Тесс засыпал. Поначалу дремал некрепко, даже во сне помня о недоутоленном голоде, пряча лицо в сгибе локтя, закрываясь от остатков заката воротом куртки и занавесью распущенных волос, но постепенно темнота залила, затопила неотвратимо наползающей тенью, в этой тени шелестел ветер и шумела дальняя река, потом прошуршали и хлопнули хищные крылья, качнулась над головой ветка могучего дерева, и Серазан понял, что спит окончательно и слышит сон, потому что деревьев посреди площади быть не могло.

Не могло, да и не хотелось, и Тесс, полувздохнув-полуфыркнув, повернулся на другой бок, сворачиваясь поуютнее, собираясь вот прямо посреди сна заснуть еще раз, поглубже и получше.

— Ну только бомжей у нас тут еще не валялось! — удивленно-неприятным голосом произнес кто-то сверху, над ним.

И сразу же прозвучал вопрос:

— Бомжей? А это что?

Серазан, еще даже не подняв головы, шкурой ощутил озадаченность обладателя голоса.

— Ну… вот типа такие. Особые какие-то бродяги, кажется.

— Пьяные?

— Если совсем забулдыги, — и тут Тесс не выдержал, возмутился, открывая глаза и садясь:

— От забулдыг слышу! Я еды-то три дня не видел… Люди, вы есть?

Люди перед ним действительно были, плохо различимые в темноте, но для сна вполне прилично реальные.

И не вполне прилично заржавшие.

— Ну ты, мужик, даешь. Чьих будешь, чудо?

— С Лесной, через Хабарлар, с западного перевала, — уверенно ответил Серазан и поднялся на ноги. — Пришел переписать население. А почему у вас никого на воротах?

— Никого?

— Ну я же прошел и ваще ни души не встретил! — возмутился Тесс с только во сне возможной для себя наглостью. — Нахрен делать ворота, если никто в них не встречает?

— Не встречает? Это ж как ты прокрался так? — черты лица в темноте оформились ровно настолько, чтобы можно стало увидеть подозрительно прищуриваемые глаза, не по-местнопланетному темные и поблескивающие под узкой ранней луной. — И что за перепись, когда ты без вещей и без всего? Тесс фыркнул, окончательно убеждаясь, что сон этот — его, а значит, ему тут позволено многое.

— А я все потерял! Лег спать — рюкзак был, проснулся — как не было. Только перья черные… — тут он представил Ворона и продолжил мстительно и мечтательно. — Аж в синеву, глянцевые…

— Ах перья… — понимающе прозвучали сразу два голоса, а потом где-то за аркой мелькнул свет фонаря, и Серазана вежливо, но крепко взяли за плечо. — Пойдем-ка…

* * *

Наутро сфинкс вновь поднялся на крыло, внимательно облетел тот район, по которому накануне шарился пешком, потом нашел скалу повыше и поудобнее и сел там, задумчиво обозревая пейзаж. Линия ельника, где он ночевал, оказалась удивительно прямой, и темно-зеленая череда хвойных спускалась в обозначенную на карте долину, постепенно давая место зарослям орешника. Орешник рос густо, буйно, вплоть до гигантской скальной стены, в которой темнело что-то типа пещер.

Грин потряс головой. Если верить картам и Тессу, то он смотрел прямо на город. Тесс говорил что-то о трубах, о малолюдии, о каменных домах. А если верить мыслям отца-Дракона, именно рядом с такой отвесной, словно ножом срезанной скалой и следовало устраиваться людям. И в его мыслях, в отличие от видений Тесса, долина была нежилой.

"Поймать птицу и посмотреть", — фыркнул сфинкс, в очередной раз сосредотачиваясь. Для разума в долине царил черный дым, настолько густой, что разглядеть и поймать в нем кого-то было немыслимо. Грин почувствовал, что задыхается, и мысленно позвал Мастера. Зов его тут же погас и пропал в темном мессиве, провалился в него, как тяжелый камень проваливается в болото. Грин открыл глаза.

