Если бы человечество знало, что ждет их за чертой смерти, то поспешило бы умереть. Ибо ни один смертный не в силах преодолеть заклятие и узреть истинный рай на холме Гластонбери Тор. Укутанный туманами и надежно защищенный магическими заклинаниями повелителем волшебной страны фей, он величественно смотрит в небо. У его подножия, спускаясь, словно легкая вуаль с прекрасного лица богини, простираются на тысячи километров ярким пестрым ковром чудесные долины, "с ручьями эля и реками, текущими медом и вином", тысячелетними дубами-великанами, родниками, полными живой воды, от одного глотка которой можно приобрести вечную молодость и бессмертие. Тихий, мелодичный шепот рек, игриво сбегающих с холма и живописным узором ложившихся на слепяще-красивые долины, бессмертное журчание ледяных источников, музыкальная игра листьев на ветру — все это лишь несколько нот в неземной, прекрасной и неповторимой мелодии этого пристанища для Богов. В разноцветной, играющей всеми цветами радуги листве огромных деревьев, вершины которых, кажется, пронзают ослепительно-голубой с переливающимися розовым и бирюзовым невыразимо-высокий свод неба, спрятались невиданные птицы, чьи голоса вливаясь в аккомпанемент других не менее приятных звуков, создают единую песню. Песню неба и земли, песню природы, песню воды, весны и любви, песню вечности. Ни один смертный не слышал этой волшебной музыки, и только в момент последнего вдоха, на тонком волоске жизни, эта райская музыка уносит его на волнах непередаваемого трепетного блаженства в колыбель вечности.

Взмахнув пятнистыми огромными крыльями горделивый Гверн Абви, неторопливо и величественно оторвался от толстой кривой ветки, спугнув двух райских птиц, замолкнувших на долю секунды. Но и эта секунда не осталась незамеченной, для гуляющего по долине Нит белого оленя, настороженно поднявшего свою умную морду. Оторвавшись от вдыхания пьянящего аромата белоснежных, напоминающих юбку девушки, цветов, прекрасный олень, прижав уши, испуганно следил за полетом Гверн Абви, волшебного вещего орла, который воспарив в небеса, направлялся прямо к венчающему холм огромному замку, башни которого были скрыты облаками. Солнце плавилось в золотом убранстве замка, красота которого, переплетаясь с неземной роскошью, рассыпаясь брильянтами и невиданными драгоценными камнями, могла ослепить случайно забредшую сюда неприкаянную душу. Однако, на этот раз олень не стал любоваться красотами замка, мудрое животное знало, что Гверн Абви покидает свое пристанище в пышной кроне дубов, только в одном случае — в случае приближения Богов или недругов. И неожиданная тишина, накрывшая долину, подтверждала его подозрения. Мотнув мордой, олень рванул в рощу, раскинувшуюся на высоком берегу озера. Обычно спокойная зеркальная гладь озера, сейчас сильно рябила, искажая отражение долины. Олень посмотрел на спокойно дремлющую сову, прятавшуюся в ветках в метре от него. Кавлвидская сова, как и Гверн Абви обладала даром предвиденья, и ее невозмутимость успокоила испуганное животное. Вода в озере забурлила, но не раздвинулась, дабы выпустить на берег непрошенных гостей, а это означало, что они принадлежали другой стихии. Поднялся ветер, солнце накалилось и сменило цвет с насыщенно оранжевого на огненно-красный, озеро зашипело и запузырилось, птицы стихли окончательно, попрятавшись среди ветвей, юркнув в высокую разноцветную траву, которая легко скрывала их богатое красками оперение. Воздух над озером стал утолщаться, превращаясь вплотную полоску тумана, пронизываемую солнечными бликами и молниями. Озеро превратилось в бурлящую воронку, яркая вспышка света разрезала туман и все исчезло…

Сова, наконец, проснулась. Глянув на дрожащего от страха белого оленя, птица издала гортанный звук. Олень поднял морду, узнав этот крик. Птица приветствовала Богиню.

