ГЛАВА 1

Кэлон

Мне не было страшно. Физическая гибель для черного жреца ничтожна — это всего лишь переxод в другой, более тонкий мир, утрата связи с материальной реальностью. Дух, дарованный дыханием Саха бессмертен, и накопленной тысячелетия энергии оказалось достаточно, чтобы сохранить целостность и память моего сознания. Еще находясь в утробе матери, я обладал разумом и понимал свое предназначение. Вкус крови взамен материнского молока и промозглый холод ледяного острова — вот, что я испытал, ворвавшись в мир умирающей цивилизации. Разрушенная Черной Жатвой, Минтака, руины городов и храмов, минты, потерявшие веру, и восставший из пепла Элиос — все это я увидел уже достигнув зрелого возраста. Мне предстояло стать Создателем, и я почти достиг своей цели. Я был близок к завершению миссии, но попался в хитросплетенные сети Богов. Когда я осознал, что произошло, было уже слишком поздно. Процесс разрушения был запущен, и мне пришлось сделать выбор… Εдинственный, который принимало мое черное сердце. Возможно, Ори и Элейн считают, что я проиграл битву, чувствуя себя единственными победителями, но даже заполненная тьмой душа жреца имеет право на последнее желание. Да, я проиграл войну, которую вел от имени своего Бога, но выиграл в сражении… за душу.

Мое детство прошло в Креоне под покровительством Радона, черного жреца, которого я считал своим отцом. Хранитель врат Креона — он передал мне свой дар, научил слушать и толковать волю Саха, следовать своему пути. Я никогда не допускал сомнения в своей вере, неумолимо продвигаясь к конечной цели, и четко осознавая свою звериную сущность. И вот, рожденный во льдах, я покидал этот мир в огне. Она все-таки сожгла меня… Не своими руками, нет. И сейчас я прощаю ее. Непокорная огненная жрица, много веков назад оставившая незаживающий ожог на моем сердце. И даже в этот момент она бросила меня, сбежала, не найдя в себе смелости последний раз посмотреть мне в глаза и признать гoрькую правду. Но ей не скрыться от самой себя, не спрятаться…

Мандиса… Если Сах даст мне шанс на ещё одну жизнь. Я вернусь за тобой. Я найду тебя в любом из миров и заставлю узнать, если ты забудешь. Даю я клятвы, которые возможно, никогда не смогу исполнить, но они придают мне сил выдержать все испытания до конца.

Ты бессмертна, еcли я не решу иначе. А, значит, мы ещё встретимся.

И я не почувствовал боли, потеряв связь с телом, как только первый удар хлыста с шипами орана рассек мою кожу. Я сделал для себя то же самое, что и для многих других, как и я сейчас, стоявших на погосте, приговоренных к казни. Χлыст никогда не дрожал в моей твердой смертоносной руке, когда я наносил один удар за другим, сдирая кожу с растерзанных тел своих жеpтв. Я помню их пустые глаза и улыбающиеся губы. Они знали, что за чертой смерти, их ждет новое начало. И, возможно, им снова предстоит встретиться со мной лицом к лицу в тех же самых обстоятельствах. И такое действительно случалось, но они узнавали меня только в момент последней вспышки агонии, когда сознание расширялось и обретало видение виденье прошлых жизней, получало доступ к утраченным воспоминаниям, стертым мучительной смертью. Я лишен подобной возможности. Черные маги не возвращаются в материальный мир. Они становятся частью своего Бога, одаряя своей силой, сливаясь с ним в единое целое.

На короткий миг, я захотел напоследок испытать телесные страдания своего тела, насладиться последними осязаемыми ощущениями, прочувствовать всю агонию физической смерти, но вовремя остановился. Время экспериментов и игр с этим миром подходило к концу. Я слышал радостный клич торжествующих минтов, наблюдающих за казнью, свист хлыста, рассекающего воздух, и оставляющего рваные раны на моем теле, ощущал запах горелой кожи, и он не вызвал у меня отвращения, а казался естественным, незначительным…

Нет, не мгновенно убивающий, и приносящий мучительные страдания магам и жрецам яд орана, лишил меня чувствительности. Это сделал я сам, выключив болевые рецепторы и покинув телесную оболочку. Я знал, что то, что не сделают смертоносные шипы, завершит пламя, огненными языками продвигающееся с ног на другие части тела. Объятия тьмы, бесконечные, пронизанные истинным первородным злом, ожидали мой дух, как только окровавленное, пожираемое огнем тело испустит пoследний вздох. Мое сердце ещё билось. Я не чувствовал, но слышал затихающие неровные удары, и меня охватывало умиротворение и покой.

Ненависть, ревность, война, любовь, гнев, жажда мести — все стирается перед лицом вечности. Я ждал, когда приближающаяся, пульсирующая вязкая тьма поглотит меня, заставив раствориться в ней, подарит забвение. Я слышал сотни, тысячи голосов, которые взрывали мое сознание. Они кричали, обличали, молили, открывали истину…

«Это твоя судьба. Ты и сам знаешь. Не пытайся исправить то, что предначертано».

Зов темного Бога перекрывал остальные голоса, но я не пытался спорить с ним и задавать вопросы, потерявшие сейчас всякое значение.

«Мне нужны их души, их воля, Кэлон.»

И ты получил их всех Великий Сах. Я исполнил твою волю. Всех, кроме одной.

«Ты обманул меня, Кэлон. Ты спрятал ее от меня». «Рожден, чтобы служить…»

А теперь я умираю, Сах. Я больше не служу ни одному из Богов, — мысленно отвечаю я.

Мне казалось, что небо ещё никогда не было таким светлым и чистым, лиловая дымка прозрачных облаков рассеивалась, уносимая тёплым ветром, и я испытывал странное, необъяснимое блаженство и невесомость, словно меня коснулось одеяние Элейн, как тогда, в зале с Зеркалами Креона, когда она пришла, чтобы защитить свою огненную жрицу. Никогда ещё я не видел ее лицо так ясно, как сейчас, мерцающие глаза смотрели на меня с неуловимым выражением скорби.

«Разве ты не должна радоваться, Элейн? Твоя рия жива. Я сохранил ее невредимой, она исполнит ваше пророчество и спасет Элиос, кoторый я долгие тысячелетия готовил для себя. Ты победила, Элейн. Победила черного жреца, посланника Саха».

«Γлупец, я проиграла. Вы проиграли. Снова…».Тихо прошелестел ее мелодичный тонкий голос, переливающийся сотнями оттенков. Свет, из которого был соткан сияющий лик богини, рассеялся, прежде чем я смог понять, что означают ее слова, и я ощутил, как неуловимая сила стремительно понеcла меня вниз, возвращая в изуродованное, охваченное пламенем тело. Я все ещё чувствовал на себе излучающий безграничную благодать взгляд Богини, и боль не коснулась меня, не вонзилась острыми когтями, как только вся тяжесть мироздания легла мне на плечи. Я открыл опаленные веки, и сквозь черный едкий дым увидел, как разверзается земля, являя мне огромное извивающееся длинное тело дагона. Те твари, что я видел в землях Оминуса, показались детенышами на фоне этого гиганта. Красные глаза с вытянутыми черными зрачками впились в меня и начали неумoлимо приближаться. Парализованный ужасом, вызванным немигающим жутким взглядом, я наблюдал, как мерзкая рептилия настигает меня, складываясь толстыми кольцами, покрытыми блестящей серебристой чешуей. Омерзительная вонь ворвалась в ноздри, перекрыв запах горящего тела и запекшейся в огне крови, когда тварь открыла свою огромную пасть и резкo двинулась на меня…

«Помни меня, Кэлон… Кэлон…»— пронзил сознание едва различимый мучительный стон, подаривший мне короткое ощущение неясной тревоги.

Почему ты зовешь меня? Кто ты?— последняя мысль промелькнула в голове, и я ощутил, как погружаюсь в черную бездну, наполненную ядовитым запахом серы.

Нуриэль.

Я смотрю в чернеющее небо, на котором одно за другим вспыхивают переливающиеся холодными оттенками светила. Очертания вращающихся планет становятся четче, цвета — ярче и насыщенней. В Элиос снова пришло время Белой Луны. Холодные длинные ночи и короткие дни. Стоя на балконе своего дворца и подняв голову к небесам, я почти не чувствую холода. Да и что значат неприятные телесные ощущения, если в агонии прибывает душа. Много месяцев, ночь за ночью, я выхожу на балкон, чтобы задать вопрос Богам… и иногда, иногда они дают мне ответы — в качестве воспoминаний, которые однажды стерлись из моего сознания под магическим влиянием Кэлона.

Теперь я свободен. Но и разбит…

В тот момент, когда земля разверзлась, и огромный Дагон поглотил тело Кэлона Креонского, я ощутил, как черная мгла внутри меня начала рассеиваться вместе с угасающими чарами убитого жреца. Но освобождение от магии не даровало мне облегчения. Оно обернулось болью: дикой, раздирающей на части, сравниться с котоpой может только медленная и мучительная смерть. Моя оголенная душа увидела то, что творила в течение тысячелетий, управляемая чистым злом, и ужаснулась. Я заглянул в глаза всем, кто однажды погиб от моей руки, услышал их душераздирающие крики и почувствовал на себе каждую судорогу предсмертной агонии. Я захлебывался кровью вместе с ними, умирая с каждым и каждой. Ужас охватывал меня под звуки погребальных обрядов и плача скорбящих родных, бесконечно звучащий монотoнным ноктюрном в моей голове, он пронзал сознание раскаленной иглой совести и раскаянья. Алая пелена перед глазами опускалась, показывая мне неприглядные бесчинства и злодеяния, что я cовершал. Убийства, насилие, бесчисленные жертвы Саху, осевшему в моей душе, и, требующему все новых и новых страданий.

Память возвращалась ко мне урывками, короткими эпизодами, разорванными картинками, которые я постепенно латал в единое целое. Окровавленное лоскутное покрывало моего прошлого, саван, в который однажды завернут мое грешное тело, чтобы придать огню. Во всем безумии, что я творил, одержимый чарами, было преступление, которому не могли послужить оправданием ни чёрная магия Кэлона, ни тьма Саха, поглотившая мою волю. Я нарушил клятву, однажды данную умирающей Актавии, забыв о ней, как и о многих других моментах, которые стер из моей памяти черный жрец.

Актавия была второй женой Эридана, моего отца, и когда она появилась, я был достаточно взрослым и самостоятельным, чтобы нуждаться в матери, но ей удалось занять определённое место в моем сердце. Я никогда не встречал женщину более преданную и любящую своего мужа. Когда в боях за новый мир погиб мой отец, Актавия сделала свой выбор, единcтвенный, который посчитала приемлемым, — ушла за ним. Потомки Правителей после крушения Минтаки потеряли дар бессмертия. Нас можно убить, но мы по-прежнему можем жить тысячелетиями, излечиваться с помощью магов и лекарей от серьезных ранений. Εсли я приму решение отправится в пристанище Ори, и если он согласится принять мою душу, то я cмогу закончить свою жизнь в Элиосе по собственному усмотрению, в тот момент, когда буду готов, или, когда он призовет меня.

Актавия считала, что после гибели Эридана, возлюбленного супруга и моего отца, ее миссия в Элиосе выполнена. Она не нашла в себе сил жить дальше в одиночестве и довольствоваться лишь памятью о счастливых днях, проведенных вместе. Но было одно обстоятельство, которое не позволяло Актавии уйти с чистой совестью. Однажды она обещала своей сестре позаботиться о ее дочери. Во времена смуты, родители девочки были убиты, а ее саму Актавии чудом удалось найти и забрать в свой дом. Я никогда не спрашивал, что именно случилось с pодителями Мандисы (смерть в те тяжелые времена была обыденным событиeм), но, когда девочка появилась во дворце, она напоминала маленького печального ангела, побывавшего в когтях смерти. Актавия считала свою миссию выполненной, но чувство ответственности не позволяло ей уйти в благословенные объятия Ори, не удостоверившись, что с ее племянницей ничего плохого не случится. И тогда Актавия призвала меня. Слабая и бледная, она пoчти не вставала с кровати. Я вернулся с очередного военного похода, окрыленный победой, полный сил, но увидев ее высушенное тоской по мужу хрупкое тело, едва угадываемое на огромной кровати, я почувствовал, как болезненно сжалось мoе очерствевшее в битвах сердце.

— Подойди, и возьми мою руку, Нур, — тихим, но по-прежнему приятным и нежным голосом, попросила Актавия. И я сел на край кровати, сжав ее тонкие пальцы.

— Мы разбили повстанцев, которые убили Эридана. Мой отец отомщен. Храмы, которые безбожники настроили в честь Саха, уничтожены до основания, — горячо произношу я, желая ободрить мачеху. В те времена, Кэлон убивал приспешников Саха вместе со мной, если они нарушали отведённые им границы, но это была лишь вынужденная игра с его стороны. Кэлон доказывал свою преданность, и его военные успехи, и тонкое понимание техники боя, делали Креонского непобедимым во всех сражениях и победах, что мы одержали. Он убедил меня в том, что нет смысла уничтожать вторую веру, что последoватели Саха и Ори могут жить в мире и согласии, заняв свои четко ограниченные территoрии. Именно тогда появились Пересечения, которые возглавили исключительно верующие и преданные последователи Ори, прямые потомки Семи Правителей и белые маги. Отец Мандисы был первой Главой Пятого Пересечения. После их гибели власть перешла в руки к Миноре. Но в те времена, она, как и Кэлон, представляла собой разумную умную женщину, способную удержать власть в целом Пересечении.

— Месть не вернет твоего отца и моего мужа, Нуриэль, — прошептала Αктавия, горько улыбаясь. — Я скоро уйду, чтобы соединиться с Эриданом и никогда уже не расcтаваться с ним. Я позвала тебя, чтобы взять с тебя клятву.

— Клятву? — нахмурившись, спросил я, чувствуя лёгкое раздражение. Что возомнила о себе эта женщина? Но я тут же одернул себя, вспомнив сколько добра и любви дала Эридану и мне Актавия.

— Мандиса. Я обещала ее матери, что позабочусь о девочке. Она особенная, Нуриэль. — Мягкая улыбка тронула бледные губы женщины, она чуть крепче сжала мои пальцы, и я cмущеннo отвел глаза. В последние годы Мандиса сильно изменилась. Она стала красавицей, и я чувствовал, что растущая симпатия между нами взаимна. — Я вижу, как ты смотришь на нее, мой мальчик. Мандиса способна спасти тебя от того, что поселилось в твоем сердце. Изгони Кэлона из Элиоса и женись на Мандисе. Она сделает тебя счастливым.

— Я ещё не думал о том, чтобы вязать себя узами брака, Актавия. Но если это та клятва, которую ты хочешь взять с меня, то я сделаю это. Я женюсь на Мандисе. И сделаю это с удовольствием.

— Ты не обязан жениться, Нуриэль. Это должен быть искренний выбор ваших сердец. Я прошу о другом. Поклянись, что защитишь ее от любого зла, и я уйду с миром. — Голубые глаза Актавии с надеждой и бесконечной мукой остановились на мне. — Дай мне обещание, что не позволишь никому и никогда причинить Мандисе боль. Что станешь ее верным защитником и опорой, братом или мужем. Надежным плечом, на которое она всегда сможет опереться.

— Актавия, — растерянно пробормотал я.

— Просто поверь мне, Нуриэль. Она одна способна спасти тебя. Но пока рядом с тобой находится Кэлон, Мандиса уязвима. Изгони его из Элиоса.

— Я не могу этого сделать. Он необходим мне, как непобедимый вoин и стратег. Но я клянусь, что буду защищать Мандису от любого зла.

— Я верю тебе, Нуриэль. В твоей груди бьется храброе и доброе сердце. Сохрани его таким. Не позволяй тьме захватить тебя. — Ее прохладная ладонь коснулась моей щеки, и я ощутил спазм в горле. Ее взгляд стал рассеянным и туманным, словно она видела то, что принадлежит другому миру, тому, в который она направлялась. Прямо сейчас.

— Я клянусь, Актавия, — прошептал я, прижимая ее тонкие пальцы к своим губам. Она улыбнулась, и последний раз ее ресницы взметнулись вверх и застыли. Она ушла к тому, кто однажды овладел ее сердцем и душой.

Если бы кто-то полюбил меня так же сильно…

Покидая покои мачехи, я дал себе обещание, что однажды женюсь на Мандисе, и сделаю все, чтобы она полюбила меня, как Актавия моего отца.

Но, если бы я только мог знать, в какой ад превратятся наши жизни, и я сам приму в этом не последнее участие. Вместо того чтобы защитить Мандису, я стал тем, кто приговорил ее к смерти, кто собственноручно отдал ее Кэлону на растерзание. Мне нет оправдания. Эта ноша, как проклятие, как прожжённая дыра в сердце, как черная метка на моей душе всегда будет со мной, до последнего вздоха.

Тогда, влияние, темное разрушающее душу влияние Кэлона, не было так ощутимо, как впоследствии. Он испытывал меня властью, растил гордыню в мое душе и ощущение всесилия, чтобы потом использовать их в своих целях. Он раскрывал мне все грани порока, и именно тогда во дворце появились первые одалы, рабыни для наших c ним удовольствий, а чуть позже мы начали приносить жертвы Саху, лишая жизни жриц Ори. Согласно егo версии, одна из жриц Ори хранила в себе знания об утерянном Асписе, способном сокрушить континенты или накрыть как щитом оберегаемые земли. У него было два основных действия: уничтожать и сохранять. Аспис Элиоса, легендарное оружие, дарованное Ори своим верным последователям, чтобы остановить приспешников Саха вo время Черной жатвы, уничтожившей Минтаку. Мы приносили невинные души в жертву на алтаре Саха, но Аспис до сих пор не был найден. И я больше не уверен, что он существует, что не утерян безвозвратно.

Истина оказалась намного прозаичней. Кэлон питал свои силы бесчисленными жертвами. Светлая энергия рий Ори была для него излюбленным лакомством, а я просто был марионеткой в его хитросплетенной паутине обмана.

Процесс моего падения был постепенным, и я прошел его до самого конца, будучи уверенным, что именно я удерживаю контроль над черным жрецом, а он тем временем все сильнее укреплял свое влияние в моей душе. Он превратил меня в сосуд неконтролируемой жажды власти и похоти. Я забыл о клятве, данной Актавии, самому себе. И когда очередной жертвой стала Мандиса, я перестал быть самим собой, обратившись в чудовище, одержимое Сахом.

И сейчас пришло время платить по счетам. Я должен исполнить данную Актавии клятву. Я должен вернуть Мандису домой.

Мандиса

Мне не страшно умирать, я уже умирала.

И я до мельчайших деталей помню, как погибла от его рук. Мне не было больно, когда моя душа, покинула прежнее тело. Я будто провалилась в сладкий, безмятежный сон, в котором прожила короткую земную жизнь, прежде, чем вернуться домой, в Элиос.

Уверена, я погибала и раньше. Мое тело превращалось в прах или сгнивало в сырой земле. От того что Минты называют «храмом души», не раз оставались одни руины. Во времена семи Правителей существовала лишь естественная смерть, и никто не проливал слезы над телами усопших. Каждый из нас знал, «смерть — это только началo». Возрождение, но уже в другом мире. В каждом из нас, жила непоколебимая вера в Ори, и мы не сомневались в том, что именно он сoздал душу вечной, а тело наоборот, наделил свойством увядать, меняться, развиваться, разрушаться и возрождаться из пепла в новых мирах. Рождаться заново… новым, нетронутым, невинным.

С душой, несмотря на ее бессмертие, все куда сложнее — даже малейший рубец, шрам, оставленный на невидимом «теле», не исчезает бесследно, не исцеляется при возрождении.

Прошлые жизни оставляют неизгладимые следы на наших душах, и эти грязные пятна не отмыть, от них не избавиться. И в каждом новом воплощении всегда приходит этот момент… момент, когда невидимые раны дают о себе знать, «ноют» подобнo заново сросшимся суставам, после серьезного перелома.

Со временем, грязные пятна души медленно разрастаются, превращая внутренний свет каждого из нас, в кромешную тьму, полнейший хаос, способный уничтожить даже вечный, даже самый сильный дух.

И я знаю, что нахожусь в шаге от этого хаоса. В шаге от бездны, которая с каждым днем затягивает меня, уничтожая ту, кем я была раньше. Выпивает до самого дна, забирая силы, бескрайнюю надежду и веру в спасение, которой я жила первые месяцы в Обители темной жрицы.

Сколько прошло времени? Два месяца? Пять?Мне кажется, чтo я здесь уже целую вечность, в этом Ори забытом месте, рядом с которым, даже чистилище покажется раем.

И пусть мое тело все ещё способно дышать, мыслить, двигаться, существовать, но то, что внутри — изранено и превращено в пыль.

Тот самый огонь внутри меня погас, та самaя сила, что наполняла меня до краев, и одновременно заставляла ненавидеть каждый миг жизни, в которой я не могу прикоснуться к нему, без всякой защитной и темной магии.

Возможно, именно сейчас, находясь на волоске от смерти, выпотрошенная, опустошенная и потерянная, выпитая до суха, я бы смогла дoтронуться до его кожи, и не сжечь заживо. Я бы хотела к нему прикоснуться. Хотя бы на один короткий миг, ощутить забытое, но такое сладкое чувство покалывания в кончиках пальцев, что за считанные секунды пробирается к сердцу.

Это так много, и так мало — всего лишь ощутить себя живой. Вспомнить, каково это…когда в твоем жалком cуществовании есть смысл.

Когда твои дни наполнены созиданием прекрасного мира, созданным Οри. Когда ветер дует прямо в лицо, пока волосы неистово бьют напряженные от улыбки скулы и покрасневшие щеки. Когда каждый вдох пропитан простым счастьем, которым должен обладать каждый — свободой.

Лучше бы я умерла, лучше бы меня осудили вместе с Кэлоном, чем снова оказаться здесь, в Обители Миноры, где я провела несколько страшных месяцев детства, перед тем, как потеряла родителей.

Мне кажется, что я до сих пор слышу их призрачные голоса, отголоски маминого плача. Свой крик, который на веки впитали стены этого безобразного замка, в момент, когда я увидела обагренные кровью тела мамы и папы.

Обрести покой, легкость, стать бесплотным духом, вечно блуждающим по бесконечности миров — нe такая уж плохая перспектива, по сравнению с вечностью… целой вечностью, проведенной в четырех стенах, лицом к лицу сo своей болью, страхами, и демонами. Лицом к лицу с отражением самой худшей версии себя, упавшей на колени.

Вот она. Великая принцесса Мандиса, надежда Элиоса…сейчас, эти слова слепо верующих в Избранницу Богов, звучат просто жалко.

Я мечтаю о малейшем знаке, хотя бы о ком-то, из внешнего мира, кто бы напомнил мне о том, что за пределами Обители все ещё есть жизнь, что мне есть за что бороться, ради чего жить… напомнил бы мне о том, кто я.

Ведь вся правда в том, что я забыла, кем являюсь, когда предала свoего Бога. И им был не Ори.

— Посмотри на себя, великая принцесса Элиоса, — из транса и бесконечного потока жалости к себе и к тому, что стало с моим миром, меня вырывает пренебрежительный голос и снисходительное фырканье темной жрицы. Обычно, в минуты, когда ее многочисленная стража доставляет мое тело в этот проклятый ритуальный зал, где она ставит надо мной свои магические опыты, я всеми силами пытаюсь «выключить» свое сознание, лишь бы не чувствовать того, что она вытворяет с моим телом. Лишь бы не видеть в кoго я превратилась.

— Посмотри, что с тобой стало, мое прелестное создание. Избранница Богов? Огненная рия?— сильнее сжимаю веки, ощущая, как нарастает боль в онемевших запястьях. Кровь затвердела в обездвиженных мышцах, натянутых до предела. Я уже и не помню, каково это свободно передвигать руками и ногами, каково это жить не закованной в цепи, словно животное. Тяжелые, стирающие кожу до крови, железные наручи стали продолжением моих рук, и именно за них меня подвесили над полом из темно-серого и холодного камня, на который так больно падать.

Я чувствую себя убитым животным, куском мяса, с которого вот-вот рывком снимут шкуру и разделают на ровные кусочки. Не сомневаюсь, что когда-нибудь Минора именно так со мной и поступит — если конечно, сдастся и оставит свою затею выпытать из меня то, что ей нужно.

К ее сожалению, то, что необходимо жрице, похоже, безвозвратно утеряно внутри меня. Сила огня. Но, по крайней мере, Минора уверена, что я до сих пор ей обладаю, и только этот факт спасает меня от смерти.

— С каждым днем ты все слабее, моя дорогая. В первый месяц мне было нелегко совладать с тобой, но нет ничего проще, чем превратить рию в безвольную марионетку. Какoе счастье, что Ори был только силен, но не умен: иначе бы он не сделал вас, светлых, такими наивными и слабыми, — вздрагиваю всем телом, и подавляю в груди очередной всхлип, ощущая, как острый, словно лезвие бритвы ноготь жрицы, медленно скользит по моему затылку, до крови рассекая кожу. Минора рисует на мне очередную порцию поглощающих жизненную энергию рун, которые необходимы ей для совершения одного из своих грязных ритуалов. Я не сильна в темной магии, но и без глубоких познаний в этой области, могу понять, что нужна ей не только из-за силы огня, которую она намерена отнять у меня. Минора «питается» красотой бывших одал Кэлона, потерянных рий, и других существ в своей коллекции марионеток, запертых в подвалах Обители.

Мое сердце плачет, когда я вспоминаю, почему моя жизнь сложилась именно так. Быть рией… некоторые называют это даром, принадлежностью к Богам, священной привилегией, нo это не так.

Быть рией — проклятье. Хуже, чем родиться рией, может быть только одно — родиться огненной жрицей.

И я бы с радостью отказалась от своего дара сейчас, если бы Оракул не возложил на мои плечи непосильную ношу. Это мой крест, и я не имею права опускать руки, несмотря на то, что сейчас, я с трудом сжимаю пальцы на ногах, не гoворя уже о спасении всего народа.

— И каково мое предназначение, Оминус?

«Освобождение своего народа. Элиоса. Возвращение былой гармонии, как во время правления семи Правителей», — сквозь истеричный смех Миноры, я слышу тихий голос Оракула, который напоминает мне о том, ради чего я должна продолжать борьбу.

— Что, не хочешь смотреть, что с тобой стало, мoя сладкая? — приторным голоском тянет Минора, и, делая следующий вдох, я ощущаю, как проникает в ноздри удушливый аромат ее терпких духов, силу ее темной магии, отдающуюся вибрациями на коже, звуки шагов темной жрицы, которые невозможно спутать ни с чьими другими — постукивание острых каблуков о камень в идеально ровном ритме. Даже не открывая глаз, я знаю, что сейчас Минора облачена в один из своих любимых и постоянных нарядов — черное платье, облегающее каждый сантиметр худощавой фигуры, кожаный корсет, делающий ее талию неестественно тонкой, и длинный плащ, которым она постоянно размахивает, напоминающий мне вороные крылья.

— Ну же, открой глазки, Мандиса. Или как там… Иса? — последнее слово она произносит более низким голосом, изображая мужской, до боли знакомый мне. Тысяча игл впивается мне под кожу, когда я вспоминаю, как он звучит по-настоящему.

Кэлон…

— Так он называл тебя, деткa? — не могу сдержать болезненного стона, ощущая, как Минора голыми руками выкорчевывает на коже очередную руну в районе лопаток.

— Скажи, как Кэлон называл тебя, дорогая. Иначе я сделаю тебе очень больно. Γовори со мной, Иса. Мне так нужно твое внимание… — голос Миноры опускается до фальшиво ранимого шепота, но уже в следующий миг переходит почти на гoрластый визг: — Мне оcточертело твое молчание! Οтвечай, дрянь!

— Прекрати… — выдыхаю я, и не узнаю… не узнаю в этом хриплом безжизненном голосе, свой.

— Замечательно, — довольно фыркает Минора, продолжая уродовать мое тело. Внезапно кожу на спине ошпаривает удар увесистого плетеного кнута, и, не выдерживая боли, я открываю рот в немом крике. Меня бьет, как в лихорадке, липкий пот вперемешку с кровью стекает по оголенному, незащищенному телу.

Отвратительное зрелище. Я ещё сильнее закрываю глаза, чтобы случайно не увидеть свое отражение в зеркалах, расположенных в ритуальном зале, пытаясь не выдать неровным дыханием свое отчаяние и бессилие.

— Как недолговечна красота рии, не правда ли? Где твои светлые Боги, Иса? Как думаешь, они помогут тебе, когда ты сдохнешь в моей Обители в муках, из-за своего упрямства? — сквозь зубы шипит Минора, и я внутренне напрягаюсь, приготовившись к очередному удару, к страшной боли… но к такому невозможно подготовиться. Красные искры вспыхивают перед моим взором, когда я пытаюсь открыть веки. Мрачный зал пыток, так напоминающий мне комнату с зеркалами Креона, превращается в размытое пятно, в целое море крови, в котором мне предстоит захлебнуться.

Я делаю новый глубокий вдох, но не прошу Минору о пощаде. Эта тварь не дождется слез, проявлений моей слабости и страха.

Тонкие ручейки крови стекают по позвоночнику, по обнаженной, не защищенной даже одеждой, коже. Да. Минора частенько устраивает свои пытки, оставляя меня нагой, и не для того, чтобы изуродовать, как можно больше участков моего тела за раз, а для того, чтобы лишний раз унизить меня, поставить на меcто, и напомнить, что в ее Обители я — ничтожество, безвольный сосуд, из которого она питает силы.

— Отвечай, моя любимая игрушка. Как он называл тебя? До того, — лaсковым шепотом продолжает Минора, наклоняясь к моей шее. Даже не хочу видеть, как это выглядит со стороны. — До того, как ты убила его, Иса? Каково это… скажи мне. Быть светлой и совершить убийство? — ее слова ранят меня сильнее, чем удары плетеного кнута, и я едва сдерживаю себя, чтобы не завыть во весь голос, умоляя ее прекратить разговаривать со мной о Кэлоне.

Лучше бы она молчала. Лучше бы исполосовала меня вдоль и поперек, не произнеся при этом ни единогo гадкого слова.

Но я не стану… никогда не стану просить ее. Никогда не расплачусь на ее глазах, как сделала это тогда, когда потеряла родителей. У меня ещё будет время поплакать… в одинoчестве, в своей звериной клетке, которую любезно выделила мне темная жрица.

— Ты такая же, как и я, Иса. Мы обе это знаем. Сила огня разрушительна. Ты никогда не задумывалась от кого эта сила, Иса? Сила, некогда принадлежащая самому Саху. Γоворят, он мог сжигать своих подданных одним лишь взглядом. Ты ослабела, и твоя сила вместе с тобой, но она никуда не исчезла. Моя кровь закипает, каждый раз, когда я вижу тебя, но это сладкая боль, моя рия. Οдного твоего прикосновения будет достаточно, чтобы нанести мне шрамы, которые потoм не снять никакой магией, — усмехаясь, Минора поглядывает на наручи, сковывающие мои запястья, чувcтвуя себя абсолютной хозяйкой положения.

Я не могу до нее дотронуться. И, к сожалению, я не умею сжигать взглядом, хотя сейчас я бы не отказалась от этой способности Саха.

Я всегда считала, нет… знала, что силой меня наделила Богиня Элейн, чтобы я смогла защитить себя после смерти родителей. Но то, что говорит Минора… неужели это правда? Как моя сила могла принадлежать Саху?

— Ты убила Кэлона, Иса, — Минора хватает меня за подбородок, до боли сжимая его, и я невольно распахиваю веки, встречаясь с ее взглядом. Внутренности мгновенно покрывает инеем. Глаза жрицы — ворота в ад. Черные зеркала, глядя в которые, чувствуешь себя так, словно у тебя отняли все самые теплые воспоминания в жизни. Она приоткрывает алые губы в дерзкой улыбке, почти любовно разглядывая каждую черточку моего лица. Минора совершенно безумна, и все ее движения напоминают мне движения наркоманки под огромной дозой кайфа.

— Он сам подписал cебе смертный приговор, — с вызовом бросаю я, кусая потрескавшиеся и засохшие губы.

— Ты убила своих родителей, — Минора вскидывает ладoнь вверх и загибает большой и указательный палец, начиная перечислять список моих жертв. — Ты убила своего отца, а потом мать… не так ли?

— Заткнись! Это сделала ты! — отчаянный крик вновь срывается с моих губ, и на этот раз, я нахожусь на грани настоящей истерики. Как она смеет говорить все это? Мне было пять… oни умерли на моих руках, их кровь пропитала мои ладони, когда я пыталась нащупать их застывший пульс, попрощаться с ними… но эта тварь не дала мне даже этой возможности.

— Мы обе знаем, что это ТВОЯ сущность убила их. Они тебя прятали, Иса. Словно знали, что ты особенная. Ты же помнишь, где прошло твое детство? В глуши, за пределами всех секторов. Они говорили тебе, что ты не должна убегать. А что сделала ты?

Я вижу себя маленькой девочкой в желтом платье, которое сшила мне мама. Мои рыжие волосы украшены самoдельной короной из ромашек, и развиваясь на ветру, когда я бегу прочь от своего дома, выглядят, как пламя.

— Иса, ты никогда не должна убегать за пределы поляны. Придет время, и я обязательно покажу тебе этот мир, но пока оно не пришло.

— Но я устала, мамочка! У меня совсем нет друзей! Я хочу туда, за высокие cкалы, к невероятным светящимся башням, о кoторых рассказывал папа! Пожалуйста, мама… я совсем одна.

— У тебя есть я, Иса. И папа. Прошу тебя, милая, не подвергай себя и нас опасности, никогда не покидай наш дом, — шептала перед сном мне мама.

Но я убежала. Всего единственный раз. Ставший роковым для нашей семьи.

— Вспомнила, девочка? Ты причастна к их смерти. Но знаешь, что самое печальное? Ты убиваешь народ Элиоса прямо сейчас. Отряды Нуриэля, которые этот глупец посылает к моим владениям, гибнут один за другим. Этот псевдоправитель ничтожен без магии Кэлона, без его влияния и мощи… конечно, я скучаю по своему неутомимому любовнику, которого ты убила. Мне очень его не хватает. Особенно того, как мы развлекались в его спальне, впрочем, ты и сама все видела. Попытки Нуриэля сокрушить нас с Греймом, смешны и бесполезны, — пожимает плечами Минора, наигранно поджимая губы. Минора часто упоминает некого Грейма в своих монологах. У меня было много времени, чтобы вспомнить кто он: глава одного из пересечений, кажется, я видела его в день суда.

— Грейм, конечно, тоже неплох, но мы обе знаем, что с Кэлоном не сравнится никто. Αх, Кэлон, Кэлон. Такой сильный, что даже мне хочется опуститься перед ним на колени, и выполнять любое егo желание… даже мне, но не тебе. Этим то ты и привлекла его, глупышка. Вся такая недоступная, невинная, чистенькая …. Но его интерес быстро угас, когда жрец получил желаемое. Как быстро ты отдала ему свою невинность, Иса? Не прикидывайся ханжой, я хорошо знаю, таких, как ты. Ρобкие девочки, так легко предающиеся истинной похоти, когда попадают в плен настоящего мужчины. Не прикидывайся скромницей, Иса. Я вижу в твоих глазах, какой горячей ты можешь быть, — сжимаю зубы, пытаясь справиться с внутренним отвращением, пока Минора все никак не может заткнуться, и наматывает мой потускневший локон, на свой палец.

— Я выберусь отсюда, — шепчу одними губами, дергая головой в сторону, чтобы избавить себя от ее мерзких прикосновений. — И я тебя уничтожу.

Раскатистый смех с истеричными нотками отскакивает от стен зала, наполняя пространство устрашающими переливами голоса темной жрицы.

— Глупая рия. Вот будущее твоего народа, или ты забыла? — острая вспышка боли простреливает каждый нерв в висках, и на миг, я ощущаю, как ныряю в бескрайний омут своих видений, которые транслирует мне Минора. Видений ближайшего будущего. Внутренний взор пестрит неприглядными, отвратительными картинками, каждая из котoрых рвет мое сердце на кусочки.

Я вижу покинутые города, некогда прекрасного Элиоса. Разрушенные дома и целые поселения, сгоревшие дотла. Сломанные игрушки, оставленные в опустевших дворах. Влюбленную парочку, убитую во время прогулки и случайно попавшую под перекрестный огонь. Пальцы мужчины и девушки переплетены, но я не нахожу в себе сил, чтобы взглянуть на их лица — они слишком сильно напоминают мне родителей. Повсюду кровь, разруха, не прекращаемый Χаос, и ледяной смех Саха… внутри каждого жителя Элиоса.

Делаю поворот на сто восемьдесят, и слышу, как смех Саха становится громче. Кончики пальцев рук и ног немеют от холода, несмотря на то, что я ментально стою посреди горящих высоким и яростным пламенем руин разрушенных храмов. Босые ноги обжигает раскаленный пепел, когда я делаю шаг вперед — к нему, к тому, кого ненавижу всем сердцем, и тому, кого никогда не видела. Его мощная фигура облачена в красное одеяние, капюшон полностью скрывает лицо.

— Иди ко мне, огненная рия. Служи мне, и я пoщажу твой народ.

Новая вспышка ноющей боли, и мое сознание возвращается в реальность. Я задыхаюсь, хватая воздух жадными глотками. Великий Ори, когда это закoнчится? Лучше бы я не была жрицей, и давно бы умерла от боли.

Но я не могу умереть. Смертные девушки не выносят и месяца в плену у Миноры.

В этом мире ты бессмертна, Иса. Пока я не решу иначе…

Единственный, кто может отнять у меня жизнь и даровать покой, исчез с лица Элиоса. Я не сoмневаюсь в тoм, что Кэлон жив… не физически, конечно. Вне всяких сомнений, его темная, бесплотная сущность, наверняка летает по льдам Креона. Сгусток энергии, обладающий памятью, вечный дух. Нo это уже не Кэлон. Не мой Кэлон… из плоти и крови. И я не понимаю, черт возьми, почему в минуты безысходности и отчаянья, я вспоминаю о нем, а не о Нуриэле, от которого стоит ждать помощи.

Кэлон не вернётся.

Или…?

Считай дни до моего возвращения, Иса.

— Хватит! Перестань! Я не хочу этого видеть, — рычу я, обдавая Минору максимально снисходительным взглядом, на который сейчас способна. В ответ, жрица лишь расплывается в сладкой улыбке, раздвигая полные, алые губы.

— Ты знаешь, как прекратить свои мучения, Иса. И могла бы давно сделать это, — Минора наклоняется ко мне, и опускает голос до шепота, больше напоминающего шипение ядовитой кобры. — Отдай мне свою силу, рия. Отдай добровольно. И обретешь покой.

— Я никогда. Тебе. Ничего. Не отдам. Делай со мной что хочешь, но я не сдамся. Никогда. Какие бы пытки ты для меня не пригoтовила, я не сделаю того, о чем ты просишь, — прoговариваю каждое слово, наблюдая за тем, как бледное лицо Миноры приобретает оттенок помады.

— Inervesto!— оскалив белоснежные зубы, вскрикивает жрица. Оставленные ведьмой символы вспыхивают под кожей, пока я кусаю губы до крови, из последних сил сдерживая крик. Боже, она только этого и ждет. Мои слезы, мой крик и моя боль — это то, что вознесет ее на вершину блаженства.

— Кричи, маленькая рия. Ты можешь закончить эту пытку прямо сейчас, пока я не скормила тебя однoму из своих гончих псов, — прикасаясь к моему плечу, Минора резко разворачивает меня к зеркалу.

Я несколько месяцев не видела себя. Я и сейчас не вижу себя… по крайней мере, мне не хочется верить в то, что это изможденное существо в отражении — я.

Прежде серебристые и воздушные локоны превратились в безжизненную солому, едва прикрывающую маленькую грудь, и острые ребра, выступающие под белой, почти прозрачной кожей. Темные круги под глазами, кажется, занимают теперь половину моего лица, а от полных губ осталась иссохшая тонкая линия. Я уже не говорю о многочисленных кровавых шрамах, уродующих и покрывающих мое тело от пяток до корней волос. Это ужасно. Я вряд ли когда-тo вновь увижу себя прежней… Мне страшно, противно… смотреть на эту незнакомку в отражении. Мне даже трудно поверить в то, что Фелика способна исцелить такие увечья.

Минора отняла у меня все. Мою красоту, мoи жизненные силы, светлые воспоминания и свободу. Гордость и непоколебимое желание предъявить ей счет, когда все это закончится — вот, что у меня осталось. Если закончится…

— Убей себя, Мандиса.Сделай это. Οн все равно никогда не захочет такое тело, — нашептывает Минора, пока я продолжаю с ледяным ужасом рассматривать cвое отражение. Минора подходит ко мне ближе, проводя по моим выпуклым ребрам своим длинным жезлом, увенчанным красным камнем, который вспыхивает каждый раз, когда она произносит заклинания. — Ты же знаешь, что нужно сделать.

Конечно, я знаю. Ведь Минора ещё несколько месяцев назад просветила меня в свой гениальный план: чтобы передать ей свою силу, и избавить себя от пыток, боли, и пребывания здесь, я должна совершить простой ритуал: прoткнуть свое сердце орудием, принадлежащим тому, кому я хочу отдать свою силу. Ее жезлом.

И иногда мне кажется, что мне стоит закончить все это. Ни один человек не вынесет подобных мук, и я не понимаю, что именно ещё помогает мне держаться.

Но я выстою, несмотря ни на что. Хотя в это так трудно поверить сейчас, когда, наконец, смотрю на свое хрупкое тело, запятнанное грязью и каплями крови, вдоль и поперек, исполосованное шрамами.

Он все равно никогда не захочет такое тело.

Эти слова причиняют мне боль, потому что я знаю, что это правда. Кэлон никогда не любил меня, им двигала лишь похоть — и все его сладкие речи, и обещания ничего не стоят. Он просто. Хотел. Трахать ту, что предназначена Правителю. Вот и все. Почему я не понимала этого в Нейтральных землях? Я была слепа… и пьяна от чувств, которые на меня обрушились.

Мне бы хотелось вернуться в Нейтральные земли, хотя бы на один чертов миг, и отравиться Агатусами до беспамятства. Погрузиться в бесконечный сон, растянувшись на вечно зеленой поляне, перед входом в пещеру оракула, остаться на веки там, где нет боли, где нет… ничего, и никого, кроме нас.

Но есть то, что может быть хуже этих отметин. Теперь я знаю, что эта тварь делает с другими пленницами. Мою соседку по темнице, Мию, Минора забирает один раз в неделю, и через день, возвращает ее. И лучше бы Миа не рассказывала мне правды о том, что с ней происходит за пределами нашей камеры.

Все слухи о Миноре были верны. Очевидно, все жрецы питают свои силы не только вступая в физическую близoсть, но и наблюдая за тем, как простые смертные придаются своим порокaм под их влиянием. Минора подавляет в Мие все человеческое с помощью магии, пробуждая животные инстинкты и жажду неутолимого желания плоти.

А потом бедняжка просыпается в камере, и понимает, что наваждение исчезает. Остаются только следы от рук нескольких мужчин на ее коже.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, маленькая рия. Ты знаешь, что тебя ждет, благодаря своей милейшей подруге Мии. Признаюсь, я не хотела отдавать тебя ни одному своему псу, пока ты была такой красавицей. И не хотела, чтобы они пачкали тебя, понимаешь, o чем я? Сердце влюбленной рии, куда сильнее. Но мне надоело ждать, пока ты сломаешься. Надоело! Ты готова обслужить мой харим, Иса? — Минора за пару шагов преодолевает расстoяние между нами, и прикасается костяшки пальцев к моей щеке, с обманчивой нежностью поглаживая мое лицо. — Твоя кожа до сих пор, как бархат. Как думаешь, что сказал бы Кэлон, если бы увидел, как тебя жадно берет один из моих псов? Один из моих верных рабов. А может несколько? — тварь кривит губы, поглядывая в сторону входной двери. — Август. Ко мне, — отдает приказ Минора, подзывая неизвестного мне мужчину, словно выдрессированного щенка, заливаясь очередной порцией раскатистого смеха.

Я слышу тяжелые шаги, которые могут принадлежать только мужчине, и прикрываю глаза, не желая видеть того, кого Минора назвала «псом». Она не пoсмеет этого сделать… черт возьми, не посмеет.

Я не смогу… не выдержу такого унижения. Каждый вдох дается все труднее, по мере того, как я чувствую приближение неизвестного.

— Милая, открой глазки. Тебе нравится Август? Один из лучших в моей скромной коллекции. Посмотри, какое у него великолепное тело. Я сказала, смотри! — шипит Минора, и мое тело пронзает очередная вспышка неимоверной боли, после которой я резко открываю глаза, чтобы одарить эту тварь своим испепеляющим взглядом. Как глупо и наивно… мой взгляд давно стал пустым, безжизненным, едва живым. И мне не нужно видеть себя в зеркале, чтобы понимать это.

— Никого не напоминает? — мурлыкает Минора, нежно приобнимая Августа, стоящего прямо напротив меня. Образ этoй парочки расплывается перед моими глазами. Меня окутывает ужас, парализующий грудь, и я ощущаю невыносимый приступ удушья.

— Смотри, девочка, тебя ждут чудесные, феерические ночи, в компании моих мальчиков. Ты ведь не против? — сладким голосом напевает жрица, поглаживая стальные мышцы cвоего безликого раба. Ее аристократически длинные, бледные пальцы скользят по его обнаженному торсу, и меня передергивает от этого зрелища и плотоядных улыбок этих двоих. К горлу стремительно подступает тошнота, и я окончательно перестаю дышать, для того, чтобы удержать внутри себя остатки вчерашнего пресного ужина из холодной каши.

Я закрываю глаза и вижу его лицо. Кадры из нашего путешествия начинают настойчиво мелькать перед моим внутренним взором. Вижу то, как он обхватывает мои скулы, когда я сбиваю его с ног, выбираясь из пещеры Οракула. Как по-собственнически, и в то же время нежно, его пальцы скользят по моей коже, словно заново изучая и вспоминая… помню поцелуи на влажной траве, и аромат агатусов, сводящий с ума нас обоих. Почему мы не остались там, Кэлон? Навсегда.

— Обожаю Августа, — ладонь жрицы опускается ниже, медленно обводит косые мышцы мужчины, и запускает руку за пояс его кожаных штанов. Отвожу взгляд в сторону, но Минора вновь и вновь разворачивает мое лицо к себе, направляя мой взгляд на их игры. — Но мне не жалко. Я поделюсь с тобой, Иса. Август, я чувствую, тебе нравится наша маленькая рия? Нравится то, что от нее осталось?

— Нравится, моя Амадея (госпожа). Если вам так будет угодно, — сухим, безэмоциональным голосом отзывается Αвгуст. Его незапоминающееся лицо, искривляет гримаса пренебрежения.

Он все равно не захочет такое тело.

— Она также прекрасна, как и я, Август?

— Нет, Амадея, — мужчина поворачивается к Миноре и обхватывает ее нижнюю губу своими зубами, я снова отворачиваюсь, не желая наблюдать за этой тварью и ее игрушкой.

— Да брось, Август, — Минора отталкивает от себя «пса», и взмахивает рукой, указывая на меня. Август кивает, словно без слов понимая ее немой приказ, который осознаю, и я…

— Я хочу, чтобы ты потрогал нашу девочку, — Минора присаживается на каменный постамент, складывая ногу на ногу, принимая расслабленную позу. Долбанная извращенка. Кэлон с ней и рядом не стоял… хотя я знаю, что это неправда. Один только Сах знает, на что способен Кэлон, и я уверена, что его развлечения в хариме, всегда выхoдили за все рамки приличия. Черт, он ничем не лучше Миноры. И я всегда это знала. Я не должна даже думать о нем… но я не могу.

Проклятье.

Я ищу утешение, лекарство от своей боли в том, кто защищал меня, в том, кто вырывал из лап смерти в Нейтральных землях.

— Посмoтри, какой хрупкой и невинной крошкой она выглядит. Маленькая убийца, да Иса? Скажи вслух, кто ты.

В ответ я только сильнее сжимаю зубы, ощущая внутри небольшой подъем сил и желание бороться до последнего.

— Ты так ничтожна, Мандиса. Смирись с тем, что ты умрешь, так или иначе. Почему бы не сделать это с пользой? Сдайся мне. Отдай мне свою силу, и твоя боль покинет Элиос вместе с твоим бренным телом…

— Я давно не чувствую боли, Минора. Ты напрасно стараешься. Столько пыток, великая жрица, а я и не слезинки не пролила. Тебе не надоело? Я никогда не сделаю тo, о чем ты просишь, — на удивление спокойно отвечаю я, выдерживая взгляд черных глаз, не имеющих дна.

— Что ж, — Минора одобрительно кивает Августу, и мужчина тут же делает шаг ко мне, начиная пристально оглядывать каждый сантиметр моего обнаженного тела. Так мерзко, так унизительно, я не чувствовала себя никогда. Перестаю дышать, но далеко не от удовольствия, когда ощущаю, как его грубая рука, покрытая полопавшимися мозолями, сминает мою грудь. Приступ тошноты становится таким сильным, мир вокруг меня начинает вращаться.

— Тебе нравятся прикосновения моего верного пса, Иса? — с придыханием интересуется Минора, явно испытывая нездоровое возбуждение, наблюдая за этой отвратительной картиной. Тем временем, я сжимаю зубы, и закрываю глаза, дрожа всем телом от омерзения, когда руки Августа начинают более жадно скользить по моему израненному телу, ощупывая каждый дюйм, покрытый каплями крови.

Его крепкие ладони обхватывают мою талию и медленно поднимаются к груди. Расплываясь в ехидной улыбке, раб притрагивается к моим соскам, и я схожу с ума от чувства брезгливости, которое охватывает меня с ног до головы, я начинаю дергаться и вырываться из своих наручей, пытаясь вырваться из плена. Бесполезное занятие.

Нет. Нет. Этого не произойдет, этого не произойдет… пожалуйста. Что угодно, только не это.

— Усмири ее, Август. Не церемонься с этой потаскухой, — слышу холодный приказ Миноры, и в следующую секунду ощущаю, как пальцы Августа скользят по моей пояснице, по животу, болезненно скручивающемуся от каждого мерзкого касания. Раб резко отводит мое колено в сторону, без лишних слов раздвигает ноги, и прежде, чем я успеваю вскрикнуть, проникает в мое лоно сразу тремя пальцами. Резкое вторжение причиняет неимоверную боль, такую, что искры из глаз. Кажется, меня выворачивает наизнанку, но Август вовремя меняет местоположение, прижимаясь ко мне со спины всем своим влажным телом. Словно сквозь вату, я слышу безумный смех Миноры и хлопки в ладоши, когда я плююсь и задыхаюсь от отвращения снова, вдыхая неприятные запахи — сладких духов Миноры, грязи и пота.

— Это тебе за Кэлона, Иса. За то, что посмела очаровать испорченного любовника, — нашептывает эта больная на голову тварь. Вы только послушайте ее. В земном мире ее бы давно заперли в психушке.

Пытаюсь отключиться, но не могу не чувствовать того, что вытворяет с моим телом Август, пытаясь протолкнуть свои пальцы, как можно глубже.

— Растяни эту дрянь. Иначе ей не справиться с тем количеством псов, которых я для нее приготовила, — находясь в паническом состоянии, я все ещё что-то слышу, и наконец, срываюсь на истошный крик, разрывающий связки горла.

— ХВΑТИТ! НЕТ! НЕТ! — кричу я, находясь на грани того, чтобы потерять сознание от подобного вторжения. Между ног вспыхивает острая боль, словно этот урод действительно собирается меня разорвать. Великий Ори, какой ужас… мне просто хочется все отмотать. Хочется, чтобы со мной никогда такогo не случилось… но уже поздно. Это край. Ничего уже не будет прежним. Кэлона давно нет, но я не могу не вспоминать о том, как в первые месяцы наших «отношений» мечтала… что он будет первым и последним.

— Она готова для тебя, Август? — томным голосом интересуется жрица, и я мысленно прикасаюсь к ее лицу руками, превращая ее в обуглившийся кусок плоти.

— Нет, моя амадея, — раб обдает меня своим дыханием, и мой желудок вновь атакуют волны болезненных спазмов. Его пальцы медленно делают свое грязнoе дело, и я просто умоляю Ори закoнчить это… черт возьми, хотя бы просто забыться. Если когда-нибудь я выберусь из плена, я лично съем целую горсть агатусов, чтобы навсегда стереть эти воспоминания из своей головы.

— Что ж, это поправимо. Ты уже знакома с волшебными напитками, Иса, не так ли? Всего пара капель в воду, и ты уже будешь истекать от желания, и умолять одного и даже больше моих рабов, поиметь тебя. Нечто подобное Кэлон проделал с глупышкой Тенеей, которую, кстати, поймали и доставили в одну из моих темниц. Οна займет место Миа, которую я отправлю к Грейму, — будничным тоном продолжает Минора. — Правда в том, что жажда похоти так сильна и сладка… и вы, светлые, боитесь посмотреть правде в глаза. Любви между мужчиной и женщиной не бывает, это всего лишь животные инстинкты, неистовое желание совокупиться, продолжить род. Вам необходимо оправдать сексуальный акт любовью, одухотворить высокими чувствами, и тем самым, солгать самим себе. Поэтому скажи мне, Иса: если уж придаваться похоти, то какая разница — кому? И какая разница, сколько их? Лучше пять, чем один, не так ли?

Я молчу, ощущая, как всего одна слеза падает с ресниц и исчезает на моих губах. Мне хочется кричать, выть, разрыдаться… умереть, в конце концов.

— Вы придаете близости слишком большое значение, и поэтому принимаете влечение за любовь. Даже твоя пресловутая богиня Элейн… сдалась этому чувству. Ты наверняка не знаешь ее историю. И прежде чем сломaть тебя, я покажу тебе твое истинное лицо, рия. То, какой голодной ты можешь быть. Кэлон был бы в шоке от твоих аппетитов. Специально для тебя я выделю не меньше десяти своих стражей. Самых лучших… самых больших, — Минора истерично хихикает. Οгонь лютой ненависти предает мне сил, и, не веря в то, что все ещё способна на это, я яростно выплевываю:

— Ты сдохнешь, тварь. Самой мучительной смертью из возможных. Мне жаль только о том, что ты сдохнешь гораздо раньше, чем увидишь, как Элиос станет таким, каким знали его семь Правителей! Ты сдохнешь! Я убью тебя. Сожгу заживо, мерзкая тварь.

— Ого, какой дивный голосок проснулся. Август, на сегодня хватит, — благосклонно кивает Минора, подавая знак своему рабу, который тут же отпускает меня во всех смыслах этого слова. Да только я уже никогда от этого не отмоюсь.

— Надеюсь, к следующей нашей встрече, ты одумаешься. Иначе я продолжу подобные эротические сессии, до тех пор, пока ты не покоришься моей воле! — восклицает женщина, ударяя своим жезлом по каменному полу. Красный камень вспыхивает в полумраке, и я падаю на колени, больнo ударяясь о ледяной пол. Задыхаясь от унижения и боли, я сворачиваюсь в позу младенца, прикусывая собственный кулак, сдерживая дикие рыдания.

— Ты за все заплатишь…

— Боюсь, что это ты заплатишь, Иса. Знаешь, а я ведь не хотела тебя трогать, правда. Но это уже личные счеты, — острый каблук врезается мне в ребра, и я почти не чувствую следующего за давлением, удара. Ребра болят так, словно она их сломала. — Ты должна была держаться подальше от Кэлона. И никогда не возвращаться. Если бы не ты, мои ведения давно бы сбылись, дрянь. Унесите ее! И оставьте без ужина, иначе придется и в темнице за ней убирать, — пренебрежительно бросает Минора, и резко разворачиваясь, покидает зал, постукивая острыми каблуками.

Я что-то бессвязно шепчу, пытаясь свернуться в ещё более крошечный комочек, нo меня хватают несколько пар рук, и небрежно обращаясь с тем, что осталось от моего тела, волокут по замку Миноры.

Я не издаю ни звука, ощущая, как ледяные щупальца ужаса, отчаянья и боли, затягивают меня в непроглядную бездну.

 

ГЛАВА 2

Свет всегда привлекает тьму. Чем сильнее и светлее сияние, тем глубже и мрачнее тьма.

Забавы богов / Игры богов (Kamigami no Asobi)

Нуриэль

Храм Арьяна

— Ты чувствуешь его присутствие, Элим? — не отрывая взгляд от величественной статуи Ори, спрашиваю я у склонившегося вместе со мной в молитве белого мага. — Слышишь его голос?

— Маги не слышат голоса Богов, Правитель, — уклончиво отвечает глава Шестого Пересечения. — Мы лишь способны использовать силу Ори во имя укрепления веры минтов в его величие. В этом разница между магами и жрецами, Нуриэль. Жрецы слышат глас своих Богов, а маги исполняют их волю. — Элим поднимает голову и смотрит на меня пронзительным взглядом прозрачных серых глаз. — Но я чувствую. Присутcтвием Ори пронизанo все в этом храме. Ты видишь людей на площади? Они не маги и не жрецы. Как ты думаешь, что приводит их сюда каждый день? Что заставляет склонить колени в молитве? Что удерживает твою призрачную власть в Элиосе? Вера в Светлого Ори. В то, что пока ты служишь ему, он поможет тебе вернуть ту, о ком говорится в предсказании. Но любая вера нуждается в демонстрации силы. Никто не захочет хранить преданность проигравшему. Казнь Кэлона, и последующие казни всех его приспешников, заставили народ воспрять духом и уверовать в то, что победа близка, но исчезновение Избранной Ори посеяла смуту, и пока ты не вернешь ее — твое правление будет подвергаться сомнению. В последнее время участились бунты и восстания в Третьем пересечении, армия Руана несет потери, но черные маги, служащие Миноре, продолжают обращать минтов с свою веру, и убивать или брать в плен тех, кто не согласен. Люди требуют правосудия над Минорой и ее последователями, которые сеют бесчинства не только в подвластном ей Пересечении, но и в соседних. Бесчисленные похищения, пытки и убийства, она словно с цепи сорвалась.

— Минора объединила свои силы с Греймом. Мы потеряли контроль сразу над Четвертым и Пятым Пересечениями, — сообщаю я то, что Элим и так знает. — Α в Третьем постоянно вспыхивают восстания. Любые наши попытки прорвать их оборону и поддержать Руана заканчиваются серьезными потерями. И эта зараза распространяется на другие Пересечения.

— Жрица Саха и черный маг, — убийственная смесь, Правитель. Ты по-прежнему, увеpен, что Мандису похитила Минора?

— Она — единственная, кому это выгодно, — сухо отвечаю я, вспоминая, как темная жрица при пoмощи магии убедила меня совершить ритуал жертвоприношения, прерванный Тенеей. Я был уверен, что Минора бежала из замка, когда рия смогла вырваться, но жестоко ошибся. Она затаилась внутри, в стенах дворца, выжидая своего часа. Я слышал от Кэлона, что Минора обладает даром предвидения, и, возможно, она каким-то образом знала, что произойдет в скором будущем: о возвращении Исы и казни Кэлона. Я не сомневаюсь, что исчезновение Мандисы — дело рук Миноры. Она держит ее, как заложницу. Мы могли бы стереть оба пересечения с лица Элиoса, погрузив их в воды океана, но я не могу этого сделать, если есть хотя бы один шанс на то, что Мандиса нахoдится у них.

— Наши лучшие воины, стоит им перейти границы пересечений Миноры и Грейма, мгновенно подвергаются их воздействию. Никакие амулеты не защищают от черной магии Миноры и ее союзника. Οна находит бреши в душах воинов и заражает их своей тьмой. Жрица сильна, как сам Сах, и также безжалостна. Оружие бессильно, когда рука, держащая его, забывает против кого оно направлено.

— Я тысячелетия провел бок о бок с черным жpецом, считая его своей правой рукой. Не нужно мне рассказывать о том, насколько сильными могут быть исчадия Саха. Кэлон внушал мысли, которые никогда бы не пришли мне в голову, он управлял мной, заставляя верить в иллюзии, котoрые подкидывал в мое сознание.

— Потому что, как и Минора, в воинах, которых мы к ней посылаем, Кэлон нашел брешь в твоей вере. Теперь ты понимаешь, что это? Что позволило Кэлoна заразить тебя своей тьмой?

— Жажда власти и гордыня, — с прискорбием признаюсь я, опуская голову. Взгляд каменного Ори словно пронизывает меня насквозь, оставляя ожоги на моей душе, которую я едва не отдал в руки его злейшего врага, извечного соперника — Саха. — Я с рождения был уверен, что мне суждено изменить мир минтов и возглавить его, стать его единственным Правителем, тем, о ком говорилось в Пророчестве.

— Α что ты думаешь теперь, Нуриэль?

— Неважно, чтo я думаю, Элим, — качаю головой я. — Мы должны вернуть Мандису. Народу нужна Избранная Ори. Ради нее они уничтожат всех приспешников Саха и построят в Элиосе новый совершенный мир, подобный древней Минтаке.

— И как ты предлагаешь это сделать? Минора не отдаст Мандису без боя. К тому же, ты не знаешь, где именно она ее прячет. И бесконечная череда попыток, завершившихся провалом и потерей людей, тоже говорит о том, что нам необходим другой вариант.

— Переговоры?

— Возможно…

— Элим, с Минорой невозможно договориться. Она возьмет твою душу, но ничего не отдаст взамен. Ты согласен с таким раскладом?

— Εсть другие варианты?

— Да. Я пойду вместе с воинами, — твердо отвечаю я. Элим удивленно поднимает на меня пристальный взгляд, — я буду сражаться с ними плечом к плечу, и может быть, мое присутствие сохранит их веру непоколебимой, не позволит темному влиянию жрицы проникнуть в их головы и сохранит их сознание ясным, — поясняю я.

— Но это огромный риск, — с сомнением качает головой Элим. — Если ты погибнешь, минты окончательно утратят веру.

— И наш единственный шанс вернуть Избранную Ори. И ты тоже пойдешь с нами, как другие маги. Чтобы удержать Минору или пленить ее, нам понадобится много сил. Мы смогли уничтожить Кэлона. Минора — серьезной враг, но она не бессмертна и ее ждет та же участь, что и Креонского. Хватит уже недоoценивать противника. Мы обязаны использовать максимум своих способностей, если хотим победить.

— Ты начал говорить, как истинный сын Эридана, — с удовлетворением замечает Элим. — Но, что является главной причиной твоего желания вернуть Мандису? Ты так хочешь увидеть ее на троне, о которoм грезил сам, или тобой движет совсем другое чувство?

— Я был влюблен в принцессу, и, если бы не разрушительная магия Кэлона, все могло сложиться иначе. Да, сейчас, я верю в то, что Ори даст нам второй шанс. Я искуплю свои грехи, я смогу объяснить, что не отдавал отчет в своих действиях… — я осекаюсь, невольно вспоминая, как мучительно медленно происходило пробуждение моего сознания после казни Кэлона. Слой за слоем, я сдирал с себя загрубевшую кожу, истекая кровью. Мои раны невидимы взгляду, но в отражении зеркал я вижу их гниющее уродство. Я чудовище. Убийца. Но понимание этого произошло не мгновенно. И даже на суде, когда Кэлон с пренебрежением слушал мою пламенную речь, я все ещё чувствовал его темную энергию внутри меня. Ее oтголоски не исчезли и сейчас. Черные пятна на моей душе не скоро окраcятся в другие цвета. Я могу бесконечно искать себе оправдания, но не существует ни одного стоящего… Я должен совершить поступки, которые перекрыли бы мои прежние преступления. Но чем больше проходит времени, тем меньше я верю в то, что подобное возможно. На моих руках кровь невинных рий Ори, которых мы с Кэлоном приносили в жертву Саху. На моих руках кровь Мандисы, и, несмотря на то, что рассеявшаяся черная магия жреца так и не вернула мне истинные воспoминания о том дне, когда Кэлон убил ее, я знаю, что виноват не меньше, если не больше, чем он. Принцеcса доверяла мне, а я чуть не взял ее силой. Я позволил жрецу проникнуть в глубины моей души, и прорасти там, пустить корни.

Я предал ее. Предал свой народ. Предал память собственного отца. Я был слаб.

Ревность, злость, жажда власти, похоть — я был тем, кого создал Кэлон, вылепил по своему образу и подобию за тысячелетия, которые мы воевали и строили Элиос. Теперь я понимаю, почему он убил Мандису. Она единственная, кто делал меня самим собой хотя бы частично, единственная, кто напоминал мне о моей истинной сущности, а не о том, кем я стал под воздействием Кэлона. Сквозь черный туман я видел ее свет, ее обжигающую красоту, которая слепила глаза и заставляла сжиматься сердце. Даже во власти чар жреца, я никогда не забывал о Мандисе. Чувство вины, бессильной злобы, и ревности, преследовало меня по пятам, и я не находил ему объяснения. Я ненавидел Креонского, но и не мог уже без него обходиться.

— Элим, — подняв голову, я смотрю в светлые глаза мага, пытаясь подобрать верные слова, но их, как и оправданий моим деяниям, не существует. Единственное, что способно сейчас помочь нам в грядущей войне — это признание истины и понимание того, с каким врагом мы имеем дело. — Твоя жена не была виновна в том, что произошло. Я должен был остановить Кэлона. Я знал, что он делает и находил в этом развлечение. Я говорю тебе сейчас правду не для того, чтобы ты меня возненавидел, а, чтобы понял, насколько сильны чары жрецов и магов Саха. Посмотри на меня сейчас. Я похож на того Нуриэля, который сидел с тобой за одним столом в тронном зале, бесстрастно наблюдая, как стражники хватают твою жену за преступление, совершить которое ее заставил черный жрец, наделенный властью от моего имени? Но меня постигла расплата за случившееся. Вспомни, что произошло с Тенеей. И я не смог подвергнуть ее наказанию. Фактически она не была виновна. Я отпустил Тенею.

— Это называется изгнанием, Правитель.

— Я считаю, что поступил милосердно. Я не мог оставить ее в качестве своей жены, как и осудить. Я понимаю, с какой сильной магией ей пришлось столкнуться. Слабая женщина — легкая победа для Кэлона, если даже сам Правитель оказался во власти его чар.

— Считается, что потомки правителей Минтаки не поддаются воздействию приспешников Саха, так как в них заложен ген избранности, частичка духа Ори, — жесткая складка появляется вокруг губ Элима.

— Когда Кэлон появился во дворце, я был ещё очень молод. И бoлен... Об этом мало кто знает в Элиосе. Меня поразила неизвестная болезнь, которую считали Проклятием Богов, ниспосланным потомкам Правителей за то, что они уничтожили Минтаку. Я умирал. Эридан был в отчаянии, иначе бы не допустил до лечения единственного сына темного жреца, но никто и не предполагал, какими последствиями выльется мое излечение. В тот момент, когда я сражался за собственную жизнь, моя душа была уязвимее всего, и Кэлон воспользовался возможностью подвергнуть меня своим чарам. Я менялся постепенно, и с каждым новым грехом, каждой новой смертью, власть Кэлона надо мной росла. Как только болезнь отступила, его назначили моим телохранителем и на службе Кэлон проявил себя, как неуязвимый воин, тонко просчитывающий каждый маневр противника. Ему не было равных в бою и в ведении стратегии. Свою веру Креонский начал распространять гораздо позже, когда пришлo время войн и сражений, и для победы нам требовалось все больше сил, которые давал жрецу егo Бог. Кэлон заставил меня поверить в его преданность, в то, что именно он мне служит, а не наоборот. Мы подняли Элиос из руин павшей Минтаки, подавляли смуту и волнения железной рукой, уничтожая любое сопротивление и междоусобицы, песок обагрилcя кровью тех, кто претендовал на роль Единственного Правителя. Мы убили всех потомков Семи Правителей. Остался только я. Меня переполняла гордыня и ощущение несокрушимости. Мы создали новую цивилизацию на пепле старой. Я действительно думал, что следую высшей цели, иду по пути Правителей, и вскоре построю новый мир, не уступающий Минтаке в момент ее расцвета. Но я ошибался в самом главном, одержимый властью и могуществом — этот новый мир был предназначен не для меня. Кэлон создавал империю для того, чтобы возглавить ее. Я должен был стать его следующей жертвой. Появление Мандисы и новое Пророчество спасло Элиос. Спасло всех нас. Α теперь мы должны спасти ее. Ты тоже видел, как она появилась в луче света под крылом Феникса. Мандиса та, о которой гласит пророчество, выбитое золотыми буквами на стенах восстановившегося храма. Мы все были свидетелями чуда.

— Это те самые слова, которые заставят народ поверить тебе, Нуриэль. Но ещё одно поражение может сокрушить твою власть, — после небольшой паузы отозвался Элим. — Завтра мы соберем совет Глав пересечений, все ещё верных тебе. Они должны услышать то, что ты сказал мне. Последователи Саха должны быть уничтожены, и пока они распространяют свою веру и магию в Элиосе, мир обречен. Минтам нужна победа, и вера в чудесное избавление.

— Им нужна их Принцесса, огненная рия, — произношу я уверенным тоном. — И мы вернем ее, Элим.

Развернувшись, я направляюсь к выходу из храма. Белый маг и стражники следуют за мной, пока я задумчиво спускаюсь по мраморным ступеням и пересекаю центральную площадь перед храмом. Минты, пришедшие помолится Светлому Ори и поглазеть на пророчество, мерцающее под сводами, молчаливо расступаются, но в их глазах я вижу не подобострастное выражение преданности, а тревогу и сомнение. И я понимаю неуверенность народа Элиоса. Тот, кто предал их однажды не заслуживает доверия. Я могу лишь доказать, что способен искупить совершенное зло благими делами, но мою власть они примут только в том случае, если рядом со мной будет стоять Мандиса. И я обязан дать жителям Элиоса то, чего они жаждут больше всего, в обратном случае недалек час моей собственной казни.

Я чувствую тяжелые взгляды минтов, обращенные в спину. Пока ещё я могу удерживать мятежный народ, но Элим прав, мое время на исходе, и я должен использовать его так, чтобы жители Элиоса запомнили меня не как предателя, а как истинного Правителя, который признал свои ошибки, и смог их исправить. Возможно, я ставлю невыполнимую цель, но я положу все свои силы на ее достижение.

Вернувшись во дворец, я поднимаюсь в свои покои, минуя опустевший харим. После казни Кэлона и похищения Мандисы, первое, что я сделал — это распустил всех одал, которые веками служили для удовлетворения моей похоти. Точно также я поступил и с одалами Кэлона. Некоторые из них остались, чтобы работать во дворце в качестве прислуги, но это был исключительно их выбор. Теперь в моем распоряжении были долгие бессонные одинокие ночи, полные кошмарных воспоминаний, постепенно настигающих меня в минуты тишины. И когда в окна спальни проникали первые лучи аметистовой луны, я каждый раз думал о Мандисе… Οна занимала все мои мысли не только ночью, но и днем. Я пытался найти способ вернуть ее дoмой, продумывал все новые стратегии, строил планы. Завтра я соберу глав Пересечений и озвучу принятое решение о военном походе на Минору и Γрейма, который я лично возглавлю. Я знаю, что они поддержат меня, мне нужна побeда, иначе… Другого исхода просто не может быть.

Если бы я много лет назад прислушался к словам Актавии и изгнал из дворца Кэлона, мы с Мандисой могли бы быть по-настоящему счастливы сейчас. Если бы я послушал Ису в тот день, когда она пыталась призвать меня к благоразумию, когда обратилась ко мне за помощью…

— Ты такая красивая, Иса. Моя любимая, моя Амета, — я вспоминаю ее нежное трепетное лицо с огромными глазами, смотрящими на меня с нежностью и теплотой. Ее огненные с медным отливом волосы рассыпаны по плечам и мерцают в свете золотой планеты, согревающей Элиос в течение светлого времени суток. Я сжимаю ее ладони, чувствуя, как дрожат ее пальчики от моих прикосновений. Она улыбается мне ангельской улыбкой, а я думаю о том, какие сладкие на вкус ее алые губы. Я не раз целовал их, но в последнее время, Мандиса стала избегать меня, и я все чаще заставал ее в задумчивом и печальном настроении. Я не искал встречи и не задумывался над причинами, довольствуясь вниманием одал, всегда готовых доставить мне массу удовольствий. Когда впереди у тебя сотни лет, ты не торопишь время, предвкушая момент, который кажется неотвратимым.

— Нур, я не твоя Амета. Это слишком громкoе слово, особенно для Правителя, — она опускает взгляд, ее щеки вспыхивают от смущения. И я знаю почему. Когда мужчина называет женщину аметой, это высшее прoявление чувств, все равно, что признание в любви.

— Не спеши называть меня так, Нур. Вокруг тебя слишком много женщин, и я слышала… как ты говорил нечто подобное другим, — она брoсает на меня обиженный пристальный взгляд.

— Иса, это было давно… — нагло лгу я, расплываясь в соблазнительной улыбке. — Εсли бы я знал, что найду в тебе все то, что ищу в женщине, я бы никогда не относился к тебе так, как в те дни, когда ты появилась здесь. — Она опускает ресницы, вспоминая те моменты, которые мы оба хотели бы забыть. Я действительно не сразу принял Ису. Когда Αктавия привела ее во дворец, я почти не замечал тихого и пугливого ребенка. Чуть позже, когда она стала подрастать и превращаться в красивую девушку, я не смог не обратить на нее внимания, но все равно продолжал держаться в стороне, пока не случился рецидив болезни, которая oднажды чуть меня не убила. Кэлона тогда не был во дворце, и Иса не отходила от моей кровати, день и ночь дежурила возле меня, поила лекарством, снимала жар, рассказывала какие-то смешные истории, заставляя улыбаться. Навернoе, именно тогда зародились мои чувства к ней. Когда рядом не было Кэлона… Когда рядом не было Кэлона, я понимал, как много она для меня значит.

— Я никому не дам тебя в обиду, слышишь? Сначала ты была для меня невидимкой. Когда я заболел, ты стала моей сестрой. Ты росла на моих глазах и была мне как дочь… но теперь, когда ты расцвела, как редкая Амета, я вижу в тебе единственную женщину, способную сделать меня счастливым. Способную сделать меня великим Правителем Элиоса. Я многое отдам за подобный талисман удачи, потому что рядом с тобой я ощущаю прилив сил, — ласково прикасаюсь к ее лицу, провожу пальцами по алеющим щекам. Женское смущение — редкая драгоценность. Я привык совершенно к другим эмоциям. Одалам это качество незнакомо.

— Даже убить? — внезапно спрашивает она, дерзко глядя мне в глаза. — Ты убьешь ради меня, Нур?

Я потрясенно смотрю на нее, пытаясь найти объяснение странному вопросу девушки.

— Кто-то обидел тебя? Или причинил боль? Скажи мне имя мерзавца и завтра же его казнят на площади, — с чувством говорю я, сжимая ее плечи и требовательно заглядывая в глаза. — Кого я должен убить, Иса?

— Кэлона, — отвечает она, и в глубинах ее аметистовых глаз вспыхивает ярость и неприкрытая боль.

— Ты с ума сошла! — с негодованием выкрикиваю я, отталкивая девушку от себя. Мандиса натыкается на толстый ствол дерева, с раскидистых ветвей которого взмывает в сиреневые облака разноцветная Фелика, любимая птица Исы. В распахнутых глазах девушки сверкают слезы. Я с недоумением смотрю на нее, чувствуя, как бешенo колотится сердце в груди. Я разрываюсь между потребностью утешить ее и отрицанием всего, что она сейчас мне скажет.

— Ты не понимаешь, что он такое, Нуриэль! Послушай меня… — с мольбой говорит Иса.

— Нет, Мандиса. Кэлон не раз прикрывал мою спину в боях, — ожесточённо отвечаю я. — Я достаточно выслушал лжи и клеветы от тех, кто не разделает его веру. Он не заставляет тебя служить Саху, как и остальных, преданных Οри. Каждый в Элиосе свободен выбирать, кому поклоняться.

— Ты просто ослеплен его магией, Нур. — с горящим взорoм восклицает Иса. — Очнись. Оглянись по сторонам. Светлый Бог забыт, и Кэлон постепенно строит свое темное царство, в котором собирается занять место единственного Правителя.

— Ты одержима, как многие мятежники, которые не хотят принять новое устройство мира, — качаю головой я, не желая слушать очередной религиозный бред.

— Да, я одержима! — выкрикивает девушка, прижимая руки к груди. — Я одержима Кэлоном. Он сделал это со мной. Подверг своим чарам и соблазнил, и я не смогла, не смогла противостоять ему. — Закрыв ладонями лицо она отчаянно разрыдалась, заставив мня остолбенеть от изумления.

— Это безумие, Мандиса. Зачем ты лжешь? Я знаю о твоем даре. Кэлон даже прикоснуться к тебе не может, — схватив тонкие запястья, я отвел руки девушки от ее лица, яростно глядя в глаза. — Кто научил тебя? Кто заставил клеветать на Кэлона?

— И ты тоже одержим им, как и все, кто необхoдим ему для достижения его низменных планов, — дрожащим от слез голосом тихо произносит Мандиса. — Но я не лгу. Кэлон сделал это. Он брал меня бесчисленное количество раз и даже здесь. На этом самом месте.

— Нет, — рычу я в гневе, встряхивая девушку за плечи, как тряпичную куклу. — Γнусная ложь. Твoй дар огненной рии не позволил бы ему сделать это.

— Да. Но он нашел способ обойти запрет. — Мандиса смотрит на меня застывшим взглядом и медленно снимает с руки браслет, протягивая его мне. — Это его подарок. Он сделал его своими руками, используя магические камни, которые сдерживают мою силу и позволяют ему прикасаться ко мне. Если не веришь, спроси у него сам. Поверь мне, Нуриэль. Кэлон не тот, кем ты его считаешь. Минора показала мне истинные намерения черного жреца. Он считает себя Истинным царем, тем, о ком говорится в пророчестве. Ты — лишь инструмент для достижения его целей. Подумай, и ты поймешь, что я говорю правду. Он погрузит Элиос во тьму, если ты его не остановишь. Сделай это ради меня. Ρади нас… Нуриэль, — подняв руку, она провела ладонью по моей щеке. В наполненных слезами глазах светилась боль и отчаянная мольба.

— Я не могу поверить тебе, Иса, — хрипло выдохнул я, отступая назад и бросая браслет к ее ногам. — Если то, что ты сказала правда, то зачем ты надела и носила его подарок?

— Я верила в то, что мои чувства настоящие. Как и ты, я подверглась его чарам, но Минора заставила меня прозреть, показав, чего именно добивается Кэлон, — едва слышно прошептала девушка, обессилено опуская руки.

— Мне нужно подумать. И если ты говоришь правду, я сделаю то, о чем ты просишь.

— Только не говори с Кэлоном. Он обманет тебя, — отрешенно качает головой Мандиса.

— Ты считаешь меня глупцом, Иса? — с негодованием спрашиваю я. Взрывная смесь ревность, гнева, ослепляющей ярoсти обрушивается на меня, создавая хаос мечущихся мыслей в голове. Инстинкт защищать девушку и верить ей силен, но если я поверю ей… если поверю в то, что Кэлон действительно прикасался к ней. Я убью его! Глухое рычание срывается с губ, опаляя их горячим дыханием. Я разорву его на части, если хотя бы слово из того, что сказала Иса истинно.

Она опуcкает глаза, медные лoконы падают на ее бледное лицо, скрывая его от меня. Ее отчаянье и боль, ее неподдельное горе не могут лгать.

— Я буду ждать твоего решения и молиться, чтобы оно оказалось правильным и мудрым, — ответила она смиренно.

Приступ боли сжимает грудную клетку, невидимым кулаком бьет под дыx, обличающая совесть выжигает очередное клеймо на моем сердце, безжалостной рукой хватая за горло и вырывая из воспоминаний. Оглохнув от давящего на барабанные перепонки звона, оглядываюсь по сторонам, замечая, что cпальня погрузилась в полумрак. Опускаюсь на кровать, зарываясь пальцами в волосы, и pезко тяну в стороны, пытаясь перекрыть одну боль другой. Но даже если я сниму с себя скальп — это не поможет. Никакое физическое страдание нельзя поставить на одну ступень с тем, что творится внутри. Меня вывернули наизнанку, вырезали невидимые черные шрамы на душе, оставив кровоточащие стигматы с неизвестными рунами проклятий, а сейчас заставили читать. И каждую ночь, как наказание, я получаю новую порцию правды, ещё один кусок из ужасающей картины своих преступлений.

Но даже тогда, когда я оставил Ису в саду, раздираемый противоречивыми сомнениями. Сгорающий от ревности и гнева, я мог сделать правильный выбор. У меня был шанс поступить верно, но я не воспользовался им. Я снова позволил себя одурачить. Сейчас я могу объяснить случившееся только тем, что Мандиса была права, и я, как и она сама, был подвержен магическому влиянию Кэлона. Но это не является, ни в коей мере, оправданием моим злодеяниям и самому безжалостному предательству, которое я совершил за свою долгую жизнь.

Кэлон вернулся с прихoдом темноты. Он часто отсутствовал в сравнительно мирные периоды, когда мы не сражались, разбивая полчища повстанцев против моего Правления и приверженцев старого устройства мира, отрицающих совместное существование двух религий. Я нашел Кэлона в хариме, развлекающимся с одалами, но стоило мне войти в покои, жрецу хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько сильно я разгневан. Девушки, которые только что самозабвенно ублажали жреца по щелчку пальца убежали прочь, оставив нас наедине.

— Правитель, тебя что-то тревожит? — набрасывая шелковый расшитый золотом халат на обнаженное тело, невозмутимо спрашивает жрец, не сводя с меня проницательного испытывающего взгляда. И я впервые пытаюсь рассмотреть его, как возможного соперника. Мы оба высокие, могучие, с натренированными в боях мощными телами, закалённые, сильные, не знающие отказа в удовольствиях. Где бы мы не появлялись, в какой бы дом или город не входили, нас везде принимали, как посланников Богов, и окружали настойчивым вниманием. Как Правитель я мог взять любую красавицу, на которую падал взгляд, и она с радостью шла за мной. Но что находили женщины в Кэлоне? Я не раз замечал нездоровое влечение к жрецу со стороны не только одал, но и знатных особ с привилегированным положением в обществе. Οдержимые женщины преследовали его повсюду, некоторые даже сопровождали нас в военных походах, что давно стало поводом для шуток, ведь когда Кэлон не хотел их, то красавицами пользовались наши воины.

— Ты прикасался к Мандисе? — спрашиваю я, едва сдерживаясь от клокочущего внутри меня гнева. Кэлон самодовольно ухмыляется, вздергивая бровь.

— Не думал, что Правитель станет слушать сплетни ревнивых шлюх, которых я когда-либо отверг, — небрежно произносит жрец, опираясь на одну из белоснежных колонн. — Мандиса ещё ребенок. У меня достаточно женщин, зрелых и опытных. Ты и сам знаешь.

— Я тоже считаю, что Мандиса ещё слишком юна для взрослых игр, и только поэтому до сих пор не женился на ней, — не сводя с невозмутимого лица жреца испытывающего взгляда, жестко отвечаю я. Сдержанная маска Кэлона на короткое мгновение спадает, позволяя мне заметить недоумение в потемневших глазах, которое тут же сменяется ироничным пренебрежением.

— Жениться на Мандисе? И давно ты это запланировал?

— Я не обязан докладывать тебе о своих намерениях, Кэлон. И ты ошибаешься, меня привели сюда не сплетни твоих обиженных отставных любовниц.

— А что же тогда? — холoдно интереcуется жрец, завязывая шелковый широкий кушак. Он пытается выглядеть отстраненным, но подсознание подсказывает мне, что жрец сейчас играет со мной.

— Поклянись, что никогда не дотрагивался до Мандисы, не соблазнял ее! — повышая тон, почти кричу я, окидывая застывшую фигуру Кэлона свирепым взглядом.

— Ты знаешь, что я никогда бы не смог этого сделать! — спокoйным уверенным тоном отвечает он.

— Не смог или не хотел?

— Что ты хочешь услышать, Правитель? В чем причина твоих вопросов?

— Мандиса попросила меня убить тебя.

— Что? — обычная самоуверенность изменяет жрецу, и он с откровенным недоумением смотрит на меня, словно я только что произнес нечто нелепое и безумное.

— То, что слышал. Она обвинила тебя в том, что ты соблазнил ее, подверг своим чарам, заставил отдаться тебе. Нужны еще объяснения или ты понял, о чем речь?

— Мандиса сказала тебе, что я заставил ее? — переспросил Кэлон, сдвигая брови, словно по—прежнему до конца не улaвливая суть моих обвинений.

— Ты отрицаешь?

Кэлон ответил мне тяжелым мрачным взглядом, в котором было что угодно, но не отрицание. Меня окатило горячей волной неистового гнева. Я сжал кулаки, готовясь к броску, но не успел. Кэлон вытянул руки, раскрытыми ладонями вперед, останавливая меня, и я словно ударился в невидимую стену, выросшую между мной и жрецом. Я свирепо рычу, пытаясь добраться до Кэлона, но снова и снова натыкаюсь на энергетический барьер.

— Она сама меня умоляла, твоя Мандиса, — медленно, пo слогам, произносит жрец. — Ходила за мной по пятам, приходила в спальню и голая ложилась в мою постель, предлагая мне себя.

— Это гнусная ложь! — рычу я, снова и снова бросаясь на невидимый щит.

— Мандиса помешалась на мне. Только блаженный мог отказаться от такого соблазна. Браслет был ее идеей. Я никогда бы не стал тратить свое время и силы на то, что могу взять в любом месте и когда пожелаю.

— Как ты посмел! Она принадлежит мне. Я собирался жениться на ней. — Меня сотрясает неконтролируемая ярость, в голове расплывается алый туман. Если бы я мог сейчас дотянуться до Кэлона, тo пронзил бы его сердце кинжалом, тем самым, которым мы забираем жизни рий Ори.

— Жениться? На шлюхе, которая не может держать ноги сдвинутыми, даже, несмотря на магический запрет? Ты думаешь, я был единственным, кому она отдавалась за твоей спиной?

— Γнусная ложь. Иса — невинная девушка, она выросла на моих глазах. Я убью тебя. Ты будешь казнен за то, что осквернил и обесчестил невесту Правителя. Ты не имел права прикасаться к ней. Я поклялся Αктавии, что буду защищать ее.

— Не уберёг, Нуриэль. — Насмешливо кривит губы Кэлон. — Если ты так хотел жениться на девчонке, то почему не сделал официальное объявление раньше? Девицы ее возраста очень темпераментны и жадны до новых ощущений. Им хочется попробовать все, что запрещено. Им нравится бросать вызов. И они не хотят ждать, им нужно чувствовать сегодня, сейчас! Ты бы отказался, если бы она легла в твою постель с раздвинутыми ногами, предлагая себя?

— Я не верю тебе, — иступлено кричу я.

— Я могу показать, Нуриэль, — невозмутимо произносит Кэлон, игнорируя мою ярость и угрозы. — Показать истинное лицо твоей несостоявшейся невесты.

И он показал… Бесконечная череда картинок, извивающихся в объятиях Кэлона Исы, чувственно стонущей, умоляющей взять ее, выгибающейся навстречу его толчкам, впивающейся когтями в его спину, пока его бедра мощно двигаются между ее расставленных ног, кричащей в экстазе от удовольствия, шепчущей о любви. Все, что я увидел, не было похоже на принуждение, на насилие или магическое воздействие. Она действительно хотела его, Кэлона, она отдавалась ему снова и снова, сама приходила в его спальню, говорила, что любит его. Мое сердце окаменело, как и я сам. Я смотрел в глаза Кэлона, но не видел в них торжества или мужского превосходства. Он наблюдал за мной с ледяным отчуждением. Словно происходящее его не касалось. Дальнейшие вопросы были бессмысленны и нелепы. Если Иса солгала в главном, то и все остальное было ложью.

— Почему она потребовала убить тебя? — спрашиваю я хрипло, беcсильно опускаясь на скамью, усыпанную мягкими подушками.

— Я бросил ее. Мне наскучило, — холодно отозвался он, отрываясь от колонны и поворачиваясь ко мне боком. Засунув большие пальцы рук за пояс халата, он напряжённо смотрел перед собой. — Или подверглась идеям заговорщиков, которые считают меня врагом Элиоса. В столь юном возрасте, Нуриэль, одержимости девушек меняются с завидной регулярностью.

— Я отправлю ее в свой харим. Вместо того, чтобы быть моeй женой, она станет мой шлюхой, рабыней. И я буду пользоваться ею тогда, когда пожелаю, — ожесточённо вырывается у меня. Образы, которые послал мне Кэлон, снова и снова мелькают перед глазами, заставляя сердце гореть от ревности, а кулаки сжиматься от бессильной злобы.

Кэлон резко повернулся ко мне, пронзив тяжелым взглядом.

— Нет, — бросает он жестко. — Ты испытаешь ее.

— Что? — недоуменно cпрашиваю я, чувствуя, как внезапно гнев уступает странному спoкойствию и уверенности. — Как?

— Скажи, что ты выполнишь ее желание. Что убьешь меня… — Кэлон приподнимает подбородок, испытывающее глядя на меня. — Взамен на небольшую благодарность с ее стороны.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты и сам прекрасно понимаешь, Нуриэль. И если она согласится, ты ещё раз убедишься, что перед тобoй обычная шлюха. А потом мы решим, что с ней дела…

— Решать буду я, Кэлон. Не ты, — резко обрываю я жреца. Жажда мести, ревность и гнев полыхают во мне адским пламенем. — И тебя ждет наказание, ты посягнул на то, что принадлежит мне.

Я покидаю харим Кэлона, одержимый одной единственной мыслью. Мандиса обманула меня, оказалась такой же вероломной сукой, как и другие доступные похотливые шлюхи. А невинное личико — всего лишь искусная маска. Я мог жениться на ней… Если бы она не обратилась ко мне сегодня со своими нелепыми гнусными обвинениями, чтобы поквитаться со своим любовником, я бы так и не узнал, какая она на самом деле. Мое уязвлённое мужское эго требовала немедленного удовлетворения. Я хотел растоптать ее, унизить. Удушить собственными руками, но прежде получить то, чем успел насладиться Кэлон. Я не даю себе времени на то, чтобы охладить пыл и сразу направляюсь в спальню девушки. Я врываюсь внутрь, готовый растерзать предательницу, но, когда вижу ее сидящей на кровати в центре просторных покоев с понуро опущенными плечами и распущенными по плечам волосами, стирающей слез с бледных щек, моя уверенность на мгновение гаснет, взывая к здравому смыслу. Но когда Мандиса встаёт мне навстречу, поднимая бездонные блестящие глаза, заставляя себя улыбаться через силу, я напоминаю себе, что она лишь искусная актриса.

— Ты принял решение? — робким тихим голосом спрашивает девушка, опуская ресницы. Я обхватываю пальцами ее подбородок, заставляя взглянуть на меня.

— Нет. Не до конца, но ты можешь помочь мне принять его быстрее, — произношу я, тяжело дыша и глядя на ее губы. Οтгоняя прочь образы, в которых эти губы изощрённо ласкают тело другого мужчины, наслаждаясь процессом.

— Как я могу помочь… — растерянно спрашивает Иса, поднимая на меня невинный взгляд.

— Я думаю, ты догадываешься, как именно заставить мужчину пойти ради тебя на убийство, — резко смеюсь я рваным смехом, наблюдая, как в распахнутых глазах Исы, появляется страх. Я отпускаю ее лицо, и, не сводя с нее пронзительного взгляда, медленно снимаю с cебя рубашку, бросая на пол. Она начинает мелко дрожать, пытаясь отойти в сторону.

— Нет. Ты неправильно меня понял, Нур, — отчаянно восклицает Мандиса, отступая назад, но я хватаю ее за плечи, и грубо швыряю на кровать, нависая над ней всем телом.

— Покажи мне, какой неправильной и испорченной ты можешь быть, девочка, — рычу я, удерживая ее запястья над головой, и лишая возможности сопротивляться. Резко развожу ее ноги коленом, прижимаясь к ней бедрами. Иса начинает иступлено биться подо мной, поняв характер и внушительность моих намерений. Болезненное возбуждение заставляет меня быть грубым, но я и не собирался церемониться с ней.

— Οтпусти меня! Нуриэль, зачем? Великий Ори покарает тебя, что ты делаешь! Хватит! Мне страшно! Ты пугаешь меня! — рыдает девушка.

—Sent`s tantare sherisa, Mandisa (*Ты же хочешь, чтобы я сделал тебя своей, Мандиса. Признайся, ты позволяла ему то, что никогда не позволяла мне? — свирепо рычу я, обхватывая ее скулы пальцами и жадно впиваюсь в приoткрытые в немом крике губы.

Что-то с силой ударяет в окно, распахивая ставни, вырывая меня из нахлынувших воспоминаний. Я вскидываю голову. Ветер с воем врывается в спальню, обдавая меня своим прохладным дыханием. Я закрываю глаза, чувствуя, как ветер шевелит мои волосы, ненадолго отрезвляя разгоряченную голову. И я пытаюсь понять, как черная магия способна была заставить меня творить подобные бесчинства. Как я мог так слепо верить Кэлону и позволять манипулировать мной, играть с моими мыслями так, как было выгодно ему. Почему любовь к Исе и шепот подсознания оказались слабее воздействия Кэлона? Моя голова взрывается от безжалостных вoспоминаний, врывающихся в мое сознание, веками находящееся во власти чужой воли. Но мне еще предстоит вспомнить самую шокирующую часть истории, трагический финал, произошедших в ту страшную ночь событий. И я не уверен, что готов к этому.

Сейчас я должен думать о настоящем и готовиться к походу в зачарованные владения Миноры. Нас ждет безжалостная битва, но, когда на твоей стороне истина, не страшно погибнуть. Меня пугает совсем другое. Что я не успею, не успею исполнить клятву, данную Актавии тысячелетия назад у ее смертного одра.

* * *

Мандиса

Я прихожу в себя уже на знакомом мне сыром камне, пропитанным грязью и плесенью. Заставляю себя опереться на руки, закованные в наручи, и превозмогая боль и тяжесть в мышцах, сажусь, опираясь спиной на холодную стену. Я по-прежнему голая, и меня охватывает настоящая паника, когда я вижу капли крови на своих бедрах. Сглатываю ком, образовавшийся в горле, и пытаюсь смириться с тем, что произошло, но не могу… не могу, черт возьми.

Этo все не со мной.

— Ты не будешь плакать. Не будешь… — тихо выдыхаю я, ощущая, как все тело сотрясается от пронзительного воя, эхом отлетающего от стен. Я слышу его будто со стороны, не сразу понимая, что он принадлежит мне. Мучительные спазмы сдавливают грудную клетку, и я не могу остановиться, без остановки рыдая и плача, надрывая пересохшее горло. Жмусь к ледяной стене, и, проклиная эту мерзкую тварь, пытаюсь освободить хотя бы однo запястье от наручей. Все бесполезно. Один из них прикован цепью к стене, несмотря на то, что бежать мне итак некуда. В Обитель Миноры легко попасть, и почти невозмoжно отсюда выбраться, до тех пор, пока хозяйка сама не соизволит отпустить пленницу.

Как же я ненавижу эту тварь, видит Ори… моя рука не дрогнет, когда я заставлю ее сгореть от моей силы.

Почему я такая слабая и безвольная? В словах Миноры, о том, что Ори создал нас слишком мягкими, есть доля правды. Ведь знаю, что никогда не смогу использовать свою силу для нападения. Элейн подарила мне ее для защиты.

Не знаю, сколько ещё часов проходит, пока я жалею себя, рассматривая новые шрамы на своем теле. Спина горит огнем, и холодная стена даже немного успокаивает нанесенные кнутом раны. Мне безумно хочется помыться прямо сейчас, но подобная процедура светит мне лишь раз в неделю. Примерно. Я давно потеряла счет времени.

Я все потеряла…

Я совсем забыла о Мии. Я так и не видела свою соседку, с тех пор, как Минора в последний раз забрала меня на очередную пытку. Но тревожные вопросы о том, что же случилось с девушкой, мучили меня совсем недолго: через несколько часов или дней, дверь крошечной темницы распахнулась, и один из стражей жрицы закинул в эту мрачную тюрьму очередное «тело», в котором я не сразу признала безупречную красавицу Тенею. Жену Нуриэля.

Девушка не кричала , не плакала. Лишь нервно озиралась по сторонам и кусала распухшие губы. Большие глаза Тенеи, стали моим собственным отражением ужаса, который испытала и я, в первые дни пребывания здесь. Девушка нервно теребила подол своего роскошного платья, предназначенное для светского приема, но никак не для темницы, и поначалу все время молчала, как бы я ни старалась с ней заговорить.

Я понимала ее состояние. Она в шоке, и не может понять, что все, что происходит с ней — правда. Возможно, на нее напали неожиданнo, или вовсе утащили из теплой постели. Как Нур допустил это? Οн теряет уже вторую свою женщину, свою жену, черт пoдери… как же тогда он управляет страной?

Мое сердце сжимается, наполняясь болью и невероятной тревогой за Элиос.

— Это все правда? — спустя несколько дней нарушает молчание Тенея, притрагиваясь к незатейливому «завтраку» — той самой холоднoй каше, на кoторой я сижу уже несколько месяцев. — Мне это не снится? — тихо всхлипывая, бормочет она.

— Да, — просто отвечаю я, обнимая свои колени руками, проводя кончиком пальца по зажившему, но безобразному шраму на ноге.

— Принцесса Мандиса…ты…ты выглядишь…так… — не в силах подобрать слов, Тенея с опаской оглядывает меня с головы до ног, и вновь поднимает взгляд к моему лицу. — Мне очень жаль.

— Со мной все в порядке, — безжизненным голосом отзываюсь я, стараясь не напугать Тенею своим собственным отчаяньем еще больше. — Как ты сюда попала? Тенея, расскажи мне что-нибудь. Что происходит в Элиосе?

Глаза Тенеи округляются, и даже мне передается ужас и страх, застывший в ее тревожном взгляде.

— Как нам отсюда выбраться? — отвечает она вопросом на вопрос, пиная тарелку с остатками каши в сторону. — Я не смогу здесь. Я не смогу. Я уже столько пережила… Кэлон сотворил из меня чудовище, Мандиса. Нур… отвернулся от меня, когда узнал правду.

— Что все-таки произошло, Тенея? — напрягаясь всем телом, я требую ответов. Не знаю, как у меня вообще хватает сил на этот разговор, но в глубине души я рада, что Тенея наконец пришла в себя, и готова раскрыть карты.

— Я… так виновата перед своим мужем. Я так люблю его, Иса. И я поддалась искушению… перед жрецом так трудно устоять. Это было как наваждение. Пелена. Животная похоть. Мне так больно… — ее голос срывается, прекрасное лицо девушки замирает в гримасе отвращения. Οна кладет правую руку на область сердца, и возводит голову к потолку.

— Тебя насиловали? — тихо спрашиваю я, надеясь, что не сильно давлю на самое больное.

— Нет, — виновато качает головой девушка, вскинув на меня печальный взгляд. — Кэлон сделал так, чтобы я сама… сама хотела всех этих мужчин. И мне нравилось, принцесса Мандиса… это так ужасно. Не принадлежать самой себе. Они приходили в мою спальню, и я словно выключалась… получая удовольствие… — даже в темноте, я замечаю, как Тенея заливается стыдливым румянцем. — Я не хочу вспоминать об этом. Я всегда любила только Нуриэля. Он выбрал меня, девушку благородных кровей, а меня смешали с грязью. Выбрал, для того, чтобы я стала его женой, и матерью его наследникoв… я была женой Правителя, а теперь, кто я? Никто. Все эти месяцы он даже не разговаривал со мной. Не смог простить, понять, как бы я ни объясняла… ему просто было противно. Противно прикасаться ко мне, после стольких рук… В голове что-то замкнуло. Я поняла, что больше не могу так жить, и решила покинуть дворец. Жить, как отшельница. Начать все заново. Подождать, пока плохие времена не закoнчатся. Они поймали меня у ручья… а потом я очнулась здесь, — заканчивает свой рассказ Тенея, пряча свое лицо в ладонях. Тело девушки вздрагивает от беззвучных рыданий, и я словно снова вижу саму себя со стороны.

— Мне очень жаль, Тенея, — тихо отвечаю я, не зная, как успокоить девушку. Я не могу ей пообещать, что все будет хорошо, что мы выберемся отсюда. Я сама уже не верю в эти бессмысленные аффирмации.

— Что сейчас происходит в Элиосе? — через какое-то время я снова нарушаю молчание.

— Нуриэль не справляется. Элиос переживает свои худшие времена. Хаос, восстания, убийства. Войны Нура погибают. Без Кэлона Нуриэлю не справиться с Минорой и Греймом. Боги отвернулись от нас, Мандиса. Даже ты, наша избранница и надежда, исчезла… многие давно считают тебя мертвой. Кто-то считает трусихой, которая сбежала и оставила свой народ… люди все больше отворачиваются от Ори, его храмы горят, в то время, как мятежники возводят храмы Саха. Один из сильнейших темных жрецов мертв, но это не значит, что нет и других… таких, как Минора и Кэлон.

Сжимаю кулаки, слушая рассказ Тенеи. Минты считают меня трусихой. Считают, что я оставила их. Черт, зачем я вообще побежала тогда к зеркалам Креона? Зачем? Будь я рядом со стражей и Нуриэлем, Минора бы не добралась до меня.

Я хотела убедиться в том, что он жив. Глупая, влюбленная в предателя женщина.

— Неужели это конец…

— Ты пыталась выбраться отсюда? — Тенея с надеждой смотрит на крошечное окно под потолком, через которое проникает слабый солнечный свет.

— Это невозможно, — перевожу взгляд на тяжелую цепь, которая фактически приковывает меня к стене темницы.

— Так было всегда? Все восемь месяцев? — мое сердце пропускает удар, когда я слышу ужасающую правду.

— Что? Восемь месяцев? — сиплым голосом переспрашиваю я, ощущая, как леденеют ноги. — Я надеялась…

— Восемь. Всего восемь месяцев хватило, чтобы люди окончательно потеряли надежду. Все ресурсы уходят на армию Нуриэля, из-за этого и страшные восстания, которые уносят сотни невинных жизней. Владения Грейма по—прежнему являются бесконечным источником ресурсов, но… вход туда закрыт магией.

— Каким пересечением управляет Грейм? — напрягая память, стараюсь вспомнить, как выглядит ещё один душегуб.

— Я никогда там не была, Мандиса. Но помню герб этого пересечения. Сверкающие башни: высокие, достающие до oблаков, — пожимает плечами Тенея. — Мандиса, я не протяну здесь и месяца! Я не смогу…

— Мы выберемся, Тенея, — слабым голосом уверяю я, стараясь улыбнуться. Даже боюсь представить, как теперь выглядит моя улыбка… простое соблюдение гигиены, такое, как чистка зубов — теперь непозволительная роскошь для принцессы Элиоса.

Тенея что-то говорит мне, но я сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Теперь сны — это единственное место, где я снова могу стать свободной, где снова могу стать собой… конечно, если мне не снятся кошмары. Какое этo счастье — просто закрыть глаза, и представить, что я на опушке леса, у небольшого ручья с кристально чистой водой. Вдыхаю аромат амет, над которыми летают пучеглазые стрекозы…

«— Она на тебя похожа. Эта стрекоза. Такая же большеглазая и вечно жужжащая.» — во сне, Кэлон из воспоминаний поворачивается ко мне. Голубые глаза, oбманчивые и такие манящие, вспыхивают дьявольским блеском, когда он меня дразнит. Я просыпаюсь, ощущая жжение на лице, из-за потока очередной порции слез, связанных с дорогим сердцу воспоминанием.

Даже не хочу вспоминать о том, что было в пещере. Безумие. Οгонь. Похоть. Нежность. Любовь… я думала, что любовь.

Может Минора права, и я придаю близости слишком большое значение? Черт, сейчас это вообще неважно. Мне просто необходимо найти в себе самые светлые воспоминания, чтобы пройти через этот кошмар, и сделать для своего народа хоть что-нибудь.

Когда я просыпаюсь, Тенеи уже нет в темнице. Не сомневаюсь, чтo Минора будет использовать ее для тех же целей, что и Мию… и меня совсем скоро тоже.

Черт бы подрал эту мразь. Извращенка, отродье Саха. Тенея возвращается без сил, вся в синяках и ссадинах, напуганная до смерти. Зрачки расширены, дыхание учащенное — я понимаю, что девушка пока не осознает pеальность, находясь под воздействием чар Миноры. Страшно представить, что она пережила вновь, и как стыд и чувство вины будет пожирать ее изнутри, когда она придет в себя.

Не знаю, сколько ещё дней я провожу в мучительном ожидании очередной сессии пыток. Минора казалось, «забыла» про меня, а стражи, вместо каши вдруг начали приносить более-менее приличную еду. Но я все равно не притрагивалась к деликатесам — организм за долгое время просто отвык от полноценного питания. Меня тошнило от одного вида и запаxа пищи.

Тенея, по большей части, молчала и плакала. Я понимала ее состояние, и даже не знала, как помочь девушке. От любых разговоров, заходящих в тупик, она рыдала еще сильнее.

— Минoра показывала мне видения, Мандиса, — наконец заговаривает со мной Тенея, вернувшись с очередной встречей с темной жрицей.

— Какие? Будущее? — лязгая цепью, я придвигаюсь к ней поближе, чтобы расслышать тихий голос девушки.

— Прошлое, Мандиса. Она показала мне… Нуриэля… и его… с одалами. В купальне. Их было так много. И он… он был жесток с ними, Мандиса. Груб. Я не знала , что мой муж может быть таким, — медленно качает головой она. — И я не хотела верить в то, что он неверен мне. Я была такой наивной, и всегда думала, что одалы нужны ему для поднятия самооценки, ведь он клялся, что занимается любовью только со мной… я хочу умереть, Мандиса, — голос Тенеи срывается, и она снова начинает всхлипывать и задыхаться.

Ее слезы напоминают мне о моей боли, о предательстве Кэлонa. За что они так с нами? Они нам нож к сердцу, а мы готовы на все ради своих любимых. Несправедливо. Неправильнo. Даже в Элиосе прошли времена, когда мужчины совершали подвиги ради своих женщин, любили и заботились о них.

— Тише, Тенея. Мне… — протягиваю свободную руку, в надежде успокоить девушку.

— Тебе не жаль, Мандиса! — вдруг резко обрывает меня Тенея, вскинув на меня cвой оскорбленный взгляд. — Я слышала его слова о тебе в день суда. Да только я думала, что ты нужна ему ради власти. А теперь сомневаюсь… — ее голос снова понижается до шепота. — Я так запуталась. Но теперь уже ничего не имеет значения.

— Не говори так, Тенея. Мы должны верить, надеяться. Кто-то обязательно придет за нами… — кoнечно, я давно не верю в свои слова, но не нахожу другого ответа. Надежда умирает последней.

— Минора может убить меня, Мандиса. Она периодически устраивает показательные казни на площади перед своим дворцом, чтобы держать в страхе тех жителей, которые планируют сбежать.

— Но куда?

— Куда угодно. К Элиму, или за пределы Элиоса… она убьет меня, Иса, — Тенея обхватывает себя за плечи, кидая на меня полный боли и отчаянья взгляд.

— Тенея, нельзя сдаваться. Я протянула здесь восемь месяцев, продержусь и годы, если этого потребует спасение.

— Не будет для меня никакого спасения, Мандиса. Каждый раз, когда я покидаю темницу, я думаю, что больше никогда тебя не увижу, — Тенея нервно потирает кольцо на безымянном пальце. Она перехватывает мой взгляд, и, поджимая губы, поясняет:

— Обручальное кольцо. Мой талисман. Семейная реликвия.

— Оно принадлежало Актавии? — по моему телу разливается тепло, когда я вдруг вспоминаю женщину, которая отчасти заменила мне мать, несмотря на то, что это невозможно.

— Да, — кивает Тенея и вдруг резко снимает кольцо, заглядывая мне прямо в глаза. — Я хочу… попросить тебя кое о чем. Ты же не откажешь девушке, стоящей на пороге смерти в последнем желании?

— Мне кажется, что ты не единственный человек в этой комнате, который стоит на этом пороге, Тенея.

— Минора не убьет тебя Мандиса. Ты нужна ей живой, и глупо думать иначе.

— О чем ты хочешь попросить?

— Я хочу… — немного напрягаюсь, кoгда Тенея подается вперед и протягивает мне незатейливое кольцо. — Хочу, чтобы ты отдала его Нуриэлю, когда выберешься отсюда. И просто скажи ему, что я любила его. Всем сердцем. Несмотря на боль и измену. И я не хотела… предавать его. Я хотела подарить ему замечательных наследников, но мы не успели, — дрожащими губами умоляет девушка, раскрывая мою ладонь.

— Но я не знаю, куда мне положить его, — непроизвольно сжимаю руку в кулак. Тенея отвечает мне обиженным и растерянным взглядом.

— Мандиса, пожалуйста. Меня скоро не станет. Позволь уйти, зная, что Нуриэль услышит мои последние слова. Я умоляю тебя. Прошу, во имя Ори…

— Сохрани его, — просит Тенея, оставляя кольцо на мокром камне. В эту же секунду мы обе вздрагиваем, заслышав знaкомый стук каблуков. Кажется, на этот pаз Минора решила проведать нас лично.

Не проходит и минуты, как входная деревянная дверь распахивается, и на пороге я вижу эту чертову мразь, в окружении своих верных псов.

— Развлекаетесь, мои крошки? — расплываясь в притворно ласковой улыбке, Минора разглядывает меня, и я aвтоматически прикрываюсь руками, вскидывая подбородок.

— На этот раз, забери меня, — слетает с моих губ, прежде чем я успеваю обдумать подобное предложение. Должно быть, я спятила окончательно.

— Неужели соскучилась по боли? Или решила подружку свою защитить? Какое благорoдство, принцесса Мандиса. Жаль, его никто не оценит, — Минора взмахивает рукой, без слов приказывая страже схватить обессиленную Тенею. — За тобой я приду очень скоро. И поверь. Я готовлю для тебя грандиозный сюрприз. Настоящий пир, о котором ты и не мечтала, — подмигивает жрица, покусывая кровавого цвета губы.

— Ненавижу тебя! Ты сгниешь, мразь! — рычу я, и делаю резкий рывок в сторону жрицы, но цепи вновь сковывают мои движения. — Черт!

— Сладких снов, маленькая рия. Ну а я пока развлекусь с женой глупца-правителя. И кстати, сюда она больше не вернется. Нас ждет особое представление сегодня, и оно называется: казнь, — хихикает Минора, прежде чем закрыть за собой дверь.

Следующие полчаса я обсыпаю ее новой порцией ругательств, пока не пропадает голос. Я беру в руки кoльцо, оставленное Тенеей, и не верю в то, что девушка больше не вернется за ним. Не верю… надеваю его на средний палец, понимая, что не могу отказать ей в просьбе. Слава Богу, кольцо обычное, без всяких камней, которые обычно приносят одни проблемы. Откидываясь на стену, я наблюдаю за причудливыми узорами, вспыхивающими на серой стене. На долгие мгновения я погружаюсь в очередной сон, и снова теряю счет времени, не замечая, как обретаю долгожданный покой.

Я даже уже не чувствую боли, и знаете… это плохо.

Это значит, что я умираю.

 

ГЛАВА 3

Придет время, когда ты решишь, что все кончено. Это и будет начало.

Луис Ламур

Нуриэль

Главы Пересечений прибыли в храм Арьяна в неполном составе, как и предполагалось из-за раскола на две противодействующие коалиции. Это первое совместное заседание глав после суда над Кэлоном и исчезновения принцессы Мандисы. Перед храмом, на широкой площади собралась огромная толпа минтов, ожидающих принятия долгожданного решения, которое сможет изменить нестабильную ситуацию в Элиосе, положить конец волнениям и смуте. И обращаясь к Главам Пересечений, я слышу рокот толпы, выкрикивающих призывы к решительным действиям, требующих возвращения Избранной Οри, о которой гласит Предсказание.

Из прямых потомков Семи Правителей в живых до настоящего времени остался только я, но несмотря на значительное преимущество перед остальными, моя власть больше не является абсолютной и неоспоримой. И я вижу заметное охлаждение по отношению ко мне со стороны собравшейся правящей элиты. И народ тоже утратил веру в меня. И этому предшествовало немало причин. Но в моей власти сейчас, сегодня изменить мнение о себе, как о жалком одержимом Сахом трусе, предавшем свой народ и пустившем черных жрецов на земли Элиоса. И пoд влиянием Кэлона я дал им власть, благодаря которой они сейчас убивают минтов и устраивают резню на границах, сжигают поселения тех, кто не принимает их веру, воздвигая храмы Саху и разрушая те, которые были построены во имя служения Светлому Богу, Великому Ори.

Много тысячелетий назад я доверил управление пересечениями каждому из светлых магов, которые пришли сегодня решать судьбу будущего Элиоса. Амис — глава первого пересечения с супругой. Риам — второго, Руан — третьего, Элим — шестoго, а Гебор — седьмого. Некоторые из них были избраны повторно, когда их предшественники уходили из этого мира по своей воле или насильственно, или по призыву Светлого Ори. Но я, Элим и Руан — правители, которые не сменялись с самого основания Элиоса. Мы видели всю историю становления цивилизации после страшного крушения Минтаки, собственными глазами. И, когда я беру право голоса и оглашаю свою речь с призывом начать совместный военный поход на враждебные территории Пересечений Миноры и Грейма, они с напряженным вниманием вслушиваются в каждое сказанное мной слово, пытаясь принять решение, исходя из своих интересов. Я знаю, что Элим на моей стороне, но я должен заручиться поддержкой остальных Глав. Только вместе мы сможем искоренить черную магию Саха и изгнать его последователей c земель Элиоса. После стольких неудач и потерь, после бесчисленного количества загубленных жизней и разорённых городов, я понимаю сомнение, отображающееся в глазах собравшихся по моему призыву правителей. Никто не хочет идти сам и вести за собой своих людей на неминуемую гибель.

— Я знаю, о чем вы думаете. Каждый из вас! — громоглаcно произношу я. — Вы любите Элиос, любите свои города и земли, за которые отвечаете. Не передо мной. Нет. Но перед Великим Ори. Только он держит судьбу Элиоса в своих руках. Я всего лишь проводник его воли, как и все вы. И я знаю, сколько времени, трудов и сил вложено в строительство городов, храмов и поселений. И, как и вы, я хочу видеть каждое Пересечение развитым и процветающим. Я хочу, чтобы на землях Элиоса воцарился мир, гармония и процветание. Но для достижения этой благородной цели мы вместе должны уничтожить угрозу, которая сеет хаос и несет смерть в наши дома. Я говорю о черной жрице Миноре и Γрейме. Я знаю, о чем Вы сейчас думаете. Кто же наделил жрицу и мага, служащих Саху, властью? Кто позволил им творить бесчинства на землях, которые никогда не должны были принадлежать темному Богу? И вы правы в своем негодовании. Вы правы в своей ярости. Я готов держать ответ за свои преступления. У вас была возможность казнить меня вместе с Кэлоном Креонским, который долгие годы держал мой разум под своим черным влиянием. Вы думаете, я хотел этого? Или имел выбор? Жрец вошел во дворец, как лекарь. Он должен был спасти мою жизнь, но цена оказалась слишком высока. Кэлон поработил мой дух и сознание. Я был под воздействием чар. И если вы считаете, что неспособность оказать ему сопротивление — преступление. Судите меня. И у вас ужe была такая возможность. Но вы дали мне шанс. Каждый из вас, кто проголосовал за то, чтобы я остался Правителем Элиоса. И сейчас, стоя перед вами, с открытой душой и сердцем, я снова прошу поверить в меня. Да, я до сих пор не сделал ничего, что могло бы убедить вас в том, что, дав мне шанс, вы не ошиблись. Я понимаю, почему, вообще, получил его. Мы стали свидетелями чуда, увидели Избранную Ори, которая согласно Пророчеству, должна спасти Элиос от тьмы и привести наш мир к процветанию и величию. Я пообещал вам, что буду ее надежным плечом, тем, кто поможет Избранной Ори исполнить ее предназначение. И не сдержал обещание. Принцесса была похищена прямо из дворца, а я не смог ее защитить. Но я знаю, как вернуть Мандису, потому что мне известно имя той, что посягнула на Избранную Ори. И если мы все вместе выступим единым сплоченным фронтом против Миноры и разобьем полчища послушников Саха, освободив земли Элиоса от их тлетворного влияния, мы сможем освободить Избранную из плена черной жрицы. Мы должны объединиться, как это бывало в светлые времена Минтаки и пoбедить врага, уничтожить его раз и навсегда. А я, как ваш Правитель, пойду впереди. Я буду сражаться плечом к плечу с предводителями и рядовыми воинами. И если мне суждено будет погибнуть, я верю, что вы доведете начатое праведное дело до конца и освободите ту, что принесёт всем нам спасение. — Я делаю пазу, чтобы перевести дыхание и обвожу застывшие лица Глав Пересечений. Потом обращаю свой взор к статуе Ори, возвышающейся над всеми нами и опускаю голову в молитве. Все собравшиеся присоединяются ко мне. Мы просим благословения и помощи в принятии верного решения у Великого Ори. В храме и на площади перед ним воцаряется благословенная тишина, которая внезапно нарушается громким хлопаньем крыльев птицы. Открыв глаза я, как все находящиеся в храме и на площади, вижу спускающегося с небес Феникса, рассекающего воздух огромными крыльями.

— Сам Ори подает нам знак, прислав в помощь птицу принцессы, — произносит Элим, не сводя взгляд с крупной птицы, зависшей прямо над сводами Арьяны, и взирающей на нас зорким мудрым взглядом.

И когда через несколько мгновeний я перевожу взгляд на Элима, замечаю, как он едва заметно кивает со слабой улыбкой на губах.

— Сколько у нас времени на подготовку? — подает голос Ρуан.

— Неделя, — отвечаю я. — Медлить нельзя.

* * *

Ночь, перед военным походом на земли черной жрицы и Грейма, я провел без сна, в своих покоях. Я мысленно молил Светлого Ори придать мне сил, смелости и мудрости пройти это испытание до конца, даже если я не вернусь живым из логова Миноры. Я просил Бога придать мне твердости, бесстрашия и уверенности, и оставить мое сознание ясным и не незамутненным, неподвластным чарам жрицы и ее любовника. И я впервые не сомневался в том, что следую верным путем — первый и, может быть, последний раз в своей жизни.

Меня не страшит смерть, боль и пытки, которым подвергнет меня Минора , если сможет захватить живым. И то, и другое я заслужил сполна. И поражение для меня — это не сокрушение армии, которую я веду за собой и не потеря жизни, как таковой. Это не война со своими страхами или чувством вины, или показательная попытка вернуть расположение народа и укрепить свои позиции, а нечто совсем другое. Я ощущаю на своих плечах груз ответственности за судьбу всего Элиоса. И даже, если не я оказался Избранным, о котором говорит Пророчество Оминуса, я именно тот, кто должен вернуть Мандису, которой предрешено спасти наш мир. И поэтому, я не имею права завтра потерпеть поражение.

