Ночь зимнего солнцеворота на мабрийской базе оказалась жарче самого жаркого июльского дня. Позднее Блейки, описывая в лицах эту фантастику, упоминал только бесконечное "мать-мать-мать" во всех вариациях и от всех, кого он знал, без исключения.

Во-первых, под вечер из ворот базы выполз явно обозленный разговорами Грин, шерсть на котором стояла дыбом, а узорчатый хвост яростно сокрушал окрестные сугробы, и, не сказав дурного слова, в несколько прыжков повалил экс-пилота, художественно подрав на нем одежду.

— Ты ведь знал, что я маг? — говорил Грин, нарочито выпуская когти в опасной близости от блейковых глаз. — Знал и понимал, что я так просто не смогу оттуда уйти? Понимал, гаденыш? Знал, что мне вообще не стоит заходить на твою базу, а? Что, сдал меня за свои детали, стручок лерейский?

— Так кто ж тебя подписывал? Я, что ли? — слабо оправдывался Блейки, с ужасом понимая, во что не мог не вляпаться любопытный полукошак, но оправдывался неубедительно, и с образцово-показательными царапинами на физиономии был буквально вкатан в ворота базы, после чего сфинкс успокоился, набросал задними лапами небольшой сугроб снега туда же, на ворота, и отправился на блейково кострище коротать ночь.

А за воротами Блейки уже ждали люди майора Стейла. Майор Стейл был ласковый и ядовитый, как степная гюрза в брачный период. Майор ждал Блейки в уютной бетонной комнате с голыми стенами и стульями, приваренными к полу. Майор пил кофе и спрашивал до тех пор, пока у Блейки не отсох язык отвечать. Потом сам майор вышел, как видимо по делам, и спрашивать стал заместитель майора. Потом заместитель заместителя.

В процессе содержательной беседы Блейки понял, что его коварно заколдовали и похитили, непременно против воли, и это был полный кошмар и конец всего, и даже оправдываться не пытался, говоря, что все так оно и было, как там у них записано, потому что записано все верно, и он все это двадцать раз подтверждает, и всеми конечностями говорит, что так оно и происходило…

Потом вернулся опять майор, но к тому времени Блейки как-то немножко уже разучился различать человеческие лица, поэтому не увидел, что вернулся он с полковником Мораном.

Зато почти сразу услышал, и слушал еще долго, потому что полковник Моран тоже имел день и особенно вечер насыщенный, и до кондиции дошел намного раньше, чем дошел до Старра.

Каждый из тех, кого полковнику после беседы с Грином пришлось вводить в курс дела, считал своим долгом сначала поделиться с Мораном своими соображениями и комментариями по поводу услышанного, а потом — по поводу последовавших распоряжений и приказов, которые, как оказалось, внезапно стало можно обсуждать.

Начал, разумеется, Стейл, воспринявший дивную историю пленения Блейки Старра именно так, как и следовало ожидать от особиста. И полковничье: "Сейчас Грин его нам отдаст, забирайте на допрос и убедитесь, что все так и было," — тоже понявший верно, но крайне невосторженно.

Стейла пришлось брать на цель их миссии, важность грядущего договора и "не можем же мы усомниться в словах полномочного посла!", но майор был человеком умным и браться вот так сходу не хотел. Хотел он поторговаться, и вообще — что-то он не видел, чтобы их "посол" предъявлял хоть что-то, могущее сойти за верительные грамоты. Тут уже Моран рыкнул о своем безразличии к последнему обстоятельству коротко и нецензурно, уточнив, что оценки доктора Ренна должно быть достаточно, а если даже нет — этот крылатый хотя бы не заявил сходу, что он человек простой, а такие сложные вопросы должны решать деревенские старосты — и не в той же ли степени безразлично майору Стейлу, какого именно вождя аборигенов показывать комиссии из СОМ, если других все равно хрен кто найдет?!

Стейлу, в общем-то, было безразлично именно настолько, но своей шкурой и карьерой он дорожил, а попасться на горячем опасался больше полковника, поэтому склонять его к сотрудничеству пришлось почти полчаса, прежде чем тот наконец согласился признать, что главный тут пока еще именно Моран, и ушел задавать Блейку Старру правильно сформулированные вопросы.

