Ах, как обрадовался доктор Мьонн, когда на следующий день Грин засунулся к нему и полюбопытствовал, о чем хотелось бы узнать почтенному целителю!

Вся биохимия, вся электроника, вся волновая графика, доступные почтенному доктору, были брошены полное сканирование одного несчастного неосторожного кошака.

Ласково забирая кровь и слюну на анализ, опутывая Грина проводочками, засовывая его под рентген и ультразвук, Мьонн не переставал восторженно, увлеченно кудахтать о том, как несказанно он счастлив получить, наконец, такой уникальный, небывалый материал, как важно знать внутреннее строение самого Грина, и какая удача, что Грин так любезен… пройдите, пожалуйста, еще вот сюда и встаньте тут, я закреплю пару зажимов и вот сейчас проконтролируем давление…

Грин совершенно потерялся от такого напора. Кусаться и царапаться он не мог, это было несолидно и со статусом мага несовместимо, а как еще вежливо и одновременно решительно избавиться от радостного доктора? Мог бы помочь Тесс, но Грин первые два дня откровенно стеснялся, к тому же Мьонн не переставал твердить о том, какой неоценимый вклад в науку Грин вносит самим своим присутствием, и как он, Мьонн лично счастлив от исследований такого феномена…

"Феномен" ощущал себя мухой, запутавшейся в паутине, и уже чуть ли не вслух думал, что человеком и правда было бы проще.

* * *

— Мастер Тесс, — сказал сфинкс, глядя на очередную вечернюю вьюгу в широкое окно, — скоро мне придется уйти ненадолго, в ночь. Свечу ставить не надо, я думаю, что вернусь. Но на всякий случай, если вдруг так случится, что к следующему вечеру меня не будет, передайте мои извинения полковнику Морану.

Вы можете пойти со мной, если хотите. Но я буду искать ту, которая надела на меня шкуру, в Безлунную ночь ее еще можно встретить на земле. И я не знаю, что может случиться во время поиска.

Тесс, которого так и тянуло нахохлиться одеялом от одного только вида метели в окне, еле удержался от вопроса, пойдет ли Грин, если погода не улучшится, и спросил серьезно:

— Как будет лучше — если я присоединюсь к вам или если останусь там, где не помешаю своим незнанием чего-то нужного?

— Лучше, если вы останетесь там, где я не буду за вас тревожиться, мастер Тесс, — ответил Рон. — Вы не помешаете незнанием, просто придется бродить по зимней погоде, а здесь легко заболеть. Вы хотели сшить мне капюшон, помните? Я тогда зря отказался.

— Кто ж знал, где мы окажемся. А капюшон и сейчас не поздно сообразить, уверен, здесь без труда помогут утеплиться, если сообщить о проблеме.

— Нет никакой проблемы, мне не хотелось бы ничего брать от людей на базе, — покачал головой Грин, — А от вас я бы с удовольствием что-нибудь бы взял на память. Как тогда — фонарик. Я ведь ей его подарил, знаете? Ваш фонарик — подарил Старухе. А вы про него забыли, да?

— Вы так говорите, будто все-таки собираетесь не вернуться, — поежился Серазан, особенно остро ощущая нехватку пледа на плечах. — Что же до фонарика, то я о нем даже не думал с тех пор. Учитывая, в каком виде вы вернулись, я бы скорее удивился, если бы вы пришли с фонарем в зубах или между крыльев. Старуха приняла подарок?

— Видимо, он ей понравился, — кивнул Рон и, заметив, как зябко поежился Тесс, приподнял крыло. — Вам холодно, мастер?

— Физически — нет, но как представлю, что вы отправитесь — ночью, зимой, в мороз, в метель или в то и другое — на ваши поиски… — немного грустно улыбнулся Тесс, наклоняя голову с вопросительным взглядом под крыло. — Впрочем, просить вас остаться и никуда не ходить не хочется — даже если и не знал бы, что этого делать не надо.

— У меня шерсть, — успокаивающе пояснил Грин, — Шерсть и перья. Я не замерзну. Побудьте сейчас немного рядом, мастер Тесс. Мне тепло в лесу, но очень холодно здесь.

— Почему? — Серазан перебрался под крыло, отметив про себя, что, кажется, ему там вполне уже уютно и привычно. — Виноваты обстановка или люди?

— Мне чем дальше, тем больше кажется, что я ввязался сгоряча не в свое дело, — признался Грин, с удовольствием впитывая человеческое тепло. — Не в первый раз, но я потащил вас за собой. Вам без меня тут ничего не сделают?

— Нет, что вы, — удивился Серазан. — Я же ветеран, больной, да еще и изгнанник по доброй воле… Меня не тронут, если только я не стану угрозой настолько серьезной, что мои действия будут опасны не только им самим, но и тем, кто ждет их на Мабри. Но я ведь всего-то навсего простой отшельник… Не беспокойтесь, и тогда мы разберемся как-нибудь и с делом. От него если не половина, то хоть треть уже сделана, своим чередом сделается и остальное.

— А кто ждет их на Мабри, мастер? — напряженно спросил Грин, поворачивая голову и вглядываясь в Тесса. — Кому или чему они преданы настолько, что живут в чужом краю без пользы для себя?

Тесс задумался, потом ответил медленно:

— А это уж кто как, я думаю. Я ведь не намного больше вас общаюсь с людьми здесь, могу только предполагать — и, как мне кажется, здесь многие просто ввязались сгоряча, подобно вам, и теперь вынуждены до конца заниматься взятым на себя делом. Старшие — практически наверняка… Раз не нашли способа отказаться и не вернулись за столько лет — значит, уже сами не могут. А те, кто помоложе — пожалуй, ради выгоды. Ганн, например, говорил, что за работу здесь дают право завести больше положенного детей дома, а это одна из самых серьезных наград на Мабри.

Серазан помолчал, прикрыв глаза и где-то внутри тихо удивляясь сочетанию уютного сидения рядом с учеником и серьезности вопроса, и только через некоторое время продолжил:

— И обязательно должны быть еще идейные. Те, кто действительно думает о войне, которая идет дома, о людях, которые будут целее, если их куда-нибудь убрать, и о Мабри, которая тоже вздохнет свободнее, если на ней останется меньше народу. Правда, есть большая вероятность, что большинство таких сидит не здесь, а дома.

Рон прикрыл глаза, и, казалось, задремал. И, похоже, даже замурлыкал, хотя с человеческим горлом это казалось невероятным.

— Те, кто приедут сюда с Мабри, будут смотреть прежде всего на то описание планеты, которое мы делаем сейчас? — спросил он вдруг.

— Конечно, — удивился Тесс, поднимая голову с кошачьего загривка. — Оно для того и делается, чтобы люди могли узнать, на что похож новый мир, решить, хотят ли они сюда переселиться, смогут ли они приспособиться к новой жизни или же потеряют больше, чем приобретут. Но в первую очередь оно нужно будет Колониальному Управлению — чтобы оценить, каким в принципе должен быть проект переселения, чтобы стоило его осуществлять. Здесь, например, все очень дешево получится по технике — разворачивать добычу полезных ископаемых или крупное производство нельзя, значит, не нужно везти оборудование для создания промышленных мощностей. Зато сложным окажется психологический отбор, ведь сюда должны ехать только те, кто сможет обучиться очень непривычным законам и нормам…

— Надо будет мне просмотреть еще раз, что получилось, — краснея, признался Грин. — Чтобы убедиться, что все записано правильно.

