Не знаю, заметили ли вы во время своих прогулок длинный узкий пруд около реки. Должно быть, его выкопали какие-то рыбаки, а сейчас он не соединен с рекой. Река течет ровным, глубоким и широким потоком, а этот пруд затянут плесенью, потому что не связан с жизнью реки. Рыбы в нем нет. Пруд наполнен стоячей водой; а глубокая река, полная силы и жизненности, быстро течет мимо.
Так вот не думаете ли вы, что здесь есть сходство с людьми? Они роют для себя пруд вдали от быстрого потока жизни, и в этом маленьком пруду загнивают и умирают; вот такое загнивание, такой распад мы называем жизнью. Иначе говоря, все мы хотим постоянства; нам хочется, чтобы некоторые наши желания длились вечно, чтобы удовольствия не имели конца. Мы роем небольшую нору и строим вокруг себя заграждения, укрываемся там со своими семьями, со своими стремлениями, своими культурами и страхами, со своими богами и различными формами поклонения, – и там умираем, позволяя жизни проходить мимо, – той жизни, которая непостоянна, которая все время изменяется, которая течет так быстро, имеет такую огромную глубину, такую необычайную мощь и ширину.
Не обращали ли вы внимания на то, что если вы сидите спокойно на берегу реки, вы слышите ее песнь – плеск воды, шум проходящего течения? Здесь всегда ощущается движение, необыкновенное стремление к более широкому, более глубокому. А в маленьком пруду движения совсем нет; его вода неподвижна. И если вы понаблюдаете за этим явлением, вы увидите, что это как раз то, чего желает большинство из нас: существование в маленьком стоячем пруду, вдали от жизни. Мы утверждаем, что наше существование в таких прудах является правильным, и чтобы оправдать его, мы изобрели специальную философию, мы разработали социальные, политические, экономические и религиозные теории в его поддержку; и мы не хотим, чтобы нас беспокоили, потому что, видите ли, то, к чему мы стремимся – это чувство постоянства.
Знаете ли вы, что значит искать постоянства? Это значит желать, чтобы приятное продолжалось неопределенно долго, а неприятное кончалось как можно быстрее. Мы хотим, чтобы имя, которое мы носим, было известным, чтобы оно продолжало существовать в нашей семье, нашей собственности. Мы желаем ощущать постоянства в своих взаимоотношениях, в своей деятельности; и все это означает, что мы ищем продолжительной, непрерывной жизни в стоячем пруду; мы не хотим, чтобы там произошли какие-либо подлинные изменения; и потому мы построили такое общество, которое гарантирует нам постоянство собственности, имени, славы. Но, видите ли, жизнь не похожа на все это; ибо жизнь непостоянна. Подобно листьям, падающим с деревьев, все вещи непостоянны, нет ничего длительного. Всегда существуют изменения и смерть. Обращали ли вы хоть раз внимание на какое-нибудь обнаженное дерево на фоне неба? Как оно красиво! Все ветви ясно вырисовываются, и в его наготе – целая поэма, целая песня. Не осталось ни одного листка; но дерево ждет весны. И когда весна приходит, она снова наполняет дерево музыкой густой листвы, которая в должное время опять опадет и будет унесена ветром; это и есть путь жизни.
Однако мы не хотим ничего подобного. Мы привязываемся к нашим детям, к традициям, к нашему обществу, к нашим именам и нашим мелким добродетелям, ибо мы хотим постоянства; вот почему нам страшно умирать. Мы опасаемся утратить то, что нам известно; но жизнь – совсем не то, чем нам хотелось бы ее видеть; жизнь лишена постоянства. Умирают птицы; тает снег; вырубаются или гибнут от бурь деревья. А мы хотим, чтобы все, дающее нам удовлетворение, было постоянным; мы желаем чтобы наше положение, наш авторитет у людей были прочными, неизменными. Мы отказываемся принимать жизнь такой, какова она есть в действительности.
Факт заключается в том, что жизнь подобна реке: она непрестанно движется вперед, она всегда в стремлении, в исследовании, она несется вдоль берега, она проникает своими водами в каждую расщелину. Но, видите ли, ум не позволяет, чтобы это происходило с ним самим. Ум видит, как опасно и рискованно жить в состоянии непостоянства, неуверенности; поэтому он возводит вокруг себя стену – стену традиций, организованной религии, политических и социальных теорий. Семья, имя, собственность, культивирование нами мелких добродетелей – все это находится внутри стен, все отделено от жизни. Жизнь движется; она непостоянна; она неустанно старается проникнуть вглубь этих стен, снести их; а там, за стенами, скрываются смятение и горе. Внутри этих стен все божества ложны, писания и философии не имеют смысла, ибо там нет жизни.