Светило солнце, выблескивая на скалах, пели птицы, нежно-зеленые деревья пахли только распустившимися листьями.

— Найду Тесса до весенних гроз, — вслух пообещал себе Грин, размял крылья и слетел в орешник.

В орешнике обнаружились каменные глыбы, пересохшие ручьи и водостоки, небольшие полянки и прогалины. Грин пошел по галечному дну одного из ручьев, чтобы не протискиваться со своими крыльями в довольно густом кустарнике. Камни в ложе ручья подобрались на удивление ровно и плотно, идти по ним вверх было довольно легко, Грин не чувствовал вокруг никакой угрозы и не тревожился бы, если бы не полное отсутствие контакта.

Когда он дошел до большой поляны у самой скальной стены, то увидел в самой стене три входа — большой центральный и по бокам два поменьше, а прискальная поляна оказалась в форме трех четко очерченных кругов — ступеней. Все это здорово напоминало ворота в подгорный город, и Грин крепко призадумался, прежде чем заглядывать внутрь. Но любопытство победило, и сфинкс таки засунулся в центральный вход. Внутри скалы была влажная прохлада и темнота, Грин в очередной раз подосадовал на отсутствие кошачьих способностей у человеческих глаз, и вылез обратно на свет.

И тут же остановился, ошеломленный и напуганный: неподалеку от малого бокового входа, неровно воткнутая в пыльную гальку, торчала Тессова палка-умайя, которую мастер очень любил и гордо именовал посохом. И ладно бы просто торчала, но еще пустила корни и набухла почками, на глазах превращаясь в ладное, живое дерево.

— Вот еще знак, — пробормотал Грин, машинально добавил считалку-извинение для случайно поврежденного дерева, какую говорят, набирая хворост, обошел деревце кругом, уловил шевеление в кустарнике, прыжком бросился туда — и увидел Тесса.

Тот был грязен, слегка потрепан, и беспечно шел куда-то, пробираясь между кустов. Грин позвал Тесса — Тесс даже не обернулся, Грин нагнал Тесса в два счета — Тесс ничего не сказал, он шел и шел, бормотал себе под нос нечто невразумительное, и слегка шатался, то ли от своих видений, то ли от усталости.

А Тесс разговаривал уже с третьим встреченным местным, вроде бы и как бы старшим или хотя бы за что-то ответственным, и, шалея от вседозволенности, выговаривал ему на тему непозволительной беспечности охраны:

— А если она есть, то быть на месте — должна! Безобразие, иду среди бела дня и ни одной служивой рожи, — рожа была сейчас и перекосилась на редкость кисло. — А если бы я не с добром?

— А ты и так не с добром, — посылал его местный. — Ты с пустыми руками и невнятной целью.

— А если у вас и таким входить можно, то написали бы над воротами:

"Добро пожаловать!"

— Слышь, а не пошел бы ты за ворота назад? Погуляй, мы пока нарисуем…

Серазан остановился и смерил обладателя рожи наиоскорбленнейшим взглядом.

— Нет уж. Сначала я найду, где у вас тут кабак. А потом — егерей, вызнавать зоны охоты… Охота разрешена?

Охота оказалась разрешена, но за рекой, хотя Тессу тут же сообщили, что если кто возьмется за отстрел одичавших собак в садовой черте, то такого полгорода на руках носить станет. Тут Тесс вздохнул тяжело и печально, потому что ему хоть и было уже почти все равно, что отстреливать, если для пропитания, но собак тех он все равно еще даже издали не видал.

Пришлось повыспрашивать, что тут еще водится такого, чем прокормится взрослый мужчина, не склонный к занятиям сельским хозяйством, и выяснилось, что раньше город жил с железа, угля и еще одного производства, о котором ему, чужому, не стоит пока знать слишком много, но плавильню завалило еще по весне, а рудник затоплен, и что большинство людей поуходило бы, да не помнит дорог через горы, хоть и знает, что поколение-другое назад еще шла не самая плохая торговля с городами на западе.