— Посмотрите, — умиротворенно согласился Серазан, сонно прикрывая глаза. — Доктор Ренн говорил, что отчеты отошлют не раньше, чем доктор Мьонн составит ваше описание, это еще несколько дней.

— Мастер Тесс, — спросил Грин, слегка распушившись, — а почему вам так важно изучить именно меня и именно целиком?

— Вы первый сфинкс, который попал в местные лаборатории. Конечно, вас хотят изучить как можно подробнее, узнать, как вы устроены, какие особенности строения позволяют вам выглядеть смесью несочетаемых между собой существ, но при этом функционировать нормально. Я тоже, — тут Тесс покосился из-под крыла слегка смущенно, — когда вы в начале зимы улетели, несколько дней рисовал ваш скелет, чтобы понять, как крыльям удается вас держать.

Грин задумался так глубоко, что даже мурлыкать перестал. В этот момент он отчетливо понял, что безобразия доктора Мьонна будут продолжаться до тех пор, пока он, Грин, находится на базе. С одной стороны, любопытство мабрийцев было по-человечески понятно и объяснимо. С другой — и тоже по-человечески — Грину не хотелось пребывать на базе в качестве лабораторного экспоната.

— Значит, если с Безлунной я вернусь человеком, я не буду так уж чудесен? — неуверенно уточнил он.

— Пожалуй, — согласился Тесс. — Правда, вас обязательно захотят проверить на предмет, действительно ли вы и правда вновь полностью человек, но как только убедятся — чудесным станут считать факт превращения, а не собственно вас.

— Замечательно получится, если получится! — обрадовался Грин. — И, кстати, вы можете дать мне весь завтрашний день на выспаться? Потому что ночью я уже уйду в лес на поиски.

— Уже завтра? — Тесс покосился на метелюгу в окне и покрепче прижался к теплому боку кошака. — Спите, конечно, ваш поиск куда важнее лишнего дня в архиве. Главное, чтобы вы вернулись с него… неважно, каким, только возвращайтесь.

* * *

Наутро Тесс, так и заснувший под крылом у сфинкса, тихонько выбрался, пригладил вихры теснее свернувшемуся без него ученику и собрался-ушел в научкорпус без него. А там достаточно было с суровым видом объявить, едва поприветствовав доктора Ренна:

— Вы знаете, что сегодняшняя ночь — особая? Безлунная, время ритуалов и лесного поиска. Грина не ждем, он должен подготовиться. Ему предстоит серьезное дело.

— Да? А вы что же, не на ритуалы? — покряхтел почтенный доктор Ренн, тихо усмехаясь на "Грина не ждем". В его молодости именно так собирались студенты, заказывая пиво, и с такой же интонацией сообщали: "Такого-то не ждем, на выпивку скидываемся все, кто есть!"

— В мороз, в ночь, в лес, да еще ваш, а не свой? — выразил легкое изумление Тесс, привычно нашаривая клавишу включения чайника. — Грин настоятельно рекомендовал мне не рисковать здоровьем, и я намерен последовать этому мудрому совету. К тому же, мне нечего просить у этой зимы, а если бы и было, поиск в Безлунную — дело личное, компания там не вполне уместна.

— А что у них, какие-то игрища в такой мороз? — поддержал тему Ренн, так же привычно-утренне выставляя на стол сахар и заварку. — Никогда бы не подумал. И что же такое намерен искать в лесу наш сфинкс и сколько?

— Девочку-весну, — объяснил Серазан, тут же залезая в сахарницу. — Вернее, зиму. Хозяйку. Он хотел поинтересоваться возможностью время от времени превращаться назад в человека. Здесь, в помещениях и среди техники, облик сфинкса не так удобен, как был на природе.

— Судя по его данным, ему придется очень сильно потрудиться. Я сам не могу оценить, но доктор Мьонн буквально в экстазе. Скажите, Тесс, а человеком вы его застали? Какой он был?

Тесс хмыкнул и покачал головой.

— Вполне обычным парнем он был. Много читал, днями носился по округе, помогал жителям деревни. Готовил очень хорошо, вообще был хозяйственный. На мою стряпню нам переходить было немного грустно, надо сказать… — тут Серазан вздохнул, потому что хорошо помнил тогдашние тоскливые взгляды Грина. — Но это оказался так, побочный эффект превращения.

— А поведение у него с тех пор сильно изменилось? Какое-то новое отношение к происходящему? — уточнил Ренн. — Вообще, надо сказать, его мотивация для меня загадочна. Что он будет иметь с нашей миссии?

Тесс задумался.

— Вы знаете, он стал гораздо серьезнее относиться к вопросам, касающимся обязанностей мага, места человека в мире, необходимости соблюдать неписаные законы… Стал больше предостерегать об опасности, как будто даже больше бояться… Впрочем, возможно, это только мне так кажется.

Посмотрел на Ренна, склонив голову, погрел руки о кружку, хотя ему не было холодно.

— Что же до миссии, то тут все довольно просто. Если мага просят о помощи и задача ему по силам — он не вправе отказываться, потому что отказ грозит и потерей социального статуса, привилегий чародея, и в перспективе лишением способностей, волшебной силы.

— Вот, значит, как? — Морэмирис Ренн слегка скривился, словно попробовал что-то кислое. — Скажите откровенно, Тесс, вы тоже на службе у этого… Отца-Дракона? Или я правильно понял, и у вас тот самый уникальный случай, когда держат нейтралитет?

Тесс вздохнул еще тяжелее, чем когда вспоминал недоступную более гринову стряпню.

— Да я, честно говоря, вовсе тут… мимо проходил. Просто так вышло, что Дорру в хозяйстве не лишним был помощник, а мне — кто-то, кто мог бы научить жить здесь. После его смерти тоже — вышло так, что мимо проходил Грин, который искал мага-учителя и счел подходящей кандидатурой меня. Мое участие и здесь оказалось минимальным… какая к звездам служба! Что же до Отца-Дракона, то узнал я о нем примерно тогда же, когда и вы. Но ничего особенного не вижу — Дракон и Дракон… Законы с порядками только выучить сложнее, слишком уж много и не записанного, и притом неочевидного.

— Да, с законами сложно, — вздохнул Ренн. — Но из всего сказанного меня больше всего волнует, честно говоря, статус нашей замечательной планеты. Теперь, когда известно, что колонизации она не подлежит, кого сюда только могут не высылать, вы себе представляете?

— Почему не подлежит? — удивился Серазан. — Берут же поселенцев.

— До поселенцев еще надо договориться, — заметил Ренн, — Пока получается, что колонисты должны принять здешние законы. А это — новые граждане для этих земель, но не для Мабри, как вы думаете?

