Пока Наташа смотрела, не понимая, что происходит с людьми и отчего они так суматошно бегают, поднялся ветер. Она обернулась, когда по спине ударило порывом, поднятыми им листьями и старой, сухой травой. А потом зажмурилась, когда в лицо швырнуло горстью пыли.
Радим стоял в центре трупного кольца. Уже не шатался. Он выпрямился и, безвольно опустив руки, казалось, тоже смотрел на тех, кто в панике бегал у машин. Девушка находилась вне линии его взгляда - и внезапно подспудно почувствовала, что лучше вообще убраться подальше с его глаз. То, что сначала показалось простым ветром, начало обретать форму. Это Наташа поняла, уже с тревогой чувствуя, как вихревая воронка, кружившая над кольцом с Радимом, начинает расширяться. Сильный поток воздуха трепал её волосы очень ровно и в одну сторону. Оглядевшись - защищаясь от пыли и грязи, она, начиная тоже потихоньку паниковать, додумалась лишь до одного - присесть так, чтобы не сбило с ног. Волчица немедленно подбежала к ней и улеглась рядом. Наташа сразу успокоилась немного: раз ассоциативный зверь рядом - значит, она поступила правильно.
К Радиму она боялась подходить. Но смотрела теперь только на него.
А он будто не замечал, что рядом кто-то есть. Снова опустил голову - на этот раз (видела Наташа) с определённой целью: взглянуть на трупы, загораживавшие ему путь. Девушка похолодела, когда ей показалось, что один из трупов шевельнулся под его взглядом!.. Но нет, это всего лишь ветер выдрал из-под мёртвых тел новые игрушки - обрывки бумаги; листья, кружевные от старости; клочья травы.
Резко обернувшись на скрежет, Наташа ссутулилась от ужаса, а потом и вовсе полулегла: машины, стоящие на кромке низины, задвигались... Лечь пришлось полностью: судя по безобразно грязному небу, на который она со страхом косилась и в котором мельтешил и носился разномастный мусор, начинался самый настоящий ураган.
Шелест и шорох вздымаемого мусора перемежались со свистом слишком сильного ветра, который воронкой кружил, начиная от трупного кольца. Наташа, прикрываясь от хлещущего ветра, взглянула на парня. Радим стоял уже с приподнятыми руками, приоткрыв ладони, словно неся в них что-то лёгкое. Только Наташа начала соображать, что именно этими ладонями он и творит ураган, как Радим, не глядя, переступил трупы. А потом полоснул ножом по ладони, повернулся и встряхнул кровь в сторону, взрыхлённую, пока сидел, ножом.
Пришлось распластаться на земле, потому что был миг, когда девушка испугалась, не снесло бы её в этом взвившемся ужасающем вихре, не закрутило бы. Ей даже захотелось оказаться внутри трупного круга, чтобы вцепиться в сломанную Радимом цепь. И таким образом остановить бешеное движение собственного тела, которое в этом ветровом аду просто не подчинялось ей.
Жмурясь от мелкого мусора, который её простреливал с одной стороны, Наташа продолжала наблюдать за Радимом, а тот...
Он внезапно, словно забыв, что нож ещё в его руках, вскинул руки к лицу, словно зарыдал.... И Наташа нисколько не удивилась этому жесту, если он и в самом деле... Ведь Радим сейчас находился в тех мгновениях, когда убивали его семью. Но и сочувствовать ему она не могла: едва он поднял руки к лицу, машины по всей линии с грохотом столкнулись, словно Радим с силой сгрёб игрушечные машинки в одну кучу, а потом отшвырнул их. И теперь стоял, трясясь от плача, - тяжёлым грохотом ломающихся машин и отчаянным криком людей прощаясь с близкими, кто ушёл для него прямо сейчас, в одночасье и навсегда.
