиан Трения] Отец коротко засмеялся:

[Филипп Джиан Трения] — Только и всего?

[Филипп Джиан Трения] И неожиданно запустил свой стакан в открытое окно. Было слышно, как стекло разбилось о мостовую. Потом он выбросил точно так же еще несколько стаканов — как мне показалось, чтобы успокоиться. И всякий раз было слышно, как они разлетаются вдребезги, потому что на улице воцарилась тишина: очевидно, ветер стих. Или почти стих.

[Филипп Джиан Трения] Мать предложила ему разбить еще что‑нибудь — по крайней мере, избавимся от кучи всякого хлама, который скопился в доме.

[Филипп Джиан Трения] — Как же мне все надоело, — сказала она. В окне появилась соседка.

[Филипп Джиан Трения] — Ну и ну, — заметила она моему отцу. — Ты чего? Осколки аж до моего дома долетают. Ты что, больной?

[Филипп Джиан Трения] А сама поглядывала на мою мать, чтобы понять, что происходит.

[Филипп Джиан Трения] Отец пошел и захлопнул окно у нее перед носом.

[Филипп Джиан Трения] Мать встала его открыть. Воздуха, воздуха! Ей нужен воздух! Иначе, сказала она, у нее голова лопнет.

[Филипп Джиан Трения] Отец ответил:

[Филипп Джиан Трения] — Посмотри, до чего ты себя доводишь!

[Филипп Джиан Трения] А потом оба повернулись ко мне, потому что я описался.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Пока мать стягивала с меня мокрые штаны, держа их двумя пальцами, точно труп раздавленного на дороге зверька, я опирался ей на плечи. Штаны исчезли в стиральной машине, и мать с протяжным вздохом стала снимать с меня трусы: это был верх позора.

[Филипп Джиан Трения] Отец стоял на пороге и уныло наблюдал эту сцену. Говорить как‑то сразу стало не о чем. Мне казалось, что отвратительный запах мочи разносится на километр — хуже, чем если бы я наелся спаржи: от меня несло младенцем. Ноги были все мокрые, и ужасно хотелось спрятать лицо под капюшон фуфайки.

[Филипп Джиан Трения] Пока я намыливался, мать держала душ. С измученным видом она облокотилась о бортик ванны и рассеянно поливала мне ноги. Вода была слишком горячей, но мне не хотелось ничего говорить.

[Филипп Джиан Трения] Тем временем отец начал собираться.

[Филипп Джиан Трения] Когда мы вернулись в гостиную, он, склонясь над сумкой, резким движением застегнул молнию. Уже совсем стемнело. Одинокий лунный луч серебрился в саду. Значит, уже поздно, а отцу надо на самолет. Я сел на первый попавшийся стул. Отец протянул матери толстенный конверт и стоял, как дурак, с вытянутой рукой. А она даже не поглядела в его сторону и старательно искала свои сигареты.

[Филипп Джиан Трения] Отец небрежно бросил конверт на стол и сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Не благодари меня. Только не благодари.

[Филипп Джиан Трения] Мать сощурилась и выпустила вниз струю голубого дыма. Зажав сигарету кончиками пальцев, она сделала жест, который мог значить все, что угодно.

[Филипп Джиан Трения] — Я, между прочим, работаю, — проговорила она, точно змея прошелестела в траве. — Ты прекрасно знаешь, что мы спокойно обходимся и без твоей помощи.

[Филипп Джиан Трения] Отец ответил, что ему плевать, что она может сделать из этих денег фантики, если хочет, только пусть все же сперва подумает.

[Филипп Джиан Трения] — Я приберегу их на твои похороны, — съязвила мать.

[Филипп Джиан Трения] Отец демонстративно расхохотался:

[Филипп Джиан Трения] — Работа! Тебе ее никто не гарантирует пожизненно, имей в виду. В один прекрасный день ее можно потерять. Вот останешься без работы, тогда вспомнишь обо мне. И будешь рада, что я есть, когда какой‑нибудь козел выставит тебя за дверь.

[Филипп Джиан Трения] Мы с матерью переглянулись, потому что одновременно подумали об одном и том же. Мы подумали о соседке, которая вот уже два месяца как ищет работу. Да и вообще их много в нашем квартале, безработных, — в основном женщины: слоняются без дела день‑деньской, или дом свой вылизывают, или журналы листают. И мужики тоже — я вижу их иногда, когда они за своими детьми в школу приходят. Невеселый у них видок.

[Филипп Джиан Трения] — А, ты не ожидал, что я смогу без тебя обойтись. Ну конечно, признайся. Тебя это даже злит, что я в состоянии справиться без тебя. Да‑да, уж я‑то тебя знаю.

[Филипп Джиан Трения] Моя мать какое‑то время встречалась с одним парнем, который устроил ее кассиршей в магазин игрушек, в соседнем с нами пригороде. Отец покачал головой:

[Филипп Джиан Трения] — Мне прекрасно известно, что ты в состоянии справиться без меня. Тут я совершенно спокоен. Я тоже тебя знаю, можешь не сомневаться.

[Филипп Джиан Трения] Однажды, пока отец с матерью ругались, выставив меня за дверь, соседка взяла меня за плечи и посмотрела прямо в глаза. Она сказала, что женщина, если она нормально устроена, не может долгое время жить без мужчины, а почему, я пойму позже. Родители мои в это время носились из дома в сад и обратно, как сумасшедшие.

[Филипп Джиан Трения] Отец в тот вечер едва не увез меня с собой и даже пошел было наверх, чтобы сложить мои вещи, но мать встала между нами, расставив руки, и заявила, что он это сделает только через ее труп, что пусть лучше ее убьют на месте и кровь вытечет из нее вся до последней капли. Она явно не шутила. Назавтра у нее были такие красные глаза, что нам пришлось поехать к окулисту. Весь день потом она держала меня за руку и временами даже дрожала — это надо было видеть. Я старался на нее не смотреть.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] И тут мать опустила глаза. А отец добавил:

[Филипп Джиан Трения] — Ё‑моё! Уж за тебя‑то я не волнуюсь! Я спокоен, как танк.

[Филипп Джиан Трения] Это мать‑то, за которой всегда остается последнее слово! Послушать ее, так ей все нипочем. А тут — опустила глаза. Опустила глаза и молчала, как будто провинилась. Видно было, что ей все осточертело. И в то же время что это ее задевает, будто ее застали в постели с мужиком, то есть в полный разгар известно чего, голую и все такое. Нам с отцом стало тошно.

[Филипп Джиан Трения] Мужчины у нее были, только я их никогда не видел. Она всегда возвращалась ночевать, даже если было очень поздно, и никогда никто ее не провожал. Иногда со мной сидела соседка, и мы смотрели телик и ели шоколад или что там было под рукой, и когда мать возвращалась, соседка спрашивала:.»По шкале Рихтера — сколько?» И мать, на минуту задумавшись, швыряла пальто на стул и называла цифру. Вид у нее был потрепанный.

[Филипп Джиан Трения] Но какое мне было до всего этого дело?

[Филипп Джиан Трения] Потом она шла в душ и намыливалась с головы до ног. Волосы подкалывала наверх. С остервенением терла себя и говорила: «Расскажи, как ты провел день». А я не мог ни слова из себя выдавить: к чему? Тем более что ничего особенного за день не произошло. Так что я просто сидел на краешке ванны, смотрел на нее и ждал, когда она вылезет и уложит меня спать. Иногда мы открывали книгу. Иногда просто лежали рядом, глядя в потолок, и она вслух мечтала о будущем: как все прекрасно может у нас сложиться, что мы станем делать и в каком раю будем жить, когда ветер переменится. А что он переменится, она не сомневалась ни секунды. На этом я, как правило, засыпал.

[Филипп Джиан Трения] Отец взялся за сумку. У меня екнуло сердце. Он заявил, что уходит, и при этом посмотрел на мать пристальным мрачным взглядом. Я вскочил, но тут же замер. Как будто стеклянная стена встала поперек комнаты. Никто не двигался. Наконец отец проговорил:

[Филипп Джиан Трения] — Не будем долго прощаться. Незачем рассусоливать.

[Филипп Джиан Трения] Мать сидела на столе. Она продолжала болтать ногами, уставившись в пол. И вовсе даже не собиралась его удерживать. Она так впилась руками в стол, точно боялась, что ее сдует. Я не знал, что предпринять, и сунул руки поглубже в карманы, полагая, что так мне будет легче. Очень трудно было придумать, как себя вести.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда за отцом захлопнулась дверь, мы не сразу пришли в себя. Приросли к своим местам, точно статуи. Можно было услышать, как муха пролетит. Мне казалось, будто мимо на бешеной скорости промчался поезд, и я его даже не увидел, а он растрепал мне волосы и просвистел в ушах, отчего уши теперь горели и были невероятного цвета. Когда отец уходил, он всегда оставлял после себя пустоту. Я думаю, наверное, так бывает, когда взрывается телевизор.

[Филипп Джиан Трения] Короче, мы с матерью не успели даже шелохнуться, когда на пороге снова появился отец. Он был белее мела.

[Филипп Джиан Трения] — Черт, я не могу вести машину, — прорычал он сквозь зубы. — Самым натуральным образом не могу вести!

[Филипп Джиан Трения] Он водрузил сумку посреди стола и рухнул на стул. Потом обратил к нам перекошенную физиономию:

[Филипп Джиан Трения] — Я не вижу другого выхода. Что будем делать? Придется вам отвезти меня в аэропорт.

[Филипп Джиан Трения] Отец с матерью посмотрели друг на друга.

[Филипп Джиан Трения] Мать слезла со стола и сказала:

[Филипп Джиан Трения] — Само собой. — Тон ее был неподражаем. Так и сказала: — Само собой. — И добавила: — Только сумку не забудь. — И, не дожидаясь, вышла на улицу. А я подумал: интересно, он спит с этой сумкой?

[Филипп Джиан Трения] В общем, мать села за руль. Для нее машина была великовата, да еще звездное небо раскинулось прямо над головой. Она казалась мне такой маленькой на водительском сиденье, и к тому же явно чувствовала себя неуверенно со всеми этими кнопками и усилителем руля — будто ехала по разлитому маслу.

[Филипп Джиан Трения] Мать сказала, что фары, кажется, слабоваты для такой машины. Отец сидел рядом, морщился и кривился: скорей всего, из‑за ноги. Как‑то раз он выпрыгнул в окно и угодил на кучу камней — сломал запястье, но был собой доволен и благословлял свою счастливую звезду. А мать тогда забилась в угол, насупилась и твердила, что добром это не кончится.

[Филипп Джиан Трения] В моем распоряжении было все заднее сиденье, но я примостился посередке, на неудобном валике, и ломал голову, что бы такого сказать, дабы разрядить атмосферу и напомнить, что я тоже есть. Кругом виднелся только ночной пейзаж, тонущие в темноте здания и унылое движение по кольцевой дороге, так что вдохновения искать было особо не в чем.

[Филипп Джиан Трения] Помолчав немного, отец сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Ваше присутствие как‑то успокаивает. Незабываемое путешествие.

[Филипп Джиан Трения] Мы припарковались на подземной стоянке. Взяв сумку под мышку, отец поплелся к лифту. Он хотел, чтобы мы пошли с ним, чтобы мы были похожи на семью: этакие три засранца, отправляющиеся на недельку в Тунис. Так он сказал и предложил чего‑нибудь выпить.

[Филипп Джиан Трения] Мать ответила:

[Филипп Джиан Трения] — Я не хочу, — но мы все же уселись в кафетерии, в глубине, за столиком, который смотрел на взлетную полосу. Отец повернулся спиной к окну и отодвинулся вместе со стулом в тень синтетического кустарника с искусственными цветами.

[Филипп Джиан Трения] — Уж прямо незабываемое, — проворчала мать сквозь зубы.

[Филипп Джиан Трения] Отец хмыкнул:

[Филипп Джиан Трения] — Умоляю, не доставай меня.

[Филипп Джиан Трения] Холл аэропорта был еще оживлен. Полусонная девица принесла мне «Банана‑сплит». Чтобы отвязаться, мать заказала какую‑то горькую ядовито‑красную дрянь, а отец — виски. Она смотрела на меня, он — на нее. Потом он снова принялся смотреть по сторонам. Сумку по‑прежнему держал на коленях. За соседним столиком какая‑то женщина тихо плакала, а мужчина, сидевший напротив, гладил ей руку.

[Филипп Джиан Трения] Мать поднялась, чтобы сходить за сигаретами. Отец сказал мне:

[Филипп Джиан Трения] — Теперь мы можем немного побыть вдвоем. Только ты и я. — Но больше ничего не добавил. И отвел взгляд.

[Филипп Джиан Трения] Пока я доедал мороженое, женщина за столиком плакала горючими слезами, уткнувшись в платок.

[Филипп Джиан Трения] Мать вернулась. Спокойствие давалось ей с трудом. Она нервно курила. Она была такой с самого момента, как мы выехали. И лицо бледнее обычного. Бледнее, чем в предыдущие разы.

[Филипп Джиан Трения] У отца на колене ткань брюк была натянута. Он положил ногу на стул и поглядывал на нее время от времени с озабоченным видом. Потом перевел взгляд на мать, а та надела солнечные очки, и глаз ее не было видно.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, — сказал отец, — могу же я время от времени о чем‑нибудь тебя попросить. Это ведь не смертельно.

[Филипп Джиан Трения] В этом я был с ним, пожалуй, согласен. Нельзя сказать, чтобы он так уж часто нас беспокоил. За два года мы видели его раз пять‑шесть, обычно он заезжал ненадолго: всегда спешил. И его компаньоны тоже. Мать не хотела их видеть. Они часами сидели в отцовской машине или выходили на тротуар поразмяться, пока отец с матерью ругались, причем всегда из‑за одного и того же. Впрочем, отец старался приезжать один и если оставался на день или два, то раскладывал диван в моей комнате. Мы желали друг другу спокойной ночи. Потом он засыпал, а я поворачивался к нему и мог спокойно его разглядывать, и никто мне не мешал. Мне казалось, что, когда спит, он выглядит моложе. Моя мать все время повторяла ему, что он мальчишка, но это было заметно, только когда он спал. Во всяком случае, мне так казалось.

[Филипп Джиан Трения] Тут объявили, что рейс задерживается на полчаса.

[Филипп Джиан Трения] Мать заявила:

[Филипп Джиан Трения] — Вряд ли я выдержу полчаса. Не думаю.

[Филипп Джиан Трения] Она курила без остановки. Когда что‑то было не так, мать дымила как паровоз. Потом, правда, жаловалась на боли в желудке и отправляла меня к соседке за маалоксом, а та вздыхала: «Твой папаша в конце концов доконает ее своими выходками, вот увидишь».

[Филипп Джиан Трения] Я ничего не отвечал.

[Филипп Джиан Трения] Родители молча уставились друг на друга. Тут отец захотел влепить матери пощечину, но промазал — у матери была хорошая реакция. Она недурно резалась в теннис. Очки, однако, съехали набок.

[Филипп Джиан Трения] — Советую сделать над собой усилие, — прорычал отец сквозь зубы.

[Филипп Джиан Трения] Говоря это, он крепко держал меня за руку. Потом добавил:

[Филипп Джиан Трения] — Впрочем, можешь проваливать. Никто тебя здесь не держит.

[Филипп Джиан Трения] Кончилось тем, что мать опустила голову. От всего этого ей захотелось выпить. Отец сделал знак официантке, которая в это время зевала во весь рот, потирая плечи, и заказал то же самое. Мать, хоть и продолжала дергаться, все же взяла себя в руки, потому что отец не отпускал меня. Теперь она была с нами. Это была отцовская победа: он держал нас обоих.

[Филипп Джиан Трения] Я принялся за новую порцию «Банана‑сплит», думая о том, выдержит ли мой желудок среди ночи такое количество мороженого. Мать залпом опорожнила свой стакан. Это явно придало ей сил.

[Филипп Джиан Трения] Наконец отец отпустил меня, но руку далеко не убирал. А сам не сводил глаз с горки взбитых сливок в моей тарелке, которые имели привкус молока и совсем мне не нравились. Но мне все равно некуда было деваться. У отца на лбу выступили капельки пота. Он снова стал смотреть по сторонам.

[Филипп Джиан Трения] Заметив, что я его разглядываю, он сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Не я всю эту хрень заварил. Не я один.

[Филипп Джиан Трения] При этом он наклонился ко мне, тогда мать вскочила и выхватила у него сумку. Она понеслась с ней через зал, и, пока отец медленно поднимался, чертыхаясь, я резко отодвинул свой стул, чтобы он не мог меня удержать.

[Филипп Джиан Трения] Кафетерий выходил прямо в холл аэропорта. Мы не спускали глаз с матери, а она мчалась, зажав сумку под мышкой, и мне вдруг сделалось страшно: а вдруг она уйдет без меня? Я хотел даже ее позвать, но ничего не вышло. Отец повернулся ко мне. Я шарахнулся. «Блин… мать твою!» — прорычал отец, спуская ногу со стула с таким усилием, точно она была чугунная. Только поди поймай женщину в кроссовках, которая несется закусив удила, а у тебя нога не гнется и денек был ого‑го! Наши глаза встретились, и я понял, что отец думает то же самое. Он даже пошатнулся от бессильной ярости. Стулья наши валялись на полу. Нам обоим было плохо.

[Филипп Джиан Трения] Потом я услышал голос, кричавший мое имя. И легкие мои снова наполнились воздухом. Она была там, в холле. Она остановилась и теперь стояла на месте. Сумку она прижимала к груди и дергалась во все стороны, делая мне знаки бежать за ней. Отец сказал: «Стой здесь», — но это звучало скорее как просьба. Я заколебался. В конце концов, мы не так часто виделись.

[Филипп Джиан Трения] — Чего ты там застрял? — спросила она, когда мы, прижавшись друг к другу, вышли в темную свежую ночь. Я пожал плечами.

[Филипп Джиан Трения] Мать взяла такси. Я повернулся к заднему стеклу и, пока мы отъезжали от аэропорта, смотрел, как отец еще только подходит к широким дверям, волоча ногу. Я пытался представить себя на его месте.

[Филипп Джиан Трения] Мать все еще была взвинчена. Она кусала палец. Такси беззвучно неслось по пустынной дороге, и вокруг было только черное небо. Сумку мать поставила к ногам. Потом она положила голову мне на плечо.

[Филипп Джиан Трения] — Скажи что‑нибудь. Мне очень нужно, чтобы ты что‑нибудь сказал, — проговорила она.

[Филипп Джиан Трения] Я понимал, чего она хочет.

[Филипп Джиан Трения] Я сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Я никогда тебя не оставлю. — Это получилось как‑то само.

[Филипп Джиан Трения] Она прильнула ко мне.

[Филипп Джиан Трения] — Я знаю, — прошептала она. — Я знаю, что ты никогда этого не сделаешь.

[Филипп Джиан Трения] * * *

[Филипп Джиан Трения] Однажды вечером — я думал, она где‑то в городе, — звонит она мне вдруг из автомата, за тридцать километров. Из какой‑то дыры, даже название вспомнить не может.

[Филипп Джиан Трения] — Успокойся, — говорю. — Соберись, приди в себя.

[Филипп Джиан Трения] Я поехал за ней, привез домой. Уложил в кровать, потом вернулся к себе.

[Филипп Джиан Трения] Это было уже в третий раз за месяц. Темнеет быстро, сразу становится холодно, а она вечно забывает одеться по‑человечески. Спрашиваю, где пальто, — не может ответить. Только за меня цепляется.

[Филипп Джиан Трения] — Вот и возвращался бы к ней жить, — заявила мне как‑то Ютта, презрительно скривив рот.

[Филипп Джиан Трения] Назавтра я снова пошел к матери, узнать, как она там.

[Филипп Джиан Трения] — В конце концов, я твоя мать, — сказала она.

[Филипп Джиан Трения] Я никогда не утверждал, что это не так. Протянул ей руку, чтобы помочь встать с кровати, но она отказалась. Ей теперь сорок два, но тянет она лет на десять побольше. Я про ее лицо: оно у нее бледное и опухшее, и это вызывает у меня смешанные чувства. Отталкивающим оно мне, в общем‑то, не кажется, но когда я смотрю на нее, то стараюсь думать о чем‑нибудь постороннем.

[Филипп Джиан Трения] Мать закурила и стала жаловаться на невозможную мигрень. Я набросил ей на плечи халат. Она отвернулась к стене и начала под ним переодеваться, сняла белье и зашвырнула в угол.

[Филипп Джиан Трения] Иногда, когда работаю, я думаю о ней. Обо всем, что мы с ней пережили за эти десять лет. Пытаюсь увидеть все в целом. Я думаю о ней. Стараюсь поставить себя на ее место. Она похожа на разъяренное животное. И тогда фотограф начинает на меня орать, потому что взгляд у меня становится недостаточно влажным и физиономия похоронная. Я улыбаюсь ему, облизывая губы, а он в это время разряжает вспышку в потолок. Ассистентка подлетает ко мне, быстро припудривает. Она прогоняет образ матери из моего воображения.

[Филипп Джиан Трения] Я спросил:

[Филипп Джиан Трения] — А можно узнать, куда подевалось твое пальто?

[Филипп Джиан Трения] Последовал довольно сухой обмен, репликами, после чего мы перешли к обсуждению серьезных проблем.

[Филипп Джиан Трения] — Прежде всего, — заявила она, — чего ты пришел? С какой стати? Я тебя просила?

[Филипп Джиан Трения] — Просто зашел посмотреть, как ты тут. Как чувствуешь себя после вчерашнего загула.

[Филипп Джиан Трения] — А тебе‑то что? Какое тебе дело?

[Филипп Джиан Трения] Я отселился от нее весной. Снял комнату в пятистах метрах от дома, но она повела себя так, будто я бросил ее одну на чужом континенте или вообще зарезал заживо. Прощать меня не собирается. Утверждает, что не она одна во всем виновата, что вполне можно все забыть и не пережевывать без конца ту старую историю. Но дело было не только в этом. Я хотел жить собственной жизнью. Мы спорили на эту тему, но матери мои доводы казались недостаточно убедительными, она видела в моем поступке чудовищную неблагодарность, предательство, говорила, что для нее это было как обухом по голове.

[Филипп Джиан Трения] —  Твоя личная жизнь? Нет, вы только послушайте! А ты когда‑нибудь думал о отличной жизни? Ты вообще когда‑нибудь думал о моей личной жизни, засранец? У меня что, была какая‑нибудь жизнь все те годы, что я тебя растила? Нет, вы только послушайте!

[Филипп Джиан Трения] Так вот мы и живем. Мне двадцать два. Мать пьет и трахается направо и налево, чтобы мне насолить. Это она так наказывает меня за то, что я ее бросил. При том, что я ее регулярно навещаю и каждый божий день звоню. Она может выдернуть меня в любое время суток, я вскакиваю по первому зову и мчусь черт знает куда, чтобы привезти ее домой. И благословляю небо за то, что она цела и невредима. Обычно она едва держится на ногах, ее трясет, пальто где‑то посеяла, пьяная в стельку, зареванная — зато жива‑здорова. Вот так вот мы и живем. Честно говоря, не знаю, что и как тут можно изменить. В улучшение как‑то не верится. Я даже думать об этом не могу — на меня сразу накатывает усталость.

[Филипп Джиан Трения] Иду за ней на кухню. Пока она варит кофе, пытаюсь навести хоть какое‑то подобие порядка, вытряхиваю пепельницы, загружаю посудомойку, заглядываю в холодильник. Смотрю на ее руки и замечаю, что они дрожат. Если б не я, она б уж, наверно, налила себе стакан. Я очень хорошо это себе представляю. Стакан белого сухого. Ходит туда‑сюда по комнатам и проклинает своего сыночка.

[Филипп Джиан Трения] Погода великолепная, хотя деревья еще покрыты инеем. Я сказал, что мы сейчас поедем искать ее пальто, потому что мне все это надоело. Мне ни к чему, чтобы она свалилась с простудой. И вообще впредь будем делать именно так, наплевать, что все утро насмарку. Это ей урок. В ответ мать только покривилась.

[Филипп Джиан Трения] Она уселась в мою машину: губу закусила, брови насупила. А на небе ни облачка, все так и сияет. Ледяной воздух точно клещами схватывает грудь. Воскресное утро, улицы почти пустынны, магазины все закрыты, город замер в оцепенении после недели каторжного труда. Я остановился купить газету. Когда я вернулся, мать листала журнал, который нашла на заднем сиденье. Она разглядывала фото, где я позирую в плавках, раскинувшись в двусмысленной позе, а волосы падают мне на лицо.

[Филипп Джиан Трения] — Какая гадость! — вздыхает она, когда я отъезжаю от тротуара. Я молчу. Мне‑то не стыдно за свою работу, но я знаю, что она по этому поводу думает. Ей кажется, будто я попал в клоаку. Ей не нравится, что ее сын позирует нагишом для мужского журнала. Это ее коробит, даже если картинка вполне «софт». И ничто не может ее переубедить: ни мои объяснения, ни заверения, ни даже белье Ютты у меня в ванной.

[Филипп Джиан Трения] Она опустила на лицо огромные темные очки. В воздухе кружатся сухие почерневшие листья.

[Филипп Джиан Трения] — Ты у кого хоть была? — спрашиваю.

[Филипп Джиан Трения] Не может толком ответить. Ей кажется, что, если мы проедем мимо, она узнает место. Я выдвигаю пепельницу и говорю ей, что можно курить.

[Филипп Джиан Трения] Но она смотрит в сторону, продолжая дуться. Каждая минута, проведенная вместе, усугубляет чувство подавленности. Не знаю, всегда ли напряжение в конечном счете приводит к взрыву. И может ли однажды стать легче? Даже не знаю.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Сначала я просто сидел в машине и ждал. Потом вышел и позвонил в дверь. Мне открыл мужчина в трусах. Он произнес:

[Филипп Джиан Трения] — Твоей матери надо было чего‑нибудь выпить.

[Филипп Джиан Трения] — А не рановато? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] Он пожал плечами. На вид ему было лет шестьдесят.

[Филипп Джиан Трения] Мать сидела в полутьме, на диване, поджав ноги. Мужик в трусах сел рядом, и они уставились на меня.

[Филипп Джиан Трения] Это могло продолжаться долго.

[Филипп Джиан Трения] — Ну и что дальше? — спросил я, не вынимая рук из карманов.

[Филипп Джиан Трения] Хозяин улыбнулся и предложил мне выпить.

[Филипп Джиан Трения] Я не стал терять времени и отправился на поиски пальто. Сказать мне им явно нечего. Пусть себе сидят на диване.

[Филипп Джиан Трения] Повсюду грязные стаканы, пустые бутылки, пепельницы с окурками, на низком столике — остатки закусок. Дневной свет напрасно силится проникнуть в комнату через узкие щели между шторами. Их, оказывается, тут целая компания — собираются, чтобы потусоваться, как говорит Ольга, или, как говорят другие, «расстрелять последние патроны». Я видел кое‑кого из них, они пытались вести со мной интеллектуальные беседы и вполне здраво рассуждали о близости своего последнего часа. Если так пойдет, скоро они будут встречаться в Обществе анонимных алкоголиков или в психушке, — на здоровье. Жаль только, что мать с ними. Не прощу Ольге, что познакомила ее со своими дружками.

[Филипп Джиан Трения] — Что ты вбил себе в голову? — ощетинилась тогда Ольга. — Ты что думаешь, мы мужей хотим подцепить? Мужиков ищем, чтобы в дом к себе затащить? Да тебе лечиться надо. Впрочем, все равно не поймешь. Так что не лезь не в свое дело.

[Филипп Джиан Трения] — Да‑да, оставь нас в покое, — поддержала мать.

[Филипп Джиан Трения] Пальто я обнаружил в пустой комнате, на кресле. Одеяло на кровати было откинуто, подушки смяты.

[Филипп Джиан Трения] — Нашел, что искал? — спросил тип в трусах, натягивая штаны. Он смотрел на меня с симпатией. Я собрался было уходить, но он взял меня за локоть.

[Филипп Джиан Трения] — Будь с ней помягче, — попросил он.

[Филипп Джиан Трения] Я резко вырвал руку.

[Филипп Джиан Трения] Он поплелся за нами к машине. Мать опустила стекло, и он склонился к окну. Они обменялись несколькими словами, которых я не расслышал. Потом он поцеловал ее в губы.

[Филипп Джиан Трения] — Какая разница? — изрекла моя мать, пока мы мчались в город так, точно позади полыхало пламя.

[Филипп Джиан Трения] Когда мы вошли в ее квартиру, зазвонил телефон. Я снял трубку.

[Филипп Джиан Трения] — Позови мать, — сказал голос того мужика.

[Филипп Джиан Трения] Она взяла аппарат и ушла в спальню.

[Филипп Джиан Трения] Было уже почти двенадцать. Я позвонил Ютте узнать, как дела, но она сухо спросила, что опять происходит. Мои истории с матерью отравляют нам жизнь. У нас с Юттой уже совсем не так, как было вначале. Она сказала в трубку, что если я немедленно не вернусь, она уйдет и ждать меня не будет. Да, когда мы только начали жить вместе, все было совсем иначе. Это было весной. Но сейчас кажется, будто давно. Я стал смотреть на улицу, и она показалась мне такой же чужой, незнакомой, как я сам, когда, бывает, думаю о некоторых вещах. Случаются иногда такие моменты, когда не узнаешь ничего. Даже самого себя.

[Филипп Джиан Трения] Я обернулся. Мать протянула мне трубку:

[Филипп Джиан Трения] — Он хочет с тобой поговорить.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Я заглянул домой. Ютту застал уже на пороге.

[Филипп Джиан Трения] Она сказала, что я пожалею, если буду продолжать в том же духе. Я хотел было обнять ее за талию, но она увернулась. Я сел, попросил ее сесть рядом и успокоиться. Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью.

[Филипп Джиан Трения] Я снова уселся в машину и опять покатил за город. Кругом все было белесым. Какого черта я не веселюсь со всеми вместе? Какого черта я не плюнул на все и не выскочил вслед за Юттой? Что я получу в результате? Да одни неприятности, как ни поверни. Неприятности, это точно. А как их избежать? Как можно действовать в собственных интересах, если сам не знаешь, чего хочешь, если горизонт туманен и так далек? Хотел бы я знать.

[Филипп Джиан Трения] На этот раз материн дружок был прилично одет, а большая комната прибрана. Занавески раздвинуты.

[Филипп Джиан Трения] — Мы с твоей матерью не совсем чужие, — начал он. — Должно быть, ты это заметил. Вот об этом я и хочу поговорить. Я попросил тебя приехать, потому что это сугубо мужской разговор. Потому что между мной и твоей матерью кое‑что происходит. Ты понимаешь, о чем я?

[Филипп Джиан Трения] — Я не в курсе. Мать ничего мне не говорила.

[Филипп Джиан Трения] — Ну так что ж, значит, я скажу. Садись, чего стоишь?

[Филипп Джиан Трения] — Лучше постою. У меня времени мало.

[Филипп Джиан Трения] Он стал уговаривать меня чувствовать себя как дома, присесть, не судить предвзято о том, что он имеет мне сообщить, и даже говорить ему «ты» и называть по имени, Роже. Я отказался, но он все же налил мне выпить.

[Филипп Джиан Трения] — Ты будто с луны свалился, — продолжал он. — Может, правда, ты это нарочно… С виду ты умный парень.

[Филипп Джиан Трения] Он внимательно следил за моей реакцией, но я молчал, точно воды в рот набрал, и не двигался. На меня даже девушки иногда за это обижаются.

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, мы с твоей матерью хотели бы почаще видеться. Понимаешь, уехать как‑нибудь на уик‑энд, сходить в ресторан, провести вечерок вместе. Ну и все такое, что я буду тебе рассказывать?… Как ты на этот счет? Не против?

[Филипп Джиан Трения] — А разве я могу этому помешать?

[Филипп Джиан Трения] Он на минуту смутился. Я начинал действовать этому кретину на нервы. Но я как‑никак сын женщины, которая ему нравится, так что ничего, проглотит. Он вздохнул:

[Филипп Джиан Трения] — Мне почему‑то кажется, что нужно твое согласие. Странно, правда? Как будто мне от тебя разрешение требуется. Я прав?