Тесс пожал плечами:

— Вы тут формальное гражданство наблюдаете? Пришел, поселился — живи… Вряд ли Дракон станет проверять, чье у поселенцев подданство в формальном отношении. Другое дело, что пол-Мабри вы сюда точно не переселите.

— Пол-Мабри сюда и не примут, — задумчиво потер щеку Ренн, — но и проверять моральный облик вновь прибывающих вряд ли станут.

— Ну так и я о чем, — удивился Тесс. — А что с моральным обликом? Вы колонистов собираетесь отбирать как попало?

— Тесс, вспоминайте, кто первый бежит с корабля? — поморщился Ренн. — И делайте выводы. Сейчас здесь хорошо, но если взять условия Грина, здесь начнется форменная борьба за выживание между людьми, которые хотят жить хорошо и как на родине, и местным населением. Грин сообразительный молодой человек, но вряд ли ему хватит ума поставить такие условия, которые помешают заслать сюда пару-тройку тысяч асоциальных элементов.

Тесс обалдел:

— Вы что, хотите сказать, Мабри намерена открыть мир на свободный выезд — вместо централизованной колонизации?!

— Я ничего не хочу сказать, — резко оборвал Тесса Ренн. — Я просчитываю возможности. Что сделает колониальное управление Мабри — решать не мне. Попробуйте намекнуть на это Грину.

— Я-то намекну, — фыркнул Тесс. — Но только в Колониальном тоже не идиоты сидят. Смысл упускать выгоду, когда оформить тут колонию фактически ничего не мешает? И народ приедет отборный, и с местными будут корректны, и драконовы правила выучат… Кстати, оформление зависит от нас — и от вас — в не меньшей степени, чем от Грина. Что нам мешает подогнать отчет?

Ренн заинтересованно наклонился к Тессу:

— Вот эту мысль, — сказал он, — я бы попросил вас объяснить поподробнее. Составление отчета — это, в некотором роде, всегда подгон действительности под нужные шаблоны. Но ведь наши сведения будут еще и проверяться Мораном.

Серазан подумал мгновение.

— А Моран с Грином общался, его уже не обманешь… Но тогда — а в чем интерес коменданта? Ему колония нужна или он так, до отставки досиживает?

— Ему нужно красиво завершенное дело. Колония для Мабри, пусть формальная — это лучше, чем очередная планета, переданная в Союз Миров — усмехнулся Ренн. — Моран общался с Грином, но слова сфинкса можно толковать по-разному. В конце концов, Грин не говорил о том, что Дракону нужна присяга в мабрийских традициях. Или нужна?

— Сомневаюсь, — ответно хмыкнул Тесс. — Думаю, дракону важнее, чтобы люди вели себя, как положено… А в принципе — надо будет смотреть по списку требований и условий. Но, может быть, лучше подстраховаться и убедиться, что полковник поведет дело в направлении колонизации централизованной и контролируемой? Очень не хочется, чтобы сюда поперся кто попало.

— Подстраховаться не лучше, а просто обязательно, — одобрительно подтвердил Ренн. — И прежде всего надо зафиксировать сказанное Грином таким способом, чтобы не было лишних разночтений. А для этого опять-таки нужен Грин, список четких вопросов и четкие же ответы.

— Грина придется подождать, — покачал головой Серазан. — Сегодня, а возможно и еще пару дней, если Безлунная Ночь обойдется без эксцессов.

* * *

Грин проснулся только под вечер, когда дневная метель улеглась, Старуха и Мать ушли за горизонт, а небо расчистилось. Над темной, заснеженной землей, не засвеченные лунами, зажглись миллиарды звезд, дрожащих и ярких.

Ночь перерождений, млечная ночь вступила в свои права. Сфинкс вылез на высокий купол базы и сел там, настороженный и очарованный. Сидел, понемногу привыкая к бездвижному морозному воздуху, ждал то ли знака, то ли зова.

Далеко за перевалом люди выходят из домов, ставят по сугробам свечи — каждый в честь своей, только в эту ночь видной звезды. Гадают на детей, на судьбу, делают соломенную куклу — два жгута крест-накрест, наряжают ее, заворачивают в лоскуты и старое детское, по жгучему холоду несут к источникам, к памятным знакам и оставляют там, а заодно и кружку свежего молока. С утра дети будут разбирать, кому какая кукла достанется, а молоко будет уже выпито, а вокруг — мелкие звериные следы. Но это будет утром. А сейчас — тихо. Мир притаился и притих от долгожданной праздничной темноты, и только в хлеву слышно блеянье, отчаянное, заполошное — первые ягнята идут, и по жарко натопленным баням те, что нашли себе пару весной, на Юную, сейчас рожают детей. Счастливы дети, рожденные в любое время, но трижды счастливы ты, кто родился на грани миров, Безлунной ночью, зачатый на свежей траве в ночь Юную! Светят им только звезды, и ни Мать, ни Сестра, ни Старуха не властны над их судьбой.

Ночь затопила горные долины. Сфинкс сидел на куполе, и человек Грин постепенно отдавал власть над собой безымянному зверю, который неизменно жил внутри, но был приглушен и укрощен сначала Тессом, а затем Блейки и мабрийцами. Зверь был дик, хаотичен сам по себе и стремился улететь на свободу, в холодные горы и леса, к ней, к Старухе-зиме, чтобы вечно быть недалеко, но рядом.

Понятными и родными стали заснеженные леса по склону. База стояла на самой вершине, как нарыв, нелепая, чужеродная, в любую минуту готовая прорваться бесконечным потоком таких же бестолковых, как и те, что в ней жили сейчас, существ. В другое время Грин оскорбился бы такому сравнению, а сейчас сфинкс только осознавал, как велика зона отчуждения между этими фонящими электричеством куполами и полуспящей землей. Когда ощущение нелепости стало совсем отчетливым, он брезгливо дернул хвостом и взлетел, широко расправив крылья. Поднялся повыше и принялся делать широкие круги над спящим, заснеженным лесом.

И все настойчивей ощущал он зов зимы, как будто крик о помощи, на который нельзя не откликнуться, и чем меньше в сознании Грина оставалось человеческого, тем сильнее становился этот крик. С высоты Грин видел волков на ночной охоте, видел подгорный народ, который выходил из заледенелых пещер, чтобы единственный раз в году поймать чистый звездный свет без примеси лунного, видел лису, которая деловито мышковала неподалеку от медвежьей берлоги, видел стадо оленей, которые осторожно раскапывали снег у ручья. Зрение обострилось до того, что он мог бы увидеть даже мордочку мыши, неосторожно пробегающую по открытому месту, и когти совы, которая пикирует на юркую добычу с ближайшей ветки.

Сфинкс нарезал широкие круги над лесом в поисках той единственной, которую сейчас хотел, и не мог найти ничего, кроме снега и замерзшего камня. Он поднялся повыше, рассеянно отметив, как похож горный хребет на спину гигантского ящера. Звезды успели пройти почти весь путь по ночному небу, когда сфинкс сделал свой выбор и полетел к склонам, которые сверху напоминали вытянутую лапу с длинными извилистыми пальцами. Там, в небольшой долине, гремела по камням незамерзшая вода, пенились, исходили влажным паром горячие источники. Там, на влажных камнях, с которых лапы соскальзывали в теплую воду, он уловил смутное присутствие Старухи. Похоже, она недавно пробиралась наверх, оставляя на теплых камнях клочья истлевших, пропавших жиром и дымом одежд. Сфинкс довольно улыбнулся. Подниматься вверх против течения, прыгая по теплым камням в утренних сумерках было даже забавно. Некоторые деревья по берегам теплого ручья стояли мокрые, довольные, а некоторые были заключены в ледяные панцири, как в саркофаги.