— Здравствуй, Гвлад Ир Хав(страна вечного лета). - ветер развеял по долине мелодичный нежный голос, словно сотканный из золотой паутины и хрустального звона. Широко распахнув глаза, олень смотрел на прекрасную сверкающую женскую фигуру, которая парила над успокоившимся озером. Кожа ее светилась словно изнутри холодным чистым светом, белоснежные волосы с вплетенными в них солнечными нитями, струились по обнаженным плечам, поднявшийся ветер не касался их, ровно, как и ее сотканного из света и пыльцы цветов прозрачного одеяния. Величественная осанка, горделивый взгляд, строгая улыбка бледных губ, вскинутые дуги изящно очерченных бровей, и глаза цвета неба, столь же прекрасные и столь же переменчивые, тонкие пальцы, унизанные королевскими перстными, гибкое совершенное тело. Все это выдавало в незнакомке, если не прекраснейшую из фей, то, как минимум, богиню.

— Ты не узнал меня, Эрин (в переводе с древнекельтского означает Ирландия)? — музыкальный голос просочился в мысли оленя, которого вдруг охватило чувство непередаваемого счастья, пьянящего блаженства и почтения. Склонив морду, он успел заметить, как его сородичи, сбежавшиеся к берегам озера со всей долины, и многие другие населяющие Гвлад Ир Хав существа, последовали его примеру. Но прекрасная дева выделила почему-то именно его, назвав по имени, которое добрую тысячу лет назад дал ему Гвин — повелитель Авалона и хозяин замка на вершине Гластонбери Тор. " Эрин, так будут звать тебя, друг. Ты станешь моей Ирландией. Жаль, что обладать всем миром я не могу", смеясь сказал он. Эрин знал, что его повелитель с минуты на минуту будет здесь, предупрежденный всевидящим орлом. Тонкие пальцы гостьи коснулись блестящей красивой шерсти оленя, и зажмурив глаза, он испытал невероятный прилив сил, словно в него вдохнули живительного исцеляющего духа. Аромат цветов, сгустившийся над долиной усилился стократно, и без того яркие краски приобрели новые оттенки.

— ДОН….- благоговейный шепот пронесся над долиной. Умолкшие птицы, начали петь вновь, с небывалым остервенением. Эрин открыл глаза и изумленно огляделся. Еще недавно пустынные берега озера теперь были переполнены желающими лично поприветствовать верховную богиню. Мать всех великих богов Британии. Дон, а это была именно она, с мягкой улыбкой созерцала своих подданных. Здесь собрались все: прекрасные миниатюрные обнаженные феи с гибкими телами и высокие белокурые эльфы, мужественные Ган Кинахи, грубоватые на вид, но добрые внутри лепреконы, озерные гврагедд анавнн, жестокие гвиллион и благородные эллиллон, вездесущие низкорослые коранайды, целые стада белых оленей, отвратительные грозные вепри, величественные орлы, пестрые облака радужных бабочек и маленьких голубо-розовых птичек. Даже, обычно скрывающееся в непроходимой чаще рощи, серые вороны и полусонные совы вышли на свет, чтобы приветствовать и выразить свое поклонение и смирение небесной богине.

Ноги Великой, наконец, коснулись мягкой сочной ярко-зеленой травы с раскиданными, словно кистью художника, пятнами цветов невиданной красоты. И там, где замерли ступни богини, выросли новые прекрасные цветы. И снова молитвенный шепот заглушил пение птиц. Дон еще раз улыбнулась, но теперь ее улыбка не грела, не наполняла счастьем, трепетом и восторгом. В изгибе ее губ сквозило нетерпение и зловещее напряжение. Ее вышли встретить не все…. И Дон гневалась. Глаза ее потемнели, приобретя оттенок предгрозового неба. Фиолетово-синие с отблесками серого. Кожа богини стала мерцать, сияющие ореол вокруг нее сверкал и потрескивал.

— Гвин! — громовой голос заставил стихнуть все звуки. Небо над прекрасной долиной потемнело, приобретя такой же оттенок, как глаза Дон, солнце спряталось за тяжелые черные тучи, накрыв Авалон зловещей тенью.