[Филипп Джиан Трения] По‑моему, это бред, но что я ему, нянька? Пусть себе помучится. Интересно, и чего мать в нем нашла? Если, конечно, действительно нашла и этот Роже не выдает желаемое за действительное. Нет, моя мать, конечно, живет полной жизнью, как почти все вдовы ее возраста, но дальше секса обычно не заходит. Одно дело перепихнуться с кем‑нибудь, другое — провести ночь в объятиях мужчины. Я уж не говорю, поехать вместе на уик‑энд.

[Филипп Джиан Трения] — Ты меня слушаешь? Мне кажется, ей важно твое мнение. Она боится, что тебе это не понравится. Что ты воспримешь в штыки. Но я не понимаю, почему тебе это может не понравиться. Мы ведь ничего плохого не делаем.

[Филипп Джиан Трения] Я чуть было не выплеснул ему в физиономию содержимое моего стакана. Тут вдруг вошла девушка. И земля покачнулась у меня под ногами.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В следующую субботу мать расфуфырилась: черное платье в облипочку, ожерелье из искусственного жемчуга, а бюстгальтер так и распирает. Я ничего не мог понять.

[Филипп Джиан Трения] Там, где она работает, есть две женщины ее возраста, которые только и ждут, чтобы позвать ее в гости. Я‑то думаю, это пошло бы ей на пользу, в их среде хоть не такие извращенцы. Но мать заявила:

[Филипп Джиан Трения] — Терпеть не могу таких.

[Филипп Джиан Трения] — Каких таких? О чем ты?

[Филипп Джиан Трения] — Сам прекрасно знаешь. У них там семеро по лавкам, мебель делают сами, вечно строят планы на будущее и одеваются в дешевых магазинах. Кошмар!

[Филипп Джиан Трения] На том разговор и кончился. Но однажды мать вернулась вместе с Ольгой, обе были нагружены свертками и пакетами и хохотали как помешанные. Тут я все понял. Понял, с кем они общаются. Достаточно было посмотреть, как мать начала одеваться и держать себя.

[Филипп Джиан Трения] Я спросил, что означают их высоченные шпильки, ажурные чулки и браслеты и на кой черт они связались с этими шестидесятилетними развалинами, которые тоннами жрут виагру, запивая ее мартини с джином, сверкают зубными имплантами, носят трусы от Кельвина Кляйна, а отдыхать ездят на острова.

[Филипп Джиан Трения] — В четырехзвездочные отели, заметь, — парировала Ольга, глядя на меня с вызовом. — Четырехзвездочные, мой мальчик!

[Филипп Джиан Трения] Уже стемнело. Мать воткнула последнюю шпильку в свой пучок и спросила, красиво ли так, хорошо ли она смотрится. Она немного нервничала, боялась, как бы я не испортил ей вечер. Я сидел на пуфе, опустив голову. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она была недовольна.

[Филипп Джиан Трения] — Я хочу ему позвонить, — проговорила она. — Все‑таки нужна определенность.

[Филипп Джиан Трения] Я вскочил и, ни слова не говоря, пошел смотреть в окно. Я стараюсь изо всех сил наладить отношения с Юттой, делаю все, что только можно, — ничего не получается. Не далее как сегодня, например, она замахнулась на меня сковородкой. Пришлось отнять. Мать и Ютта друг друга ненавидят. Сначала они просто не понравились друг другу, теперь ненавидят. Я прижался лбом к холодному стеклу.

[Филипп Джиан Трения] — Похоже, дело не во мне, — продолжала мать, растушевывая румяна. — А ты, случайно, не используешь меня как отмазку? Ты слышишь, что я тебе говорю?

[Филипп Джиан Трения] Я пошел в мою бывшую комнату и прилег на диван в ожидании, пока мать наведет красоту. Стал рассматривать трещинки на потолке и даже немного успокоился, точно увидел что‑то знакомое, родное. Ни одной ночи я не провел вне этой комнаты за предыдущие пять лет. Тогда мать возвращалась каждый вечер. Я скрестил руки под головой и стал смотреть на свою фотографию. Я там раскинулся на подушках, босой, голый до пояса, в полурасстегнутых штанах. Реклама духов. Я смотрю в объектив с недовольным видом. Эта фотография — квартплата за три месяца. Наверно, поэтому мать ее не выбрасывает.

[Филипп Джиан Трения] Мать наконец готова. Я молча окинул ее взглядом.

[Филипп Джиан Трения] В машине она предупредила:

[Филипп Джиан Трения] — Только не доставай меня сегодня.

[Филипп Джиан Трения] Мы остановились на светофоре. Пешеходы бежали через улицу, ссутулившись, опустив головы, и ветер трепал их шарфы. Над аптекой электронное табло показывало — 2°, потом сегодняшнее число, потом время. Я ответил ей, что не буду, если она намерена хорошо себя вести, и стал разглядывать верхушки деревьев, почти растворившиеся в темноте.

[Филипп Джиан Трения] — Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Что ты имеешь в виду? Это что еще такое?

[Филипп Джиан Трения] Я резко тронулся с места. По сути, у нас сегодня премьера. У меня свои друзья, у нее — свои. Мы впервые вместе выехали в свет: можно сказать, мамаша с сыночком под вечер отправились поразвлечься к общим знакомым. И тут вдруг точно на минное поле попали: мать начала припоминать все свои обиды. Впрочем, я готов был заплатить и эту цену: из‑за той девчонки я всю неделю прожил как на раскаленных углях.

[Филипп Джиан Трения] Она не шла у меня из головы. Ютта, естественно, помрачнела, чернее тучи стала, наверно, у меня совсем был отрешенный вид. Она все выспрашивала, что да как, и про нее, и про меня, а я совершенно не привык к такого рода допросам.

[Филипп Джиан Трения] — Да что с тобой? Что происходит? — допытывалась Ютта, носясь по нашей тесной комнатенке.

[Филипп Джиан Трения] Я знал, что достаточно притянуть ее к себе, заняться с ней любовью — и она от меня отвяжется: это было бы доказательством, что она все придумала. Я мог обвести ее вокруг пальца, как слепую, но ничего этого не сделал. Я просто испек ей блины.

[Филипп Джиан Трения] Что, собственно, не дало положительных результатов. У нас и так‑то отношения не очень. Возможно, я сам виноват. А может, не созрел еще для таких экспериментов. А может, просто глупость сделал. Так или иначе, блинов моих она есть не стала. А вместо этого вцепилась мне в волосы и принялась трясти изо всех сил. Но что я мог ей сказать? Я и сам толком не знал, что со мной. До меня у нее был какой‑то актер, но с ним хоть — так она говорила — было ясно, что карьера для него важней всего, а со мной поди разбери, чего мне надо! Она пыталась озвучить мое молчание, придумывала мне потаенные мысли, которых у меня отродясь не бывало, и, если я не проявлял должного нетерпения или у меня недостаточно быстро вставал, отпускала замечания по поводу моей работы: мол, на самом деле я западаю на всех этих мужиков, которые вокруг меня трутся.

[Филипп Джиан Трения] Мы выбрались за черту города. Мать предложила ехать вдоль берега. Навстречу шел сплошной поток машин, набитых людьми. Целые стада, не страшась темноты и неровных обочин, тянулись в сторону центра, привлекаемые яркими огнями, исполненные твердой решимости оттянуться по полной программе, пока небо не рухнет им на голову. По одну сторону темнел океан, по другую на целый километр — сплошь рестораны, магазины, заправки, сверкающие витрины. Матери понадобились сигареты. Я встал на парковку, она ушла и вернулась, прижимая к груди бутылки.

[Филипп Джиан Трения] — Я пива купила, — сказала она.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда я снова увидел ту девчонку, то сначала был сильно разочарован. Ничего особенного. Я даже подумал: может, это ее сестра‑близнец, ее бледная копия? Или у меня галлюцинация случилась в тот момент, когда я собирался выплеснуть в лицо Роже мой стакан. Может, меня ослепила молния?

[Филипп Джиан Трения] Я пожал ей руку. Она опустила глаза. Роже обнимал нас обоих за плечи и улыбался от уха до уха. В вороте его расстегнутой рубашки красовался шейный платок, вроде как шелковый. Роже был свежевыбрит, надушен и радовался за нас, уверенный, что мы с его дочкой крепко подружимся и нам не будет скучно. «У молодежи свои разговоры», — сказал он. Он не стал добавлять: «Хоть под ногами путаться перестанете», — но это было написано на его физиономии. Мне вдруг стало гадко и ужасно захотелось испортить им вечеринку.

[Филипп Джиан Трения] Девицу звали Цецилия. Это тоже не фунт изюму, такое имечко носить, — тут особое мужество иметь надо. Она всего‑то прошла со мной до комнаты, где были выставлены закуски, а я уже перестал ее выносить. Дом тем временем наполнялся гостями, на тротуаре парковались машины, хлопали дверцы, в прихожей целовались, вешали пальто, а она все смотрела на меня. Это было совершенно невыносимо, и я спросил, не она ли делала все эти бутерброды — просто я собирался съесть что‑нибудь. И потом, надо же было с ней хоть о чем‑нибудь поговорить.

[Филипп Джиан Трения] Я узнавал кое‑кого из пришедших. Мне случалось заезжать за матерью к некоторым из них, и я отметил, что вид у них сейчас намного свежей, чем по утрам, и одежда отглажена, и причесаны они, и даже стоят на своих двоих. Их было человек двадцать, они столпились посреди комнаты и говорили все разом — что случилось за неделю, как проходит лечение и что нового в мире, кажется, опять настала пора религиозных войн и мы снова переживаем кризис двадцать девятого года. Какая‑то пара принесла шоколадные конфеты и две бутылки вина, они торчали у мужчины из карманов пальто. Другая пара принесла рисовые блинчики с креветками и овощами, а еще кто‑то — сборник хитов Дина Мартина, который Ольга с безумным видом прижала к сердцу и бросилась ставить на плеер. Сколько я ее знал, она всегда твердила одно и то же: «У него такой чувственный голос! Нет, ты и твои сверстники не в состоянии оценить прекрасное. Мне иногда кажется, что нас разделяет пропасть!»

[Филипп Джиан Трения] Теперь они ели, пили, ходили взад‑вперед, присаживались куда‑нибудь, а я гадал, чем все это кончится. Впрочем, нет, я знал, чем кончится, но не хотел верить. Что‑то во мне отказывалось признать, что все это уже было десятки и сотни раз, что я уже ловил далекое эхо этих концовок, когда на следующий день мать падала мне на руки, а я снисходительно советовал ей выпить аспирину.

[Филипп Джиан Трения] Цецилия потянула меня за рукав:

[Филипп Джиан Трения] — Хочешь взглянуть на мою комнату?

[Филипп Джиан Трения] — Ну да, конечно, — сказал я. — Прихватим пиво?

[Филипп Джиан Трения] Дин Мартин затянул «That's Amore», а Ольга, держа в кулаке невидимый микрофон, стала ему подпевать, вихляя бедрами, и все громко ее подбадривали. Мы с Цецилией поднялись на второй этаж.

[Филипп Джиан Трения] Я надеялся, что в комнате окажется что‑нибудь любопытное, но увидел только голые стены и матрац на полу.

[Филипп Джиан Трения] — А где твои вещи? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] — Какие вещи?

[Филипп Джиан Трения] Я посмотрел на нее и решил, что пора сматываться. Но прошел час, а я все еще, непонятно почему, сидел у нее в комнате.

[Филипп Джиан Трения] Она предложила пойти пройтись. Я сказал, что всецело к ее услугам. И надел ботинки.

[Филипп Джиан Трения] Внизу будто отопление включили. Все позабыли свои заботы и раскраснелись. Впрочем, они еще держались, хотя женщины уже не торопились одергивать юбки, а мужчины были заняты тем, что старательно обхаживали своих соседок. Моя мать вела себя как остальные. Никому не пожелаю.

[Филипп Джиан Трения] — Не знаю, в чем тут дело, — признался я Цецилии, поднимая воротник, — но временами мне это очень мешает жить.

[Филипп Джиан Трения] Мы отправились бродить по пустынным улицам, вдоль особняков со светящимися окнами и проводов, танцующих между столбами. Небо было глубокого черного цвета и в звездах, и мы с удовольствием шагали по мостовой. Разговор теперь шел веселей. Цецилия казалась мне возбужденной, но после того, что она рассказала о своей жизни — тут и видавшие виды впали бы в депрессию, — я был рад, что она еще улыбается. Я на ее месте не упускал бы такой шанс.

[Филипп Джиан Трения] Потом мы вышли к океану. Не было видно ни зги. Ни горизонта не было, ни границы между океаном и тьмой. Дул ветер, но не такой уж холодный. Мы сели на песок, подтянув колени к подбородку. Я смотрел на нее и дивился.

[Филипп Джиан Трения] Спустя какое‑то время мы встали и пошли к воде. Пляжи тут раскинулись на целые километры.

[Филипп Джиан Трения] Она подвернула штаны, сняла кроссовки и вошла в воду.

[Филипп Джиан Трения] — Как водичка? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] Я никогда еще не встречал девчонки, которая потеряла бы родителей и которую бы воспитывал отчим. Не знаю, что на меня по приезде нашло, почему обаяние, которому я поддался при первой встрече, не подействовало на меня сразу.

[Филипп Джиан Трения] Если кто любит девчонок немного замкнутых и грустных, она — то, что надо. Если вам не нравятся загорелые куклы, улыбающиеся с утра до вечера, если вам не нужно снимать клип с попками в стрингах, если вам по вкусу что‑нибудь оригинальное, странное, будоражащее и необычное — не проходите мимо.

[Филипп Джиан Трения] Ютта — та совсем не будоражит. Сначала мне казалось, что будоражит, но потом я понял, что нет. Совсем наоборот. С. Юттой даже двенадцатилетний ребенок мог бы угадать все ее хитрости, предсказать каждый шаг и перемену настроения — вплоть до желания чихнуть. Так что у нас вконец отношения разладились. После той сцены со сковородкой, совсем недавней, вряд ли можно что‑нибудь поправить.

[Филипп Джиан Трения] — Но ты же с ней живешь? — спросила Цецилия.

[Филипп Джиан Трения] — Да вроде как, только долго мы, кажется, не протянем. Впрочем, кто его знает.

[Филипп Джиан Трения] — Ну да, конечно. Жить вместе нелегко. Я понимаю.

[Филипп Джиан Трения] Мы стали карабкаться на темные громады скал и старались сказать друг другу что‑нибудь приятное. Так мы добрались до устья речки, которую теснил прилив. Пришлось вернуться.

[Филипп Джиан Трения] Цецилии было двадцать четыре года, на два года больше, чем мне, но она еще не пробовала ни с кем жить вместе.

[Филипп Джиан Трения] — Наверно, я еще не готова. Так мне кажется. В душе не готова. Да и подходящего случая не было. И вообще это ничего не решает.

[Филипп Джиан Трения] — Тут я тебе не советчик. Наверно, не для каждой ситуации существуют решения. Не могу ничего сказать, прости.

[Филипп Джиан Трения] — Я как‑то не верю в это. Не верю и не хочу себя принуждать.

[Филипп Джиан Трения] Честно говоря, вокруг нас не так много людей, у которых мы могли бы поучиться. Я лично никого не знаю, с кого можно было бы брать пример в этом смысле. Может, просто не повезло. Но факт остается фактом.

[Филипп Джиан Трения] Увидев лицо Цецилии, я понял, что лучше нам поговорить о чем‑нибудь другом. Я сказал, что хотел бы снова с ней встретиться. И в ответ услышал:

[Филипп Джиан Трения] — Для чего?

[Филипп Джиан Трения] Она смотрела в сторону. И произнесла это таким тоном, что я растерялся: я вовсе не собирался пропускать между нами электрический разряд. Мое предложение встретиться было совершенно дружеским. Ничего такого я не имел в виду.

[Филипп Джиан Трения] — Необязательно, чтобы было для чего. Почему бы просто так не встретиться?

[Филипп Джиан Трения] Мы снова присели, чтобы подумать. Стали слушать шум прибоя. По ее мнению, у меня не должно было быть проблем с девчонками. Так на что она мне сдалась? Зачем я ей мозги пудрю?

[Филипп Джиан Трения] Я дал буре утихнуть. Когда тебя воспитала женщина, то в этом есть хоть один плюс: умеешь обходить самые банальные ловушки. Я целиком сконцентрировался На запахе йода, который заполнял мои легкие, убрал за ухо прядь, чтобы не подпалить, и закурил сигарету.

[Филипп Джиан Трения] Наконец она сменила тему:

[Филипп Джиан Трения] — Искупаемся?

[Филипп Джиан Трения] — Ты ошибаешься, — сказал я. — Я не то, что ты думаешь. Я совсем не похож на то, что ты себе представляешь.

[Филипп Джиан Трения] Я и сам не слишком понимал, что значат мои слова, но постарался произнести их как можно убедительней. У меня было впечатление, что я на работе и позирую перед объективом.

[Филипп Джиан Трения] — Так ты идешь купаться?

[Филипп Джиан Трения] — Купаться? Шутишь?

[Филипп Джиан Трения] Она начала раздеваться.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, с ума сошла? — хмыкнул я. — У тебя с головой все в порядке?

[Филипп Джиан Трения] Океан был совершенно черный. Такой черноты я не видывал в жизни. Он был огромный и страшный и такой холодный, что стыло все внутри. А она скинула с себя одежку и осталась совсем голая, а кругом тьма, ноябрь, — да еще и нырять собралась. Я так и сидел, разинув рот. Соски у нее были красные. Точно кто‑то их долго тер или щипал. Я почувствовал, что упал в ее глазах. Понял, что она потеряла ко мне всякий интерес. И все равно я решил не купаться. Во‑первых, я плохо плаваю. Кроме того, водная стихия никогда особо меня не привлекала.

[Филипп Джиан Трения] Я смотрел, как она идет к океану, и думал: может, мне надо вскочить и остановить ее? Я не знал, что делать. Бежать за ней, точно сторожевой пес? Глупее не придумаешь. Я хорошо понимал, что с ней происходит. У меня тоже такое бывало, когда кажется, что уже не выпутаешься, что карабкаешься наверх по осыпи. Впрочем, именно это мне в ней и нравилось. Как будто мы сто лет знакомы.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда я почти уверился, что она утонула, я отправился звать на помощь.

[Филипп Джиан Трения] Они стали уговаривать меня успокоиться, отдышаться.

[Филипп Джиан Трения] Роже призвал в свидетели всех присутствующих:

[Филипп Джиан Трения] — Ну, что я вам говорил? Ведь я вам говорил!

[Филипп Джиан Трения] Все бросились разыскивать свои пальто, поднялась суматоха, меня в который раз просили рассказать, как именно все было. Языки у них ворочались плохо. Некоторым даже не удавалось извлечь свое тело из кресла, и они только качали головой в полном обалдении.

[Филипп Джиан Трения] До меня доносилось:

[Филипп Джиан Трения] — И что только у них в башке творится?

[Филипп Джиан Трения] — Блин, этого только не хватало.

[Филипп Джиан Трения] — Надо вызвать спасателей. Ведь это их работа?

[Филипп Джиан Трения] Роже вернулся в комнату, схватил телефон. В ожидании, пока кто‑нибудь из спасателей продерет глаза, он смотрел на меня с ненавистью. Мать подошла и встала рядом со мной. Тогда он немного смягчился. Волосы у матери были в беспорядке, она вся была расслабленная, потная. Думаю, Роже ничего бы уже не светило в тот вечер, если бы он в меня вцепился. Должно быть, он подумал о том же.

[Филипп Джиан Трения] Наконец, разыскав в гараже два фонаря и ракеты, оставшиеся еще от Четырнадцатого июля, — они могли пригодиться, чтобы хоть капельку осветить океан, — мы двинулись в путь. Нас было человек пять‑шесть мужчин. Женщин Роже уговорил остаться: пусть лучше дозваниваются куда надо, нечего шляться по берегу и искать приключений па свою задницу, когда в этом нет особой необходимости, простудятся еще. Мы с Роже сели вперед, остальные, ворча, кое‑как утрамбовались на заднем сиденье. Трогаясь, он бросил на меня свирепый взгляд. Потом выжал сцепление.

[Филипп Джиан Трения] — Дети — это огромная ответственность, — процедил он, растянув губы в нехорошей улыбке. — Колоссальная ответственность, черт подери…

[Филипп Джиан Трения] Я не собирался спорить с этим кретином. Но по его тону, по тому вызову, который постоянно звучал в его голосе, когда он обращался ко мне, я мог догадаться, что его дела с моей матерью идут на лад, и мысленно проклинал ее. Готов был задушить собственными руками.

[Филипп Джиан Трения] Роже остановился у пивной с опущенными до весны металлическими шторами. Все вышли из машины и отправились на берег. Я привел их к месту, где кучкой лежала одежда Цецилии. Какой‑то тип отошел в кусты и начал блевать, делая нам знаки рукой, что, мол, ничего, все в порядке. Потом мы пошли к океану, и Роже стал кричать «Цецилия», сложив ладони рупором. Мы тоже начали орать и звать ее, обращаясь в темноту. Перед нами была как будто черная стена.

[Филипп Джиан Трения] — Я знаю, где можно взять лодку, — объявил Роже. — Без лодки не обойтись.

[Филипп Джиан Трения] Мы бросились за ним к машине, он достал ручку домкрата, и мы побежали мимо прибрежных домов. Двое остались около машины, чтобы разобраться с ракетами.

[Филипп Джиан Трения] Вскоре одна из них взлетела в небо, как стрела, оперенная огненными искрами. Роже в этот момент как раз справился с замком. Мы обернулись и посмотрели на пустой океан. Роже поднял железную штору. За ней оказалась даже не лодка, а маленькая шлюпка. Мы взвалили ее себе на плечи и вернулись на берег.

[Филипп Джиан Трения] Новоиспеченные пиротехники старательно решетили небо свистящими снарядами. Они придумали, как их зажигать — с помощью сигары, и были страшно довольны. Но океан оставался пуст и безмолвен, и было непонятно, что делать. Человек, который блевал, был белее полотна. Что до остальных, то больших козлов я в жизни не встречал.

[Филипп Джиан Трения] Не спрашивая моего согласия, Роже усадил меня с собой в лодку. Другие остались прохлаждаться на пляже.

[Филипп Джиан Трения] — Для начала садись на весла, — велел он мне. — Садись на эти хреновы весла.

[Филипп Джиан Трения] Ветер растрепал ему волосы, обнажив лысину и подняв, точно обрывок тряпицы, прядь, обычно приклеенную ко лбу. Казалось, это нисколько его не смущало. Ему было глубоко наплевать на то, что я о нем подумаю, на меня самого и на мою дремучую шевелюру, ведь мы были с ним вдвоем и такие мелочи не имели никакого значения.

[Филипп Джиан Трения] — Мужик ты или нет? — добавил он, направив мне фонарь прямо в лицо.

[Филипп Джиан Трения] Это его рассмешило. Я налег на весла, и мы отчалили.

[Филипп Джиан Трения] — Вот видишь, чем все может кончиться? — продолжал он. — Видишь, что бывает, когда переходишь границы?

[Филипп Джиан Трения] — Можете дать мне фонарь? — спросил я. Он посветил направо‑налево, потом скроил гримасу:

[Филипп Джиан Трения] — Да на кой тебе фонарь? Чего ты будешь с ним делать?

[Филипп Джиан Трения] Я понял, что он пьяней, чем кажется. Он был совершенно пунцовый, а глаза блестели, как лак для ногтей. Я продолжал грести наугад, решив не связываться. Мне было жарко, и при этом все тело заледенело. Роже сидел, склонившись вперед, поигрывая фонарем, и время от времени небрежно светил на поверхность воды. Потом снова направил луч мне в лицо, чтобы посмотреть, как я отреагирую. В общем, ему просто нравилось меня дразнить, как дразнят собаку за забором.

[Филипп Джиан Трения] — Вам нетрудно было бы перестать на минутку? — осведомился я. — По‑моему, мы здесь не для этого.

[Филипп Джиан Трения] Он наклонился ко мне:

[Филипп Джиан Трения] — Не для этого, говоришь? Ты что, издеваешься?

[Филипп Джиан Трения] — Послушайте, мы, вообще‑то говоря, ищем вашу дочь. Припоминаете?

[Филипп Джиан Трения] — Мою дочь? Какую еще дочь? У меня нет дочери.

[Филипп Джиан Трения] Я повернул направо. Берег показался мне очень далеким.

[Филипп Джиан Трения] — Если б это была моя дочь, мы бы тут не торчали, — добавил он. — Уж можешь не сомневаться. У этой не все дома, как и у ее мамаши.

[Филипп Джиан Трения] — Будем надеяться, что она вас слышит, — сказал я. — И ничего не упустила из сказанного.

[Филипп Джиан Трения] — Да ладно! Думаешь, я по ней скучать буду? Полагаешь, нам делать нечего, только скучать по вас? Да мне от нее ни днем, ни ночью покоя нет, и так много лет подряд. Ни дня покоя! С самого начала одни неприятности. Так с чего я теперь буду слезы лить?

[Филипп Джиан Трения] Несмотря на свежий воздух, мне казалось, что до меня долетает его зловонное дыхание. На нас спикировала чайка, потом снова взмыла в воздух.

[Филипп Джиан Трения] — Но ведь существует хоть что‑то человеческое… — заметил я.

[Филипп Джиан Трения] — Мы и делаем человеческое: ищем ее на лодке. А большего вы не заслуживаете.

[Филипп Джиан Трения] Редкий говнюк. Впрочем, таких немало, чему тут удивляться? Бедняжка Цецилия, прожила всю жизнь с этаким экземпляром. И он еще спит с моей матерью! Если уж она дошла до такого, значит, дело плохо. Похоже, совсем докатилась.

[Филипп Джиан Трения] — Знаю я, о чем ты думаешь, — сказал он. — Именно сейчас. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

[Филипп Джиан Трения] — Все может быть, — сказал я. — Только у вас телефон звонит.

[Филипп Джиан Трения] Он стал рыться в карманах, не спуская с меня глаз.

[Филипп Джиан Трения] — Не советую тебе доставать нас. Нас с твоей матерью. Это так, дружеский совет. Не лезь. Потому что я знаю, о чем ты думаешь.

[Филипп Джиан Трения] Телефон звонить перестал, зато загудела машина. Я повернулся к берегу, усеянному бледными огоньками, очерченному узкой полоской сероватой пены.

[Филипп Джиан Трения] — Мне можно испортить жизнь один раз, но я не дам испортить ее дважды, — заявил он.

[Филипп Джиан Трения] Я пытался разглядеть, что происходит на берегу, и угадать, где мы оставили машину. Его это нимало не интересовало.

[Филипп Джиан Трения] — Думаешь, она твоя собственность? Эй, мудила?

[Филипп Джиан Трения] Я повернулся к нему. Слюной он еще не брызгал, но все к тому шло. Он явно собирался выместить на мне накопившиеся обиды. Видно, дожил до того возраста, когда ищут виноватых. И надо же было мне попасться ему под руку!

[Филипп Джиан Трения] Я пристально смотрел на него и молчал, а сам тем временем приналег на весла, направляя лодку к берегу. Там запустили еще одну ракету. Она взлетела зигзагами и на мгновение замерла над нашими головами.

[Филипп Джиан Трения] — Я, по‑твоему, буду все это терпеть?

[Филипп Джиан Трения] — Понятия не имею. Мне‑то какое дело?

[Филипп Джиан Трения] Он попытался пнуть меня ногой, но был слишком пьян, к тому же сидел далеко, в глубине лодки. Я тоже держался настороже, поэтому удар, медленный и вялый, не достиг цели. Я вскочил на ноги, подняв весло для обороны.

[Филипп Джиан Трения] — Ну же, — промямлил он. — Только попробуй!

[Филипп Джиан Трения] Наверно, я был недостаточно зол. Во всяком случае, не настолько, чтобы раскроить ему веслом череп. Однажды я размозжил башку Ольгиной собаке, когда она взбесилась и попыталась перегрызть мне горло. Так что я знаю, как это бывает. Приятного мало. В общем, я сел.

[Филипп Джиан Трения] — Ну что, мудозвон, кишка тонка? А хочется, правда? Ты ведь знаешь, о чем я? А, мудозвон?

[Филипп Джиан Трения] Я почувствовал удар в живот. Мы подплывали к берегу, я видел людей, их черные фигуры. Они шли по песку, спотыкаясь, похожие на корабельную команду, только что сошедшую на берег после качки. А я сидел, согнувшись пополам, под пристальным взглядом Роже, который посмеивался, довольный собой. Если бы он ударил меня, когда я замахнулся на него веслом, произошла бы гнусная сцена. И мать потом носила бы мне апельсины.

[Филипп Джиан Трения] Он попытался меня схватить, когда я вылезал из лодки. Я выпрыгнул и оказался почти по колено в ледяной воде.

[Филипп Джиан Трения] Я смотрел на его рот, когда он произносил:

[Филипп Джиан Трения] — Ну что, понравилось?

[Филипп Джиан Трения] Это была какая‑то отвратительная резина, которая растягивалась во все стороны, живой шланг. Жуткая наркотическая галлюцинация, я был словно загипнотизирован, впал в столбняк. Он схватил меня за рукав. Я отпихнул его. Кто‑то сказал нам, что Цецилия пошла домой. Но он никого не слушал, он смотрел на меня не моргая, и его прядь плескалась на ветру.

[Филипп Джиан Трения] — Не держи меня за идиота, — выдавил он наконец.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда мы вернулись, все молчали. Цецилия стояла посреди слабо освещенной комнаты, с еще мокрыми волосами, прямая и напряженная.

[Филипп Джиан Трения] На обратном пути Роже не разжимал губ, и я на всякий случай пристегнулся. Он будто специально норовил не вписаться в крутые повороты, а то вдруг на полной скорости наезжал на тротуар. Два часа ночи, на улицах ни души, слышался только визг шин. В домах и садах было темно и пусто, изгороди дрожали под порывами ветра. Мужики на заднем сиденье ржали, вспоминая, как выходила из воды Цецилия, какая у нее была маленькая синяя попка и маленькие замерзшие грудки и какое у нее красивое тело, хоть и продрогшее насквозь.

[Филипп Джиан Трения] Роже пошел прямо на нее.

[Филипп Джиан Трения] — Все хорошо, ребята, все хорошо, — вступилась Ольга, которая, как обычно, куда‑то подевала свои туфли и теперь, тоже как обычно, вступилась за слабого. Тем более что слабой оказалась женщина. Когда‑то она вступалась за меня: родители ругались в соседней комнате, а я прибегал к ней и зарывался в ее юбки.

[Филипп Джиан Трения] Мать кусала губы. Кто‑то протянул стакан, но Роже прошел мимо, не заметив. На женщину, которая предложила растереть Цецилию одеколоном, он даже не взглянул.

[Филипп Джиан Трения] Он молча подошел к девушке и схватил ее за руку. Мертвой хваткой. Она не издала ни звука и попыталась вырваться. Он тянул ее к лестнице. В общем, вы видели такие сцены тысячу раз.

[Филипп Джиан Трения] — Пусть сами разбираются, — предложил хлыщ с седыми висками, пока Роже, выламывая руку Цецилии, волок ее к лестнице. — Знаете, опыт подсказывает, что лучше не вмешиваться.

[Филипп Джиан Трения] — Тогда пойдите и сядьте, — сказал я. — Я на этот счет другого мнения. Сядьте, чего стоять?

[Филипп Джиан Трения] Сколько Цецилия ни упиралась, Роже все же заволок ее на лестницу, втолкнул в комнату и вошел следом. Все затаили дыхание и напряженно слушали. Я посмотрел на мать, но она опустила глаза.

[Филипп Джиан Трения] Я стал беспокоиться и сказал громко:

[Филипп Джиан Трения] — Э, да что там происходит? — потом обернулся ко всем: — Пойдемте посмотрим.