Если бы рядом с Грином в тот момент оказался местный маг, он сказал бы, что место это особое. И не потому, что порой накрывали это ущелье серные испарения, накрывая удушливой, сладко пахнущей смертью все живое, а тем, что вода этого ключа лечила женские болезни, и потому охраняли его все горные народы ревностно, не допуская зимой сюда никого живого. Но Грин об этом не знал, а сфинкс — не знал тем более, с уверенностью лесного жителя исследуя источник.

Все выше и выше по горячему ручью поднимался сфинкс, пока не дошел по нагромождения камней и водопада. Там, в небольшой пещерке на берегу сидела Старуха, сморщенная, мокрая, уродливая и одинокая.

Бросила зло:

— Явился!

* * *

— Похоже, наш кот еще бродит по неведомым дорожкам? Пока его нет, нам же никто не мешает поработать над разработкой версии, мастер Тесс? — философски спросил Ренн на следующий день, залезая в базу данных. — Где у нас тут основная форма? Ага, вот, смотрите, Серазан. Надо составить вопросы так, чтобы ответы Грина четко совпадали с указанными позициями. Если Грин даст нам пару дней форы, будет уже хорошо. Я, честно говоря, замучился уже по ночам готовиться к ежедневным встречам с ним.

Тесс покладисто заглянул в монитор, проглядывая список:

— По-моему, четких парней вы ищете не по адресу… И, честно говоря, не думаю, что добиться от Грина нужных ответов можно переформулировкой вопросов. Проще сделать свою трактовку ответов, если что-то будет допускать разночтения.

— Можно и так сделать, — согласился Ренн. — Только Грин обладает уникальной способностью на вопрос, предполагающий в ответе "да" или "нет", находить свой, третий вариант ответа.

— Именно поэтому я и говорю, что не стоит возиться с вопросами, — терпеливо усмехнулся Тесс. — Надо просто-напросто "перевести" имеющиеся ответы так, чтобы они соответствовали нашей задаче.

— Разумно, — согласился Ренн. — Теперь будем ждать Грина, надеюсь, с ним не случится ничего неприятного. Чего, вообще, можно ожидать от этой безлунной?

Тесс вздохнул:

— Грин говорил, что неприятностей не ожидает и намерен вернуться. На это, думаю, рассчитывать можно… Все-таки Безлунная — домашний праздник, мирный и положительный. А вот каким он вернется — не знаю. Может, каким уходил, может быть — человеком, хорошо, если не кем-то еще…

Тут Серазан вздрогнул слегка.

— Между прочим, а некоторое количество алкоголя у вас тут достать можно?

— Вы с Ганном насколько хорошо познакомились? — поинтересовался Ренн. — В ангарах у механиков всегда что-то булькает, проверено. Сегодня, наверное, можно вам отдохнуть.

— Какое там отдохнуть! — слегка ужаснулся Тесс. — И не сегодня, сегодня рано. Вот если Грин не вернется и завтра… Признаться, я очень боюсь, как бы он не появился в таком виде, что без канистры не взглянешь… Они же тут превращаются, как в голову взбредет! И, что самое удивительное, всегда удачно.

— Это первое его превращение или были еще? — быстро спросил Ренн.

— Это — первое, — подтвердил Тесс, — Но он еще только ученик и к тому же поздно начал. В принципе же для мага нормально либо уметь налаживать ментальную связь с животными или птицами, либо превращаться в кого-то из них. Для не-мага это, впрочем, тоже возможно, хотя и в более редких случаях.

— А вы, Серазан? — Ренн буквально впился взглядом в экс-мабрийца. — Вы когда-нибудь пытались, так сказать, перевоплотиться по-здешнему?

Тесс улыбнулся.

— Нет. У меня, увы, еще сильны предрассудки — предпочитаю работать по специальности. Модульная связь, только с живым существом. Тоже форма перевоплощения, собственно… Но трансформацию в физическом теле пока что не пробовал.

— Связь? — заинтересовался Ренн. — Как же вы это делаете?

— Гм… Как… — озадачился Серазан. — Собственно, это дело настроя, желания и удачи. Вам случалось ощутить чье-то присутствие рядом, взгляд за спиной, движение за стеной? Если да, то вы знаете, на что это похоже. Если нет, то за аналогию сойдет голос, который надо расслышать в шумной толпе. Нужно только научиться выделять и усиливать конкретный сигнал, чтобы удерживать соединение по желанию.

Ренн только плечами пожал. Особой чуткостью он никогда не отличался, поэтому объяснение Тесса прозвучало для него довольно туманно. — Я читал про миры Гавэреля, там принято телепатическое общение, — сообщил он примирительно. — Правда, только на близком расстоянии. Скажите, Серазан, а Вульфрик Дорр — он тоже… умел что-то такое?

— Вульфрик меня и учил, — добавил улыбке загадочности Серазан, внутренне посмеиваясь. Науку Дорра — ту, которая по большей части давалась им Тессу — он применял на Ренне прямо сейчас. — Более того, он умер, ничего не успев рассказать о вас и об этой базе, и лишь потом, месяца полтора спустя, связался с Грином и попросил вызвать "Крыло" на коротких волнах… То, что мы здесь — это его воля.

— Да… — неопределенно сказал Ренн. — Хотите посмотреть, как то все начиналось?

И, не ожидая ответа, активировал общий большой экран, последовательно показывая Тессу разные годы на базе, от самого ее основания. У новеньких корпусов, дружески улыбаясь, махали руками в объектив совсем еще молодые люди. Шли годы, лица ученых стали старше, на одной из записей Дорр внезапно появился в местном плаще. — Вот, — сказал Ренн, завершая экскурс в прошлое. — Вот этот снимок — последний. Больше Дорр на базу не возвращался.

Тесс покачал головой, не отрывая глаз от снимка. Дорру там было не больше лет, чем ему сейчас, и выглядел он… нет, не диким, как поначалу казалось Тессу, когда он сам проходил коридорами в зимнем и местном, но подчеркнуто чужим — внешне, и как-то неуловимо-неявно — позой и взглядом.

— Черный Мастер… — пробормотал Тесс и, опомнившись, спросил. — Это сколько же лет прошло?

Ренн нахмурился, подсчитывая даты в уме.

— Тридцать четыре года, — ответил он наконец. — Дорр прожил Черным мастером ровно тридцать четыре года. А почему он связался с Грином, а не с вами, Серазан, как вы думаете?

— Наверное, потому что Грин мог отреагировать — собственно, и отреагировал — на просьбу с того света адекватнее, чем я, — вздохнул Серазан честно. — Он и передал ее мне, и сам принял как обязательную к выполнению. А у меня бы непременно возникли… вопросы. Хотя бы о том, почему он не говорил мне о своей работе, пока еще был живым… Я ведь абсолютно ни о чем даже не подозревал.