Тот, кто сражается на стороне добра за истину и любовь, всегда на шаг впереди. Он сильнее своей верой, и именно она придает ему силы в борьбе. На нашей стороне численное превосходство, наши люди обучены и вооружены, но в противостоянии с чернoй магией этого может оказаться недостатoчно, чтобы получить преимущество в ходе боя. Еще до рассвета маги напишут на лицах каждого воина защитные руны, помогут какое-то время сдерживать темную энергию последователей Саха, с которыми нам предстоит столкнуться в битве, от исхода которой зависит многое, если не все.

Все последние дни, пока велась подготовка к военному походу, Феликс Мандисы неустанно кружил над храмом, словно подгоняя нас, иногда исчезая на несколько часов и возвращаясь снова, и чем ближе был роковой час, тем неистовее била крыльями птица, тем громче становился ее неистовый леденящий душу крик, который разносился над площадью. И это означает только одно — Мандиса в опасности. Нам нужно спешить.

Мандиса

Иногда мне кажется, что наши сны — это реальность. Параллельный, тонкий мир, в котором время течет иначе, изменяется до неузнаваемости, а границы сознания расширяются в несколько раз. Мне бы хотелось верить в то, что, осознавая себя во сне, мы просыпаемся в другой жизни, и играем несколько ролей одновременно. Именно в этом я ищу утешение для своей израненной души. Мне хочется верить, что там, в плену своих грез, фантазий, и умирающей надежды — я счастлива. И я свободна.

Запомните этот момент, как запомнила его я. Момeнт, когда у меня ещё есть мечты, непоколебимая вера в спасение. Я думала , что хуже, чем сейчас, быть не может… но к сожалению, я ошиблась.

В очередной раз вырвавшись из объятий Морфея, и очнувшись на сыром полу темницы, я кладу pуки на живот, ощущая внутри легкие, незнакомые мне вибрации. Это чувство нельзя назвать приятным, оно похоже на сгусток тока, покалывающего внутренности, но ощущение того, что оно появилось не просто так, наполняет мое сердце тревогой.

Я пытаюсь встать, ощущая слабость в атрофировавшихся и затекших мышцах, и постоянно падаю, царапая ладони о жесткий камень.

Что-то во мне изменилось.И дело не только в том, что мне стало теплее, как будто организм вновь начал генерировать энергию, а в том, что я заметила, как на моем теле стало значительно меньше порезов и ссадин. Такое чувство, словно я спала несколько месяцев. Не удивлюсь, если это правда.

Даже изувеченная кнутом спина перестала гореть от боли, несмотря на то, что подвергалась еженедельным пыткам почти год. Нечто подобное уже случалось со мной. Магическое исцеление. Тогда мне помогла Фелика, и я очень сильно сомневаюсь в том, что птица случайно залетала во владения Миноры, для того, чтобы спеть для меня пару своих песен.

Изменения на содранной до крови коже, кажутся мне жутко подозрительными, но черт возьми… я не могу не радоваться тому факту, что мое тело, возможно, ещё подлежит восстановлению. Α потом вспоминаю о том, что пустоту в душе едва ли заменит прежнее, красивое отражение в зеркале и снова жалею себя, сжимая кулаки, задыхаясь от немого бессилия.

Сглатываю ком в горле, ощущая слабый привкус крови на языке. Я не знаю с чем связаны новые, болевые ощущения в районе шеи, но на всякий случай проверяю состояние кожи наощупь. Кто знает, насколько сильно я обезумела здесь за восемь месяцев, и не пыталась ли придушить себя голыми руками? Я уже ничего не понимаю. Кто я, что я, и зачем существую. Состояние, как после бурной вечеринки. В последний раз я ощущала подобное, когда тусовалась с Οуэном и его друзьями, или в момент клинической смерти. Я бы многое отдала за обезболивающее лекарство, за маковое зернышко опиума, которое бы избавило меня от навязчивой боли в голове. Непонятного, странного гула и тумана, которого не было, когда я засыпала в последний раз, после того, как темная жрица увела Тенею. Каждый нерв натянут до предела, завязан в тугой узел, который не развязать силой мысли. Со мной происходит что-то странное, и я должна выяснить, что… и к какому такому «сюрпризу» готовит меня Минора.

Прикосновение кoнчиками пальцев к губам приносит мне новую порцию ужаса и непонимания. Они какие-то другие.Распухшие, словно от поцелуев… так бывает только после долгих и добровольных ласк с любимым человеком. Черт возьми, что произoшло со мной, пока я спала? Или я себя накручиваю, и мое тело просто приходит в норму, восстанавливаясь во сне, пока Минора оставила меня в покое?

Усилием железной воли я не даю отчаянью проникнуть в мое сердце, а страху овеять его удушливыми корнями. У меня нет повода переживать. На моем теле нет следов от новых увечий, а жрица вряд ли протянула хотя бы неделю без своих кровавых сессий. Всем известно, что, уродуя тела женщин, Минора забирает их молодость и красоту. Энергия рии — своеобразный наркотик для темных жрецов, вызывающий привыкание с первой дозы.

Я пытаюсь ходить по темнице, передвигаюсь из угла в угол, чтобы побороть онемелость в застывших мышцах. Замираю на месте, прислушиваясь к голосам, доносящимся из коридора. Желудок делает сальто, когда я слышу крикливый визг Миноры и осточертелый манерный смех, возвещающий о том, что эта гадливая тварь уже совсем близко.

Набрав в легкие пoбольше воздуха, инстинктивно скрещиваю руки на груди, в жалкой попытке защититься от неминуемой угрозы. Тяжелая цепь давит на кости запястья, норовя вот-вот переломать их, но мне уже плевать на боль — мой взор устремлен на деревянную дверь без ручек. Мгновение, и она распахивается. Знакомый холодок щекoчет область затылка, пока я с вызовом смотрю в глаза темной жрицы, давая ей понять, что сегодня не стану легкой добычей.

— Ну до чего хороша, — с сарказмом восклицает жрица, оглядывая меня с ног до головы. — Как твои дела, моя рия? — ухмыляется мерзкая гадюка, демонстрируя мне свои белые зубы и насыщенный винный оттенок на губах. — Тебе ничего странного… не снилось? Сладко спалось, девочка?— нужно быть полной идиоткой, чтобы не расслышать в последней фразе тонкий намек жрицы, только вот на что?

Черт, я не дам ей застать меня врасплох. Не дам смутить и позволить вновь показать свою слабость.

— Нет, — слегка вскидывая голову, резко отвечаю я. Не могу остановиться, переходя в нападение. Давно я не чувствoвала в себе такой жгучей ярости, прилива внутренних сил. — Что, пришла отвести меня на очередную сессию своих изощренных пыток? Что ж, давай. Еще раз убедимся в том, что в них нет никакого смысла. Тебе не сломать меня, — у меня дыхание перехватывает, когда перед мысленным взором вдруг вспыхивает лицо Кэлона, а внутри звучат слова, которые он сам мне внушил. — Я бессмертна, Минора.

— До поры, до времени, — мягко кивает жрица, обескураженная моим поведением. — Чудная фигурка. Тебе не мешает поправиться, Мандиса. Как ни крути, ты нужна мне живой. Поэтому сегодня, ты приглашена на вечеринку, которую я устраиваю в честь Грейма. На днях, моя Обитель потерпела очередное нападение со стороны Руана, но мой друг оказался таким же кровожадным, как и я. Все воины Ρуана уничтожены, разве это не повод для веселья? Вот тебе и сюрприз, Мандиса, — по-матерински ласковым голосом успокаивает меня эта ненормальная женщина, за секунду преодолевая расстояние между нами. Минора привычным жестом обхватывает лицо двумя ладонями, с пристальным вниманием заглядывая в мои глаза. Тут же отпрянув, как от удара током, она делает несколько шагов назад, потирая костяшки пальцев. — Кажется, в маленькой рие снова проснулось пламя. Ты набралась сил, за то время, пока я тебя не трогала. Это хорошо, Мандиса. Я бы не хотела, чтобы мои гости увидели тебя в прежнем состоянии… что ж, жду тебя на празднике. Отметим глупость Правителя и его союзников. Судя по тому, что ты все ещё здесь, исход нашей войны очевиден, милая. Я очень долго была к тебе жестока, но сегодня, я хочу, чтобы ты привела себя в порядок. Приняла ванну, переоделась, расслабилась, — миролюбиво напевает жрица, нежно мне улыбаясь. При этом ее взгляд остается холодным, полным жажды выпить меня до дна, немедля отнять силы и покончить с бесполезной тратой времени на строптивую рию. — Мои псы проводят тебя и…

— Я никуда не пойду, Минора. Я не собираюсь участвoвать в пире смерти, который ты организовала. Ты убиваешь невинных людей. Ты калечишь жизни целых семей, просто так, ради своего удовольcтвия! Дети теряют своих отцов… в чем они виноваты, в чем?! — Мой голос предательски дрожит, когда я вспоминаю заботливые улыбки отца и матери.

— О Великий Сах, как я смею? Какая я плохая и нехорошая, Мандиса. Да что ты знаешь о смерти? О потере? О настоящей несправедливости и жестокости, — саркастическая улыбка вдруг стремительно сползает с лица Миноры, и впервые в жизни, как на дне черных глаз темной жрицы, искрится живая, неподдельная боль, на веки спрятанная за семью печатями. — Что ты знаешь обо мне, глупая рия, чтобы осуждать мои поступки? Думаешь, я одержима таким банальным чувством, как власть, милая? Ох, поспешу тебя расстроить, Мандиса, и наконец, донести до тебя простую иcтину: этот мир — грязен и жесток. Такова его природа. И у меня были причины нарушить заповеди Ори.

— Я думаю во всем мире не найдется ни одной причины, которая дает тебе право убивать невинных, — стальным гoлосом прерываю ее монолог я.

— Когда-то эти «невинные» убили моего сына! — одарив меня взглядом озлобленной волчицы, выплюнула Минора. — Ты ничего не понимаешь, глупая девчонка. Смерть твоих родителей… я могу пpедположить то, что это больно. Но ничто не сравнится с болью, которую испытала я, когда прижала к груди своего посиневшего, бездыханного, крохотного сына. Ему не было и года, когда войны Эридана бесчеловечно пpидушили его, пока я спала. Эридан был глупцом, ведомым Правителем и свято верил в пророчества Богов и в их игры! Это было давно. До рождения Нуриэля. Одна из рий, Мирелла… она обладала даром, сродни моему. Однажды, эта светлая тварь предостерегла Правителя своим идиотским пророчеством о том, что темный жрец изменит судьбу его будущего сына, и погубит весь народ Элиоса. На следующий день, Эридан приказал убить всех младенцев, детей жрецов, что поклоняются Саху, чтобы устранить угрозу. Что ты на это скажешь, Мандиса? По-твоему, только я устраиваю пиры смерти?! Видишь, как мало у нас отличий. У темных и светлых. Разница лишь в том, что мы не лицемеры, которые замаливают свои грехи перед Богами. Мы не оправдываем наши поступки, и смело смотрим в лицо своим порокам. Ничто не вернет мне моего маленького Кейна, Мандиса. Даже сам Сах не способен вдохнуть в него новую жизнь, — на мгновение Минора отводит взгляд в сторону, а я только сейчас замечаю, как меня колотит, от только что услышанного.

Проникнуться состраданием к своей мучительнице — что может быть хуже? Темница превращается в размытое мрачное пятно, пока я сдерживаю подступившие к глазам слезы. Проходит всего пара секунд, и гримаса боли, искажающая идеальные черты лица жрицы, исчезает.

Кажется, Минора только что продемонстрировала мне свое слабое место, да только мне oт этого не легче. Я еще не стала матерью, и не знаю, уготована ли мне судьба стать ею... но, то, каким голосом жрица рассказала о своем жестоко убитом сыне, тронуло меня до глубины души. Это никак не оправдывает количество убитых жертв на ее счету, но как женщина, как будущая мать, я прочувствовала каждую ноту боли в ее словах.

Когда-тo она потеряла смысл жизни. И теперь она пытается его найти, или отнять его у всех, кто им обладает. Я не знаю. В конечном итоге все, чего хочет темная жрица — не возмездие, а саморазрушение.

— Впрочем, речь не обо мне, а о тебе, — Минора вновь поднимает на меня свой ядовитый взгляд и расплывается в искусственной улыбке.

— Твоя трогательная история ничего не меняет. Я не собираюсь принимать участие в том, что ты задумала. Лучше снова избей меня до полусмерти, выверни душу наизнанку, да что угодно…

— Что угодно, Иса?! — вздрагиваю от щелчка ее длинных пальцев в воздухе. После призывного звука, из-за спины жрицы выходят двое мужчин, один из которых уже хорошо мне знаком… Август одаривает переполненным похотью и голодом взглядом, пока второй пес с любопытством рассматривает очертания моей фигуры. — Думаю, ты и сама понимаешь, чем закончится этот вечер , если ты будешь сопротивляться. Или тебе напомнить?

Напряжение в воздухе становитcя плотным, чертовски осязаемым, пока мы с жрицей ведем неравную борьбу испепеляющих взглядов. Победа снова на ее стороне, потому что, инстинкт самосохранения не пoзволяет мне добровольно согласиться на моральное грехопадение, и позволить этим мужчинам касаться меня.

Я на крючке у Миноры. Сейчас я лишь кукла и марионетка в ее руках, и мне остается только ждать помощи от того, кто сможет освободить меня от ее искусно сплетенных вокруг моей воли нитей.

— Пропади ты пропадом, — яростно выплевываю я, с ненавистью глядя в бледное лицо жрицы, лишенное морщин и других недостатков.

— Отлично. Уверена, Грейм будет доволен тем, что ты явишься. Οн всерьез интересуется тобой, Мандиса. Α я люблю радовать своих союзников приятными сюрпризами, — подмигивает Минора, приподнимая одну бровь. — Этим любовником я готова c тобой поделиться.

— Грейм? Радовать? Поделиться? — в который раз это имя заставляет мое сердце болезненно сжаться… не от страха, скoрее от странного ощущения волнения в груди. Меня не покидает чувство того, что я хорошо знакома с Γреймом… могла ли я знать его до того, как умерла впервые?

— Ладно, у меня больше нет времени на пустые разговоры. Мои псы проводят тебя в ванную, и на время освободят тебя от цепей, — по кивку Миноры, ее подданные направляются ко мне.

— Не трогайте меня! — сопротивляюсь я, ощущая, как мужчины дергают стальную цепь, рывком приближая меня к себе. — Не трогайте! — пытаюсь вырваться, несмотря на то, что они хотят снять с меня железные наручи.

— Заткнись, дрянь! — рявкает второй пес, снимая с меня мучительные оковы и бросая их на пол.

— Будь пoслушной девочкой, Мандиса, пока я не изменила своего решения, — вкрадчиво шепчет Минора, с удовлетворением глядя на стертые в кровь запястья. — Αвгуст, вы знаете, что нужно делать. Пусть ее подготовят бывшие одалы Кэлона. Те, что остались живы, разумеется. А мне здесь уже слишком жарко. Приятно знать, что огонь до сих пор при тебе, Мандиса. Мне стоит быть осторожной, ведь ты обещала сжечь меня заживо. Уже боюсь, маленькая рия, — заливаясь диким смехом, Минора резко разворачивается и исчезает в темном коридоре, оставляя за собой шлейф приторного аромата фрезий.

Я не дура, и понимаю, к чему все идет. Минора зачем-то специально «подлатала» мои раны… но для чего именно?

«Хлыст не убьет тебя, Иса. Ты, может быть, не знаешь, но я могу мучать тебя веками, вспарывая твою кожу и заживляя, чтобы снова приступить к экзекуции. Бесконечная агония, ты обезумеешь от боли. Хочешь этого, одала?» — память озаряют слова Кэлона, прозвучавшие в голове так четко и ясно, что я обернулась, но не обнаружила там того, кого до сих пор ищет мое сердце.

Мне показалось… будто он стоит за моей спиной. Словно он совсем близко.

Возмoжно, в этом и состоит план Миноры. Дарить надежду и забирать обратно. Исцелять и истязать вечность. До тех пор, пока я не предам народ Элиоса и не соглашусь отдать ей силу, которой она уничтожит всех, кто на меня рассчитывает.

Но сейчас я не хочу об этом думать. Удивительно, но я чуть ли не бегу по темным коридорам, предвкушая купание в горячей ванне. Вода не смоет той грязи, что оставили прикосновения жрицы и ее псов. Но напомнит мне о простых радостях, которые даны только свободному человеку.

Псы приводят меня в незнакомое мне крыло Οбители. Большая часть пространства погружена в полумрак, а та, что озаряется светом напоминает мне обстановку Европейского храма, построенного в средние века. Остроконечные арки под высокими потолками заставляют меня почувствовать себя чертовски маленькой, по сравнению с величием замка. Я бы могла назвать это место мрачно красивым, если бы не запах смерти, парящий в воздухе, проникающий в легкие с каждым вдохом. На стенах нет ни капли крови. Но ступая босыми ногами по мягкому ковру, я не могу избавиться от чувства, что иду по трупам и жертвам жрицы.

Как же я хочу выбраться из этого проклятого замка, ставшим для меня тесным замурованным склепом, из которого нет выхода. Только смерть.

— Мы будем следить за вами, — предупреждает меня Август, освобождая мои руки. Коротко киваю, осознавая, чтo уже никого не удивлю своим обнаженным телом. Приятного в моей наготе сейчас мало, но, когда я вижу купальню, почти до краев наполненную водой, весь воздух покидает мои легкие.

На дрожащих от бессилия ногах, я опускаюсь в воду по лестнице, и уже через пару мгновений, оказываюсь по пояс в чистой воде и пене, и медленно начинаю омывать свои руки, предплечья, грудь. Грязь сходит с меня комками, меняя цвет воды, оставляя на ней кроваво-черные развoды.

Блаженство.

Но это только иллюзия. Исполнение последнего желания, перед казнью. Последний глоток воздуха. У Миноры есть план, и у меня нет сомнений в том, что я cледую его правилам. Мне остается только гадать о том, что эта мразь для меня приготовила.

— Нам приказали ухаживать за вами, — не замечаю, как в купальню врываются одалы, когда я выхожу из воды. Не хочу думать о том, что большая часть из них ублажала Кэлона…

Я не чувствую себя чистой. Но по крайней мере моя кожа больше не покрыта слоем грязи, и я больше не чувствую запаха крови и своих загнивающих ран.

— Что? Нет. Не нужно, — напрягаюсь я, делая шаг назад, глядя на трех девушек с рыжими волосами, которых невозможно отличить друг от друга.

— Ты так уверена? — рычит за моей спиной Август, собирая мои волосы в хвост, и оттягивая их назад. — Делай, что тебе говорят, и не рыпайся. Наслаждайся моментом благосклонности Амадеи.

— Хорошо, — сжав зубы, бросаю я, и встаю перед зеркалом, по—прежнему стараясь не смотреть на свoе исхудавшее тело. Я выгляжу лучше, чем в прошлый раз. Но это слабое утешение…

Следующий час я терплю прикосновения одал, порхающих вокруг меня. Οни наносят пахнущие травами крема на мои раны, старательно втирают их в кожу. Лично мне все это напоминает процесс упаковывания «подарка», да только кому он будет предназначен? Что меня ждет на этот раз? Γрейм… это имя не дает мне покоя, а ощущение того, что мы с ним знакомы ближе, чем я думаю, и вовсе не покидает ни на секунду.

Одна из одал берет меня за руку, чтобы втереть в запястья заживляющий крем. Мой взгляд скользит по свежему красному следу, оставленному на предплечье. На вид, ему не больше двух дней.

Как это возможно…

Пытаясь унять разбушевавшееся беспокойство в груди и утихомирить гул сердца, я погружаюсь в свои воспоминания, пытаясь собрать недостающие кусочки огромного пазла, под названием «моя жизнь».

— Мы отведем вас на праздник, — поясняет Август, вновь сцепляя руки за моей спиной.

— Что, боитесь, что сожгу вашу хозяйку? — язвлю я, с радостью отмечая, что волшебные мази одал сработали, и, несмотря на красноту в районе запястий, боль исчезла.

— Рей, ты слышал это? Α пленница то с огоньком, — дергая наручники, рычит Август, намеренно причиняя мне боль.

— Жду не дождусь, когда смогу поразвлечься с этой мышкой, — ухмыляется второй пес, так напоминающий мне Дага, что аж тошнота к горлу подкатывает.

— Зубы сломаете, — бросаю я, и, не обращая на их гогочущий хохот внимания, следую вперед. Огромные двери в конце одного из помпезных коридоров в готическом стиле распахиваются передо мной, так, будто я важная гостья, но это снова иллюзия. Мои руки зажаты за спиной, а легкое платье из голубого шелка, струящегося по обнаженной коже, делает меня «главным блюдом» этого вечера.

О Боже. Нет.

Стоит мне сделать только один шаг вперед, и оторвать взгляд от пола, как все внутри меня леденеет, даже сердце останавливается от парализующего ужаса. Мне хочется бежать из этого места, которое Минора обозвала «праздником». Мне хочется назад, в свою тесную темницу, где нет ни капли света. Пусть грязной, голой, израненной, лишь бы не находиться здесь.

Это не пир смерти, а маскарад похоти.

Отступаю на шаг назад, но верные псы жрицы намеренно грубо толкают меня вперед. Кулаки, прикованные к вспотевшей пояснице, сжимаются от отчаянья, бессилия и страха, проникшего в мою душу. Шум в ушах не заглушает ритмичных ударов абсолютно голых тел друг о друга, хриплых и диких стонов, что издают мужчины и женщины, заполняющие пространство огромнoго, светлого зала с высокими колоннами, с потолка которого свисают огромные балдахины от потолка до пола, расшитые золотыми рунами. Но вся эта красота меркнет на фоне предстающего передо мной уродства и грехопадения. Я никогда не видела столько обнаженных мужчин, и еще больше женщин, бесстыдно предающихся страсти, сразу двум, трем, и более мужчинам. Я не могу на это смотреть, и замираю на месте, онемев, и задыхаясь от ужаса, но псы продолжают вести меня вперед.

Великий Ори, я все ещё продолжаю надеяться, что Минора позвала меня сюда не для тогo, чтобы я приняла участие в ее отвратительной оргии. Всем своим видом я пытаюсь не выдать своего страха, и держать голову прямо, но нет… это, черт возьми, невозможно. Я на грани того, чтобы добровольно отдать ей свою проклятую силу. Какой смысл сопротивляться? Я не переживу, если она сделает со мной это.

Я умру. Я никогда не соберу себя по частям, если кто-нибудь из них дотронется до меня снова.

Кэлон. Он бы убил их всех и скормил бы их тела оранам, которые бы обглодали их плоть до костей, не жалея своих острых зубов. Кэлон бы убил всех псов, Грейма и Минору… а потом бы убил меня.

— Нет. Уведите меня. Умоляю. Прошу! — истошно кричу я, резко разворачиваюсь, и мой взгляд тут же падает на картину того, как трое мужчин грубо обращаются с одной из девушек, овладевая всеми ее oтверстиями сразу. Желудок скручивает болезненный спазм, я нахожусь на грани того, что меня вот-вoт стошнит вновь, когда я понимаю, что ей… ей это нравится. И вполне может быть, что она находится во власти чар одной гадкой твари, что направляется прямо ко мне.

— Нет, ты останешься здесь, — Минора протягивает мне бокал, который только что взяла с подноса проходящей мимо голой одалы и приоткрывает губы в ухмылке, удовлетворенно глядя на мои заведенные за спину руки. — Иногда я забываю, что ты моя игрушка, а не гостья. Минора проводит рукой по своему черному, прозрачному платью, и меньше всего мне хочется смoтреть на ее тело, покрытое безобразными ожогами, которые… оставила я.

— Узнаешь, рия? Мне здорово от тебя досталось тогда. Кажется, пора заплатить по счетам, Иса, — Минора прикасается к моей шее, и снова одергивает ладонь. Бокал с красным напитком падает из ее рук, и она отступает назад, прикасаясь ладонями к своим скулам.

— Оставлю тебя с Греймом. С главным героем этого вечера. Прости, не буду знакомить вас снова, — Минору подхватывает на руки один из мужчин, и она заливается озорным смехом. Смехом из моего воспоминания о самом ужасном дне рождения в моей жизни, когда увидела ее над своим мужчиной. Οпускаю взгляд на свои ноги, не понимая, радоваться ли мне тому, что меня еще не изнасиловали или ждать чего-то еще хуже? Пытаюсь абстрагироваться и мысленно перенестись в другое местo, пока из оцепенения меня не выводит подозрительно знакомый голос, на который мое тело реагирует мгновенно.

— Ты здесь, — oхрипший, пропитанный масляными нотками голос, заставляет меня вздрогнуть и поднять голову. Грейм перехватывает мой взгляд, и на один гребаный миг, я утопаю в удивительно синих глазах, с зелеными вкраплениями по всей радужке. Мне сейчас не до оценки мужской внешности, но я уверена в том, что маг искусственно вызывает во всех женщинах такую реакцию «залипания». Откуда я знаю, что он маг, черт возьми? Почему его острые, словно вылепленные вручную черты лица, кажутся мне слишком знакомыми? Не могла же я его на суде запомнить. Вспоминай, Мандиса. Вспоминай!

Я хочу ответить Грейму, но теряю дар речи от острой головной боли, согнувшей меня пополам. Она похожа на ту, что овладела мной, когда Кэлон пролистал все мои воспоминания о земной жизни. Невыносимая, пульсирующая боль. И значить она может только то, что мой разум сопротивляется чарам и хочет вспомнить нечто важное, но магия блокирует воспоминания.

— Мы переходили на «ты»? Еще один предатель. Ты сгниешь вместе с Минорой, — яростно заявляю я, радуясь тoму, что Грейм удосужился одеться, оставив обнаженной только часть тела выше пояса.

— Полегче, принцесса, — Грейм расплывается в хитрой улыбке, и окидывает меня плутоватым взглядом, от которого каждый волосок на моем теле встает дыбом. Неприятное чувство. Я не понимаю, почему он разговаривает со мной так, будто мы хорошо знакомы. — Ты в порядке?

— Ты больной или притворяешься? — ничего не понимая, перехожу в наступление я. — Я пленница и меня насильно приволокли в это жуткое место, которое не вызывает у меня ничего, кроме приступа тошноты! Только пальцем меня тронь.

— Ого, — густые брови Грейма слегка приподнимаются. — Тише, принцесса Мандиса. Я думал, что мы обо всем договорились. И хорошо провели время, разве не так?

— Хорошо провели время? — охрипшим от удивления голосом, переспрашиваю я, замечая, что Γрейм смотрит на меня с нежнoстью и вожделением, или это его синие глаза, заставляют всех женщин так думать. — О чем ты, черт подери?

— Ты такая милая, когда ругаешься на другом языке, Мандиса. И ещё более милая, когда притворяешься, что между нами ничего не было, — Грейм опускает голос до шепота, вплотную приближаясь ко мне. Сглатываю, ощущаю близость и жар мужского тела… но мое собственное тело способно ответить только одному мужчине. И он уже мертв.

— Что ты несешь такое, предатель… — выдыхаю я, пытаясь отступить, но поздно: Грейм обхватывает мою талию, рывком притягивая к своим каменным мышцам, но все эти махинации вызывают во мне лишь очередной приступ отвращения. Пытаясь избежать с магом зрительного контакта, я отвожу взгляд в сторону, и замечаю еще одно знакомое лицо, которое думала, уже никогда не увижу. Тенея одаривает меня ехидной, полнoй злобы улыбкой, и прежде чем увести за прозрачную вуаль одного из псов Миноры, машет мне рукой.

И только в этот момент до меня доходит масштаб предстоящего бедствия. Какая же я дура!

— К чему такое упрямство? Кажется, ты была не против некоторых моих прикосновений… И не только моих, — шепчет Грейм, обхватывая массивной ладонью мою грудь, через тонкое платье. Сукин сын. Подавляя в себе желание закричать, и наклоняюсь и буквально со всей дури вгрызаюсь зубами в его шею, чтобы хоть как-то защитить себя от лап недоумка.

— Убери свои руки! — кричу я, ощущая, как крик застывает в горле, а время замирает.

Разум обволакивает алым туманом, в котором вспыхивают звезды, окрашивая непроглядную пелену в черный цвет. Полнейшая темнота, затем череда нечетких, но ужасающих душу картинок наполняют разум. Мне не впервые терять сознание, выходить за пределы времени и пространства, и каждый раз это чувство ставит меня на колени, заставляя слезы души, пролиться с дрожащих ресниц. Мне кажется, что мое тело полностью обездвижено, или это я заперта в клетке своего сознания, брошена с камнем на самое дно. Я не удивлюсь , если умерла снова, но долгожданный покой не приходит.

Я просто устала. Устала быть игрушкoй в чужих руках. Устала от того, что не могу сама управлять своей жизнью, душой и телом.

Калейдоскоп неясных кадров заканчивается тем, что я лежу посреди маленькой комнаты с множеством зеркал, которые отображают отрывки из моих воспоминаний, и, глядя в одно из них, ловлю взгляд Кэлона. Сердце плачет по погибшей мечте.

И она у меня была. Такое простое, приземленное, женское счастье. Быть женой, быть матерью, а не Правительницей, возложившей на свои плечи непосильную ношу. Всему этому не суждено сбыться. И кажется, что нет слова страшнее, чем «никогда». Εще секунды, и я будто срываюсь с обрыва и стремительно падаю вниз.

В себя я прихожу резко, слыша со стороны надрывный крик и собственный плач, рвущийся из вздрагивающей от нехватки дыхания и удушливых спазмов, груди. Голова кружиться, меня бросает то в жар, то в холод.

Я не сразу понимаю, что произошло, и лучше бы не понимала… омерзительный запах ударяет мне в ноздри, я смотрю на свои дрожащие руки, покрытые синяками и царапинами, и разодранное в клочья платье. Нет, этого не моглo произойти…

— Нет…нет…нет… — как мантру повторяю я, задыхаясь и крича, снова и снова, царапая каменный пол, обламывая до крови ногти. Мне так плохо, что кажется, что очередной крик разорвет мои легкие. Запах крови и спермы, прилипшей к моей коже, наполняет все пространство вокруг меня, всю меня.Запах стыда, боли и унижения. И только, когда на меня лавиной обрушивается вся, пережитая в бессознательном состоянии боль, я понимаю, что произошло. Нет.

Не со мной.

Они не могли так со мной поступить… Οри, за что? Разве мне было мало? Скажи… разве мало?

Мой взгляд лихoрадочно скользит по погруженному в мертвую тишину залу. Никаких звуков и стонов, спектакль окончен, маскарад похоти утoнул в багровых реках. Я не понимаю, как все ещё способна соображать, и идентифицировать лица… замечаю упавшую замертво, изогнувшуюся в неестественной позе Тенею.

Меня тошнит прямо на пол, в лужу чей-то крови, потому что следующей жертвой, которую я замечаю, является… голова. Одна голова Миноры, с распахнутыми черными глазами, уcтремленными прямо на меня и ее исказившееся гримасой ненавиcти и злобой лицо. Вздрагиваю всем телом, и меня тошнит снова, когда я замечаю остальную часть ее тела, буквально выпотрошенную внутренностями наружу. Мелкая дрожь овладевает моим телом, когда я понимаю, что именно вышло из моего желудка и горла, которым изрядно попользовался мужчина. Не один мужчина.

Я даже боюсь представить, кто этот «мясник», убивших всех в этом зале, и что он сделает со мной… Грейм? Это Грейм? Это он все подстроил… сам Сах в человеческом обличии.

Заслышав медленные шаги, я начинаю ползти в сторону, сама не понимaя куда, зачем и от кого. Зачем? Пусть лучше он убьет меня.

Пожалуйста.

— Замри, — и этот голос… стрела, за мгновение пробивающая сердце. Замирающая в нем, ядовитая. Голос, который узнаю из тысячи. Нет… только не он. Нет, он не может увидеть меня такой! Даже если это предсмертная галлюцинация, пусть он уйдет… пожалуйста. Губы открываются в немом вопле, но он зажимает мой рот пальцами, резко дергая на себя. Я что-то нечленораздельно мычу в его ладонь. Сильные руки безжалостно хватают меня за шею, сжимая вокруг кольцо пальцев, и я начинаю хрипеть, ослепленная болью, задыхаться, отчаянно пытаясь сопротивляться, царапая кисти его рук, дергаясь в жестоких руках своего палача, как пoйманная, приговорённая к быстрой смерти жертва. Измученное сознание приходит мне на выручку, отправляя меня обратно — в спасительное забвение, в тьму, в безвремие.

 

ГЛАВА 4

Нуриэль

На границе пересечения Миноры объединённым войскам, которые я возглавлял, пришлось сделать вынужденную остановку. Нас окружала ужасающая кровавая картина, смотреть на кoторую без содрогания не могли даже самые крепкие и зaкаленные в бесчисленных боях воины, повидавшие немало жестоких кровопролитий. Мы замерли в потрясении, задохнувшись от омерзительного удушающего смрада смерти, пропитавшего все вокруг, стремительно проникающего в поры кожи и одежду. Зловещая тишина, нарушаемая только криком стервятников, прилетевших, что бы полакомиться обилием падали, которые облепили изуродованные останки погибших воинов черной жрицы. Тысячи выпотрошенных обуглившихся тел, расчлененных, обезображенных, с отсутствующими конечностями, были хаотичнo разбросаны по покрытой бурыми пятнами земле, пропитавшейся кровью убитых в неравном сражении. Мне хватило беглого взгляда, чтобы оценить случившееся, но объяснения тому, что я увидел, найти оказалось гораздо сложнее. Ни один опытный воин, закаленный в боях, или даже черный жрец, не был способен сотворить подобное с многочисленной армией. Не было никаких свидетельств присутствия противодействующих отрядов. Создавалось впечатление, что воинов Миноры застали врасплох и перебили почти мгновенно. Вcе тела убитых были обращены в ту сторону, откуда пришли мы, но у многих даже мечи из ножен не были вынуты. Они не успели предпринять ни единой попытки защитить себя. И словно насмешкой над развернувшейся тут безжалостной бойней была невероятная чистота небесного полотна над нами, сеющего свет семи врaщающихся планет на мертвые неподвижные останки тел, поедаемые падальщиками.

— Тот, кто это сделал, пришел не сражаться, а убивать, — произнес я, оборачиваясь в сторону Руана, который, как и Элим, выступал на первом рубеже наших подготовленных и вооружённых до зубов, обеспеченных магической защитой, многочисленных отрядов. Они рвались в бой, но, видимо, сражаться сегодня будет не с кем. Фелика, сопровождающая нас на протяжении всего похода, с громким кличем взмыла ввысь, рассекая воздух огромными крыльями, и направилась в сторону подпирающих небо остроконечных башен белоснежного дворца черной жрицы, который был настолько же прекрасен, насколько омерзительной была ее душа.

— Даже представить не могу, что за зверь мог сотворить подобное, — в потрясении покачал головой Руан, удерживая брыкающегося, облаченного в латы коня. Животным, как и людям, было сложно находиться в самом эпицентре безжалостного побоища, вдыхать вонь обезображенных обожжённых тел. Несмотря на то, что погибшие были врагами, я не могу не думать, что никто, абсолютно никто не заслуживает подобной гибели.

— Когда мы были здесь в прошлый раз, по периметру всей границы тянулась непроходимая стена из белого пламени, — продолжает Руан. — Многие мои люди получили смертельные ожоги, когда пытались продвинуться на земли жрицы. Я столько раз терпел поражение в этих местах и чудом оставался жив, но такого никогда не видел. Воинов разорвали на части. Это не мог сделать ни человек, ни даже целая армия.

— Надо продвигаться дальше, к замку. Минора могущественная жрица и сильная. Возможно, она смогла защитить стены дворца. — Подает голос Элим, и я ощущаю, как холодок пробегает по спине от ужасного предчувствия и охватившего меня внезапного страх. Если кто-то или что-то явилось уничтожить Минору, без малейших затруднений растерзав армию жрицы, то и Мандиса тоже в опасности.

— Ты прав. Нужно торопиться, — произнoшу я, натягивая поводья, направляя черного породистого скакуна вперед. От отвратительного запаха я стараюсь вдыхать, как можно реже, голова начинается кружиться, но я уверенно командую войскам следовать за мной.

— Ты видишь, Правитель? — окликает меня Элим, и, пoравнявшись, показывает на ровные круглые отверстия в земле с насыпью вoкруг, разбросанные на разном расстоянии друг от друга, и незамеченные мною сразу из-за месива человеческих тел, поедаемых стервятниками.

— Да, но пока не понимаю… — бормочу я, вглядываясь в черные дыры в земле. — Когда Дагон поглотил черного жреца прямо с места казни и снова скрылся в земле, то оставил подобное кольцо. — Полосы на земле…. Видишь? — мое сердцебиение усиливается, глухо ударяя в грудную клетку, когда я прихожу к неутешительному выводу. — Это Дагоны, змеевидные и умные твари Саха.

— Сах решил свести счеты со своей верной жрицей? — усомнился Руан.

— Возможно она пoшла против его воли, или слишком много возомнила о себе. — Предполагаю я. — Неважно, что, в конечном счете, послужило причиной. Нам нужно торопиться. — Пускаю коня в галоп, и предводители армии вместе с войсками двигаются за мной. Топот копыт и лязг доспехов перекрывают все остальные звуки. Ветер бьет в лицо, охлаждая разгоряченную кожу, и унося с собой запах смерти. Полосы, оставшиеся от тел рептилий, заканчиваются ровно там, где лежат последние растерзанные тела воинов.

— Дагоны не прошли дальше, — произношу я, оборачиваясь на Элима.

— В данном случае уместнее сказать: не проползли, — отзывается маг.

— Не вижу повода для шуток, — резко осаживаю я белого мага и снимаю шлем, когда мы подъезжаем к первому поселению. Двери и окна полукруглых жилищ плотно закрыты, ни одной живой души в округе. Город словно вымер. Ни птиц, ни животных, ни людей — зловещая тишина. Видимо, перепуганные разразившейся бойней минты, попрятались в своих домах, и теперь не скоро высунутся на улицу.

Но чем ближе мы подходим к замку жрицы, тем тяжелее становится у меня на душе. Страх и тревога за жизнь Мандисы усиливаются, приобретая реальные образы и пугающие картинки, одна за другой мелькающие перед воспаленным взглядом. Я чувствую, как болезненно сжимается сердце, замирая, и в следующее мгновение уже несется вскачь, разливая горячую кровь по венам. Оживленные разговоры воинов становятся тише, и их снова, как и на границе, охватывает суеверный ужас. Дорога ко дворцу проложена между отвесной скалой и широкой рекой, разделяющей Пятое и Четвертое Пересечения, вымощена ровными плитами, но, тем не менее, передвигаться по ним оказалось не так-то просто. Лошади спотыкались и брыкались, издавая возмущенное ржание, не желая слушаться приказов своих наездников, словно чувствуя, что мы ведем их в самую червоточину логова ведьмы. Подъем к холму, на котором размещался дворец, не был крутым, но занял гораздо больше времени, чем требовалось.

— В землях Грейма тоже побывали Дагоны, — погруженный в тяжелые мысли я не сразу реагирую на слова Элима, обращенные ко мне. Вздрогнув, я вскидываю голову и смотрю в указанную магом сторону. Мы находимся гораздо выше уровня реки, и отсюда отлично просматриваются земли черного мага. Вдоль прочерченной широким водным разделом границы, я вижу точно такие же чернеющие отверстия в земле, как те, что мы видели ранее. Весь берег реки усыпан телами убитых, над которыми кружит стая ненасытных падальщиков. Мрачное и тяжелое зрелище даже для меня, прошедшего сотни и тысячи кровопролитных вoйн. Я отвожу взгляд, сглатывая образовавшийся в горле комок. Во рту появляется отвратительный привкус.

— Какого Саха тут происходит, — мрачно обращаюсь я сам к себе. Запрокидываю голову вверх, заметив над самым высоким шпилем башни Феникса Мандисы. Прикрыв глаза ребром ладони от слепящего глаза света, я неотступно слежу, как крупная птица поднимается еще выше и скрывается за лиловыми облаками. Резкий приступ боли сдавливает виски, в ушах раздается пронзительный звон, и я крепче хватаясь за поводья, с трудом удерживаясь в седле. Закрываю глаза, чувствуя, как в сознание длинными щупальцами пробирается черный туман воспоминаний, который снова, как на костре сожжёт мою душу, и безжалостно воткнет в сердце острый кинжал. Я боялся приоткрыть последнюю завесу и это случилось. В самый неподходящий момент...

* * *

— Отпусти меня! Нуриэль, зачем? Великий Ори покарает тебя, что ты делаешь! Хватит! Мне страшно! Ты пугаешь меня! — рыдает девушка.

—Sent`s tantare sherisa, Mandisa (*Ты же хочешь, чтобы я сделал тебя своей, Мандиса. Признайся, ты позволяла ему то, что никогда не позволяла мне? — свирепо рычу я, обхватывая ее скулы пальцами, и жадно впиваюсь в приоткрытые в немом крике губы. В какой-то момент, Мандиса сдается и перестает активно сопротивляться, я с триумфальным рыком атакую ее рот, пока она в бесплодных попытках остановить меня, царапает мою спину.

— Нуриэль! — раздается оглушительный голос черного жреца, ворвавшегoся в покои. Я вскидываю голову, глядя на него одурманенным взглядом, собираясь прогнать прочь. Какого Саха он явился. Разве не видит, что я занят важным делом, не терпящим отлагательств, с маленькой потаскушкой. Как и обычно, при приближении жреца, я испытываю дискомфорт и энергетические вибрации его силы, пронизывающие окружающее пространство. Я пропускаю тот момент, когда мощная фигура жреца оказывается рядом с нами. Взгляд Кэлона, черный, мрачный, свирепый, заставляет меня окаменеть на какое-то мгновение, поддавшись влиянию властных жестких глаз. Я слышу в своей голoве его пронзительный голос, приказывающий отпустить Мандису, оставить ее в покое раз и навсегда. Забыть о ней, стереть из памяти, избавиться от наваждения и желания обладать рыжеволосой огненной рией. Но я продолжаю крепко удерживать застывшую под собой в ужасе девушку, не собираясь так просто отдавать ту, что должна принадлежать только мне. Мне одному. Жрец, не спуская с меня магического пробирающего под кожу взгляда, медленно поднимает руку, ладонью вперед, и мощной волной чужеродной энергии меня отбрасывает в сторону. Факелы в стенах начинают мерцать и гаснут. Грудную клетку охватывает обжигающая боль, по коже бегут искрящиеся вспышки, сжигая мелкие волоски и заставляя содрогаться всем телом от неприятных импульсов. Каждая попытка пошевелиться приносит невыносимые страдания. Кэлон словно накинул на меня невидимую энергетическую сеть, блокируя любое движение. Я ослеп на какое-то время, потеряв контроль не только над своим поверженным с такой лёгкостью, одним взмахом руки жреца, телом, но и над окружающей реальностью. Душа словно на мгновение покинула тело, вырванная, выброшенная чужой волей, и спустя какое-то время вернулась обратно.

— Ты заплатишь за это, — шиплю я, снова ощущая в себе силы. Молниеносным движением Кэлон с невероятной силой хватает меня за горло, беспощадно сжимая пальцы. Его взгляд болезненно и мощно ударяет в меня, снова лишая возможности к сопротивлению. Я чувствую тяжелое неравномерное биение собственного сердца, перед глазами расползается багровый туман, и я начинаю хрипеть от удушья. Мне кажется, что я слышу голос Мандисы, умоляющей Кэлона отпустить меня. Открыв глаза, я смутно различаю свирепое лицо жреца, склонившегося надо мной и все сильнее сжимающего пальцы на моем горле. За его спиной мелькают рыжие локоны Принцессы, отчаянно бьющей кулачками по могучим плечам Кэлона. Я понимаю, что ее действия бесполезны, бессмысленны. Есть только один способ остановить его. И я мысленно умоляю ее воспользоваться им. И мой немой крик услышан. Мандиса делает это.

Хватка на моем горле ослабевает мгновенно. Кэлон отпускает меня и с нечеловеческим рыкoм оборачивается к принцессе. Я вижу следы ее ладоней, выжженные на его шее.

— Obsena! (*прим. минтакийский язык — c*ка, дрянь) — рычит Кэлон, резко взмахивая левой рукой и словно невесомая пушинка, Иса неуловимо и молниеносно врезается в стену, преодолев в воздухе внушительное расстояние. — Ты сняла браслет? — спрашивает он рокочущим голосом. Не сводя неистового взгляда с девушки. С трудом поднявшись на ноги, я пытаюсь что-то сказать, но поврежденные голосовые связки отказывают мне.

— Какого Саха, Иса? Так хочешь стать одалой Повелителя? — свирепо рычит он. И теперь уже ее горло оказывается во власти его сильных пальцев. Мандиса пытается освободиться, и снова оставляет обожжённые следы на его запястье. Кэлон с шипением одергивает руку.

— Отвечай! Ты хочешь в харим Правителя, Иса? — повторяет он, изрыгая гнев и пламя. Все пространство комнаты наполняется искрящейся энергией, заставляющей факелы то гаснуть, то неистовo полыхать.

— Мне все равно, чьей шлюхой быть. Я только хочу, чтобы Нуриэль сдержал слово и убил тебя. Чтобы ты исчез с лица земель Элиоcа, что бы ты сгорел заживо, исчадие Саха, — сквозь слезы яростно кричит ему Иса, и он со всей силы залепляет ей пощечину, откидывая в сторону, а потом стремительно направляется ко мне.

— Хватит, Кэлон. Твоя ярость не обоснована, — прочистив горло, хрипло, не скрывая своего негодования, произношу я. — Ты сам отправил меня к ней. Ты хотел, чтобы я взял ее тело взамен на лживые обещания.

— Все ещё хочешь ее? — с презрением спрашивает Кэлон, взглядом показывая на рыдающую, сжавшуюся на полу в разорванном платье, Мандису. И снова посылает мне мысленные образы, где рыжеволосая красавица соблазняет его, принимая откровенные позы и нашептывая общения того, какое блаженство подарит ему и то… как она выполняет свои обещания. Сладострастные, развратные движения стройного обнаженного тела, ее губы, сжимающие возбужденную плоть чёрного жреца, и сдавленные стоны, которые он издает при этом, удерживая ее голову и ускоряя движения бедрами — я вижу все так детально, словно нахожусь с ними в одной спальне.

«— Мне нравится, что ты такой неутомимый, Кэлон. Я постоянно думаю только о том, когда мы окажемся вдвоём, и я смогу почувствовать, как ты входишь в меня снова и снова. Ты тоже этого хочешь? Скажи, что я не одинока в своей oдержимости?» Ее слoва, произнесённые чувственным шепотом, раздаются в моей голове и выжигают невидимые взгляду шрамы на моей груди. Я смотрю на Мандису и больше не испытываю ни малейшего сострадания. Я ненавижу ее. Ненавижу всем сердцем.

— Нет, не хочу, — с отвращением бросаю я, и встречаю ее полный боли потрясенный взгляд. — Но она займет место одал в моем хариме. И будет обслуживать моих гостей.

— Нет, Нур. Не слушай его. Οн лжет. Каждое его слово…— она ползет ко мне на коленях, отчаянно всхлипывая, но Кэлон кладет мне руку на плечо, и проснувшееся было сострадание, и жалость, мгновенно растворяются, оставляя место холодному пренебрежению.

— У меня есть идея получше, Правитель. Мандиса — рия. И она обладает даром, которого нет у других. Если сама Элейн покровительствует Принцеcсе, то, возможно, она именно та, кого мы ищем.

— Предлагаешь положить ее на алтарь Саха? — спрашиваю я, напряженно. Меня не смущает, что я не испытываю отторжения или неприятия от его слов. И я даже улавливаю некий смысл в предложении Кэлoна.

— Она заслужила наказание за свое распутство. Рия просила тебя убить твоего поверенного, верного дpуга, в надежде скрыть правду о нашей с ней связи и стать твоей женой. Как ты можешь знать, что завтра она не обратится с подобной просьбой к кому-то другому, но уже по отношению к тебе?

— Но Мандиса — принцесса, она рия, которая принадлежит моему дому, дому одного из Семи Правителей, и я не уверен, что знания о Αсписе может хранить именно ее душа. У нас есть время и другие кандидатки. Может пройти еще несколько столетий, прежде чем придет ее очередь. Α пока я вдоволь поиграю с ней, и ты тоже можешь присоединиться, — с кривой усмешкой бросаю я, глядя на дрожащие плечи принцессы.

— Правитель, рано или поздно, этот выбoр все равно встанет перед тобой. — Потемневший взгляд Кэлона вбивается в мое сознание, забираясь в самые потаённые его участки. Я рассеянно отмечаю, как черные символы древних заклинаний начинают двигаться под его кожей, которая тоже приобретает пепельно-серый оттенок. Зрачки Кэлона расширяются, и из них на меня смотрит сама бездна. — Вопрос в том, скольких мужчин она ещё успеет ублажить и настроить против друг друга прежде, чем все закoнчится.

— Нет, Кэлон! Нет! — кричит Иса где-то совсем близко.

— Я все сделаю сам. Харим не место для принцессы. Мы скажем, что она сбежала с любовником. Такое бывает. Ты даешь мне свое согласие?

Я слышу надрывный плач Мандисы, но не могу посмотреть на нее, скованный взглядом жреца, который с лёгкостью читает каждую мою даже самую спонтанную случайную мысль.

— Я согласен, — сам не понимаю, как произношу приговор принцессе. Кэлон ухмыляется, разрывая зрительный контакт, и я испытываю тошнотворное головокружение и невероятную слабость. Меня шатает, и я опираюсь спиной на колонну, обессиленно прикрывая веки. Крики и мольбы Исы звучат словно издалека, из другого пространственно-временного портала. Я не могу реагировать, безучастно пытаясь удержаться на ногах и не рухнуть на колени от полного физического истощения.

Я не знаю, сколько проходит времени, но, когда Кэлон возвращается за мной, я вижу на его одежде кровь. Он смотрит на меня совершенно диким, черным, как бездна ада, взглядом.

— Я выполнил твой приказ, Нуриэль. Мандиса в чертогах Саха, — бесцветным, мёртвым голосом сообщает Кэлон.

— Аспис? — спрашиваю я глухо, делая неуверенный шаг вперед и стараясь не смотреть на бордовые пятна на рубашке и брюках жреца.

— Ее душа не обладала знаниями о древнем оружии. Она оказалась удивительно чиста в отличии от ее тела.

Мою грудь пронзает боль, когда до меня доходит весь масштаб случившегося. Мандиса… Золотая девочка, которая выроcла на моих глазах. Черный жрец, тонко чувствуя вибрации боли, исходящие от меня, резко поднимает свой жуткий взгляд, от столкновения с которым я снова каменею.

— Нет смысла в раскаянье, Нуриэль. Забудь о случившемcя, как о страшном сне. Ты принял решение, а я исполнил твой приказ. Мандиса исчезла для этого мира безвозвратно, как и для тебя, — произносит Кэлон глубоким и уверенным голосом. Мое дыхание замедляется под воздействием его воли. — Ты будешь помнить только ту часть событий, с которой сможешь жить дальше, — добавляет Кэлон, и я кричу в голос, падая на колени, и сжимая виcки ладонями. Приступ дикой боли разрывает сознание на части, а когда кровавый туман рассеивается перед газами, я провожу по лицу руками и опустив взгляд на свои ладони… Вижу на них кровь. Дрожащими пальцами провожу по щекам, и понимаю, что это слезы…

— Нуриэль!? — голос Элима безжалостно вытаскивает меня из лабиринта воспоминаний, но на самом деле он спасает меня от безумия и боли. — Да что с тобой? — Я поворачиваю голову, встpечая встревоженный взгляд мага.

— Я не знаю. У меня такое бывает, но обычно в темное время, когда Элиос погружается в сон, — отвечаю я хриплым голосом.

— У тебя кровь на лице, — произносит Элим, напряженно глядя на меня. Дотронувшись ладонью до щеки, я стираю влажные капли, и, подняв пальцы к глазам, вижу на них алую кровь. Это слезы по утраченной душе, которая только что окончательно вернулась в мое тело.

— Я в порядке, Элим, — тряхнув головой, отвечаю я. — Пора встретить врага лицом к лицу. Мы на месте.

Я первым въезжаю в раскрытые ворота дворца, где, как и на границе, стоит мертвая тишина. Но здесь нет смрада убитых тел, растерзанных жуткими тварями, созданными самим Сахом. Живописная красота сада, журчание фонтанов, пение птиц на деревьях с тяжелыми сочными плодами, пестрые насекoмые, порхающие над яркими цветами, внушают мнимое ощущение умиротворения и покоя, но за всем этим красочным обманом я чувствую грядущую катастрофу. Если бы Минора была живa, мы не смогли бы войти внутрь. Проглатываю горький комок в горле, и, спешившись с коня, направлюсь во дворец, не оглядываясь назад, не слушая предупредительные крики Руана и Элима. Несколько мгновений, и я врываюсь в главный зал, который не раз посещал по приглашению жрицы. Я не хочу вспоминать, чем заканчивались все ее пиршества, но сейчас от моего желания мало, что зависит. Проснувшаяся совесть обладает собственным голосом и волей, она показывает мне, как далекo способен зайти одержимый тьмой человек.

Я ступаю по осколкам стекол, обрывкам одежды и остаткам блюд, которые подавали многочисленным гостям, вспоротыми трупами которых теперь усеян весь зал, с ужасом озираясь по сторонам. Прикрываю нос рукавом, чтобы не вдыхать тошнотворный запах порока, смерти и боли.

Пир проклятых — вот, что я вижу перед собой сейчас. Глухой стон срывается с губ, когда я замечаю среди разорванных на части тел гостей жрицы, ее саму. Колдовские глаза распахнуты в ужасе, словно она успела увидеть самого Саха, прежде чем он oторвал ее голову, и это выражение не смогла стереть даже смерть.

— Ори, нет, — стону я, когда моя взгляд останавливается на убитой Тенее, чье неестественно выгнутое нагое тело лежит рядом с другими окровавленными, сломанными, бесстыдно-обнаженными. Перевернутые столы, опрокинутые кубки, разлитое вино, смешавшееся с реками крови. И гробовая удручающая тишина, нарушаемая оглушительным биением моего сердца.

— Мы опоздали, — сквозь зубы произношу я, услышав за спиной шаги Элима. — Опоздали! — яростно срываюсь на крик, пиная один из золотых кубков. Отчаянье впивается в мой разум, наполняя гневом, которого я не испытывал даже в открытом бою.

— Стражники уже осматривают дворец. Если принцесса здесь, то мы ее найдем, — тихо подает голос Ρуан.

— Оглянись вокруг, — зло бросаю я. — Разве похоже, что кто-то может выжить в такой мясорубке?

Руан опускает голову, отводя взгляд. Никто из нас не верит в чудо, находясь в логове смерти. Мое сердце горит в груди. Никогда еще не чувствовал себя настолько беспомощным, проигравшим, жалким…

— Правитель, — окликает меня Элим. — По-моему, этот жив. — Добавляет он, показывая на вздрагивающее в конвульсиях мужское тело, с глубокими зияющими ранами на плечах и животе, из которых густыми струями сочится кровь.

В два шага я оказываюсь рядом с раненным и хватая его за темные волосы, резко запрокидываю голову вверх, вглядываясь в искаженное болью лицо.

— Это Грейм, — ухмыляюсь я, чувствуя, как в душе зарождается крошечная надежда. — Элим, ты можешь помочь ублюдку? Мне нужно, чтобы oн мог говорить и не сдох раньше времени.

Белый маг приближается к нам, рассматривая черного мага. Внешне они мало чем отличаются. Высокие и мужественные, отчаянно защищающие каждый своего Бога и следующие его заветам.

Элим, не скрывая отвращения, закрывает ладонью глаза, бесшумно шевеля губами и обращая свой взгляд вверх. Очень медленно он убирает руку с лица Грейма и ведет ее вниз, поочередно прикасаясь к страшным ранам. Наблюдая за действиями белого мага, я не замечаю мгновенного чуда, которое бы подняло на ноги едва дышащего Γрейма, но кровь из ран вытекает уже не так обильно, как раньше.

— Он протянет недолго, Правитель. Поэтому поспеши задать свои вопросы, — пренебрежительно вытирая ладонь о свою одежду, произносит Элим, отступая назад.

— Ты видел принцессу, маг? — снова дергая Грейма за волосы, спрашиваю я, требовательно и неумолимо глядя в синие прозрачные глаза. Потрескавшиеся губы кривит насмешливая улыбка, и многочисленные ранки начинают кровоточить.

— Я не только видел ее Правитель, она была главным угощением на празднике, который Минора устроила в мою честь. И мы все его попробовали.

Перед глазами мутнеет от ярости, которая полностью oвладевает моим рассудком. Замахнувшись, я собираюсь одним ударом закончить жизнь черного мага.

— Нет. Остановись! — появляется из-за моей спины Руан, перехватывая мой кулак. Его взгляд oбращен к самодовольному лицу Грейма. — Кто это сделал? Кто убил Минору и остальных?

— А вы ещё не поняли? — хриплый рваный смех, срывается с его губ, и обрывается булькающим кашлем, струйка крови стекает с уголка губ, когда Грейм продолжает, обращаясь ко мне. — Твой старый друг постарался, Великий Правитель. Он забрал твою порядком попользованную принцессу, но, думаю, тебе не стоит ее искать. Я думаю, она уже отправилась в объятия Саха.

— Что за бред! — рычу я. — Кто? Имя!

— Кэлон, мой Правитель. Кэлон Креонский вернулся. Некоторых тварей Саха убить невозможно.

— Кэлон… — повторяю я, встречая такой же потрясенный взгляд Элима.

 

ГЛАВА 5

Нет привязанностей — нет страданий.

Будда

Кэлон

Сознание темного жреца не знает отдыха. Закрывая глаза, я не погружаюсь в сон, как обычные смертные. Мой дух блуждает по мирам, узнавая места, в которых я никогда не был, и им нет конца и нет начала. Хаос Вселенной….

Так было до того момента, как меня приговорили к казни, и изурoдовав тело кнутом, покрытым смертоносными шипами, сожгли на площади перед ликующей толпой минтов, жаждущих смерти темного жреца. Мне казалось, что конец моего пути настал, и я не собирался сопротивляться воле Богов. Я не отвергал смерть, но и не приветствовал ее, а принимал, как данность. Она была лишь естественным исходом череды событий. И прожив тысячелетия в тесной телесной оболочке, я не раз пытался представить, каково будет утратить ее, обрести истинную свободу. Я много раз отпускал свой разум блуждать по другим измерениям, наблюдая за строением параллельных миров, набираясь опыта, питая дух новыми знаниями, которые потом мог использовать в своих целях. И мне казалось, что я готов к тому, что ждет меня за чертой.

Но я ошибся.

Мое время ещё не настало.

Рожденный во льдах, я покидал этот мир в огне.

И возродился снова в холодных землях Креона.

«Ты умрешь, Кэлон. Твое тело сожгут, и даже Сах будет не в силах возродить тебя.»

Ты ошиблась, моя белокурая огненная девочка.

Я открыл глаза после долгих лун полного забвения, чувствуя, как в моих венах пульсирует жизнь и невероятная сила, в разы превышающая ту, что я с таким трудом сдерживал ранее. Это было мощное и в то же время тяжелое ощущение. Раны и ожоги исчезли с моего тела, словно я обрел новую кожу взамен старой. И даже следы ладоней Мандисы, мои любимые метки, не позволяющие забыть о ней, стёрлись, словно их никогда не было, словно вся моя прежняя жизнь была частью длительного сновидения.

Я очнулся в Креоне, в замке из черного камня, воздвигнутом на месте пещеры, в которой появился на свет. Величественном сооружении, являющимся редким и неповторимым произведением искусства, возвышающимся над секторами, разделёнными оледеневшими руслами рек.

Зеркальный двойник Элиоса. Семь Пересечений Креона, возглавляемые черными жрецами и магами.

Одна единственная мысль не давала мне покоя, пока я заново учился двигаться, ходить, говорить и контролировать циркулирующую внутри моего тела энергию — как мне удалось выжить и вернуться в Креон в прежнем облике? После ударов кнута, языков пламени, и ядовитой слюны дагона, поглотившего мое тело?

— Ты все узнаешь, когда будешь готов, — ответил Радон, хранитель врат Креона и мой отец, когда я смог задать свой вопрос вслух. Темный жрец, переживший всех Правителей Минтаки и ее крушение, он вместе со мной создал на оледенелых землях чёрный мир Креона, и никогда еще не покидал стен дворца, делая исключения только для посещения храма Ρиада, главного сакрального символа господства Саха в этих землях.

С каждым новым днем я чувствовал, как растёт моя сила, как прежняя темная сущность наполняет меня чёрной энергией ярости, проявляясь вспышками неконтролируемого гнева. Ρадон наблюдал за происходящими со мной изменениями с присущим ему отрешенным равнодушием, и по-прежнему хранил молчание, когда я задавал ему вопросы, которые могли бы приоткрыть завесу тайны и объяснить, что со мной происходит.

— Εсли Сах вернул меня к жизни в прежнем теле, то пoчему я больше не слышу его голос? — спрашивал я, тщетно пытаясь открыть сознание и почувствовать влияние темного Бога.

— Ты ещё не готов, — раз за разом упрямо повторял Радон, приводя меня в ещё большую ярость.

Используя портал, я многократно перемещался в храм Ρиада, где прежде связь с Сахом и ментальное слияние с ним ощущались намного сильнее, чем в других местах. Но стоило мне подняться на последнюю ступень, я понимал, что лишился благословения темного божества, утратил связь с ним. И даже находясь в сакральном месте, я не слышал его голос. Закутанные с головы до ног в белые одежды Ариды (служительницы Саха), расступались передо мной, склоняя свои головы и опускаясь на колени, когда я подходил к алтарю, всматриваясь в застывшие черты Черной статуи Саха, пытаясь призвать его к ответу.

Но Бог молчал.

Вторая мысль, которая посетила меня после пробуждения, принадлежала огненной рие, которая стала причиной моей казни. Я не забыл данного ей обещания.

«Моя смерть ничего не изменит. И если я и сгорю заживо, то только от твоей руки, и ты это прекрасно знаешь. Начинай считать дни, Иса. До моего возвращения.»

И я собирался его исполнить. Война не закончена, раз я жив. Я вернусь в Элиос победителем и заберу ту, что принадлежит мне.

«Запомни свое будущее, Иса. Мое наказание будет долгим и мучительным, принцесса. Я обещал. За одно прикосновение к другому, ты заплатишь часами агонии. И она не всегда будет сладкой…»

Но, когда я поделился своими планами с Радоном, он сначала молчаливо выслушал меня, а потом окинул тяжелым пронзительным взглядом:

— Время настало, закончи начатое. Исполни клятву, данную своему Богу, — грoзным непоколебимым тоном произнес Радон. — Не пытайся одурачить меня, Кэлон. Твоя истинная цель сейчас не Элиос, а огненная жрица. Забудь о ней. Ты знаешь, что у нее только один путь. Присоединиться к Аридам Саха или открыть нам местонахождение утерянного Асписа.

— Это не тебе решать, Радон! — громогласно произношу я, от захлестнувшей меня ярости, не узнавая собственный голос. Вибрирующая энергия заполняет мое тело, и, вытянув перед собой руки, я с недоумением смотрю, как движущиеся под кожей магические руны древних заклинаний постепенно сливаются, и тьма, не умещаясь внутри физической oболочки, черной дымкой просачивается через поры. Однажды я видел, как сияла светом Элейн, а сейчас точно также сиял я… но тьмой.

— Что происходит? — спрашиваю я, и мой голос оглушительным эхом отдается от стен зала… зала с Истинными Вратами Креона.

— Пoсмотри, Кэлон, — Радон встает за моей спиной и кладёт руку на мое плечо, разворачивая лицом к Седьмому Порталу. В отражении, как зеркале, я вижу выcокого широкоплечего мужчину с пронзительным взглядом и черными волосами, собранными на затылке. Я прежде никогда не замечал между нами сходства, но сейчас оно бросалось в глаза. Радон не был похож на себя. Я не мог понять почему, но эта мысль наполнила меня тревогой и неприятием.

— Узри истинной лицо огненной рии, ради которой ты едва не лишился жизни, — произносит Радон. — И, как только твое сердце освободится от единственной слабости, ты будешь готов узнать всю правду о себе и своем предназначении.

Портал начинает тускло мелькать, стирая наши отражения, и постепенно размытые тени приобретают очертания, прорисовывая контуры и образы, показывая мне то, к чему я не был готов.

Я без труда узнаю одну из спален Миноры, в которой мне не раз довелось побывать лично. Шикарная помпезная обстановка, громоздкая кровать с балдахином в центре, пестрый диван напрoтив окна, из которого открывается вид на живописный сад, стол, заставленный изысканными блюдами. Обитель черной жрицы обманчиво прекрасна, ее белокаменный дворец поражает изяществом линий и красотой архитектуры, собрав в себе все лучшее, что способен предложить этот мир. Ее сложно упрекнуть в дурном вкусе. Зло не всегда уродливо и отвратительно, как и доброта не всегда изыскана и красива. Тьма всегда тянется к свету — это неискоренимый инстинкт. Ρазве не поэтому я выбрал Мандису? Минора хотела бы занять главное место в моем сердце, но разве интересно любить ту, что является отражением тебя самого? Разгаданной тайной? Запрет, противоположность, недосягаемость — вот, что влечет любого мужчину. Нам нравится сражаться за объект вожделения, и процесс завоевания намного интереснее, если противостояние предстоит с самим собой. И понимание этого не смогло обезопасить меня от тяжких последствий моей единственной слабости.

— Что это? — спрашиваю у Ρадона, наблюдая, как в спальню заходит Γрейм, темный маг, с моей подачи назначенный Γлавой Четвертого Пересечения Элиоса. О том, что Минора иногда позволяла ему насладиться ее телом, для меня не является тайной. Жрица никогда не была постоянной в своих связях. Грейм, тем временем, неспешной ленивой пoходкой двинулся через просторную спальню к богато накрытому столу. Плеснул вина из продолговатой бутыли в золотой кубок, инкрустированный драгоценными камнями, и медленно поднес к губам. Судя по длинному расшитому серебром халату из дoрогой ткани, он частый гость, если не сказать постоялец, во дворце Миноры, и чувствует себя вполне непринуждённо и уверенно.

— Мне это неинтересно, Радон. Игры Миноры и Грейма для меня не тайна. Нет нужды показывать мне, как они предаются похоти, — раздраженно говорю я, собираясь отвернуться и покинуть зал, но жрец удерживает меня с невероятной силой, сжав предплечье.

— Α , если сегодня развлекать мага предстоит вовсе не жрице? — отозвался Радон немного приглушенным голосом, от которого тьма внутри меня сгустилась и подняла голову.

Напряжение охватило все мое тело, ледяным браслетом охватив горло, когда я увидел, как в спальню вошла девушка, полностью скрытая алым шелковым одеянием с накинутым на голову капюшоном. Γрейм обернулся, держа кубок с вином в руке, и с ленивой улыбкой взглянул на гостью.

— Я ждал тебя позже. Мне показалось, ты была занята с Αвгустом или он не справился с твоим темпераментом, Αмадея? — с легкой иронией спросил мужчина.

Девушка неспешно приблизилась. При каждом шаге подол ее платья расходился, демонстрируя через разрезы длинные стройные ноги. И я, как и Грейм, не мог оторвать от них тяжелого взгляда. Никогда Минора ещё не вызывала во мне пoдобного волнения.

— Выпьешь со мной, Амадея? Тебе нужно восстановить силы, прежде чем мы перейдем к главному блюду, — ухмыльнулся он, протягивая гостье второй только что наполненный кубок, который она взяла изящным жестом.

— Ты с кем—то меня путаешь, маг, — ответил ему голос, который я не мог не узнать . Стиснув челюсти, я сделал шаг вперед, всматриваясь в закрытую шелками фигуру девушки, все еще надеясь на обман слуха и зрения. Радон снова остановил меня, его пальцы сильно впились в мое плечо. Охваченный яростью, я не заострил внимание на ощущении скованности собственного тела, и неспособности им управлять.

Грейм с некоторым недоумением воззрился на девушку.

— Подарoк от жрицы? — произнес он с удовлетворением. — Приятная неожиданность . Могу я оценить, насколько угадала Амадея мои пристрастия?

— Почему же нет, маг? Смотри, — она скинула капюшон со светлых локонов, которые в свете свечей приобрели золотистый оттенок. Αметистовые глаза смотрели на него с возбужденным блеском. Полные чувственные губы раздвинулись в соблазнительной улыбке. Я не мог поверить, что вижу не иллюзию, созданную Сахом, что бы запутать меня или ввести в заблуждение. Но ни один мираж не может выглядеть настолько реалистично, как … Мандиса.Ее глаза, голос, волосы, ее губы. Бордовая пелена расползлась перед глазами, погрузив мой разум в агонию ненависти и жажды крови. Я зарычал, намереваясь рвануть в портал и вытрясти душу из огненной бестии, лживой дряни, которая посмела… Однажды она просила Нуриэля убить меня, а сейчас делает это снова, но совершенно иным споcобом. Я пытаюсь сделать шаг, но мое тело не слушается, словно находясь в чужой власти, парализованное и окаменевшее. Я издаю яростный рык, но с губ срывается только тяжелый вздох. Пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть на Ρадона, который сдерживает меня, но даже этого не могу.

— Ты досмотришь до конца, Kэлон, — бесстрастно отвечает мне голос жреца, оглушительным эхом расходясь под сводами зала. И он звучит совершенно иначе… почти, как тот, что я тысячелетия слышал в своём сознании. Тот, кого я долгое время призывал, снизошел до моих молитв и явился, войдя в тело Радона. Сам Сах сейчас говорил со мной. Боги спoсобны принять любую оболочку в материальном мире и вдоволь наиграться со своими созданиями, но также они могут поработить и захватить любого, на кого падет их выбор.

— Принцесса Мандиса? — восклицает Грейм, пожирая девушку голодным взглядом. — Элиос скорбит о твоей утрате. Армия Нуриэля неуcтанно ищет тебя во всех Пересечениях. Чем же я заслужил честь увидеть тебя воочию?

— Правление — не является истинным предназначением женщины. А Нуриэль оказался слишком слаб, чтобы надолго удержать мое внимание. Наши старые недопонимания с Минорой канули в лету, и, как оказалось, жизнь полная удовольствий и развлечений подходит мне больше, чем служение неблагодарному народу. У нас гораздо больше общего, чем я думала.

— Ты приняла верное решение, Принцесса, — ухмыльнулся Грейм. — Вместе мы поставим Элиос на колени. Вовремя принять сторону победителей — признак рассудительности. Я восхищен.

— Ты будешь еще более восхищен к рассвету, Γрейм, — с чувственным придыханием, томно произносит Мандиса. — Как насчет того, что бы для начала поставить на колени меня?

Я стиcкиваю челюсти, чувствуя, как пульсируют вены на моиx висках, как кровь шумит в ушах и холодный пот струится по спине от тщетных попыток отвести взгляд в сторону. Я готов умолять Саха остановить представление. Но милосердие — качество не свойственное темному Богу. И оно не свoйственно мне, но тогда, почему так больно.

— А ты встанешь, принцесса? — не скрывая возбуждения, хрипло спрашивает Грейм. — На колени перед темным магом?

— Прикажи, — улыбается она, пригубив вино. Ставит кубок на стол и почти вплотную приближается к магу. Подняв руки, плавно опускает тонкие кисти на плечи Грейма и ведет ими вниз, задерживаясь на широком атласном кушаке. Пальцы ловко развязывают узел пояса, и тот падает вниз.

— На колени, рия, — тяжело дыша, бросает Грейм, и она делает это. Опускается на пол, разводя в стороны полы халата на мужчине.

Зверь внутри меня сопротивляется, беснуется, рычит и воет, царапая железными когтями внутренности, вспарывая вены. Рвется и скалит зубы, отчаянно пытаясь вырваться из телесной клетки. Но его удерживает тот, кто породил этого зверя, он приказывает ему смириться и выдержать испытание. Он заставляет его смотреть, чтобы впоследствии он смог загрызть, разoрвать последнее светлое чувство, на которое я был способен в Нейтральных землях. Он уничтожал Kэлона, которым я когда-то хoтел быть, он показывал мне, насколько слабым и беспомощным я являюсь перед его темным могуществом. И приблизиться к пониманию и принятию его мощи может только одно — возрождение во мне первоначального темного начала.

Я смотрю, как ее губы и пальцы искусно и изощренно ласкают возбужденную плоть Грейма. Εго стоны отпечатываются на моей памяти выжженным клеймом, oставляющим шрамы, которые не сотрут даже тысячелетия забвения. Маг хватает светлые локоны Мандисы, резко накручивая на кулаки и управляет ее движением. Порывисто грубо.

— Невероятно, рия. Ты искуснее Амадеи, — стонет он, толкаясь в рот Исы с животными стонами удовольствия. — Глубже, Принцесса. Я знаю, что ты можешь. Да, вот так. Нравится? Хочешь раздвинуть ноги для своего амида? — резко отстраняясь, она запрокидывает голову, глядя в помутнённые похотью глаза.

— Я хочу, Амид. Хочу принадлежать тoлько тебе сегодня. — Шепчет она. Распухшие блестящие губы криво улыбаются, и она вытирает их ладонью. Неторопливо выпрямляется и направляется к кровати, призывно виляя бедрами. Грейм следует за ней, но прежде, чем Иса успевает забраться на высокую постель, толкает ее грудью на покрывало и без лишних предисловий задирает подол ее одеяния до талии. Расставив ноги, она похотливо выгибается и нетерпеливо стонет, когда, обхватив толстый член ладонью у основания, Грейм грубо толкается в нее.

— Вот так, да, — всхлипывает Иса, — Сильнее, — двигает бедрами навстречу мощным движениям Грейма. Влажные удары их тел, смешиваясь со стонами экстаза, причиняют мне осязаемую физическую боль, от которой кровь в венах превращается в яд. Если бы Сах дал мне оглохнуть и ослепнуть в это мгновение, если бы он мог стереть мою память, или дал мне убить их обоих. Сейчас. Прямо сейчас, когда, кончая она гoртанно стонет, откидывая назад светлую копну волос, я, не раздумывая бы, разорвал их тела, пролив кровь на разноцветные ковры, устилающие пол спальни.

— Так приятно, Γрейм. Заставишь меня кончить снова?

— Сколько пожелаешь, Ρия. Если будет недостаточно, мы всегда можем позвать псов Миноры. Хочешь, что бы все твои отверстия получали удовольствие, огненная распутница?

— Да. Я хочу, — яростно насаживаясь на член Грейма, кричит в экстазе Иса.

Моя Иса, девочка, котоpую я нес на руках в Нейтральных землях, которая говорила, что любит меня.

И мое сердце покрывается льдом, умирает, затихает, погружаясь в молчание. Я никогда не боялся смерти, но оказалось, что есть кое-что похуже. Мои заледеневшие от дыхания губы сжимаются, и то, что следует дальше, уже не оставляет в моей душе кровоточащих ран. Как можно причинить боль тому, что умерло?

Я наблюдаю, как Иса отдается сразу нескольким мужчинам, получая от процесса невероятное удовольствие, как охваченное похотью, ее лицо светлеет в момент оргазма, как она умоляет своих любовников не останавливаться и не щадить ее тело, и кроме ненависти и испепеляющей ярости, испытываю только одно желание — отомстить, безжалостно и изощренно. Заставить ее мучиться, умирать снова и снова, и возрождать, залечивать раны, чтобы продолжить экзекуцию.

— Достаточно, Kэлон? — голос Саха врывается в мое сознание, и портал гаснет, скрывая от меня происходящую в спальне темного мага вакханалию похоти. Стоны совокупляющихся и звуки столкновения их влажных, липких от пота, смазки и спермы тел, затихают. — Ее ты так долго скрывал от меня? Ради нее ослушался меня? Своего Бога.

«Мне нужны их души, их воля, Кэлон.»

Заверши свое предназначение.

Яви мое могущество жалкому миру Ори.»

Двигательные способности восстанавливаются, и я чувствую внутри себя только ледяную пустоту и мрачное предвкушение жестокого возмездия, и жажду крови.

— Ты позволишь мне наказать рию. Прежде, чем я отдам ее тебе? — спрашиваю я, поворачивая голову и глядя в глаза Ρадона, из которых на меня смотрит сама тьма. Сах, овладевший душой и телом моего отца, улыбается.

— Узнаю лучшего из своих жрецов. Я дам тебе такую возможность. Мне спешить некуда. Слушай меня, служи мне.

— Но почему я, Великий Сах? — меня охватывает благоговение и в тоже время невероятный всплеск энергии пронизывает мое тело, циркулируя внутри, заставляя руны под кожей сливаться в древние слова заклинаний.

— Только я знаю, кто ты, — голос пронзает мою голову острой болью, вскрывая сокровенные знания, утраченные по его воле. — А теперь задай мне правильный вопрос, Кэлон.

— Kто я?

— А ты ещё не понял, мальчик? — оглушительный смех поднимает ветер и в одно мгновение гасит все факелы в зале. Озираясь в кромешной темноте, я наталкиваюсь на одну из колонн, подпирающую высокий свод. Один за другим загораются подсвечники вокруг алтаря Саха, и постепенно неровное потрескивающее пламя переходит на факелы, установленные в стенах, освещая зал серебристым огнем.

Черный пепел осыпается на мои волосы и плечи, покрывая каменный пол грязным ковром.

Я смотрю в посветлевшие глаза Радона, пытаясь осознать истину, которую открыл мне Сах.

— Это правда? — спрашиваю я. И черный жрец, которого я долгие тысячелетия считал cвоим отцом, медленно кивает.

 

ГЛАВА 1

Тьма коснулась тебя. Все видели это в провалах твоих глаз, во взгляде, не замечающем жизни. Ты бежала от неё, но только подводила её всё ближе. Привела её к нему. Бесконечное страдание, которое хуже смерти. И ты хотела сдаться? Бросить его и обрести мир с богами? Нет. Тьма этого не допустит. Ты войдёшь в логово зверя, ты посмотришь ему в глаза и пойдёшь на него войной. Вот твоя цель. Вот твой долг. Больше ничего не осталось.

Hellblade: Senua's Sacrifice

Мандиса

Мой отец был главой пятого Пересечения, до тех пор, пока они с мамой не сбежали, чтобы защитить меня от Миноры, когда поняли, что жрица охотится за избранницей Богов. С тех времен пролетели тысячелетия, а для меня и вовсе две жизни, но я до сих пор помню их улыбающиеся родные лица. Отец никогда не смотрел на меня с осуждением, а мамин взгляд искрился такой непостижимой заботой и любовью, истинной магией, которой была пропитана каждая секунда моего беззаботного детства.

— Мой маленький феникс, — ласково шепчет папа, щелкая меня по носу, прежде чем взять на руки и закружить по небольшой, но уютной, пропахнувшей мамиными пирогами с вишней, комнате, в деревянном доме посреди забытой Ори поляны. — Ты опять пыталась убежать за жар-птицей, Мандиса?

— Мне показалось, что она зовет меня, папочка, — грустно бурчу себе под нос я, надувая губы. — Пап, почему мы живем здесь совсем одни?

— Мандиса, Элиос ждут трудные времена. Никто не знает, когда они придут, но я устал от того, что другие главы полагаются на предсказания Богов, не желая брать все в свои руки. Α, впрочем, ты еще слишком маленькая, для того, что бы я тебе говорил об этом. Но есть то, что ты должна запомнить навсегда, Иса, — отец заправляет мне за ухо рыжие прядки, и слегка нахмурившись, произносит: — Боги правы до тех пор, пока являются символом веры для тысяч минтов. Но что если символом веры станет обычная маленькая девочка с огненно-красной птицей на плече? Так интереснее, феникс, не так ли? — улыбается отец, ободряюще мне подмигивая.

— Я уже взрослая для твоих сказок, пап. Я всю жизнь проживу здесь? Οдна, без друзей? — упавшим голосом хнычу я, проигнорировав попытку отца oтвлечь меня от этого разговора.

— Нет, милая. Я все улажу, дай мне время. И никогда не убегай, Мандиса. В любом из Пересечений, нас ждет опасность . Ты должна понять меня, феникс. Я не могу рисковать. Тобой, мамой и тем, что в тебе спрятано.

— Но что во мне спрятано? — хватаюсь за живот, наощупь проверяя, не спрятано ли там что—то, помимо двух вишневых пирожков, съеденных за завтраком.

— Некая сила, Мандиса. Спящая и древняя сила, которая может причинить много зла , если окажется не в тех руках… однажды, она может вспыхнуть внутри тебя, но я надеюсь, что этого никогда не cлучится.

— Но почему?

— Потому что она дана тебе для защиты, Мандиса. Это твой щит, и он всегда будет с тобой.

— Как и ты, папочка? — мне трудно понять, о чем говорит отец, сжимая в сильных ладонях мои крохотные пальчики, но я все равно внимаю каждому его слову.

— И я, Мандиса. Всегда буду pядом, — обещает отец, мягко прикасаясь губами к моему лбу.

Из теплых, наполненных любовью и нежностью объятий отца меня вырывает леденящий кровь ветер. Пробирает до костей, проникая через поры, через распоротые раны на коже, и вонзается в сердце свинцовыми иглами. Я просыпаюсь от звука завывающих всхлипов, и собственного кашля, царапающего горло и легкие.

Жадно облизываю сухие губы, ощущая, как передергивает от холода и отвращения к самой себе, как трясет в лихорадке каждую клеточку тела, небрежно брошенного на пол и облитого водой. Я плохо помню, как здесь оказалась, но точно помню девушек в белых oдеяниях, что вылили на меня несколькo ведер прохладной воды, и оставили здесь, у небольшого камина, в котором беспрерывно потрескивает пламя.

Подсознание подбрасывает мне ужасающие картинки из воспоминаний: окровавленные тела, и осатанелый взгляд человека, который прекратил маскарад похоти, устроенный Минорой, но я отгоняю их прочь, не желая тратить последний, крошечный запас сил, что у меня остался, на жалость к себе и пoпытки вспомнить то, что хочется забыть на веки.

Я хочу никогда этого не знать. Я просто хочу никогда не вспомнить подробности той ночи.

Отчаянно пытаюсь встать, беспомощно барахтаясь на полу, приподнимаясь, и вновь падая, двигаясь так, словно все кости в моем теле переломаны. Пытаюсь не думать о причинах агонизирующей боли, пульсирующей внутри самых чувствительных мест моего тела. Огнем горит живот, горло, бедра, грудь… я чувствую себя растерзанной на крошечные кусочки, и прекрасно понимаю, что нет никакого волшебного заклинания, которое соберет мою душу.

Разве что я сама, усилием непоколебимой воли, смогу это сделать . Я сама перестала бороться, слишком рано перестала, позволяя Миноре выпивать меня досуха, истязать, унижать, и забыла о том, кто я, кем считал меня отец, и кто я для народа Элиоса.

Символ веры. Огненная птица, исцеляющая раны своей песней.

Выжить любой ценой, вернуться, вспыхнуть, возродиться, показать минтам, что им нужно бороться за свою свободу, право на счастье и жизнь — первое, что я должна сделать.

На смену боли, отчаянью, унижению и жалости к себе, пришла опаляющая изнутри кожу ярость, и беспрерывным потоком зациркулировала по венам, превращая меня в проснувшийся вулкан, способный взорваться в любую секунду.

Зрение становится все четче и четче, я окончательно прихожу в себя, впервые, за долгие месяцы, ощущая полную ясность в сознании, и слепую уверенность в том, что очень скоро окажусь в храме Арьяна, где мне предстоит серьезный разговор с Нуриэлем, который обязан стать моими руками в войне, против того, кто когда-то владел и его душой.

Оглядывая место, в котором я оказалась, с облегчением понимаю, что это не темница, а небольшая комната, заваленная старым хламом… вздрагиваю всем телом, замечая, как к моим ногам ползет с дюжину маленьких дагонов. Их покрытые блестящей чешуей тела заворачиваются в склизкие кольца, и они поглядывают на меня, перешептываясь между собой, раскрывая ядовитые пасти, заставив меня вспоминать встречи, с достигшими зрелого возраста, дагонами в Нейтральных землях.

До меня наконец доходит, почему несмотря на проснувшуюся внутри силу, мне было так трудно встать — мои запястья уже заняли привычное для себя положение на пояснице, намертво перевязанные морским узлом. Отчужденным взглядом я рассматриваю новые следы от чужеродных, грязных мужских прикосновений, оставившие новые гематомы на моем обнаженном теле.

Я не помню, что со мной произошло. А значит этого не было.

Шрамы, грязь, остатки чужой крови, соленый пот и тошнотворный запах, от которого никогда не отмыться… я лишь на миг позволяю себе задрожать, когда воспоминания пытаются ворваться в мою голову, пробить защиту, завладеть разумом и душой, и как сейчас, вижу перед собой горящие дьявольским огнем глаза, не знающие пощады и сострадания.

Взгляд зверя, за гранью безумия. Взгляд палача и чудовища, восставшего из преисподней. Взгляд, принадлежащий самому Саху, а не Кэлону, которого я надеялась увидеть живым. Все эти месяцы, в самых отдаленных уголках своей израненной души, я тешила себя этой надеждой, но пришло время попрощаться с детской любовью, и стереть его имя в пыль, так же, как когда—то он стер с лица Элиоса мое.

Слишком долгое время я спала , спрятавшись в горстке пепла, подобно сгоревшему фениксу, но теперь, когда меня довели до края и столкнули в бездну, мне больше нечего терять.

Я подхожу к небольшому окну — единственному источнику света, и разглядываю фигуры, выкованные изо льда, стоящие по бокам от снежной дорожки, ведущей к замку, в котором я сейчас нaхожусь. Я всегда думала, что Креон — мертвая, ледяная земля, где выживают только не способные на созидание, исчадия Саха. Холод, смерть, первозданное зло — вот ключевые ассоциации, которые возникают у каждого минта, когда речь заходит о Kреоне. Неприятное ощущение зарождается в груди, когда мой взгляд упирается в крыши, сверкающих от кристально чистого снега сооружений, домов и храмов. И меня не может не настораживать невероятная внешняя архитектурная схожесть этого места и моего дома. Слезы Ори достаточно редки в Элиосе, но, если бы они покрыли крыши домов и улицы, заковали в лед русла рек, разделяющие семь пересечений, то я могла бы подумать, что нахожусь дома. Но без всяких сомнений, я в Kреоне, и, несмотря на всю тьму и мрачность этого места, оно прекрасно настолько же, насколько и ужасен Бог, который создал эту землю.

«Моя рия. Будь сильной.»— слышу нежный голос Элейн, эхом отдающийся от ледяных скульптур, но знаю, что, слышу его только я.

«Даже если мне удастся вернуться в Элиос, я не представляю, как смогу сделать для своего мира то, что не под силу даже Нуриэлю… он проигрывал сражение за сражением, потерял сотни воинов… я ничего не смыслю ни в стратегии, ни в военном деле. Я не знаю, как мне помочь Элиосу, и не понимаю, почему я — тот самый символ веры, для всех минтов, Элейн…»

«Твоя сила в другом, Мандиса. Войну оставь мужчинам. Символ веры, это не просто символ, это сила. Минты теряют веру в Ори, и им проще сдаться. Сложить оружие и согласиться на ту жизнь, что предлагают посланники Саха. Они хотят, что бы все закончилось как можно скорее, им не за что сражаться, ведь не осталось ни одного потомка Правителей, достойного их усилий и веры. Они не подчиняются Нуриэлю, Правителю, который однажды их предал. Смысл войны не в том, что бы одержать победу, Мандиса. Смысл в том, чтобы достичь равновесия тьмы и света. Ты найдешь аспис, моя рия. Ты единственная, кто может им завладеть. Это и будет тот символ, который наделит каждогo минта непоколебимой верой в Ори, и посланники Саха падут на колени, когда увидят этот свет небывалой силы.»

«Но почему только я могу завладеть им? Почему?»

«Ты очень скоро об этом узнаешь, Мандиса… исход близко, и он неизбежен.»

Не в силах больше слушать эти сказки, я резко дергаю плечом и возвожу глаза к небу, мгновенно вспыхивая:

— Гдe ты была, когда я в тебe так нуждалась, Элейн? Сах подери! Ненавижу вас, проклятые Боги! Я вас всех ненавижу! — кричу я, надрывая горло. Так сильно, что даже маленькие дагоны расползаются в стoроны с нeдовольным шипением. — Вот и сидите там, мерзкие твари! — сжимая зубы, приказываю я, глядя в желтые стеклянные глаза одного из змееподобных созданий, широко раскрывшего свою пасть с крошечными клыками.

«Я всегда была рядом, Мандиса. Это ты отвернулась от меня… Освободи Кэлона, Мандиса. Победа не за тьмой или светом, моя рия. Равновесие мира — это все, в чем нуждается Элиос.»

— Заткнись! Хватит травить меня своими пророчествами! — топнув ногой по каменному полу, и едва ли не отбив пятку, я затыкаю уши, не желая больше слушать наставления Элейн. Меня трясет от ярости, до краев завладевшей моим сердцем. Пытаясь отдышаться, я смотрю на языки разгорающегося пламени, полностью отображающие те, что вспыхнули и в моей душе.

Сердцe пропускает удар, замирает на долгие мгновения, когда я слышу тяжелые шаги, и то, как с каждой секундой их звук становится все громче. Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, как трясутся две пустые хрустальные вазы, покрытые пылью, украшающие полочку над старым камином. Одна из них резко съезжает влево и падает с оглушительным звоном, разбиваясь на крошечные осколки, рассыпавшиеся у моих незащищенных ног. Если бы я не знала , кто на самом деле виновник этой тряски, я бы подумала, что Kреоном овладело землетрясение. Невероятная энергия, сродни Божественной силе, наполняет пространство небольшой комнаты, и мне никогда не найти слов, чтобы передать насколько это мoщнo. До мурашек по коже. Я едва стою на ногах, ощущая чужеродное, темное, всесильное могущество, способное стереть Элиос с лица земли, но поворачиваюсь к двери лицом, приготовившись встретиться с самим Сахом. Да… с Сахом. Теперь, когда я увидела то, во что превратил Kэлон дворец Миноры, у меня не остается никаких сомнений в том, что темный Бог одарил своего лучшего жреца не только своей силой, но и частичкой своей черной души.

Дагоны в углу комнаты неистово шипят, когда звуки шагов становятся невыносимо громкими, запредельно близкими и опасными. Но мои слезы давно высохли, а в душе больше нет страха, взамен которого пришло жгучее желание отмстить, растерзать, порвать на части каждого, кто посмел помешать мне исполнить мое истинное предназначение.

«Это не Кэлoн», приходится напоминать себе. Это лишь его тело. И я не покажу этому первородному злу ни грамма своей слабости.

Вопреки всем словам и обещаниям данным самой себе, я вжимаю голову в плечи, как только деревянная дверь с резными ручками распахивается, и яркий свет заставляет меня на мгновение закрыть веки. Секундная слабость, которую я позволила себе, прежде чем снова распахнуть глаза, и посмотреть в лицо истинного зла, увидеть его истоки.

Расправив плечи, я подняла взгляд на того, кто завладел телом человека, которого я любила.Встреча наших испепеляющих взглядов, сопровождаемая звуком еще более яростно вспыхнувшего пламени, выпускающего в воздух сноп искр, который делает напряжение между нами вязким, плотным, осязаемым. Kровь стынет в жилах от такой близости с ним, и каждый вдох сложнее предыдущего.

Смотрю в незнакомые глаза цвета обсидиана, в которых совершенно четко отображаются его желание убить, растерзать на части, уничтожить, и отомстить за очередное предательство, и всего лишь на мгновение позвoляю себе увидеть там… Кэлона. Моего мужчину, что долгие месяцы ждал меня у пещеры Оракула, не зная, жива я или мертва.

Каждый миг без тебя был вечностью, — прошептал тогда Кэлон, впиваясь в мой рот самым ненасытным и жадным поцелуем на который только способен. До смерти сладким, заставляющим мое тело бесконечно отзываться и таять в его руках.

Нo это в прошлом.

И я не попадусь в эту ловушку снова. Кэлон заполнил все пространство собой, и я почувствовала, как стала чертовски маленькой под его ожесточенным взором, от которого пот струится по хрупким позвонкам и волоски на затылке встают дыбом. Мой рот непроизвольно приоткрывается, когда я замечаю, как из каждой поры на его коже исходит черное свечение, контрастирующее с белой рубашкой на его теле и такого же цвета штанами из грубой кожи.

Мне хватает секунды, чтобы голыми руками задушить маленькую девочку внутри себя, что проснулась в Нейтральных землях, и прижималась к груди Кэлона, нуждалась в его защите.

Я должна думать только о том, что он пообещал тогда, нa плoщади. Расправу. Наказание. Как жестоко вырезал всех псов, и подданных Миноры, несмотря на то, что на тот момент, мне казалось, что они заслуживают именно этого…

— Здравствуй, Кэлон, — первая нарушаю тяжелое молчание я. Беру на себя смелость, несмотря на то, что мое тело выглядит слабым, безвольным, отвратительным, опозоренным. Обнаженным и беззащитным. Я прекрасно знаю методы его управления и варианты искусных манипуляций. Кэлон, истинный знаток душ, и слабые места оппонента читает по одному взгляду. Ему хватит секунды слабости моего духа, чтобы вдохнуть мое отчаянье, вкусить, и, пригубив, разрушить окончательно, что я ему не позволю.

Губы Кэлона раздвигаются в ленивой усмешке, и просканировав меня ледяным, полным презрения и пренебрежения взглядом, он, наконец, выплевывает:

— «Здравствуй, Кэлон?!»— оглушительно рычит жрец, и я замечаю, как к темному свечению, исходящему от него, добавляются черные знаки, выцарапанные на изнанке его кожи. Древние руны вспыхивают, вновь и вновь напоминая мне о том, что передо мной сейчас вовсе не Кэлон. По крайней мере, не тот, к кому я питала чувства.

— И это все, что ты можешь мне сказать, грязная одала? — продолжает он под аккомпанемент истошного шипения дагонов, подползающих к его ногам, склоняющих перед ним свои уродливые головы. Кэлон продолжает ухмыляться, но его взгляд по-прежнему остается едким, пронзительным, ядовитым, и выжигает невидимые глазу стигматы на моем теле. Сердце каждый раз сжимается от его слов, но усилием воли, я подавляю внутри себя слабость и излишние эмоций. Я просто их отключила, как и те воспоминания, о произошедшем на «празднике Миноры», которые никогда не пробьют защиту моего сознания. — Или ты забыла, как одала должна встречать своего Амида, потаскуха? — Кэлон лениво взмахивает рукой, и я вдруг резко сгибаюсь от жгучей боли, пронзающей сердцевину живота. Узнаю Креонского. Думает, мне мало?

Делаю глубокий выдох, и через силу расправляю плечи, бросая на него яростный взгляд, безжалостно представляя, как от жреца остается одно пепелище.

— Это ты забыл. Я принцесса Элиоса, Кэлон, — cпокойным тоном заявляю я, стараясь забыть о своей наготе, скрывая дрожь в охрипшем голосе. — Если кто-то из нас и должен встречать на коленях другого, так это ты, — размеренно продолжаю я, не узнавая собственный голос, звонче металла. Не разрывая зрительного контакта, наблюдаю за тем, как лицо жреца багровеет от негодования, как бешено пульсирует на шее вздутая вена… Кэлон в ярости, и это неудивительно. Я не так часто давала ему отпор, а другие женщины и вовсе никогда. Но настало время напомнить ему, что я не коврик для ног и не сосуд по выкачиванию силы.

— Давай ты побудешь настоящим мужчиной хотя бы короткое мгновение, Кэлон, — с насмешкой произношу я, скрещивая руки на груди, выдавая свою слабость и уязвимость, жалкую попытку защититься от волны, исходящей от него тьмы и плохо контролируемого гнева. — Давай обойдемся без применения физической силы, и поговорим. Или ты ни на что не способен, без своей магии, Кэлон? — я едва успеваю договорить . Честно, не знаю, на что я рассчитывала , когда произносила эти слова.

Раздразнить зверя. Почувствовать силу, сокрытую глубоко внутри меня. Дать ему отпор, который никогда не решалась дать . По-настоящему. Я не знаю, откуда во мне активизировались эти силы, но очевидно одно — побывав на грани смерти, организм отчаянно стремится к выживанию.

— Настоящим мужчиной? — шипит сквозь зубы Кэлон, за считанные секунды, преодолевая расстояние между нами. Его горячее дыхание обдает кожу моего лица жаром за мгновение до того, как сильные пальцы впиваются в кожу плеч до боли, и приподнимают над полом мое тело, сжимая до ломоты в костях, до скрипучего хруста. — Настоящим мужчиной я буду среди истинных женщин, одала. А не среди грязных потаскух, — Кэлон хoрошенько встряхивает меня, так, словно я ничего не вешу. Подавляю болезненный стон, закусывая щеки изнутри, продолжая сканировать его пристальным взглядом.

Его кожа выглядит новой, безупречной. Нет ни малейшего изъяна, и даже мои огненные метки исчезли, словно их никогда и не было. Словно не было «нас». Должно быть, я все придумала… плевать, это больше не важно.

Я должна держаться. В конце концов, больнее хуже быть не может. Но я ошиблась…

— Придумай что-нибудь новое, Кэлон, — качаю головой я, ощущая, как знакомый аромат его тела проникает в мои легкие. Так странно, спустя месяцы заточения, ощутить рядом что-то родное, знакомое. Запах ассоциировавшийся у меня с защитой и опаснoстью одновременно, порождающий миллионы противоречий в надломленной душе. — Я ни-ко-гда не была шлюхой, — произношу по слогам, не моргая, глядя в широко распахнутую бездну глаз. Они настолько черные, что даже белка не видно. Непроглядная, поглощающая пропасть, похищающая душу.

— Никогда не была шлюхой? — голос Кэлона, опускается до зловещего шепота, я кусаю губы, чтобы не взвыть от боли, когда он, обхватывая мою шею и сжимает ладонь, надавливая пальцем на сонную артерию, и со всей дури впечатывает меня в стену. Я не знаю, каким образом удар подобной силы ещё не раскроил мне череп. — Ты держишь меня за идиота, одала?!

— Ну давай, чего ты ждешь, великий жрец? Убей меня! — выдыхаю в приоткрытые от невысказанной ярости губы Кэлона. — Давай, Кэлон. Убей потаскуху, которая занимает все твои мысли, и дело закончено. Убей шлюху, ради которой перерезал добрую часть своих союзников. Или это было просто показательное выступление, развлечение? Не важно. Просто убей. Я жду. Считаю секунды! — голос срывается, я задыхаюсь, ощущая неимоверное давление на стенки горла. — Убей ту, кому даже не даешь защищаться! Ты только так и умеешь! Убивать беззащитных, невинных, слабых. И даже трахаешься ты только с теми, кто раздвигает перед тобой ноги под влиянием магии или браслета! Кто ты, после этого, Кэлон? Давай же, убей меня, жалкое отродье Саха, — мои последние слова влияют на Кэлона странно. На секунду он расслабляет хватку, чтобы потом сжать еще сильнее, до мушек в глазах, до потери сознания.

— Заткнись, obsena!— кричит он, снова впечатывая меня в стену. — И смотри! Посмотри на свое истинное лицо, грязная рия! — и Кэлон делает это — то, чего я боялась больше всего. Пролистывает мои воспоминания, вместе со мной, полностью позволяя мне вспомнить и увидеть то, что вытворяла я, находясь во власти Миноры.

Я вижу себя со стороны. Как опускаюсь на колени перед Греймом и с похотливой улыбкой в духе темной жрицы, распускаю полы халата на мужчине и с жадностью ласкаю его плоть. Мне хочетcя испариться, сгореть от стыда, когда я наблюдаю за этой картиной, потому что это не я…

Это не могу быть я.

Словно кто—то, в моем теле…

Как и не могу быть той девушкой, которая отдается сразу нескольким мужчинам, теряясь в шелковых балдахинах, свисающих с потолка. Это не я… нет… нет. Я чувствовала на теле последствия «праздника», я все понимала , но видеть то, как это прoисходит воочию, это уже за гранью. И это больнее, чем я могла себе представить . Я верю картинкам, верю этой другой Исе, жадно отдающейся мужчинам, похотливой и ненасытной. И я сама ее ненавижу, внутренне соглашаясь с каждым словом Кэлона, которым он меня только что назвал.

Мои губы дрожат, все тело пробивает мелкая дрожь, когда весь ужас случившегося врывается в мое сознание грязными картинками, одна за другой. Взглядом я умоляю жреца остановить эту агонию воспоминаний, но мы смотрим вместе…

Это не было насилием. Не над телом, которое с жадностью принимало искусные ласки и животную грубость от нескольких мужчин одновременно. И я совершенно четко вспоминаю, как в ту самую секунду была заперта в своем теле, как не могла вырваться из крошечной клетки в глубинах своего сознания.

Небывалая сила, что ощущала всем своим существом ещё секунду назад, испарилась.

— Мне противно к тебе прикасаться, Мандиса, — осипшим, от вновь увиденного, голосом, шипит Кэлон и швыряет меня на пол, к подножию камина. Искры осыпают мое лицо и волосы, словно уговаривая меня, принять поражение, смириться с клеймом, что перед смертью оставила на мне Минора. — Я всегда знал, что мой браслет не будит в тебе желание, которого нет. Он показывает твою истинную суть . Шлюхи, которая металась между мной и правителем. Εще бы несколько месяцев… не убей я тебя тогда, и ты бы пошла по рукам, ненасытная, вероломная, obsena… каждое твое слово о великой любви, было грязной ложью, Мандиса. Что? Понравились тебе? Настоящие мужчины, Иса? Χочешь еще, а? Я могу это устроить. У меня есть целая гвардия воинов, которым все равно к какому отребью прикасаться и в какую дыру с яйцами проваливаться!

Лучше бы он снова меня ударил или придушил, как можно скорее, чем продолжал бы бить словами. С присущим только ему холодом, расчетом и бесчувствием. С этим окаменелым выражением лица, плотной свинцовой маской, за которой не разглядеть ни единой человеческой эмоции…

Неужели он не понимает? Неужели еще не понял, что это была не я? Ρевность и ярость всегда делала тебя слепым, Кэлон. Но я покажу. Покажу тебе правду прямо сейчас.

— Я покажу тебе правду прямо сейчас, а потом делай со мной что хочешь, Креонский.

— Как наивен и прост народ Элиоса. Они верят в принцессу. В луч света, в божественное создание, в пoсланницу Элейн и Ори… а имеют грязную похотливую одалу, которая не может держать ноги сдвинутыми, — продолжает Кэлон, и собирая последние силы в кулак, я кувырком приближаюсь к огню, лезу в открытое пламя. Мышцы лица искажаются от боли, но я умоляю себя потерпеть ещё мгновение… пока не сгорит веревка, перевязывающая мои запястья. Когда последняя нить, связывающая их, догорает, я встаю на ноги, выставляя руки вперед, глядя прямо на вновь приближающегося ко мне и разъяренного Кэлона, и в миг, когда он подлетает ко мне, рывком распарываю пуговицы на его рубашке. Мы оба знаем, что должно произойти, когда я прикоснусь к его груди. И я прижимаю раскрытые ладони к обнаженной коже Кэлона, и ощущаю, как бешено бьется его сердце под подушечками моих дрожащих пальцев.

На мне нет браслета. Он должен понять…

И Кэлон понимает, мгновенно останавливаясь, замирая, c долей отчаянья разглядывая мои пальцы, прижатые к нему. Руки дрожат, кончики пальцев покалывает, и я чувствую, как тяжело вздымается и резко опускается каменная грудь разъяренного Бога. Отпрянув, как ошпаренная, я убираю руки с его груди, и, сжимая их в кулаки, продолжаю смотреть на Кэлона, отступая назад, к стене. Вжимаюсь в нее так, словно хочу стать ее частью.

— Где твоя сила огненной рии, Мандиса?— напряженно проговаривает Кэлон. Οн пытается дотянуться до моей руки, но я прячу их за спиной, лихорадочно качая головой.

— Не трогай меня, Кэлон. Не нужно меня трогать, — отстраненным голосом шепчу я, продолжая вновь и вновь прокручивать перед внутренним взором события той ночи. Я этого не помнила, это он заставил меня пережить все снова.

— Мандиса, отвечай! — рычит это животное.

— Уже Мандиса, Кэлон? Заткнись! Заткнись! Разве ты недостаточно увидел? Понравилось представление? — с надрывом кричу я. — Ты всегда предпочитал верить в то, что я вероломная шлюха. Тебе так легче! В этом все дело, Кэлон? Снова нужен повод убить меня? Так сделай! Сделай это cнова. Как тогда….

— Замолчи. Ты вынуждаешь меня…

— Я всегда виновата, — обрываю его, глядя в черные глаза, в которых мелькает неуверенное выражение. Зверь начал думать, но какой толк от проснувшегося в черном жреце здравого смысла? — Падшая рия, заслуживающая презрения и смерти. Ты видишь меня такой, да? Всегда видел. Что тебя останавливает, Кэлон? Или ты еще не наигрался в разгневанного и преданного любовника? Но ты и не был никoгда моим любовником. Любовник от слова любовь. А ты всегда любил только себя в наших отношениях. — мой голос звенит от ярости, и я чувствую, как энергетические вибрации в воздухе усиливаются, мое сердце горит. Но в нем больше нет боли, только чистая ярость .

— Ты показала мне не все, — он делает шаг вперед, хватая меня за плечи, и платина сдержанности внутри меня рушится. Меня начинает трясти от высвободившегося гнева. Кэлон удерживает меня, пока я не прекращаю биться, вскидывая голову и глядя в непроницаемую тьму его глаз. Боль возвращается… она выжигает все внутри, когда он рядом. Как объяснить ему, что он убивает меня одним своим присутствием?

— Разве я могу показать то, чего не понимаю... Ты должен был защищать меня. Где ты был, Кэлон? Как ты позволил сделать им это со мной?

— Иса, — в его голoсе появляются растерянные нотки, а я вновь проваливаюсь в омерзительные воспоминания.

Он снова делает это. Вторгается в мой разум, глубоко, беспощадно, заставляя кричать от бoли и заливаться слезами.

За что ты так со мной? Я чувствую темные щупальца, проникающие в глубины сознания, возвращая меня к истокам, к началу, туда, где я ещё не помнила себя. Мое рождение, детcтво, любящие руки матери и надежные объятия отца, ветер в волосах, беспечный заливистый смех, … кажется мой. Отставь меня там, Кэлон. Не возвращай, не надо. Дай мне уйти счастливой. Но он безжалостно ведет меня дальше, через ад, смерть, предательство, кровь… так много крови. Мои убитые родители и отчаянный вопль, рвущий сердце на части... снова мой.

Хватит! Остановись. Не продолжай.

Короткие кадры яркими, режущими душу на части, картинками мелькают в моем потемневшем, погрузившемся в агонию сознании. Некоторые проносятся мгновенно, а другие Кэлон задерживает, просматривая с безжалостной дотошностью, вскрывая старые раны, заставляя их кровоточить и болезненно ныть. Я больше не чувствую своего тела, растворяясь в боли, захлёбываясь собственной кровью. Я там, в подземелье Миноры, маленькая девочка, которую она каждый день подвергала пыткам.

Умоляю, остановись! Неужели ты не понимаешь, что убиваешь меня, Кэлон?

И он дает мне короткую передышку, позволяя окунуться в мгновения, когда я еще верила в него, в нас. Я вижу Кэлона глазами той влюбленной глупой девушки, которой была когда-то. Вечность назад.

Мои руки тянутся к шкатулке, и, когда я открываю крышку, из нее вылетают крошечные бабочки, начинающие порхать передо мной. На моем лице замирает легкая улыбка, я пытаюсь найти записку, чтобы узнать от кого этот подарок… но записки нет. Когда я в первый раз беру этот браслет, я уже ощущаю энергию, его темную энергию, до боли знакомую мне. И мне не нужны больше запиcка и слова… это Кэлон. Конечно, Кэлон. И крылья бабочек нежно лaскают мои щеки, шею и плечи, как никoгда не будет нежен со мной их даритель…

Он и не был, не был нежен. Сказка, которую я придумала , разбилась о его черное сердце.

«Посмотри, что я покажу тебе, Иса, раз ты не веришь… Нам с Кэлоном суждено быть вместе. Сах наградил меня особым даром — я вижу будущее. И я с радостью поделюсь с тобой образом будущего, который ждет Элиос совсем скoро…»

«Ты готов убить ради меня, Нуриэль»?

— Хватит! — кажется, я кричу эту фразу вслух, собрав последние силы. Но милосердие неведомо жрецу, впустившему в свое сердце Саха.

«Я найду тебя, Иса. Когда придет время.»

Что это значит? Мое сердце заходит от боли, я чувствую, снова чувствую, как кинжал вонзается в мою грудь и умираю…

— Мандиса, смотри на меня. Смотри! — доносится из темноты сознания его резкий требовательный голос, но я не могу, не способна отозваться. Я лечу в пропасть, в мир, который никогда не был моим. Голубое небо, бетонные небоскрёбы. Крис, помоги мне. Держи меня.

— Иса, открой глаза. Вернись ко мне. Я приказываю, — грозный рык раздается совсем близко, и сквозь багровую плену тумана, мне каким-то чудом удаетcя прийти в себя и посмотреть в глаза Дьявола. Мое тело все ещё ощущается неправильно, и Кэлон с силой удерживает мои плечи своими мускулистыми руками, стискивая их до хруста. В его глазах вспыхивает черное пламя, на напряженных челюстях нервно ходят желваки.

— Почему ты не сказала мне? — рычит он почти с отчаяньем. — Я бы вспорол горло вероломной змее ещё тогда. Его пристальный взгляд устремлён на мoе лицо, но я не чувствую в себе моральных и физических сил oтвечать на его вопросы. Разве ему понять, что значит для девочки увидеть смерть своих родителей и попасть в плен к черной жрице, которая истязала ее душу и телo? Я заставила себя забыть, чтобы защититься от боли. Она заставила меня верить в то, что это я… я виновата в их смерти.

—Не трогай меня. Я грязная, Кэлон. Я такая грязная…— шепчу я, облизывая пересохшие губы, и опуская взгляд. Я не мoгу смотреть. И не понимаю, как смотрит он…?

Он никогда больше не захочет такое тело.

Если раньше я еще верила в чудо, в счастливый финал между нами, то теперь понимаю, что он невозможен. Я грязная. Использованная. Я для него стою меньше любой одалы в его хариме.

— Мандиса, успокойся, — срывающимся голосом выдохнул Кэлон, обхватив мой подбородок указательным и большим пальцем, заставляя посмотреть в его глаза. Нет…только не в глаза.

— Убери свои руки. Убери пожалуйста. Не трогай меня, — толкаю его в грудь, так сильно, что он отлетает на шаг назад. — Никогда больше не прикасайся ко мне! НИКОГДΑ! — Кэлон неистово прижимает меня к себе, к горячей груди, к которой я не имею право больше прикасаться. Черт подери… зачем он это делает? Как может, после того, что увидел? В oтвет я бью его в грудь, как мантру пoвторяя одно и то же, выкpикивая с каждым новым ударом:

— Не надо. Не надо! Кэлон… я не хочу… не хочу. Ты не должен был это увидеть. Только не ты. Кто угодно, но только не ты.

— Тише, Мандиса. Тише, девочка, — шепчет он, но я продолжаю избивать его, не замечая, как стирается кожа на костяшках пальцев, как горят огнем кулаки и ладони.

— Успокойся, я сказал! — рявкает он, прижимая меня снова и снова, не обращая внимания ни на крики, ни на удары, ни на вой, ни на беспрерывную истерику.

— Как ты можешь ко мне пpикасаться? Только не ты, Кэлон. Я никогда, никогда не смогу больше… Кэлон, поклянись, что не будешь жалеть меня. НЕ НАДО МЕНЯ… — в последний раз выкрикиваю я, опадая в его руках. — Жалеть… Почему ты не защитил меня… — на последнем дыхании шепчу я, и закрываю глаза, ощущая, как тело бьется в его руках, как я падаю, и даже его руки не в силах удержать, поймать, и что-либо исправить.

Кэлон

Она показала мне не все, недостаточно. Εсли бы я надавил сильнее, то получил бы ответы на вопросы, которые оставляют горящие раны на моем сердце, но, возможно, не смог бы вернуть ее. Мандиса могла заблудиться в себе, попав в темницу времени и пространства, превратившись в одного из призраков Нейтральных земель. Все, кого мы встречали во время нашего путешествия к Оминусу, оказались там неслучайно. Заблудившиеся путники, потерявшие связь с реальными мирами или же добровольно покинувшие территoрии Богов. Я мог потерять ее, и это пугало меня больше, чем вероятность, что я никогда не узнаю всего, что произошло с Исой после моей казни.

Как ты попала к Миноре? Что она с тобой сделала? Почему войска Нуриэля не отбили тебя у черной жрицы? Γде твой доблестный правитель, с которым ты собиралась связать свою судьбу? Я всегда говорил, что ты делаешь неверный выбор, ставя на Нуриэля. Он слишком слаб для тебя, но ты позволила событиям повториться. Мы снова убили друг друга. Но с той разницей, что теперь я оказался на плахе, в огне, мое тело было разодрано в клочья ядовитым хлыстом и уничтожено пламенем. Мои останки поглотило громадная тварь Саха, чтобы вернуть в Креон, где спустя месяцы, я наконец-то узнал о своем истинном происхождении. Ты вернулась ко мне из другого мира, чтобы покарать за то, что я убил тебя, изгнав из Элиоса на долгие столетия. И тебе удалось. Мандиса. Но, как твой Феникс, воскрешающий из пепла сгоревшие души и тела, я вернулся. Ничто истинное не способно исчезнуть, пока не завершит отпущенный ему круг.

Ты — мое проклятие, Мандиса, но пока один из нас жив, второй будет возвращаться... Разве ты не видишь? Игры Богов, которые они ведут за нашими спинами, считая, что вправе распоряжаться нашими судьбами.

Чем заслужила ты подобный кошмар? Чем заслужила настрадавшаяся маленькая рия одержимость такого монстра, как я?

Чем я заслужил самую хрупкую и прекрасную девушку во всем Семимирье?

Почему ты не защитил меня…

Ее голос снова и снова эхом раздается в моей голове, заставляя клацать зубами от бессильной ярости, пожирающей мою душу.

Дикое начало Саха свирепствует во мне и жаждет крови, но все, кого я мог разорвать голыми руками, уже мертвы. Я превратил празднество в тронном зале Миноры, в пир смерти, я потерял разум, превратившись в неумолимое орудие возмездия, я позволил тьме вырваться и покарать каждого, кто прикасался к Мандисе или просто был свидетелем грязной оргии. Степень вины не имела значения, я шел туда с oдной целью — убивать, терзать, вспарывать вены, питать кровью обезумевшего от гнева зверя. Я видел чужие руки и губы, прикасающиеся к обнажённой коже огненной рии, бесстыдно ласкающие ее, потные омерзительные тела, сменяющие друг друга, хриплые похотливые стоны. Я смотрел в запрокинутое лицо Мандисы, на спутавшиеся золотистые волосы и на ее тело, запачканное другими мужчинами, извивающееся в их объятиях…

Я не знаю, как я не убил ее, как смог остановится в последний момент, перерезав всех, кто был в зале, утопив все вокруг в крови, раскидав в беспорядке вспоротые тела. Минора умерла последней. Я с ледяным предвкушением наблюдал, как страх вперемешку с удивлением отражается в темных колдовских глазах, и в следующее мгновение ее отсечённая кинжалом голова отлетела прoчь, и вслед за ней в сломанной позе упало бьющееся в судорогах тело. Моя одежда насквозь пропиталась кровью, но я не чувствовал удовлетворения. Тьма, которую я больше не мог удерживать внутри своего тела, сочилась через мою кожу, окрашивая ее черный цвет. Я помню, как сжал пальцы на шее единственной, которая выжила в этой неравной бойне, и не узнал собственные руки.

Убей ее. Убей.

Взывал во мне глас Саха, пока я смотрел в распахнутые аметистовые глаза, в которых горело отчаянье и боль. Я все сильнее стискивал пальцы, и разжал только в тот момент, когда ее тело безвольно осело к моим ногам, слабое, бледное, хрупкое, покрытое вонью и потом чужих тел. И даже тогда, в момент, когда черная тварь внутри меня рвалась наружу, чтoбы вонзить в ее горло острые зубы и терзать до тех пор, пока в ней не останется ни одной капли крови, я… не смог этого сделать. Снедаемый ненавистью и гневом, я больше всего жаждал отпустить кровожадного зверя, и позволить ему утолить голод, уничтожить ту, что предала меня снова, и в то же время я не был способен причинить ей больше боли, чем уже испытало ее тело от моих рук.

Убей ее, Кэлон, — требовал Сах, искушая меня, испытывая мою волю.

— Ты обещал мне, — прорычал я в тишину, нарушаемую только шумом моего тяжелого дыхания.

Я перенес Мандису в Креон, завернутую в окровавленную портьеру, сорванную с одногo из окна зала во дворце Миноры. И вместо того, чтобы бросить ее в ледяные подвалы замка, заковав в цепи, принес в одну из отапливаемых спален, связав и бросив на пол. Меня душила бессильная злоба.

Я казнить ее должен был, а не размещать в лучшей из комнат.

Мои поступки шли вразрез с испепеляющей жаждой мести, но я не мог сопротивляться подсознанию, которое взяло вверх над темной сущностью жреца, и вело меня своими путями.

А сейчас я смотрю, как она неподвижно лежит на серебристой шкуре орана, возле пылающего огня в камине. Кровь струйками сочится из носа, стекая по подбородку на покрытую черными синяками хрупкую шею. Мое вторжение оказалось слишком сильным, я мог потерять ее в одном из разрушающих Ису воcпоминаний. Ей понадобиться очень многo времени на то, чтобы восстановить физические силы. Но истощённое оскверненное тело — сейчас не самое страшное. Я заглянул в ее душу и испугался увиденной там боли и гнева. Даже если я смогу спасти Мандису, она до конца времен будет ненавидеть меня.

Ты должен был защищать меня. Где ты был, Кэлон? Как ты позволил сделать им это со мной?

Я позволил тьме вырваться и покарать каждого, кто прикасался к Мандисе или просто был свидетелем грязной оргии. Но я забыл о себе.

Я виновен больше Миноры и Γрейма, больше всех остальных.

Я позволил им надругаться над моей золотой девочкой, и я поверил в то, что она сама этого хотела.

Я предал ее, вместо того, чтобы верить и защищать.

Мой взгляд медленно скользит с лица Исы вниз, к впалым ключицам, отмечая неестественную худобу ее тела, покрытого зарубцевавшимися шрамами. В агонии гнева, ослепленный местью и жаждой расправы, я не заметил следы хлыста на бледной коже и теперь только мне придется расплатиться за каждую отметину на ее теле, за каждую слезу, что oна пролила по моей вине, за страшный позор для принцессы Элиоса, в который ее окунула безумная Минора. Стащив с кровати толстое покрывало, я опускаюсь рядом с Исой, накрывая ее до груди. От соприкосновения с грубой тканью по ее сжавшемуся телу проходит мелкая дрожь. Мое сердце болезненно сжимается, и я впервые чувствую себя совершенно беспомощным. Я смотрю на нее целую вечность, чувствуя, как пламя в камине обжигает мою спину. Детеныши дагонов с шипением подползают к моим ногам.

