Когда наступает ЗАВТРА.

"Фонтан еще не перестал играть, Пламя еще сияет, Река продолжает течь, Родник еще не иссяк и Свет не померк. Но между Ними и нами — покров, больше похожий на бетонную стену в пятьдесят фунтов толщиной."

Р.Д. Лэнг .

"Вероятно, в какой-то степени мы можем поправить то, что нам было сделано, и то, что мы сделали самим себе. Вероятно, мужчины и женщины рождаются, чтобы любить друг друга просто и искренне, а не для этой пародии, которую мы называем любовью. Если мы сможем приостановить разрушение самих себя, мы сможем остановить разрушение других. Мы должны начать с признания и даже с принятия нашего насилия, а не со слепого разрушения им самих себя, и с помощью этого мы должны осознать, что так же глубоко боимся жить и любить, как и умирать."

Р.Д. Лэнг.

Манхеттен. 2012 год.

— Дезире, ты слышишь меня? — Адам Блейк склонился ко мне, пытаясь поднять на ноги. И ему это почти удалось. Зрение возвращалось медленно. Неясными образами, проблесками, мелькающими огнями. Сколько времени он стоял так, держа меня за плечи? Неужели всего несколько минут… достаточно, чтобы прожить годы. Годы своего утраченного прошлого. Ошибки, разочарования, радость, смех, смерть, любовь и боль…. Так много, много всего. Душа разрывалась на части, пытаясь вместить бесконечное противоречивое множество чувств. Я знаю, почему я ЭТО сделала. Иначе не смогла бы… выжить и стать такой сильной и близкой к Истине. Истине, которая всегда где-то рядом, как в известном телесериале, который я не смотрела. Слезы все текли и текли по лицу, и туман никак не хотел рассеиваться. Я должна, должна оплакать… всех, кого потеряла. Так давно, а кажется, что только что. Оплакать себя, прежнюю, слабую, импульсивную. Смириться с чувством вины и признать поражение. Родители погибли из-за меня. Только я…. Я не справилась. Но я была так молода.

Адам был прав. Он мешал мне. Заслонял собой солнце, небо и звезды. Заслонял дары Вселенной. Я забыла, зачем пришла…. Моя любовь, эгоистическая, слепая разрушила все, к чему мы шли. Моя любовь убила его и моих родителей. И я сделала единственное, что могло изменить… нет, не изменить, но поправить. Забыть все. Начать сначала. Не Адам Блейк стер мою память. Это сделала я сама.

— Ты живой… живой. — я снова сползла к его ногам и присев на корточки, обхватила себя руками. Полуслепая, дрожащая, пропитанная его кровью и своими слезами. И все же теперь я не боялась. Я стала сильнее.

Адам присел рядом со мной. Его руки на моих волосах, осторожно убирают влажные локоны с заплаканного лица. Я не смею смотреть на него. Не могу. Это больно. Я теряла его дважды. Больше не хочу.

— Дез, посмотри на меня. Посмотри. — мягко попросил он, поднимая мое лицо за подбородок. Я открыла глаза, узнавая родные черты. Есть то, что невозможно забыть. Любовь действительно похожа на химическую реакцию. И каждый раз формула действует, даже если декорации меняются.

— Ты не остановил. — прошептала я.

— Я хотел, но ты не позволила. Пришло время все вспомнить, Дез. — Адам ласково провел пальцами по моим щекам. — Ты как?

— Просто разбита. — призналась я хриплым надтреснутым голосом. — Мне так жаль. Я… Господи, твоя рана.

Как я могла забыть, что Адам страдает от сильной боли и едва держится на ногах? Эгоистичная идиотка. Я приложила ладони к его груди, горячей и липкой от крови. Он накрыл мои ладони своими.

— Со мной все будет в порядке. — сказал он, но бледный цвет лица и мученическое выражение глаза говорили об обратном. — Мои ткани регенерируют быстрее. Я не умру. Завтра будет гораздо легче. Ни о чем не спрашивай. Просто поверь.

— А где мы? Нас не найдут? — я быстро огляделась по сторонам. Адам отрицательно покачал головой.