— Адекватнее, или так, как нужно здешнему хозяину? — резко спросил Ренн, прищурившись совсем по-морановски. — Как вы думаете, Серазан, почему живой Дорр не мог передать и сказать то, что сумел передать мертвый?

— Живой Дорр прекрасно мог связаться с вами и сам, — огрызнулся Тесс в ответ, мгновенно ощетиниваясь. — А когда уже не мог, то не мог и сказать, потому что умер прежде, чем я успел хотя бы задуматься, куда бежать и кого звать на помощь!

— Отчего он умер? — серьезно спросил Ренн. — Он был крепкий, здоровый. Если бы он чем-то болел, то тут бы ему помогли. Серазан, это очень важно — то, что вы думаете: Дорр точно умер своей смертью? Подумайте, здесь все может случиться…

Тесс надолго задумался, прежде чем ответить.

— Болеть он не болел. Трав держал в доме много, пил разное для профилактики, но не так, чтобы лечиться от чего-то тяжелого. И к ранней дряхлости тоже не близился, хоть и держал меня как помощника, вполне и один мог бы справляться с хозяйством в ближайшие годы. Но жара у нас в те дни стояла страшенная, даром, что в лесу — переносить ее было тяжело… нам обоим, а лето — время рабочее, сложное само по себе. Вульфрик к тому же больше ходил дорогами, полянами, дольше бывал на открытом солнце… Меня, "больного", берег, а сам не берегся. Я не сказал бы, что его удар так уж подозрителен, чтобы считать, что он намеренно наведен.

— Жара, значит, — горько сказал Ренн. — Ну а Грин когда к вам дошел и почему? Его навел кто-то или он сам такой прыткий? Впрочем, — старик махнул рукой, вспомнив сфинкса, — от этого можно действительно ждать чего угодно.

— А Грина я вовсе в кабаке повстречал, — усмехнулся Тесс. — Где-то уже в начале осени. Мне не понравилось, как он на меня смотрит, ему — то, что о Черном Мастере говорят. Слово за слово… А навели, если так вспомнить, не столько его, сколько меня… адекватностью реакций я в тот момент не страдал, но хорошо помню, что в тот кабачок меня буквально тащило. А он там, кажется, подрабатывал на подхвате.

Ренн на минуту остолбенел.

— Мальчишка полгода назад из кабака? Ну, Вульфрик, ну нашел контакт!

Серазан, он хоть у вас расписаться в договоре сможет? — и запнулся. — Хотя ладно, отпечаток лапы сойдет для начала.

— Мальчишка-маг, полукровка в надцатом поколении, ученик лесного мага в юности и человек, который три года методично обшаривал города и веси своего мира в поисках учителя, который пришелся бы ему по вкусу, — внятно перечислил Тесс, слегка оскорбившись за ученика. — То, что он в итоге попал на меня вместо Дорра — не его вина, зато парень не только обучен грамоте и счету, но и знает и умеет выполнять большую часть того, что входит в обязанности мага. Думаете, кто попало был бы нам так полезен в работе над описанием планеты? А Грин вдобавок почти моментально осваивает почти любую технику и усваивает практически любые правила. Он вам не только распишется…

* * *

Он не сразу заметил ее тяжелое, отягощенное ребенком чрево, потому что она сидела в воде, то сжималась в комок, то цеплялась за камни, и ругалась, тяжело дыша и срываясь то на шепот, то на визг. Она злилась той тяжелой возрастной злобой, когда опыт прекрасно помогает угадать самое больное и тайное — каждое ее слово било в точку. Грин понял так, что она на него рассчитывала, что делала из мальчишки себе верного спутника, подобно тому, как старые одинокие женщины заводят себе котов — для компании, но тогда, осенью, она не открыла всей правды, предпочитая, чтобы мальчишка сам пришел к ней и остался рядом. Она звала его всю зиму, беспрестанно и настойчиво, но его врожденное любопытство и близость других людей хранили от ее зова. И только сейчас, когда почти уже…

И Грин сидел рядом и не уходил только потому, что она, словно приходя временами в сознание, просила остаться. Ему было одновременно муторно и отстраненно. В ней была вся увядающая зима, коварная лихорадками, щедрая на тоску, но в железистых парах, исходящих от ее купели, он ощущал запах нерожденной еще весны.

Пришедший следом бледный, быстро прошедший день они провели так: он — сидя на теплых камнях у источника, она полуплавая-полубредя в воде, то проклиная свой выбор, то благословляя его. В голове у Грина было много разного: и о том, что она стала совсем не такая, как была осенью, и о том, почему она тут одна, и о том, что под снегом всегда есть грязные ветки и сучья, а зима сначала оставляет грязную слякоть и только потом распускаются нежные листья… Все это помогало ощущать себя не здесь и не сейчас. Подойти поближе к этому существу он не мог, и уйти совсем — не мог тоже.

— Не замерзнет, — сказала старуха какой-то момент. — С тобой не замерзнет, только пристрой мою девочку. Уйдешь быстро, ты наглый, ты не испугаешься.

К вечеру у нее опять начались схватки. То сидя на корточках, то стоя на четвереньках в естественной своей купели, она мотала головой и подвывала, глядя на постепенно проявляющиеся звезды. Сфинкс сидел ни жив, ни мертв, спрятав морду в лапы. Мурлыкать не получалось. Его тошнило. — Возьмешь, — сказала старуха-мать сквозь зубы, — и унесешь… Потом унесешь далеко-далеко, как можешь. Сохранишь. Не дашь в обиду.

И Грин ждал.

А когда звезды в безлунном небе стали совсем яркими, ребенок как-то быстро родился. Словно вдруг, за несколько потуг, сморщенным окровавленным мешочком упал в теплую воду, и руки истерзанной, измученной, но счастливой наконец старухи-матери поддержали его. Она приложила дитя к груди, ребенок зачмокал, на глазах наливаясь сытостью, а Грин всхлипнул, с недоверчивой радостью глядя на дивное свежее чудо, возникшее среди грязи, брани и увядания.

Она была Сестра, маленькая девочка, она росла быстро, за несколько часов уже начала что-то лепетать, ползать, сидеть, а Старуха, наоборот, дряхлела на глазах.

— Все соки из меня пьет, мерзавка! — выругалась на дитя, и сфинкс понял, что пришло его время. Он подманил к себе с каждой минутой растущую девочку, беленькую и светлоглазую, посадил ее себе на спину, крепко прикрыл крыльями и пошел прочь, ориентируясь на перевал, за которым жили люди. Детские ручонки цеплялись за его гриву все сильнее, и когда они чуть не придушили совсем, Грин осмелился расправить крылья и чуть-чуть взлететь.

— Иииии!!! — радостно завопили со спины, и сфинкс понял, что все в порядке. Теперь он полубежал, полулетел под звездным небом, и девочка хохотала, и запах дыма из очагов, и запах молока стали им ориентирами.