А тот ум, который не заключен в стенах, не отягощен собственными приобретениями, накоплениями, собственным знанием, ум, живущий вне времени, лишенный безопасности, – для такого ума жизнь представляет собой нечто необыкновенное. Такой ум – это и есть сама жизнь, ибо в жизни нет места для отдыха; нам хочется иметь небольшой дом, имя, положение. И мы утверждаем, что эти вещи весьма важны; мы требуем постоянства и создаем культуру, основанную на таком требовании, изобретаем богов, которые совсем не являются богами, а суть лишь проекции наших собственных желаний.
Ум, который ищет постоянства, скоро загнивает; подобно тому пруду около реки, он скоро наполняется распадом, разрушением. Только тот ум, который не имеет стен, опор для ног, барьеров, мест отдыха, который двигается неразрывно вместе с жизнью, устремляется вперед вне времени, исследует, взрывается, – только такой ум может быть счастливым, вечно новым, так как он сам по себе является творческим.
Понятно ли вам то, что я говорю? Вам следует понимать это, потому что все сказанное представляет собой часть подлинного образования; и когда вы это поймете, вся ваша жизнь будет преображена. Ваши взаимоотношения с женой или с мужем, с соседом, взаимоотношения со всем миром приобретут совершенно иной смысл.
Тогда вы не станете стараться достичь самоосуществления при помощи чего бы то ни было, видя, что погоня за самоосуществлением только открывает путь для печали и горя. Вот почему вы должны задавать учителям вопросы обо всех этих вещах, обсуждать их между собою. Если вы их поймете, вы начнете понимать и необыкновенную истину о том, что такое жизнь; и в этом понимании присутствуют великая красота и любовь, в нем расцветает доброта. А усилие ума, который ищет для себя пруд безопасности, постоянства, может привести лишь к темноте, к разрушению. Обосновавшись однажды в таком пруду, подобный ум боится рисковать, искать, исследовать; но истина, Бог, реальность, – называйте это как хотите, – лежат за пределами пруда.
Знаете ли вы, что такое религия? Она заключается не в песнопеньях, не в выполнении пуджи или какого-то другого ритуала, она – не в поклонении поддельным богам или каменным изображениям; ее нет в храмах и церквах, нет ни в чтении Библии или «Гиты», ни в повторении священных имен, ни в следовании какомунибудь другому суеверию, изобретенному людьми. Ничто из этого не является религией.
Религия есть чувство доброты, та любовь, которая, подобно реке, вечно живет и вечно движется. В этом состоянии вы обнаружите, что наступает момент, когда более нет вообще никаких исканий; и этот конец исканий является началом чего-то совершенно иного. Искание Бога, истины, чувство обладания совершенной добротой, – не культивирование доброты, смирения, а искание, исходящее из чего-то превышающего измышления и трюки ума, искание, которое означает ощущение этого «чего-то», жизнь в нем, пребывание в нем, – это и есть истинная религия. Но вы будете в состоянии узнать ее лишь тогда, когда покинете выкопанный для себя пруд и выйдете из него в реку жизни. Тогда жизнь удивительным образом сама позаботится о вас, потому что вы не будете заботиться о себе. Жизнь понесет вас, куда ей угодно, потому что вы не станете частью самой этой жизни; и тогда не будет существовать никакой проблемы безопасности, проблемы того, что скажут или не скажут люди; в этом и заключается прелесть жизни.
Вопрос: Что заставляет нас бояться смерти?
Кришнамурти: Как вы думаете, боится ли смерти падающий лист? Думаете ли вы, что птица живет в страхе смерти? Когда приходит смерть, она ее встречает; но птица не беспокоится по поводу смерти, так как слишком занята жизнью: она ловит насекомых, строит гнездо, распевает песни, летает ради самого счастья полетать. Случалось ли вам хоть раз наблюдать за тем, как, несомые ветром, птицы парят высоко в воздухе, не шевеля крыльями? Кажется, они способны до бесконечности наслаждаться собой! А смерть их не беспокоит, если она придет – все будет правильно, им наступит конец. Здесь никакой заботы о том, что должно случиться; и разве они не живут от мгновения к мгновению? Именно мы, люди, всегда беспокоимся по поводу смерти, потому что мы не живем. В этом-то и беда: мы умираем, мы не живем. Старые люди уже находятся на краю могилы, но и молодые стоят лишь немного дальше от нее.
