КАРТИНА

Нил Джиллет

Берил и я очень легко находим общее с кем угодно — будь это пара, только что переехавшая на Тьюлип Авеню, или любитель Моцарта, с которым мы завязали разговор во время антракта на концерте. И если люди нам нравятся, мы приглашаем их на обед.

Нам очень приятно сидеть во главе стола, на котором стоят хорошие вина и изысканные блюда, и беседовать с гостями. Но лучшие мгновения мы оставляем на послеобеденное время, когда переходим в библиотеку, где подают кофе и крепкие напитки, чтобы услышать, как кто-нибудь из новых знакомых воскликнет: «Какая красота… Это ведь Каналетто?»

Мы несколько минут маринуем гостей, пока они переживают по поводу своего не сформулированного замечания, что невежливо говорить хозяевам, что картина — копия, так как вряд ли крохотная вилла в предместье Мельбурна относится к тем местам, где можно встретить подлинное произведение венецианского мастера, а потом я кладу конец их замешательству, объясняя:

— Мы украли ее несколько лет назад в Борчестер Кастле во время путешествия в Англию.

Поверьте, они все разевают рты. И пока пребывают в состоянии ступора, Берил нежно прижимается ко мне, мы несколько мгновений молчим, а потом она уточняет с легкой улыбкой:

— Я помогла Биллу украсть, но организовал все он.

— Настоящая работа коллектива, — добавляю я, целуя ее в щеку, чем признаю ее заслуги. — Но мне пришлось несколько часов быть в шкуре покойного государственного деятеля.

— А мне актером немого кино, тоже покойным, — добавляет Берил.

Этот разговор происходит в библиотеке, которую мы устроили после возвращения в Австралию. В Борчестер Кастле картина висела в библиотеке, и мы не хотели, чтобы она себя чувствовала неуютно, хотя окружение у нее не столь аристократичное. И хотя у нас на полках стоят старые книжонки карманного формата вместо древних фолиантов в кожаных обложках, пол покрыт дорожкой, а не старыми персидскими коврами, изъеденными молью, из этой комнаты открывается прекрасный вид, и, выходя из-за стола, мы ведем гостей именно сюда под предлогом полюбоваться, как на горизонте мигают огоньки небоскребов Мельбурна. Мы не привлекаем их внимания к картине, поскольку уверены, что один из гостей обязательно заметит ее на стене позади стола.

После нашего сообщения, что мы украли полотно стоимостью в миллион долларов, реакция у всех практически одинаковая, даже если люди, с которыми мы начинаем дружить, способны отличить Каналетто от Гуарди или Магритта от Дали.

И тогда я спрашиваю:

— Хотите услышать эту историю?

Они кивают, и я начинаю рассказ, пока Берил угощает кофе и наполняет стаканы, которые гости разом опустошили, услышав наше признание.

— В 1989 году, — сообщаю я новым друзьям, — после совместного ухода на пенсию из Школы Искусств, мы с Берил отправились в первое путешествие по Европе.

Каналетто — наш любимый художник, хотя нам трудно объяснить, почему его произведения с удивительно тщательным исполнением деталей доставляют нам такое удовольствие. Поскольку мы не имели возможности увидеть подлинник, то решили посетить такие места, как Хейрвуд Хауз в Йоркшире, где есть коллекция произведений Каналетто. Кроме того, мы намеревались провести несколько месяцев в Борчестере вместе с нашей единственной дочерью Эрикой.

Она изучала средневековое искусство в Оксфорде, но влюбилась и вышла замуж за студента по имени Найджел Сторфорд. Они отказались от университетской карьеры, когда умер вдовый отец Найджела, оставив в наследство еженедельную газету и типографию в Борчестере, мидлендском городке. Хотя делом управляли люди верные и компетентные, Найджел с Эрикой решили взять все в свои руки, а потому переехали в Борчестер.

Несколько столетий расположенный в холмистой местности Борчестер жил торговлей шерстью, но с конца XVIII века превратился в модный курортный город — его воды оказались очень полезными для здоровья.

Довоенные гиды описывали архитектуру Борчестера, как смесь обветшалой оригинальности стиля Тюдор, характерного для Честера, с «георгиевской» элегантностью Бата, что привлекало в город иностранных туристов. В 1942 году люфтваффе положило конец этой увлеченности. С целью деморализовать англичан и разрушить одну из процветающих областей экономики немецкие бомбардировщики совершили несколько рейдов. В руины превратилось множество прекрасных зданий, в том числе храм XIII века, ратуша XV века и очаровательный театр в стиле Регентства. Из того, что осталось, Борчестер Кастл — одно из самых прекрасных сооружений.