Стейл ушел, а легче не стало, потому что полковника тут же взяла в оборот научная группа, и Ренн, как старший по возрасту и по влиянию, вежливо поинтересовался, отдает ли Моран себе отчет, кто на изложенных Грином условиях сюда попадет?

Моран, как всегда после общения с "любимым" замом, отдавал себе отчет в том, что пора идти спускать пар где-нибудь на стрельбище, если он не хочет начать орать на неповинных подчиненных, но вместо этого пришлось слушать прогнозы людей умных и без иллюзий: что в колонию Мабри вложила бы все лучшее, как в ценнейшее приобретение всего народа, а в такое, где ничего не будет их, мгновенно вышлет все отбросы общества; что на планету, которая будет описана как мир, принимающий беженцев, рванут представители всех планет Союза, где есть проблемы с перенаселенностью; что наверняка позаключаются еще договора и понаедет кого только не; и что не объяснить таких вещей аборигенам просто подло, они же сами не представят масштаба этой катастрофы, пока не станет слишком поздно… И, в конце концов, самому же полковнику должно быть ясно, что руководство куда больше оценит договор полноценный, который будет выгоден и для Мабри, и для местных жителей, и лично для Морана.

Морану было ясно, что теперь на карьерные соображения берут уже его, и что он тоже браться не хочет, и не хочет даже торговаться. Хотел он послать "почтенных мудрейшин" далеко и извилисто, а если кто из них не пойдет, то разогнать хотя бы по спальням, поскольку тот же Ренн уже в том возрасте, когда вредно переутомляться, но пришлось слушать, делать лицо посолдафонистей, и чем дальше, тем больше испытывать чувство солидарности со Стейлом, который на все речи ученого ответил бы, что на аборигенов он кладет, а дома только чище будет.

Сам Моран, прожив здесь тридцать лет, на планету и ее жителей положить уже, пожалуй, не смог бы, но насчет дома был согласен, а относительно договоров прекрасно знал, что тут еще все, как говорят местные, вилами на воде писано, но переспорить всю группу специалистов — в третьем часу ночи! — было сложнее, чем заткнуть, заткнуть — значило признать поражение, а подводить каждого из них к мысли заткнуться самостоятельно — так же утомительно и долго, как переубеждать.

Особенно с учетом того, что полковник был вовсе не уверен относительно того, в чем именно требуется старичье убедить, поскольку на третьем круге аргументации безнадежно запутался, кто какие отстаивает позиции, а вдобавок прекрасно понимал, что ни он, ни Ренн с Дийсом, ни тем более физик-транс Дельм в конечном счете ничего решать не будут. На восьмом предложении о перемирии, звучавшем как: "Доктор Ренн, господа, вы можете изложить ваши соображения вышестоящему руководству", — хотя бы доктор Ренн наконец то ли признал, что Моран все равно будет не более чем выполнять приказы, то ли того же Морана просто пожалел, то ли понял, что еще немного, и полковник, одновременно затраханный и обозленный, против всех своих принципов сольет их крамольные речи своему бдительному заму.

Что именно заставило Ренна уняться, Морану было уже все равно. Главным было, что следом отступили и все остальные. А на дворе стояла глубокая ночь, наутро ожидалось продолжение переговоров с Грином, еще было неизвестное дело Старра… И прямо сейчас требовалось убедиться, что сам Старр все понял правильно, общение с безопасниками выдержал и никого неправильным ответом в протоколе не подставит.

Убеждаться полковник и пришел, а заодно намеревался поинтересоваться у Старра хотя бы сутью его дела, но к моменту прихода в допросную находился на такой стадии кипения, что обрушился на бывшего пилота сходу, и только к пятнадцатой минуте монолога понял, что его речь сводится к: "Твое счастье, дебил, что ты нужен этим крылатым, а нам нужен договор с ними, да если б не — тебя бы уже закопали!" и "и я надеюсь, твое гребаное дело стоило этой возни, урод, иначе..!" Это никуда не годилось, а с ужасом отловленное в собственных словах "гуманисты х***ы!!!" уж вовсе ни в какие ворота не лезло, поэтому Моран, из последних сил затормозив разогнавшегося самого себя, спешно свернул разнос, завершив его предложением валить спать в гостеприимно предоставленную камеру, излишне роскошную для умеющих только неприятности создавать дезертиров, радоваться незаслуженной легализации и помалкивать, ибо шаг влево и шаг вправо от легенды плачевно кончатся для всех, но Старра в этом случае уроют первым.