[Филипп Джиан Трения] — Посмотрим на что? — ответила полная дама с сильно подтянутым лицом. Она, точно сарделька в кожуру, была втиснута в платье с блестками. Бретелька лифчика съехала у нее с плеча, и дама, не дожидаясь моего ответа, поправила ее и устремилась к бутылкам.

[Филипп Джиан Трения] Ничтожные старые придурки! Никто из них даже мизинцем не шевельнул, чтобы остановить такого же кретина, как они, который в пьяном угаре собирался злоупотребить родительскими правами. Я чувствовал их недобрые флюиды, настойчивое желание показать мне, что я по другую сторону баррикад. Тогда на кой черт они нас родили и с какой стати мы должны их жалеть?

[Филипп Джиан Трения] В общем, я пошел наверх один. Потому что нас с Цецилией кое‑что связывало, и это кое‑что не всем дано понять — впрочем, долго рассказывать. Короче, полез я на второй этаж.

[Филипп Джиан Трения] Роже в этот момент как раз вышел. Он хлопнул дверью и запер комнату на ключ. Прямо Средние века. Только в трагикомическом варианте.

[Филипп Джиан Трения] — Так хоть тихо будет, — объявил он, спускаясь. — Наконец‑то нас оставят в покое.

[Филипп Джиан Трения] Он прошел мимо меня не глядя, как будто меня не было вовсе, и, потирая руки, продемонстрировал остальным удовлетворенную улыбку.

[Филипп Джиан Трения] Кто‑то снова включил музыку. Роже принялся рассказывать о недавних приключениях под возгласы всеобщего одобрения, относившегося к тому, как ловко он справился с ситуацией. Мать тем временем подошла ко мне, вид у нее был удрученный. Я не успел понять, собиралась ли она мне что‑то сказать, потому что первый перешел в наступление:

[Филипп Джиан Трения] — С кем ты связалась? Неужели лучше не могла найти?

[Филипп Джиан Трения] Я поймал на себе несколько враждебных взглядов, но мне было плевать. Общество перешло в другую комнату. Мать побледнела, отвернулась и пошла за ними.

[Филипп Джиан Трения] — Прими мои поздравления. Извини, что запоздалые, — бросил я ей вдогонку, но она сделала вид, что не слышит.

[Филипп Джиан Трения] — Остановись, — шепнула подошедшая Ольга. — Не порти ей кайф.

[Филипп Джиан Трения] — Что ты сказала? Не расслышал, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, будь умницей, ладно? Не заводись.

[Филипп Джиан Трения] — Ну конечно. О чем речь! Я сделаю все, о чем ты просишь. Не беспокойся, иди к своим друзьям.

[Филипп Джиан Трения] — Каким же ты иногда бываешь гадким! Ты что, не понимаешь, что твоей матери это нужно? Ну ты что, совсем тупой?

[Филипп Джиан Трения] — Нужно, говоришь? Да, именно этого ей и не хватало. Лучшего экземпляра просто не найти.

[Филипп Джиан Трения] — Судить легко. Судить как раз легче всего.

[Филипп Джиан Трения] Знаю я эту Ольгину песенку про сорокалетних женщин, про то, как трудно они переносят одиночество. За последние годы она мне все уши прожужжала со своими сорокалетними женщинами. С их тревогой, тоской, заскоками, которые надо прощать, потому как они соразмерны их отчаянию. Перевод: не мешайте мне трахаться с этим козлом, ведь не каждый день представляется такая возможность. Знаем, слышали!

[Филипп Джиан Трения] — По сути дела, ты думаешь только о себе, — не унималась она. — Ты фантастически, устрашающе эгоистичен. Больше мне добавить нечего.

[Филипп Джиан Трения] — Да, ты немногословна, — парировал я. — С трудом тебя узнаю.

[Филипп Джиан Трения] Я удостоился очередного сердитого взгляда. С того момента, как село солнце, я их насобирал целую коллекцию, можно сделать из них ожерелье до пупа. Ольга пошла к остальным. Я умудрился в течение одной минуты потерять единственных двух союзниц, на которых можно было рассчитывать в этом доме.

[Филипп Джиан Трения] Чувак в розовато‑оранжевом спортивном свитере от Ральфа Лорена попробовал переменить тактику.

[Филипп Джиан Трения] — Пошли лучше выпьем с нами, — позвал он. — Не лезь в бутылку.

[Филипп Джиан Трения] — Во что не лезть? — сморщился я.

[Филипп Джиан Трения] — Да ни во что, — вздохнул он озадаченно. — Руководствуйся разумом.

[Филипп Джиан Трения] —  Чем‑чем я должен руководствоваться?

[Филипп Джиан Трения] Как только он от меня отстал, я поднялся наверх к Цецилии.

[Филипп Джиан Трения] Само собой, дело было не только в Цецилии, а вообще. Один раз я и сам запер Ютту в ванной: она устроила истерику и собиралась вырвать у меня из рук телефон, когда я спокойно говорил с матерью, — и ничего, не умерла. Дело вообще во всем. Какая‑то пелена окутывает порой мое сознание, и сквозь нее пробивается только ярость, а откуда эта ярость берется, мне на это глубоко начхать. Просто время от времени я чувствую, что больше не могу, и меня охватывает неодолимое желание послать все к чертям и раздолбать все, что вокруг меня. Впрочем, должен признать, ни к чему хорошему это ни разу не привело, и после бывали одни неприятности. Я уж не говорю о том, что у меня ни с кем нет нормальных отношений, вокруг какая‑то пустота, потому что у меня репутация парня с проблемами. Но я не могу ничего изменить.

[Филипп Джиан Трения] Короче, я остановился перед дверью. Маленькое окошко на лестнице выходило в сад, и я заметил пальму, которую тряс в темноте ветер. Тут меня самого затрясло. Я отошел и с размаху пнул ногой дверь, туда, где замок.

[Филипп Джиан Трения] Грохот от удара был страшный, точно гром в горах, но дверь осталась на месте. Я сжал челюсти и встал в исходную позицию, готовясь ко второму удару. В этот момент на меня все и набросились.

[Филипп Джиан Трения] Меня схватили и едва ли не донесли до первого этажа, так что ноги мои почти не касались ступенек. Говорили, что я взбесился, что я всех уже задолбал, что в меня бес вселился.

[Филипп Джиан Трения] Я тоже сказал им, что я о них думаю, и меня заперли в гараже.

[Филипп Джиан Трения] Тогда я начал все крушить. Я срывал полки и переворачивал тумбочки со всяким хламом, расколотил о бетонный пол круглый столик, разбил вдребезги иллюминатор стиральной машины, клюшкой для гольфа измолотил сушилку, запустил в решетку окна дрель и наконец схватил молоток, собираясь разворотить механизм автоматической двери. Тут за моей спиной раздался голос матери:

[Филипп Джиан Трения] — Прекрати немедленно. Поехали отсюда.

[Филипп Джиан Трения] Она стояла белая как полотно, обхватив себя за голые плечи, будто на ледяном ветру.

[Филипп Джиан Трения] В проеме двери, прижавшись лбом к притолоке, замер Роже и блуждающим взглядом обводил учиненный мной беспорядок. Потом он сказал сокрушенно:

[Филипп Джиан Трения] — Послушай. Я не хотел. Вырвалось.

[Филипп Джиан Трения] Мать повернулась к нему спиной и даже бровью не повела.

[Филипп Джиан Трения] Он продолжал:

[Филипп Джиан Трения] — Ну хорошо. Послушай. Я извиняюсь. Тебе что, недостаточно того, что я извиняюсь?

[Филипп Джиан Трения] — Что случилось? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] — Решительно ничего, — мгновенно ответила мать. — Ничего не случилось. Просто мы уезжаем.

[Филипп Джиан Трения] — Ну не злись, — продолжал уговаривать Роже.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Я понял, что он ее оскорбил. И что на ногах она стоит плохо не только потому, что пьяна. И если он еще не набросился на меня с кулаками и молча взирает на то, что я натворил в его гараже, и с ним до сих пор не случился припадок, то это значит, что с матерью он хватил через край.

[Филипп Джиан Трения] — Ну так что, ты готов? Поехали, — повторила она, направляясь к выходу.

[Филипп Джиан Трения] Я последовал за ней.

[Филипп Джиан Трения] — Уйди с моей дороги, — приказала она Роже.

[Филипп Джиан Трения] Он смотрел на нее несколько мгновений, потом посторонился и сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Ты погляди, что он натворил. И я молчу.

[Филипп Джиан Трения] — Вот и молчи, — прошипела она ему в лицо. — Тебе лучше вообще не открывать рот.

[Филипп Джиан Трения] — Что он тебе сказал? — спросил я. — Я могу это знать?

[Филипп Джиан Трения] — Какая разница, что он ей сказал? — вздохнув, произнесла Ольга с заднего сиденья. — Долго ты еще собираешься мусолить эту историю?

[Филипп Джиан Трения] Я посмотрел на нее в зеркало. Стянув на груди ворот пальто, она одним духом опорожнила 50‑граммовую бутылочку джина, которую вытащила из сумки.

[Филипп Джиан Трения] * * *

[Филипп Джиан Трения] — Дорогая, — возразил я, — нет в саду никакой кобры.

[Филипп Джиан Трения] — Ты так считаешь? А что же тогда это было?

[Филипп Джиан Трения] — Ты хоть знаешь, как кобра выглядит?

[Филипп Джиан Трения] — Она мне брызнула ядом в глаза. Тебе этого недостаточно?

[Филипп Джиан Трения] Я успел поговорить с Борисом. Она попросила его срочно приехать, и он прописал ей кортизон. Он подозревал, что на самом деле это был какой‑нибудь острый изогнутый стебель или еще что‑нибудь в этом роде — в общем, что‑то растительное.

[Филипп Джиан Трения] — Я села на землю, все вокруг потемнело. Я как будто ослепла. Я вообще перестала видеть. Во всяком случае, это точно был не уж.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, в сущности, абсолютно не важно, что это было, — заметил я, подбирая свою сумку. — Главное, что теперь ты видишь.

[Филипп Джиан Трения] Я прошел дом насквозь и вошел к себе в комнату. Запер сумку в платяной шкаф. Обернувшись, увидел, как Соня ловким движением ставит в вазу три ириса. Она в десятый раз принялась рассказывать свою историю.

[Филипп Джиан Трения] — Клянусь тебе, там что‑то было, — не унималась она.

[Филипп Джиан Трения] — Что‑то, но не кобра, успокойся. Мы ведь не в джунглях живем. Мы в центре жилого квартала, здесь бьют фонтаны, на улицах фонари, тротуары асфальтированные и вообще есть все, что надо. Разве нет? Так объясни, откуда тут может взяться кобра? Сама подумай.

[Филипп Джиан Трения] Я пошел на кухню, натягивая по дороге тенниску. Взял бутылочку перье, уселся на табурет и стал смотреть в сад.

[Филипп Джиан Трения] — Тебе не нужно самой заниматься садом, — сказал я. — Найди кого‑нибудь.

[Филипп Джиан Трения] — Ты думаешь, я с ума сошла? — вздохнула она, облокотившись на прозрачный стол, блестевший как зеркало; в вазе стояло несколько свежесрезанных тюльпанов, принесенных сюда этой суперзаботливой хозяйкой. — Значит, ты считаешь, что я все придумала? Но ведь что‑то же проскользнуло у меня между ногами, нравится тебе это или нет. И это что‑то плюнуло ядом мне в лицо.

[Филипп Джиан Трения] Солнце медленно садилось, поджигая макушки деревьев, и золотило листву сада, а над открытыми дверями и окнами струился жар. У меня был тяжелый день, очень нервный, и мне не хотелось обсуждать с Соней историю про ядовитого змея.

[Филипп Джиан Трения] — Ну а как вообще? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] Я встал и не торопясь пошел на лужайку у бассейна, где стояли шезлонги. Сел в тот, что был повернут в сторону сада, который Соня вот уже два дня очищала от зарослей. Я не очень понимал, зачем это нужно, на мой взгляд, сад и так был достаточно большой. Однако работа продвигалась, и сквозь просвет уже виднелся океан. Правда, о нем сложно было что‑нибудь сказать, кроме того, что у нас теперь есть вид на море. Я откинул голову на мягкую спинку и закрыл глаза.

[Филипп Джиан Трения] — Я звонила тебе, но ты не брал трубку, — услышал я, когда поднялся. — Мне было так плохо… И потом, я безумно испугалась. Хоть это ты можешь понять? Я была просто в панике.

[Филипп Джиан Трения] — Я не мог ответить.

[Филипп Джиан Трения] — У меня было чувство, что ты меня бросил. Да‑да, именно бросил.

[Филипп Джиан Трения] — Извини, но я действительно был очень занят.

[Филипп Джиан Трения] На ней был коротенький сарафан из легкой ткани с пуговицами спереди. Он ей очень шел и подчеркивал линии тела. Обычно она позировала для рекламы знаменитой марки женского белья. Мало кто подошел бы для этого лучше. А сейчас она была на восьмом месяце. Она сделала себе стрижку каре, которая мне очень нравилась. Но в постель мы уже некоторое время вместе не ложились.

[Филипп Джиан Трения] — А почему ты не мог взять трубку? Ты был с женщиной?

[Филипп Джиан Трения] — Насколько я помню, нет.

[Филипп Джиан Трения] Мы замолчали, погруженные каждый в свои мысли, и с неба на нас лился библейский свет.

[Филипп Джиан Трения] — А если бы был, то сказал бы мне?

[Филипп Джиан Трения] — Думаю, да, сказал бы.

[Филипп Джиан Трения] — Но ты в этом не уверен.

[Филипп Джиан Трения] — Пожалуй. Не уверен.

[Филипп Джиан Трения] Я встал, чтобы закончить разговор — насколько это было возможно.

[Филипп Джиан Трения] Тут появился Борис, и атмосфера разрядилась. Он пришел узнать, как Соня, сказал, что не стоит его благодарить, что это совершенно естественно и что ему надо со мной поговорить наедине: возникла кое‑какая проблема, не найдется ли у меня минутки.

[Филипп Джиан Трения] Я ответил, что найдется, и повел его к Соне. Она была занята тем, что с напряженным вниманием рассматривала собственные ноги — эти ноги всю осень красовались на рекламных щитах и в журналах, и она боялась, как бы они не потеряли товарный вид. Когда мы подошли, она подняла на нас удовлетворенный взгляд. И я подумал, что из тупика нам не выйти, жребий брошен раз и навсегда — и не в ногах дело, а вообще, и меня охватила тоска по невозможному, ощущение, что ничего уже не поправишь, что тиски сжимаются.

[Филипп Джиан Трения] Борис склонился к ней, посмотрел в глаза, и мне пришла в голову мысль, что, возможно, он тоже фигурирует в ее любовном списке. Они знали друг друга давно, задолго до того, как она обратила на меня внимание. Он приходил к нам как к себе домой, брал у меня слушать диски, купался в бассейне, если вечер был жаркий. Однажды, когда он обрабатывал мне рану у себя в кабинете — я упал с высоты нескольких метров и повредил руку, — он заявил, что я классный парень и что он рад за Соню, потому что таких, как я, не каждый день встретишь. Это несколько компенсировало тот факт, что я неизвестно откуда взялся, и решительно меняло дело. Так в возрасте тридцати двух лет я женился на самой красивой девушке в городе, да еще с благословения всех ее друзей.

[Филипп Джиан Трения] Я подлил себе джина в стакан с перье, потому что солнце уже спряталось за деревья, и пошел к ним. Борис сказал, что все теперь в порядке и беспокоиться не о чем.

[Филипп Джиан Трения] Соня поспешила его заверить, что я и не думал беспокоиться, а совсем даже наоборот, старался ее убедить, будто вся эта история ей померещилась. Я улыбнулся, давая понять, что бессилен перед таким напором раздражения и считаю бессмысленным восстанавливать истину. Она вздохнула.

[Филипп Джиан Трения] Когда я провожал Бориса, он начал мяться.

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, — сказал он, — я не буду ходить вокруг да около. Я тебе прямо скажу.

[Филипп Джиан Трения] Судя по всему, он ждал моей реакции. Я уже приготовился открыть дверь — на тот случай, если он намерен мямлить час. Борис покусал губу.

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, ты не мог бы дать мне отсрочку? — проговорил он.

[Филипп Джиан Трения] Я внимательно посмотрел на него.

[Филипп Джиан Трения] — Мне надо еще немного времени, — добавил он.

[Филипп Джиан Трения] — Ну хоть не очень много, надеюсь? — ответил я.

[Филипп Джиан Трения] Когда он ушел, Соня снова перешла в наступление. А если точнее, я застал ее за проверкой содержимого моих карманов.

[Филипп Джиан Трения] — Что ты ищешь? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] Она нимало не смутилась и сказала, что когда‑нибудь все совершают ошибки и не надо делать из нее идиотку.

[Филипп Джиан Трения] — Я хоть ее знаю? — не унималась она. — Ты что, хочешь мне отомстить?

[Филипп Джиан Трения] Я рассеянно глядел на красноватые отблески, окрасившие сад, на блики воды в бассейне, на двадцать квадратных сантиметров океана, зажатых между изгородью и листвой, в проеме, который Соня успела выстричь секатором, прежде чем на нее набросилась злобная кобра.

[Филипп Джиан Трения] — Я что, похож на ядовитую змею? Так ты меня воспринимаешь? Да что с тобой, в конце концов?

[Филипп Джиан Трения] — Мне было очень плохо, а ты не брал трубку. Где ты был? Я имею право знать, где ты был. Мне казалось, у меня голова вот‑вот лопнет. В сущности, я тебя совсем не знаю. Я не могла думать ни о чем другом. Все пыталась понять, кто ты на самом деле.

[Филипп Джиан Трения] — Я был на работе. Как и все. И давай к этому не возвращаться. У меня было собрание представителей.

[Филипп Джиан Трения] Я принес бокалы: вечер, похоже, обещал быть нелегким. С Соней я никогда не знал, к чему готовиться, ее реакции были непредсказуемы. Настолько непредсказуемы, что в выяснении отношений мы не продвинулись ни на шаг. Она утверждала, что ее реакции непонятны ей самой и она ничего не может с этим поделать. А мне было безумно скучно.

[Филипп Джиан Трения] — Я стараюсь изо всех сил, — сказал я, протягивая ей бокал. — Но не все получается сразу. Тут ведь нет точного рецепта.

[Филипп Джиан Трения] — Посмотри, на какую жизнь ты меня обрекаешь! Ты ко мне совершенно равнодушен! Долго еще это будет продолжаться?

[Филипп Джиан Трения] —  На какую жизнь я тебя обрекаю'? Кто тебе не дает делать, что хочется? Я что, слежу за тобой? На какую жизнь я тебя обрекаю! Разве я нарушил хоть что‑нибудь в твоих привычках? Или мешаю встречаться, с кем тебе заблагорассудится? Может, я плохо расслышал? На что же я тебя обрекаю?

[Филипп Джиан Трения] Я взял свой бокал и пошел в сад. Тучи воробьев порхали в жарких сумерках. Я сам не понимал, какие чувства испытываю к Соне, настолько все запуталось. Даже если я специально начинал над этим думать, ничего не прояснялось. И говорить нам с ней было не о чем. Дошло до того, что я переселился в комнату для гостей. Но почему, ответить не мог. Наверно, чтобы не переливать из пустого в порожнее.

[Филипп Джиан Трения] Я позвонил матери и сказал, что она может зайти за деньгами. Потом мы с ней поболтали немного, пока Соня плавала в бассейне, отрабатывая свою ежедневную норму — тысячу метров.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, у меня с твоим отцом, между прочим, были те же самые проблемы. Совершенно те же самые. Для него тоже такие вещи не имели никакого значения. При этом он клялся, что продолжает испытывать ко мне прежние чувства. Самое интересное, что, скорее всего, это была правда.

[Филипп Джиан Трения] — А ты, твои чувства?

[Филипп Джиан Трения] — Вот именно. А потом они хлопают глазами. Ничего не могут понять. Твой отец был уверен, что у меня появился любовник. Ничего другого он просто представить себе не мог.

[Филипп Джиан Трения] Я наблюдал за Соней. Она сделала мне знак присоединиться к ней, точно пришло время нам помириться, а я выступал в роли провинившегося. Я закончил разговор с матерью, которая в очередной раз напомнила, что мы с Соней все‑таки выдержали среднеарифметические три года.

[Филипп Джиан Трения] — Сейчас такие времена, надо было жениться на одноногой, — съязвила она. Я не смог сдержать улыбку.

[Филипп Джиан Трения] Мимоходом я включил телевизор. Открыл свой шкаф, взял полиэтиленовый пакет и набил его деньгами. Потом подумал минуту и запихнул в пакет еще пачку: мать говорила, что собирается менять машину, ее развалюха дышит на ладан. Я всячески поддерживал эту затею, потому что мне было страшно за мать: приезжает домой среди ночи, неизвестно откуда, ни тебе подушки безопасности, ни антиблокировки, ни тормозов приличных. Чтобы спать спокойно, я должен был знать, что она защищена толстым слоем железа, тоннами железа. Мать, в конце концов, у нас только одна. Так что я отваливал ей деньги с легким сердцем.

[Филипп Джиан Трения] Я затянул пакет резинкой и положил его в коридоре на журнальный столик, где заряжался телефон «Бэнг‑энд‑Олафсен». Он вдруг заулюлюкал и весь засветился, как фонтан.

[Филипп Джиан Трения] — Это Джоан и Никола, — крикнул я Соне, которая отряхивалась на траве. — Они спрашивают, будем ли мы встречаться сегодня вечером, — продолжал я, прикрыв трубку. — Что мне им ответить? Кажется, они все собрались идти куда‑то.

[Филипп Джиан Трения] Соня перестала вытираться и посмотрела на меня:

[Филипп Джиан Трения] — А ты хочешь?

[Филипп Джиан Трения] — Почему бы нет?

[Филипп Джиан Трения] Я снова приложил трубку к уху. На этот раз там была Джоан. Я улучил момент и спросил, не забыла ли она меня. Она сказала, что ее дилер был найден мертвым у себя в комнате, такой ужас, поэтому приходится искать нового, и на это нужно время. Я напомнил, что сам могу заняться этим, если она хочет, но она сказала, что не надо, что уж если она взялась за дело, то на нее можно положиться. Это, мол, для нее вопрос чести.

[Филипп Джиан Трения] — Вообще‑то, если хочешь знать мое мнение, — добавила она, — я считаю, что Соня сейчас не в самом подходящем для этого состоянии. На твоем месте я бы посоветовала ей немного подождать. Кайф не слишком сочетается с семейными неурядицами. Уж можешь мне поверить. Это был самый жуткий кошмар в моей жизни.

[Филипп Джиан Трения] — Спасибо за совет, Джоан.

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, Соня мне сказала, что вы больше не спите вместе?

[Филипп Джиан Трения] — Вот как? А что еще она тебе сказала?

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, никакие отношения не развиваются гладко. Ты когда‑нибудь слышал, чтобы люди ни разу не поссорились? Так что не пали из пушки по воробьям. Будь современным человеком. Посмотри вокруг. И прояви великодушие.

[Филипп Джиан Трения] — Я подумаю, Джоан. Может, что‑нибудь и придумаю.

[Филипп Джиан Трения] — Да, постарайся придумать что‑нибудь. Я вовсе не говорю, что я на ее стороне. Но что тут можно сделать? Просто надо поменьше выходить на люди пока что. Ты ведь знаешь, как это бывает. Главное, не перегибай палку.

[Филипп Джиан Трения] — Ладно, спасибо за участие, Джоан. Мне уже не терпится продолжить этот разговор при встрече.

[Филипп Джиан Трения] Я посмотрел на Соню, которая мучительно решала, одеваться ей или остаться как есть: может, не стоит пренебрегать таким козырем в сгущающихся сумерках, в ленивой истоме вечера, в коварном аромате растений — чертовы удобрения! — в волнах тепла, поднимающихся от земли? Может быть, сделать ставку на откровенную эротичность нижнего белья, ради которого можно отца с матерью на тот свет отправить? Какое это имеет значение, беременна она или нет? До вечернего выхода, так или иначе, оставалось еще несколько часов.

[Филипп Джиан Трения] Живот у нее был как шар. В конце концов она все же решила застегнуть платье. Несколько дней назад ей снова удалось открыть дверь моей комнаты, и я проснулся оттого, что она уселась на меня верхом. Пришлось взять ее за руку и отвести обратно в спальню. Я сказал ей, что таким способом мы отношений не наладим. Она упала на кровать, задрав ноги, вся лоснящаяся, как устрица, и твердила презрительно: у тебя проблемы. «Как и у всех, — ответил я. — У всех, кого я знаю. Проблемы абсолютно у всех. И у тебя в первую очередь».

[Филипп Джиан Трения] Ее послушать, так ей больше удовольствия доставляло покупать туфли или пить чай с подружкой. Она утверждала, что интересные мужчины попадаются редко, а переспать с кем‑нибудь — ну да, такое случается иногда, но об этом забываешь, еще не успев одеться, и начинаешь думать о чем‑нибудь другом.

[Филипп Джиан Трения] Впрочем, я никогда не дослушивал ее до конца. Если она не отставала, я уходил гулять или запирался в своей комнате, чтобы обдумать следующую операцию. А то, бывало, уходил в лес и там тренировался или лазил по горам, чтобы не терять форму и испробовать новые приспособления. Или заглядывал в какой‑нибудь бар и вспоминал свои любовные истории, которые, впрочем, все так ничем и не закончились, потому что я никогда не находил того, что искал. Я женился на Соне, заранее зная, к чему это приведет, но все же надеясь, что, может быть, с ней обрету покой.

[Филипп Джиан Трения] Когда мать зашла за деньгами, Соня замолчала, точно воды в рот набрала. Из моей комнаты мы видели, как она с мрачным видом открыла холодильник, постояла, закрыла его, затем на мгновение остановилась перед телевизором, поглядела в него сердито, потом взгромоздилась на табурет, кусая ноготь на большом пальце. Потом принялась листать записную книжку, вскочила и с целеустремленным видом зомби исчезла в глубине комнат, неся впереди себя живот.

[Филипп Джиан Трения] Мать засунула деньги в сумку и долго качала головой.

[Филипп Джиан Трения] — И так каждый день? — вздохнула она. — Да, тебе не позавидуешь. А что змея? Нашли? Она была в таком состоянии, что я и половины не поняла из того, что она мне говорила. Она была просто в панике. Ну что поделаешь. Только я бы не хотела быть на твоем месте.

[Филипп Джиан Трения] — Ничего. Бывает хуже. От этого не умирают.

[Филипп Джиан Трения] — Но всегда надеешься, что будет лучше. Надеяться не преступление. С твоим отцом у нас, по крайней мере, была любовь. В этом вся разница. Вначале у нас все было по‑другому. Начинали‑то мы хорошо.

[Филипп Джиан Трения] Я улыбнулся в ответ и откинулся на спинку кресла, скрестив руки на затылке. Глядя на мать, я думал, что в ее жизни еще вполне может появиться мужчина. Ей было пятьдесят два, и спиртное не улучшало цвет ее лица. Зато я оплачивал счета, приходившие из косметического салона. А если столько денег тратить на омолаживающие кремы и косметические процедуры по индивидуальной программе, да еще три раза в неделю, то можно достичь впечатляющих результатов.

[Филипп Джиан Трения] — Куда ты сейчас собралась? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] — Не знаю. Заеду к Ольге, а там посмотрим. Что‑нибудь придумаем. Соня на меня не обиделась? Надеюсь, я не очень ей помешала. Она, наверно, думает, что я с тобой заодно.

[Филипп Джиан Трения] Мать закурила. Я встал и пошел за пепельницей, но она тоже встала и сказала, что ей пора.

[Филипп Джиан Трения] — Что, так сильно спешишь? Как хоть его зовут?

[Филипп Джиан Трения] Я остался стоять посреди комнаты и слышал, как хлопнула входная дверь, как тронулась ее машина. Потом снова наступила тишина. Тут вошла Соня.

[Филипп Джиан Трения] — Это имеет определенное название, — сказала она.

[Филипп Джиан Трения] — Все имеет название. Ты о чем?

[Филипп Джиан Трения] Она повернулась спиной, чтобы я застегнул ей платье.

[Филипп Джиан Трения] — Трахаться с собственной матерью, это как называется?

[Филипп Джиан Трения] — И как ты догадалась? — хмыкнул я, застегивая ей молнию.

[Филипп Джиан Трения] Она была не первая, кто заводил эту шарманку. Как только отношения с женщиной начинали портиться, она обязательно выруливала на вопрос о моей матери. Ничего нового. Рано или поздно все они на этом ломались. И ничего тут нельзя было поделать.

[Филипп Джиан Трения] Я предложил Соне пойти куда‑нибудь поужинать, прежде чем присоединиться к остальным, но она сказала, что у нее сейчас кусок в горло не полезет.

[Филипп Джиан Трения] — Из‑за меня или из‑за диеты?

[Филипп Джиан Трения] — Вот что я тебе скажу: ты меня с кем‑то путаешь. Я как будто расплачиваюсь за грехи другой женщины.

[Филипп Джиан Трения] — Можешь думать все, что угодно. Ты имеешь право на собственную версию. Можешь даже найти, на что пожаловаться, если немного напряжешь извилины. Чем ты рискуешь? Ты хочешь, чтобы я принес тебе свои извинения? Или чтобы я закрывал глаза, когда тебе удобно? Скажи, что доставит тебе удовольствие? Что я должен делать? Вытирать тебе между ног, когда ты приходишь в себя? В чем именно состоит моя роль? Или тебе нужно мое благословение?

[Филипп Джиан Трения] Она смотрела на меня со всей яростью, на какую только была способна, но тут земля вдруг покачнулась у нас под ногами. Это длилось несколько секунд. Землетрясение, и довольно сильное. Со стен попадали картины, повалились предметы, затрещали лампы, а от земли пошел жуткий гул. Это было уже третье землетрясение с начала года. Нам еще даже не успели выплатить страховку за окно, которое разлетелось вдребезги на День Всех Святых, а тут опять.

[Филипп Джиан Трения] Было такое ощущение, что по квартире пронеслась стая дерущихся кошек.

[Филипп Джиан Трения] Соня рухнула в кресло, а я стоя переводил дух. На улице завыли сирены, вдалеке залаяли собаки.

[Филипп Джиан Трения] — Я знала. Я чувствовала: что‑то должно произойти. Я чувствовала, что это плохой день. И ты не брал трубку.

[Филипп Джиан Трения] — Подумай лучше о том, что целые деревни провалились под землю, — сказал я, ставя на место мебель. — Подумай о разлившейся нефти, об ураганах, о наводнениях. О войнах, которые вот‑вот разразятся. Что же, все дни плохие? Подумаешь, маленькое землетрясеньице.

[Филипп Джиан Трения] — Но ты хоть понял?

[Филипп Джиан Трения] — Что понял?

[Филипп Джиан Трения] — Что мы в любой момент можем умереть.

[Филипп Джиан Трения] По крайней мере, у нее прошло мстительное настроение. Потом потихоньку смолкли сирены, угомонились собаки, и я развесил по стенам все картины.

[Филипп Джиан Трения] — Ты понимаешь, что это могли быть наши последние мгновения, а мы их провели так гадко? Ведь мы могли уйти из жизни, ненавидя друг друга. Это не заставляет тебя задуматься?

[Филипп Джиан Трения] — Да нет. О чем тут задумываться? Скажи‑ка лучше, тебе не кажется, что пахнет газом?

[Филипп Джиан Трения] Я пошел на кухню и наклонился над плитой. Поженившись, мы долго и старательно ее выбирали. Только это было все равно что купить «роллс‑ройс» и ездить на нем к соседям через улицу, — мы почти никогда не ели дома. Я искал утечку газа, когда Соня вдруг подошла сзади, прижалась ко мне и сомкнула руки у меня на груди.

[Филипп Джиан Трения] — Неужели ты и вправду ни о чем не задумался? — прошептала она, ухватившись за меня, как за надувной матрац во время шторма.