— Бедный Борчестер Кастл! — сказала нам Эрика через некоторое время после нашего приезда. — В своем дневнике королева Виктория упоминает о нем, только в связи с отвратительным соусом, поданном к рыбе во время завтрака на южной террасе!

— В нашем замке нет даже призрака, — подхватил муж Эрики, — а в его истории нет ни одного из тех ужасающих эпизодов, которые благодаря Ричарду III, Эдуарду II и леди Джейн Грей прославили Уорик Кастл!

— Жители Борчестера гордятся только тем, что некогда здесь была столица герцогства, — добавила Эрика, — а в Уорике никогда не жило никого выше графа!

Найджел вздохнул, а потом объяснил, что кроме исторической ценности Уорик Кастл имел то преимущество, что был этапом туристического маршрута, ведущего в Стратфорд-на-Эвоне. А потому в борьбе с родиной Шекспира и кровавой историей Уорик Кастла Борчестер не имел ни малейшего шанса.

— Вам надо начать с Уорик Кастла, он совсем рядом, и тогда вы поймете, о чем мы хотели сказать, — посоветовала Эрика. — В Борчестере есть одна вещь, которая вам понравится. Но хочу, чтобы вы сами открыли это, побывав вначале в Уорике.

Через несколько дней мы с Берил одолжили у Эрики машину и отправились в Уорик, который лежал в часе пути.

С 1978 года Уориком Кастлом управляют люди Музея восковых фигур мадам Тюссо из Лондона. В одной из анфилад замка они воссоздали прием, который дали граф и графиня Уорик летом 1898 года. Там есть восковые фигуры знаменитых людей, играющих в карты, слушающих концерт певицы Клары Бютт, беседующих в библиотеке и тому подобное. Были выставлены фигуры принца Уэлльского, герцогов Йорк и Мальборо, а также Уинстона Черчилля, которому тогда было всего двадцать четыре года, но он уже прославился военными подвигами, рассказ о которых написал сам.

— Можно подумать, что это ты, — заявила Берил, когда мы разглядывали Черчилля, читающего в огромном кресле. — А ведь ему здесь только треть твоего возраста.

Через несколько дней мы отправились в Борчестер Кастл, расположенный в столь же живописном месте, но принимавший куда меньше посетителей. Тонкая брошюрка поведала нам, что в 20-е годы замок был местом встреч многих международных знаменитостей.

Похоже, устроители взяли за образец сцены, выполненные в Уорик Кастле, но у них не было умения людей мадам Тюссо. Пунцовые шторы Большой Библиотеки были опущены в целях экономии и в попытке скрыть то, что куклы не выглядели столь же живыми, как в Уорик Кастле.

В центре обширной комнаты в последних судорогах Умирающего лебедя билась Анна Павлова, но остальные гости не обращали на нее внимания, если не считать Чарли Чаплина, который в своем костюме Чарли был, казалось, готов ударить тросточкой балерину. Лоренс, с волосами и бородой под стать шторам, сидел перед секретером с открытой крышкой и работал над рукописью, на которой крупными буквами было написано «Любовник леди Чаттерлей». Изобретатель радио Гилельмо Маркони стоял, склонившись над аппаратом, похожим на древний плеер Сони, леди Астор и Ллойд Джордж в цилиндре беседовали о политике или полюбовно ссорились. В комнате было еще с десяток персонажей, но я не помню, кого они изображали. Кроме двух.

— А вот и ты в виде Рудольфо Валентино! — воскликнула Берил, ткнув пальцем в угол, где из-за канапе спиной к нам торчал бюст звезды, одетой в костюм из своего знаменитого фильма «Шейх». — А этот Черчилль еще больше похож на тебя, если понимаешь, о чем я хочу сказать…

— Ну да, он более толстый и лысый, чем в Уорик Кастле, — нетерпеливо кивнул я.

И вдруг мой голос превратился в восхищенный шепот:

— Глянь лучше на стену… Напротив них!

— Каналетто! — у Берил был тот же тон. — Наверное, это и должно было нас восхитить, как считала Эрика.