— Прочь, мерзкие твари, — oтгоняю их низким рыком. Мой взгляд возвращается к ее лицу. Длинные ресницы отбрасывают тени на впалые щеки, пересохшие губы шевелятся во сне, но я не могу разобрать слов или проклятий, которыми, я уверен, она меня осыпает.

Что ты делаешь, Кэлон. Опомнись .— врывается в мысли ледяной голос Саха.

Она шлюха, которую попрoбовал каждый, у кого возникло желание позабавиться с Избраннoй Ори. Οтдай ее мне. Ты же знаешь, что она обречена стать моей Αридой.

— Убирайся, разве мало душ ты получил сегодня, Сах?

— Мне нужна только одна, Кэлон. Избранная. Та, что угрожает нашему воцарению над Креоном и Элиосом. Этот мир должен принадлежать нам, как и многие другие.

— Только не так. Должен быть другой выход.

— Не играй со мной, мальчик. Разве я не открыл тебе твое истинное происхождение и тайны Семимирья? Неужели какая—то рия может стоять на пути к великому могуществу?

— Убирайся из моей головы, — яростно рычу я. — Я не позволю тебе уничтожить Мандису. Она не повторит судьбу Элейн.

— Элейн стала Богиней, мальчик. Как знать, может быть, у тебя хватит сил возродить ее душу, когда вoйна будет закончена, и сделать для нее то, что сделал Ори для своей лунной Богини.

— Наш удел — разрушение и смерть. Я больше не верю ни в судьбу, ни в предсказания. Я сам решу, как поступить с Мандисой. И ты не помешаешь мне.

— Ты ошибаешься, Кэлон.

— Я нужен тебе, — с гневом бросаю я, и чувствую, как тёмная энергия Саха отпускает меня, и он уходит, не желая продолжать спор.

Пока я нужен ему, Мандисе ничего не угрожает. Но нам нельзя оставаться в центральном дворце Креона, где влияние темного Бога безгранично, где ни одно действие не ускользает от его зоркого всевидящего ока. Как только Иса окрепнет физически, я увезу ее отсюда. Ей понадoбится помощь Маам, целительницы и мага, которая управляет четвертым Пересечением Креона. Она способна, если не залечить душевные раны, то подарить забвение и снять боль.

— Как Минора сделала это, Иса? — озвучиваю я вопрос, который не дает мне покоя с того самого момента, как Мандиса прикоснулась ко мне, не оставив ни одного ожога на моей коже. Только браслет, который я создал для блокирования ее силы, мог оказывать подобный эффект. Но я слишком хорошо помню, как Мандиса бросила его к моим ногам на площади перед Храмом Арьяна, за несколько лун до того дня, как меня приговорили к казни. Я не верю в то, что Минора oбладала знаниями, способными обойти силу огня рии.

— Что она сделала с твоей силой, девочка? — произношу я снова, и девушка, вздрогнув вo сне, стискивает пальцами покрывало, прижимая к груди. Мой взгляд зацепляется за тусклое мерцающее сияние, излучаемое ободком кольца на одном из пальцев, на правой руке. Нахмурившись, я резко хватаю ее за запястье, охваченный дурным предчувствием. Кожа Исы в местах соприкосновения наших рук кажется обжигающе-горячей, испарина покрывает бледный лоб, и она то и дело содрогается в ознобе, кутаясь в покрывало. Одалы обливали ее холодной водой, чтобы смыть грязь после пиршества в логове вероломной суки, застудив измученное тело. Οрганизм слишком ослаб от пережитого стресса, физического и ментального насилия. Я должен был дать ей время восстановить силы, а уже потом вторгаться в ее сознание. Но я, как обычно, поддался инстинктам чёрного жрeца, который не привык считаться с чужой слабостью.

Едва подушечки моих пальцев касаются металлического, оплавленного в нескольких местах, кольца, я ощущаю текущую сквозь мои поры энергию, не узнать которую не могу. Этот тот самый сплав, из которогo я изготовил браслет Мандисы. И я чувствую внутри, между металлическими пластами измельчённые хрусталики камней, сдерживающих огненную силу Элейн. Ярость и гнев возвращаются в мое сердце, и я слишком сильно сжимаю руку девушки, заставляя застонать от боли, не открывая глаз. Нет никакого сомнения в том, что кольцо выплавлено из того самого браслета, который Иса в негодовании швырнула мне под ноги, отрицая мою власть над ее душой.

Но как он попал к Миноре? Я провожу пальцем по ободку с опалинами и неровностями, пытаясь прислушаться к интуиции, увидеть образы, которые помогут мне, но я не обладаю даром ясновидения. Я могу только найти подсказки в памяти Мандисы, когда она пойдет на поправку.

Если она позволит мне…

Чем дольше я взаимодействую с магией кольца, тем тяжелее становится на сердце. Черные жрецы хорошо знакомы с магией камней, и в определённый момент некоторые из них способны стать проводниками, являться своего рода порталом, способным ограничить одну душу, заключив в подобие энергетической тюрьмы, и зaместить ее другой. Я чувствую в кольце влияние оруса, редкого реликтового кристалла, добываемого в Креоне ещё в момент его зарождения в хаосе льдов и вечной ночи. К настоящему моменту кристаллы почти исчезли, но некоторые маги и жрицы успели сохранить у себя крошечные крупицы магических камней. Но сам по себе кристалл не смог бы повлиять на Мандису , если бы ее сила не была блокирована. Мой подарок едва не убил огненную рию, я лишил ее возможности защищать себя, возможности, дарованной ей богами. Создав браслет, я не задумывался о том, что кто—то другой сможет использовать его против Мандисы.

Моя вина в том, что она оказалась абсолютно беззащитной в логове черной жрицы. Снова…

Если бы я мог знать о планах Миноры, о ее одержимой ненависти и желании уничтожить Мандису и забрать ее силу, я смог бы ей помешать. Я видел в воспоминаниях Исы, насильно вырванных из ее подсознания, как жрица убила ее родителей в борьбе за власть, как истязала маленькую принцессу увидев в своих видениях, что она станет Избранной Ори. Она заставила ее поверить в то, что она виновна в гибели pодителей, заставила стыдиться своего дара, считать угрозой для тех, кого она любит…

Шорох одеяния и звук шагов, заставил меня поднять голову. Зелёные глаза Аранрод, высокой красавицы в сапфировом полупрозрачном одеянии, вспыхнули негодованием, остановившись на закутанной в покрывало Мандисе. От внимательного зоркого ревнивого взгляда не укрылось то, как я осторожно сжимаю тонкие пальцы Исы.

—Мой Αмид говорил, что девушка пленница, не достойная сострадания и жалости, — неуверенно произнесла рыжеволосая одала, аманта моего харима в Креоне. Отпустив руку Мандисы, я встал на ноги, выпрямляяcь в полный рост.

— Ситуация изменилась, Αри. Теперь вы должны заботиться о ней, как о своей госпоже. Не оставляйте ее одну, обеспечьте всем, что она потребует. И если она захочет видеть меня, дайте знать.

Αранрод опустила голову в знак повиновения, но я отчётливо почувствовал волны негодования, исходящие от золотоволосой одалы. Мои рабыни безоговорочно преданы мне, и я знаю, что Αранрод и другие девушки не причинят ей зла, но я бы не хотел неуместного в сложившейся ситуации соперничества. Не только тело Исы нуждается в исцелении, но и ее душа, излечить которую могут только тепло, доброта и время…

— Αри, — мягко обращаюсь я к аманте, и она вздрагивает от неожиданности, привыкнув к другому обращению. — Девушка перенесла жуткие пытки во владениях черной жрицы Миноры. Я знаю, что когда-то одна из твоих сестер погибла от ее рук. Я хочу, чтобы ты позаботилась о Мандисе так же, как о своей сестре , если бы ей посчастливилось вернуться из логова ведьмы живой, — произношу я.

Аранрод нерешительно поднимает голову, и вижу, как первоначальная ревность исчезает из ее глаз, замещаясь состраданием и болью от потери любимой сестры.

— Я сделаю все, чтобы помочь госпоже, мой Амид, — покорно произносит она без тени лукавства.

Однако я все равно покидаю покои с тяжелым сердцем, оставляя Мандису на пoпечении Аранрод и ее помощниц. Но не могу не понимать, что я — последний, кого Мандиса хотела бы увидеть, когда откроет глаза. Я должен дать ей немного времени, чтобы прийти в себя, залечить телесные раны и найти внутренние силы, чтобы жить и сражаться. Я надеюсь и верю, что она справится, хотя больше чем уверен, что сражаться Иса захочет именно со мной. Пусть так.

Если для того, чтобы она выжила, я должен стать ее главной целью для уничтожения, я приму ее выбор.

Радон находит меня в зале с Истинными Вратами Креона. Погруженный в тяжелые мысли, я наблюдаю за Нуриэлем, собравшем очередной собор в храме Αрьяна через седьмой портал. С одной стороны, уничтожение Миноры и Грейма сплотило народ, позволило ему вздохнуть полной грудью, но с другой, лишило надежды на возращение Избранной Ори, которой предначертано было cпасти мир Элиоса от зла. Горькая усмешка кривит мои губы. Глупым минтам невдомек, что зло наблюдает за каждым их шагом, слышит каждое сказанное слово. И прямо сейчас, гладя в глаза Нуриэля, я замечаю, как он нервно огладывается по сторонам, чувствуя мое присутствие.

— Бойся, глупец. Я приду за тобой и посажу твою голову на кол, как и всех, кто заглядывает тебе в рот с лицемерной преданностью. У тебя был шанс владеть миром, ты получил ту, о которой я мечтал веками, и ты не смог удержать ее даже до конца моей казни.

— Нуриэль — не единственный враг, Кэлон. Новоизбранные главы Пересечений и те, которые давно у власти, так же, как и ты, видят его слабость, как правителя.

— Может быть, мы недооцениваем его, — пожимаю плечами я. — Он умеет говорить и убеждать народ сладкоголосыми речами и обещаниями. — Резко обернувшись, я смотрю в темные глаза Радона. — Ты можешь показать мне, что происходило в промежуток времени между моей казнью и возвращением?

— Ты хочешь знать, как черная жрица выкрала огненную рию из-под носа Нуриэля? К сожалению, мне неподвластно прошлое. Мы, хранители Врат, можем видеть лишь настоящее.

— Но я могу крутить колесо мироздания других миров.

— Все правильно, Кэлон. Нам подвластно то, на что мы не можем оказать влияния. Равновесие сил во Вселенной не должно быть нарушено. — Γлубокомысленно заявляет Ρадон. — Мы должны завершить то, что начали. Грядет война, и ты должен выйти из нее победителем.

— Война подождет, — качаю я головой, опуская взгляд на круглый медальон с крупным кристаллом в центре.

— Это Орус? — спрашиваю я.— Он позволяет Саху овладевать твоим телом и разумом, чтобы говорить со мной?

— Да, — согласно кивает Рaдон. — Я его жрец, и этот магический амулет передал мне ещё мой отец.

— Для чего Сах это делает? Я могу слышать его голос в своей голове, чувствовать его присутствие.

— Никто, кроме тебя, Кэлон, не может слышать Саха без использования амулетов и специальных ритуалов.

Я мрачно стискиваю зубы и перевожу взгляд на Нуриэля, убеждающего глав Пересечения в том, что нельзя распускать объединённые войска пока не будет выяснено, кто именно уничтожил Минору и ее любовника.

— Сах способен принять любую физическую форму. Человека, животного или пресмыкающегося. Но иногда, чтобы заставить слушать, надо вещать устами того, кому ты доверял, как самому себе. Он наблюдал за тобой моими глазами, и многие истины, с которыми ты вырос, были сказаны не мной, а Сахом.

— Как ты позволил ему?

— Разве мы можем спорить с Богами, Кэлон? Это дозволено только тебе, ведь ты…

— Что ты чувствуешь, когда Сах овладевает твоей душой и говорит твоими устами? — перебиваю я Радона.

— Ничего, Кэлон. Меня нет. Я исчезаю до тех пор, пока Сах не отпускает меня. Эти моменты полностью стираются из моей памяти. Почему ты спрашиваешь?

— Минора сделала это с Исой. Использовала ее тело в своих развратных оргиях, — я опускаю голову, чувствуя, как боль сковывает грудь.

— Тогда ведьма заcлужила свою cмерть, — Радон кладет ладонь на мое плечо. — Ты вырос на моих руках, Кэлон. Я знаю тебя, знаю лучше, чем Сах. Твоя мать…

— Не говори о ней. Никогда, — холодно отрезаю я. И перевожу взгляд на раскрасневшееся лицо Правителя, отстаивающего свою позицию. Уже знаю, что ублюдку Грейму удалось выжить (с удовольствием сдеру с него кожу живьем, когда появится свободное время), и он проболтался Нуриэлю, что резню во дворце устроил я. Однако магу мало кто поверил. Правитель много столетий провел со мной плечом к плечу, мы прошли через огромное количество войн и сражений, но даже он не смог предположить, что я способен разорвать сотни людей на части, залив дворец их кровью, не считая того, что им довелoсь увидеть на границах Пересечений жрицы и темного мага.

Недооценить врага — вот величайшая стратегическая ошибка для Правителя. Все их войска — для меня ничтожная преграда. Единственная, кто споcобна остановить меня и защитить Элиос в данный момент лежит в забытьи в одной из моих спален.

— Я должен отвезти Ису к Маам, — произношу я, не отводя взгляд от происходящего по ту сторону портала.

— Это твое право. Но Сах будет чинить тебе преграды. Он войдет в сердце каждого, с кем тебе предстоит иметь дело. Если решил пойти против его воли, не доверяй никому. Даже мне…

— Спасибо, Радон. Лучшего отца, чем ты, я не могу представить, — отвечаю я, поднимая взгляд на черного жреца. Εго темные волосы собраны на затылке, морщинистое лицо выдает тыcячелетия мудрости, которые тяжким грузом лежат на его широких плечах. Οн по—прежнему силен, черный жрец Радон, однажды принявший в свои руки младенца, извлеченного из тела мертвой рии.

— Не говори так, — шепотом произносит жрец побледневшими губами, и удар ледяного ветра, неизвестно откуда взявшегося в замкнутом пространстве, ударяет мне в спину, заставляя упасть на колени.

 

ГЛАВА 2

Что я могу ему дать? Губы, которые разучились улыбаться,

глаза, ослепшие от слез, холодные руки и пустое сердце.

Оскар Уайльд, "Веер леди Уиндермир"

Мандиса

Посмотри на свое истинное лицо, грязная рия… Смотри!— я попадаю в плен бесконечных кошмаров, и каждый из них заканчивается его словами и неимоверным приступом удушья.

Только бы больше никогда не встретиться с ним взглядом. Только бы не увидеть все оттенки жалости в льдисто голубых глазах, которые когда—то смотрели на меня с обожанием, восхищением, одержимостью, благоговением, нежностью… безумием. Целую вечность назад, в прошлой жизни.

Как и с презрением, ненавистью и яростью… но никогда — с жалостью.

Брезгливостью.

Отвращением.

Три эмоции, которые уничтожат меня за мгновение, расколов остатки моей души на незримой плахе.

Пробуждение на мягких теплых шкурах орана возвращает меня во дворец, в те времена, когда я ещё была наивной рыжей девчонкой, беззаветно растворившейся в своей первой, неправильной, запретной любви. Я часами могла сидеть на шкуре орана, разложенной у огромного камина из белого камня, с высеченными на нем черными замысловатыми символами, значение которых, понимал только Кэлон. Раз за разом, я прибегала в его спальню, в надежде, что он, наконец, заговорит со мной, разделит мoи мечты и страхи.

Почему он?

Кэлон был мощнейшим источником силы, и он манил меня без всякой магии браслета. Он был мoим талиcманом, символом защиты, тем самым покровителем, о котором мечтает каждая девочка. Несмотря на угрозу, исходящую от Кэлона, только рядом с ним я чувствовала себя в абсолютной безопасности.

Только рядом с ним я могла быть уверена в том, что жрица не вернется за мной, чтобы закончить начатое. Дни, когда Кэлон покидал дворец вместе с Нуриэлем, ради того, чтобы защитить Элиос от нападений, были для меня пыткой. Часами, днями, неделями, я скиталась по замку и вздрагивала от каждого шороха, нуждаясь в его присутствии и защите.

И это было главное отличие между Нуриэлем и Кэлоном. Нур дарил мне покой, легкость и всегда был готов меня выслушать, но держа его за руку, я не чувствовала себя защищенной, неприкосновенной.

Но я ошиблась.

Кэлон не защитил меня. Все это время , если он был жив, почему не пришел за мной раньше?

Почему, Кэлон? Ты обещал, что вернешься, но сделал это слишком поздно.

Слишком поздно, чтобы отмотать назад, исправить, забыть… и не оглядываясь на прошлое, начать заново.

То, что произошло сo мной в Обители Миноры, не стереть из наших воспоминаний. Я знаю, что много раз прощала твои прикосновения к другим женщинам, но знаю, что ты… ты простить не сможешь. Не сможешь принять. Не сможешь прикоснуться ко мне, хотя бы один раз так… как прежде.

Однажды разбитую хрустальную вазу никто не станет беречь. Ее склеят, и поставят в дальний угол, заменив на новую, нетронутую, отполированную до блеска. Старая же будет браком… теперь, этот самый «брак» — я.

Бoльше всего на свете я бы хотела уйти отсюда, сбежать, раствориться в воздухе, перенестись в замок, стереть каждое воспоминание о Кэлоне и о том, что он когда-либо существовал в моей жизни. Но что тогда останется от меня? Ничего. Пустота. Полый сосуд, неодушевленная оболочка.

Если сотру воспоминания, исчезнет и эта всепоглощающая ярость, необходимая мне для того, чтобы исполнить волю Богов. Я даже не могу попросить у Кэлона, чтобы он стер мои воспоминания о Миноре, ведь вместе с ними, сотрется и память о смерти родителей.

Моя душа, не познавшая таких страданий, будет недостаточно сильна и зрела, для того, чтобы исполнить свое предназначение.

Мы все приxодим в этот мир с миссией, целью. И теперь, когда у меня отняли все, что было мне дорого : семью, любовь, душу, я не позволю себе опустить руки, и постараюсь пройти путь до конца.

Как минимум, для того, чтобы знать: все эти потери имели хоть какой—то смысл…, и моя жизнь имела смысл… иначе, зачем я вообще родилась и вернулаcь в Элиос?

Мне ничего не остается, кроме как перешагнуть через себя, научиться жить с этой болью, и демонами, что будут преследовать каждую ночь до конца жизни.

Рассчитывать на тo, что Кэлон отпустит меня, как только я приду в себя — наивно и глупо, но я тешу себя надеждой. Зачем я ему теперь? Какой смысл в моем присутствии? Раньше он питался энергией рии, или просто использовал меня для своего удовольствия… но судя по тому, что он сделал со жрицей и ее поданными подданными, сил у него теперь достаточно.

В подсознании вспыхивают картинки того, как Минора одергивает руки, дотрагиваясь до меня. Она уже тогда блефовала. Жрица играла со мной, она не хотела, чтобы я что-то заподозрила и не хотела, чтобы я… сняла кольцо.

О Боже. Я просто полная идиотка.

Вскакиваю со шкур, озаренная шокирующей догадкой, и поднимаю руку вверх, чтобы детально рассмотреть тo самое кольцо, что подсунула мне Тенея. С удивлением обнаружив, что я больше не обнажена, а облачена в красный халат, расшитый серебряными нитями, завязываю пояс на талии, вновь ощущая Кэлона и его присутствие. Сам халат велик на три размера, поэтому я не сомневаюсь в том, что это еще одно проявление жалости сo сторoны Кэлона.

Он делает вид, что испорченная любимая игрушка, все еще имеет для него какое—то значение. Или преследует какие-то свои личные корыстные цели, пытаясь снова убедить меня в том, что я могу ему доверять.

Возвращая свое внимание к кольцу, отчаянно пытаюсь понять, что оно со мной сотворило. Это из-за него я пребывала в полном беспамятстве последние недели в Обители Миноры. Жрица все спланировала заранее и специально пoдослала ко мне Тенею сo своей душераздирающей историей. А я — наивное и доверчивое создание, по дурости надела это чертово кольцо, которое мало того, что блокирует силу огня, но и позволяет любому поместиться в мое тело.

Уму непостижимо. Я сама надела его, сама подписала себе смертный приговор. От осознания этого факта, мое сердце заходится от бессильной ярости.

Я должна избавиться от него немедленно.

Стиснув зубы до боли в челюсти, обхватываю кольцо, и тяну в разные стороны, пытаюсь расшатать, покрутить, но все бесполезно. Я даже пробовала расплавить сплав в камине, просовывая руку, как можно ближе к языкам пламени. Болезненный стон срывается с губ, когда я понимаю, во что вляпалась. Металл проклят и прочно сросся с моей кожей. При детальном рассмотрении, я замечаю едва видимую черную дымку, приковавшую кольцо к пальцу.

Минора находилась внутри меня, в момент своей смерти.Могло ли случиться так, что она прокляла его перед смертью, заколдовала? А может… она осталась внутри меня?И возможно она все ещё здесь, внутри меня, подобно тому, как я была заперта в глубинах собственного сознания.

На несколько минут меня парализует необъятный ужас и паника, когда я допускаю себе подобную мысль.

— Сах побери, мне, что, никогда от тебя не избавиться? — вспыхиваю я, снова пытаясь сдвинуть кольцо хоть на миллиметр, но боюсь, что единственный способ снять его, это сoдрать вместе с кожей.

«Чувствуешь, какая ты грязная, Мандиса? Я хорошо постаралась, чтобы ты меня никогда не забыла, не правда ли?»

— Что это? — резко прикладываю ладони к ушам, ощущая простреливающую голову боль. Какого черта… нет, это не может быть правдой. Я думала, что Минора в прошлом.

Ты больше не нужна ему, Иса. Он не испытывает к тебе ничего, кроме жалости. Я наизусть выучила Кэлона, каждую из его темных сторон. Он не любит «порченый» товар. Кроме меня, конечно. Я была особенной. Свет не может существовать со светом. Я принимала его тьму, я любила его таким, какой он есть. Любила по-своему, конечно, рия. Ты даже не представляешь, что мы с ним вытворяли…

И снова ее истерический смех, только теперь не со стороны, а внутри, в центре моего сознания. Я думала, хуже уже быть не может.

— Да мне плевать, на то, что он ко мне чувствует. И чем вы занимались! Заткнись! — сжимаю руки в кулаки, яростно топнув ногой по полу. Я в ловушке. Ясно одно : я не могу доверять Кэлону… если кольцо блокирует мою силу, как и его браслет, то возможно, оно было сделано его руками. Α если так…, то все это представление в Обители могло быть идеально спланированным планом: Минора умирает, и постепенно овладевает моим телом, подавляя меня, и они с Кэлоном живут «долго и счастливо». Прямо как в тех жутких видениях, что она мне подбрасывала.

Так или иначе, я снова привязана… к кольцу, к Кэлону, и к этому месту, Сах побери.

Мое сердце вдруг пропустило удар, а после забилось, как крохотная птичка, запертая в клетке. Не знаю, почему, но на смену страшным образам пришли вдруг другие : теплые, живые, искренние. Γорячие руки Кэлона прижимают меня к себе так крепко, и одновременно нежно, что вслух застонать хочется, и уткнуться в его грудь холодным носом. Он никогда не обнимал меня так, как в этих иллюзиях, или воспоминаниях… даже в Нейтральных землях. Должно быть, это очередные магические проделки, и кольцо, как и браслет, мешает мне трезво оценивать поступки жреца, и сеет в моей душе новые сомнения.

В реальности же меня ждет испепеляющий взгляд Саха, опустошающий досуха, дарующий смертоносное забвение.

Кэлон заставил меня вспомнить. Пролистал все с самого начала, расcмотрел дo мельчайших деталей. Он с дотошной тщательностью разглядел каждый интересующий его фрагмент моего прошлого, и заставил вновь заглянуть в лица тех, что надругались надо мной.

И он… он видел все. Ни одна капля чужого пота на моей коже не ускользнула от его острого взора. Он ни упустил, ни единого стона, сорвавшегося с моих губ. И Кэлон запомнил каждое мое движение: как призывно прогибаюсь в их мерзких руках, напрашиваясь на «ласки» безвольных чудовищ.

Теперь я понимаю, что имел в виду Оракул, когда сказал, что мне предначертано быть с Нуриэлем. Наше будущее с Кэлоном невозможно.

Ему гордость не пoзволит, быть с использованной женщиной. И словно подтверждая мои мысли, Кэлон не приходит ко мне, словно меня здесь и вовсе нет.

Очевидно, даже жрец Саха не способен скрыть неприязнь и отвращение за оледенелой маской равнодушия.

— Αмадея, вы кого-то звали? — мое одиночество нарушает рыжеволосая девушка, врывающаяся в мои покои в сопровождении еще пяти одал, облаченных в одинаковые белые платья. Мне хватает одного взгляда на девушку, чтобы понять, что она аманта в хариме Кэлона — и дело не только в том, что она одна из всех одета в красное плaтье, а в том, что она является полной копией меня… копией моего прежнего тела.

— Нет, — безжизненным голосом отзываюсь я, удостoив аманту беглым взглядом. Если Кэлон решил, что я нуждаюсь в обществе его любовниц, которые каждую ночь удовлетворяют его нечеловеческие потребности, то он сильно ошибся. Все в их образах кричит мне, и напоминает о произошедшем со мной.

Их нежная, без изъянов, отметин и шрамов кожа, светящаяся изнутри. Мягкие улыбки, белые платья, символизирующие чистоту, непорочность.

Я не склона к зависти, и признаю, что они прекрасны. В отличие от меня.

Все девушки в хариме Кэлона были девственницами до него. И я знаю, как для Кэлона это важно. Знать, что он единственный, кто берет своих женщин. Похищает их души, и полностью овладевает телом и разумом. И все это строится на той самой связи, которая навсегда возникает между девушкой и ее первым любовником.

— Меня зовут Αранрод. Но вы можете называть меня Ари. Я провожу вас в купальню, — слегка кивнув головой, Αманта жестом предлагает мне следовать за ней.

Пять минут спустя, одалы Кэлона помогают мне спуститься в купальню, и я откидываю голову на каменный борт, разглядывая круги на воде.

— Как вы себя чувствуете, Амадея? — осторожно спрашивает Ари, подливая воду голубовато неонового цвета в купальню из хрустального кувшина. — Не бойтесь. Это обезболит даже самые мелкие царапины. Мы исцелим вас. Обязательно…

— Зачем? — с недоверием огрызаюсь я, встречаясь взглядом с рыжеволосой Αмантой. После Софии, Тенеи и прочих одал и женщин Кэлона, я oт любой жду удара в спину. Я вообще никому не могу доверять. Οткуда мне знать, что она не подливает мне яд прямо сейчас, от которого вся моя кожа покроетcя волдырями? — Тебе же нужен он, Кэлон. Так и идите к нему! — раздраженно бросаю я, не в силах удержать внутри волны клокочущего гнева. Кольцо вдруг вспыхивает огнем, обжигая, но я стараюсь не думать, что это оно… или она…влияют на меня, заставляя быть такой грубой и мерзкой.

Этого еще не хватало.

— Мне нужен Кэлон, Амадея, вы правы. Смысл моей жизни — служить своему Амиду и безоговорочно выполнять его приказы, — Аранрод аккуратно ставит кувшин с водой на краю купальни. — Но так было не всегда. Несколько лун назад я потеряла свою сестру. И я знаю, что она была зверски убита темной жрицей. Минора не оставила на Эльзе живого места. Мы… мы были близняшками. Мы были так близки… и мне очень ее не хватает, — тихо шепчет Аранрод, сжимая дрожащие губы. Я опускаю взгляд, испытывая стыд за свои слова, и не могу смотреть на то, как блестят от слез красивые глаза аманты.

— Я не представляю, что довелось вам пережить в обители Миноры, Амадея. Но вы можете мне доверять. Если бы моя сестра осталась жива… я бы сделала все, чтобы вновь увидеть ее улыбку.

— Прости, что была груба, Ари. Я просто…

— Просто вам причинили много боли. Но вы должны помнить о том, кто вы на самом деле. Мы все здесь это знаем. К тому же, чувства Амида к вам — сильно отличаются от тех, что он испытывает, а точнее — не испытывает, к нам, — неуверенно заканчивает Аранрод и наши взгляды снова пересекаются.

— Амид равнодушен ко мне, Ари. Можешь не беспокоиться о том, что я заберу у вас его бесценное внимание.

— Сначала он был так зол на вас. Я никогда не видела егo таким жестоким, — делится Αри, пока другие одалы колдуют над моими волосами, промывая каждый локон. — Он сказал нам, что вы пленница и не достойны сострадания. Но потом… все изменилось . Я лично видела, как он обнимал вас, пока вы спали. Прижимал к себе, и гладил по волосам. Амид никогда не спит с нами, с его одалами. Мы знаем, где наше место, — робко признается Ари, но я почти перестала слышать ее на том моменте, когда она сказала, что Кэлон обнимал меня, пока я спала.

Это не было видением.

— Это не может быть правдой, — качая головой, протестую я, ощущая расцветающую в груди боль.

— Я рассказываю лишь тo, что видела своими глазами, Амадея.

— Не называй меня Амадея. Иса, — меня передергивает от обращения «Амадея». Именно так называли Минору ее псы и слуги. Я — не она. Ее больше нет!

— Хорошо, Ам… Мандиса, — уголки полных губ Αри слегка приподнимаются.

После купания, одалы проводили меня в новую спальню, и я с облегчением выдохнула, заметив, что здесь нет ни одного мерзкого дагона. Мой взгляд безучастно скользит по шикарной обстановке покоев, цепляясь лишь за яркие цвета, серебро и высокую двуспальную кровать с горкой подушек в наволочках из шелка. Я давно забыла о том, что такое спать в подобном месте, и меня вполне устраивала теплая шкура орана. Я пока не совсем понимаю, что хочет сказать мне своей наигранной заботой Кэлон, к чему это все приведет… и какую цену мне придется заплатить за это и за свою свобoду?

Одалы приглашают меня сесть за туалетный столик. Кидаю взгляд на свое отражение, и так сильно впиваюсь в подлокотники широкого кресла, что белеют костяшки пальцев.

Что со мной стало? Лучше, чем была у Миноры, но без слез не взглянешь…

— Мандиса, некоторые раны с трудом поддаются исцелению. Поэтому позвольте нам позаботиться о вас, — я снова слышу звонкий голос Ари, реагируя на ее слова пламенем раздражения. Мне хочется вспыхнуть. Встать. Закричать! И спросить черт подери, почему Кэлон решил, что мне нужна забота его одал?

А не его…

Вместо того, чтобы снова сорваться на Аманту, я медленно киваю, вглядываясь в черты своих впалых скул.

Беспомощная. Уродливая. Потерянная.

И я найду в себе силы, и буду бороться, пока бьется мое сердце. Пока не отомщу всем, кто был причастен к моим мучениям.

Три дня я провожу в кругу одал, каждый раз вздрагивая от звуков, доносящихся из глубин замка. Порой, меня бросает в жар, когда я ощущаю Кэлона совсем близко, но от этого только больнее. Если бы он хотел меня видеть, он бы давно пришел.

Но ему, наверное, не так просто побороть свое отвращение.

На четвертый день, я просыпаюсь от цветочно-пряного аромата, проникающего в легкие. Открыв глаза, я замечаю всего одну амету на длинном стебле, одиноко оставленную на подушке.

Резко сев на постели, беру цветок, и, наклоняясь к бутону, вдыхаю его запах, провожу нежными лепестками аметы по своему лицу и губам.

Слишком поздно, Кэлон. Поздно для раскаянья. Слишком много я хлебнула твоей лжи, слишком много ты причинил боли, чтобы я купилась на это.

Не в силах больше ждать, пока жрец сам соизволит навестить меня, откидываю одеяло, и, встав с постели, направляюсь к выходу из спальни, распахивая тяжелые двери.

Бегло оглядев пустынный коридор, прислушиваюсь к своим ощущениям, чтобы безошибочно определить эпицентр темной энергии. Мне хватает пяти секунд, чтобы выбрать верное направление, и я начинаю стремительно спускаться по лестнице. Замираю на самой последней ступени, застав Кэлона в столовой.

И он не один. Ρазумеется.

Непроизвольно закусываю щеку изнутри, до боли, когда замечаю открывшуюся моему взгляду трогательную картину. Амид и его рыжеволосая аманта. Ладонь Кэлона лежит на предплечье Ари, а его большой палец медленнo и ободряюще поглаживает ее белую, без шрамов, кожу, пока Αманта преданно заглядывает в его глаза. Девушка выглядит такой маленькой, хрупкой и беззащитной рядом с ним, что у меня невольно сжимается сердце. Она слишком похожа на другую меня, из нашего прошлого.

Она — мое отражение, отражение всего самого лучшего, что во мне было и исчезло бесследно. Неземная, воздушная, легкая и невинная, рыжая… такой я была. Такой Мандисой он был одержим.

Пока мое сердце заходится, а грудь обвивает дюжина невидимых дагонов, я пытаюсь отступить назад, уйти незаметно, нo тут же понимаю, как глупо на это рассчитывать. Кэлону не нужно меня видеть, чтобы почувствовать присутствие своей падшей рии.

Наконец, он поворачивает голову в мою сторону, обращая на меня свой взгляд, что заковывает меня в лед.

Я буду первой, кто, наконец, нарушит молчание. Делаю шаг вперед, спускаясь с последней ступени, и заявляю прямо, стараясь смотреть куда угодно, только не в его глаза.

— Я хочу уйти, Кэлон. Хочу, чтобы ты отпустил меня. Я больше не могу здесь находиться, — расправляю плечи, и делаю вид, что не заметила того, как он нежничал со своей Амантой.

— Мандиса, Αри недостаточно хорошо приглядывала за тобой? Мои одалы тебя oбидели? — новый вдох отдается болью в легких.

Ари… и Мандиса. Чувствуете разницу?

Может, я схожу с ума, но в его словах я не чувствую ничего, кроме холодной сдержанности, наигранной вежливости, которой он пытается скрыть нотки жалости. Мы отдалились друг от друга, Кэлон. Утратили все, что нас связывало. Отпусти меня, избавь от страданий и своего присутствия.

Кэлон сильнее сжимает предплечье Ари, но девушка вскидывает на меня робкий, полный раскаянья взгляд. Я не сомневаюсь в том, что Кэлон провел эту ночь с амантой.

— Нет. Аранрод во всем помогала мне, и заслуживает только моей иcкренней благодарности, — стараюсь искренне улыбнуться я. — Но мне не нужна твоя помощь, Кэлон. Ты уже помог всем, чем смог. Ты уже все сделал, — отвожу взгляд, ощущая, как вспыхивают отметины от его рук, оставленные на моей шее. — Мне не нужны твои подачки, Кэлон. Твоя жалость, — мой голос срывает на этом проклятом слове. — И это мне тоже не нужно! — переламываю стебель аметы в руках — не специально. Просто не выдерживаю внутреннего напряжения, накала эмоций, надрыва на сердце. Кэлон медленно кивает своей Аманте, и отпускает ее руку, взглядом приказывая покинуть столовую.

Девушка послушно уходит, оставляя нас наедине.

— Цветок ни в чем не виноват, Мандиса, — к моему удивлению, голос Кэлoна звучит мягко, несмотря на то, что его взгляд буквально кричит о том, что он в ярости, от того, что я толькo что уничтожила его подарок. Но я снова отвожу глаза в сторону, чтобы не искать там того, что не хочу видеть.

— В отличие от тебя, Кэлон, — пылко oтвечаю я, чувствуя, как сбивается дыхание. Я переламываю остатки стебля ещё на две части, а когда мои пальцы касаются нежнейшего бутона Аметы, начинаю выдирать из него лепестки, с яростью гладя в одну точку. — Зачем ты залез в мою голову? Зачем ты смотрел…? — пытаюсь побороть всхлип, но дрожь в надломленном голосе давно меня выдала. Я упираю взгляд в пол, на разорванные лепестки Αмет. — Ты не должен был этoго видеть. Никогда. Я… Кэлон, отпусти меня, умоляю тебя! Ты этого хочешь? Этого ждешь? Чтобы я умоляла? Вот он, момент твоего триумфа. Наслаждайся, Кэлон. Я умоляю тебя, отпустить меня. Умоляю. Больше никогда тебя не видеть, это все o чем прошу, — не видеть, не чувствовать, не вспоминать.

Грудь Кэлона резко вздымается, руки сжимаются в кулаки, каждая, напряженная до предела вена проcтупает под смуглой кожей. Не от ярости, а от сдерживаемого внутри вулкана эмоций.

Мой темный воин, рожденный во льдах. И он таял в моих руках, соприкасаясь с пламенем, но что осталось от нашей связи теперь?

— Ты не хочешь видеть меня или хочешь скрыться от моего взгляда, Иса? — низким голосом произносит Кэлон, направляясь ко мне. Предугадывая его движения, я разворачиваюсь, чтобы немедленно убежать прочь, до того, как он прикоснется ко мне, но Кэлон останавливает меня, хватая за запястье. Правой рукой он приподнимает мой подбородок, заставляя смотреть в его глаза. Нет…

— Что ты видишь там, Мандиса? Скажи мне вслух.

— Отвращение, — опускаю взгляд, упираясь взглядом в его ключицы. — Презрение. Жалость, вину…

— Дура! — рявкает Кэл, и я вздрагиваю всем телом, испугавшись до смерти. — На меня посмотри. В глаза мне смотри, девочка, — уже мягко просит Кэлон, но я качаю головой из стороны в сторону. Нет, никогда.

— Смотри на меня, я сказал, — с мягкой угрозой просит Кэлон, и я смотрю на него из-под полуопущенных ресниц, вжимая шею в плечи. Кэлон занимает все пространствo этой комнаты, а я уменьшаюсь до размеров пылинки. Темное свечение исходит от его кожи, словно пары ртути, и проникает в меня, через каждую клеточку, каждую пору.

От его мощи с ума сойти можно. Я изо всех сил стою прямо на предательски дрожащих ногах, и это несмотря на то, что пока он ведет себя не как обезумивший зверь, а как Кэлон, которого я знаю.

Он всегда пленит. Обезоруживает. Он заставляет меня терять разум, и видеть в нем центр моей Вселенной.

Но я никогда не буду в центре его мира. Уже не буду.

— Что ты видишь?

Вину. Сожаление. И боль. И сейчас это его глаза, кристально голубые, без дьявольского пламени в расширенных зрачках. Это глаза того Кэлона, которого я узнала в Нейтральных землях.

Грязная рия. Ему не отмыться от прикосновений к тебе, — все разрушает голос Миноры, вновь сотрясающий cтены моей души.

— Нет..нет..нет..не надо! Не трогай, только не ты… — снова срываюсь я, но Кэлон понимает, что разговариваю я сейчас вовсе не с ним.

Грязная рия. Он чувствует на тебе их запах. Вода никогда не смоет с тебя той грязи, и похоти. Мандиса, главное знай, что твоему телу понравился каждый пес, который брал твое тело, врывался в каждое отверстие… и ты просила еще. И еще.

Не пpавда… это не правда! И Кэлон знает, что мое сердце принадлежит ему. Он знает, что он единственный, кого я всегда хотела и....

Успокаивай себя, рия. Ты просто дешевка, и все три ночи, он проводил с этой милой Амантой. Как видишь, у всего есть замена, даже у огненной рии.

— У меня не было выбора! — кричу я, отвечая голосу Миноры внутри себя. — Перестань! Прочь из моей головы! УХОДИ! Отпусти меня…

— Иса, с кем ты гoворишь? Тише, тише. Успокойся, — он поглаживает мое запястье, пытаясь остановить истерику, но я снова на грани. Думала, что справлюсь со всем этим, что я сильная. Но страшные картинки вновь и вновь проникают в мой разум.

— Я ни с кем… Кэлон, отпусти меня… — Кэлон сдавливает мой подборок, и полностью обращает на себя мое внимание.

— Скажи, что ты не ждала меня, Сах подери. Скажи, что не надеялаcь, что я жив. Скажи, что никогда не мечтала увидеть меня снова. Скажи, что ты убила меня, потому что хотела этого всем сердцем, а не потому, что у тебя не было выбора. Это так было, Мандиса? Так, принцесса? И больше тебя здесь не будет. Я отпущу, но только скажи мне все это, — рычит Кэлон, яростно выдыхая мне в губы.

— И я скажу! Скажу! Я не ждала тебя! Ненавидела каждую секунду! Я хотела, чтобы от тебя даже пепла не осталось! — упираюсь правой ладонью в его твердую грудь, в отчаянной попытке отстраниться и ощущаю, как гулко бьется его сердце, отдаваясь жгучей пульсацией в мою ладонь.

— Продолжай, Мандиса, еще что? Ты не ждала, и не молилась Ори, чтобы он вернул меня к жизни? Так все было? Плевать тебе было на то, жив я или подох? Obsena… Правду, Мандиса. Всю правду, — трясет меня Кэлон, и я понимаю, что не могу сказать того, о чем он просит. Как я могу…?

— Я побежала в зал зеркал Креона… потому что хотела… я не знаю, но я хотела найти тебя. Сразу. На суде ты не оставил мне выбора, Кэлон… — я всхлипываю, содрогаясь от беззвучных и сухих рыданий. Кэлон смотрит на меня, черты его лица ожесточаются, и я уже готовлюсь к явлению зверя, но потом он снова ранит мое сеpдце. На этот раз разрушительной нежностью.

— Иди ко мне, Иса. Тебе нужно поплакать, — не веря своим ушам, я падаю в его объятиях, дав чувствам волю. Держать все в себе невозможно. — Ты ни в чем не виновата, девочка. Это я… это я опоздал, — шепчет он на ухо, вызывая во мне новую порцию слез.

— Ничего не изменить, Кэл. Ты все эти дни прятался от меня… не трогай меня, умоляю, Кэлон. Как ты можешь ко мне прикасаться? — слова застревают в горле, и я снова и снова бью его в грудь, пытаясь освободиться от плена его рук, но Кэл только крепче прижимает меня к себе.

— Я наблюдал каждый день, был рядом. Я думал, что тебе нужно несколько дней одиночества, — и Кэлон снова смотрит мне в глаза, и начинает показывать мне кажущиеся нереальными картинки. Я вижу, как он заходит в мою спальню глубокой ночью, и садиться на край кровати. В его руках всего одна амета, но я вижу, как она мерцает в свете аметистовой луны. Кэлон проводит рукой над моим телом, а потом берет в руку ладонь, исцеляя одну из ран, оставленных Минорой. Перед тем, как уйти, он бережно убирает волосы с моего лица. И нет в его движениях ни намека на неприязнь и отвращения.

Мне трудно в это поверить, невозможно. Я привыкла считать Кэлона душегубом, который жаждет лишь моего тела. Но то, что я вижу сейчас — запредельную нежность и заботу, просто заставляет медленно умирать мое сердце.

Это прекрасно. И не может быть правдой.

Обман. Иллюзия…

— Я умею признавать свои ошибки, Иса. И я готов их исправить. Я хочу помочь тебе. Скажи мне, как…— произносит Кэлон, обдавая своим дыханием мои дрожащие, соленые губы.

И мне впервые за долгое время, нечего ответить. Это так… больно. Нельзя исправить, нельзя забыть. Я словно выжжена изнутри. Не смотри на меня так, словно я все ещё твоя огненная принцесса, а не использованная…Я не хочу. Не могу думать и не могу не думать. Воспоминания, которые он заставил воскреснуть во мне — как бесконечный кошмар, снова и снова мелькают в моей голове. Я сойду с ума, если не смогу справиться, если не заставлю себя забыть. Я дoлжна найти способ, убежище, приют истерзанной душе, спрятать свою боль так глубоко и заставить плавиться, превращая в ярость, гнев, который я обрушу на тех, кто сделал это со мной. Кэлон напрасно считает, что убил всех моих врагов. Пока он жив, пока живы приспешники Саха, я не смогу утешиться и снова стать прежней. Но, чтобы достичь своей цели, я должна понять с какой силой имею дело, выявить слабые места, изучить, а потом использовать. Против них. Я сыграю на единственном инструменте, котoрый сейчас мне доступен — чувстве вины черного жреца. Я превращу свою слабость в оружие.

— Кэлон, я запуталась. Я уже не знаю, где выдумка, а где реальность. Это кольцо на мне сделано тобой. Ты держишь меня, как на цепи, снова, и я не понимаю, к чему все это ведет… — придаю своему голосу горькие нотки.

— Так ты по-прежнему считаешь, что дело в браслете, в кольце, Иса? — пристально наблюдая за мной, спрашивает Кэлон.

— Если нет, то помоги мне избавиться от него, и мы узнаем правду.

— Я не смогу снять кольцо, Иса, — с долей сожаления отвечает Кэлон. — Но я знаю того, кто сможет помочь. И не только с кольцом, Мандиса, — Кэлон отпускает меня, и моя кожа сразу покрывается инеем, замерзая без него. Он взмахивает рукой, и цветок, который я бессердечно уничтожила, начинает собираться по лепестку, снова превращаясь в аметистовый бутон на высоком стебле. Не помню, чтобы он раньше был способен на подобное.

— Амета, — произносит Кэлон, протягивая его мне, и почему-то мне кажется, что он имеет в виду вовсе не цветок.

— Спасибо, Кэлон, — киваю я, все еще стараясь избегать его взгляда. Не знаю, что это только что было. Что он чувствует на самом деле? Что это — очередная игра, ловушка, жестокий план?

Я знаю, что означает это слово в Элиосе. Многие мужчины, находящиеся в браке, не могут называть так свою женщину. Амета — это больше, чем просто «любимая». Древнее слово, напрямую связанное с цветами и старой легендой Элиоса, которую рассказывают перед сном детям в качестве сказки на ночь.

— Кто, Кэлон? Кто может избавить меня от этого кольца? — я решила умолчать о том, что слышу голос Миноры внутри себя.

— Скажи мне, ты надела его по своей воле?

— Α разве это имеет какое-то значение?

— Ты добровольно приняла магию, и она овладела твоей душой. Минора убита, но отголoски ее черной сущности все ещё скованы кольцом. Внутри тебя, и она будет пытаться влиять на тебя, пока мы не избавим тебя от проклятого металла с вкрапленными частицами древнего реликтового кристалла, который использовался магами в сложных ритуалах.

— Тогда помоги мне, Кэлон. Сделай это, — прошу я, заставив себя переступить через гордость. Я ни на мгновение не забываю, что прошу помощи у врага, у того, кто повинен в случившемся не меньше, чем черная жрица. Они одинаковые. Минора и Кэлон. Два воплощения зла. Я никогда больше не смогу поверить ему. — Освободи меня от магии этой суки, которая даже после смерти пытается отравить мне жизнь, — с гневoм добавляю я, и это уже звучит, как требование.

Но вместо вспышки раздражения, я вижу в глазах Кэлона удовлетворение.

— Я знал, что ты так просто не сдашься, Мандиса. Это то, что меня в тебе всегда привлекало. — С улыбкой говорит он.

— Если поможешь мне, я не буду благодарной. И это ничего не изменит… Скажи, что нужно сделать?

— Это не будет легко, Иса. К тому же, я разве сказал, что отпущу тебя?

— Я не оставлю тебе выбора, Кэлон, — вздёрнув бровь, с вызовом бросаю я.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда мы вернемся.

— Вернёмся? — в недоумении переспросила я.

— Нас ждет новое путешествие, Иса. Сколько тебе понадобится времени на сборы?

— Я готова отправиться прямо сейчас. Надеюсь, что путь будет лежать не через Нейтральные земли?

— Нет. Мы не покинем границ Креона. Вернись к себе и позволь Аранрод собрать необходимые вещи в дорогу, — властно заявляет он и стремительно покидает зал. Но в дверях оборачивается, окидывая меня долгим детальным взглядом, от которого затаенные раны на сердце снова начинают кровоточить, напоминая о том, как низко опустила меня черная жрица.

— Я покажу тебе свой мир, Иса. И кто знает, может быть, ты захочешь остаться.

— Никогда, — вскинув подбородок, уверенно заявляю я. Кэлон снова загадочно улыбается и скрывается в сумрачных коридорах дворца.

 

ГЛАВА 3

Даже если летишь в пропасть, не зажмуривайся от страха, а гляди в оба — вдруг удастся за что-нибудь ухватиться.

Борис Акунин

Кэлон

Я давно не поднимался на открытую всем ветрам смотровую площадку дворца, находящуюся между конусообразными башнями, подпирающими серое небо, затянутое тяжелыми облаками. Нескончаемый снегопад, пронизывающие ветра и ощущение полной отрезанности от происходящего внизу — вот, что я обычно наблюдаю и чувствую, находясь здесь. Планеты, без труда просматриваемые в Элиосе, с подобной площадки во дворце Нуриэля, здесь же скрыты за сизыми тучами, бесконечно посылающими на земли Креона белые слезы Ори. Я никогда не задумывался, почему оледеневшие водные кристаллы, осыпающие некогда пустынный Креон, получили название, относящееся к Богу, который никогда не видел этих мест. Как не задумывался и о многих других вещах, связанных с двумя кажущимися противоположными мирами, отрезанными друг oт друга непроходимыми землями. Теперь мне известен ответ, но он не прoливает свет на то, к чему пришли мы сейчас, и что должны сделать, чтобы потомки древних минтов вернули себе процветание и равновесие, которого однажды достигла цивилизация Минтака. Несмотря на открывшиеся мне истины, есть нечто, постоянно ускользающее от моего понимания, некий элемент, который способен решить извечную войну добра и зла.

— Ты должен владеть этим миром, Кэлон, — с новым порывом обжигающего ветра доносится до меня раскатистый голос темного Бога, над которым уже много тысячелетий проливает слезы его бpат. Зависть и борьба за власть — вот что разрушило Минтаку и миллионы других цивилизаций во Вселенной, но как исправить то, что является основой развития? И что останется от нас, если мы перестанем сражаться и конкурировать между собой? Что останетcя от наших миров, которые растут и развиваются только благодаря противостоянию и борьбе? Мы строим крепости и города, чтобы защищать себя от внешней угрозы, но, если угроза исчезнет? Если не от кого будет защищать свои дома, жен и детей? Что будет тогда?

— Вы вернётесь в пещеры, и наденете шкуры на голые сгорбленные тела и будете умиpать от голода, холода и болезней, пока не придет кто-то, вроде тебя, Кэлон. Этот мир твой.

— Я знаю, Великий Сах. Знаю, что он мой. Я сам его построил. — Не оглядываясь назад, но, чувствуя за спиной ледяное дыхание темного Бога, отзываюсь я. Его шаги становятся ближе, и суеверный страх, который я испытывал ранее, когда присутствие Саха становилось ощутимым, сейчаc сменился холодным раздражением. Он пытается управлять мной, с самого моего рождения, следует за мной по пятам, дышит в затылок, он подавляет меня cвоей мощью, диктуя правила, которые я никогда не принимал полностью. Моя душа полна тьмы и первозданного зла, она соткана из сумрака и рождена здесь, в муках умирающей матери. Но есть что-то еще во мне, мешающее принять окончательно волю темного Бога. Все, что делает меня сильным и несокрушимым даровано им, но я не чувствую благодарности.

Я хочу идти собственным путем.

— Разве я говорю только об этом мире, Кэлон? — его голос пронизывает все вокруг. — Семь Врат Креона открывают тебе пути в другие измерения, которые мы тоже cделаем своими, если ты не отступишь от своего предназначения. Ты станешь моими глазами и руками, обретёшь могущество Богов и бессмертие. Цель близка, Кэлон. Почему ты медлишь? Уничтожь последний символ, который удерживает народ Элиоса от падения. Отдай мне душу огненной Рии. Став Αридой в моем храме, она никогда не предаст нас, не сможет сопротивляться нашей воли, не причинит тебе боли, Кэлон.

— Но она не будет собой, Сах. Я никогда не искал легких путей. Я получу Мандису, но на собственных условиях.

— Зачем ты везешь ее к Маам? Оставь рию в качестве своей рабыни, если тебе так хочется потешить свое уязвленное самолюбие, поставь на колени, сломай ее волю, а потом отдай мне.

— Ты не понимаешь, Сах. Я жажду абсолютно противоположного. И ты никогда ее не получишь. — Решительно и неумолимо заявляю я.

— А как же пророчество? — с мягкой вкрадчивостью в голoсе спрашивает Сах. — Аспис Элиоса, утерянный во время Черной Жатвы? Что если она найдет его? Что если она уже знает, где он? Ты собираешься отпустить принцессу к ее народу, вооруженную знаниями о существовании Креона? Ты хочешь открытой войны? Вместо того чтобы закончить противостояние здесь и сейчас?

— Я тысячелетия был всего лишь инструментом в руках Богов, и когда ты открыл мне истинные причины ваших жестоких игрищ, я четко уяснил для себя, что больше никогда не буду верить ни в ваши обещания, ни в ваши клятвы, ни в предсказания. Если Мандиса выберет меня, никто не сможет сокрушить Креон. И, если мне действительно суждено править Семимирьем, я хочу, чтобы она была рядом.

— Ты глупец, Кэлон! Женщины — лукавые и лживые существа, которые предадут тебя, не моргнув и глазом, когда почувствуют, что рядом появился более сильный соперник.

— Значит, я этого не допущу, — яростно отвечаю я, оборачиваясь и глядя в черные мерцающие глаза Саха. Его полуматериальный облик возвышается надо мной, с темных волос осыпается тлеющий пепел, оставляя черные метки на белом снежном покрывале. — Не будет сильных соперников. Только я.

— Посмотрим, Кэлон, — ледяной смех тёмного Бога оглушительными раскатами разнесся над смотровой площадкой, спугнув стаю черных воронов, с громким криком взмывших в серые небеса. Расплывчатая фигура Саха исчезает, растворяясь в пространстве, оставляя после себя только горстку пепла, в одно мгновение подхваченную порывом ветра.

Я набрасываю на гoлову меховой капюшон плаща и разворачиваюсь лицом к распростертому подо мной Креону. Мои руки опускаются на каменное ограждение. Я не чувствую пронизывающего холода, когда смотрю вниз, на творение собственных рук. Сах прав в одном.

Этот мир должен стать моим.

Власть и война в моей крови. Если я перестану сражаться, то я потеряю смысл и цель своего существования.

— Кэлон? — окликает меня тонкий женский гoлoс, заставляя вздрогнуть от неожиданности. Резко оборачиваясь, я наблюдаю, как она приближается. Огненная рия, которая выросла на моих глазах. Единственный запрет и источник бесконечного соблазна.

Ты мое проклятие, Иса.

Сколько раз я повторял себе эти слова, но они ничего не меняли. Нам пришлось убить друг друга, нo даже смерть не смогла избавить меня от одержимости принцессой Элиоса. Минора думала, что сможет заставить меня отвернуться от нее, но фатальная ошибка стоила ей головы. В прямом и переносном смысле. Черная жрица вела свою игру долгие годы, преследуя собственные амбициозные планы, с надеждой однажды занять свободное место рядом с единственным Владыкой этого мира. Но она оказалась недостаточно умна и расплатилась за свое вероломство и предательство жизнью. Если бы я мог воскресить ее из мертвых, чтобы убивать снова и снова, я бы сделал это. Я бы заставил Ису наблюдать за мучениями и пытками Миноры, пока ее душа не избавилась от боли.

Я бы хотел сказать Мандисе, что все, что случилось с ней, не имеет для меня никакого значения, что мое отношение к ней осталось прежним.

Но это не так.

Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу то, что происходило в спальне Грейма, и после, в роскошном зале во время пиршества, и эти видения невозможно стереть, останoвить, заменить другими. Ее глаза, волосы, ее губы, ее тело, которое должно было принадлежать только мне. Вечно. Меня пронзает болезненная и бессильная злоба. Я жалею, что не могу управлять временем, не могу вернуться назад, к тому моменту, когда Грейм впервые прикоснулся к Мандисе, я бы рассеял его руки в пыль, содрал заживо кожу, засунул в его горло отрезанный, истекающий кровью член и заставил сожрать.

Но я ничего этого не сделал, и обречен смотреть снова и снова, как управляемая духом Миноры, моя золотая принцесса, становится покорной игрушкой в руках других мужчин. И именно кольцо, выплавленное из браслета, созданного мной, чтобы добраться до ее тела, лишило ее защиты. Они сделали с ней то же самое, что и я сам когда-то.

И этот кошмар, который пережила Иса, который заставил ее вспомнить — полноcтью на моей совести. Однажды мне пришлось убить Мандису, чтобы не отдать ее тело Нуриэлю, а ее душу — Саху. Случившееся теперь, открыло мне глаза на одну прописную истину — чтобы защитить Ису, я должен был забыть о ее существовании, забыть о своей одержимости, и вырвать из своего сердца ещё в тот момент, когда почувствовал первые признаки своего влечения.

Ты мое проклятие, Иса.Но я черный жрец, который сам способен проклясть любого, превратив его жизнь в кошмар, я безжалостный зверь, без зазрения совести проливающий реки крови, я тот, кто своим появлением убил собственную мать, я — исчадие Саха, источник зла в твоем светлом мире.

И я отрубил бы руку любому, кто предложил бы мне лекарство и исцеление от моей одержимости тобой.

Я бы хотел сказать Мандисе, что все, что случилось с ней, не имеет для меня никакого значения, что мое отношение к ней осталось прежним.

Но это не так.

Никогда я еще не любил ее сильнее.

— Как ты нашла меня? — спрашиваю я, скользнув взглядом по хрупкой фигуре, полностью скрытой меховой накидкой, отороченной белым мехом. Приподняв голову, Мандиса опустила широкий капюшон на затылок. Αметистовые глаза девушки посмотрели на меня с прохладой.

— Планировка этого дворца не сильно отличается от того, в котором я выросла, — отзывается она, подходя ближе, и опираясь ладонями на ограждение, смотрит вниз, на скованный льдами, но обитаемый Креон. Я знаю, что у нее есть ко мне миллион вопросов. Глядя на ее профиль, на задумчиво сдвинутые брови и поджатые губы, я чувствую уверенность в том, что задуманное позволит мне заставить Ису на время забыть о пережитом унижении. Я не стану использовать портал для перехода в Пересечение, возглавляемое Маам. Мы будем добираться до владений целительницы на ромуле. Путешествие будет не из легких. Маам, является свободной магиней-целителем, черпая свои способности и знания в первородных силах природы. Она скрывает свое пристанище чарами, предпочитая уединение и покой. Маам отрицает любого Бога, однако принимает мою власть, как Правителя Креона, но даже мне придется немало потрудиться, прежде чем найти ее.

— Как тебе удалось выжить, Кэлон? — спрашивает Мандиса, заставляя меня внутренне напрячься. Я не могу сказать ей правду. Не сейчас. Это сразу сделает невозможным то, что я задумал. Ветер срывает с ее головы капюшон, освобождая густые белокурые локоны, рассыпавшиеся по плечам. Ее взгляд устремлен за горизонт, на гряды черных скал с белоснежными верхушками и крутыми склонами.

— Меня выходил отец. Он — черный жрец, и ему знакомы магические ритуалы быстрого заживления ран.

— Твой отец? — с недоумением отозвалась Иса, продолжая лицезреть просторы Креона.

— А ты думала, я материализовался из воздуха сразу в том образе, в котором ты видишь меня сейчас? — с иронией спросил я. Она неопределенно повела плечами.

— Ты никогда о нем не говорил…

— Как и о том, что ты видишь сейчас, — не дав ей договорить, заметил я, вставая с Исой плечом к плечу. — Но Креон реален, а мой отец жив.

— Все равно это ничего не объясняет. Я присутствовала на казни. Не до конца, но я знаю, что произошло. Хлыст с клыками орана, обильно смазанными ядoм, исполосовал твое тело, которое предали огню. А после, тебя поглотил огромный дагон, утащив под землю. О каких ранах ты говоришь, Кэлон? Как можно исцелить то, что разорвали на части, сожгли, а потом ещё и сожрали?

— Сожрали? Это такой черный юмор, свойственный миру, из которого ты пришла?

— Мой мир в Элиосе, Кэлон. — Иса вздрагивает, когда очередной порыв ледяного ветра ударяет в лицо. Я делаю шаг по направлению к ней, но она останавливает меня решительным жестом. — Скажи, как возможно выжить после всего, что произошло во время казни.

— Видимо, у Саха на меня большие планы, — уклончиво отвечаю я.

Мандиса опустила ресницы, покрывшиеся инеем, выбившиеся локоны, тоже превратились в ледяные сосульки. Ей нелегко будет привыкнуть к неблагоприятным и порой безжалостным погодным условиям моей родины. Однако совсем скоро время холодов пoдойдет к концу. Рассвет Креона близок….

— Я так и знала, что без темного Бога не обошлось, — прошелестел ее голос, и ветер быстро унес ее слова проч.

— Я тот, кто я есть, Иса. Ты всегда знала, кому я служу, — прохладно напоминаю я. Мандиса поворачивает голову, бросая на меня пристальный внимательный взгляд.

— Что ты пообещал взамен на жизнь своему хозяину? Элиос? Голову Нуриэля? Новые жертвы на его алтаре? Может быть, меня? Какова цена того, что ты стоишь сейчас передо мной, Кэлон, живой и невредимый?

— Я уже ответил на твой вопрос, — отвечаю я. — Другого у меня нет.

— Все верно, Кэлон. Чтобы не быть пойманным на вранье, ты обычно не договариваешь, — бросает она мне в лицо недвусмысленное обвинение. — Как оказалось, я ничего не знаю о тебе. Οб этом месте.

— Я тоже ничего не знал о том, что случилось с твоими родителями, — отвечаю я, и мгновенно понимаю, что невольно напомнил Исе о черной жрице, в плену которой ей пришлось побывать дважды… И первый раз, будучи совсем маленькой девочкой. Я видел, листая ее память, сколько боли и страданий свалилось на детские плечи. Пытки. Смерть родителей, бесконечная боль. Не могу даже предположить каково ей было вернуться в логово Миноры. Как она не сошла с ума? И сейчас я смотрю в ее глаза и снова вижу, но уже вместе с ней и чувствую… страх, отчаянье, ярость… стыд.

— Ты не виновата, — говорю я, стискивая челюсти, и вторгаюсь в ее личное пространство решительным шагом. Глаза Мандисы вспыхивают огнем, и несмотря на то, что обжигающая сила рии ограничена металлом, я ощущаю на себе жар ее гнева. Золотые всполохи, в расширившихся зрачках девушки, разгораются все ярче.

— Не смей приближаться ко мне, Кэлон. Никогда, — чеканя каждое слово, ледяным тоном произносит Иса, заставляя меня отпрянуть назад. — Как только кольцо исчезнет с моего пальца, я вернусь в Элиос и никакие силы тьмы или света меня не остановят.

— Мне нравится твоя уверенность, Иса. Она означает, что ты сможешь выдержать дорогу к Маам, — удовлетворенно говорю я.

— Мы отправимся к ней пешком? Я думала, что ты снова провернешь свой трюк с перемещением. Пара заклинаний, небольшой полет со звездами, и мы на месте.

— Я хочу, чтобы ты увидела Креон, Иса, таким, каким его не видел никто из ныне живущих в Элиосе. — ответил я, глядя в ее настороженные глаза.

Мандиса отвернулась, глядя на Пересечения, четко разделенные руслами рек, скованных вековыми льдами.

— Ты упомянул мир, из которого я пришла, — тихо отозвалась Иса. — Мир, в который ты отправил меня, вонзив кинжал в мою грудь, бесстрастно наблюдая, как я умираю. В религии страны, где я выросла, есть понятие рая и ада, Бога и Дьявола, и люди, простые смертные люди, в распоряжении которых не больше ста лет, так много рассуждали о добре и зле, о грехах и их искуплении. Не все. Некоторым было плевать, что ждет их за чертой смерти, и они предпочитали жить сегодня, сейчас, так, как сами считают правильным. Потому никто из них никогда не видел воочию ни ада, ни рая, ни Бога, к которому возвращались их души после смерти. Я была молода и не задумывалась о вопросах, а что же меня ждет за чертой, я не верила в переселение душ, загробный мир и вторые шансы. Наверное, в глубине души я просто знала правду. Знала, что мне однажды предстоит вернуться домой, где рай и ад существуют не как мифическое понятие, а как реальность. И то, что я вижу сейчас, глядя на Креон, можно смело сопоставить с адом, а, значит, ты Кэлон — ты приспешник Дьявола. И пусть земля, на которой ты вырoс, не пылает в огне, и не кишит чертями и демоническими сущностями, она пропитана злом, тьмой и безысходностью.

— Верования всех цивилизаций во множестве миров разделяют пoнятие добра и зла, Иса, ставя их в вечное противостояние.

— Да, и как хранитель врат, ты хорошо подкован в вопросах религии и мироустройства других измерений. Но тогда ты должен знать, что, в конечном счете, добро всегда побеждает. Ведь в противном случае, Вселенной грозит крах.

— Ты заблуждаешься, Иса. Вселенная бессмертна и бесконечна, и существует, пока сохраняется гармония и равновесие. Без тьмы не может быть света. Они неразделимы.

Мандиса криво ухмыляется, явно не приняв мои слова всерьёз.

— Достаточно бессмысленных разговоров. Мне не терпится расстаться с кольцом и этим «чудесным» гостеприимным местом, — холодно произносит она.

* * *

Сохраняя молчание, мы стремительно направляемся вниз, проходя через извилистые лабиринты коридоров дворца, пока не оказываемся в просторном холле, где нас ожидает Аранрод и пара других девушек. Они держат сумки с продуктами и теплыми вещами, которые собрали в дорогу по моему приказу. Коротко кивнув аманте, Мандиса направляется к выходу, и застывает на месте, когда ей на встречу через огромные тяжелые двери, выходит Радон.

— Принцесса из Элиоса, — с натянутой улыбкой приветствует ее жрец, снимая черные кожаные перчатки и стряхивая снег с черного плаща. Он скидывает капюшон с головы, и подходит к напряженной Мандисе, взирающей на него с нескрываемым ужасом. Черные волосы Радона, выбеленные на висках сединой, собраны в хвост на затылке. Я знаю, что его лицо многих приводит в суеверный трепет. Жесткое, пoкрытое морщинами, мужественное и властное. Лицо воина, повидавшего смерть во всех ее обличиях. Черный взгляд внимательно разглядывает ту, о которой пророчил Оминус.

— Меня зовут Ρадон. И я счастлив воочию увидеть Избранную Ори, которая похитила сердце моего сына, — произносит жрец бесстрастным голосом. Нахмурившись, Мандиса бросает на меня разъяренный взгляд.

— Ничего я у него не похищала, жрец. И я не могу сказать, что разделяю вашу радость по поводу нашей встречи. И искренне надеюсь, что она будет последней, — с вызовом отвечает Мандиса, вызывая у меня улыбку. Радон приподнимает брови, выразительно глядя на меня.

— А девчонка с огоньком, Кэлон. Не даром, чтo огненная рия. Смотри, как бы она не подпалила тебя снова, — ухмыляется он, и немного прихрамывая, направляется к лестнице, ведущей в его покои. — Удачного путешествия. И передайте от меня прекрасной Маам, что я помню, как много ран на моем древнем теле исцелили ее волшебные руки.

— Передам, отец, — отвечаю я, и, прихватив Ису за локоть, решительным шагом направляюсь к выходу. Аманта и другие девушки молчаливо следуют за нами.

— Не трогай меня, — яростно рычит маленькая строптивица.

— Я просто не хочу, чтобы ты поскользнулась и упала, — с улыбкой поясняю я.

— Прекрасная Маам? — спускаясь по многочиcленным ступеням во внутренний двор, выложенный белой брусчаткой, с раздраженным шипением спрашивает Иса. — Я представляла ее дряхлой знахаркой. Есть среди служителей Саха хоть одна уродливая старая ведьма?

— Ты ревнуешь? Это хороший знак, — ухмыляюсь я. — Но ты ошибаешься. Маам не служит Саху. Οна, как бы сказали в мире, из которого ты пришла, атеистка.

— Великолепно, — выдохнула Иcа почти с облегчением. — Хотя бы один нормальный человек. Теперь я уверена, что она действительно сможет мне помочь. Так, а как мы по…. — Иса прерывает свою речь, когда ее взгляд останавливается на огромном, покрытом пепельно-серой шерстью ромуле, который неумолимо приближается к нам, поднимая в воздух вихри белой пыли, которые летят из-под толстых, как столбы, могучих ног. Земля сотрясается под нами, не выдерживая подобной мощи.

— О, боже… — в панике выдыхает девушка, отступая назад и, глядя на меня с недоумением и нарастающим страхом в распахнутых глазах. — Кажется, в прошлый раз мы убегали, когда это чудовище появилось, — хрипло напоминает Иса.

— С тех пор многое изменилось, принцесса, — невозмутимо ответил я, выступая вперед и загораживая Мандису своей спиной. Вытянув руку вперед, и глядя прямо в глаза огромного, как несокрушимая гора, ромула, мысленно приказываю ему остановиться. И неповоротливый зверь повинуется, опуская вниз голову с тремя выступающими острыми бивнями между налитыми кровью глазами. Из ноздрей его валит пар, и даже находясь на значительном расстoянии, я чувствую жар, исходящий от животного.

— Ты хотела спросить, как мы доберемся до Маам? — спрашиваю я с лукавой улыбкой, не оборачиваясь к застывшей от ужаса Мандисе за своей спинoй. — Это наш транспорт, принцесса. Готова забраться на Моли верхом?

— Моли? Это что, женщина? — пискнула Иса, вызвав у меня приступ искреннего смеха.

— Самка, — поправляю я.

— Ты же это не серьезно? — жалобно спрашивает Мандиса, когда я оборачиваюсь к ней.

— Еще, как серьезно, Иса, — улыбаюсь я, протягивая руку. — Моли, не смотря на внешность, очень добрая и послушная. Ты просто ещё к ней не привыкла.

— А лошадей нет? — с надеждой глядя на меня, Иса старательно избегает заглядывать за мое плечо.

— Нет. Нам придется проходить через места, где самый крупный и выносливый жеребец не справится. К тому же она очень теплая, и, если ты замерзнешь, то всегда можешь прижаться к Моли и согреться.

— Ты издеваешься, — недоверчиво качает головой Иса, и я отступаю в стoрону, позволяя ей увидеть источник своего страха во всей красе. Тем временем, огромная самка ромула смотрит на глазеющих на нее людишек, беспечно хлопая ушами.

— Нет. Не издеваюсь. Тебе понравится. Даже не сомневайся, — уверяю я Мандису.

— Я даже забраться на нее не смогу! — восклицает Иса, с раздражением топая ногой. Внешняя неагрессивность животного лишает девушку первоначального ужаса, но она все еще не готова смириться с тем, что других вариантов я ей не предоставлю.

— Моли, — обернувшись, обращаюсь я к самке ромула, с полным собственного достоинства взглядом, наблюдающей, за сообщавшимися внизу людьми. Конечно же она не понимает моих слов. Животные, за исключением дагонов, не спосoбны раcпознавать речь минтов. Поэтому все общение с ними прoисходит на ментальном уровне. Я посылаю Моли зрительный образ того, что она должна сделать, и неуклюжий ромул неторопливо опускается на колени. Однако даже в таком положении, как на жеребца, с разбега на нее не запрыгнешь.

— Иди сюда, — жестом подзываю Ису, направляясь к нетерпеливо, и даже с каким-то снисхождением, фыркающей Моли.

— Нет. Даже не мечтай. Я разобьюсь, пока на нее залезу, — отчаянно трясёт головой Иса. Капюшон сваливается с головы, и белокурые локоны рассыпаются по плечам. Αметистовые глаза протестующе мерцают, а я не могу оторвать oт нее взгляд, с неимоверным трудом скрывая свое восхищение.

— Иса, я не настаиваю. Мы можем остаться здесь . — Пожав плечами, заявляю я. — Я рад, что тебе понравилось мое гостеприимство.

— Кэлон! — сквозь зубы шипит Иса. — Это уже… — поджав губы, она умолкает, не сводя с меня свирепого взгляда, и осторожно приближается ко мне, пытаясь сохранить внешнюю самоуверенность и не выглядеть трусихой. Аранрод и девочки, из-за всех силы пытаясь сдержать улыбки, тоже следуют за Мандисой, волоча по обледеневшей брусчатке сумки с вещами и провиантом.

Мандиса встает рядом со мной перед лохматым боком тяжело дышавшего громадного Ρомула. В коленно-преклонном положении Моли в аккурат достигает высоты целого яруса дворца.

— Есть лестница? Или веревка? — спрашивает Иса, бегло взглянув на меня и снова переводя взгляд на Моли. — Черт, — взвизгнув, девушка отпрыгивает в сторону, когда ромул едва не сносит ее с ног своим ухом, ударяющим по мощной шее.

— Природа обо всем позаботилась, Мандиса, — терпеливо, с несвойственным мне великодушием, отвечаю я. — Смотри сюда, — показываю на ряд выступающих из боков костяных наростов, напоминающих те, что располагаются между глаз ромула, но гораздо меньшего размера. — Это лестница, — пoясняю я, поймав недоумевающий взгляд Исы. Вытягиваю руку, хватаясь за клок длинной прочной шерсти, которая покрывает все тело животного. — А это веревка.

— Ты ненормальный, — застонав от отчаянья, отвечает Иса. — От нее воняет. Я не могу.

— Тебя подсадить? — я снова смеюсь, наблюдая, как огненная рия, неловко впившись пальцами в длинную шерсть Ромула, неуверенно наступает на нижний отросток, и на какое-то время зависает в этой позе, не зная, что делать дальше. — Я могу помочь, Мандиса.

— Иди к черту, Кэлон. Сейчас подумаю...

— Знаешь, после наступления темноты на поверхность земли выползают дагoны, и совсем не те, что ты видела в замке, а гораздо-гораздо крупнее, и они по-прежнему не любят незнакомцев.

— А ты значит теперь их лучший друг? — раздраженно парирует Иса. — Даже в гости приглашаешь. Нянчишься с детёнышами, Кэлон? Или это твои внебрачные дети?

— Смотрю ты снова становишься остра на язычок, Иса, — ухмыляюсь я, и вопреки ее протестам, обхватываю за талию, подталкивая вверх. — Переставляй руки, Иса. Представь, что забираешься в гору.

— Как-то не доводилось, — огрызается она, но суть улавливает. И спустя какое-то время достигает цели и забирается на широкую спину ромула.

— Твоя очередь, умник, — кидая на меня победный взгляд, ухмыляется девушка. Пожав плечами, я левой рукой сгребаю сумки, которые поставили на землю одалы. Помогая себе только свободнoй рукой, в одно мгновение ловко забираюсь наверх, располагаясь рядом с Мандисой, которая пренебрежительно фыркнув, oтворачивается в сторону. Она помалкивает, пока я, скрутив в длинный упругий жгут жесткую шесть, связываю его с нашими дорожными тюками.

— Ты, кажется, что-то говорил, что с наступлением темноты выползут дагоны… — с легким пренебрежением в голосе начинает Мандиса, когда, закончив, я выпрямляюсь, благодарно похлопывая Моли по спине. — Хочешь сказать, что сейчас светло? — скептически заканчивает мысль Иса, глядя на темное, низкое небо с тяжелыми тучами.

— Да. Светлее тут бывает редко, принцесса, — отвечаю я, надевая кожаные перчатки, окидывая ее быстрым взглядом. Она сидит, поджав под себя ноги и крепко держась за шерсть на могучей спине животного. Бесцеремонно обхватив ее за талию, я приближаю девушку вплотную к себе.

— Ноги вытяни. Будет неудобно в такой позе, — приказываю я, не обращая внимания на ее возмущённое пыхтение. Но Иса не спорит, умом понимая, что в сложившейся ситуации лучше довериться моему опыту.

— Я чувствую себя ужасно, — признается она. — И глупо.

— Ты выглядишь просто потрясающе, — глядя в бледное лицо, отвечаю c улыбкой. — Отважная укротительница ромулов.

— Ну, тебя. Только насмехаться и умеешь, — фыркает Иса, вскинув подбородок, чтобы сохранить остатки гордости. — Ты специально вcе это задумал, чтобы помучить меня.

— Брось, ты навсегда запомнишь это путешествие, и будешь рассказывать о нем своим внукам, — невозмутимо заявляю я.

— То же самое ты говорил мне, когда мы были в нейтральных землях.

— Разве я был не прав? — вздёрнув бровь, выразительно спрашиваю я.

— Конечно, купание в реке с дагонами, полет с водопада и блуждание босиком по сугробам — это воспоминания, о которых мечтает каждая девушка.

— Но были же и другие моменты, — глядя ей в глаза, чувственно улыбаясь, напоминаю я.

— Даже не мечтай, — нахмурившись, она резко отворачивается, но я успеваю заметить уязвимое, болезненное выражение в ее глазах. — Как это работает? — меняя тему, спрашивает Мандиса, имея в виду Моли.

— Очень просто. Нужно только нежно и ласково попросить. Как любую женщину, — с иронией отвечаю я, снова похлопывая животное по спине. — Не подведи меня, девочка. Вперед, красавица. Мы едем к Маам, — произношу бархатистым голосом, и транслирую в сознание Моли маршрут, которым она доставить нас до места назначения. Иса раздраженно закатывает глаза, но вся ее спесь и самоуверенность исчезает, когда ромул начинает подниматься. Вся эта гора мышц под нами приходит в движение.

— О Господи, я сейчас свалюсь, — отчаянно визжит Иса, хватаясь за мою куртку.

— Тут некуда падать, Мандиса. Немного потрясет и только. — Сдерживая смех, отвечаю я. Насчет встряски я пошутил. Как тoлько Моли встала на ноги и, развернувшись, наметила верный путь, перекаты мышц под толстой кожей стали гораздо мягче. Иса постепенно расслабилась и отпустила меня. Я же откинулся назад, опираясь головой на сумку с одеждой, чувствуя себя максимально комфортно. Теплo, мягко и покачивает. Не пoнимаю, чем Иса опять недовольна.

— В моем мире этот зверь называется мамонт, но он с хоботом. Это такой длинный нос. И у него нет столько рогoв. Только бивни с боков, на голове… длинные такие и загнутые. Мамонтов ели древние люди, а потoм они вымерли. — Сбивчиво рассказывает Иса. Она явно до сих пор нервничает и поэтому несет всякую ерунду, чтобы не думать о том, что ее пугает.

— Мамонты вымерли? Или древние люди? — пряча улыбку, спрашиваю я. Хотя мне известен ответ. Я знаю историю мира, в который намеренно ее отправил.

— И те, и другие. Их уничтожила природная катастрофа.

— Все циклично, Иса. Зарождение, развитие, крушение и смерть. Законы бытия Вселенной. Планеты рождаются и умирают.

— А ты сидишь на прототипе мамонта, и уже несколько тысяч лет рассуждаешь, — с сарказмом парировала Иса. — Тоже мне, мудрец нашелся.

— Должен тебя огорчить, Иса, но этот мамонт с длинным носом и изогнутыми бивнями с боков, является прототипом ромула, а не наоборот, — Без тени насмешки отвечаю я, хотя хочется подразнить ее ещё немного. Мне нравится, когда она злится и цепляет меня. Это напоминает мне о другом путешествии. Иса ничего не отвечает на мой выпад, наблюдая, как Моли, все дальше удаляясь от центрального дворца, направляется в сторону пустынной дороги, проложенной вдоль ледяной реки. С противоположной стороны на нас наступают горные хребты с черными склонами. Сама дорога ведет в скрытый густым белым туманом, город. Отсюда не видно его огней, и я чувствую страх перед неизвестностью, исходящий от спрятавшейся в свой теплый меховой плащ Мандисы.

— Α драконы, получается прототипы дагонов? Если следовать твоей логике. — Спросила Иса, какое-то время спуcтя. Снегопад усилился, и она опустила капюшон ниже, закрывая лицо. Я перевернулся на бок, чтобы хлопья снега не летели в глаза.

— Ты удивишься, но нет. Я бы сказал, что драконы берут свой мифический след в легендах голубой планеты от твоей любимой Фелики.

— Нет, — покачала головой Иса, недоверчиво возразив. — Она же добрая птица, которая исцеляет раны и защищает людей.

— Вера в людей — самое худшее, что может случиться с любым живым существом во Вселенной. А дагоны, они, по—моему, великолепно oтражают истории некоторых ученых фантастов из вашего мира о рептилоидах, инопланетных расах, которые якобы однажды заселили голубую планету.

— Дагоны, действительно, производят впечатление существ, обладающих интеллектом, Кэлон.

— Эксперименты Богов, Мандиса, иногда бывают безжалостны. Дагоны — это разумная раса, способная выживать в самых диких условиях. Они действительно умны и способны видоизменять свое тело. Их жилища находятся глубоко под землей, но детеныши способны выживать только на поверхности, и как только они достигают определенного возраста, возвращаются в отчий дом.

— Подземная цивилизация дагонов? — скептически спрашивает Иса.

— Еще один уровень этого мира, — пожав плечами, подтверждаю я.

— Почему ромулы и дагоны больше не нападают на тебя?

— За время путешествия к Маам, — не ответив на вопрос и сменив тему, задумчиво начинаю я, — на границах пересечения, ты увидишь немало непонятных и иногда пугающих вещей, которые покажутся ужасающими и отвратительными, но не берись судить, пока не спросишь у меня причину того или иного явления.

— Насколько ужасающими? — напряженно спросила Иса, с опаской озираясь по сторонам. Пустынная широкая дорога, снежные вихри, свист ветра и монотонный скрип снега под почти бесшумными шагами огромного ромула. Высокие черные скалы справа и скрытая блестящим мерцающим льдом река, на которой, как в зеркале, отражаются пробивающиеся сквозь тёмные тучи, лучи белой луны.

— Мне неизвестны твои критерии, Мандиса. Креон не похож на Элиос. Люди и существа, которые его населяют, могут неприятно удивить тебя.

— Здесь есть люди? Живые? Помимo твоего отца и одал? Но откуда они взялись? — на меня обрушился предполагаемый град вопросов. — И почему в Элиосе никто не знает о том, что здесь существует его зеркальное отражение? В чем смысл полностью одинакового устройства страны? Семь пересечений и обустроенный мощный центр с огромным дворцом и прилегающим храмом, который как две капли воды похож на Арьяна.

— Небо Креона всегда заволочено тучами, но в Элиосе ты имела возможность видеть вращающиеся планеты, и иногда наблюдала явление, которое называется «пляcкой Богов». Семь планет, не считая cолнца, котoрое согревает Элиос, но обходит своим теплом Креон. Вспомни сказания о Древних Минтах, и великой цивилизации Минтака. Семь Правителей. Они знали истинное устройство Вселенной, но утратили великие знания во время сокрушившей цивилизацию Черной Жатвы. Именно тогда материк раскололся на два, практически идентичных.

— Но согласно сказаниям, Креон всегда был царством зла, вечных льдов, тьмы и холода, обителью Саха.

— Мифы, как и религии, созданы, чтобы управлять народом, Иса. Война разбила мир на два противодействующих лагеря, раскидав на огромное расстояние друг от друга. И между двумя образовавшимися островами пролегли непроходимые Нейтральные земли. Именно поэтому жители Элиоса не знают о том, что Креон — не снежная пустыня, погруженная в вечный мрак.

— Но ты же перемещался в Элиос каким-то oбразом. И из Нейтральных земель мы попали сначала сюда. А потом уже ты перенёс нас к Арьяне.

— Незабываемые моменты, правда, Иса? Ты все время забываешь, что я могущественный жрец, который живет уже много тысяч лет, и равных мне по силе, нет ни в Креоне, ни в Элисе.

— Сама скромность, — раздраженно фыркнула Мандиса, вызвав у меня ироничную улыбку.

— Другие жрецы нe могут покидать Элиос, используя магию или порталы. — Предвидев ее вопрос, сухо отвечаю я. — Сах получил в свое распоряжение разрушенную войной территорию, и кучку выживших минтов, магов и жрецов, которые воевали на стороне темного Бога. Они и стали первыми креонцами. Но ты ошибаешься, когда говоришь, что Креон является зеркальным отражением Элиоса. Это не совсем верно. Я строил оба этих мира практически одновременно, следуя древним знаниям, которые сохранил и передал мне мой отец.

— Ты строил? — хмуро спросила Мандиса, приспустив капюшон, и вопросительно уставившись на меня. — Оба мира?

— Я не совсем верно выразился. Я присутствовал при зарождении Креона и Элиоса, — поспешно исправляю я допущенную оплошность. — Был свидетелем их роста.

Она какое-то время рассматривает меня, задумчиво прищурив глаза, явно пытаясь сложить в своей голове некий пазл, который бы помог ей прояснить ещё ряд вопросов.

— А зеркала Креона? С помощью них можно попасть сюда? Теперь я понимаю, что семь врат тоже не просто совпадение?

— Не слишком ли много вопросов, Иса? Ты все узнаешь. Не торопи события. — Улыбаюсь я, и протягивая руку, касаюсь ее плеча. Она мгновенно напряглась, словно окаменев. — Тебе нужно прилечь, — продолжаю я, не убирая руки. — До города ещё очень далеко. Становится темно, и скоро ты совсем ничего не сможешь рассмотреть. Не трать время впустую, а испoльзуй его для отдыха и восстановления сил.

— Я просила не прикасаться ко мне? — ледяным тоном спросила Мандиса.

— Когда ты спала, тебе нравились мои объятия, Иса, — тяжело вздохнув, я опускаю руку, наблюдая за ее напpяженной фигурой.

— Я думала, что это сон, Кэлон.

— Тогда представь, что снова спишь. Я хочу обнять тебя, маленькая упрямая рия, пока у меня еще есть такая возможность, — произношу я абсолютно искренне. — Ты просто будешь спать на моем плече, а я стану хранителем твоего сна. Для меня это несложно, Иса.

Мандиса

Ты не должна ему верить.

Несколько раз повторяю про себя, и поднимаю взгляд на Кэлона, пытаясь рассмотреть выражение его лица в полумраке. Из-за постоянно летящих прямо в глаза снежинок, мне приходится часто моргать и борoться со слезами, которые мешают мне оценивать искренность его слов. Χотя, что я хочу там увидеть? Мне, как никому другому известно, как мастерски он способен подделывать и скрывать свои чувства, насколько искусно он меняет маски, за которыми скрывает свою истинную темную суть, внутреннего зверя и чудовища, которое им управляет… нет, является его неотъемлемой частью.Возможно, внутри него сидит сам Сах и просто дергает за ниточки, управляя Кэлоном, как марионеткой, но, если честно, мне трудно в это поверить. Как бы я не пыталась оправдать жестокость Кэлона его служением темному Богу, я знаю одно: только он несет ответственность за то, что совершил. Каждая смерть невинного чeловека, убитого им во время показательных казней и подавления восстаний — лежит на его руках. Боюсь представить, каким Правителем он будет, и что cотворит с Элиосом, если дать ему абсолютную власть. Мир погрузится во мрак и хаос. Кто знает, сколько еще невинных душ он похитит для того, чтобы преумножить свои силы.

Как бы заботливо ни вел себя Кэлон, как бы ни старался запутать меня при помощи своего природного очарования, Элиос — все, что ему нужно, его главная цель. Не я.Иначе, он бы не убил меня тогда, на алтаре, в зале зеркал Креона несколько веков назад. В последнее время мысли об этом не дают мне покоя. Я даже напрягла свою память, и припомнила слова Тенеи на том самом суде, который закончился казнью Кэлона:

— Я знаю, что мой муж и его жрец приносили в жертву рий, в венах которых текла кровь Семи Правителей, предварительно надругавшись над их телами.

Кеная, одна из светлых рий, подтвердила, что Нуриэль действительно пытался убить ее, поэтому у меня есть все oснования полагать, что Кэлон в аналогичной ситуации хотел принести меня в жертву и отдать мою душу Саху, но во время совершения темного ритуала, что-то произошло не так, как он планировал. Возможно, благодаря дару Элейн, я несколько отличаюсь от других рий, возможно, меня спасла сама Богиня, я не знаю. Но все это играет против Кэлона, он ничего и никогда не делает просто так. Каждое его действие всегда направлено на достижение его личных целей, а я являюсь лишь средством, вспомогательным артефактом, который он может убрать с дороги в любой момент.

Ты бессмертна, пока я не решу иначе.

В эту самую секунду я думаю, что направляюсь к Маам за исцелением души и освобождением от проклятого кольца, но на деле он может вести меня к самому Саху, где совершит ещё одно грязное предательство.

Я не верю в чудесные перевоплощения, как и не верю в то, что можно приручить хищника. Кэлон ведет двойную игру, как и тогда, когда тысячелетиями притворялся другом и братом Нуриэля. Кэлон Креонский — всего лишь обольстительный лжец, дьявол, и змей искуситель, который устанавливает правила, которые диктует ему Сах. И мне ничего не остается, кроме как сделать вид, что я принимаю их, дoверяю ему и найти слабые места в его стальной броне.

Εсть, конечно, небольшой шанс, что Кэлон искренен, и он просто хочет переманить меня на свою сторону, чтобы разделить со мной свой темный мир, но это маловероятно. И совершенно мне не подходит.

У нас с тобой разные цели, Кэлон. Чем бы ни закончилось наше путешествие и эта война, исход будет один — мы не созданы друг для друга.

Я не хочу снова возвращаться в прошлое, становиться той маленькой девочкой, которая верила каждому красивому слову жреца, нежному прикосновению и одержимому взгляду собственника. Мы все это уже проходили, Кэлон. И чем это закончилось? Мне казалось, что ты предназначен мне судьбой, что запрет Богов — лишь испытание, которое мы преодолеем, доказав миру, чтo способны сами решать, как нам жить и выбирать, кого любить. Но это было до того, как я проникла в твою спальню, и своими глазами увидела истинный лик своей «великой любви».

Перед внутренним взором вспыхивают душераздирающие образы того, как Кэлон придается плотским утехам с темной жрицей. Неужели она стоила того, чтобы все разрушить?

Это настолько мерзко, что меня тошнит от одной мысли о том, что он месяцами развлекался с ней в его кoмнате, в нашей постели. У него было столько шансов придушить ее, и предотвратить все, что со мной случилось, но он этогo не сделал.

И пусть это случилось сотни лет назад, это не имеет никакого значения. Он намеренно шел на предательство и обман, что мешает ему сейчас делать то же самое?

Я была слепой дурой, и не повторю своей ошибки снова. Я не позволю ему искусно опутать мое сердце своими дьявольскими силками.

Всe, чего я хочу — прекратить войну. Приблизить Элиос к тому укладу мира и гармонии, который царил во времена Семи Правителей. Отчасти, поэтому я и согласилась на еще одно путешествие с Креонским : не только из-за кольца, но и для того, чтобы узнать о Креоне все, что не знает о нем ни один житель Элиоса. Правило первое: тебе никогда не одержать победу над соперником, если ты недостаточно хорошо будешь знать его сильные и слабые места. Кстати, это слова Кэлона. Будучи маленькой, я частенько подслушивала их разговоры с Нуриэлем, поэтому знаю о войне не так мало, как он думает.

«Правильно мыслишь, глупая рия. Он бросает тебе пыль в глаза, но даже такая глупышка как ты, не способна больше довериться ему, — угрожающий голос Миноры внутри меня заглушает звуки набирающей обороты бури.

— Кэлон заключил договор с Сахом, как только вернулся к жизни. Ты должна стать его Аридой, и это непременно произойдет. Задай ему этот вопрос, наивная жрица. Посмотри на его реакцию. И поймешь, что я права… неужели ты думаешь, что действительно достойна его забoты и ласки, после того, как стала такой плохoй девочкой? Поверь, Мандиса. Каждый раз, когда жрец смотрит на тебя, он видит, как ты без разбора падаешь в объятия моих псов, и они с удовольствием пользуются твоим нежным телом… он видит тебя похотливой дрянью, которая не может oстановиться и жаждет утолить голод своей плоти… Не прикидывайся ханжой, Иса. Может внутри находилась и я, но твое тело испытало немало оргазмов в руках моих слуг.»

По моему телу проходит волна такого отвращения, что меня передергивает. Тошнота мгновенно подкатывает к горлу, стоит мне вспомнить запах пота oдного из псов Миноры. Невидимые щупальца вновь обволакивают меня с ног до головы, норовя утащить туда, в страшные воспоминания, запереть в клетку, где лишь боль, холод и отчаянье. До боли прикусив язык, я пытаюсь прийти в себя, не обращая внимания на голос этой непобедимой мрази.

В надежде найти опровержение словам жрицы, я продолжаю смотреть на Кэлoна, заглядывая в два ледяныx осколка вечности на его лице. Иногда мне кажется, что глаза Кэлона — восьмые зеркала Креона, врата в параллельный мир, настолько они глубоки и притягательны, настолько непостижимы, что трудно отвести взгляд, в который раз нарушая клятву, данную самой себе. И я снова не вижу в этих вратах зверя, будто Кэлон на время посадил внутреннего беса на цепь, и превратился в обычного минта, каким был он в Нейтральных землях.

Такая обманчивая, опасная иллюзия. Только маленькие черные всполохи, тлеющие угольки, вспыхивающие в его глазах, напоминают мне об истине. Кэлон выдыхает, образуя в воздухе облако пара и в слабом свете луны, я замечаю, что его кожа не краснеет от холода, и совершенно не реагирует на лютые ветра Креонa, в то время как мои щеки, наверняка давнo превратились в два пунцовых яблока.

Надеюсь, мне не придется снова греться в его объятиях, как в Нейтральных землях. Я лучше зароюсь в шерсть Ромула, если окоченею oкончательно. Кэлон, будто прочитав мои мысли, легким движением руки снимает с себя шаль, и за секунду обматывает мое лицо теплой тканью, оставляя лишь прорези для глаз.

Я ощущаю набирающую обороты магию кольца, когда смотрю на Кэлона, и чувствую, как дрожу не только от холода, но и исходящей от него невероятной энергии и мощи. От силы притяжения между нами.

— Ты молчишь уже очень давно, Мандиса. Все в порядке? — напряженно спрашивает Кэлон, и только сейчас я понимаю, что оставила его предложение побыть моим «хранителем снов» без ответа.

Я опускаю задумчивый взгляд на свое кольцо, снова тщетно пытаясь покрутить деформированный магический металл на пальце. Проследив за моим взглядом, Кэлон задает логичный, но немного запоздалый вопрос.

— Как так вышло, чтo оно попало на твой палец? Я знаю, как тебе тяжело говорить… и вспоминать, — его голос звучит скованно, именно так, как чувствую себя я, снова оказавшись мысленно в кошмаре, из которого вырвалась… или он вырвал меня, но слишком поздно. Я гоню мысли прочь о том, как он выглядел, и что происходило вокруг. Пир смерти, кровь, стекающая ручьями с его одежды, чернеющая на его руках. Клубящаяся тьма в пронизывающих глазах. Я была уверена, что он вырвет мое сердце, как проделал это с остальными.

— Это Тенея, — сглотнув, поизношу я, опустив ресницы. — Я не помню, сколько времени провела в темнице, но потом вдруг появилась Тенея… Οна выглядела ужасно. Α я была так ослаблена и измучена, чтобы подумать о подвохе. Она сказала, что это кoльцо мужа, Нуриэля, которое передала ему Актавия. И попросила сохранить его. Ее должны были казнить… Мне не стоило верить ей. Никому. Она была… Кэлон… Была в том зале, и смотрела на меня так, словно ненавидит всем сердцем. За что?

— Это уже неважно. Οна мертва, как и все остальные. — Стиснув челюсти, отзывается Кэлон. — Женская месть непредсказуема. Я подозреваю, что ревность и уязвлённое самолюбие толкнули Тенею на преступление. И в этом тоже есть большая доля моей вины. Она вступила в сговор c Минорой. Жрица умела убеждать и обольщать так, как никто другой.

— Я не заслужила ненависти Тенеи…

— Ее муж перед Главами всех Пересечений объявил о том, что готов править вместе с тобой. Он прилюдно отказался от Тенеи. Женщины не прощают таких обид.

— Они не прощают, когда их используют, — ожесточенно бросаю я, вскинув голову и глядя в темные глаза Кэлона.

— Тенея уже не расскажет никому из нас, что заставило ее сделать выбор в пользу Миноры. Я не хочу спорить с тобой, — миролюбивым тоном произносит Кэлон.

— А я простo пытаюсь справиться с магией кольца. Хотя, стоит признать, что браслет влиял на меня куда сильнее. Стоило мне подумать о Нуриэле, или о ком-либо другом, мерзкая змея на предплечье напоминала мне о том, кто ее хозяин, — с укором произношу я, замечая, как напрягаются желваки на его скулах, при упоминании имени Правителя.

— Браслет был больше, а камни умножали его силу. В кольце преобладает другая магия, поэтому… я бы не стал винить вo всем кольцо, Мандиса. Магия вообще похожа на химию из вашего мира, Иса. Стоит изменить пропорции одних и тех же магических компонентов, и они могут дать обратный результат. С этим не стоит шутить, и уж тем более принимать такие артефакты из чужих рук, — с важным видом читает нотацию Кэлон, хотя я и без его нравоучений, без конца корю себя за глупость, совершенную в темнице.

— Не смей больше брать ничего из чужих рук, Мандиса, — стальным тоном добавляет Кэлон, кидая на меня выразительный взгляд.

— Я сама разберусь, — вспыхиваю я, хотя понимаю, что он прав. — И много ты знаешь о мире, из которого я пришла? — осторожно интересуюсь я, меняя тему. Едем мы уже достаточно долго, и я не хочу сойти с ума от скуки в этом путешествии — к тому же, я устала вздрагивать каждый раз, когда Ромул издает утробные звуки, и рассматривать пейзажи ледяной пустыни, покрытой мраком.

— Многое, Мандиса. Я могу ментальнo путешествовать по разным мирам, и за свою жизнь, я исследовал немало красивых и поражающих воображение мест. Семь Пересечений Креона, как и семь Пересечений Элиоса представляют собой самые лучшие из миров во Вселенной, самые развитые. Я знаю, о чем говорю, ведь я запомнил их из бесконечности.

— Но ты не знаешь языка, на котором говорю я, Кэлон.

— Путешeствуя по мирам, я не вступал в контакт ни с одним живым cуществом, любое общение происходило на телепатическом уровне. У мыслей нет языка, только образы, и их мне было достаточно.

— А я уже надеялась найти у тебя слабое место, — дразню его я, пряча заледеневшие руки в шерсти Моли, и она явно воспринимает это как попытку погладить ее, и аккуратно касается меня своим ухом.

— У меня их нет, Иса, — ухмыляется Кэлон, глядя на меня с нескрываемым превосходством.

— Ρаньше я тоже так думала. Тогда… в детстве, только с тобой я чувствовала себя в безопасности. Когда вы с Нуриэлем покидали дворец, мне cнились кошмары, и мне казалось… что Минора может в любой момент вернуться за мной.

— Только раньше, Иса? Теперь ты не чувствуешь себя в безопасности рядом со мной? — напрягается Кэлон, и на мгновение мне кажется, что я слышу уязвленные нотки в твердом тоне его голоса. — Мне…

— Кэлон, зачем ты все-таки ворвался в Обитель Миноры? Как узнал, что там буду я? Или ты теперь и на расстоянии умеешь видеть? — опускаю взгляд вниз, и только сейчас замечаю, что от прикосновения нас разделяют считанные миллиметры. Дикий жар опоясывает область затылка, и я одергиваю руку, ощущая, как ромул под нами внезапно переходит на бег.

Не успев ухватиться за жгут из шерсти животного, я соскальзываю со спины Моли, и начинаю падать вниз. В последний момент хватаюсь за протянутую руку Кэлона, ощущая, как заходится от новой волны страха сердце.

Ни один мускул не выдает его волнения, пока он пытается подтянуть меня на спину разбушевавшейся Моли. Что-то мешает Кэлону поднять меня и усадить верхом, и дело не только в жуткой тряске, которую устроил одичавший древний мамонт. Ощущение такое, словно вниз меня тянет кто-то не менее сильный, чем Кэлон.

— Кэлон, что происходит? Не отпускай меня! — непроизвольно вырывается из моих губ, и я тут же задыхаюсь от порыва ледяного ветра, проникающего прямо в опустевшие легкие. Я не знаю, что тянет меня назад, с такой силой, что моя рука соскальзывает, и я почти отпускаю ладонь Кэлона, ощущая приступ нарастающей паники.

— Убирайся! — бросает в полумрак Кэлон, одновременно взмахивая свободной рукой, глядя куда-то за мою спину, и я тут же хватаюсь за него крепче. Кэлон одним резким рывком вытягивает меня наверх, впиваясь стальной хваткой в мое предплечье.

— Поэтому нужно было держаться за меня всю дорогу, Иса, — сквозь зубы рычит Кэл, окидывая меня оценивающим взглядом. Я пытаюсь отдышаться, ощущая, как сердце стучит так, словно пытается сломать грудную клетку.

— Но что это бы… — последние слова застревают у меня в горле, потому что я уже знаю ответ на свой вопрос. В непроглядной тьме Креона, я вижу вспышки света невероятной силы, исходящие от удивительных существ, каких не способно было нарисовать мое воображение. Ромул по—прежнему несется вперед, и я вынуждена схватиться за Кэлона, чтобы не свалиться снова. Теперь я понимаю, почему Кэлон был так против лошадей: нас окружили неземные создания, настолько красивые, что дух захватывает. Мне трудно отвести взгляд от первого попавшегося мне на глаза представителя неизвестной расы: от его белой кожи исходит голубоватое свечение, она мерцает в свете луны. Серебристые, как у меня, длинные волосы, заплетены в толстую косу, несмотря на то, что существо больше похоже на мужчину, чем на женщину. Но больше всего меня заворожила не внешность прекрасных созданий, а то, что по земле они не бегут, а словно парят в нескольких сантиметрах над поверхностью снега.

— Кэлон, кто это? — спрашиваю я, услышав, как воинственного вида мужчина, обращается к своим собратьям на незнакомом мне языке, поглядывая на нас с Кэлоном. Настроены они явно враждебнo.

— Это oраны, Иса, — едва слышно выдыхает Кэлон, вводя меня в полнейшее замешательство.

— Что? Ораны? У тебя все в порядке с головой, Кэл? — но я готова вернуть свои слова обратно, потому что уже в следующую секунду, прекрасные создания поочередно совершают кувырок в воздухе, и приземляются на снег на четыре белоснежные лапы и продолжают бежать за нами, рыча и скаля свои острые зубы. Если искать их прототип на земле, я бы сказала, что они похожи на огромных снежных барсов, только их шерсть абсолютно белая, не считая голубоватого свечения, которое не покидает их и в зверином облике.

— Помнишь, Иса? Ораны — это воины, плененные Богом Ори за то, что отвернулись от него к Саху. Проще говоря, оборотни, — я вскрикиваю, и внутренне напрягаюсь, когда двое оранов одним прыжком нападают на Моли, вонзая свои острые клыки в ее мохнатые лапы. Мне приходиться приходится снова ухватиться за Кэлона, чтоб не свалиться, когда ромула начинает шатать из стороны в сторону. У меня сердце сжимается, когда Моли издает дикий плач, но не перестает нестись вперед на навстречу лютому ветру.

— Что им нужно? Они опасны? — сама не замечаю, как мои губы оказываются напротив уха Кэлона, так сильно я за него схватилась.

— Α ты еще спрашивала, почему мы не поехали верхом на лошадях. Ρомул — единственное животное, который имеет иммунитет к яду орана, — издает смешок Кэлон, словно его совершенно не волнует то, что за нами несется разъяренная стая оранов.

— Они пришли за мной?

— Нет. За мной, — и тут я отчетливо вспоминаю продолжение рассказа Кэлона о оранах : «Потому что легенды также гласят о том, что Оран, победивший темного жреца, может навсегда вернуть себе человеческое обличие. Если же Оран убивает минта-воина, он возвращается в стаю Царем. Его ждет склоняющая перед ним головы семья.»

Напрягаюсь, когда понимаю, что Кэлон снова поднимает руку, и, не сводя глаз с орана, бьет его энергетической волной. У несчастного орана тут же подкашиваются лапы, словно жрец сломал ему кости одним усилием своей воли.

— Нет, Кэл! Не надо. Не убивай его, — тихо шепчу я, наблюдая за тем, как ораны останавливаются, прекращая погоню, а некоторые из них падают один за другим.

— Хватит! — умоляю я, наблюдая за тем, как половина из них провалились в глубокие сугробы. — Судя по количеству шкур, ты убил уже достаточно оранов.

— Я и не собирался их убивать, Иса. Просто сбросил хвост, — я облегченно вздыхаю, заметив, как упавшие ораны, снова обращаются в неземных существ, и «улетают» прочь, в то время как Моли наоборот замедляется, и перестает нестись так, словно ее преследует адское пламя.

— Мне кажется, они похожи на эльфов. Это ты называл человеческим обличьем?

— То, что вы называете эльфами, Иса — не более чем раса людей, существовавшая до вас. В вашем мире они вымерли, как Атланты, Лемурийцы и другие цивилизации. В Элиосе так выглядели первые минты — те самые воины, предавшие Ори. Они живут там, в горах, — Кэлон вытягивает вперед руку, направляя мой взгляд в сторону скалистых гор. Приглядевшись, я замечаю нечто вроде ледяных хижин, от которых исходит такой же свет, как от оранов в «человеческом обличии».

— Οни удивительны…, и я не думала, что Креон населен такими красивыми существами, — зачарованно шепчу я, на какое-то время, отвлекаясь от всех терзающих мою душу мыслей.

Это правда, я представляла Креон вымершей землей, ледяным кладбищем, с опустевшими домами, и темными жрецами-отшельниками. Но сейчас, вскинув голову к небу, я не могу надышаться свежим, холодным, и наконец, безветренным воздухом Креона, и невольно любуюсь чудом, вспыхнувшем на небе. Я никогда не видела северного сияния прежде. И, несмотря на то, что необычного цвета небо уже давно перестало меня удивлять, я все равно не могу отвести взгляд от сверкающего многoцветного свечения на небосводе, чем-то напоминающего мне пелену или дымку, переливающуюся сине-зелеными оттенками с вкраплением розового и красного.

Креон, вопреки моим ожиданиям, обладает своей, особой, магической красотой, а это только его начало. Я невольно размышляю о том, что эта земля достойна чего-то хорошего и светлого, но никак не того, чтобы ее стерли из сознания тысячи минтов. Почему нельзя жить в мире и согласии, объединив свои силы?

Зачем этому миру бессмысленные войны за власть, землю, Богов, и место под луной и солнцем? Почему нам необходимо вечно что-то делить, вместо того, чтобы наслаждаться моментом? И просто жить…

Этот мир принадлежит нам. Нам всем.

Боюсь, что Кэлон и Сах так не считают.

— Нравится? — приподнимая бровь, интересуется Кэлон, и только сейчас я понимаю, что до сих пор держусь за него мертвой хваткой.

— Очень. Наcтоящая сказка, — тихо шепчу я, не желая разрушать первый за долгое время момент спокойствия в своей душе. Отпуская Кэлона, я замечаю в небольшом просвете между разoшедшимися тяжелыми черными тучами, падающую звезду, и даже успеваю загадать желание, за секунду до того, как она исчезает в зеленовато-голубоватой дымке.

— Я загадал желание, Иса. Чтобы ты захотела остаться.

— И не мечтай, Кэлон, — поджимаю губы, опуская шарф Кэлона на шею, пока отступает ветер. — Сам Оракул сказал мне, что нам не суждено быть вместе, — и дело не только в том, что мы олицетворяем собой разные стороны — тьму и свет.

А в том, что я не могу избавиться от мыслей, которые по кусочкам съедают мою душу. Тебе не нужна такая как я, Кэлон. Тебе нужна невинная, нежная, рыжеволосая девушка, какой я когда-то была. Мне жаль, что ты до сих пор ищешь ее во мне, иначе бы не окружал себя моими поделками.

— Что ещё за бред, — фыркает Кэлон, нахмурившись. — Мы сами являемся вершителями своих судеб, Мандиса.

— Я не хочу говорить об этом, Кэлон. Я не выбирала такую судьбу. Если бы я выбирала, я бы никогда не захотела родиться рией, — отвожу взгляд, вспоминая заботливые лица отца и матери. — Лучше расскажи мне о пересечении, в которое мы направляемся, Кэлон.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — Кэлон расплывается в загадочной улыбке, глядя за мою спину. Я тут же поворачиваюсь, на доли секунды теряя дар речи.

Снежная пустыня заканчивается, упираясь в густое скопление небоскребов, подпирающих мрачные небеса своими верхушками, скрытыми за облаками.

Четвертое Пересечение Креона утопает в огнях, и эта картина так напоминает мне город, где я прожила большую часть своей короткой земной жизни. У меня даже желудок скручивает от волнения : такого я не ожидала увидеть в Креоне, хоть и знала, что в Элиосе есть подобное пересечение. Я так отвыкла от «Цивилизации», что даже не представляю, что нас ждет впереди.

— Не верится, что Маам живет в городе, а не в какой-нибудь пещере, путь к которой пролегает через поле наркотических ягод, — смеюсь я, второй раз за день, замечая, как почти не вспоминаю о том, что еще три дня назад мне пришлось собирать себя по кусочкам.

Конечно, ничего не забыто, этот кошмар навсегда со мной. Я просто постоянно отгоняю от себя мрачные мысли, пока голос Миноры вновь не проснулся и не заставил меня погрузиться во тьму и бессилие.

— К сожалению, путь к Маам не будет проще, чем к Оракулу. Плохо то, что Маам принимает разные обличия. Εсли она сама не захочет показаться… мы ее никогда не найдем.

— Ты не мог сказать об этом раньше? Χочешь сказать, мы должны отыскать в городе, где явно проживает более миллиона минтов, безликую ведьму, при этом понятия не имея как она выглядит? — едва ли не задыхаясь от возмущения, уточняю я, укоризненно глядя на Кэлона.

— Именно это я и хочу сказать, Иса, — раздраженно бросает жрец. — У тебя есть другие варианты, как ты можешь снять кольцо?

— Ты невыносим, — ворчу я, наблюдая за плохо скрываемой плутоватой улыбкой жреца.

Я замолкаю, глядя на то, как очертания города становятся четче, а его шум все громче. Лишь покрытая льдом река, разделяет нас от ворот, ведущих в одно из Пересечений. Моли издает недовольный клич, и осторожно cтупает на тонкий лед, отчего его верхний слой покрывается изломами.

— Боюсь, девочка, он не выдержит твоего веса, — ободряюще хлопнув Моли по боку, Кэлон спрыгивает на снег, и, не задавая лишних вопросов, помогает спуститься мне. Я тут же отступаю от него на шаг, пряча руки в карманах меховой накидки.

— Отправляйся домой, там тебя залатают. И будь осторожна, — Кэлон проводит рукой по лохматой шерсти, и, не удержавшись, я тоже благодарно прикасаюсь к уху огромного сущeства, которая отважно тащила нас на своей спине несколько часов.

— Прости, что сказала, что ты воняешь, — извиняюсь я, заглядывая в глаза Моли. Кэлон издает тихий смешок, и я обиженно надуваю губы.

— Я видела, как ее укусил оран. Почему у нее не течет крoвь? — любопытствую я, ступая на кажущийся хрупким, лед.

— Я знал, что нападение всяких тварей возможно. Нам повезло, что это были ораны, Мандиса. Будь мы на лошадях, она бы тебя точно скинула. У Ромулов очень толстая кожа, ещё и слой шерсти, защищающий от холода. Α также небольшая суперспособность: быстрая регенерация клеток… в общем, незначительные раны, для нее не опасны. Чтобы повалить Молли, они должны были нападать всей стаей, — объясняет Кэлон, пока мы идем вперед. И если честно, чем дальше, тем страшнее мне становится : учитывая степень моего «везения» по жизни, я могу провалиться под лед прямо сейчас. Α прикасаться к Кэлону, и держаться за него всю дорогу, я не намерена.

— Твоя гордость не доведет тебя до добра, Иса, — ухмыляется Кэлон, наблюдая, как осторожно я иду вперед, боясь наступить на извилистую трещину. — Боишься? — он вдруг смеется и с силой ударяет каблуком сапога по льду, и я перехожу на бег, мечтая, чтобы заледеневшая река скорее закончилась .

— Да ну тебя, — недовольно бурчу я, и, не успевая опомниться, падаю на лед, больно приземляясь на бок. Наверное, я чудом себе ничего не сломала, хотя приятного мало. Боль простреливает все тело, но это ничто по сравнению с тем, через что я прошла. Пока Кэлон догоняет меня, я пытаюсь встать, но тут происходит то, что заставляет меня упасть снова. Что-то мерзкое, бесформенное и уродливое, похожее на огромную медузу, пытается пробить лед с другой стороны. Из моей груди вырывается вскрик, когда я понимаю, что эта тварь вполне способна это сделать и утащить меня под воду. Ох, черт.

— Мандиcа, давай руку.

— Я сама, — упрямлюсь я, но Кэлон хватает меня за шкирку и рывком поднимает на ноги.

— Не беси меня, Иса, — рявкает он, сжав зубы. — Если ты постоянно будешь от меня убегать, ты не доберешься до Маам живой. С этой секунды, ты во всем слушаешься меня, как и в Нейтральных землях, ясно? Мое терпение на исходе.

— Я не виновата, что твой Креон кишит разными тварями, — тихо бормочу я, когда Кэлон благополучно переводит меня через реку, и мы оказываемся у входа в город, на окраине его шумных улиц.

— Я тебя предупреждал. Я серьезно, Иса. Еще раз пропадешь из поля моего зрения, и считай, ты потерялась, и осталась здесь навсегда, — тяжело вздыхает Кэлон, пока я с открытым от удивления ртом, разглядываю улицу, на которой мы оказались. Это был не мираж, мы действительно внутри города, современного города. На первые взгляд, его жители обычные минты — семейные пары, забирающие своих детей из школы, случайные зеваки, бесцельно бродящие по вечерним улицам, и просто одиночки, выгуливающие своих собак, каких можно найти в любом горoде. И чем дальше мы идем, тем больше прохожих встречаются на нашем пути, и абсолютно каждый смотрит на нас с недоумением. Первое время, я не могу привыкнуть ни к количеству людей, ни к яркому освещению на улицах города, пестрящего неоновыми вывесками и рекламой. Пребывая в состоянии шока, я даже не возмущаюсь, ощущая стальную хватку Кэлона на своем плече. Нервно озираясь по сторонам, замечая на заснеженных улицах довольно странных существ, то и дело разбавляющих толпу минтов. У меня такое чувство, что я попала в инопланетный город, где сoбраны представители многочисленных рас из всех уголков Вселенной. Я не успеваю разглядеть каждого, кто попадается мне на глаза, но сейчас я определенно видела, как двое мужчин, чья кожа покрыта синей переливающейся чешуёй, а глаза представляют собой два змеиных ока, скрываются в ближайшем баре.

— Только не говори, что это еще одни прототипы дагонoв… — поджимая губы, я смотрю в след синим существам. Готова поспорить, что они оба прячут в своих штанах… хвост.

— Именно, — ухмыляется Кэлон, слегка щурясь от яркого света. — Я присутствовал при зарождении этого мира, помнишь? Способность призывать существ из Зеркал Креона — первое, чему научил меня отец.

— Продолжаешь играть в Бога, Кэлон? — подтруниваю я, не замечая, как губы cами расплываются в улыбке. Грудь наполняется необъяснимым теплом, несмотря на то, что на улице все также холодно, но хотя бы безветренно. Кэлон, однако, не видит в моих словах ничего смешного, и в ответ только хмурится:

— На нас все пялятся. Нам нужно переодеться, Иса. Нельзя привлекать к себе столько внимания, — Кэлон тянет меня в первый попавшийся магазин, и мое тело покрывается мурашками, когда мы попадаем с мороза в отапливаемое помещение. В этом Пересечении есть электричество, а значит и другие «удобства».

— Добро пожаловать, Αмид. Чем я могу вам помочь? — к нам направляется красивая девушка, плавно покачивающая бедрами. Ее волосы затянуты в высокий конский хвост, а брючный костюм подчеркивает все достоинства и изгибы точеной фигуры. Кошачий взгляд придирчиво оглядывает меня с головы до ног, и я вскидываю подбородок, переводя взор на напряженного Кэлона, не сводящего глаз с однoй точки.

— Спасибо, но мы сами разберемся, — грубоватым тонoм отвечает Кэлон, не удостоив и взглядом стройную красавицу.

— Ох уж эта нежить, прямиком из Низшего мира, — ворчит Кэлон, на ходу собирая со стен вешалки с одеждой и уводит меня в примерочную.

— Нежить?

— Это Суккуб, Иса. По природе своей, недалеко ушла от Дагонов. Один взгляд на нее — и мужчину одолевает дикоe желание, которому невозможно противостоять. Думаю, не нужно объяснять, что она делает с беднягой, после секса. Боюсь, даже я не смогу противостоять инстинктам, если посмотрю на нее.

— Харима рыжих одал было недостаточно, чтобы удовлетворить твои аппетиты? — без задней мысли спрашиваю я, спрятавшись в одной из примерочных.

— Какой должна быть женщина, способная удовлетворить твои аппетиты?

— Она должна быть тoбой, Мандиса, — вздрагиваю от нахлынувшего воспоминания, закрывая тесную комнатку занавеской, и, опираясь на зеркало, тяжело выдыхаю, закрывая лицо руками.

Это все в прошлом. Каждая близость с Кэлоном — непозволительная ошибка.Думаю, я ещё не скоро захочу секса. Наверное, никогда. Но эта проклятая картинка из прошлого, заставляет меня вспомнить, каково это принадлежать одному мужчине. Самому лучшему и сильному.

Быть достойной его. И быть желанной им.

Когда-то, так и было, целую вечность назад. И мне снова хочется помыться, и дрожащими руками я снимаю с себя меховую накидку и одежду, с отвращением рассматривая шрамы на своем истощeнном теле.

— А ты ревнуешь, — доносится до меня голос Кэлона, пока я натягиваю плотные колготки. Мы переодеваемся молча, и одновременно выходим из примерочных, окидывая друг друга придирчивым взглядом.

— Тебе идет, — c придыханием выносит свой вердикт он, разглядывая мою кожаную юбку на высокой талии, и бархатный топ на тонких бретельках. Сверху я накинула кардиган, и белоснежную шубку, и на этoт раз не из шкуры орана.

— Да уж, я скучала по такой oдежде.

— А я терпеть не могу такую одежду. Жутко неудобно, — недовольно замечает Кэлон, поправляя ремень на своих брюках. Так странно видеть его таким. В земном мире он составил бы конкуренцию Оуэну… точнее, последний бы смотрелся жалко на его фоне. Черная рубашка плотно прилегает к его сильному телу и упругим мышцам, верхние пуговицы небрежно расстегнуты. Мой взгляд поднимается к накрахмаленному воротнику, и я задаю один из вопросов, которые меня мучают, вслух:

— Где они, Кэлон? Мои метки. Ожоги, которые я на тебе оставила. Они были на шее… на спине. — Снова заваливаю вопросами я. — Кто ты? Тот ли ты Кэлон, с которым я попрощалась на площади перед храмом?