[Филипп Джиан Трения] Зажатый между Соней и плитой, я вцепился в медный кран, опустил голову и закрыл глаза. Как будто забыл, что мы не делали это очень давно. Как будто не думал о землетрясении и о Сониных уговорах, хотя она таким образом просто защищалась. Разве не нужно каждое мгновение жизни воспринимать как последнее, относиться к нему как к предсмертной сигарете осужденного — сигарете, про которую говорят, что она — наивысшее наслаждение, что лучше ее ничего нет в жизни. Разве не нужно стремиться в небо вместо того, чтобы ползать по куче мусора? Разве не нужно соотносить себя со всем, что нас окружает? Я чувствовал, как меня пронизывает дрожь, пока Соня нежно ласкала мне живот.

[Филипп Джиан Трения] — Соня, послушай… — начал я тоном умирающего. Желание, точно яд, растекалось по моим жилам, у меня свело челюсти, подкашивались ноги.

[Филипп Джиан Трения] В последний раз, когда мы трахались, она потом всю ночь объясняла, что мы непременно преодолеем это испытание, потому что мое тело многое ей рассказало и она теперь совершенно убеждена: все встанет на свои места и мы забудем эту неприятную историю. В такой ситуации я предпочитал не трахаться с ней вовсе, раз мое тело рассказывает ей невесть что — мне‑то будущее виделось скорее в мрачном свете.

[Филипп Джиан Трения] Она развернула меня лицом к себе и снова обвила руками, положив голову мне на грудь.

[Филипп Джиан Трения] — Молчи, не говори ничего, — прошептала она.

[Филипп Джиан Трения] — Я молчу.

[Филипп Джиан Трения] Мы занимались сексом стоя, прошло минуты три — и тут появилась моя мать.

[Филипп Джиан Трения] Нетвердой походкой она добралась до середины кухни. Мы вздрогнули и замерли на месте. Соня выругалась сквозь зубы, мы отскочили друг от друга и кое‑как привели себя в порядок. Соня спряталась за барную стойку, чтобы натянуть трусики. Мать искала нас глазами.

[Филипп Джиан Трения] Тут я заметил, что голова у нее в крови.

[Филипп Джиан Трения] — Авария, — сказала она. — Я спокойно ехала. Подъемный кран упал прямо посреди дороги.

[Филипп Джиан Трения] Я усадил ее в кресло.

[Филипп Джиан Трения] У нее была широкая рана на лбу, кровь заливала лицо. Я хотел отвезти ее в больницу, но она наотрез отказалась, — потому что не хочет, заявила она, чтобы ее изуродовал какой‑нибудь дежурный коновал.

[Филипп Джиан Трения] — Она права, — подтвердила Соня, мрачнея на глазах. — Я позвоню Борису.

[Филипп Джиан Трения] Натужно улыбаясь, мать прижимала ко лбу махровое полотенце, я держал наготове другое.

[Филипп Джиан Трения] — В городе полно аварий, — проговорила она. — «Скорая помощь»? Ну уж нет, благодарю покорно.

[Филипп Джиан Трения] Я гадал, видела она или нет, чем мы с Соней занимались. Неприятная ситуация, но она, кажется, ничего не успела заметить.

[Филипп Джиан Трения] — Тебе не лучше? — спросил я, беря ее за руку.

[Филипп Джиан Трения] Она стала извиняться, что причиняет нам столько хлопот, но я ее успокоил. Соня ходила взад‑вперед по саду, прижав к уху трубку.

[Филипп Джиан Трения] Мать повела носом:

[Филипп Джиан Трения] — Тебе не кажется, что пахнет газом?

[Филипп Джиан Трения] Я снова пошел на кухню. Увидев мать в крови, опять подумал: разве это жизнь? Ну и влип же я! И снова все мне показалось нелепым и бессмысленным. Наша жизнь с Соней была нелепа и бессмысленна.

[Филипп Джиан Трения] — Вроде все в порядке, — сказал я, держась за плиту, точно боялся, что меня сдует ветром.

[Филипп Джиан Трения] — По‑моему, пахнет с улицы, — сказала Соня. Еще она сказала, что Борис уже едет, и позвала меня в сад посмотреть, как в океане отражается луна — для этого надо было немного наклониться.

[Филипп Джиан Трения] — А потом она уедет, правда? — шепнула она мне на ухо.

[Филипп Джиан Трения] — Разумеется. Во всяком случае, думаю, да.

[Филипп Джиан Трения] — Если она сама не уедет, я ее выгоню, — предупредила Соня.

[Филипп Джиан Трения] Я выпрямился, пропустив ее слова мимо ушей. Снова принюхавшись, я подумал, что, наверное, где‑то неподалеку прорвало газовую трубу. В прошлый раз мы три дня сидели без воды.

[Филипп Джиан Трения] — Соня права, газом пахнет не у вас, — сказала мать.

[Филипп Джиан Трения] Я покрутился некоторое время вокруг матери, стараясь, чтобы она не видела выражение моего лица. Я хотел убедиться, что ей ничего не нужно, и мысленно благодарил Соню за то величайшее усилие, которое она над собой сделала, сев рядом с моей матерью и пытаясь ее подбодрить. Потом я вышел посмотреть, не приехал ли Борис.

[Филипп Джиан Трения] На улице было тихо. Машина матери стояла напротив, у дома молодой четы Дорсе. Оба работали в сфере моды и возвращались под утро. Если у нас горел свет, то заглядывали на огонек. В тот момент, когда я переходил улицу, они как раз вышли из дома — видно, решили закатиться куда‑нибудь на всю ночь.

[Филипп Джиан Трения] Машина матери еще немного дымилась. Решетки радиатора не было и в помине, капот смят и продавлен сантиметров на двадцать.

[Филипп Джиан Трения] — Надеюсь, с ней самой все в порядке? — сказала Дора, целуя меня и прильнув ко мне всем телом. Она так сжала мне руку, словно имела в виду что‑то особенное.

[Филипп Джиан Трения] Я заверил ее, что все в порядке, а Давид отпустил какую‑то шуточку по поводу нашего недавнего землетрясения и запаха газа на улице.

[Филипп Джиан Трения] — Ты не в курсе, Джоан собирается что‑нибудь предпринять? — спросил он. — Это становится невыносимо. Уже газету раскрыть нельзя.

[Филипп Джиан Трения] Я смотрел им вслед. Когда‑то Давид крутил с Соней — в те времена, когда все они панковали и ночевали друг у друга. Потом всех потянуло на деньги. Недавно Давид почувствовал, что между мной и Соней кошка пробежала, и предложил мне поменяться. «Подумай, старик, я готов», — сказал он. Тогда была прохладная апрельская ночь, и какой‑то тип декламировал с помоста стихи, в которых никто ничего не понимал.

[Филипп Джиан Трения] Приехал Борис и осмотрел лоб моей матери. Сказал, что она легко отделалась. Его жена Одиль предложила нам выбор: пойти вместе с ними туда, где собрались все остальные, или же спокойно провести вечер в узком кругу.

[Филипп Джиан Трения] — Даже не знаю, — замялся я. — Соня, ты как?

[Филипп Джиан Трения] Соня тоже растерялась. Она пробормотала что‑то невнятное, а Одиль спросила, нет ли чего‑нибудь выпить.

[Филипп Джиан Трения] — Только не меняйте из‑за меня свои планы, — произнесла моя мать, приподнявшись на локте.

[Филипп Джиан Трения] Я присел рядом с ней, пока Борис обрабатывал рану, напоминавшую третий глаз, и размышлял вслух, стоит ли делать местную анестезию. Повернувшись ко мне, он добавил, что его акции упали при закрытии биржи еще на восемь пунктов и что это такое паскудство, что лучше уж поговорить о чем‑нибудь другом.

[Филипп Джиан Трения] Одиль, похоже, была в отличной форме — у нее всегда так: либо все прекрасно, либо депрессия. Сияя улыбкой, она принесла нам стаканы. Борис шепнул, что она получила роль в сериале, съемки начнутся после летних отпусков, но пока об этом говорить нельзя, потому что договор еще не подписан. К тому же, добавил Борис, она отказывается спать с этими субъектами, с этими пидорами, так что ее карьера постоянно под угрозой.

[Филипп Джиан Трения] — Не беспокойтесь, — сказала Одиль моей матери, пока я промокал ей кровь. — Борису можно довериться. Он до того ловкий, просто чудо.

[Филипп Джиан Трения] Она со смехом подняла бокал. Моя мать проглотила свой залпом.

[Филипп Джиан Трения] — Сама ты чудо, — прошипел Борис, доставая из чемоданчика инструменты.

[Филипп Джиан Трения] Он всадил матери в лоб иголку, она застонала и сжала мои руки в своих. За окнами стояла дивной красоты ночь. Лунный свет являл собой совершенство. Надо было ущипнуть себя, чтобы вспомнить, что еще не так давно земля содрогалась, что это совершенство таит в себе свою противоположность и может в любой момент провалиться в тартарары. Было все еще жарко, но приятно. Я смотрел на Одиль, которая обнимала Соню за талию. Ей удалось заставить Соню улыбнуться, и весь сад будто озарился — но все равно, не выгонять же мать в таком состоянии только потому, что у нас с женой не клеятся интимные отношения.

[Филипп Джиан Трения] Когда с операцией было покончено, мать заперлась в одной ванной, Борис — в другой.

[Филипп Джиан Трения] — Вы всё? — спросила Соня из шезлонга.

[Филипп Джиан Трения] — Иди к нам, — позвала меня Одиль.

[Филипп Джиан Трения] Я объяснил, что жду, когда освободится ванная, чтобы немного привести себя в порядок, и начал снимать запачканную кровью тенниску.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, это вопрос гостеприимства, — сказал я Соне. — Речь идет всего лишь о гостеприимстве. Я не прав?

[Филипп Джиан Трения] — Разве я что‑нибудь сказала? — отозвалась она.

[Филипп Джиан Трения] Хоть мы были женаты три года, я все еще не очень‑то ее понимал. Я никогда не мог угадать, хорошо все обернется или плохо. Да и никто вокруг меня толком не знал, как отреагируют в той или иной ситуации женщины этого возраста, которым около тридцати. Складывалось впечатление, что они еще не до конца повзрослели и временами подчиняются безотчетному импульсу, не думая о последствиях, да и вообще абсолютно непредсказуемы. Я смотрел некоторое время на Соню, опустив руки, все еще вымазанные кровью моей матери.

[Филипп Джиан Трения] — Пожалуйста, не злись. Ей все‑таки наложили шесть швов.

[Филипп Джиан Трения] — Всего‑то?

[Филипп Джиан Трения] Одиль бросила мне оливку, которую я поймал ртом.

[Филипп Джиан Трения] — А что до гостеприимства, — добавил я, вставая, потому что в дверях показался Борис, — то именно оно отличает нас от диких зверей. И это все, что моей матери от нас сейчас нужно, Соня. Больше ничего.

[Филипп Джиан Трения] Я пошел в ванную и принял холодный душ, который окончательно убедил меня, в том, что у Сони все же сердце не каменное и она не станет делать мне гадости, тем более что почти добилась своего — хоть нас и прервали. Но все же мы сделали огромный шаг, о котором, правда, я теперь не мог вспоминать без досады. Десять минут спустя я вышел в сад, где все собрались около бассейна.

[Филипп Джиан Трения] — Твоя мама уехала, — между прочим сообщила Соня. — Она поехала домой.

[Филипп Джиан Трения] — Как это поехала домой?

[Филипп Джиан Трения] Борис и Одиль смотрели куда‑то в сторону. Соня очень старалась держаться непринужденно.

[Филипп Джиан Трения] — Что значит поехала домой? Что ты несешь?

[Филипп Джиан Трения] — Ну, во всяком случае, так она сказала. Больше я ничего не знаю.

[Филипп Джиан Трения] Я пристально посмотрел на нее, схватил телефон и ушел в дом.

[Филипп Джиан Трения] — Ты не можешь в таком состоянии вести машину! К тому же у тебя разбит радиатор!

[Филипп Джиан Трения] — Все отлично. Не волнуйся.

[Филипп Джиан Трения] — В том‑то все и дело, что не отлично. Она что, тебя выгнала? Скажи мне правду. Она тебя выперла?

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, какое это имеет значение? Я сказала тебе: все отлично.

[Филипп Джиан Трения] — Для меня это имеет большое значение. Прости.

[Филипп Джиан Трения] Я смотрел, как по другую сторону бассейна они сидели и веселились и синяя вода преспокойно поблескивала между нами. Они поставили музыку, пили и что‑то рассказывали друг другу, будто ничего не случилось. Временами Соня поглядывала в мою сторону, но по‑прежнему старалась держаться как ни в чем не бывало.

[Филипп Джиан Трения] — Пожалуйста, останови машину. Заглуши мотор. А теперь рассказывай, что произошло. Что конкретно она тебе сказала? Ты вообще в состоянии держать руль?

[Филипп Джиан Трения] — Да ничего особенного не сказала. Не беспокойся за меня.

[Филипп Джиан Трения] — Но ведь она тебя выперла, так?

[Филипп Джиан Трения] — Нет, взашей она меня не выталкивала. Ты это хотел узнать?

[Филипп Джиан Трения] — Погоди минутку. Запомни: мой дом все равно что твой. Ты прекрасно это знаешь. Тебе не нужно специального разрешения, чтобы приходить ко мне. Ты здесь у себя. Как ты могла позволить так с собой обойтись? Безумие какое‑то. Ты что, с ума сошла?

[Филипп Джиан Трения] — Да знаю я. Прекрасно знаю. Поэтому все это совершенно не важно. Не о чем говорить.

[Филипп Джиан Трения] — Тогда разворачивайся и возвращайся. Если хочешь, я тебя встречу.

[Филипп Джиан Трения] — Не стоит. Я уже почти дома. Сейчас Ольга подъедет. Посидим, покукуем, как старые девы. Для разнообразия. Но мне все равно приятно, что ты позвонил.

[Филипп Джиан Трения] — Ты знала, что я позвоню.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, ты ведь прекрасно понимаешь, я никуда от тебя не денусь. Так что не ссорься с ней. Забудь эту историю. Я, к примеру, все уже забыла. Чего нам с тобой бояться? А? И о чем вообще беспокоиться?

[Филипп Джиан Трения] — Ну ладно. И все же я не могу не извиниться. Я хочу, чтобы ты знала: мне за нее стыдно. Говорю это совершенно искренне. Я за нас обоих прошу у тебя прощения.

[Филипп Джиан Трения] Я положил телефон в карман и несколько минут стоял не двигаясь. Соня наблюдала за мной, ожидая реакции. Я повернулся спиной и пошел в глубь сада, туда, где она от нечего делать прорезала в листве окошко и где теперь открывался вид на океан. Неужели все так просто? Неужели достаточно кое‑что по-вырвать и по-выстричь, чтобы увидеть свет? Вдалеке на море устанавливали плавучие плотины, чтобы нефтяное пятно не достигло берега, но разве это что‑нибудь даст? Неужели Соня полагала, что если будет действовать такими идиотскими способами — ополчиться на мою мать! ничего глупее не придумаешь! — то я стану валяться у нее в ногах и молить о прощении?

[Филипп Джиан Трения] Вернувшись ко всем, я сказал Соне, что моя мать доехала благополучно и просила извиниться за неожиданное вторжение. Но Соня и сама была не промах. Она могла не моргнув глазом заявить, что девственница, или, поймай ее кто с поличным, утверждать, что она сама невинность. И все же я с удовольствием отметил, что она была несколько обескуражена и совершенно не готова увидеть меня улыбающимся: она ожидала сцены.

[Филипп Джиан Трения] — Ну так что будем делать? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

[Филипп Джиан Трения] Хотелось одного — поставить между нами побольше народу. Как же далеко отодвинула она возможность оказаться со мной наедине и добиться, чего хочет!

[Филипп Джиан Трения] Я предложил позвонить Джоан и узнать, что они делают, потом тут же позвонил ей и сказал, чтобы они без промедления ехали к нам.

[Филипп Джиан Трения] — Мог бы спросить, хочу ли этого я, — проворчала Соня, когда Борис и Одиль пошли в бассейн.

[Филипп Джиан Трения] — Я могу перезвонить и сказать, что тебе нездоровится.

[Филипп Джиан Трения] — Не надо. Мне все равно.

[Филипп Джиан Трения] — Но этих двоих мы же не можем прогнать, — сказал я, кивнув на бассейн. — Или ты собиралась их спровадить? Как‑то не похоже.

[Филипп Джиан Трения] — Не спать до рассвета я тоже не собиралась.

[Филипп Джиан Трения] — Какие проблемы? Иди ложись. Кто тебя заставляет тут сидеть?

[Филипп Джиан Трения] Дальше я предпринял наступление на ее лучшую подругу. Я подошел к бортику и, пока Борис плавал на спине посреди бассейна, присел и протянул ей стакан.

[Филипп Джиан Трения] — Борис все рассказал мне, — произнес я со значением, глядя ей прямо в глаза. — Что ж, твое здоровье, красавица.

[Филипп Джиан Трения] Ее лицо озарилось, как будто я сообщил ей неожиданную радостную весть.

[Филипп Джиан Трения] — Мне что, это снится? — с трудом выговорила она.

[Филипп Джиан Трения] Вначале, когда Соня нас только познакомила, Одиль заявила, что я абсолютно ее тип и что меня надо держать от нее подальше. Три года спустя она вслух жаловалась, что я так ни разу и не попытался ее трахнуть, что она ничего уже не ждет и что мир неправильно устроен. Теперь никто гроша ломаного не поставил бы на наши отношения, и сама Одиль в первую очередь. Что не мешало ей под любым предлогом бросаться мне на шею.

[Филипп Джиан Трения] Я порадовался, что чувства ее до сих пор не остыли. Наоборот, они хорошо сохранились, замороженные моим равнодушием, так что оказалось достаточно одного взгляда. Я выпрямился и улыбнулся ей, восхищенный ее способностью ловить малейшие перепады напряжения в воздухе. Мало кто из мужчин обладает таким даром — я тоже к их числу не принадлежу.

[Филипп Джиан Трения] Я чувствовал спиной ее взгляд, когда шел к столику, чтобы налить себе еще выпить.

[Филипп Джиан Трения] — Думаю, ты не пожалеешь, — сказал я Соне, положив руку на ее обнаженную ногу. — Нет ничего лучше экспромтов. И как знать, может, Джоан привезет нам чего‑нибудь.

[Филипп Джиан Трения] Она держалась настороженно:

[Филипп Джиан Трения] — Во что ты играешь?

[Филипп Джиан Трения] — Да ни во что. Довершаю начатое тобой.

[Филипп Джиан Трения] — Что ты хочешь сказать?

[Филипп Джиан Трения] Я неопределенно пожал плечами:

[Филипп Джиан Трения] — Думаю трахнуть Одиль. Если представится случай.

[Филипп Джиан Трения] Она скинула мою руку.

[Филипп Джиан Трения] — Замечательная идея. А что еще?

[Филипп Джиан Трения] Я наклонился поцеловать ее в краешек губ, а потом спустился в подвал посмотреть, достаточно ли у нас бутылок в запасе. Кроме того, я собирался разгрести мой старый диван — «не желаю видеть это уродство у себя в гостиной», — на нем были свалены коробки, в которых хранились остатки моих предыдущих жизней, наших с матерью скитаний по стране, о которых Соня не желала слышать. Заодно я открыл окно, потому что в доме по‑прежнему стоял непонятно откуда взявшийся запах газа. Окно находилось почти вровень с тротуаром. Улица была тиха и таинственна, отблески городских фонарей и реклам плясали в листве.

[Филипп Джиан Трения] Я поднялся наверх, держа в руках стопку полотенец. Одно я бросил Борису, другое развернул и накинул на плечи Одиль, совершенно естественно и непринужденно.

[Филипп Джиан Трения] Звучал «The Hanging Garden» группы «Кьюр». Соня слушала, закрыв глаза. Мне не было ее жалко. Я даже не осознавал, что она скоро будет матерью нашего ребенка. Думаю, она тоже этого не осознавала. Беременность нисколько не изменила ее. А если уж беременность не может остановить женщину, то что же ее тогда остановит?

[Филипп Джиан Трения] Одиль, со своей стороны, поглядывала на меня, ища подтверждения, ее глаза то вспыхивали, то делались неподвижными. Она отправила Бориса искать сережку, которую потеряла в траве, и теперь сидела, прижав руку к груди. Сколько женщин в этот момент прижимают руку к груди? Сколько мужчин собираются сменить партнершу? Сколько желаний ждут удовлетворения? И хоть бы кто задумался о последствиях. Есть ли хоть у кого‑нибудь твердая почва под ногами? Есть ли на свете что‑нибудь, ради чего стоит жить? Я не знал этого. Не знал, хоть тресни. Мать часто повторяла: «Ты не знаешь, что такое любовь. И не можешь ни о чем судить, пока не узнаешь. Это все равно, как если бы ты еще не родился. Вы оба, собственно говоря, не знаете, что это такое. Вы хуже малых детей».

[Филипп Джиан Трения] Соня, вздохнув, сообщила, что раз мы никуда не собираемся и я был настолько к ней внимателен, что пригласил всех сюда, то она пойдет переоденется. Я ничего не ответил. Едва она ушла, как Одиль склонилась ко мне:

[Филипп Джиан Трения] — Ты сильно выпил?

[Филипп Джиан Трения] — Вроде нет.

[Филипп Джиан Трения] — И готов повторить это через минуту?

[Филипп Джиан Трения] Она внимательно посмотрела на меня, улыбнулась и выпрямилась.

[Филипп Джиан Трения] — Что ж, хорошо, — заключила она и повернулась в сторону Бориса, который рассеянно осматривал лужайку, не переставая при этом говорить по телефону.

[Филипп Джиан Трения] — Я уйду от него, если так будет продолжаться, — сказала она, зевая.

[Филипп Джиан Трения] Потом, обращаясь ко мне:

[Филипп Джиан Трения] — А нет ли тут тихого уголка, где бы можно было поцеловаться?

[Филипп Джиан Трения] Тут приехали все остальные.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Близился рассвет, когда я решил, что подходящий момент настал. Кое‑кто еще плескался в бассейне, кто‑то болтал или пошел на кухню делать себе бутерброды, кто‑то сидел в шезлонге с бутылкой в руке и смотрел в небо, кто‑то печатал на компьютере. Джоан притащила покурить, и в воздухе стояла легкая дымка.

[Филипп Джиан Трения] Был среди гостей писатель, его звали Марк. Он прочел нам вслух последнюю главу своей книги — это было как обухом по голове. Нет, авангард надо любить или, по меньшей мере, иметь к нему врожденную предрасположенность. Или чтобы вам попался гениальный писатель. Я похвалил автора и пошел принести пива.

[Филипп Джиан Трения] До этого мы с Одиль украдкой обменялись лишь мимолетными ласками, жаркими, но мимолетными, — в дверях или в уголке сада, где потемней. Теперь я поймал ее на кухне. Но едва только я вошел в нее — с легкостью, которая нас обоих удивила и воодушевила, — как в кухню ввалилась Джоан и принялась шарить по ящикам в поисках аспирина.

[Филипп Джиан Трения] Осторожно переведя дух, я шепнул на ухо Одиль, чтобы она запаслась терпением. Она в ответ тихо выругалась. Потом я нашел и дал Джоан аспирин. Она была босиком и ступала голыми ногами по осколкам стекла, не обращая на это никакого внимания.

[Филипп Джиан Трения] Я взял пиво и вернулся в сад, потом присел на корточки около Сони. У меня было ощущение пустоты, которое не исчезло при виде гостей. Я смотрел на Соню, а она обсуждала что‑то с Коринной и Сандрой, двумя вегетарианками, коловшимися героином и владевшими небольшим, но модным издательством. Я спонсировал это издательство беспроцентными и практически бессрочными ссудами. Я смотрел на Соню, пока они открывали бутылки, и думал, а не перегнул ли я палку. Но это опять же был вопрос без ответа. Я не мог найти никаких веских доводов ни за, ни против. Жизнь порой представлялась мне безысходной — ни озарений, ни стремлений. Все равноценно. Мы точно распылены в пространстве, и бороться нам не за что.

[Филипп Джиан Трения] Я не умел сопротивляться этому, никто из нас не умел. Когда я стоял один на крыше и готовился спускаться вниз по стене, я чувствовал, что меня переполняет какая‑то сила. Я мечтал, чтобы она никогда меня не покидала, но знал, что так не может быть. От этой силы оставалось, уж не знаю каким чудом, ровно столько, чтобы я, точно привязанный к мачте во время бури, поднимался утром с постели, а не зарывался глубже под одеяло.

[Филипп Джиан Трения] — Именно это мне в тебе и нравится, — говорила Соня, когда мы с ней еще спали вместе. — Мне нравится твоя светлая сторона.

[Филипп Джиан Трения] Но в последнее время моя светлая сторона не очень‑то светилась, наружу все больше выступала темная. Я поцеловал Соню выше колена, и она положила ладонь мне на голову. На самом деле в душе я не чувствовал ничего. Хотя когда‑то я ведь женился на ней. Никто меня не принуждал. Впрочем, почти все присутствовавшие мужчины когда‑то женились. Спрашивается, что от всего этого осталось? Просто невероятно!

[Филипп Джиан Трения] — На мой взгляд, Джоан неправильно вела себя с Никола, — заявила Коринна, разбавляя пиво кока‑колой. — Она демонстративно не замечала его болезни.

[Филипп Джиан Трения] Не слишком прислушиваясь к их разговору, я покачал головой, а сам подумал, что подвал — самое подходящее место для завершения того, что мы с Одиль начали. Она как раз появилась на пороге вместе с Джоан, обе смеялись.

[Филипп Джиан Трения] — Не понимаю, почему она твоя лучшая подруга, — заметил я Соне.

[Филипп Джиан Трения] — О нет, пожалуйста! Хватит.

[Филипп Джиан Трения] Если бы жизнь вынуждала пас хоть иногда докапываться до истинных мотивов наших поступков, приподнимать в сознании пласт за пластом, то существование было бы сплошным кошмаром. И главное, это ни к чему бы не привело. Теперь звучал «Kiln Concert» Кейта Джаретта, там, где он рычит «О! А!», и музыка отдельными нотами рассыпалась в подрагивающем предутреннем воздухе.

[Филипп Джиан Трения] Я подошел к краю бассейна, чтобы быть поближе к Одиль. Марк вытаскивал из воды свою подружку‑блондинку: ей стало плохо, она едва не потеряла сознание прямо в бассейне. Мы положили ее на траву.

[Филипп Джиан Трения] — Я накатал эту книженцию за три дня! — сообщил мне Марк. — Правда, потерял на этом шесть кило. Приходи на мои чтения. Это надо слышать.

[Филипп Джиан Трения] — А ты никогда не думал написать настоящий роман?

[Филипп Джиан Трения] — С началом и концом, что ли? Да ты что! И с действующими лицами! Может, еще и с развитием сюжета?

[Филипп Джиан Трения] Он потряс головой и скроил брезгливую мину. Мы склонились над блондинкой, которая жаловалась на спазмы в желудке и на холодный пот. Марк объяснил, что романы, о которых я говорю, уже сто лет как не пишутся, что сочинение сюжетов и фабул — это прошлый век, будущее за полной деструктуризацией текста, и наплевать, если противникам современных веяний это кажется непонятным.

[Филипп Джиан Трения] — Мы бесконечно отстали от музыки, — вздохнул он. — Отстали от изобразительного искусства. От экспериментального кино. От науки и техники. Если мы и дальше ничего не будем делать, то литература отживет свой век. Да, в сущности, уже отжила, если хочешь знать мое мнение.

[Филипп Джиан Трения] Блондинка тем временем попросилась в туалет, и мы под руки повели ее в дом, один слева, другой справа. Она обнимала нас обоих за шею, не переставая путано извиняться и недоумевать, что же такое с ней произошло, и голова ее моталась из стороны в сторону.

[Филипп Джиан Трения] Мы остались ждать ее за дверью, налили себе выпить и продолжали болтать о том о сем.

[Филипп Джиан Трения] — Не мне тебе говорить, что все это — мура собачья, — рассуждал Марк, делая широкий жест рукой. — Жить просто — ни у кого не получается.

[Филипп Джиан Трения] — Иногда кажется, что мы вообще не в состоянии взглянуть на вещи реально. Я часто себя спрашиваю, что я, собственно, делаю.

[Филипп Джиан Трения] — Такие вопросы, блин, задаешь себе каждую минуту. Ну и что из того? Каждую минуту, блин!

[Филипп Джиан Трения] — А сколько всего непонятного, необъяснимого, — подхватил я, опираясь на косяк. — Меня не покидает ощущение, что нас ничто не сдерживает. Можно сделать что‑то хорошее, а можно гадкое. И нет ничего, что могло бы нас остановить.

[Филипп Джиан Трения] — Вот именно. Ты абсолютно прав, старик.

[Филипп Джиан Трения] — Все зависит от того, нашел ли ты любовь. От того, веришь ли ты в нее.

[Филипп Джиан Трения] — Чего‑чего? Чего нашел?

[Филипп Джиан Трения] Мы услышали, как спускается вода.

[Филипп Джиан Трения] — Ну, назови это как‑нибудь иначе, — сказал я, завершая разговор.

[Филипп Джиан Трения] Я заметил, что в доме никого нет. Они все наелись, напились, накурились и угомонились. Наболтались бог весть о чем, о катастрофе, которая нависла над старушкой Европой, о том, что пора плюнуть Америке в морду. Они уютно устроились в саду или покачивались на прозрачных надувных матрасах посреди бассейна, бездвижные, как трупы. Джоан уселась в спасательный круг и созерцала собственные ноги, болтавшиеся в воде перед ее носом.

[Филипп Джиан Трения] Я стал делиться впечатлениями с Одиль, которая закивала, надкусывая только что распечатанное эскимо.

[Филипп Джиан Трения] — Будь осторожен, — заметила она с невинным видом, — мне кажется, Соня следит за нами.

[Филипп Джиан Трения] Я незаметно проверил, что делает Соня. Как всегда, она была окружена целой свитой и так поглощена общением, что я мог бы дом поджечь — она бы ничего не заметила. И все же Одиль была права: Соня внимательно за нами наблюдала. Ее лицо выделялось сред‑и остальных, словно она пробила брешь в окружавшей их непроницаемой оболочке, чтобы не упускать из виду то, что происходит вокруг. Она даже освещена была иначе и казалась бледнее остальных.

[Филипп Джиан Трения] Мне не нужно было формулировать, чего именно я хочу. Все само складывалось как надо. Зубчатые колесики невозмутимо и безжалостно сцеплялись между собой, приводя в движение некий механизм и попутно стирая нас в порошок.

[Филипп Джиан Трения] — Прекрасно. Доедай мороженое, и пошли, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Я задул часть свечей, потому что занимавшаяся заря уже высветлила небо над головой и посеребрила синие головки чертополоха, который Соня выращивала в горшках, чтобы придать террасе оригинальный вид.

[Филипп Джиан Трения] На пороге дома я столкнулся с Марком и его блондинкой, которая укололась чертополохом, и Марк облизывал ей палец, подмигивая мне. Значит, место было свободно. Я уменьшил свет. Сердце мое стучало — но не от предвкушения того, чем я собирался заняться с Одиль.

[Филипп Джиан Трения] Сердце стучало при мысли, что Соня, возможно, следит за моими движениями, только я не осмеливался проверить, хотя отчаянно на это надеялся. Надеялся, откровенно говоря, изо всех сил, потаенных, темных, прятавшихся где‑то в недрах моего существа.

[Филипп Джиан Трения] Одиль сунула руки под струю воды, и я взял ее сзади в полумраке кухни. Через несколько минут она захотела повернуться, чтобы видеть мое лицо, и мы продолжили.

[Филипп Джиан Трения] — Для меня это очень важно, — прошептала она. — Что бы ты об этом ни думал. И не только потому, что это ты. Просто я так привыкла.

[Филипп Джиан Трения] Я кивнул и взялся за нее с удвоенной энергией. Меня подстегивала мысль, что нас могут застать. Вскоре это и произошло.

[Филипп Джиан Трения] Только на сей раз мы с Одиль успели дойти до конца. В тот момент, когда я выходил из нее, я заметил Соню, которая стояла на пороге, как изваяние или призрак, выплывший из тумана, и неотрывно смотрела на нас.