Деревня стояла на склоне горы, в зимних загонах топтались овцы, а у входа в каждый сарай стояла кружка молока. Грин спустил со спины девчонку — ей уже было на вид лет пять, нагрел магией молоко ей и себе.

— Останешься здесь, сестренка? — спросил осторожно.

— Да, пожалуй, — беззаботно сказала девочка, стаскивая тряпки с подобранной тут же соломенной куклы. — Ты за мной еще придешь?

— А надо? — спросил сфинкс.

— Мне хотелось бы. Ты пушистый.

— А мне хотелось бы снимать шкуру время от времени, — задумчиво сказал Грин, — Поможешь?

— Один раз, наверное, смогу, — ответила она, слизывая молочную пенку с верхней губы. — Ты ее только обратно не надевай, а то я больше и не сниму. — Ладно, — сказал Грин. — Снимай с меня шкуру, и пойдем подыщем тебе родителей, а то ночь уже на исходе.

* * *

— Скажите, Серазан, — ворчливо сказал Морэмирис Ренн, поглядев на третий день на Тесса мрачного и отчетливо нервничающего, — а вы сами как видите здесь мабрийские поселения? Каждый раз, когда я начинаю говорить об этом, Грин что-то начинает об ответственности. Никто с этим не спорит, но именно эта его позиция и мешает Морану доложить о получении согласия на прием колонистов.

Тесс вздохнул:

— Я их, честно говоря, вижу не очень. По-хорошему, нужна изолированная карантинная зона, наподобие этой базы, куда нужно звать местных учителей-магов и откуда можно выпускать только отдельных, одобренных этими магами людей… Если вообще выпускать. Селиться семьями, основывать хозяйство — если смешиваться с местными, то рассеяться так, чтобы невозможно было создание национальных диаспор. Если отдельным народом, нормальной колонией… Проблема будет скорее в поиске места, где это окажется безопасно. Грин, правда, нечто подобное упоминал. А что он вам говорил об ответственности?

— Как всегда, что-то невнятное, — скривился Ренн. — Дословно это звучало как "никто из попавших сюда не может не измениться, потому что будут нести слишком большую ответственность. " Я предположил, что это в местном стиле про то, что решение приехать — большая ответственность. Если я правильно уловил второй смысловой слой, то остается только предположить, что будет слишком много чисто местных правил.

Тесс секунду подумал и хмыкнул:

— Доктор Ренн, скажите, вы изменились с момента приезда сюда?

— Изменился, — буркнул Ренн, — постарел вот. Правда, на Мабри было бы то же самое. Я знаю, — улыбнулся он Тессу, — что вы хотите сказать.

Спрашивается тогда, зачем Грин мутит воду, если все так просто?

— Он умен и талантлив, но все равно еще молод, — ответно улыбнулся Тесс. — Едва ли ему приходилось оглядываться назад так уж часто, и едва ли он видел при этом человека, отличающегося от него настоящего так уж сильно, чтобы начать относиться к взрослению и изменению как к чему-то обыкновенному.

Посмотрел на Ренна, склонив голову набок, хмыкнул, продолжил:

— Впрочем, здесь можно измениться несколько значительнее, чем в иных мирах. Стать магом, например. Или сфинксом. Или деревом — это уж кому что достанется… при его выборе.

* * *

На выселки, откуда дорога ведет на Гремячий ручей, а еще дальше — на Горячие ключи, прямо после Безлунной приблудилась девочка, маленькая, но здоровая и смышленая. Девочку привел рано утром высокий рыжий парень, одетый не по-зимнему и с посохом. Отогрелся, сказал, что нашел ребенка в лесу, что ему надо бы идти дальше — пристроил дитя и поспешно ушел.

Видимо, понял, что ребенок зимней дороги не выдержит, а идти надо за перевал, на самую Белую гору. Отговорить парня не было никакой возможности, даром что до той Белой и летом дня три пешком, а зимой могло быть поболее.

Кто-то отдал парню шубку-бокогрейку, потрепанную, но крепкую, и парень ушел, как не было. Девочку обустроили у стариков Жабреев — тем детей хотелось давно, да никак не складывалось, — и мелкая прижилась, как родная, только время от времени спрашивала, когда братик ее придет. Зима выдалась снежная, волки шалили сильно, и когда недалеко от Гремячьего старик Жабрей нашел подранную в клочья шубейку и волчьи следы вокруг, то дочке Найдене ничего не сказал, а старухе обмолвился, чтобы зря языком не трепала.

* * *

— А могли бы вы с Грином связаться, как рассказывали — на расстоянии? — полюбопытствовал Ренн к вечеру. — Вижу ведь — изведетесь иначе.

Серазан раскрыл рот… и закрыл, во все глаза глядя на Ренна.

— А ведь мне это и в голову не приходило… — медленно произнес он наконец. — Хотя принципиальной разницы, пожалуй, нет — растение, животное, человек… Вопрос только в настройках. И правда, попробовать, что ли?

— Попробуйте, по крайней мере, всегда будете знать, где он там летает, — посоветовал он. — Были бы у меня близкие, я бы тоже хотел вот так вот, соединяться.

— Для этого надо, чтобы все были здесь, — немного печально покачал головой Серазан. — Не думаю, что где-то еще подобная связь заработала бы.

— У вас остался кто-нибудь на Мабри? У меня — сын, ему сейчас под тридцать. Он мало меня видел, только вот лет десять назад поинтересовался, кто отец и откуда. Теперь переписываемся.

— Даже если не видел — все равно род продолжен, — серьезно ответил Тесс. — Вы счастливый человек. У меня живых на Мабри не осталось — мы с подругой уже и заявку подали… Дастен успел первым.

Ренн вздохнул:

— Давайте-ка я у нашего доктора спирт сам возьму, в лечебных целях. Вижу, нарастает у вас необходимость в этом продукте…

Серазан неопределенно пожал плечами.

Ренн покачал головой и отбил номер лазарета: попросить спирта и Тессу, и себе заодно.

— Лучше попросить заранее, и развести правильно, — объяснил он свои действия Тессу. — Тогда будем гарантированно что-то иметь на сон грядущий. Кстати, вот доктор Мьонн хотел вас обследовать тоже, на предмет возможных изменений. Заодно порасспрашиваете его поподробней, что его так восхитило у Грина, что он второй день от окуляров не отрывается.

— Не знаю, стоит ли, — покачал головой Серазан. — Особенно если ставить эксперимент по созданию удаленной связи…

Подумал, с сомнением посмотрел на Ренна и уточнил:

— А доктор Мьонн будет? Насчет Грина действительно хотелось бы расспросить поподробнее.

— Для вас, Серазан, доктор Мьонн будет где угодно, что угодно и всегда! — заверил Ренн.

Тесс в последний раз вздохнул, встряхнулся и широко улыбнулся:

— В таком случае я с удовольствием присоединюсь к вашему отдыху.

* * *

Грин ворвался на базу под утро, стремительный и полубезумный. Из поднебесья спикировал к своему куполу, походя прожег все двери на дороге, позабыв про все правила и карточки, рыжим клубком вкатился их с Тессом общее жилище и прямо посреди гостиной наткнулся на своего мастера. Грин лег рядышком и раскрыл крылья, прикрывая и одновременно чуть пододвигая к себе спящего. Закрыл глаза и постарался успокоиться. Перед глазами все еще мелькали волчьи оскаленные морды, крылья чувствовали ледяной ветер, а в горле стояло рычание.