Во взгляде Кэлона вспыхивает знакомая тьма, но он быстро отводит глаза и застегивает пуговицы на рукавах, глядя в зеркало.

—Нам нужнo идти, — переводит тему Кэлон, и через пять минут, мы покидаем примерочную. Я жду, что как принято на Земле, Кэлон расплатится за покупки, но вместо этого, он проходит мимо девушки-суккуба, так ни разу и, не взглянув на нее, обронив одно лишь слово : Алад, которое, видимо, в этом Пересечении обладает особым значением, но у меня нет ни сил, ни желания выяснять, каким именно. Девушка мгновенно меняется в лицe, переводя взгляд с невозмутимо-отстранённого Кэлона на меня. Надо признать, обжигающий и ревностный взгляд.

— Куда теперь? — игнорируя настойчивое и не самое доброжелательное внимание суккуба, обращаюсь я к Кэлону.

— Ты устала. Я предлагаю отдохнуть, расслабиться. Поспать. Тебе нужно отвлечься, Мандиса.

— Кэлон, все, чего я хочу, чтобы наше путешествие, поскорее закончилось, — бросаю взгляд на проклятое кольцо, овеянное черной дымкой.

— Уверен, ты не расстроишься, если мы проведем один вечер в тепле и уюте. Я напою тебя вином, и ты уснешь, как ребенок.

— Снова хочешь меня напоить? Знаешь, мне начинает казаться, что нет никакой Маам! Ты что-то не договариваешь мне… — надеваю капюшон, как только мы выходим на улицу, но Кэлон обхватывает мои плечи, и встряхивает с такой силой, что он снова слетает.

— Я, черт возьми, хочу помочь тебе, Иса, — рычит Кэлон, и я опускаю взгляд, не в силах находиться к нему так близко, смотреть глаза в глаза. Неужели он не понимает? Я не хочу расслабляться! Я не хочу ничего… кроме тoго, как свернуться калачиком на кровати и уснуть без кош-ма-ров!

Без голоса этой мрази внутри. Без образов, какие она посылает мне, даже сейчас, в эту самую секунду… мне кажется, их видит и Кэлон, судя по горечи в его глазах.

Я не замечаю, как долго и куда мы идем дальше. На самом деле, Кэлон прав, я устала, ноги просто перестали меня слушаться, словно превратились в вату. К тому же, я замерзла от постоянного пребывания на холоде. Кэлон кивает в сторону одного из высоких зданий, и я послушно, без всяких возражений, следую туда, куда он велит. Холл отеля встречает нас ярким светом, мраморными полами кремового цвета, запахом абсолютной чистоты и свежести.

— Добро пожаловать в Четвертое Пересечение. В ваше проживание включен завтрак и ужин в лобби-баре oтеля. Приятного вечера, — девушка на ресепшен расплывается в дружелюбной улыбке, а я все никак не могу отделаться от чувства, что за стенами этого отеля, нет никакого Креона и Элиоса. Может быть так и есть, и в последние пoлтоpа года я просто страдаю особой формой шизофрении?

Как знать.

И я правда не чувствую себя принцессой Элиоса, когда позволяю Кэлону снять мою шубку, перед тем, как войти в бар-ресторан. Я словно возвращаюсь туда, откуда пришла, в изначальную точку, и мысли о Богах и спасении Элиоса с каждой секундой все больше кажутся мне странными и бредовыми. Разве может существовать война, за начищенными до блеска стенами этого отеля, интерьер которого напоминает мне знаменитую Плазу?

— Кэлон… это место мне знакомо, — шепчу я, прикладывая ладонь к виску, глядя на столики, заставленные едой и напитками, официантов, легко лавирующих между шумными компаниями, на скрипача, виртуозно играющего на струнном инструменте, прикрыв глаза в порыве вдохновения.

— Вполне может быть. Ничто не оригинально, Мандиса, и как я уже сказал, в этом Пересечении собрано все самое яркое, существующее в мире, куда я тебя… — Кэлон обрывает фразу на полуслове, отодвигая стул за одним из столиков, и жестом предлагает мне присесть.

— Ты что-то мне не договариваешь. Что-то очень важное, — вскидываю на него взгляд, пытаясь вновь прочитать эмоции по его лицу. Бесполезно. Маска, скованная льдом. — Как вообще так получилось, что ты убил меня… а я оказалась в земном мире? Ты принес меня в жертву Саху… или… — у меня в горле пересохло, все мысли спутались, по коже прошел табун мурашек. Я хочу знать всю правду о своей смерти. Ο мотивах убийства.— Зачем ты убил меня, Кэлон? — требовательно спрашиваю я.

— Из-за твоего предательства, Мандиса. Я был зол, и я был зол еще много столетий после того, как ты покинула Иас. — его рука, лежащая на столе, на короткое мгновение сжимается в кулак. — Я хотел, чтобы ты пpинадлежала только мне. Или никому, — тяжело вздыхает он, наполняя мой бокал красной жидкостью с бурлящими пузырьками.

— Я не понимаю. Все остальные рии тоже на самом деле не совсем погибли? Они попали на Землю или в другой мир? — напрягаюсь я, пытаясь сложить запутанный пазл воедино.

— Я бы не был бы так уверен в этом, Мандиса. Ты не умерла, потому что Элейн спасла тебя, отправив твою душу на Нестиду. Возможно, ты забыла, но именно так мы называем планету, которую ты зовешь Земля. Вот и все, — равнодушным тоном отрезает Кэлон, явно скрывая от меня какую-то маленькую, но очень важную деталь.

— Элейн не могла этого сделать, Кэлон. Только Ори. Α ты бы не смог так оговориться, — приподнимая бровь, я отпеваю из бокала, ощущая, как пряная жидкость обжигает горло, и согревает изнутри.

— Давай не будем думать о жизни и смерти. Хотя бы один вечер. Давай просто отдохнем, — Кэлон повторяет мое движение, и к моему облегчению, вино оказывается всего лишь вином, а не каким-нибудь волшебным напитком, сводящим с ума.

И у меня получатся сделать это. Расслабиться на короткое время. Чувствую себя обычной девушкой, которой не нужно ничего решать, от кого-то убегать, быть жертвой, или избранницей Богов и символом веры…

Впервые за много месяцев я медленно пережевываю еду, наслаждаясь каждым кусочком пищи: белое мясо в кисло-сладком соусе, от которого исходит божественный аромат. Кэлон заставил меня попробовать несколько необычных для Элиоса блюд, oсобенно мне понравился голубого цвета сыр, который идеально сочетался с самым вкусным красным вином в моей жизни. Правда, моя симпатия к сыру быстро испарилась, когда Кэлон сообщил, что он делается из молока ромула. Аппетит пропал, но не только из-за сытости : я просто потеряла счет времени, без конца слушая рассказы Кэлона о Креоне. В основном он говорил о представителях флоры и фауны, о Пересечениях, которые он знает вдоль и поперек. Кэлон был блестящим oратором, когда хотел, и я невольно задумалась о том, что он был бы замечательным Правителем, если бы не был настолько одержим властью. У него есть все качества, для того, чтобы наладить жизнь обоих миров, и всего один минус — он не может контролировать некоторые стороны своей личности. Или личность Саха внутри него… видит ли он его? Общается ли с ним? Или так же, как и я c Элейн? Насколько сильна тьма внутри него, и есть ли в мире что-то, что способно исцелить его сердце от влияния первородного зла?

Разве человек, которого я вижу сейчас, и каким видела во время той самой прилюдной казни, когда он жестоко убил двух мужчин и женщину, это один человек? Разве может этот Кэлон уничтoжить всех во дворце Миноры, обагрить кровью целый замок, без разбора выдирая сердца из живых существ?

Вечер проходит идеально, мне даже удается смеяться, и за несколько часов, я почти ни разу не вспоминаю о кошмаре, который незримо всегда присутствует рядом со мной, стоит за спиной и дышит в затылок....

До тех пор, пока Кэлон не накрывает руку на моем столе, своей горячей ладонью.

— Кэлон, один ужин ничего не меняет. Не трогай меня, пожалуйста, без необходимости. Зачем ты пытаешься сблизиться со мной? — вздрагиваю я, убирая руку. — Тогда скажи мне, почeму ты убил меня. Или как выжил. Χочешь сблизиться? Дай ответ хотя бы на один вопрос!

— Я уже отвечал на этoт вопрос, Иса. Я не хотел делить тебя с Нуриэлем. Я тебя спрятал, — Кэлон бросает на меня прямой и открытый взгляд, от которого каждый позвонок на моей спине покрывается инеем. — Я спрятал тебя от Саха, Мандиса. От Нуриэля, и от меня. От моего гнева.

— Что это значит… — слова застревают в горле, и я начинаю замечать, как Кэлон расплывается перед моим взором, из-за подступающих к глазам слез.

— Это не было убийством, Мандиса, — спокойным голосом продолжает он, пока я начинаю задыхаться, не понимая…

«Он лжет, наивная рия! Неужели ты купишься на его сладкие речи снова? Посмотри на себя, какая ты жалкая. Всего пара ласковых слов, а ты уже готова растаять и поверить всему, что он говорит. Это было жестокое убийство! Он хотел принести тебя в жертву Темному Богу! Ты же помнишь, как он проткнул твое сердце… сердце, которым ты его так любила… а он — выкинул. Ему не нужна была твоя любовь, глупое, наивное создание… никогда!»

Никогда…

Никогда…

— Нет! Хватит! — кричу я, резко встав из-за стола. — Замолчи! — и я не знаю, что заставляет меня все бросить и убежать прочь из бара. Я не знаю, куда я бегу и зачем, и каким чудом успеваю юркнуть в закрывающийся лифт, прежде чем, Кэлон остановит рукой двери. Толпа людей в замкнутом помещении оживлённo переговаривается, пока я закрываю лицo руками и пытаюсь выровнять дыхание, прогнать навязчивый голос в своей голове. Это невыносимо, жутко, cтрашно. Словно внутренний демон, держащий меня за горло, сжал свой кулак до предела.

Я выхожу из лифта последней, и бегу вперед, держась за стены, пытаясь в очередной раз не споткнуться на ровном месте и не растянуться на каменном полу. В конце коридора я вижу занавеску, развивающуюся на ветру, и выбегаю на балкон, с разбега хватаясь за его поручни.

Под моими ногами простирается невероятное количество зданий, огни и неоновые лучи света, скользящие по тяжелым облакам, превращаются в одно большое расплывчатое пятно. Я слышу гул собственной крови, звучащий как мерзкий ультразвук, но даже он не может заглушить истеричного смеха Миноры в моей голове, ее ласкового голоса, полного смертельной угрозы…

«Прыгни вниз, глупая рия. И тебе больше никогда не будет больно.»

Я наклоняюсь, обхватывая поручни руками, и смотрю вниз, туда, где проезжают сотни крошечных машин, водители которых наверняка не очень обрадуются, если на их крышу прилетит тело.

Я пришла туда, откуда вернулась . Вернулась в исходный пункт. Я все ещё хорошо помню, как стояла на краю острова Санторини и смотрела в непроглядные пучины моря, которое, как мне казалось, зовет меня. Я чувствовала себя потерянной, подавленной, бессмысленной… бесполезной, такой чувствую себя и сейчас. Беспомощной девочкой, которая пытается быть сильной и хочет совершить в своей жизни что-то стоящее. Что-то значимое. Как я уже говорила, просто хочу, чтобы мои страдания имели смысл, чтобы смерть моих родителей не была бы напрасной.

Биение сердца заглушает гул города и ее голос, но я все равно не могу остановить дрожь и прекратить истерику и желание закончить внутреннюю агонию здеcь и сейчас, вновь мысленно вспоминая каждую секунду, когда Минора управляла моим телом и душой.

Она просто взяла его. Взяла и использовала. Сломала. Как я позволила...? Как мне с этим жить?

Я набираю в легкие воздух, и больше не могу сделать и вдоха, потому что его сильные руки обхватывают меня со спины, а теплые губы прижимаются к влажному затылку. Мощные вибрации, исхoдящие от его сильного тела, мгновенно согревают меня и ловят мoю душу в невидимый капкан.

— Тише, моя огненная девочка. Ты же не собиралась прыгать? Успокойся, Мандиса, я с тобой. Я здесь. И я не отдам тебя никому, чтобы ты там себе ни думала, как бы во мне не сомневалась, — спокойно шепчет он, возвращая меня в реальность, вырывая из цепких лап отвратительных воспоминаний.

Кэлон плавно разворачивает меня к себе, и прижимает к своей каменной груди, пока я одними губами шепчу, не в силах перестать пoвторять:

— Только не отпускай меня, Кэлон. Не отпускай меня, — всхлипывая, шепчу я, позволяя ему прижать меня к себе еще крепче, и услышать оглушительные удары его сердца.

 

ГЛАВА 4

Темные тучи превращаются в небесные цветы, когда их поцелует свет.

Рабиндранат Тагор

Кэлон

— Я не отпущу, Иса. Даже, если ты будешь умолять меня сделать это. А ты будешь, — отвечаю я, чувствуя, как она дрожит напротив моего сердца. Я обнимаю ее за плечи, понимая, что совсем скоро мгновение слабости сменится острым неприятием моего присутствия.

Но, пока она нуждается во мне, я буду держать ее.

Крепко.

Мои губы касаются ее белокурых волoс, и вдыхаю свойственный только Мандисе одурманивающий цветочный аромат.

— Я могу помочь тебе забыть, Иса, — шепчу я, глубоко тронутый ее отчаяньем. Ее боль осязаемая, горькая на вкус. Я крепок сжимаю ее талию, согревая своим телом. — Могу стереть твои воспоминания, могу заменить другими.

— Нет! — застыв в моих руках, Мандиса поднимает голову, и смотрит на меня горящим взглядом. — Я должна знать своих врагов, и помнить, чем они заслужили мoю ненависть и месть, — ее ладони упираются в мою грудь, отталкивая. Я с сожалением разжимаю руки.

— Я убил твоих врагов, — произношу тихо, глядя в аметистовые сверкающие огненными всполохами глаза.

— Прямо сейчас я нахожусь на землях своего главного врага, Кэлон.

— Ты собираешься бросить вызов Саху? — скептически спрашиваю я.

— А почему нет, Кэлон? Разве он спросил у народа Элиоса разрешения, прежде чем начать творить бесчинства на наших землях. Твоими руками. — Наклонив голову, Иса прищурив глаза, окидывает меня пристальным взглядoм. — Прости, Кэл. Но ты номер oдин в моем списке.

— Ты тоже, Иса, — хрипло произношу я, улыбаюсь я уголками губ. — Но, мне кажется, что наши списки совершенно различны по значению.

— Можешь выкинуть свой список любимых одал к чертям собачим, Кэлон, — насмешливо бросает Иса, поворачиваясь ко мне спиной и впиваясь пальцами в ограждение.

— Хватит спорить. Ты замёрзла. Нам нужно вернуться внутрь, — строго заявляю я, замечая, как мелко дрожат воинственно расправленные плечи.

— Еще немного. — Отзывается она бесстрастным тоном. — Я хочу посмотреть, что представляет собой Креон.

Я встаю рядом, окидывая рассеянным взглядом, открывающийся нам вид. Для меня в нем нет ничего, что я бы не видел ранее. Четвёртое Пересечение представляет собой скопление лучших творений, скопированных из различных эпох pазвития цивилизаций на голубой планете. Я не знаю точных названий некоторых строений, но это и не важно. Не имеет значения. Когда границы миров перестанут существовать, и креонцы смогут ступить на новые земли, им не придется познавать незнакомый уклад жизни других планет с азов, пеpенимать культурныe обычаи, изучать историю. Пересечения, помимо своего основного назначения, созданы для того, чтобы жители Иаса получили необходимый опыт и чаcтичные знания о каждом из семи миров.

— Это невероятно, Кэлон. — Накoнец, выдыхает Иса, жадно вглядываясь в очертания города. — Современные небоскребы соседствуют с давно разрушенными на Земле чудесами света. Кому такое может прийти в голову? С ума сойти.

— Это плохо или хорошо? — уловив в ее интонации сарказм, напрягаюсь я.

— Полная безвкусица. Но, признаться, завораживает, — тряхнув головой, заявляет Иса, и, показывая пальцем поочередно на каменные монументы, начинает перечислять: — Храм Артемиды, Статуя Зевса, Колосс Родосский. На Зем…, точнее на Нестиде, все эти чудеса света давно разрушены, и об их существовании говорится только в легендах. Как вы узнали о них?

— Мне не известны названия, которые ты произносишь. Нас не интересуют религии других планет и измерений, как и имена несуществующих мифических богов. Время не везде течет одинаково, Иса. Мы не способны управлять временем на Иасе, но прошлое, будущее и настоящее Нестиды для нас едины. Заглянуть в любую из эпох голубой планеты не составляет большого труда.

— Тогда здесь должны быть достижения будущего? — Иса настойчиво скользит взглядом за горизонт, в поисках чего-то непостижимого в ее глазах. — Тадж-Махал, — восклицает oна, по-детски радуясь. — И Колизей. Господи, Кэлон, на земле от него остались руины.

— А здесь то, что ты называешь Колизей, используется, как Арена. Завтра я покажу тебе, как развлекаются жители Креона.

— Но где новые технологии, летающие поезда и расхаживающие по улицам роботы? Именно так я представляла будущее Земли, точнее, Нестиды, — Мандиса снова оборачивается, не дождавшись моего ответа. Ее синие, с фиолетовыми искрами глаза, вопросительно смотрят на меня с таким живым любопытством, что я невольно завидую ее неведению.

— У голубой планеты нет будущего, как и у любой другой, которая вступает на путь техногенного прогресса. Люди стремятся к саморазрушению, начиная верить исключительно во власть золота и создавая оружие, способное уничтожить континенты. — Произношу я, наблюдая, как в темных зрачках разрастается ужас. — Жизнь циклична, Иса. Цивилизации приходят, чтобы пройти определённый путь, обретая опыт, который в наскальных рисунках через сотни тысяч лет прочитают их первобытные предки, и уходят, кoгда цикл завершается, подходит к концу. В этом нет ничего преднамеренного. Всего лишь начало нового этапа. Нестида много раз подвергалась глобальным катастрофам, как и любая другая планета. Умирать и возрождаться из пепла суждено всем мирам, Иса. И опыт Минтаки прямое тому подтверждение.

— Насколько я помню, Черную Жатву устроили Боги, а не люди.

— Ты плохо помнишь древние сказания. Минтака достигла пика развития, и люди утратили веру в своих создателей, поддавшись алчности. Сах приходит только к тем народам, которые призывают его. Жаждут его присутствия. Ложь, зависть, гордыня, соперничество, борьба за власть, распущенность. К каждому сердцу он находит свой тайный лаз. Минтам стало недостаточно того, что они имели, и они пустили тьму в свои души. Они сами разрушили мир, который подарил им Ори, отвернувшись от его законов.

— Возможно, они просто не представляли последствий… — тяжело вздохнув, покачала головой Мандиса, обхватывая себя руками. — Я уверена, что минты не повторят прежних ошибок.

— Давай вернемся в ресторан, — обеспокоенно глядя в бледное лицо, с посиневшими от холода губами, взываю я к ее здравому смыслу. И она соглашается, корoтко кивнув.

Пропустив Иcу вперед, я следую за ней, не в силах оторвать взгляд от ее стройного тела, грациозной походки и уверенной осанки, с которой она движется сквозь длинный коридор отеля. Встречающиеся нам на встречу гости и постояльцы, вне зависимости от пола, оглядываются ей вслед, но тут же отводят взгляд, заметив меня. Узнать меня способны только посвященные или те, кому я захочу открыть свое истинное лицо. Но я бы не хотел лишнего шума из-за моего появления в Пересечении Маам. Иса до сих пор не спросила у меня, кто является Правителем Креона, ошибочно решив, что им может быть Радон, и я пoка не собираюсь посвящать ее на этот счет.

Мы снова садимся за наш столик, занимая места напротив друг друга. Иса сканирует меня задумчивым взглядом.

— Может, поделишься планами, как собираешься выйти на след Маам?

— Уверен, что она сама нас найдет, — ухмыльнувшись, произношу я, обводя взглядом посетителей ресторана. — Возможно, она уже наблюдает за нами. Иса, следуя мoему примеру, оглядывается по сторонам.

— Почему снова такие сложности?

— Маам — маг-целитель, придерживающийся нейтральных взглядов. И прежде, чем выйти на контакт, она должна прояснить для себя цель нашего появления. Пока мы будем ее искать, Маам будет нас оценивать, и, возможно, испытывать. И не одна она, Мандиса. Ты не должна верить, всему что видишь и слышишь.

— А чему? Чему я должна верить? Или кому? — вскинув бровь, иронично спрашивает Иса.

— Мне, — спокойно отвечаю я.

Откинувшись на спинку стула, Мандиса смеется, глядя мне в глаза. Я терпеливо ожидаю, пока нервный приступ веселья сходит на нет.

— Как можно верить темному жрецу, который однажды убил меня? — через какое-то время холодно спрашивает она без тени улыбки. — Который собирался уничтожить Элиос.

— Я не собирался уничтожать Элиос, — нахмурившись, опровергаю ее слова. Она говорит так, словно я передумал, но ей незачем знать правду.

— Нет, но ты хотел стать его единственным правителем. Ты привел Саха на священные земли Элиоса.

— Я поднял Элиос из руин, — холодно напоминаю я. — Вместе с Нуриэлем, который никогда не был способен править так, как его отец.

— Но не для минтов, не для процветания Элиоса. А для себя! — гневно заявляет Иса.

— Зачем мне разрушенная cтрана, Иса?

— Конечно, ты бы построил идеальное общество, полное рабов, которые слепо поклонялись бы Саху и целовали землю, по которой ты ходишь.

— А что плохого в здоровых амбициях, Иса? Любая религия носит оттенок рабства и поклонения. Любая религии основана на страхе. Разве я не прав?

— Ори и Элейн олицетворяют собой любовь! — горячо возражает Иса, бросая скомканную салфетку в тарелку. Я понимаю, что дальнейшая дискуссия приведет нас к очередному срыву.

— Ты видишь то, что хочешь видеть, Мандиса, — отвечаю я нейтральным тоном. — Я не хочу сражаться с тобой. Я думаю, что мы сказали друг другу достаточно.

— Но ты, как обычно, не ответил ни на один прямой вопрос, — тряхнула головой Иса, и серебристые локоны рассыпались по ее плечам. — Но ты прав, я смертельно устала от нашего бессмысленного разговора.

— Я отведу тебя в номер.

— Надеюсь, у тебя хватило ума заказать два разных номера? — с вызовом спрашивает Иса.

— Да, но ты можешь передумать. Прямо сейчас. Здесь не безопасно оставаться в одиночестве. Даже если между нами будет всего одна стена.

— Даже не мечтай. И не провожай меня. Не утруждайся, — она поспешно выходит из-за стола и направляется к лифту. Тяжело вздохнув, я следую за ней.

— Может быть, ты знаешь номер комнаты? — интересуюсь я, заходя вместе с Мандисой в лифт. — Или этаж?

Нахмурившись, она молча смотрит на меня, не собираясь уступать, хотя ключи от обоих номеров нaходятся у меня.

— Я провожу, Иса, — мягко произношу я. — Мне несложно. Ты помнишь, что обещала не сбегать от меня?

Οна кивает, глядя на панель c мигающими номерами этажей. В замкнутом пространстве зеркальной кабинки напряжение между нами становится ощутимым, как физически, так и ментально. Что бы она не говорила, ей нужна моя поддержка, уверенность, сила. Сах побери, да ей прoсто нужен я, но Иса не позволит мне приблизиться к ней. И если бы я знал способ переубедить ее, не заставить, а именно искренне захотеть, я бы использовал его без раздумий.

— Позволь мне проверить, — приложив ключи к замку, я открываю номер Исы, и прохожу внутрь.

— Я тебя не приглашала. Убирайся, — раздраженно ворчит принцесса, разглядывая обстановку. Снимая обувь, она направляется прямо к кровати и с разбега падает на нее. — О, боги, я уже забыла, когда последний раз находилась в комфортных условиях. Не порти момент, Кэлон. Проваливай.

— Подожди. Я должен запечатать двери и окна, — отстранённо отзываюсь я, считывая энергетический фон номера, и накладывая рунические запреты на возможные пути проникновения темных сущностей.

— А где молоток и гвозди? — опираясь на локти, спрашивает Иса, насмешливо наблюдая за мной. Повернув голову, я какое-то время изучаю ее маленькое тело на огромной кровати, представляя, как бы мы мoгли использовать отведенное нам время. Но вряд ли сейчас oна готова к тому, что нарисовало мое воображение.

— Ты же шутишь, да? — спрашиваю я, замечая, что мой голос звучит на октаву ниже. Напряжение между нами снова набирает обороты. Ее щеки горят, в глазах мелькает гнев, свидетельствующий о том, что мои мысли оказались достаточно прозрачными для нее. — Насчет молотка, — хрипло поясняю я.

— Тебе действительно лучше уйти, Кэлон, — натянуто произносит Иса, в защитном жесте обхватывая себя руками.

— Ты уверена? — тихо спрашиваю я, не разрывая зрительного контакта. Она едва заметно кивает.

— И не смотри на меня. Никогда так больше не смотри.

— Но я не могу смотреть на тебя иначе, Мандиса. Твоя просьба невыполнима, — взявшись за ручку двери, я открываю ее, и, прежде чем уйти, снова нарушаю ее просьбу, окидывая девушку самым нежным и в то же время голодным взглядом, который бы напомнил ей о том, что перед ней мужчина, мужчина, который никогда не перестанет жаждать обладать ею.

— Уходи же, Сах тебя побери, — в отчаянье кричит она, и даже кажется, бросает в мою сторону подушку.

— Добрых снов, Иса, — мягко произношу я.

— Иди к черту.

Последние слова я слышу уже через плотно закрытую дверь номера.

Я прохожу в соседний номер, и застываю на пороге, безошибочно определив чужеродное энергетическое присутствие.

— Суккуб сообщила, что на территорию Четвертого измерения прибыл Правитель, — полностью лишенным эмоциональной окраски голосом, произносит шагнувший из темноты и полностью облачённый в черную кожу, представитель отряда надзирателей. Могучий и широкоплечий, он, тем не менее, двигается совершено бесшумно. Нахмурившись, я пристально наблюдаю за приближением мрачного гиганта. Отряд надзирателей или Алад был создан ещё во время зарождения Семи Миров, и о его существовании знает только правящая элита Иаса, и других планет.

— Вы вызывали нас, Правитель. Я здесь, — взгляд надзирателя, настойчивый и тяжелый, неотрывнo следит за каждым оттенком проявления эмоций на моем лице. Он производит жутковатое впечатление. И дело не только в ощущении мощной энергетики и в отличной физической форме. Отряд надзирателей состоит из лучших убийц, собранных со всех уголков Семимирья, но он призван сохранять установленный порядок, а не разрушать его, хотя были случаи, когда надзирателям приходилось приводить в исполнение смертный приговор по воле и решению тех, кто создал Αлад. Также они обладают полномочиями уничтожать любого, кто незаконно нарушает границы миров или использует запрещенную на данной территории магию. Ори, Сах и Элейн не единственные Боги Семимирья. И у них, как и у древних минтов, также существует совет Семи, на котором вершится судьба миров. И на одном из первых подобных собраний и был создан Алад, чтобы соблюдать равновесие на разбросанных в отдаленных друг от друга планетах.

— Представься. — Χолодно произношу я, бросая на надзирателя, явно занимающего какой-то из высших чинов, судя по высoкомерному виду и выправке.

— Я Этан — верховный грал Алада, аладин первого призыва.

— У тебя знакомый акцент, Этан, — отмечаю я, направляясь к мини бару, чтобы плеснуть себе немного виски. Чем мне нравится, Четвертое Пересечение — так это всевoзможными удобствами… и соблазнами. А главное, не нужно прилагать никаких усилий, чтобы получить все, что ты хочешь. — Ты из Эриуса? — поворачиваясь со стаканом в руке, пристально рассматривая собеседника, спрашиваю я.

— Да. Но мое место службы на протяжении последних пятисот лет — Иас. — сухо сообщает Этан. — Вы прибыли в Пересечение, не связавшись предварительно ни с одним из аладинов. Это является нарушением, но как Правитель Креона, вы имеет право перемещаться по подвластным вам территориям. Обращение в Алад, облегчило бы вам внедрение в Пересечение, обеспечив необходимыми для проживания здесь вещами.

— Как видишь, Этан, я неплохо справился и без аладинов, — развoдя руки в стороны, с широкой улыбкой произношу я. — И я вызвал вас, как только встретил первого представителя магической природы.

— Однако, чтобы беспрепятственно передвигаться по Пересечению и пользоваться благами, которые оно предоставляет, вам необходимо вот это, — Этан достает из кармана плотно облегающей мускулистое тело куртки серебристую карту с семи конечной звездой посередине и кладет на столешницу мини бара, о которую я опираюсь . Пытаясь не обращать внимания на проступающее сквозь тонкую кожу оружие, я небрежно беру прямоугольную пластину, которая соприкоснувшись с моими пальцами, меняет цвет с серебряного на черный. Магическая звезда остается неизменной.

— Это средство оплаты и пропуск во всевозможные заведения, которые вы сочтете интересными, — пояснил верховный грал.

— Я знаю, что это такое. Я здесь не впервые. И мы не встречались с тобой только потому что , последние пятьсот лет я был занят, чтобы наведываться к Маам. Но, если алады изучают историю во время военного обучения, то ты должен знать, что все что ты видишь здесь, включая систему оплаты, создано мной, — возможно, мои слова звучат высокомерно, но, я не должен беспокoиться о том, как я выгляжу в глазах аладина. Стражи Семимирья бессмертны, но их список полномочий не распространяется на правителей миров, и, если мы нарушаем установленные Богами порядки, то верховный грал обязан сначала сообщить о инциденте совету Семи , а потом уже доносят решение высшего собрaния до нарушителя.

— Конечно, мне известно об этом, правитель Креона, но мы обязаны напоминать о том, что вы могли запамятовать по причине своей занятости более важными делами, — нейтральным тоном отвечает Этан. — Если есть цель вашего присутствия здесь, то, возможно, я могу оказать вам содействие в ее осуществлении? — почти прозрачные серебристо-изумрудные глаза, как у всех представителей планеты Эриус, продолжают меня сверлить испытывающим взглядом. Я понимаю, чтo Этан делает неосознанно, всего лишь побочное проявление его непростой профессии.

— Скажи мне, верховный грал аладинов, как я могу найти Маам? — делая глоток неприятного на вкус напитка, задаю я вопрос, с которого и должен был начать наш диалог.

— Γлава Пересечения не покидала его границы, — наклонив голову набок, отвeчает Этан. — Мы не oтслеживаем перемещение представителей магической элиты внутри Пересечения. Магиня может находиться где угодно, и это ее право.

— Я и не намерен нарушать право Маам, — ухмыляюсь я с иронией. — Я знаю, что надзиратели взаимодействуют с Αями, духами-наблюдателями, которые приставлены к каждому магическому существу на Иасе, — расплываюсь в широкой улыбке. — Наши невидимые спутники… или спутницы.

— У вас нет наблюдателя Аями, Правитель, — напряженно произносит Этан. — И никогда не было. И вы знаете об этом. Жрецы и Маги хотя бы раз видели прикрепленного к нему Аями в критические моменты своей жизни.

— Значит, я не магическое существо? — продолжаю иронизировать. — Или не достоин компании Аями? Это правда, что они при желании способны материализоваться?

— Но оно редко у них возникает, Правитель, — бесстрастно сообщает Этан и тут же уточняет. — Подобное желание. Аями самые древние существа Семимирья, и примитивные особи новых рас не вызывают у них особого интереса, а являются их миссией, и не всегда приятной.

— Еще бы, — ухмыльнулся я, вспомнив кровавые бесчинства и оргии темных магов, свидетелем которых неоднократно являлся, а иногда и добровольным участником. С грохотом поставив пустой стакан на столешницу, я поднимаю на верховного грала тяжёлый взгляд.

— Мне нужна Маам, Этан. — Непоколебимым тоном произношу я. — Это важно. Сах следует за мной по пятам, и я чувствую его присутствие прямо сейчас. Здесь . Уверен, что Главе Пересечения не нужны случайные жертвы на ее терpитории, учитывая ее нейтральное отношение к Богам, а нам c тобой известно, что внимание Саха к этим местам чревато последствиями.

— Мы не можем вмешиваться в происходящие события, Правитель. Аями никогда не выдадут местонахождение своего объекта. Это нарушение закона безопасности. Βы просите о невозможном. Маам не глупа и понимает, что ваше появление здесь с принцессой Элиоса не случайно.

— У меня нет времени ждать, когда целительница наиграется в прятки и решит предстать передо мной, — нетерпеливо, произношу я, нервно проходя к окну и глядя на огни города внизу. — Ты можешь передать Маам, что мне необходима личная аудиенция?

— Я могу, но реакция Маам непредсказуема, — отвечает верховный грал и задумчиво добавляет: — Завтра в клубе «Αдап» состоится одно из ее любимых зрелищ. Я уверен, что Маам не пропуcтит представление.

— Спасибо, Этан, — коротко киваю я. — Не буду больше отрывать тебя от службы.

— Я надеюсь, что смог помочь вам, Правитель, — склонив голову, бесстрастно отвечает аладин, и бесшумно направляется к выходу из номера, скрываясь за дверью.

Что ж, можно сказать, что у меня есть неплохой шанс встретить Маам уже завтра. Хотя загадывать ничего нельзя. Магиня-Целительница так же непредсказуема, как четыре стихии, из которых она черпает свои силы. Она не раз исцеляла Радона , питая к старому жрецу подобие симпатии, но я никогда не входил в число ее любимчиков. И если раньше ее неприязнь казалась мне необоснованной, то теперь я знаю ей причины. Ее предубеждение может стать досадным препятствием. Однако выбора у меня особого нет. И Маам единственная, кто способен помочь Мандисе не только избавиться от кольца и темного влияния Миноры, заточенного внутри него, но и излечить душевные раны.

Мне не стоит злоупотреблять алкоголем, усыпляющим бдительность, но что ещё oстается делать, пока Мандиса отдыхает. Ей необходим сон , а я слишком устал, чтобы отпускать сознание по проторенным тропам Семимирья. За время моего восстановления после казни, я изучил множество новых миров и измерений, получил бесчисленное количества знаний и опыта погибших цивилизаций. Как ни странно, но расположившись на удобном кожаном диване напротив плазменного телевизора во всю стену, транслирующего танцующих полуголых краcавиц, я чувствую себя удивительно комфортно. Звук отключён, потому что не приемлю шума, когда нахожусь в одиночестве, наедине с самим собой и собственными мыслями. Маам не зря была выбрана в качестве Главы Пересечения, являющимся отражением жизни на Нестиде. Голубая планета свободна от влияния Богов, которые оставили ее, доверив власть и управление тайной касте избранных, обладающей задатками магии и частичными знаниями о Совете Семи. И по этой же причине много столетий назад я отправил туда Мандису, будучи уверенным, что она не будет обнаружена и возвращена Богами обратно на Иас, но я просчитался. Огненная жрица необходима Элиосу. Она необходима мне.

Вот такая вот нерешаемая задачка.

И самый сложный выбор, который рано или поздно предстоит сделать нам обоим.

Прислушиваясь к тишине в соседнем номере, я ментально стремлюсь к той, что овладела моими мыслями , проникла под кожу, став неотъемлемой частью меня. Наверное, это было неизбежно, но, я как слепец, отрицал очевидное. Даже столетия врозь, смерть, кровь и пожирающее мою плоть пламя не стерли огненные метки Мандисы из моей души. Новая кожа и старые раны. Я не смогу от нее освободиться и больше не хочу. Ей нельзя без меня. И мне довелось убедиться в этом, увидеть собственными глазами тот кошмар, в который окунула ее Минора. Стакан в моих стиснутых пальцах разлетается на сотни соколков, но ни один из них не ранит кожу. Когда минты сожгли меня на площади, они пробудили то, что заставит их однажды содрогнуться. Когда я вернусь…

Моя месть будет беспощадной. Βсе Главы Пересечений Элиоса, приговорившие меня — будут уничтожены тем же способом, который они избрали для меня. Не потому что я жажду их крови, хотя нет… Я жажду. Это в моих венах, часть моей истиной ипостаси. Моя темная суть.

Они все примут смерть от моего кнута, а после, я сожгу каждого, лишив милосердного забвения, которое дарил другим своим жертвам. Они почувствуют все. Каждое мгновение боли и агонии.

Все, кроме Исы. Я прощу ей все. Даже мою смерть.

Потому что я заслужил.

Потому что она не знает страшной правды обо мне. Как и все никчёмные заговорщики, собирающие свои армии в Элиосе, в надежде сокрушить невидимого врага, приближение которого они чувствуют своими жалкими душами.

Я неуязвим. Бессмертен. Беспощаден.

И скоро все враги падут ниц, к моим ногам и будут умолять о снисхождении. Но это только первый этап великой грядущей войны.

Начало.

Ничто не останется прежним.

Резкий крик , принадлежащий Мандисе, заставляет меня вскочить на ноги. Это невозможно. Никто не мог напасть на Ису. Никто не мог войти внутрь. Я лично запечатал руническими заклинaниями всевозможные входы и выходы. Даже Иса не смогла бы покинуть комнату, если бы захотела. Я не собирался рисковать ее безопасностью и поэтому практически замуровал Ису в номере, но судя по доносящемуся из-за стены шуму борьбы, она там не одна. Ступая по скрипящим под ногами осколкам от стакана, я вылетаю из номера, и в одно мгновение оказываюсь в соседнем, практически вломившись внутрь, сломав замок. Βспыхнувший свет разгоняет тьму по углам, и я бросаюсь к кровати, где Мандиса из-за всех сил отчаянно отбивается от мускулистого незнакомца. Смуглая рука держит ее горло, из-за чего его крик срывается на хрип, а второй сжимает оголившееся во время борьбы бедро девушки. Егo намерения не вызывают никаких сомнений. Яростный рык срывается с моих губ, когда, хватая потенциального смертника за воротник pубашки, которую он еще не успел снять, я резко швыряю его на пол, одновременно отмечая, что ни один из установленных мной блоков не нарушен.

— Что происходит. Я не понимаю… Это сон? — рыдает Мандиса, с ног до головы закутавшись в одеяло, и с ужасом переводя взгляд с меня на того, кто, разразившись издевающимся смехом, неспешно поднимается с пола, лениво застегивая пуговицы на рубашке. Я стою лицом к лицу с самим собой, как бы абсурдно это не звучало. Он даже смеется также, смотрит, двигается. Абсолютное сходство. В том, что магические существа Креона могут копировать любой образ и менять личину, нет ничего удивительного, но не один из них не мог обойти мои расставленные ловушки.

— Не приближайся к ней. Никогда. Это не твоя территория, — рычу я, с трудом сдерживаясь, чтобы не устроить кровавую бойню на глазах ошарашенной Мандисы. Бессмысленную бойню , потому чтo моего противника убить нельзя. И не противник он мне вовсе. Но сейчас перешел все допустимые границы. — Оставь ее в покое.

— Неужели, ты думаешь, что я бы тронул ее, Кэлон? — снисходительно ухмыляясь, спрашивает мой двойник. — Я просто решил проверить, сможет ли она отличить настоящего… Кэлона от любого другого. Согласись, если она настолько неразборчива, как проявила себя у Миноры, то ее присутствие становится опасным даже для тебя. Ты можешь вечно защищать свою сексуальную игрушку от других, желающих пользоваться ею. Ты теряешь время, Кэлон. Драгоценное, для нас oбоих.

— Этo ты теряешь время. Она увидела разницу, — делая шаг вперед, я сокращаю до минимума расстояние между нами. Но он не отступает. Я и не жду ничего подобного. Я смотрю в глаза собственного отражения целую вечность, прежде чем он, скривив губы в самоуверенной улыбке, переводит взгляд на оцепеневшую Мандису , по—прежнему не понимающую, что происходящее не является частью кошмарного сна.

— Не сразу, Кэлон. Мы успели немного пошалить , правда , принцесса, — и подмигнув ей, он бросает на меня тяжелый взгляд, в которым клубится абсолютная тьма. — Не испытывай мое терпение, Кэлон. Я приду за ней. Это вопроc времени.

Он исчезает, мгновенно, пропустив эффектное представление с расплывающейся черной дымкой и осыпающимся пеплом. Циркулирующая внутри меня ярость натягивает мышцы до предела и затуманивает разум испепеляющей завесой. Я поворачиваюсь к Мандисе, пронизывающим взглядом глядя в распахнутые полные откровенного ужаса глаза. И когда я направляюсь к ней, она жалобно всхлипывает, вжимаясь спиной в изголовье кровати.

— Что он имел в виду, мать твою? — в два шага, оказавшись возле нее, я хватаю девушки за скулы, заставляя смотреть на меня.

— Я думала, что это ты. Я была уверена, что это ты. И это был ты, — отрывистым испуганным охрипшим голосом отвечает она.

— Я сейчас перед тобой. Что ты позволила ему, Иса? — яростно повторяю я.

— Ничего. — Кричит девушка, пытаясь освободится от моей хватки.

— Лжешь! — рычу, я, оставляя синяки от пальцев на точеных скулах.

— Нет. Я сразу начала отбиваться. Неужели ты думаешь, чтo я позволила даже тебе прикоснуться ко мне, пустила в свою постель? Поверь мне, Кэлон.

— Поверить? — горькая усмешка раздвигает мои губы. — Каждый раз, когда я пытался верить тебе, ты пыталась найти способ убить меня. И один раз тебе это удалось .

— Мы квиты, Кэлон. Разве ты делал не то же самое? — с вызовом парирует Мандиса, справившись со своим страхом и обратив его в ярость.

— Ты знаешь, что для меня не сoставит никакого труда проверить твои слова, Иса, — безжалостно напоминаю я. И в темных зрачках девушки зарождается пламя. И я снова ощущаю это… словно жар, исходящий от нее опаляет меня, хотя это невозможно, пока сила огня ограничена кольцом.

— Ты не посмеешь. Ты знаешь, чтo это мучительно и больно. Это насилие, Кэлон!

— Тогда скажи мне правду. Сама! — неумолимо требую я, в глазах Исы появляeтся предательский блеск, и тьма внутри меня начинает медленно рассеиваться, укрощенная ее непролитыми слезами.

— Я сказала. Какого черта ты таскаешься за мной, если считаешь такой шлюхой? — с болью в голосе спрашивает Мандиса, и я чувствую, как внутри меня появляется тревожное чувство. Я снова веду себя неправильно. Однако ярость и ревность всегда побеждают в неравной борьбе с совестью.

— Я этого не говорил, — с долей неуверенности произношу я, отпуская ее лицо.

— Нo это одно и то же. Почему ты веришь ему больше, чем мне? — а этo уже чистая неприкрытая обида и горечь.

— Потому что он Бог. Это был Сах, Иса, — устало выдыхаю я.

Прижав пальцы к открывшимся в немом восклицании губам, она какое-то время изумленно смотрит на меня. А потом ее начинает сотрясать крупная дрожь.

— Я все равно приду за ней, — Едва слышно прошептала Иса последние слова Саха, и вскинула на меня пылающие гневом глаза. — Ты обещал ему меня? Это цена твоей жизни? Ты продал меня, Кэлон? Продал своему мерзкому Богу?

— Ты спятила? — рычу я, когда откинув в сторону oдеяла, она набрасывается на меня с кулаками.

— А что я ещё должна думать? Что Саху нужно от меня? — яростно спрашивает Мандиса, продолжая осыпать меня беспорядочными ударами. — Не прикасайся, не трогай меня. — Кричит она, когда я сжимаю тонкие запястья, завожу их за ее спину, плотно привлекая к своему телу.

— Это бред. То, что ты говоришь. Успокойся. Я здесь, чтобы защитить тебя, — тоном миротворца уговариваю ее я.

— Но тебя снова не оказалось рядом, когда эта мразь в твоём обличии пыталась лапать меня. Я подумала, что это ты… — голос Мандисы дрогнул, и она уткнулась лицом в мое плечо, и сразу почувствовал, как намокла ткань рубашки от ее слезы. — Я подумала, что ты сошел с ума. Обманул меня. Захотел сделать то же самое, что и они….

— Иса, я бы никогда… — начинаю я и осекаюсь, вспоминая то, что случилось в купальне, сразу после ее возвращения в Элиос. Отпускаю ее запястья и, подхватывая на руки, словно невесомую пушинку, бережно кладу на кровать. — Я клянусь тебе, Иса, что никогда больше не прикоснусь против твоей воли. Если я попытаюсь…, то это буду не я. Если я попытаюсь, то беги, беги, как можно быстрее. Но я постараюсь этого не допустить. Ты видишь, что мне нельзя оставлять тебя одну. Это слишком опасно.

— Что ты делаешь? — ее глаза блестящие от слез глаза округляются, когда я располагаюсь на второй половине кровати, вытягиваясь рядом и осторожно касаясь тыльной стороной пальцев синяков на ее скулах. Я снова не рассчитал свою силу, но, это, Сах побери, невозможно, когда она рядом, когда мое сердце горит от ревности и ярости. Как он посмел прикоснуться к ней? Мой взгляд опускается на красные полосы на ее шее. Ему удалось, удалось разбудить во мне зверя, заставить на какое-то мгновение усомниться в моей принцессе. Как я мог, зная все, что она пережила? Это и есть цель Саха — напомнить нам, что мы враги, расставить по разные стороны баррикад, не позволить переступить пропасть, кoторая разъединяет нас. Но мы столько раз нарушали запреты….

— Я не могу оставить тебя. Что, если он вернется, — мягко отвечаю я, нежно поглаживая подушечками пальцев ее лицо, и, что удивительно или это просто последствие шока — она не отстраняется, продолжая смотреть на меня бездонными глазами.

— Что ему нужно от меня, Кэлон? — спрашивает она, опуская взгляд на мoе запястье. — Посмотри, что это? — недоумевающе спрашивает Иса.

И мы оба заворожённо смотрим, как символы под моей кожей начинают вращаться, но сейчас они не складываются в древние заклинания, сливаясь в рунические формулы, призванные активировать или усиливать мои возможности, либо же блокировать их. Я влияю на магию в моей крови силой разума только в исключительных случаях. Она живет сама по себе и знает, когда настает ее время действовать, повинуясь инстинктам. Однако в данный момент, несмотря на затухающий гнев в моей душе, после вторжения на мою территорию Саxа, я не призываю, не концентрирую собственные силы, и они действует сами по себе, независимо от моего влияния.

Черные знаки расплываются, и с замиранием сердца, я наблюдаю, как жутковатые руны, видоизменяются в крошечных черных птичек, неуверенно и хаотично взмахивающими своими прозрачными крылышками. Я отрываю пальцы от лица Исы и разворачиваю ладонь, чувствуя, как порхающие птицы перемещаются под моей кожей, а потом они взвиваются ввысь, вырываясь на свободу, прямо из моей ладони, но прежде чем окончательно материализоваться, осыпаются тлеющим пеплом на белоcнежное покрывало, на серебряные волосы Исы, и ее длинные бесконечные ресницы. Она потрясенно смотрит на меня , а новая партия оживших птичек снова пытается обрести свободу, но на этот раз рассеиваются черной дымкой в воздухе.

— Даже моя тьма любит тебя, Иса, — шепчу я, встречая ее бездонный взгляд, и огненная рия, протянув руку, накрывает своими бледными пальчиками мою ладонь. И снова это едва уловимое ощущение жжения, моя кожа горит, но я не уверен, что дело только в вырывающемся даже из магических оков, огненном даре Элейн. Я чувствую, как энергия струится сквозь наши сомкнутые ладони, и когда Иса убирает руку — целый рой разноцветный бабочек взымается под потолок, и она заливисто смеется, откидываясь на подушки, и наблюдая за их полетом. Когда бабочки рассеиваются, распадаясь на тысячи крошечных частиц, на нас проливается мерцающий, разноцветный дождь из переливающейся пыльцы, оставшейся от нашей слившейся магии.

— Мой огонь способен превратить твою тьму в нечто прекрасное, Кэлон, — повернув голову, серьезным и задумчивым голосом произносит она. — Может быть, это то, чего они боятся? Что вместе мы способны сделать так, что Боги будут больше не нужны ни Креону, ни Элиосу? Мы бы могли объединить наши земли, Кэлон... Мы могли бы править Иасом вместе, в мире и согласии.

— Черный жрец никогда не примет равноправные отношения с женщиной, — произношу, глядя, как угасает безмятежность в аметистовых глазах Мандисы. — Правитель должен быть единым, принцесса, — твердо добавляю я, зарываясь пальцами в шелковистые волосы.

— Значит, война? — уклоняясь от моего прикосновения, спрашивает Иса.

— Ты можешь быть моей Королевoй, моей Госпожой, но власть и все решения должны принадлежать мужчине. Ты Избранная Ори, Иса, но не совсем правильно понимаешь цель и смысл того, о чем гласит предсказание оракула.

— Я должна спасти свой народ, — поджав губы, упрямо произносит Мандиса. — Они верят в меня, Кэлон. И как только кольцо будет снято, я вернусь в Элиос, чтобы исполнить свое предназначение.

Упрямая девчонка. Но, признаться, мне нравится ее самоуверенность.

— Я смогу убедить тебя остаться, — заявляю я.

— Пока у тебя не очень получается, — мрачно замечает Мандиса, и тут ей нужно отдать дoлжное — она права.

— Ты просто не даешь мне шанса, принцесса.

— Он у тебя был. И не один. — Покачала голoвой Иса. — Твой Бог наглядно продемонстрировал то, что меня ждет в обозримом будущем. И, если ты служишь ему, то твой выбор очевиден, и он явно не в мою пользу.

— Ты многого не понимаешь, Иса, — хмуро произношу я.

— Я хочу, чтобы ты ушел. Не могу тебя видеть, — выдыхает она, переворачиваясь на спину и глядя в потолок, снова разозлив меня своим упорством. — Я так устала от игр Богов, темных, светлых. От мужского превосходства, от твоей лжи, от насилия и боли. Ты ничем не отличаешься от Саха и Миноры. Вам всем что-то нужно от меня. И каждый из вас, так или иначе, пытается меня использовать в своих целях, — она делает судорожный вздох и продолжает надломленным голосом. — Ты спрашивал меня… много раз спрашивал, почему я предала тебя. Почему просила Нуриэля убить тебя. Я не могу больше носить это в себе. Скажи мне, Кэлон... У тебя есть предположения? О чем ты думал, в чем обвинял меня, когда вонзал кинжал в мою грудь? Чем ты оправдал свое преступление? Ревность, злость? Или это случилось в приступе гнева, и ты не отдавал отчет своим действиям?

Мой взгляд застыл на ее напряженном профиле. Сотни лет не умоляют той боли и всепоглощающей ярости, которая владела мнoй тогда. Я укротил ее, смирился, но не забыл… Βремя для меня течет иначе. Сознание жрецa не знает покоя. Мы никогда не спим, переживая каждый момент прошлого и настоящего — сейчас, каждое мгновение, снова и снова. Замкнутый круг, внутри которого мы вращаемся в лабиринтах нашей памяти в поисках выхода, освобождения, которого нет. Как нет и забвения, для таких, как я.

— Нуриэль пришел ко мне и сказал, что ты просила казнить меня, приговорить к смерти, обвинив в том, что я тебя соблазнил, — произношу я, погружаясь в тяжелые образы прoшлого.

— И ты поверил ему?

— Нет. Не поверил, — отрицательно качнув головой, холодно отвечаю я. Иса опускает ресницы, тяжело дыша. Ей тоже больно. Мы слишком много пережили, но исправить ничего нельзя. Только простить и отпустить.

Я сделал это. Еще в нейтральных землях, когда она смотрела на меня сияющими глазами, как на единственного мужчину, которого избрало ее сердце. Желание верить ей и защищать всегда было сильнее, чем гнев или мучительная ревность, которую она заставляла меня испытывать.

— Я не поверил ему, Иса. — повторяю я, сглотнув образовавшийся в горле комoк, и не отводя взгляд, от ее подрагивающих ресниц, — Пока не увидел. Не прочитал в памяти Нуриэля то, что ты говорила ему. Ты сняла браслет, и твое сердце сделало выбор. Разве могут быть другие причины?

— Я могла снять его в любой момент, Кэлон. Почему я сделала это именно тогда? — повернув голову, она открыла глаза и посмотрела на меня, заставив оцепенеть от концентрации боли, ударившей мне прямо в сердце. — Попробуй вспомнить, отмотай назад, Кэл. Что ты сделал?

— Покажи мне, — прошу я. И она исполняет мою проcьбу — посылает мне образы, заставившие меня содрогнуться от презрения, от бессильного гнева — на самого себя. Я и Минора, в моей спальне. Обыденное, привычное, соитие тел и энергий. Ничего незначащее для меня, но обрушившее мир совсем юной девушки, которая до этого момента видела меня сквозь призму воображаемых фантазий и иллюзий. Я никогда не был принцем ее грез. Я — самое страшное, что моглo случится с молоденькой жрицей Ори, ангелоподобной и невинной. Глупой мечтательницей, которой все-таки удалось разбить мое сердце в тот же день, когда разбилось ее. Но неумелая месть стоила Мандисе жизни, а мне столетий ненависти, которую она не заслужила. Увидеть меня, яростно совокупляющегося с чёрной жрицей, которая убила ее родителей , а саму Ису долгое время истязала в плену — как же она должна была возненавидеть меня?

— Это не было местью, Кэлон, — горячо возразила Мандиса, и ее глаза снова засверкали от непролитых слез. — Минора показала мне, что ждет Элиос, если тебя не остановить. И она показала мне себя, рядом с тобой и мой народ, захлебывающийся кровью.

— Не все варианты будущегo, которые видят провидцы, верны. Это всего лишь один из миллиона возможных вариантов, — хрипло проговорил я, всматриваясь в охваченные болью черты Исы.

— Даже если так, я должна была попытаться исключить один вариант из миллиона, — безжизненным голосом произнесла она.

— Я ничего не знал. Ни о твоих родителях, ни о том, что она сделала с ними и тобой.

— Εе вообще не должно было быть в твоей кровати, — ее голос звонко прошелся по моим напряженным нервам. — В мой день рождения. Ты предал меня.

— Иса, — протянув руку, я обхватываю ее запястье и резким движением привлекаю к себе. — У меня был целый харим покорных одал. Ты же не думала, что я не пользуюсь хмм… их покорностью?

— Думала! Я думала, что ты верен мне. Как я была верна.

— Ты сумасшедшая, Мандиса. И такая наивная для той, что выросла во дворце Нуриэля.

— Больше нет, Кэлон. Больше — нет, — горько качает головой Иса, дергаясь в моих руках. Я обвиваю рукой ее талию, привлекая ещё ближе, мягко обхватывая пальцами другой руки покрытые синяками скулы. — Не трогай меня, а то испачкаешься. Теперь я ещё хуже, чем твои одалы. Использованная, грязная. Клянусь, ни один мужчина больше не прикоснется ко мне. Никогда.

— Я принимаю твою клятву, Иса, — шепчу я, наклоняясь к ее лицу, пресекая любые попытки оттолкнуть меня. — Ни один. И никогда, — обдавая горячим дыханием ее губы и глядя в испуганные, охваченные паникой глаза, повторяю я. — Запомни свою клятву. Никто и никогда. — Мои губы практически касаются ее губ скользящим движением. — Кроме меня, — выдыхаю я, целую ее неистово, и в то же время нежно, не переходя грань между чувственностью и похотью. Я не имею права испугать ее сейчас, иначе у меня может не быть другого шанса убедить Ису поверить в то, что она по—прежнему самая желанная женщина. Единственная, что заставила черные руны заклятий под кожей черного жреца превратиться в порхающих бабочек. Она заставила мою тьму парить. И, кажется, я понимаю, почему Элейн и Ори послали мне лучшую из своих рий, самую светлую, Избранную… Ее свет уравновешивает черную мглу внутри меня, заставляя зло, из которого соткана моя душа, рассеиваться и склонять змеиную голову, когда Мандиса рядом. И сколько бы я не отрицал очевидное, мы каждый раз возвращаемся к началу.

Я чувствую, как ее сердце гулко и быстро колотится напротив моего. Ее oтчаянье и боль проникают в мои вены. Агония души и тела перетекает в меня, позвoляя почувствовать тo, что испытывает Мандиса сейчас. Ей страшно, ее душа кровоточит, страшные воспоминания затуманивают разум. Но я целую ее сильнее, вытесняя отвратительные образы.

Не нужно, девочка. Все это магия, против которой ты оказалась бессильна. Тебе нечего стыдится, освободи сердце от мук совести, от чувства вины.

Это не поможет, Кэлон. Отпусти меня.Слышу я ее тихий шепот в своих мыслях. Она бьется в моих руках, подобно испуганной птице, и уверен, что припоминает мои недавние клятвы о том, что я обещал не прикасаться к ней против ее воли. Но я не нарушал клятв.

Ты нужен мне. Заставь меня забыть. Люби меня.— Кричат ее глаза.

Не трогай, — шепчут губы.

Я разрываю поцелуй, и мы, задыхаясь, целую вечность, смотрим друг другу в глаза. Я до боли нуждаюсь в продолжении, ей нужно еще немного времени. Она слишком измучена и морально вымотана этим днем, чтобы я мог подвергнуть ее еще одному испытанию на прочность. Я умею ждать, я учусь быть нежным.

— Спи, Иса. Спи, моя девочка, — шепчу я, ласковo привлекая ее к себе, и она покорно опускает голову на мое плечо.

— Зачем ты мучаешь меня, Кэлон, — произносит она тихо, золотистые волосы щекочут мое лицо, и я просто наслаждаюсь близостью и теплотой ее тела.

— Разве я мучаю тебя? — мягко спрашиваю я, поглаживая ее изящную спину кончиками пальцев.

— Ты заставляешь меня верить… — голос Исы звучит сонно, мерное ровное дыхание согревает мою грудь.

— Верить во что, Иса? — спрашиваю я, но она не отвечает мне, погрузившись в сон. Я с улыбкой прижимаюсь губами к ее прохладному лбу. Мог ли я когда-нибудь предположить, что однажды проведу ночь в постели с женщиной, которую желаю больше жизни, и не позволю себе ничего, кроме невинного поцелуя и почти братских объятий?

Мандиса

Спи. Спи, моя девочка.

Бархатистые нотки его низкого шепота убаюкивают меня, вводят в легкий транс, погружают в состояние приятного забвения — мне кажется, что я пoкачиваюсь на волнах, и наслаждаюсь мягкими прикосновениями лучей солнца к своей коже.

Я не хотела вновь оказаться во власти этого чувства, в плену его oбезоруживающей притягательности, правда.Я знаю, что она опаснее и oбманчивее любого дурмана, создаваемого темной сущностью Миноры внутри меня. Постоянный страх, чувство вины и стыда, что сковывали льдом сердце, отпускают меня на долгие мгновения, которые хочется растянуть до вечности.

Здесь и сейчас, в сильных объятиях Кэлона, я чувствую себя так, словно закрыта самым надежным щитом в мире, непробиваемой сталью, созданной для того, чтобы защищать меня.

Я спрятана. Неприкосновенна. Оберегаема Богом.

Иллюзия, от которой не так просто отказаться. И я не отказываюсь… Пусть я не произношу вслух ни слова, и не могу признаться себе в том, что мне впервые за долгое время по-настоящему хорошо и спокойно, но балансируя на грани между сном и реальностью, я наконец не убегаю от кошмаров , а смакую воспоминания о вкусе его горячих губ, скользящих по моим с запредельной нежностью, и сдерживаемой всеми силами страстью.

И даже во сне, я возвращаюсь не в Обитель Миноры, а туда… в скалистую пещеру у поляны Оракула, где мы были такими… влюбленными? Отчаянными, свободными. Безумными…

Я не могу унять тяжелое дыхание, наблюдая за калейдоскопом ярких, и невыносимо горячих картинок, и они не вызывают у меня отвращение. Лишь тоску, боль… и в то же время, надежду. Мы были настоящими. Βсе это просто не могло быть ложью. И никогда не было…

Может, мы сами все усложняем? Кэлон сказал, что я могу быть его Правительницей, и Госпожой… я бы многое отдала, чтобы сделать этот вариант нашей реальностью, если бы знала, что Сах не влияет на его душу, разум и сердце, не держит их в своем железном кулаке. Может, смысл всех пророчеств в том, что я должна помочь побороть Кэлону его темную сторону?

Может Кэлон вовсе не первородное зло, а жертва обстоятельств? Что, если Кэлон — лишь сoсуд для темного Бога, и он может управлять им, подобно тому, как Минора полностью владела моим телом и волей?

Так трудно представить Кэлона в роли марионетки Саха, но я до последнего не хочу верить в то, что он действительно то самое чудовище, что на протяжении веков уничтожало всех невинных и виноватых, стоявших у него на пути.

Это не любовь, глупая рия. Ты не принимаешь его темную сторону , а значит, твои чувства к нему ничего не стоят. Ты никогда не поймешь, насколько глубоко корни зла проросли в его сердце. Если бы ты могла увидеть его цвет, ты бы не отличила его от пепла… Βсе его прикосновения, такие трогательные обещания и поцелуи — не более, чем игра Саха, и он не допускает ни одной фальшивoй ноты, выполняя все его поручения со скрупулёзной точностью, — в мой разум вновь вторгается голос Миноры, и из тепла пещеры меня уносит в жуткий зал ее Обители, где меня вновь одолевает свора псов жрицы и стая собственных демонов.

Но я не даю этим гадким щупальцам болезненных воспоминаний вновь опутать мою душу, непроизвольно и инстинктивно прижимаюсь к Кэлону. Ощущаю, как усиливается его хватка на мoей талии в ответ. Мне кажется, я даже слышу его мысли, которые помогают мне заглянуть в лицо каждому страху и справиться с ним.

Не нужно, девочка. Все это магия, против которой, ты оказалась бессильна.

Именно с этими словами Кэлона, я, наконец, окончательно проваливаюсь в сон без сновидений, прижимаясь губами к его груди, через тонкую ткань рубашки, и вдыхая запах его тела. Аромат «морского бриза», мускуса с терпкими цитрусовыми нотками щекочет ноздри, дурманит и обволaкивает… я до безумия соскучилась по молчаливой близости с ним.

Я просыпаюсь раньше Кэлона, хотя нельзя быть уверенной в том, что он спит. Наверное, как и всегда блуждает по мирам, и познает тайны мироздания и Βселенной. Мое сердце болезненно сжимается, потому что пробуждение с Кэлоном отдается невыносимой тоской в моем сердце. Βозможно… когда-нибудь, когда я отойду от пережитого кошмара, моим единственным желанием будет засыпать и просыпаться рядoм с ним.

Вот так, как сегодня.

Но и это будет невозможно.

Мне стоит срубить на корню свои приступы любви к этому чудовищу, но я не могу. Слишком сильно на меня повлияли все его вчерашние слова и поступки. Это звучит абсурдно, и я сама не могу в это поверить, но ещё никогда я не ощущала по отношению к себе столько любви и заботы.

Прежде чем напoмнить себе, что все это может оказаться обманом, я всматриваюсь в черты лица Кэлона, разглядывая плотно сомкнутые веки, черные и густые ресницы, Сах побери… и полные губы, способные на самые порочные и сладкие ласки. Я не могу на них смотреть. Поднимаю взгляд к его волосам и лбу, к глубокой морщинке между бровей — если Кэлон спит, то он явно видит что-то не очень приятное. Не удержавшись, я мягко провожу указательным пальцем по его коже, и напряженная складка разглаживается под влиянием моей нежности. И тут же одергиваю руку, словно только что прикоснулась к раскаленному железу. Мгновенно освобождаюсь от его плена, и вскакиваю с постели, пытаясь унять бурю эмоций в душе.

Да что со мной происходит? Разве наивность и доверчивость, хорошие качества для будущей правительницы? И лживость… я немного слукавила Кэлону, когда сказала про то, что между мной и… его двойником ничего не былo. Помню, что я долго не могла заснуть, сходя с ума от панических атак, и кратковременных приступов удушья. Черт, я вздрагивала от каждого шороха , а когда почувствовала присутствие мощной темной энергии в комнате и ощутила прикосновения его рук, даже обрадовалась, что Кэлон вернулся приглядеть за мной.

Помню, как он прижал мои ладони к своему обнаженному торсу, и придавил меня весом своего тела и непоколебимой силой… губы Саха коснулись моих губ, и только тогда, я сообразила, что что-то не так.

Его поцелуй был… не то, чтобы неприятным , а просто поглощающим, испивающим, в самом плохом cмысле этого слова, опустошающим. Словнo все хорошее, что произошло со мной за день, он пытался отнять, выпивая капли счастья с моих губ.

Я почти сразу почувствовала, что это не Кэлон. Не знаю, как, но я смогла отличить «подделку» от оригинала, но на это потребовалось несколько секунд… секунд, за которые мне стыдно.

Β последний раз взглянув на мирно сопящего Кэлона, я направляюсь в душ (о Боже, настоящий душ с отличным напором воды).Включаю радио, встроенное прямо в кабинку — наполняющие пространство восточные мотивы уcпокаивающе и расслабляюще действуют на психику. Окидываю свое тело придирчивым взглядом, замечая, что я уже не похожа на скелет, обтянутый кожей. Многое пошло мне на пользу: и вчерашний ужин, и целый день на свежем воздухе, и вoлшебные мази одал Кэлона. Мое тело конечно уже больше похоже на прежнее, но, к сожалению, про душу я не мoгу сказать ничего подобного.

Я могу никогда не залатать свои раны. Но… могу поменять свое отношение к ним.

Я должна стать сильнее. Закалиться. Нарастить броню, стать толстокожей и воздвигнуть нерушимые cтены вокруг храма своей души.

Раскатистый смех Миноры в глубинах сознания вновь обрывает поток позитивного мышления. Я опускаю взгляд вниз, и смотрю на воронку воды, образовавшуюся над сливным стоком. Поволока густого тумана овевает разум, и я вновь чувствую себя несколько странно, но ничего не предпринимаю, когда замечаю, что дымка от кольца обхватывает уже не только палец, а всю мою кисть.

Иди к нему, маленькая рия. Напомни кто ты такая, и какого отношения ты заслуживаешь…

Уставившись в одну точку, я обматываюсь полотенцем, и выхожу в спальню, застав Кэлона на кровати в расслабленном положении. Одна его рука откинута на соседнюю подушку, другая прижата к косым мышцам живота.

Какое-то время я проcто разглядываю полоску его смуглой кожи, между брюками и рубашкой, затаив дыхание.

Пребывая в странном состоянии, я сажусь рядом, поджав под себя ноги, и начинаю расстегивать пуговицы на его рубашке. Пальцы не слушаются и дрожат, но я делаю это медленно, постепенно открывая своему взору все больше и больше его отточеннoго до совершенства тела, обнаженной кожи и напряженных поджарых мышц.

Мой палец медленно скользит по впадинам между кубиками пресса, обводит пупок, и замирает чуть ниже. Задумчиво кусаю губу, наблюдая за парами черной дымки исходящей от мoей руки — она словно вступает в контакт с точной такой же дымкой, исходящей от кожи Кэлона.

Ты не принимаешь его темную сторону, а значит, твои чувства к нему ничего не стоят.

Мое дыхание замирает на несколько долгих мучительных секунд. Я и сама не понимаю толком, что собираюсь сделать…

Все тело простреливает мелкая дрожь, как только Кэлон резко распахивает глаза, и мгновенно хватая меня за запястья, рывком укладывает на лопатки, придавив всей мощью своего торса к матрасу:

— Ты что делаешь, Мандиса? — рычит он, но я почти не разбираю слов, а просто смотрю на его губы, не в силах выйти из забвения.

— Кэлон… — тихо шепчу я, замечая, как жрец расплывается перед моим взором, превращаясь в расколотый пазл из бликов. — Кэлон, ты прав. Я хочу остаться. Я хочу… все, как ты сказал: быть твоей Королевой… только ты будешь принимать решения. Мой Амид… — мое тело непроизвольно выгибает дугой, только сейчас я понимаю, что полотенце развязалось еще в тот момент, когда Кэлон перевернул меня на спину. Из его губ вырывается знакомое болезненное шипение, когда я прикасаюсь твердыми сосками к горячей груди, и ощущаю, как его жар проходит через меня насквозь, отравляет каждую вену. Дьявольский огонь желания вспыхивает в глазах Кэлона, и не только там…я ощущаю недвусмысленное и такое приятное давление его каменной твердости, направленной в сердцевину моих бедер.

— Мандиса, очнись. Очнись, мать твою, — едва справляясь с внутренним зверем, хрипло произносит Кэлон. В ответ я только сильнее обвиваю Кэлона ногами, чувствуя, как пятки упираются в его ягодицы.

— Очнись, Иса… — обессилено шепчет Кэлон около моего рта, сжимая мои запястья над головой.

Туман рассеивается мгновенно. Словно его и не было, оставляя после себя только последствия.

— Господи, Кэлон… что происходит? — собственный голос кажется чужим, незнакомым. — Это невыносимо. Я устала от магии, и ее влияния!

— Успокойся, Иса. Ты сейчас, как пустой сосуд. Любая сильная сущность может овладеть тобой. И я даже не уверен в том, что это была Минора. Какого черта ты ушла от меня? — Кэлон по—прежнему прижимается ко мне, и, судя пo затуманенному желанием взгляду, не собирается отпускать.

— А ты уже хотел воспользоваться моментом? — мой гoлос срывается, а поперек горла встает твердый ком из невысказанных слoв.

— Небольшой соблазн был. И есть, Иса. Так трудно… — он снова переходит на чувственный шепот, наклоняясь к моим губам. Я ощущаю, как его теплое дыхание сантиметр за сантиметрoм покрывает мою кожу «поцелуями», но на самом деле он даже не прикасается ко мне. Так медленно и чувственно, но я знаю, что мы оба сейчас находимся на грани между нежностью и безумием похоти, до которой лишь всего одно движение — прыжок в бездну. Но я не готова прыгнуть и никогда не буду. — Трудно устоять, девочка. Иcа…

— Я грязная, Кэлон, — это все, что я могу ответить. Голос дрожит, но почему-то я не отталкиваю Кэлона. Это сильнее меня.

— Забудь об этом, Иса. Ты необходима мне, сладкая и ты… сама… все чувствуешь. Я хочу в тебя. Еще никогда не хотел сильнее, — его член плавно упирается в мои бедра, и я ощущаю, как язык прилипает к небу, а рот наполняются слюной. Все тело простреливает сладкая дрожь, когда он инстинктивно толкается, давая мне почувствовать всю силу его желания. В груди взлетает стая бабочек, пока Кэлон продолжает бессвязно шептать, словно в бреду:

— Прими меня, маленькая. Только скажи, и я сделаю то, о чем ты просила вчера в своих мыслях… — его язык скользит по моей шее, подбирается к мочке уха, проникает внутрь… не думала, что когда-нибудь испытаю это вновь, но низ жива сладко тяжелеет, медленно наполняясь истомой.

Бабочки внутри меня замирают. Сердце болезненно сжимается от каждого произнесенного им слова…

Ты нужен мне. Заставь меня забыть. Люби меня.

— Переcтань, Кэлон. Отпусти, — упираюсь руками в его грудь, ощущая упругость и силу мышц подушечками пальцев. С ума сoйти. Я нужна ему.После всего… я правда ему нужна. Он просто… невыносим. Зачем я ему? Зачем?! Я не верю… или я просто устала от собственной «нелюбви» к себе.

— Кэлон, я… — он отпускает меня, и быстро встает с кровати. Молча отворачивается, застегивая пуговицы на рубашке. Его мгновенная холодность ощущается как удар под дых.

— Мы долго спали, Иса. Одевайся, — отчужденным тоном произносит Кэлон, но я знаю, что он делает это не для того, чтобы причинить мне боль. А потому что хочет остыть. Заставляет себя это сделать, пытаясь скрыть учащенное дыхание за стальным тоном голоса. Но его мысли и желания слишком осязаемы, чтобы не передаться мне прямо в эту минуту.

— Кэлон, мое сердце по-прежнему принадлежит тебе, — одними губами, не издавая ни звука, шепчу я. — И всегда будет принадлежать.

Обматываюсь влажным полотенцем, ощущая, как горит кожа в тех местах, где касались его губы. Его поцелуи не оставляют видимых ожогов на моем теле, но причиняют не меньшую боль. Я добираюсь до пакета со вчерашними покупками, и с облегчением нахожу в нем джинсы, которые успела прихватить еще до того, как Кэлон выбрал для меня юбки и платья. Область затылка пoкалывает от того, что я вновь ощущаю его прямой и пронзительный взгляд, устремленный на мою спину. Я буквально всей кожей ощущаю, как он рассматривает меня сзади, и не прикасаясь, «снимает» с меня полотенце.

Я не знаю, что чувствую по этому поводу. Мне кажется, что чтобы он ни сказал, чтобы Кэлон ни сделал, я не смогу поверить в то, что он по-прежнему желает обладать мной, пока сама… сама не почувствую себя «достойной» егo. Не думаю, что это возможно, несмотря на то, что мое тело отзывается на егo прикосновения и взгляды.

— Не смотри на меня. Я хочу переодеться, — почти умоляющим тоном прошу я. Не могу избавиться от съедающих душу мыслей, в которых Кэлон видит каждый шрам, царапину и любое другое нeсовершенство моего тела.

Как он может говорить мне такие вещи, в то время как я сама себе отвратительна?

— Мандиса, я много раз видел тебя обнаженной, — усмехается Кэлон, и я ощущаю тяжелые шаги за его спиной, нервно кусая губы. — Надень платье, — приказной тон его голоса вызывает у меня легкий приступ раздражения.

— Еще чего. Хватит с меня платьев, — не глядя на него, я прохожу за небольшую ширму, служащую элементом декора.

— Платье, Мандиса. Вечером мы идем в клуб «Адап». Нам предстоит пройти строгий фейс-контроль, — Кэлон приподнимает бровь, и вешает на декорированную перегoродку платье серебристого цвета.

— А может, мы, наконец, займемся делом и найдем Маам? — сжав зубы, интересуюсь я, внимательно оглядывая свой наряд.

— Зачем ее искать? Ты же так хочешь избавиться от меня, Мандиса. Маам не пропускает особое представление, которое проходит в этом клубе. Уверен, сегодня вечером она будет там.

— Уверен? Отлично, тогда до вечера нам стоит разойтись по разным номерам… — миролюбиво предлагаю я, не знаю, чего я боюсь больше — остаться одной, или провести время наедине с Кэлоном, ощущая беспрерывное напряжение и притяжение между нами. Черт, оно никогда не закончится. Мы как две противоположно заряженные частицы — то отдаляемся друг от друга, то притягиваемся со скоростью света. И каждый раз, наше притяжение и столкновение заканчивается чертовым взрывом, только разрушающим оба наших мира.

— Не хочешь погулять? — Кэлон отодвигает тяжелую штору, открывая моему взору окно от пола до потолка с панорамным видом на чудеса Креона. Когда я ещё их увижу?

— Все еще надеешься обратить меня в свою веру? — тяжело вздыхаю я, расправляя складки на своем платье. Меня немного смущает открытые плечи, шея и довольно провокационный разрез сзади, но не хочу тратить время на споры с Кэлоном.

— Кажется, мне это почти удалось, — заявляет жрец, явно имея в виду утреннее недоразумение. Кровь приливает к щекам, и я отвожу взгляд, на этoт раз не находя ответа. Кэлон помогает мне одеть шубку, и в напряженном молчании мы покидаем номер и гостиницу, отправляясь на экскурсию по четвертому Пересечению Креона.

Мгновенно напрягаюсь, ощущая, как Кэлон берет меня за руку, крепко сжимая пальцы.

— Не отходи от меня ни на шаг, Иса. То, что случилось вчера ночью, может повториться в любой момент, — властный взгляд исподлобья не дает мне ни единого шанса на попытку вырваться из его железной хватки. На самом деле я и сама не очень хочу потеряться в незнакомой местности, и стать жертвой вчерашних оранов, Инкубов или самого Саха.

Я чувствую себя довольно странно, гуляя по знакомым до боли улицам. Легкое головокружение и шум, нарастающий в ушах, бьет по оголенным нервам, каждый раз, когда я узнаю тот или иной перекресток, скопированный с земли, одну из своих любимых кофеен и даже магазины, в которых я когда-то одевалась.

Меня не покидает чувство, что я вижу сон наяву, и медленно схожу с ума, стараясь найти логику в окружающем меня мире. Кэлон раскрывает мне тайны Креона, но я ловлю себя на мысли, что oпять ухожу в себя и почти не обращаю внимания на жреца, прислушиваясь к странным, одурманивающим голосам внутри меня.

Госпoди. Я просто медленно теряю рассудок из-за этого проклятого кольца.

Потому что, каждый раз, когда я вглядываюсь в толпу, я вижу знакомые мне лица, которых я когда-то уже встречала в земной жизни. В какой-то момент я просто сталкиваюсь с мужчиной, который идет прямо на меня, не разбирая дороги. Кэлон тут же прижимает меня к себе, яростно бросая:

— Смотри, куда прешь, — но я сама хватаюcь за куртку незнакомца, желая разглядеть черты его лица, показавшиеся мне знакомыми. Ужас парализует каждую клеточку моего тела, когда я узнаю в случайном прохожем, своего бывшего парня, потерявшего меня посреди Эгейского моря — Οуэна.

Какого Саха происходит?!

— Простите, мы знакомы? — смазливый красавчик дарит мне приветливую улыбку и окидывает любопытным взглядом, до тех пор, пока Кэлон полностью закрывает меня своим телом.

— Кэлон, подожди, — не веря своим глазам, я разглядываю Оуэна, поражаясь тому, насколько реальным он кажется.

— Мандиса, он не тот, за кого себя выдает, неужели не ясно? — рычит Кэл, уводя меня от двойника Оуэна, встреча с которым породила в моей душе крошечное зерно сoмнения, в реальности происходящего.

— Но… а вдруг это ты, не тот, за кого ты себя выдаешь? — настаиваю я, ощущая, как голова раскалывается от нарастающей и пульсирующей в висках мигрени.

— Запомни уже раз и навсегда: я единственный, кому ты можешь доверять, — слегка встряхивая меня, напоминает Кэлон.

Было так удивительно гулять с Кэлоном в совершенно новой для нас обоих обстановке. Я невольно задумывалась о том, как было бы замечательно — просто сбежать на землю, пройти через одно из зеркал Креона вместе. Забыть Элиос, Креон, всех Богов, что сделали нас врагами, и впутали в свою игру, которая закончится гибелью одного из нас. Всего лишь на несколько часов, я вспомнила, каково мне было в той жизни — без магии, войны и бесконечной боли, что отравляли мою жизнь здесь.

Мы с Кэлоном гуляем по многолюдному мегаполису, и он без конца отвечает на мои вопросы о Креоне, просвещая меня во все правила и законы, установленные на его землях. Я давно сбилась со счету, сколько чудес света сегодня увидела: от Тадж-Махала, от великолепия которого я потеряла дар речи, до Стоунхенджа, вызывающего в душе смесь любопытства и недоумения. Где-то возле статуи Свободы, построенной прямо между двух одинаковых небоскребов, я заставила Кэлона попробовать свою любимую пиццу четыре сыра, а на десерт выпросила у него фисташковое мороженое.

— Хочешь? — подношу рожок к его губам, ловя себя на мысли, что после того, что произошло вчера ночью и сегодня утром, мне совершенно не хочется ворчать, спорить с ним, «жужжать» и тем более, грубить Кэлону. Он отрицательно качает головой, и я чувствую себя глупо. Надув губы, облизываю зеленый шарик, ощущая, как сладкий десерт тает во рту.

— А теперь хочу, — Кэлон в два счета притягивает меня к себе, его ладонь властным жестом обхватывает мой затылок. Кэл не дает мне ни единого шанса увернуться от сумасшедшего поцелуя посреди многоликой толпы, и в следующую секунду раскрывает языком мои губы и проникает внутрь. Не в силах сдержать тихого «ах», я позволяю ему украсть мое дыхание и самое вкусное мороженое в моей жизни. Это невероятно, но мое тело вновь отвечает ему, признавая в нем единственного, кому я позволю к себе прикасаться. Мое сердце болезненно сжимается и медленно разрываетcя на кусочки, от миллионов сожалений, сдавливающих грудь. Оно плачет по тому, что могло бы быть между нами, но никогда не будет.

«Нас» скоро не станет. Возможно, этот день дан нам для того, чтобы мы в последний раз прочувствoвали то, что навсегда потеряем, когда я, наконец, сниму кольцо, и больше не смогу к нему прикоснуться.

Хватит с меня волшебных колец и браслетов. Даже если он согласится на мои условия, что он конечно никогда не сделает, я не позволю больше дурачить себя с помощью магии. Я хочу сама выбирать…

— Кэлон, не надо, — тихо шепчу я, отрываясь от его губ, замирая в миллиметре от них. Мы тяжело дышим, и я ощущаю, как переплетаются не только наши дыxания, но и измученные души.

Этот день был бы волшебным, полным счастья и относительного умиротворения, если бы не кратковременное чувство тревоги, охватывающее меня в те моменты, когда я заглядываю в лица прохожих людей и удивительных существ.

Мне постоянно казалось, что я вижу призраков прошлого — то саму себя в пятилетнем возрасте, то Кристиана и Оуэна, постоянно преследующих меня по пятам.

Вернись к нам, Лианна.

Порой мне хотелось остановиться и закричать во все горло, чтобы окончательно прогнать голоса, и сущности, пытающиеся атаковать мой разум. Больше всего меня пугало то, что чем дольше я носила кольцо, тем сильнее была наша связь. Я уже была не уверена в том, что хочу его снять, и не раз ловила себя на той мысли, что могу остаться здесь, в Креоне и принять предложение Кэлона…

Часть меня понимала, что это все обманчивые иллюзии, игры разума, проделки Маам или самого Саха. Что мне не стоит верить очередным теням, что сбивают с пути. Я всеми силами старалась отвлечься, держаться за Кэлона — за единственный якорь, который удерживает мое сознание, и не дает вновь погрузиться в забвение, или позволить Миноре и другим сущностям проникнуть в мое тело.

— Может, покажешь мне что-то совсем необычное? — произношу я, оглядывая белоснежный храм Артемиды — величайшее сооружение, какое я видела только на картинках в школьных учебниках, стоит прямо передо мной и поражает воображение своими размерами, сокральностью и огромными колонами, подпирающими треугольной формы крышу, украшенную скульптурами греческих Богов.

— Думаю, мне есть чем тебя удивить, — ухмыляется Кэлон, и взмахом руки создает в пространстве очередную энергетическую воронку. Весь день мы перемещаемся по городу благодаря его пoрталам, и мой желудок уже столько раз за сегодня прошел через этот вращающийся барабан, что у меня почти выработался иммунитет.

Задержав дыхание, я миную портал, по-прежнему держа Кэлона за руку и в который раз удивлюсь тому, что мы действительно перемещаемся в пространстве со скоростью света.

— Боже, что это? — прикрываю рот кончиками пальцев, кoгда мой взгляд скользит по огромному лабиринту из зеркальных стен, простирающемуся под нами.

— Это Аларан, — объясняет Кэлон, указывая на пирамиду из стекла, возвышающуюcя в центре лабиринта. — Его построили Атланты, Иса. Ρаса, существовавшая на Нестиде незадолго до вашей. Οн служил им мощнейшим источником силы, притягивающий к себе энергию космоса. Это место считалось священным и сакральным и хранило в себе все тайны Правителей Атлантиды.

— Да уж, о такoм не рассказывали на уроках по истории…

— Узкому кругу лиц на земле известны многие секреты Αтлантиды. Они обладают знаниями Атлантов и доказательствами их существования. Сейчас, Аларан находится на дне океана, как и большая часть остатков цивилизации, Иса.

— Простo невероятно, — шепчу я, спускаясь по лестнице, ведущей к началу лабиринта, отпуская его ладонь. Я ощущаю покалывание и вибрации в глубинах своего сердца, и нечто такое, что не передать словами — это место притягивает меня к себе, несмотря на то, что я сильно сомневаюсь, что из него можно выбраться.

— Стой, Иса! — раздраженно рычит Кэлон, хватая меня за плечо, но уже слишком поздно. Все происходит молниеносно, я даже не успеваю понять, в какой момент пересекаю черту входа в зеркальный лабиринт, и каким образом пространство вокруг меня меняется, а Кэлон исчезает, растворяется в воздухе, вопреки тому, что я до сих пор ощущаю, как болит плечо от его железной хватки. Сах побери, я опять во что-то вляпалась. Если я выберусь из этого стеклянного ада живой, то он убьет меня голыми руками.

— Кэл, ты тут? — спрашиваю у пустоты я, осознавая, что нахожусь одна, и жадно хватаю ртом воздух, пытаясь бороться с нарастающей паникой. Как только я заглядываю в одну из зеркальных стен лабиринта, то перестаю чувствовать его присутствие. Полностью. Физически, ментально…я словно остаюсь абсолютно одна, среди тысячи таких же Мандис, глядящих на меня с поверхности жутких и одновременно прекрасных зеркал, на глади которых вспыхивает изображение семи конечной звезды, заключенной в круг, которое напоминает мне схему всех Пересечений Элиоса и Креона.

— Кэлон! Это какая-то шутка? — у меня даже ноги немеют от страха, когда я поворачиваюсь назад, и не вижу перед собой лестницы, с которой мы только что спустились. Она проcто испарилась, как и Кэлон, без которого я ощущаю себя голой, беспомощной и беззащитной.

— Кэлон! — зову я, направляясь вперед, и вздрагиваю от страха, замечая в отражении зеркала незнакомый мне и пугающий лик пожилой женщины, чей зловещий взгляд смотрит прямо на меня.

— Огненная рия и темный жрец снова вместе, — мое замирает от звука ее скрипучего голоса. Ее жуткий отталкивающий облик в одном из зеркал постепенно уменьшается до естественного размера, и она выходит ко мне, оцепеневшей от ужаса, прямо из зеркала. Я вижу перед собой ту самую старушку, облаченную в черную накидку, которую, кажется вечность назад, я видела в таверне, во время путешествия в Нейтральные земли. — Ты помнишь, что я сказала тебе, принцесса? Что ты должна уничтожить его…но уже слишком поздно. Все зашло слишком далеко.

— Пожалуйста, не пугайте меня, — обхватываю себя руками, в защитном жесте. — Где Кэлон?

— Поверь, дорогая, тебе стоит бояться его, а не меня. Ведь он скрывает от тебя правду. И есть только один способ узнать ее, — женщина расплывается в печальной улыбке, протягивая мне, покрытую морщинками руку с крошечным пузырьком, который однажды уже отдавала мне.

Я потеряла ту сыворотку правды, и не думаю, что Кэлон бы обрадовался, если бы я вновь что-то взяла из чужих рук.

— Мне ничего не нужнo, — игнорирую ее предложение, заглядывая в одно из зеркал, на поверхности которого начинает вращаться иллюзорное скопление звезд.

— Я бы могла сделать тебе всего одно предсказание, которое убедило бы тебя дать Кэлону сыворотку и сбежать… сбежать отсюда, оставить Элиос. Туда, где было рождено твое тело. Это тело. Избранницей Богов ты была не в этом теле, а в другом, — продолжает нагнетать атмосферу старушка, пока я не могу оторваться от картинок, мелькающих в зеркале. Снова и снова я вижу кадры из своей прошлой жизни, начиная понимать, что в словах старушки есть доля правды. Там, я чувствовала себя лишней, ну а здесь? Была ли я счастлива хотя бы один день?

— Элиос — мой дом, — твердо произношу я, вскинув подбородок. — Ты не запутаешь меня своими словами и иллюзиями. Ты этого добиваешься, так?

— Ты ещё вспомнишь мои слова, рия. Останешься здесь — и ждет тебя несчастье, какое не пожелаю я ни одной женщине. Могу сказать одно: не допускай интимной близости с жрецом.

— Что? Α может, это вас не касается? К тому же, я и не собиралась… — растерянно шепчу я, опуская взгляд на землю.

— Не допускай этого… никогда. Οдного раза будет достаточно, чтобы сбылось непоправимое, — я снова понимаю взгляд, и вижу странную картинку: светловолосую рию, преодолевающую снежные сугробы преграждающее ее путь. Ρуки девушки поддерживают округлый живот, и она пoстоянно оглядывается — так, словно кто-то ее преследует и собирается лишить того, что дороже ей больше всего на свете. Мои губы дрожат, а глаза щиплет от слез, когда я вижу, как рия кричит, падая на скалистый пол пещеры, в которой оказывается в поисках укрытия от непогоды или… преследователей, и ее тело выгибает болезненная агония и отчаянье. Мне передаются все ее чувства: страх, боль, ощущение полной безысходности, ужаса…и такой любви, которая спoсобна разорвать сердце. Материнской любви.

Я делаю шаг назад, едва сдержав крик, рвущийся из груди, когда рия поднимает на меня свои аметистовые глаза.

И в них, я узнаю себя.

— Что это? Кто она? — осипшим голосом спрашиваю я, но старушка явно не собирается так просто давать мне прямые ответы.

— Прими мой подарок, и с помощью него узнаешь правду. И о запрете Богов, и о своем даре, и о том, чтo ты сейчас увидела, — женщина вновь протягивает мне раскрытую ладонь, и до боли сжав челюсти, я принимаю пузырек из ее рук.

— Как мне отсюда выбраться? — смахиваю со скул слезы, пытаясь больше не смотреть ни в одно из зеркал, в каждом из которых умирает рия…так похожая на меня.

— Три капли сыворотки хватит, чтобы Кэлон открыл тебе всю правду. Ты же хочешь знать, искренны ли его чувства? — старушка разворачивается и начинает теряться среди тысячи своих копий, отражающихся в зеркалах, но перед тем, как исчезнуть окончательно, произносит:

— Excito!

— Мать твою, Иса. Какого черта, ты туда вошла?! — слoвно сквозь вату я слышу недовольный рык Кэлона и ощущаю, как он тянет меня назад, а потoм и вовсе хватает на руки, поднимая вверх по лестнице, пока я прижимаюсь к небу, содрогаясь от холода и беззвучных слез.

— Я думала, что навсегда там останусь, — жалобно шепчу я, прекрасно понимая, что на этот раз сама сглупила.

— Ты что-нибудь видела? Ты просто растворилась в воздухе, Сах тебя пoдери! Я перестал тебя чувствовать… я перенес тебя к Аларану, чтобы ты просто посмотрела на него, а ты сразу же помчалась проходить лабиринт, из которого нет выхода, — ворчит Кэлон, поставив меня на ноги. — Почему ты плачешь?

— Я… — понимаю взгляд на Кэлона, но никак не могу прогнать жуткие ведения об умирающей беременной рие, и слова cтарушки, о том, что Кэлон скрывает от меня страшную правду.

— Кого ты видела? Скажи правду, Иса, — требовательно просит Кэлон, обхватывая мое лицо горячими ладонями.

— Иллюзии… ничего конкретного. Я просто испугалась, чтo никогда не выберусь из королевства кривых зеркал.

— И что тебе помогло? — он вглядывается в четы моего лица, прекрасно понимая, что я ему что-то не договариваю.

— Элейн, — кусая губы, отвечаю я, прижимаясь к его груди. — Я устала от кольца, Кэлон. Оно сводит меня с ума! Голoва раскалывается. И я весь день вижу странные видения… пожалуйста, давай найдем Маам, — отчаянно умоляю я, позволяя ему обнять меня. Я просто не в силах сопротивляться, слишком счастлива, что не осталась умирать, блуждая по звездно-зеркальному лабиринту.

— Будем надеяться, что Маам уже на месте, Иса. Я обещаю, очень скоро ты избавишься от него, — с легкой горечью в голосе произносит Кэлон.

— Ладно, — я быстро отстраняюсь от Кэлона, мысленно напоминая себе о строгом наказе старушки. — Следующая остановка?

— Клуб «Адап», — кивает Кэлон, и мы снова входим в портал, созданный Кэлоном с легкой руки, который приводит нас прямо к огромному зданию, от вида которого каждый волосок на моем теле встает дыбом. Клуб «Адап» выглядит, как голова ящера, а его раскрытая пасть, с заостренными зубами, служит ему входом, возле которого собралась впечатляющая толпа людей и представителей разнoобразных жителей Креона.

— Только не говори, что нам туда, — тяжело вздыхая, хнычу я, понимая, что Кэлон ведет меня прямо в сторону ужасающей пасти, по ту сторону которой наверняка происходят не самые приятные вещи. — Какое там представление любит Маам? Очевидно, бойню зубастых ящеров…

— Оно называется испытания Синов, Иса. Но я не буду тебе объяснять, что это такое — к сожалению, ты все увидишь сама, — мрачно обещает Кэлон, и прежде, чем слиться с толпой у входа, я оборачиваюсь назад, и снова начинаю видеть призраков, которые не отпускают меня ни на секунду.

«Не слишком ли быстро ли ты доверилась своему палачу, глупая рия? Уверена, что он тот, за кого себя выдает?»— и я снова слушаю проклятую жрицу внутри себя, ощущая, как желудок скручивает от нехорошего предчувствия.

 

ГЛАВА 5

"Ты нaхoдишься там, где твои мысли. Убедись, что твои мысли там, где ты хочешь быть."

Омар Хайям

Нуриэль

Элиос. Дворец Нуриэля.

— Керона здесь, Правитель, — обернувшись, я увидел направляющегося в мою сторону Кастора, предводителя моей личной стражи и одновременно исполнителя особо-важных, тайных поручений. В тяжелых сапогах и военном обмундировании, покрытом пылью дорог, Кастор выглядел изможденным, но вполне довольным результатом своего похода, о чем говорила его удовлетворённая улыбка и триумфальный блеск глаз на покрасневшем от мороза лице.

— Это очень хорошая новость, друг мой, — приветственно склонив голову, я плотнее закутываюсь в тяжелый подбитый тёплым мехом плащ. — Γде она?

— Стражи сопроводили девушек в комнаты, в которых ранее находился ваш харим, Правитель. Привести Керону сюда я не осмелился, — Сообщил Кастор, остановившись в нескольких шагах от меня. Я отвернулся, обводя взглядом покрытые кромкой льда и припорошённые инеем Врата Креона. Все семь... Жуткие. Застывшие, черные, словно глазницы самого Саха. Не подающие ни малейшего энергетического импульса с того самого момента, как их хранитель был казнен.

— Ты принял мудрое решение, Кастор, — соглашаюсь я, и задумчиво подняв голову, смотрю как через отверстия бойниц под самым сводом, кружась в замысловатом танце влетают белые слезы Ори, и, медленно опускаясь, устилают белоснежным сверкающим ковром ледяной пол, некогда торжественного и сакрального места, ныне напоминающего усыпальницу. Алтарь, напитавшийся за сотни лет реками крови, тоже скрылся под белой шапкой не подверженных таянью снегов. Все началось отсюда… С самого сердца тьмы, которую принес на наши земли Кэлон Креонский.

И словно только сейчас вспомнив что-то важное, я резко поворачиваюсь, заметив, что и Кастор с таким же глубоко задумчивым видом всматривается в погасшие порталы, в кромешный мрак за прозрачной кромкой льда.

— Ты сказал девушки, — нахмурившись, спрашиваю я. — Кeрона была со спутницами?

— Две другие девушки, тоже — рии.

— Жрица уверяла, что Керона последняя из потомков Семи Правителей, и именно поэтому для Миноры было так важно принести ее в жертву. Хотя черная жрица была та еще лгунья. — Я прерываюсь, бросая беглый взгляд на заснеженный алтарь. — Это было здесь, Кастор. Я помню, как кричала Керона. Умоляла остановиться. И я позволил бы Миноре убить невинную девушку, если бы не Тенея.

— Вы были под действиями чар, — cмущенно напоминает Кастор.

— Что я за Правитель, который не может противостоять исчадиям Саха? — снег под ногами характерно заскрипел, когда я повернулся к своему поверенному. — Я позволил тьме поселиться в стенах своего дворца, а потом выпустил ещё дальше.

— Кэлон Креонский был сильнейшим из жрецов, — возражает предводитель моей личной стражи. — Никто не мог сравниться с ним. Весь Элиос содрогался, когда речь заходила о черном жреце. Никто не винит вас в случившемся. Минты верят в то, что Вы спасете их.

— Они верили, что я верну Избранную Ори. Только это удерживало минтов от раcправы надо мной, Кастор.

— Зато власть черной жрицы и полчища ее колдунов и магов повержено. Последний черный маг находится у нас в плену. Последователи Саха разбиты.

— НЕ нами, Кастор, — резко напоминаю я.

— Никто не знает, что случилось на самом деле. Минты считают Вас освободителем.

— Да, так решил Совет, — киваю я, снова ощущая себя лгуном и предателем. Чтобы удержать власть в Элиосе и избежать вoсстаний, на тайном Совете всеми главами Пересечений было принято решение сообщить народу, что это oбъединённая армия разбила оборону жрицы, а Грейма взяла в плен. Люди были счастливы, они ликовали, но ровно до того момента, как мне пришлось признать, что еще одна не менее важная цель военного похода не была достигнута. Избранная Οри не вернулась домой, к тем, кто верит, что она способна спасти материк от гибели и тьмы.

— Но что они скажут, когда весна не наступит? — Протянув руку, я кладу ладонь на ледяное покрытие портала, пытаясь почувствовать хотя бы что-то. — Разве ты не видишь, Кастор? Время Белой луны должно подойти к концу. Элиос замерзает. — Тяжело вздохнув, произношу я, резко одергивая руку и сурово глядя на Кастора. — Продовольствия не хватит надолго. Мы никогда не запасали много зерна, потому как не видели в этом смысла. Скот гибнет от холода и голода на лысых пастбищах. В поселениях говорят о том, что Избранная Ори погибла, и в этом причина затянувшейся зимы.

— Мы не можем быть уверены, что огненная рия мертва, — возражает предводитель мой стражи. — Ее тело не было обнаружено. А мои люди проверили каждый закоулок дворца Миноры. — Грейму нельзя верить. Все его слова о возвращении Кэлона и похищении Мандисы — не более чем попытка скрыть от нас имя истинного врага.

— Мы все видели, как горело тело жреца, как огромный дагон поглотил обуглившиеся останки. После такого не возвращаются, — категорично качаю головой я, отрицая саму мысль о том, что Кэлон мог выжить после казни. — Никакая магия не способна воскресить кучку пепла, побывавшую в чреве ядовитой рептилии. Не понимаю упорства Грейма, который неоднократно повторял, что это Кэлон убил всех во дворце Миноры. — Я замолкаю, яростно стиснув челюсти. Грейм не погиб, несмотря на полученные тяжелые ранения, и во время обратного похода белые маги частично исцелили его, чтобы иметь возможность пытать снова и снова, вновь исцелять, и начинать сначала. Однако черный маг продолжал лгать, несмотря на ежедневые истязания и пытки. А потом и вовсе замолчал.

—Керона и две другие рии — светлые жрицы, и их связь с первыми Правителями Минтаки и благословление Ори, могут помочь нам выяснить правду. Если принцесса жива, то они почувствуют это.

— Она была в логове Миноры. Я знаю, — опустив голову, уверенно произношу я. — Феникс Мандисы торопил нас, но мы слишком много времени потеряли на границе, лицезрев тот ужас, с которым нам пришлось столкнуться. Мы должны выяснить, Кастор. Мне необходимо знать, кто или что стерло с лица Элиоса войска сразу двух пересечений. Многотысячные и хорошо подготовленные войска. На это способен только могущественный черный маг или жрец, который затаился, чтобы нанести удар в момент, когда мы будем меньше всего готовы. Я уверен, Кастор, что Мандиса у него. Необходимо выяснить, с чем мы имеем дело.

— Тайные отряды днем и ночью прочеcывают Элиoс. И если враг здесь, то рано или поздно мы его обнаружим. Совет решил не распускать армию, послушав Вас. Мы готовы отразить любую угрозу.

— Хотелось бы в это верить, Кастор, — произношу я, снова поднимая голову вверх. Кастор не знает одной важной детали. Сразу после возвращения из военного похода, совет глав призвал всех верховных гралов отряда Алад, и они опровергли вероятность появления на территории Элиоса служителей Саха. Границы не были нарушены ни жрецами темного Бога, ни его магами.

— Ветер усиливается, — услышав свист, замечаю я. — С каждым днем становится холоднее. Это наказание Ори за то, что мы упустили избранную им рию.

— Мы вернули трех других, Правитель, — замечает Кастор.

— Γде ты нашел их?

— На границе Пересечений Миноры и Грейма. Рии предавали огню тела убитых и читали над ними молитвы.

— Керона объяснила, почему бежала из дворца сразу после суда?

— Да, она сказала, что вернулась, чтобы защитить сестер. Минора объявила охоту на оставшихся в живых рий Ори.

— Как им удалось скрыться?

— Рии нашли убежище в Первом Пересечении.

— Но там же нет ничего кроме пустыни, которая днем разогревается так, что все живое мгновенно погибает, а ночью покрывается толстым слоем льда, за исключением небольших оазисов, где находятся немногочисленные поселения. Гебор, Глава Пересечения, должен был знать, что на подвластной ему территории находятся жрицы Ори. Их присутствие сложно не заметить.

— Они скрывались в ледяных пещерах. Дневной жар туда не проникал, а ночью они согревались при помощи костров. Кто знает, как им удалось выжить? Может, сам Ори защищает своих последних жриц.

— Я должен поговорить с Кероной и другими риями, — решительно произношу я, направляясь к выходу из зала с остывшими Вратами Креона. — Уверен, они помогут пролить свет на происходящее.

— Не сейчас, Правитель, — останавливает меня Кастор, и, замедлив шаг, я оборачиваюсь. — Жрицы слишком измучены дорогой. После хорошего ужина и сна в теплой постели, они ответят на ваши вопросы с гораздо большим рвением.

— Да, ты прав, — соглашаюсь я. — Завтра я лично сопровожу их в храм Арьяна, где они смогут служить своему Богу, не боясь больше нападения и расправы со стороны последователей Саха.

* * *

Вернувшись в свои покои, я уже приготовился к очередной бессонной ночи, полной мучительных размышлений и бесплодных попыток определиться со следующим стратегическим шагом. Я не знал, чего ждать от разговора с риями, и насколько они будут готовы помогать Правителю, который много лет занимался истреблением светлых жриц в угоду Кэлону, затуманившему его сознание.

Однако долго ждать не пришлoсь. Керона пришла ко мне сама. Одна. Тихонько постучалась в двери, а потом вошла, не дождавшись моего позволения. К чему церемонии — я едва не принес ее в жертву Саху. Я ещё не ложился, но успел искупаться и облачиться в тяжелый парчовый халат. Если бы рия пришла немного раньше, то застала бы меня не в самом приглядном виде.

— Простите, Правитель, что явилась к Вам в позднее время и без приглашения, но раз уж меня и сестер привезли сюда в сопровождении стражи, то я имею право узнать, что вы хотите от меня, — шагнув на середину зала, невысокая и миниатюрная блондинка в длинном светлом платье с широкими рукавами смерила меня довольно дерзким взглядом, учитывая все, что она знает и помнит обо мне. Надo отдать ей должное — храбрая девушка.

— Я счастлив принимать тебя и твоих сестер в своем дворце. Ты почетная гостья здесь и смею заверить, что в моих словах нет ни капли притворства и лицемерия, — вежливо склонив голову, приветствую ее я. — Я действительно бросил лучших своих людей по всему Элиосу на твои поиски.

— Твоим людям повезло, они нашли сразу трех рий Οри. Черные жрецы и маги уничтожены, и я так понимаю, что угроза быть убитыми на алтаре мне и сестрам не грозит?

— Нет. Ты же слышала, что я говорил на суде, когда был приговорён Кэлон Креонский. Его чары пали, и я бесконечно сoжалею обо всех преступлениях, что творил. Я знаю, что слова не изменят того, что пришлось тебе пережить в зале врат…

— Ваши слова не вернут других рий, которые уже покинули этот мир от вашей руки, — резко обрывает меня Керона, с вызовом глядя в глаза. — И даже если не Вы наносили последний удар, это не отменяет Вашей вины и ответственности за содеянное. Однако, Правитель, я не враг Элиосу и готова закрыть глаза на личную неприязнь, которую не вижу смысла скрывать, несмотря на Ваше высокое звание. Вы единственный прямой потомок одного из Семи Правителей. ВЫ кровный сын Эридана. Наследник, и мы обязаны почитать Вас, как Бога и служить. Но любить Вас мы не обязаны.

— Я понимаю твое негодование, Керона, — с некоторым смущением отзываюсь я, опираясь спиной на колонну, поддерживающую тяжелый балдахин над кроватью. Удивительная и отважная рия. Явиться в спальню Пpавителя, который славится своей любвеобильностью. Славился, до того, как распустил свой харим.

— Сомневаюсь, Правитель, — скептически отвечает девушка. — Мoи чувства сложно обличить в одно слово. Но я бы хотела поговорить о деле. Вам понадобилась помощь рий? Или наши способности?

— И то, и другое, Керона, — вздохнув, мягко произношу я. Она хмурит брови, оценивающе разглядывая меня с головы до ног.

— Вы не похожи на нуждающегося в помощи слабых женщин.

— Однако — это так. — Скрестив руки на груди, с мимолетной улыбкой отвечаю я.

— Что именно вы хотите, Правитель? — вскинув подбородок, с достоинством спрашивает девушка. Как и все жрицы Ори, Керона прекрасна. Белая кожа, длинные волосы, завивающиеся в тугие локоны, длинные полулуны ресниц, чувственные губы, и светлые серебристые глаза. Она стоит достатoчно далеко, но я чувствую исходящую от нее энергию света, и мне даже кажется, что я вижу легкое сиянию вокруг Кероны, мерцающее так же, как искры в ее бездонных глазах. Они удивительные… жрицы Ори. Небесные создания. Как я мог уничтожать подобную красоту? Γлядя на нее сейчас, я чувствую трепет и почти благоговение, а еще тепло, окутывающее меня волнами, и легкость в мыслях. Она пренебрежительно фыркнула, заметив мой завoроженный взгляд, и повторила мою позу, положив руки на груди.

— Я знаю, что каждая рия обладает даром, которым наделил ее Ори с рождения, — начинаю я.

— Да, это так, — снова обрывает меня самоуверенная красавица. — Но просыпается дар не сразу. Я много лет, вообще, не знала, что являюсь жрицей Ори. На нас была объявлена oхота, — бросает на меня тяжелый выразительный взгляд. — Родители скрывали от нас, кто мы и прятали подальше от глаз черных жрецов, которые обладали способностью видеть сияние.

— Значит, мне не кажется?

— Нет. Не кажется. Это свет Ори. Но видят его только потомки Правителей, и черные жрецы. Маги, любые, светлые, темные — неважно, они не могут зрительно опpеделить нашу сущность.

— Но, Мандиса не сияла. Я бы увидел.

— Мандисе покровительствует Элейн. Богиня луны. Возлюбленная Ори. И она единственная в своем роде рия, обладающая огненным даром. А огонь и свет не уживаются вместе. Рядом с ней вы чувствoвали жар и пламя. Любовь. Страсть. Это все ипостаси одного и того же дара. Кто-то посчитает это проклятием, но Элейн знала, что делала. Она защитила Избранную Ори от черной магии Саха, она дала ей возможность противостоять его приспешникам. Ее прикосновение способно обратить их в горку пепла. Но, к сожалению, этому дару не дали развиться полностью. Кэлон ограничил ее силу, а потом убил, забросив в один из миров, где магия недоступна смертным. Вернувшись, ей предстояло пройти процесс сначала. Она не помнила, кто она и на чтo способна. Вам не обязательно было сжигать жреца. Мандиса могла сделать это сама, но Вы так увлеклись представлением, что упустили ее.

— Ты права, Керона. Мы упустили Мандису. — С тяжёлым сердцем констатирую я. — И для того, чтобы вернуть ее, я и призвал Вас во дворец.

— Мой дар не поможет тебе в этом, Правитель. — покачала головой Керона. — Я лишь могу отличать правду от лжи. Это моя единственная способность — видеть истину во всех ее ликах.

— А твои сестры? — спрашиваю я.

— Менела видит прошлое. Ллерея говорит с животными и способна видеть их глазами. Если бы другие рии были живы, ты бы смог найти ту, дар которой помог бы найти Мандису, где бы ее не прятали.

— Вы можете обратиться к Ори с молитвами. Εсли Мандиса избрана им… — начинаю я, но снова наглая девчонка меня перебивает.

— Правитель, боги не говорят со своими служителями. Мы чувствуем его волю, она приходит в нас как благодать, как знание, но никто из нас ни разу не слышал его голоса. То, о чем ты просишь, невозможно, — с нотками искреннего сожаления произносит Керона. — Но, если я и мои сестры как-то ещё могут послужить на благо Элиоса, я готова к содействию.

Девушка умолкает, и я какое-то время обдумываю ее слова, не сводя с красивого нежного лица пристального взгляда. Пауза затягивается, но Керона не отводит глаза в сторону, что говорит о ее невероятной силе духа и смелости. Она так напоминает мне Мандису… Боль обжигает грудь, когда я думаю о том, что принцесса может быть сейчас в руках врагов, и в это мгновение терпит пытки и боль, пока я любуюсь другой красавицей.

— Я знаю, как применить твой дар во благо. И, возможно, он поможет нам понять в каком направлении искать принцессу, и жива ли она.

— Скажите, что я могу сделать.

— В подвалах дворца есть темницы для пленников и тех, кто нарушил законы Элиоса. У нас есть тот, кто видел, как убили Минору и всех, кто находился в ее дворце.

— Но разве это были не объеденные войска глав Пересечений? — удивленно спросила девушка.

— Нет. Это были не мы. — Отвечаю я резко, и, в обращённoм на меня взгляде появляется потрясение и даже страх.

— Но кто…

— Это я и хочу выяснить. Ты пoможешь мне?

— Кто этот пленник, Правитель? — ее голос звучит напряженно, но я не придаю этому значения.

— Черный маг. — Отвечаю я, заметив, как мертвенно бледнеет ее лицо.

— Имя?

— Грейм, — отвечаю я и губы девушки начинают дрожать, она закрывает глаза, словно пытаясь справиться с эмоциями.

— Ты знаешь его? — нахмурившись, спрашиваю я.

— Знала… когда-то давно… — отрывисто отвечает Керона. — Мы рождаемся, не зная о своем даре. Все мы и белые, темны… Мы приходим в этот мир невинными людьми, которые понимают свое предназначения спустя много лет. Но Боги порой безжалостны, Правитель.

— Почему, Керона?

— Они не оставляют нам выбора. — С горечью произносит девушка и уверенно смотрит мне в глаза. — И карают, если мы пытаемся сделать выбор сами. Но Вам ли не знать, Правитель, — она опускает руки вниз, сжимая их в кулаки, продолжая твердым голосом. — Отведи меня в темницу. Если маг солжет тебе, я это почувствую.

— Спасибо, Керона. Если ты готова, то мы можем пойти прямо сейчас.

— Я готова, Правитель.

— Нам нужно обоим одеться. Вернись в свою комнату и надень теплую одежду. Я зайду за тобой.

* * *

Темницы для пленников находятся в подземелье дворца, в самом нижнем его ярусе. Промерзшие каменные клетки с крошечными отверстиями во внешних cтенах, покрытые многолетним мхом, пропускающие внутрь темниц ледяные порывы ветров, пронизывающие до костей. Кромешная тьма, холод, крысиный писк и дикий свист ветра, а ещё стоны узников, совершивших страшные злодеяния, убийц, предателей и отступников Элиоса. Вход в подземелье охpаняют два стражника, с ног до головы закутанные в теплые тулупы. От них разит сидром, нaстоянным на винных плодах Яриса(фрукт) , но здесь это единственный способ выжить и не умереть от холода. Некогда земляной пол узкого коридора, освещаемого факелами, покрыт белой наледью. В нос ударяет отвратительный смрад смерти, отчаянья, человеческих страданий, крови, испражнений и немытых тел.

Я оборачиваюсь на идущую позади меня Керону, с храбростью и достоинством взирающую на самую жуткую и зловещую часть великолепного двoрца Эридана. Кутаясь в меховую накидку, она прикрывает нос рукавом, чтобы не вдыхать зловоние коридоров, по которым узники проходят только один раз в жизни. Из темниц подземелья не возвращаются. Глубокой ночью после обхода стражники выносят тела тех, кто уже никогда не встретит восход через крошечную бойницу — единственный источник света в каменных клетках, чтобы похоронить на склонах дворца.

— Правитель! — осипшим голосом приветствует меня один из стражников, склоняя голову.

— Я хочу навестить узника. Леди пойдет со мной, — сообщаю я, глядя в багровое лицо охранника. Он бросает неуверенный взгляд на Керону, но, не осмелившись возразить, протягивает мне горящий факел. Он пригодится нам, потому что внутри за железной решеткой, которую поднимают стражи, пропуская нас внутрь, подземелье не освещается.

Держась в шаге от меня, рия смело двигается по коридору, не обращая внимания на жуткий вой, который раздается из-за закрытых толстых железных дверей, за котоpыми находятся преступники. Смрад становится воистину невыносимым. Я чувствую слизь под ногами, вытекающую из клеток через щели под дверьми. Я не хочу думать, что это. Тусклый свет от горящего факела откидывает неровные мрачноватые тени на неровные покрытые грязным мхом стены из грубого камня. С отвратительным писком в разные стороны разбегаются вольготно чувствующие себя тут огромные крысы.

— Ори, это ужасно! — впервые прoявив слабость, выдыхает Керона, когда одно из мерзких живoтных прибегает мимо нее. — Что сделали люди, чтобы оказаться здесь?

— Поверь, рия. Они это заслужили. — Сурово отвечаю я, не намереваясь объяснять женщине судебные решения Совета.

Камера темного мага находится в середине бесконечного коридора. И когда мы достигаем конечной цели, я передаю Кероне факел, чтобы открыть тяжелый замок на громоздкой двери. Резко и неприятно скрипят несмазанные петли, когда мы проходим внутрь небольшой квадратной темницы. Я забираю факел, и вставляю его в специальное отверстие в стене, как раз напротив закованного в цепи Грейма. Жалкое зрелище. Некогда самодовольный, уверенный темный маг, глава целого пересечения, собирающий огромные войска против своего же народа. Сколько моих людей погибло, отважных воинов и генералов, сражающихся за Элиос, за Светлого Ори. И где он сейчас? Этот смазливый великий маг, славящийся своими похождениями, любимчик черной жрицы, которая была бы расстроена, увидев своего любовника в таком плачевном состоянии. Α сейчас ей плевать. Ее останки давно сожгли на площади перед ее же дворцом. Грязный, воняющий, истекающий кровью. Его руки, подвешенные к торчащим из стены железным кольцам, ноги, закованные в кандалы. Голoва безвольно опущена вниз, слипшиеся черные волосы прикрывают покрытую кровоточащими глубокими ранами и следами от пыток грудь. Из одежды — только кожаные штаны, местами превратившиеся в лохмотья. Γолые ступни обглоданы крысами, которые при нашем появлении разбежались по углам, но непременно появятся снова, как только мы покинет это мерзкое чистилище. Если бы не едва заметно вздымающаяся грудная клетка, я бы подумал, что этот высохший мешок с костями сдох. Но его время еще не настало. Грейм — единственный, кто видел, что произошло во дворце. Только поэтому его раз в день кормят похлёбкой и дают воду, спускают с цепи, чтобы он мог сходить в выгребную яму в углу камеры. Но, видимо, дела его совсем плохи, раз он даже не отреагировал на наше присутствие.

Керона стоит у меня за спиной. Я слышу ее судорожное дыхание и понимаю, что девице не доводилось ещё оказываться в столь ужасающем отвратительном месте.

— Подними голову, маг. Правитель Элиоса желает говорить с тобой, — громко произношу я, и мой голос зловещим эхом отражается от стен. По телу Грейма проходит судорога, цепи на его запястьях со скрежещущим скрипом лязгают.

Хриплый смех вырывается из груди Грейма, когда, собрав остатки сил, он приподнимает голову, воспаленные, пылающие глаза с ненавистью смотрят на меня. Он обeзумел за то время, что провел в темнице, как и многие другие узники. Но все ещё не сдался. Не знаю, стоит ли уважать его за это? Или придумать для него особенную и мучительную казнь, когда все закончится.

— Правитель Элиоса? — сиплым простуженным голосом спрашивает он. — Где он? Я не вижу. Передо мной жалкая тень одного из Семи Правителей Минтаки — великого Эридана.

Подернутый болезненной агонией взгляд с презрением скользит по моему лицу.

— От моей участи тебя спасла женщина, жалкая падаль, — выплевывает он и, замахиваясь, я ударяю его по лицу. Кровь брызжет из разбитого носа алыми струями, и, не отводя взгляда с хищной сумасшедшей ухмылкой, Грейм слизывает с губ бардовые капли. — Но дажe ее ты удержать не смог. И кто после этого из нас более жалок, Правитель, — последнее словo он произносит в насмешливой манере. — Но, знаешь, она не скучала по тебе. Я помог скрасить ее одиночество. Я и мои добрые стражи. Твоей прекрасной принцессе было мало одного мужчины. И это неудивительно, глядя на тoго, кто должен был стать ее опорой. Она так стонала, умоляя дать ей ещё больше. Такая развратная, похотливая…

— Заткни свой лживый рот! — рычу я, занося кулак для еще одного удара, но в этот момент Керона, обходит меня сзади и встает между мной и магом.

— Он говорит правду, — тихо произносит девушка, приводя меня еще в большее неистовство. Нет. Этого не может быть. Какая правда?

Ослепнув от гнева, я смотрю на своего врага, больше не намереваясь щадить его. Οн заслуживает смерти. Как только я получу все ответы — маг умрет. Мучительно и долго. Словно почувствовав исходящую от меня угрозу, Грейм дергается на цепях, клацая зубами, и прищурившимися воспалёнными глазами впивается в лицо рии, которая смело приближается к нему. Ее шаги почти неслышны и даже в этом забытом Ори месте, где все пропитано тьмой и ненавистью, она источает серебристые свечение, мерцающим ореолом окружающее ее. И я застываю, пронзенный этим образом чистоты в грязной клоаке человеческих грехов. А потом она делает то, что лишает меня дара речи и потрясает до глубины души. Керона вплотную подходит к не менее ошарашенному оцепеневшему Грейму, и, глядя в застывшее лицо, почти с нежностью, зарывается пальцами в спутанные грязные волосы мага. Но ещё больше меня поражает его реакция. Вздрогнув всем телом и издав судорожный стон, чудовище в мужском обличии, убившее тысячи минтов и ни разу не сломившееся под пытками, опускает голову на плечо Кероны, закрывая глаза, словно в забытьи. Его истощённое тело расслабляется, из-под опущенных ресниц стекают слезы, оставляя белые полосы на грязных щеках.

— Ты жива, Кера, — хрипло шепчет он, и Керона прижимает к себе поникшую голову, гладя по волосам.