[Филипп Джиан Трения] Одиль, занятая тем, что укладывала грудь обратно в купальник, ничего не заметила. Я застегнул штаны, не спуская с Сони глаз, а Одиль положила руку мне на плечо и торжественно заявила, что поверить не может, неужели это наконец произошло.

[Филипп Джиан Трения] В следующую секунду Соня повернулась спиной и исчезла так же бесшумно, как появилась.

[Филипп Джиан Трения] Одиль достала из холодильника новое эскимо.

[Филипп Джиан Трения] — Ну что, неплохо, а? — спросила она.

[Филипп Джиан Трения] Я слабо улыбнулся и кивнул, еще не успев прийти в себя после недавнего сюрприза. Я был удивлен, что не последовало никакой сцены, хотя обычно когда на вечеринке случаются подобные вещи и распадается какая‑нибудь пара, то дело доходит почти до драки, люди говорят друг другу в лицо ужасные слова и все кончается проклятиями и слезами.

[Филипп Джиан Трения] Было около пяти утра. Я тупо уселся на высокий табурет, а Одиль пристроилась у меня между ног, чтобы угостить меня своим мороженым. Она считала, что обещанная роль в сериале — это лучшее, что послала ей судьба за долгие годы, и от счастья готова была поделиться всем, что имела. Я со своей стороны размышлял над тем, что же я такое сделал. Но было пять утра, и я не очень хорошо соображал. Мне даже не удавалось почувствовать себя виноватым. Удовлетворения я тоже никакого не испытывал.

[Филипп Джиан Трения] Я вышел в сад и замер на мгновение на террасе под гневным Сониным взглядом. Потом она отвела глаза. С первыми лучами дневного света гости начали шевелиться, потихоньку собирать вещи, точно к ним вдруг вернулась утраченная на время память.

[Филипп Джиан Трения] Я не знал, к чему готовиться, и представлял себе, что Соня вот‑вот взорвется и прямой наводкой поразит свою лучшую подругу прямо в сердце.

[Филипп Джиан Трения] Но они обнялись так же нежно, как всегда.

[Филипп Джиан Трения] Последние разговоры заканчивались уже на улице, в начавшей таять утренней дымке и в стойком запахе газа, про который никто не знал что и думать.

[Филипп Джиан Трения] В небе не было ни облачка. Я сказал это Соне, но она никак не отреагировала, безучастно наблюдая, как машины отъезжают от тротуара и, выстроившись вереницей, движутся в сторону центра.

[Филипп Джиан Трения] — Хочешь, поговорим? — предложил я.

[Филипп Джиан Трения] — Нет. Не хочу я с тобой говорить.

[Филипп Джиан Трения] В этот момент на улице появилась чета Дорсе, они возвращались домой. Мы помахали друг другу и обменялись несколькими приветливыми словами. Дора заранее начала разуваться и запрыгала по дорожке, звонко хохоча, как только она одна умела.

[Филипп Джиан Трения] Я снова открыл было рот, но Соня велела мне молчать, что оказалось в конечном итоге к лучшему, потом) что сказать друг другу нам все равно было нечего. Я смотрел, как за Дорсе закрывается дверь, и думал о нашей собственной двери, которую мы тоже сейчас закроем за собой, думал о непостижимости и ничтожности тайны, наполняющей наши жизни. Свет рождавшегося дня предвещал ровную, как ладонь, пустыню, в которой ни один предмет не подскажет нам, двигаемся мы куда‑то или топчемся на месте и вообще в какую сторону надо идти.

[Филипп Джиан Трения] Мы стояли словно парализованные этим скорбным открытием, этой пустотой, которая вокруг нас образовалась и которую ощущали практически все наши ровесники, напоминавшие глупую беснующуюся собачью стаю, — и одновременно светом затопляющего нас дня, иллюзией, будто он даст нам силы преодолеть то, что нас ожидает.

[Филипп Джиан Трения] Мы стояли, слегка покачиваясь, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что теперь делать, как вдруг дом четы Дорсе разлетелся на тысячу кусков. Огненное облако заволокло все кругом, и нас подбросило в воздух взрывной волной.

[Филипп Джиан Трения] Придя в себя и встав на ноги, я увидел, что моя жена лежит мертвая.

[Филипп Джиан Трения] * * *

[Филипп Джиан Трения] Однажды утром Сандра влетела в магазин издательства, точно за ней гнался черт. Коринна, стоявшая на стремянке, замерла.

[Филипп Джиан Трения] Нам только что вымыли витрину, и яркий дневной свет радостно врывался с улицы.

[Филипп Джиан Трения] В следующую минуту Сандра рухнула всем телом на стол, где были разложены книжные новинки, главным образом по женскому вопросу, и залилась слезами.

[Филипп Джиан Трения] Ночью у нее погибли отец с матерью, они сгорели заживо в своем загородном домике, едва успев отметить первую годовщину свободной пенсионной жизни.

[Филипп Джиан Трения] Я рассказал о случившемся матери. На этот раз она лежала в клинике со множественными ушибами: за неделю до того она врезалась в дерево, в три часа ночи, недалеко от своего дома. С директором клиники я был знаком. Мать помолчала с минуту, потом пожала плечами и заключила, что уйти на пенсию — это уже одной ногой ступить в могилу.

[Филипп Джиан Трения] В свои пятьдесят восемь лет она начала замечать, что время проходит, и вокруг ее рта временами появлялись горькие складки. Тогда я решил, что немного поработать ей не повредит.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В книжный магазин заходили в основном женщины, и в отсутствие Сандры и Коринны с ними беседовала моя мать, а я ограничивался тем, что сидел на кассе. Еще я приглядывал за собакой Сандры и Коринны по имени Беатрис. Эта Беатрис не выносила природу, поэтому, отправившись в дремучую провинциальную глушь хоронить родителей Сандры и решать семейные проблемы, хозяйки оставили ее на мое попечение. Беатрис торчала целый день в их квартире над магазином или сидела в самом магазине, и в мои обязанности входило ее выгуливать. По вечерам мы отправлялись бродить по улицам. Я останавливался выпить что‑нибудь, потом мы шли обратно. Я отводил Беатрис домой. Мне кажется, она ко мне привязалась.

[Филипп Джиан Трения] Прошла неделя, и лицо моей матери приобрело человеческий вид. Хозяйки позвонили узнать, все ли у нас в порядке. Судя по всему, оказавшись вдвоем в маленьком, романтическом гостиничном номере, они почувствовали новый прилив страсти. Во всяком случае, возвращаться они не спешили.

[Филипп Джиан Трения] И вот однажды, когда мы уже закрывали магазин, Беатрис вдруг бросилась на мою мать. Это была рослая сука с довольно внушительными клыками. Не знаю уж, что ей взбрело в голову, но она сбила мать с ног, та упала навзничь, из руки хлынула кровь.

[Филипп Джиан Трения] Мне уже когда‑то случалось убивать собаку. Беатрис рычала, мать кричала. Тогда я схватил бронзовый бюст Анаис Нин и ударил Беатрис по голове. Я бил ее по голове до тех пор, пока на стены не брызнул мозг.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В те годы у меня не было официальной подруги. Время от времени я спал с женой Бориса — того самого, который был директором клиники. А мать регулярно заводила любовные истории, абсолютно бессмысленные и бесперспективные. Иногда мы их обсуждали. Разумеется, не напрямую. У нас были такие способы, как недвусмысленный взгляд, выразительное молчание, книги, раскрытые на описании наших неудач. Мы с матерью прекрасно понимали друг друга. Что же касается наших не сложившихся жизней, нашего убогого одиночества, то мы и сами не знали, плакать нам или смеяться.

[Филипп Джиан Трения] Теперь мы много времени проводили вместе в магазине, бродили там среди книг, среди всех этих историй, написанных психами, и наша собственная история была не самой ужасной и даже не самой безумной. Далеко не самой. К нам приходили психи и с заговорщическим видом покупали истории, написанные психами. А за окном стоял июнь, и кровь высыхала очень быстро.

[Филипп Джиан Трения] На деревянных ножках этажерок еще оставалось несколько кровавых пятен, хотя весь следующий день я отскребал пол и стены в радиусе трех метров.

[Филипп Джиан Трения] Мать это коробило. Она держала руку на перевязи и не ходила в ту часть магазина, где все это произошло. Если какая‑нибудь покупательница забредала в опасную зону, мать огибала шкафы и поджидала ее с другой стороны.

[Филипп Джиан Трения] Пришлось мне пригласить профессионального уборщика. Фирма по уборке помещений прислала своего специалиста, как они выражались, гарантировав отличный результат и даже то, что мыльная вода не зальет весь магазин и не подмочит книжный склад.

[Филипп Джиан Трения] На матери было летнее платье. От синяков и ссадин не осталось и следа. Кроме того, я запрещал ей много пить, так что внешне она была в отличной форме. Более того, я каждый день водил ее обедать, и она успела набрать несколько лишних килограммов. Я радовался результатам моих стараний. Конечно, мать делала вид, что в ужасе, но на самом деле была со мной согласна, тем более что эти килограммы очень удачно распределились в самых стратегически важных местах.

[Филипп Джиан Трения] На мой взгляд, она была еще вполне хороша собой. Случалось, покупатели долго вертелись вокруг нее, увлекали в глубь магазина и там говорили с ней тихим голосом. Если я спрашивал об этом Коринну и Сандру, они удивлялись, что я задаю такие вопросы, — будто сам не вижу.

[Филипп Джиан Трения] Короче говоря, пригласил я уборщика.

[Филипп Джиан Трения] Когда он вошел, я говорил по телефону: рассказывал девочкам, что их Беатрис дремлет на солнышке посреди тротуара. Я предпочел отложить на потом неприятную новость. Мать разбирала почту.

[Филипп Джиан Трения] Мы посмотрели на него и замерли, точно громом пораженные.

[Филипп Джиан Трения] Немного погодя, то есть едва оправившись, мать подошла ко мне и потянула за рукав.

[Филипп Джиан Трения] — Знаю, — сказал я прежде, чем она успела открыть рот. — Сам вижу. Просто чертовщина какая‑то.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Остаток утра мы глаз не спускали с уборщика, так что в конце концов он стал недоверчиво на нас коситься.

[Филипп Джиан Трения] Время от времени мать выходила пропустить рюмочку, и я не в силах был ей помешать.

[Филипп Джиан Трения] Для меня это тоже был шок. Сходство уборщика с моим отцом было разительным, я как будто вернулся в детство. Сердце мое сжималось, и старые, давно забытые чувства снова оживали во мне. Я‑то полагал, что они давным‑давно умерли, эти чувства. Не то чтобы я сам их в себе задушил, нет. Во всяком случае, не на уровне сознания. Так или иначе, я был совершенно растерян и, когда магазин пустел, присаживался на стул. С одной стороны, это все же был приятный сюрприз, а с другой — я чувствовал, как исподволь подкрадывается страх, но гнал его прочь, что не требовало пока особых усилий.

[Филипп Джиан Трения] Само собой, этот человек был старше, чем отец, когда я его знал. На вид ему было лет пятьдесят. У него было изможденное лицо, волосы с проседью, сутулая спина, и вообще он весь казался каким‑то потухшим — но ошибиться и не узнать его было невозможно.

[Филипп Джиан Трения] Стараясь не встречаться со мной взглядом, он принялся намыливать ковролин.

[Филипп Джиан Трения] В полдень, не очень хорошо понимая, что делаю, я заказал еду на троих. Мать была не лучше: как будто так и надо, она освободила столик в глубине магазина.

[Филипп Джиан Трения] Но этот тип долго не позволял к себе подступиться.

[Филипп Джиан Трения] Всю следующую неделю они с матерью встречались в городе — то на террасе кафе, то в ресторане.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] — А ты как думаешь? — говорила мне мать впоследствии. — Разве тут устоишь?

[Филипп Джиан Трения] Мне казалось, я ее понимаю. Я тоже был смущен. Словно мне предстояло отчитываться перед этим человеком. Словно я должен был рассказать ему, как мы без него жили.

[Филипп Джиан Трения] Звали его Венсан. Детей у него не было, с женой развелся. За последние десять лет в его жизни была сплошная свистопляска: он сменил пять‑шесть работ, все — в разных областях, и перспективы на будущее были далеко не радужные.

[Филипп Джиан Трения] — Когда я его вижу, я всякий раз чуть в обморок не падаю, — говорила мать. — А если он смотрит мне в глаза, у меня ноги подкашиваются.

[Филипп Джиан Трения] Я пытался ее вразумить, но она меня не слышала. Не слышала она и увещеваний Ольги, своей лучшей подруги, которая в кои‑то веки оказалась на моей стороне. В материной истории она видела что‑то нездоровое. Только мать не желала нас слушать.

[Филипп Джиан Трения] — Как будто он за мной вернулся, — говорила она без тени улыбки.

[Филипп Джиан Трения] Я в ответ молчал.

[Филипп Джиан Трения] Я уже давно перестал интересоваться ее амурными делами и решил, что в этот раз тоже не стану вмешиваться. Хотя сходство Венсана с отцом, как ни крути, было сногсшибательным.

[Филипп Джиан Трения] Отцовских фотографий у меня было не много. Я разглядывал их несколько ночей подряд, пока мать обнимала реально существующего двойника.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В его присутствии меня не оставляло чувство вины, но я заставлял себя смотреть ему в лицо не отводя глаз, даже когда сходство становилось разительным и я, казалось, узнавал даже его голос.

[Филипп Джиан Трения] — Он спрашивал, вполне ли ты нормальный, — сообщила мать. — Говорит, временами ты как‑то странно себя ведешь.

[Филипп Джиан Трения] Она боялась, вдруг я его спугну, если буду слишком пристально разглядывать.

[Филипп Джиан Трения] Короче, эта дура влюбилась.

[Филипп Джиан Трения] Когда хозяйки позвонили, что возвращаются, я решил купить им новую псину — для смягчения удара.

[Филипп Джиан Трения] День мы провели за городом, мотаясь по собачьим питомникам. Моя дочка Лили поехала с нами. Она была с плеером, в наушниках и мало обращала внимания на то, что происходит вокруг. Мать и Венсан сидели сзади. Я видел их в зеркало. Было совершенно очевидно, что мать втюрилась по уши.

[Филипп Джиан Трения] Потом мы заметили, как они целуются, спрятавшись за дерево, и Лили спросила меня, что происходит. Это было в тот момент, когда провожатый как раз вел нас к загону, в котором бегали собаки. Я ответил, что не знаю, наверное, бабушка перегрелась на солнце.

[Филипп Джиан Трения] Вечером Коринна и Сандра залились горючими слезами, узнав о том, что их Беатрис раздавил грузовик. А потом жизнь снова пошла своим чередом. Я старался видеть их с Венсаном как можно реже, и это, судя по всему, вполне устраивало мою мать. Правда, думал я о них весь день напролет.

[Филипп Джиан Трения] — Ты полагаешь, мне это безразлично? — спросил я Ольгу, которая стояла перед раскрытым шкафом, выбирая, что надеть. — Ты думаешь, мне легко?

[Филипп Джиан Трения] — Понимаю. Но ты же ничего не можешь изменить.

[Филипп Джиан Трения] — Я видел, как отец лежал в гробу. Я сам бросил горсть земли в его могилу. Так ведь?

[Филипп Джиан Трения] Она повернулась ко мне. Я попросил ее запахнуть халат.

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, Ольга, мне не до шуток. Я действительно перестал спать спокойно.

[Филипп Джиан Трения] Два года назад один тип подарил ей кабриолет, и она теперь разъезжала по городу как крутая.

[Филипп Джиан Трения] Мы остановились на светофоре, с неба на нас лился яркий солнечный свет. Ольга потрепала меня по затылку.

[Филипп Джиан Трения] — Не хочу тебя пугать, — сказала она, — но думаю, это серьезно.

[Филипп Джиан Трения] — Сам знаю. Не слепой.

[Филипп Джиан Трения] — В сущности, это то, что она искала. Чего ей всегда не хватало. Как‑никак, я ее немного знаю.

[Филипп Джиан Трения] Я посмотрел на Ольгу и подумал, что у нее тоже есть то, к чему она всегда стремилась: богатые любовники, с которыми можно трахаться напропалую, не утруждая себя заботами о муже и детях. Интересно, подумал я, всегда ли получаешь то, чего хочешь? Хочешь в глубине души?

[Филипп Джиан Трения] Так или иначе, у Ольги были связи, и она могла вытащить Венсана из участка.

[Филипп Джиан Трения] Когда мы за ним приехали, видок у него был еще тот. Будто он выпал из поезда и кубарем прокатился по каменной насыпи. Волосы всклокочены, одежда в лохмотьях, физиономия чем‑то вымазана — красная, опухшая, расцарапанная. Один башмак отсутствовал.

[Филипп Джиан Трения] — Дерек приведет его в порядок, — сказала Ольга, когда я повел Венсана к выходу.

[Филипп Джиан Трения] Она задержалась и зажала инспектора в угол, чтобы отблагодарить за услугу.

[Филипп Джиан Трения] Выйдя на свет, Венсан часто заморгал. Ни слова не говоря, я запихнул его на заднее сиденье. Вести с ним беседы не входило в мои планы.

[Филипп Джиан Трения] Когда мы остановились на перекрестке, он тяжелым взглядом окинул улицу и сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Меня выперли.

[Филипп Джиан Трения] Ольга резко нажала на газ, едва не сбив пешехода.

[Филипп Джиан Трения] — Со всеми бывает, — заметил я.

[Филипп Джиан Трения] Опершись одной рукой на дверцу, другой — на спинку Ольгиного сиденья, я ждал, чем еще он нас порадует.

[Филипп Джиан Трения] — Ты немногословен, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Ну прямо вылитый отец. Во всяком случае, я его запомнил именно таким. И наши с ним разговоры, когда каждый с трудом выдавливал из себя два‑три слова.

[Филипп Джиан Трения] Мы проехали еще немного, и он сознался, что, когда его внезапно уволили, он выпил лишнего. Больше он ничего не помнил, и уж тем более кто затеял драку.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, Венсан, — сказал я, — когда приезжает полиция, надо уметь вовремя остановиться. И, если не хочешь проблем, быстренько смотаться.

[Филипп Джиан Трения] Я попросил Ольгу припарковаться где‑нибудь и пошел покупать ему башмаки. Он со мной идти не захотел.

[Филипп Джиан Трения] — Так что же мне взять? — спросил я. — Со шнурками или мокасины? Сам‑то ты чего хочешь?

[Филипп Джиан Трения] В магазине я вспомнил, что отец иногда носил лиловые ботинки.

[Филипп Джиан Трения] Я позвал Венсана, который грелся на солнышке, откинув голову на спинку сиденья:

[Филипп Джиан Трения] — Эй! У них твоего размера только лиловые остались! Как тебе?

[Филипп Джиан Трения] Мерили мы их на тротуаре, Венсан весь так и светился. Я тоже. И потом, когда мы подъехали к салону Дерека, Венсан все еще рассматривал обновку, причем с нарастающим удовольствием.

[Филипп Джиан Трения] Дерек проводил до дверей толстуху в полицейской форме и заявил нам, что ему понадобится час, чтобы привести Венсана в божеский вид.

[Филипп Джиан Трения] Я глянул на часы и сказал, что годится, а сам пошел в бар напротив за кофе и аспирином.

[Филипп Джиан Трения] Когда я вернулся, Ольга и Дерек о чем‑то беседовали в сторонке. Венсан воспользовался паузой и стал извиняться за доставленные хлопоты.

[Филипп Джиан Трения] — На кой черт твоей матери безработный? — пробурчал он сквозь стиснутые зубы. — Чего теперь будет?

[Филипп Джиан Трения] — Да ничего особенного, я думаю. Кажется, такие вещи ее не особо волнуют.

[Филипп Джиан Трения] Я предложил выручить его, если у него проблемы с финансами. Потому что вспомнил пачки банкнот, которые отец оставлял нам с матерью всякий раз, когда приезжал. Я подумал, как приятно играть роль хорошего сына. Тем более если понимаешь, что сам не без греха.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Он был готов к выходу, чтобы ехать на выступление Лили. Нельзя сказать, чтобы брюки его были хорошо отглажены, зато ботинки выглядели безукоризненно.

[Филипп Джиан Трения] Мать мой выбор не одобрила, но это осталось между нами. И все же, держа Венсана под руку в течение всего представления, она не переставала коситься на его ботинки. Иногда в глазах ее мелькало недоверие. «Ох и выпендрежные у тебя ботинки, — поддразнивала она когда‑то моего отца. — Такие же выпендрежные, как ты сам».

[Филипп Джиан Трения] Лили оттанцевала свой номер, и, когда после выступления Венсан поднял ее на руки, чтобы поздравить, я поймал» взгляд матери, устремленный на него.

[Филипп Джиан Трения] Я представил себе, что должно твориться в ее душе: эти лиловые ботинки и Лили, обхватившая его за шею.

[Филипп Джиан Трения] Чуть позже я застал Венсана в буфете, когда он опорожнял один за другим бокалы с шампанским.

[Филипп Джиан Трения] — Клин клином? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] После того, как умер мой отец, у матери ни с кем не было серьезных отношений. Я едва мог припомнить нескольких мужчин, с которыми она встречалась. За двадцать лет, что прошли с того времени, никто не стал частью ее жизни.

[Филипп Джиан Трения] Через три недели Венсан переехал жить к ней.

[Филипп Джиан Трения] Трудно поверить, но тем не менее. Там, где другие ломали зубы, Венсан с легкостью преодолел все препятствия.

[Филипп Джиан Трения] Для меня это было новое потрясение. Мать объявила мне новость не моргнув глазом, как нечто само собой разумеющееся. И это при том, что Венсан остался без работы.

[Филипп Джиан Трения] — Я мог бы платить за его квартиру, — предложил я. — Если проблема только в этом, я готов взять расходы на себя.

[Филипп Джиан Трения] Мать обняла меня, сказала, что я хороший мальчик, но они, пожалуй, как‑нибудь сами разберутся. Когда она меня обнимала, со мной творилось что‑то непонятное. Точно меня вталкивали в инвалидную коляску. Мне было под сорок, но где‑то внутри сидел маленький мальчик.

[Филипп Джиан Трения] Мать благоговейно хранила все вещи, которые когда‑то мне принадлежали. Теперь они перекочевали в подвал, в том числе мой большой фотопортрет. Он был сделан в те времена, когда я, в плавках, позировал для мужского журнала. Этот портрет пережил все наши скитания.

[Филипп Джиан Трения] — Твой портрет… это я его убрал. Мать тут ни при чем, — сказал мне Венсан.

[Филипп Джиан Трения] — Да‑да. Я понимаю.

[Филипп Джиан Трения] — Не потому, что это ты… Как бы тебе объяснить…

[Филипп Джиан Трения] — Я знаю. Все понятно.

[Филипп Джиан Трения] Он был занят тем, что красил стены на кухне. В принципе, нужды никакой не было, но я догадывался, зачем он это делает.

[Филипп Джиан Трения] Он слез со стремянки, вытер руки и достал из холодильника два пива. Утро выдалось довольно жарким, хотелось пить.

[Филипп Джиан Трения] — Надо бы мне подыскать какую‑никакую работенку, — сказал он с озабоченным видом. — Хотя без работы сидят миллионы. Что я? Иголка в стоге сена, можно сказать. Но гордость, гордость страдает.

[Филипп Джиан Трения] — Это ведь не болезнь, теперь все это знают.

[Филипп Джиан Трения] — И все‑таки. Чувствуешь себя какой‑то жалкой вошью. Каждый может тебя раздавить. Мне твоей матери в глаза смотреть стыдно.

[Филипп Джиан Трения] Я велел ему вымыть кисти и повел его обедать.

[Филипп Джиан Трения] — С ней нелегко было, — начал я. — Конечно, я наделал ошибок. Но она — она как скала. Я за ней присматривал. На руках ее, можно сказать, носил. Надеюсь, меня нельзя упрекнуть в том, что я уделял ей мало внимания. Я имею в виду в целом. За все двадцать лет. Иногда бывало очень нелегко.

[Филипп Джиан Трения] — Я прекрасно тебя понимаю.

[Филипп Джиан Трения] — Мать у меня только одна. Другой нет и не будет. Раз уж она приняла решение, так тому и быть. Коль скоро она тебя выбрала, значит, у нее есть на то причины. Вот что я думаю.

[Филипп Джиан Трения] — Мы с твоей матерью уже не дети. Многое пережили. Никому неохота ввязываться в сомнительные истории.

[Филипп Джиан Трения] Венсан говорил доверительным тоном. Потом вдруг помрачнел и опять начал про свое финансовое положение:

[Филипп Джиан Трения] — Однажды я год сидел без работы, в восьмидесятых. Но то все ж таки были восьмидесятые! Ты бы тогда меня не узнал. Я мог битый час мерзнуть в очереди ради миски супа. Вернуться к такому вряд ли у меня духу хватит.

[Филипп Джиан Трения] Я успел заметить, что он всегда старательно подчищает свою тарелку. За едой он говорил мало — во всяком случае, пока не съедал все. Если какая‑нибудь компания огребает гигантскую прибыль, вскоре тысячи служащих оказываются на улице, и семьи разваливаются одна за другой. Как ни странно, это почти математический закон.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда, приходя в магазин, я видел мать, можно было не спрашивать, нашел ли Венсан работу: ответ был написан на ее лице. Я старался не слишком напирать, но все же показывал всем своим видом, что этот вопрос мне не безразличен. Довольно тонкое искусство.

[Филипп Джиан Трения] Мать заняла оборонительную позицию. Я смотрел ей прямо в глаза, но она не моргнув выдерживала мой взгляд.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, шутки шутишь? — взорвался я однажды утром. — Как ты можешь вести себя так со мной? Со мной! Не думал, что ты на такое способна!

[Филипп Джиан Трения] — Что случилось? О чем ты?

[Филипп Джиан Трения] — Мы что с тобой, по разные стороны баррикад? Тебе нравится возводить между нами стену? Во что ты играешь?

[Филипп Джиан Трения] — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

[Филипп Джиан Трения] Меня охватила злость, смешанная с болью, мучительной и парализующей. Краешком глаза я видел Коринну и Сандру, которые наблюдали за нами из глубины магазина, стараясь не упустить ни слова. Должно быть, они видели, как между матерью и мной вырастала стена.

[Филипп Джиан Трения] — Если ты сама не понимаешь, то я не стану тебе объяснять, — продолжил я, переводя дух. — Только мне не все равно. Мне бы даже в голову такое не пришло.

[Филипп Джиан Трения] Я отправил хозяек прошвырнуться, выпить кофейку, выгулять собаку, а сам занялся делами, оставив мать в размышлениях.

[Филипп Джиан Трения] Шаг был сделан. Добавить к сказанному мне было нечего. Я понимал людей, которые пишут печальные книжки. На дюжину публикуемых нами названий (тот факт, что мы издавали только женщин, ничего не менял) одиннадцать — это истории предательств, разрывов, неудач и смертельных исходов. Обстоятельства мешали мне угадать конец всей этой истории.

[Филипп Джиан Трения] Зато я понимал, куда нас толкает жизнь. Мать молчала целый час. Я воспользовался тишиной, чтобы подписать несколько чеков, потом сделал вид, будто внимательно изучаю договор, который мы заключили с одной авторшей. Она предлагала содомизировать мужчин, чтобы заложить основы новых отношений между полами. Я надеялся продать некоторое количество экземпляров этого творения.

[Филипп Джиан Трения] Наконец мать открыла рот — чтобы объявить, что идет обедать.

[Филипп Джиан Трения] К счастью, вечером ко мне обещала заглянуть Одиль.

[Филипп Джиан Трения] У нее тоже были проблемы. Борис, ее муженек, заложил клинику и выгреб все их сбережения, чтобы купить самолет. Мы обнялись, не произнося ни слова. С неистовой страстью. Чтобы ни о чем не думать.

[Филипп Джиан Трения] Потом она посмотрела на свое разорванное белье и глубоко вздохнула.

[Филипп Джиан Трения] В два часа ночи она решила вызвать такси, но я предложил отвезти ее.

[Филипп Джиан Трения] Одиль рылась в своей сумочке, забыв про меня. Тротуары были почти пустынны, за окном в темноте мелькали улицы.

[Филипп Джиан Трения] — Если бы он купил хоть яхту, — вздыхала она. — Ты себе представляешь меня за штурвалом самолета? Можешь вообразить, чтобы я по выходным летала? Нет, он совсем спятил. А твои деньги? Он тебе вернул?

[Филипп Джиан Трения] Я сделал неопределенный жест.

[Филипп Джиан Трения] — Так я и знала, — нахмурилась Одиль.

[Филипп Джиан Трения] С минуту она молчала, глядя в окно.

[Филипп Джиан Трения] — Вот уже десять лет, как я собираюсь от него уйти — и что же? Эх, сама виновата: что заслужила, то и получила. Ты ведь тоже так думаешь?

[Филипп Джиан Трения] — Нет, Одиль. С чего мне бросать в других камни? Уж во всяком случае, не теперь. Я в себе‑то разобраться не могу. С какой стати я буду осуждать тебя, мою старинную подружку?

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, у меня такое чувство, будто я обеими ногами увязла в ведре со смолой.

[Филипп Джиан Трения] Она была права.

[Филипп Джиан Трения] Несмотря на прекрасное летнее небо, усеянное звездами, прозрачное, как ключевая вода, звонкое, как хрусталь.

[Филипп Джиан Трения] Под этим небом находилась квартира моей матери. Я припарковался напротив, сидел и курил сигарету за сигаретой, а потом щелчком отправлял окурки в сторону ее окна. В окне горел свет и двигались тени.

[Филипп Джиан Трения] До этого я никогда не интересовался, чем занята моя мать. Когда‑то я раз и навсегда решил не вникать в детали. Я знал, что мать трахается с кем ни попадя, но это были для меня лишь слова. Ни один образ не смущал моего воображения, даже белизна кожи в темноте.

[Филипп Джиан Трения] И вдруг все стало иначе. Было ощущение, что тот вечер темнее, чем все остальные. Он был населен видениями. Словно я зашел на любительский порносайт. Мне виделось, как мать хрипло дышит на ковре, а Венсан ритмично двигается у нее за спиной. Только пот со лба вытирал я. Ночь была жаркая, безвоздушная. Мать заперлась от меня на все засовы, и мне надо было собраться с силами, что бы это выдержать.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В течение трех недель я молча за ней наблюдал. Венсана я за это время не видел ни разу.

[Филипп Джиан Трения] Мать будто надела маску. Замыкаться в себе она умела. Она была наделена природным, глубинным упрямством. Ни разу в жизни не пошла на поводу у событий. Моему отцу она сопротивлялась стоически. Даже когда готова была разрыдаться, рухнуть на кровать от отчаяния и бессилия — все равно ни пяди ему не уступала и не давала слабины до тех пор, пока отец не поворачивался и не уходил. Тогда уже все было иначе. Тогда уже мне, а не отцу, приходилось ее утешать, о мою рубашку она вытирала слезы и сопли. Но при нем всегда держалась железно.

[Филипп Джиан Трения] Сейчас она держалась железно со мной. Она была непрошибаема.

[Филипп Джиан Трения] Что там происходило на самом деле, я не знал.

[Филипп Джиан Трения] Лили уехала отдыхать на озеро, в гости к одной женщине, которая немножко меня доставала, но была столь любезна, что увозила Лили вместе со своими двумя сыновьями, когда на меня обрушивались каникулы. Я ведь был отцом‑одиночкой и пытался сам растить восьмилетнюю дочь — со всеми заморочками, какие к этому прилагаются.

[Филипп Джиан Трения] Когда наступало лето, я начинал рвать на себе волосы. Что придумать на эти два месяца? Окажусь ли я на высоте, смогу ли соответствовать ожиданиям Лили — ведь кто знает, что там у нее в голове?

[Филипп Джиан Трения] По выходным я ездил ее навещать. Я оставался сидеть с детьми и отпускал Кароль с мужем — его звали Ришар — сплавать на лодке поудить рыбу.

[Филипп Джиан Трения] — Да нет же, Лили нисколько нам не в тягость, — уверяла Кароль. — Совсем наоборот, мальчики ужасно рады, что она с нами.