Старр понял. Он был не дурак, Блейки Старр, он был просто цоппер. Язык у него уже не ворочался, а все возражения насчет того, что когтистого крылатика он же сюда и приволок и "спасибо" за это еще не слышал, давно присохли у него к глотке. Блейки не хотел ничего, а только того, зачем заварил всю эту кашу, и, как всякая порядочная мышь в мышеловке, надеялся, что кусок сыра не слишком протухнет к тому времени, как он до него доберется.

* * *

Остаток самой длинной ночи в году Блейки благополучно проспал. Зато Грину было не до сна: сидя у полузатухшего костра, он пытался дотянуться за ответами к тому единственному существу, которое одно и могло ему помочь в том, за что он взялся. Грин вспоминал мастера Тесса, искалеченного тем миром, откуда пришли люди Морана, и свои сны, в которых с теми же людьми творилось жуткое, огонь и пластик, настороженность базы, отчаянные взгляды людей с нее же, огромные ресурсы знаний и непонятную дверь-через-миры. Слова превращались в образы, образы переплавлялись в эмоции столь сильные, что под пронизывающим ветром горной вершины взрослый полу-кот Грин дрожал, как новорожденный котенок.

Давно скрылась за тучами луна-Старуха, и Сестра безуспешно пыталась прорваться сквозь облака, и ночь была ветреной и ненастной, и Грин все смотрел на огонь, время от времени тихонечко взывая, и волки с дальних заснеженных склонов отвечали ему. А потом сфинкс услышал недовольное:

— Хорош орать, оглох уже! — и подскочил на месте, потому что вместо костра увидел громадный золотистый глаз с красной радужкой и угольно-черным кошачьим зрачком, а сам он сидел прямо на огромной каменной драконьей морде.

— Чего шумишь? — спросил старый дракон, и Грин подушечками лап почувствовал глубинное ворчание земли.

Внезапно стало тепло, и сфинкс распластался по гигантской бугристой поверхности, приник к ней пушистым брюхом, обнял крыльями и попытался мысленно показать людей, и чего они хотят, и пожаловаться, что попал на такое трудное дело, и не знает, как теперь быть и можно ли тут вообще что-либо сделать. Это оказался настолько щенячий скулеж, что старый дракон слушал его долго, изредка вздыхая и прикрывая огненно-золотистый глаз шершавым, как будто чешуйчатым веком.

Но вот сфинкс устал, замолчал, и тогда заговорил дракон, и его речь была не слышна человеческому уху, но в небе на короткое время тучи разошлись, и в чистой, темной вышине вспыхнуло и заполоскалось северное сияние, а потом холодный ветер опять яростно засвистел над самой землей, хлестнул снегом, взвился повелительно, запрещая выход зверю разумному и неразумному из теплых убежищ. Там, в самом сердце снежной бури Дракон разговаривал со сфинксом и одновременно словно бы срастался с ним, так что посторонний увидел бы вместо крылатого зверя скалу, по очертаниям похожую на того, кто только что сидел у костра.

Дракон говорил, он был всем, он был всегда, он знал все и всех от начала времен, он был единственным, кто мог что-либо позволить или запретить, и Грин тоже видел все живое в мире его глазами, и больше всего это было похоже на тесто или на жидкую глину, и самой юной, самой пластичной, самой отзывчивой массой — слоем на шкуре дракона оказались люди. Неубиваемые, хорошо адаптируемые к любым условиям. Можно ли было сказать, что дракон их любил? Нет, такого понятия не было. Но эмоции были, иногда такие сильные, что вся душа у сфинкса переворачивалась то от радости за ловкость ума и красоту человеческих творений, то от злобы за нерассудочность и разрушение того, что сам старый дракон творил тысячелетиями.

Они говорили всю ночь. Дул ветер, мела метель, и казалось, что снег будет сыпаться с небес вечно, пока в его холодных сугробах не скроются горы, и порой казалось даже, что за этой вьюгой нет ничего, кроме темной пустоты и рассвета не будет вовсе. Но вот дракон показал все, что хотел, а Грин его понял, и небо понемногу посветлело, а снег из ослепительно белого превратился в светло-серый.

По-прежнему на базу падали снежинки, по-прежнему над горными склонами кружила вьюга, а через высокую стену базы перелетел наглый рыжий зверь, встряхнулся, выбив попутно мешающие замки электроразрядом, дошел до переговорной, пачкая мокрыми лапами идеально чистый пластик пола, залез на светлый диван и блаженно заснул.