Он не мог не явиться. Дон своей божественной силой и властью над всем материальным и вымышленным была опасна в гневе. И прославленный сын не менее прославленного отца обязан был склонить голову и колени перед Богиней-Матерью. Гвин, сын Нуда, повелитель Авалона появился из рощи на огромном черном скакуне с ярко-алой гривой. За ним по пятам мчались верные стражники — крупные страшные псы с кровавой пеной на оскаленных пастях. Толпа странных, красивых и ужасных существ расступалась, пропуская вперед своего грозного и величественного Повелителя. Адские псы прижали острые уши, и заводили мордами, учуяв близость Королевы. Она пахла раем, светом, утренней росой, пыльцой с крыльев маленьких фей. Гвин обернулся, заметив, что его верные собаки отстали. Внезапно, все звуки стихли, и тишина после громоподобной симфонии, парализовала даже Повелителя. Конь захрапел и остановился.

Великая Богиня могла остановить время, выключить звуки, покорить все непокоренных одним взмахом ресниц. Дон создавала и уничтожала целые миры, руководствуясь одним лишь капризом. Но Гвин не боялся уничтожения. Создания Дон иллюзорны, как и она сама. А он — ее любимая иллюзия. Она никогда не откажется от Гвина. Даже у Королевы есть слабости. Но сейчас он действительно ее разозлил. Громовая зловещая тишина была тому прямым доказательством. Что ж, это ее право. Гневаться и карать. И у нее есть все причины для негодования.

Гвин ловко спрыгнул с коня, от которого все равно не было никакого проку. Бедное животное замерло, как истукан, и его красивые зеленые глаза были полны суеверного ужаса. Босые ноги Гвина утонули в шелковистой траве, которая меняла цвет и переливалась, соприкасаясь с его кожей. Он почтенно склонил черноволосую голову, но Дон успела заметить упрямую насмешливую улыбку на лице подданного. Темные брови Великой сошлись на переносице. Гвин физически ощущал ее ярость. Словно тысячи иголок впились в его практически обнаженное тело. Жар испепелял его снаружи и жуткий холод изнутри. Он знал, что она специально мучает его, чтобы не дать ему собраться с силами и выступить в свою защиту. Дон пришла не договариваться, а диктовать условия. Что ж, он готов к рассмотрению.

— Дон, какая честь, видеть тебя в моей скромной обители. — бархатным тягучим и насквозь фальшивым голосом пропел Гвин.

— Гивн ап Нуд. Сын моего великого сына. — строго молвила она, пронзая его молниеносным взглядом. — Я возлагала на тебя большие надежды. Я любила тебя.

— Дон… — Гвин поднял голову, и выставил вперед руку, пытаясь что-то сказать, но его откинуло в сторону силовой волной, исходящей из глаз Богини.

— Не сметь говорить, пока я не позволю. — яростный шепот заставил его содрогнуться от боли. — Ты был верным поданным. Ты совершил множество подвигов, и ты честно исполнял роль, возложенную на тебя. Авалон — мое любимое детище, маленький островок гармонии. Душам и существам нашей расы здесь хорошо и уютно. Я — богиня света, мои волосы сотканы из солнечных лучей, и я живу, благодаря гармонии и любви. Черпаю силу из котла счастья и удовлетворения. Ты создавал необходимую мне гармонию. Но нарушил правила.

— Но… — забыв про предостережение, снова попытался вставить слово Гвин. Его голову сжало стальными тисками. Почувствовав влагу на щеках, он дотронулся до лица пальцами и посмотрел на них. На кончиках пальцев алели капли крови. Дон заставила его плакать кровавыми слезами. Вот тебе и Богиня Света.

— Готов дальше слушать? — холодно спросила она. Голос ее надрывно звенел в его барабанных перепонках. Гвин понимал, что все болезненные ощущения не настоящие. Дон внушала их. Здесь, в Авалоне, не может быть боли. У него нет физической формы. Он — просто образ, созданный ее и его фантазией. У него нет определенного лица, только маски, которым нет числа. Он — отпрыск Бога, дух. А дух не может быть материальным, не в этом мире. Ему оставалось только склонить голову.