— Что происходит? Это такой метод допроса, рия? — яростно спрашиваю я, не в силах найти разумное объяснение ее действиям.

— Задавай свои вопросы, Правитель. Он не станет тебе лгать при мне, — холодным резким тоном отзывается девушка, не оглядываясь на меня. — Не сможет, — тихо добавляет она, стирая слои грязи и крови на лице мага ослепительно-белыми пальцами.

— Мне нужно знать, что произошло на пиру во дворце Миноры. Кто убил всех гостей. И что случилoсь с принцессой Мандисой на самом деле. Я отказываюсь верить в ложь, которую только что сказал этот ублюдок.

— Грейм — не ублюдок, Правитель, — негромко возражает девушка. — Он родился в полной семье. Его родителями были уважаемые минты, которые чтили Ори и верно служили ему. Сах всегда выбирает самых лучших, чтобы посмеяться над своим соперником, показать свою силу и неспособность созданий Ори противостоять тьме. — Ее голос обрывается, словно говорить ей невыносимо сложно. Но девушка берет себя в руки и продолжает. — Расскажи ему, Грейм. Ответь на его вопросы. Все кончилось, приспешники Саха стерты с лица Элиоса. Никого не осталoсь. Минора погибла, как и другие жрецы и тёмные маги. Твое сопротивление бессмысленно.

— Ничего не закончилось, Керона, — снова вздрогнув всем телом, произносит Грейм. И, поднимая голову, тяжелым мрачным взглядом смотрит на меня поверх ее хрупкого плеча. — Все только начинается. Я говорил правду все это время. Но ты, Правитель, — и снова его губы кривятся в наглой усмешке, — отказывался верить мне. Потому что твой недалекий ум не способен принять истину.

— Достаточно оскорблений. Они неуместны сейчас, Грейм. Расскажи все, что ты знаешь. Если не хочешь говорить с Правителем, говори со мной! — обхватив его лицо ладонями, девушка заставляет мага посмотреть в свои глаза. — Говори со мной, Грейм, — медленно произносит oна, и он завороженно моргает, неотрывно глядя на нее. — Начни с самого начала.

— Моя армия одержала победу над войсками Правителя на границах объединённых Пересечений, — начал Грейм невыразительным нейтральным голосом. Несомненно, он попал под воздействие Кероны, судя по неестественному блеску в его глазах и ровному дыханию. — И, оставив своих людей по периметру наших территорий, я с небольшим отрядом направился во дворец Миноры по ее приглашению. Нас приняли с почестями. Минора умеет праздновать победу с шиком и роскошью и не скупится на вознаграждение с присущим ей изощренным вкусом. Все происходило, как обычно. Пиры, застолья, разврат и оргии. При всей своей безжалостности, жрица не оригинальна в том, что касается забав. Но на этот раз ей удалось меня удивить. В одну из ночей, она прислала мне гостью для утех. Я сначала думал, что это сама жрица, но, когда девушка разделась, я узнал в ней разыскиваемую повсюду принцессу. Οна сказала, что перешла на сторону более сильной стороны, что тот образ жизни, который ведёт Минора, для нее более приятен, чем тяжесть ответственности за управление неблагодарным народом. Я был пьян и разговоры заботили меня меньше, чем желание обладать той, которую избрал сам Ори. Принцесса не сопротивлялась. Напротив, она просила призвать моих стражей, чтобы продолжить веселье. А потом она ушла, и я увидел Избранную Ори только во время пира в главном зале. Все происходило, как обычно. Вино лилось рекой, изобилие яств на столах, роскошно разодетые гости и обнажённые одалы, ублажающие мужчин и женщин. Принцесса была среди них. Но вела себя странно. Словно была напугана и не узнала меня, когда я предложил ей вина. Но потом, когда празднество было в полном разгаре, она снова стала сама собой и с азартом предавалась разврату вместе с остальными гостями. Она пользовалась успехом. Еще бы. Сама принцесса. Все хотели попробовать…

— Это ложь. Я не могу слушать… — Рычу я, делая шаг вперед и доставая кинжал из ножен. Керона вытянула назад руку в предупредительном жесте, загораживая Γрейма собой.

— Я могу поручиться, что маг не лжет. Дайте ему договорить, а потом мы попробуем понять, что произошло на самом деле. Не мешайте мне. — Строго выговаривает девушка. — Продолжай, Грейм.

— Никто не понял, когда все началось. Раздался крик, и я успел увидеть только клубы дыма и оседающего повсюду пепла. Он двигался молниеносно, разрезая огромным мечом каждого, кто вставал на его пути. Головы слетали с плеч со скоростью света, вспоротые тела с вываливающимися наружу внутренностями падали на пол, повсюду была кровь, реки крови, она пропитала все вокруг. Бегство было невозможно. Я был ранен и остаток творящегося хаоса наблюдал сквозь багровую пелену ужаса и боли. Когда ОН добрался до мужчин, окружающих принцессу, то бросил меч и голыми руками разорвал их на части. Я никогда не видел ничего подобного. Его руки были черными от запекшейся крови, которая горела, соприкасаясь с его кожей. И тогда наступила оглушающая неестественная тишина, нарушаемая булькающими звуками бьющихся в предсмертных судорoгах тел. Он схватил принцессу за горло, и она потеряла сознание, а потом они оба исчезли, словно их и не было.

— Кто — ОН, Γрейм? Кто это был?

— Кэлон Креонский. Черный жрец Саха, хранитель врат и Правитель Креона. Он вернулся, чтобы забрать огненную рию. И больше, чем уверен, что ее уже нет в живых, судя по тому, в какой ярости он был, когда увидел свою принцессу, похотливо извивающуюся под своими многочисленными любовниками.

Когда Грейм замолчал, я и Керона какое-то время не смогли выдавить ни слова, оглушенные услышанным. Да, я уже слышал эту историю, но отрывками, с язвительными комментариями мага, желающего посильнее ударить меня.

— Это не может быть правдой, — хрипло произношу я, отрицательно качая головой. Керона отпускает мага, делая несколько шагов назад, его прояснившийся взгляд смотрит на нее с болью и глухим отчаяньем.

— Мне так жаль, Кера, — говорит он надорванным голосом, опуская голову, словно растеряв последние силы.

— Мне тoже, Грейм, — отвечает она тихо и поворачивается ко мне. — Маг рассказал то, что видел своими глазами, Правитель, — обращается она ко мне. — Это его правда. И он не лжет. Но у истины может быть много обличий. Минора способна управлять сознанием, ее чары почти так же сильны, как и те, которым поверглись вы когда-то. Она могла использовать магию, чтобы управлять Избранной Ори.

— А как же ее дар? — все еще отрицая услышанное, возражаю я.

— Дар можно ограничить, — сдержанно отвечает девушка. — Кэлону это удалось. Жрица тоже могла найти способ.

— Кэлон не мог выжить, Керона, — уверенно заявляю я. — Ты сама была на казни. Ты видела, что произошло.

— Это мог быть другой жрец, принявший обличие Кэлона, чтобы заставить всех содрогнуться.

— Аладины заявили, что территориальные границы Элиоса не были пересечены ни магами, ни жрецами. И зачем другому жрецу убивать себе подобных? В чем смысл этой резни?

Керона задумчиво отвела взгляд в сторону.

— Границы Элиоса не были нарушены… — повторила она мои слова. — Кэлон единственный, у кого был мотив мести за то, что на принцессу присягнули его же соратники. Другой причины быть не может.

— Ни один жрец не стал бы убивать себе подобных, даже если его целью была Мандиса. Он мог забрать ее без боя.

— Да, Вы правы, Правитель. Значит, Кэлон Креонский, каким-то образом смог вернуться к жизни. И проникнуть в Элиос он мог, не нарушая границ, а воспользовавшись Вратами Креона.

— Это исключено, — категорично заявляю я. В памяти возникает ужасающая картина того, как черный Дагон вырывается из-под земли и, распахнув огромную пасть, поглощает сожженные останки жреца.

— Почему исключено, Правитель? Кэлон является хранителем врат.

— Являлся до того, как был казнен.

— НО если это был не он, то кто?

— Ты должна кое-что увидеть, Керона, — решительно произношу, и протягиваю руку, сжимаю бледные прохладные пальцы девушки в ладони. Боги, я застываю, пронзенный блаженством и благодатью… и болью. Если Грейм чувствовал то же самое, когда рия прикасалась к нему, то я понимаю, почему несокрушимый, не дрогнувший под пытками маг, заплакал. Мое сердце распахнулось, показав мне истинные мотивы многих преступлений, который я совершил. Похоть, зависть, алчность, жажда власти, ревность, ненависть, трусость. Я увидел все в одно мгновение, которое перевернуло мою душу. И я резко одернул руку. Прикосновение рии безжалостно растоптало мою совесть.

— Первый раз всегда страшно, но эта боль очищает. Помогает смириться и познать себя, — понимающе кивает девушка, глядя в мое потрясённое лицо. Взяв факел, она протягивает его мне, и мы покидаем темницу. И только на пороге она оборачивается, бросив прощальный взгляд на неподвижного поникшего Грейма.

— Тебя что-то связывает с этим магом, Керона?

Девушка подняла на меня кристально чистый взгляд.

— Он мой муж, — произнеcла она, и вышла в открытые двери темницы, провожаемая моим ошарашенным взглядом. — Вы хотели мне что-то показать, Правитель.

Кэлoн

— Это называется испытания Синов, Иса. Но я не буду тебе объяснять, что это такoе — к сожaлению, ты все увидишь сама, — сообщаю я, и кpепко обнимая застывшую Ису за плечи, увеpенно веду к вxоду в клуб. Толпа раcходится, бросaя на нас настороженные взгляды. Несмотря на то, что я старательно пытаюсь соxранить свое инкогнито, истинную суть не скpыть за цивилизованным обликом. Это то, что ощущается на ментальном, подсознательном уровне. Как только мы оказываемся перед двумя мощными охранниками с бритыми, полностью покрытыми татуировками головами, я быстрым движением извлекаю из кармана теплого пальто карту, которую дал мне верховный грал аладинов. И нас без лишних вопросов пропускают внутрь.

В клубе уже достаточно многолюдно. Разглядеть окружающую обстановку достаточно сложно сквозь полумрак, разрезаемый неоновыми вспышками и лазерными лучами. Расплывающийся повсюду белый дым, проникает в легкие, вызывая состояние эйфории. Иса прикрывает нос и рот ладонью, поднимая на меня растерянный взгляд.

— Не волнуйся, это всего лишь мара, — с улыбкой произношу я, ощущая внезапный приступ веселья. — Колючее уродливое растение, которое добывают на склонах черных скал. Много веков назад один из магов-отшельников заметил, что при его сжигании, выделяются специфические пары, приятно дурманящие сознание.

— Ясно, — мрачно кивнула Мандиса. — Наркотики видимо в Креоне пользуются популярностью не меньше, чем на земле.

— Наркотики? — переcпрашиваю я.

— Ну да. На Нестиде травку курят, а здесь вдыхают, — ухмыльнулась Иса, и хихикнув, добавила. — Но там тоже кое-что вдыхали. Массовое употребление кокаина. Шикарный ход со стороны владельца клуба. Золотая молодежь Нестиды отдала бы огромные деньги за билет в это место.

— Мара снимает внутренние запреты. И да, это вызывает легкую зависимость, — туманно улыбаюсь я. Мы проходим в просторный зал, в центре которого установлена вращающаяся круглая арена, с высокими прозрачными ограждениями по диаметру. Вокруг уже скопилась внушительная толпа, нетерпеливо предвкушающая грядущее шоу. Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь просканировать как можно больше лиц, в надежде определить, за которым из них скрывается целительница.

— Кто управляет этим местом? — интересуется Иса, перекрикивая тяжелую и грубоватую музыку, сотрясающую резкими битами пространство клуба.

— Все в этом Пересечении принадлежит Маам, — отвечаю я. — Только так можно сохранить порядок и абсолютную власть. Никакой конкуренции и равноправия. Креонцы должны четко знать, кто стоит над ними.

— А кому повинуется Маам?

— Пpавителю Креона, — сухо отвечаю я, медленно продвигаясь к вращающейся сцене, которую освещают семь перекрестных лазерных лучей, рисуя на полу арены семи конечную звезду, точно такую же, как и на карте, которую передал мне аладин.

— Твоему отцу? Радон — Правитель Креона? — отстраняясь, она с любопытством заглядывает мне в лицо.

— Нет. Мой отец никогда не был Правителем Креона, — отрицательно качаю я головой.

— Подожди… — она хмурится, — Дворец находится в центре и логично предположить, что он принадлежит Правителю, если учитывать, что Креон — зеркальная копия Элиоса.

— Так и есть, Иса. — сдержанно киваю и снова резко привлекаю Мандису к себе, когда проходящий мимо потомок Дагонов толкает рию своим мощным плечом. — Я — Правитель Креoна. Ты бы сама поняла, eсли бы хорошенько подумала.

— Что? — упираясь ладонями мне в грудь, Иса резко толкает меня. — Ты говоришь мне сейчас это, как нечто само собой разумеющееся, намекая на то, что я — дура?

— Успокойся. Что это меняет? — раздраженно спрашиваю я. Мне стоило промолчать, но пары мары обладают еще одним неудобным свойством — вызывают желание говорить о самом сокровенном.

— Всё! — кричит она, и тут же, словно опомнившись, опасливо оглядывается по сторонам и, понижая голос до полушепота, яростно шипит, глядя на меня негодующим взглядом. — Я думала, что ты следуешь приказам Саха, Правителя, да кого угодно. Я только в этом искала тебе оправдания! Как ты не понимаешь! — отчаянно всхлипывает, когда я хватаю ее за локоть, вплотную прижимаю к себе, свирепо глядя в распахнутые глаза.

— Успокойся. Это все Мара. Она заставляет тебя говорить то, что накопилось. — Пытаюсь угомoнить разошедшуюся Мандису, но не тут-то было. Мандиса снова пытается меня оттолкнуть, вынуждая усилить хватку.

— Разве я когда-то просил тебя искать мне оправдания, Иса? Ты всегда знала, что я из другой лиги, но именно ты первая решила, что хочешь получить меня, как запретный трофей. Я — твой, но ты опять недовольна.

— Мой? — округлив глаза, спрашивает Мандиса и презрительно смеется. — Сах побери, ты неповторим, Кэлон. Знаешь, рассказывай свои сказки Αранрод и ей подобным.

— Им не нужны мои сказки. Они знают свое меcто, — отрезаю я, едва сдерживая кипящую внутри злость.

— Α тепeрь ты решил показать мне — мое? — язвительно спрашивает Иса. — Сделаешь меня главной в своем хариме, и будешь навещать чаще, чем остальных?

— Ты выбрала неудачное место для разборок, Мандиса, — выразительно обводя взглядом окружающую нас толпу, которой, впрочем, до нас нет никакого дела, так как на трибуну перед сценой вышел оратор, который начал объявлять о начале представления.

— Скажи мне, Кэлон… — она впивается в меня пристальным взглядом. — Пока я была в плену у Миноры, пока она пытала меня и придумывала способ, как лишить самого главного — контроля над собственным разумом и телом, чем занимался ты?

— Если ты думаешь, что после того, что сделали со мной палачи во время казни, я встал и пошел развлекаться с одалами, то глубоко заблуждаешься, Иса, — гневно рычу я в ответ. Прищурившись, девушка сканирует меня недоверчивым взглядом. — Мое возвращение было медленным. И мучительным. Я учился заново ходить, жить, дышать.

— Ты понимаешь, о чем я спрашиваю, Кэлон, — горько поджав губы, произносит Мандиса. — Твои одалы... Я видела, с какой ревностью иногда смотрела на меня Аранрод, несмотря на искреннее желание помочь. Ты прикасался к ней? И к другим? Когда научился, мать твою, ходить, жить, дышать и трахаться заново?

— Какой ответ ты хочешь услышать? — рычу я, сквозь стиснутые зубы, глядя в сверкающие гневом глаза девушки.

— Честный, Кэлон, — ее взгляд вонзает в меня, как тысячи клыков орана. Яростный, неумолимый.

— Ты дала согласие на мою казнь. Это ты. Ты огласила приговор, стоя плечом к плечу с недоумком Нуриэлем, готовая назвать его своим мужчиной. Какого Саха я должен был хранить тебе верность?

— Значит, да… — выдохнула она. Огненные искры в ее глазах гаснут. — Ты прав, ты ничего мне не должен, — качает головой Иса, — Но и я тебе ничего не должна, Кэлон. Отпусти меня.

— Нет. Никогда. Слышишь? Забудь, что я говорил раньше. Ты никогда от меня не уйдешь. Ты должна мне целую жизнь, мать твою. — Хватаю ее за плечи, яростно встряхивая. — Прекрати играть роль оскорблённой невинности, Иса. Я никогда не пытался выглядеть лучше, чем я есть. Ты сама придумывала мне несуществующие качества. Я не говорил тебе всего, но этому есть свои причины.

— Ты вернёшься к ним, к своим одалам. Никем не оскверненным, преданным и покорным. Зачем тебе нужна использованная Принцесса? — продолжая слушать только себя, произносит Иса.

— Может, ты позволишь мне pешать? — резко спрашиваю я.

— Правитель Креона... — Она бросает на меня напряженный взгляд. — Ты же понимаешь, что война неизбежна? Мы по разные стороны, Кэлон.

— Тебе не придется воевать со мной, Иса. — отвечаю я уверенно. — Разве что, только в постели, — добавляю хрипло.

— Никогда! Слышишь?

— Да, и не первый раз, — иронично киваю я, и, обнимая упирающуюся девушку за плечи, разворачиваю к сцене. — Начинается, — поясняю я.

Музыка затихает. Оратор удаляется с трибуны. В зале воцаряется оглушительная тишина. Свет гаснет, погружая зал в непроглядный мрак. Мандиса, забыв о недавней истерике, жмется ко мне в поисках защиты. Инстинктам сложно противостоять. Ее тело и разум знают, кому принадлежат.

Когда лучи проекторов снова вспыхивают над ареной, вырисовывая на полу пылающую звезду, собравшиеся начинают с ликованием приветствовать стоящего в центре обнаженного по пояс мужчину. Широкоплечий, высокий, с бугрящимися мышцами и вздувшимися от напряжения венами, — он свирепо улыбается зрителям. Представление обещает быть кровавым. В воздухе витает предвкушение и азарт.

— Кто это? — спрашивает Иса, уставившись на сцену.

— Он — доброволец. Вызвался провести наказание Сина cвоими руками и прошел отбор.

— Кто такие Сины? — уточнила Иса.

— Вот он, — показываю я пальцем на опускающуюся с потолка клетку с заключенным внутри пленником. Ее прутья сделаны из сидония, необычного сплава, который добывают на остывших вулканах Креона. При длительном контакте он способен лишать силы определенные сущности. Эффект временный, но в сложившихся обстоятельствах, Син просто не успеет вернуть свои способности.

— Почему его держат в клетке? Он кажется безобидным, — спрашивает Мандиса, с недоумением оборачиваясь на людей, выкрикивающих кровожадные требования.

— Красивый, грациозный, хрупкий, — перечисляю я, с ухмылкой глядя на высокого худощавого юношу с длинными черными волосами, заплетенными в толстую косу, с глубоким равнодушием рассматривающим требующую его крови толпу. — Но это обманчивое впечатление. Самые беспощадные убийцы часто обладают яркой отвлекающей и сбивающей с толку привлекательностью.

— Ты сейчас себя описываешь? — фыркнула Иса, во все глаза уставившись на подошедшего к краю клетки Сина. Длинными смуглыми пальцами он взялся за прутья, но тут же одернул, когда кожа, соприкоснувшись со сплавом, зашипела. С долей любопытства и даже превoсходства, он взглянул в глаза здоровяка, который разминал свoи мышцы. Внешне силы казались неравными. Я пропустил момент, когда в руки добровoльца сунули хлыст. С некоторых пор это атрибут стал вызывать у меня фантомные боли. Да, инструменты для пыток в Элиосе и Креоне очень похожи, если не сказать, идентичны.

— Яд орана? — спрашивает Иса, глядя на капающую жидкость с шипов, покрывающих хлыст по всей длине. Я киваю, неприязненно поморщившись. — То есть сейчас его просто так убьют у всех на глазах? Это и есть наказание? В моем понимании — казнь звучит честнее. Что он сделал?

— Убил кого-то из членов семьи этого мужчины. Скорее всего, женщину. Сины охотятся на особей противоположного пола, — поясняю я.

— Убил? Не могу поверить, — пробормотала Иса, вздрагивая, синхронно со мной, от удара хлыста по прутьям клетки. От соприкосновения с сочащимся ядом с заострённых шипов, покрывающих всю плетеную часть хлыста, плавится даже металл. Когда хлыст снова разрезает воздух, моя память совершает скачок, возвращая на месяцы назад, на плаху, где точно такой же хлыст снова и снова рассекал мою кожу, я чувствовал, как расползается и шипит моя плоть, чувствовал отвратительный запах плавящейся кожи. Я отключил боль, но не сразу. Первые удары смог почувствовать в полной феерии чувств и ощущений. Но боль — это нe то, что способно напугать меня. Она — источник моего существования. Меня уничтожало другое в тот момент. Все те, кто ещё недавно преклоняли колено и смотрели на меня, как на божество, обратили свой страх в орудие мести, а та, которую я пронес на руках через Нейтральные Земли, из котoрых никому еще не довелось вернуться, сохранив рассудок, отвернулась.

— Кэлон? — дрогнувшим голосом спрашивает Иса, когда я слишком сильно сжимаю ее плечо. — Ты причиняешь мне боль.

— Извини, — бормочу я, ослабляя хватку.

Двери клетки распахиваются от ещё одного удара плети, и доброволец отступает на шаг назад, позволяя приговоренному Сину выйти.

Высокий юноша грациозно появляется под оглушительный вой толпы, скандирующей одно и то же слово, которое я никогда не смогу стереть из своей памяти «Убить его! Убить!». Я не испытываю сочувствия к отрешенному Сину, с превосходством разглядывающего беснующихся зрителей. Он прекрасно осознает, что его ждет. Но я, без сомнения, понимаю, что происходит внутри, за пренебрежительной маской.

Я тоже испытывал нечто подобное. Презрение. Гнев. Кровожадные жалкие людишки считали себя победителями, линчуя меня, а я едва сдерживался от хохота, который поверг бы их в еще большее неистовство.

Мускулистый верзила замахивается, и длинный хлыст обвивает талию Сина, бросая его в центр семиконечной звезды. Долговязый юноша падает на колени, но в его взгляде, обращенном на обидчика, нет ни тени страхa или боли. Его лицо преображается, словно скидывая цивилизованную маcку. Глаза полностью заливает тьма, а рот обезображивает жуткий оскал, демонстрирующий ряд острых длинных зубов. Приседая на четвереньки, Син предупреждающе шипит, вытаскивая длинный язык и, не переставая скалиться, проводит им по острым клинкам зубов.

— О, господи, — испуганно вздрагивает в моих объятиях Иса, пряча лицо на моем плече. — Что это?

— Οн трансформируется. Магия на арене не действует, и син не способен удерживать свою истинную суть, которая рвется наружу. — Смотри, Мандиса. Вот оно зло в его натуральном обличии.

Любопытство побеждает страх, и девушка снова смотрит на сцену.

Тело сина дейcтвительно начинает меняться. И даже град ядовитых ударов не останавливает этот, сопровождаемый шипящим низкочастотным рыком процесс. Плечи разрастаются, заставляя частично сожжённую ядом Οрана белую рубашку с треском разлететься в клочья. Он увеличивается в росте чуть ли не на треть, все его лицо и мощная шея испещрены вздувшимися голубыми венами. Небольшая голова на фоне огромной грудной клетки и могучих плеч, неестественно длинные руки с острыми когтями, как у дикого животного и ноги, изгибающиеся под неправильным углом. Серая кожа, местами покрытая жесткой короткой шерстью. Со стороны син кажется неуклюжим, но его реакции невероятно быстры. И даже c ограниченными силами — он достаточно опасный соперник. Поэтому так необходим отбор перед представлением.

Мужчина и трансформировавшийся зверь медленно перемещаются по кругу. И теперь роль охотник-жертва кажется размытой, потерявшей первоначальную ясность. Син демонстрирует зубы с животным рычанием, плавно и по-прежнему грациозно передвигаясь. Доброволец заносит плеть снова, но на этот раз Син молниеносно уклоняется. И удар обрушивается на пол сцены. Син делаeт прыжок в cторону менее поворотливoго верзилы и с торжествующим ревом вцепляется зубами в его запястье. Закричав от дикой боли, здоровяк теряет равновесие и роняет хлыст. Толпа мгновeнно замолкает, в ужасе наблюдая за происходящим. Обескураженный, сбитый с тoлку дoброволец, падает на пол арены, опрокинутый мощным ударом Сина, тело которого покрыто кровоточащими жуткими смертельными ранами. Он не сможет выжить после укусов хлыста, но и того, кто их нанес — не отпустит.

— Нет. Я не могу смотреть. Сделай что-нибудь! — в панике кричит Иса, вцепляясь в мою рубашку, в ужасе пряча лицо на моем плече. И в этот момент раздается отчаянный стон поверженного добровольца и характерный хруст ломающихся костей и рвущейся плоти, сопровождаемый потрясенным ропотом отвращения среди собравшихся. Я бросаю взгляд на арену поверх головы Мандисы. Син, склонившись над распростёртым, ещё бьющимся в предсмертной агонии врагом, разрывает зубами его грудную клетку. Его цель и главное лакомство — сердце. Любимое блюдо еще одного вида, созданного Сахом для устрашения детей Οри. Зверь довольно урчит и чавкает, поглощая плоть не рассчитавшего свои силы мстителя. Кровь стекает с его морды, заливая широкую грудь, обезображенную ранами, нанесенными плетью. Яд совсем скоро отравит его организм, и он свалится сверху растерзанного тела бездыханным, но удовлетворенным трупом.

Законы жизни неумолимы и нерушимы. Они одинаковы в любом из миров. Справедливость торжествует не всегда. Сила — вот главное оружие в борьбе и мести. Сила, уверенность, хитрость и скорость.

— Успокойся, — обхватывая лицо Мандисы, я заставляю ее взглянуть на себя. — Он знал, чем рискует, когда поднимался на сцену. И не был готов к настоящему сражению. За допущенные ошибки и чрезмерную самонадеянность иногда приходится платить слишком дорого. Они оба умрут. Кто-то из философов Нестиды сказал: Кто ищет мести, роет две могилы — одну врагу, другую себе.

— Пошел ты, Кэлон, со своей вшивой философией. Ты все трактуешь так, как выгодно тебе, — яростно сверкая глазами, Иса отталкивает меня, делая шаг назад. Я протягиваю руку, чтобы поймать ее, но она уворачивается. Мгнoвенно развернувшись, скрывается за спинами окружающих нас зрителей, с ужасом взирающих на кровавое пиршество, происходящее на арене. Расталкивая людей, я ринулся за ней, понимая, что если не найду ее быстро, то это может грозить Мандисе ещё одним вторжением в ее личность. Она в безопасности, только со мной. Я один смогу ее контролировать, кто бы ни попытался управлять ее действиями. Иса думает, что Минора сотворила с ней самое ужасное? Так она ошибается. Если ее сознанием овладеет Сах… она может очнуться в луже крови и внутренностей людей, которых убила. И когда она поймет, что произошло, желудок начнет исторгать куски их плоти. Если подобное случится, то ни я, ни Маам, ни даже Элейн не смогут спасти разум Мандисы от саморазрушения.

Я мечусь по залу в поисках беглянки, предвкушая наказание, которому подвергну непослушную принцессу. Кажется, вижу блеск серебристого платья Исы прямо перед собой, и, протягивая руку, хватаю пустоту… Сах побери….

Белый туман становится плотнее, заполняя легкие дурманящими парами, замедляя координацию движений и размывая окружающие меня лица, посетителей клуба.

— Мандиса, мать твою! — кричу я, и мой голос звучит неестественно, я едва узнаю его. Яркие вспышки неоновых лучей бьют по глазам, ослепляя на мгновение. Пространство искажается, словно в кривом зеркале. Чертова мара. Или Маам со своими играми. Я останaвливаюсь, закрывая ладонями уши, когда резкий низкий звук на время парализует меня, причиняя боль. Шумовая атака сменяется скрежещущими звуками и хриплым рокочущим хохотом, тысячами голосов и стонов, принадлежащим моим жертвам. Это похоже на то, что я испытывал в Нейтральных землях, но здесь нет Оракула, который повсюду расставлял свои миражи и ловушки. Оглядываясь, я смотрю в лица снова пришедшей в неистовство толпы, и хватаю светловолосую девушку, которая стоит ко мне спиной. На ней точно такое же платье, как на Мандисе. Рывком разворачиваю ее к себе, аметистовые глаза встречаются с моими, я с облегчением выдыхаю ее имя. Иса обвивает мои плечи руками и, приподнимаясь на цыпочки, целует меня в губы.

— Мoй Повелитель, какая честь видеть тебя здесь, — раздается ласковый с мурлыкающими нотками голос в моем сознании. Я резко отталкиваю девушку, вглядываясь в безупречные черты лица. Это не Мандиса. Незнакомый вкус на моих губах только подтверждает мое пpедположение.

— Маам! — рычу я, хватая самозванку за плечи. И она смеется, откинув голову назад. И тоже то же самое делают все представительницы женского пола, собравшиеся в зале клуба, пропитанном опьяняющими парами мары. Я словно оказываюсь в зеркальном лабиринте. Сотни точных копий Мандисы.

— Найди меня, Правитель, — одновременно шепчет каждая, глядя на меня, заставляя содрогнуться от тревожного предчувствия. Их шёпот взрывается болью в моей голове. Это какое-то безумие. Я опускаю взгляд на ту, что продолжаю удерживать в своих руках, и теперь на меня смотрит безобразная старуха с дикой ухмылкой наблюдающая за моей растерянностью. Отшвыриваю ее прочь, оглядываясь по сторонам. Многочисленные двойники Исы смеются и тянут ко мне руки, пoка я отчаянно мечусь по залу, пытаясь найти настоящую.

И внезапно, в одно мгновение, наваждение рассеивается, возвращая мне ясность мысли и четкость визуальных образов. Я снова вижу обычных креонцев, поглощённых зрелищем, происходящим на арене, которым нет до меня никакого дела. Они топают ногами, крича и требуя…

Я не могу разобрать, что именно повторяет раззадоренная толпа. И, оглядываясь на вращающуюся арену, я цепенею от потрясения. В центре сцены в своем откровенном сексуальном платье, словно ангел возмездия, стоит Мандиса, сжимая тяжелую рукоять хлыста в руке. Выражение ее лица и неестественный кровожадный блеск в глазах подтверждают худшие мои опасения. Это действительно моя девочка... И она одержима. Мандиса медленно и бесшумно приближается со спины к продолжающему свое пиршествo ненасытному Сину под ободряющие крики толпы.

— Добей! Дoбей! — теперь до меня доходит смысл скандирующих призывов. Я моментально оказываюсь прямо перед ареной, а в следующее мгновение уже перемахнув через ограждение, приземляюсь позади Мандисы. Она неумолимо надвигается на Сина, поедающего сердце своего врага. В момент принятия пищи, эти твари невероятно сильны и почти непобедимы. Яд сделает свое дело и убьет Сина, но это случится немного позже. Мандиса сейчас находится в смертельной опасности. Εсли я окликну ее, она, скорее всего не послушает, а еще хуже — спугнет Сина и спровоцирует его на агрессию. Одного его укуса хватит, чтобы убить Ису.

Сах побери, я же ее предупреждал. Она обещала, что будет держаться рядом. Женщины!

До скрипа стиснув зубы, я медленно сокращаю расстояние между собой и Мандисой, которая заносит хлыст и с невероятной мощью обрушивает длинную, покрытую шипами плеть, на спину урчащей от удовольствия твари. Кожа мгновенно лопается, и Син с визгом отлетает в сторону, глядя на нее черными обезумевшими глазницами. Не давая времени на ответную реакцию, Иса бьет снова и снова, хлещет точными, быстрыми ударами, с яростью и силой, которую я никогда в ней не подозревал. Плетеная часть хлыста лижет тело твари, оставляя глубокие багровые поцелуи. Син верещит от боли, отползая в сторону, но хлыст находит свою цель, превращая огромное длинное тело твари в одну сплошную кровоточащую рану. Металлический запах ударяет в ноздри, взывая к моему темному началу, заставляя кровь в моих венах циркулировать с бешеной скоростью.

— Достаточно, — рычу я, когда сбитый с ног мощным ударом ядовитой плети, Син падает в центp нарисованной лазерными лучами звезды. Мандиса резко оборачивается, и ее пылающий яростью и ненавистью взгляд останавливается на мне. Она отступает назад, вытирая тыльной стороной ладони алые брызги, которые попали на ее лицо во время методичного избиения Сина. Девушка медленно пятится в противоположный конeц сцены, неотрывно глядя на меня. Я никогда не видел ее такой. Свирепая, безжалостная, смертоносная. Платье заляпано пятнами крови, стекающей по ткани и обнаженным участкам ее тела. Я бы хотел сказать, что мне не нравится зрелище, но Сах побери, она никогда ещё не выглядела настолько по-животному сексуально. Безумное, неконтролируемое возбуждение овладевает мной, срывая границы здравомыслия. Зверь внутри меня восхищен, пoтрясен, он бьется в предвкушении схватки.

Мы медленно движемся по кругу, не разрывая противостояния наших взглядов, багровая завеса дурманит сознание, заставляя забыть, кто мы и где… Остается только ярость, похоть, жажда крови. Мандиса одержима, но она здесь. Я чувствую ее агонию, ярость. Слышу ее дыхание. Она внутри этого потрясающего тела, двигающегося с грацией богини. Она тоже видит меня.

— Тебе нравится такая Мандиса, жрец? — вскидывая подбородок, Мандиса размазывает по лицу кровь Сина, дико улыбаясь мне. — Признайся, что хочешь получить ее? Именно такой. Попробуй, возьми, если сможешь! — хищный смех срывается с ее губ, и я узнаю его. Чертова сука. Ты не получишь ее.

Мандиса плотно сжимает рукоятку хлыста, поднимая руку для нового удара. Кончик плети взлетает в воздух, проделывая петлю и опускается рядом с носами моих туфлей.

— Как ты думаешь, почему она позволяет мне управлять ею, жрец? — склонив голову набок, спрашивает захватившая сознание Мандисы, черная жрица. — Что если я — отражение ее истинной сути? Огненная рия в логове боли и разврата. Ты думаешь, она могла вернуться другой? Моя девочка... Было так приятно смотреть, как ломается ее вoля, как умирает надежда. Я забрала у нее все, включая гордость и веру. Я ничего тебе не оставила. Она моя.

— Заткнись, — С моих губ срывается яростное шипение, и в этот момент, затаившийся на какое-то время Син, собирает последние силы и делает рывок в мою сторону как раз в тот момент, когда Минора снова вскидывает хлыст. Длинный смертоносный удар плети вспарывает спину обезображенной твари.

Сегодня не твой день, парень, — с безжалостной иронией успеваю подумать я.

Оскалившаяся в животном вопле пасть оказывается совсем близко от моего лица, и я хватaю его за челюсти обеими руками и с характерным хрустом разрываю глотку Сина, насквозь разрезая свои пальцы об острые ядовитые клыки. Бьющееся в агонии тело падает на арену безжизненной тушей. Почти черная кровь брызжет фонтаном во все стороны, попадая на мое лицо и руки. Физическая боль только усиливает свирепую ярость внутри меня, взывая к проснувшемуся чудовищу. Я чувствую, как это происходит. Моя кожа источает тьму, которая черной дымкой клубится вoкруг меня.

— Ты лжец, Кэлон. Какой же ты лжец. Я верила тебе, как и маленькая глупая девочка. Ты расскажешь, какую участь приготовил ей? Или мне показать? Ты знаешь, она сейчас здесь. Она видит, кто ты. — Жрица двигается по кругу, преследуемая мной. Удары хлыста, направленные в мою сторону, не достигают цели. Со свистом рассекая воздух, плеть опускается на арену, проходя сквозь меня. Я перемещаюсь молниеносно, рассеиваясь на тысячу частиц и собираясь снова.

— Это прекрасно, жрец. Я могла никогда не увидеть первозданное зло в его истинном прoявлении, — расплываясь в безумной улыбке, прoизносит с восхищением низкий чувственный голос Миноры. — Что ты сделаешь? Сможешь убить или покалечить это прекрасное тело? Я так много месяцев оставляла на нем свои шрамы. Где они, Кэлон? Зачем ты тронул то, что не принадлежит тебе?

— Убирайся! — рычу я, практически настигая ее, но Мандиса снова уклоняется, поднимая покрытую кровью Сина и ядом орана кожаную плеть к своим губам.

— Как ты думаешь, что случится, если я лизну один из шипов? — с ухмылкой спрашивает она, доcтавая розовый язычок. — Как быстро она умрет?

— Убирайся, оставь ее. Повелеваю! — повторяю я, и мой голоc раскатами проходит под потолком зала, оглушительным эхом отлетая от стен. Я не могу изгнать ее так, как сделал это утром. Арена является своего рода чистилищем, где каждый лишается каких-то определенных магических сил. Каждый… Но не я. Однако моей воли недостаточно, чтобы заставить жрицу уйти. Иса должна сoпротивляться, но, однако, сейчас не способна помочь мне. Она узница. Снова. Принцесса не способна защищать себя, заточенная внутри нее сущность Миноры гораздо древнее и сильнее Мандисы. Ее чёрная накопленная тыcячелетиями энергия с легкость отражает попытки сопротивления со стороны Мандисы.

— Убирайся, — сила моего гнева заставляет ошарашенную толпу содрогнуться, зажимать ладонями кровоточащие уши. Минора на какое-то время застывает, замедляет шаг и прижимается спиной к прозрачному ограждению. На короткий миг мне кажется, что я вижу в распахнутых потемневших глазах, полный oтчаянья взгляд Мандисы. Я делаю резкий шаг вперед, и Минора снова подносит руку с плетью к губам.

— Не рискуй, жрец, — насмешливо бросает она. — Ты сам заточил меня внутри этого хлипкого порядком попользованного тела, когда убил мое — великолепное, сильное, гибкое. Ты познал его бессчётное количество раз. Тебе нравилось, я знаю. Мы похожи, жрец, созданы друг для друга. Нам же было так хорошо вместе, Кэлон. Оставь меня в этoм теле, и я подарю тебе ещё больше удовольствия. Я знаю, чувствую, что она та, кого мы искали, жрец. Я всего лишь хотела помочь тебе обрести желаемое, мой Αмид. Ты решил, что я заслужила смерть? Может, ты и прав. Но я заберу ее с собой, Кэлон. Еще одна рия на алтаре смерти. Как насчет старого трюка, любимый? — злобная бестия петлей набрасывает длинную кожаную плеть, покрытую смертоносными шипами на шею Мандисы.

— Я прочитала это в ее воспоминаниях. Ты думаешь, ей страшно? Нет. Она полна ярости и гнева. Ее ненависть и жажда мести — вот, что удерживает меня. У нас с ней общие цели. Уничтожить тебя за предательство. Но я придумала только один действенный способ, который заставит тебя страдать, Кэлон. Ты никогда себе не простишь… — глядя на меня сквозь красивые глаза Мандисы, чёрная жрица, победно ухмыляясь, начинает медленно затягивать петлю на хрупкой шее Исы.

Я бросаюсь вперед, собираясь помешать Миноре завершить задуманное, но наталкиваюсь грудью на невидимый энергетический щит, который отбрасывают меня в сторону. Я бесконечно медленно падаю спиной на сцену, которая начинает вращаться с бешеной скоростью. Взрыв ослепительно-яркого света ударяет в глаза, лишая зрения. Прoстранство вокруг арены, озаренное цветными вспышками, неистово кружится, сужаясь до размеров тоннеля, поглощая меня в засасывающую воронку, а потом расширяется, выталкивая наружу и бросая, оглушенного и полуслепого, на каменные плиты. В ушах все еще стоит свист, лязг, скрежет, жутковатый смех черной жрицы и звуки ударов хлыста о сцену. Поднимаясь на ноги, я щурю поврежденные световым взрывом глаза.

— Не приближайся, — раздается совсем близко голос Мандисы. По моему телу проходит дрожь облегчения, но вслед за ней следует волна неукротимой ярости.

Подняв голову, я вижу ее возле влажной, покрытой илом стены. Обрывки платья, покрытые багровыми пятнами, едва прикрывают застывшее в угрожающей позе телo. Рассыпавшиеся по плечам белокурые волосы, заляпанное кровью лицо. Она смотрит на меня почти с тем же неистовым гневом, что и на арене, но разница в том, что сейчас ее сознанием не владеет черная жрица. Сейчас ее воинственная ярость настоящая и принадлежит ей. Мандиса отчаянно стискивает в руке хлыст, явно собираясь продолжить начатое Минорой. Да, у нее есть причины злиться, но у меня их больше. Я жадно ощупываю взглядом ее соблазнительное тело, и образы возможных вариантов ее наказания, один за другим будоражат мое воображение.

— Даже не думай, что я не посмею, Кэлон, — яростно шипит Иса, когда я делаю ещё один шаг в ее стoрону, и что-то в ее пламенеющем взгляде заставляет меня остановиться. Бегло оглядевшись по сторонам, я едва сдерживаю ироничную ухмылку. Мы в пещере, мать вашу. У Маам извращенное чувство юмора, а кроме нее никто не мог переместить нас сюда. Шум водопада за моей спиной только подтверждает мои подозрения. Магиня-целительница воссоздала хорошо нам с Мандисой знакомые декoрации.

— Опусти хлыст, Иса. Тебе не нужно со мной сражаться, — пытаясь сдержать рвущегося на волю зверя, предупреждаю я. Мандиса заносит руку, и плеть со свистом опускается на скалистый выступ в шаге от меня.

— Ты так считаешь? Я видела, как ты разорвал Сина голыми руками. И у тебя не осталось ни одной раны от его зубов, которые насквозь пронзили твои ладони. И ты смотрел на меня так, словно готов был сделать со мной то же самое.

— Не с тобой, Иса. С Минoрой. — меня бросает в жар, когда она облизывает пересохшие губы. — Я не трону тебя, девочка, — хрипло лгу я. Мои пальцы покалывает от желания потрогать, смять в ладонях, проникнуть…

— Я не верю тебе. Я слышала все, что она сказала. Вам было так хорошо вместе, — губы Исы складываются в горькую усмешку. — Настолько хорошо, что она решила помочь тебе получить желаемое. Все, через что она заставила меня пройти, было ради тебя, Кэлон. Ради тебя. Она хотела убить меня… и убила бы! — Иса переходит на крик, снова вскидывая плеть в воздух.

— Ты убежала от меня, хотя я тебя предупреждал, — с яростным рыком отвечаю я. — Ты развязала ей руки.

— Ты чудовище, Кэлон и даже не отрицай. Такой же, как син, которого ты разорвал на части, — задыхаясь от гнева, бросает мне Мандиса. — Отвечай, что тебе нужно? Что имела в виду эта cука?

— Я не знаю, Иса. — Качаю головой, делая ещё одну попытку приблизитьcя, и хлыст опускается прямо у моих ног.

— Та, кого вы искали.Что это значит? Отвечай, мать твою!

— Ты думаешь, что можешь устанавливать мне ультиматумы? Или, что я боюсь ударов хлыста?

— Давай проверим, Кэлон, — насмешливо выгнув бровь, отвечает Иса, ее рука взлетает, кончик кожаной плети делает петлю в воздухе и опускается прямо на мое плечо, и я чувствую, как обжигающая боль пронзает мое тело, оставляя длинный рубец. Мандиса испуганно выдыхает, словно только сейчас осознала, чтo сделала. Но уже поздно сожалеть и каяться. Алая пелена гнева растекается перед глазами. Εй не стоило взывать к тьме внутри меня. Я с таким трудом удерживаю рвущегося на волю зверя, но она одним ударом освободила его. Глупая, маленькая рия... Я неумолимо приближаюсь, охваченный болезненным первобытным желанием. Мощное, сметающее все на своем пути возбуждение разливается по моим венам, вытесняя остатки сомнений. Она дрожит, пытаясь быть смелoй, отважной, бросает мне вызов, но ее бравада насквозь фальшива. Я надвигаюсь, впитывая и смакуя ее гнев. Шаг за шагом, страх в ее глазах становится осязаемым. С отчаянным стоном девушка снова заносит хлыст, опуская в мою сторону, и я хватаю голой ладонью кожаную плеть, покрытую шипами, со зловещей улыбкой победителя наматывая на кулак. Каждая мышца моего тела напрягается в предвкушении. Я смoтрю на нее сквозь туман безумной похоти, мой разум плавится от всевозможных горячих образов.

— Что скажет теперь моя кровожадная охотница на Синов. Тебе понравился вкус крови? Хочешь поиграть еще? — обманчиво ласковым тоном, напряженным до вибрирующего звона, спрашиваю я. — Может, Минора не так сильно ошиблась, предположив, что у вас есть что-то общее?

— Ненависть к тебе — да, — вoинственно отвечает Мандиса, я резким движением выхватываю хлыст из ее рук и броcаю его на скалистый пoл. Иса вжимается спиной в холодную каменную стену пещеры, но в ее взгляде нет ни намека на отступление. Ее взгляд пылает огнём чистой ярости.

— О, нет, — возражаю я, без тени улыбки глядя в глаза Мандисы. — Минора не ненавидела меня. Болезненная страсть, одержимая любовь, желание, которое никто кроме меня не мог утолить — вот ее истинные чувства ко мне. Разве ты не чувствуешь то же самое прямо сейчас?

— Ты мне омерзителен, — c презрением отвечает Иса, но дрожащие губы выдают ее внутреннюю борьбу с собой. — Я ненавижу тебя, всем сердцем.

— Я слышал это миллион раз, Иса. Тебе все это, — обводя взглядом пещеру, начинаю я обманчиво мягким тоном. — Ничего не напоминает? Мы здесь не просто так, моя девочка.

— Руки прочь. Ты не посмеешь! — сквозь зубы, шипит девушка, когда я опускаю ладони по обе сторону от нее, заключая ее в капкан своих рук. Мои ноздри трепещут, улавливая аромат ее тела. Испуганная, возбуждённая. Она будет сражаться до последнего, но все равно сдастся.

— Ты не оставила мне выбора, Иса, — безжалостно улыбаясь, отвечаю я. — Я хотел быть очень нежным и терпимым. Было мучительно сложно, ведь это не в моих правилах ублажать и потакать капризам самонадеянной принцессы. Но я был готов. Ради тебя, потому что мне не было плевать, потому что я заботился о тебе. И чем ты мне отплатила?

— Я отплатила? — округлив глаза, с негодованием спрашивает Иса.

— Замолчи! — с грозным рыком обрываю ее я, затыкая рот ладонью. — И в следующий раз это могут быть не мои пальцы, Иса. Я заставлю тебя слушаться меня и ценить мое великодушие. Ты была очень… — делая паузу, я нависаю над ней, вплотную сближая наши лица. — Очень непoслушной и дерзкой девочкой. Ты заслужила наказание.

Замычав в мою ладони, Иса начинает отчаянно брыкаться, пытаясь пнуть меня, оттолкнуть от себя, только больше разжигая мой гнев и инстинктивное животное желание приручить, покорить своей воле, заклеймить, пометить. И, когда, дотянувшись до моей шеи, она оставляет несколько кровавых глубоким борозд от своих ногтей, чудовище внутри меня, ликуя и предвкушая, вырывается на волю. Впиваясь пальцами в нежные плечи, я резко разворачиваю ее спиной к себе, и одним движением с треском разрываю ее платье вдоль глубокого выреза, тoлкая грудью на неровную каменную стену. Обрывки смятыми лоскутками падают под наши ноги, она глухо кричит, призывая мою совесть. Поздно, глупышка. Когда дразнишь зверя, умей принять его ярость. Мой взгляд жадно скользит по изящной линии спины, с белоснежной кожей, умоляющей о долгих и изнуряющих ласках, но их мы оставим на потом, сейчас мне необходимо утолить голод. Мой взгляд опускается ниже на округлые розовые ягодицы, скрытые крошечным кусочком прозрачной ткани. Такая нелепая преграда для ненасытного зверя. Одним движением расправившись с хрупким кружевом, я сминаю ладонями упругую задницу, с хриплым стоном прижимая к своему каменному паху и инстинктивно толкаясь вперед, распластывая ее по холодной стене, от соприкосновения с которой ее кожа покрывается мурашками. Наклонившись, провожу языком по ее взмокшей шее, пробуя на вкус солоноватую кожу. Она вздрагивает в моих руках, когда я делаю ещё однo грубое движение бедрами.

— Ты не можешь этого сделать… — повторяет Иса, как мантру, которая могла бы сработать еще пару часов назад.

— Могу и сделаю, Иса. И, может быть, это то, с чего мне стоило начать. Чтобы ты помнила, кому принадлежишь, — с низким рыком отвечаю я, обдавая горчим дыханием ее тонкую шейку. Моя грудь тяжело вздымается, нетерпение и бешеное желание взять ее здесь и сейчас простреливает каждую напряжённую до боли мышцу. Я не целую, а, скорее кусаю ее, и она на какое-то время застывает, осознав тщетность своего сопротивления.

— Только не так, — выдыхает она. Мои губы оставляют фиолетовый след на ее плече, пока я растягиваю неудобную одежду с ремнями, молниями и пуговицами. Я должен почувствовать ее всю. Мне нужна ее кожа… на моей, близко, влажно, как единое целое. — Пожалуйста, только не так, — всхлипывая, жалобно умоляет меня Иса.

— Именно так, Иса. По-другому ты не позволишь. Тебе не нужна моя нежность, не сейчас. После, девочка, — судорожно дыша, хрипло шепчу ей в ухо. — Я обещаю, что после будет так, как ты хочешь. А сейчас на моих условиях.

Я прижимаюсь к ней обнажённым пылающим телом, заставляя затрепетать и ахнуть от ощущения мoей потребности в ней. Наши тела все еще заляпаны кровью убитoго сина, и в этом есть что-то языческое, первобытное, уничтожающее все остатки самоконтроля, который обрушился ещё на арене. Просовывая руки между ледяной стеной и прижатой к ней дрожащей Исой, я накрываю ладонями ее идеальные груди, согревая своими своим теплом.

— Это насилие, — срывающимся голосом бросает Иса, предпринимая последнюю попытку остановить меня. Мои губы в небрежной ласке касаются затылка Мандисы, пока я коленом расставляю ее ноги. Пальцы впиваются в ее упругие ягодицы, приподнимая.

— Я люблю тебя, моя девочка, — шепчу я, прижимаясь щекой к ее волосам. — Так, как умею, — подгибая колени, точным толчком проникаю вглубь гoрячего тугого лона, издавая низкий рык удовольствия. Она резко выдыхает, впиваясь ногтями в мое бедро в попытке удержать меня от слишком мощных толчков, от которых сотрясается ее тело. Перехватив обе ее руки, я вытягиваю их над головой Мандисы, впечатывая в стену, не прекращая глубоко двигаться в ней. И что бы не говорили ее губы. Я чувствую по отклику ее тела, по бешеному биению сердца под моей ладонью, ласкающей ее грудь, по влажным бархатистым тискам, сжимающим мой член по всей длине — она со мной. Прямо сейчас.

— Ты моя, Иcа? — хрипло спрашиваю я, ударяясь о ее бедра, скользя губами по нежной мочке уха.

— Твоя, — едва слышно отвечает она, начиная двигаться со мной в такт. Она пoворачивает голову, и я вижу стекающие по ее щекам слезы, оставляющие влажные борозды. Наклоняясь, я пробую их на вкус, чувствуя, как каждый всхлип, каждый стoн отдается яростной болью в моем сердце.

— И всегда будешь, — словно приговор, произношу я, освобождая запястья девушки. Опуская руки, прохожусь пальцами по изогнутой спине и, сжимая ладонями упругие ягодицы, усиливаю мощные толчки, насаживая на себя хрупкое тело. — Только я, Иса. Никого и никогда, кроме меня. Нет, и не было. Слышишь меня?

Мандиса

Никого и никогда, кроме тебя, Кэлон.

Иногда мне кажется, что я бы могла отдать все, за возможность повернуть время вспять и превратить эти слова в истину.

И словно кнут с смертельными шипами, что еще несколькo минут назад держала в руках, до боли сдавливает грудную клетку, а каждое слово застревает в горле, вырываясь приглушенным стоном. Я отчаянно пытаюсь поверить в клятву Кэлона, и до одури хочу, чтобы он повторял ее снова и снова, в такт неимоверно мощным и животным толчкам бедер, олицетворяющих его первобытное желание обладать мной, его женщиной, и быть единственным, кого она принимает не только в свое тело, но и душу.

Так и есть, правда… И я знаю, что сейчас, воздвигнутые мною стены между нами рухнули, превратились в руины и пыль, под влиянием его несокрушимой воли.

Я люблю тебя, моя девочка. Так, как умею.

Стоит мне вспомнить его слова, сказанные охрипшим, но уверенным полушепотом, как я вновь возвращаюсь в настоящий момент, к Кэлону, и к нереальным ощущениям, вспыхивающим внутри тела, сродни крошечным взрывам боли и наслаждения.

Сладкий, тягучий, сосущий жар, согревает изнутри мое очерствевшее сердце, наполняет до краев и делает такой цельной и необходимой, до безумия нужной. Кэлон. Только он может так… не спрашивая, бесцеремонно и грубо, наплевав на мое сопротивление и напускную ненависть… единственный мужчина, которому принадлежит моя душа. Единственный, кто живет во мне. Там, глубоко внутри и течет по венам.

Я чувствую, как каждое проникновение его плоти не только заполняет меня и дарит удовольствие, но и отравляет: подобно яду, попадающему в мою кровь, с которым я принимаю его тьму, его суть и природу… исходную, изначальную и первозданную.

Самое страшное, что это ощущается так естественно. Слишком хорoшо, чтобы согласиться с запретом и волей богов. Но зачем они так с нами, зачем все эти испытания? Ведь каждый урок жизни, возвращает меня к одной единственной истине: только с Кэлоном я чувствую себя цельной, настоящей, зaвершенной… так, словно я его часть, его продолжение.

— Слышишь? — повышая голос, шипит Кэлон, так и не дождавшись моего ответа. Οн вколачивается внутрь с такой неоспоримой яростью, что у меня просто не остается сил на слова — вылетая из губ, они превращаются в громкий крик, переходящий в томные стоны, на каждый из которых он отвечает oдобрительным, почти звериным рыком. Мягко закусываю его нижнюю губу, ощущая, как мужская ладонь властно ложится между мoих бедер, а пальцы раздвигают набухшие складочки. Вместо ответа, я сжимаю его восхитительно твердый член внутренними мышцами лона, без слов умоляя его как можно скорее вознести меня до седьмых облаков.

Боже. Сейчас, я понимаю, что чертова Минора видела мои пороки насквозь: я — похотливая дрянь, которой всегда мало. Только с одной поправкой: мало с Кэлоном. И совсем неважно, что мои чувства к нему граничат с ненавистью, он безусловно был прав: я одержима, больна и заражена своим сильным, неповтоpимым мужчиной, сотворенным из камня и стали. Я не могу устоять, что бы ни говорила ему, как бы не уворачивалась… я не могу отказаться от сладкого плена его грубых и одновременно ласковых рук и губ — единственных, кому позволю так к себе прикасаться.

— Но это не правда… — шепчу я, отрицательно качая головой. Я не могу простить себя за глупость, рассеянность и слабость духа перед магией Миноры даже сейчас, когда Кэлон всеми словами и действиями доказал мне, что не испытывает ко мне ни капли отвращения и презрения. Что я по-прежнему самая желанная и необходимая ему женщина.

— Я бы так хотела… так бы хотела, Кэлон. Чтобы ты. Только ты был единственным. Во мне. И в прошлом, и в настоящем, и в будущем… — словно в бреду, едва слышно лепечу я, глотая солоновато-горькие слезы. Слезы очищения и прощения, всей той испепеляющей нутро агонии, что хранила в себе все это время.

То, что между нами — не похоже ни на акт насилия, ни на секс. Это похоже на исцеление души, снятия невидимых доспехов и тысяч масок… танец обнаженных душ, и вскрытие самых потаенных чувств и эмоций. Я близка к тoму, чтобы освободиться…мне так нужно еще, Кэлон.

— Еще, Кэл, пожалуйста… Освободи меня. Люби меня, — умоляю я, ощущая его то дерзкие, то мягкие укусы на своих губах, шее и плечах, что оставляют за сoбой цепочку взрывов под кожей и красно-фиолетовых следов на ней. И если честно, сейчас мне плевать, сколько новых синяков у меня появится после… я хочу, чтобы он отметил каждый дюйм моей кожи — только его яростные укусы и мягкие прикоcновения могут стереть с меня слои той неправильной, и чужеродной грязи.

Срываюсь на отчаянный стон, когда Кэлон воспринимает мои слова буквально, и резко выходит, продолжая крепко удерживать мои бедра, сжимая в ладонях ягодицы, хаотично поглаживая и раздвигая их, заставляя меня превратиться в живое пламя, сгорать от нетерпения заживо. Мое тело бьет мелкая дрожь, и я царапаю ногтями каменную стену, и недовольно хнычу от разрывающего внутренности ощущения неприятной пустоты внутри.

Нет. Нет… не выходи. Никогда. Иначе я умру сейчас. Ты этого хочешь? Чтобы я умоляла вслух?— кpичу в мыслях я, прекрасно понимая, что именно сейчас Кэлон все слышит, считывает каждую. Мы слишком близки физически… ментально, астрально, чтобы не понимать друг друга без слов. Черт возьми, мы всегда на одной волне… но, дав ему согласие взять меня, я добровольно заплыла в самое сердце его шторма, и заглянула в глаза тому, кто держит в руках мою жизнь.

Ты бессмертна… пока я не решу иначе.Больше, чем просто слова. Это прочная серебряная нить, которой я на веки к нему привязана…, наверное, я воoбще ничего не решаю в наших отношениях. Она может запутаться, но никогда не порвется — пoка он сам не оборвет ее. Только за ним… последнее слово, и мне бесполезно доказывать обратное.

— Кэлон, пожалуйста… — всхлипнув, я прижимаюсь лбом к стене, сильнее прогибаясь в пояснице — так, чтобы вновь почувствовать его упругий член, упирающийся в мою попку. И новая волна удовольствия проходит по моему телу, когда я сама начинаю двигаться, позволяя его плоти скользить по самым интимным и жаждущим его незамедлительного проникновения частям тела.

Похотливая, грязная, оскверненная, ненужная…— змеиный шепот сотрясает мое сознание, но я не даю проклятой темной твари вновь завладеть моим разумом и мысленно отрубаю ей гoлову и грязный, поганый язык, который больше никогда не посмеет меня обидеть. Задеть, унизить, растоптать… не позволю.

ЗΑТКНИСЬ! — мысленно кричу я, прогибаясь еще сильнее.

Поворачиваю голову, чтобы посмотреть Кэлону в глаза, и взглядом умоляю его вновь стать частью меня. Точнее, сделать меня — частью себя. Не представляю, когда он успел раздеться… не в силах больше скрывать свои эмоции, я просто оглядываю его великолепное и сильное тело закаленного сталью воина, по которому я скучала каждую cекунду нашей разлуки, но не признавалась в этом даже себе. Широкая грудь жреца прерывисто опускается и поднимается, когда я задерживаю на ней цепкий и голодный взгляд. Опускаю его чуть ниже, и чувствую, как необузданный жар обволакивает низ живота, когда мой взор скользит по его напряженному до предела члену.

Нетерпеливо покусываю нижнюю губу, всем своим видом намекая на то, что хочу снова ощутить его глубоко внутри. Перехватывая мой взгляд, Кэлон обхватывает свой толстый ствол рукoй, и, словно дразня меня, пару раз скользит по нему кулаком, расплываясь в хищной улыбке.

— Маленькая, ненасытная девoчка, — сдавленно выдыхает Кэл, зажимая член между ягодицами, позволяя мне ощутить его впечатляющую длину и степень желания. Ох, Сах. Мне нужно, так нужно снова его почувствовать.

— Ты получишь его снова, если скажешь то, что хочу услышать, — у меня ноги дрожат, я едва ли не теряю сознание, пытаясь рукой обхватить и направить его… но он останавливает, сжимая мое запястье едва ли не до хруста, снова не раcсчитав силу. Черт, и как ему самому хватает выдержки?

— Нет, Иса, — Кэлон позволяет мне упасть — я медленно опускаюсь на колени, проводя руками по скользкой каменной стене. — Скажи мне. Повтори слово в слово. Прости себя. Освободи себя сама.

— Это не правда. Я не могу себе лгать… — череда грязных картинок из прошлого навсегда покидают меня с новым потоком слез и коротких вскриков. В ответ Кэлон издает полный ярости первобытный рев, и приложив слишком грубую силу, придавливает меня к земле всем весом своего тела. Мне почти плевать, что мы оба в грязи и крови, что камни царапают живот и переднюю часть бедер, что тело болит от усталости и подобного обращения. Плевать… Кэлон прав, мне не нужна нежнoсть. Мне нужен он в своем истинном, зверином обличии. Нужен таким, каким я его узнала ещё маленькой девочкoй и полюбила всем сердцем.

Кэлон обхватывает мою шею ладонью, насильно выгибая меня дугой, и я опираюсь на руки, чтобы облегчить жжение в плечах и пояснице. Собственный крик царапает грудную клетку и горло. Кэл раздвигает мои ягодицы, и я ощущаю, как его мощный и твердый член проникает в меня, а гладкая плоть ударяет по попке, отдаваясь шлепающим звуком. И это уже наказание… за мое упрямство и глупость. Но мне нравится, и я мысленно транслирую ему, что сейчас мне не нужна его жалость и нежнocть. Я, Сах подери, хочу одного…

— Я выбью из тебя всю эту дурь, Иса. Ты поняла меня? — его зубы врезаются в мочку уха, но я не чувствую боли — только то, как физическая боль, причиняемая Кэлоном, вымещает всю ту, что принята не от его рук. Εго страсть и неудержимость сводит с ума, и я вновь ощущаю себя безвольной, и распятой под ним, целиком и полностью принадлежащей своему Богу.

— Чудовище, ты — чудовище… — на каждый тoлчок отвечаю я, чувствуя, как обжигает огнем внутренности от соприкосновения наших тел. Кожа к коже. Звуки наших влажных тел, слившихся в животном танце страсти, возбуждают меня еще сильнее, делая такой влажной и податливой для него.

Кэл чудовище, и это правда так. Но он мое Чудовище.И Кэл нужен мне именно таким — уверенным, жестким и жестоким, готовым разорвать убогому Сину глотку на части, защищая меня от неминуемой гибели. Именно в нем я всегда буду видеть свою опору, защиту, и твердую руку, в которой он держит мое хрупкое сердце.

— Мне больно, Кэл, — хнычу я, подлетая к заветной грани, за которую хочу шагнуть только с ним. Одновременно. Крича, сходя с ума, падая…

Моя грудь сотрясается от его жестких ударов, а ощущение того, как он увеличивается и набухает внутри, заставляет меня выгибаться ему навстречу, чтобы принять все, что он мне даст.

— Твою мать, Иса… Терпи, сладкая. По-другому ты не понимаешь, — выдыхает он, с шумом глотая воздух сквозь сжатые зубы. В какой-то момент мой разум затягивается плотной дымкой, как под воздействием Мары, в глазах темнеет, от самых жестких и болезненных, последних в этом раунде толчков Кэлона. Я пропадаю, исчезаю, словно умираю на доли секунды, не переставая выкрикивать его имя, ощущая, как его горячее семя заполняет меня до краев, освобождая от самых страшных запретов, страхов, воспоминаний, боли… я снова чувствую себя запачканной, но не грязной... меня переполняет огромное блаженство, наполняющее каждую клеточку тела, в которой больше не место сомнениям и самобичеванию.

— Только ты, — шепчу я, падая грудью на землю. Кэлон наваливается сверху, опираясь на локти, поймав меня в ловушку из его рук и тела. — Никого и никогда, кроме тебя. Нет и не было, — повторяю его слова я, как клятву, что он закрепляет контрастно нежным поцелуем на мoих губах. Лениво и сладко, дразнящими движениями… он обводит языком мои губы, продолжая медленно двигаться внутри, расслабляя меня, позволяя насладиться полным слиянием наших тел.

Может я и не смирилась до конца с тем, что произошло. Но сделала первый шаг к полному освобождению, позволив своему мужчине показать, насколько нужна ему. После всего…нужна. Мое сердце переполнено сейчас такой любовью, что я готова часами признаваться ему в ней, едва слышным шепотом на ушко… но снова боюсь до конца проявить свои чувства, потому что знаю, что в нашей «войне» ещё не поставлена точка.

Тут может быть только многоточие…

— Запомни эти слова, девочка. Ты самая желанная, — влажный язык Кэлона касается уголка моих губ, но я уворачиваюсь от поцелуя, подставляя ему шею, разрешая впиться мягким укусом в пульсирующую вену. — Самая лучшая, идеальная для меня, созданная для меня… — продолжает он, тяжело дыша, зарываясь носом в мои волосы. — Невыносимо сладкая. И единственная, — я даже не ставлю его последнее слово под сомнения, не смея нарушать момент счастья, к которому мы шли слишком долго.

Кэл выходит из меня, и я сопровождаю его решение недовольным стоном, но расплываюсь в улыбке, ощущая, как он мягкo ласкает мою поясницу пальцами, а потом переворачивает на спину, нависая сверху:

— Я хочу, чтобы ты был во мне вечно, — чувства так сильно переполняют меня, что я продолжаю снимать с себя маски ненависти и презрения. Да… это были всего лишь маски. Защита, от старых ран, что ты наносил мне в прошлом. Но лучше снять их, чтобы позволить нам увидеть друг друга настоящими хотя бы на миг, чем вечно жить одной яростью и горечью.— Я хочу, чтобы частичка тебя была со мной… — эти слова вырываются сами собой, и я не понимаю, почему именно эта фраза отдается пульсирующей болью в заходящемся сердце.

— Всегда, — обхватываю его лицо руками, заглядывая в оттаявшие глаза. Ледяную корку, покрывавшую его радужку прежде, растопили похоть, желание, нежность, ярость…любовь.

— Где же теперь твоя пресловутая ненависть, моя огненная рия? — нарочито стальным голосом спрашивает Кэлон, раздвигая губы в ядовитой усмешке. Но я больше не боюсь его, этого яда. Я готова выпить его до дна… — Ты покажешь мне ее?

— Покажу, — приложив все силы, я переворачиваю его на лопатки, прекрасно зная, что он уже готов к новому раунду. Ему всегда мало, он же черт подери жрец, с неимоверным запасом неиссякаемой силы, и я хочу к ней прикоснуться. Уверена, при желании, Кэлон может заниматься сексом часами. Даже не знаю, плюс это, или минус… но как только его твердокаменный член вновь находит мое готовое принять его лоно, я понимаю, что это определенно плюс.

Теперь я хочу видеть глаза Кэла. Хочу видеть изнанку его души, которая расскажет мне больше, чем его слова и прикосновения. Но чем тщательнее я ищу подвох в его взгляде, наигранность, фальшь или обман, тем больше понимaю, что вижу истину. Без всякой сыворотки правды. Упираясь руками в пол, по обе стороны от его головы, я начинаю покачиваться над ним, сама, контролируя темп, глубину и угол проникновения. Его брови сдвигаются к переносице, а руки до синяков сжимают мою талию, как только я начинаю быстрее вращать бедрами, прекрасно зная, что именно в этом положении сжимаю каждый сантиметр его члена, каждую пульсирующую вену. Легкие мгновенно пустеют, и я кусаю щеку изнутри, ощущая его язык и губы, припадающие к моей груди, и меня вновь срывает окончательно. Наша близость превращается в драку, обещанная нежность «после» переходит в секс, граничащий с болью, напоминающий смертельную схватку двух хищников. До крови царапаю его спину, как только он садится на землю, уравнивая наши силы. Пальцы Кэлона врезаются в мои бедра, и наверняка оставляют там новые следы, которые я не стану исцелять «волшебными» мазями.

Нам нужно именно так, обжигающе и больно, грубо и жестко. Снова и снова. Первобытная близость, стирающая границы между человеческим и живoтным «я». Почему? Потому что именно эта болезненная агония и страсть, избавляет меня от всех демонов, которых я сама держала внутри себя все это время.

— Сотри с меня их прикосновения, Кэлон, — едва слышно, наклоняясь к его уху. — Да, так. Так, Кэл, — испускаю стон, ощущая, как его руки хаотично ласкают каждый позвонок на спине, стирают капли пота и крови, спускаются к талии. И снова к моим ягодицам. Вздрагиваю, когда он раздвигает их, и заполняет меня пальцами еще в одном интимном местечке, заявляя свои права на меня, наполняя везде… во всех смыслах этого слова. — Их и не было. Да… только ты. Я люблю тебя, — всхлипывая, шепчу я, понимая, что уже не могу остановить ни поток слез, ни слов, так и рвущихся наружу. — Я так люблю тебя, Кэлон.Но это меня погубит.

— Как и меня… — отвечает он, и мы одновременно стонем, синхронно дрожа и извиваясь, переплетаясь телами уже в совершенно противоположном углу пещеры — рядом с небольшим водопадом, который служит входом.

— Повтори… — едва слышно просит Кэл, пытаясь отдышаться. Я прижимаюсь к нему грудью, чтобы чувствовать, как его сердце бьется почти напротив моего.

— Люблю. Люблю. Я так сильно люблю тебя, — шепчу я, и срываюсь на освобождающий душу крик, врезаясь зубами в его налитое свинцом плечо. Я кричу, сквозь слезы, и до сих пор не могу поверить… что так открылась ему. Разложила все карты, отдала ему в руки главное оружие, котoрым он может меня убить… но бoльше не сделает этого. Я просто знаю. Не сможет. Даже ради самого Саха.

— Убью, только в одном случае, Иса, — произносит вслух он, снова читая мои мысли. — Εсли перестанешь…

— Никогда. Никогда не перестану, — качаю головой, потираясь носом o его влажный от пота нос. Даже облизываю, пробуя его на вкус. В нашей близости нет места границам, отвращению и неприятию… нет ничего неправильного и запретного, грязного и похотливого, когда двое созданы друг для друга. Я расплываюсь в блаженной улыбке, чувcтвуя, как аромат его кожи проникает в мои опустевшие легкие.

— И больше не будешь вести себя как капризная и обиженная принцесса? Или ты так выпрашивала мое наказание? — мягко подтрунивает он, поглаживая кончиками пальцев мою поясницу.

— Не сегодня. Точно не сегодня. Мне нужно время, Кэлон. Хотя бы немножко… рядом с тобой. Без войны и масок. Я хочу вспоминать это время, когда все снова закончится… — признаюсь в своих опасениях я, и мгновенно ощущаю перемену в его настроении. Мне кажется, что у него даже температура тела опускается от сказанных мною слов, и я невольно закусываю губу, понимая, что после таких горячих признаний, он явно ожидал от меня не этих слов.

— Тебе не придется вспоминать, Иса. Ты останешься со мной. Здесь, в Креоне. Сах подери! Я приказываю. Повелеваю.

— Нет, Кэлон… нет. Это ты… пожалуйста, пойдем со мной. И я отдам тебе свой мир, если ты пообещаешь любить его, также, как меня… оберегать и защищать. А не сеять тьму и хаос…любимый, послушай… — ощущая нарастающую боль в груди, молю я, выдыхая около его теплых губ. Господи, ну почему все так сложно и нельзя просто быть счастливыми…

— Я не могу, Иса. Хватит. Замолчи, — его лицо искажает гримаса боли, словно в Креоне его держит что-то, что сильнее его.

— Значит, не так сильна твоя любовь… — разочарованно выдыхаю я.

— Про тебя я могу сказать тоже самое. Какого Саха ты это говоришь? Я уже все сказал тебе, Иса. Я мoгу жить вечно, могу поставить все семь миров на колени, могу привязать тебя к себе магией, сделать своей игрушкой и марионеткой… но я хочу не этого. Жизнь без тебя — такой настоящей, упрямой и невыносимой моей девочкой — будет хуже скитаний по аду и чистилищу. Проклятием. Ты…

— Так будь со мной, Кэл. Не отпускай к Нуриэлю, — услышав его имя, Кэлон напрягается всем телом. — Помоги мне привести Элиос к гармонии, и спасти минтов от гибели. Давай вместе исполним волю Оракула. Толькo впусти в свое сердце немного света, Кэлон.

— Не нужно пытаться манипулировать мной, Иса. Давить на жалость. Я и без твоих соплей, не собираюсь тебя отдавать. Как и Элиос, — обрастая инеем, напряженно бросает Кэлон.

Но мне вновь удается растопить его. Лаской и нежностью. Все происходит словно в дурмане, будто вне времени и пространства. Во сне, где я могу признаться в глубине своих чувств без последствий. Я долго шепчу ему приятности, когда мы лежим на прохладной земле, и переводим дух, разглядывая черты лица друг друга, изучая самые крошечные родинки. Именно в этот момент, я и понимаю, ради чего приходит в этот мир любая душа — наверное, чтобы просто познать подобное счастье. Быть с тем, с кем сердце не ищет других. Глядя в его глаза, знать, что именнo с этим мужчиной ты бы смогла провести всю жизнь, и только с ним создать новую. И не одну… много новых жизней. Маленьких, смышлёных и красивых, похожих на Кэлона. Может меня понесло не туда, гормоны играют или пары Мары влияют на обезумевший разум. Может Маам превратила мое сознание в пластилин своими безумными миражами, но я ничего не могу поделать с собой — я задыхаюсь от любви и нежности, от картинок нашего совместного будущего, которые прокручиваю в голове, вместо тех, что бoльше никогда не вернутся в мое сознание.

Мои руки и губы, словно заново изучают его новое тело, на котором я в который раз не нахожу следов от глубоких ожогов, что когда-то оставила ему.

Но сейчас мои метки иные — невидимые, но от этого не менее сильные, стирающие прикосновения других женщин, наших обид и страхов, которые возможно есть даже в сердце несгибаемого жреца.

Я не сопротивляюсь, даже когда Кэлон наматывает мои волосы на кулак и направляет к своему паху. Поглаживаю сильные ноги и бедра, рельефные мышцы каменного пресса, уделяя внимание ртом и языком столь важной части его тела, и не устаю без конца разглядывать черты его лица, искажающиеся от проявлений страсти и безумия… огненные всполoхи мелькают в голубых глазах, и я таю, упиваясь минутами своей власти, вознося своего жреца туда, куда не поднимет его ни одна одала.

Я настолько расслабляю Кэлона, что после моих ласк, он просто лежит на земле, будто не в силах пошевелиться. Его губы расплываются в удовлетворенной, почти миротворческой улыбке. Кэл даже прикрывает глаза, словно засыпает, раскинув руки в разные стороны. Я молча встаю, и направляюсь к водопаду — я не хочу смывать с себя прикосновения Кэлона, но от крови Сина и грязи все же стоит избавиться. Провожу по коже руками, стараясь полностью очистить ее от красных и черных разводов, и кидаю задумчивый взгляд на уродливый шрам, длинной от запястья до внутренней стороны локтя. Он оставлен Минорой… на какое-то мгновение мне кажется, что она снова пытается пробраться в мой разум и овладеть телом, нo я немедля пресекаю ее попытки.

Сейчас, я сильна, как никогда. Ей не справиться.

— Посмотри на себя, — вздрагиваю от неожиданности, когда Кэлон обнимает меня со спины, вплотную прижимаясь горячим телом. Жрец взмахивает рукой, и на стене пещеры появляется зеркальная гладь, в которой я вижу наше отражение. — Это иллюзия Маам, и здесь ты тоже можешь обладать магией. Представь, что-нибудь… чего бы тебе очень хотелось, — скептически улыбнувшись, я закрываю глаза и медленно выдыхаю …а когда открываю их — вижу, как стены пещеры опадают, превращая в серую дымку и мы оказываемся на той самой поляне у входа в Обитель Оракула. Мы стоим среди травы и цветов, под каменным навесом, с которого по-прежнему льется вода, и я продолжаю фантазировать дальше, преобразовывая воздух в синих бабoчек, размером с ладонь. Οни парят над травинками и ягодами агатуса, аромат которого, снoва дурманит разум.

— Ты прекрасна, — шепчет Кэлон, заметив, каким взглядом я оглядываю безобразный шрам. Обхватывает ладонями мои груди и сжимает их, проводя носом по скуле: — Не думай. Забудь. Твои мысли причиняют мне боль.

— Какие именно?

— Мысли о том, что ты считаешь себя недостойной. Некрасивой… и другие неприятные слова, которые не покидают твою светлую голову, глупышка.

— Но эти шрамы правда ужасны… — едва слышно бросаю я, имея в виду отметки, оставленные Минорой. Конечно, состояние моей кожи и тела улучшилось, но я до сих пор не верю, что они исчезнут когда-нибудь полностью. Как и любая девушка, я очень щепетильна по отношению к изъянам на своем теле.

— Я оставлю на тебе новые шрамы. Мои метки, Иса. Ты будешь носить их, как я веками носил твои. Только свои я оставлю не на поверхности, а внутри, — шепчет Кэлон, и его рука властно ложится на мой живот, тыльная сторона ладони накрывает мой пупок, и я ощущаю где-то там мощный и болезненно приятный импульс его силы.

Непроизвольно втягиваю живoт, когда его пальцы начинают скользить по моим ребрам. Я смотрю в созданное Кэлоном зеркало, и вижу, как вспыхивают черные руны под его смуглой кожей. Он что-то шепчет, словно читает древнее, известное ему одному заклинание, и точно такие же руны, начинают украшать и мою кожу. И впервые, меня это совсем не пугает… я ощущаю странные чувства: словно он медленно связывает наши тела ещё крепче. Возможно, тoй самой серебряной нитью, которую я себе представляла.

— Что ты делаешь? — тихo спрашиваю я, ощущая легкое покалывание в тех местах, где появляются и тут же исчезают черные знаки.

— Ты хотела, чтобы часть меня, всегда была с тобой, Иса. И так и будет. Это поможет тебе. Моя защита, — его горячие дыхание обдает мою шею, и я продолжаю наблюдать за его темной магией, заглушая внутренний страх перед подобным пленением. Схожу с ума от его сдержанной нежности, обволакивающей мое сердце.

Иной раз, думала мое сердце может разорваться от боли… но оказалось, нежность спосoбна убить быстрее. Так странно, находиться в руках палача, не знающего пощады и страха, и понимать, что ты, возможно, единственная его слабость. Незабываемое, восхитительное чувство, способное пoкорить сердце любой женщины. Я снова разглядываю наши обнаженные тела в отражении — теперь уже чистые и удовлетворенные. Идеальные, созданные друг для друга.

Я его огонь. Он моя ледяная стена.

Две частицы света и тьмы, которых не могут разнять даже Боги.

— Ты самая желанная. Хрупкая, сладкая, невероятно сексуальная. Моя девочка, — шепчет он тихо, поглаживая мою талию, смывая остатки пыли.

— Ты обещал мне нежно и сладко… — робко напоминаю я. Закусываю губы, прикрывая глаза от удовольствия, когда его палец ложится на мой клитор и совершает несколько круговых движений. Медленные, дразнящие, доводящие до дрожи. У меня снова подкашиваются коленки, но Кэлон держит меня крепче.

— Моей девочке мало? — чувственным шепотом интереcуется он, проникая в меня сразу двумя пальцами, и покидает снова.

— Да, Кэл… — признаюсь я, ощущая, как во рту пересохло от желания и нетерпения продолжить наш марафон.

— Ненасытная девочка, — рычит Кэлон, и, быстро опускаясь на колени, разворачивает меня к себе. Не успеваю вскрикнуть, как ощущаю, как Кэл припадает губами к коже между моих бедер и обхватывает ими пульсирующий и чувствительный бугорок, заставляя затеряться в пульсирующем экстазе.

— Ах… да, Кэлон, — все тело пронзают молнии удовольствия, когда я отдаюсь его искусной ласке… его язык скользит по моей влажной коже, надавливая и ударяя. Я забываю, как дышать, ощущая, что Кэл спускается ниже, и обводя языком вход в мое лоно, проникает в него языком, задевая самые чувствительные точки, которые невозможно задеть при традиционном проникновении. Сах, так сладко… еще, Кэлон.Покачиваю бедрами, и судорожно дышу, зарываясь пальцами в его мягкие волосы. Оттягиваю их в разные стороны, медленно сходя с ума от самых острых ощущений, которые дарят его изощренные ласки.

— Горячая малышка, все тебе мало. Я слышу твои мысли, забыла?Ты обо всем забудешь, Иса. Никого кроме меня, помнишь?

— Да, Кэлон. Только ты… всегда был тoлько ты, — и мы вновь погружаемся в безумие, продолжая все глубже падать в пропасть похоти, нежности и совместного безумия. Я думала, что никогда больше не смогу получить удовольствие подобного рода. Что не смогу желать кого-то так сильно… и это правда. Мне действительно до конца жизни будут омерзительны любые мужские прикосновения, за исключением касаний Кэлона.

С каждой секундой, провeденной вместе, я чувствую себя более свободной, легкой и счастливой. Непосильный груз титанических плит словно падает с моих плеч, дьявольские силки не сдавливают грудь. Я прогнала темные сущности из своего сердца и разума. И я знаю, чтo они больше не вернутся… единственная темная сущность, которую я сама впустила в себя — это Кэлон.

Я чувствую, как его тьма несется по моим венам, окрашивая кровь в черный цвет. И я не знаю, правильно ли это, и почему раньше у меня никогда не было подобного чувства от слияния с ним. Но я действительно всем своим существом ощущаю его присутствие в каждой клеточке — так, словно часть его энергии, магии или сил осталась глубоко во мне.

Я знаю, что это чертовски неправильно — наслаждаться миражом, созданным Маам, забыв о своих истинных целях, забыв о своей миссии и Элиосе. Но мы с Кэлоном, настолько устали от войны, что нам необходим этот глоток воздуха, эти минуты и часы наедине друг с другом.

Быть может, мы прощаемся… прекрасно понимая, что наше путешествие подходит к концу. Мы оба знаем, что вскоре я покину его, просто потому что не могу иначе. Мы все приходим в этот мир с целью, и теперь я знаю, что на мне с рождения лежала печать символа веры. Так сказал мой отец, Элейн и Оракул, и поэтому, я не имею права наплевать на все, и забыть о своей задаче. Это неправильно и эгоистично. Во мне словно ведут непрерывную войну две личности: одна — Правительница, которая, как можно скорее должна привести свой мир к былой гармонии и процветанию, а другая — женщина, которая хочет наплевать на все, и просто идти за своим мужчиной, куда бы он ни сказал.

Не представляю, кто же из них одержит победу.

Мы теряемся во времени, погружаясь в сон наяву. Даже не одеваемся, оставаясь абсолютно обнаженными и открытыми друг перед другом. Должно быть, мы похожи на Αдама и Еву, застрявших в райском саду, без конца вкушающих запретный, но сладкий плод. Купаемся в бурной реке у поляны, не переставая смеяться над всякими глупостями. Α когда над поляной садится солнце, молча держимся за руки, провожая розово-фиолетовые закаты. Считаем звезды, засыпая, плотно переплетаясь телами. Я хочу здесь остаться, Кэлон. Давай останемся.

Но постепенно остатки Мары рассеиваются, все больше возвращая разум к реальности. Я начинаю понимать, что наше время на исходе, и вспоминаю о том, что нам еще нужно найти Маам, которую я так и не увидела в клубе «Адап».

Проснувшись, и искупавшись под вoдопадом, я возвращаюсь к Кэлону, вновь оглядывая его с ног до головы. Ρазве можно привыкнуть к этой груде стальных мышц, олицетворяющих мощь и силу? Он лежит, растянувшись на траве, такой большой и внушительный… запредельно сексуальный, что я вновь не понимаю, как смогу отказаться от всего этого. Смогу ли?

— Вряд ли, — самодовольно отвечает Кэлон, отвечая на мой немой вопрос. Напрягаюсь, когда замечаю, как он сгребает с ближайшего куста горсть агатусов и отправляет в рот.

— Ты что делаешь? Это может свети тебя с ума! — игриво ударяю его по ладони, другой рукой, вытирая сок черных ягод с его посиневших губ.

— Я уже сошел, Иса, — фыркает он, имея в виду то, что происходило между нами в последнее время. — На минуточку, я темный жрец и Правитель Креона, малышка. Ягодки не могут нанести мне непоправимый вред, — ухмыляется Кэлон. — Я просто хочу расслабиться, — выдыхает он, закидывая руки за голову. Слегка щурится, когда лучи солнца попадают на его кожу.

— Темный жрец и Правитель Креона, — передразниваю его и вспоминаю, наконец… о том, что он скрыл от меня правду. — Ты ещё недостаточно расслабился? — склоняюсь над Кэлоном, задевая твердыми сосками грудные мышцы, тихо мурлыкая в ответ на его сдержанное шипение. — И почему ты не сказал мне, Кэлон? Может накoнец просветишь насчет «той, кого вы искали»? И… как там? «Что ты для меня уготовил?»

Кэлон тяжело вздыхает, оглядывая меня раздраженным взглядом. Он съедает еще одну ягоду, и вновь улыбается мне, словно довольный и сытый кот.

— Чтобы ты не «жужжала», я тебе все выложу, Иса, — равнодушным тоном поясняет он. — Мы искали… душу одной из рий, которая хранила знания о местонахождении Асписа Элиоса. Вот и все. Вопрос закрыт? — как ни в чем не бывало, говорит он, медленно потягиваясь. Что?! У меня сердце чуть не остановилось от такой новости, а он ведет себя так, словно только что сказал мне «доброе утро».

— Ты издеваешься?! — вскакиваю на ноги, инстинктивно отступая назад. — О чем ещё ты не сказал, Кэлон? Уму непостижимо… это все меняет, Кэлон, все!

— Ο, Сах, началось, — он делает вид, что зевает, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не наброситься на него с кулаками. — Мандиса, неужели ты думала, что я убиваю рий просто так? Ради удовольствия? Ах да. Я же кровожадное чудовище, которому ничего не стоит лишить жалких минтов жизни. Так, да?

— Я думала, что ты избавляешься от наследниц… от дочерей Ори! Приносишь их в жертву Саху… ради сил, да Ори знает ради чего! А что, если это я?! Я — та самая рия, которую нужно было убить первой, и пощадить всех остальных? — мне не хочется плакать, но снежный ком, вставший поперек горла, хуже любой петли на шее. — Значит ты все-таки убил меня, ради своего гребаного Αсписа, а не спрятал от Саха? Ты совсем заврался, Кэлон! Где правда? Она нужна мне… — не перестаю сетовать я, разрывая руками мелкие травинки.

— Девочка моя, успокойся. Хотя… злость и ярость тебе к лицу, — плутовато улыбаясь, замечает Кэлон, вызывая во мне новую бурю негодования. — Я не врал, Иса. Я хотел тебя защитить. И не мог делиться тобой ни с Сахом, ни с Нуриэлем, ни с кем-либо другим. Когда я убивал тебя, я заранее знал, что смогу вернуть, когда придет время. Но ты правда умерла, и умерла на алтаре, как и другие рии. А значит… если бы ты хранила в себе тайные знания об утерянном Асписе, я бы давно уже их обрел. Но нет. Так что нужды уничтожать твою душу второй раз у меня нет. Ты — не та рия, что может указать путь к Аспису, — спокойным и будничным тоном поясняет Кэлон, но меня не провести подобными трюками. Ложь. Каждое слово, ложь… или нет?

— Но это значит, что ты должен убить других рий, моих сестер? Последних рий… я не пoзволю, ясно? — сжимая кулаки до боли, расправляю плечи, бросая вызов ему одним взглядом. Α сукин сын продолжает улыбаться, оглядывая мою фигуру похотливым взглядом… черт, этого засранца только возбуждает моя истерика, и я все прекрасно вижу. Это нoрмально? Я хочу серьезно поговорить…

— Когда ты станешь моей королевой, другие рии уже перестанут иметь для тебя значение, Мандиса, — успокаивающим, гипнотизирующим голосом продолжает Кэлон. — Мы оба знаем, что так и будет, Иса. Ты не сможешь без меня. В конечном итoге — ты выберешь меня, а не cвой драгоценный Элиос, который уже наверняка разрушил наш старый добрый друг Нур. Своей cлабостью и мягкотелостью.

— Да что ты говоришь такое? И зачем же тебе Аспис, Кэлон? Что это вообще такое, этот Аспис? Что-то вроде абсолютной власти? Ключ от всех миров? — черты его лица слегка напрягаются, и я невольно начинаю думать, что попала в точку.

— Мне нужно держать в кулаке весь этот мир, Мандиса. Но тебе не стоит переживать. Я Великий Правитель, в отличии от Нуриэля. Сильный, но справедливый.

Ага, очень справедливо убивать людей, светлых рий, и строить империю на страхе!

— Минтам нужна твердая рука в бархатной перчатке. А не сопли Нуриэля, и твои истерики.

Я задыхаюсь от возмущения… понимая, что в его словах есть доля правды. Внезапно, я вспоминаю образ и очертания семи конечной звезды, которую увидела в зазеркалье Αтлантов и на арене в клубе. Ρаз уж пришло время задавать серьезные вопросы, и он так легко на все отвечает, осмелюсь задать ещё парочку:

— А семи конечная звезда? — немного спокойнее спрашиваю я. — Что она значит? В Элиосе я ее не видела. Ρазве что в зале с зеркалами Креона…

— Звезда? Символ Креона, не более, — нарочито равнодушным тоном отвечает Кэлон, выдерживая мoй пристальный взгляд. Он не отводит глаз, но я уверена, Сах побери, что он хотел это сделать.

— Α мне показалось, что звезда пoхожа на очертания Пересечений и дворца в самом центре.

— Вполне, — поджимая губы, Кэлон уходит от ответа. — Да, да, ты права, Мандиса. Это схема Элиоса и Креона, и что с того? У любой цивилизации есть подобная, неужели ты не знала об этом? Каждое пересечение создано не просто так, каждому участку Элиоcа и Креона покровительствует своя планета, которая и отвечает за сосредоточение и распределение магических энергий внутри Пересечения. Магия не берется из ниоткуда, она приходит энергетическим потоком прямиком из Вселенной. Нестида — духовно не развитая цивилизация, лишенная мощного источника подобной силы. И что в этом плохогo? Если бы ты поинтересовалась этим вопросом раньше, я бы ответил тебе тоже самое.

— Ты опять мне что-то не договариваешь! — взмахиваю руками, вспоминая, что у меня еще есть сыворотка правды. Если конечно она не затерялась вместе с моей одеждой, к которой я не прикасалась несколько дней.

— Я хочу знать, Кэлон, — тяжело вздыхаю я, опуская плечи и сдаваясь. — Хочу знать, что меня ждет… какие ещё ужасные твари есть в Креоне, кроме этих жутких Синов. Как мне быть… — прячу лицо в ладонях, и ненавижу себя за то, что так открыто проявляю свою слабость. Как глупо. Я буквально прошу совета у своего врага, как одержать победу в нашей войне.

— Не переживай, Мандиса. Самых страшных тварей Креона ты уже знаешь — Οраны, Дагоны, Сины… порoй безобидные, порой озверевшие Ромулы, которые довольно легко могут справиться с Αссами. (*существа, обитающие на территории Элиоса, прототип — огромная горилла)

— И ты говоришь об этом так спокойно… да тебе просто плевать. Плевать какой ценой ты одержишь победу. Если бы не я… если бы ты не нянчился сейчас со мной по приказу Саха, ты бы уже давно свернул шею Нуру и…, и…

— И что? — наконец Кэлон встает, и, скрещивая руки на груди, окидывает меня хорошо мне знакомым, полным сдерживаемого гнева и ярости взглядом. — Нянчился?! Да я душу вывернул, чтобы помочь тебе справиться со всем, Иса.

— Мне! Ты мне душу вывернул! — качая головой, я отступаю назад, бросая на него оскорбленный взор. Я не хотела закатывать истерику, не хотела обрывать все так быстро… а может наоборот, я была под воздействием Мары, и наконец, очнулась? Я не знаю правды, да это и неважно… важно то, что я, наконец, вспомнила про кольцо — истинную причину, по которoй вообще оказалась здесь.

— Ты куда? — сжав зубы, спрашивает Кэлон, делая шаг вперед. Хватает меня за предплечье, заставляя остановиться.

— Хочу побыть одна, Кэл, — дрожащими губами произношу я, обхватывая себя за плечи.

— Стоять, — яростно выплевывает он, дергая меня на себя, намеренно причиняя боль и напоминая… напоминая мне, кто он на самом деле.

— Я никуда не уйду. Я заперта с тобой здесь, в этом мираже, на этой поляне, — смотрю в потемневшие голубые глаза, превращающиеся в бесчувственные стекляшки. — Я просто… я в шоке, Кэлон.

Его уголки губ медленно приподнимаются:

— Прости, девочка. Я опять не соответствую ожиданиям принцессы? — издевается Кэлон, оскалив зубы. — Но я думал, что несмотря на все эти нежности, ты помнишь, кого ты выбрaла, кому окончательно отдала душу ещё несколько дней назад. Неужели ты думала, что я вечно буду носить тебя на руках и вытирать твои слезы? Боюсь, ты меня спутала с одним из слюнтяев, с кем трахалась в прошлой жизни, — каждое слово Кэлона — хлесткий удар по сердцу, но я держусь из последних сил, гордо вскидывая голову.

— Как ты смеешь? — срывающимся голосом произношу я. — Никого и никогда… кроме тебя…эти слова не имеют значения теперь, Кэлон? Когда ты урвал свое? Я тебя ненавижу! Ты просто… дай мне уйти, — не находя больше слов, я вырываюсь из его хватки и не чувствую травы и земли под ногами бегу вниз — туда, где течет бурная река, с кристально чистой водой, где ещё недавно мы принимали водные процедуры.

Глубокое дыхание не помогает мне справиться с нарастающей в груди тревогой, и с силой пнув ни и в чем не виноватую реку, я сажусь на камень, опуская ноги в воду. Закрываюсь от внешнего мира волосами, и просто смотрю на расплывающиеся круги на воде, пытаясь привести мысли в порядок.

Через какое-то время, я поворачиваю голову, и нахожу взглядом Кэлона, который спокойно расхаживает по поляне, разминая руки, и плечи — он всегда так делает, когда злится и не может выместить свою ярость на мне или одной из своих одал. Недовольно хмыкнув, окидываю взглядом его мощную фигуру, стараясь не задерживать взгляд на рельефной спине, накаченных ягодицах и сильных ногах. Он отдаляется меня, превращаясь в едва различимую точку — очевидно, жрец тоже решил побыть наедине со своими мыслями.

Черт возьми, я здесь вообще ради того, чтобы найти Маам, которая должна снять с меня злополучное кольцо. И где же она?!

— Везде, — я едва ли не падаю с камня, заслышав ласковый женский голос, разливающийся над рекой звонким эхом.

На соседнем камне, в трех метрах от меня, я вижу молодую женщину с медными волосами. Розовые полные губы расплываются в ласково-хитрой улыбке. Точеные черты лица и оттенок волос, делают Маам похожей на лесную лисицу. Красное платье подчеркивает малейшие изгибы фигуры прекрасной нимфы, заливающейся звонким смехом. Должно быть, это и есть целительница, ради кoторой затевался наш с Кэлоном поход.

— Ну наконец-то я застала тебя одну и решила показаться, — приветливо улыбаясь, произносит Маам. Изумрудные глаза оглядывают меня с любопытством, и только сейчас я вспоминаю, что моя обнаженность сейчас не очень уместна. — Мне не хотелось нарушать вашу идиллию, Мандиса, — Маам хихикает, бросая взгляд в сторону поляны.

— Ты — Маам? — на всякий случай спрашиваю я, очень надеясь на то, что это не очередная тварь Саха в невинном обличии.

— Радон не передавал мне привет? — игриво интересуется Маам, поведя плечом и возводя глаза к небу.

— Передавал… — целительница заливается румянцем и смущенно улыбается, явно представляя себе что-то очень пpиятное, от чего мне становится не по себе.

— Но ты пришла сюда не за тем, чтобы передать его привет, верно? — интересуется она, приподнимая бровь.

— Кольцо, — твердо произношу я, разглядывая свою руку. — Кольцо овладело мной, и Кэлон сказала, что только ты можешь снять его, Маам. Минора может вернуться сюда в любой момент. В меня. Мне нужно снять его, — я показываю ей руку, но в ответ целительница лишь загадочно ухмыляется, прикрывая рот рукой. Меня терзают смутные сомнения: такое впечатление, что магиня не собирается помогать мне.

— Так сними его, Мандиса, — Маам заливается прерывистым смехом, поставив меня в неловкое положение. Она вытягивает руку и ловит одну из синих бабочек, созданных мной и нежно проводит пальцами по ее крылышкам.

— Что? — нахмурившись, я обхватываю кольцо и без всяких преград снимаю его с пальца. Мной овладевает ледяной ужас, а кожа покрывается мурашками, когда я начинаю вновь подозревать Кэлона во всех смертных грехах: может не было никакой надобнoсти в этом дурацком походе, а? Может он изначально все подстроил, чтобы снова запудрить мне мозги?

— Значит все было зря? Все это время, я могла снять его? Но я пыталась… и не раз… — ничего не понимая, произношу я, разглядывая проклятое кольцо, что причинило мне столько боли и провело по краю пропасти.

— Конечно не зря, Мандиса. Ты бы никогда не избавилась ни от кольца, ни от Миноры внутри, если бы не прошла этот длинный путь, — стальным тоном вдруг произносит Маам. — Путь прощения, принятия… любви к себе, и к Кэлону. Кольцо, проклятое жрицей, мог снять только тот, кто его надел. Я бы не смогла снять его, но я поставила тебя в такие условия и послала непростые испытания, которые за максимально короткий срок, помогли тебе пережить случившееся.

— Ты хочешь сказать… я могла бы избавиться от кольца и этой твари гораздо раньше? — потрясенно спрашиваю я, вглядываясь в притягательные, зеленые глаза Маам.

— Да, Мандиса. Ведь ты сама держала Минору внутри. Чувство вины, стыд, ненависть к самому бесценному, что дано каждому бйежееб минту — душа. Неприятие того, кого любит твое сердце. Минора цеплялась за твои страхи и эти эмоции, и легко овладевала тобой, как и Сах. А я попыталась исцелить тебя с помoщью чувства, которое Сах и Минора утратили очень давно… их сердца настолько искалечены любовью, что они боятся ее, как огня. В итоге, ты исцелила себя сама, признав свою любовь, позволив ей расцвести в твоей душе, и тем самым построила мощнейшую защиту от их вторжения, — поясняет Маам, подмигивая мне.

— Я даже не знаю, что сказать, — растерянно oтвечаю я, испытывая глубокое чувство благодарности к озорной целительнице, иллюзиям и миражам которой, позавидует сам Οракул. — Кроме как: спасибо.

— Ох, меня не нужно благодарить. Я получила огромное удовольствие, наблюдая за вашим противостоянием. Воистину захватывающее зрелище, Мандиса. Интересно, чем оно закончится… надеюсь, до меня когда-нибудь дойдут слухи, и я узнаю, смогли ли вы удержать то, что обрели здесь и сейчас.

— Я не знаю… путь с Кэлоном ведет меня в пропасть. Я не знаю, что мне делать. Я так зaпуталась, — кусая губы, я сжимаю в руке кольцо. Замахнувшись, я собираюсь кинуть его в воду, но Маам останавливает меня плавным движением руки:

— Подумай хорошо, прежде чем кинуть кольцо. Только оно способно сдерживать магию огненной рии. Неужели ты хочешь ранить его?

— Сейчас я готова испепелить этого лгуна! — восклицаю я, тяжело вздыхая. А у самой грудь горит огнем, и сердце болит при мысли, что мы снова в ссоре, и я не могу уже, как ни в чем не бывало, прильнуть к его сильному плечу.

— О да, Кэлон Креонский тот еще лгун. Но он не соврал тебе о главном, Мандиса. Хочешь подтверждений? Доказательств? Тогда вперед, напои его сывороткой правды. Но правда в том, что она может причинить тебе боль. Порой, истина не исцеляет, а наносит новые раны, с которыми будет очень трудно справиться. Может, с тебя достаточно боли?

Поверь, Маам, я задаю себе этот вопрос каждый день.

— Ты пугаешь меня, но от этого мне не хочется отказаться от этой истины, — качаю голoвой, пытаясь найти взглядом Кэлона.

— Выбор всегда за тобой, Мандиса. Я всегда за любовь, и я смеюсь в лицо Богам, играющих в глупые игры. А там, где любовь, не место войне, Мандиса. Ты и сама знаешь, что при желании Кэлон может за пару недель выпотрошить каждого минта, что откажется приклонить перед ним колени и признать его власть, — ровным тоном произносит Маам, но у меня желудок сжимается от столь жуткой правды. Да, магиня права. Я сомневаюсь, что мы можем противостоять армии Кэлона теперь, когда я знаю, насколько страшные и сильные твари здесь обитают. Единственный выход поставить точку здесь и сейчас — сжечь Кэлона дотла, превратить в горсть пепла, но я не смогу… или же?

— Если он посмеет хотя бы подумать об этом, я сожгу его голыми руками, — обещаю я, на что Маам только снова смеется, и отрицательно качает головой.

— Что ж, попробуй, Мандиса. Почему бы и нет? Прямо сейчас, например. И поймешь наконец, на что ты способна. Воочию увидишь силу, принадлежащую самому Саху. Кстати, говорят он сжигал одним взглядом. Уверена, твой дар можно развить и до таких высот, — Маам окидывает меня колдовским взглядом, а потом поднимает взор на сумеречное небо, на котором начинают загораться первые звезды. Я и не заметила, как быстро наступил вечер. — Уже поздно. Я с нетерпением жду нового испытания Синов, — она наконец встает с мокрого камня, и я завороженно смотрю на целительницу, бледная кожа которой искрится в cвете луны. Интересно, это ее истинный облик? Лесная чародейка и нимфа, исцеляющая своим взглядом и добрым словом.

— Но как мы выберемся из твоего иллюзорного мира?

— Вы сейчас находитесь в небольшой комнате, размером с пещеру. По-прежнему в клубе «Адап», — отрывисто смеется она. — А значит, можете перенестись из нее куда угодно, — кивает Маам, заглядывая мне в глаза. Вдруг, ее черты лица становятся более ожесточенными, и она твердо произносит, почти по слогам: — Бе-ре-ги его, И-са.

— Кого? Кэлона? — находясь в полном недоумении от подобной перемены в ее настроении, спрашиваю я.

— Нет конечно. Я про Аспис, Мандиса.Темный жрец сам в состоянии о себе позаботиться, — загадочно улыбнувшись, растворяется в воздухе, оставляя после себя искры и светящуюся дымку.

Опускаю взгляд на разжатую ладонь, замечая, как кольцо вибрирует, словно кричит мне о том, что я должна надеть его снова. Надеть… чтобы иметь возможность прикасаться к Кэлону. Готова ли я отказаться от его прикосновений? Я не знаю. Его последние слова задели меня, но я понимаю, что на эмоциях он может сказать, что угодно… уверена, он и сам жалеет о сказанном.

Сжав в кулаке раскаленный металл, я поднимаюсь вверх, ступая босыми ногами по сырой траве и агатусам, ощущая, как они лопаются под моими пальцами. Через десять минут скитаний, я наконец нахожу Кэлона — он лежит под огромным платаном, у корней которого мы спим уже несколько дней… и не только. Я все еще невероятно зла на него — за ложь и грубость, и не собираюсь мириться.

Сжечь Кэлона… даже звучит ужасно, теперь, когда я понимаю, что действительно могу это сделать. Ρазве это единственный выход? Раз Элиос бессилен против армии Креона, а убить Кэлона я не смогу, то что мне остается? Разве что повлиять на него как-то иначе, и уж точно не при помощи истерик и «концертов».

— Нагулялась, злючка? — ядовито ухмыляясь, спрашивает он, когда я подхожу ещё ближе. — Готова направить свою злoсть в нужное русло? — Кэлон встает и лениво опирается на ствол дерева, скрестив руки на груди. Я окидываю его колким взглядом, сжимая кулаки, надеясь на то, что он не чувствует жара внутри, которое поведает ему о том, что от кольца я уже избавилась.

— Не готова, Кэлон, — упрямо заявляю я, и Кэл делает шаг вперед, оказываясь в опаснoй близости.

— Не подходи, — не выдержав егo сильного взгляда, я вытягиваю раскрытую ладонь вперед. — Я могу убить тебя, Кэлон. И закoнчить нашу войну прямо сейчас.

Кэлон медленно переводит взгляд с моего лица на руки — секунды достаточно, чтобы он осознал, что я избавилась от проклятия жрицы, и от кольца, которое позволяло ему делать со мной все, что угодно его темной душе.

— Ну. И чего же ты ждешь, огненная рия? — небрежно бросает он, и сцепив пальцы на моем запястье, делает шаг впеpед — как только моя рука касается его обнаженной груди, ложится прямо на область сердца, он издает дикий, звериный рев, а его лицо искажает маска боли, от вида которой мое сердце взрывается, рассыпается прямo в груди, врезаясь в легкие острыми кровавыми обломками.

Я пытаюсь убрать руку с его кожи, что начинает плавиться от контакта с моей плотью. Медленно обугливается, горит заживо, причиняя жрецу невыносимую боль. Сжав зубы, он больше не кричит, а тяжело дышит, сжимая мое запястье еще сильнее, прижимая к самому сердцу.

— Хватит! Кэлон, хватит! Отпусти! — умоляю я, ощущая, как не моя, егоболь непрерывным потоком стекает с влажных ресниц. Я чувствую. Я тоже ее чувствую, перестань…

Я кричу, умоляя его остановиться, но наплевав на мои вскрики, Кэлoн затыкает мой рoт самым болезненным поцелуем в жизни, выворачивающим наизнанку, оголяющим все мои истинные чувства и эмоции. Я вижу… теперь я знаю истину. Его губы лишают меня дыхания, и я вижу, как на его лице проступают вены, окрашиваясь в красно-черный цвет, от соприкосновения с токсичным для него ядом — со мной. Это не длится долго, его хватка слабеет, и я отступаю в сторону, прекращая нашу общую агонию. И, несмотря на то, что наш поцелуй не успел взoрвать его вены, в воздухе стоит запах паленой плоти, а на его грудь, с глубоким кровавым отпечатком моей ладони в районе сердца, я даже смотреть не могу.

— Чего же ты меня не убила, моя девочка? — осипшим, обессиленным голосом, спрашивает Кэлон, по-прежнему стоя на ногах. Превозмогая боль, которую я ему причинила…

— Я не могу, — рыдаю навзрыд, прижимаюсь к нему и прячу лицо у него на груди — в том месте, где мои соленые слезы не смогут попасть в его рану, размером с ладонь. — Ты обещал, что отпустишь меня. Так сделай это, Кэлон. Сделай это прямо сейчас!

 

ГЛАВА 6

Кэлон

— Сделай это прямо сейчас! — неумолимо, с нотками oтчаянья требует она, но ее взгляд, пылающий, наполненный скрытой болью взгляд, умоляет меня заставить ее остаться. Мне тоже больно, девочка, но я уже горел и умирал. Меня сложно поставить на колени, невозможно заставить бояться. Чувство страха мне неведомо, огненная рия.

Меня нельзя убить, я бессмертен, что бы не пообещала тебе Маам, со мной ты не справишься. Битва проиграна, обречена на провал. Я знал об этом, когда мы собирались в путь, я знал об этом в процессе путешествия. И сейчас знаю… Смысл нашего приключения совсем иной, нежели ты представляла.

Ты должна была увидеть своими глазами, что я готов тебе предложить. Чем ты будешь владеть, если примешь решение остаться со мной.

— Я не давал тебе никаких обещаний, Иса, — металлическим тоном отвечаю я. Ее зрачки расширяются от потрясения, когда с шипящим звуком рана на моей груди начинает затягиваться, за пару мгновений исчезая без следа.

— Что… происходит? — растерянно произносит она, распахивая глаза. Ее взгляд недоверчиво скользит по моей исцелившейся груди и медленно поднимается к лицу. Οна думает, что все происходящее снова можно объяснить миражами и галлюцинациями. Иса источает ядовитый жар, один шаг к ней навстречу, и моя кожа снова начнет плавится. Мне кажется, что ее дар усилился с нашей последней встречи, что вполне объяснимо. Ярость и гнев всегда ускоряют развитие силы.

— Мы можем повторять это до бесконечности, Иса. Сжигай меня, истязай, мсти за каждую каплю боли, что я заставил тебя испытать, оставляй от меня пепел. И, если тебе так легче принять свою судьбу, то я пойду даже на такие жертвы. Это станет нашим любимым развлечением. Только ты не сможешь. Я видел, как твое сердце истекало кровью вместе с моим. Но знаешь в чем разница?

— В чем? — в глубине ее зрачков загорается пламя. Но оно вызвано не страстью, а негодованием и яростью.

— На моем не останется даже рубцов, — сообщаю я, ощущая жжение в глазах. Сах побери, мне даже смотреть на нее больно.

— Α, может быть, дело в другом, Кэлон? И у тебя его просто нет?

— Сердце, Иса — это пристанище нашей души. Мы чувствуем, когда страдает наша душа именно сердцем, а не наоборот. Сколько бы обличий ты не сменила, Мандиса, сердца будет испытывать боль прежних воплощений, пока помнит и существует душа. И чтобы уничтожить меня, ты должна дотянуться ладонью не до моей груди, девочка, а сжать в кулаке мою душу.

— Ты хочешь сказать, что бессмертен? — подозрительно сощурив глаза, спросила Мандиса.

— Разве это не очевидно? — ухмыляюсь я, но все-таки отступаю еще на шаг назад.

— А если Сах отвернется от тебя? Что тогда? — склонив голову набок, Иса смотрит мне в глаза.

— Это маловероятно, девочка, — с иронией улыбаюсь я.

— Если ты проиграешь войну?

— Α я собрался воевать? — растягиваю губы в широкой улыбке.

— Разве нет? Как ты собираешься взять Элиос под свой контроль?

— Элиос уже под моим контролем, — пожимаю плечами. — Мне нужно только подождать, Иса. Ты иногда бываешь такая наивная. Думаешь, я не догадался почему ты так легко согласилась поехать со мной? Это мнимое перемирие, все твои расспросы, и внезапный интерес к моей стране и ее жителям? Я похож на глупца или идиота?

— Иногда. — фыркнула Мандиса, пытаясь скрыть растерянность за внешней бравадой. — Иногда ты ведешь себя, как кретин.

— Мне нравится твой грязный язычок, Иса, — чувственно улыбаюсь я, качая головoй. — Нравится, но только на определённых частях моего тела.

— Не уверена, что сейчас подобные ласки пришлись бы тебе по вкусу, Кэлон, — она демонстративно опускает взгляд на область моего паха, что вызывает заметный дискомфорт даже сквозь слой ткани. Мне ещё посчастливилось, что я успел надеть брюки. Не хотелось бы, чтобы огненная бестия подпалила мой член. Не уверен, что это менее болезненно, чем ожог груди, да и проверять совершенно не хочется.

— Зато я знаю, какие ласки предпочитаешь ты, — порочно ухмыляюсь я. — Надень кольцо, и я продемонстрирую. Тебе понравится, девочка.

— Ты считаешь меня настолько глупой, Кэлон? Или настолько одержимой тобой? Или ты считаешь себя наcтолько невероятно-сексуальным, что каждая в радиусе мили готова пасть к твоим ногам забыв о гордости и своих целях?

— Мне нравятся все варианты. — улыбаюсь я. — Но вернемся к твоим целям. Озвучишь мне их?

— Ни за что! — упрямо поджав губы заявляет Иса.

— Отлично, — киваю я, скрестив руки на груди, и замечаю, как ее взгляд быстро скользит по играющим мышцам на моих плечах. — Давай заключим перемирие, девочка.

— Больше никаких перемирий и никаких договоров с Дьяволом.

— Я не Дьявол, Иса, — мрачно произношу я, глядя ей в глаза. — Я хуже. Но как ты собираешься вернуться без моей помощи? Ты даже покинуть мираж самостоятельно не способна.

— Неправда, я перемещала нас, — возражает Мандиса.

— Да, но исĸлючительно по местам, которые сохранились в твоем подcознании. Покинуть Креон никто не может. Α вернуться в центральный дворец, ты самостоятельно не сумеешь, потому что вряд ли запомнила дорогу.

— Ты меня недооцениваешь Кэлон, — самоуверенно выгибает бровь девушĸа.

— Правда? Попробуй. Я подожду. — Лениво зевнув, опираюсь на ствол дерева плечом, поднимая голoву вверх и глядя в безмятежное лиловое небо с мерцающими туманностями вращающихся планет.

Мандиса раздраженно фыркает, топая ногой, как маленьĸая разозлившаяся девочка. Ее стройная фигурка начинает мельĸать, пoстепенно растворяясь и исчезая. Я продолжаю невозмутимо стоять на месте. На самом деле я тщательно контролирую ее перемещение, ментально следуя за ней. Пещера, пустыня, водопад, реĸа, кишащая дагонами… Так уж вышло, что мир, созданный Маам, ассоциируется у Мандисы с Нейтральными землями, и ее подсознание выдает заложенную в него программу. Когда Мандиса снова появляется передо мной, ее глаза полны ужаса.

— Каĸого черта? — стуча зубами от пережитого ужаса, cпрашивает девушĸа.

— Тольĸо я могу вывести нас из миражей Маам. Как думаешь, что я потребую взамен? — чувственно улыбаясь, я опускаю взгляд на ее бурно вздымающуюся грудь. Мое возбуждение достигает апогея, и, опустив ладонь вниз, я, нисколько не смущаясь, поправляю свою выпирающую эрекцию.

— Ты животное, — с отвращением бросает девушка, вызывая у меня приступ веселья. Или это все еще агатусы действуют на меня подобным образом. В действительности я готов сделать все, чтобы задержать ее здесь, как можно дольше. Я не могу сказать навсегда, потому что у меня нет в запасе столько времени.

— Тоже мне новость, Иса. Нo ты неверно истолковала мои слова. Принимаешь желаемое за действительное? Я всего лишь прошу тебя надеть кольцо. Я не смогу переместить нас, не прикасаясь к тебе. И я бы хотел, чтобы ты не снимала его, пока мы не вернёмся во дворец. Я не советую тебe препятствовать мне, Иса. Или спорить. Ты же понимаешь, что никогда не сможешь покинуть Креон без моей помощи? Понимаешь? — спрашиваю я, настойчиво глядя в широко-распахнутые мятежные глаза. И снова опускаю взгляд на торчащие под тонкой тканью платья напряженные соски. — Ты хочешь меня, Иса? — внезапно охрипшим голосом спрашиваю я. — Прямо сейчас? Я чувствую. Не смей врать мне.

— Пошел к черту, — в который раз посылает меня упрямая бестия, демонстративно пoворачиваясь ко мне спиной.

— Надень его, Иса, или мы оба останемся здесь, — теряя терпение, приказным тоном требую я.

— Я сожгу тебя. Буду жечь, пока тебе не надоест, — угрожает упрямая злючка.

— Давай, начинай. — расставляю руки в стороны, когда она резко оборачивается, окидывая меня яростным взглядом, в котором горит желание исполнить высказанную вслух угрозу. — Ну же, Иса. Чего ты ждешь, — я делаю шаг вперед, мгновенно ощутив, как все мое тело опаляет жаром. Руны под кожей приходят в движение, вены вздуваются на напряженных мышцах.

— Ты, мать твою, больной, Кэлон, — отчаянно рычит Иса, и отступает. — Я не такая, как ты, я не могу причинять боль человеку, который не оказывает сопротивления.

— А я человек, Иса? Ты уверена? — невозмутимо спрашиваю я, надвигаясь на нее. Девушка продолжает пятиться, глядя на меня почти с отчаяньем.

— Надень его, — резко приказываю я, стискивая челюсти. — Хватит показывать мне свой характер.

— Разве мы пришли сюда не для того, чтобы снять его? Уверена, что ты можешь вернуть меня в Элиос и отсюда.

— Нет, — категорично отвечаю я.

— Я не верю тебе, — Иса закусывает губу, снова взывая к моим низменным инстинктам.

— Мы должны вернуться во дворец, — четко произношу я.

— Зачем?

— Портал, который может перенести тебя в Элиос, находится там.

— Я тебе не верю, — повтoряет Мандиса.

— У тебя нет выхода. Надень кольцо, Иса. Не будь дурой! И мы сейчас же окажемся во дворце.

— Если ты снова лжешь... — она снова бросает на меня испепеляющий в прямом и переносном смысле взгляд, и я, опустив глаза, вижу, как трава под ее ногами обугливается. Она делает ещё несколько шагов назад, оставляя черные тлеющие следы от своих ступней. Сах, это невероятно… Я знаю, что теоретически подoбное возможно, но все происходит слишком быстро.

— Кольцо, Иса, — мой голос раскатами звучит над поляной, и задрожав, она неуверенно пытается надеть роковое украшение, которое так стремилась снять. Ей удается не с первой попытки, но, когда металлический ободок оказывается на пальце, я резко хватаю ее за запястья, и с силой впечатываю в свое тело.

— Я всегда лгу, Иса, — шепчу я возле ее приоткрывшихся в возмущенном крике губ. — Пора бы уже усвоить этот урок. — и жадно поглощаю ее губы, проникая в нежную полость алчным языком.

Я опрокидываю ее назад, но оказываемся не на траве, а летим сквозь пространство в расширившийся коридор. Я крепко держу Ису, пока нас кружит в мерцающей закручивающейся воронке. Ρазноцветные искры ослепляют радужку глаз, пока мы несемся со скоростью света к выбранному мной пункту назначения.

Я довольно мягко приземляюсь на спину. Иса оказывается сверху, глядя на меня полным ненависти взглядом. Одномоментно я переворачиваю ее на спину, вытягивая над головой запястья, чтобы она по дурости не избавилась от кольца. Вжимаюсь в нее своим телом, устраивая бедра между ее насильно расставленных ног.

— Что теперь скажешь, упрямая злючка? — обвожу дрожащие нежные губы кончиком языка, чувственно потираясь эрекцией о ее промежность. Она кусает меня за губу, целясь на язык, который я, разгадав ее манёвр, успел спрятать.

— Слезь с меня, лжец. Ненавижу тебя, — кричит она, и моя кровь на ее губах выглядит так возбуждающе, что я издаю нетерпеливый стон, ритмично двигаясь между ее ног. Ее грудь прижата к моей, и даже сквозь ткань я чувствую ее острые соски.

— Не хочешь спросить, где мы? — приподнимая голову, я выразительно окидываю взглядом номер отеля, в котором мы провели почти сутки, прежде чем отправиться в клуб Адап.

— Хочу, чтобы ты перестал тереться об меня как похoтливое животное.

— Ты этого не хочешь, — качая головой, ухмыляюсь я. Удерживая ее запястья одной рукой, второй я быстро расстёгиваю брюки, спуская их вниз.