Картина изображала Борчестер Кастл, каким его уже нельзя было увидеть — гордо высящимся в одиночестве на невысоком холме, а не окруженным ужасными домами, выстроенными после немецких бомбардировок. Господа в треуголках и дамы в кринолинах прогуливались по травянистым склонам, а дети толпились у театра марионеток.

Прошло пять минут молчаливых раздумий, потом я сказал:

— Хотелось бы разглядеть поближе.

Берил показала мне на толстый шнур, натянутый над порогом с табличкой «Вход воспрещен». Но я перешагнул через него и целых тридцать секунд восхищался картиной, а потом вернулся к жене.

— У манекенов, — сказал я, — даже нет ног, простые торсы с головами, видно, в целях экономии.

В тот вечер после ужина Эрика заявила:

— Скандал, да и только. Хотя единственной ценной вещью в замке является Каналетто, охрана в нем совсем никакая.

— Это должно храниться в тайне, дорогая.

— Разве я говорю не с родителями?

— Прости, малышка.

Некоторое время поколебавшись, Найджел решил, что любезность по отношению к родителям жены важнее, чем скрытность.

— Один знакомый парень, член наблюдательного комитета замка, говорил мне, что после смерти герцога-алкоголика система оповещения окончательно пришла в негодность, а у комитета нет денег, чтобы обеспечивать обход замка после полуночи.

— Почему? — осведомился я.

— Герцог не оставил ни гроша на уход за замком, а то, что приносят посещения, не покрывает повседневных расходов, как вы сами могли заметить. Несколько второстепенных произведений искусства уже были проданы, чтобы исправить положение дел, но это было несколько лет назад.

— А Каналетто?

— Они хотели и его продать, но никто в Англии не может купить и продать картину за границу, поскольку это будет растранжириванием национального достояния.

Когда Берил сказала зятю, что можно было организовать кампанию в прессе для сбора средств, Найджел возразил:

— Мой долг как журналиста, говорить о том, что надо сделать обязательно, но поскольку я житель Борчестера, публикация становится делом щекотливым. Объявить, что замок плохо охраняется, значит, привлечь сюда вандалов. Или… — он улыбнулся мне и Берил, — людей, желающих завладеть Каналетто.

Через три часа, когда мы лежали в постели, я просил:

— Ты думаешь о том же, что и я?

— Конечно, — ответила Берил, — и я не думаю, что это будет трудно.

— Утро вечера мудренее, поговорим завтра.

Этот короткий обмен мнениями показывает, почему мы составляем счастливую пару. Конечно, у нас есть свои закидоны, но когда речь идет о серьезных делах, к примеру о вступлении на путь преступления после всех лет соблюдения законов, мы показывали полное согласие, даже во сне. Наверное, телепатия.

Проснувшись утром, я первым делом сказал:

— Ты могла быть Валентино.

— А ты Черчиллем, — ответила Берил, взлохматив последние волоски, которые у меня оставались.

За завтраком мы сообщили Найджелу и Эрике, что хотим провести несколько дней в Лондоне, чтобы побродить по магазинам и посмотреть кое-какие спектакли.

Но, прибыв в столицу, мы, вместо занятий туристическими делами, накупили книг о Каналетто, в одной из которых имелась недурная репродукция картины из Борчестер Кастла. В книге говорилось, что это одна из самых маленьких картин Каналетто — пятьдесят сантиметров на тридцать пять. Мы приобрели все принадлежности художника, чтобы, наконец, использовать мои таланты художника, лишенного воображения и вдохновения.

Пока я трудился в номере гостиницы, Берил покупала все остальное, в чем мы нуждались — парики, накладные усы и поношенные одежды.

Больше всего нас беспокоило то, что с наступлением холодов — стоял конец осени — замок привлекал крайне мало туристов, чтобы мы могли затеряться среди них. Но мы выяснили, что по средам и четвергам вход был бесплатным для пожилых людей в надежде — увы, оказавшейся тщетной, — что из благодарности они съедят и выпьют в баре больше обычного, а также купят сувениры в лавочке, где торговали платками и кружками с гербом Борчестеров. Поэтому в эти дни прибывали автобусы, полные людей из домов престарелых.

За четыре последующие недели мы провели глубокую разведку. Каждый раз, напялив парики и разные одежды, мы смешивались с толпой пенсионеров. Наш план был украсть картину, придя с посетителями в среду и покинув музей в четверг утром. Чтобы объяснить свое отсутствие, мы сообщили Найджелу и Эрике, что отправляемся в Стратфорд, чтобы посмотреть пьесу Шекспира, и что останемся в городе, чтобы не возвращаться ночью.