— Нет. Как тогда в горах, мы в безопасности. Энергетический вакуум. Таких мест мало, но я нашел несколько и… — он через силу улыбнулась. — Обустроился. Раньше не говорил тебе. Ты точно уговорила бы меня остаться здесь навсегда.

— Да. — я улыбнулась сквозь слезы. Я смотрела на него во все глаза, не упуская ни единой черточки. Не изменился. Совсем. Красивый, сильный, уверенный и спокойный. Как всегда. Контролирует все. Мой Хранитель.

— Я очень устал, Дез. Очень сильно устал. Пожалуйста, давай поговорим завтра. Я отвечу на все вопросы.

Я согласно кивнула и заметила, что Адам постоянно прикасается ко мне. Сейчас его пальцы нежно обхватывали мою шею и затылок. Осознанны или его действия? Или из-за боли он плохо контролирует себя? Как он жил эти годы? Ни разу, ни словом, ни взглядом не выдал, как много мы значим друг для друга. И снова сердце захлебнулось от боли. Я страдала за нас обоих. Пока я пребывала в беспамятстве, развлекалась с друзьями, болталась по клубам и бутикам, Адам существовал в аду, не переставая следовать избранному пути, но уже в одиночестве. Как же слаба была моя любовь, раз пять лет назад мы не смогли достичь и десятой доли того, что способные сделать сейчас.

Я знаю, что сейчас не время задавать вопросы. Я вынуждена его отпустить.

— Спальня на втором этаже. Первая дверь направо. — сообщил Адам сдавленным голосом, пытаясь подняться на ноги. Я протянула руку, и он с вымученной улыбкой оперся на меня. — Там есть душевая и туалет. И все необходимое. Мне нужно исчезнуть на пару часов. Привести себя в порядок.

— В лабораторию? — спросила я, глядя на наши переплетенные пальцы. Было очень сложно расцепить руки. Словно не виделись тысячу лет. Я не знала, как вести себя правильно. После всего, что натворила.

— Да. Я недолго. Не жди меня. Ложись спать. На первом этаже есть кухня. Может, найдешь что-нибудь съедобное. Я постараюсь не задерживаться.

— Мне с тобой нельзя? — ни на что не надеясь, спросила я. Он с сожалением выпустил мои пальцы из ладони.

— Ты сейчас полна чувств, тебе необходимо успокоиться. Есть вещи, которые никто не должен знать, кроме нас двоих.

— Да, я понимаю. Пожалуйста, возвращайся скорее.

Я видела, как он растворился в воздухе. Я сама много раз делала так же. Я многое теперь понимала и интерпретировала иначе. Тысячи кусочков мозаики, наконец, сложились в единую картину. Не хватало нескольких фрагментов, но это ерунда. Я все наверстаю. Только исправить ничего уже не смогу.

Я запретила себе думать. Сложно. Тяжело. Дышать по счету. На раз-два. Чтобы не забыть. Механические движения. Душ, кровать. Розовый заяц на подушке. Здесь. Он был здесь все это время. Нет. Не думать.

Спать.

Я знаю, почему так полюбила розовый цвет. Он был у меня в крови. Как и Адам Блейк.

Я проснулась, почувствовав на теле горячие нежные руки. Кровать прогнулась под его тяжестью. Он развернул меня к себе. Склонился к губам. Отбросил в сторону зайца, которого я обнимала. Это не сон. В ноздри врывается его запах, мужской, знакомый с примесью аромата геля для душа со специфическими нотками лекарств. Грудь перевязана белой плотной повязкой, но Адам не скован в движениях. В комнате темно, но мы видим иначе. Как кошки. Глаза в глаза. Ни слова. Дыхание замирает, пока мы целуем друг друга.

На мне нет одежды, я ждала его. Знала, что так будет. На Адаме только повязка. Кожа к коже, одна душа на двоих, одно сердце. Мы никогда не любили друг друга так… самозабвенно, искушенно, яростно. Без преград, ограничений, сомнений и стыда. Вздохи, крики и рычание. Его и мое. Одно целое. Как и должно было быть. Всегда.

— Ты изменился. — шепчу я, вдыхая жар наших затухающих тел. Пот, страсть и секс. Мы на задворках мира. И все же ничем не отличаемся от других. В самом главном. Любви друг к другу.