— Ты ослушался закона, Гвин сын Нуда. Кто дал тебе право решать судьбу моей дочери? Как ты посмел снова вернуть ее мир смертных, не спросив разрешения Верховной Богини?

— Прости меня, Великая. — с пафосом ответил Гвин, страшась поднять глаза — Я поддался сентиментальности своей натуры. Я не мог смотреть, как Аранрод томиться в Стране вечного лета, и вместо радости и благодарности за твою божественную щедрость и любовь испытывает страшные муки.

— Разве я не была милосердна? Я дважды позволила ей отправиться в мир людей, чтобы привести в Авалон твоего заблудившегося слугу.

— Они любят друг друга, Дон. Но богиня не может любить раба. Смотреть на их страдания и не сметь помочь — выше моих сил. Ты знаешь, что я сам больше других пострадал от превратностей любви.

— Я найду их обоих и покараю! — громогласно провозгласил голос Великой Дон.

— Ты не сможешь. — смело взглянув в глаза богини, покачал головой Гвин. Я дал им испить из котла Забвения. Они теперь смертны. Ты не сможешь увидеть их воплощения в нижнем мире.

— Глупец! Ты посмел лишить бессмертия мою дочь! Ты думал, что я не узнаю?

— Нет, Великая. Я думал только о Аранрод и Креймоне. Они заслужили счастье. Пусть оно будет мимолетным и кратким — все лучше, чем вечные страдания в Авалоне. Если хочешь покарать кого-то, то пусть это буду я.

Прекрасный облик Верховной Богини испортила резкая ледяная улыбка.

— Пойти на такой риск, Гвин? И ради чего? Быть может, они не никогда не встретятся и не узнают друг друга. — пронзительный голос ударил прямо в грудь сына Нуда, и он отлетел в сторону. — Ты расстроил меня. Слишком много своеволия в одном божественном отпрыске. Ты испытывал мое терпение непростительно долго. Но всему приходит конец. — Время в Авалоне замирает, течет иначе. И каждый миг бытия мы проживаем сегодня и сейчас. Так будет до конца времен. Но я заставлю тебя вспомнить, какими дарами одарили тебя Боги, и осознать ценность прожитого дня. Я пришла сюда не только из-за Аранрод и Креймона. Твоим проступкам нет числа, Гвин. Ты забыл, зачем я послала тебя к людям. — продолжила Богиня. — И в земном обличии под именем Милиагранса ты нарушил мои правила. Ты должен был служить великому воину, должен был стать преданным рыцарем и защитником моего избранника, его опорой в земных делах.

— Но разве я не сопровождал его во всех походах. Разве не благодаря мне, имя короля Артура стало легендой во всем мире? — бесстрашно ответил Гвин. Дон не стала карать его за наглость. Наверно, пришло его время сказать в свое оправдание несколько слов. Их взгляды встретились в гнетущей тишине. Воинственный — Богини, и упрямый, непокорный — ее поданного. Дон огляделась по сторонам, и медленно развела руки в стороны. Словно завороженный, Гвин, наблюдал, как меняется реальность под этими медлительными плавными движениями тонких и прекрасных женских рук. Осталось только четыре цвета. Голубое — небо, бледно-зеленые- деревья, трава и цветы, темно-красное — солнце, белая, туманная, дымчатая — Богиня. Все разношерстное население Авалона исчезло. Осталось только двое. Он и Она.

— Ты дважды нарушил запрет. — грозно изрекла Дон. Бледные облик ее заискрился. — Дважды позволил смертному ступить на божественную землю Авалона.

— У меня не было выбора, Дон. — храбро ответил Гвин ап Нуд. — Артур был ранен и умирал, я спас его, дав испить из источников Авалона воды, которая вернула ему жизнь. Я лишь исполнял твою волю. Я направлял Артура в делах смертных, и оберегал его жизнь, пока ты в ней нуждалась.

— Ты не должен был допустить его ранения. — ее голос хлестнул его по лицу.

— Милиагранс — лишь смертный рыцарь. Он не всесилен. Ты знаешь, что я не мог бы вернуть ему жизнь, не использовав магию.