[Филипп Джиан Трения] По вечерам, пока Ришар совершал моцион, мы с Кароль наблюдали, как дети играют на берегу, и я, по правде сказать, немного успокаивался. А то меня все мучило чувство вины.

[Филипп Джиан Трения] Как‑то утром, видя, что я сижу на террасе в задумчивости, Кароль спросила, чем я расстроен.

[Филипп Джиан Трения] — Он даже не докрасил кухню, — ответил я. — И не брился несколько дней.

[Филипп Джиан Трения] Я рассказал ей, как накануне вечером заглянул к матери и что там нашел. Атмосфера в квартире была тягостная. Точно там разрослись невидимые джунгли. Мать ходила с каменным лицом. Чтобы заполнить томительные паузы, мы распили на троих полбутылки белого мартини.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, приезжай сюда на несколько дней, — предложила Кароль. — Расслабишься немного. Они там без тебя сами разберутся.

[Филипп Джиан Трения] Ришар регулярно ездил в город и обратно, а я никак не мог решиться. Не хотелось усложнять — и без того все было сложно. И потом, меня целиком поглощали приключения матери.

[Филипп Джиан Трения] — Мои родители ведь развелись, — продолжала Кароль. — Я тебе не говорила? Слава богу, я не стала влезать в их дела. И твои сами разберутся.

[Филипп Джиан Трения] Она предложила пойти искупаться, но я сел в машину и вернулся в город.

[Филипп Джиан Трения] Вся эта история действовала мне на нервы. До такой степени, что однажды ночью случилось то, чего не случалось никогда прежде: включилась сигнализация.

[Филипп Джиан Трения] Потом я долго лежал на кровати, сердце все еще бешено колотилось. Ободранные веревкой руки горели. Я снова и снова вспоминал, как из машин выскакивали полицейские, а я бежал от них, таща в каждой руке по сумке, затем перемахнул через забор — и чудом сумел скрыться.

[Филипп Джиан Трения] Я ходил взад‑вперед по комнате и бил кулаком по ладони.

[Филипп Джиан Трения] Как я мог позволить себе отвлечься хоть на миг? Как мог расслабиться в тот момент, когда все современные технологии работали против меня? Я что, сбрендил? Или сам себе враг? Или обманываю себя?

[Филипп Джиан Трения] На следующий день я наблюдал, как Лили качается на качелях, сделанных из шины, и думал о том, что жизнь — это такой большой спрут.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Однажды мать опоздала в магазин.

[Филипп Джиан Трения] Когда она вошла, я поднял голову, и мне вдруг показалось, что передо мной старуха. Это длилось секунду, но я наконец все понял и решил снова с ней поговорить, когда мы ели салат на террасе кафе.

[Филипп Джиан Трения] Начал я с того, что взял ее за руку. Потом я эту руку поцеловал. Потом стал умолять не молчать, не держать меня на расстоянии, не относиться ко мне как к врагу, потому что я не могу этого вынести.

[Филипп Джиан Трения] — Я же вижу, что у тебя не все ладно. Я хочу помочь тебе, дорогая моя. Чем же еще я, по‑твоему, занимаюсь все эти годы?

[Филипп Джиан Трения] — Ты меня попрекаешь?

[Филипп Джиан Трения] — Да нет же! Просто ты моя мать, и у тебя проблемы. Если хочешь, решим их вместе. Ведь именно для этого я и существую. Жалко, что ты не поняла этого до сих пор, вот и все.

[Филипп Джиан Трения] К трем часам дня мы заказали по пятьдесят шестой чашке кофе. Мать долго не сдавалась. Пришлось воскресить в памяти множество событий нашей давней совместной жизни, напомнить про места, где мы жили, про все хорошее, что с нами случалось. Мы начали вспоминать, смеялись, пересказывали друг другу подробности, кто как их запомнил, и без конца пересаживались за столом вслед за тенью от зонтика.

[Филипп Джиан Трения] В последний раз я видел отца в одиннадцать лет. Всю последующую жизнь я провел рядом с матерью. Я напомнил ей, что она никогда не умела долго что‑нибудь от меня скрывать.

[Филипп Джиан Трения] — Ты в этом как будто не уверен, — ответила она.

[Филипп Джиан Трения] — Конечно не уверен. У каждого свои слабости.

[Филипп Джиан Трения] Она смотрела на меня, покачивая головой. Как будто изучала каждую черточку моего лица.

[Филипп Джиан Трения] — И все же я делала то, что считала лучшим — для тебя и для себя, — произнесла она наконец.

[Филипп Джиан Трения] — Да, только сделать ничего невозможно. Мы об этом, кажется, достаточно говорили. Я живу так, как мне хочется. Перестань думать, что ты в этом виновата. Прошу тебя.

[Филипп Джиан Трения] — Но вот только в любви ты не понимаешь ничего. Ты не знаешь, что это такое.

[Филипп Джиан Трения] — Кто же тут виноват? Никто. И от меня это тоже не зависит. Что я, по‑твоему, должен делать? Объявление повесить? Что ж, я готов. Действительно готов.

[Филипп Джиан Трения] Она снова долго меня разглядывала, потом решилась наконец признаться: Венсан пьет не просыхая.

[Филипп Джиан Трения] — Ну, значит, ты меня понимаешь, — ответил я. — Ведь нет никакой гарантии, что попадется хороший человек. Вероятность крайне невелика.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Однажды утром я зашел к матери и застал Венсана перед телевизором. Рядом стояла початая бутылка. Он смотрел религиозную передачу.

[Филипп Джиан Трения] Я схватил его и поволок в ванную. Он не особо и упирался. Я стащил с него одежду, намылил жидким мылом с тонизирующим эффектом и стал поливать из душа. Потом побрил и одел. Он нес какую‑то невнятицу, но я не обращал внимания.

[Филипп Джиан Трения] — Его песенка спета, — заключил Борис после беглого осмотра.

[Филипп Джиан Трения] Пока Венсан одевался в соседней комнате, Борис объяснил мне, что печень у него практически разложилась, причем началось это не вчера.

[Филипп Джиан Трения] — А ты не хочешь поучаствовать в покупке «Турбо Скайлейн»? — предложил он, когда Венсан вышел к нам, с грехом пополам застегивая рубашку. — Я беру на себя парашюты.

[Филипп Джиан Трения] — Не знаю. Подумаю, — отвечал я.

[Филипп Джиан Трения] — Тебе разве не хочется стать легким как воздух? Испытать ощущение невесомости? Сбросить с себя тяжесть этой хреновой жизни? Чего тут думать!

[Филипп Джиан Трения] На обратном пути я остановился на заправке и подвел Венсана к кофейному автомату.

[Филипп Джиан Трения] — Плевать я хотел на то, что он там плетет. Хрень какая‑то, — бормотал он.

[Филипп Джиан Трения] Я молча кивнул. В тот момент я бы дорого дал, чтобы оказаться в маленьком самолетике — хотя лучше бы это был планер — на высоте двадцати тысяч футов над землей. Пусть даже с таким пилотом‑любителем, как Борис.

[Филипп Джиан Трения] Едва войдя в квартиру, Венсан снова плюхнулся в кресло перед телевизором и включил тот же канал. На сей раз за круглым столом обсуждалась проблема безбрачия священников.

[Филипп Джиан Трения] — Интересно? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] — Расслабляет, — буркнул он. — Не могу смотреть ничего другого. Тут хоть думать не надо.

[Филипп Джиан Трения] — А о ней ты думаешь?

[Филипп Джиан Трения] — Только о ней и думаю. Вообще‑то говоря, это мало что меняет.

[Филипп Джиан Трения] Я стоял напротив и изучал его. Надо было немедленно принимать какое‑то решение. И я принял.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Два дня спустя — мне понадобился целый день, чтобы раздобыть пушку, и еще один, чтобы по телефону утрясти все детали с девицей из агентства, которая, как улитка в траве, запуталась в картотеке, — мы с Венсаном приехали вдвоем в уютный домик на берегу озера. Все было готово к заключительному раунду.

[Филипп Джиан Трения] Озеро подступало вплотную к нашей веранде, а ближайшее жилье пряталось далеко за деревьями, в чаще леса.

[Филипп Джиан Трения] Выгрузив чемоданы и рыболовные снасти, мы проветрили дом и отправились в ближайший супермаркет за провиантом.

[Филипп Джиан Трения] Было одиннадцать утра, но Венсан уже принялся стонать. Он был не в состоянии ответить ничего вразумительного, когда я предлагал выбрать консервы и замороженную еду для микроволновки. Он сложился вдвое и почти лег в тележку.

[Филипп Джиан Трения] В отделе спиртного он распрямился и взгляд его просветлел. Я взял несколько ящиков пива. Он тем временем рассматривал бутылки с виски, взвешивал их в руке. Потом вопросительно взглянул на меня. Я сказал, чтобы он не стеснялся и брал сколько хочет, плачу я. Я даже почувствовал себя примерным сыном. Стояло жаркое утро, немного пахло тиной и сильно — хвоей. Я дал ему возможность спокойно выпить, а сам стал укладывать продукты на заднее сиденье, раскаленное от солнца. Именно это я называл «быть примерным сыном».

[Филипп Джиан Трения] Отказавшись проглотить хоть что‑нибудь из еды, он завалился спать до вечера.

[Филипп Джиан Трения] Часок я почитал: рукопись одной дамы, которую Коринна и Сандра непременно хотели издать. В принципе, я тоже был не против, хотя не видел особого смысла в том, чтобы из романа делать головоломку, но Коринна и Сандра лучше меня разбирались в литературе. Потом я пошел купаться.

[Филипп Джиан Трения] Венсан все спал, и я поехал на другой берег озера навестить Кароль и Ришара. До них было километра три по сельской дороге, которая вилась между высоченными соснами в косых лучах солнца, клубящихся легкой пылью.

[Филипп Джиан Трения] — А я как раз поселился на той стороне, — показал я, подняв Лили на плечи. — Вон там, точнехонько напротив. И если мы вооружимся биноклями, то сможем помахать друг другу рукой.

[Филипп Джиан Трения] Я с грехом пополам объяснил, что я там делаю. Сказал, что Венсану нужно оклематься. Что нам с ним надо поговорить.

[Филипп Джиан Трения] — А надолго вы? — спросила Кароль.

[Филипп Джиан Трения] — Понятия не имею. Он не в лучшей форме, это все, что я могу тебе сказать.

[Филипп Джиан Трения] — Ну ладно, — заметил Ришар. — Где нас найти, ты знаешь. Надумаешь развеяться — заезжай.

[Филипп Джиан Трения] Прежде чем уехать, я покатал Лили на лодке. Я хорошо помнил, как трудно было разговаривать нам с отцом, каких неимоверных усилий это стоило, и постарался объяснить Лили ситуацию, чтобы она не думала, будто я ее бросил. Я говорил, что она классно выглядит, что она ужасно хорошенькая, хоть и строит мне рожицы, хоть ей и скучно слушать отца, несущего какие‑то сентиментальные глупости.

[Филипп Джиан Трения] Она попросила у меня денег на диски и видеоигры. В обмен на несколько банкнот я получил то, что мне причиталось, то есть бурное выражение любви: она бросилась мне на шею со словами «дорогой папочка», рискуя перевернуть лодку. Впрочем, я все равно остался доволен. Годы шли, и я все на меньшее мог претендовать, хотя сознавать это было несладко.

[Филипп Джиан Трения] Воспользовавшись тем, что Ришар поглощен своим любимым занятием — он поливал медом свиные отбивные и любовно раскладывал их на барбекю, — Кароль пошла проводить меня до машины.

[Филипп Джиан Трения] — Как ты считаешь, я сильно постарела? — спросила она.

[Филипп Джиан Трения] Пять лет назад у нас начинался роман. Он так ничем и не закончился, но сейчас я чувствовал, что Кароль снова питает ко мне какие‑то странные чувства. Я заметил это, когда Ришар стал лысеть и, бросив курить, набрал десять кило.

[Филипп Джиан Трения] — Кто тебе сказал, что ты постарела? — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] — Не знаю. Просто спросила.

[Филипп Джиан Трения] — Ты хочешь знать, как ты выглядишь?

[Филипп Джиан Трения] — Ну конечно, а что еще? О чем еще я могу спрашивать, по‑твоему?

[Филипп Джиан Трения] Последнее время, разговаривая со мной, она быстро теряла терпение. Не то чтобы это было очень заметно, но, когда она со мной говорила, лицо ее напрягалось, она или начинала что‑нибудь теребить, или смотрела на свои ноги, точно обращалась не ко мне, а к ним.

[Филипп Джиан Трения] Найти себе любовника на улице у нее не хватало духу, выходить из положения самой — тоже, так что выбор ее пал на меня. Я был самым легким решением проблемы. Идеальный экземпляр, который играл в дротики с мужем, не был женат и с которым когда‑то уже что‑то намечалось. Мечта, а не любовник.

[Филипп Джиан Трения] Я ничего особенного к ней не питал. Не просыпался по ночам, думая о ней. А она как раз хотела, чтобы просыпался. Только для чего?

[Филипп Джиан Трения] Я сел за руль, заверив ее, что выглядит она отлично и что через пару часов должен быть превосходный закат, если только над озером не поднимется туман.

[Филипп Джиан Трения] Я видел в зеркало, как она уплывает вдаль, стоя посреди дороги, уперев руки в бедра, а потом к ней подошел Ришар, обхватил ее сзади и прижался к ней толстым животом.

[Филипп Джиан Трения] Вернувшись, я стал готовить ужин. Венсан предложил мне помочь, но сам так и не встал с кресла и продолжал ловить католический канал — или какую‑нибудь передачу про животных, как я ему посоветовал. Он докончил начатую утром бутылку виски и теперь собирался открыть вторую.

[Филипп Джиан Трения] — Не оглядывайся на меня. Смелей, — сказал я. — Я‑то знаю, каково это.

[Филипп Джиан Трения] Я постарался заставить его хоть что‑нибудь съесть. Потом убрал со стола, поблагодарил судьбу за то, что посудомоечная машина работает, и потащил его на веранду. Темнело.

[Филипп Джиан Трения] — Надо бы, что ли, устроить рыбалку, — сказал я. — Подумаем, как это организовать.

[Филипп Джиан Трения] Нельзя сказать, чтобы он сильно обрадовался, только покивал.

[Филипп Джиан Трения] — Покуда ты еще на ногах стоишь, — продолжал я. — Пока у тебя еще силы есть. Но, судя по твоему виду, их не много.

[Филипп Джиан Трения] Вскоре он сполз со стула и шмякнулся на пол.

[Филипп Джиан Трения] Я не стал его поднимать.

[Филипп Джиан Трения] На следующее утро я предупредил его, что каждый сам стирает свое белье.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Больше к этой теме я не возвращался. Потом однажды вечером заметил ему, что он отвратительно выглядит. С тех пор как мы приехали, он ни разу не переоделся, не умылся и даже не причесался. Он был весь грязный, белые следы слюны засохли в уголках губ.

[Филипп Джиан Трения] — Жалкий ты тип, — сказал я ему. — Посмотри на себя. Какое счастье, что ты не мой отец.

[Филипп Джиан Трения] Вместо ответа он залпом и без передышки опрокинул несколько стаканов виски. Потом попытался встать, чтобы ретироваться, но потерял равновесие и растянулся во весь рост, как стоял.

[Филипп Джиан Трения] Я оставил его лежать. Когда он проснулся и пришел ко мне на веранду, я рассматривал купленный револьвер. Я сообщил ему, что звонила мать и что она собирается нас навестить.

[Филипп Джиан Трения] — Нет! Только не это, — мрачно проговорил он, держась за косяк.

[Филипп Джиан Трения] Я положил револьвер в коробку и закрыл крышку.

[Филипп Джиан Трения] — Уж не знаю, как ее остановить, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Было слышно стрекотание кузнечиков, иногда лягушка прыгала в воду, или сухая ветка потрескивала, или птица взлетала. И тут он заплакал, залился пьяными слезами и стал ныть.

[Филипп Джиан Трения] Я помог ему добраться до кресла. Полночи я слушал, как он стенает, кашляет, перечисляет все свои несчастья, все унижения, выпавшие на его долю. Я тем временем приготовил наживку для рыб, а потом стал смотреть на отражение луны в озере, надеясь, что он все же не станет дергать меня за рубашку и объяснять, насколько он сам себе противен.

[Филипп Джиан Трения] Он стыдился себя и не хотел показываться на людях. Однажды утром я объявил, что не буду больше возить ему спиртное и что, если он хочет, пусть едет со мной и сам себе покупает. Тогда он, ни слова не говоря, весь дрожа, несмотря на жару, влез в машину, лег на заднее сиденье и свернулся калачиком.

[Филипп Джиан Трения] В супермаркете его появление произвело фурор. Видок у него был — точно он восстал из могилы. Покупатели шарахались, продавцы хмурились. Но, как я ему заметил, за все приходится платить.

[Филипп Джиан Трения] — Хорошо хоть ты ни разу не описался, — сказал я. — Насколько мне известно, во всяком случае.

[Филипп Джиан Трения] Несло от него ужас как. В нашем бунгало, когда его рвало, я не разрешал ему приближаться ко мне: сколько бы он ни чистил зубы, от него разило блевотиной. Тряпье его пропиталось стойким запахом пота. Он носил свои лиловые башмаки на босу ногу и, не объясняя почему, отказывался их снимать.

[Филипп Джиан Трения] Дети не ведают жалости.

[Филипп Джиан Трения] Как я и думал, Лили не захотела даже подойти к нему. Мальчишки спрятались за юбку Кароль, а та, когда я представил ей Венсана, не удержалась от брезгливой гримасы.

[Филипп Джиан Трения] Он протянул дрожащую руку. Кароль нехотя к ней прикоснулась, в то время как Лили и двое ее приятелей просто пошли прочь, обмениваясь на ходу весьма нелестными замечаниями в его адрес. Он это прекрасно слышал. Они говорили, что от одного его вида их тошнит и что он воняет, как стадо свиней: дети не ведают жалости.

[Филипп Джиан Трения] Жалкая развалина, сказала о нем Кароль. Мы оставили его перед батареей бутылок, как перед Стеной Плача, наедине с угрызениями совести, отвращением к себе и всем тем хаосом, что царит в голове алкоголика на последней стадии.

[Филипп Джиан Трения] — Он уже дважды лечился от пьянства, — объяснял я Кароль. — Какое‑то время продержался, а потом опять.

[Филипп Джиан Трения] — Бедная твоя мама!

[Филипп Джиан Трения] — Да, бедная. В этот раз ей сильно не повезло.

[Филипп Джиан Трения] — Ты знаешь, есть вещи, с которыми ничего нельзя поделать.

[Филипп Джиан Трения] — Не думаю. Но в данном случае это действительно серьезная проблема.

[Филипп Джиан Трения] — И ты что, сидишь с ним целыми днями? Ничего не делаешь, просто сидишь?

[Филипп Джиан Трения] — Понимаешь, я хотел, чтобы они на время расстались.

[Филипп Джиан Трения] — Понимаю. Так заглядывай ко мне. Ты ведь можешь выкроить время? Я помираю со скуки, когда Ришар уезжает. Видишь, я сама тебе в этом признаюсь. И еще признаюсь, что даже когда он не уезжает… Ну ладно, знаю, что ты сейчас скажешь.

[Филипп Джиан Трения] — Что это старая история. Именно это я и хотел сказать.

[Филипп Джиан Трения] Она удивленно подняла брови, взвешивая в руке дыню.

[Филипп Джиан Трения] — Спасибо, что приехала, — заключил я. — Может, я и появлюсь у вас, но не хочу ничего планировать заранее. Сама видишь, какая у меня жизнь. Заеду как‑нибудь искупаться с детьми. Это я обещаю. Только ненадолго.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, нарочно меня дразнишь?

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь что… Ты меня удивляешь. Уму непостижимо. Пять лет назад я валялся у тебя в ногах. Получил по полной программе. А теперь, ты думаешь, достаточно пальчиками щелкнуть? Ничего себе номера!

[Филипп Джиан Трения] Я рассказал нашу историю Венсану, которого болтало из стороны в сторону, когда машина подпрыгивала на ухабах. Он сидел рядом со мной и дремал с бутылкой в руках.

[Филипп Джиан Трения] — Иногда кажется, что у них с головой не все в порядке, — усмехнулся я, резко повернув руль. Мы ехали по узкой извилистой дороге, окутанной сиянием. — Она что, с луны свалилась?

[Филипп Джиан Трения] — Ох, помедленней, — простонал он. — Мне плохо.

[Филипп Джиан Трения] — С чего бы тебе было хорошо? Тебе все время плохо. Нет, но как тебе нравится эта кошелка: высказывает мне претензии, потому что я, видишь ли, не заехал ее навестить. Ты хоть слушаешь, что я тебе рассказываю? Как тебе это нравится?

[Филипп Джиан Трения] Венсан свесился в окно и начал громко блевать. Жгуты слизи протянулись от его рта к дверце машины. Длинные клочья рвоты повисли у него на подбородке. Из глаз ручьями хлынули слезы.

[Филипп Джиан Трения] Когда он успокоился и сел, я протянул ему сигарету.

[Филипп Джиан Трения] — Она спросила: «Что это за жалкую развалину ты с собой притащил?» А я ей ответил: «Он должен заменить мне отца». Да, гордиться мне было нечем.

[Филипп Джиан Трения] До конца дня он на меня дулся.

[Филипп Джиан Трения] Иногда я слышал, как он сам с собой разговаривает. Точно сумасшедший. Временами он падал с кресла — за тот день с ним это случилось трижды. Потом долго не мог влезть обратно: казалось, он штурмует вершину.

[Филипп Джиан Трения] Я наблюдал за ним с веранды, сидя на солнце с книжкой, и чувствовал, что час его приближается. С каждым днем он выглядел все более жалким, и каждый день был хуже предыдущего.

[Филипп Джиан Трения] Когда позвонила мать, небо было пунцовым и уже усеяно звездами. Венсан стоял у дома, ругался и грозил небу кулаком, в котором была зажата бутылка.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай сама, — предложил я матери, которая спросила, что там происходит. — Ты готова выдержать такое? Посмотрела бы ты на него сейчас. К нему даже подойти нельзя.

[Филипп Джиан Трения] Она хотела знать, куда именно мы уехали, но я не стал уточнять, чтобы она нам не мешала.

[Филипп Джиан Трения] — Зачем тебе знать? Тебе здесь все равно нечего делать. Тут просто конец света. Забудь эту пьянь, потому что его песенка спета, поверь мне. Ты же знаешь, я стараюсь ради твоего блага. Во всяком случае, я это знаю. Он тебе не муж, а мне не отец, и вбей это наконец себе в голову. По крайней мере, от этого небо нас избавило. Мама, ты хоть понимаешь: небо нас избавило от этого испытания, черт побери!

[Филипп Джиан Трения] — Мама? Давно ты не называл меня мамой.

[Филипп Джиан Трения] — Ты моя мать. Я могу называть тебя как мне вздумается.

[Филипп Джиан Трения] Когда Венсан вернулся на веранду, я заканчивал разговор.

[Филипп Джиан Трения] — Не хочу ее видеть, — глухо пробормотал он, упав на стул.

[Филипп Джиан Трения] — Не очень‑то мило с твоей стороны. Эта женщина в тебя поверила. Эта женщина тебя полюбила. С этой женщиной ты спал еще несколько дней назад. Может, забыл?

[Филипп Джиан Трения] Видя, что это на него действует, я продолжал развивать тему.

[Филипп Джиан Трения] Я даже сходил за зеркалом и заставил его посмотреть на себя.

[Филипп Джиан Трения] Когда он пытался от меня убежать, я догонял его и поворачивал нож в ране. Стояла глубокая, тихая, влажная ночь. Он зашел по щиколотку в воду, и я смолк, ожидая, что вот сейчас он совершит непоправимое. Но он вдруг вернулся и сказал, что хочет с ней поговорить.

[Филипп Джиан Трения] — Чего? Это в твоем‑то состоянии? Ты же на ногах не стоишь. И что, интересно, ты ей скажешь? Иди проспись.

[Филипп Джиан Трения] Но я все же набрал номер.

[Филипп Джиан Трения] — Он хочет с тобой поговорить. Сейчас ты его услышишь, он в отличной форме.

[Филипп Джиан Трения] Я протянул ему трубку.

[Филипп Джиан Трения] — Лучше бы ты себе пулю в лоб пустил, — посоветовал я.

[Филипп Джиан Трения] Не сводя с меня глаз, он прижал трубку к уху. Его рука дрожала, губы тоже. Я слышал в телефоне голос матери. Видел, как он качается и морщится. Слышал чавканье его промокших кожаных ботинок, уже не лиловых, а почти черных.

[Филипп Джиан Трения] Но он так и не произнес ни слова.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] На следующий день он сделал попытку побриться. Я объяснил ему, что щетина у него слишком длинная и что сначала надо подрезать ее ножницами. У него ничего получилось.

[Филипп Джиан Трения] Немного подумав, я встал и молча сам взялся за дело. Несмотря на жару, какие‑то придурки жарились в своих лодках посреди озера. Они со свистом забрасывали удочки в надежде поймать хоть что‑то, хотя бы немного тишины и одиночества, пока на них снова не налетят женщины и дети. Местечко находилось всего‑навсего в часе езды от города, даже меньше, но им этого вполне хватало. Когда я встречал их в деревне, вид у них был отрешенный, будто они напрочь забыли, кто они и откуда.

[Филипп Джиан Трения] А мы с Венсаном даже не прикоснулись к роскошным снастям, которые я закупил для поездки. Мой отец никогда не водил меня на рыбалку, и я делал все эти покупки, как последний сентиментальный дурак, как блаженный, как одержимый. Всякий раз, как я приглашал Венсана порыбачить — в те моменты, когда он не блевал, не выхаркивал по кусочкам свою печень, не прятался от света в своей комнате, темной, как логовище красноглазого козла, когда не бил себя в отчаянии в грудь, — он с гримасой отвращения отказывался.

[Филипп Джиан Трения] — Хуже тебе все равно не станет, — уговаривал я. — Хоть какое‑то занятие, чем торчать здесь и слоняться из угла в угол. Раз уж мы все равно на озере, давай хоть попробуем.

[Филипп Джиан Трения] Игра в карты тоже его не интересовала. К тому же я обнаружил, что он уже ничего в них не сечет, более того, в руках удержать не может. В качестве развлечения он смотрел одни и те же религиозные передачи или фильмы про животных, только быстро отключался. Тогда он обмякал, сползал на пол и валялся с открытыми глазами, ничего не видя вокруг.

[Филипп Джиан Трения] — Когда я был мальчиком, отец водил меня на рыбалку, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Пока я укладывал бритву и ножницы на место, он рассматривал себя в зеркало.

[Филипп Джиан Трения] — Ну что, глазам своим не веришь, — продолжал я. — Я понимаю, что ты должен чувствовать. Представляю, что творится у тебя в голове. Но никто тебе помочь уже не может.

[Филипп Джиан Трения] Во второй половине дня я предпринял новую попытку:

[Филипп Джиан Трения] — В общем, так, я все приготовил. Все снасти в лодке. Так что хватит ломаться. Поедешь со мной. Пиво в переносном холодильнике.

[Филипп Джиан Трения] В тот момент, когда он наконец полез в лодку, заявилась Кароль.

[Филипп Джиан Трения] — Я долго думала над тем, что ты мне в прошлый раз сказал, — объявила она серьезным тоном. — Думаю, это неуместная в данном случае гордость.

[Филипп Джиан Трения] — Кароль, что ты тут делаешь? Где твои дети?

[Филипп Джиан Трения] — За детей не беспокойся. И не уходи от разговора. У тебя это просто болезнь какая‑то.

[Филипп Джиан Трения] Я влез в лодку, запихнув Венсана вперед.

[Филипп Джиан Трения] — Куда вы?

[Филипп Джиан Трения] Я схватил весло и оттолкнулся от берега.

[Филипп Джиан Трения] — Эй, вы куда?

[Филипп Джиан Трения] Что‑то с ней решительно было не в порядке. Я посмотрел на нее, все еще взволнованную после своей выходки, и налег на весла.

[Филипп Джиан Трения] — У тебя серьезные проблемы, — крикнула она. — Тебе лечиться надо.

[Филипп Джиан Трения] Я опустил голову и украдкой улыбнулся. Чтобы она не подумала, что я над ней смеюсь.

[Филипп Джиан Трения] Через некоторое время солнце скрылось за верхушками елей, и Венсан очнулся от забытья, в которое впал после того, как мы отплыли. Я нахлобучил ему на голову парусиновую кепку и попытался сравнить его с фотографией моего отца. Несколько раз я нагибался и поправлял эту кепку, чтобы усилить сходство. Я был совершенно потрясен.

[Филипп Джиан Трения] — Я так по тебе тосковал, — пробормотал я. — Мы так по тебе тосковали.

[Филипп Джиан Трения] Отец умер двадцать лет назад, а первые слезы по нему я пролил только теперь, посреди озера, окруженного сумрачными елями.

[Филипп Джиан Трения] На Венсана это никак не подействовало, В ярости, я запустил в него пакетом с бутербродами, но ему уже все было нипочем.

[Филипп Джиан Трения] Потом я заставил себя успокоиться. Ничего, лучше клевать будет, говорил я себе, глядя, как куски хлеба плывут по волнам.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Когда мы снова причалили к берегу, небо над лесом пылало, как пожар, а озеро поблескивало, точно вино в бокале.

[Филипп Джиан Трения] Я все еще не мог прийти в себя после мучительного эксперимента. Тем не менее старался держать себя в руках. Готовя ужин, я несколько раз выпил вместе с Венсаном.

[Филипп Джиан Трения] Тот жаловался на комаров. Странное дело, они действительно все кружили вокруг него — я даже задумался, а не спирт ли их привлекает, раз они облюбовали эту проспиртованную губку и слетелись, как мухи на мед. Я пошел искать антикомариный аэрозоль, чтобы опрыскать комнату и не слышать больше стенаний Венсана.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, трогал револьвер? — спросил я, заметив, что коробка сдвинута с места.

[Филипп Джиан Трения] Ответ меня не интересовал. Я взял коробку и поставил ее на виду посреди стола. Потом откинул крышку.

[Филипп Джиан Трения] — Собственно, я и не запрещал тебе его трогать, — заметил я.

[Филипп Джиан Трения] Он не стал брать его в руки, только смотрел и вытирал ладони о штаны. Потом рухнул на стул. Я стал распылять аэрозоль. То ли эта штука в определенных дозах была вредна, то ли здоровье Венсана было хуже, чем я предполагал, — но, так или иначе, у него начался дикий приступ кашля, который не утих, даже когда он вышел на свежий воздух. Я был уверен, что мы перебудим соседей, так долго и раскатисто он кашлял. И в самом деле, в лесу загорелся свет, и долго еще потом в темноте не унимались собаки.

[Филипп Джиан Трения] — Ты худшее, что с ней случилось в жизни. Ты хоть это знаешь? — бросил я ему через стол после того, как мы несколько минут просидели молча. — Ты самый распоследний говнюк, который встретился ей на жизненном пути.

[Филипп Джиан Трения] И поскольку я тоже выпил, я сгреб его и хорошенько тряхнул, так что даже сам удивился, а потом сказал, что он разбил нашу жизнь и пусть теперь убирается обратно в преисподнюю.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] После этого я отпустил его и вышел подышать, чтобы успокоиться. Я ждал, пока кровь перестанет стучать у меня в висках. Вернуться в бунгало у меня не было сил, поэтому я залез в лодку и поплыл прочь от берега.

[Филипп Джиан Трения] Это была хорошая идея, потому что всю ярость я употребил на то, чтобы работать веслами. Я греб, напрягая все мускулы своего тела, и они освобождались от чрезмерного напряжения.

[Филипп Джиан Трения] На середине озера я наконец остановился. Поднял весла и слушал, как с них капает вода. Берега были пустынны. Не то чтобы я ждал выстрела, но все‑таки прислушивался. При этом я и сам не понимал, как мог дойти до такого, как я мог быть такой сволочью.