— Ты тоже. — отвечает он. Я чувствую его грусть и сожаление. И свою боль. Обиду. Раскаянье. Злость.

"- Не так часто в моей постели спит красивая молодая девушка.

— Неужели?

— Если честно — впервые за много лет.

— Мне тоже приятно. Приятно, что я стала первой."

Целую вечность он хранил мне верность. А я нет….

Лицом к лицу. Я растворяюсь в его глазах. Он ни о чем не спросит. Но я понимаю, как сложно задавать вопросы, ответы на которые знать не хочешь, и мучаешься от неизвестности.

— Как ты мог позволить мне? — я оказалась смелее. Я преступила черту, но он не остановил меня. Он вздохнул, сжал под тонким одеялом мои руки, прижал к груди.

— Ты влюбилась в него. — ответ дался с трудом. Потому что он лгал. Я вырвала руки. Почему?

— Я не должна была вспомнить тебя, отвлечься, полюбить…. Я могла снова испортить все. Так?

— Да, ты могла. Мы долго искали причины твоей амнезии, Дез. — Адам перевернулся на спину и уставился в потолок, а я смотрела только на него. — Но память была чиста. Ты поставила защитные установки, разъединив нашу связь. Я не мог пробиться к тебе.

— Я была уверена, что ты умер. Ты думаешь, что поэтому ничего не получилось с… детьми? Я не хотела….

— Возможно. Ты злишься? — он повернул голову, взглянул мне в глаза.

— Да. — ответила я. — Ты продолжил эксперимент, не спросив, хочу ли я этого. Так нечестно, Адам.

— А у меня был выбор? Мы обязаны закончить то, что начали. Это наше предназначение. Я уговорил Истинных дать нам последний шанс, после того, как спас тебя. Твое желание стереть до чистого листа собственную жизнь сыграло им на руку.

— Я знаю. — тяжелый вздох. — И все же ты смог сдерживать мои воспоминания, ты устроил "провалы". У тебя был доступ к моей памяти.

— Был. Но ограниченный. После нескольких лет неудавшихся попыток, я предположил, что именно отсутствие воспоминаний о твоей особенности и избранности мешают нам. И постепенно начал внедрять отдельные образы. Те, которые не были напрямую связаны со мной. Но в тот злосчастный вечер в ресторане, ты заговорила на французском языке, сама, без моего влияния, и начала задавать странные вопросы. И смотрела на меня иначе.

— Ты понравился мне. — я улыбнулась кончиками губ, вернувшись на мгновения в тот чудесный день. — И потом тоже. Но ты пугал меня.

— Ты вспоминала то, что не должна была. А я пытался остановить тебя. И Джерри Торнтон постарался на славу, вмешался совсем некстати. Но он выудил только то, что ты сама позволила. И снова все забыла. Ты жалеешь? Что теперь помнишь все?

— Немного. У меня мозг просто закипает.

— Я понимаю. Боялся, что ты сойдешь с ума, испугаешься и снова спрячешься в скорлупу. И еще… раз уж мы так откровенны….Знаешь, в те моменты, когда наступали твои "провалы" с моей легкой руки, ты иногда, казалось, приходила в себя, вспоминала меня и говорила страшные вещи. Да и потом. — он напряженно посмотрел на меня. — В последний раз.

— Блейк, я не считаю тебя паразитом и чудовищем. Я была напугана и ничего не понимала. Не знала, кому верить.

— А сейчас? — он коснулся моей щеки, и я прижалась губами к его ладони. Я могла бы солгать, но не хотела.

— И сейчас не знаю. Так сложно все переварить и разложить по полочкам. Я люблю тебя, Адам, но не уверена, что теперь мне достаточно одной любви. Я хочу знать правду. Всю правду. Знать, как далеко ты готов был зайти. И что случилось бы, завершись попытки твоих лабораторных гениев успехом. Если бы я так ничего и не вспомнила, то никогда бы не узнала, что наши дети готовятся перевернуть мир с ног на голову. И обратный случай. Зачатие не происходит, я бесполезна. Что ты сделал бы? И что ты уже сделал? Та девочка в комнате…. Адам…. - я села, прижимая к груди край одеяла. Я видела, как напряглось его лицо. — Ты создал мне замену? Нас теперь двое?