От рычания Тесс и проснулся, перепутав его с гулом двигателей, охренел спросонья и с больной с суровой похмелюги головы решил, что снова в небе над Мабри и, что куда хуже, снова под лучом деструктора. Надо было срочно вставать и хоть бежать, хоть ползти на место, но сперва — идентифицировать и попытаться помочь телу, которое упало поверх…

Поверх? Крылья… Лапы?!

— Грин… — прохрипел Тесс, полуразглядев его мутным неразлепленным глазом, пришел в ужас и попытался сдвинуть, обнять и встряхнуть сразу.

— Грин, как вы… Вы живой?!

Успокоить мастера и одновременно успокоиться самому было затруднительно, но Грин попытался. Горло не слушалось, и он только покрепче прижался к Серазану, и положил ему в руку кисточку хвоста. Хвост дергался и сопротивлялся, как отдельная личность, мазнул мастера по руке и отлетел в сторону, подметая пол.

Вместо хвоста Тесс поймал пушистое плечо сфинкса, углядел из-под полураскрытого крыла не по-корабельному высокий потолок и наконец сообразил, где и когда они оба находятся.

— Дома… — выдохнул, обмякая под Грином, поморщился от стука в затылке и вгляделся в ученика. — Вернулись. Сфинксом, как прежде. Не нашли? — и сочувственно погладил, прикрывая глаза вновь.

Грин лихорадочно подставлялся под узкую ласковую ладонь, прижимался к ней горячим лбом, терся скулами…

— Нашел, — еле выговорил он. — Потерял!

Тесс вздохнул и зарылся пальцами в вихрасто-гривастый затылок, притягивая кошака к себе, поближе и пониже… в том числе чтобы самому не вставать.

— Ну что ж поделаешь, — продолжая гладить, произнес утешающе. — Рассказывайте тогда, как не удержали, подумаем, что тут можно сделать.

Грин зажмурился, еще поласкался немного, прежде чем ответить обреченно: — В лесу руками отбиться трудно, легче лапами. И по снегу бежать тяжело, легче лететь. Вот так и получилось, что сброшенную шкуру пришлось опять поднять. А это значит, что второго шанса попросить у меня не будет…

Руки Тесса так и замерли запутавшимися в гриве, зато глаза открылись — широко — и тут же опасно сощурились.

— От кого отбивались?

— В лесу голодно, — простодушно ответил Грин, наконец-то складывая крылья. — Я шел сюда и оказался на пути у охотящейся волчьей стаи. Один, только с ножом, без арбалета.

Тесс поежился и выбрался из-под крыла, медленно и осторожно сел рядом с учеником, вновь погладил рыжие вихры.

— И перекинулись снова? — уточнил он наконец.

Грин медленно закрыл глаза и положил голову Тессу на колени.

— В какой-то момент — признался он, — я сам этого захотел, очень сильно. Я вспомнил, как тепло в шкуре, как уверенно с крыльями. Вспомнил, что ни один из волков не смеет тронуть сфинкса — вспомнил, какими острыми были когти — и ощутил все это уже, когда подпрыгнул в воздух и полетел.

Серазан покачал головой, мысленно выругался от полученного эффекта и продолжил расспросы.

— То есть сами все сделали, без посторонней помощи или вмешательства? А что мешает теперь и в другую сторону тоже самостоятельно?

— Мешает то, что я забыл, как это — быть человеком, — признался Грин. — Таким хрупким, неустойчивым, голым, беззащитным. Очень беззащитным. Таким неприспособленным, что даже смешение его с кем-то уже лучше, чем просто так. И мне это очень не нравится.

— Если вы превратились как есть — голым, без оружия, зимой и в лесу — то я вас очень хорошо понимаю! — с чувством ответил Серазан, как следует это представив. — Человеком быть хорошо в среде, специально под людей измененной. Может быть, если еще пожить здесь, сумеете начать вспоминать? Сумели же захотеть вернуться в человеческий вид.

Грин принюхался, по-прежнему не отрывая глаз:

— Мастер, — спросил он, — а что тут было, пока меня не было?

— Лучше не спрашивайте, — мрачно ответил Тесс. — Если куда соберетесь в следующий раз — пойду с вами. Все лучше, чем ждать тут…

— Вам опять было плохо? Сейчас тоже?

— Очень плохо, — с улыбкой признался Серазан, — когда вы не вернулись после первой ночи, и еще хуже — когда не вернулись после второй. Наверное, хуже всего бы стало, если бы я вчера пошел вас искать — а я хотел — но мне, к счастью, не дали…

Прикрыл глаза на пару секунд и пригладил затылок сфинкса.

— Хорошо, что вы уже дома. Очень хорошо…

Грин что-то промурлыкал, наконец-то немного успокаиваясь.

— Больше мне не надо будет уходить, мастер Тесс, — пробормотал он. — Теперь до многого придется доходить самому. Я уже никого и ни о чем не могу просить. Никогда.

Грин аж передернулся от воспоминания, и понял, что не расскажет о том, что видел, ни Тессу, ни вообще никому. Даже отцу-Дракону.

— Я упустил единственный шанс снова стать человеком. Вообще.

Он встал, кисточка метнулась мимо лба Тесса. Ухмыльнулся:

— Похоже на похмелье. Вот почему я всегда пропускаю самое интересное?

Серазан вздрогнул.

— Это не интересно! Это страшно, с чем тут доктора спирт бодяжат… А с чем механики… — передернувшись от воспоминания, Тесс торопливо сглотнул, скорбно покачал головой и покосился в направлении кисточки.

Подумал, подергал вместо нее прядь волос из близко расположенной гривы и попросил:

— Не уходите. И не просите. Чем вы хуже всяких лесных хозяек? И сами дойдете… вместе придумаем что-нибудь.

— Без меня? Спирт? У механиков? — возмутился Грин. — Не-е-ет, точно не уйду, не надейтесь! А рассол они употребляют, как вы думаете?

— Рассол? — всерьез задумался Тесс. — Не знаю. Но "предпоследнюю вахту" еще никто не заменил. Кстати, — отодвинувшись, Серазан принялся шарить по карманам, пытаясь вспомнить, позаботился ли о нем добрый доктор, перед тем как отпускать ночевать там, где душа просит.

— Вот! — продемонстрировал все-таки найденную капсулу и медленно и печально поднялся на ноги, озираясь. — Теперь еще водички…

Грин вздохнул, скептически посмотрел на лекарство — и со стола к Тессу услужливо полетел стакан, правда, пустой.

— А где здесь пузыри с водой, я не знаю, — пробормотал он.

Тесс тоже вздохнул, поймал стакан и поплелся к доставочному блоку у сфинкса за спиной.