[Филипп Джиан Трения] Я позвонил матери и сказал, что все хорошо и что скоро я вернусь в город.

[Филипп Джиан Трения] — Я стараюсь ради твоего же блага, ты ведь знаешь. Так что займись чем‑нибудь другим. Позови Ольгу, сходите куда‑нибудь.

[Филипп Джиан Трения] На озере теперь не было ни морщинки. Вода сомкнулась за моей лодкой, пока я говорил с матерью. Я рад был переброситься с ней парой слов, почувствовать, что она недалеко.

[Филипп Джиан Трения] — Может, однажды я напишу книгу о твоих приключениях, — пошутил я.

[Филипп Джиан Трения] Сияла луна, небо было чистое. Я попрощался с матерью, надеясь, что эта история, как бы она ни закончилась, все же не сильно ее потрясет.

[Филипп Джиан Трения] Некоторое время я лежал на дне лодки и смотрел в небо. И думал, что может заставить человека пустить себе пулю в лоб. Разбить чужие жизни — достаточная это причина или нет?

[Филипп Джиан Трения] Я снова сел и поплыл в сторону дома Кароль.

[Филипп Джиан Трения] — Ты очень кстати, — встретила она меня. — У нас тут крыса. За холодильником.

[Филипп Джиан Трения] Собственно говоря, мне не очень‑то хотелось ловить крыс среди ночи, но она решительно протянула мне лопату.

[Филипп Джиан Трения] — За холодильником, говоришь?

[Филипп Джиан Трения] Она кивнула. Она была в пижаме. Мы пошли в кухню.

[Филипп Джиан Трения] — Ладно. Ты двигай холодильник, а я ее стукну. Договорились?

[Филипп Джиан Трения] Потом мы пошли хоронить крысу в сад. Кароль не хотела крысы в своей помойке. В дробилку она тоже не дала мне ее бросить. Я держал тварь за хвост, а Кароль решала, где лучше всего ее зарыть. Вдруг крыса ожила и зловеще пискнула. Я чуть коньки не отбросил. И разжал пальцы. Крыса юркнула в заросли. А мне пришлось прислониться к дереву.

[Филипп Джиан Трения] Кароль спросила, что со мной, уж не увидел ли я привидение.

[Филипп Джиан Трения] — Упустил! Что ж ты? Нельзя было ее выпускать, — ругала она меня, пока мы шли к дому. — Теперь придется начинать все сначала.

[Филипп Джиан Трения] * * *

[Филипп Джиан Трения] Она требовала, чтобы я перестал называть ее Лили, потому что это смешно. Называть ее следовало Лилиан. И вообще я должен был оставить ее в покое.

[Филипп Джиан Трения] Нельзя было заходить к ней в комнату без стука, лезть в ее дела и вечно ее доставать.

[Филипп Джиан Трения] — Прости, конечно, но Лилиан — это была идея твоей матери, а не моя. С какой стати я вдруг стану звать тебя Лилиан?

[Филипп Джиан Трения] Еще мне было велено перестать за ней шпионить.

[Филипп Джиан Трения] — Просто не верю своим ушам, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Не совать свой нос в то, что меня не касается. Не спрашивать, принимает ли она противозачаточные таблетки и не пристает ли к ней кто‑нибудь. Ни под каким видом не предлагать отвезти ее в университет.

[Филипп Джиан Трения] — Вообще‑то мне просто по дороге. Впрочем, как хочешь.

[Филипп Джиан Трения] Я не должен был указывать ей, как одеваться и с кем общаться.

[Филипп Джиан Трения] Я вообще ничего не должен был ей говорить.

[Филипп Джиан Трения] — Хорошо. Но называть тебя Лилиан я все равно не буду.

[Филипп Джиан Трения] Зима наступила внезапно, в декабре выпал снег. Я не мог с точностью определить, когда именно изменились мои отношения с дочерью, но факт оставался фактом.

[Филипп Джиан Трения] Я был к этому готов. Я знал, что с отцом рано или поздно начинаются конфликты. Так что я ждал. Все эти запутанные семейные истории — мне ли их не знать? Я давно чуял, к чему дело идет.

[Филипп Джиан Трения] Я готовился к этому во время долгих прогулок или сидя один в пустой квартире, когда Лили начала поздно возвращаться. Или когда она отшивала меня пожатием плеч.

[Филипп Джиан Трения] Я ждал, что рано или поздно между нами встанет призрак ее матери.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Она была беременна Лили, когда случилась утечка газа и произошел взрыв. Соня погибла. Мы не очень‑то с ней ладили.

[Филипп Джиан Трения] Она была манекенщицей. Мы вместе курили травку и ходили на вечеринки, где пары распадались как нечего делать. Однажды Лили обнаружила кипу старых журналов, и я показал ей ее мать. Она пришла в восторг.

[Филипп Джиан Трения] Может быть, все произошло именно в тот момент. А может, в какой‑нибудь другой.

[Филипп Джиан Трения] Так или иначе, Лили заявила, что я ее достал, и с размаху захлопнула дверь своей комнаты.

[Филипп Джиан Трения] Не важно, из‑за чего произошла стычка. Было ясно, что малейшая искра может теперь разгореться в гигантский пожар, и хоть я был к нему готов, мне от этого было не легче.

[Филипп Джиан Трения] Я налил себе выпить. Выждал несколько минут. Потом пошел к ней.

[Филипп Джиан Трения] — Послушай, — сказал я. — Я долгое время думал, что ты будешь единственной женщиной в мире, с которой у меня все будет в порядке. Теперь я так не думаю. Я понял, что ошибался. Ты можешь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю?

[Филипп Джиан Трения] Она крутанулась в своем кресле на колесиках, так, точно в нем был мотор.

[Филипп Джиан Трения] — Мне восемнадцать. Я совершеннолетняя.

[Филипп Джиан Трения] Мать ее тоже была упряма донельзя. Она скорее дала бы утопить себя в бассейне, чем пошла бы на компромисс.

[Филипп Джиан Трения] — Я тебе уже объяснял, что дело не в этом. Совершеннолетняя ты или нет, это к делу не относится. Дело в том, что ему шестьдесят. Ты меня слышишь?

[Филипп Джиан Трения] — Нуда, ему шестьдесят. Ну и что? Это тебя не касается.

[Филипп Джиан Трения] — Прости меня, Лили, но есть же какие‑то пределы.

[Филипп Джиан Трения] — Я хочу, чтобы ты называл меня Лилиан. Ты что, глухой?

[Филипп Джиан Трения] — Хочешь знать, что я об этом думаю? Таких, как он, надо за решеткой держать. Заметь, я смотрю на вещи широко — и все же. К тому же этот тип женат. Да его пристрелить мало!

[Филипп Джиан Трения] — Уйди из моей комнаты.

[Филипп Джиан Трения] — Мне придется разыскать его и поговорить с ним по‑мужски.

[Филипп Джиан Трения] — Если ты это сделаешь, я уйду из дома.

[Филипп Джиан Трения] — Не вынуждай меня на крайние меры — это все, что я хотел тебе сказать.

[Филипп Джиан Трения] Я вернулся в гостиную и стал смотреть на падающий снег. Совсем маленькие снежинки, прямо пудра. Потом пошел и поставил в печку замороженную запеканку.

[Филипп Джиан Трения] Ели мы молча.

[Филипп Джиан Трения] Потом я снова сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Я думал, ты будешь единственной женщиной в мире, с которой у меня все будет хорошо. Видишь, как можно ошибаться.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] По счастливой случайности я стал главным акционером маленького издательства, которое числилось основным источником моих доходов. В каталоге у нас значилось около двенадцати авторов, и в их числе — Шарлотта Блонски, которая обычно требовала от меня гонораров, никак не соответствовавших продажам. В сущности, все авторы в душе — акулы. Так вот, в честь этой Шарлотты Блонски несколько месяцев назад мы устроили в издательстве маленький коктейльчик — из чистой любезности, чтобы отметить выход ее нового романа «Задушенный любовник». От романа мои соакционерки, Коринна и Сандра, были в полном восторге и даже вывесили в издательстве портрет Шарлотты.

[Филипп Джиан Трения] Шарлотта пришла с супругом, мужиком лет шестидесяти. На нем был темно‑синий блейзер — оказывается, такие еще носят? — с золотыми пуговицами, а под рубашкой — шейный платок. Даже представить себе нельзя, что этакие экземпляры могут гулять на свободе. Тем не менее вокруг него крутились женщины. Жорж Блонски. Существо с другой планеты.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, шутишь? — спросил я Лили, когда мы ехали с коктейля домой. — Ты всерьез находишь его обаятельным? Жорж Блонски! Обаятельный! Может, тебе его рэперский прикид понравился?

[Филипп Джиан Трения] Я смотрел на нее и улыбался, потому что уже привык, что она все говорит и делает мне наперекор.

[Филипп Джиан Трения] — Нет, ты серьезно? — продолжал я. — Ты, наверно, смеешься надо мной?

[Филипп Джиан Трения] Теперь выяснилось, что она не шутила. Оказалось, Жорж Блонски соблазнил мою дочь.

[Филипп Джиан Трения] Он не был ее первым любовником — вопрос не в этом. Лили принимала все что нужно и жила как хотела вот уже два года, как и большинство ее подружек. Так или иначе, я не был единственным отцом, который, стиснув зубы, принял этот удар, хотя каждый втайне надеялся, что его сия участь минует. Теперь Лили была осведомлена в вопросах секса не хуже меня. Но дело не в этом.

[Филипп Джиан Трения] А в том, что, даже рассуждая здраво, я не понимал, что с ней происходит. Иногда мне удавалось посмотреть на вещи со стороны, и тогда я говорил себе, что все не так уж плохо. Но что‑то не сходилось.

[Филипп Джиан Трения] Однажды я пошел на вечеринку, которую давала Шарлотта Блонски. Как правило, я избегал подобных сборищ, держался от них за километр, потому что там вечно толкутся всякие писатели, а я не горел желанием с ними общаться. Они быстро мне надоедали. Обычно я тихо сидел в углу и никого не трогал, но ко мне обязательно подваливал кто‑нибудь из них и начинал заумные разговоры — то излагал проект книги, которую он вынашивает, то пересказывал какую‑нибудь лекцию, которую прочел в Вермонте или Сиднее, собрав полный зал.

[Филипп Джиан Трения] Но на этой вечеринке я хотел присутствовать непременно.

[Филипп Джиан Трения] Там собралась тьма народу. Бродя из комнаты в комнату и ожидая случая поговорить с Жоржем Блонски, я заметил на стенах несколько дорогих картин. О чем говорить с этим типом, я понятия не имел, я даже не знал, буду ли говорить вообще. Пока что я просто ходил за ним по пятам и брал с подносов то бутерброд, то бокал шампанского — их разносили очаровательные субретки в суперкоротких черных юбочках.

[Филипп Джиан Трения] Я пожимал кому‑то руки, но слышал только общий гул голосов, не в силах отвести взгляд от спины человека в блейзере, который трахал мою дочь. Иногда я оказывался так близко, что видел поры его кожи, чувствовал запах его одеколона, мог коснуться его синего блейзера.

[Филипп Джиан Трения] В конце концов я представился:

[Филипп Джиан Трения] — Рад познакомиться. Я отец Лили.

[Филипп Джиан Трения] Я протянул ему руку. Он, не дрогнув, пожал ее:

[Филипп Джиан Трения] — Знаю. Мы знакомы.

[Филипп Джиан Трения] — Не так чтобы очень, — ответил я, внутренне морщась от прикосновения к его руке. — Не так чтобы очень, дорогой друг.

[Филипп Джиан Трения] Я был не в состоянии продолжать, и он ушел. Я высунулся в открытое окно и набрал полную горсть снега — там лежал валик толщиной в несколько сантиметров. Снег у меня в кулаке мгновенно стал горячим. Да как этот гад посмел? Откуда у него эта уверенность, что он вообще на что‑то имеет право? На юную плоть, например? На плоть от плоти моей? Нет, этого нельзя было так оставить. Я увидел вблизи то, что хотел увидеть, я прикоснулся к его омерзительной руке.

[Филипп Джиан Трения] Позже, напившись, я зажал Шарлотту между дверей.

[Филипп Джиан Трения] — Я хочу поговорить с тобой о твоем муже, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] — Дорогой мой, тема давно исчерпана.

[Филипп Джиан Трения] С минуту я стоял и смотрел на субреток, которые, как воробушки, перепархивали от группы к группе. Достаточно протянуть руку — и вот она твоя. Только дело было не в этом. Как узнать, что происходит у них в голове? Как Лили могла положить глаз на этого Блонски?

[Филипп Джиан Трения] Я отправился его искать.

[Филипп Джиан Трения] Нашел я его в коридоре.

[Филипп Джиан Трения] — Что‑то мне нехорошо, — сказал он.

[Филипп Джиан Трения] — Зато теперь мы наедине. Очень этому рад.

[Филипп Джиан Трения] Он держался за грудь и вращал глазами. Но вокруг меня тоже все плыло. Я прислонился плечом к стене.

[Филипп Джиан Трения] — А теперь слушайте меня внимательно, — начал я.

[Филипп Джиан Трения] Он пошатнулся, мне пришлось его подхватить.

[Филипп Джиан Трения] — Откройте уши и слушайте внимательно…

[Филипп Джиан Трения] Он умер у меня па руках от сердечного приступа. Испустил последний вздох, можно сказать, в моих объятиях. Но продолжал цепляться за меня. Я разжал руки. Он упал. Старое сердце не выдержало.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Прежде всего, я убедился в одной очень важной вещи: Лили не зацикливалась на стариках. После праздников я вздохнул с облегчением, когда обнаружил, что она встречается с парнем, у которого полон рот собственных зубов и одежда как у всех.

[Филипп Джиан Трения] Впрочем, радовался я недолго.

[Филипп Джиан Трения] Смерть Жоржа Блонски Лили пережила гораздо тяжелее, чем я ожидал. Она отказывалась обсуждать со мной что‑либо и вообще, про мере возможности, избегала со мной разговаривать. По вечерам, если она не сидела запершись в своей комнате под предлогом, что не хочет есть, я из кожи вон лез, чтобы установить с ней хоть какой‑то контакт — напрасно. Она ходила бледная, с отсутствующим видом, и растрепанные волосы свисали ей на лицо. Когда мы смотрели по телевизору новости, что бы я ни говорил по поводу царящего вокруг хаоса, она оставалась безучастной. По ночам болтала по телефону, а средь бела дня могла вдруг лечь и заснуть. Я старался исполнять ее требования и не делал ей замечаний. Один из нас должен был сохранять спокойствие.

[Филипп Джиан Трения] Мне понадобилось несколько дней, чтобы выяснить, кто ее новый приятель, — захотелось узнать о нем побольше. Мы с Лили провели ужасный, на мой взгляд, январь: нас завалило снегом, который в ту зиму шел не переставая, и мы были друг другу более чужими, чем незнакомые люди разных вероисповеданий. Ящики своего стола она запирала на ключ. Старалась не встречаться со мной взглядом. Она врала мне. Пройти вместе со мной по улице, казалось, было выше ее сил.

[Филипп Джиан Трения] — А что этот Дмитрий? — спросил я как‑то вечером, сводив ее в ресторан и получив в награду право пополнить ее кредитную карточку. — Кто он такой? Ты не хочешь мне о нем рассказать?

[Филипп Джиан Трения] Я схватил ее за руку, чтобы не дать ей убежать. Потому что мы еще только приступили к закуске, и я выбрал отличное вино — в надежде, что она хоть немного оживится. Мне удалось уговорить ее остаться, я обещал переменить тему и даже сдержал обещание, хотя мне пришлось для этого несколько раз буквально прикусывать себе язык.

[Филипп Джиан Трения] На обратном пути я попробовал бросить в нее снежок, но попал ей прямо в лицо. Так что ситуация не улучшилась.

[Филипп Джиан Трения] Пришлось мне собирать информацию об этом Дмитрии самому. Я стал его выслеживать. Несколько дней кряду торчал перед факультетом на ледяном ветру, натянув вязаную шапку на уши, прижимаясь к углу дома и дыша на пальцы, которые вконец онемели. Пар валил у меня изо всех дыр, как из паровоза. Из глаз текли слезы, ноги сводило. И все ради того, чтобы обнаружить — губы у меня к этому времени уже покрылись заскорузлой коркой, — что пресловутый Дмитрий в университете не учится. Начало обнадеживало. В книжный магазин я прилетел, продрогший до костей, и мать спросила, почему я принимаю так близко к сердцу эту историю. Некоторое время мы грелись около батареи, потом я вернулся на наблюдательный пост. Я разглядывал сверстниц моей дочери и понимал, что ответы на свои вопросы найду еще не скоро.

[Филипп Джиан Трения] Однажды утром, едва не окочурившись от холода, я понял, что мне надоело, что некоторые вещи не в моей власти. Тогда я вскрыл отмычкой один из ящиков письменного стола Лили — собственно, я мог сделать это в любой момент — и нашел его адрес. Мне даже стало казаться, что я обязан был это сделать.

[Филипп Джиан Трения] Дмитрий жил с родителями, пел в какой‑то группе.

[Филипп Джиан Трения] Однажды, когда Лили сидела вечером дома, я встал около полуночи и отправился его послушать. Он выступал в небольшом подвальчике. Я пил теплое пиво и рассматривал местных зомби. Сюда захаживали и писатели, они поднимались на сцену — и тогда начинался сеанс чтения вслух: хоть святых выноси.

[Филипп Джиан Трения] Нельзя сказать, чтобы он мне очень понравился. Ему было далеко до Майи Раткье с ее вокальными экспериментами — в то время я был ее горячим поклонником. Дмитрий просто терзал мои уши песенками собственного сочинения. По‑моему, ничего особенного. Тем не менее, прихватив в баре два аспирина, я для очистки совести остался ждать окончания концерта. Никогда не знаешь наперед, может, какой‑нибудь авангард начнет петь ему дифирамбы и завтрашняя пресса сделает из него звезду. Так что я остался сидеть до конца, пытаясь сохранять широту взглядов и мучаясь вопросом, будет ли антракт. Если ко мне обращались, я делал знак, что ничего не слышу, и обменивался взглядами с девицей, которой в отцы годился, — но ее это, казалось, нисколько не смущало, а даже, наоборот, возбуждало. Хорошенькая, кстати, была девица.

[Филипп Джиан Трения] После концерта девица бросилась на шею Дмитрию, уселась к нему на колени и, извиваясь как угорь, стала пить вино. Я видел, какой это производит на него эффект. Не то чтобы я пожалел о Жорже Блонски — вовсе нет, — но я понял, куда нас занесло, и не сказать чтобы очень обрадовался. Я бы предпочел, чтобы моя дочь попала в более здоровую среду. Творческая братия — я имел с ними дело каждый день, временами водил их в ресторан и там встречал новых. Я видел, как они живут, какие у них несуразные повадки и вольные нравы. Особенно у молодых, пока они еще не начали подписывать чеки.

[Филипп Джиан Трения] Теперь мне стало ясно, почему Лили ничего не ела и была бледна.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В три часа утра, стоя на диком холоде, я задумчиво наблюдал за тем, как Дмитрий входит в дом на окраине города.

[Филипп Джиан Трения] Я продолжал расследование и вскоре узнал, что отец Дмитрия работал страховым агентом, а в молодости пел в группе «Диаблос», — по этой группе я сходил с ума, когда мне было шестнадцать.

[Филипп Джиан Трения] Моя мать прекрасно их помнила. Впрочем, мне не очень хотелось воскрешать в памяти те годы, потому что мы с матерью страшно переживали тогда по поводу одной истории, которая даже теперь, по прошествии тридцати лет, никак не хотела уходить в прошлое. Но ведь не каждый день сталкиваешься с кумиром собственной юности, да еще таким, который в разгар одного из концертов спустил на сцене штаны.

[Филипп Джиан Трения] Несколько лет назад моя мать какое‑то время жила с одним субъектом — с тех пор все мои старые вещи томились в подвале. Я с волнением обнаружил среди них свои пластинки. Там было пять дисков «Диаблос» на 33 оборота, почти все новехонькие.

[Филипп Джиан Трения] Мы решили их послушать. Тут как раз приехала Ольга, старинная материна подруга, с лицом, еще опухшим после второй подтяжки.

[Филипп Джиан Трения] — Ах, боже мой, «Диаблос»! — воскликнула она. — Вот поистине терапия молодостью.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Соня, мать Лили и моя покойная супруга, была особой специфической.

[Филипп Джиан Трения] — Не то чтобы меня это смущало, — сказал я дочери, когда за окном бесновался ветер, — но, по‑моему, это не в твоем стиле. Вот, собственно, и все.

[Филипп Джиан Трения] Стоял февраль, вечер был на редкость сырой и темный. Лили рылась в старых чемоданах — я сам был в этом виноват — и примеряла туалеты своей матери. Не знаю, что вдруг на нее нашло, — я побоялся спрашивать. Она сновала между своей комнатой и гостиной, где я сидел в кресле и безуспешно пытался читать газету, и то и дело спрашивала, нравится ли мне ее новый наряд.

[Филипп Джиан Трения] — Скажи, тебе это неприятно?

[Филипп Джиан Трения] — Да нет. С чего ты взяла, я же тебе сказал.

[Филипп Джиан Трения] До этого Лили носила мешковатые штаны и свитера с длинными болтающимися рукавами, не говоря уже о кошмарного вида кроссовках. А тут вдруг предстала передо мной в костюме, капроновых чулках и на шпильках. Потом ушла и вернулась в мини‑юбке и полупрозрачной блузке.

[Филипп Джиан Трения] — Я похожа на нее? — спросила она наконец.

[Филипп Джиан Трения] — Нет. Не очень.

[Филипп Джиан Трения] — А чем не похожа?

[Филипп Джиан Трения] Я был уже не в том возрасте, чтобы играть в эти игры. С Лили я старался крепко держать руль, но временами на меня точно налетал шквал, подобный тому, который проносился у нас по улице, сотрясая оконные стекла. И тогда у меня опускались руки и хотелось, чтобы кто‑нибудь избавил меня от обязанности вникать в ее дела.

[Филипп Джиан Трения] — Прежде всего, перестань за ней следить, — посоветовала моя мать.

[Филипп Джиан Трения] — Я тебя умоляю, при чем здесь это?

[Филипп Джиан Трения] — Да потому что это у нее пройдет.

[Филипп Джиан Трения] — Я имею право хотя бы на минимум информации о моей дочери. Не хочу, чтобы в один прекрасный день она преподнесла мне сюрприз. Про такие вещи каждый день слышишь. Ты бы посмотрела на этого Дмитрия, у него такой вид, точно он на свет вообще не выходит.

[Филипп Джиан Трения] — Тебе, наверно, больше нравился муж Шарлотты?

[Филипп Джиан Трения] — Вот еще. И нечего становиться на их сторону.

[Филипп Джиан Трения] Моя личная жизнь не клеилась уже много лет. Я с этим давно смирился, и сетовать мне было не на кого, кроме как на самого себя. Впрочем, это совсем другая история. Только мне все равно не нравилось то, чем собиралась огорошить меня Лили. Не нравилось, что между нами пробежала кошка. И не нравилась позиция, которую заняла моя мать: с тех пор как Лили понесло по течению, она стала выступать против меня. Вдвоем они взяли меня в осаду. Я вдруг осознал, что эстафета перешла от одной к другой. Интересно, откуда я взял бы время еще на одну женщину? Судя по всему, об этом нечего было и думать.

[Филипп Джиан Трения] Моя мать считала, что Лили уже взрослая. Но однажды вечером, часов около одиннадцати, Лили позвонила мне в полной панике.

[Филипп Джиан Трения] — Я не знаю, что со мной. У меня кровь идет. Отовсюду.

[Филипп Джиан Трения] Я слышал, что она плачет. Спросил, откуда именно у нее идет кровь, но она была не в состоянии связать двух слов.

[Филипп Джиан Трения] — Приезжай за мной, — прорыдала она.

[Филипп Джиан Трения] С трудом мне удалось выяснить, что она неподалеку, у соседнего метро.

[Филипп Джиан Трения] Я был совершенно уверен, что ее пырнули ножом. Я бежал по улицам, где свистел ледяной ветер, и перед глазами у меня стояла страшная картина. Мне вдруг вспомнилось: я в машине «скорой помощи» рядом с ее матерью, и она умирает.

[Филипп Джиан Трения] Стоял жуткий холод, на улицах почти никого не было. Вдоль тротуаров еще лежали серые, твердые, будто деревянные, кучки снега. Я не сомневался, что на Лили напали, что она при смерти.

[Филипп Джиан Трения] Лили зажимала себе подбородок, кровь текла у нее сквозь пальцы.

[Филипп Джиан Трения] В кои веки она была рада меня видеть.

[Филипп Джиан Трения] Я обхватил ее и стал искать глазами, не убегает ли кто по улице, не прячется ли кто‑нибудь поблизости.

[Филипп Джиан Трения] Лили казалась совершенно потерянной. Говорила, что поскользнулась, но не могла показать лед, на котором упала. Она качалась, распахивая глаза и удивленно оглядывая дома. Я спросил ее, что она приняла, но она твердила одно: упала.

[Филипп Джиан Трения] К часу ночи мы вышли из больницы с шестью швами.

[Филипп Джиан Трения] — И никто даже не остановился, — рассказывала она. — От меня все шарахались. Я запросто могла умереть.

[Филипп Джиан Трения] — Заметь, — сказал я, — это случилось с тобой только теперь, когда ты возомнила себя взрослой. Раньше такого не бывало. Забавное совпадение.

[Филипп Джиан Трения] Мы сидели на кухне и ели чипсы из одного пакета. На ней была одежда ее матери, вся запачканная кровью.

[Филипп Джиан Трения] — Городишь сам не знаешь что, — вздохнула она.

[Филипп Джиан Трения] — Да, но когда что‑то не так, то рядом оказываюсь я, а не кто‑нибудь другой. Это дает мне право размышлять вслух.

[Филипп Джиан Трения] — Размышлять о чем?

[Филипп Джиан Трения] — О чем? — переспросил я, улыбаясь.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Последний снег сошел в марте. Ночи уже не падали на землю, как нож гильотины, и на каштанах с удивительной быстротой появлялись первые листочки. Дни теперь долго не кончались.

[Филипп Джиан Трения] Я был несказанно разочарован, встретившись с солистом «Диаблос». Он был почти лысым, желчным и так отвратительно обращался с женой, что я ушел, даже не попросив его подписать мои старые виниловые пластинки.

[Филипп Джиан Трения] — Не хочу, чтобы этот козел вошел в нашу семью, — заявил я. — Или пусть свадьбу устраивают без меня.

[Филипп Джиан Трения] Но приготовления к свадьбе пошли только быстрее.

[Филипп Джиан Трения] Пока все были заняты предсвадебной кутерьмой, я несколько раз спокойно, планомерно напился — все равно ничего изменить я не мог. Силы были неравны. Что бы я ни говорил, на это не обращали внимания, моего недовольства никто не замечал. Я был пассивным зрителем. Они — адской машиной на полном ходу, дорожным катком, слепой и глухой силой, сметавшей все на своем пути. И направляла эту силу моя дочь — точно оседлав ретивого скакуна.

[Филипп Джиан Трения] За несколько дней до бракосочетания я был близок к тихому помешательству и никого не хотел видеть. Потом я все же открыл окно, обнаружил зеленые деревья, услышал пение птиц. И позвонил Лили. Я сказал, что подумал и не собираюсь больше с ней ругаться, что на будущее мне наплевать и пусть делает что хочет.

[Филипп Джиан Трения] Ведь на улице стояла весна.

[Филипп Джиан Трения] Перед свадьбой мы встретились с отцом Дмитрия, чтобы обсудить, как помогать молодоженам материально.

[Филипп Джиан Трения] — Какого черта ты приперлась? — рявкнул он на свою жену, когда та вошла в комнату. — Не видишь: мы разговариваем?

[Филипп Джиан Трения] Она, казалось, с утра до вечера была занята только тем, что работала в саду или натирала до блеска мебель. Однажды я сказал ей:

[Филипп Джиан Трения] — Почему вы позволяете так с собой обращаться?

[Филипп Джиан Трения] Это была женщина лет сорока с вечно опущенными глазами.

[Филипп Джиан Трения] — Раньше он был другим, — ответила она. В моей памяти еще сохранился образ молодого парня с вытравленными перекисью волосами, разбивающего в куски свою гитару. Мне вдруг сделалось гадко, невыносимо гадко оттого, что он превратился в хамоватого чиновника и домашнего деспота. Возникало ощущение, что «Диаблос» меня предали, а их солист в свитере от Ральфа Лорена втоптал меня в грязь.

[Филипп Джиан Трения] Когда‑то над моей кроватью висел их постер, я слушал их диски с утра до ночи. Мать затыкала уши, входя в мою комнату. Она входила когда ей вздумается. Я просил стучаться, но она не обращала внимания. «Я твоя мать, — говорила она, — я произвела тебя на свет». Она садилась ко мне и гладила меня по волосам, а «Диаблос» продолжали орать так, что стены дрожали.

[Филипп Джиан Трения] — Эвелин, я знаю, это не мое дело, но как вы это выдерживаете? — спросил я.

[Филипп Джиан Трения] С тех пор, как я стал не нужен матери и дочери, у меня появилось время для других женщин.

[Филипп Джиан Трения] Наш разговор закончился у меня дома, в постели, среди бела дня, и, откровенно говоря, мы сами не поняли, как это произошло. Ни она, ни я.

[Филипп Джиан Трения] Она встала, прижимая к груди свою одежду, и попятилась, смущенно улыбаясь.

[Филипп Джиан Трения] — Эвелин, простите, мне, право, жаль… — пробормотал я, думая о том, что мы сделали, но ничего поправить уже было нельзя.

[Филипп Джиан Трения] Она была вся красная от смущения. Пока она одевалась неловкими, торопливыми движениями, я озадаченно чесал в затылке.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Всякий раз, когда мы спали с Эвелин, она была сама не своя. Падала в мои объятия как пьяная и забывала обо всем. Мы практически не обменивались ни единым словом.

[Филипп Джиан Трения] Когда дело было сделано, она еще с минуту лежала неподвижно, глядя в потолок и приходя в себя. Я видел, как меняется выражение ее лица. Эвелин снова становилась кем была: женщиной, считающей, что прелюбодеяние — грех, женщиной, всю жизнь просидевшей дома и вдруг очутившейся в большом страшном мире.

[Филипп Джиан Трения] Ей удалось добиться, чтобы наши дети венчались. Одеваясь, она выглядела такой виноватой, что сердце за нее болело.

[Филипп Джиан Трения] Однажды вечером я сидел спокойно один на диване и смотрел новости — в пижаме, со стаканом в руке, — как вдруг в комнату влетела Лили и набросилась на меня точно фурия. Ничего не объясняя, она принялась колотить меня сумочкой.

[Филипп Джиан Трения] Удары сыпались градом, я даже слова вставить не мог.

[Филипп Джиан Трения] — Как ты мог! Как ты мог сделать такое! Негодяй!

[Филипп Джиан Трения] Лицо ее было искажено гневом.

[Филипп Джиан Трения] На следующее утро я заехал к ней.

[Филипп Джиан Трения] Я посмеялся в душе, увидев, в каком бардаке она живет со своим новоиспеченным мужем — а ведь она всегда так старательно вылизывала свою комнату.

[Филипп Джиан Трения] Потом я сказал, что понимаю ее реакцию и заслужил это. По‑моему, вступление было удачным.

[Филипп Джиан Трения] — Впрочем, я не вижу тут ничего плохого. Ну да, она твоя свекровь, ну и что? Это уже другой вопрос. Вообще‑то говоря, подобные вещи случаются очень часто.

[Филипп Джиан Трения] Она взяла сигарету, я дал ей прикурить. Выйдя замуж, девочки начинают смотреть на своего отца как на тяжкое бремя: Именно как на бремя.

[Филипп Джиан Трения] — Ну неужели ты не мог хоть теперь обойтись без этого! — вздохнула она. — Хоть один раз?

[Филипп Джиан Трения] Я ответил, что она ко мне чересчур строга, если не сказать несправедлива. Что приключения у меня, конечно, бывали, но не так уж много.