— Трое, Дез. — хрипло ответил Блейк. Он тоже сел и взял меня за плечи, пристально глядя в глаза. — Та девочка, не новая "Ева". Ее зовут Мария. Она наша дочь.

Слова, как и мысли, материальны — святая истина. Они способны создавать миры. Они же и рушат их. Убивают и разбивают в клочья. Иногда три слова могут ответить на сотни вопросов.

Как сейчас. Я смотрела на него с необъемлемым нарастающим ужасом в груди.

Не меня он спасал в искореженной машине. Я была беременна. Он защищал ребенка. Не меня, не меня. И в этот момент во мне восстала моя человеческая природа. Эмоции, и чувства клокотали внутри, вырывались наружу. Ярость, боль матери, вычеркнутой из жизни собственного ребенка только потому, что была неугодна. Неисправна. Обида женщины, которую снова предали. Глухой гнев, недоумении. Мы — одно, но все же такие разные. Как он мог так поступить со мной?

Я бросилась на него, едва ли отдавая отчет своим действиям, напрочь забыв о его ранении, ведомая только ослепившей меня яростью. Била его в грудь, по лицу, вцеплялась в волосы, стараясь причинить большую боль. Но возможно ли это? Большая боль, чем и испытали мы за наши бесконечные блуждания? Адам пытался удержать меня, но я впивалась зубами в его руки, когда он хотел перехватить мои запястья. Я видела, как он ищет взглядом мои глаза. Я знала, что он хочет сделать.

— Ты больше не сделаешь меня безвольной куклой. Ты солгал мне, солгал, когда сказал, что ничего не вышло. Ты отнял у меня дочь, которую мы зачали вместе. Ты позволил мне переспать с парнем, который мог убить меня или похитить. А мог вмешаться в любой момент. И еще смеешь сваливать вину на меня. "Ты влюбилась в него!" Как бы не так. Я просто хотела понять, что со мной не так. Почему я ни разу за пять лет не захотела построить нормальные отношения. Ты хоть на мгновение задумался, на краткий миг, что будет со мной, когда я вспомню, вспомню, кто мы друг другу. Мы с тобой. Ты наплевал на то, как я буду жить с этим дальше. — выдала на одном дыхании самое наболевшее, смело встретив проникающий тяжелый взгляд. И все же ему удалось. Божественный теплый свет лился из сияющих глаз, он успокаивал и сдерживал мой гнев, успокаивал, усыплял бдительность. Я застыла, устало опустив руки.

— Так же, как я живу с этим, Дез. — проговорил Адам, отпуская мое сознание. Но желание бушевать отпало. Я была опустошена и сломлена. Я молча наблюдала, как он одевается, не глядя на меня. Застегнув брюки, он обернулся.

— Как я жил эти годы, глядя в глаза женщине, которая не помнит меня. Ничего из того, что нас связывало. Ты многому научилась у меня, Дез. И усвоила самый главный урок — самостоятельно принятие решений. И ты приняла решение, то, которое в тот момент тебе показалось верным. Не вини меня сейчас в том, что сегодня ты не согласна.

— Ты лицемер, Адам Блейк. — насмешливо усмехнулась я. Он озадаченно приподнял брови, застегивая рубашку.

— Прости, я не понял?

— Все ты понял, любимый. — я вздернула подбородок, откидывая в сторону одеяло. Его взгляд прошелся по моему обнаженному телу, потом он отвернулся. — Почему ты не оберегал мою самостоятельность, когда вводил в транс и тащил в лабораторию, чтобы напичкать своими головастиками?

— Это другое. — отрезал он.

— Правда, что ли? — я подошла к нему и встала за спиной. Я дышала ему в затылок. — Вот теперь, Адам. Я действительно готова возненавидеть тебя. За ложь. За годы, прожитые вдали от дочери. Как ты мог скрыть ее от меня?

— Ты ничего не помнила! — гневно воскликнул Блейк. На этот раз он потерял терпение. Назревал конфликт, разрешить который в данный момент мы оба не могли, не знали, как…. Отчасти он был прав. Но я не могла смириться.

— Ты солгал мне, когда я спросила, задала конкретный вопрос.