Видите ли, такая озабоченность по поводу смерти существует потому, что мы боимся утратить известное, то, что собрали. Мы боимся потерять жену или мужа, ребенка или друга; нам страшно потерять то, что мы накопили, то, что мы узнали. Если бы нам можно было унести с собой все собранное нами: друзей, имущество, добродетели, характер, – разве стали бы мы тогда опасаться смерти? Вот почему мы изобретаем теории о смерти и посмертных состояниях. Но факт заключается в том, что смерть – это конец; и большинство из нас не желает глядеть прямо в лицо этому факту. Мы не хотим расстаться с известным, и вот именно эта наша привязанность к известному порождает в нас страх, а вовсе не неизвестное. Неизвестное не может быть постигнуто известным. Но ум, сделанный из известного, говорит: «Я движусь к концу» – и потому испытываете страх.
И вот если вы сможете жить от мгновения к мгновению и не беспокоиться о будущем; если вы сможете жить без мыслей о будущем, – что не означает поверхностного отношения, жизни лишь в сегодняшнем дне, – если, осознавая весь процесс известного, вы сумеете отказаться от известного, целиком оставить его, – тогда вы обнаружите, что произошло нечто удивительное. Попробуйте это в течение хотя бы одного дня – отбросьте все, что вы знаете, забудьте обо всем известном, – и просто посмотрите, что случится. Не переносите свои тревоги из одного дня в другой, из одного часа в другой, из одного мгновения в другое, пусть они уйдут, – и вы увидите, что из этой свободы придет необыкновенная жизнь, которая включает в себя и жизнь, и смерть. Смерть – только конец чего-то, и в самом этом умирании заключается обновление.
Вопрос: Говорят, что в каждом из нас заключена вечная и вневременная истина; но, поскольку наша жизнь преходяща, как же может истина пребывать внутри нас?
Кришнамурти: Видите ли, мы сделали из истины нечто вечное. А вечна ли истина? Если да, то она находится в поле времени. Сказать, что нечто является вечным, – значит утверждать его непрерывность; а то, что непрерывно, – не истина. В этом-то и состоит красота истины: ее нужно не сохранять в памяти, а открывать от мгновения к мгновению. Истина, которую вы запомнили, есть мертвая вещь. Истину необходимо открывать от мгновения к мгновению потому, что она жива, она никогда не бывает одной и той же; и все же каждый раз, когда вы ее открываете, она оказывается той же самой.
То, что важно, – это не придумывать теории об истине, не говорить, что она вечно пребывает внутри нас и тому подобное, – все это изобретение старых людей, которые боятся как смерти, так и жизни. Эти чудесные теории о том, что истина вечна, что вам не нужно бояться, ибо вы – бессмертная душа, и так далее, изобретены людьми, охваченными страхом. Их умы находятся в состоянии распада, их философия лишена какой бы то ни было ценности. Факт заключается в том, что истина есть жизнь, а в жизни нет постоянства. Жизнь должна быть открыта от момента к моменту, от дня ко дню; ее необходимо открывать, ее нельзя считать самоочевидной. Если вы убеждены в том, что знаете жизнь, значит вы не живете. Прием пищи три раза в день, одежда, жилье, половая деятельность, работа, развлечения, мышление, – этот тусклый, повторяющийся процесс не есть жизнь. Жизнь – это нечто такое, что необходимо открывать заново; и вы не можете ее открыть, пока вы не утратили, не отбросили все, что нашли. Проделайте опыт с тем, о чем я говорю: отбросьте ваши философские системы, религии, обычаи, расовые запреты и все прочее, ибо в них нет жизни; и, конечно, функция образования и воспитания состоит в том, чтобы помогать вам все время открывать истину.
Человек, который утверждает, что он знает, уже мертв. А человек, который говорит: «Я не знаю», который открывает, находит, который не ищет конца, не мыслит в категориях достижения или становления – такой человек живет, и жизнь его есть истина.
Вопрос: Могу ли я постичь идею совершенства?