Девушка лежала в нескольких метрах от него и не могла приблизиться даже на шаг. Он пропадал в круговерти урагана, ревущего уже так, что Наташа с трудом цеплялась за землю, за какие-то ненадёжные пучки трав, корни которых рвались сразу, стоило за них ухватиться. Ураганными порывами её сносило от парня всё дальше, но в какой-то момент она решилась - и поползла к нему, упрямо нагибая голову и стараясь не думать, хотя именно это и лезло в голову: она, именно она, стала причиной гибели всех тех, кто сейчас был на кромке этой низины. Волчица ползла рядом, и только её присутствие подбадривало и заставляло идти против отбрасывающего ветра.
Девушка думала - доползёт, а потом сообразит, что делать. Но мыслей - ни одной. Утешить его? Человека, который сейчас стоит посреди убитых родных, который машинально вытирает кровь своего деда с собственного лица, оплакивая и ненавидя? Который насильно возвращён в прошлое, чтобы пережить его заново?
Она доползла и не придумала ничего лучше, чем вцепиться в его ногу, потому что ветер здесь не был слабей, как она надеялась. Нет, она не взлетала, как тот мусор, но...
Додумать не смогла.
Она решила, что Радим оплакивает родных.
Но, едва только дотронувшись до него, будто упала в его личное пространство.
И увидела его глазами. И, задыхаясь, как и он...
Падала!
Сквозь слои множества пространств, настолько разных, что едва успевала замечать всё в них происходящее или только части обстановки!
Она словно слилась с Радимом, и это она стояла у леса, горбатясь и опираясь на добротный, отполированный многими прикосновениями посох, а рядом ворчал и порыкивал огромный медведь, охраняя её.
... И это она лежала, не в силах вздохнуть, придавленная тяжёлым мёртвым телом, безмолвно плача и застыв глазами на неподвижном лице деда, собираясь с виска которого на морщинистую щёку, щекоча, безостановочно и медленно, как в изощрённой пытке, на её скулу капала ещё тёплая кровь.
И она стояла у высоченного идола, спокойно наблюдая, как к его подножию медленной, ленивой рекой из сливов капища плывёт тяжёлая волна жертвенной крови.
А из-под придавившего её тела мёртвого деда она следила краем глаза, как плешивый человек морщится, потому что его подручные расплёскивают по избе вонючую жидкость, из-за которой адски хочется чихать и кашлять, несмотря на весь ужас, несмотря на необходимость прятаться и притворяться такой, как остальные, - мертвецом...
И она шла по полю, взрыхленному конскими копытами, чтобы время от времени останавливаться и наклоняться к тем раненым, кто слишком долго умирал и не мог умереть. И помогала им уходить с миром в страну, где их встречали и привечали...
И, задыхаясь в дыму, сквозь клубы которого мелькали жадные и юркие языки пламени, выползала из-под мертвеца туда, где можно было глотнуть просто воздуха, а не сжигающего глотку дыма, - к кухне, к квадратной крышке в подпол.
И парила над землёй, изредка взмахивая крыльями, чтобы удержаться на воздушным потоках...
... И вынырнула из пространства, потому что Радим закричал, потрясая над головой ножом, словно втыкая его уже в безумное небо:
- Будь ты проклят, гад! Будь ты проклят во все времена и на веки вечные!
И пространство, нынешнее, которое перед глазами и так сходило с ума, превратилось в нечто такое, в чём внезапно показалось чем-то обыденным потрясающее действо: из кучи на краю низины медленно поднялись в воздух машины, уже и так искорёженные. А потом они сбились снова в кучу - в воздухе! - и одна за другой обрушились лишь в одно место!
А парень всё-таки зарыдал, оплакивая своих убитых, своё мгновенное сиротство!
Он закрыл глаза ладонями, швырнув в сторону нож, стоял и трясся, как в припадке. Девушка плакала вместе с ним, пыталась встать и снова падала у его ног, сбиваемая мощными вихрями с мусором, который в обычном своём состоянии не казался столь убийственным. Сумасшедшие волны воздуха секли и рвали. И Наташа покорилась, перестала думать, чтобы встать... И плакала, лёжа у его ног.
Пока не почувствовала, что в жутком сумасшествии что-то изменилось.