— Я не лгал, Дез. Попытки не увенчались успехом. Все пошло не так. Мария, она… Да, я знал, что ты беременна. Я чувствую тебя лучше, чем ты сама. Тогда в горах я догадался. И вытащил тебя из этой чертовой машины. Ты могла потерять ребенка. И я перенес в тебя в лабораторию….

— Ты извлек ее из меня, а потом выбросил обратно. Украл мою дочь, а я? Как же я? Я стрела память, потому что винила себя в твоей смерти и гибели родителей.

— Черт, Дез. — выругался Адам, в гневе сжимая кулаки. — Ты уже ничего не помнила, когда я пришел в себя после ранения. Что мне оставалось делать?

— Только не говори мне о сложности выбора. Не сейчас. Ты ни черта не понимаешь, холодный, бесчувственный…. - я осеклась, не сумев подыскать еще один оскорбительный эпитет. Адам смотрел на меня с нескрываемым раздражением. Подумать только! Я еще его и бешу! Внезапно я вспомнила о случайно брошенных Блейком словах. — А что пошло не так? Ты имел в виду Марию? Что с ней? Она больна?

Адам опустил глаза, напряженно сжав челюсти.

— Она не больна. Просто немного отстает в развитии.

— Что значит — отстает?

— Оденься, ради бога. Я не могу говорить с тобой, пока ты голая. — рявкнул Блейк. Присмирев, я послушно отправилась к кровати и завернулась в одеяло. Снова встала перед ним, требовательно глядя в глаза. И тогда он заговорил.

— Мария не говорила до трех лет, и не проявляла особых способностей до недавнего времени. Я пытался обучать ее, но девочка смотрела на меня с недоумением, предпочитая игры с куклами. Все сошлись во мнении, что она обыкновенный ребенок, не смотря на совершенство ее генов. Я не мог объяснить в чем причина, но…. Той ночью, когда ты исчезла, застав нас в дальней комнате…. Дез, ты напевала песенку, помнишь? Что-то про чайник.

— Да. Я слышала ее каждую ночь, что провела в лаборатории. Иногда мне казалось, что я сама ее пою, но мне постоянно вторил другой голос.

— Это Мария. У вас с ней связь. Она изменилась с того момента. Я понял, что ты нужна ей. Мы оба нужны.

Адам исподлобья взглянул на меня. Я чувствовала, как окаменело мое сердце.

— Поэтому ты пришел за мной…. - прошептала я.

— Милая. — он протянул руку, чтобы дотронуться до моей щеки, но я резко отпрянула, гневно зашипев.

— Нет, никогда не трогай меня.

— Я бы в любом случае не бросил тебя, Дез. — настойчиво произнес Блейк. Я криво усмехнулась.

— Но ты бросил меня. Шесть лет назад. Ты бросил меня.

— Ты сама не веришь в то, что говоришь.

— Я ни во что больше не верю. Полчаса назад, мне казалось, что мы… — голос мой сломался, глаза предательски заблестели. — Неважно. Я не хочу. — я тряхнула головой, отворачиваясь от него. — Мы должны вернуться. Мне нужно увидеть дочь.

— Хорошо. Ты ее увидишь. — холодно отозвался Адам.

— Дай мне десять минут. Я оденусь и приведу себя в порядок.

— Да, я подожду тебя в гостиной. — голос Блейка прозвучал глухо и безжизненно.

— Адам… — окликнула я его. Он обернулся в дверях. Мрачно взглянул мне лицо. — Ты хочешь дать людям свободу?

— Да. — Адам отрешенно кивнул.

— Ты лжешь. Свободы не существует. Ни в одном из твоих миров.

— Это не так, Дез. — он горько улыбнулся. — В тебе говорит обида.

— Я никогда не буду свободна с тобой. И мои дети тоже. Мы можем только притвориться, что счастливы. Как и те другие, против которых ты борешься.

— Не ты, Дез, не я, не они, а мы. Мы боремся, наши дети. Наша свобода, если мы действительно ее захотим. — ответил он и вышел, хлопнув за собой дверью.

Я вздрогнула и закрыла глаза. Я не понимала, о чем он говорил.

— Дезире, как я рад снова вас видеть! — воскликнул профессор Розмунд, двинувшись нам на встречу. Я растерялась, заметив слезы на глазах старика. Он порывисто взял мои руки и крепко сжал в своих. — Мы так волновались. Мы все. Вы снова с нами. Теперь все наладится. Все будет хорошо.