— Это не оправдание. Это твое упущение. Ты был занят мыслями о женщине, и поэтому пропустил момент, когда Артур нуждался в защите. — Глаза Дон полыхнули адским пламенем.

— Человеческая натура слаба, и подвластна страстям. — Гвин опустил голову в знак признания вины.

— Но, когда ты второй раз нарушил запрет, ты не был в человеческом обличии. Ты украл возлюбленную Артура, сделав своей наложницей — здесь, в Авалоне. — последние слова Дон прогремели над долиной оглушительным эхом. — Смертная королева в божественном пристанище — это ли не верх непослушания и вопиющей дерзости. Ты похитил Гиневру в священный праздник, в тот самый день, когда должна была состояться твоя битва с Гвитиром за руку Кройддилад. Что же случилось, Гвин? Неужели твоя любовь к Кройддилад так быстро угасла?

— Быстро? — в сине-зеленых глазах Гвина, мелькнули искры. Он не мог видеть себя со стороны, и не знал, что Дон оставила ему все его цвета. — Тысячи лет я бьюсь за сердце той, которая никогда не будет мне принадлежать. Я устал. Может быть, я больше не вижу смысла в этой борьбе.

— Неужели ты готов отказаться от нее? — голос Дон стал подозрительно мягким и ласковым.

— Ты же знаешь, что заклятье нельзя остановить. Вы заставите меня сражаться.

— Это так. — кивнула Богиня. — Но, если я разрушу чары, и отдам ее Гвитиру, ты смиришься?

— Как ты можешь об этом спрашивать? Кройддилад любит только меня. — Гвин откинул за спину черные, заплетенные в мелкие косички волосы. Мужественное красивое лицо было искажено гневом.

— Твоя самонадеянность и упрямость — корень всех зол. Ты и только ты виноват во всем, что происходит. Заклятье не накладывается случайно. Ты нарушил запрет, тысячи лет назад, похитив Кройддилад из-под венца, против воли ее отца и будущего супруга.

— Но она любила меня! — горячо возразил Гвин.

— Да, и именно поэтому заклятие возымело такие последствия. Вы должны были доказать свою преданность другу другу. Что значат тысячи лет, если впереди вечность. Здесь они проходят, как один день. Но ты предал память о своей возлюбленной, которая по твоей вине живет в заточении под зорким оком Ллудда, своего божественного отца, в вечном ожидании решения битвы между тобой и Гвитиром. И ты не только предал ее, но и нарушил еще один запрет. Ты похитил смертную женщину и привел ее туда, куда не ступала нога человека. Этой смертной оказалась жена отважного воина, в верности которому ты поклялся. Своим проступком ты совершил тройное предательство.

— Я исправил указанные тобой ошибки, Великая Дон. Гиневра не помнит ни одной минуты, проведенной здесь, со мной. Я вернул ее Артуру, я спас его жизнь. Никто не пострадал.

— Никто не пострадал? А фея, покинувшая Авалон. с помощью кольца, которое ты создал для смертной королевы? Разве не с кольца началась история Аранрод и Креймона? Ты нарушил волю Богов. — прогремел голос Богини. — И ты понесешь наказание. Но сначала я должна знать, какая из этих двух женщин занимает твое сердце.

— Тебе известен ответ. — Гвин опустил голову.

— Если бы я могла постичь ход твоих мыслей, то не позволила бы тебе так часто ошибаться. — в уголках губ Богини дрогнула ироничная улыбка. — И, если бы, я не любила тебя так сильно, мой гнев был бы стократ страшнее. Я буду милосердна. Это будет последняя битва. Но правила изменятся. Я дам шанс всем четверым. Ты, Гвитир, Гиневра и Кройддилад покинете мир Богов.

— Что это значит? — вздрогнул Гвин, испуганный и озадаченный словами Дон.