Кришнамурти: Вероятно, можете. При помощи спекуляций, придумывания, проецирования, утверждений: «Это безобразно, а это совершенно», вы можете составить идею совершенства. Но ваша идея совершенства, как и ваша вера в Бога, не имеет смысла. Совершенство есть нечто, переживаемое в непредвиденный момент, и этот момент лишен длительности; поэтому совершенство невозможно измыслить; нет способа сделать его постоянным. Только очень спокойный ум, лишенный преднамеренности, который не изобретает, не проецирует, может знать мгновенье совершенства, то мгновение, которое является полным.
Вопрос: Почему нам хочется отомстить, причинить боль тому, кто причинил боль нам?
Кришнамурти: Разве это не является инстинктивной, защитной реакцией? Она необходима для сохранения жизни. А вот интеллигентный ум, который пробужден, который глубоко обдумал весь этот вопрос, – такой ум не чувствует желания возвратить удар; и не потому, что он старается быть добродетельным или воспитывать в себе всепрощение, а потому, что постигает всю глупость ответного удара, полную его бессмысленность.
Но, видите ли, чтобы понять это, нужна медитация.
Вопрос: Мне нравится дразнить других, а сам я сержусь, когда меня дразнят.
Кришнамурти: Боюсь, что и старшие испытывают то же самое чувство. Большинство из нас любит эксплуатировать других; но нам не нравится, когда нас, в свою очередь, кто-то эксплуатирует. Желание обидеть кого-то, раздразнить, – наиболее бездумное состояние, не правда ли? Оно возникает из эгоцентрической жизни; ведь ни вы, ни ваш товарищ не любите, когда вас дразнят, – так почему же обоим не перестать дразнить друг друга? Это означает быть вдумчивым.
Вопрос: В чем состоит человеческий труд?
Кришнамурти: А что думаете вы? Состоит ли он в том, чтобы учиться, сдавать экзамены, получить работу и заниматься ею до конца жизни? В том ли он, чтобы ходить в храм, вступать в различные общества, проводить какие-то реформы? В том ли, чтобы убивать животных для своего питания? Или в том, чтобы строить железнодорожные мосты, рыть колодцы в засушливых местах, находить нефть, взбираться на горы, завоевывать землю и воздух, писать стихи и картины, любить и ненавидеть? В этом ли всем заключается человеческий труд? Создавать цивилизации, которые через несколько столетий приходят в упадок, вызывать войны, создавать Бога по своему подобию, убивать людей во имя религии или государства, говорить о мире и братстве, захватывая власть и безжалостно относясь к другим, – разве не так поступают люди повсюду вокруг нас? И разве в этом состоит истинный труд человека?
Вы можете увидеть, что весь этот труд ведет к разрушению и несчастьям, к хаосу и отчаянью. Неслыханная роскошь соседствует с крайней нищетой; голод и болезни – с холодильниками и реактивными самолетами.
Во всем этом виден труд человека, но, видя такую картину, разве не спрашиваете вы себя: «Все ли здесь? Не проявляется ли истинный труд человека в чем-то еще? «И если мы сможем выяснить, что такое подлинный труд человека, тогда реактивные самолеты, стиральные машины, мосты, отели – все это будет иметь совершенно иной смысл; но, выяснив, что представляет собой истинный труд человека, заниматься лишь реформами, перекраиванием того, что уже сделано, никуда нас не приведет.
Итак, что же такое – истинный труд человека? Несомненно, он заключается в том, чтобы открыть истину, Бога; в том, чтобы любить и не оказаться захваченным своей собственной самоизолирующей деятельностью.
В самом открытии того, что истинно, существует любовь; и эта любовь во взаимоотношениях между людьми создаст иную цивилизацию, новый мир.
Вопрос: Почему мы поклоняемся Богу?
Кришнамурти: Боюсь, что мы поклоняемся не Богу. Не смейтесь! Поймите, мы любим не Бога; если бы мы действительно любили Бога, тогда не существовало бы того, что мы называем поклонением. Мы поклоняемся Богу потому, что боимся Его; в наших сердцах страх, а не любовь. Храм, пуджа, священные шнуры – все эти вещи не от Бога, они порождены человеческим тщеславием и страхом. Только несчастные, объятые мученьями, погрузившиеся в отчаянье – именно они ползут на коленях к храму; но если они отбросят так называемое поклонение и поймут свое ничтожество, тогда они станут счастливыми мужчинами и женщинами, ибо откроют, что такое истина, что такое Бог.