Держась одной рукой за щиколотку Радима, она оглянулась.
Будто в видимом только ему коридоре спокойствия, к ним шёл Алексеич.
Он шёл легко, поглядывая вокруг так, словно что-то высчитывая. А устрашённая его спокойным шагом девушка, замерев, смотрела на него и подспудно ожидала, что его вот-вот ударит порывом - и он всё-таки не удержится на ногах. Но мужчина шёл деловито, и, приглядевшись, она обнаружила, что вокруг его ног мусор укладывается на землю, а потом, когда он проходил место, мелкие предметы снова взметались в воздух.
Он подошёл к Радиму, который втягивал воздух так, что Наташа слышала всхлипывающий звук даже в этой грохочущей круговерти... Он приблизился, чуть обошёл парня и осторожно положил на его плечи руки. Не обнял, просто положил ладони.
Они втроём очутились в отдельно взятом месте без вихрей. Сразу. За границами этого места буря продолжала бушевать... Недоверчиво поглядывая на локальный пыльный шторм, девушка сумела подняться. Грязная, иссечённая до царапин, замёрзшая до подрагивающих зубов, она оглянулась на Радима. Тот стоял, опустив голову... Алексеич тоже смотрел в землю, ничего не говоря.
Не веря глазам, Наташа смотрела, как постепенно угасает разбушевавшаяся непогода. Стихают вихри... Опадает собранный мусор, и развеиваются пыльные облака... Становится слышным происходящее вокруг: голоса людей, плач и крики с просьбой о помощи; скрип и грохот машин, которые явно держатся неустойчиво, и потрескивание огня на некоторых из них...
Когда слышимость стала нормальной, Алексеич, не отнимая ладоней от плеч парня, негромко позвал:
- Радим.
- Что? - сипло спросил тот.
- Пришёл в себя?
- Да. Я ухожу.
- Куда?
- Домой. Я здесь всё закончил. Пора.
Он передёрнул плечами, стряхивая с них руки Алексеича, и, не замечая ошеломлённой девушки, словно её и нет рядом, быстро пошёл в противоположном направлении от свалки горящих машин. А потом - побежал.
Наташа дёрнулась было за ним, но её ухватил за руку Алексеич.
- Что? Куда он? Среди ночи! - испуганно спросила она, выглядывая в тенях тёмную фигурку, быстро исчезающую в ночи. - Почему вы его не остановили?! Алексеич, что происходит?
- Прости, Наташа, - тяжело сказал мужчина. - Радим возвращается домой.
- Я слышала, что он сказал, но почему? Я не понимаю, что значит - закончил?!
- Наташа, он пришёл в наш город за своим убийцей. За хозяином. Кровь деда требовала отмщения. Она его вела к нам. Теперь она же позвала его в родные места.
- Как? Но ведь он сказал... - Глаза снова наполнились горячими и обжигающими слезами, но уже обиды и ужаса: вот так легко? Но ведь он сам уверял, что пришёл в город ради неё! Как он смел уйти без неё?! Бросив её?!
- Идём со мной. - Алексеич взглянул вниз, на её ноги, и, ни слова не говоря, подхватил её на руки и понёс. - Нам ещё со всем этим разбираться. Тебе бы надо ноги обработать, пока не пропорола чем... Володя! Помоги - быстро! Где твои ребята? Кто с этими бандитами разбирается?
- Я позвонил Олегу. Он со своими тоже здесь, - сообщил врач. - Мы сказали, что именно надо подкорректировать, чтобы потом не искали кого не надо. Наташ, как себя чувствуешь? Ладно, не говори, поплачь немного.
- Он... там... - беспомощно сказала Наташа, снова не в силах удержать слёз. - Один. Ночью...
- Не будет он один, не беспокойся, - угрюмо сказал Алексеич, посадил её в машину - кажется, Володи. И вынул мобильный. - Олег, ты мне нужен. Твои справятся без тебя?.. Нам надо будет взять одного пассажира и проехаться до одной деревни... Да, это важно. И очень. Ты как?.. Жду.