— Ты уверен, что мы должны изображать пару Валентино-Черчилля? — спросила Берил в воскресенье накануне кражи. — Быть может, лучше спрятаться в шкафу или под кроватью?

— Ты боишься мышей, а в замке их должно быть предостаточно, а я страдаю от клаустрофобии…

— А за дверью?

— Ноги не выдержат долгих часов стояния.

— Ты прав, — согласилась Берил. — Просто я давала тебе возможность отступить, если ты наложил в штаны.

Я расхохотался, поскольку такое предположение было немыслимым.

— Прекрасно! — сказала Берил, хлопнув меня по спине. — Прятаться под кроватью или за дверью смахивает на обычную кражу, а наша должна быть особенной.

Утром во вторник, когда мой фальшивый Каналетто занял место в чемодане, мы отбыли на машине Эрики.

— Надеюсь, это представление «Отелло» доставит вам большое удовольствие… Хотя это выражение не очень подходит для ситуации, когда мужчина душит женщину! — улыбнулась наша дочь, захлопывая дверцу.

Съехав на боковую дорогу, мы переоделись, потом добрались до соседнего городка Колвершэма, где оставили машину на стоянке, а потом на поезде вернулись в Борчестер. Ждать прибытия переполненного автобуса пришлось недолго. Зайдя в туалет — хотя для нашего возраста мочевые пузыри у нас в порядке и мы ничего не пили с утра, — мы присоединились к хвосту экскурсии и стали последними, кто созерцал интерьер Большой Библиотеки.

Плащ и шарф скрывали серый пиджак, рубашку со стоячим воротником и заломленными уголками, а также синий галстук, — все как у Черчилля. Берил понадобилось не больше минуты, чтобы надеть тюрбан и вуаль, которая почти скрывала лицо и плечи Валентино. В половину пятого мы заняли места, убрав торсы. Мы надеялись, что не расчихаемся от пыли в комнате, что у нас не сведет мышцы или мы не расхохочемся, глядя друг другу в глаза, как долгие годы таращились друг на друга Валентино и Черчилль.

В половину шестого персонал покинул музей. Мы полагали, что, несмотря на тощие кредиты, будет два или три сторожа, но обход делал один и тот же человек с седыми волосами. Он заходил каждый час, и мы замирали, вытаращив глаза, когда он наводил на нас фонарик. Поскольку после десяти часов он не появился, мы предположили, что он отправился спать, но, чтобы избежать любого риска, еще три часа сидели, не шелохнувшись.

Потом Берил зажгла фонарик, спрятанный в сумке, я снял картину и осторожно вынул из рамки. Установить на место копию — мы ее закрепили кнопками — оказалось пустяковым делом.

В девять утра — зная, что первые служащие появляются через четверть часа, — я изменил внешность, приклеив пышные усы, а Берил надела бело-голубой парик. Мы установили бюсты на место, я обернул картину вокруг талии, спрятав ее под плащом. Потом мы расположились за входной дверью. Места за ней было так мало, что мы радовались, что провели ночь в довольно удобной обстановке.

Первый автобус с пассажирами прибыл только без четверти одиннадцать, что заставило нас понервничать и вернуться домой как раз к завтраку, как мы и обещали Эрике.

Вечером Найджел сообщил:

— Вы, наверное, будете счастливы узнать, что отныне замок получил возможность установить охранную систему и нанять сторожей.

— Значит, Каналетто теперь вне опасности! — нагло заявила Берил.

Найджел странно глянул на нее и после некоторого размышления произнес:

— Полагаю, да.

— И откуда поступили деньги, чтобы принять меры предосторожности? — спросил я.

— От анонимного благодетеля, полагаю, — Найджел ограничился этим ответом.

Здесь мы заканчивали свой рассказ, чтобы гости засыпали нас вопросами вроде: «А как вы перевезли картину в Австралию?».

Я объяснял:

— Я заказал несколько копий разных произведений, которыми мы любовались во время путешествия. Свернул их все вместе и поместил в тубу, с которой не расставался. Таможенники даже не попросили открыть ее.

— А если бы и открыли, то вряд ли бы догадались, что среди копий лежит настоящая картина, — добавляла Берил.