— Да, мистер Розмунд. — растрогано проговорила я, оглянувшись на Адама. Его лицо хранило непроницаемое выражение. Он был зол, хотя все причины для гнева были только у меня.

Очень быстро вокруг нас образовалась толпа сотрудников лаборатории. И каждый жаждал лично поприветствовать меня, пожать руку и выразить радость, что мои злоключения, наконец, остались позади. Удивительно, но всеобщее радушие на время успокоило мое израненное сердце. Я почувствовала себя дома, среди родных и близких людей. И они все хорошо знали меня и, кажется, любили, в то время, как я помнила только имена и лица. Вернувшаяся память не сохранила данных о моих действиях во время "провалов", устраиваемых Адамом Блейком. Но эти знакомые незнакомцы проявляли непритворную привязанность и доброту, которая не могла оставить равнодушной. Может быть, Адам и не лгал насчет свободы. Сейчас мне было легко среди радушных искренних людей. Так неужели дело все-таки во мне и зацикленности на собственном "эго"? И мой эгоизм ослепляет и не дает увидеть очевидных вещей?

Покончив с церемонией затянувшегося приветствия, Адам самолично проводил меня к комнате Марии. У дверей я замерла в нерешительности. Я слабо представляла, каково это — быть матерью. Но осознавала себя таковой. И уже любила ее.

— Она знает, кто ты. — Адам ободряюще улыбнулся, его ладонь прошлась по моей напряженной спине. Он толкнул дверь. И я вошла. А он остался снаружи. Этот момент принадлежал мне. Мне и Марии.

Белокурая девочка с двумя аккуратно заплетенными косичками, сидела на краешке кровати и смотрела в иллюминатор, за которым простиралась водяная пустыня. Она резко обернулась, услышав шаги в комнате, и встала на ноги, расправляя подол очаровательного голубого платьица в белый цветочек. В голубых глазах мелькнули радость и узнавание.

— Ты вернулась, мамочка? — тихо спросила она. Маленькие ножки в белых нарядных туфельках шагнули ко мне. Мое сердце встрепыхнулось, словно раненная птица, спазм сковал грудную клетку, в горле образовался комок. — Ты больше не злишься на меня?

Я отрицательно покачала головой и сжала в ладонях протянутую ручку. Нежное симпатичное личико, так похожее на мое, доверчивое, совсем еще детское и наивное.

— Я вовсе не злилась на тебя, Мария. — пробормотала я, едва дыша от волнения. Слезы застилали глаза, когда я обнимала, крепко сжимала в объятиях хрупкое тельце дочери.

— Не плачь, мамочка. Все же хорошо. — маленькие ручки гладили меня по волосам. — Ты не будешь кричать на папу? Он не сделал ничего плохого.

— Нет, я не буду. — всхлипнув, пообещала я. Мария заерзала в моих руках, но я никак не могла от нее оторваться. Мой взгляд скользил по комнате, в которой выросла моя дочь. Словно в темнице. Хорошо обустроенной темнице. Красивая цветная мебель, игрушки, куклы, смешные детские рисунки и поделки, платье с кружевами на вешалке на дверце шкафа, фотографии в рамках… мои фотографии. Так много.

— Прости меня, милая. Меня так долго не было. — прошептала я, отпуская девочку. Она взяла мое лицо в ладошки, и поцеловала в лоб, потом достала из кармана белый платочек и вытерла слезы с щек.

— Всего-то несколько дней, мама. — Мария лучезарно улыбнулась. — Ничего страшного.

— Я говорю о годах, тех годах, что ты провела здесь без меня.

Мария сморщила свой маленький лобик и удивленно насупилась.

— Но ты часто навещала меня и играла со мной. Когда папа привозил тебя. Он сказал, что у тебя важная работа, и ты не можешь пока постоянно жить с нами.

— Я играла с тобой? — изумленно переспросила я.

— Да, часто. Ты не помнишь?

— Конечно, помню, милая. — снова обнимая дочь, проговорила я.

— А сейчас ты поиграешь со мной?

— А во что ты хочешь поиграть?