* * *

К моменту, когда Грин вынес одну за другой восемь дверей по пути к переговорной, база уже, мягко говоря, не совсем спала.

Полковник Моран, к примеру, вовсе даже совсем не спал — задолго до Грина, в ночь, вернулся из неофициально одобренной самоволки Ганн и передал от Старра записку о желании переговорить лично с комендантом, написанную еще до того, как серия плюх и пинков когтистыми лапами сфинкса обеспечила экс-дезертиру возможность переговоров и с Мораном, и со Стейлом, и всеми, кто еще был уполномочен вести допросы.

К записке полковник отнесся философски-недобро, рассудив, что независимо от того, когда послание было написано, желание Старра следует удовлетворить. А если уж ради лишнего сообщения об этом желании подняли Морана — возвращенцу тем более нехрен разлеживаться. Поэтому Старр также поднят был до рассвета, а к рассвету они с полковником уже ожесточенно спорили:

— Торговая сделка! — звенел Блейки, у которого к тому времени отчаянно болела голова, а остатки разума отчаянно рвались обратно, спать, и желательно подальше от этого дурдома. — Всего-то ничего, полковник! Что вы хотите за детали по списку? Давайте уже говорить за предметы, а не за эмоции!

— Ни те, ни другие одушевленными не являются, чтобы за них говорить! — ответно гремел Моран. — Равно как и с вашей стороны я пока что ничего, кроме эмоций, не наблюдаю — и не вижу смысла обсуждать поставку чего бы то ни было в случае, если вы отказываетесь сообщить, для каких целей поставленное будет использовано!

— Для людей оно будет использовано! — возмутился Блейки. — Таких вот, с руками, ногами, мозгами тоже! Надеюсь! Вы хотели колонизации — вот она, помогайте, давайте! Сидите тут, как треска на яйцах, тудою и сюдою, каких-то несколько транзисторов, резисторов, чего там еще? Чего вы хотите за них? Я много могу и сам рассказать, и где угодно посмотреть.

Кстати, Грина тоже я привел! — напомнил Блейки, как ему казалось, скромно и ненавязчиво. — Мне за это что-нибудь да полагается, а? Полковник?

— Жизнь вам за это полагается! — припечатал Моран. — Ваша никчемная, а впридачу беседа — данная конкретная эта, также не страдающая до сих пор полезностью! Можете рассказать — начинайте немедленно, сведения с утра — транзисторы к вечеру. Какие города объединены радиосетью, какая организация ее контролирует, какое отношение к ней имеете вы и какое имел Вульфрик Дорр — за "какие-то несколько" единиц оборудования, которые придется либо отрывать из собственных скудных запасов, либо заказывать через Врата — стоимость поставки в надцать раз выше стоимости товара! — я за все это хочу кон-кре-ти-ки. Информации. Максимально подробной. Вперед.

— Да ой! Да ну! Да жизнь моя! — паясничал Блейки. — Убьете меня — тем более ничего не узнаете, сначала гарантии и предметно, потом информация!

Обсказать все по карте, да с маршрутами — поверьте, стоит того, чтобы дешевые железки, которых на свалках Мабри немеряно, сюда переправить. Тем более, что уж не за ваш личный счет. Вот тут список — сначала вы говорите мне, что мы с ним можем, потом я рассказываю вам за радиосвязь.

И, поверьте, скажу все честно. Хотя дела вот именно ваши и Дорра я знать не знаю, как были сделаны. Что, старик и вас за нос водил, а? А я не буду, не тот человек. Мне… квалификации не хватает, вот!

Моран фыркнул, внезапно приходя к выводу, что ему надоело орать.

— Что расстрелянный, что ведущий себя так, как вы ведете сейчас, вы нам одинаково бесполезны. Затевать геморрой с изучением вашего списка, не получив предоплаты, я не намерен. Или вы принимаете наши условия, или я отдаю вас Грину строго в соответствии с вашей легендой, и пусть он делает с вами, что захочет.

— Так ваша база — ваши условия, — живо откликнулся Блейки. — Надо бы мне понять, где ваше "все-все-все" совпадает с моим, и будем радоваться вместе.

Полковник возвел глаза к потолку камеры, где происходила беседа.