[Филипп Джиан Трения] — Ты что, смеешься? Думаешь, я слепая? Ты же перетрахал всех моих нянек, ни одной не пропустил.

[Филипп Джиан Трения] — А, вот ты о чем. Видишь ли, я был тогда молод, а твоя мама умерла, я остался один. Для меня это было потрясение. Что же мне оставалось? И разве это повод вести себя со мной как с последним дебилом? Так нельзя.

[Филипп Джиан Трения] Судя по всему, я по‑прежнему вызывал у нее отвращение, но свои силы она растратила накануне.

[Филипп Джиан Трения] — Смотрю я на тебя и думаю: все ли у тебя с мозгами в порядке? — сказала она, озабоченно покачивая головой.

[Филипп Джиан Трения] — А у тебя все в порядке?

[Филипп Джиан Трения] Она выставила меня за дверь.

[Филипп Джиан Трения] Я остался стоять на лестнице. Когда она снова мне открыла, в руке у нее была новая сигарета и облако дыма рассеивалось по комнате.

[Филипп Джиан Трения] — Она даже в церковь ходить перестала, — сказала Лили.

[Филипп Джиан Трения] — Что‑что? Повтори.

[Филипп Джиан Трения] В сущности, я не задумывался всерьез о последствиях моей связи с Эвелин — связи, в реальность которой мне самому с трудом верилось. И уж тем более невозможно было дать этому какое‑то название, настолько все, что происходило, было странно, эфемерно и оторвано от действительности. Но когда я узнал, что у Эвелин с мужем окончательно испортились отношения, я не удивился. Я очень хорошо себе это представлял: сидит она в уголке и кусает губы. Или уходит в душ и забывает вернуться. Стонет во сне, а днем ходит напряженная, с отсутствующим видом. А этот монстр все больше злится, потому что жена превратилась в призрак и стала невкусно готовить.

[Филипп Джиан Трения] Она пожаловалась Лили в тот день, когда он запустил в нее миской с тушеными овощами.

[Филипп Джиан Трения] — Как ты мог так с ней поступить? Она на последнем пределе. Ты же испортил ей жизнь.

[Филипп Джиан Трения] — Она сама себе хозяйка. Что я могу сделать?

[Филипп Джиан Трения] Меня удостоили гримасы.

[Филипп Джиан Трения] — Легкая добыча. Тебя это даже не остановило. Ни на секунду не остановило.

[Филипп Джиан Трения] — А ты сама‑то что об этом думаешь?

[Филипп Джиан Трения] Я вышел, не дожидаясь ответа.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] С Дмитрием у меня было мало общего. Он клялся проломить череп мерзавцу, в чьи лапы попала его мать. Страшно переживал из‑за этой истории. Еще одна жертва иллюзий: полагал, что его мать — девственница, а потом вдруг узнал жестокую правду. Когда он так говорил, я переводил взгляд на Лили, чтобы показать ей, что я думаю о ее муже, глупость которого отбрасывала тень и на нее: угораздило же ее откопать такой экземпляр, наверняка можно было найти что‑нибудь получше, если чуть‑чуть поискать. Я смотрел на нее исподлобья, а Дмитрий в это время нес какую‑то околесицу, как будто он был не сын, а отец, — и Лили прекрасно меня понимала. Ведь мы прожили вместе восемнадцать лет — под одной крышей, как и полагается отцу с дочерью, и почти все это время провели с глазу на глаз. Нам не нужен был переводчик, чтобы понимать друг друга. И даже если она не хотела со мной соглашаться, то все равно знала, что я прав. Ее глаза метали в меня молнии, но я не мог ответить, потому что в этот момент ее муж разговаривал по телефону со своим отцом и советовал отвести несчастную Эвелин к священнику или запереть на ключ. Однажды утром мы сидели в гостиной бывшего солиста «Диаблос» и подсчитывали, сколько можем истратить на помощь нашим детям, как вдруг он проговорил, не поднимая глаз, бесцветным голосом:

[Филипп Джиан Трения] — По‑моему, жена мне изменяет. Кажется, эта чокнутая завела любовника. Можешь себе представить?

[Филипп Джиан Трения] Мне хотелось сказать ему: «Да ты на себя посмотри. Посмотри, на кого ты стал похож». Но он был свекром Лили, и я должен был уважать родственные связи, в особенности те, которые облегчали нам жизнь.

[Филипп Джиан Трения] — Печальная новость, — ответил я.

[Филипп Джиан Трения] Эвелин в это время стригла газон, обходя косилкой цветы и деревья. И небо над ее головой было голубым. Он смотрел на жену несколько секунд, потом скривился:

[Филипп Джиан Трения] — Черт знает что такое!

[Филипп Джиан Трения] Когда некоторое время спустя она появилась в гостиной, то была похожа на призрак или на жертву автокатастрофы, в состоянии шока бредущую по обочине. Без преувеличений.

[Филипп Джиан Трения] Дверь кухни захлопнулась за ней. В гостиной остался только запах свежесрезанной травы.

[Филипп Джиан Трения] — А может, наркотики, — добавил он. — Кто ее знает. Я ведь за ней не слежу.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Я обещал Лили немедленно прекратить эту историю, но сам встретился с Эвелин на неделе.

[Филипп Джиан Трения] Нечего и говорить, что выглядела она неважно: осунулась, помрачнела. Прежде чем наброситься на меня с небывалым неистовством, она сначала тревожно осмотрела улицу. А потом стонала хриплым, неузнаваемым голосом.

[Филипп Джиан Трения] Короче говоря, семейка буйнопомешанных.

[Филипп Джиан Трения] С сексуальной точки зрения Эвелин оказалась удивительной партнершей: я имею в виду для женщины, которая ходила в церковь и так боялась греха, словно ее уже лизали языки пламени. Должен признаться, мне давно не было ни с кем так хорошо в постели. В наших отношениях мне нравились запретность, сумбурность, привкус опасности: все это обещало неожиданные сюрпризы. Мне нравилось хлопчатобумажное белье Эвелин, устрашающе примитивное. Нравилась ее решимость, ее манера отдаваться целиком, очертя голову, чтобы уж наверняка заслужить адские муки. В общем, у меня хватало причин, чтобы не сдержать обещания, которое я дал Лили, уступив ее напору. Собственно, мне нужно было время подумать. Подумать немного о себе — для разнообразия.

[Филипп Джиан Трения] Мы занимались сексом у окна. Эвелин облокотилась на перила решетки и мотала головой из стороны в сторону, а я работал за ее спиной. Под нами шумела улица.

[Филипп Джиан Трения] — У меня появилось на лбу красное пятно, — заявила она после. — Это отметина, знак прелюбодеяния.

[Филипп Джиан Трения] — Прости, но я ничего не вижу.

[Филипп Джиан Трения] — По‑моему, в офисе напротив все на нас смотрели.

[Филипп Джиан Трения] — Эвелин, но ведь никто на тебя пальцем не показывал.

[Филипп Джиан Трения] Три дня спустя она отравилась газом.

[Филипп Джиан Трения] Лили не разговаривала со мной месяц.

[Филипп Джиан Трения] На похоронах она все время держала Дмитрия под руку, а меня не удостоила даже взглядом. Оба были бледны как смерть — но я ничего не сказал, ведь меня просили не лезть не свое дело. С каждым днем Лили все больше отдалялась от меня, и смерть Эвелин ничего не изменила.

[Филипп Джиан Трения] Теперь я ходил в гости всюду, куда меня звали, лишь бы после закрытия магазина не сидеть вечером одному. Мать утверждала, что из нас двоих жалеть надо Лили, но почему — не уточняла.

[Филипп Джиан Трения] Город был окутан дымкой первого летнего зноя. Люди просыпались среди ночи, оглядывались и отправлялись по барам до самого рассвета. У меня был тяжелый период, рядом со мной не осталось никого, кем бы я дорожил. Единственная женщина, которая в то время уделяла мне хоть чуточку внимания, — это Кароль, старинная приятельница, с которой у меня были весьма запутанные отношения.

[Филипп Джиан Трения] У нее было двое сыновей лет восемнадцати, которым она стала не нужна, и муж, который в свое время от нее ушел, потом вернулся, но возвращение его должного эффекта не произвело.

[Филипп Джиан Трения] — Смотрю я на него, и зевать хочется, — вздыхала Кароль, подперев подбородок рукой, опершись на локоть и устремив взгляд в пространство.

[Филипп Джиан Трения] Она считала, что от детей ждать нечего, что мир так уж устроен и, отдавая, мы никогда ничего не получаем взамен.

[Филипп Джиан Трения] — Короче говоря, тебе не следовало связываться с этой несчастной. Или ты просто ненормальный.

[Филипп Джиан Трения] Мы часто ходили вместе на коктейли, вернисажи, литературные вечера. Там я напивался и был рад всему, что происходило, лишь бы как‑нибудь пережить это время. На одной вечеринке у Шарлотты Блонски — незадолго до того, как ее ограбили, унеся трех итальянских примитивистов и деньги, — я по‑глупому сцепился с одним молодым парнем, фанатом Дмитрия, который твердил, что я ничего не понимаю и что это вполне естественно.

[Филипп Джиан Трения] На улице я решил выместить злобу на его машине. Кароль пыталась меня удержать, но она тоже была пьяна, и остаток ночи я провел в полицейском участке. Там мне вывернули карманы и нашли недозволенную травку. К счастью, Ольга, материна подруга, у которой была куча друзей в полиции и, соответственно, доступ в самые высокие инстанции, вызволила меня из этой передряги.

[Филипп Джиан Трения] Мне было плевать, как выглядит моя дочь, — я и сам после нескольких месяцев подобной жизни стал выглядеть не лучше. Теперь настал черед моей матери беспокоиться о моем здоровье и сетовать, что же я хожу такой помятый. Когда я вваливался в книжный магазин, качаясь от недосыпа и излишеств, которым предавался накануне, я чувствовал на себе ее скорбный взгляд и еще больше сутулился под его тяжестью. Если б мне не нужно было держать себя в руках, я бы улегся спать прямо среди книг. Несколько часов сна в сутки — маловато для моего возраста. Неожиданно я это понял.

[Филипп Джиан Трения] — Это что, из‑за угрызений совести ты в таком состоянии? — спросила меня как‑то мать.

[Филипп Джиан Трения] — Чего? Какой совести? Ты о чем?

[Филипп Джиан Трения] Прошло несколько лет с тех пор, как я положил конец ее отношениям с одним типом, и она до сих пор не могла мне простить. Хотела она того или нет, между нами легла тень, и отчужденность не проходила.

[Филипп Джиан Трения] Иной раз, когда Кароль исчезала в туалете заведения, где мы проводили вечер, я принимался размышлять, как же мне удалось дойти до такого. Почему две единственные женщины, которые действительно что‑то значили в моей жизни, отдалились от меня и я ничего не могу с этим поделать? Что же со мной не так? Когда ночь бывала уже на исходе, я пытался разговаривать об этом с чужими людьми, но вскоре они переставали меня слушать, и я ничего не выносил из этих бесед.

[Филипп Джиан Трения] — Даже если бы ты со мной спал, — изрекала Кароль заплетающимся языком, — я не уверена, что это что‑нибудь изменило бы.

[Филипп Джиан Трения] Слушать ее было совсем не утешительно.

[Филипп Джиан Трения] — И как можно самому поставить себя в такое положение? Как можно быть таким глупым?

[Филипп Джиан Трения] Мы были не единственные, кто потерял всякую надежду на то, что когда‑нибудь что‑нибудь изменится. Да просто оглянуться по сторонам, перекинуться парой слов с первым встречным — и сразу ясно, что он тоже мается от непонимания и одиночества. И никто ничего не в силах поделать. И никакая выпивка, никакая травка тут не помогут.

[Филипп Джиан Трения] В былые времена, когда я сходил с ума по группе «Диаблос», моя мать пила по‑черному. Теперь страсти утихли, напивалась она два‑три раза в год, по особым случаям.

[Филипп Джиан Трения] Как‑то ночью, заехав к ней, я застал ее на четвереньках посреди гостиной. Ее подруга Ольга в это время блевала в ванной.

[Филипп Джиан Трения] Мать стала убеждать меня, что ищет сережку, которая куда‑то закатилась. Но лицо ее было залито слезами.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] Потом наконец пришло время отпуска.

[Филипп Джиан Трения] У Кароль был дом на берегу озера. Я в конце концов дал себя убедить и тоже снял дом неподалеку. Кароль твердила, что с ума сойдет от тоски, если я оставлю ее одну со всеми мужиками ее семейства — по ее словам, за последний месяц мы с ней стали так близки, что я просто не имел права бросать ее на произвол судьбы. Я не спорил. Мы действительно во многом друг друга поддерживали. С наступлением вечера мы вместе ныряли в темноту и вместе возвращались утром, растратив последние силы.

[Филипп Джиан Трения] Когда я зашел к ней сказать, что мы перебрались и устроились по соседству, она самым натуральным образом бросилась мне на шею. За ее спиной стоял улыбающийся Ришар, ее муж, и крутил пальцем у виска.

[Филипп Джиан Трения] — Не давай ей волю, — посоветовал он мне, пока она надевала купальник. — Она бывает иногда ужасно приставучей.

[Филипп Джиан Трения] Прошло много лет с тех пор, как наши дети играли вместе на узком пляже у берега. Нам тогда казалось, что жизнь еще только началась и впереди нас ждет много удивительного.

[Филипп Джиан Трения] — Благодарю за совет, — ответил я.

[Филипп Джиан Трения] В те далекие времена это местечко даже не было обозначено на картах. Потом подул ветер перемен, оно сделалось модным, и теперь там нельзя было рвать цветы и ездить со скоростью больше двадцати километров в час. Подходы к озеру были взяты под охрану, а лесники вели себя как маньяки. Местный торговец газетами продавал теперь «Геральд трибюн» и сигары. Строить было нельзя. Ставить палатки тоже. По вечерам на берегу собирались отдыхающие, чтобы полюбоваться закатом.

[Филипп Джиан Трения] Первое, что я услышал от Лили за все утро, был вопрос, сколько стоят помидоры, которые продавались здесь по какой‑то немыслимой цене.

[Филипп Джиан Трения] Мы оставили Дмитрия и мою мать устраиваться на новом месте. Я не звал Лили ехать со мной, но мне было приятно, когда она сама вышла в тот момент, когда я уже сидел в машине. Я считал, что каникулы на берегу озера всем пойдут на пользу, хотя бы для здоровья, чтобы немного очухаться после изнурительных месяцев, которые мы прожили с ощущением катастрофы.

[Филипп Джиан Трения] Потом Лили спросила, натуральные это помидоры или мутанты.

[Филипп Джиан Трения] — Ну что, поедем кататься на лодке, как раньше? — предложил я, рассматривая имбирь, которым мне хотелось куда‑нибудь запустить.

[Филипп Джиан Трения] Она не знала, что ответить. Учебный год на факультете благополучно закончился, со смерти Эвелин прошло уже больше месяца, и Лили ко мне немного подобрела. Она не знала, что ответить, но все же не сказала «нет».

[Филипп Джиан Трения] — Все мы стремимся к лучшей жизни, — заметил я. — Не забывай.

[Филипп Джиан Трения] Мы бродили между стеллажами универсама. Позвякивая золотыми браслетами, покупательницы тянулись за консервами и низкокалорийными продуктами.

[Филипп Джиан Трения] Я спросил, что бы нам купить для Дмитрия.

[Филипп Джиан Трения] — Представь себе, если однажды он узнает, что это был ты, — вскинулась она. — Что тогда будет?

[Филипп Джиан Трения] — Пусть себе докапывается. Не беспокойся, ничего он не узнает.

[Филипп Джиан Трения] — С какой стати ты так уверен? Рано или поздно все тайное становится явным, в том‑то и дело.

[Филипп Джиан Трения] Я дал ей выговориться. Большого удовольствия мне это не доставило, потому что она была настроена в высшей степени критически, я бы даже сказал, агрессивно. Но я знал, что через это надо пройти и из нас двоих именно я должен вести себя мудро. Поэтому я сжал зубы и молчал, хотя мне тоже было в чем ее упрекнуть. Я слушал ее и думал обо всех ошибках, которые мы совершили и которые давили на нас своей тяжестью, обо всех неправильно понятых поступках и нереализованных порывах. Когда мы подошли к кассе, у меня уже сводило челюсти.

[Филипп Джиан Трения] На стоянке Лили попросила меня быть с Дмитрием поласковей.

[Филипп Джиан Трения] — Я буду с ним поласковей, если ты будешь поласковей со мной, — сказал я. — Договорились?

[Филипп Джиан Трения] Вернулись мы, когда солнце уже садилось. Дмитрия мы застали мрачным и почти больным. Спина у него была красная, как пачка «Уинстона», и моя мать, зажав в зубах сигарету, мазала его кремом.

[Филипп Джиан Трения] — Тебе не кажется, что он мог бы сделать это сам? — сказал я спокойно, пока она помогала мне раскладывать продукты. — Ты не обязана за ним ухаживать.

[Филипп Джиан Трения] — Прекрати, — отмахнулась она. — Не заводись.

[Филипп Джиан Трения] — Каким же надо быть идиотом, чтобы так обгореть в первый день. Просто слов нет.

[Филипп Джиан Трения] Ночью он, разумеется, не спал. Я, разумеется, тоже. Он ходил по дому взад‑вперед, скрипел половицами на веранде, открывал и закрывал холодильник, включал воду на кухне. Счастье еще, что комаров во всей округе давно извели, иначе бы он гонялся за ними по всему дому. Только спокойней мне от этой мысли не стало. Короче, отдых начался из рук вон плохо.

[Филипп Джиан Трения] Я натянул шорты и вышел из комнаты.

[Филипп Джиан Трения] Он сидел на диване и писал что‑то в тетради. Мы встретились глазами, потом я пошел налить себе стакан воды. Но передумал и взял пиво. Ночь была жаркой, и прохлада алюминиевой банки в руке наполнила меня счастьем. Подумав, я взял еще одно пиво для Дмитрия и вернулся в гостиную.

[Филипп Джиан Трения] Я поставил банку перед ним. Ночь была душной, небо — все в звездах. У берега плескалась вода.

[Филипп Джиан Трения] Я спросил, не вдохновение ли на него нашло и не новую ли песню он пишет. Он чуть не расхохотался мне в лицо. Потом взял себя в руки и сказал:

[Филипп Джиан Трения] — Извини.

[Филипп Джиан Трения] — Да ладно, не бери в голову. Проехали.

[Филипп Джиан Трения] Лили мне говорила, чем он теперь начал заниматься, но я как‑то не запомнил.

[Филипп Джиан Трения] — Жаль, твоей матери нет с нами, — вздохнул я, усаживаясь в кресло. — Ей бы здесь понравилось.

[Филипп Джиан Трения] Он кивнул без энтузиазма.

[Филипп Джиан Трения] — Забудь ты эту историю, — продолжал я. — Теперь уж ничего не поправишь. Расскажи лучше, что вы собираетесь делать. Ты, во всяком случае, что собираешься?

[Филипп Джиан Трения] Он смотрел на меня, чуть морщась, возможно, оттого, что спина болела, потом встал и сказал, что я оторвал его от работы и ему хотелось бы продолжить, пока он не потерял нить. Я ответил, что прекрасно его понимаю. Он ушел на веранду, недоумевая, как это ему удалось так легко от меня отделаться.

[Филипп Джиан Трения] *

[Филипп Джиан Трения] В считанные дни мои мать и дочь покрылись с ног до головы золотистым загаром. Одно удовольствие было на них смотреть, готовить им еду, болтать с ними о том о сем. Когда мы отправлялись на какую‑нибудь вечеринку, нас моментально окружали кавалеры и уже не отходили ни на шаг, таскали нам напитки, даже если мы были в глубине сада.

[Филипп Джиан Трения] Иногда мать брала меня под руку, и тогда старые знакомые — порой те самые, с которыми мы общались в городе, — в очередной раз демонстративно изумлялись, что я до сих пор не нашел себе пару, а потом принимались расточать комплименты моей очаровательной дочери и моей матери, которой так и хочется поцеловать пальчики.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, о чем я думаю, — сказал я ей однажды вечером, когда мы возвращались домой при лунном свете.

[Филипп Джиан Трения] Мы выпили несколько коктейлей, и она шла босиком по воде, неся босоножки в руках, а я — по берегу. Я остановился.

[Филипп Джиан Трения] — Знаешь, о чем я думаю? А почему бы нам снова не жить вместе, как мы жили когда‑то?

[Филипп Джиан Трения] Она пристально посмотрела на меня, опустила глаза и покачала головой.

[Филипп Джиан Трения] — Подумай, — продолжал я. — Мы оба живем в одиночестве. Можно сказать, занимаем лишнее пространство. Ведь ты могла бы поселиться в комнате Лили.

[Филипп Джиан Трения] Мать снова пошла по воде, все сильнее качая головой.

[Филипп Джиан Трения] — Да в чем же дело? — забеспокоился я, ускоряя шаг, чтобы догнать ее.

[Филипп Джиан Трения] Тогда она подошла ко мне и крепко меня обняла. В одно мгновение моя рубашка стала мокрой от слез.

[Филипп Джиан Трения] — Прости меня, мой мальчик, — повторяла она сквозь рыдания. — Прости, мой дорогой. Я не хотела. Я не хотела, чтобы было так.

[Филипп Джиан Трения] Простить? За что? Разве я на что‑нибудь жаловался?

[Филипп Джиан Трения] На выходные мы ждали отца Дмитрия, как вдруг перед домом остановился автомобиль с откидным верхом, и оттуда вылезла Ольга. Она бросилась к нам, широко раскрыв объятия. На голове у нее красовался тюрбан, на носу — огромные солнечные очки.

[Филипп Джиан Трения] Через ее плечо я видел солиста группы «Диаблос», который вытаскивал из багажника чемоданы, и Дмитрия, быстрым шагом направлявшегося к отцу.

[Филипп Джиан Трения] — Ольга, — сказал я. — Вот так сюрприз! Вот сюрприз так сюрприз.

[Филипп Джиан Трения] За ее спиной отец и сын вполголоса о чем‑то спорили.

[Филипп Джиан Трения] — Надеюсь, большого базара не будет? — осведомилась Ольга с царственно равнодушным видом.

[Филипп Джиан Трения] — О чем ты? — ответил я, улыбаясь ей во весь рот.

[Филипп Джиан Трения] Я ждал реакции Лили, которая должна была вот‑вот выйти из душа, но тут за мной зашел Ришар. Мы с ним собирались участвовать в джентльменском турнире по метанию дротиков, который устраивала около причала благотворительная организация, помогающая матерям‑одиночкам найти работу.

[Филипп Джиан Трения] В траве, под сенью высоких деревьев, группами расселись женщины. И все же мне хотелось побыстрей с этим покончить.

[Филипп Джиан Трения] — У тебя, по крайней мере, что‑то происходит. Хоть какое‑то движение, — говорила мне Кароль, глядя на своего мужа, который стоял в отдалении и с кем‑то разговаривал: на нем была рубашка с короткими рукавами, галстук свисал через плечо. — А я загибаюсь на корню. Живу с призраком. С каким‑то прозрачным надувным шаром.

[Филипп Джиан Трения] Стоял знойный день. Озеро, казалось, сейчас закипит. Свет слепил глаза.

[Филипп Джиан Трения] — Ольга никогда меня не предавала, — сказал я с важным видом. — Мы всегда друг друга понимали. Еще с тех пор, как я мальчишкой был.

[Филипп Джиан Трения] — А этот Дмитрий, видать, еще тот дурак, — заметила Кароль.

[Филипп Джиан Трения] Когда мы вернулись, в доме стояла тишина. Горизонт пылал.

[Филипп Джиан Трения] Все сидели под большим зонтом. Лили уткнулась в женский журнал. Мать и Ольга ели оливки. Дмитрий говорил по телефону, а солист «Диаблос» разжигал старый мангал, который нашел в подсобке. Его лицо лоснилось в красных отблесках пылающих углей. Я отправился купаться. Быстро темнело. Вдруг я почувствовал, как чьи‑то ноги сплелись с моими.

[Филипп Джиан Трения] — Какая чудная вода, — сказала Кароль.

[Филипп Джиан Трения] Я осторожно от нее отстранился: не хотелось усложнять ситуацию.

[Филипп Джиан Трения] — Нас ожидают кошмарные выходные, — предупредил я, плавая вокруг нее. — Ничего хорошего при таком раскладе не будет, ох не будет, помяни мое слово.

[Филипп Джиан Трения] С того места, где мы находились, было легко за ними наблюдать.

[Филипп Джиан Трения] — А что, если мне уйти от него? Что ты тогда сделаешь? Или ничего не сделаешь?

[Филипп Джиан Трения] — Слушай, Кароль, тебе не кажется, что ты выбрала не очень подходящий момент?

[Филипп Джиан Трения] — Да я так, шучу.

[Филипп Джиан Трения] — Не смешно.

[Филипп Джиан Трения] — Я шучу.

[Филипп Джиан Трения] Когда я вылез на берег, Лили, плача, поднималась к себе. Я вытер голову, потом спросил мать, что случилось. Но, судя по всему, у матери были свои проблемы.

[Филипп Джиан Трения] Дмитрий качался на полотняном стуле, держа в руке пиво, другая банка торчала у него из кармана. Он хмуро смотрел перед собой.

[Филипп Джиан Трения] Я поднялся наверх поглядеть, что происходит. Когда я вошел, Лили лежала на кровати и рыдала.

[Филипп Джиан Трения] — Уйди отсюда! — крикнула она мне. — Оставь меня в покое.

[Филипп Джиан Трения] Я сел на кровать и некоторое время подавал ей бумажные платки.

[Филипп Джиан Трения] — Придется привыкать, — сказал я. — Всякий надеется, что у него обязательно будет по‑другому, только это еще никому не удавалось.

[Филипп Джиан Трения] Я положил руку ей на плечо, потом добавил:

[Филипп Джиан Трения] — Твоя мать никогда не плакала. Ты ведь хочешь знать, какая она была.

[Филипп Джиан Трения] Некоторое время спустя мы вернулись вниз.

[Филипп Джиан Трения] Еще через некоторое время Дмитрий запустил стаканом в своего отца и убежал, перемахнув через кусты. Ришар рассказал, что один из его сыновей тоже как‑то показал ему кулак и что это свидетельствует о вырождении человечества. «Диаблос» только кивал, пока Ольга вытирала ему рубашку.

[Филипп Джиан Трения] Кароль встала из‑за стола и ушла со страдальческим видом.

[Филипп Джиан Трения] Я наклонился к Лили и сказал, что если она хочет покататься со мной на лодке, то сейчас как раз подходящий момент.

[Филипп Джиан Трения] Ей не хотелось.

[Филипп Джиан Трения] — Займись лучше Кароль, — посоветовала она.

[Филипп Джиан Трения] Кароль и в самом деле было нехорошо: она стояла поодаль, держась за черное дерево, ее рвало. Я нашел глазами Ришара — он о чем‑то увлеченно беседовал с отцом Дмитрия, а мать и Ольга убирали со стола.

[Филипп Джиан Трения] Я наклонился над Кароль.

[Филипп Джиан Трения] — Только не говори мне, что я напилась, — пробормотала она между двумя спазмами. — Не надо банальностей.

[Филипп Джиан Трения] — А что же тогда? На солнце перегрелась?

[Филипп Джиан Трения] — Нет, не на солнце. При чем здесь солнце?

[Филипп Джиан Трения] Я потер ей спину.

[Филипп Джиан Трения] — Ну‑ну, будь умницей, — сказал я. — Ну же.

[Филипп Джиан Трения] Я отвел ее в ванную, а сам устроился в гостиной с газетой. Я прочел, что наводнения вскоре сменятся засухой, поэтому нас просят не мыть машины. Вдруг Кароль взвизгнула и вылетела из ванной.

[Филипп Джиан Трения] — Там крыса, — выпалила она.

[Филипп Джиан Трения] — Странное дело, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] — Пойди сам посмотри. За стиральной машиной.

[Филипп Джиан Трения] Мы пошли в сарай за лопатой.

[Филипп Джиан Трения] — У нее красные глаза, — заметил я. — На этот раз действительно огромная.

[Филипп Джиан Трения] — Говорят, их сейчас много. В домах так и кишат. И фиг их убьешь.

[Филипп Джиан Трения] — Знаю. Живучие твари. Наверняка они на лето перебираются сюда из города. Вслед за нами.

[Филипп Джиан Трения] — Какой ужас! Что ты такое говоришь?

[Филипп Джиан Трения] Я был в этом уверен. Никаких сомнений.

[Филипп Джиан Трения] Я нашел лопату и совок. Кароль воспользовалась темнотой сарая и всплакнула втихомолку. Она приникла к моей спине, и мы стояли так некоторое время. Потом она всхлипнула.

[Филипп Джиан Трения] — Все. Теперь все прошло, — сказала она.

[Филипп Джиан Трения] Я вдруг улыбнулся в темноте и чуть было не сказал ей, что, к сожалению, ничто не проходит окончательно. Но вовремя сдержался.

[Филипп Джиан Трения] — Мужайся, старушка, — сказал я, потрепав ее по плечу. — Мужайся, черт подери.

[Филипп Джиан Трения] И, подобно зловещим могильщикам в сгущающихся сумерках, держа на плече орудия убийства, мы вернулись в дом.

[Филипп Джиан Трения] Ришар и отец Дмитрия сидели теперь на веранде в вертящихся креслах.

[Филипп Джиан Трения] Мы обсудили с ними, как нам лучше справиться с крысой. Отец Дмитрия вставил между прочим, что не потерпит нравоучений от собственного сына, тем более что Эвелин, потаскуха, тоже делала что хотела.

[Филипп Джиан Трения] — Он скоро вернется, — заверил я. — Тут вокруг только лес, на много километров.

[Филипп Джиан Трения] Лили стояла в глубине сада, ближе к лесу, и вглядывалась в темноту.

[Филипп Джиан Трения] — А я когда‑то смотрел на вас как на бога, — сказал я ему. — И мечтал быть на вас похожим.

[Филипп Джиан Трения] Он поднял на меня глаза и широко улыбнулся:

[Филипп Джиан Трения] — Что случилось, companero? [1]  Мы перешли на «вы»?

[Филипп Джиан Трения] Кароль потянула меня за рукав.

[Филипп Джиан Трения] — Я не хотел, чтобы этот козел вошел в нашу семью, — проговорил я на ухо Кароль, когда мы оказались в гостиной. — Не хотел. Ни за что не хотел.

[Филипп Джиан Трения] Ришар обернул себе руку полотенцем.

[Филипп Джиан Трения] — Не валяй дурака, — крикнула ему Кароль.

[Филипп Джиан Трения] За окном серебристая гладь озера упиралась в черную стену елей, поднимавшихся до неба.

[Филипп Джиан Трения] Крыса пряталась за стиральной машиной. Я подвигал машину, и крыса перебежала за сушилку. Юркнуть было некуда. Она шныряла из угла в угол, и я вдруг почувствовал, как на меня навалилась усталость.

[Филипп Джиан Трения] — Ну все. Хватит, — сказал я.

[Филипп Джиан Трения] Я уступил место другим. Мы с Кароль отдали им совок и лопату, только я не думал, что им повезет больше, чем мне.

[Филипп Джиан Трения] — Не могу, все, — выдохнула Кароль. — Возвращаюсь домой и буду ждать тебя там. Не приедешь — тем хуже.

[Филипп Джиан Трения] Я ничего не ответил.

[Филипп Джиан Трения] Когда я провожал ее до машины, ко мне подошла Лили. Она собиралась идти в лес искать Дмитрия.

[Филипп Джиан Трения] Я посмотрел на Кароль, затем на дочь.

[Филипп Джиан Трения] Было слышно, как в ванной по кафелю двигают машину. Кто‑то приглушенно ругался. Нелегко изгонять демонов.

[Филипп Джиан Трения] Какое‑то время спустя я нашел в саду мать. Она сидела одна в полотняном кресле, с сигаретой в руке. Я затушил ее сигарету и положил голову ей на колени.