— О, это так чудесно. Совсем недавно папа научил меня новой игре. Мы складываем кубики и рисуем картинки, но без карандашей и красок. Он рассказывал, что вы с ним тоже так играли в детстве.

Мне показалась, что я перестала дышать и четко осознавать реальность. Я чувствовала себя минным полем, готовым вот-вот взорваться. Мне хотелось рыдать от боли и смеяться от счастья. Как это возможно? Уместить в одном человеке ураган эмоций. Но я особенный человек. И моя дочь так похожа на меня. И на Адама….

— А папа часто рассказывал обо мне?

— Постоянно. Когда тебя не было, он говорил, что ты делаешь и как сильно скучаешь по мне, и как он скучает без тебя.

— Моя, милая. — шепнула я, гладя Марию по волосам. — Такая красивая. Тебе не скучно здесь?

— Нет. — она тряхнула косичками и задорно улыбнулась. — У меня много друзей. И со мной все время кто-то возится. Я тут не даю бездельничать папиным ученым. Иногда мы поднимаемся на сушу и гуляем или катаемся на аттракционах. Еще ходим есть мороженое и купаемся.

— Значит, ты счастлива?

— Особенно сейчас. Ты же навсегда вернулась?

— Да.

— И у нас будет настоящая семья?

— Да.

— И много братиков и сестренок?

— Очень много. — сквозь слезы улыбнулась я.

Прошло две недели. Я все время проводила с дочерью. Даже спала в ее комнате. Не могла расстаться с ней ни на минуту. Удивительно, как быстро она обучалась тому, на что у меня ушли годы. Адам не тревожил нас, словно понимая, что я пока не готова видеть его. Я не знала, что сказать ему, и как себя вести. Все мои мысли были поглощены дочерью, которой я была лишена на долгие пять лет. Винила ли я Блейка? Теперь нет. Обретенное счастье было выше обид. Наверно, он во многом оказался прав. Благополучие и свобода зависят только от нашего желания. Однажды я захотела забыть и начать жить сначала — так и произошло. А когда почувствовала, что мне мало того, что я имею, и не хватает главного — я начала искать. И нашла. Свою свободу и свое счастье.

И я сделаю все, что смогу, что способна, я сделаю этот мир, в котором будут жить мои дети лучше, чище и добрее. Я наполню его любовью, живущей и бьющейся в моем сердце. Чистой и бесконечной, как все во Вселенной. Мир, где царит Гармония и Бесконечная любовь. И нет места злу, жадности, алчности, и жажде власти, где сильный не пожирает слабого, где исчезнут мерзкие сущности, манипулирующие сознанием людей, заставляя их идти по ложному пути в поисках материальных благ, забыв о том, кто мы, и зачем пришли сюда. Мы откроем бездонные горизонты Вселенной и ее блага, ее силу и Единство. Пришло время вспомнить, кто мы и зачем пришли.

Я поняла это теперь. Четко и ясно, хотя, кажется, что знание, а точнее, осознание истины жило во мне всегда. В какой-то момент я свернула с курса, сошла с пути, и попалась в тиски материальной крепости, пошла по поводу своих страстей, страхов, эмоций, навязанных кем-то другим — обществом, контролируемым и подавляемым кем-то другим…. У порочного круга, в который вовлечены все мы, нет начала и нет конца. Но раз существую я, приоткрывшая завесу тайны, сорвавшая последнюю вуаль с человеческого лица Евы, у нас есть шанс. Увидеть миры, спрятанные от нас толстой стеной отчуждений, замаскированной под четкие модели поведения и социальной адаптации. Модели рабства и принуждения. Не следуешь им — ты изгой или психопат. Третьего не дано.

И я поняла, что и другая сила, та, что открывает глаза и дарит блаженство и любовь, та, что живет в нашем подсознании, как источник великого Единства каждого в каждом вовсе немилосердна и недолготерпима. Она не терпит неравновесия и готова пойти на жертвы, чтобы удержать Вселенную в первозданной гармонии. Великая сила наблюдает за нашими жалкими играми и попытками найти себя, давая нам невидимые подсказки и знаки, узреть которые способны лишь единицы. Остальные же уходят, становясь угасшими звездами стертых цивилизаций. Не нужно никого винить в том, что мы сделали сами. Единственная и всеобъемлющая истина дает нам последний шанс, посылая миру проводников, таких, как Адам Блейк, как я, подвергая тем же испытаниям, что и всех остальных. Нам предстоит долгий путь, сложный и полный камней преткновения, но мы справимся. Мы должны.