— Вам повторить вопросы? — фыркнул он. — А я-то думал, вы теперь штатский, Устав послан, своя голова включена. Или все еще надо медленно и два раза?

— Какие города, кто контролирует, принципы связи и какое отношение имеет Дорр, но не здесь, а за картой, и там, где мне будет удобнее, чем здесь, — отгавкался Блейки.

— А также, какое отношение имеете лично вы и для получения выгоды какого рода детали нужны лично вам. Эти ответы прямо сейчас — и все остальное будете рассказывать в отделе обработки информации, под чай, каф и глобус, после полноценного завтрака и обсуждения вашего списка деталей с техническим специалистом.

— Тогда слушайте меня в уши, и понимайте, что лично мне с этих приемников не будет ничего, кроме удовольствия видеть вас, полковник. Зато много радости будет тем, кто осваивает сейчас степной тракт, наглухо заблокированный нелюдью. Чтобы иметь с переселенцами постоянную связь, надо как минимум два аппарата, и желательно, чтобы сигнал шел голосовой, понятный любому, а не только тому, кто знает телеграфные коды. Хотелось бы, чтобы эти передатчики шли под маркой гильдии, которая меня приютила, и чтобы у нее было приоритетное право общения с вами, разумеется, через меня конкретно, — ухмыльнулся экс-пилот.

— Перевод: вы работаете на организацию, заинтересованность в расширении которой у вас достаточно велика для риска, связанного с возвращением сюда, и, соответственно, для ответа на вопрос об отношении, — удовлетворенно констатировал Моран. — Но чтобы вы согласились сообщить то, что у вас с самого начала и спрашивали, пришлось потребовать у вас в пять раз больше, но позже, и получить согласие и на это тоже.

Пощурился на Старра задумчиво.

— Мне начинает нравиться ваша манера вести дела. Поднимайтесь, мы идем в техотдел за деталями.

* * *

Старший мастер группы наладки Стемм в ночной дискуссии не участвовал, выслушав только полагающуюся ему по чину справку и без лишних вопросов удалившись спать.

Последствия этого выбора были видны невооруженным глазом: Моран, во всяком случае, поглядев на свежего и бодрого спеца, перестал сомневаться, считать ли неучастие последнего в дискуссии о гуманизме признаком опасного "положительства на" или все-таки ценнейшего в их суровые времена здравомыслия — положительством тут и не пахло.

В частности потому, что когда полковник передал Стемму список деталей, начертанный на местной бумаге и местным пером, но явно неместным почерком, сообщил коротко: "Запчасти для ремонта передатчика дорровой модели", — и задумчиво сощурился на спеца, ожидая комментариев, комментарии оные последовали незамедлительно:

— Каким идиотом надо быть, чтобы пять аппаратов сжечь одинаковым способом?! — мастер возмущенно воззрился сперва на полковника, но тут же перевел взгляд на Старра.

— Сожгли только один! — запротестовал Блейки. — Остальное запчасти! Мало ли как с этой планетой обернется. Туда один предохранитель, сюда один транзистор. Всякое бывает.

— Что, вот прям до такой степени? Можно подумать, в первый и последний раз просите… — фырк Стемма сопровождался косым взглядом уже на Морана, и полковник фыркнул тоже, по опыту зная, что еще ни один из соскочивших на планету сыновей гордой Мабри не обходился без нытья о технике или иных благах цивилизации, без которых жизнь ему, может, и мила, но вот сколько-нибудь полезных сведений о чем угодно он поставить ладно бы не хотел — не может.

Впрочем, со Старром ведь сговаривались о разовой сделке…

— В данном случае, мастер Стемм, действительно — в первый и последний, — сообщил Моран. — Единичная поставка в обмен на единичный же отчет. Запрос выполним?

Стемм задумался, с сомнением глядя на бумагу.

— Поставка по запросу, — живо добавил Блейки. — Кто знает, что может случиться через год? Я, например, ни за что не поручусь. Сейчас — по запросу, с возможностью делать такие запросы еще и еще.

Моран напрягся, готовый осаживать Старра с его одномоментно размножившимися запросами.

А Стемм из задумчивости немедленно вышел.

— Все выполнимо, но в качестве ЗИП для передатчика уж очень специфично. Вы уверены, что вам именно все это надо?