— Тяжелые у нас с вами выдались три дня, — прокомментировал он негромко, наливая воду, раскусывая капсулу-аварийку и немедленно запивая невыносимую горечь ядреного шедевра военной медицины. — Пусть даже и по отдельности. Давайте заодно уже и завтрак закажем, а потом — будем доходить до чуда превращений, пока у вас еще свежи воспоминания о трансформациях в ту и другую сторону. Что происходило при превращении в человека?

Последний вопрос прозвучал уже значительно более бодро, чем все предыдущие.

— Мяса возьмите побольше, горячего супа, хлеба, — жадно попросил Грин в спину Тесса. — И сладкое обязательно, хоть пирожок, хоть конфету! И еще салат, если там есть, такой вкусненький был с горошком. Рассол. А лучше — пива!

И задумался, систематизируя и осознавая то, что с ним происходило в последний день.

— Пива-то нам кто даст? — хмыкнул Тесс, не без удовольствия запрашивая всего и побольше. — Оно позавчера было, следующий разрешенный день — к концу недели. А в принципе алкогольного не раньше чем вечером, я теперь знаю, где тут кто что наливает. В ангаре вкуснее, в лазарете безопаснее. Вернулся к сидящему посреди комнаты сфинксу и внимательно его оглядел.

— Надумалось что-нибудь?

Грин переступил с лапы на лапу.

— Когда я сбросил шкуру, то стало холодно, и я чуть не упал, потому что на двух ногах стоять было странно, — сказал он, наконец. — Потом стало очень удобно с руками, и я долго сжимал-разжимал пальцы. Рядом стоял посох, я опирался на него. Потом ко всему привык, и стало нормально. Я еще очень обрадовался, а хозяйка сказала, что если я еще раз захочу превратиться, она меня уже обратно не вытащит.

Тесс сел перед сфинксом, вежливо взял его лапу и подержал на ладони, в не первый раз оценивая ширину и вес.

— Руки у вас были действительно были лучше, — сказал он наконец. — Хоть это и было давно, но я помню. Если вам вернули посох, то и одежда тоже появилась? А как ощущался сам процесс превращения? У вас была возможность его прочувствовать и запомнить?

— Лапы в результате оказались полезнее, — проворчал Грин обиженно. — Нет, я ничего не почувствовал. Как будто проснулся. И мир немного изменился.

Тесс примирительно погладил лапу.

— И когда обратно — тоже? — заглянул сфинксу в полузеленые глаза. — А можете сами так… проснуться? Еще раз?

— Надо попробовать, — твердо сказал Грин. — Обязательно надо попробовать. Правда, я сам боюсь, потому что не знаю, чем это закончится. Мало ли…?

— Давайте будем пробовать, — не менее твердо практически потребовал Серазан, не выпуская сфинкса. — Можно даже прямо сейчас, вместе, чтобы вы не боялись — время все равно несусветное, как раз можно… что успеем и что получится.

— Что может сделать человек, чего больше никто не сможет? — так же требовательно спросил Рон, весело глядя на Серазана.

— Породить другого человека, — не задумываясь ответил Серазан. — А почему вы спрашиваете?

— Ох, — сказал Рон, заметно смущаясь, — вот об этом я как-то не подумал.

— Тогда, пожалуйста, ваш вариант, — ухмыльнулся Тесс, теребя подушечку лапы.

— Я первый спросил, Мастер! — отпарировал Грин. Ему было одновременно неловко и щекотно. Щекотно оттого, что Тесс играл с лапой, а неловко — потому что двадцатилетний организм очень конкретно принялся подсказывать, как размножаются сфинксы, и не только они. — Неужели единственно уникальное, на что способны люди — это..?

И Грин все-таки весело фыркнул, не совладав с собственным воображением.

Тесс спрятал усмешку, отвечая строго-серьезно. Возможно, даже немного преувеличенно строго, потому что реакция Грина немало его позабавила и даже некоторым образом заинтересовала.

— Это — единственно уникальное, на что способен любой вид: воспроизвести представителя именно этого же вида. Все остальные умения и таланты, если брать каждое по отдельности, можно в той или иной форме встретить и у других. Поэтому разумнее говорить о сочетании умений, которое присуще только человеку — например, человек может научиться жить в степях, в лесу, в тундре и тропиках, на земле и под землей, в воде, в космосе…

хотя приспособлен, если говорить о возможностях его животного тела, к достаточно узкой климатической полосе.

Грин окончательно смутился.

— Ну тогда это единственное, что я могу сделать не ради себя, а ради кого-то, — заявил он, — потому что захотеть так измениться можно, только если очень понадобится, в физическом плане, понимаете?

Тесс даже лапу выпустил, чтобы в задумчивости взяться обеими руками за голову.

— То есть вам надо женщину найти, и тогда будет стимул превращаться?

Грин потупился. От его ушей можно было прикуривать:

— А что, есть еще варианты?

— Есть, но это для идейных или нищих, — автоматически брякнул Тесс мабрийское народное на тему вариантов, и тут же осекся. И спросил иное:

— А руками вы делать совсем ничего не хотите? Писать, рисовать, держать ложку и вилку?

Грин пожал плечами.

— Писать надо бы научиться. А вот рисование мне никогда не давалось, даже руками.

— А ремесла? А еду готовить, Грин, помните, какие у вас замечательные пироги… и супы… и запеканки, мясо, грибы получались? — тут Серазан сам их вспомнил и поглядел на ученика так голодно-отчаянно, словно и не им должен был с минуты на минуты прибыть заказанный завтрак.

Рон посмотрел на Тесса примерно так же, потому что сам есть хотел зверски, и был согласен даже на мабрийскую столовку, лишь бы оно было съедобно и имело статус еды.

Тесс вздохнул и встал, глядя на сфинкса сверху вниз и по-прежнему голодно.

— Грин, превращайтесь! Вот сейчас. Вы же так готовите!

— Это шантаж? — скорбно спросил Грин, глядя на Тесса снизу вверх усталыми глазищами

— Вы даже пробовать боитесь? — решительно проигнорировал Серазан выразительный и печальный взгляд.

— Да ничего я не боюсь, — кисточка примирительно скользнула по руке Тесса. — Я просто не готов пока, прямо вот так сразу. Мне надо настроиться, поесть, выспаться, причесаться после леса.

И Грин опять посмотрел на Тесса доверчиво. По-прежнему снизу вверх.

— Да я вас сам вычешу, пока мы завтрак ждем! — экспрессивно высказался Тесс и пошел за расческой.

Грин торжествующе улыбнулся и отошел к оконной стене, выставив до упора прозрачность и устроившись поудобнее. Кошачьего в нем было уже куда больше, чем человеческого, так что ничего унизительного в том, что Мастер приводит его в порядок, он не видел.

А мастер вернулся сразу с тремя чесалками, на все стандартные мабрийские длины волос, контейнером для счесанной шерсти и диванной подушкой под задницу. Уселся рядом с Грином с удобствами, разложился, вооружился и взялся за его гриву с основания, одновременно заботливо и деловито, для порядка фыркнув:

— И расчесываться — тоже — куда проще руками…

"Проще — не значит удобнее, — подумал Грин, довольно выгибаясь навстречу умелым и ласковым рукам. — Так что "проще" — это не для сфинкса!"

И замурлыкал.