Олег не заставил себя ждать. Пока Наташе осматривали ноги, обрабатывали порезы и царапины, отчего она тихонько поныла и поохала: очень уж жжёт! - и перевязывали их, Олег забрал шефа.
Они уехали в ту же тьму, куда ушёл Радим. А уставшая, обессиленная Наташа, покорившаяся рукам целителей и врачей из команды Алексеича, не заметила, как Володя, критическим оком оглядевший её, махнул пару раз ладонью перед её носом. Она только поняла, что устала настолько, что нет сил сопротивляться, когда веки начали закрываться словно сами по себе.
Она многое пропустила, хотя, будь она бодрствующей, сказала бы, что ей это неинтересно.
Когда приехала полиция, кое-что стало известно о главных героях происшествия.
Хозяин Радима остался жив. Только смысла не осталось в его жизни. Он сошёл с ума. Как потом Наташе сказали, он просто сидит на месте и раскачивается, тупо глядя в пространство. Девушка промолчала, что это ей напоминает позу и движение Радима. И почему-то ей очень не хотелось бы войти в личное пространство плешивого мафиози. Почему-то ей всё казалось, что он застрял в одном из пространств Радима, проклятый парнем. Может, он застрял, сидя перед одним из капищ, когда один из предков Радима ещё не назывался колдуном, а возможно - волхвом... Впрочем, всё равно. Наташа бы ни за что не хотела бы снова увидеть его самодовольную морду, пусть сейчас и лишённую сознания...
Наума пришлось привезти в поместье Алексеича, потому что сначала без шефа никто не мог понять, что с ним произошло. Мужчину нашли сидящим на берегу той самой речки, в зарослях которой пыталась прятаться Наташа. Когда его позвали, он покорно пошёл на зов. И молчал. Алексеич приехал ближе к вечеру следующего дня, и его сразу вызвали к Науму, который был на время пристроен - под наблюдением, конечно, - в одной из гостевых его поместья.
Пробуждающаяся к жизни Наташа пошла вместе с шефом, когда узнала, к кому он идёт. Она тоже переночевала в поместье, правда, для неё жена Алексеича нашла спальню не в крыле дома, отданном для команды, а в жилых комнатах, где девушка и проревела остаток ночи и почти весь день до приезда шефа.
Когда к Науму вошли, Алексеич даже здороваться не стал.
Выглядывавшая из-за него Наташа увидела Наума сидящим на кровати и поблёскивающим глазами исподлобья, словно загнанная дворняга.
- Ну что, Наум? - брезгливо спросил Алексеич. - Не пора ли остепениться?
Наум, жалобно взглянув на него, внезапно бросился перед ним на колени.
- Алексеич, Бога ради, пожалуйста! Верни мне силу-у!! - завыл он так, что уже испугавшаяся его движения Наташа отшатнулась ещё и от этого вопля спрятаться за шефом. - Верни-и!! Христом-Богом прошу-у!! Как человека-а!!
- Дурной ты, Наум, - рассудительно и брезгливо сказал Алексеич. - Нашёл, когда за Господа хвататься... Он же тебя руками парня и лишил того, что в тебе было. Как человека... Ишь ты... Заговорил как... Был бы сам человеком - не было б с тобой такого. Володя, выведите его - и чтоб больше не пускать сюда. Руки об него марать не хочется, а нога чешется - под зад этому засранцу врезать!
Воющего Наума вытащили из комнаты, а потом и из поместья Алексеича. Оставили его на остановке, недалеко от поместья, как доложили вернувшиеся бесконтактники... Любопытство сквозь тяжёлое Наташино состояние всё-таки пробилось.
- Алексеич, а что с ним? - осмелилась она спросить.
- Что - что... - проворчал шеф, устало севший на ту же кровать, где недавно был Наум. Девушка пристроилась рядом. - Его чёрная энергия вошла во взаимодействие с силой Радима. Но где ему с Радимом справиться?.. В общем и целом... Радим его, сам того не осознавая, запечатал. Наум теперь сам себе беда. Вот пусть и поживёт теперь, прочувствует на себе все тридцать три удовольствия быть вечным неудачником.