Нам часто задавали и другой вопрос: не боялись ли мы, что кто-то повторит наш рассказ полиции?

— А это, — возражала с суровым видом Берил, который не очень подходил для хозяйки дома, было бы нарушением правил гостеприимства. — Мы даже не представляем, что кто-то пошел бы на это.

Но, конечно, кто-то это сделал.

Несколько месяцев назад к нам явился инспектор Томас из полиции Мельбурна и заявил, почти извиняясь, но все же довольно твердо:

— У нас есть некоторая информация, которая кажется нам маловероятной, но которая все же вынуждает меня задать вам некоторые вопросы…

Меня восхитило искусство, с которым его прервала Берил:

— Несколько вопросов, господин инспектор, по поводу картины, украденной в Борчестер Кастле в Англии? Неужели люди действительно в это поверили! Идите со мной, инспектор, я покажу вам полотно…

— Очень мило, — сказал он через мгновение. — Довольно старая, не так ли?

— Ей года три.

Видите ли, по возвращении в Мельбурн Берил сделала копию Каналетто. Сомневаюсь, что ее оскорбит, если я скажу, что показал больше умения, чем она, и что ее копия не столь убедительна, как моя, изготовленная для Борчестер Кастла. Когда мы приглашали гостей на обед, то вешали копию Берил, чтобы быть готовыми к нежданному появлению полиции. Откройся кража, появилось бы два «Каналетто», один в Борчестере, другой в Мельбурне, выполненные одной рукой, что потребовало бы множество объяснений.

Полюбовавшись произведением Берил, инспектор сказал:

— Я не враг розыгрышей, но вы двое изобрели прекрасный способ обманывать своих друзей.

— Любим повеселиться, инспектор, — хихикнула Берил.

— Однако мое начальство собирается предупредить Скотланд Ярд.

Мы всегда понимали, что такой риск существует, но уверили себя, что подобное вряд ли произойдет. Прошло несколько недель, и мы поверили, что полиция Мельбурна похоронила дело, не известив Скотланд Ярд.

Но вдруг раздался звонок инспектора Томаса.

— Думаю, вам будет интересно знать, что Скотланд Ярд связался с Борчестер Кастлом по поводу картины.

Мое сердце перестало биться.

— Вполне вероятно, инспектор.

— И конечно, служащие замка подтвердили, что этот… я забыл, как его…

— Каналетто, — выдавил я.

— Ну да, Каналетто. Они подтвердили, что картина по-прежнему висит в… Простите, не могу прочесть свои записи.

— Большой Библиотеке.

— Ну да, именно там… Думаю, вам интересно знать об этом, хотя беспокоиться вам не о чем.

— Конечно, не о чем, — сказал я, надеясь, что тон моего голоса звучал весьма убедительно. — Благодарю вас за звонок. До свидания!

Я успел повесить трубку до того, как упасть в обморок.

Берил, обрезавшая розы, услышала стук тела и нашла меня на полу. Я отделался легким вывихом кисти.

Через две недели мы получили письмо от Эрики, сообщавшей о своей беременности. Но заканчивалось письмо неожиданно:

«Я все же достала Найджела и выяснила, откуда появились таинственные субсидии для улучшения системы охраны. Они продали Каналетто! Втайне! Тайна состоит в том, что они продали картину японцам, которые спрятали ее в сейф, чтобы любоваться в полном одиночестве. Насколько я знаю, вы были одними из последних, кто видел настоящего Каналетто, поскольку продажа состоялась через неделю после вашего первого посещения замка. Картина была заменена копией, которую, не будь предупреждена, не отличила бы от оригинала.

Несколько недель назад прошел слух, что Каналетто украден. Персонал замка перепугался, что истина откроется, хотя они считают, что, продавая картину тайно, действовали из лучших побуждений. Они сумели убедить Скотланд Ярд, что эта история лишена всякого смысла, и им не пришлось отдавать картину на экспертизу. Только не проговоритесь Найджелу, что я поставила вас в известность, ибо он способен убить меня, хотя я и беременна!»

Теперь, рассказывая новым знакомым, как мы украли картину в Борчестер Кастле, мы заканчиваем историю нашим возвращением в Мельбурн.

Быть может, история была бы еще более пикантной, сообщи мы всю правду. Но мы с Берил преподаватели Школы Искусств, и нам было бы стыдно признать, что приняли копию шедевра за оригинал.