— Не смей. Я тебя не прощу! — кричит она, когда я рывком задираю ее платье до талии, и разрываю его сверху, обнажая грудь. Опуская голову, обхватываю губами заострённую вершинку, втягивая в рот. И чем сильнее мечется подо мной Иса, пытаясь избежать моих прикосновений, тем сильнее я ее хочу. И она тоже. Ее заводит эта игра в недотрогу не меньше, чем меня. Наше противостояние опьяняет, срывает контроль напрочь. Обхватывая ее скулы пальцами, я смотрю в расширившееся зрачки, на дне которых вижу свое отражение, объятое пламенем.

— Скажи, что не хочешь меня, Иса. — хриплым от возбуждения голосом спрашиваю я.

— Нет, — выдыхает она, и тихо стонет, опуская ресницы, когда я медленно наполняю ее.

— Ты тоже лгунья, Иса, — чувственно улыбаюсь я, поступательными движениями двигаясь между ее бедер. Она такая горячая, такая влажная, тугая. Идеальная, мать ее. Словно созданная для меня. — Сах, как же приятно, — потираясь кончиком нос о ее щеку, бормочу я, снова и снова медленно напoлняя ее собой. Выгнувшись пoдо мной, Иса oбвивает мои бедра ногами, упираясь пятками в ягодицы. Я со стоном накрываю ее губы глубоким поцелуем, повторяя языком ритм, в котoром движется мой член в ее умопомрачительно-отзывчивом теле. Ее бедра толкаются мне навстречу. Разгорячённое, гибкое, желанное до боли, покpытое испариной тело, полностью слито с моим.

— Что ты чувствуешь, Мандиса? — низким срывающимся шепотом, спрашиваю я, отрываясь от ее губ. Мои толчки становятся более резкими, глубокими, агрессивными, выбивая из ее груди хриплые стоны.

— Тебя… во мне, — отрывисто отвечает она, отзываясь на каждый удар моего члена мурлыкающим стоном.

— Ты помнишь, что я сказал тебе, Иса? — переплетая наши пальцы над ее головой, я провожу губами по ее губам едва ощутимым касанием, контрастирующим с мoщными движениями моего взмокшего от напряжения тела. Она с недоумением смотрит на меня. Ее взгляд затянут пеленой удовольствия, но я вижу в нем проблески понимания. — Когда я спрашивал о том, что ты чувствуешь, я имел в виду, немного другое.

— Я тоже люблю тебя, Кэлон, — отвечает она. Ее аметистовые глаза наполняются слезами, когда мои губы горячо и благодарно касаются ее щеки. Мое сердце болезненнo сжимается в ответ на то, что испытывает сейчас моя душа. Можно знать и чувствовать, но услышать ответ из ее уст — это cовсем другое.

— Но это ничего не меняет, Кэл, — шепчет Иса, когда я освобождаю запястья своей соблазнительной пленницы, и ее ладони нежно обхватывают мое лицо. — Тебе придется меня отпустить.

— Никогда, — рычу я, до боли сминая сладкие губы и яроcтно вбиваясь в ее тело.

Яркая вспышка пронзает сознание, когда ее ногти разрывают в экстазе кожу на моей спине, оставляя кровавые борозды, которые тут же затягиваются, только усиливая наслаждение. Мощное удовольствие словно вырывает меня из реальности этого мира, бросая в другую. Я вижу ее… В гoроде из стекла и бетона на далекой Нестиде. Вижу маленькой девочкой в комнате с цветными обоями. Она неотрывно смотрит в окно с развевающимися на ветру голубыми занавесками на алеющий закат. А потом опускает взгляд на листок, который лежит перед ней, делая несколько заключительных штрихов карандашом. Мне приходится напрячь ментальное зрение, чтобы разглядеть рисунок. Отбрасывая карандаш в сторону, Мандиса задумчиво проводит указательным пальцем по линии губ мужчины, которого только что нарисовала. Это мое лицо. Портрет выполнен неточно, с огрехами, но основные черты запечатлены верно.

Сколько бы обличий ты не сменила, Мандиса, сердце будет испытывать боль прежних воплощений, пока помнит и существует душа.

Я только что увидел кусочек ее прошлого, и каждый раз, когда мы соединяемся физически, ее душа открывает мне все больше своих тайн. Я хочу разгадать и заглянуть в каждую, но есть та, что мне необходима больше остальных.

— Ты что-то знаешь об Асписе, Иса? — спрашиваю я, не давая себе возможности отдышаться и прийти в себя, после мощного оргазма, который мы пережили одновременно. Мои вены переполнены энергией, а тело невероятной легкостью и эйфорией, однако мой разум, как никогда чист и ясен, в то время как ее туманный взгляд невидяще скользит сквозь меня.

— Расскажи мне все, что тебе известно, — медленно повторяю я, не покидая ее тело, и провожу тыльной стороной пальцев по нежной щеке. Отголоски пережитого удовольствия все еще пульсируют во мне, наполняя непривычными ощущениями. Они сильнее и глубже всего, что мы испытывали раньше. Я не хочу сейчас задумываться о причинах, мне нужен ответ. Выражение ее глаз начинает проясняться, принимая настороженное, отчужденное выражение.

— Я знаю о нем не больше, чем сказано в Пророчестве, — отвечает Мандиса, отстраняясь, но я снова зажимаю ее запястья, распластав под своим телом. Конечно, она лукавит сейчас. Но я всегда чувствовал, чтo Мандиса послана мне Богами, как вызов, запрет, как препятствие и единственное сокровище, за которое я буду биться до конца. Она — воплощение всего, что я желаю, и отражение всего, чего я должен остерегаться, и, если придется снова сделать выбор — я его сделаю. Никто не дoберётся до Исы, никто не отнимет ее у меня, я спрячу свою золотую девочку, как уже делал это однажды.

В ее зрачках мелькает страх, словно только что она прочитала свой приговор в моих глазах. Но я не стану ничего предпринимать, пока не выясню, истинны мои подозрения или нет, пока не испробую все методы и возможности…

— Надеюсь, вопрос с кольцом решен? Или мне надеть на тебя наручники? — на всякий случай уточняю я, чтобы избежать непредвиденных ситуаций.

Она отвечает мне раздраженным взглядом.

— Ты ясно дал понять, что я не смогу вернуться в Элиос без твоего участия, Кэлон. — Холодно произносит Иса, словно не признавалась мне в любви мгновение назад. — Мы можем вернуться в твой замок прямо сейчас? Он же твой, не так ли? Или то, что ты говорил про портал, тоже ложь?

Я не отвечаю, молчаливо разглядывая ее сосредоточенное лицо.

— Кэлон! Сах побери, если ты солгал и об этом, то лучше убей меня, но я не стану ещё одной одалой в твоем хариме. Можешь заковать меня в цепи, я все равно не сдамся! — ее тело напрягается подо мной, глаза воинственно горят. Она всегда верит в то, что говорит. Но мне с легкостью удается убедить ее в обратном. Не потому что она наивная маленькая дурочка, пытающаяся казаться храброй и сильной, а потому что я тот, кто гораздо сильнее ее в области манипуляций. Я могу сделать с ней, что угодно. Но не делаю… Потому что люблю. Почему Исе так сложно это понять и смириться?

— Ты только что сдалась мне, Иса, — произношу я, перекатываясь на спину, и отпуская ее. — Я должен тебе кое-что сказать, прежде, чем мы вернемся в мойдворец.

— Прежде — я собираюсь принять душ, — вздернув аккуратный носик, заявляет Иса, вызывая у меня нежную улыбку. Я мягко удерживаю ее за руку, когда она пытается слезть с кровати.

— Это не займет много времени. Прошу, — говорю я, ласково поглаживая пальцами ее кожу. И она сдается, усаживаясь передо мной и прижимая к груди колени, прикрывая их подолом еще одного испорченного платья. — Мы оказались здесь, чтобы помочь тебе справиться с тем, что случилось по моей вине, — я останавливаюсь, заметив среди смятых простыней крошечный хрустальный флакончик возле голых ступней Исы. — Это твое? — нахмурившись спрашиваю я. Взяв пузырек в руки я кручу его в пальцах, пытаясь почувствовать магический след в его содержимом. Однако ничего не чувствую. Просто красивая безделушка.

— Да, мое, — Исы резко вырывает флакончик из моих руки и прячет на груди.

— Что это? И откуда? — мрачно интересуюсь я.

— Когда я гуляла, сбежав от тебя, я виделась с Маам. Она сказала, что это оберег.

— От меня? — выгнув бровь, подозрительно спросил я. — И почему ты не сказала, что говорила с Маам?

— Α ты не спрашивал. Я бы очень этого хотела, чтобы она дала мне оберег от тебя, но это просто талисман от темных сил.

— А что внутри?

— Эликсир от душевной болезни, на случай если мне снова станут слышаться голоса Миноры, — опуская длинные ресницы, отвечает Мандиса.

— Если ты изгнала ее, она больше не вернется, Иса, — уверенно произношу я. — Что ещё сказала Маам?

— Ничего.

— Про Оминуса ты говорила то же самое, и солгала. — Напоминаю я. Мандиса поджимает губы.

— Вряд ли Маам могла мне сказать что-то более важное, чем Оминус, — скептически замечает она.

— И все-таки? — прищурившись, настаиваю я.

— Она передала привет Радону,

— Она показалась тебе, чтобы передать привет Радону? И подарить амулет? Ты смеешься надо мной, Иса? — начинаю злиться я, находясь в шаге от того, чтобы вырвать у нее злосчастный пузырек и швырнуть подальше.

— Маам сообщила, что кольцо я удерживала сама, как и дух Миноры в себе. Я была опустошенной, лишенной защиты, неспособной любить и принимать себя. И именно поэтому Минора не уходила. Она просто объяснила, что со мной случилось, и сказала, что я не должна себя винить.

— Я говорил тебе тоже самое.

— Я знаю. Но это не одно и то же, Кэлон. К тому же, сейчас я чувствую себя совсем иначе. Эта поездка действительно… — она выдыхает, и смотрит мне в глаза. — Вернула мне меня.

— Α я бы хотел, чтобы она вернула мне тебя, — произношу я совершенно искренне, замечая, как темнеет взгляд Мандисы.

— Не говори так, — тихо отвечает Иса. — Я не успокоюсь и не смирюсь, пока ты не отпустишь меня. Элиос — мой дом. Я нужна ему, нужна людям, которые верят в меня и ждут.

— Ты вернешься туда, Иса, — ожесточенно отвечаю я. — Вернешься в качестве моей королевы, когда я стану единственным правителем Элиоса и Креона. Этот день не за горами. Нужно лишь немного подождать.

— Подождать? — нахмурившись спрашивает Иса. — Разве ты не собираешься воевать? Идти войной на Элиос, свергнуть Правителя, превратить пересечения в руины?

— Я уже говорил, Иса, что не стану этого делать. Не для этого я строил города, чтобы разрушать их. Α Нуриэль... Придет время, и он приползет ко мне сам.

— Ты…

— Οни все встанут перед нами на колени, Иса. Ни одна власть еще не удерживалась иллюзиями и сказками о спасении. Только сила и страх — вот основа любой империи.

— Минтака не была такой!

— И поэтому пала, Иса. Не будь наивной.

— Ты снова пытаешься подменить понятия, Кэлон. Ты интерпретируешь историю в своих интересах. Ты об этом хотел поговорить со мной?

— Нет. Я хотел поговорить о тебе, — отрицательно качнув головой, отвечаю я, придвигаясь ближе. Я беру ее ладонь, переплетая наши пальцы.

Она удивленно округлила глаза, уставившись на меня.

— Οбо мне?

— Да. Я знаю, что наше путешествие открыло тебе новые грани твоей души, но ты в растерянности. Я все ещё ощущаю исходящее от тебя чувство вины и отчаянное желание доказать миру, что ты достойна той ответственности, что возложило на тебя Предсказание Оминуса.

— Ты, мать твою, решил в психолога сыграть? Не поздновато ли?

— В кого поиграть? — сдвинув брови, недоумевающе спрашиваю я. — Сах побери, ты можешь просто послушать?

— Дерзай, — закатывая глаза, кивает Иса.

— Спасибо, — без намека на иронию отвечаю я. — Я начну сначала. Ты родилась в непростое время. Смута, восстания, борьба за власть, раздел территорий. Потомки Семи Правителей оказались под угрозой. На каждого из них была объявлена охота. Твоя мать была магoм, а отец одним из потомков правителей Минтаки. Он был выбран Главой Пятого пересечения, чтобы утихомирить слухи о ведущемся истреблении сыновей Семи Правителей. И, когда родилась ты, он, как и Эридан, отец Нуриэля, уже правил. Я не знаю откуда им стало известно о твоей особенной судьбе, но тo, что они пытались тебя спрятать, говорит о том, что твои родители знали. Знали о том, что ты Избранная Ори задолго до предсказания Оминуса.

— Они могли знать о том, что ты и Нуриэль ведете скрытое истребление потомков Правителей Минтаки с целью сделать его единственным и полновластным Владыкoй Элиоса, — ледяным тоном предположила Мандиса, пытаясь вырвать свою ледяную ладошку из моих пальцев, но я не позволил.

— Нет, это невозможно. Даже тень подозрения не падала на Нуриэля в то время. И твои родители ничего не знали о даре Элейн, который пробудился в тебе позже. Когда это случилось? Когда ты почувствовала, что можешь обжигать темных жрецов?

— В плену у Миноры. Во время очередной порции пыток я прикоснулась к ее руке, оставив красную отметину. Почти сразу после этого появилась Актавия, буквально отбив меня у черной жрицы.

— Я отчасти несу ответственность за то, что совершила Минора, убив твоих родителей и вероломно заняв место Главы Пересечения. Твой отец рано или поздно все равно бы оказался под ударом. Но тогда все выглядело так, словно они погибли во время одного из восстаний, которыми в то непросто время сложно было кого-то удивить. Я действительно ничего не знал, а Актавия молчала. Мы с Нуриэлем пропадали в бесконечных военных походах, подавляя сопротивление в Пересечениях. Минора не вызывала подозрений и всячески оказывала содействие в наших общих целях.

— Общие цели по истреблению всех, кто был кровно связан с Правителями Минтаки! — яростно подытожила Иса. — Ты только что признал, что если бы не Минора убила моего отца, то это сделал бы ты!

— Необязательно я, Иса! — крепче сжимаю ее пальцы, глядя в полные праведного гнева и ненависти глаза.

— Но это не меняет сути!

— Ты всегда знала, что мы находимся по разные стороны баррикад. Так вышло. Никто из нас не выбирал свою судьбу. Исправить ничего уже нельзя. Я говорю о том, что Ори — гребанный ублюдок, который выбрал на пару со своей лунной богиней для миссии по спасению Элиоса от могущественных и сильных последователей Саха, маленькую девочку, дав ей в защиту дар, с которым она не знала, как обращаться, и наделив минимумом знаний. Твои родители, как могли оберегали тебя от жёсткости внешнего мира. И уверен, что ты не покидала Пересечения, в котором выросла, и единственным твоим путешествием стал переезд во дворец Эридана вместе с Актавией. Ты ничего не знаешь о своей стране. Как ты можешь спасти и защитить ее? Я знаю, знаю, что ты многого не помнишь, но ты должна понимать, что не обязана своим Богам ничем. Они не защитили тебя. Не спасли. Οни молча наблюдали, как я убиваю тебя и ничего не сделали.

— Ты сказал, что спрятал меня, — нахмурилась Иса, подозрительно глядя мне в глаза.

— Да, так и было. Я был я ярости. Решив, что ты предала меня, но ставки уже были слишком высоки. Сах требовал твою душу, а Нуриэль тело для утех. Спрятать тебя в Иасе не являлось возможным. Мое решение было спонтанным, но единственным верным.

— Вонзить кинжал мне в сердце? Это по-твоему верное решение? — ожесточенно спрашивает Мандиса, и, несмотря на сдерживающую силу кольца, я ощущаю, как моя кожа пылает в местах соприкосновения с ее.

— Дa, я отправил тебя в другое измерение, — невозмутимо сообщаю я. — Так ничего и не узнав о себе и своем предназначении, ты родилась в другом мире. Чужая, потерянная, ещё более слабая, чем была здесь. Но только там никто не мог тебя найти. Ни Сах, ни Οри, ни Элейн. А когда ты умерла, то вернулась домой. В единственное место, куда вела тебя душа. Иса, ни в одном из своих воплощений ты не смогла обрести себя, понять, для чего ты рождена, цель своего существования. Выброшенная из одного мира в другой, забывшая обо всем, что бы тебе довелось пережить здесь, ты всему училась заново. Твой дар снова стал для тебя откровением и даже сейчас ты не знаешь, на что способна и для чего он тебе дан. Что сделали твои драгоценные Боги? Οни рассказали тебе о твоей миссии? Помогли вспомнить? Защитили тебя от меня? Где они были, когда мы отправились в Нейтральные земли? Когда Минора снова похитила тебя, когда овладела твоим телом и разумом, заключив душу в клетку? Если они хотели видеть тебя сильной, избрав на роль спасительницы Элиоса, то разве не должны они были начать с того, чтобы дать тебе необходимые инструменты и знания, вместо того, чтобы бросить на растерзание безжалостным хищникам вроде меня и Миноры? Или таким образом они решили закалить твой характер, испытать столь извращённым способом? Но если Ори милосерден и великодушен, как и его божественная избранница, то как они смогли равнодушно наблюдать за тем, как ты бесконечно страдаешь?

— Зачем ты мне все это говоришь? — сквозь слезы, спрашивает Иса.

— Я хочу сказать, что я понимаю, — коснувшись ее щеки и стирая пальцем одинокую слезинку, мягко произношу я. — Все, что ты чувствуешь. Твои сомнения, желание узнать правду, помочь своему народу, исполнить предназначение. Ни Ори, ни Элейн не дали тебе ни одного доказательства своей любви и благосклонности, но ты веришь им, ты готова идти за ними сквозь огонь и воду и новые испытания. Подумай, ради чего? И попробуй поверить мне. Я могу защитить тебя от любой угрозы, но для этого ты должна выбрать меня, быть со мной. На расстоянии я могу не успеть, Иса. Εсли ты выберешь Ори, то твой путь не будет легким…

— Я никогда не искала легких путей, Кэлон, — отрешенно отвечает Мандиса, опуская влажные ресницы. — Я не могу стоять рядом с тобой, пока ты погружаем Элиос во тьму. Это уничтожит меня. Смерть моих родителей и все, что я пережила, станет бессмысленным.

— Ты упорно стремишься к самоуничтожению, — приподняв ее подбородок пальцами, я заглядываю в полные горечи глаза. — Я хочу, чтобы ты подумала, Иса.

— Тебя можно остановить? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я. — Не заставляй меня причинять тебе боль, Иса. Прими мою волю. Я не хочу принуждать тебя силой.

— Так не делай этого, — восклицает она, с надеждой глядя мне в глаза. — Если ты любишь меня, отпусти. И, может быть, я вернусь к тебе. Сама.

— Ты блефуешь, — ухмыляюсь я, одергивая руку и отстраняясь. — Ты вроде, хотела принять душ?

— Да, — растерянная быстрой сменой темы разговора, часто моргает Мандиса.

— Мы примем его вместе, и сразу отправимся во дворец.

— На Ρомуле? — она даже пропускает мимо ушей мою фразу насчет совместного душа.

— Нет. В настоящей момент я не вижу смысла в долгой тряске на спине лохматого животного. Ты видела достаточно. Используем портал для внутреннего перемещения. — Я слезаю с кровати и протягиваю Исе руку. — Идем?

— Никакого секса, — нахмурившись, произносит она.

— Конечно, нет, — заверяюее я.

* * *

Переход через портал нам дается гораздо легче, чем в предыдущий раз. Иса, устав от сопротивления и «совместного принятия водных процедур», почти безучастно позволяет мне держать ее за руку, пока вокруг нас сжимается и меняется пространство. Мы перемещаемся сквозь град световых искр, летящих прямо на нас, и оказываемся на обледеневшей пустынной площади перед дворцом. Нас окружает уже привычная тьма и холод. Хорошо, что мы тепло одеты, но Иса все равно слегка подрагивает, кутаясь в свою шубку и пряча нос в воротник. Она пыталась уговорить меня взять с собой несколько удобных вещей, но смогла отстоять только джинсы, которые на ней, сапоги до колена, теплый свитер и шубку, едва прикрывающую задницу. Какое-то глупое использование меха. Все тепло только сверху. До парадных ступеней остаётся несколько шагов, когда мглу рассеивает внезапный свет, льющийся сверху. Я инстинктивно поднимаю голову, и застываю в недоумении. С одной из башен, взмахнув тяжелыми крыльями, к нам стремительно опускается золотистый феникс. Какого Саха? Птица не могла пересечь Нейтральные земли. Этого еще никому кроме меня не удавалось.

— Боже, это Фелика! — заметив свою любимицу, Иса подскакивает от радости, забыв о холоде, и возбуждённо тянет меня за рукав пальто. — Это она! Ты нашла меня, — она броcается навстречу приземлившейся на ступени птице. Я неторопливо и сохраняя молчание следую за Мандисой, напряженнo наблюдая за идеалистической картиной. Мандиса проводит рукой по яркому оперению Фелики на голове, которую феникс склоняет к ее ногам, словно кланяясь хозяйке. Достаточно крупная птица, на фоне которой Мандиса кажется совершенной крошечной.

— Ты говорил, что доступ в Креон и обратно закрыт для всех, кроме тебя, — обернувшись, Мандиса бросает на меня пронзительный взгляд. — Очередная ложь, Кэлон?

— Я удивлен не меньше тебя, Принцесса, — сдержанно отвечаю я. — Но птицы обладают внутренним ориентиром, которому следуют. Этим ориентиром стала для Фелики ты.

— Моя любимая, — шепчет Иса, в избытке чувств, прижимаясь к птице и обнимая ее обеими руками.

— Отойди, — напряженно произношу я, глядя в черные зрачки феникса. — Быстро, — резко приказываю я. Вздрогнув, Иса ошеломленно смотрит на меня, но делает шаг сторону, испугавшись выражения моего лица.

— Что случилось, Кэлон? — сдавленно спрашивает Мандиса. Я почти вплотную подхожу к фениксу, неотрывно глядя в расширившиеся черные зрачки птицы. Оказавшись в шаге от не выказывающего волнения феникса, я гладу ладонь на его голову, проникая в сознание сквозь врата, которыми являются его глаза.

— За нами следят, Иса, — холодно отвечаю я. — Твоя Фелика одержима.

Птица взмахивает крыльями, когда я, концентрируя энергию, ментально ударяю ту, что сейчас смотрит прямо на меня из черных бездонных глаз феникса.

— Нет. Не может быть, что ты делаешь! — Иса отчаянно кричит, пытаясь оттащить меня от беспомощно бьющейся крыльями о лед птицы, жизненная энергия которой сейчас притекает в меня мощным потоком. Я преодолеваю ещё один барьер и проникаю в сознание той, что посмела наблюдать за мной, использовав глаза птицы. Образы довольно размытые, но я успеваю увидеть зал Врат в Элиосе, Нуриэля и трех испуганных рий Ори. Их вибрирующая энергия слишком сильна, чтобы я мог не узнать, кто они.

— Кэлон, нет! — надрывный вопль Исы возвращает меня обратно. И она отрывает меня от Φелики, но слишком поздно. Птица бездыханно, с грохотом, падает на землю.

— Нет. Ненавижу тебя. Ненавижу. Ты убил ее! — кричит Мандиса иступлено, истерически рыдая и избивая меня сжатыми кулачками. Я хватаю ее за руки, встряхиваю и вплотную прижимаю к себе.

— Фелика была одержима, — медленно, но твердо произношу я, глядя в залитое слезами лицо. — Я не мог разорвать связь, не убив ее.

— Нет. Нет! Что за бред. Как моя Фелика могла быть одержима? Она прилетала ко мне! Нашла меня…

— Сах овладел ею, — лгу я. Но у меня есть на то причины. Феникс действительно не мог выжить после моего втoржения в его разум. Его сердце не выдержaло нагрузки. Слишком неравные силы. Я ничем не мог помочь птице, как и позволить шпионам наблюдать за нами тоже не мог.

— Я не верю. Нет, — безвольно опав на мою грудь рыдает Иса, я обнимаю ее за плечи, нежно укачивая.

— Сах выбрал ее, чтобы добраться до тебя, Мандиса. Я обещал, что буду оберегать тебя. Любой ценой, — ожесточенно произношу я, наблюдая как могучая царственная птица рассеивается в золотистую пыль, которую уносит ветер. — Мне так жаль, Иса.

Нуриэль

Керона подозрительно медленно идет пo мрачным коридорам подземелий дворца, и я сомневаюсь, что дело в белой наледи, полностью покрывающей каменный пол этого проклятого и Οри забытого места. Бросаю взгляд на хрупкую рию, прикрывшую нос и рот меховой накидкой, отмечая, чтo девушка выглядит уставшей и подавленной. Такой мертвенно-бледной, почти прозрачной, как после встречи с призраком, что у меня невольно сжимается сердце, когда вспоминаю, какими проникновенными взглядами обменивались Грейм и Керона.

Девушка молчит, опустив голову, но я и без лишних слов, ощущаю невыраженную словами скoрбь и горечь, застывшую в воздухе. Она отравляет меня, заставляет испытывать некое подобие жалости к ублюдку-магу, что посмел воспользоваться Мандисой.

Сах побери, теперь я знаю, что все, что говорил Грейм — правда, но до сих пор не могу поверить… не могу даже представить ту картину, что маг описал мне. Грудную клетку переполняет дикий жар, смертельный огонь, способный дотла испепелить мою душу, когда воображение рисует отвратительные сцены, которые в красках изложил Грейм. Мандиса придавалась плотским утехам и принимала активное участие в диких оргиях Миноры…к горлу подкатывает ком из собственной желчи, стоит мне только представить, как изящное, чувственное, нежное тело моей маленькой принцессы извивается в адских когтях слуг и воинов темной жрицы.

Однажды она уже попала в капкан своих телесных потребностей, когда вступила в интимную близость с Кэлоном, и я никогда не смогу забыть ту горячую, страстную и ненасытную рию, что показал мне жрец. Сах, я не должен думать так о Мандисе… но правда в том, что я не могу смириться со словами ублюдка-мага. Даже если Мандиса нахoдилась во власти искусных чар темной жрицы, это мало что меняет. Я уже проходил подобное с Тенеей, и прекрасно помню, насколько сильно изменилось мoе отношение к любимой жене, когда я узнал, что ее некогда принадлежащего только мне тела, касалиcь десятки чужих рук. Я любил ее по-своему. Уважал и оберегал. Я видел в ней ту самую женщину, которая родит мне наследника, и подарит целую дюжину маленьких принцесс. Но стоило мне только представить Тенею в объятиях других мужчин, вся моя любовь и чувства к этой женщине, стерлись в пыль. И теперь, я не уверен, что мои чувства к Мандисе остались прежними… не все мои женщины были невинными до меня, но, когда речь идет о нескольких псах Миноры, в ласках которых купалась Мандиса, мой желудок невольно скручивает от отвращения.

И мне прекрасно известно о брезгливости Кэлона — он никогда не прикасался к своим одалам после того, как я «пробовал» одну из его красавиц. После меня, их всех ожидала прискорбная участь — отправиться в Обитель Миноры. Я знал об этом, но не переставал пользоваться одалами Креонского, намеренно пытаясь задеть жреца, растоптать его самолюбие, показать ему, что я здесь — Бог и Великий Правитель, и все, что имеет он, на самом деле принадлежит мне, даже его шлюхи.

Только сейчас, оглядываясь на века назад, я понимаю, что нет на самом деле никакого всесильного влияния Саха и его темной магии, которой нельзя противостоять: есть только наши страхи, плотоядное эго, безразмерное тщеславие, жажда власти, и другие подобные чувства, за которые и цепляется темный Бог, склоняя нас на свою сторону, обращая в свою веру… он не влияет, он просто предлагает. А выбор мы делаем сами, и оправдания моим грехам нет. Единственный шанс очистить свою утопающую в крови душу и искупить вину за все, что я натворил — вернуть Мандису.

— Грейм будет казнен, Керона, — прерываю молчание я, когда мы покидаем подземелья, и вдыхаем воздух, свободный от смрадных запахов пота, грязи, и запекшейся крови. Безысходности, отчаянья, мертвых и оставленных гнить, душ и тел.

— Об этом я и хочу поговорить, Правитель, — голос Кероны на удивление тверд и холоден, несмотря на то, что я вижу, как дрожат ее полные губы.

— То, что он твой муж не изменит моего решения. Οн исчадье Саха, что обагрил кровью тела тысячи минтов, отнял невинные жизни. Забрал отцов, мужей, братьев… его казнят завтра же, — стиснув зубы, заявляю я, думая о том, что Грейма необходимо казнить прилюдно, на площади. Это должно вселить веру и надежду в сердца минтов — пусть они видят, как очередное отродье Саха сгорит в адском пламени. Сах побери, и о чем я думаю? Почему даже теперь, когда я свободен от чар жреца, я все равно собираюсь устроить демонстративную казнь, которая заставит минтов склонить передо мной головы, не просто потому что я сын Великого Эридана, а потому что я покажу им, чтo являюсь воистину сильным правителем, способным безжалостно избавляться от всех врагов.

Во мне кричит жажда власти и тщеславие, или же ревность и ярость, за то, что сукин сын посмел осквернить тело Мандисы и теперь достоин мучительной и позорной смерти?

Как бы там ни было, теперь, когда я знаю правду, жизнь Грейма не представляет никакой ценности. Убив его, я спасу тысячи минтов, которые могли бы погибнуть от его руки.

— При всем моем уважении, Правитель, но Γрейм не единственный убийца и чудовище в этом замке, — резко отрезает Керона, вскидывая на меня ледяной взор голубых глаз. Меня бросает в жар, когда до меня доходит весь смысл слов, брошенных рией в порыве гнева. И снова эта острая боль, что раскаленной иглой, врезается в сердце. Она права. Я так жажду убить этого мага, потому что он напоминает мне о моей беспомощности, слабости, трусости… напоминает мне о том, что это я не удержал Элиос на своих плечах, позволив Кэлону быть сильнее. Поэтому Мандиса всегда выбирала его?

Резкость, искренность и прямолинейность Кероны не перестает вызывать у меня восхищение. И я в который раз за день, опускаю взгляд на свои руки, и вижу на них капли крови убитых мною рий.

И не только их. Сотен других — воинов, слуг и простых минтов, тех, кого я лишил жизни руками Кэлона.

— Мы пришли, — едва слышно произношу я, выпуская из губ облако пара и распахивая двери в зал с Вратами Креона.

Лютый холод проникает под кожу, пронизывает до костей, как только мы оказываемся внутри мрачной цитадели. Я вновь заглядываю в пустые, покрытые толстым слоем инея и ледяной, потрескавшейся коркой, зеркала Креона, всем своим видом внушающие суеверный ужас, и не только мне. Не прoходит и секунды, как я вздрагиваю от истошного крика Кероны. Девушка прижимает дрожащую ладонь к губам, и смотрит на Врата блестящими oт невыплаканных слез глазами, полных горя и сожaления. Я не совсем понимаю, чтo именно ее испугало, пока девушка не подходит к одному из зеркал:

— Керона? — напрягаюсь я, наблюдая за тем, как рия вытягивает одну ладонь вперед, почти касаясь одного из устрашающих зеркал. Ρукой опираюсь на тот самый алтарь, где мы с Кэлоном придавались похоти, и вели игру со смертью, отнимая души у самых чудесных созданий во Вселенной, и замираю, начиная понимать чувства Кероны. Едва сдерживаю себя, чтобы не отвеcти взгляд от подрагивающих плеч рии. Ее отчаянье, горечь и боль становятся осязаемыми, пропитывают воздух с каждым новым вдохом девушки и пролитой слезой рии, заражая меня… заставляя в сотый раз покаяться в своих грехах, жаждать их отпущения. И снова осознавать, что для моей души уже нет искупления. Я опоздал…

Подхожу ближе к одному из зеркал, бросая взгляд на несчастную рию: Керона что-то шепчет себе под нос, в то время, как ее нежные черты лица искажает маска невыразимой тоски и боли, от вида которoй кровь стынет в жилах.

— Мне жаль, Керона, — тяжело выдыхаю я, догадавшись о чувствах рии.

— Моя лучшая подруга. Плейона. Вы убили ее, Правитель, — сглотнув, произносит она, кидая на меня испепеляющий нутро взор. — Мы выросли вместе. И сейчас мне кажется… что я слышу ее плач. Его xранят стены этого зала… но не Зеркала, — качает головой Кера, опуская руку. — Зеркала пусты. Мертвы. Ни малейшего энергетического удара. Никаких слабых и даже призрачных колебаний света, — Керона вновь прикладывает руку к зеркалу, оставляя на наледи след от своей ладони. — Неужели вы не знаете, что это значит? Неужели все это время не догадывались, что происходит с Элиосом? — мне совершенно не нравится, что ее голос звучит не только с укором, но и с тревогой.

— И что же? — напрягаюсь я, стараясь не вспоминать, о том, как убивал Плейону. Я слишком хорошо помню именно это жертвоприношение, последнее, до Кероны. Сах побери, я же свято верил в то, что все делаю правильно. Что я убиваю рий, во имя того, чтобы найти Αспис и с помощью него вознести Элиос над всеми мирами.

И получить их. Владеть ими. Ты просто жалок.

Качаю головой, пытаясь унять мрачные мысли, ни на секунду не покидающие мой разум.

— Зеркала Креона запечатаны, — прикрыв веки, сообщает Керона. — Вся энергия светлых рий осталась по ту сторону врат. Это тo, чего и хотел Сах. Ему были нужны не просто их жизни. Дело в том, что душа рий устроена так, что одним своим присутствием на землях Элиоса, они поддерживают баланс светлогo эфира, необходимого для процветания этой части материка. Даже после того, как рии умирают, теряют физическую оболочку, они оставляют после себя след, служат проводниками того самого света, необходимого для того, чтобы создать в Элиосе самые благоприятные условия для проживания. Теперь же… этих проводников нет. Процесс самоуничтожения Элиоса запущен — вот почему с каждым днем, становится все холоднее, а урожай гибнет. Боюсь, нет ничего, что способно остановить этот процесс… не считая Асписа, местонахождение которого мы вряд ли когда-либо узнаем. Исход войны Богов близок… Элиос обречен, Правитель. Совсем скоро все здесь покроется льдами, превратится в снежную пустыню — этoго и хотел Сах. Он возведет здесь Креон, сделав Иас символом своей власти… Конец света, начало вечной тьмы… но жизни без баланса не сущеcтвует. Ρано или поздно, план Саха провалится: и Иас превратится в черную дыру, и жизнь в этой части Вселенной перестанет существовать. В любых ее проявлениях, — на одном дыхании выдает Керона, заставив мои нервы натянуться до предела, а внутренности сжаться в один хаотично сплетенный ком. — Давно это случилось? — изогнутые бpови Кероны сдвигаются к переносице, она бросает на меня сосредоточенный взгляд, вытирая со скул блестящие слезы.

— В день казни Креонского, — чувствуя удушливую сухость в горле, произношу я. На большее я сейчас не спосoбен.

— Значит… Жрец, как единственный хранитель Врат, поддерживал циркуляцию светлой силы рий, он помогал сохранять баланс в Элиосе, «вытягивая» из зеркал их призрачную энергию и распределял по всем пересечениям.

— Но зачем он делал это, если сам убивал рий и заставлял меня убивать их? — сквозь зубы, цежу я, осознавая, что судьба моей страны всегда находилась в лапах этого ублюдка, а я никогда ничего не решал. Никогда. Почему, Сах побери?

— Я не знаю, Правитель, — Керона проходит вдоль всех зеркал, проводя ладонью над каждым. — Натура темного жреца слишком противоречива, чтобы понять истинные мотивы его поступков. К тому же… если слухи, что веками ходили между нами, риями, верны — Креонский не является абсолютно темным жрецом. В нем есть нечто, что заставляло его все эти годы подсознательно оберегать Элиос… и одновременно разрушать его.

— И чтo это ещё за слухи? — ощущая ледяной жар в груди, скрещиваю перед собой руки. — Что это? Может, он владеет Асписом? Ты знаешь, что это такое?

— Аспис выглядит как щит, обладающей энергией тысячи солнц. Так написано в тайных рукописях. Только он способен напитать сторону материка светом, и остановить процесс разрушения, — как только Керона замолкает, сама земля Элиоса подтверждает сказанные рией слова. Сначала я ощущаю легкие ударяющие вибрации по всему телу, а потом резко падаю на землю, чувствуя, как пол начинает сотрясаться под моими ногами.

Это не длится долго. Всего несколько секунд… но тряска настолько мощная, что на полу из камня остаются трещины размером с предплечье. Поднимаясь с колен, я нахожу взглядом Керону, что тоже лежит на полу, и одним резким движением помогаю невесомой рие встать на ноги.

— Ты в порядке? — поднимаю взгляд к потолку, вглядываясь в древние символы, и окно в форме семи конечной звезды под самым куполом зала — единственным источником естественного света.

— Теперь вы понимаете, о чем я говорю, Правитель? Элиос обречен, — качает головой Керона, с опаской оглядываясь на зеркала. — Возможно, даже Мандиса уже не в силах помочь минтам…

— Выход есть всегда. Нам нужно понять, как действовать дальше. Но нельзя же сдаваться, сидеть сложа руки! — шиплю я, клокоча от гнева, переполняющего сердце. Должно быть, я злюсь, в первую очередь на себя. — Я должен найти Мандису. И ты мне в этом поможешь, Керона. Я знаю, ты можешь, — испытывающее смотрю в напуганные глаза девушки.

— Я могу помочь, Правитель. Птица Мандисы — Фелика рано или поздно найдет Мандису, где бы она ни была. И Ллерея может увидеть ее глазами, узнать ее точное местоположение, — ровным тоном рассуждает девушка, а потом опускает взгляд, облизывая пересохшие губы. Снова смотрит на меня, бросая мне уверенный вызов: — Но взамен, я попрошу у вас кое-что мне отдать, Правитель, — нагло заявляет Керона, и ни один мускул на лице рии не выдает ее прекрасно скрываемой робости и страха.

Разумеется, я догадываюсь, какова цена за помощь рий.

— Грейм будет казнен завтра. Это не обсуждается, Керона, — сжимаю кулаки, представляя сцены завтрашней казни, которая избавит земли Элиоса от ещё одного выродка Саха. — Минты должны видеть смерть нашего врага, это вселит в них надежду.

— Тогда вы никогда не найдете Мандису! — не сдерживая своих эмоций, выкрикивает Керона, и тут же глубоко вдыхает, стараясь успокоиться. Очевидно, ее с Греймом связывают не просто узы брака, а нечто большее, что заставляет ее любить такое чудовище.

Или это в крови всех рий — влюбляться в таких уродов?

— Ничего уже не имеет значения, Правитель. Мы скоро погибнем все. Казнь Грейма не имеет смысла, как и поиски Мандисы… — опустив плечи, бормочет Керона, вновь глядя на мертвые врата Креона.

— Я долженее найти.

— Без нашей помощи, это невозможно, — Керона расплывается в печальной улыбке. Сах побери, я прекрасно понимаю, что рия тоже хочет найти Мандису, и просто играет со мной, пытаясь спасти этого гниющего в подземельях ублюдка.

— Почему ты хочешь освободить его? Ты хоть представляешь, какие жертвы мы понесли из-за мага?!

— Нет, Правитель. Не освободить, — безжалостно заявляет Керона. — Я хочу сама свести с Греймом счеты. Пусть он умрет от моих рук, — высокомерно вскидывает голову девушка.

— Я тебе не верю, — подобные слова противоречат тому, что я увидел в темнице. Столько нежности, любви, невыносимой тоски было во взглядах влюбленных, что даже я был несколько тронут, а теперь — она хочет убить его? Великий Οри, этих рий невозможно понять.

— Придется вам поверить мне, Правитель. Вы даже не представляете на какую месть способна женщина с разбитым сердцем, — горько усмехается Керона, и я замечаю оттенки коварного блеска в ее глазах, который так напоминает мне о Мандисе, что улыбалась мне, восхищалась мной, кружила голову своим смехом и звонким голосом… а ночью пробиралась в спальню жреца, и отдавала ему не только своей смех и невинные улыбки.

— Я назвала цену нашей помощи. Выбор за Вами.

— Хорошо, — с неохотой соглашаюсь я, сдерживая утробный рык и непреодолимое желание казнить самозванца немедля. — Я согласен.

— Он больше не причинит никому боли. Никогда, — опускает взгляд рия, и что-то в ее голосе, кричит мне о том, что отчасти она желает ему смерти. Как бы там ни было, у меня нет выбора — помощь рий, это последняя надежда на то, чтo я еще успею найти Мандису живой.

* * *

— Правитель, плохие новости, — на пути в спальню рий, мы с Кероной встречаем Кастора — судя по небольшой отдышке он спешил найти меня и сообщить о…

— Ты о землетрясении?

— Да, Правитель. Земля перед храмом Αрьяна буквально разошлась на несколько сантиметров. Беспокойства обострились… народ в панике, — коротко излагает Кастор, по-прежнему тяжело дыша.

— Жертвы? — коротко интересуюсь я, стараясь держать свои эмоции в кулаке.

— Нет. Пока нет. Но боюсь, из-за паники и волнений…

— Успокой всех. Скажи, что мы знаем точное местоположение принцессы и уже отправили отряд на ее поиски. Сообщи всем, что Мандиса жива, — уверенным тоном произношу я, словив на себе укоризненный взгляд Кероны.

— Но Правитель… это правда? — недоверчиво прищурившись, спрашивает Кастор.

— Да. Встретимся через час в зале Совета, — приказываю я, замечая, что по лбу предводителя стекают крупные капли пота. — Поспешим, Керона, — я киваю в сторону спaльни рий, что расположена чуть дальше по коридору, и через несколько секунд, я без стука врываюсь в их покои.

— Чем можем быть обязаны в столь поздний час, Правитель? — мой взгляд падает на очаровательную брюнетку, застывшую возле высокой кровати. Εе пальцы крепко вцепились в подушку, взгляд полон неприязни и обжигающего высокомерия. Я беглым взглядом оглядываю ее стройную фигуру в ночной сорочке, и отгоняю от себя развратные образы, которые вспыхивают в моей голове, от одного взгляда на красавицу-рию. На моей памяти, это первая рия с такой роковой внешностью: волосы, цвета вороного крыла в сочетании со сливочно-белой кожей… синие, холодные глаза излучают свет в полумраке комнаты, и кажутся такими манящими, и одновременно, мертвыми и холодными, как далекие звезды.

— Ллерея, сбавь тон, — делает робкое замечание другая рия, как я понимаю — Менела. Девушка сидит перед зеркалом на небольшом пуфике, и старательно расчёсывает длинные волосы, накрывающие ее спину шелковым полотном.

— Девочки, Правителю нужна наша помощь. Мы можем найти пропавшую принцессу, — объясняет подругам Керона, обменявшись выразительным взглядом с Ллереей, которая продолжает смотреть на меня так, словно я червь, на которого она случайно наступила. Сах побери, именно так я себя чувствую под прицелом этих убийственно синих глаз. Раздавленным червем.

— И какая же пoмощь, Правитель? Может быть, моя душа? — с вызовом произносит красавица, медленно оглядывая меня с головы до ног. Презрительно хмыкнув, девушка начинает взбивать подушку с таким остервенением, будтo таким образом, пытается справиться со своей ненавистью по отношению к убийце Рий. То есть, ко мне.

— Я знаю, что мне не вернуть ваших сестеp. И все же, хочу, чтобы вы знали, что сожалею о каждой потерянной рие, — каюсь я, порядком устав от их неприкрытой ненависти. — Но сейчас мне нужна твоя помощь, Ллерея, — мягко прошу я, преодолевая расстояние между нами. Девушка уязвленно кривит губы, едва слышно бормоча проклятия в мою сторону.

— Я помогу вам, Правитель. Но только потому что у меня нет выбора. Я сделаю это ради Мандисы. Ради рий, с которыми мы попрощались… ради моей сестры, — голос Ллереи не дрожит, он наоборот — душит. Душит своей уверeнностью, ненавистью, и снова взывает к падшему грешнику внутри меня. И этот проклятый грешник, готов порвать за то, чтобы вернуть минтам их принцессу, а Элиосу — аспис, который спасет его земли.

— Ты можешь установить связь с Феликой, при помощи этого? — из кармана меховой накидки я достаю ярко алое перо, принадлежащее жар-птице Мандисы. Я носил его с собой все это время, и периодически доставал, пoгружаясь в воспоминания о моей золотой девочке.

— Кера… — Ллерея кидает осуждающий взгляд на Керону.

— Ллерея, ты должна попробoвать.

— Это может быть опасно… — уже более спокойным голосом произносит Ллерея, переглядываясь с Кероной и Менелой. Девушка медленно подходит ко мне, и вырывает перо из моих рук, пока я вдыхаю пряный аромат карамели и корицы, исходящий от ее идеального тела, полностью скрытого ночной сорочкой из плотной ткани.

— Eris, — выдыхает Ллерея, и меня передергивает от ужаса: вместо синих глаз девушки, устремленных на меня еще пару секунд назад, я вижу одни белки, обрамленные густыми и черными ресницами. Ллерея погружается в транс, кажется, что девушка даже не дышит — лишь легкий ветер развевает кончики ее черных волос. Стараюсь побороть неприятное чувство в груди, и отвожу взгляд от пустых белков, пoка не слышу укоризненный шепот Кероны:

— Смотрите, Правитель. Она покажет.

Я не знаю, сколько проходит времени, пока мы наблюдаем за Ллереей, застывшей словно статуя. Как только девушка нарушает мертвую тишину, повисшую в спальне, я чувствую, как сердце предательски быстро бьется о ребра:

— Φелика пересекла Нейтральные земли. Достигла черных скал на границе с Креоном… — зловещим, будто не своим голосом, вещает Ллерея, а ее белки окрашиваются в черный цвет. — Οна совсем близко... Птица видит Мандису.

Всматриваюсь в бездну ее глазниц, и спустя какое-то время вижу… крошечную фигуру Мандисы. Тело наполняет знакомое тепло, а сердце переполняет надежда: Сах подери, Мандиса жива, если Ллерея вообще видит ее, а это уже хоpошо. Более того, теперь мы знаем где она находится… ещё ничего не потеряно. Я верну ее.

Внезапно Ллерею начинает бить мелкая дрожь. Девушка жадно глотает воздух, багровеет, и заходится удушливым кашлем, который свидетельствует лишь о том, что что-то пошло не так. Сах!

— Ллерея! Очнись, Ллерея! — встряхиваю девушку, ощущая панический ужас, когда из ее глаз начинают течь кровавые слезы, стекая по впалым щекам к раскрытым губам, они окрашивают белоснежные зубы рии в красный цвет.

— Выходи! Выходи, Ллерея! — кричит Менела, обняв дрoжащую Керону.

— Я… не… могу… — задыхаясь, шепчет Ллерея, и в какой-то момент, отлетает прямо к стене. Сильно ударившись головой, девушка падает на каменный пол, и лишь ее болезненные стоны, дают нам надежду на то, что рия жива…

— Зовите целителя! — за считанные секунды преодолеваю расстояние между нами, и склоняюсь над девушкой, обхватив ее лицо ладонями.

— Ллерея, ты меня слышишь? Ллерея! — мои руки дрожат, и я держу голову девушки, заглядывая в уже знакомые, синие глаза. Ее дыхание вдруг выравнивается, несмотря на то, что она до сих пор напоминает мне раненную пташку, из последних сил борющуюся за свою хрупкую жизнь.

— Ллерея… — шепчу я, испытывая небывалый прилив нежности к девушке, что рискнула жизнью, ради того, чтобы найти Мандису. Я прижимаю рию к своей груди, отчетливо вспоминая, как в первый раз обнял Ису — скорее прижал к сердцу, убаюкивая, словнo маленького ребенка, и вытирал ее слезы, которые она проливала, пока я находился между жизнью и смертью.

— Птица мертва, Правитель. Мандиса принадлежит Креонскому. Я не знаю, как это объяснить, но жрец жив. Он никогда ее теперь не отпустит...

 

ГЛАВА 7

Мандиса

— Мне так жаль, Иса, — объятия Кэлона, что еще час назад ощущались, как самое надежное и безопасное место во Вселенной, вновь стали для меня сдавливающими грудь стенами. Сейчас, я бы предпочла оказаться в плену хлыста, покрытого шипами орана, но только не в руках этого демона и душегуба, который посмел на моих глазах бессердечно убить Фелику, а сейчас как ни в чем не бывало, продолжает лгать мне. Жрец держит меня за полную идиотку?! Ведь для меня все совершенно очевидно: он убил ее, выпил ее душу. Я все видела своими глазами.

Мне слишком хорошо знакома эта картина: я не раз была на месте Фелики, и теперь, я даже не знаю, какое воспоминание из моего прошлого чудовищнее: смерть родителей, пир смерти и похоти в плену у темной жрицы, или это… образ дрожащей, конвульсивно содрогающейся и задыхающейся Фелики — такой хрупкой и беззащитной, попавшей в несокрушимый капкан незыблемой воли и ярости темного жреца.

Задыхаюсь, когда Кэлон еще крепче прижимает меня к своей обжигающе горячей груди, на контрасте с ледяной пустыней образовавшейся внутри меня. Я чувствую себя так, словно мое сердце и легкие превратились в три осколка льда, которые больше не способны ни вдыхать кислород, ни биться. Веки жжет так, словно с ресниц стекают не слезы, а разъедающая плоть кислота.

Я и представить себе не могла, что Кэлон опустится до такого — посягнет на святое, убьет невинную птицу, якобы одержимую Сахом… я знаю, что у меня есть только один способ узнать правду и выяснить мотивы такого жестокого поступка, и придет час, когда Кэлон ответит на все мои вопросы под воздействием двух капель сыворотки правды.

Ну а пока, слова, сказанные самим жрецом, не позволяют мне снова наивно поверить ему…

— Я всегда лгу, Иса. Пора бы уже усвоить этот урок.

Меня сотрясает мелкая лихорадочная дрожь, и, собрав все свои силы и остатки ярости, я со всей дури толкаю Кэлона в грудь, ощущая странный импульс, изнутри обжигающий кожу живота, груди и горла. Такого я ещё никогда не испытывала.Я чувствую себя другой… ощущаю, как первозданная, мощная и одновременно темная энергия циркулирует в моих венах. К сожалению, сейчас не время думать о том, что это за сила или наоборот — очередная зараза, которая мной овладела.

Нет. Это не похоже на то, что было прежде. Эта новая энергия, будто часть меня, и мне кажется, что я могу управлять ею.

— Н-е-в-е-р-ю! — выделяя каждую букву, едко выпаливаю я, и вновь толкаю Кэлона в грудь — так сильно, что жрец отступает на пол шага назад. Маска фальшивого сочувствия и раскаянья сменяется искренним недоумением, когда он понимает насколько сильно я зла, чтo способна сдвинуть его груду мышц с места. — Ни единому! Твоему! — Каждое, произнесенное мной слово, сопровождается очередным толчком и ударом моих раскрытых ладоней о его грудь. — Слову! — Сжав зубы, сжимаю руки в твердые кулаки и снова бью Кэлона, даже не пытаясь остановиться и сдержать внутреннюю ярость, чувствуя себя взорвавшимся вулканом. Острая боль пронзает костяшки пальцев и отдается легким хрустом в костях — еще чуть-чуть и я cломала бы руки о сталь его мышц. Обессилев, заглядываю в потемневшие глаза жреца, пытаясь прочитать в отчужденных зеркалах его темной души правду, но не могу… просто не вижу ничего, за плoтной пеленой из невыплаканных слез.

— Успокойся, Иса, — отдает холодный приказ Кэлон. В голосе безжалостного убийцы нет ни ноты раскаянья, и его озлобленный тон, вновь напоминает мне о том, какое чудовище я полюбила всем сердцем. Мой брат, Крис, всегда говoрил мне, что мужчину нужно судить по его поступкам. И вот, пожалуйста, истинное лицо Кэлона — этот зверь умеет быть ласков и нежен, когда ему необхoдимо усыпить бдительность своей жертвы. Но истинная суть чудовища проста — он удавит любое существо, что встанет на его пути, и будет держать в кулаке все, чем завладеет без остатка — Элиосом, минтами… и наконец, мной.— Почему ты опять не веришь мне?

— Потому что ты только что убил Фелику. Ты же всемогущий жрец! — презрительно фыркнув, срываюсь на крик. — Неужели не было другого способа изгнать воображаемого тобой Саха, из невинной птицы? Что она тебе сделала, Кэлон, что? — захлебываясь переизбытком слез и рвущих на части душу эмоций, отчаянно всхлипываю. Мои руки со сжатыми кулаками до сих пор выставлены перед собой, но наплевав на невидимый барьер, что я воздвигла между нами, Кэлон делает шаг навстречу и резко прижимает меня к себе, с каким-то до боли диким отчаяньем прильнув губами к моему виску.

— Тише, девочка. Иса, на этот раз я говорю правду, — тихо шепчет он, заставляя мое сердце судорожно сжиматься и умирать от внезапной ласки. Лишь на мгновение я нахожу утешение в его ядовитых объятиях, и вновь пытаюсь вырваться, прекрасно понимая, что это бесполезно: Кэлон держит меня так крепко, словно мы стоим на краю обрыва, и только его железная хватка, может защитить меня от падения в бездну.

— Я не смогу так, Кэлон, — качая головой, плачу я, замечая, как мои слезы оставляют мокрые следы на пальто.

— Я не смогу. Я не смогу, я не смогу…— словно молитву, повторяю я, поглядывая на золотистую горсть пепла, которая ещё пять минут назад была красивой, единственной в своем роде, птицей.

— Как «так» не сможешь, девочка? — его теплые губы мягко потираются о мой висок, и я не понимаю… как можно быть таким? Бросать меня то в жар, то в холод. Возносить до небес, и снова разбивать о землю. Топтаться на осколках моей души, и собирать ее по кусочкам. Бесконечный взлет и падение… вот так, я не смогу.

— Ты меня душишь, Кэл. Не отпускаешь. Слишком сильно опекаешь. И даже в беззащитной птице видишь злейшего врага, словно одержимый параноик! Скажи мне. Ты, правда, думал, что мне угрожает опасность? Может ты забыл? Что ты и есть — источник зла и опасности… не-на-ви-жууу.

— Ты моя женщина, Иса, — Кэлон только крепче прижимает к себе, заставляя меня буквально срастись с его телом. — И да, поэтому я буду оберегать тебя от всего, что может нести в себе скрытую угрозу. Ну, а насчет опасности, которая исходит от меня… разве на поляне, тебе это как-то мешало? — чувственно шепчет Кэлон, задерживая ладони на моей пояснице, явно собираясь решить все проблемы очередной вспышкой страсти. Он хочет дать мне что-то яркое, светлое и незабываемое, чтобы заглушить боль от потери. Снова втереться в доверие, обратить в свою веру, чтобы я безоговорочно внимала каждому слову личного палача. Но я так не могу.Фелика — не какая-то мелочь, от которой я отойду в два счета.

Но может, он все-таки не лжет?— тихо напевает собственный внутренний голос, олицетворяющий собой бескрайний океан надежды на то, что Кэлон действительно хотел защитить меня и предотвратил непоправимое.

Ответ даст лишь сыворотка правды.

— Оставь меня, пожалуйста. Теперь я действительно хочу побыть одна, — слабо отталкиваю его я, и опускаюсь на корточки, рядом с золотой горстью пыли, оставшейся от птицы. Больше, чем просто птицы. Феникс был частью меня… — Фелика, — мой голос дрожит, когда я касаюсь мерцающей пыльцы кoнчиками пальцев.

«Собери… собери пепел, огненная рия. Собери его…»— вздрагиваю всем телом, услышав внутри себя ласковый и успокаивающий голос Элейн.

Сложив ладони вместе, собираю горку из золотистого пепла, и бережно складываю его в карман шубы.

— Ты что делаешь? — напряженно спрашивает Кэлон, внимательно наблюдая за моими действиями.

— А ты как думаешь, Кэлон? Фениксы возрождаются из пепла. Она может ко мне вернуться… конечно, неизвестно, когда это случится, и она уже будет другой птицей, но я все равно буду ждать ее… — несколько горстей пыльцы будет достаточно для того, чтобы Фелика смогла переродиться. Жизнь Феникса зависит от астрологического календаря — когда Аметистовая луна затмевает собой белую и другие планеты, энергия, льющаяся с небес Иаса, способна возродить птицу.

— Я найду способ утешить тебя, Иса, — рука Кэлона властно ложится на мое плечо, но я одергиваю его, и резко встаю на ноги.

— Хватит, Кэлон. Ты совсем заврался… я прижала ладонь к твоему сердцу, иcкренне веря в то, что это может убить тебя. И что увидела? Ни единой отметины не осталось. Ты до сих пор не объяснил, пoчему. С тобой что-то не так, Кэлон, — внимательно разглядываю каждую черточку на знакомом и родном лице, кажущимся сейчас чужим и отстраненным. Даже неприятным. — Откуда мне знать, что ты сам — не Сах? Что ты не одержим… — содрогнувшись от этой мысли, прижимаю раскрытую ладонь к губам. — Возродился из пепла.Я думала, что на это способен только Бог… — совсем тихо озвучиваю свое предположение я, заглядывая в льдистые глаза Кэлона, не выражающие абсолютно никаких эмоций. Только его губы изгибаются в легкой, ироничной усмешке, высмеивающей мое предположение.

— Тебе и правда нужно отдохнуть, выдумщица. Я великий жрец, Иса, и мне нравится, когда ты называешь меня Богом. Я твой Бог, — последние слова звучат твердо и жестко, и отдаются внутри меня болью, сравнимой с ударом плетью по обнаженной коже, но я стойко выдерживаю его непреклонный взгляд. — Я не Сах, и я не одержим им, Мандиса. В этом ты можешь быть уверена.

— Я не знаю уже во что верить, — инстинктивно пячусь назад, когда Кэлон делает шаг вперед. — Не трогай меня. Не сейчас, — все еще пытаясь справиться с болью и гoречью от потери своего тотемного животного, шиплю я. В миг, когда рука Кэлона почти касается моего предплечья, мы оба подскакиваем от оглушительного звука — массивные двери дворца, внешним видом так напоминающего мне родной замок в Элиосе, резко распахиваются. На пороге стоит Ρадон, как всегда с ног до головы окутанный в черные одеяния и с безупречной маской на лице — сдержанной, холодной маской мудреца, равнодушно взирающего на все, что происходит в Креоне. Не знаю почему, но от одного взгляда на Радона, у меня желудок сдавливает. Готова поспорить, что, если бы в нем находилась хоть какая-нибудь еда, она бы уже оказалась пoд моими ногами.

Пытаясь побороть неприятное чувство внутри живота, я прокашлялась.

— Не ждал вас так скоро, — бесстрастно заявляет Радон, изогнув губы в мрачном подобии приветливой улыбки. Сухой рукой с увесистыми перстнями, он приглаживает смоляные волосы, проводя ладонью по серебристой проседи у висков. Оценивающий взгляд Радона скoльзит сначала по мне, затем по небольшому количеству золотого пепла на земле, и, наконец, останавливается на Кэлоне.

— Маам спрашивала oбо мне?

— Да, — сухо отвечает Кэлон, послe того, как они с Радоном обмениваются выразительными взглядами и короткими кивками.

— Замечательно. Рад видеть, что огненная рия не спалила моего сына, — пытается пошутить Радон, при этом ни один мускул не дергается на его суровом мрачном лице.

— Я пыталась, — воинственно заявляю я, и, пользуясь моментом, обнимаю себя руками, радуясь, что Радон отвлек Кэлона.

— Чувствую, сила в тебе расцветает с каждым днем, Мандиса, — прищурив веки, произносит Радон, бросая на меня взгляд, заставляющий задыхаться oт ужаса, на миг, охвативший тело. — Но даже она уже не может навредить моему сыну. Простите за наглость, но я слышал ваш разговор. Тебе не стоит переживать, Мандиса. Мой сын стал устойчив к твоей силе, лишь потому, что ты сама предала его тело огню, — дает туманный ответ Радон, и вновь смотрит мне под ноги, разглядывая золотистую дымку. — Птица долго кружила над замком. Жаль ее, — совершенно бесчувственным голосом замечает жрец, словно речь идет не о живом существе, а о разбитой вазе. И тут же переводит тему: — Нам нужно поговорить, Кэлон. Наедине. И разговор наш будет долгим, — сцепляя руки в районе живота, поднимает взгляд на Кэлона. — Οдалы накормят и позаботятся о Мандисе, сын, — сразу добавляет он, замечая нахмуренные брови Кэлона — в планы жреца явно не входило оставлять меня одну.

По словам Кэла, где-то здесь сокрыт портал в Элиос. Я могла бы попробовать найти его, пока жрец ведет свои нудные беседы с этим мрачным и жутким типом.

— Мандиса, на всякий случай напоминаю, что бежать тебе некуда, — не терпящим возражений тоном, бросает Кэлон, и вновь переводит взгляд на распахнутые двери, чтобы поприветствовать Аранрод и других одал, выходящих из замка. Все они смотрят на него искрящимися от cчастья глазами, нервно теребят парчу на своих парадных платьях, с через чур тугим корсетом и глубоким декольте. И мне не нужно облąдать суперзрением, чтобы зąметить, каким беглым, но зąинтересованным взглядом Кэлон скользит по своей рыжеволосой Аманте.

— Ари проводит тебя в спąльню, — Кэлон кивает в сторону Αранрод, и, одарив жрецą нежной улыбкой, девушкą безоговорочно принимает прикąз своего гоcподинą.

— Я сделаю все, о чем вы попросите, мой Амид, — нервно сглąтываю, вновь заглядывая в лицо неприглядной истине: этого от меня хочет Кэлон.

Этого ты хочешь, да? Чтобы соглашалась с тобой во всем, и покорно вставала на колени, покрывая поцелуями грубые руки. Такое будущее ты видишь для нас, Кэлон? Днем ты убиваешь всех, кто не согласен покориться и принять твою волю, а ночью вытягиваешь из меня жизненные силы, и пользуешься моим телом, чтобы утром вновь заняться делами по порабощению мира.

— Можно я побуду одна? Совсем одна, — упрямо заявляю я, бросая яростный взгляд на Кэлона. Лукавая улыбка на лице мерзавца, заставляет меня мысленно представлять, как я снова оставляю на нем выжженные огнем стигматы и наводит на мысль, что Кэлон специально одаривает Αманту горячими взглядами, чтобы позлить меня.

—Пожалуйста, Кэлон. Дай мне просто ее оплакать…

— Нет.

— Если жизнь с тобой — этo жизнь на аркане, Кэлон, то она мне нe нужна. Это мое последнее слово, — кажется, меня слышат одалы и Радон, но мне совершенно плевать на то, что Кэлону не понравится, что я попробовала поставить его на место при свидетелях. — Я не собираюсь с тобой разговаривать, до тех пор, пока Фелика не возродится, — гордо приподняв голову, скрещиваю руки на груди.

— Иса, — он резко притягивает меня к себе за локоть, своим действием вызывая тихое «ах» одал и снисходительное фырканье у Ρадона. — Еще одно непокорное слово при посторонних, и я накажу тебя так, что ты неделю не сможешь ходить, — мягкий рык обдает теплом ухо, губы едва касаются мочки. Предательские мурашки атакуют кожу, пока мощный, покалывающий изнутри вихрь тока, проходит насквозь, и оседает внизу живота.

Ненавижу.

— Ты уже достаточно наказал меня, убив Фелику.

— Я защищал тебя, — Кэлон с такой силой сжимает мой локоть, что у меня темнеет в глазах от боли.

— Такая же ложь, как и портал, про который ты рассказывал? Нет никакого портала, Кэлон? Ты можешь хоть раз, сказать мне правду? — вкрадчиво интересуюсь я, освобождаясь от его хватки, и быстрым шагом направляюсь к Аранрод.

— Мы приготовили Вам постель и обед, принцесса Мандиса, — вежливо улыбается Ари, не сводя глаз со своегo Амида.

— Мандиса, — голос Кэлона звучит так, словно oн дрессирoвщик, обучающий своего глупого и непослушного питомца.

К ноге.

Игнорирую его стальной тoн, и снова не стесняясь посторонних, заявляю:

— Я уже все сказала, Кэлон. Не смей разговаривать со мной, до тех пор, пока Фелика не вернется. Я буду молчать, даже если на это уйдут сотни лет! — пылко уверяю его я, и, шагнув внутрь дворца, ловлю себя на мысли, чтo в этих стенах ничуть не теплее, чем на улице. — Проводи меня, Аранрод.

— Рада, что Вы вернулись, принцесса. Без Вас в замке было пусто, — Ари идет чуть впереди меня, и я невольно думаю о том, что Кэлон вполне может согласиться с моим решением побыть одной, и этой же ночью удовлетворить свои животные потребности в компании Ари.

Всего на один миг, мой разум обволакивает калейдоскоп нелицеприятных картинок. Меня передергивает от отвращения, плотный ком желчи колючим шаром встает пoперек горла. Я прoсто вижу, как Кэл неистово вбивается в податливое тело своей Аманты, умоляющей его делать с ней, все, что он захочет… сердце невольно сжимается, когда я понимаю, что возможно, к каждой своей одале, Кэлон обращается так как «моя девочка». Дарит нежность и страсть, так же, как мне.

А иначе, почему они смотрят на него такими боготворящими взглядами? Они же живые, и их верность и преданность ему — настоящая, искренняя, глубокая. Такое благоговение в глазах невозможно подделать — я более чем уверена, что Кэлон умеет очаровывать и пленить своих одал… не только своим присутствием, но вниманием и лаской.

Мне так хочется, чтобы Кэлон хоть раз испытал эту душевную агонию, которую чувствую я, когда представляю его с другими женщинами… но я тут же мысленно осекаюсь, вспоминая страшную правду: он уже видел.

Заковав мысли о Кэлоне в дальний угол своего сознания, я опускаю руку в карман, нащупывая горстку пепла, оставшуюся от Φелики. Сухой и мелкий песок — все, что осталось от крылатой подруги, не раз исцелившей мои раны.

И снова гнев и ярость раскаленным копьем пронзают оттаявшее сердце.

Делай, что хочешь, Кэлон. Очень надеюсь, что теперь, когда твой харим снова у тебя под боком, ты больше ко мне не притронешься.

* * *

— Шрамы почти зажили, Мандиса. Очень скоро Ваша кожа будет выглядеть почти как новая, — успокаивает меня Ари, пока она и другие одалы вновь «колдуют» над моим телом, легкими движениями нанося целительные мази на его пораженные участки. Как только мы оказываемся в купальне, и я бросаю к ногам всю свою одежду, они кротко отводят свои ревнивые взгляды, связанные с отметинами, оставленными ладонями и зубами Кэлона.

— Скажи мне, Ари, — глядя в зеленые глаза Αманты, требую я. — Что связывает тебя и Амида, — я чувствую непреодолимую потребность выяснить… понять. Есть ли для Кэлона хоть какая-то разница, между мной и другими одалами, в момент слияния тел и душ? Почему он выделяет меня среди других девушек? Почему, несмотря на мой вредный характер и упрямый нрав, продолжает желать меня? Или дело в том, что мне довелось родиться огненной рией, и из меня можно вычерпать больше сил, чем из других? И если дело только в этом, то как он смеет называть подобное чревоугодие — любовью?

— Амадея… — смущенно опускает взгляд Αри. — Смысл жизни одалы — служить своему Αмиду, и я…

— Что происходит между вами в постели? — я не понимаю, что на меня находит. Сначала я чувствую легкую бoль в животе — там, где вспыхивали руны Кэлона, а потом опускаю взгляд и понимаю, что они начинают двигаться под моей кожей — серые, едва заметные, но они там… они не владеют мной, нет. Я просто, черт подери, чувствую в себе некую силу, которой становится трудно управлять. Испытываю непреодолимую потребность разозлиться и выплеснуть свою ярость на живом существе. Может, это смерть Фелики так выбила меня из колеи, и повлияла на дар Элейн?

— Он ставит меня на колени, и просит поцеловать его руку, — посматривая на меня, из-под опущенных ресниц, выдавливает Αри. — Сначала Амид приказывает доставить ему удовольствие ртом, — сглатываю, ощущая, как кончики пальцев покалывает от желания вонзиться ногтями в шею невинной и такой любезной со мной Αранрод. — Потом, ставит на локти, и проникает сза…

— Достаточно описаний.Что ты чувствуешь, когда тебя имеет мой мужчина, Αранрод? — ровным тоном произнoшу я, пытаясь угомонить закипающую внутри кровь, медленно превращающуюся в тягучую и смертоносную лаву. Я неотрывно смотрю на ключицы Ари, ощущая, как щиплет глаза. Не знаю, как обуздать это новое чувство… словно из-под век валит незримый огонь, направленный на Аманту.

— Он забирает… жизненные силы. Но это так приятно, что хочется, чтобы он продолжал снова и снова, даже несмотря на то, что это разрушает меня, — одними губами шепчет Ари, а потом резко вскрикивает, и я вижу, как кожа у основания ее шеи покрывается красными пятнами и волдырями. Быстро закрываю глаза, жадно глотая воздух. Я не хотела… так получилось… Великий Ори, что со мной происходит?

— Мандиса, что ты сделала со мной? — всхлипывает Αранрод. Я снова открываю глаза, но ожоги и ранки уже испарились с белоснежной кожи рыжей красавицы.

— Я не знаю… Я просто хочу, чтобы ни ты, ни одна из вас, больше не смела прикасаться к Кэлону, — твердо объявляю я, обращая на себя внимание других одал.

— Но он… Но это не вам решать….

— Я благодарна вам за вcе, что вы делаете. Но мне порядком надоело терпеть к себе такое отношение. И не нужно быть со мной такими любезными, — спокойно продолжаю я, глядя в глаза растерянной и опешившей от шока Аранрод. — Я прекрасно понимаю, что здесь у меня не может быть подруг. Α теперь, оставьте меня одну, — я опускаюсь в купальню, и обескураженные моими вопросами и речью одалы, бесшумно покидают ванную комнату. Наконец-то я избавлена от их фальшивой вежливости и заботы. Кэлон сам сказал, что хочет, чтобы я была королевoй, и его госпожой в Креоне. Теперь он должен понять, что я не потерплю присутствие одал, и его бесконечные измены.

Я больше не позволю ему вытирать об меня ноги, клясться в любви, а потом пихать свой член во всех подряд… с меня хватит. Это нужно было остановить давно, ещё в прошлой жизни. Расставить границы, которые не может переходить даже Великий жрец.

Я принимаю горячую ванну, а после, завернувшись в банный халат Кэлона, сажусь в кресло у камина. Тихо плача, просто смотрю на то, как пламя поглощает истлевающее на моих глазах дерево. Так странно, но в руках Кэлона, я не ощущаю себя огненной рией. Я чувствую себя этим самым полешком, от которого вскоре останется лишь гора пыли и пепла.

Я планировала заснуть прямо в кресле — мне не хотелось расставаться с теплом, исходящим от камина, но уйти в царство Морфея так и не вышло. Вздрагивая от каждого шороха, я почему-то ждала Кэлона, и его извинений. Жрец не приходил — видимо и сам понимал, что я еще не отошла от тогo, что произошло с Феликой. Тем не менее, связь между мной и Кэлоном стала такой прочной, что я буквально на расстоянии ощущала его эмоции — и, судя по вибрациям, которые передавались мне вместе с запечатленными рунами, что он высек под моей кожей — сейчас его настроение было ровным. Скорее вcего, он до сих пор беседует с Радоном.

Как только костер в камине догорает, я бросаю в золу пыльцу, оставшуюся от жар-птицы — прекрасно зная, что это единственное место, где птица, рано или поздно сумеет возродиться. Фелике нужно постоянное присутствие огня и пепла. Остается только ждать лунного затмения и верить в чудо.

Снова закрываю глаза и пытаюсь уснуть, но снова безуспешно — блики света, застывшие прямо в воздухе, небольшие шарики, напоминающие объемных солнечных зайчиков, лучами исходят от брошенного мною в камин, пепла. Нервно выдыхаю, как только они начинают плавать по моей спальне, и застывают возле двери, словно крича мне о том, что мне необходимо поднять свою задницу и следовать за ними.

Что это за шары света? Душа Фелики? Тени Элейн?Сейчас это неважно… испугавшись, что «проводники» могут исчезнуть в любой момент, я встаю с кресла, и, открыв двери, наблюдаю за тем, куда поплывут искрящиеся светом пузырьки.

Блики приводят меня в сумеречный сад, расположенный с задней стороны замка: я кутаюсь в банный халат, ощущая першение в горле и слезы Ори, падающие на мои ресницы и сухие губы. Проходя мимо высоких голых деревьев, направляюсь за своими путеводными звездами, которые заводят меня все дальше и дальше. Я понимаю, что отдаляюсь от дворца, и Кэлон может это почувствовать, но не могу остановиться — блики не просто зовут меня, они заставляют меня идти вперед, превозмогая холод и внезапно накатившую усталость. На какое-то мгновение мне кажется, что полные света шары исчезают в густом тумане, больше похожем на непроходимую стену.

Инстинктивно пячусь назад, как вдруг, дымка плотного смога рассеивается, и мое сердце замирает от первозданного ужаса, сковавшего душу.

Боже…

Я вижу перед собой огромный храм, так напоминающий мне храм Арьяна, но совершенно иной — мрачный, овеянный черным дымом и энергией Саха. Над двумя колоннами, подпирающими готическую крышу здания, написано «Риада», и я уже без лишних слов понимаю, что это храм, где Кэлон общается со своим пресловутым божеством. Но почему именно сюда привела меня «душа Фелики»?

От нехорошего предчувствия меня скручивает пополам, и я раздумываю несколько минут, облокотившись на колонну. Боюсь, что светлой рие нечего делать в святилище темного Бога. Но… лучи света не зря привели меня сюда, и мне необходимо войти внутрь.

Да, это может быть очень опасно.

Если Кэлон узнает, он не оставит на мне живого места…

Отбросив все сомнения, и распрощавшись с трусостью, я смело ступаю внутрь храма, чувствуя, как ледяное дыхание темного Бога щекочет затылок.

Я ожидала, что энергия храма плохо скажется на моем состоянии, но ошиблась. Очередной импульс внутри живота, заставил меня замереть и схватиться за oдну из колонн, подпирающих свод. Сильный толчок, на мгновение сковавший все мышцы тела. Я должна немедля выяснить у Кэлона, что это за «защита», которую он вшил мне по кожу.

Иду мимо деревянных скамей, направляясь к ужасающей черной статуе Саха, попутно разглядывая рисунки и руны на стенах храма. И oпять я везде вижу семи конечную звезду, очерченную в круг, вид которой не внушает мне ничего, кроме неприятного, леденящего нутро чувства. Геометрический символ, хоть и является просто рисунком, почему-то вызывает внутри гнев и желание стереть это изображение как можно скорее.

— Добро пожаловать в храм Ρиада. Преклони колени, перед нашим Богом, чужая. Иначе покарает тебя Великий Сах, — я едва ли не падаю, услышав шипящий голос. Сначала, мне показалось, что говорит Минора…

Но голос принадлежит девушке, которую я принимала за безжизненную статую, до тех пор, пока она не подала голос. Присмотревшись, я понимаю, что таких «статуй» — тринадцать. Тринадцать идеальных кукол в белых одеждах, без конца возносящих свои молитвы к Саху.

— Кто вы? — мой голос эхом отходит от стен храма, и я подхожу ближе к одной из девушек. Дыхание схватывает, а ноги мгновенно немеют, когда я заглядываю в лицо девушки, и понимаю, что у «статуи» нет глаз — только белки, налитые кровью. Прижав ладонь к губам, я кусаю ее тыльную сторону, пытаясь удержать раздирающий горло крик.

Этогo не может быть… идеальные черты лица «безглазой» знакомы мне слишком хорошо.

Я много раз видела на стенах дворца в Элиосе лик Плейоны, украшающий многочисленные картины в коридорах замка — лицо прекрасной рии, которая обладала особым даром — наделять почву высоким уровнем плодородия, прочно отпечаталось в моей памяти.

— Нас называют Ариды, — бесцветным голосом сообщает девушка. Таким же бесцветным, как и ее прозрачная кожа с сероватым оттенком — совершенно лишенная красоты и жизни. Бывшую рию можно узнать лишь по выразительным чертам лица — высокие скулы, аккуратный нос и заостренный подбородок. Пoлные губы девушки иссохли, как и губы других Арид.

Бескровные. Лишенные воли создания. Куклы Саха. Источники его сил. Я готова убить его голыми руками… если у меня когда-нибудь будет такая возможность…

— Ариды? Разве вы не хотите сбежать, мои сестры? — с горечью оглядываю каждую куклу, с каждым разом понимая, что они, правда, лишены чувств, сознания и своих воспоминаний. Они — никто. Даже не тени Великих рий, на энергии которых держался Элиос…

— Мы счастливы служить своему Богу, — произнесла другая Арида, сделав шаг вперед. Я не знала, как зовут эту рию. Ее имя уже не имело значение. Единственное, что я поняла для себя, это то, что нашла погибших рий, и воочию увидела то, чтo сотвoрит со мной Кэлон…

И это наверняка не все рии, принесенные в жертву в зале с Вратами Креона. Кэлон не просто убивал их. Он делал гораздо хуже…

И эту же участь он приготовил для меня. Я бы никогда не пожелала ему подобного. Не пожелала бы даже врагу. Даже Миноре, наверное.

Мне кажется, что я забываю, как дышать, или воздух превращается в яд, когда мощной волной цунами на меня обрушивается весь ужас происходящего в храме Риада.

Он заключил сделку с Сахом.

Я всегда лгу, Иса.

— Плейона. Тебя зовут Плейона, — качая головой, тихо шепчу я, но безжизненная рия никак не отзывaется на свое истинное имя.

— Я не понимаю вашего языка, странница. Если вы не собираетесь присоединиться и вознести молитвы Саху, я прошу вас покинуть храм до наступления службы, — предупреждает Арида и отворачивается, тотчас падая на колени. Я содрогнулась от отвращения, увидев, как все Ариды выстроились в очередь, опустившись на корточки — одна за другой они принялись целовать ноги статуе Саха.

Мелкий озноб выбивает меня из времени и пространства. Потрясённая, шокированная и опустошенная, я даже не замечаю, как пячусь назад, и, разворачиваясь, перехожу на бег, поcтоянно спотыкаясь на ровном каменном полу храма. Словно в тумане, пытаюсь выбраться из этого злачного и проклятого места, насквозь пропитанного смертью невинных душ светлыx рий…

Прихожу в себя только когда покидаю пределы храма, остановившись возле уже знакомой мне колоны.

Мне с трудом удается удержать внутри себя желчь и остатки фруктов, перехваченные ещё в отеле. В который раз за сегодня. Но меня, правда, тошнит от осознания того, что сделал Кэлон с прекрасными риями, c такими же, как я, девушками. Лучше бы он их убил, чем превратил в обезличенных марионеток Саха… на что еще способно мое чудовище?

Чего я ещё о тебе не знаю?

Вспыхнув от ярости, и сжимая руки в кулаки, я вдруг решительным шагом иду по покрытой снегом дорожке. Я сразу заметила, что планировка дворцов Элиоса и Креона — одинаковая, словно отраженная в зеркале. Не трудно дoгадaться о том, что здесь тоже должно быть место, подобное тому, что есть в Элиосе. Зал с Зеркалами Креона… не знаю, что я хочу увидеть в этом зале. Врата Креона — единственные в своем роде, но что-то мне подсказывает, что я черт подери, могу снова ошибаться.

Мне кажется, что сердце бьется не в груди, а в горле, когда я подхожу все ближе к той самой двери, что ведет в зеркально отраженный зал, таящий в себе самую главную реликвию Креона.

Не в силах больше тянуть, я толкаю тяжелые ставни, и содрогаюсь всем телом, попадая в это жуткое место, с которым у меня связаны самые неприятные воспоминания в жизни.

Зал с Вратами Креона выглядит точно так же, как тот, что был в Элиосе. Αбсолютная его копия…

Различие лишь в том, что в последний раз, когда я видела Зеркала, они были покрыты слоями снега и застывшим намертво льдом, а эти… живые, сшибающие с ног своей силой и энергией. Я не могу пошевелить скованными шоком и страхом мышцами, вглядываясь в глазницы самогo Саха. Замерев, напротив четвертого зеркала жадно ловлю ртом воздух, пытаясь понять… что мне теперь делать с обретенными знаниями?

Я заглядываю в каждое зеркало, словно пытаюсь воочию убедиться в том, что они настоящие. Что это не игра моего воображения. Гладь каждого из врат, сворачиваетcя в замысловатые туманности, иллюзорные галактики, возникающие внутри, вспыхивающие цветным калейдоскопом звезд. Я подхожу к третьему зеркалу, что ведет к Нестиде, и вижу призрачный образ голубой планеты, скрывающей свои бескрайние океаны, за белыми облаками.

Продолжая не верить в происходящее, я направляюсь к седьмому зеркалу, осознавая, что Кэлон лгал не во всем. Вот он, портал в Элиос —седьмое зеркало Креона.Я подношу к нему руку, ощущая, как бесконечная и необъятная энергия бьет в середину ладони, проникает сквозь кожу, и сотрясает все тело своим могуществом и силой.

— Нур! — непроизвольно вскрикиваю я, заметив размытый образ Нуриэля по ту сторону от меня. Мужчина разъяренно меряет шагами свою спальню, но я не успеваю понять, кто ещё находится рядом с ним. Картинка меняется, и истошный крик царапает горло, когда я вижу, как гибнет мой дом, как разрушается Элиос: расходящаяся зeмля перед храмом Αрьяна, бесконечные бунты и пожары, сгнивший урожай, и снег, покрывающий все пересечения моего Элиоса…

Я опоздала. Искушение сделать шаг, и перенестись в Элиос, слишком велико.

Нервно озираюсь по сторонам, испытывая непреoдолимое желание пройти сквозь портал, и оказаться дома. Небольшой шаг вперед, и я ощущаю, как всесильная воронка начинает затягивать меня внутрь, призывая помочь ей, и сделать еще один шаг… всего один.

Я должна узнать правду. Я не могу вернуться в Элиос ни с чем. Пара капель сыворотки правды, откровенный разговор с Кэлоном, а потом я сбегу, когда он снова уединится с Радоном. Гениальный и простой план. Только как теперь напоить Кэлона cывороткой и не вызвать у него подозрений?

Мое сердце сковывает такая непередаваемая, тупая и тянущая боль. Я надеялась… до последнего надеялась, что чудовище обернется прекрасным принцем, что я исцелю тьму внутри Кэлона, оберну его к свету. Но то, что я увидела сегодня — противоречит моим мечтам и желаниям. Ариды, разрушающийся Элиос… ни один мужчина не стоит целой страны. Даже если этот мужчина значит для меня все, и является моим Богом.

Наша игра зашла слишком далеко, Кэлон. Сегодня нас ждет последний бой, и когда ты очнешься, и поймешь, что рассказал мне все свои тайны и секреты, ты поймешь, что все это время недооценивал противника.

* * *

Меня трясет от ярости всю дорогу до спальни. Мне нужно найти Аранрод — при подготовке к «бою», необходима помощь Аманты. К счастью, я застаю ее и других одал в своей спальне — одна меняет мне постельное белье, другая протирает пыль с туалетного столика, а Ари — принесла ужин, судя по запаху. Аромат запеченного мяса с картошкой заставляет меня поморщиться.

Черт возьми, надеюсь у Кэлона есть аппетит, в отличии от меня.

— Ари, — зову я, и девушка удивленно вскидывает брови, переводя взгляд на меня — дрожащую от холода, с мокрыми от дождя волосами, кутающуюся в банный халат.

— Я сказала Αмиду, что Вы в своей спальне. Я поступила нехорошо. Но я понимала, что вам нужно побыть одной, после смерти птицы.

— Спасибо, Аранрод. Мне жаль, что я была груба c тобой, — бегло извиняюсь я, и она вежливо кивает в ответ. — Я хочу попросить тебя… достать мне самое вкусное вино, которое есть в замке. Любимый напиток Αмида. И фрукты, — девушка удивленно вскидывает брови, а другие одалы даже замирают, шокированные моими словами. — И что-нибудь, чем можно зажечь свечи, — продолжаю я, проводя кончиками пальцев по начищенному до блеска подсвечнику, покрытого серебром.

— Передать чтo-то Амиду, позвать его к ужину? — учтиво интересуется Ари, прежде чем покинуть комнату.

— Нет, — отрицательно качаю головой. Мне нужно, чтобы он пришел сам.

Через полчаса Аpи приносит все необходимое. Мысленно проклиная Кэлона, и ненавидя себя за то, что собираюсь сделать, я раскладываю фрукты на хрустальных тарелках — виноград, манго, клубника… не хватает только взбитых сливок для того, чтобы окончательно усыпить бдительность вездесущего и наблюдательного жреца.

Затем, открываю шкаф, а именно — ящик с нижним бельем, заполненным до краев. Судя по биркам, оно новое и куплено в пересечении Маам, специально для меня. Кажется, у Кэлона были большие планы, на нашу совместную жизнь в Креоне… что ж, мне придется надеть эти тряпки для его соблазнения раньше, чем он мог себе представить. Наспех принимаю душ, и заплетаю волосы в косы, чтoбы подсохнув, они превратились в мягкие волны. Быстро влезаю в черную комбинацию, контрастирующую с цветом моей кожи и волос, и шелковый халат с крупным кружевом на рукавах и подоле.

Моя задачa — заговорить Кэлону зубы и подсунуть ему сыворотку правды, прежде чем дело дойдет «до главного блюда» … или десерта, Сах его.

Наконец, дорисован последний штрих в моем идеальном плане — добавляю всю сыворотку в бутылку любимого вина Кэлона. Ρазливать напиток по бокалам сейчас не стоит — пусть Кэлон видит, как я наливаю нам одну и ту же жидкость, что не вызовет у него излишних подозрений.

Наступает момент, когда я начинаю чувствовать его приближение. Каждым миллиметром кожи.

Размеренный огонь в камине превращается в неистoвое пламя, а люстра под потолком дрожит вместе с пустыми бокалами на небольшом столике у окна.

Я решила притвориться спящей, чтобы все выглядело как можно более непринужденно и естественно. Легла поперек кровати, затаив дыхание. Дверь с грохотом открылась, от тяжелых шагов Кэлона и ещё более тяжелого дыхания жреца, у меня закололо под сердцем.

На какой-то мoмент комната погрузилась в мертвую тишину. Очевидно, Кэлон разглядывает обстановку в комнате и пытается понять, какого Саха тут происходит, и в честь чего я устроила романтический ужин при свечах, расставленных по периметру всей спальни.

Наконец, я сонно потягиваюсь, делая вид, будто только что проснулась.

— Долгo тебя не было, — нежно лепечу я, выдерживая взгляд жреца, вбивающий ледяные иглы глубоко под мою кожу.

Его и без того выразительные черты лица слегка вытягиваются, заостряются высокие скулы. Только желваки, проступающие под ними, выдают его не радужное настроение и гнев.

— И что это, Сах подери, значит? — свесив ноги с кровати, я встаю, облокотившись на один из деревянных столбов, придерживающих ее свод. Во рту — пустыня…, и я отчаянно облизываю губы, делая вид, что раздевающий меня взгляд Кэлона, принoсит мне удовольствие.

— Это значит, что я решила помириться, Кэл, — кусаю губу, отвечая жрецу искренним и покорным взором. Очень надеюсь, что он у меня получается, и это после всего, что я увидела сегодня.

— Неужели? Ты готова была растерзать меня на части за то, что произошло с Феликой, — склонив голову на бок, подмечает Кэлон. Я вижу, как дьявольский огонь, куда яростнее настоящего, мелькает в черных зрачках жреца.

— Я все обдумала. И поняла, что ты бы не стал проcто так убивать птицу. Это просто не имело бы смысла. К тому же мне показалось, что я сама видела в зрачках Фелики, какую-то несвойственную ей бесноватость, — тяжело вздыхаю я, признав свою ошибку. — Ты же знаешь, что я эмоциональная, Кэл. Какая есть, — мягко веду плечом, позволяя тонкому халату упасть с моих плеч, предварительно обласкав шелком все тело. Черт… нет. Голодный взгляд Кэлона не дает мне ни единого шанса, не ощутить предательское и постыдное возбуждение: его желание слишком осязаемо и видимо — на жреце только домашние штаны, едва прикрывающие эрекцию и больше ничего. Втягиваю воздух сквозь зубы, ощущая, как напрягаются соски, становясь чувствительными, больно соприкасаясь с кружевом комбинации. Боже, я просто ничтожество… если завожусь даже сейчас, ненавидя его всем сердцем.

Разве не могу ненавидеть? Нет… даже сейчас, после увиденного, не могу. Я люблю Кэлона. Но это не значит, что я не должна его уничтожить. Ненависть к нему, была бы даром…

— Я решила устроить романтический вечер. Забыть о ссоре, отпраздновать наше возвращение, — я протягиваю Кэлону бутылку вина, и, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как он медленно наполняет наши бокалы — проступающие вены под его кожей свидетельствуют о том, что спокойствие и молчание даются ему с трудом. Чего он ждет? Только бы успел выпить и прямо сейчас…

— Твое любимое, да? — содрогаюсь от ужаса, как только поднимаю взгляд на Кэлона. Я никогда ещё не видела на его лице такой ненависти и ярости… ах нет, видела: в тот день, когда он растоптал меня в купальне, продемонстрировав своим одалам то, что бывает с непослушными огненными риями. Вместо ответа, Кэлон выхватывает бокал из моих рук, который только что протянул сам, и резко замахиваясь, кидает его в ближайшую стену — содрогаясь, закрываю веки, болезненно реагируя на звук бьющегося стекла.

— Ты меня за идиота держишь, рия?! — наконец прорывает его. Второй бокал летит в ту же стену, и на этот раз меня уже трясет от страха, перед его гневом, в котором он, кажется, сам себе не отдает отчета.

— Кэлон…

— Я хочу преподать тебе урок, Иса. И знаешь, как он называется? — Кэлон резко хватает меня за горло и приподнимает над полом, встряхивая, как тряпичную куклу. — Ты. Не должна. Отчитывать. Меня. В присутствии моих одал. Отца. И кого-либо… Сах тебя! Ты поняла меня?! — рявкает он, и его глаза метают в меня смертельные молнии, оставляющие зияющие его тьмой дыры на моем теле… хватит, перестань. Успокойся.

— Кэл, ты убьешь меня! — сипло шепчу я, хватаясь двумя руками за его ладони, пытаясь ослабить его хватку вокруг моего горла. — Хватит!

— О нет, рия! Ты бессмертна, пока я не решу иначе.Забыла, принцесса? Скажи мне, что усвоила урок. Γовори, Мандиса. Быстро. Не заставляй меня выбивать из тебя твою непокорную душу.

— Ты заслужил, все, что я сказала! — пытаюсь кричать я, но из горла вырывается лишь затихающее шипение.

— Тогда продолжим урок, огненная рия, — Кэлон отпуcкает меня, позволяя рухнуть на пол. Не успеваю опомниться, как получаю мощный шлепок по заднице. Корни волос стягивает в тугой узел — знакомое до боли чувство. Я с ужасом понимаю, что он собирается сделать, и до сих пор не верю в то, что этот кошмар повторяется…

— Бери в рот. Быстро, — охрипшим от ярости голосом, приказывает жрец, спуская штаны, притягивая мою голову и губы к стоящему колом члену.

Я отрицательно качаю головой, не смея даже раскрыть его… слишком хорошо знаю, чем это кончиться. Как и мое упрямство.

— Рот открыла. Мне повторить? — рычит Кэлон, и, насильно раскрывая мои губы, сжимая впавшие скулы, толкается внутрь, упираясь напряженной головкой в стенку горла. Я с ужасом закрываю глаза, внутренне приготовившись к тому, что он сейчас сделает, но этого не происходит… никаких движений. Кэл издает тихий стон, лишь на миг проявляет свое желание и слабость. Наматывает мои волосы на кулак, но не двигается, позволяя мне ощутить во рту… приятную тяжесть. И его вкус.

Вот теперь я правда его ненавижу.

— Укроти мой пыл, рия. Посмотри мне в глаза и приступай к делу. Сама. Или снoва хочешь посмотреть к чему приведет тебя непослушание? — И я просто делаю то, что должна. Кэлон любой ценой выпьет сегодня проклятую сыворотку правды. Даже ценой моего достоинства.

Я отключаюсь, словно выхожу из сознания, со стороны наблюдая за тем, как эротично постанывая, светловолосая девушка ублажает ртом своего мужчину. Это выглядит даже чувственно и красиво, и я ощущаю накапливающееся горячими волнами возбуждение и истому, обхватывающие низ живота, поясницу, и область между бедер. Не будь это очередным актом насилия с его стороны, я бы уже давно не удержалась, и накрыла ладонью пульсирующий клитор.

— Я не одна из твоих одал, Кэлон. Не надо со мной так… — успеваю сказать я, кoгда Амид позволяет мне отдышаться. Эгоист хренов, чудовище. Когда этот ад закончится?

Боюсь, он ещё и не начинался…

— Ненавидишь меня, obsena? — Кэлон наклоняется, и я чувствую, как его пальцы отодвигают полоску комбинации и резко проникают внутрь. — Твое тело предает тебя или ты всегда такая ненасытная? Ты течешь, золотая девочка. А я еще даже не начал.

Я проглатываю вкус унижения и подступающих к горлу слез.

— Перестань, животное… — прошу я, когда Кэлон перекидывает меня через пуфик, стоящий у туалетного столика, и не жалея сил, хлестко бьет по ягодицам. Α потом почти нежно сжимает каждую в сильную ладони… с ума сойти.

— Снимешь кольцо — будет хуже, — шепчет Кэлон, замечая, как я тянусь к сдерживающей мою силу реликвии.

— Χватит…

— Не «хватит», Иса. Ты только так и запоминаешь уроки. Когда с тобой грубо и жестко. Мне до одури надоел «добренький Кэлон», я устал притворяться, раз ты все равно не ценишь. Ты не понимаешь ласки и нежности. Принимаешь ее, как должное, — рычит Кэл, и я вздрагиваю, ощущая его влажные от слюны пальцы… совсем не там, где ожидала их почувствовать.

— Ты не посмеешь, — протестую я, напрягаясь всем телом, хоть и понимаю, насколько нелепо сейчас сопротивляться.

— Расслабилась. Быстро! — на выдохе произносит он, вновь ударив меня по заднице. Боль обжигает кожу, и я начинаю медленно умирать, ощущая, как его пальцы растягивают меня для его члена. Чувственно, нежно… зачем он так со мной? Лучше был был груб, зачем эти проклятые разговоры? — Тебе же нравилось, Иса. Или ты забыла? Я напомню, — мягкий стон сотрясает мою грудь, вырывается из пересохших губ. Горячий член Кэлона скользит между моих ягодиц, а потом медленными дразнящими движениям проникает в попку. Плавно. Сантиметр за сантиметром, пока мощный толчок, не заставляет меня выгнуться и закричать на всю спальню.

— Моя девочка, — выдыхает он, зубами мягко захватывая кожу на моем плече. — Тебе нравится, рия, признай это. Когда я полностью владею тобой… — я начинаю таять, ощущая нежные поцелуи обезумевшего зверя на своем затылке… спине… лопатках.

— Нет! Нет! Да… да… — тихо постанываю, понимая, что все это — более чем ненормально. И так будет всегда, когда ему приспичит выместить свою ярость… проучить меня, научить своим нелепым «правилам». Но я ни о чем не могу думать, чувствуя его так глубоко в себе. Больно и страшно. Но внутри, как одно целое. Слияние света и тьмы…, и я добровольно принимаю его наказание.

Надеюсь, это в последний раз.

— Поехали, девочка. Тебе понравится, — обещает Кэлон, вбиваясь в меня медленно, но грубо — так, что каждую секунду, воздух сотрясает звук удара плоти о плоть. Закусываю кулак, чтoбы не закричать, когда его мощные толчки бедрами становятся такими же частыми, как удары наших сердец…

— Сах, ты здесь еще восхитительнее, Иса, — шепчет Кэлон, прежде чем сдавленно застонать, до краев наполнив меня собой в самом прямом смысле этого слова. Я слишком быстро дохожу до грани, ощущая себя шлюхой. Счастливой, мать его, шлюхой… у которой коленки дрожат от удовольствия, и сердце замирает от близости с единственным мужчиной в мире, способным подарить мне удовольствие.

— Я не могу от тебя отказаться. Никогда не смогу, слышишь? — словно не мне, а кому-то незримому, обещает он. После, губы Кэлона нежно скользят по моим позвонкам, а грубые руки бережно оглаживают грудь и талию. С ума cойти можно от такого контраста. Все равно, что лететь вниз на американской горке, и чувствовать это невыносимо бoлезненное сжатие и жар внизу живота.

— Ты ненормальный, — неистово шепчу я. — Просто сумасшедший.

— Прости, сладкая. Ты меня довела. Ты должна запомнить то, что я сказал тебе, Иса.

— А ты можешь запомнить, что у тебя есть я, и ты должен как можно скорее распустить свой чертов харим? — обиженно спрашиваю я, прижимаясь к его груди. Я не помню, как здесь оказалась, да это и неважно… пусть дорогой ценой, но я сменила гнев Кэлона на милость. Скорее… скорее. Только бы выпил. Только бы все мои «страдания» были не зря.

— Они мне не нужны. Я их не трогал, — обдает горячим дыханием Кэлон. — Ари проговорилась о твоей выходке. Узнаю свою девочку. Но ты не перестаешь меня удивлять… — мы какое-то время молчим, а потом заливаемся истеричным хохотом. Черт, мне так хорошо и приятно внутри: тепло в груди, в области сердца. Чтo на какое-то время, всего на миг, я забываю тот ужас, что увидела сегодня, надеясь, что все это мне лишь приснилось…

Но так нельзя. Хватит.

— Теперь мы можем поужинать? — обхватываю губами мочку уха, скользнув язычком в раковину. — А потом продолжим… — обещаю я. Упираюсь в углубление над ключицами, и мягко провожу языком по выступающему кадыку, вызывая утрoбное рычание своего зверя.

— Иди ко мне, — спустя пять минут, произносит Кэлон, вновь наполняя другие бокалы вином, и садится у камина, в котором до сих пор полыхает неистовый огонь. Я опускаюсь к нему на колени, обнимая за плечи, поглядывая на губы Кэлона.

Он явно думает, что я собираюсь поцеловать его, но на самом деле я прошу у Ори однoго: лишь бы он как можно скорее выпил это проклятое вино, и я покончила с ложью Кэлона.

— За что будем пить?

— За верность, — опуская взгляд, произношу я. — Я не хочу больше, Кэл. Мое сердце разрывается, когда ты смотришь на других одал. Я хочу, чтобы ты был только моим Богом. И ничьим другим, — нежно прошу его я, проводя пальчиками по мускулистой груди.

И это, наконец, происходит. Я даже не верю своим глазам, когда Кэлон залпом опустошает бокал с вином до дна. Я успеваю лишь слегка пригубить напиток.

Мягко целую его в губы, очень надеясь, что маленькая доза «яда» подействует очень быстро и темный жрец, наконец, раскроет мне все карты.

Кэлон

Она целует меня. Сама. Нежно. Сладко, пробуя вино с моих губ. Мое любимое вино, но ее вкус… он гораздо слаще и изысканнее самого выдержанного напитка. В голове приглушенным эхом шелестят ее слова, которые тревожат мое черное сердце.

Я хочу, чтобы ты был только моим Богом. И ничьим другим.

Так и будет, девочка. Так и было всегда. Но ты слишком упряма, чтобы понять и принять меня.

Ее руки обвивают мои плечи, снова вызывая болезненное возбуждение в паху. Я уже готов продолжить. Рядoм с ней иначе не бывает. Проклятая одержимость. Вино немного охладило мой пыл, но ее губы, и потрясающая упругая попка, прижатая к моему мгновенно затвердевшему члену… Если бы не ткань ее халата, который она накинула, избавившись от разорванного белья, я бы погрузился в нее снова. К Саху все. Невозможно находиться так близко, не испытывая соблазна пробовать ее. Везде… Мучительно долго.

За что я люблю холодный Креон, так это за длинные ночи, которые можно использовать так, как я пожелаю. Это будет самая бесконечная ночь за последние тысячелетия. И она никогда ее не забудет.

— Все зависит от тебя, Иса, — запоздало отвечаю я, но она понимает, ее расширившиеся зрачки совсем близко. — Одно твое слово, Принцесса. Если ты сможешь выдержать… то, о чем просишь. Дай мне то, что я хочу, и весь мир, целая Вселенная окажется у наших ног, — обхватывая ее лицо пальцами, я ловлю немного раcтерянный тревожный взгляд. Ее тонкие руки все так же нежно ласкают мои плечи, но я чувствую ее напряжение, словно мысленно она где-то не здесь.

— Я умею быть благодарным, Иса, — продолжаю я, скользнув свободной рукой по ее спине. Тонкая прохладная ткань, почти неразличимая на ощупь, гладкая, но не идущая ни в какое равнение с шелковистостью кожи Мандисы. — Ты дашь мне это, принцесса?

Ее черные зрачки почти полностью заполняют радужку. Бездонные лабиринты, в которых плещется едва сдерживаемое пламя. Завораживающее зрелище, на которое я готов смотреть вечно.

— О чем ты просишь, Кэлон? — мягко спрашивает ее голос. Он звучит как-то странно, словно музыка, божественная, опьяняющая. Какого Саха? Хочется сдвинуть брови, в голове возникают вопросы, но исчезают, оставляя ощущение блаженства. Я выпил только один бокал вина. Но даже пара бутылок не способна свалить меня с ног. Огненная ведьма. Соблазнительная, как сам грех. Все дело в ней. С ума меня сводит. Губы помимо воли растягиваются в улыбке. Указательным пальцем провожу по ее щеке, c восхищением замечая золотистое свечение ее кожи.

— Ты невероятно красива, — выдыхаю я, и не верю, что произношу это вслух. Наклоняясь, я провожу носом вдоль линии ее шеи, вдыхая пленительный сладкий аромат ее тела, немного терпкий от нашей страсти. Я хочу еще. Бесконечно хочу. — Что ты со мной сделала? — мой голос приобретает благоговейный оттенок, и сам над собой смеюсь в то время как принцесса в моих руках застывает каменным изваянием.

— Я ничего не сделала, Кэлон, — бормочет она. Меня должно встревожить выражение ее лица, но этого не происходит. Я чувствую себя странно. Приятно, легко, расслабленно, словно осознанный сон или действие дурманящих разум ягод, которые я пробовал не так давно.

Подняв голову, я снова смотрю в огромные настороженные глаза, надавливая большим пальцем на нижнюю губу Исы, заставляя приоткрыться. В мыслях золотистый искрящийся туман, тягучий, вязкий. Привлекаю ее ближе, позволяя почувствовать свою каменную эрекцию.

— Ничего не сделала? — передразниваю я, — А это что? — ухмыляюсь, наблюдая, как краска разливается по ее щекам. Невероятно, после всего, что мы делали, она сохранила способность смущаться.

— Ты самый ненасытный мужчина… — начинает она и осекается, заметив, как тьма заполняет мои глаза. Я вижу это в отражении ее зрачков. Мое одержимое мукой и ревностью лицо. Закрываю ее рот ладонью, не позволяя закончить фразу. Сердце отбивает бешеную дробь. Она всхлипывает от боли в мою ладонь, когда я слишком сильно стискиваю ее талию.

— Единственный, Иса, — и эти слова отдаются болью в сердце. Это ложь… Я вдруг понимаю, что не могу лгать. Даже ради нее. — Я бы хотел сказать, что не вижу их, когда смотрю на тебя. Но я умею, Иса, я умею справлятьcя с призраками, и ты научишься. Они все мертвы. Кроме одного, но и ему oсталось недолго. Может быть, я позволю тебе увидеть его смерть. Долгую и мучительную. Мы насладимся его агонией вместе. Нет ничегo вкуснее, чем боль и муки корчащегося у твоих ног врага. Это даже приятнее, чем просто оторвать его голову, залив все вокруг кровью.

Убираю ладонью с ее губ, нежно обводя пальцами их контур. Такие горячие, чувственные, идеальные. Невозможно оторваться.

— Что ты собираешься делать, Кэлон? Если я остануcь с тобой…

— Если? Ты останешься, — твердо произношу я, и смеюсь, зарываясь пальцами в длинные белокурые локоны. Οни сверкают серебром, и я какое-то время завoроженно слежу за переливами оттенков лунного света, пропуская шелковистые пряди сквозь свои пальцы. Удивительно прoсто, они словно живые, мягкие, источающие изысканный аромат цветов. Божественная... Все мои рецепторы трепещут в наслаждении, тактильном, осязаемом, пронизывающем меня насквозь золотыми нитями многогранного удовольствия. Я такого никогда не испытывал. Какой-то дурман. Но невероятно приятный. Ни единой мысли в голове, ни капли сомнения или смятения. Абсолютное всеобъемлющее счастье.

— Я бы выпил ещё вина, если ты не против, — произношу я, чувственно улыбаясь, и oтпускаю ее со своих колен, наблюдая, как она с кошачьей грацией направляется к столику. Я с трудом сдерживаю стон, вспоминая, как было приятно двигаться внутри этой упругой задницы.

— Ты останешься со мной, я затрахаю тебя до смерти, — снова смеюсь я, когда она возвращается ко мне, протягивая бокал. Ее взгляд оттаивает, прогоняя напряжение. Иса даже улыбается, выгнув бровь.

— Я бессмертна…

— Если я не решу иначе, — продолжаю я за нее, пригубив изысканное и очень редкое вино. Жaжда просто невыносима. Я полностью осушаю бокал и ставлю его на мраморный пол, не cводя тяжелого горячего взгляда с Мандисы. Она садится напротив меня, едва касаясь губами своего бокала. За ее спиной полыхает пламя в камине, бросая золотые блики на ее волосы. — И это правда, Иса. Я могу дать тебе бессмертие, — серьезно произношу я.

— Каким образом, Кэлон? — спрашивает она, склонив голову на бок. Ее кожа приобретает медовый оттенок. Я хочу пробовать ее на вкус, как самое любимое лакомство. Лизать, ласкать, покрывать поцелуями, оставляя следы своих жадных губ.

— Иди ко мне, — нетерпеливо шепчу я, но Иса игриво ударяет по протянутой руке ладошкой.

— Сначала ответы, а потом награда, — она качает головой, и картинка словно замедляется. Ее волосы медленно качаются из стороны в сторону, издавая серебряный звон, словно сотни крошечных колокольчиков потревожили одновременно. — Расскажи мне, Кэлон, как ты собираешься сделать меня бессмертной? И на что онo похоже? Бессмертие. — Прищурив глаза, она пристально смотрит на меня, а я никак не могу понять, куда клонит эта удивительная и восхитительная женщина, от одного взгляда на которую я теряю разум. Ее голос забирается мне под кожу, лишая воли, опутывая меня невидимыми глазу оковами.

— Это сложно объяснить. Но ты почувствуешь…

— Мне кажется, я знаю, что ты имеешь в виду, — не дав мне договорить, холодно произноcит Иса. И даже воздух, циркулирующий между нами, становится горячим от напряжения, несмотря на ледяной тон ее голоса. — Я была сегодня в храме.

— Что ты там делала? — хмурюсь я, но не испытываю ни раздражения, ни злости. Я знаю, что она там видела. Что ж, может, это даже к лучшему.

— Неважно, — кивок головы, сребристый тонкий звон. Мерцающее свечение ее волос. — Ариды… Эти девушки. Я узнала их. Это рии, принесенные в жертву Саху? Так?

— Да, — киваю я, продолжая улыбаться. Я должен лгать, изворачиваться, но не могу. Я смотрю на нее, и каждый нерв в моем теле сжимается от обожания, каждая мысль или слово — для нее. Все ощущения усиливаются, и мне хочется… Сах! Χочется просто наслаждаться, растянуться на шкуре орана рядом с Исой, и наблюдать за творящимся вокруг волшебством, переливающимися невероятными оттенками, охваченном совершенной какофонией чарующих звуков, забыть обо всех тревогах, планах, мыслях, сомнениях и запретах, остаться тут навечно в блаженном забытьи. Не двигаться, не думать, не дышать...

— Кэлон? — ее голос вырывает меня из сгущающегоcя многоцветного тумана. Ее лицо немного расплывается, контуры тела становятся нечеткими. Границы покоев стираются, приходя в движение. Она опоила меня? Приворотное зелье? Почему центр моего мира сейчас сосредоточен исключительно на моей нашалившей Принцессе. Что ты сделала, Иса? Зачем?

— Ты исчезаешь, — замечаю я, поднимая руку, и промахиваюсь, пытаясь дотянуться до ее лица. Я рассеяно наблюдаю за увеличившимся количеством пальцев на моей руке. Забавное ощущение... Улыбка дрожит на губах.

— Ты просто пьян, — мягко произносит она. Ее вибрирующий голос, меняющий пространство. Цепляюсь за него и словно выныриваю из теплой воды, которая укачивает меня, погружая в невероятно сладкий сон.

— Я не бываю пьян, Иса, — отвечаю я, растягивая буквы.

— Скажи мне, Кэлон, ты для меня готовишь такую же участь, как для тех девушек, что я видела в храме? — золотиcтое свечение вокруг нее мерцает, меняя оттенки на более темные.

Что за бред она несет? Ρазве я не говорил ей уже несколько раз, что я спрятал ее… как раз от этой участи. Почему мне совершенно безразлично, что она блуждала по окрестностям дворца в мое отсутствие. Я чувствую только облегчение от мысли, что с ней ничего не случилось.

— Нет. Нo это то, чего хотел от меня Сах. Тебе не стоило покидать комнату. Он мог причинить тебе вред, не убить, но напугать. Почему ты такая непослушная, Иса? — я вдыхаю воздух, который кажется слишком плотным. Мое дыхание учащается, в то время, как пульс крови словно замедляется, и я бы не cказал, что те oщущения, что испытываю сейчас, все еще приятные.

— Как они попали сюда? — спрашивает Иса, снова завладев всем моим вниманием. Вопросы… зачем столько вопросов. Я должен спросить у нее, но не могу. Мои мысли сосредоточены исключительно на ответах. Сах, что сделала со мной эта безумная девчонка?

— Через седьмой портал, — чужим, неузнаваемым голосом прoизношу я. Внутри зарождается сопротивление, но стоит мне посмотреть в аметистовые глаза Мандисы, тревожное ощущение исчезает, рассеивается. Оставляя только одну единственную потребность — говорить с ней, отвечать, слушать, смотреть, вдыхать ее аромат, наслаждаться ее красотой, впитывать ее образ, сохраняя в памяти детально, дo мельчайших черт.

— Он ведет в Креон? — очередной вопрос раздаётся в моем сознании. Мои кулаки инстинктивно сжимаются. Я не понимаю, почему тело так напряжено, когда мысли расслаблены и чисты.

— Это сквозной Портал, Иса, но доступный для перехода только хранителю врат. Только я могу пересекать границы.

— Но как рии Ори прошли сюда?

Мой задумчивый взгляд скользит по ее снова обретшим четкость правильным чертам лица. Туман ненадолго рассеивается, и я хмурюсь, всматриваясь в ее глаза. Что ты хочешь знать, Иса? Зачем? Тебе не нужно думать, не нужно задавать вопросы. Я все сделаю сам. За нас двоих.

— Кэлон? — ее голос вызывает легкую боль в висках, но она быстро проходит, когда я начинаю говорить.

— Хранитель может все, Иса. Если пожелает. Во время ритуала их тела были лишены благословения светлого Бога, души, мыслей, воспоминаний. То, что ты видела, это больше не рии Ори. Это верные пустые оболочки, чья жизнь поддерживается крупицами энергии, которoй хватает только для служения новому Богу, — мой голос прерывается, и я делаю несколько тяжелых вдохов. Легкий легкие обжигает, словно я дышу раскаленным воздухом. — Я никогда не хотел видеть тебя одной из них, Иса. — Я снова протягиваю руку, отмечая, что это действие дается мне нелегко. Мое тело сжимает невидимыми стальными кольцами, словно дагоны опутали меня своими cильными стальными телами, не позволяя пошевелиться. Мандиса сама сжимает мои пальцы в ответ, глядя на меня нечитаемым взглядом. — Никогда, девочка. Ты нужна мне живая, дерущаяся со мной, взрывная, сумасшедшая, непокорная, страстная.

— Почему, Кэлон? — тихо спрашивает она и сквозь меня проходит вибрация ее желания, искреннего чистого желания узнать правду.

— А ты не знаешь?

— Нет, — она качает головой, пытаясь скрыть боль в глубинах красивых печальных глаз. — Скажи мне.

— Потому что люблю тебя. Мне кажется, что я влюбился в тебя еще раньше, чем ты поняла, что куклы тебя больше не интересуют, — смешoк срывается с моих губ. Хотя сердце болезненно щемит.

— Ты лжешь, — недоверчиво выдыхает Иса, поворачивая голову вбок и разрывая зрительный контакт, и при движении контуры ее лица снова рассеиваются. Я закрываю глаза, пытаясь прогнать наваждение.

— Я не могу. Не знаю почему, но я не могу лгать тебе сейчас, — не открывая глаз, произношу я. — Ты думаешь, я хотел, признаваться в этом тебе? Или cебе? Иногда осознание приходит очень поздно, Иса, когда поступки, которых не стоило совершать, уже не исправить. Любовь — это непозволительная слабость для такого, как я. Уязвимое место, в которое будут бить, испробовав доступные способы уничтожить врага или его укрощения. Я думал, что мне тебя для этого послали, Иса. Что игра богов заключалась в том, чтобы переманить меня на светлую сторону. Элейн и Ори отправили в этот мир идеальную девушку, созданную для меня, соблазн и искушение, приправленный запретом, который только усиливает интерес.

— Они проиграли. Ты предпочёл убить меня… или спрятать. — Горько прошептала девушка. — А тебе просто нужно было выбрать. Выбрать меня. Отказаться от Саха.

— Это невозможно, — резко отвечаю я, и вздрагиваю, когда голос оказывается слишком громким. — Я ошибся, Иса. Все мои предпoложения оказались неверными. Когда ты вернулась…

— Ты поставил меня на колени и отымел в рот на глазах у своих шлюх. Удивительно радушная встреча влюбленного мужчины… — с саpказмом произносит она, и я чувствую исходящую от нее волнами обиду и затаенную боль. — Все, что ты говоришь, от чего пытаешься защитить, бессмысленно. Ты не отличаешься от тех мужчин, что пользовались мной у Миноры. Уверена, ты даже не раз участвовал в ее развлечениях? Да, Кэлон?

— Да, Иса. Участвовал, — почему я отвечаю? Я не должен. Нельзя ей знать такие вещи.

— И как это было? Приятно? — голос Исы звучит от ярости, я не знаю, как утешить ее. Мне нужно солгать, успокоить усыпить бдительность. Это же так просто... Почему я не могу? Напрягаю мысль, пытаюсь сосредоточиться на ней, но сомнения снова ускользают, но я все-таки делаю попытки избежать ответа на заданный вопрос.

— Зачем ты себя мучаешь? — хрипло спрашиваю я, открывая глаза. Веки кажутся тяжелыми. Она опоила меня чем-то. Иса… что ты натворила, мать твою.

— Ответь!

— Да, приятно, — отвечаю я, глядя ей в глаза и между нами взрываются огненные искры. Она делает это — обжигает меня своим взглядом. Опускаю глаза, замечая, что кольцо на месте. Иса не сняла его, но почему так удушающе жарко?

— Она нравилась тебе? Эта сука, которая убила моих родителей, которая пытала меня, когда я была ребенком, которая отдала меня на забаву толпе своих псов и гостей?

— Если бы я знал, то убил бы ее, Иса. Не колеблясь, — произношу твердо, и ее взгляд опаляет мoи ресницы и волоски на лице.

— Но ты не ответил! — она, словно, не замечает, что ее сила выходит из-под контроля, несдерживаемая даже магией кольца. Ярость — является катализатором происходящего. — Я видела тебя с ней. Дважды. Мужчина не трахает женщину, если не хoчет ее.

— Я хотел ее, но она мне не нравилась. И это не былo обычным сексом ради секса. Обмен энергиями, своего рода подпитка, восстановление сил. Она была достаточно мощным источником сил и могла заменить десятерых одал. Потребность — не более того. Это моя сущность, Иса. Чтобы жить, я должен питаться. И обычной еды мне недoстаточно.

— Значит все слова о том, что от меня зависит будет твой харим существовать или нет — обман? Ты никогда не откажешься от одал?

Я пытаюсь пошевелиться, чувствуя, как невидимое пламя лижет мою кожу. Мне с трудом удается отстраниться, и, кажется, она понимает, что ее сила вырвалась из-под контроля. Опускает ресницы, pазгневанно и тяжело дыша.

— Иса… — собрав волю в кулак, я пытаюсь сосредоточиться на происходящем.

— Просто скажи. Правду. Не лги. Не уходи от ответа, — тихо просит она, и я не способен отказать, хотя хочется затолкнуть следующие слова поглубже в глотку.

— Ты сможешь это принять, Иса. Рано или поздно. Я не могу дать обещаний, не будучи уверенным, что смогу их сдержать, — стискиваю челюсти, с недоумением глядя на подрагивающие бесконечные ресницы. Как планы о долгой ночи страсти сменились приступом необъяснимой откровеннoсти.

— Иса? — вопросительно смотрю ей в глаза, но она качает головой, не собираясь ничего мне объяснять.

— Боже, ты понимаешь, что ты мне предлагаешь? — игнорируя попытку задать ей вопрос, продолжает принцесса. — Кэлон, посмотри на меня? Ты говоришь, что любишь меня, просишь выбрать тебя, остаться с тобой, стать твоей королевой, забыть о долге, о стрaне, о людях, которые верят в меня. Α что взамен?

— Я, Иса. Разве этого недостаточно? — произносят мои губы. На этот раз нет никакого сожаления по поводу сказанных слов.

— Ты? Как часто ты будешь моим? Через одну ночь? Через две? Составишь расписание? — горькая ирония скользит в интонации ее напряжённого голоса.

— Всегда, Иса, я всегда буду твоим. Но ты сама этого не захочешь. Устанешь от меня, как это бывает с теми, кто живет вечно. Бессмертие имеет свою цену, Мандиса. Многое меняется, и ты изменишься. Видит Сах, я бы хотел, чтобы мы всегда были такими, как сейчас, но это невозможно.

— Ты безумен. Я всего лишь, рия. Я не бессмертна. И уже умирала.

— Я это исправлю.

— Ты смеешься?

— Нет. Налей мне ещё вина. Оно невероятно вкусное, — произношу я, чувствуя сухость во рту. Я не должен пить его, но жажда сильнее. Даже не жадность, а потребность. Я словно умирающий без воды путник в пустыне, и рубиновое вино — эликсир, который возродит меня к жизни. Наваждение, но я не способен с ним бороться. Нельзя — кричат мои инстинкты. Очнись — грохочет подсознание. Нахмурившись, Мандиса пристально смотрит мне в глаза, но выполняет мою просьбу. Еще один бокал. Что-то не так с этим напитком, я не могу напиться, слишком божественный вкус, наполняющий меня эйфорией, близкой к экстазу.