Посидели, помолчали. Потом Алексеич сказал:
- Ну, говори. Вижу ведь, что сказать хочешь.
Наташа сглотнула и, сдерживаясь, чтобы снова не разреветься, спросила:
- А как же я? Он уверил меня, что пришёл в город из-за меня! И - ушёл. Не посмотрел на меня... Как будто... я пустое место. И... как мне теперь жить? С этим? - И уже совсем растерянно добавила: - Вы же ехали с ним! Он... спросил обо мне?
Алексеич молчал, глядя в пол. Заговорил неохотно.
- Наташа, ты взрослый человек. И понимаешь, что жизнь иногда устраивает такие повороты, что...
- Короче, он меня забыл, - тихо закончила девушка.
- Как забыл все шесть лет после смерти семьи и деда, - подтвердил Алексеич.
Наташа хотела было встать, но не выдержала. Тревога за парня заставила спросить:
- Вы довезли его к утру. И как он там?
- Утро уже позднее было. Народ вовсю работал, - сказал, вспоминая, шеф. - Пришлось доехать по всей деревни до конца. Дом деда чуть на отшибе был. За шесть лет никто не решился даже притронуться к сгоревшему срубу. Дождь да снег постарались, конечно... Но выглядело пепелище не страшно. Всё место под иван-чаем будто утонуло. Май - месяц-то. Вроде для цветения кипрея рано, но на пожарище он цветёт так, будто середина июня уже. Сплошной сиреневый цвет. Слышал я, что кипрей любит сгоревшие места, но такого воочию никогда не видел. Он, иван-чай, будто прятал эти чёрные брёвна.
Помнишь, нам рассказывали, что Радимовка хиреет после смерти деда-колдуна? Пока по самой деревне ехали, насчитал я домов десять только на одной этой улице брошенными. Может, конечно, их и на продажу выставили. Но уже хорошо видно, что в последние годы там уже не жили. В деревнях не разбираюсь, но даже мне показалось - слишком уж тихо в Радимовке, запустение какое-то чувствуется.
Парень всю дорогу спал. К пожарищу подъехали - проснулся, вышел. Постоял перед сгоревшей избой, потом во двор зашёл. А там огонь тоже ничего не пощадил. Только в саду банька осталась. Он на скамью у той баньки сел и оглядывается.
А мы с Олегом тогда и сообразили, что ни у одного магазина не остановились, чтобы ему хоть на первое время продуктов прикупить.
Только уговорились было съездить в местное сельпо - глядим, а от соседнего дома две женщины идут. Она - совсем древняя старуха. Вторая - наверное, под семьдесят, поживей будет. На нас даже не взглянули, а сразу - шасть к баньке, тут же с Радимом заговорили. Та, древняя, мгновенно вторую за хлебом с молоком послала.
В общем, пока мы думали да смотрели, у Радима полдеревни перебывало. Чего только ни принесли: пирогов, молока, мёду, даже кастрюлю с горячим супом. Потом смотрим: дед какой-то ту же баньку растопил, повёл парня мыться.
Алексеич вздохнул.
- Прости, Наташа, но думается мне, что парень вернулся на землю, которая его просто так не отпустит. Сила его оттуда, с земли той. Мы проследим, чтобы он побыстрей документы получил, без волокиты, да легализовался в жизни. Но, положа руку на сердце, скажу тебе точно: не вернётся он сюда.
Наташа только глотала слёзы, стараясь не слишком всхлипывать...
- И вот что, Наташа... Пока отстраняю тебя от всех работ. Отдыхай. Ты слишком много пережила, чтобы требовать от тебя рабочего настроения. А вот когда успокоишься... - Он снова тяжело задумался.
Девушка встала с кровати. Отошла к двери.
- Я пойду, - нерешительно сказал она.
- Иди, Наташа, иди...