— Я меняю заклятие. Вы должны найти друг друга в мире смертных. Неважно сколько времени займут поиски, ты не будешь стареть, как все смертные. Остальные трое участников не будут иметь такой привилегии. Они будут рождаться, взрослеть, стареть и умирать. Потом ты поймешь, почему я так решила. Я пошлю вас в сложное время. Мир смертных изменился до неузнаваемости, пока ты развлекался здесь с женой Артура и почивал на лаврах, прелюбодействовал с каждой смазливой феей. Я дам тебе еще одно преимущество. Ты будешь помнить, кто ты…. Найдешь Кройддилад — она твоя. Не найдешь — никогда не вернешься в Страну Вечного Лета.

— Но мир смертных огромен….

— Гвин, ты сражался за нее тысячи лет. Разве могут расстояния и города спрятать от тебя твою возлюбленную?

— А она? Как она меня узнает?

— Сердцем, душой…. Она уже родилась и живет в холодном и туманном городе. И только от тебя зависит, исход этого испытания. Возможно, Гвитир найдет ее первым. Он тоже любит ее, а, как известно, настоящая любовь, всегда возвращается туда, где зародилась. Держи открытыми глаза, слушай сердцем, и спрашивай совета у своей души. Поверь мне, ты почувствуешь, когда отыщешь ту, что послана тебе небесами.

— Значит, они уже там?

— Ты скоро все сам узнаешь. Помни, что это твоя кара. А мое снисхождение имеет и другую сторону. Из всех четырех будет страдать больше тот, кто знает, зачем он проживает каждый новый день, приближающий его к неизвестному финалу. А за свои владения можешь не переживать. Я всегда испытывала особенные чувства к Авалону. Что для меня пара мгновений! Ты проживешь тяжелые, долгие года, полные страданий, поисков и искушений, а я лишь несколько минут понежусь на райских склонах Авалона. Не забывай, Гвин, что я всегда наблюдаю за тобой.

— А, если, я не найду Кройддилад? Неужели ты действительно оставишь меня там навсегда? — обреченно спросил Гвин, с надеждой глядя на Дон. Извергнув на него свой гнев, она снова стала прекрасной и миролюбивой. И с легкой мечтательной улыбкой Богини в Авалон вернулись цвета и звуки, жизнь снова заструилась по холмам призрачного райского уголка. Опустившись на пестрый душистый ковер травы, она позволила легким красивым бабочкам порхать вокруг ее стройного стана.

— Значит, ты не достаточно любишь ее, мой мальчик. — беззаботно ответила Дон. — Пути любви соединяться. Поверь мне. Разве не на это ты уповал, освобождая мою возлюбленную дочь от бесмертия? Теперь ты последуешь за ней. Справишься ли ты так достойно, как это сделала Аранрод. Она дважды нашла любимого, не имея памяти, не зная, кем является на самом деле и зачем пришла. Твоя задача проще. Ты будешь помнить.

Гвин беспомощно огляделся, и встретил задумчивый печальный взгляд Эрина. Он заметил, как расплывается и исчезает его отражение в расширившихся изумленных зрачках мудрого оленя. Одновременно Гвин ощутил, как невыносимая тяжесть навалилась на грудь. В голове потемнело, и он провалился в небытие. И это стало началом новой истории и нового поиска….

"…. Наверно, это последняя запись, которую я оставлю в этом дневнике. И кем бы ни был тот, кто прочтет мою историю, то пусть знает и помнит, что ничто и никогда не происходит без причины, у каждой мелочи, шага, вздоха, взмаха крыла, дуновения ветра, удара грома есть причины и есть цель, и свой особенный смысл, понимать который нам и не нужно вовсе. Мы — пешки на доске у Бога, и он двигает нами, как ему заблагорассудиться. И он не добрый, и не милосердный, как представляют его нам, но всемогущий и всевидящий. У него особенное выборочное чувство справедливости. И мне кажется, что он большой шутник. И не все его шутки бывают добрыми. Не подчинившиеся Его воле, будут наказаны строго и по божественному изощренно. То, что я пишу может показаться странным, но я вижу Его таким. Пусть кто-то решит, что я богохульствую, но я пережила слишком много потрясений, увидела то, что не должна была видеть, и я думаю, что заслужила право на собственное мнение. Бог любит отважных. Я такая. Я не сомневаюсь, что увижу его лично, когда настанет мой смертный час."