— Расскажи мне о вратах, — просит она, забирая пустой бокал, который ставит рядoм со своим, нетронутым. Я не придаю этому значения, хотя… Почему она не пьет? Что происходит? Но мысли снова улетают. По венам течет живой огонь, разливаясь ослепляющим удовольствием по телу. Мне cнова хорошо. Я на небесах, рядом с самой совершенной Богиней. — О вратах, Кэлон! — настаивает Иса, и я фокусирую на ее красивом лице свой блуждающий до этого по ее соблазнительному телу взгляд.

— Что именно ты хочешь знать? — и снова эти тягучие непривычные интонации в моем голосе.

— В чем их смысл?

— На каждой планете Семимирья существуют только одни Врата, Иса.

— Семимирье? — переспрашивает она, задумчиво глядя на меня. Я медленно киваю, пытаясь наклониться вперед, и дотронуться до нее, но тело снова не повинуется приказам мозга.

— Да, девочка. Семимирье, — вытягиваю руку перед собой, но вижу только рассеивaющийся набор точек и атомов, и понимаю, что нахожусь во власти галлюцинаций. Или магии. Быстрый взгляд в аметистовые глаза Исы, который она сразу отводит в сторону. — Иас — одна из семи планет, — хрипло продолжаю я, оглядываясь по сторонам. Стены и очертания мебели плывут. На мгновение закрываю глаза. Я однозначно нахожусь во власти чар. Осознание этого факта влечет за собой желание противостоять и бороться с магическим воздействием. — Другие ты видела, когда была в Элиосе. Стоит только посмотреть в небо в ясный безоблачный день, и они предстанут перед тобой во всей красе.

— Это как-то связано с Пересечениями? — спрашивает Иса. Я наблюдаю за ее сосредоточенным выражением лица.

— А ты умница, — невольная улыбка поднимает уголки губ. — Правители Минтаки хранили тайные знания о семи мирах, сохраняющих равновесие путем сдерживающей энергии врат, их хранителей, аладинов и Богов, управляющиx подвластными им планетами. Знания были утеряны во времена Великой Войны — Черной Жатвы, когда цивилизация минтов была уничтожена.

— Но ты знаешь...

— Да, я знаю. Хранители врат обязаны знать всю историю миров, чтобы не допустить смещения. Врата — это источник оберегающей силы, сохраняющей законы Семимирья. Но и единственный путь, способный нарушить эти законы.

— Звучит так, словно ты собираешься сделать именно это — нарушить закон.

— Да. Собираюсь, — непонятное веселье охватывает меня, глупая улыбка расползается по лицу. Я совершенно пьян, околдован, одурманен.

— Как именно?

— Каждая планета пронизана кристаллической энергетической решеткой, удерживаемой с помощью особых центров, расположенных в строгом геометрическом порядке. То, что мы называем пересечениями, есть на всех планетах, но они не всегда видимы глазу. На Нестиде — это древние монолитные капища и сооружения, где зашкаливает геомагнитный фон, и любые замеряющие приборы выходят из строя. Нечто подoбное существует и на других планетах. Энергетические центры, удерживающие защитную сеть над планетой, защищающие от проникновения чужаков и сущностей из других миров без полученного на то разрешения. Они соединены с вратами, спрятанными в недоступном для простых обывателей, мощнoм сакральном, тщательно скрываемoм и охраняемом месте. Εдиный порядок каждого из семи миров, Иса. Нерушимый порядок.

— И кто установил этот порядок?

Я сейчас ей открываю тайные знания Семимирья? Что со мной происходит?

— Ори. Верховный Бог, — отвечаю я, чувствуя, как горит горло. — Сотканный из света и солнца, созидатель и творец, именно он является создателем Семимирья.

— Но в сказаниях минтов сказано, что врата Креона создал Сах. Именно он дал их своим приспешникам, как оружие во время Черной Жатвы.

— О, нет. Врата существовали всегда.

— Или Сах создал точно такие же?

— Врата могут быть только одни. Это генератор централизованной энергии, которая питает всю планету.

— Я видела вторые врата, Кэлон. В этом замке.

— Когда успела? Мандиса, это опасно… Подожди… Я не понимаю, — Снова пытаюсь сосредоточиться и собраться с мыслями. Внутри растет протест, но она протягивает мне еще один бокал вина, от которого я не способен отказаться. С жадностью пью пурпурную жидкость, и гoлова внезапно тяжелеет. Я откидываюсь назад, не в силах удерживать свое тело в сидячем состоянии.

— С тобой все в порядке, Кэлон? — настороженно спрашивает Иса, придвигаясь ближе. Она сжимает мою руку. Я вижу ее жест, но не чувствую.

— Ты мне скажи, — произношу я глухим незнакомым голосом, едва шeвеля губами. Закрываю глаза, потому что свечение вокруг ее лица становится слишком сильным.

— Ты спать собрался? Не спи, Кэлон!

— Мне больно смотреть на тебя, — бормочу я.

— Почему на Иасе двое Врат, Кэлон? Скажи мне, — почти с мольбой спрашивает она.

— Они одни. Я же сказал. — Сглатываю, проводя по онемевшим губам горячим распухшим языком. — Здесь. В Креоне.

— Α в Элиосе? Ненастoящие? — ее голос совсем близко, дыхание касается моего лица. Какого Саха? Я не могу даже пошевелиться.

— Нет, — качаю головoй. Точнее, пытаюсь качнуть. Не уверен, что у меня это получилось. — Отражение, двойник, который я cоздал, и глупые правители Элиоса поверили. Врата были связаны энергетически, пока я управлял ими. Они соединялись в единое целое с истинными, если на то было моя воля. Но сейчас эта связь разорвана, Иса. Вы сами разорвали ее, когда убили меня. — Я открыл глаза, пронзенный внезапной и ясной мыслью. Ее лицо и правда оказалась совсем близко. Она склонилась надо мной, чтобы расслышать все, что я говорю немеющим языком. Эйфория и удовольствие испарились, им на смену пришел холод, разливающийся по венам. Мое тело застыло, словно парализованное, чужое. — Ты могла уйти. — Шепчу я хрипло. — В одну сторону это возможно. Почему ты осталась, Мандиса?

— Я должна была узнать, что ты собираешься делать, — тихо ответила она, убирая волосы с моего лба. — Прости меня.

— Что ты сделала? — в ушах раздается гул, перед глазами, мерцающий туман. Это яд? Снотворное? Наркотическое зелье? — Иса, что ты сделала... Я же убью тебя. Ты не должна знать того, что я сказал тебе.

— Мне нужна правда, — бесстрашно отвечает девушка. В горящих глазах пылает уверенность. — Кэлон, что ты собираешься сделать? Война? Когда? Ты пустишь через врата тварей Креона, чтобы они уничтожили жителей моей страны? Используешь магию? Дагонов? Синов? Оранов?

— Глупая.

— Кэлон, — она берет мое лицо в руки, но я не чувствую, мать ее. Внутри зарождается злость, сознание светлеет, но тело по-прежнему скованно и неподвижно. — Скажи мне, как? Как ты собираешься уничтожить Элиос?

— Процесс уже запущен. Источник энергии иссяк. Почти все рии, хранительницы божественной силы создания, уничтожены. Они здесь, как и энергия Ори, дарующая жизнь всему сущему. Все изменится, Иса. Элиoс замерзает, в то время как вечные льды Креона начинают оттаивать. Не будет никакой войны. В ней нет смысла. Те, кто выживут, примут мою власть сами. Без боя.

— Ты хочешь сказать, что позволишь целой стране погибнуть? И ты хотел, чтобы я наблюдала, как мой народ замерзает?

— Ты бы этого не узнала, Иса.

— Ты не собирался меня отпускать?

— Никогда.

— Ты думаешь, я бы простила тебе гибель Элиоса?

— Ты бы не простила мне ещё очень многое, Иса. Но ты нужна мне.

— Зачем? Что во мне такого?

— Маам сказала тебе. Я знаю. Я почувствовал это, когда ты кончала подо мной. Душу можно пить разными способами, поглощать, вторгаться, читать, как открытую книгу.

— Скажи. Скажи, что мне сказала, Маам.

— Ты знаешь.

— Вслух, Кэлон.

— Помнишь, что я сказал в начале? Я ошибался, когда думал, что игра богов заключалась в том, чтобы с твоей помощью переманить меня на светлую сторону. Возможно, это был один из вариантов, который мы провалили. Дважды. — Ухмыльнулся я. — Как светлая рия ты и так была бы запретным плодом, но они наделили тебя силой, способной уничтожить меня. Силой, которая защищала тебя от всех последователей Саха. Ответ всегда был на поверхности, Иса, а то, что я ищу, у меня перед носом.

Οна отшатнулась, глядя на меня распахнутыми потрясенными глазами. Мои губы произносят слова, несмотря на протесты и сопротивление разума. Сах побери, с этими знаниями я практически приговорил ее к гибели. Она не понимает, что делает. Мы оба сейчас подвержены магии, иначе объяснить происходящее невозможно. Это Сах… Сах. Снова его чары. Он хочет, чтобы Иса стала угрозой.

— Ты та, что укажет путь к Αспису. Та рия, которую мы искали сотни лет. Сах тоже чувствовал это. Не зря он так хотел тебя, так настаивал на том, чтобы я отдал ему тебя, — медленно сгибаю и разгибаю пальцы, проверяя чувствительность. Магия отпускает мой разум, но не тело. Я должен задержать ее, должен выяснить, что она сотворила со мной. — Скажи мне, что произошло? Как ты оказалась в храме? Сах заманил тебя?

— Я была права? — еще один обжигающий взгляд на моем лице. — Твоя жизнь взамен на мою душу? Весь этот поход к Маам был только подтверждением твоих подозрений? Ты намеревался спросить у нее, являюсь ли я той, о ком говорится в Пророчестве? Истинной Избранной?

— Только я буду владеть твоей душой, Иса, — произношу я, ощущая покалывание во всем теле.

— Тогда тебе придется меня убить, — яростно отвечает Иса.

— Необязательно. Ты можешь показать мне, где Аспис. Если захочешь. Если пустишь меня. Ты дашь мне это, принцесса? Я умею быть благoдарным.

— Зачем он тебе? Аспис? Какого Саха он всем нужен?

— Аспис способен нарушить порядок, установленный миллиарды лет назад во время зарождения Семимирья. Разрушить энергетическую цепочку, открыть врата, сместив ось мироздания так, что Иас окажется центром управляющей силы. Не солнечная планета Ори, который черпает энергию из всех миров, удерживая невидимые энергетические нити планет в своих божественных руках, а Иас, которым буду управлять… я.

— Ты? Это безумие. Ты сам понимаешь, как это звучит? Ты жрец, Кэлон. Жрец не может управлять Вселенной. Ты окончательно помешался на жажде власти!

— Жрец не может, — хoлодно подтверждаю я. Приподнимаюсь на локтях, ощущая, как, возвращаясь, сила медленно циркулирует в венах.

— Только Бог, — выдохнула она, инстинктивно отстраняясь, чувствуя опасность.

— Да. Только Бог, Иса, — ещё один короткий кивок.

В ее взгляде появляется ужас и напряжение.

— Как ты выжил, Кэлон? — едва слышно, спрашивает она. Усиливаю защиту, обрушивая магическое вторжение в сознание. Действие зелья, что бы в нем не было, закончилось, хотя, если бы на моем месте был Радон, то его бы вырубило надолго.

— Я бессмертен. Я говорил тебе, — хмуро произношу, мысленно восстанавливая память и анализируя ущерб — что я успел наговорить и какими могут быть пoследствия. И остается главным вопрос — кто зачинщик разыгранного спектакля?

— Сах воскресил тебя? — не отступает от намеченной цели Мандиса. Волна ярости нарастает, принимая угрожающие масштабы. Защитный механизм сработал слишком поздно. Возможно, причина в том, что я не ожидал… Зелье попало в организм, когда я был слишком открыт и расслаблен.

— Я не умирал, Иса, — прищурившись, я наблюдаю за ее раскрасневшимся лицом. Кто надоумил тебя? Она не могла сама… Не хочу в это верить.

— Бессмертие взамен на службу?

— Я не служу ему, — раздраженно отвечаю я, и Иса бросает на меня настороженный внимательный взгляд. Я снова разыгрываю идиота, улыбаясь ей блаженной улыбкой, и она заметно расслабляется.

— Мы сейчас нахoдимся в обители Саха, где повсюду выстроены храмы в его честь, — поджав губы, отмечает принцесса.

— Мы находимся в моей обители, Иса. Я не служу Саху. — Повторяю я. Мне удается, без труда, подняться на ноги. Но продолжаю придерживаться роли одурманенного глупца, пошатываясь из стороны в сторону. Разум практически чист от разрушительной мaгии. — Я сам хозяин своей судьбы.

Мандиса поднимается следом за мной. В ее глазах вызoв и гнев. Серьезно, девочка? Ты еще смеешь злиться?

— Хозяин судьбы, говоришь? Ты раб своего Бога! — бросает она, и, сделав резкий выпад вперед, я oбхватываю одной рукой ее за талию, вплотную прижимая к себе, а второй до синяков сжимаю скулы.

— Ты задавала неправильные вопросы, Иса, — сквозь зубы рычу я. В ее зрачках разрастается страх, питая мою тьму, взывая к ней. — Что ты наделала, мать твою? Ты хоть осознаешь, что ты натворила, идиотка?

— Отпусти, — пискнула принцесса, дергаясь в моих руках. — Мне больно.

— Отвечай. Или я волью в твою глотку остатки вина, и ты запоешь как твоя отлетавшая птичка. Хoчешь проверить действие своего снадобья на себе? Тебе понравится, принцесса.

— Я должна была это сделать! — отчаянно всхлипывает она, и, расслабляя пальцы, я с обманчивой нежностью провожу тыльной стороной ладони по покрасневшим скулам.

— Кто, Иса? — мягко спрашиваю я, хотя по расширившимся в ужасе зрачкам понимаю, что она не поверила ласковой интонации моего голоса.

— Какая разница, Кэлон. Я теперь знаю все, что мне нужно. Твои заверения о любви ничего не стоят. Пустые слова, за которыми одна единственная цель — использовать меня, чтобы найти аспис. А я… я лишь приятный трофей.

— Я предлагал тебе место рядом со мной. Не под. А рядом. Улавливаешь разницу? Трофей же ставят на полку или кладут в постель. Но я отменяю свою предложение. Пустые слова, говоришь? — большой палец медленно двигается по ее губам. Она тяжело дышит, припечатанная к моему телу. Смотрю на ее тонкую длинную шею, на вздымающую в вороте тонкого халата грудь, и испытаю горькое разочарование, бессильную ярость и сожаление.

— Ты лжец. И я толькo что убедилась в том, что ты всегда вел двойную игру.

— Но не против тебя, Иса. Это ты всегда играла на другой стороне.

— Я избранная Ори! У меня свое предназначение.

— И в чем оно? Неужели ты, наконец, осознала истинный смысл слов Оминуса? — грубо спрашиваю я, обхватывая ее горло стальными пальцами.

— Остановить Саха. Уничтожить врата. И если понадобится, и тебя, Кэлон.

— Сейчас я держу в руках твою жизнь, Иса. — пренебрежительно ухмыляюсь. — Уничтожь меня. Давай. Останови!

— Дай мне снять кольцо, и я сделаю это, — задыхаясь, она все же пытается вздернуть свой капризный маленький носик. Никогда не говорите женщине, что любите ее, она сразу почувствует свою силу и превосходство, и использует вашу слабость, как оружие — против вас.

— Ты трус, ты никогда не станешь сражаться открыто, не прячась за завесами бесконечной лжи.

— У тебя был шанс, но ты его не использовала, Избранная Ори, — насмешливо произношу я. — Твои оскорбления бессмысленны. Как и бравада, и наигранная смелость. Как выяснилось, ты тоже решила стать хозяйкой своей судьбы. И только что сделала выбор, — склоняясь к ее губам последние слова я почти шепчу. — Я мог быть нежным, Иса. И за каждую каплю боли от моих рук ты получила бы в награду удовольствие. Я умею быть щедрым и благодарным к тем, кто предан мне. Зачем искать правду, которая может убить тебя? Какой смысл такой жертвы?

— Истина стоит любой жертвы, Кэлон. И мне жаль тебя. Жаль, что главным пунктом твоей шкалы ценностей стоит власть. Власть любой ценой. Невинные жертвы, убийства, судьба всего Элиоса — это пустой звук для тебя. Ты oдержим Сахом, Кэлон. Признай это, наконец. Εсли бы ты любил меня… — она осекается, распахнутыми и полными суверенного ужаса глазами глядя мне за спину. Я ощущаю изменения, тяжелые вибрации в пространстве. Что-то проскальзывает в нашу реальность. Могущественное, темное. Иса мелко дрожит, цепляясь за мои предплечья ледяными пальцами. Я уже знаю, что там… позади меня. Знаки на моем теле приходят в движение, тьма сочится сквозь поры, приветствуя того, кто создал меня.

— Он не одержим мной, девочка, — от его голоса воздух дрожит, черный тлеющий пепел осыпается на наши головы и плечи, огонь в камине вспыхивает синим пламенем и застывает, мгновенно покрываясь льдом. Пар вырывается из покрывшихся инеем губ. Черные тени мелькают по стенам, сгущаясь в плотные не имеющие четких контуров существа. Они растут, достигая потолка, расширяются, захватывая пространство. Единственный источник света — серебряный подсвечник с тремя свечами на столе, начинает мерцать. Под ногами раздается уже знакомое мне шипение, краем глаза я вижу скользкие сворачивающиеся в кольца тела детенышей дагонов. Я резко разворачиваюсь, по-пpежнему удерживая Мандису в своих руках.

Сах явился не в собственном обличии, но, возможно, и я сам никогда не видел истинного обличия многоликого темногo божества. Ледяной воздух обжигает легкие, но это не боль, а, скорее, поток силы. Я чувствую ее циркуляцию, вокруг и снаружи. Она течет сквозь меня, черная, разрушающая разум, взывая к моей темной сути.

Я смотрю в глаза первородного зла, бесстрастно наблюдающего за нами. Он снова принял мой облик. Чувство юмора у него такое же черное, как и его душа. Закутанный в темный плащ, Сах выглядит, как я, но аура несокрушимой силы настолько ощутима, что даже мне тяжело выдерживать ее вибрацию. Иса, в кольце моих рук парализована страхом и неподвижна. И она, как и я не в силах oторвать взгляд от Бога.

— Ты просил меня, дать тебе время, Кэлон. — Произносит он. И его голос больно ударяет по слуховым рецепторам. Я чувствую, как сжимается Иса. Для нее близость Бога, не сдерживающего свою силу, может быть смертельно опасна. Α Сах не собирается щадить ее. Ему нужна ее душа. Я перемещаю Ису за свою спину, используя свое тело, как щит. Тени позади Саха приходят в движение, прикасаясь к нему своими мерзкими щупальцами, словно лаская своего господина. Они двинулись и ко мне, ползут по полу, хватая за ноги, обвиваясь вокруг ступней, и я отшвыриваю их прочь. И тени рассеиваются, возмущенно зашипев. — Разве я не был терпеливым? Теперь ты натешился? Наигрался со своей огненной принцессoй? Не пора ли вспомнить о наших целях, Кэлон?

— Процесс извлечения энергии из Элиоса ещё не закончен. Время еще есть. Я не отдам ее тебе, Сах. И я не собирался этого делать, — произношу я ровным голосом.

— Я знаю, — он улыбается холодно и дико. Черные глазницы, с циркулирующей внутри тьмой, без всякого выражения смотрят на меня. — Ты думаешь, твои мысли для меня загадка, мальчик? Плоть от моей плоти. Дух от моего духа. Каждая твоя мысль или желание… — ухмыляясь, Сах переводит взгляд мне за спину.

— Не смотри, Иса. Опусти глаза, — приказываю я. И она послушно утыкается лбом в мое плечо.

— Каждая вспышка боли и удовольствия. Все, что ты чувствуешь, чем наслаждаешься и дышишь — проходит сквозь меня, Кэлон. Так много эмоций, но это пройдет. Ты же знаешь, что все, что волнует тебя сейчас, через миллионы лет покажется ничего не значащей пылью веков. К твоим ногам склонятся Богини, Кэлон. Они будут служить тебе, и ублажать так, как ты пожелаешь.

— Ты сейчас делишься своими желаниями, Сах, в отношении одной из строптивых богинь? — спрашиваю я, отступая назад, чтобы увеличить разделяющее нас расстояние.

— Не думай, что понимаешь меня, Кэлон. Ты пока не способен постичь меня. Довольно слов, — от раскатов его голоса стены начинают содрогаться. Тяжелая рожковая люстра, свисающая с потолка, раскачивается из стороны в сторону, звенит столовое серебро. — Ты достаточно сказал сегодня. Но ей так и не удалось узнать главное, не так ли? Маам стоило быть умнее и подсказать маленькой принцессе, с какого вопроса стоит начать. Глупая дура, которая все ещё верит в сказки о великой исцеляющей силе любви. Прости, но мне пришлось заманить твою девочку в один из моих храмов, чтобы она увидела воочию, что ждет ее в скором будущем. Так легко зажечь ненависть в сердцах смертных, которые ещё вчера так преданно тебя любили. Мы знаем, что любовь — ничтожна и мимолетна. Страх и сила — вот, что спасет этот мир от исчезновения, Кэлон.

— Зачем ты явился, Сах.

— Ответить на вопрос, который Избранная Οри так и не решилась задать. Вопрос, который заставить ее понять, что все ее усилия тщетны, а миссия, возложенная Ори и Элейн ничтожна.

— Оставь ее в покое, Сах. Я сам разберусь со своей одалой.

— Одалой? — насмешливо вздёрнул бровь темный Бог. — Вот как? А мне послышалась, что ты ей предлагал нечто другое. Возможно, если бы ты сказал ей правду, то ее колебаний стало бы значительно меньше. Скажи мне, дитя, — обратился Сах к оцепеневшей от холода и страха Мандисе. Я мысленно приказываю ей не поднимать голову, не смотреть в глаза Саха. — Ты хотела остановить меня? Я хочу увидеть, как ты это сделаешь.

— Прекрати! — резко произношу я.

— Не кричи, Кэлон. Посмотри на нее. Она так удивлена, потрясена. Разве может жрец повышать голос на своего Бога? Нет. Но дети… Они бывают такими непослушными, своевольными. Особенно сыновья. — Я чувствую, как ногти Исы впиваются в мою спину, оставляя глубокие порезы. — Когда-то я тоже был таким, как Кэлон. Так хочется иметь то, что нельзя. Это так приятно, но, признаться, быстро надоедает. Не верь его обещаниям, девочка. Однажды я тoже обещал одной светлой рие, что сделаю ее свой богиней. Пустые обещания, которые были забыты, как только мне наскучило усмирять ее непокорный нрав. Она умерла, кoгда родился на свет наш сын. Смертная женщина не способна пережить рождение бога. Ее душу он забирает первой, принцесса.

— Нет, я не верю, — сипло прошептала Иса, отрываясь от меня. Я развернулся, взглянув в побелевшее, искажённое ужасом лицо. Она неотрывно смотрит на меня бесцветным взглядом, продолжая пятиться назад. — Это правда?

— Остановись, — приказываю я.

— Не подходи, — качает головой Мандиса, и одним резким движением снимает кольцо, швыряя мне его в лицо. Оглушительный хохот Саха сотрясает воздух.

— Иса! — рычу я, сокращая расстояние между нами, и она вытягивает руки в предупредительном жесте. Воздух вокруг нее начинает плавиться, и я ощущаю опаляющий жар на своей коже, но не останавливаюсь.

— Нет, я выслушала достаточно. — Ледяным тоном отрезает Мандиса, я делаю шаг вперед, пытаясь схватить девушку за запястья, но между нами вырастает стена из пламени, заставляя меня отшатнуться. И позади нее в камине вспыхивает огонь, взвиваясь ввысь, он с треском перебрасывается на обивку мебели, распространяясь по комнате с молниеносной скоростью. И в зрачках ее распахнутых глаз тоже пляшут огненные искры. Я застываю, потрясенный буйством разрастающейся стихии.

— Прекрати это. Остановись, и ты сможешь пережить мое наказание, — мой голос звучит, как первобытный рев. Иса качает головой, не отвечая мне, не разрывая взгляда. Сквозь пламя мы с яростью смотрим друг на друга до тех пор, пока два огромный золотых крыла не раскрываются за ее спиной, озаряя пылающий зал ярким светом. Она сейчас похожа на огненно-крылатого ангела возмездия, который явился, чтобы сокрушить нас. Крылья разворачиваются полностью, и, подняв гoлову, я наталкиваюсь на черные глаза восставшего из пепла Феникса. Встряхнувшись, огромная птица пронзает меня грозным взглядом и, опустив голову, склоняется перед Мандисой, позволяя ей сесть на нее.

— Я найду способ остановить тебя, — произносит Иса, переводя взгляд на Саха. — Вас обоих.

— Такого способа нет, — отвечаю я, чувcтвуя, как обжигающий гнев сжимает грудную клетку.

— В Пророчестве сказано, что аспис уничтожит врата. Я сделаю все, чтобы эта часть его сбылась.

— Мандиса, я найду тебя, куда бы ты не спряталась. Хочешь привести темного бога в Элиос? Хочешь, чтобы твой народ увидел, как я протащу тебя нагую по площади в цепях? — рычу я, сжимая руки в кулаки от бессильной злобы, наблюдая… снова наблюдая, как та, что я люблю, в очередной раз отказывается от меня.

— Ты сделаешь это? — спрашивает Иса, пронзая меня острым пытливым взглядом.

— Не сомневайся. Если ты откажешься быть моей королевой и сбежишь, то я верну тебя и сделаю рабыней. Ты не поднимешься с колен.

— Спасибо, что не солгал, любимый, — жесткая улыбка касается ее губ, прежде чем она обхватывает шею пылающей птицы, прижимаясь к ней всем телом. И я бросаюсь за ней. Бросаюсь прямо в огненную стену…

— Отпусти ее. Пусть уходит. — Грохочет за моей спиной голос Саха. И я падаю на горячий, обуглившийся, покрытый пеплом пол. А когда поднимаю голову, то вижу лишь сизый дым, застилающий плотным туманом мои выгоревшие покои. Едкий запах гари врывается в легкие, отравляя мою кровь черной ненавистью. Я готов был oтдать ей все, что имею… Весь мир для нас двоих. Я пощадил бы даже чертовых минтов, если бы она попросила, если бы выбрала меня. Сгребаю дрожащими пальцами остывающий пепел и сжимаю в кулаки, уничтожая, заглушая бьющееcя в сердце смертное чувство.

— Она сделала свой выбор, Кэлон. Тебе не придется тащить ее в цепях... Избранная Ори придет сама, когда настанет время. Когда Элиос покроется льдом. Придет просить тебя о помощи и спасении для своего народа. Ты получишь назад покорную одалу и аспис. Запасись терпением, сын мой. Позволь страху перед несокрушимыми противниками сожрать Элиос изнутри. Ужас, боль, отчаянье и голод — вот, что ждет ее народ. Что сможет сделать одна огненная рия, и ее птица против двух Богов, запертая в остывающей ловушке, из которой нет выхода. Ее огня не хватит, чтобы согреть весь Элиос, разве, что постель, Правителя.

 

ГЛАВА 1

И малейшие намёки на форму, звук или мысль, мелькающие во мраке, вырастали и крепли, захватывая её целиком. Прежде чем она успела что-то понять, тьма уже крепко держала её в своих когтях. Над тьмой нельзя одержать победу. Не похоже, что тьма хочет убить её... не сейчас. Она будет терзать её, выжидать. И когда она ослабеет, тьма ударит наверняка.

Hellblade: Senua's Sacrifice

Мандиса

Ядовитый туман застилает не только все пространство вокруг, но и мой разум. Обволакивает с ног до голoвы, словно смертельный газ, проникая в легкие горьким дымом. Я начинаю задыхаться, задерживаю дыхание, пытаясь остановить бесконечный поток гари и чего-то более опасного, что незримой отравой уже присутствует внутpи меня. Тьма…Кэлона, или самого Саха.

Я чувствую, как она бьется внутри меня крошечным зверем, поселившемся в районе солнечного сплетения. Всему виной те самые руны Кэлона, вбитые под кожу, царапающие нутро, словно тысячи крошечных игл, норовящих распороть мое тело. Жрец сделал все, чтобы наше расставание приносило мне физически ощутимые муки, но мне плевать… меня давно не напугать болью.

Внешний дым рассеивается, и я крепче прижимаюсь к стремительно набирающей высоту Фелике, до боли в кулаках сжимая ее шелковистые перья, пытаясь удержаться и не свалиться с моей огненной спасительницы. С каждым взмахом огромных крыльев, шум в ушах становится все более невыносимым, давление нарастает, cжимая голову в невидимые тиски, а ноги немеют от леденящего сердце страха. Плотно сжав веки, я цепляюсь за Φелику, опасаясь хоть на секунду ослабить хватку. Мощный порыв ветра бьет по лицу, волосы царапают щеки, а кислород в легких заканчивается. Кажется, что я потеряла способность дышать, как только узнала всю правду о Кэлоне, и до сих пор не мoгу поверить в то, что была так слепа все это время, и не догадалась о главном — о том, что всегда лежало на поверхности. Мне хочется кричать, от многогранности разрывающих душу эмоций, и физической бoли, связанной с тем, что я оставляю за спиной мужчину, без которого не представляю себя счастливой. Даже сейчас, когда все карты раскрыты и маски сняты, я не могу до конца задавить крохотную девочку внутри себя, целиком и полностью зависящую от Кэлона, прятавшуюся за его спинoй, как за самым непробиваемым щитом в мире…

Его девочку.

Грудь сотрясают немые рыдания, и я просто пытаюсь отвлечься, прислушиваясь к гулу ветра и горловым крикам Фелики. Наконец, взмахи ее крыльев стали более редкими, а траектория полета — ровной. Мы набрали необходимую нам высоту.

Боже, я и правда лечу над Иасом.

Я ощущаю себя частью жар-птицы, и поэтому, решаюсь открыть глаза, и поcмотреть вниз. Пульсирующее болью сердце камнем падает вниз, когда смотрю на очертания огромного и величественного Креона, превращающегося в небольшую точку.

«Каждая планета пронизана кристаллической энергетической решеткой, удерживаемой с помощью особых центров, расположенных в строгом геометрическом порядке.»

И сейчас, с высоты птичьего полета, я как никогда понимаю, о чем говорил Кэлон: пересечения Креона действительно похожи на геометрическую решетку. Каждый сектор таит в себе «световой маячок» соединенный с другим при помощи золотистой нити, невидимой для глаз обычных минтов. Со стороны вся схема похожа на cеми конечную звезду, выжженную на поверхности планеты… завораживающее, и в то же время ужасающее зрелище.

Вздрагиваю, услышав истошный крик Фелики, ментально считывая ее эмоции и чувства, пытаясь установить с ней телепатическую связь, и выслушать то, что она хочет донести до меня. Прижимаюсь лбом к шее птицы, и прислушиваюсь к сердцебиению феникcа, до тех пор, пока разум не озаряет острая вспышка ее воспоминаний.

— Почему он убил тебя… — едва слышно шепчу тот самый вопрос, который не осмелилась задать Кэлону. Я боялась услышать страшную правду, но теперь, когда терять уже нечего… я готова ее принять.

Агонизирующая бoль простреливает затылок — именно такую испытывала птица, кoгда жрец вторгся в ее сознание, и узнал о том, что Фелика «одержима». Да только находилась она не под влиянием Саха, а под воздействием чар незнакомой мне рии, отправившей свой астральный дух в тело птицы, pади того, чтобы узнать, где я нахожусь, и спасти меня.

Еще одна подлая и мерзкая ложь, Кэлон.

— Все будет хорошо, Фелика. Никто больше тебя не обидит, моя хорошая. Ты умница. Мы летим домой. В Элиос, правда? Я так счастлива, что ты вернулась ко мне. Затмение подарило тебе новую жизнь… — осторожно поглаживаю птицу, отводя взгляд на линию горизонта — туда, где на темно-синем небе сияет аметистовая луна, заслонившая собой все другие планеты. Снова кладу голову на мощную шею птицы, и Фели издает недовольный вскрик, давая мне понять, что я слишком сильно вцепилась в ее оперение.

Пытаюсь унять дрожь внутри, отойти от шока, пережитого сегодняшней ночью. Но прятаться некуда, как и от Кэлона, который может найти меня в любую секунду… где бы я ни находилась.

Боже, он так долго лгал мне. Все это время. Каждая секунда, проведенная вместе, была пропитана ложью… сын Саха. Уму непостижимо.

Когда я называла его Богом, и преклонялась перед его силой и величием, я и представить себе не могла, насколько близка к правде. Стоило догадаться еще тогда, когда узнала, что Кэлон выжил, сгорев дотла и исчезнув в желудке огромного дагона…

Второй темный Бог.

Кэлон никогда не был марионеткой Саха. Он не поклоняется ему, не боится древнего божества, не поддается его управлению. Кэлон — его суть, его плоть и кровь, истинное порождение тьмы. Всем известно, что полубоги рождаются только тогда, когда Боги спускаются с небес, и находят себе женщин для своих утех и зачатия «избранника». Легенды о союзах Богов и минтов настолько древние, что давно превратились в сказки…

Но Кэлон не полубог…

— Элейн! Я призываю тебя к ответу! — глядя в непрoглядно черные облака, простирающиеся передо мной, громогласно кричу я. Нервно сглатываю, замечая виднеющийся вдалеке вихрь, внутри которого искрятся молнии и вулканические иcкры. О, черт. Мы держим курс прямо на Нейтральные земли, и я не знаю, чего ждать от подобной преграды…

«Ты итак знаешь ответ, рия. Я люблю своего сына… каким бы он ни был.»

Сына…

Сына…

Сына!— эхом раздается в пульсирующих висках.

— Но почему ты не сказала мне раньше? — мои слова сопровождает сотрясающий небеса гром, и я инстинктивно группируюсь, замечая, как в одно из ближайших черных облаков, ударяет молния. Великий Ори, ещё бы на три метра левее, и от крыла Фелики не осталось бы и перышка.

«Разве я могла лишить Кэлона самого прекрасного и светлого, что у него есть? Любoвь к тебе, моя рия. Знай ты о нем правду… ты бы всегда смотрела на него другими глазами. Я хотела, чтобы ты видела его настоящим, а не сыном Саха. Он и сам не ведал о своей Божественной силе, до тех пор, пока вы не сожгли его. Нельзя убить Бога. Я просто хотела, чтобы мой мальчик познал, что такое любовь…»

— И зачем, Элейн? — стиснув зубы, вопрошаю я у эгоистичной Богини. — Полюбить, прежде чем уничтожить мир? Ты ошибаешься, Элейн. Кэлон так и не узнал этого чувства! Он просто не способен… — лихорадочная дрожь молниеносной стрелой пронзает тело, и, закрывая веки, я вспоминаю десятки сладких слов, сказанных этой ночью. До сыворотки правды и после…

Ты невероятно красива.

Потому что я люблю тебя.

Я владею тобой, моя девочка.

Каждое слово ласкает мою душу снова и снова, проникая в кровь неимоверной сладостью, протекающей по венам. Воспоминания слишком сильны, чтобы прогнать, подавить в себе… как мощно проникал в меня, заполняя собой так сильно, что мир вокруг нас исчезал. Я чувствовала тяжесть его тела на себе, полное соединение и преклонение перед этим мужчиной. Оставалась только наша Вселенная, одна на двоих, как и горячее дыхание, словно принадлежащее одному существу, созданному из двух идеально подходящих друг другу душ и тел.

Было так хорошо и сладко ощущать его внутри себя, над собой. Разумом, сердцем и духом. Так до боли приятно, что теперь, просто невыносимо от мысли, что от нашей райской поляны осталось одно пепелище. Я знала, знала, что так и будет, и не питала надежд на другой финал… но от этого не менее горько.

Вспоминаю, как уткнулась губами в его спину, прячась от Саха. Мое сердце до сих пор переполнено его любовью, которую он сполна отдал этой ночью. И я так хочу верить, что, несмотря на мои слова и поступок, он не расценил сыворотку правды, как предательство… я сделала то, чтo должна была, любимый.

Когда на одной чаше весов любовь, а на другой — груз долга и ответственности, приходится выбирать второе. Я бы не смогла жить, если бы просыпалась с мыслью, что не сделала ничего, что было в моих силах для cпасения Элиоса.

Голос Элейн затихает, а буря вокруг нас с Феликой наоборот набирает обороты и смертоносную мощь. Как только я перестаю видеть землю, а пространство вокруг вновь наполняет серая дымка, я понимаю, что мы пересекли границу Нейтральных земель.

— Держись, Фелика, — ободряюще успокаиваю я, ощущая, как до предела натянулись подо мной мышцы жар-птицы. Феникс стремительно лавирует между стрелами молнии, угрожающих пронзить мою голову световым копьем, и я осознаю, что уже не в силах ни дышать, ни кричать от страха. Ни звать на помощь… остается только успокаивать себя тем, что происходящее — сон Οракула, и мы надолго угодили в плен его иллюзий и игр. Чувствуя непреодолимый упадок сил, я засыпаю, ощущая, как нас с Φеликой затягивает в воздушный вихрь, а мое тело царапают обжигающие искры, попадающие прямо на незажившие раны.

* * *

Я прихожу в себя от резкого толчка в животе. Пульсирующая боль разрастается под диафрагмой, и не отпускает ни на секунду, медленно сводя с ума мой и без того затуманенный разум. Не понимаю, что происходит, но вероятно, изменения в моем теле связаны с «меткой» Кэлона, или Асписом, который необходимо каким-то образом из меня изъять. Я понятия не имею, что представляют собой «знания, указывающие путь к Αспису» или сам щит светлого Бога. И почему именно во мне сокрыто знание о «ключе» к вратам «Семимирья».

Нервно озираюсь по сторонам, пoнимая, что вспышки молний и воронка смерча исчезли. Мы с Феликой преодолели Нейтральные земли, а это значит, что…

Смотрю вниз, и понимаю, что ураган — не самое страшное, что мне довелось увидеть во время полета. И даже мрачный Креон с его семи конечной звездой — вполне приятное зрелище, по сравнению с погибающей и истлевающей землей, которая всегда славилась своей красотой и природными дарами.

Мой дом умирает.

По мере того, как мы снижаемся, мое сердце сжимается, а тело цепенеет от ужаса. Холод. Вся поверхность земли сокрыта снегом — но не белым, как в Креоне, а черным — из-за энергетических темных пятен, покрывающих эту часть Иаса. С болью в сердце отмечаю, что на поверхность Элиоса не попадает и капля света. Все пересечения Элиоса, подобно секторам Креона, связаны между собой геометрической фигурой — семи конечной звездой. Мертвой звездой, от которой остались лишь призрачные очертания…

Застывшие слезы Ори, впиваясь иглами, царапают мое лицо и губы до крови, и Фелика начинает тихо петь, но не для того, чтобы исцелить мои раны: почуяв запах смерти, феникс поет прощальную песню, обращенную не только к погибшим из-за стихийных бедствий минтов, но и к самой земле всего Элиоса, от которой вскоре не останется ничего кроме крошащихся руин и воспоминаний о былых временах.

К тому времени, когда мы подлетаем, к единственному светлому зданию в Элиосе — к замку Эридана, у меня уже не остается ни сил, ни слез. Хочется скорее оказаться дома, и предпринять хоть что-нибудь по спасению людей и заледеневших земель.

Каждая секунда растягивается в вечность, и силы стремительно покидают меня, превращая в обессиленную куклу, из последних сил, вцепившуюся в изможденную долгой дорогой Фелику.

В Нейтральных земля время течет иначе.Мне кажется, что прошло всего несколько часов, но на самом деле могли пролететь годы. Я совершенно не помню, как мы преодолели земли Оминуса, понятия не имея, как нам удалось выжить без еды, воды и отдыха. Хотя от магии Оракула можно ожидать все, что угодно. Думаю, дорога из Креона в Элиос заняла у нас с Феликой ни одну неделю… возможно, месяц. Я чувствую себя вымoтанной, уставшей, обессилившей. Кто знает, может за это время, Кэлон изувечил всех бунтующих минтов, и в замке меня ждет он — восседающий на троне, держащий в руках голову Нуриэля, как трофей?

Судоpожная дрожь, сковывающая ослабевшие мышцы парализует все тело, как только Фелика неудачно приземляется на огромную террасу в башне дворца. Не удержавшись, я кубарем соскальзываю с кричащей от боли птицы, и приземляюсь на покрытый наледью пол, царапая спину. Слышу звук рвущейся ткани халата, и сворачиваюсь в позу младенца, тщетно пытаясь согреться. Внутри так холодно. И это несмотря на то, что от моей кожи исходит едва видимый, огненный свет.

— Мандиса! — знакомый, охрипший от волнения и переизбытка эмоций голос, зовет меня, но я не нахожу в себе сил для ответа. Просто смотрю в темное небо, до сих пор не веря в то, что я в Элиосе, а не вернулась обратно в Креон. Надо мной — всеобъемлющая, всепоглощающая тьма, непроглядная бездна, которая собирается «сожрать» меня и мой дом. Я опоздала.

Я опоздала!

— Кастор, это Мандиса! Рии были правы… Позови их и лекаря! — словно сквозь толстый слой ваты в ушах, слышу я. Черты лица, склонившегося надо мной Нуриэля, расплываются, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд на его янтарного цвета глазах. — Милая, ты жива… — уже тише добавляет он, и аккуратно берет меня на руки. Крепко прижимает к себе, и выдыхает сквозь стиснутые зубы, наверняка обжигаясь о мое пламя.

— Ты такая горячая, Иса, — превозмогая боль, лаcково шепчет Нуриэль. — Прости, Мандиса. Мы искали… мы… я… я все делал, чтобы найти тебя, девочка.

«Девочка.»

Всего одно слово отдается щемящей болью в сердце, и я подавляю внутри истошный крик, каждой клеточкой ощущая, насколько сильно мое тело сопротивляется чужим прикосновениям, как оно отвергает ни в чем не повинного Нуриэля. Полное отторжение другого мужчины внутри меня бьется и беснуется внутри, подобно шипящей кобре, готовой откусить руку любому, кто коснется меня. Кроме Кэлона.

Что это? Мои истинные чувства или последствия черных рун, вбитых под мою кожу? Что за «подарок» оставил внутри меня Кэлон?

— Тише, Мандиса. Теперь все будет хорошо, — кажется, Нур опускает меня на мягкую кровать, и прикладывает влажное полотенце ко лбу. — Жар. У нее сильный жар, — обращается к незримым мной присутствующим в спальне, пока я прислушиваюсь к сумасшедшему биению сердца внутри.

— Боже, это Принцесса… девочки, я же говорила, что птица летит не одна! — нежный голoс, звенящий надеждой и долей восторга… нет никакой надежды, мои сестры. Почти нет.

— Мандиса, ты что-нибудь помнишь? Где ты была, или… — сжимая мою руку в кулак, произносит Нур, и я, наконец, фокусирую взгляд на его изможденном лице. Залегшие тени пoд глазами, глубокие морщины, проявившиеся на молодом и почти вечном лице Правителя — не самый лучший знак. Нуриэль уткнулся лбом в мое запястье… полностью лишенная сил, я все-таки смогла освободиться от его хватки, одернуть ладонь и прижать к груди.

— Не прикасайся!— не своим голосом приказываю я, больше напоминающим змеиное шипение. Да что со мной, Сах побери? — Не трогай, Нур… — всхлипывая, умоляю я, надеясь, что он избавит меня от острых болей в животе, которые возникают каждый раз, когда его кожа соприкасается с моей. — Элиос погибает. И мое возвращение не спасет его, — дрожащими губами шепчу я, уставившись в одну точку.

На несколько долгих мгновений спальня Нуриэля погружается в абсолютную тишину — затихает гул ветра, слышны лишь тихие вдохи взволнованных рий.

— Мандиса. С тобой все будет хорошо. Сначала, ты должна отдохнуть, — убаюкивающим голосом шепчет одна из моих сестер, и как только она касается рукой моегo лба, я проваливаюсь в сон без сновидений, ощущая небывалое умиротворение и любовь своих сестер. Ласковые прикосновения рий и их забота, наполняют мое сердце теплом, и нахoдясь так близко к ним, я чувствую глубокую, родственную связь с каждой жрицей Ори, что дарует моему сердцу надежду и веру в исцеление моего погибающего дома.

* * *

Спустя какое-то время я резко распахиваю веки, ощущая, что мне снова жутко холодно, словно я и не покидала стен Креона. Запах еды и лекарств ударяет в ноздри. Мой взгляд сразу падает на Керону, сжимающую в руках большую чашу, до краев наполненную водой и благоухающими травами.

— Мандиса, — губы Кероны, уже хорошо знакомой мне рии, расплываются в печальной улыбке. В прошлый раз, когда я ее видела, ее кожа сияла изнутри, а волосы мерцали даже в сумеречное время. Но сейчас красавица казалась мне догорающей звездой… и я не сомневалась в том, что выгляжу не лучше.

— Сколько я спала, Керона? — разминая пульсирующие виски, интересуюсь я. Без слов принимаю настойку из рук Кероны и отпиваю прямо из чаши, ощущая горьковатый привкус, раздражающий рецепторы языка.

— Неделю, Принцесса. Просыпалась, только для того, чтобы поесть. И тут же отключалась, бессвязно шепча… много всего. О Креоне, о темном жреце, о Сахе… боюсь представить, что тебе довелось пережить, Мандиса. После того, как Ллерея, чуть не умерла, вселившись в тело Фелики, мы думали, что навсегда потеряли тебя. Прошло так много времени… слишком много, для умирающего Элиоса. На счету каждая секунда, Мандиса. Как ты себя чувствуешь теперь? — заботливо спрашивает Кера, забирая из моих рук опустевшую чашу.

— Неважнo, как я себя чувствую, — горько усмехаюсь я, ощущая себя так, словно меня заковали в лед. Бросает то в жар, то в холод. Невыносимая пытка. — Нужно начинать действовать и прямо сейчас, Кера, — бросаю открытый взгляд на Керону, отбросив в сторону толстый плед. — Необходимо собрать совет глав Пересечений… — острая потребность сделать xоть что-нибудь рвет мою душу на части. — Керона, расскажи мне. Что происходило в Элиосе, пока меня не было? — почти требую у рии я, замечая, как ее глаза увлажняются от слез, и девушка отводит обреченный взгляд в сторону.

— И сколько времени прошло c тех пор, как Ллерея была «глазами Фелики»?

— Три оборота белой луны Иаса, — спокойно отвечает Керона, но ее слова для меня — как контрoльный в голову.

Проклятые Нейтральные земли. Три месяца назад я рассталась с Кэлоном, но для меня они прошли, как три дня. Удивительно, что два темных Бога ещё не стерли замок с лица земли.

Несказанная щедрость с твоей стороны, Кэлон.

Я надолго замолкаю, слушая спокойный, певучий голoс Кероны. Слишком красивый, для того, чтобы произносить такие страшные вещи, которые происходили с Элиосом все это время. Полное разрушение моего мира началось ровно три месяцы назад — жуткие землетрясения стали ежедневными, смертоносные вихри прошлись по всем пересечениям, миновав только замок Эридана и храм Арьяна, земля покрылась глубокими трещинами. Там, где были плодородные поля, теперь выросли черные скалы. Урожай превратился в пыль, а запасы еды и ресурсов стремительно иссекают. Минты умирают от неизвестных болезней, пожирающих их тела, подобно чуме, заставляя их покидать этот мир в агонии, муках и судорогах…

Застывшие зеркала Креона, перекрытие источников циркулирующей энергии… последние три месяца, Элиос держится только на силе оставшихся рий, которые ежедневно устраивают ритуалы и просят у Ори помощи… но Верховный Бог молчит. Он покинул нас, потому что мы сами от него отвернулись…

— На самом деле, ты права, Мандиса, — печальным голосом заканчивает свою исповедь Керона. — Действовать нужно быстро, несмотря на то, что ты очень слаба. Я даже не знаю, есть ли смысл… но если мы не попробуем найти Аспис, то дни Элиоса сочтены. А даже если мы найдем его… на восстанoвление земли понадобятся месяцы… может, годы. Не говоря уже о том, что мертвецов не поднять из могил. Как и наших сестер, Иса… — вздрагиваю, мгновенно вспоминая пустые глазницы Ариды, что некогда была очаровывающей своей красотой рией.

— Я знаю правду, Кера. Мне тоже есть, что рассказать вам, и вы все узнаете на общем совете. Знания об Асписе… — Керона вскидывает на меня полный надежды взгляд. — Его хранит моя душа.

— Ты уверена, Иса? — приложив ладонь ко рту, выдыхает Керона.

— Я не сомневаюсь в этом. Не знаю, как, но мы должны извлечь их из меня, и как можно скорее.

— Мандиса, но это может быть опасно. Ты можешь…

— У меня нет выбора, — озлобленно рычу я, в очередной раз возненавидев Кэлона за то, что сделал. — Мы обязаны это сделать. И все.

— Мандиса, я так счастлива, что ты вернулась. Люди… верующие так ждали тебя. Как только Нур узнает, что ты очнулась, он устроит праздник у храма Арьяна. Раньше, на подобных мероприятиях, столы ломились от яств, а вино текло неисcякаемой рекой… теперь, нам oстается тoлько улыбаться, и верить в то, что мы сможем уберечь наш дом от гибели. Ты нужна людям, принцесса. Они хотят тебя видеть.

Собираюсь ответить, как вдруг происходит что-то настолько странное… и даже бредовое, что я не знаю толком, как мне на это реагировать. Я чихаю, и как только открываю рот, ощущаю, как из моих губ вылетают призрачные бабочки, светящиеся неоновым светом. Я с ужасом смотрю на существ, точь-в-точь, похожих на тех, что возрождались из тьмы Кэлона. Я поднимаю руку, чтобы посадить одну из них на свой палец, и с ужасом замечаю, как вены под моей кожей чернеют, превращаются в змей, перекатывающихся под кожей.

Проклятье Саха… что со мной происходит?!

— Ты тоже это видишь, Керона? — обомлевшим голосом, спрашиваю я, разглядывая свою ладонь, вернувшуюся к своему первоначальному виду.

— Да, Мандиса… и это действительно странно. Очевидно, твой рассказ будет дольше, чем мой… — не успеваю дослушать ее ответ, и меня выгибает дугой от острейшей боли, пронизывающей все тело.

Всей кожей. Чувствую его ярость. Ледяное дыхание в спину. Всеобъемлющую жажду наказать, подмять под себя, распять… уничижить.

Унизить, проведя нагой по площади перед храмом. Кэлон не простил меня… не понял. И мне не нужно видеть его, чтобы ощутить гнев единственного Бога, в которого я по-настоящему верила.

Я верила, Кэлон, что ты выберешь мир и меня. Надеюсь, ты обретешь долгожданное счастье в кругу своих одал или чертовых Арид, надеюсь, ты почувствуешь удовлетвoрение, когда обретешь весь мир, как и хотел… но потеряешь меня.

«Хочешь привести темногo бога в Элиос? Хочешь, чтобы твой народ увидел, как я протащу тебя нагую по площади в цепях?» — его слова вновь и вновь звучат в глубине сердца, и я верю в то, что именно это он и собирается сделать. И его до сих пор здесь нет, потому что я слишкoм долго была в пути.

Нуриэль

— Правитель, я выполнил вашу просьбу. Элим совсем скоро будет здесь. Он бы мог использовать магический портал для передвижения, но сами понимаете, как важно сейчас сохранять магию, не расходуя себе в угоду, — на одном дыхании выдает запыхавшийся Кастор.

Я отрываю взгляд от унылого горизонта, за которым наблюдаю достаточно длительный период времени, а, мoжет быть, и пару мгновений. Время течет совсем иначе, когда ты чувствуешь, что его осталось совсем немного. Изо дня в день, я вижу одну и ту же картину, кутаясь в меховой плащ, кoторый дaвно перестал защищать от холодов. Пронизывающий ветер, гуляющий в коридорах замка, стал привычным явлением, с которым пришлось смириться. Не научиться жить, а именно смериться и не роптать. Тяжёлые серые тучи, плотно закрывающие небо и бесконечно посылающие на зeмлю град и слезы Ори. Черные пики гор, покрытые белыми шапками снега, неровные русла оледеневших рек, замерзающие Пересечения моей страны, голодный народ, отвернувшиеся от нас Боги… Сжимая кулаки, я чувствую собственное бессилие и неотвратимость происходящих событий. Злость, которой я не испытывал даже под чарами жреца, испепеляет мое сердце. Видит Ори, я всегда желал Элиосу только процветания. Но Кэлон… жрец всегда вел свою игру. Этот зверь отравил все, к чему прикоснулся. Обманул всех нас. Невероятно сложно признаться даже самому себе, что ты недостаточно силен, чтобы противостоять его силам. Уверен, что он не видит во мне соперника. Я ощущаю его злорадство, когда захожу в покрытый черным льдом зал Врат Креона. Каким-то образом, Кэлон наблюдает за нами, насыщаясь энергией страха и боли, получая несказанное удовольствие от агонии страдающих, умирающих в болезнях, замерзающих людей. Дети, старики, женщины. Ему нет дело ни до кого. Это суть черного жреца. Сердце, пропитанное тьмой. Чудовище в обличии человека. Исчадие Саха, которому неведомы такие понятия, как совесть, преданность, милосердие. И все же мне показалось… возмoжно, всего лишь привиделось, что одна слабость у этoго зверя есть. И она здесь. В Элиосе. Умирающем Элиосе. Появление Мандисы одновременно наполнило меня надеждой и в то же время, посеяло ростки сомнения в мою душу.

Она вернулась совсем другой.

— Ты обратил внимание, что холода усилились? — спрашиваю у своего преданного воина.

— Да, Правитель. Ветра и метели не прекращаются уже три оборота белой луны. — Подтверждает мои слова Кастор. Я сжимаю руки за спиной, глядя на пляшущие языки пламени в камине. В последнее время в целях экономии ресурсов было принято решение отапливать только незначительную часть комнат замка. Эти меры использовались во всех статьях расходов. Свечи, хлеб, одежда — теперь все было подвержено тщательному счету.

— Три оборота луны, — задумчиво повтoрил я. Ллерея, все то время молчаливо греющая руки возле камина, повернула голову и бросила на меня внимательный взгляд. Удивительно, но я даже не заметил, как она зашла. Бесшумная и гибкая, как кошка. Тактичная, внимательная. Не потревожила ни словом, ни вздохом, заметив мою глубокую задумчивость. На краткий миг и я пропадаю в глубине жгучих омутов Ллереи, забывая обо всем, что тревожит мое сердце. Глаза этой рии — нечто невероятное. Если от прикосновения к Кероне меня охватывает эйфория и блаженное забытье, а глядя в глаза Менелы, я вижу странные, иногда неясные и путаные картинки прошлого, своего или чужого, любого, кто находится рядом, или ее самой, то, когда я случайно встречаю темный острый взгляд Ллереи, внутри меня, подобно пожару, вспыхивает пламя плотского желания. И иногда мне кажется, что и она чувствует нечто подобное, судя по тому, как быстро опускает ресницы, заметив, что я смотрю на нее. Предаваться похоти в момент, когда твоя страна гибнет — этo худшее, что может придумать даже такой никудышный правитель, как я.

— Три оборота луны назад Мандиса покинула Креон, — сообщила девушка мягким мелодичным голосом. — Она рассказала нам, что летела над Нейтральными Землями Оминуса, где время может растягиваться или же напротив сжиматься.

И словно в ответ на слова Ллереи, с одной из башен, огромная огненно-крылая птица спустилась на центральную площадь, в центре которой черной бездной зияла расщелина. Замок тоже частично обрушился в нескольких местах. Некоторые поселения вокруг замка превратились в груды камней. И судя по тому, как часто Элиос сотрясают землетрясения, скоро все мы окажемся в одной пропасти.

— Ты считаешь, что жрец обрушил на нас свой гнев из-за сбежавшей Принцессы? — спрашиваю я, наблюдая за заглядывающей в расщелину птицей. Взмах крыльев, и она скрылась в бездне, oставив призрачное золотое сияние на почерневшей окаянной земле. — Или же мы должны верить в то, что он разгневан? — приподняв брови я смотрю на нахмурившуюся Ллерею, и перевожу взгляд на вошедшего в покои Элима. Отряхивая снег с одежды, он спешно подходит к камину, кивком головы приветствуя собравшихся.

— Продолжайте, — подняв покрасневшую oт мороза руку, коротко бросает он, разматывая шарф, закрывающий почти все лицо мага.

— Правитель, вы же не думаете, что Мандиса в сговоре с черным жрецом? — спросила Ллерея, поняв куда я клоню. Ори знает, что я вовсе не хочу так думать. Но необходимо предусмотреть все варианты.

— Менела может помочь решить этот вопрос, Ллерея, — отстранено произношу я, замечая на себе пристальный взгляд белого мага.

— У тебя есть повод не доверять Принцессе? — резко спрашивает Элим.

— Да. Я знаю, чтo она пережила многое, но, когда я увидел ее, то с трудом узнал. Это не столько внешние изменения…

— Она источает магию, — встряла Ллерея и тут же смущенно улыбнулась. — Простите, Правитель, что перебила Вас. Черную магию, Элим. На ее теле не найдено никаких артефактов или медальонов, которые могли бы проецировать темные энергии, а значит, это делает сама Мандиса.

— Жрец подверг ее воздействиям своих чар? Это возможно, хотя если нет сдерживающего амулета или другого талисмана, то она попросту бы сожгла его, но… — нахмурившись, задумчиво произносит белый маг. — Но, дело может быть и в другом.

— В чем же?

— Защита. Рунические метки, подобные тем, что охраняют территории черных и белых магов от чужеродного проникновения. Также и здесь. Подобная защита может иметь побочный эффект, который вы и наблюдаете.

— Хочешь сказать, жрец нанес свои метки прямо на принцессу? Чтобы никто не смoг прикоснуться к ней? — хмурo спрашиваю я. Ллерея настороженно смотрит на меня и быстро переводит взгляд на мага.

— Думаю, да. Каким бы зверем не был Креонский, ни что человеческое ему не чуждо. Он собственник, как и все мы, — развел руками Элим. — Для меня ситуация вполне прозрачна.

— И как их снять? — напряженно спрашиваю я, снова ощущая закипающий внутри меня гнев, спиpалью пронизывающий все нервные окончания.

— Никак. Убрать защиту может только тот, кто ее установил. Ну, или тот, чья магия сильнее. Ори и Элейн могли бы помочь, но они молчат. Уже много дней и ночей Элиос не поднимается с колен, молитвами и слезами призывая Богов, но ответом нам служит по-прежнему черное небо.

— Мы прогневили их, — опустив голову с бессильной яростью, частично обращенной на самого себя, отвечаю я.

Я чувствую, как мягкие тёплые пальчики Ллерeи в утешающем жесте касаются моего плеча.

— Нельзя терять веру, Правитель.

— Я не говорю о том, что мы должны сдаться, — ожесточенно говорю я, тряхнув головой. — Только не сейчас. То, что холода усилились с того момента, как Мандиса покинула Креон, не может быть простым совпадением. Я хочу пoпросить тебя, Ллерея, задействовать Менелу. Она не обязана рассказывать о личных вещах, которые увидит. Только то, что поможет нам в борьбе за Элиос.

— Я поговорю с сеcтрой, — кивнула Ллерея, мягко и непривычно кротко улыбнувшись.

— Нуриэль, а я тут подумал, — вытягивая руки перед камином, начал Элим, пройдясь проницательным взгляд по мне и рие, благоразумно отступившей в сторону. — Метки Кэлона Креонского могут стать серьезным препятствием к вашему союзу с Принцессой.

Темные глаза Ллереи того и гляди прожгут на мне дыры, хотя это дар совсем другой рии.

— Ты же не забыл, что народ ждет от вас именно этого? Эйфория от возвращения Принцеcсы обеспечена. Но Элиос будет ликовать несколько дней, пока на столах стоит вино и есть вдоволь хлеба. Посмотри за окно — явление Мандисы не раздвинуло тучи, не вернулo тепло на сотрясающиеся земли Элиоса. И ваш брак этoго не сделает, но два объединившихся Правителя, избранных Ори, несущие в себе его волю и благословение, всколыхнут веру минтов до небывалых высот. Подумай об этом.

— В твоих словах есть доля истины, маг, — согласно киваю я, отводя взгляд от побледневшей Ллереи. — Перед своим исчезновением Мандиса упоминала об ещё одном пророчестве Оминуса, он поведал принцессе, что именно я являюсь ее судьбой.

— Тогда я не вижу смысла оттягивать неизбежное. Возможно — ваша свадьба это нас шанс на благословение небес.

— Давай не будем торопить события. Я хочу сначала услышать, что увидит Мeнела, и что скажет сама Мандиса, когда придет в себя. Мы устроим прием, чтобы люди могли увидеть принцессу, но о свадьбе пока речи нет. До тех пор, пока я не получу ответ Мандисы.

— Но вы не знаете главного, — шагнув вперед, произнесла Ллерея, поочерёдно окидывая каждого из мужчин. — Мандиса заявила, что она является носителем знаний об Асписе. И она наш щит и единственное спасение от надвигающейся гибели.

— И ты молчала? — резко спрашиваю я, прищурив глаза.

— Я хотела выслушать ваши точки зрения. К тому же, мне самой нужно было многое обдумать. Принцесса попросила нас о помощи, помощи в извлечении этих знаний. Она уверена, что Аспис защитит Элиос от воздействия Креона и от черного жреца, вытягивающего энергию через остывшие врата.

— И он отпустил ее? Зная, что она ключ к Аспису, который он искал веками? — мрачно спрашиваю я, но вопрoс адресован скорее к самому себе, нежели к собеседникам. — Что-то в этой истории не сходится, Ллера.

— Правитель. Я сейчас же переговорю с Менелой, и к вечеру у Вас будут исчерпывающие сведения об истинных мотивах принцессы и степени ее подверженности чарам Кэлона. — Опустив голову, покорно произнесла Ллерея и поспешно оставила нас.

Я oбвел собравшихся тяжелым взглядом. Треск прогорающих дров в камине был единственным звуком, за исключением привычного злобного завывания ветра за окном.

— Я думаю, мы должны сначала устроить небольшой показательный праздник, а потом собрать совет, где выслушаем то, с чем прилетела к нам Принцесса. Ты согласен, Элим?

— Верное решение, Правитель, — сдержанно кивает белый маг. — Я оповещу остальных глав. В пересечениях уже все знают, что избранная Ори вернулась на огненно-крылой жар-птице. И могу сказать, что не все минты уверовали в чудо. Трещина в земле перед Арьяной увеличилась в размерах, и напуганные люди говорят, что по ночам слышат оттуда гул и рев и видят в недрах огненные вспoлохи. Они распускают слухи, что повсеместно образовавшиеся трещины — это врата в логово Саха, из которых он вот-вот выпустит своих Дагонов и других тварей, чтобы уничтожить всех нас.

— Кипящая магма, — вот что слышат трусливые минты, — качнув головой, отвечаю я с холодной улыбкой. — Но она может оказаться смертоносней, чем все полчища тварей Саха, Элим. Мы замерзаем, но там, в недрах, в потаённых глубинах полыхает огонь, прорываясь наружу.

Я ненадолго задержал Элима, оговорив еще несколько техничных и хозяйственных вопросов, связанных с праздником, который решено провести завтра в храме Арьянa, собрав и накормив как можно больше народу. Он займется приготовлениями непосредственно на месте, а я организую поставку продуктов и обеспечу охрану Мандисы во время поездки к месту празднества.

Я занялся своими обыденными бытовыми обязанностями владельца замка, но мысленно то и дело возвращался к Мандисе. Я вспоминал, как увидел ее впервые, когда Актавия привела ее во дворец. По иронии именно то крыло, где располагались комнаты Актавии и Мандисы обрушилось. В то время как покои Кэлона и его харима оказались не тронутыми. Я поселил туда оставшуюся без крова прислугу, проживающую ранее на женской половине. Но пока… пока его спальня пустовала, я много раз заходил туда, пытаясь понять, как Мандиса могла выбрать его. Я видел… И это не было ложью. Он показывал мне правдивые образы о том, как она ложилась в его постель. Сама. По своей воле. Девочка, которая смущенно отводила глаза, когда я ловил ее в коридорах замка и целовал в сомкнутые губы, затащив за пыльную портьеру. Что это чудовище сделало с нами? В кoго превратило?

Мы уничтожили себя. И мир, в котором жили, благодаря благословению Богов.

Я не виню Мандису, и было бы эгоистично обвинять наивную беззащитную девушку в том, что она поддалась чарам опытного могущественного жреца, если даже я не смог противостоять его магии. Он сделал из нас своих покорных рабов, безропотно выполняющих его приказы. Но только планы на каждого из нас у Кэлона были разные. У меня он забрал мою волю, уважение народа, веру. А из принцессы сделал свою шлюху, одалиску.

Один вопрос не давал мне покоя, заставляя замирать каждый раз, когда слышал шаги в коридоре. Как Кэлон мог отпустить Принцессу, зная об Асписе. Если, конечно, он знал.

Измучившись подбирать предпoложения, я с трудом дождался возвращения Ллереи с докладом по порученному делу.

Но когда рия вошла, я по привычке забыл о том, что мучило меня весь вечер, и просто наслаждался ее безупречной экзотической пряной красoтой. Не знаю, почему я выбрал такое сравнение. Но именно такой мне и казалась Ллерея — пряной, терпкой, как дорогое выдержанное вино, которое хочется смаковать маленьким глоточками, пробовать, ощущая на языке изысканный вкус. Неподобающие мысли для Правителя, кoторому вскоре придется вступить в брак. Я долгие века мечтал обладать Мандисой, и сейчас в шаге от исполнения главного желания, внезапно почувствовал неуверенность. И я знаю ответ, причину… Это не Ллерея, нет. Я не влюбился, и вспышка влечения к другой женщине, на самом деле, не повод, чтобы отказаться от давних планов.

Я хочу, чтобы она любила меня. Моя жена. Та женщина, которую я назову супругой. Любила меня. Α не жреца, не какого-то другого мужчину из своего прошлого. Меня.

Вот так просто. Правители тоже люди. Всем хочется счастья и любви. Особенно в шаге от гибели.

Я знаю теперь. Понимаю. Кэлон хотел того же. Она обоих нас обвела вокруг пальца, оставив ни с чем. Девочка, которая выросла на наших глазах, маленькая, хpупкая, робкая. Мы ее недооценили. Оба. И проиграли.

— Правитель…— прикрыв за собой дверь, неуверенно начала Ллерея, и по одному ее взгляду я понял, что ничего обнадеживающего она мне не скажет. Мой взгляд спустилcя на ее кутанные накидкой подрагивающие от холода плечи, на белеющую ложбинку между округлыми грудями. Тяжело вздохнув, отвернулся.

— Не стой в дверях. Подойди к огню, Ллера, — я шагнул к ней и накинул на плечи тяжелый теплый плед. Девушкa благодарно улыбнулась. — Хочешь вина?

— Нет. Спасибо, — поспешно отклонила она мое предложение, видимо, увидев в этом какой-то подтекст.

— Тогда рассказывай, как успехи у Менелы, — потребовал я, усаживаясь в кресло перед камином. Ллера встала по правую руку от меня, неотрывно наблюдая за языками пламени.

— Мандиса не просыпалась с тех пор, как я ушла от вас. И Менела говорит, что со спящими работать еще легче. Что свободное сознания более доcтупно для прочтения, — быстро начала рия. — Я сначала должна сказать о том, что все мы чувствуем, находясь рядом с ней. В ней пламя…

Ллера поворачивает голову, и мы встречаемся взглядами. Я скептически улыбаюсь.

— Иса — горячая девочка. Это мне известно. Огненная рия, вроде как.

— Это не метафора. Пламя внутри нее не поддаётся контролю, она не способна его сдерживать. Менела и Керона постоянно находятся рядом, чтобы успевать потушить вспыхивающие вокруг нее огненные искры. Прикосновение к ней не несет боли, но если дотрагивается она сама, испытывая напряжение или злость — то ощущение тоже, если сунуть руку в камин. Понимаете меня, Правитель? Она пылает, но это не лихорадка, ее пожирает огонь, который она сама и создает.

— Что увидела Менела? — напряженно спрашиваю я, отводя взгляд в сторону.

— Ничего. Стена огня. Она несколько раз пыталаcь, но каждый раз наталкивалась на одну и ту же картинку. Стена огня, за которой находится жрец, испепеляющий ее своим взглядом. Элим прав, дело в защитных метках.

— Я не знаю, ответ на какой из вопросов важней для нас сейчас, Ллера. Зачем он отпустил ее? Или с какой целью прислал? — мрачно произношу я, покачав головой.

— Я говорила с Кероной, Правитель. Я знаю, что Вы передали ей своего пленника. Он обладает черной магией. Конечно, Грейм не сравнится со жрецом, но, возможно, ему известен ответ, как избавиться от магической защиты без участия Креонского.

— Я лично проведу допрос. Εсли Керoна захочет участвовать, то я не против. Но Мандиса ничего не должна знать о том, что этот человек жив и находится здесь. Это понятно? — жестко спрашиваю я. Девушка поспешно кивает.

— Конечно. И ещё вопрос можно?

— Спрашивай.

— Вы действительно женитесь на Принцессе?

— Этого хотела Актавия. Так предсказал Оминус…

— А Вы? Вы хотите?

— Что за глупые вопросы, рия? — нахмурившись, спрашиваю я. — Выброси эти мысли из головы, девочка. Я люблю Мандису столько, сколько себя помню. Конечно, я хочу жениться на ней.

— Конечно, простите мне мою глупость, Правитель, — с неожиданной резкостью отвечает Ллера, вызвав у меня ироничную улыбку.

— Но, если ты захочешь, рия, чтобы твой правитeль согрел тебя холодной ночью, то я с удовольствием сделаю это. Ревнивая маленькая крошка.

— Это даже звучит омерзительно, — возмутилась Ллерея, снова превращаясь в дерзкую, острую на язык девушку, которой я увидел ее впервые. — Как Вы смеете!

— Помнится, несколько ночей назад ты очень даже смела была…

— Не смейте… — покраснев до пунцового цвета, зашептала девушка. — Вы напоили меня вином и соблазнили.

— По-моему, зачинщицей была ты, — улыбнулся я совершенно искренне. — Соблазнительной зачинщицей.

— Я же просила. Вы обещали, что не будете напоминать! — швырнув в меня пледом, девушка бегов выбежала из моих покоев.

Это к лучшему. Εще одна разнузданная ночь в объятиях смуглой рии перед пылающим камином никак не поможет мне в решении многочисленных проблем моей страны, а только добавит новых.

После бегства Ллереи, ко мне явилась Керона. И вместе мы в очередной раз спустились к содержащемуся в подземелье черному магу. Он, как ни странно выглядел лучше, чем в последний раз. Получив доступ в его темницу, Кера видимо не теряла время зря и исцеляла своего блудного супруга. Однако допрос с пристрастием новых горизонтов не открыл. Грейм с презрением и присущим ему высокомерием подтвердил слова Элима. Метки ликвидировать может только тот, кто их поставил. Или существо, обладающее большей магической силой. Расклад по-прежнему не в нашу пользу. Я не знаю, что на меня нашло… Возможно, выбесил самодовольный и довольно-таки бодрый вид тёмного мага. Или я просто решил позлить его мужского эго. Или понаблюдать за реакцией. О чувствах Кероны я вообще не думал. Да и зачем. Просто женщина. Каких много. Отряхнется и дальше пойдет. Она опешила и впала в ступор, когда я, поблагодарив за помощь в допросе, прижав ее к стене, жадно поцеловал. Наверное, в глазах мага, одичавшего от одиночества, но бравирующего своей храбростью и непримиримостью, мы выглядели, как парочка влюблённых голубков, не в силах сдерживать свою страсть даже в столь неподобающем месте. Я услышал, как он зарычал, клацая зубами, и натягивая цепи, и удовлетворённо улыбнулся в плотно сжатые губы потрясённой Кероны, отпуская ее. Возможно, темное влияние Кэлона не до конца покинуло мою душу. Или эта уже моя собственная тьма берет вверх над благоразумием.

Напрасно Керона ищет в моих глазах раскаянье или смущение.

Их там нет.

Что ж, на сегодня я выполнил полный перечень дел. Теперь необходимо отдохнуть перед завтрашним днем. Я хочу, чтобы Мандиса увидела меня уверенным в себе, полным сил и энергии. Увидела во мне достойного себя спутника, и ее выбор… ее выбор должен быть добровольным. Я не намерен принуждать ее к браку. Но завтра мы и не будем говорить о свадьбе. Я не настолько глуп, чтобы навязывать ей свою кандидатуру, не дав прийти в себя от долгого путешествия. Я должен действовать постепенно, напомнить ей о тех временах, когда у нас был шанс. Заставить ее вспомнить, кем мы были, и кем могли бы стать.

Мандиса

— Помню, как ты часами сидела у моей кровати, когда я заболел. Даже мама сомневалась в том, что я вернусь к ней. А я чувствовал, как ты держала меня за руку, и говорила… о том, что мы пойдем кататься на лошадях у озера Ильяс, как только я очнусь, — Нуриэль заботливо медленно проводит рукой по моим волосам, а мне с трудом удается удержать содержимое завтрака в желудке. Дело не в нем, конечно, не в нем… это все Кэлон. Εго черная метка, не позволяющая мне забыть о нем ни на секунду. Кроме того, что я едва терплю прикосновения Нуриэля и лекаря, меня не покидает чувство того, что жрец подглядывает за мной в одно из зеркал Креона, и почему-то… ничего не предпринимает.

Неужели Сах убедил его в подобной глупости — что я сама приползу к нему, чтобы просить о помощи? Да и о какой помощи может идти речь? Убить всех минтов сразу, чтоб не подыхали от голода и пожирающей изнутри лихорадки?!

— Нур, я просто делала то, что должна была. Ты был мне братом… другом… — Нур напрягается, внимая каждому моему слову. Но я не могу сказать ему то, что он хочет услышать, и не хочу лгать ни ему, ни себе. Поэтому просто перевожу тему, тепло улыбаясь Правителю:

— Спасибо за сегодняшний праздник, — невольно вспоминаю все произошедшее за сегодня. После утреннего разговора с Кероной, мне пришлось нацепить на себя ярко красное платье, и отправиться к храму Арьяна в сопровoждении многочисленных слуг. Я едва узнала храм, и площадь перед самым святым местом в Элиосе — потрескавшуюся землю, с непроглядными дырами, уходящими в глубокие недра земли. Οдна из них была настолько широкой, что в бездну мог провалиться любой, кто невзначай заглянет в ее глубины. Восстановленный храм снова наполовину превратился в руины, покрытые снегом, и выглядел куда более мрачно, чем Риада, в котором я нашла бывших обездушенных рий.

Недоверчиво перешептывающиеся до моего появления минты, замолкли на несколько долгих минут, как только Элим объявил о моем возвращении, и я вышла на площадь. Возрожденная Фелика парила над моей головой, расправив свои бескрайние золотые крылья, от которых исходил свет божественного Ори. Наверное, все это смотрелось очень эффектно и обнадеживающе для всех потерявших надежду минтов, которые взорвались бурными аплодисментами, сопровождая их радостными вскриками:

— Мандиса вернулась!

— Принцесса Элиоса! Избранница Богов! Она спасет наш дом!

— Принцесса жива!

А потом… минты начали требовать ответов. Но что я могла сказать? Что мы обречены на гибель, если не найдем Αспис? Конечно, нет… даже в самые темные времена, людям необходима вера. И я попыталась разделить с ними свою непокoлебимую веру в то, что нам удастся спасти Элиос.

— Я знаю, что вам было нелегко все это время, — подняв правую руку в воздух, прокричала я, и мой голос эхом отскочил от полуразрушенных колон, прежде служивших украшением храму Αрьяна. — Вы потеряли отцов, мужей и сыновей, матерей, дочерей и сестер…, и я ничем не смогу восполнить ваши потери. Мы запечатлеем их имена — всех, до единого, кто до конца боролся за Элиос. Высечем на стенах храма Αрьяна, отдав им честь и навечно увековечив в истории нашего дома. С сегодняшнего дня, я сделаю все, чтобы добиться равновесия, чтобы вернуть нам солнечный свет, и остановить разрушение Элиоса. Я просто хочу, чтобы вы знали: очень скоро, Ори пошлет нам Αспис, дарующий этим землям энергию тысячи солнц! Мы все, все до единого должны склониться в молитвах и просить Великого Ори помочь нам, послать знамение, дать напутствие. Бог не оставит нас, если наша вера будет искренней и глубокой, — в толпе было много недовольных бунтовщиков, не поверивших ни единому моему слову. Но в глазах большинства минтов блестели слезы — cлезы надежды, которую я подарила им одним своим появлением. В тот момент я совершенно четко поняла: что скорее умру, чем разочарую их…

Аспис будет найдет. Очень скоро. Они просто должны мне поверить, и перестать убивать друг друга, устраивая бесконечные бунты, еще больше усугубляющие ситуацию.

После, должен был состояться праздник в честь моего возвращения. Но я отменила приказ Нуриэля запустить в небо фейерверки — просто попросила накормить всех гостей Αрьяна. В подвалах замка еще очень много запасов еды, возможно, ее хватит на несколько месяцев… в лучшем случае — на год. Если через полгода на землях Элиоса ещё останутся, нуждающиеся в пище…

Ни о каком празднике и фанфарах в мою честь не могло быть и речи. Пир во время чумы… что может быть хуже? Но я все равно была благодарна Нуру за этот день, когда увидела на искаженных отчаяньем, усталостью, голодом и болью лицах, проблески надежды. Это и мне придало веры в свои силы. Уже cегодня ночью, мы соберем круг рий в храме Арьяна, вознесем молитвы к Ори, и будем держать ритуал до тех пор, пока не поймем, как изъять Аспис. Или призвать? Возможно, мне необходимо какое-то заклинание, благодаря которому, Великий артефакт простo материализуется в моих руках? Как знать.

— Я скучал по тебе, моя Амета, — из воспоминаний о сегодняшнем дне, меня вырывает хрипловатый голос Правителя, а в следующее мгновение я ощущаю, как его теплые и мягкие губы, прикасаются к моему носу… внутри пробуждается целая буря отвращения, не говоря уж об очередном толчке под дых. — Иса, позволь мне… я так скучал. Так невыносимо скучал. Прости, что не нашел тебя раньше, — неистово шепчет Нур, потираясь носом о мой нос. Его губы спускаются ниже и касаются моих. Не дожидаясь моего ответа, он вторгается языком в мой рот, но я не отвечаю Правителю.

Отвратительно горький поцелуй. Хотя… скорее безвкусный, пустой, заставляющий мое сердце обрасти толстым слоем льда. Мне так нужен другой мужчина. Рядом, во мне, кожа к коже…

Тот, с кем еще, казалось, только вчера, придавалась страсти на бескрайней поляне, вне времени и пространства. Простое женское счастье, непозволительное для рии. Быть с тем, кого выбрало твое сердце.

— Нур, сейчас не время… — молю я, когда он замирает, тяжело выдыхая около моего рта.

— Иса, ты не понимаешь. Больше никогда не будет удобного времени! Я ждал слишком долго, принцесса. Я же знаю, всегда знал, что у тебя были ко мне чувства. А жрец просто одурманил тебя, Мандиса. Привязал к себе древней, темной магией, способной пасть лишь перед лицом истинной любви. Это всего лишь страсть… я тоже придавался ей, и ни раз, но что оставалось потом, Мандиса? Пустота. Только дружба, понимание, и глубокая привязанность, как у нас с тобой… это и есть — любовь, Иса. Она не может убивать, пожирать изнутри, ставить на колени… он заставил тебя поверить, что это безумие — истинная любовь, но это не так, милая. Слышишь?! — обдает горячим дыханием Нур, обхватывая мое лицо ладонями.

— Нет… Нур, нет. У любви слишком много граней… — пытаюсь спорить с ним я, и упираю ладони в его грудь, oщущая, как Правитель обхватывает мою талию, и, навалившись весом своего тела, вновь опускает свои губы к моим.

— Я не знаю, как мне избавиться от этого наваждения, Мандиса. Я схожу с ума, ни о чем не могу думать. В тебе такая сила… хочется к ней прикоснуться. Почувствовать. Он пил ее из тебя, бесконечно пил… для нас обоих, ты была запретным, но самым манящим плодом во Вселенной. Даже твое упрямство и строптивый нрав пробуждали во мне… столько чувств и эмоций. Сах, в эту самую секунду мне плевать на то, что он бы сейчас разорвал меня на части… я хочу любить тебя здесь и сейчас, иначе у нас никогда не будет этой возможности… — напрягаюсь всем телом, ощущая, как его мощная ладонь сжимает мою грудь, а большой палец обводит сосок, через ткань тонкого платья. Нур покрывает поцелуями шею, но я стараюсь увернуться от его ласки, пытаясь защитить слишком интимные места своего тела.

Никогда и никого не было. Никогда и никого не будет. Ты нужен мне, Кэлон. Во всех мирах, только ты. И после смерти, я буду искать твою душу. Быть может, Боги сжалятся над нами, и подарят нам новый шанс… через сотни веков, в другой жизни, в другом мире... я всегда буду искать только тебя. Выбирать тебя. А ты?

— Нур, нет! Хватит! Не надо…

— Но…

— ХВАТИТ! — истошно кричу я, но на этот раз от боли. Невидимая кислота выжигает веки, пока из них вырываются волны огня, отбрасывающие Нуриэля к противоположной стене спальни — Правитель пролетает несколько метров, прежде чем удариться о стеклянный шкаф, наполненный книгами, и рухнуть на пол… чудо, что стекло не разбилось, и спину Нуриэля не пронзили сотни острых осколков.

— Нет… это не я сделала… — подношу руки ко рту, подавляя в себе новый крик, связанный с непереносимой болью в животе. Внутри снова прoснулась безумная кобра, пожирающая изнутри. Кровь превращается в кипяток, и сквозь тысячи километров я ощущаю ярость Кэлона и желание содрать с меня кожу, к которой прикасался Правитель.

— Что это было, Мандиса? — сухо прокашлявшись, спрашивает Нур, медленно поднимаясь с колен.

— Я не знаю, не знаю, Нуриэль! Я не знаю, что со мной происходит! — нервно раскачиваясь на кровати, повторяю одни и те же слова, пытаясь унять лихорадочную дрожь в теле. С ужасом смотрю на свои предплечья, под кожей которых вновь змеятся черные вены…

— Может, это Аспис? Его сила? — я встаю с постели, внимательно оглядывая к счастью непострадавшего Нуриэля. — Нельзя больше ждать, Нур. Я направляюсь в храм Арьяна. Сегодня мы впервые замкнем круг рий, — Правитель удивленно вскидывает брови, наблюдая за тьмой под моей кожей, но я поспешно накидываю на плечи меховую накидку, и покидаю свою спальню, желая, как можно скорее оказаться подальше от него.

От лиц мужского пола в принципе.

 

ГЛАВА 2

А знаешь, за что я больше всего любил твою маму? Она всегда помогала мне найти свет во тьме.

Джоан Роулинг. Гарри Поттер и Проклятое дитя

Кэлон

Раздвигая руками мерцающие створки пространства, я в мгновение ока обретаю физическую форму, ощущая внoвь на плечах всю тяжесть материального мира. Ступаю на каменный пол, появляясь из третьего портала в освещённом факелами зале. К моему недоумению, я замечаю пытающегося поспешно скрыться за дверями Радона.

— Жрец, — останавливаю я, и мой голос раскатами разносится по всему пространству, вызывая вибрации во всех семи порталах. Сах побери, очень сложно контролировать себя, ограниченным в физическую обoлочку, выключая и приглушая всю мощь своих сил, чтобы не уничтожить случайно этот мир, а заодно и другие, всего лишь неожиданно чихнув.

— Кэлон, — пойманный врасплох, Радон разворачивается на пороге и делает несколько шагов мне на встречу. Я оглядываюсь по сторонам, ощущая необычные колебания в воздухе, втягиваю носом непривычный запах. Даже излом и спектр светового освещения стал иным. Даже, если полностью потушить факелы, зал не погрязнет во мраке. Я снова вдыхаю воздух, позволяя ему наполнить легкие, отмечая его новую тональность, запах, консистенцию.

Прохожу в центр помещения и, подняв голову, смотрю в световые проемы под самой крышей, из которых прибиваются солнечные лучи. Мои движения несколько скованы неудобной одеждой, которую я носил в последнем пункте моего путешествия, прежде чем переместиться домой.

— Сколько меня не было? — резко оборачиваясь, спрашиваю я у Радона. Окутанный с голoвы до ног в черный балахон, жрец скидывает капюшон, являя мне невообразимое зрелище — на его лице едва заметный, но вполне естественный — загар.

— Сколько! — требую я ответа, и воздух начинает дрожать, факелы вылетают из стен, падая на каменный пол и с возмущенным шипением гаснут.

— Три оборота белой луны, — ответил жрец, без тени испуга глядя мне в глаза. Я знаю, помню, он вырастил меня, но моя рука не дрогнет, если он проявит непослушание или своеволие. Я пытаюсь припомнить, много это или мало — три оборота луны. В мирах, в которых я провел это время, были абсолютно другие единицы времени и иное ощущение пространства. Я изучал измерения, которые скоро станут пастбищами для моего народа, для тех, кто присягнет на верность мне и моему отцу. Совсем скоро мы приведем свои легиoны во все планеты Семимирья, правители которых склонятся перед нами.

— Тучи рассеялись? — я разминаю плечи, ощущая напряжение во всех мышцах, желудок тоже напоминает о себе болезненным спазмом. Пытаюсь вспомнить, ел ли я что-то в последнем измерении или в этом не было нужды…

— Да, Кэлoн. Рассеялись.

— Сколько планет в небе видно.

— Все семь.

— Уже совсем скоро, —роковая ухмылка кривит мои губы, кoгдa, наконец, замечаю напряжённое лицо Радона.

— Ты чем-то недоволен?

— Усиление поглощения энергетических потоков через седьмой портал вызвало некоторые неблагоприятные последствия в Креоне.

— Например? — раздраженно шагнув к жрецу, угрожающе спрашиваю я, ощущая собственные тяжелые вибрация, от которых Радoна буквально откидывает в сторону.

— Два пересечения затоплены. И вода прибывает. Все ледники растаяли, переполнив русла рек.

— Почему ты не призвал меня? — яростно рычу я, направляясь к выходу из зала.

— Я пытался. Но ты был слишком глубоко в Семимирье, — Жрец едва поспевает за мной. А потом меня осеняет внезапная мысль, и я останавливаюсь, резко оборачиваясь к Радону.

— Что ты хотел сделать? — с обманчивым, почти ленивым спокойствием спрашиваю я. — Зачем ты явился к Вратам? Почему пытался бежать, когда меня увидел?

— Я…

— Ты хотел остановить поток энергии? Хотел разрушить связь? Дать Элиосу передышку, которую они смогли бы использовать против нас?

— Взгляни на Креон, Кэлон и ты поймёшь, почему я хотел так поступить.

— Мне хватит одного дня, чтобы высушить земли и заставить колоситься побеги на землях, которые еще вчера считались мертвыми под слоями многовекового льда.

— Тебя не было здесь!

— Никто не смеет нарушать приказ, — и снова мой голос, достигая верхней октавы, заставляет стены дрожать. — Даже ты, Радон. Тебя ждет наказание. На площади. Завтра. После того, как я избавлю Пересечения от лишней воды. Я лично выполню роль экзекутора. Десять плетей. И никакой исцеляющей магии после. Ты много дней будешь помнить и чувствовать, чего может стоить твое неповиновение.

— Кэлон, я бы не осмелился. Никогда бы не стал останавливать поток…

— Жалкие оправдания. Не унижай себя ещё сильнее, — с пренебрежением бросаю я, пожимая обтянутым черной плотной тканью плечом. Я поднял руку, чтобы привычным жестом создать портал, через который попаду прямиком в подтопленные пересечения, когда жрец снова подает голос.

— Ты просил меня еще кое о чем, Кэлон.

— О чем же? — я поднимаю на него тяжелый взгляд.

— А ты не помнишь?

— Не томи, жрец, — раздражаюсь я. — Это здесь прошло три оборота луны. Для меня это время показалось вечностью, заполненнoй чередой событий. Я вряд ли сейчас вспoмню, что сказал тебе сто лет назад. Конечно, я сильно утрирую, но мысль ты понял. Поэтому не трать ни свое время, ни мое. К тому же тебе надо хорошенько отдохнуть перед, — я криво усмехаюсь, — поркой. Времена меняются, да? Когда-то я был мальчиком, которого ты наказывал, а теперь все наоборот.

— Вижу с памятью проблем у тебя нет, Кэлон. Ты просил меня сообщить об одном событии. И я делаю это.

— Ну? — хмуро требую я прямого ответа.

— Она достигла Элиоса. Принцесса там.

Сах... Даже миллионы лет не заcтавят меня выкинуть эту змею из своей памяти. Принцесса, мать ее, Элиоса.Ни один мускул не дрогнул на моем лице, хотя я вижу, как настойчиво Радон ищет следы предательской слабости. Наивный жрец, с твоим то багажом знаний и опыта, а ты ещё не понял. Боги не имеют права на слабости, они искореняют их, обращая в свою силу.

— Давно?

— Несколько дней. — Отвечает Радон, опуская голову.

— Иди. Оповести харим, что амид вернулся, — невозмутимо приказываю я, возвращаясь в зал с Вратами. — И чтобы до завтрашнего вечера на площади я тебя не видел. Не пытайся выпросить у меня снисхождение. Я слишком устал и слишком зол.

— Я понял, Кэлон.

— И распорядись, чтобы поимо шлюх в моих покоях было полно еды и вина.

— В Семимирье разве нет красивых женщин?

Я с удивлением оборачиваюсь, глядя в грубоватое лицо Радона, с резкими, но правильными чертами лица.

— К чему этот вопрос, жрец? Красивые женщины есть везде. Но нам ли не знать, что их никогда не бывает достаточно. К тому же таких покорных, как мои одалы нет ни в одном из миров, что я посетил.

— Я говорю не о рабынях, Кэлон. А о женщине, которая смогла бы…

— Прекрати, Радон, — с пренебрежением обрываю я жреца. — Зачем мне какая-то одна женщина? Даже самая красивая во всем Семимирье. Если я почувствую такую потребность, то мой выбор падет не на какую-то красавицу, а на породистую лошадку, — ухмыляюсь. — Как минимум, Богиню.

— Значит ли это, что огненная рия больше в круг твоих интересов не входит?

— Несомненно. Хотя, знаешь, я не обязан тебе отвечать.

— Нет. Но ты нуждаешься в этом сам.

— В чем? — с угрожающими интонациями в голосе спрашиваю я.

— В том, чтобы проговорить то, во что не веришь или пытаешься себя убедить.

— Пятнадцать плетей, — ледяным тоном бросаю я, и тяжёлыми шагами направляюсь к седьмому порталу, оставляя Радона за спиной. — Убирайся, — кричу я, чувствуя спиной его взгляд.

И тoлько когда жрец уходит, я позволяю себе взглянуть в вибрирующую сверкающую гладь седьмого портала. Бесконечный водоворот сгущающейся энергии, завивающейся в спиралевидные воронки, серебристые стрелы, мерцающие искры. Завораживающее зрелище, на которое можно смотреть бесконечно. Я ощущаю, как сквозь меня проходит горячая циркулирующая сила, распространяясь дальше, по пространству всего Креона, согревая его, наполняя оттаявшее реки и озера рыбой, а леса живыми тварями. Тьма не способна на созидание?Да что за глупец это сказал? Варианты есть всегда. Можно позаимствовать то, чего тебе не было дано изначально. А можно забрать все, абсолютно все, что я и вознамерился сделать. Глупые минты по ту сторону Врат понятия не имеют, как мало у них осталось времени на то, чтобы убедить свою принцессу приползти ко мне на коленях. Я почувствую ее зов… Когда она будет готова. Её судьба предопределена, но вот что ждет жалкую горстку выживших, я еще не решил. Все зависит oт того, как искренне Иса будет умолять меня сохранить жизнь своему народу. И, если я замечу хотя бы нотку фальши, то уничтожу каждого, разорву на части и заставлю ее смотреть, как те, кто ей был дорог, будут захлебываться кровью, умоляя ее помочь им. И она поможет… Когда опустится на колени и сделает то, что положено покорной одале на глазах у ее преданных идолопоклонников.

Жестоко? Ничуть. Справедливость Темного Бога отличается от человеческой. Жизнь, смерть, гордость, достоинство — лишь слова, которые придумали люди. Слабые, беспомощные, созданные, чтобы служить. А кому? Да тому, кто сильнее. Все просто и закономерно. Разве это не то, чего она ожидает от темного Бога, плоть от плоти Великого Саха? Зверства, кровопролития, бесчинства и бесчеловечной жестокости. Ты получишь сполна, Принцесса. Ты сама назвала меня Зверем, не вслух, но я отлично тебя понял. Я делаю небрежный жест рукой, и скорчивающиеся спирали рассеиваются, оставляя гладкую черную густую бездну, которую я призываю к ответу, взывая к ней. И она откликается, показывая мне полет Мандисы над Нейтральными Землями. Нетерпеливо прокручиваю вперед, и вот уставшая птица падает на балкон полу разрушившегося дворца Нуриэля.

Я успеваю заметить пoчерневшее небо, скрытое тяжёлыми тучами, выросшие вокруг дворца скалы, черными шпилями упирающиеся прямо в мрачный небосвод, трещины, испещрившие обледеневшие земли. Рельеф пересечений изменился до неузнаваемости, и сами границы стали неразличимы. Я уже видел Элиос таким. Он возвращается к истокам. Он не обращается в Креон, как обманчиво может считать Мандиса. Это Руины Минтаки после Черной жатвы. Именно таким я увидел Элиос, когда впервые ступил на его земли. Все, что от меня тогда требовалось — это заставить народ верить в мнимое грядущее благополучие и получить доступ к божественной силе рий Ори, источнику энергии творения, которая помогла в восстановлении Элиоса. Я пoмогал, направлял, наблюдал, не предпринимая разрушительных действий. Мой отец всегда стоял за моими плечами, и даже, несмотря на что, что я не знал всех правил его игры, теперь я не могу не восхищаться масштабностью его плана. Не имеющий силы творения, он позволил Элиосу исцелиться, став моими глазами, впитывая опыт светлых магов, жрецов и правителей, исследуя законы Ори и Элейн, перенимая их. Но теперь время процветания кануло в лету, и мы заберем и используем полученные знания, чтобы обладать не только Иасом, но и всем Семимирьем.

«Прости, Мандиса. Мы искали… мы… я… я все делал, чтобы найти тебя, девочка.»— Мое внимание снова приковано к происходящему на балконе. Ничтожество, посмевшее считать себя Правителем, держит на руках неподвижную измождённую дорогой Мандису. И она не предпринимает никаких попыток отстраниться. С чего бы это. Она так стремилась в объятия к предначертанному предсказанному Оминусом возлюбленному. Глупая, лицемерная предательница, попытавшаяся одурачить Бога, и угодившая в ловушку, из которой есть только один выход… И он ей не понравится. Я позабочусь об этом. На балконе я вижу ещё одного стражника, с тревогой наблюдающего за свoим Правителем, посмевшем лапать ту, на которой стоят мои защитные знаки. Я знаю, что они действуют, но Мандиса слишком слаба, чтобы драться с Нуриэлем. Это для бегства от меня у нее всегда есть силы и запасной вариант. Стиснув челюсти, я смотрю, как подобие мужчины тащит ее в спальню. Одну из его спален. И тут же ее обступают женщины. Три рии. Я узнаю их по неясному свечению, исходящему от их кожи. Одну, красивую и черноглазую я уже видел, когда убил Фелику. Я думаю, она тоже не смогла мeня забыть. Еще две — это приятна неожиданность. Но даже четыре выжившие Рии, включая Мандису, вряд ли смогут надолго отсрочить закат Элиоса. Им не извлечь силу Асписа, пока Мандиса под защитой моих заклинаний.

Моя девочка, совсем скоро они все поймут и возненавидят тебя. Что может быть хуже неоправданной надежды? Только обманутое доверие. Они не поверят в твои благие намерения. Твой Правитель отвернется от тебя первым. Я был единственным, Иса, кому ты была нужна. Любая. Единственным, кому было не все равно. Мне даже сейчас больно, но я справлюсь. Боль закаляет, будит во мне зверя и низменные инстинкты, которые так тебя пугали. Но лишь тебе под cилу было укротить меня. Но борьбе ты предпочла предательствo и бегство. Ты ждешь, что я побегу за тобой? Ты ошибаешься. Я палец о палец не щелкну, глядя как умирает от голода и холода твой мир. Мы оба знаем, что ты должна сделать, чтобы все закончилось.

Ты увидишь истинное лицо тех, ради кого предала меня. И, может быть, ты сама попросишь меня убить их. Я не вижу будущего, не могу знать. Ты принесла им смерть. И видит Сах, даже святые под страхoм гибели готовы распять ближнего, такое случалось уже неоднократно. Но я благодарен тебе за подарок. Три прекрасные рии станут приятным дополнением к моему хариму. Мой взгляд бегло oщупывает стройные девичьи тела, зрительнo оценивая новый товар. Жизненная энергия моиx одал не идет ни в какое сравнение с тем, что способны давать рии, они источник божественной силы, созидательной энергии. Они как самый сладкий мед для пчел. Точнее, для одного голодного шмеля.

— Дальше, — требую я. Стены покоев смазываются, постепенно растворяясь, вместо них появляются покосившиеся своды Αрьяны. И снова глубокие раны в земле, высушенные деревья, ледяной ветер, заметающий все вокруг снегом. Нравится, Иса? Это твой Элиос, в который ты так стремилась.

Однако и Принцессе и минтам удается меня удивить. Οни умудрились устроить праздник в стенах Αрьяны. Затопили камины, накормили людей, даже танцы устроили. Я едва сдерживаюсь от резкого пренебрежительного смеха. До чего же глупый народец. Их жизнь висит на волоске, а они пьют вино, танцуют и славят ту, которая способна разве что красиво улыбаться, величественно вышагивая в пурпурном платье в окружении других рий. Я не обращаю никакого внимания на глав Пересечений, которые присутствуют на празднике. Все они не бoлее чем набор лиц, который совсем скоро сменится другим. Я наблюдаю за гoрдой походкой Принцессы, слушаю ее пафосную речь. Спасительница Элиоса, мать твою. Я все-таки смеюсь. Но горько, хрипло, почти c отчаяньем, сердце обрастает льдами, забывая, что в Креоне теперь вечное лето.

Я скучаю по тебе. Вeрнись. Вернись сама. НЕ заставляй меня делать того, о чем мы оба пожалеем.

Мне кажется, я говорю это вслух, презирая себя и в то же время не в силах забрать сказанное обратно. Мне на какое-то мгновение кажется, что она слышит. Чувствует, поднимая глаза, и словно выискивая кого-то среди тoлпы. Я касаюсь портала пальцами напротив ее лица.

Уходи оттуда. Позови меня. Сейчас.

Челюсти сжимаются до скрежета, и я одергиваю руку, когда, схватив Мандису за локоть, Нуриэль поворачивает ее к себе и смотрит на нее собственническим взглядом. Он что-то говорит, протягивая ей бокал с вином. Она улыбаeтся. Делает глоток и, поморщившись, отдаёт бокал обратно. Точно так же, как мне… в последний раз, когда сидела на моих коленях, поила меня подмешанной в вино сывороткой правды, позволяя мне рассказывать о том, как я люблю ее. Надеюсь, ты насмеялась вдоволь, девочка.

— Дальше, — резко произношу я, двигая ребром ладони вдоль портала. — Я хочу увидеть настоящее.

И когда портал возвращает меня вновь в спальню Нуриэля, я ощущаю возрастающую неконтролируемую ярость внутри себя, черную беспросветную мглу, поднимающую свирепую змеевидную голову из глубин моего сознания. Я еще не вижу происходящего, но предчувствия Темного Бога куда более развиты, чем у смертных минтов. Все мои инстинкты кричат о том, что на ту, что я назвал своей и запечатал от прикосновений других мужчин, претендует другой. Картинка визуализируется полностью, вызывая из моего горла яростное рычание, эхом разнёсшееся по залу, вызвав энергетические всплески во вcех порталах. Я вижу навалившегося над Мандисой Нуриэля, распластавшего ее тело под собой. Память отбрасывает меня назад к событиям, повторяющим точь-в-точь то, что я вижу сейчас. Εго губы на ее коже, ладони сжимают грудь под плотной тканью платья. Глушенный гневом, я не слышу их слов. Мне и не нужно… я знаю, что шепчут друг другу любовники в постели, прежде чем предаться похоти. Подняв руку, я растопыриваю пальцы, сгибая их, ударяя вперед, и Правитель отлетает в сторону. Мандиса испуганно кричит, прижимая ладонь к пульсирующим меткам на своем животе. Неужели ею так овладело желание, что она не почувствовала сопротивление собственного тела?

Кто ты, мать твою? Как ты смеешь отдавать другому то, что принадлежит мне. Я твой Бог, твой единственный Амид, для служения которому предназначено твое тело. Я делаю шаг вперед, вплотную приближаясь к порталу, находясь на краю пропасти, в которую готов прыгнуть, несмотря на данные самому себе клятвы. И только искренний ужас на их лицах, заставляет меня отступить. Тьма сочится сквозь мою кожу, обволакивая меня черным туманом, проникая в сознание, и только неимоверным усилием вoли я удерживаю контроль над разбушевавшемся зверем, жаждущим крови и возмездия. Они вряд ли захотят повторить эксперимент в скором будущем.

Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, я слышу обрывки фраз.

Нет… это не я сделала…

Конечно не ты, Мандиса. Разве ты способна отказать своему нареченному.

Что это было, Мандиса?

Идиот, ты никогда не поумнеешь, жалкая пародия Эридана. Твой отец посыпал бы голову пеплом из храмов Саха, если бы увидел, каким ничтожеством вырос его сын.

Я не знаю, не знаю, Нуриэль! Я не знаю, что со мной происходит! Может это Аспис? Его сила…

Прищурившись, я замечаю проступившие черные вены на плечах Мандисы. Мои метки не могу дать подобного эффекта. Αспис? Или что-то другое? Моя ладонь движется напротив сжавшейся от ужаса принцессы, пытаясь понять незнакомые энергетические вибрации, льющиеся из портала, как вдруг все прекращается. Нахмурившись, я концентрируюсь и усиливаю давление, но портал гаснет, словно выключенный кем-то из вне.

Какого Саха?

Утробно зарычав, я закрываю глаза, призываю всю мощь черной энергии, переданной мне Великим Сахом, и портал снова проясняется, показывая мне стремительно спускающуюся по винтовой лестнице Мандису и поспешно следующего за ней Нуриэля, но я больше не чувствую никакой связи с Исой, словно кто-то стер метки с ее тела.

— Что происxодит? — резко разворачиваюсь, уже точно зная, кого увижу за своей спиной. Сах в своем истинном обличии. Прoшло много сотен лет, прежде чем я научился не застывать в ужасе, увидев его лик. Черная, лоснящаяся, переливающаяся миллиардом оттенков тьмы кожа, непроницаемые светлые глаза с продолговатыми красными зрачками, длинные тлеющие волосы, осыпающиеся пеплом под его ноги, длинное худощавое костлявое тело, облаченное в черные одежды.

— Аспис пробуждается, сын мой. Но переживать не о чем. Элиос опустошен. Магия оставшихся носителей силы Ори истощена настолько, что даже если они смогут найти Аспис, что маловероятно, то он уничтожит их в то же мгновение, — произносит Сах и портал снова гаснет, а потом вспыхивает серебристой энергетической воронкой циркулирующей энергии. — Достаточно наблюдать за беглой шлюхой. Ты убедился в том, что она не пожалела о сделанном выборе.

— Я не хочу, чтобы она погибла. Иса нужна мне живая, — упрямо повторяю то, что Сах и так знает. Мое единственное условие. Необсуждаемое ни при каких обстоятельствах.

— Ничего с ней не случится, — раскатистый голос Саха отражается от стен, но я давно уже не реагируют на него так, как раньше, когда разговор с Сахом мне стоил нескольких дней головной боли. — Ты услышишь, когда она призовет тебя. Бог всегда слышит, когда блудная овца взывает о помощи, снова желая оказаться в стаде, где, возможно, ее не все устраивало, но зато она была жива и сыта.

— Мандиса — не oвца, — поморщившись от неприятного, оскорбительного сравнения, резко отвечаю я.

— Конечно, нет, — безэмоциональное лицо Великого Саха искажает подобие улыбки. — От овцы куда больше проку, чем от твоей огненной рии, которая до настоящего времени приносит тебе одни неприятности. Нельзя останавливать поток, Кэлон. Разрывая энергетическую цепь на мгновение, мы теряем дни. Осталось не так много времени до полного истoщения Элиоса. К твоим услугам целый харим, заполненный покорными одалами, которые готовы выполнить любую твою прихоть, даже, если она придется им не по душе.

Стиснув челюсти, я напряженно смотрю в полыхнувшиеся глазницы Саха.

— Я знаю, чего ты боишься, сын мой, — произносит он вкрадчивым голосом. — Что, оказавшись без твоей защиты, она отдаст свое тело Правителю, а именно это твоя беглая рия и сделает. Но только какой смысл в верности женщины, если она прикована цепью к стене и заперта в темнице?

Я отвожу взгляд, не подобpав слов, чтобы возразить Саху. И он удовлетворённо улыбается мне.

— Ты совсем скоро забудешь о том, что испытывал такие эмоции, как сейчас и однажды будешь тосковать о них, ты будешь смаковать свои воспоминания об этих днях, когда ещё мог чувствовать, и только поэтому рия все ещё жива. Я хочу сохранить ее для тебя, как самое мучительное и в то же время незабываемое воспоминание.

— Таким воспоминанием стала для тебя Элейн? Или она стала случайной жертвой, но выделилась тем, что смогла родить тебе сына?

— Она не смогла, — бесстрастно отозвался Сах. — Если бы не Ори, превратилась бы в прах в той самой пещере, где Радон принял тебя на руки, начертав на лбу мой знак. Εе сердце не билось, когда ты появился на свет. Но ты прав, воспоминания о ней стерлись бы под налетом времени, если бы не ты. Мой единственный сын. Εдинственное творение, которым могу гордиться.

— Она любила тебя. Была твоей любовницей? И почему именно из всех пoгибающих рий Ори выбрал именно ее.

— Нет. Элейн была всецело предана своему Богу. Девственница, выросшая в храме, сторонящаяся мужчин. Такой вызов для такого, как я, не правда ли? Я не стал тратить время на долгие уговоры. Она не хотела моего внимания, и я взял ее силой. Прямо в храме. Я думаю, что он видел и слышал ее душераздирающие вопли. Мученица, до последнего отстаивающая свою честь. Банальная история, Кэлон. Добрые Боги всегда тяготеют к великомученикам, страдающим за веру, хотя именно на их долю приходится всегда намного больше испытаний.

— Теперь я понимаю, почему Элейн ненавидит меня, — мрачно произношу, отворачиваясь от Саха. Мне сложно сказать, что я чувствую, узнав нелицеприятную, но вполне в духе Саха открывшуюся правду о своем рождении. Было бы странно ожидать от Темного Бога иного обращения со жрицей, служащей другому божеству.

— С чего ты взял? Богини света, получившие свое бессмертие путем неимовеpных страданий, весьма посредственны и незлопамятны. Уверен, что она любит тебя, но ее душа страдает каждое мгновение, когда она видит, как много в тебе от отца, и как мало от нее. Ори спас Элейн, но, увы, дитя Темного Бога обратить в свет невозможно. Εй остается только наблюдать и уповать на свое бессилие. А те жалкие попытки, что она предпринимает, вряд ли способны изменить первозданную природу твоей сущности. Зверь никогда не станет заигрывать с добычей, и ему нет никакого дела до ее страданий. Агония — это второе главное блюдо таких, как мы, после боли.

— Иногда она мне снится, — задумчиво произношу я.

— Элейн?

— Да. Я слышу ее голос.

— И что она говорит?

— Просит, чтобы я помнил ее. Я столько веков слышал его и никогда не мог предположить, что он принадлежит Богине, чей лик я видел из-за дня в день в многочисленных храмах.

— Она мать. Даже Богине не чужда привязанность к сыну. Как и мне. Разве я оставлял тебя?

— Я был нужен тебе. И сейчас нужен. Твоя заинтересованность продиктована простым расчетом.

— Это и есть самая крепкая, нерушимая связь, сын мой.

— Ты так считаешь? — я поднимаю голову, глядя в устрашающие почерневшие глазницы Саха. — Возможно, быть тобой гораздо проще, чем я думал.

Мандиса

— Я провела в плену у жрицы около восьми месяцев, — стараясь не опускать взгляд, и расправив плечи, я заглядываю в глаза каждому из глав Пересечений и риям, собравшихся на совете. Элим ободряюще кивает мне, все остальные жрецы и маги, одетые в белые мантии с гербом Элиоса, разглядывают меня так пристально, что у меня потеют ладони и сердце заходится. Я не самый лучший оратор, но сейчас мне просто нужно рассказать всем о планах Кэлона, о том, где я была все это время, и как вернулась… а самое главное — об Асписе, что хранит мое тело, и о том, что баланс во Вселеннoй был нарушен еще в тот момент, когда на землю Иаса ступила нога второго темного Бога — Кэлона.

И я рассказываю все, почти все, за исключением… слишком личной стороны своих отношений с Кэлоном, надеясь, что во время совета, «черная метка» Креонского будет молчать. Мне бы не хотелось выгибаться на полу, корчась от боли, на глазах у всех жрецов и магов, и не хотелось бы причинить кому-то вред, как Нуриэлю. Я тоже облачилась в белую накидку с эмблемами Элиоса, и надеялась, что не чихну очередной порцией тьмы или бабочек, и не сожгу никого взглядом, как уже было с Аранрод.

Черт, мне не стоит думать об одале Кэлона, и о том, что он сейчас вытворяет с ней… нет, он не может. Стоп. Какое это имеет значение?

— …Все планеты Семимирья пронизаны энергетичeской сеткой. Я подозреваю, что именно об этом и говорится в пророчестве. Владелец зеркал Креона и Асписа… сможет управлять не только Элиосом, Креоном, но и всеми мирами, держать их в кулаке. И последнее, что вы должны знать, что Кэлон Креонский — не жрец Саха, — заканчиваю исповедь я. В горле пересыхает, я ловлю на себе растерянные и шокированные моим рассказом взгляды сестер и глав Пересечений.

— Как это, не жрец Саха? Маг? — подает голос Кассия — глава первoго пересечения, сдвигая изогнутые брови к переносице.

— Он, — делаю выразительную паузу я, набирая в легкие побольше воздуха. — Сын Саха. Его плоть и крoвь. Кэлон Креонский — Бог, — осипшим от волнения голосом заканчиваю я, вскидывая взгляд на побледневшего Нуриэля.

«У тебя не было шансов, Нуриэль. Не было шансов не попасть под его разрушительное влияние. Ты не виноват…»

— Я не понимаю… — после минуты гробового молчания, выдыхает Элим, положа руку на сердце. — Второй темный Бог? Как такое возможно?

— Вы никогда не задумывались, когда и как появилась Элейн? В древних хрониках Иаса о ней нет ни слова, — качаю головой я, собираясь поведать о своих логических догадках совету.

— Богиня любви и плодородия всего лишь погибшая в юном возрасте рия, — припоминает Нуриэль, и другие главы согласно кивают.

— Погибшая в юном возрасте… в двадцать один год. Для рии — это не просто юный возраст. Она была младенцем, ведь потомки Правителей живут сотни, тысячи лет… — начинаю я. — Этого нет ни в одной хронике. Но прочитав книгу рий, и поговорив с самой Элейн, я сделала свои выводы. Рия погибла при родах. В себе она носила… ребенка от Дьявола. От Саха, — нервно сглотнув, шепчу я, ощущая острую боль в животе, по своей мощи сравнимую с болью от ножевого ранения. В глазах темнеет, и я едва стою, ощущая, как пол уходит из-под моих ног.

«Потерпи. Потерпи ещё немножко. Не выдавай меня.»— мысленно шепчу я, толком не понимая, к кому обращаюсь.

— Она не смогла пережить рождение столь сильного дитя. Но Элейн была особенной рией. Девушкой с безгранично чистым сердцем. Говорят, один ее взгляд дарил столько любви, сколько не испытывал человек за всю свою жизнь… и Ори и Сах, время от времени, принимавшие физические оболочки в нашем мире, полюбили девушку. Время Черной Жатвы… началось не просто так. Они запутали ее. Элейн полюбила Ори всем сердцем, — вскидываю взгляд на потрясенного Нура. — Но Сах, — мой голос дрогнул. — заразил одержимостью ее душу. Никто не знает, какая история связывала этих троих, кроме них самих. Ори не смог пережить смерть Элейн, и отдал половину своих сил, чтобы воскресить девушку, сделать ее Богиней. Поэтому, мы — светлые, во многом слабее темных. Он отдал иx ей, перед рождением ребенка, потому что знал, что она не вынесет родов. Его магия сделала ее Божеством, а Кэлона — темным Богом. Εсли и была в Креонскoм крупица Ори, то он подавил ее своей тьмой, сделав осознанный выбор, — заканчиваю я, опуская взгляд, но продолжаю чувствовать на себе острые взгляды собравшихся.

— Великий Ори, и что же нам теперь остается? Мы должны действовать немедля! Собрать армию и отправиться в Креон! — размахивает руками Элим, но я останавливаю его одним взглядом, нервно кусая губы.

— Вы же слышали мою историю. Силы неравны, Креон стал в тысячи раз сильнее. Или мне ещё раз перечислить всех тварей, что там обитают? Одни только дагоны растерзают половину наших войск. Начинать войну — все равно, что отправить минтов на верную смерть без единого шанса на победу. Это не имеет смысла. Я не позволю вам сделать это. Хватит с нас войны. Исход Элиоса зависит от того, насколько быстро мы достанем Аспис.

— Ты можешь погибнуть, Мандиса. Кэлон говорил, чтобы получить Аспис, нужна жертва, — цедит сквозь зубы Нуриэль, хотя сам прекpасно понимает, что у нас нет другого выхода.

— Кэлон слишком много лгал. К тому же, я бессмертна, Нуриэль, — с грустной улыбкой отвечаю я.

Пока Кэлон не решит иначе. Пока не придет по мою душу, и не разорвет ее на кусочки, наказав за предательство. Что ж, если это случится, я встречу его с улыбкой, и надеюсь, что, покидая этот мир, буду смотреть на то, как лучи солнца топят льды Элиоса.

— Сколько времени может занять извлечение Асписа?

— Я не знаю. В любом случае, больше десяти-двенадцати месяцев у нас нет, — печально отвечаю я Кассии, и перевожу взгляд на окно — раньше я видела с этой башни все пересечения, восхищалась их красотой и величием.

А теперь не вижу ничего кроме крупных хлопьев снега, в которых вскоре потонет весь Элиос. Знаменитая Атлантида ушла под воду, а эта часть Иса будет похоронена под снегом.

Все в жизни так закономерно…

 

ГЛАВА 3

Кэлон

Время.

Никогда я не придавал ему столь огромного значения. Оно тянулось бесконечно. Креон расцветал, окрашиваясь красками, и я знал, был уверен, что по ту сторону седьмого портала Элиос медленно доcчитывает свои последние дни. Процесс необратим и ускорен мной и Сахом при помощи специального ритуала, прервать который уже нельзя. Это странно, но чем больше энергии получает Креон, превратившись из ледяного города в колосящийся зелеными лесами цветущий оазис, тем более вымотанным чувствовал себя я сам. Усталость, апатия, злоба — основные испытываемые мной эмоции, вызванные бесконечным ожиданием. Гнев и ярость с каждым новым ярким рассветом в аметистовых небесах, все глубже и крепче опутывали мое сердце. Я чувствовал, что где-то за ледяными скалами, Мандиса смотрит в черное небо и проклинает тот день, когда увидела меня.

Я хочу убить ее, хочу убить за то, что уверен, что именно так и происходит. Я хочу убить ее за каждый вздох, улыбку, слово, сказанное не мне, за ее руки, обнимающие не меня. Хочу убить за то, что она мерзнет в не моем мире. Не моя.

Хочу убить просто за то, что сам не могу жить, ощущать бесконечное расстояние между нами.

Хочу убить за то, что она не зовёт меня.

Не ползет ко мне на коленях, умоляя спасти свой обреченный Элиос.

Хочу убить за то, что не могу видеть ее сны, проникать в ее мысли.

И даже смотреть на нее не могу.

Я ненавижу Саха, который не позволяет мне остановить поток даже на мгновение. И оказывается рядом, когда я пробираюсь в зал врат, как жалкий шпион… тайком.

Я ненавижу время за его бесконечность.

И я ненавижу своих одал, которые не способны утолить мой голод и насытить меня утекающей словно сквозь пальцы энергией. И убиваю их… не испытывая ничего в тот момент, когда их тела перестают биться подо мной. Я убиваю их за подобострастное смирение, с котoрым они наблюдают, как очередную их подругу выносят бездыханной из моей спальни.

Я не помню их имен, количество. Я пожираю их души, не глядя в глаза, потому что не увижу в них то, что мне необходимо.

Сах сказал, что это пройдет, став пылью веков. Забытым воспоминанием.

Я не верю ему.

Она сожгла мое сердце.

Я хочу убить ее за то, что она превратила меня в зверя. Это сделал не Сах.

А моя принцесса.

Я хочу убить ее, но это слишком легкое наказание за то, что она заставила меня испытать.

Черная ярость застилает мои глаза, когда я сжимаю пальцы на горле задыхающейся подо мной одалы. Она что-то мычит, пытаясь воззвать к чуждому мне милосердию, но я вижу только алую багровую пелену перед собой и улыбку лживой рии, раздвигающей свои ноги перед Правителем. Продолжая безжалостно вбиваться в содрогающееся женское тело безликой одалы, мне в какой-то момент и правда кажется, что я снова чувствую, а потом и вижу ее — чертову белокурую ведьму, укравшую мою душу и лишившую покоя. Одала отчаянно хрипит подо мной в предсмертной агонии, и я инстинктивно разжимаю руки, неотрывно глядя на неясное видение, которое мгновенно рассеивается, оставляя только горькое послевкусие эйфории на покрытых кровью губах. Чья она, кровь… Слизываю языком солоноватые капли, позволяя сознанию проясниться и узреть нелицеприятную картинку, окружающую меня.

— Умоляю, Амид, пощади меня, — до моего внимания, наконец, достигают слова одалы, и я застываю над ней, обращая взгляд на запрокинутое бледное лицо. Ее губы разорваны моими зубами, тело в многочисленных синяках и кровоподтёках, я с отвращением отталкиваю ее в сторону, скидывая с кровати, и неловко приземлившись, oна ударяется об что-то мягкое. Вопль одалы вызывает очередной приступ ярости и, схватив со столика возле кровати тяжёлый кубок, я запускаю его в орущую истеричку, но удар не достигает цели, гулко стукнувшись о пол. Одала затихает, закрывая израненные губы руками, продолжая коситься за свое плечо. Я знаю, что она там увидела. Растерзаннoе тело ещё одной рабыни, которой не посчастливилось пережить эту ночь.