До квартиры её довезли. Примчался встревоженный новостями Игорь, ахнул на её перевязанные ноги и лично перенёс сначала в машину, а потом из машины - в дом. Одну не пустил, узнав обо всех перипетиях, которые ей пришлось испытать. И Наташа была очень благодарна ему, особенно когда добрались до квартиры.
Когда её похищали, Наум легко сорвал ей сознание, и девушка беспокоилась, не помня, закрыта ли была квартира, как бы её не ограбили. Чужая же. Снятая.
Игорь первым вошёл в дом, когда она поделилась с ним своим опасением.
- Наташа, всё нормально, - доложил он, не только добросовестно обойдя комнату и кухню, но и выглянув на балкон.
На всякий случай он посидел с нею немного, пока она снимала бинты с ног, пока отмывалась в ванной комнате. Потом велел показать свой холодильник и ушёл уже успокоенный, что с такими продуктами она не пропадёт.
После ухода бесконтактника Наташа села на диван, где спал Радим, взяла подушку, прижала к себе... С перерывами на воспоминания проревела сутки. Даже спать не могла.
Следующий день принёс пустоту. Девушка бродила по квартире, не могла остановиться, не могла посидеть, ощущая полную пустоту.
- Ты как будто и меня увёз, - лишь поздним вечером прошептала она, глядя с балкона на сияющий, равнодушный к её бедам город.
Ранним утром третьего дня она подошла к стулу, на котором до сих пор висели и лежали вещи Радима. Те, которые они вместе покупали, чтобы он мог нормально жить в её квартире. Она сгребла их охапкой и постояла, глядя на них и не видя. Потом бросила всю кучу на диван и снова некоторое время смотрела на неё.
- Я только... - медленно начала она говорить вслух. - Я только отвезу ему то, что мне не надо. Только отвезу, - повторила она, словно убеждая себя. - У него же своих вещей нет. А я всего лишь привезу. И сразу уеду.
Она ещё с минуту вглядывалась в его вещи, словно пытаясь понять, правильно ли она придумала. А потом быстро сложила их в стопку, сунула в пакет. Бросилась по комнате одеваться, собирать необходимые для небольшой поездки вещи.
- Шесть часов туда, шесть - обратно, - бормотала она, быстро влезая в джинсы и прыгая в них, застёгиваясь. - Приеду назад поздно, но ничего. Главное, чтобы автобус был на обратный путь. Надо бы на автовокзале посмотреть расписание. Я же быстро. Только вещи ему оставлю - и назад. Он, может, даже не поймёт, что я ему знакомая. Я даже говорить с ним не буду. Я - быстро. Туда - и обратно.
Она вытащила из кладовки небольшой рюкзачок, сунула туда пакет с вещами Радима, бросилась в ванную комнату, понервничала там, соображая, нужно ли отвозить ему его зубную щётку и пачку неизрасходованных бритв. Строго сказала себе:
- Мне его вещей не надо!
И эти предметы тоже перекочевали в рюкзак.
Добавила бутербродов себе на дорогу и быстро выскочила из квартиры. Только бы не передумать!..
На автовокзале долго не могла понять, как ходят автобусы. Сообразила только одно: если она и успевает в Радимовку, то назад автобуса уже не будет. Пришлось проанализировать карту, чтобы решить, как быть дальше. Нашла. Рядом с Радимовкой есть небольшой городок. Там наверняка найдутся гостиницы. Решив проблемы с ночёвкой, Наташа со спокойной душой купила билет и через полчаса ехала в жарком и душном автобусе. Теперь оставалась последняя проблема. Если Радим спросит, откуда у неё эти вещи, надо придумать, что ответить. Потому что именно её, Наташу, он не вспомнит. И лучше его не тревожить тем прошлым, которое было для него теперь за семью печатями.
"Скажу - друзья переслали, - решила Наташа. - В конце концов, он должен поверить этому. Ведь друзья могут быть в любой жизни".
И впервые за несколько дней после ухода Радима из её жизни она уснула спокойно, подложив между плечом и окном автобуса свой рюкзачок.