— А потом может понадобиться уже даже не передатчик, — обрадовал специалиста Старр, — а что-то еще, сильно необходимое тут, но невозможное сделать самим, технически. Я хотел бы оставить за собой возможность спросить, если что такого образуется, а?

— Если вам нужно нечто конкретное, лучше озвучить сразу требуемый результат. Мы подберем оптимальную комплектацию… — начал дежурно советовать Стемм, но полковник его перебил.

— Дополнительные запросы придется дополнительно же и оплачивать. "Возможность спрашивать" — отдельно. И не в той форме, которую вы уже успели продемонстрировать. Если желаете постоянного технического сопровождения — готовьтесь исправно, стабильно, по графику поставлять сведения, нужные нам.

— Рассказать, что где творится — не вопрос, — кивнул Блейки, — Вопрос в том, что я сам не могу сказать конкретно заранее, что понадобится от вас еще и когда. Точные сроки здесь вообще понятие относительное, знаете ли. Но договориться в режиме "а вдруг" хотелось бы.

— Не "рассказать", а "рассказывать", — подчеркнуто поправил его Моран. — И даже докладывать. По расписанию. И получите гарантированные услуги техподдержки на правах, которые имеет любой наш полевой агент.

— И что, даже контрактик покажете? — поинтересовался Блейки.

— Старр, я не пойму, кому это надо? — тут же огрызнулся Моран. — Вас дело интересует или возможность попаясничать? Хотите — насыплем вам хоть сейчас кулек этих деталей, запишем ваш рассказ — и идите, идите. К поклонникам ваших манер и ваших выступлений.

— А давайте, сыпьте, — внезапно согласился Старр. — Попробуем своими силами.

— Мастер Стемм?

Стемм пожал плечами:

— А нам какая разница? Сейчас пробью по складу, должно быть все или почти все. Но за работоспособность конечного изделия и всевозможные "мне было надо не это, можно поменять" я не отвечаю.

— Если точно по списку и столько, сколько там указано, — отбарабанил Старр, вспоминая тессову рожу, — то, скорее всего, менять не придется. И кстати, у вас там дополнительно приличных флюсов не найдется?

— Приличных — это насколько? — задрал сразу обе брови Стемм. — У нас плохих не водится.

"Ах, ты ж…" — выругался про себя Блейки, который ничего не мог сказать за качество флюсов, а вслух ответил:

— Ну, тогда кладите, как для себя.

Стемм согласно шевельнул плечом, Моран кивнул подтверждение, и на этом стадия обсуждений закончилась.

Точнее, прервалась, потому что полчаса спустя, когда Старра уже вовсю взяли в оборот в отделе изысканий, разбирая структуру организации Тесла, Стемм отзвонился с сообщением, что все бы хорошо, но вот позиций пять и восемь списка на складе не нашлось. Есть номинал поменьше, сколько угодно. Или же можно заказать на Мабри, правда, тогда придется подождать.

Ожидание Блейки и выбрал, заодно заикнувшись, что не прочь покрутиться на базе, и особенно в техотделе, заодно слегка подучившись, но тут уже Моран недвусмысленно заявил, что бездельники, отвлекающие персонал от работы, нужны ему на объекте менее всего. А потому задержится Старр здесь ровно столько времени, сколько займет у него изложение обещанных сведений, сбор вещей и обед, после чего будет отправлен небом в ту точку планеты, куда пожелает быть доставленным, и туда же — или в любое иное оговоренное место — отправятся следом за ним и детали.

Блейки такой вариант решительно не устраивал, а потому он принялся торговаться, как мог. Он паясничал, гримасничал и просил у Морана разрешения остаться на "Крыле" до комплектации заказа в любом качестве, даже снегоуборщика, но в ответ услышал, что его теперь классифицируют как аборигена, а по уставу местных запрещается нанимать в качестве технического и обслуживающего персонала.

Убедившись, что обаяние его не работает на мабрийской базе так же безнадежно, как порой не работали мабрийские Врата на планете, Блейки начал тянуть время за счет своих непосредственных обязанностей так, что добился эффекта прямо противоположного: спустя часа три расспрашивавший его Тердори Дийс сдался и предложил Старра отправить с базы немедленно, ждать комплекта хотя бы в Шельте, в неделе пути до "Крыла". А чтобы уговор был выполнен и Блейки было бы не скучно, с ним в Шельту отправить полевика, способного вести беседы о группе Тесла сколько угодно. Но — на нейтральной территории.