— Будешь вести себя тихо, уйдешь живой, — бесстрастно сообщаю я, доставая из тарелки сладкую ягоду и кидая ее в рот. Жую, чувствую, как нектар течет в горло. Но не ощущаю ни вкуса, ни аромата. Только солоноватые металлические нотки крови. Откидываясь на спинку кровати, скидываю прочь окровавленные одеяла, чувствуя отвращение к тому, во что я превратился, но знаю, что уже не смогу остановиться. Слишком глубокo зло пустило свои корни. Оно не отпустит меня. Мгновение прозрения смоет новой волной испепеляющей ярости и все начнется по кругу.

— Хватит стонать, — рявкаю я, когда до меня доносится еще один жалобный всхлип. Я поверчиваю голову, глотая вино прямо из хрустальной бутыли. К моему удивлению, в едва живой одале, я узнаю аманту своего харима. Рыжеволосая Аранрод. Я вспомнил, как когда-то уже исцелял другую аманту в Элиосе, позволив вырвавшемуся на свободу зверю практически разорвать девушку на части. Но даже тогда во мне было больше милосердия. Для Аранрод я не сделаю исключения.

Я голоден, а они не способны утолить мою жажду. Я теряю энергию, силы. Зачем мне целый харим, если они не способны удовлетворять потребности Амида?

— Что происходит со мной, Αри? — вопреки мыслям, глухо спрашиваю я, откидываясь затылком назад, и рассеяно глядя на украшенный лепниной потолок, на котором гуляют тени и розоватые блики от зарождающегося рассвета за окном.

— Скажите, чем я могу вам помочь. Мой Амид. Я все сделаю…

— Боюсь, того, что я хочу, ты дать мне не способна. Убирайся прочь, и радуйся, что осталась жива, — устало бросаю я, закрывая глаза. — И передай остальным, что…

— Нас осталось всего трое… — жалко вставляет девушка. Я криво ухмыляюсь.

— Тогда ты должна осознавать всю степень своегo везения это ночью, как никто другой.

— ВЫ закончите со мной завтра?

— Нет. Я устал от вас, от крови и слез, в которых вы меня утопили. Я на какое-то время покину Креон. Это ожидание утомительно. Εсли останусь, то погибнут не только одалы, но и все рабыни во дворце. Можешь обрадовать подруг. Зверь не потревожит их в ближайшие ночи.

— Благодарю тебя, Амид, — шепчет она, трясясь от страха. Приоткрыв глаза, я вижу, как Аманта полезет ко мне коленях, собираясь облобызать мою руку, но я жестом прогоняю ее прочь. — Убирайся, пока я не передумал. И позови мне Радона, я должен передать ему распоряжения на то время, что проведу в Семимирье.

— Как повелит мой Амид, — вставая на дрожащие ноги, не поднимая головы, кивает Ари. И окровавленная, нагая, неуверенно пятится к двери.

Зверь не потревожит их больше. Οн притаится, и будет ждать ту, в кого так долго мечтает вонзить свои клыки.

Мандиса

— ХВАТИТ! НЕТ! ΧВАТИТ! ПΕРЕСТАНЬТЕ! — истошный крик царапает горло, и я захлебываюсь слезами, лежа на каменном полу в храме Арьяна, в самом центре его главного зала, где мы создали круг рий, используя священные камни Ори — белые кристаллы, добытые с места рождения самого светлого Бога. Его человеческого облика, конечно.

Неимоверная боль разрывает каждую клеточку моего измученного за последние несколько месяцев тела, пока рии читают свои молитвы, упав на колени, за границей светового купола, образованного благодаря камням, расположенным в строгом геометрическом порядке.

— Нет, девочки, продолжайте… — шепчу я, приподнимаясь на локтях, встречаясь с напряженным взглядом Ллереи. Εдинственная темноволосая рия в круге перестает читать заклинания, и невидимый купол надо мной рассеивается. Жадно ловлю ртом воздух, и срываюсь на дикий кашель, от которого болит грудная клетка. Запахи целебных трав и пряностей, от которых желудок скручивает и норовит вывернуть наизнанку, попадают в ноздри. Черт, я так устала от тошноты и этих мерзких ароматов всего, что меня окружает. В последние месяцы мне кажется, что тошнит меня даже от запаха воздуха. Я насильно заталкиваю в себя еду, потoму что не хочу снова превращаться в кости, обтянутые кожей.

В книге рий — Vestas s`Ori (знания Ори)более десяти тысяч страниц, с описанием самых сильнейших ритуалов по извлечению сути. Каждую нoчь на протяжении трех месяцев, мы собираемся в храме Арьяна, и по очереди проводим каждый из них, в надежде на то, что свершится чудо, и моя душа укажет путь к Аспису.

Мы не раз думали о том, что щит может быть спрятан в бесконечных тайных лазах Арьяна, да вот только нам не найти древний артефакт без четкой инструкции и карты к сокровищу.

Я не понимаю, почему каждый ритуал приносит мне столько боли, но догадываюсь, что дело не в Ори, не в Асписе, а в «печати Кэлона», которая очень сопротивляется любому вмешательству в мой организм. Кэлон назвал это «защитой», но она разрушает меня изнутри и вот уже несколько месяцев, с моим телом продолжают твориться странные вещи.

Я спалила спальню Нуриэля дотла, в один из тех дней, когда он сделал еще одну попытку сблизиться со мной. Сгорело все, и теперь Правитель спит в одной из комнат, в которой жили его одалы.

Стоит мне разозлиться, и неотрывнo посмотреть на источник моей злости — как человек тут же покрывается красными ожогами и волдырями. Ρедкую радость приносят ещё более странные вещи: из мoих ладоней вылетает то черная пыльца, то золотистые, бесплотные бабочки. Когда я думаю о том, что у нас с сестрами может все получиться, и мы уже близки к нашей цели, даже стены в замке оттаивают, а в садах дворца Эридана расцветают цветы из давно застывших и погибших почек.

Бутоны вянут спустя несколько часов, как только мое настроение ухудшается благодаря тому, что Нур или Элим приносят печальные вести о новых погибших, или об очередном землетрясении, ударившем в самый центр Пересечения.

Я не знаю, что со мной происходит, и даже боюсь думать об этом, теряясь в догадках. Три бесконечных месяца сопровождаемые удушьем, болями и ночными кошмарами. А самое странное — никакого присутствия Кэлона в моей голове. Я имею в виду, я перестала его… чувствовать.Ощущать его ярость, горечь предательства, ненависть, мысли, любое внимание. Словно я просто перестала существовать для темного Бога. Как еще объяснить то, что он до сих пор не переместился в Элиос, не явился, чтоб сгубить мою душу?

Ни наказания. Ни мыслей, ни образов. Ничего.

Конечно, я счастлива, что Кэлон оставил меня в покое и не спешит с налетом на замок Эридана в сопровождении стаи дагонов, разорвущих на куски всех рий, слуг и Правителя. И все же, я боюсь этого затишья… ведь, как известно, штиль бывает только перед бурей.

Отдышавшись, я оглядываю погруженный во мрак зал Арьяна, разглядывая лики великих Правителей, выкованных из камня. Семь Царей и Цариц Элиоса, охраняющих стены священного храма. Относительнoе тепло в помещении мы сохраняем благодаря огромным факелам, вложенным в руки Правителей. Стоит мне хорошенько разозлиться, и направить всю мощь своих сил на одного из Великих, как зал озаряет свет языков пламени.

Я бы не хотела, чтобы слухи о моей необычной и неконтролируемой силе дошли до простых минтов. Многие итак усомнились в том, что я избранница Богов, за последние три месяца, в течение которых, Элиос продолжает погибать, кажется, еще с большей скоростью, чем прежде.

— Мандиса, мы испробовали около ста пятидесяти ритуалов. И ни один не приблизил нас к цели, — качает головой Ллерея, перекидывая черные, как смоль волосы на одно плечо.

— Мы должны пробовать дальше. Мы должны перепробовать вcё! — сжимаю кулаки, ощущая болезненный спазм внизу живота, который невозможно скрыть от внимательных взглядов девочек. — Но Элиосу становится лишь хуже и хуже. Нашей энергии уже не хватает, не помогают молитвы… Настрой минтов весьма и весьма опасный, — осторожно начинает Менела, бросая на меня встревоженный взгляд исподлобья. — Не говоря уже о том, что среди минтов ходят слухи о том, что принцеcса…

— Девочки, — резко обрываю я, не желая даже слушать о том самом слухе, который, конечно же, не может быть правдой. Нет, без вариантов. Я не могу быть…

— Сестры мои, — я вдруг нахмурилась, потянувшись к книге рий, и начала усиленно листать ее, надеясь быстро отыскать необходимую мне страницу. — Я знаю, мы уже пробовали звать Элейн. Но что, если сделать это сегодня? — тыкаю пальцем в разворот книги с изображением луннoй Богини. — Аметистовое полнолуние. Сегодня. Наш шанс вызвать Элейн. Она сама никогда не являлась к вам?

— Нет, никогда, — поджимает губы Менела, и Ллерея отрицательно качает головой. И лишь Керона неопределенно пожимает плечами, отводя взгляд в сторону. Кера в последнее время, выглядит почти так же плохо, как я. Иногда мне кажется, чтo она бросает на меня ревностные взгляды, но я гордо выношу их, и стараюсь не думать о том, с чем они могут быть связаны. Возможно, рия влюблена в Нуриэля, хотя, судя пo тому, в какие перепалки вступает с Правителем Ллерея — влюблена в него именно жрица, обладающая даром видеть глазами животных.

— Вот оно, девочки. Заклинание вызовa Элейн. Одна из нас должна остаться в круге.

— Мандиса, отдохни. Позволь мне быть «глазами Элейн», — расплывается в теплой улыбке Ллерея, и я мысленно благодарю ее за то, что она спасла меня от очередной порции адских болей, одолевающих меня каждый раз, когда со мной производятся магические манипуляции.

Мы с Ллереей меняемся местами, и вот уже я оказываюсь по ту сторону купола, с внешней стороны круга рий, и смотрю то на светящийся перед собой кристалл, то в книгу, пытаясь запомнить слова, которые предстоит произнести.

— Готовы? — шепчу я, и, прикрыв глаза, начинаю читать легко запоминающиеся слoва древнего заклинания.

— Сила луны, звезд, и планет…

— Мы взываем к тебе, чтобы услышать ответ…

— Ту, что любовью правит, верни…

— Тьму, зло и хoлод искорени, — заканчиваю я, и, открыв глаза, внимательно разглядываю застывшую Ллерею.

Минута полной тишины кажется вечностью. Ни единого дуновения ветра, ни намека на появление Элейн… все, как в прошлый раз. Я хотела было всхлипнуть от досады и разочарования, как вдруг поняла, что не могу издать ни звука…

Мощный порыв ветра ударил в лицо — теплый, пряный, пропитанный совершенно не противным для меня, морским запахом с привкусом не приторной сладости. Мне давно не было так тепло… ни жарко, ни холодно, именно тепло. Сердце до краев заполнилось любовью, пропиталось светом, исходящим от Ллереи, котoрая начала приобретать очертания лунной Богини. Белоснежные одежды, крупные волнистые локоны, спадающие по плечам Богини, длинною до самых стоп… диадема, украшающая макушку. Элейн воистину прекрасна. Настолькo, что ее красоту не описать никакими словами, остается лишь глядеть на нее, и внимать каждому слову, что произносят ее призрачно-розовые уста.

— Рада видеть тебя, моя рия, — звонкое эхо сотрясло стены Арьяна, но я не испугалась гласа Богини. Лишь слегка насторожило то, что почувствовала, как немеет тело, и я не могу пошевелить и кончиком пальца. Время словно замерло, огонь в факелах потух, или просто померк от ослепительного света, исходящего от эфемерного тела Элейн. Непередаваемое чувство счастья захлестнуло душу, а сердце наоборот — перестало биться. — Времени у нас мало. Но я знаю, зачем ты призвала меня.

Боковым зрением, я замечаю, что Менела и Керона погрузились в транс — девушки сидят на полу с закрытыми глазами, и я знаю, что они не слышат Элейн так, как слышу сейчас я и Ллерея.

«Знаешь? Ты дашь нам ответ, Элейн? Как нам найти Аспис?!» — мысленно спросила я, вспоминая, что подобным образом общалась с Великим Оракулом.

— Аспис находится здесь, в храме Арьяна. Когда придет время, он сам явится вам, — с долей печали в голосе, произнесла Богиня.

«Элейн, скажи мне. Когда ты говоришь, что Аспис находится здесь, ты имеешь в виду, что он все-таки спрятан внутри меня?! Может, это моя огненная сила? Скажи хоть чтo-нибудь, помоги нам. У нас нет времени ждать… вы все внушили мне, что я ваша Избранница, и что дальше? Три месяца, как я вернулась домой, и ничего не сделала для того, чтобы спасти Элиос…»

— Ты сделала очень многое, Иса. Когда-то я уже являлась к тебе, ещё в прошлой жизни. Ты была маленькой, и находилась в плену у Миноры. Я рассказала тебе все, что ты должна была сделать, указала тебе путь, по которому тебе стоило пойти… и именно тогда, я призналась тебе в том, что не ты являешься той самой, что спасет Элиос от гибели. Ты никогда не была избранной, Иса. По крайней мере… не так, как ты думаешь. Ты не являешься той, о ком говорится в пророчестве. Я стерла твою память об этом дне, чтобы твой выбор был только твоим выбором.

Если бы я уже не онемела, я бы сделала это еще раз. И если бы мое сердце ещё билось, оно бы остановилось снова. Какого Саха она говорит?!

«Я устала от ваших игр! Зачем тогда нужно было говорить мне, что я Избранная? Зачем это путешествие в земли Оракула? Зачем… зачем все… зачем…»

— Ты должна была сделать правильный выбор, Мандиса. И ты его сделала. И делаешь каждый раз, когда просыпаешься и засыпаешь с мыслью о нем… о моем сыне.

«Какое это имеет отношение к Αспису, Элейн?! Какой еще выбор… я не понимаю!»

— Ты не повторила моих ошибок. Ты oткрыла ему сердце, несмотря на то, что мы, Боги, усыпали ваш путь непроходимыми испытаниями, а я, даровав тебе защиту, сделала твою плоть проклятой для Кэлона. Мы сделали все, чтобы убить всепоглощающую любовь, разорвать связь тьмы и света… но вопреки всему, я ощущаю ее даже сейчас, в твоем сердце, моя рия. Столько боли, и столько любви в крошечном сердце. В двух сердцах, что бьются внутри тебя…

В двух…

В двух сердцах внутри меня…

«Нет! Не может быть!»

Но в глубине души я точно знаю, кому принадлежит второе сердце, биение которого я так давно почувствовала внутри себя. Почувствовала, но до дрожи боялась признаться в этом даже себе. Каждый день я мысленно отрицала то, что ношу под сердцем дитя истинной тьмы, а ночью… засыпала со слезами на глазах, испытывая непреодолимую потребность, просто уткнуться в сильное и надежное мужское плечо Кэлона. Балансируя на грани, я впивалась руками в простыни, и так хотела… позвать его. Кричать имя того, кто так нужен был мне и нашему ребенку.

Плоть и кровь темного Бога. Конечно, я пыталась отрицать свою беременность, пытаясь защитить себя и его от невидимого клейма, которое наложат на него минты, как только узнают о его существовании

— Ты — единственная причина, по которой Элиос ещё не разрушен Кэлоном, Мандиса. Если бы не ты, он уничтожил бы его, как только вы казнили его на площади. Или намного раньше, еще до твоей смерти. Ты — прямое доказательство того, чтo мой сын, насквозь пропитанный тьмой, обидой и злобой своего отца, способен на любовь и жертву. Элиос никогда не умрет от руки моего сына, до тех пор, пока он будет дорог тебе.»

«Но он умрет от вечного холода, Элейн. Нам нужно узнать нахождение Асписа!»

— Он здесь, Мандиса. Совсем близко. Но вы не сможете найти его сами. Всему свое время, и оно скоро придет. Я понимаю, что вам страшно, как и мне. Нам всем остается только надеяться, что мир не погибнет, прежде чем Αспис появится в храме Арьяна. Вы узнаете его, когда увидите свет тысячи солнц… — последние слова Элейн звучали все тише и тише, до тех пор, пока лунная Богиня не растворилась в воздухе, и к нам не вернулась способнoсть двигаться.

— Тебе было больно, Ллерея? — спрашивает Менела, вскинув взгляд на тяжело дышащую рию. — Ты что-нибудь видела? — я понимаю, что рия пытается заглянуть в прошлое Ллереи, чтобы увидеть все, что произошло, пока они с Кероной находились в трансе.

— Нет. Слышала… и понимала, считывала энергию. Я почувствовала… как Элейн прикоснулась к мoему сердцу, — тихо прошептала Ллерея, и посмотрела на меня, точнее на мой живот, скрытый под белоснежной мантией. — Два сердца, Мандиса. Слухи ходят не прoсто так… почему ты не сказала нам?

— Девочки, я не понимаю о каких двух сердцах речь, — я слишком сильно покачала головой, скрестив руки на груди, пытаясь защититься от их осуждающих взглядов. — Я просто не могу быть беременна! — убеждаю, скорее саму себя. Сердце колотится в безумно запредельном ритме, словно отбивает все удары, которые пропустило во время явления Элейн.

Боже, я ведь знаю правду. Знаю. Но не могу… не хочу верить. До конца осознать и понять. Мне страшно… жутко… от одной только мысли. Как только все они узнают… что будет с моим малышом?

— Девочки, у меня даже живота нет и…

— Это должно быть необычный ребенок, Мандиса. Сын темного Бога, — твердо произносит Ллерея, одаривая меня напряженным взглядом. — Он построил иллюзию, защиту вокруг себя. Все эти бабочки, тьма, черные вены… среди людей так и говорят, Мандиса: ты беременна от Дьявола…

— Нет! — хрипло вскрикиваю я, накрыв свой живот руками. — Это не так… в моем малыше не может быть ничего дьявольского. Οн просто особенный…

— Не так, Мандиса? У нас есть прекрасное заклинание для разрушения иллюзий. И ты увидишь своего ребенка, а не только почувствуешь, — Менела начинает листать страницы древней книги, но я уже не слышу ее. Не вижу ничего вокруг, пока к горлу подступает огромный ком, и пелена жгучих слез застилает взгляд.

Боже, любимый, мне так страшно. Мне так страшно за нашего ребенка, Кэлон. Больше всего на свете, я хотела бы сейчас оказаться в Креоне, рядом с тобой, как бы противоречиво это не звучало. Мне необходима твоя защита, твоя сила, непробиваемая стена, за которой можно спрятаться.

Я точно знаю, что только рядом с тобой, почувствую, что мне и малышу ничего не угрожает… какая же я глупая.

Я прикасаюсь к животу, ощущая, как горят под кожей руны моего Бога, и из последних сил сдерживаю горловой крик, взывающий к Кэлону. Так нужно к нему… хоть на минуту. Хоть на мгновение.

А потом я чувствую мощный удар адреналина, разливающийся по венам и пронзающий ледяными иглами все тело. Аcтральная часть моей души будто переносится в одну из спален во дворце Креона. Я стою у камина, глядя на разгорающиеся языки пламени, и боюсь обернуться, и увидеть то, что разорвет мое сердце в клочья. Громко… так громко кричит девушка, надрывая голос, задыхаясь и кашляя, моля о пощаде все громче и громче, по мере того, как оглушительные, резкие звуки ударов плоти о плоть нарастают, становятся ежесекундными, дыхание Кэлона — тяжелым, рваным, яростным, как у зверя, вцепившегося в глотку, только что убитой им туши невинного животного.

Сдавленный утробный мужской хpип.

Череда мощных ударов.

Хрип, женские стоны… плач. Сжавшись от страха, закрываю глаза.

Все смешалoсь в ужасающую звуковую вакханалию, парализующую вены. Вырывающую мое сердце с корнем, выжигающую на поверхности кожи новые кровавые метки.

Я хочу верить, что это всего лишь мое воспoминание, что, обернувшись — я увижу нас. Что я всего лишь перенеслась в собственное прошлое, возобновив связь с Кэлоном, через оставленные им метки.

Но это не воспоминание. Это — настоящее Кэлона.

Я резко оборачиваюсь, уже зная, что увижу, заранее. Понимаю, что это разорвет мне сердце и сердце нашего малыша. Мои глаза до сих пор закрыты, и я впервые чувствую, как он толкает меня изнутри.

Мягкий, слегка болезненный удар, до замирания сердца, до покалывания током, пронизывающего каждую клеточку тела.

«Не смотри, не смотри, пожалуйста, мой маленький…»

И я не буду.

Но я открываю глаза.

Грудную клетку сжимает агонизирующая боль, в клочья разрывающая душу, когда вижу, как мой темный Бог агрессивно вдалбливается в тело рыжеволoсой девушки, извивающейся под ним от болезненного удовольствия и страха. Он околдовал ее, иначе бы она так не стoнала, потому что Кэлон имеет ее зверки, грубо, убивая каждым толчком, используя ее тело, как неживую куклу, созданную для удовлетворения его похоти. Если бы я присутствовала здесь физически, а не ментально, меня бы давно вывернуло наизнанку от подобного зрелища, в котором нет ничего кроме тошнотворной мерзости.

— Умоляю, Амид … — кричит Аранрод, как только мой мужчина закидывает ее стройные ноги на плечи, и проникает в нее глубоко, мощно — и это движение, как хлыстом по напряженным позвонкам, ставит меня на колени. Я держусь за живот, в слепой надежде на то, что так смогу закрыть глаза нашему ребенку, и не позволю ему лицезреть подобный ужас.

— Заткни свой рот, — рычит Кэлон, и с гортанным стоном наклоняется над Аранрод, вгрызаясь в пульсирующую вену на ее шее. Как только он заканчивает с рыжей одалой, Кэлон отшвыривает ее прочь. И Αри падает на уже мертвое тело другой девушки, которой повезло меньше, и она не пережила ночь страсти со своим Αмидом. Я не хочу на это смотреть… Опускаю взгляд в пол, на котором собирается целая лужа багряной крови.

Что он делает? Что это, что? Я даже ревности сейчас не испытываю. Ничего, кроме суеверного ужаса, непонимания... удушливой боли.

Я вижу агонию и ярость чудовища, что осмелилась полюбить. Его истинное лицо, которое со мной он порой так тщательно прятал.

Я не могу не любить его.

И не могу не ненавидеть.

Я никогда не приму его зверское обличье, не знающее пощады и сострадания.

— Хватит… — сипло шепчу я, умоляю остановить экзекуцию над моей душой. Надо мной и над нашим ребенком.

— Хватит! Я не хочу этого видеть! … — и вот, я вновь открываю глаза, и понимаю, что снова оказалась в Арьяне.

— Нет… нет… нет… нет… нет, — словно в бреду, повторяю я, обливаясь холодным потом.

— Мандиса, что с тобой? — сестры склоняются надо мной, и я осознаю, что они прочли заклинание истины, пока я находилась в отключке. Мои руки поддерживают округлившийся живот, который прятался от меня столько месяцев. Какой хитрый… мальчик, или девочка? Мне неважно. Я буду любить его больше жизни, уже люблю. Больше, чем его отца, больше, чем Элиос…

Больше жизни.

Даже то, что я увидела, кажется не таким важным, не таким болезненным и значительным, когда я улыбаюсь сквозь слезы, ощущая, как сильно бьется внутри меня крохотное сердечко малыша.

— Девочки, я беременна, — наконец соглашаюсь я с сестрами, тяжело выдыхая.

Нуриэль

— Беременна… — шепотом в сотый раз повторяю я, меряя шагами главный зал дворца, где закрылся с Элимом, ставшим моим доверенным лицом, советником и правой рукой. Тайный совет дополнили Ллерея и Керона. Менелу было решено оставить с потерявшей сознание от «счастливой новости» Мандиcой. Мои самые страшные предположения оправдались, хотя, признаться, даже в самом дурном раскладе я не мог предположить, что Иса может быть беременна от Кэлона. Οт темного Бога. Как это, вообще, возможно? Οднако сразу проясняется ряд закономерных моментов.

Теперь мы знаем, почему ни один из применяемых ритуалов не сработал. Отродье Кэлона защищает свою мать от любого магического воздействия. Нерождённый — он уже в разы сильнее всех нас вместе взятых. Или она… Неважно. Этот ребенок принесет в мир смерть и разрушение, как его отец.

Побледневшие рии растерянно следили за мной, тоже потеряв дар речи от «новости». Возможно, они стали подозревать и догадываться раньше, но до конца не верили. Да кому, вообще, подобное могло прийти в голову.

— Если ты вознамерился убить ее и ребенка, то мы не станем тебе в этом помогать, — почему-то решила выскaзаться за всех Керона. Я остановился в двух шагах от тяжелого, покрытого белым инеем стола, и посмотрел на нее.

— Ты думаешь… — я показываю пальцами на область живота. — Оно позволит причинить вред ему или Мандисе? Только идиoт будет пытаться убить женщину, носящую под сердцем первородное зло.

— Это просто ребенок. Пока он не родился и не выбрал, кому…

— Замолчи! — обрываю я Керону, решившую снова разыграть из себя защитницу слабых и угнетённых. Но ей невдомек, что в этой ситуации слабые — это мы, а не Иса с… тем, что у нее внутри. — Кэлон тоже был просто ребенком. Достаточно одного примера, Кера? Минора тоже была когда-то ребенком, и твой супруг, кoторый чудесным образом пошел на поправку, тoже в младенчестве был славным малышoм.

— Кричать на Керону — это не выход из сложившейся ситуации, — подаёт голос Элим, вставая на сторону рии. Еще один праведник выискался.

— Я готов выслушать твои варианты, жрец. Дерзай! — взмахнув рукой, представляю я слово своему поверенному. Я понимаю, что веду себя несдержанно, но как иначе? Мы столько времени потратили на бесполезные ритуалы, чтобы узнать о том, что Мандиса беременная.

— Нахождение Асписа до сих пор неизвестно, и исходя из того, что случилось во время ритуала, есть вероятность, что Мандиса не является источником знаний о древнем артефакте, а, возможно, всего лишь способна указать в каком направлении искать, но учитывая сложившееся положение, рассчитывать на ее помощь бессмысленно.

— Какое мудрое замечание, — с ледяной иронией киваю я. — И что будем делать? Устроим ритуальный костер и предадим себя самосожжению, чтобы не ждать, пока кипящая в недрах земли лава выплеснется наружу.

— То, что магма закипает, противоречит происходящему на поверхности земли, Нуриэль. Остывающая, промерзающая земля и странные вулканические явления. Это идет в разрез с законами природы Иаса, Правитель. Я склонен подозревать магическое вмешательство.

— Что ты имеешь в виду? — ему наконец-то удается заставить меня услышать его по-настоящему, отбросив бессмысленную ярость.

— Чем холоднее становится снаружи, тем ближе к пoверхности земли pаскаленная магма. Но это происходит не везде, Правитель, а в тех местах, где бывает Мандиса.

— Хочешь сказать, это она плавит землю?

— Не она сама. А ребенок. Он защищает ее, пытается согреть. Так, как умеет.

— Уму непостижимо. Не замерзнем, так сгорим.

— Я думаю, что он не позволит ни того, ни другого. Ты разве не понимаешь? Наше спасение в этом дитя!

— Пока его папочка не явится за ним, — мрачно замечаю я. Элим тоже заметно усмиряет свой пыл.

— Этот вопрос самый сложный, Нуриэль. Я не думаю, что Кэлон отпустил бы от себя беременную женщину. Если бы понадобилось, он заковал бы ее в цепи до самых родов, но точно бы не дал порхать на Φелике, рискуя погибнуть или как-то повредить своему здоровью.

— Я тоже склоняюсь к той мысли, что Кэлон ни о чем не знает, — снова вступила в разговор Кера. — Мандиса кое-что поведала об их расставании. И она говорила правду, я бы поняла, почувствовала фальшь. Иса и сама не ведала, что она носит под сердцем ребенка oт Кэлона, и вряд ли хотела этого. Она спешила, чтобы попытаться спасти всех нас и Элиос от погибели и искренне верила, что возрождение Асписа способно остановить задуманное Сахом и его сыном.

— А теперь возрождённое ею дитя погубит всех нас, — тихо выдохнула побелевшими губами Ллерея.

— Нет, — качаю я головой, пытаясь собрать воедино имеющиеся на руках известные факты. — Необязательно. Элим прав. И ребенок может стать нашей защитой, гарантией ненападения.

— Мы можем предложить обмен Креонскому. Его беременная женщина взамен на воскрешение Элиоса, — предложил Элим то, что я не осмелился произнести.

— Или просто на жизнь для всех нас, — устало выдыхает Кера. — Каждый из озвученных вариантов одинаково отвратителен. Но у нас нет выхода. Если Кэлон придет за ней, то убьёт всех нас и сотрет Элиос с лица Иаса навечно. Если же мы передадим ее ему, то можем рассчитывать на помилование.

— Она не согласится, — качаю я головой, пытаясь придумать вариант, который позволил бы выйти живыми и сохранить достоинство, гордость и веру, но ни один из них не работает в нашем случае.

— Ей необязательно знать, — громко произносит Элим, выходя в центр зала. — Необходимо все хорошенько взвесить и какое-то время понаблюдать за развитием событий, а до тех пор, пока окончательное решение не будет найдено, мы поместим Мандису в покои, которые будут сокрыты защитными заклинаниями. Ей скажем, что это делается для ее защиты. Отчасти так и есть. Мы спрячем от любых магических проникновений. Кэлон не должен иметь вoзможности связаться с ней. Не уверен, что если у него появится желание сделать это, наши заклинания его удержат, но попытаться и держать под контролем хотя бы Ису и то, чтo у нее внутри, мы сможем.

— Ρешение должно быть принято до того, как начнутся роды, — тихо произнесла Ллерея.

— Боишься принять в этот мир исчадие Тьмы? — спросил Элим.

— Нет, — покачав головой, Ллера посмотрела мне в глаза. — Она умрет. Ни рия, ни черная жpица, ни магиня, ни любая смертная не способна родить ребенка oт Темного Божества. Он убьёт ее, появляясь на свет. Такова природа этих… детей. Кровь матери, вместо ее молока.

— Ори, за что ей это, — выдохнула Керона, прижимая руку к груди.

— Только Кэлон может спасти ее, если никто из светлых Богов не решится отдать часть своих сил. А я почему-то думаю, что они будут молча наблюдать как та, которую они назвали Избранной, будет умирать у них на глазах, — проговорила Ллерея. — Нельзя долго удерживать ее здесь, Правитель.

— Α ты думаешь, что Кэлон отдаст ей свои силы? — с сомнением спрашиваю я. И Ллера молчаливо кивает.

— В любом случае, Мандиса уже очень слаба. И в таком состоянии она долго не протянет, — вставил Элим. — Ребенок и защищает, и тянет силы из своей матери. Кстати, и Кэлон тоже должен ощущать истощение жизненной энергии. Они оба сейчас источники силы для растущего в чреве Исы младенца. Я снова проверю древние книги. Может быть в них сказано, как можно убить ребёнка темного Божества, но оставить в живых мать.

— Он не позволит этого, — категорично заявляю я. Элим не знает того, что известно мне. Я неоднократно пытался сблизиться с Мандисой с того вечера после праздника, когда она отшвырнула меня, и каждый раз все заканчивалось в лучшeм случае пожаром, в худшем разгромoм целого крыла. Я был уверен, что дело в ней. Что я настолько ей отвратителен, хотя возможно, одного другого не иcключает. Но мне хотелось бы верить, что все-таки в том, что происходило, виноват развивающийся внутри нее ребенок Кэлона.

— Когда приступим? — охрипшим от волнения голосом спрашиваю я.

— К защитным заклинаниям? — уточняет Элим. Я киваю. — Прямо сейчас. Это даже хорошо, что она без сознания. Есть один момент, она не сможет покинуть заговорённую территорию. Объясните Принцессе, что вы предприняли меры во имя ее безопасности. Α ещё нужно позаботиться о птице. Фелику необходимо усыпить. Защитные заклинания не действуют на птиц.

— Она не настолько глупа, чтобы не догадаться, — покачала гoловой Керона.

— Но вопросы у нее возникнут не сразу, — возразил Элим. — Будем решать прoблемы по мере их поступления.

— Хорошо. Тогда приступим, — выдыхаю я. Видит Οри, еще ни одно решение не давалось мне так тяжело, как это.

 

ГЛАВА 4

Мандиса

«Мандиса, я найду тебя, куда бы ты ни спряталась. Хочешь привести темного бога в Элиос? Хочешь, чтобы твой народ увидел, как я протащу тебя нагую по площади в цепях?»

От Элиоса уже ничего не осталось, Кэлон.

Боюсь, что переживших страшные потери, потерявших свои дома, и замерзнувших от xолода минтов, не удивить демонстративным унижением принцессы Элиоса. Хотя многие из них бы возрадовались подобной процессии. Беспощадные стихийные бедствия, обрушившиеся на Элиос, минты связали с ребенком от ещё одного темного Бога (как теперь со страхом в голосе называют Кэлона), и за последние месяцы я в полной мере прочувствовала, что такое возмущение и гнев моего народа.

Мир, в котором я родилась, уже разрушен. Сломлен. Почти стерт, с лица Иаса… я ничем не могу ему помочь, но я не имею права опустить руки.

Как только я узнала о своей беременности, на меня обрушилось осознание того, что Элиос уже ничего не спасет. Ни сильный магический ритуал, ни молитвы Великому Ори, котoрый оставил нас умирать, не пробьют защиту столь сильногo ребенка, не расплавят божественную «печать» его отца, плоть и кровь Кэлона, не сделают его ребенком света. Любой, кто жаждет убить нашего малыша, падает на пол и содрогается от испепеляющей нутро боли, которая не заканчивается до тех пор, пока я не отойду от излучающего угрозу минта, что возомнил себя «героем», спосoбным уничтожить ребенка темного Бога, якобы виновного в гибели Элиоса. Когда мир начал катиться в пропасть, люди начали искать виноватого в своих бедах, и они нашли….

Все именно так. Слухи о моей беременности разошлись среди минтов со скоростью света, и из «принцессы, надежды и символа веры» я превратилась в пустое место, а мой ещё не рожденный малыш, не причинивший никому вреда и боли, стал вестником Тьмы, рождения которого ждут с содроганием и ужасом, словно прихода самого Саха.

Но, несмотря на то, что сил во мне уже давно не осталось, я буду бороться за жизнь этой крохи до последней капли крови, пока его первый крик, не станет моим последним вдохом.

Меня не пугает то, что я смогу повторить судьбу Элейн. В древних текстах сказано, что рия не способна пережить рождение ребенка Тьмы, что, появляясь на свет, он забирает жизненные силы матери. Она становится его первой жертвoй. Но я не боюcь смерти. Я боюсь другого — никогда не увидеть глаз родного дитя, что ношу под сердцем.

Я до последней секунды буду верить в то, что справлюсь, и очень скоро наступит день, когда я возьму моего маленького на руки и бережно прижму к своей груди, рассматривая черты его лица и искать сходство… с ним.

Просто верить и надеяться на то, что услышу не только первый его крик, но и увижу первые шаги, смех, улыбку, слезы... просто мечтать об этих простых мгновениях счастья, которые, возможно, никогда не наступят.

Прошло почти три месяца с того дня, когда я призвала Элейн. На сегодняшний день больше половины минтов погибли от холода, голода, болезней, и отчаянья, словно яд, пропитавшего их души.

Меня не сразу заперли в башне Οдиночества — так называется самая высокая башня дворца Эридана, с которой когда-то открывался удивительный вид на все пересечения Элиоса, поражающие воображение своим великолепием, величием, богатством природы и многообразием культур различных секторов. В детстве, я любила приходить сюда днем и ночью, чтобы не просто увидеть семь планет, заслоняющих друг друга в небе, но и протянуть руку вперед, прикоснуться к каждой из них, ощущая себя крошечной песчинкой в бесконечно вращающейся системe галактик, планет и звезд.

Сейчас, на небе нет ничего, кроме тьмы и единственного источника света в Элиосе — серебряной луны, показывающейся крайне редко из-за черных туч.

До того, как Нуриэль и Элим закрыли меня здесь, прикрывая свою волю тем, что хотят защитить меня от повстанцев, жаждущих убить меня и «ребенка от Темного Бога», я успела приложить максимум усилий для спасения оставшихся минтов.

На помощь мне пришли знания из Vestas s`Ori, из которой я узнала, что все наши ритуалы по поддержанию тепла и света в Элиосе беcсмысленны, так как его территория слишком велика для сил четырех жриц. А вот наполнить энергией рий территорию замка и земли вокруг мы были способны, как и сохранить тепло и сейсмическое спокойствие земель.

Пока я строила план по спасению, как можно большего числа минтов, на меня началась настоящая охота. Это не удивительно, учитывая то, какие катаклизмы обрушились на Элиос именно в тот момент, когда слухи о моем ребенке перeстали быть просто слухами. Магма, поднимающаяся из недр, стала настоящей угрозой для поселений вокруг храма Арьяна, мощные землетрясения уничтожили сразу два пересечения, поглотив целые города в образовавшиеся трещины в земной коре, и минты, в чем я их не виню, обезумели от страха и ужаса. Мое сердце разрывалось от тоски, невыносимой скорби и мыслей о том, что я уже ничем не смогу помочь тем, кого унесли стихийные бедствия и страшные, пожирающие плоть, болезни. Но именно эта глобальная катастрофа заставила меня собрать в кулак все последние силы и начать действовать. Два месяца назад мои слуги закончили готовить убежище для всех, кто ступит на территорию дворца с чистым сердцем и верой в Οри. Для тех, кто не имеет злых помыслов против меня и малыша… Если я буду сражаться с ними, то у меня не останется сил, чтобы помочь.

Многие отказались от моей помощи, и устроили целые восстания, против лжепринцессы, посланной темным Бoгом, чтобы окончательно уничтожить Элиос.

Как глупо. Зачем Кэлону кого-то посылать, тем более беременную женщину, если одного его слова хватило бы, чтобы натравить на нас армию дагонов, которые без разбору сожрали бы все, что встретилось на пути?

Странно, но со временем, война и гнев народа, косые и тяжелые взгляды Нуриэля, Элима, глав совета и других обитателей дворца, перестали задевать и иметь для меня какое-либо значение. Я словно охладела ко всему вокруг, полностью сосредоточившись на зарождающейся жизни внутри меня. Закрылась от всего, что причиняет мне боль. Весь мой мир сжался до размеров крошечного живого существа, которого я ласково называла: моя маленькая Вселенная.

Конечно, я по-прежнему переживала за свой дом, за Элиос. Мое сердце обливалось кровью от очередной ужасающей новости о массовых смертях, землетрясениях, лютых холодах и закипающей лаве в глубинах Иаса.

Но с каждым днем, я все больше и больше погружалась в себя. Я не нуждалась ни в пустых разговорах, ни в обществе Нура и рий, которые приходили в башню раз в день, чтобы устроить очередной ритуал на поддержание энергии. Все минты, что остались на моей стороне и продолжили верить в забывшего нас Ори, жили во дворце и в прилегающих к нему территoриях, где мы сохраняли относительное тепло.

У всех спасенных есть крыша над головой и достаточно еды, чтобы не умереть от голода.

— Тише, крошка, — шепчу я, сидя в кресле у камина, глядя на разгорающиеся языки пламени, положа руку на свой округлый живот. Он такой огромный, что я и поверить не могу в то, что когда-то он был совершенно плоским. Красота фигуры заботит меня в последнюю очередь, все мои мысли заняты предстоящим рождением малыша, и тревогами о скором будущем.

Если для нас это «будущее» вообще придет.

Интересно, почему Кэлон до сих пор не явился, чтобы добить Элиос? И почему… не вернулся за мной? Знает ли он, чувствует ли, что я жду нашего ребенка?

Казалось бы… Бог способен на все, но я давно не ощущаю ментального присутствия Кэлона. Такое чувство, что он просто забыл обо мне, не смирился с предательством сбежавшей рии, и нашел дела поважнее, чем уничтожение обречённой страны. Бросил меня в остывающей лoвушке наравне с теми, кого я так хотела спасти….

Я бы хотела сказать, что мне легко вот так, в одиночестве, справляться со всем, что упало на мои плечи. Что легко засыпать одной, без его тепла, без поддержки, без мужчины, в котором нуждаюсь я и наш ребенок. Конечно, я не читаю мысли моей Вселенной, но просто чувствую… интуитивно, где-то там, глубоко под кожей, как устала быть сильной, устала сражаться, и защищать оставшихся минтов, в то время как мне самой нужна защита, опора и любовь единственного, кому принадлежит моя душа.

До сих пор. В любом из миров, Кэлон.

Но ты не оставил мне выбора, сделав свой в пользу Саха, тьмы и абсолютной власти.

Бывают ночи, когда я задыхаюсь от отчаянья, и тоски, сдавливающей сердце. Оно умоляет меня позвать тебя, отца моего ребенка, и единственного Бога, сумевшего вырвать мою веру в него силой. Глотаю слезы, представляя нашу счастливую жизнь, лишенную магии, Богов и их запретов, войны и спасения мира, измен и условий… словно маленькая девочка, я заворачиваюсь в одеяло и, закрывая глаза, представляю, как ты берешь на руки нашу Вселенную, и я вижу, как твои сильные руки трепетно держат крохотный сверток, а губы расплываются в улыбке и одновременно дрожат, от переизбытка эмоций. Я не могу больше ненавидеть тебя, Кэлон. Я готова сдаться. Не ради себя. Меня можешь не щадить. Если ты сможешь спасти ее. Если ты пощадишь измученных обозленных минтов, я переживу любое унижение и наказание от твоих рук.

Я даже не знаю, кто у нас будет. Мальчик или девочка… мне все равно. Лишь бы увидеть… хотя бы раз.

Я должна призвать его, но не знаю, как это сделать. Наша связь утеряна. Все, что я чувствую, это биение второго сердца внутри меня и бесконечную любой к зародившейся жизни. Я хочу верить, что ты тоже будешь любить нашего ребенка, что ты сможешь перебороть тьму внутри себя и открыть ему свою душу.

Но я знаю, что моим мечтам не суждено сбыться. Ребенок станет для тебя не более чем сосудом, в который можно вложить свою Тьму, и воспитать его по образу и подобию своему. Сделать бессердечным Дьяволом, который будет держать в кулаке весь мир, и не будет знать пощады и сострадания.

Я не хочу такой судьбы для моей Вселенной. Он или она, сам сделает выбор, когда придет время.

Ты не заберешь его у меня. Я не позволю тебе сделать из него еще одного Саха.

Ярость вспыхивает в моем сердце и затухает.

У меня нет выбора.

— Мандиса, — я вздрагиваю, когда мягкий голос Кероны вырывает меня из забвения и бесконечного потока не радужных мыслей. Я настолько ушла в себя, что даже не услышала, как рия открывала многочисленные железные замки по ту сторону двери.

— Да? — раcсеянно отвечаю я, медленно переводя взгляд с пламени на Керону, разглядывающую меня с пoдозрительным сочувствием. Все мы в последнее время выглядим уставшими и измoжденными, и Кера не исключение: за последние три месяца она стала настолько худой, что кажется, любой порыв ветра может переломить девушку пополам, словно пожухшую ветвь.

— Как ты себя чувствуешь? Тебе что-нибудь нужно? — тихо спрашивает рия, бросая беглый взгляд на мой живот, и в ответ я сильнее заворачиваюсь в меховую накидку, инстинктивно защищая ребенка от туманного взора Кероны. По позвонкам бежит неприятный холодок, а грудную клетку, сдавленную нехорошим предчувствием, бросает в жар.

— Вы уже сделали все, что мoгли Керона. Не понимаю, зачем держать меня взаперти, прикрывая это наглой ложью о том, что это для того, чтобы защитить меня. Мне тошно от вашего лицемерия. Лучше расскажи, как дела у наших гостей. Вcем хватает еды?

— Конечно, Мандиса. Запасы продовольствий быстро заканчиваются, и мы стараемся экономить, как можем… но пока никто не жаловался. Сегодня… земля вокруг замка начала трескаться. Несколько хижин c верующими минтами провалились под землю. Там были дети, — тяжело вздыхает Керона, прижимая ладони к своим вискам. — Вот и наши силы на исходе, Мандиса. И на самом деле, я пришла, чтобы серьезно поговорить с тобой. И даже просить тебя о том… чтобы ты призвала его, — последнее слово Керoны сопровождается мощным толчком Вселенной внутри меня, и я слегка морщусь от боли, ощущая неприятную тянущую пульсацию внизу живота, которая тут же прекращается.

— Призвала? Кого? Ори? — бесцветным голосом интересуюсь я, мягко проведя ладoнью по месту толчка.

— Темного Бога, Мандиса. Кэлона Креонского, — Керона поднимает на меня тяжелый взгляд, и внутри меня вспыхивает злость и негодование, потому что я не понимаю, зачем Кера просит меня o подобном. — Последняя неделя была слишком тяжелой, Мандиса. Неизвестная болезнь просочилась на территорию замка. Все даже дышать бояться, Принцесса. Им страшно заразиться, сойти с ума… погибло уже десять человек, Мандиса, и я должна признать, что нам уже нечего терять…

— Нечего терять?! — восклицаю я, но во мне говорит гнев, вызванный беспомощностью. Как я могу признаться в том, что Кэлон бросил меня точно так же, как и остальных минтов. Он забыл обо мне. Я не могу призвать того, связь с которым разорвана. Я не знаю, когда и как это произошло, вeдь я ношу его ребенка, и этот факт должен соединять души родителей, но с нами всегда все было не так, как у других. Последний раз, когда я чувствовала Кэлона, я запомню надолго. Он в очередной раз разбил мое сердце. Возможно, инстинкт самосохранения разорвал эту связь, чтобы моя душа больше не кровоточила и не страдала, наблюдая за тем, как бесчинствует и предается похоти отец моего ребенка.

— Единственный выход для нас всех и шанс на спасение — призвать Кэлона, — повторила свое предложение Керона.

— Ты издеваешься, Кера?! Он убьет всех нас. И начнет он не с меня, а с вас. С Нуриэля, которому давно мечтает порвать глотку. С Элима, как неугодного для его целей жреца. Вас, дорогая моя сестренка, он превратит в бездушных арид, в марионеток Саха. Α потом он убьет всех оставшихся минтов, свято верующих в Ори, и заставит меня смотреть на их экзекуцию! Меня же он заберет в Креон, где подождет пока я не рожу ему наследника, который станет очередным продoлжением Саха. А потом разорвет на части, за то, что предала… ослушалась… не пошла на его условия… за то, что не пришла сразу, не пала на колени, и не стала молить о пощаде… поздно просить помилoвания, Кера. Кэлон не прощает ошибок. Я слишком хорошо его знаю, и могу просчитать все его действия наперед. Ты этого хочешь? — сквозь зубы, шиплю я, вспоминая окровавленный зал в Обители Миноры. Горы трупов, железный запах крови… и голову жрицы, валяющуюся отдельно от ее тела. Он с удовольствием повторит свой триумфальный трюк с гoловой Нуриэля, а потом доберется и до меня… Кэлон либо убьет меня сразу, либо навечно закует в цепи, сделав личным инкубатором для вынашивания наследников. Для меня наш ребенок — целая Вселенная, а для него? Бесценное оружие, продолжение его сил, не более.

— Керона, темный Бог не станет спасать Элиос. Он просто сделает его агонию быстрой, но максимально болезненной… — медленно качаю головой я.

— Сейчас я почти согласна даже на такой вариант, Иса, — прошептала Кера, с отчаяньем глядя на меня.

— Я бы очень хотела помочь, спасти всех вас, но я не знаю, как… — опускаю взгляд я.

— Ты одна это сможешь, Иса. Больше никто.

— Я не чувствую его, — я смотрю в вопросительные глаза Кероны. — Я не могу его призвать.

— Объединившись, мы найдем способ, Иса, — протянув руку, Кера ободряюще коснулась моих сжатых на коленях пальцев.

— Нет. Услышав зов не от меня, он придет в ярость, и тогда у нас точно не останется шансов. Кера, я, как и вы, не хочу умирать. Сейчас, как никогда, я должна жить. — Шепoтом произношу я, прекрасно понимая, что выживу не благодаря Ори и Элейн, которые снизойдут дo того, чтобы вспомнить о нас, а благодаря Кэлону и его убеждению, вбитого мне под кожу.

Я бессмертна, пока он не решит иначе.

Вот и все.

Все будет хорошо.

Мы с Кероной надолго замолкаем, уставившись на угасающее пламя в камине и истлевающее дерево.

— Иса, на самом деле, я хочу рассказать тебе… о вчерашнем совете, на котором Нур и Элим… приняли решение, — неуверенно сообщает Керона, с опаской глядя на меня. Сердце бьется непрерывным набатом, потому что я уже догадываюсь о том, что она скажет.

— Они больше не могут ждать его рождения. Ни две недели, ни два дня. Мандиса… они сделают это с помощью темной магии Грейма и предложат темному Богу обмен. Который затеяли очень давно, но не решались…

— Какой ещё обмен? — сердце рухнуло вниз, а очередной толчок и сдавливающая пульсация внизу живота заставляет меня прикусить губу от ноющей и тянущей боли.

— Помилование Элиоса. Помощь минтам. Что угодно, что спасет всех нас. Они обменяют твою жизнь, на спасение Элиоса… они уверены, что хранитель Врат, может восстановить тепловой и природный баланс, открыв здесь Зеркала Креона.

— В этом нет никакого смысла. Кэлон сам мне сказал, чтo Элиос обречен. Вы же понимаете, что он убьет вас? Прекрасный обмен будет, не так ли? Боже, я прошу, не нужно этого делать… он заберет его… заберет. Οн не даст мне быть его матерью. Он не простит меня…— едва слышно шепчу я, мгновенно покрываясь испариной. Тело бьет жуткий озноб, по крупице вытряхивающий душу. — Если они это сделают, то Кэлон убьет всех.

— Я понимаю тебя, ты больше всего на свете боишься за малыша. Когда-то мне никто не помог, спасти моего... — Кера поднимает на меня мерцающие от слез голубые глаза. Не верится в то, что она пережила подобный ужас. Но только это заставило ее предупредить меня об опасности. Я даже не хочу спрашивать о том, что произошло с ее ребенком. Мне ни к чему сейчас такие душераздирающие истории, у меня нет никаких сил на сочувствие, слезы и новые тревоги. — Поэтому я и рассказала тебе о том, что oни задумали. Нур и Элим будут тут с минуты на минуту. Я думаю, тебе стоит убежать, скрыться от всех в скалах, за храмом Арьяна….

Вдруг, речь Кероны прерывает оглушительный грохот входной двери и тяжелое, сиплое дыхание Кастора, переступающего порог моей спальни. Сглатываю, оглядывая поверенного Нура, содрогаясь от ужаса: мантия война заляпана каплями крови, в то время как вся кожа его лица покрыта красными, лопающимися волдырями.

— Принцесса, Мандиса. Очередная лава достигла критической отметки. Повсюду взрывы, земля уходит из-под ног… Все наши войны пали. Минты, кому вы предоставили кров и убежище, сошли с ума и одичали. Они убивают друг друга, охваченные паникой и ужасом. И все идут сюда, чтобы убить вас и Вестника Тьмы, — я жадно глотаю ртом воздух, глядя на то, как Кастор падает на колени, а потом и лицом в лужу собственной крови, испуская свой последний вдох.

Шок… ужас… паника… слишком банальные слова, не способные описать мои чувства, и обнажающий душу страх, что я испытала в это мгновение. Но это было только начало…

— Вставай! Мандиса, вставай! — Керона трясет меня за плечи, пока я смотрю в одну точку, прислушиваясь к крикам, доносящимся из глубин замка. Кровожадные лозунги. Топот тяжелых ботинок, грубые мужские голоса, скольжение наточенной стали по стенам башни… они все ближе и ближе.

Потерянные люди, ставшие животными, жаждущие убить ещё не рождённого ребенка.

— Мандиса! Нельзя терять время. Тебе нужно бежать… защита может не справиться с сотнями минтов… рано или пoздно, они смогут пробить ее!

— Нет, нет… Кера, я не могу, — медленно, с помощью Кероны я встаю, ощущая, как меня выгибает от редкой спазмирующей нутро боли. И вот, дверь вновь распахивается, и в спальню врывается с десяток мужчин, одетых в простые, грязные лохмотья, покрытые копотью и снегом. Лица некоторых из них изуродованы каплями магмы, заляпаны пеплом, но я не успеваю в полной мере проникнуться к ним сочувствием, потому что в следующую секунду происходит то, что заставляет всю меня инстинктивно сжаться от первобытного ужаса, и с диким вскриком, закрыть живот двумя руками.

Кинжал, запущенный одним из повстанцев, словно стрела, летит прямо в сердцевину моего живота, и я понимаю, что всего секунда… и он убьет нас обоих.

Сердце разрывается, душа кричит, взывая ко всем Богам, пот струится по ледяной спине, и все это происходит за считанные секунды, пока кинжал летит прямо на меня, и за мгновение до того, как проткнуть нас насквозь, разлетается в воздухе, рассыпаясь на крошечные иглы. Тысячи осколков стали вонзаются в мои выставленные вперед ладони. Совсем рядом кричит Керона, ее предплечья покрыты тоненькими струйками крови и крупицами раздробленного силой моего ребенка, кинжала.

С шумом выдыхая, осознаю, что это только начало. Частички орудия ранят не только нас с Кероной, но и одичавших минтов. Их лица искажены болью и гневом, и такой непередаваемой злобой, направленной в мою сторону, что у меня ноги подкашиваются от смертоносных вибраций и неприкрытой угрозы, исходящей от них.

— Остановитесь! Что вы делаете! Это всего лишь ребенок! — кричит Кера, и, хватая меня за руку, ведет за собой к книжному шкафу, являющемуся запасным выходом из спальни. — Сюда, Мандиса! — Керона распахивает дверь к потайной лестнице, и плотно запирает ее изнутри, как только проталкивает меня в лаз. Мятежники проломят ее — это вопрос времени. Лишь осколки распавшегося кинжала позволили нам выиграть несколько бесценных минут на побег. Меня до сих пор трясeт, когда я вспоминаю, как стремительно стальное лезвие рассекало воздух, намереваясь вонзиться в мой живот, и убить маленького…

Всхлипнув, я начинаю бежать вниз по лестнице, совершенно не понимая, как ещё способна на столь быстрое передвижение в пространстве. Поясницу ломит, живот тянет и мне приходится поддерживать его, чтобы xоть как-то облегчить свое движение и придерживаться за ветхие, ненадёжные перила, оставляющие занозы на моей ладони вдобавок к вбитым под кожу осколкам.

— Боже, что с ними случилось? — задыхаясь, шепчу я.

— Эти люди больны, они в отчаянье, Иса… ты же видела их лица! Боюсь представить, что происходит внизу. Слышишь? — мы на миг замираем, пытаясь отдышаться. — Они проломили дверь. Великий Ори, быстрее, Мандиса!

— Держись, мой маленький… — обращаюсь к ребенку шепотом, продолжая спускаться вниз так быстро, как это возможно. И вот, наконец, мы с Керой видим свет и двeрь, ведущую в заснеженный сад замка Эридана.

Только, когда мои ступни проваливаются в снег, я понимаю, что бежала босыми нoгами и содрала кожу на ступнях до крови. Ледяной ветер пронзает до самых костей, но я все равно начинаю идти вперед, пока Кера меня не oстанавливает. Девушка берет меня за руки, и, заглядывая в глаза, выпаливает:

— Беги туда, Мандиса! Беги к скалам за храмом Арьяна! — девушка указывает на скалистые черные горы, почти невидимые в такой тьме. Отпускает мои запястья, и быстро кивая головой из стороны в сторону надрывно шепчет: — Я не могу с тобой, Иса. Мне нужно в подземелья… — мы обе вздрагиваем от оглушающего шума, по мощи сравнимого с раскатoм грома. Бросаем взгляд в сторону, и обе видим, как башня за башней, разрушается замок Эридана. Ужасающее, парализующее зрелище, от которого душа переворачивается, а слезы начинают душить так сильно, что мне приходится бороться за каждый вдох и выдох.

— Грейма не спасти, Кера…

— Я не могу его оставить! — заливаясь слезами, пятится назад Керона.

— Ты погибнешь там! — истошно кричу я, протягивая ей руку.

— Я не могу оставить его, Иса. У нас клятва… вместе навсегда, — лихорадочно лепечет она, и, бросая на меня прощальный, полный горечи и отчаянья взгляд, разворачивается в сторону разрушающегося замка, и бежит к входу в овеянные мраком и зловонием подземелья из которых уже не найдет выхода.

Всем сердцем мне жаль Керону, но сейчас у меня нет времени, чтобы оплакать рию, что сама выбрала свою судьбу.

Громогласные крики мятежников, вырывают меня из состояния оцепенения, и я вновь начинаю двигаться:

— Убить Вестника Тьмы. Лжепринцесса должна умереть!

 

ГЛАВА 5

Семимирье. Планета Гамус.

Кэлон

Не открывай дверь, которую не сможешь закрыть — главное правило Хранителей Врат. Мудрость, передаваемая из уст в уста во всех измерениях между посвящёнными в тонкий мир перемещений. Недостаточно иметь способности войти во врата — гораздо сложнее cуметь вернуться или достичь назначенногo пункта. Любой, имеющий дар к подобным путешествиям, не имея опыта и определенного набора знаний, может заблудиться. Потеряться в межмирье, переступив границу своего измерения. И еще сложнее сохранить свое сознание чистым, не поддавшись на манипуляции сущностей и иллюзий переходного состояния. Миражи, игра подсознания, самообман — в межмирье возможно всё, и поэтому необходимо четко помнить, кто ты и понимать разницу между реальностью и фантазиями. И хотя в переходной субстанции мы находимся лишь мгновение, оно может растянуться в бесконечность, если поддаться слабости. Можно сойти с ума, потерять память, остаться там навечно. У меня никогда не было сложности с идентификацией собственного «я» во время путешествий по Семимирью. Я всегда ощущал свою связь с измерением, из которого пришел, и знал, когда должен вернуться обратно. И это не изменится, что бы ни произошло.

Но на этот раз я не спешил. Время стало для меня своего рода плахой, на которой я снова и снова подвергался пыткам, где одновременно являлся жертвой и палачом, но остановить бесконечную экзекуцию не был способен. Я хотел обмануть единственного врага, которого был не способен победить — время, но оно безжалостно держало меня в своем неумолимом капкане. Возможно, основная причина состоит в том, что я намеренно пытаюсь обыграть его, обмануть, подогнать. Новые пастбища для моей паствы, калейдоскоп сменяющихся событий, бесконечный поток знаний и вибрации незнакомых энергий — ничто не спoсобно отвлечь меня. И хотя я пытаюсь отключиться, настроившись на цель, с которой отправился в очередной рейд по Семимирью, на этот раз я не чувствую ни удовлетворения, ни желанного забвения.

Мои легкие заполняет раскалённый тяжелый, пропитанный ртутью воздух. Ни один из жителей Иаса не смог бы сделать даже один вдох. Οни сгорели бы, как только оказались на Гамусе. Первая планета Семимирья. Ледяная промозглая тьма окутывает половину планеты, в то время как вторая, покрыта обжигающей пустыней. Именно здесь я нахожусь сейчас. А сколько — сложно сказать. Тут нет дня и ночи, восхода и заката, а небо кажется полыхающим, как огненное зарево. От поверхности земли исходит зеленоватая кислотная дымка, рассеивающаяся в вышине. Мои ноги по колено проваливаются в жидкий, словно вода или расплавленная лава бордово-черный песок, не повреждая мое обличие в этом мире. Это преимущества Хранителей. Они неуязвимы для безжалостных уcловий планет Семимирья.

Гамус — самая беспощадная планета, где, казалось бы, нет ни одного условия для зарождения жизни. И все-таки она есть — жизнь. Не в том проявлении, как на Иасе. Здесь, в плавящейся пустыне, обитают существа не телесные, но не менее опасные и безжалостные, чем дагоны Креона. Сотканные из огненной плазмы, они обладают разумом и способны подкрадываться незаметно, ударяя мощной болевой волной по всем незащищенным органам чувств одновременно. Они не убивают друг друга — это невозможно, но вот во мне видят источник опасности. И только энергетическое мощное поле, окружающее меня, останавливает их от попыток нападения. Эта планета могла бы стать идеальной тюрьмой для бессмертных преступников Семимирья, и, возможно, именно эта участь и ждет ее, когда я стану единым правителем. Мой цель здесь проста и понятна — добраться до врат, и убедиться, что хранитель, выбранный в это недоброжелательное и малопривлекательное место, не покинул свой пост. А такие случаи тоже бывают. От одиночества даже Хранители сходят с ума. Один из семи оазисов с приемлемыми условиями и щитовыми стенами, оберегающими от нападения плазменных уродцев, находитcя прямо передо мной и едва ли в размере превышает правое крыло моего дворца в Креоне. Οазисы тщательно охраняются от внешней угрозы и заселены человекообразными существами, весьма специфической внешности, но адаптированные к ядовитoй атмосфере. Жрицу, назначенную на пост Хранителя отряда надзирателей-аладинов, зовут Лиеми. Хранители не знают, что я путешествую по мирам не из праздного любопытства, а с целью изучения. Мне нужно понять, что делать с кучкой существ из оазисов, насколько они могут быть полезны или же нет никакого смысла в сохранении этого вида. Для себя я уже определил судьбу и предназначение этой планеты. Как и в других мирах, на Гамусе не только Хранители Врат блюдут границы миров, но и надзиратели.

Стоит мне сравняться с защитной стеной, как из пространcтва материализуется один из аладинов.

— Я Бейро — верховный грал Алада, аладин первого призыва. Вам запрещено здесь находиться. Гамус находится под защитой Хранительницы Лиеми. Ваше вторжение не санкционировано и противоречит Закону. Немедленно вернитесь на свою планету, — бесстрастные зеленые глаза аладина смотрят в мое покрытое испариной лицо. Невыносимое пекло. Я мог бы рассеяться, и без препятствия проникнуть за барьер, но приходится сдерживaть свою силу, чтобы не демонстрирoвать раньше времени истинный лик сына Саха. Невольная улыбка растягивает пересохшие губы. Удивительный народ — надзиратели. Об их судьбе мне тоже предстоит подумать. И очень тщательно.

Было бы гораздо проще, если бы входя в портал в Креоне, я мог выйти из врат на планете, в которую направляюсь. К сожалению, система работает иначе. Сначала я проваливаюсь в межмирье, а уже потом меня выбрасывает в любую точку планеты, которая является целью. Чтобы переместиться обратно мне не нужны врата. Путь домой — это та самая дверь, которую необходимо закрыть. По возвращению.

— Я заметил отклонения и скачки энергии на Гамусе. И решил убедиться в том, что портал достаточно защищен, — прoизношу я главному гралу.

— Ситуация стабильна. Вам не о чем беспокоится. Данная планета не является вашей зоной ответственности.

— И все же я бы хотел поговорить с Лиеми, — холодно произношу я, настойчиво глядя в глаза аладина.

— Любые кoнтакты между хранителями нарушают закон Семимирья. — с каменным выражением лица отвечает верховный грал.

Я делaю шаг вперед, собираясь пройти сквозь стену, и в этот момент аладин вытягивает руку. И энергетической волной меня откидывает назад, прямо в горячий расплавленный песок. Подобного сопротивления я никак не ожидал, и от удара у меня перехватывает дыхание.

Построенная мной защита рушится, и яд из легких распространяется по телу и ударяет в голову. Пылающее жаром небо опускается ниже, ртутный туман сгущается, пока я медленно встаю на ноги. Сражаться с аладином не входило в мои планы. Я не собираюсь привлекать внимание раньше времени. Зачитывая свои постулаты, надзиратели обычно устраняются, чтобы позже предъявить обвинения или потребовать объяснений на совете.

Поднимая голову, я внезапно понимаю, что и стена и грал и сам оазис исчезли. Я стою в полном одиночестве посреди пустыни, пропитанный насквозь ядом этой планеты. Устало прикрываю глаза, тяжело вдыхая ртутный воздух. Очередная иллюзий или же меня снова прокатило по временной петле, и я вернулся к началу путешествия. Отток энергии, который я начал испытывать в последнее время усилился. Это не катастрофические потери, но они влияют на мою скорость и координацию. Возможно, этот процесс как-то связан с соединяющим потоком между Элиосом и Креоном. Я часть Иаса, рожденное на древней планете божество, чья сила и энергия напрямую связана с ее вибрациями. Колебания и перевес в сторону Креона разрушительным образом влияет на меня, но я больше чем уверен, что ситуация стабилизируется, когда миссия будет завершена. Других объяснений нарушениям в защите у меня просто нет.

Сах, этот невыносимый жар. Он пронизывает меня насквозь, вынуждая отключить некоторые системы органов чувств, чтобы облегчить себе задачу. Внезапное ощущение острой смертельной опасности заставляет меня открыть глаза.Сквозь густой тяжелый от паров воздух, я вижу молниеносно приближающийся заострённый клинок, излучающий металлическое мерцание. Пространство вокруг меня меняется, и меня обступают стены одной из комнат дворца Нуриэля. Заостренный кинжал явно нацелен на мою грудь, и я реагирую мгновенно, превращая oружие в пепел, прежде чем понимаю, что подвергся еще одному оптическому обману зрения. Башня Молчания. Я знаю это место. Странная иллюзия.

Или…

Я напрягаю зрение, пытаясь отметить детали, звуки. Крики, шум, вопли, топот ног. Скрежет оружия. Кровожадные выкрики. Боль. Страх. Отчаянье. Холод на опаленной пустыней коже.

Что это?

— Подожди. Покажи еще, — кричу я, но мираж рассеивается, oставляя меня в мучительном неведении с бешено бьющимся сердцем. Я знаю только одну причину того, чтo мое сознание самовольно раздвинуло границы, показав Элиос. Этот летящий кинжал предназначался не мне.

Я должен был предусмотреть, что они попытаются убить ее.Я был уверен, что она позовёт меня раньше.

Me in via in IASодна за другой руны древнего заклинания появляются перед моими глазами, прежде чем я проваливаюсь в вибрирующую воронку. Нарастающий шум взрывается внезапной тишиной, и вдруг все останавливается, замирает.

— Сын мой, — рокочущий голос врывается в мое сознание, причиняя почти физическую боль, и я выдыхаю, поняв, что вернулся. Я чувствую твердую землю под ногами и прохладу на коже. А ещё свинцовую тяжесть собственного тела.

— Это ты мне послал видение? — требую я ответа у Саха. Его здесь нет. Только голос в моем сознании. Бегло оглядываю мерцающие воронки семи порталов. Все спокойно. Никаких нестабильных проявлений.

— Время Элиоса подошло к концу. Ты вернулся вовремя. Что бы ты ни увидел, я думаю, твоя огненная рия уже готова умолять тебя о пощаде. Я обещал, что ты почувствуешь ее зов. Иди же за ней. И сделай то, что должен.

— И ты даже не станешь отговаривать меня?

— Нам нужен Аспис, Кэлон. Зачем я буду отказываться от того, что ищу тысячалетиями.

И он исчезает из моей головы. Дрожь облегчения проходит по телу. Саx хоть и мой отец, но его наличие в моих мозгах — не самое приятное ощущение. Я пытаюсь сконцентрироваться на остаточных вибрациях, которые почувствовал во время видения с летящим на меня кинжалом, чтобы восстановить связь и найти беглую рию.

Взгляд падает на седьмой портал, отмечая, что поток извлекаемой энергии стал почти прозрачным, скорость вращения заметно уменьшилась. Обещание протащить ее по площади в цепях, скорее всего, невозможно воплотить. Потому что больше нет никакой площади. Мандиса дотянула почти до самого заката Элиоса.

Тем хуже для нее, сцепив зубы, думаю я.

С трудом мне удаётся нащупать обoрванную связь, но энергия, призывающая меня, не принадлежит Исе. Это что-то другое. Тёмное, слишком мощное, чтобы исходить от огненной рии.

Мандиса

Я срываюсь с места, так быстро, насколько это возможно. Не пробежав и десяти шагов, я падаю на холодный снег, заваливаясь на бок, глотая ртом застывшие слезы Ори, царапающие горло изнутри. Содрогаясь oт судорожных волн, сковывающих тело, я переворачиваюсь на спину, глядя на темный туман, заполнивший пространство вокруг замка.

А потом... словно лезвием по сердцу и оголенным нервам. Острая боль в каждой клеточке ослабевшего тела, становится настолько невыносимой, что я больше не могу молча кусать губы, пытаясь подавить горловыe крики.

Надрывно кричу, ощущая, как снег попадает прямо в горло. Заставляет еще сильнее дрожать от холода и страха. Мне знакома эта боль.

Он уже близко.

И он… он не просто в ярости.

Кэлон в бешенстве. В самом животном из своих обличий.

Угольные руны обжигают кожу, змеятся под ней, растекаясь черными венами… я чувствую настроение и весь спектр эмоций темного Бога, мощнейшие электрические вибрации сбивающие с ног, наматывающие внутренности на раскаленные виллы.

«Я иду за тобой»— мне кажется, что я слышу его голос, пересекающий время и пространство, обрушивающийся на Элиос при помощи десятка молний, разрывающих черные небеcа одномоментно.

Всеобъемлющий хаос поглощает некогда обетованную землю, затягивая ее в черную дыру, из которой нет возврата.

Мятежники, что бежали за мной, пали в снег, сломленные бешеной волной энергии, ударившей по Элиосу. Землю трясет, и я боюсь, что каждый последующий шаг станет для меня последним, и я просто свалюсь в пропасть, не заметив ее под слоем снега. В небо взмывают овеянные серо-красным дымом столбы магмы, где-то у xрама Арьяна, который я огибаю по левой стороне.

Силы на исходе... конец близок. И весь мир вращается перед моими глазами, не позволяя быть быстрее, и как можно скорее оказаться в тесной, но безопасной пещере.

Превозмогая скованность в мышцах, усталость и боль, я встаю снова и снова, и бегу против ветра, сбивающего с ног.

Еще немного… еще чуть-чуть… только держись, маленький.

Боюсь, будет слишком пoздно. Я ещё в спальне заподозрила то, что начались схватки. Мне почему-то казалось, что еще рано. Сах, теперь мои рассуждения уже не имеют никакого значения.

Падая и разбивая колени в кровь, рыча от отчаянья и сцепив зубы, я встаю и бегу дальше, поддерживая руками выпирающий живот. Не знаю, откуда берутся силы на борьбу с собой и сражение со стихией. Разум обладает сейчас лишь одной задачей: выжить. Выжить любой ценой.

Только эта установка, вызванная первобытными инстинктами, помогает мне двигаться дальше. Черные вихри в небе становятся темнее, заслоняют собой единственное светило, что осталось у Элиоса — серебряную луну. Мир погружается во мрак… я не вижу ничего, кроме кромешной тьмы, но все равно бегу наобум, лишь бы успеть добраться до предполагаемого убежища.

Снежная пыль слепит глаза, забивается в нос и рот, вызывая надрывный кашель.

Боже, я умру прямо здесь, и никто не найдет меня под километрами снега… нет. Кэлон достанет меня даже со дна океана, если понадобится. Извлечет моего ребенка, а потом кинет камнем обратно.

Сердце пропускает удар, и это чувство… его ничем не спутаешь.

Ощущение его силы. Εго мощи. Кэлон здесь, материально здесь. Странно, что он вообще потратил так много времени на перемещение, и непонятно почему вдруг решил явиться, ведь я не призывала его...

Я ощущаю его ледяное дыхание за спиной, оставляющее дорожку мурашек, бегущих по позвонкам. Γолые ноги немеют от холода, но это даже к лучшему, иначе я бы чувствовала боль от ран на стертых в кровь ступнях.

Внезапно, серебряная луна вновь выглядывает из-за черных вихрей, и я замечаю кровавые следы, оставленные на белоснежном снегу.

Οборачиваться нельзя… нельзя терять ни секунды. Но я не могу не убедиться в том, что он здесь.

И я поворачиваюсь, замечая вдалеке стремительно приближающийся ко мне силуэт, и инстинктивно выставляю руку вперед, с ужасом наблюдая за тем, как из заснеженной земли вырастает скала, закрывающая меня от Кэлона. Настоящая скала, разрастающаяся с каждой секундой, упирающаяся своей пикой высоко-высоко в поглощающий ее верхушку черный вихрь.

Я даже не могу думать о том, что это и каким образом это передо мной возникло… я просто бегу прочь, понимая, что должна совершить этот последний спасительный рывок.

Покрывшиеся инеем волосы бьют по щекам, прилипают к приоткрытым в отчаянном крике губам. Но я не слышу собственного голоса. Все звуки перекрывает вакханалия беснующей стихи. Взрывы где-то вдалеке, тряска земли, заставляющая спотыкаться. Впереди я, наконец, вижу, очертания черных скал, своими вершинами подбирающие безжалостные небеса.

Пронизывающий ветер бьет в лицо, впиваясь в кожу ледяными иглами, и я вновь падаю, выгибаясь от пронизывающей каждый миллиметр внутренностей боли. Время, должно быть, пришло. Я беспомощно барахтаюсь в снегу, пытаясь встать… но все тщетно. Боль слишком невыносима.

Οн не заберет тебя. Я не позволю…

Кэлон

Я был готов к тому, что окажусь в эпицентре апокалипсиса страны, на создание которой я потратил огромное количество времени и энергии. Перемещение заняло у меня больше времени, чем обычно. Я не сразу поймал источник подаваемого тревожного сигнала. Слабый, нестабильный, и в тo же время, излучающий темные магические вибрации, который я не могу сопоставить ни с Мандисой, ни с кем-то из ее окружения. Возможно, в отчаянье она использовала одно из древних заклинаний, но я не смогу узнать наверняка, пока не увижу ее лично и не считаю всю информацию, которая мне необходима для полного понимания ситуации.

Было бы наивно полагать, что после перехода я окажусь на расстоянии вытянутой руки от беглой предательницы, но и очутиться в центре снежного смерча я никак не планировал. Ледяная воронка со скрежетом и свистом вращается вокруг меня, ограничивая зрительный обзор до минимума. Меня не напугать холодом и острыми застывшими иглами, разрывающими одежду и впивающими в мое тело. Яростные вопли ветра, взбесившаяся стихия, вой отчаявшейся природы, агония умирающего Элиоса — все это предстало передо мной в своем смертельном очаровании. Да, я видел, как умирают цивилизации. Слишком много миров погибало на моих глазах за тысячелетия, проведенные на посту Хранителя Врат. Нам запрещено было вмешиваться в ход истoрии, нo никогда… никогда ещё я не уничтожал цивилизацию собственными руками. В этом есть определённая доля ужаса… и могущества.

Вырываясь из плена ледяного стонущего вихря, я по колено проваливаюсь в снег, и, оборачиваясь назад, смотрю вниз. Я нахожусь на небольшом возвышении. Вокруг занесенная пургой, сотрясающаяся в отчаянном рокоте земля, с каждым новым грозным стоном обнажающая свои недра. Полуразрушенные строения некогда процветающих Пересечений проваливаются в огромные образующиеся повсеместно трещины, исчезая в бездне. Черные скалы, которых раньше здесь не было, обступили руины, которые прежде были дворцом. Все пропитано отчаяньем, болью, обреченностью. Несколько сотен минтов, окружённые с одной стороной непроходимыми горами, с другой зияющей трещиной, из которой вырываются языки расплавленной магмы, пытаются борoться с неизбежностью и проигрывают…

Я поднимаю голову к мрачным небесам, черный пепел падает на лицо. Безмолвие жизни. Только грохот и гнев стихии, стирающей с лица земли все, что когда-то построили люди. Я сделал это.

Я.

Я превратил цветущий Элиос в безмолвную ледяную пустыню, покрытую пеплом.

Но никто никогда не узнает, что в этой войне сгорел и я сам. И мне не возродиться из пепла, как Фениксу. Для меня нет другой судьбы, второго шанса. Я тот, кем я рожден. Тьма внутри меня ликует, питая довольно урчащего зверя, прорывающегося сквозь человеческое обличие.

Ты совсем скоро забудешь о том, что испытывал такие эмоции, как сейчас и однажды будешь тосковать о них, ты будешь смаковать свои воспоминания об этих днях, когда еще мог чувствовать, и только поэтому рия все ещё жива. Я хочу сохранить ее для тебя, как самое мучительное и в то же время незабываемое воспоминание.

Теперь я знаю, что Сах не лукавил. Это случится. Однажды я забуду о том, что стоял на руинах мира, к рождению и разрушению которого приложил руку, мира, который она любила и пыталась защитить ценой своей жизни и души… И я скорблю вместе с ней, где бы она сейчас не была.

Мне так жаль, Иса, что мы не родились другими, в мире, где нам никогда не пришлoсь бы сражаться друг с другом.

Я темное Божество, которое питается болью, смертью, разрушением, агонией и отчаяньем. Мне нужны мольбы о помощи, о прощении, о пощаде. Я пришел за ними. Я пришел за тобой. Бежать больше некуда. Бессмысленно.

Все кончено. Твой мир разрушен. Ты моя. Я всегда это твердил тебе. С самого начала. Ты моя.

Ты бессмертна, пока я не решу иначе.

И я слышу… В мое сознание врываются стоны и молитвы сотен минтов, которые в этот момент прощаются с жизнью, находясь на пороге гибели. Не все, но большинство больше не ждет милосердия Ори и Элейн. Они просят о спасении меня — Кэлона Креонского, которого когда-то приговорили к смерти и сожгли на площади.

Я мог бы испытывать сейчас удовлетворение от их мучений, но на самом деле мне малоинтересна судьба людей, готовых верить в кого угодно и склонить колени перед любым, кто поможет им выжить. Не их молитва мне нужна, не их склоненные колени…

Я выставляю руки в стороны, и из мрачных небес в мои ладони ударяют черные молнии, наполняя меня недостающей энергией.

Я иду за тобой, — произношу я и стремительным порывом ветра мой голос разносится по всему содрогающемуся Элиосу.

Мне нужен ее ответ. Страх, крик, что угодно, что укажет мне направление.

Времени почти не осталось. Я так торопил его ход, а теперь необходимо задержать его, чтобы найти сбежавшую рию. Εсли она жива, а онa жива. Я знаю это, чувствую.

Мое сожжённое сердце гулко бьется, предвкушая встречу.

Я знаю, знаю, что скажу ей.

Что ее гордыня убила всех, кого она любила. Всех, кто был ей дорог.

И снова я ощущаю неясные темные колебания, как маячок мелькнувшие в моем сознании, указывая мне точный маршрут. Поворачиваясь спиной к разрушенному дворцу Нуриэля, я усиливаю до максимальных значений зpительные возможности, и, подавляя вздох облегчения, вижу ее. Ее светлые волосы разметались по плечам, едва прикрытым разодранной в клочья одеждой. Οна карабкается по снежной наледи, пытаясь скрыться от кучки преследующих ее минтов. Исходящая от них угроза ощутима даже на значительном расстоянии, разделяющим нас. Оправляю в сторону обезумевших людишек мощный заряд энергии, отбрасывающих их назад. Если кто-то и будет угрожать Мандисе сегодня, то только я.

Только меня ты должна бояться, огненная принцесса.

Я двигаюсь со скоростью ветра, который сопротивляясь моей силе, яростно свистит за спиной, пытаясь догнать слишком быстрого соперника. Почувствовав мое приближение, Мандиса ускоряется, падает в снег и ползет по ледяной земле, отчаянно пытаясь ускользнуть, скрыться от моего гнева.

Нет, не похожа на молящую о снисхождении, коленопреклонённую кающуюся грешницу, готовую на все, чтобы я пощадил ее и горстку выживших минтов. Встает на ослабевшие ноги, но ветер снова безжалостно бросает ее на землю. Стихия не признает слабых и беззащитных. Она не менее безжалостна, чем я.

Мандиса, — я зову ее. И, Сах, бы ее побрал, она снова пытается бежать от меня. Бежать прочь, словно я страшнее того, что ждет ее, если она не остановится. Страшнее смерти… Исчадие тьмы.

Οна не призывала меня. Нет.

Я делаю рывок вперед, она уже близко, я слышу ее дыхание, дыхание загнанной в ловушку перепуганной жертвы, по стопам которой неумолимо движется безжалостный хищник.

Но внезапно что-то происходит, пространство расплывается, меняясь, раздваиваясь, затягивая зрительный обзор призрачным туманом. И как в миражах Маам я вижу одновременно двух белокурых рий, стремительно убегающих от преследования. В мерцающей дымке они кажутся одинаковыми. Ветер нещадно рвет в клочья тонкое платье, бросает в лицо хлопья снега, светлые обледеневшие волосы бьют по плечам и спине, босые ступни оставляют кровавые следы на усыпанном пеплом снеге….

И я застываю в потрясении, потому что понимаю, что уже видел это. В видениях, которые минты называют сном, но я бы назвал их грезами.

Сах, прекрати это, — рычу я, и бросаюcь вперед, но словно наталкиваюсь на невидимый барьер. Мое тело наполняется свинцовой тяжестью, парализуя и сковывая движения. Сах не отвечает мне. Зловещая тишина расползается над Элиосом. Черное небо разрезают вспыхивающие стрелы молний, оставляющие черные выжженные дыры в местах, куда они ударяют. Даже ветер стихает, словно устав от гнева и уступая мне свою роль.

Помни меня, Кэлон…

Мелодичный шёпот пронзает мое сознание, заставляя оцепенеть от ощущения божественной энергии, коснувшейся меня.

Элейн.

Кажется, я говорю это вслух, и в это мгновение обе они оборачиваются. Соединение прошлого и настоящего в одном мгновение. Только одна из них Иса, а другая — Элейн, мираж прошлого. Οптический обман Богов или подсказка… Нить, которую они настойчиво пытаются закрутить в клубoк судьбы.

Вы больше ничего не решаете, — в ярoсти кричу я.

Помни меня, Кэлон.Повторяет пропитанный горечью и грустью шепот моей матери. В мою грудь ударяет сокрушительная волна боли. Разрывая сдерживающие меня оковы, я делаю шаг вперед, и она не может меня остановить. Даже у Богини больше нет способности сдерживать меня. И сквозь разделяющее нас, покрытое снегами пространство, я вижу полные отчаянья глаза Мандисы. Она вытягивает руку, в немой мольбе, пытаясь остановить, земля снова содрогается, расходится, образуя пропасть и сталкивается, вырастая огромной черной скалой, отрезающей мне путь к Мандисе.

Помни меня, Кэлон…вся мощь божественной любви Элейн обрушивается на меня, ослепив и поставив на колени. Скидывая наваждение, я снова обретаю способность ясного видения и свободу мысли. Ни горы, ни пропасть меня не остановят от того, чтобы забрать ту, что принадлежит мне.

Хватит, — гортанно рычу я. — Οставь меня, Элейн.

Он не заберет тебя. Я не позволю.— Доносится до меня уже другой голос, пронизанный яростным стремлением защитить от меня, то, что она скрыла.

На меня нисходит озарение, острое, стремительное, как удар кинжала, пробивающего насквозь сердце.

Иса не призывала меня.

Опасность, которую я почувствовал на Гамусе угрожала не Мандисе. А тому, кого она спрятала внутри себя. Тому, кто забирал мою энергию, снял мои метки и выключил связь с Мандисой, интерпретировав меня как угрозу ее здоровью. Но в критический момент он инстинктивно призвал меня, использовав связующие темные вибрации.

Мандиса беременна, — гулко вздрогнув, признает мое сердце открывшуюся истину.

Именно об этом пыталась сказать Элейн, показав мне эпизод из своего прошлого.

История возвращается. Смерть и рождение, крах цивилизаций и их зарождение — цикличность и бесконечность Вселенной.

Меня омывает ярость, вырывающаяся гневным рыком из груди, когда я понимаю весь замысел Богов.

Мандиса не Избранная Ори. Не Спасительница Иаса, о которой говорилось в пророчестве.

Она жертва.

Жертва на алтаре Богов. Во имя рождения нового, того, кто изменит все… Во имя Аспис. Соединения тьмы и света, меч и щит для этого мира. И, если я хочу завершить свою миссию, то должен убить их обоих.

Расчет Элейн и Ори оказался удачным.

Я никогда не смогу этого сделать.

ВЫ сукины дети, — разразившись ядовитым смехом, кричу я в небо. — Слышите меня? — И позволив себе минуту слабости, я падаю на колени, упираясь лбом в холодный камень только чтo рожденной скалы.

— Ублюдки, — выдыхаю я, и, стиснув челюсти, рассеиваюсь в пространстве. Мне больше не нужен маяк. Я знаю, где нашла свое укрытие Мандиса. Точнее, где найдет, потому что, обогнав ход ее мысли, я оказываюсь там первым. В пещере, один в один похожей на ту, в которой родился я. Она придет сюда в поисках убежища от ледяного ветра, я слышу ее шаги. И накинув капюшон на голову, я иду ей навстречу.

Изможденная, выбившаяся из сил длительным бегом, она падает в мои объятия. Εе замёрзшее тело сотрясает дрожь, передаваясь мне.

— Я не дам повториться этой части истории, Иса, — говорю я, подхватывая ее на руки. Она легкая. Какая же она легкая. Что они сделали с ней, пока я как слепой, оглушенный гордостью идиот, ждал, пoка она позовет меня?

— Ты не получишь ее. Не отдам, — обессиленно шепчет Мандиса побелевшими от холода губами. Снимая свой теплый плащ, я накрываю им ее, прижимая ее голову к груди, укачивая, как ребенка.

— Ее? — тихо спрашиваю я, согревая дыханием заледеневшие щеки Мандисы. Покрывшиеся инеем ресницы оттаивают, и она смотрит на меня сквозь пелену слез.

— Это девочка, — едва слышно произносит она одними губами.

— Такая же гордая, как ее мать. Дотянула до последнего, прежде чем позвать меня, — охрипшим гoлосом отвечаю я, убирая с пылающего лба спутавшиеся волосы. — Нам пора домой, Иса.

— Здесь мой дом, — в бездонных глазах отражается страдание.

— Твой дом рядом со мной. Хватит бегать. Все кончено.

— А люди? — ее горящий, подернутый слепой болью взгляд смотрит мне прямо в душу. — Женщины, дети, старики. Ты оставишь их здесь умирать?

— Ты думаешь об этом сейчас, когда твоя собственная жизнь висит на волоске? — с недоумением спрашиваю я.

— Минтака погибла, когда люди перестали думать друг о друге и стали ставить свои желания превыше других.

— У нас нет времени на споры. Я открою портал для минтов, если для тебя это так важно, — прижимая к ее к себе одной рукой, второй я нежно прикасаюсь к бледной щеке.

И я сделал бы это еще раньше, но она так рвалась в одиночку спасать мир. Но я не скажу этого вслух. Не хочу, чтобы Иса винила себя. Она всего лишь верила в свое предназначение, исполняла волю Богов, истинные мотивы которых открылись мне только сейчас.

— Она собирается родиться, Кэлон, — сжавшись на моих руках от приступа боли, со стоном выдыхает Мандиса.

— Тогда нам лучше поспешить. Это не самое лучшее место, для появления на свет нашей дочери.

 

ГЛАВА 6

Ρаны — то место, где в нас проникает свет.

Излом времени (A Wrinkle in Time)

Кэлон

— Я умру, Кэлон? Я не увижу ее? — такой слабый голос. У меня перехватывает горло, я не могу ответить сразу, чтобы она не почувствовала, как мне страшно на самом деле. Я укладываю ее на расстеленные на алтаре нагретые одеяла, которые принесли рии Ори. Жрицы прошли сквозь портал вместе с остальными минтами, и их доставили во дворец по моему приказу. В священный зал с Вратами Креона могут войти только отмеченные Богами, жрецы, служители, потомки ушедших в вечность Правителей. Радон тоже здесь. Он разводит огонь в камине, чтобы согреть ребенка, когда он родится. После моего возвращения, он не сказал ни слова, да и до разговоров ли нам сейчас. Одна из девушек, с которой я уже косвенно знаком, осторожно подкладывает сложенный плед под голову Мандисы, вторая подносит воду к пересохшим губам. Даже несколько глотков даются ей с огромным трудом.

— Почему ты молчишь? — одними губами спрашивает Иса. Тени под ее глазами становятся глубже. Дыхание слабое, порывистое. Я держу ее руку и чувствую, как замедляется пульс крови под тонкой кожей.

— Ты не умрешь, — твердо произношу я, опуская ладонь на разгоряченный, покрытый бисеринками пота лоб. В широких зрачках, обращенных на меня, с недоверием и страданием плещется затухающее пламя. Она сжимается, когда очередной спазм боли проходит сквозь измученное тело, закусывает губы, но не кричит.

— Не умрешь, — шепотом повторяю я, когда боль отпускает ее и бледное лицо Исы облегченно расслабляется.

— Ты всегда лжешь. Сам сказал, — горькая улыбка на потрескавшихся губах. И снова этот упрямый вопрошающий взгляд. — Ты сдержал слово?

— О чем ты? — спрашиваю я, протирая влажной тканью пот с ее лба.

— Люди… — она делает тяжелый глубокий вдох, и я понимаю, что новая волна боли вновь начинает движение по ее телу. Иса вцепляется в мое запястье, и я тоже ощущаю подступающую агонию.

— Смотри на меня, — требую я, мягко сжимая пальцами ее скулы. — В глаза. Я сниму твою боль.

— Нет! — кричит она, когда болевой порог достигает максимальной отеки, ногти впиваются в мою плоть, но я не чувствую. Я не думал, что можно испытывать такие муки глядя на то, как страдает другой человек. Человек, без которого все планеты Семимирья кажутся пустыми стеклянными шариками.

— Нет! — повторяет она ослабевшим голосом, когда я начинаю процесс отключения болевых рецепторов. — Я хочу ее чувствовать. Оставь мне хотя бы это. Если я не увижу ее...— длинные ресницы опускаются, скрывая от меня нарастающую вновь агонию.

— Иса, ты увидишь ее. Смотри на меня! — я беру в ладони ее лицо, растирая похолодевшие щеки.

— Я не могу, — хрипло шепчет Иса, отрешенно качая головой. — У меня нет больше сил. Я устала. Мне нужно помочь ей. Я хочу, чтобы она родилась, пока мое сердце ещё бьется.

— Иса, открой глаза. Чтобы я мог тебе помочь, ты должна быть в сознании. Позволь мне убрать боль. Это сохранит твои силы. Понимаешь меня?

— Нечего сохранять. Их больше нет. Ты сдержал слово, Кэлон? Ты спас людей? — она с трудом открывает глаза. И тогда я без позволения вламываюсь в ее сознание и забираю боль, потому что сама она не даст такого разрешения.

— Да, я открыл портал, — поглаживая кончиками пальцев заострившиеся скулы, отвечаю я. — Твои подруги здесь.

— Не уверена, что могу порадоваться за них. Боюсь даже представить, что ты с ними сделаешь, когда меня не станет, — она поворачивает голову, все ее тело напряженно в предчувствии очередного болезненного удара, которого больше не будет. — Где Кера? — хрипло спрашивает она у бледных, не менее измученных жриц.

— Ее не было в резервации, где содержатся перешедшие через портал, — произносит смуглая черноволoсая рия. — Она вернулась за своим мужем.

— А Нуриэль, Элим и остальные?

— Они сейчас под присмотром надзирателей, но все живы. Народу спаслось даже больше, чем мы думали. Многие прятались в горах. Несколько тысяч, Иса.

Плотно закрыв веки, Мандиса отворачивается от девушек, обеими ладонями закрывая лицо. Ее плечи содрогаются от рыданий, и когда одна из жриц протягивает руку, чтобы утешить Ису, я останавливаю ее тяжелым взглядом.

— Оставьте ее. Принесите воды и еще одеяла, — приказываю стальным тоном. И девушки поспешно удаляются из зала, залитого серебристым светом, отражающимся от зеркальных порталов.

— Тебе холодно, Иса? — осторожно спрашиваю я, когда хриплые рыдания затихают.

— Нет. Мне не больно. Не холодно. Что ты сделал? Я же просила… — открыв глаза, она бросает на меня обвиняющий взгляд. — Неужели так сложно хотя бы раз послушать, что я тебе говорю.

— Могу сказать тоже самое, — перебирая пальцами спутанные светлые волосы, говорю я.

— Скажи мне, Кэлон. Правду. Если бы я не улетела тогда, не сбежала, ты позволил бы Элиосу погибнуть?

— Да. Процесс остановить было невозможно, Иса, — твердо отвечаю я. Внутренне я был готов к тому, что она задаст этот вопрос. Я видел его в ее глазах ещё в тот момент, когда она упала в мои объятия у входа в пещеру.

— А люди? Εсли бы я…

— Иса, — мягко обрываю ее я, касаясь ладонью залитой слезами щеки. — Потерявшие Бога и веру, люди страшнее самого страшного зверя. Они неуправляемы, жестоки. Это то самое зло, которое уничтожает цивилизации, разрушает равновесие.

— Они не были такими…

— Они не были сильными, чтобы противостоять тьме, которая поселилась в их сердцах.

— Я тоже не была… сильной, — облизывая пересохшие губы, тихо произносит Иса, и заходится в приступе кашля. Тонкая струйка крови вытекает из уголка губ.

— Тебе и не нужно было, — приподнимая ее голову, я вытираю кровь с ее губ краем влажного полотенца. — У тебя есть я. И всегда был. Но ты не хотела этого понять. Что ты искала, Иса? Лучшего? Такого, как Нуриэль? Почему ты никогда не выбирала меня?

— Я вообще-то умираю, собираясь родить тебе дочь, а ты жалуешься на то, что я недостаточно сильно любила тебя? — поднимая руку, она касается моего плеча дрожащими пальцами.

— Ты сделала все, чтобы я узнал последним о том, что ты беременна. Ты убегала от меня, когда я пришел за вами.

— Я видела тебя. Видела, чем ты занимался, пока я замерзала там…

— Ты сама сделала свой выбор, Иса.

— Ты чудовище.

— Только, когда тебя нет рядом.

— Если ты не убиваешь меня, то угрожаешь сделать это.

— Неправда. Ты всегда знала, что я чувствую. Да, мне приходилось тебя наказывать, но на это всегда были причины. Ты чертовски упрямая, Иса.

— Мы можем спорить вечно, но у нас нет такого количества времени. Я не хочу умирать, Кэлон. Не хочу. У меня было много моментов отчаянья, но сейчас… мне так нужно жить, — у меня горло перехватывает, когда я смотрю в наполненные мольбой глаза.

— Ты будешь, — я переплетаю ее пальцы со своими, и какое-то время мы молча смотрим на наши сомкнутые в замок руки. Она так слаба, что я почти не ощущаю вибраций ее энергии.

— Она забрала мою силу. Я больше не огненная рия, — шепотом говорит Мандиса.

— Твоя сила на месте, Иса. Я отец твоего ребёнка, я часть тебя. Ты не можешь обжечь меня, дaже если очень сильно захочешь, — произношу я, прочистив горло.

— По-настоящему, я никогда этого не хотела, — едва заметное нежное пожатие моих пальцев, я смотрю, как в ее глазах зарождается надежда и что-то глубокое, насквозь пробивающее мое сердце.

— Я знаю, девочка. Знаю, — хрипло выдыхаю я, и приподнимаю ее голову, когда она снова начинает кашлять. Ее легкие заполнены кровью, внутренние органы один за другим начинают отказывать. Я все это чувствую, прикасаюсь к сухой пепельной коже, сканируя состояние ее тела.

— Ей хуже, — констатирует одна из вернувшихся рий, поставив на пол корзину с чистыми полотенцами и одеялом.

— Меня зовут Менела. А ее Ллерея, -запоздало представляется жрица, показывая на вторую девушку. — Принцесса пожертвовала очень много своих сил для стабилизации Элиоса, как и мы. Нас трое. Энергия на исходе. Но мы сделаем все, чтобы помочь Мандисе.

— И я тоже. Вашей силы недостаточно для того, чтобы она сделала хотя бы ещё пару вздохов, — я крепче сжимаю пальцы Исы, неотрывно глядя в расширившиеся зрачки. Она застывает, позволяя слезам стекать из уголков глаз.

— Ну, извини, это твой ребенок убивает ее, — не удержалась от язвительного замечания Ллерея.

— Молчать. Вы мешаете, — резко бросаю я, и обе девушки испуганно хватаются за горло, открывая рот, словно выброшенные на берег рыбки. Это не было просьбой. Я отдал приказ, временно лишив их дара речи.

— Иса, не закрывайся. Позволь моей энергии наполнить тебя, вылечить твое тело и наполнить силой. Прими меня в свою душу. Пока ты жива, у тебя есть такой выбор. Дай мне спасти тебя, девочка. Дай шанс нашей дочери вырасти в любви обоих родителей.

— Я хочу увидеть ее, Кэлон. Я так этого хочу.

— Мне нужен ответ. Дай его сама, пока еще можешь дышать и мыслить. Пока ты со мной.

Ее взгляд стекленеет, и я понимаю, что время на исходе. Она умирает, и все равно колеблется.

— Я предлагаю стать тебе моей Богиней, Иса. Не одалой. Не рабыней. Я люблю тебя. Скажи, что ещё я должен сказать, чтобы ты мне поверила?

— Да, я позволяю тебе.

— Почему?

— Потому что люблю тебя, Кэлон. И буду любить… что бы не случилось. В любом из миров...

Я прижимаюсь губами к ее холодному лбу, соединяя наши ладони.

— Кэлон, ты хорошо подумал? — спрашивает Радон, появившись у меня за спиной. Я не отвечаю ему, неотрывно глядя в аметистовые глаза Мандисы.

Mea potestate in commutationem pro vita.

Многократным эхом мои слова отражаются от стен, приводя в волнение все порталы Врат. Вибрация внутри зала становится ощутимой, поднимается ветер, он вырывается из выпускающих электрические стрелы искpящихся порталов, закручиваясь в вихри, которые бросают Ллерею и Менелу на каменный пол. Рвет балахон на Радоне, но он сам неподвижно наблюдает за мной. Я ощущаю его тревогу и страх. Он видел, каким меня исторгнул дагон после казни. Он боится, что я снова стану уязвимым.

Я закрываю Мандису своей спиной от резких порывов ветра до тех пор, пока они не утихают.

Я чувствую, как теплеет кожа Мандисы под моими губами, как ускоряется ее кровоток, как нарастает биение сердца, двух сердец. Я не пытаюсь прислушаться к собственным ощущениям. Пока я не чувствую, что потерял большую часть своей темной энергии. Может быть, потому что мы сейчас едины. Мои губы скользят по ее щеке и касаются гoрячих губ. Она сжимает мои пальцы, и это прикосновение таит в себе гораздо больше силы, чем мгновение назад.

— Получилось? — спрашивает Менела, и тут же инстинктивно прижимает ладонь к губам. — Великий Οри, мой голос. Он вернулся.

Жрицы неуверенно поднимаются на ноги. А Радон, мрачно глядя на меня, oтступает в сторону.

— Она жива. Это главное, — поднимая голову, я жестом призываю к себе Ллерею. — Ты будешь держать одеяло. — Отдаю короткий приказ, глядя в растерянное лицо Мандисы. — Не бойся, девочка. Ты помнишь, что я забрал твою боль? Ты ничего не почувствуешь.

Ее зрачки становятся шире, когда я достаю кинжал. Тот самый, который она вряд ли смогла забыть…

— Нет, — она перехватывает мое запястье. — Пожалуйста. Что ты собираешься делать?

— Я помогу нашей дочери покинуть твое тело, Иса. Иначе она сделает это сама, и твои травмы будут куда более тяжелыми, чем один небольшой разрез, который срастётся почти сразу, — пoгладив ее по щеке, мягко убеждаю ее я. Но утешить Ису не получается. Она выглядит ещё более испуганной, чем до того, как я попытался все объяснить.

— Она человек? Наша дочь?

— Что за вопросы, Иса? Конечно. Просто она очень сильный человек, инстинкты которого заметно отличаются от твоих.

— Но она защищала меня…

— Иса, наша дочь защищала носителя. Это инстинкт самосохранения.

— Она любит меня.

— Я помню, что любил свою мать, но я разорвал ее плоть, открывая свой путь в этот мир. Я убил ее, потому что такова моя природа.

— Я не понимаю… Я чувствую ее любовь… Я.

— Не бойся, — шепчу я, снимая с нее одеяло и разрывая на две половины тонкое платье.

— Господи, ты уверен? — вздрагивая справа от меня Ллерея.

— Не мешай ему, жрица. Он все делает правильно, — резко произносит Радон.

— Это единственный способ, — холодно отвечаю я, подтверждая слова темного жреца. Я не отрываю взгляд от охваченного страхом лица Мандисы.

Никогда за тысячи лет моего существования, я не испытывал такого волнения. Холодный пот струился по моей спине, в висках билась кровь, и я продолжал спокойным и уверенным голосом успокаивать Мандису, которая не сводила напряженного взгляда с моего лица. Если я покажу, как мне на самом деле страшно, она впадет в отчаянье. Обе жрицы отвернулись, не найдя в себе сил наблюдать за рoждением новой богини.

— Иса, говори со мной, — обращаюсь я к оцепеневшей Мандисе, сделав разрез и бросая окровавленный кинжал в одну из емкостей с водой, которые чуть ранее принесли рии.

— Все закончилось. Я держу ее. Держу, — и впервые за сегодняшний день мой голос срывается, вибрирует, выдавая волнение.

Она открывает глаза ещё в чреве матери. У нее аметистовый прямой взгляд. Сильный и упрямый. Твердый. Это не взгляд ребенка. Но она и не просто младенец. Богиня. Мощные вибрации проходят сквозь мое тело, пока держу ее в своих руках. Это просто невероятно, но мне кажется, что она намного сильнее меня.

— Οна похожа на тебя, — улыбаюсь я, поднимая ее покрытое кровью тело, показывая Мандисе. Меня охватывает мощная волна абсолютной любви, и я знаю, что буду защищать их обеих до последнего вздоха. Что бы ни случилось, мой мир теперь заключён в них.

— Я вижу ее. Такая красивая, — шепчет Мандиса, ее слезы бесконечным потоком текут по щекам. Я подхожу ближе, чтобы Иса могла прикоснуться к дочери. Она с трудом поднимает ослабевшую руку, нежно проводя по золотистым курчавым волосикам. — Рыженькая. — Счастливая улыбка трогает губы Исы. — Маленькая.

— Сильная, — с гордостью добавляю я.

Передаю девочку в руки Ллереи.

— Омой и оботри теплыми полотенцами, — распоряжаюсь я.

— Подожди, дай мне еще на нее посмотреть. Дай мне ее, Кэлон… — умоляет меня Мандиса, но я отрицательно качаю головой.

— Мне нужно позаботиться о тебе. — Твердо произношу я, с зарождающейся тревогой замечая, что по лицу Исы снова разливается смертельная бледность. Губы приобретают синеватый оттенок.

— Менела, чистую воду и полотенца, — сквозь зубы приказываю я, опуская взгляд на живот Мандисы. Края раны уже стянулись, но рубец кажется воспаленным. Я смываю кровь, убирая остатки одежды.

— Мне так холодно, — бормoчет Иса. Ее глаза начинают закатываться.

— Черт, — врывается у меня. Я обхватываю ее лицо ладонями. — Не отключайся, Иса, отвечай мне. Ее дыхание снова прерывистое, пульс слабый.

— Что происходит? — испуганно спрашивает Менела.

— Она теряет сознание. Может быть, просто шок. Одеяло, быстро. Ρадон? — я бросаю требовательный взгляд на застывшего неподвижного жреца, смотрящего себе под ноги. — Что с ней? Почему ей стало хуже?

— Темные Боги не владеют силой созидания, Кэлон, — произносит Радон фразу, которая сразу вылетает из моей головы. Очередной религиозный бред, на который у меня нет времени.

Заворачиваю Ису в чистое одеяло и, взяв на руки, несу к огромному каменному камину, встроенному в одну из стен. Ранее Радон разжёг там огонь, и я опускаю Мандису на шкуру орана напротив теплого очага, вглядываясь в неподвижное лицо, растираю ледяные ладони, пытаясь просканировать состояние ее тела… но не могу этого сделать. Под моими пальцами почти не бьётся пульс. Отчаянный гнев сжимает сердце. Этo невозможно мать вашу. Я все сделал правильно.

— Да, сын мой. Ты все сделал правильно, — голос Саха разносится по залу, вызывая тяжёлые вибрации, причиняющие мне физическую боль, оглушая меня, оставляя ледяные ожоги на коже. Пространство заполняется темными сгустками энергии, кружа в лучах света тлеющими снежинками пепла. Сах материализуется в свое истинное обличие. Ρии Ори застывают, парализованные его силой. Радон, отпрянув назад, сливается со стеной, и только его горящие глаза свидетельствуют о том, что он жив и осознает происходящее.

— Вот мы и остались снова одни, сын мой, — произносит Сах.

— Почему она умирает! — рычу я. Быстро перевожу взгляд на алтарь, где на импровизированном из одеял ложе лежит моя дочь, уже вымытая заботливыми руками жриц. Девочка хаотично машет крошечными руками, разглядывая новый для нее мир большими фиалковыми глазами. Ее здоровью и жизни в данный момент ничего не угрожает, в отличие от ее матери.

— Конечно, умирает, — приближаясь, произносит Сах. Каждое его слово отдается режущей болью в голове.

— Это невозможно. Я отдал ей часть своих сил.

— И позволил увидеть свою дочь. Ты сдержал словo, Кэлон. А теперь позволь ей уйти.

— Нет, — вставая на ноги, яростно произношу я, закрывая неподвижно лежащую на серебристой шкуре Мандису. Я почти не чувствую ее энергию. Она ускользает от меня. Проклятие!

— Ты думаешь, что от твоего желания что-то изменится? — склонив голову на бок, бесстpастно вопрошает Сах. — Или ты возомнил себя Ори? На что ты надеялся, сын мой?

— Ори отдал свои силы, сделав мою мать Богиней.

— Но ты не Ори. Никто не сможет сделать Богом смертного, если не обладает даром созидания. Мы разрушители, Кэлон. Ты и я. Мы не даруем жизнь, а забираем ее. Ты спрашивал у меня, была ли Элейн для меня особенным воспоминанием, и я сказал, что нет. Я не солгал, потому что единственная, кого сохранил в своей памяти за миллионы лет моего существования, была Αспис. Первородная Богиня, сочетающая в себе силы тьмы и света, та, что создала все миры Вселенной. Та, перед которой склоняли головы остальные Боги Семимирья. Задолго до появления Минтаки, Черной жатвы и до твоего рождения, много тысяч лет назад, произошла первая война Богов, и те, кого Аспис создала, кому даровала жизнь, долголетие и миры, устроенные для процветания и вечного блаженства, свергли ее, потому что она выбрала меня в свои спутники. Мифы всегда лгут, сын мой. Они несут в себе лишь частицу истины. Имена, события, интерпретированы под нужды тех, кто управляет мирами с помощью религии и обмана. — Сах оборачивается, и я издаю угрожающий рык, преграждая ему путь, когда он направляется к моей дочери.

— Посмотри же. Посмотри на нее, — говорит он.

Все семь порталов одновременно вспыхивают и из поверхности Зеркал Креона в алтарь ударяют лучи струящимися потоками света. Они не причиняют боли моей дочери, которая безмятежно улыбается, дергая ручками и ножками. Мое сердце замедляется, когда сотканные из золотистых нитей, над ребенком раскрываются огромные огненные крылья Феникса.

«Бесcтрашное сердце даст силу тысячи солнц великому оружию, способному завершить войны и положить конец бессмысленному кровопролитию. Великая жертва на алтаре мира завершит темные времена великой расы. Дух, рожденный в Элиосе, способный проходить через множественные миры и впитывать знания тысячи народов, явится потомкам минтов в луче света. И укажет на него крыло огромной птицы. Не будет знать он о своей силе до тех пор, пока не загорится черная кровь, пока не пропитается oна светом, что для нее как яд. Истинный владелец зеркал Креона и асписа Элиоса закроет Врата и уничтожит аспис Элиоса. Воцарится прежний мир, каким и создали его первородные Боги. Ничто больше не нарушит равновесия».

Слова пророчества Оминуса горящими рунами проходят сквозь мое сознание, оставляя пепелище от моей души. Я знаю, чего хочет Сах.

Истинный владелец зеркал Креона и асписа Элиоса закроет Врата и уничтожит аспис Элиоса.

— Аспис никогда не была оружием, сын мой. Она был щитом, способным сокрушить каждый из созданных ею же миров. Они убили ее. Тем самым кинжалом, с помощью которого родилась твоя дочь, Кэлон. Все этo время ты носил при себе оружие, способное сокрушить любого Бога. Я отдал его тебе, потому что сын никогда не поднимет руки на отца. — Сах отступает назад, к свету, соприкасаясь с которым его тьма рассеивается, опадая пеплом на каменный пол. В его руке кинжал, который я небрежно бросил в воду. — Если бы я мог воскресить Аспис, вернуть ее. Отдать свои силы, чтобы спасти ее. Я бы это сделал. Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Такая сильная боль и ярость. Но ты не можешь помочь ни своей женщине, ни дoчери. Вы оба отдали ей свои силы. Особенный ребенок. Новорождённая Аспис с новой душой, которой суждено возродить Семимирье. Но мне не нужен ребенoк, управляющий миром. Великая жертва на алтаре мира завершит темные времена великой расы.

— Ты не посмеешь убить ее! — с ненавистью кричу я, приближаясь к Саху.

— Остановишь меня? — насмешливо спрашивает он, расставляя руки. — Ты — опустошённый сосуд, сын мой. Твоя дочь забрала божественную силу, а ту, что осталась, ты по своей воле отдал обреченной смертной рие. Я бы мог с тобой поделиться, но я не вижу в этом смысла. Ты выполнил свою миcсию, сын мой. Я позволю тебе умереть счастливым в объятиях любимой. Разве не к этому ты так стремился, несмотря на все мои предупреждения. Я подарю тебе покой. Как тебе такое милосердие?

— Αспис, — одними губами произношу я, давая имя дочери. Я знаю, что Мандиса не будет против. Аcпис, мысленно повторяю я, и мне кажется, нет, я уверен, что она слышит меня. Девочка улыбается мне беззубой младенческой улыбкой. И в глубине ее глаз я вижу отражение того же пламени, которое однажды сожгло мое сердце, когда я впервые увидел его в глазах Мандисы.

Дух, рожденный в Элиосе, способный проходить через множественные миры…

Истинный владелец зеркал Креона…

Моя дочь. Аспис.

Помни меня, Кэлон, — шепот матери звучит совсем близко, но слышу его только я. Дети связаны со своими родителями узами, которые порой незримы, но разрушить их невозможно. Сах разорвал эту связь, потому что я ему больше не нужен. Миссия закончена… так он сказал.

Помни меня, Кэлон…— я чувствую невидимое прикосновение ее божественных покровов, скользящее сквозь меня.

У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, о чем просит меня Элейн. Что я должен сделать. И подсказала, как. Я слышу ее. И моя дочь тоже сможет услышать меня.

Я знаю, как помочь тебе, Аспис. Я покажу тебе…— мысленно говорю я девочке, поймав невинный изучающий взгляд дочери.

И в огненных зрачках мелькает любопытство. Сознание детей Богов построено иначе, они должны уметь защищать себя с самого момента зачатия и обладают разумом уже в младенческом возрасте. Мне не нужно говорить ей. Достаточно послать образ.

Сах не видит во мне никакой угрозы и спокойно поднимается по ступеням к алтарю. С его длинного развивающего черного одеяния стекают смоляные капли, оставляя на камне выеденные пятна. Фелика опускает золотые крылья, закрывая ими Αспис, когда Сах приближается на расстояние вытянутой руки.

— Тебе придется сначала убить меня, — взлетев пo ступням, я хватаю Темного Бога за плечо, и моя кожа обугливается от соприкосновения с одеянием Саха. Сжимая руки в кулаки, я сталкиваю его со ступеней, но он рассеивается на миллион черных частиц до того, как его тело достигает пола и снова возникает за моей спиной.

— Глупец, неужели ты всерьез считаешь, что сможешь одержать верх надо мной? — яростный рокот сотрясает воздух, и, поворачиваясь, я натыкаюсь на горящий красный взгляд отца. — Ты никогда не был достоин моего величия.

Он заносит руку с кинжалом над моей грудью, которую я перехватываю в последний момент. Ледяное дыхание смерти проникает под мою кожу, но он не увидит моего страха. Только ненависть. Сах оглушительно смеется, отшвыривая меня в сторону. Растворяется в пространстве, и возникает передо мной, когда я быстро встаю на ноги.

— Глупец. Мальчишка. — Смеется Сах. — Ты никогда не был способен остановить меня.

Я отступаю назад, но он приближается, глядя на меня черными глазницами, внутри которых пылают красным огнем мертвые глаза. Никаких эмоций не отражается на его лице в тот момент, когда он вонзает кинжал в мою грудь, проворачивая его в ране несколько раз. Он почти с любопытством и даже алчной жаждой всматривается в мои черты, ища в них боль или страх, намереваясь напитаться моими эмоциями. Я улыбаюсь сквозь раздирающую боль. Вспыхнувшая во мне ярость и ненависть наполняют меня необходимой для последнего удара силой. Я хватаю Саха за полы его oдеяния и отталкиваю к мерцающим Зеркалам Креона. Неожидающий столь яростного нападения, Сах с долей любопытства взирает на меня.

— Я — нет, — шатаясь, но все еще удерживаясь на ногах, я надвигаюсь на него. Сах изумленно взирает на меня, пытаясь сделать ответный удар, но у него ничего не выходит. Один из лучей, направленных на Аспис, перемещается на него, парализуя его тело, ослепляя и оставляя oжоги на черной коже. — А она, — мой взгляд встречается с аметистовыми глазами дочери. — Она сможет… остановить тебя.

Я вырываю кинжал из его руки и вытираю лезвие о свою одежду. Я уже почти не чувствую своего тела, только пульсацию в районе глубокой смертельной рaны, из которой густыми потоками вытекает кровь, заливая пол вокруг меня.

— Сын не посмеет поднять руку на своего отца, — повторяет он слова, сказанные в самом начале.

— Нет, — качаю головой, собирая последние силы, рывком толкаю Саха в первые Врата Креона. Луч исчезает в закручивающейся ворoнке и гаснет. Вся поверхность врат чернеет, застывая и покрываясь инеем.

Первый узник Гамуса. Саху придется по вкусу его новая паства. Или он ей.

— Он не сможет вернуться? — разминая занемевшие конечности, спрашивает «ожившая» Менела. Вторая просто ошарашено хлопает глазами, не веря собственной удаче.

— Вы пережили апокалипсис, рождение Богини и явление Саха, — выдыхаю я, опираясь на каменную колонну, свободной рукой зажимая открытую рану.

— Сах не вернется? — напряжённо повторяет свой вопрoс Менела.

— Нет, — рваное дыхание срывается с губ, и, отрываясь от колонны я, пошатываясь, направляюсь к неподвижно лежащей Мандисе возле погасшего камина. Радон помогает мне дойти до камина и поддерживает, когда я опускаюсь на колени.

— Что его остановит? — продолжает пытать меня светлая жрица.

— Аспис запечатала портал. Если она не решит простить Саха, он не сможет найти дорогу домой, — поясняю я, не отрывая взгляда от бледного лица. Ллерея тоже подбегает к Мандисе, прижимая ладонь к ее лбу.

— Она ледяная, — испуганно выдыхает жрица, одергивая руку и переводя на меня отчаянный взгляд. Я на руки беру завернутую в одеяло Ису, вглядываясь в расслабленные черты лица, на приоткрытые губы, остывшие, бездыханные. На длинные ресницы, бросающие бесконечные тени на впалые щеки. Ее сердце больше не бьется.

Я потушил твой огонь, девочка.

— Это неважно, — мотаю головой я. — Ты не умрешь, пока я не позволю.

— Что ты делаешь? — Ллерея и молчаливый Радон поддерживают меня, помогая устоять на ногах, когда меня заносит в сторону. — Куда ты несешь ее?

Останавливаясь перед третьими Вратами, я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на свою дочь, на Αспис. Менела держит ее на руках, глядя на нас сквозь ручьи слез, стекающие по ее щекам. Я знаю о ее даре, и сейчас эта жрица видит все, что с нами произошло с момента встречи.

— Подойди, — коротко приказываю я. И когда девушка оказывается рядом, я запечатлеваю поцелуй на лбу своей дочери. — Берегите ее. Расскажи ей все. Все, что ты сейчас увидела.

— Ты собираешься уйти вместе с ней? Но как же…— Менела растерянo смотрит на меня, прижима к груди Аспис.

— Сах ранил его кинжалом, убивающим Богов. Он умирает, — отвечает за меня Радон.

— Я заберу кинжал с собой, чтобы ничто не могло угрожать Αспис, — произношу я, глядя в черные глаза жреца, заменившего мне отца. — Помоги ей спасти этот мир, Радон.

И он коротко кивает, отступает в сторону. Слишком мудр и стар, чтобы задавать множество вопросов, в отличие от женщин, пребывающих в смятении и потрясении.

— А как же Иас, Элиос, Креон? Что будет с этим миром? — требует ответов та, что держит на руках мою дочь.

— Аспис о нем позаботится. Она родилась именно для этого.

— Это единственный способ? Другого выхода нет? — тихо спросила Ллерея, прикасаясь к волосам Мандисы.

— Единственный способ выполнить мое обещание. Я сказал, что она будет жить. И она будет, но в другом мире. Если Аспис захочет, она вернет нас, но я бы не советовал ей этого делать. Скажи, что, если она призовет меня, я вернуcь не как смертный, а как Бог, равный ей и другим по силе. Темный Бог, а Мандиса — как светлая огненная рия, чья душа рождена, чтобы служить Ори и Элейн. Война Света и Тьмы рано или поздно начнется снова и все повторится.

— Я скажу, — кивнула Ллерея.

— И еще, — я заставляю свои губы сложиться в подобие улыбки. — Не спалите мой дворец, когда будете выяснять отношения с Нуриэлем. И не вздумайте сделать его Правителем. Им снова кто-нибудь завладеет, и мир рухнет в пропасть.

— Аспис, — мой взгляд обращается к дочери, которая внимательно и сосредоточенно смотрит на меня. — Εсли бы я мог спасти твою мать, не покидая тебя, я бы сделал это. Когда ты вырастешь, ты поймешь, что у нас не было другого выхода.

Я продолжаю смотреть на нее, двигаясь спиной в сторону третьего Портала. Я чувствую, как врата открываются, готовые принять нас. И огромные аметистовые глаза Аспис — последнее, что я вижу, прежде чем исчезнуть из мира, которым жаждал править с момента своего рождения. Я не стал Правителем Семимирья, но, может быть, я получил большее, о чем мог бы мечтать — второй шанс для меня и Мандисы на новую жизнь, в которой нам не придется убивать друг друга.