Я поняла, почему избрана. Я слишком люблю наш мир, чтобы позволить ему стереть самого себя. И слишком люблю, чтобы покинуть его сейчас. Я знаю, что люди пришли на землю, чтобы жить и дарить жизнь, любить и быть счастливыми. Но под гнетом негативных манипуляций над сознанием, они вынуждены приспосабливаться к цивилизации, непреклонно и целенаправленно стремящейся к собственному уничтожению. Они принуждены убивать и быть убитыми, повинуясь не законам Бога, но тем, кого сами пустили в свои души и сердца.

Я поняла, как сложно вспомнить то, что мы сами не хотим вспоминать. Нацепить маску равнодушия, плыть по течению, покупать, продавать, брать кредиты, и платить проценты, купаться в роскоши, бороться за выживание, скрываться за внешней скорлупой благополучия, быть как все, не задавать вопросов, заполнить свой распорядок жизни так, чтобы не осталось времени для слушания тишины, не осталось времени, чтобы поднять глаза в небо и не подумать, а осознать, что там вовсе не облака и звезды, а вымышленные картины иллюзий — вот, что толкает нас в пропасть.

Я поняла, что мы все связаны, и если один прозреет и сорвет последний покров, то цепочка просветленных и прозревших охватит все человечество, и рано или поздно мы вернемся к истокам. И построим новый мир, полный любви и света.

Я нашла Адама Блейка в темном кабинете. Он сидел за столом, сложив руки перед собой, как прилежный ученик. Я вошла и зажгла несуществующие лампы. Мы сами способны излучать свет.

Адам поднял голову и улыбнулся мне. В кабинете стало еще светлее. По телу прошлось тепло, посланное мне силой его взгляда. Мы сами способны излучать тепло, которого хватит, чтобы согреть десятки замерзших.

— Что мы будем делать дальше? — спросила я.

— Жить. — ответил он.

Спустя неделю Адам Блейк вернулся к управлению корпорацией "Технолоджи Бест", пост единственного заместителя заняла его жена — Дезире Аманда Вильмонт Блейк. Они купли маленький уютный домик на окраине Манхеттена, где поселились вместе со своей дочерью Марией.

Через полгода "Технолоджи Бест" перешла на международный уровень и приобрела десятки крупнейших компаний самых разных направлений деятельности — от производства лекарственных препаратов до выпуска газет и журналов.

Через три года в руках одного руководителя оказалась власть над всеми сферами жизнедеятельности человечества.

Через четыре — в мире закончились войны и были запатентованы вакцины от прежде неизлечимых вирусов и болезней, разрешились экологические проблемы и религиозные конфликты.

Через десять лет большая часть человечества открыла для себя, что мы не одни в этом мире, но в сущности своей являемся частью Бесконечного Единства.

"Я видел Райскую Птицу, она распростерла надо мной свои крылья, и я никогда не буду таким, как прежде.

Нет ничего, чего нужно бояться. Ничего.

Точно.

Жизнь, которую я пытаюсь ухватить, это то "я", которое пытается ее ухватить.

В самом деле, нечего больше сказать, когда мы возвращаемся к тому началу всех начал, которое вообще есть ничто. Только когда ты начнешь терять эту альфу и омегу, ты захочешь говорить и писать, а этому ведь нет конца, — слова, слова, слова. В лучшем случае это, вероятно, поминания, заклинания, ворожения, колдования; излучение, сверкание, радужные сияния на небе тьмы, все еще подходящие; такт, нескромность, вероятно, простительная…

Огни города в ночи, с воздуха, удаляющиеся, как и эти слова, атомы, каждый из которых содержит в себе свой собственный мир и всякий другой мир. Каждый — запал, чтобы тебя запустить…

Если бы я мог тебя включить, если бы я мог свести тебя с твоего жалкого ума, если бы я мог тебя различить, я дал бы тебе знать."

Лэнг Р.Д. "Расколотое "Я"