— А теперь не уйдем уже, — вздыхала усталая и неухоженная женщина, которой препоручил Тесса полу-служивый мужик, уйдя за кем-то уже над собой старшим. — Сын бы пошел, да сгинул в обвале, а мне-то куда? Если б внуки хотя бы остались…

Серазан сидел в ее доме на лавке и кивал неспешно, прикидывая, уместно ли попросить хоть хлебушка или лучше потом, когда определится хоть какое-то его место в городе.

— Жениться не успел? Жаль, если род прервется.

— Какой уж там род, — махнула хозяйка рукой. — Тут все постепенно вымрем, что нам еще…

Грин заговорил с Тессом — тот отвечал невпопад, с видимым удовольствием огрызаясь некоему собеседнику, но явно не Грину. Грин притих, глядя в невидящие темные глаза Мастера, задумчиво тронул лапой край изгвазданной мабрийской куртки, и понуро поплелся следом. Попутно он смотрел по сторонам, замечал, куда они идут, стараясь найти в перемещениях Тесса хоть какую-то систему. Следовало бы найти что-нибудь и хотя бы накормить впавшего в активный транс мастера, но Грин теперь так боялся его потерять, что всерьез обдумывал вариант привязать старшего к дереву, а потом уже идти на охоту.

Тесс пошел вниз, и Грин последовал за ним. Тесс шел водостоками, и каменными ручьями, время от времени залезал в кусты, что-то там обсуждал, садился на камни, участливо качал головой, вылезал обратно, шел еще немного, сворачивал, не глядя под ноги, а сердце Грина рвалось от жалости при виде мастера в невменяемо-незрячем состоянии. В мабрийской форменке, исхудавший, растрепанный, Тесс казался ребенком, который заблудился и тыкается из дома в дом, старательно ища хоть кого-то родного.

Орешник закончился, и уступил место зарослям дикой яблони, вишни, малины

и смородины. Порыв ветра содрал с вишни непрочный белый цвет, осыпал Тесса, и Грин вдруг остановился, осознав, что само оно не могло здесь появиться, без участия человека. Дикие, но все равно угадываемые сады и ягодники обступили их, крапива — обычная спутница заброшенных человеческих обиталищ — еще не успела войти в силу, чтобы прожалить мабрийскую ткань и сфинксову шкуру, и шли они насквозь по настежь распахнутому весеннему буйству белого и зеленого, шугая кроликов и вспугивая неосторожных птиц.

В одном, только ему видном месте Тесс остановился, вздохнул, уселся на поваленный ствол, сообщил Грину, что собак он не видит никаких, хотя рад бы. Грин обрадовался было, но по дальнейшим вопросам оказалось, что Тесс опять говорит не с ним, а с кем-то другим, и Грин долго смотрел в черные зрачки мастера, стараясь хоть там найти отражение неведомого собеседника, которого Тесс, судя по всему, жалел и утешал.

Понемногу охотничьи инстинкты взяли верх, и сфинкс отвлекся на одного особо глупого кроля, поймал, порвал, уже человеком наколдовал огонь, и принялся кормить Тесса с рук тонкими ломтиками мяса, завернутого в съедобные листья. Тесс ел аккуратно, но жадно, словно клевал с рук, и Грину даже пришлось ограничить пищу, чтобы мастеру не стало плохо. Так они сидели в саду, разбитом неведомо каким народом, от скалы протянулись черные тени, а вишневые лепестки летали вокруг, словно бабочки, и Грин время от времени стряхивал их с мастера, который по-прежнему не замечал его, и тихо бормотал о своем.

Тесс наелся и принялся оглядываться и отчаянно жалеть город вокруг. Грин вокруг никакого города не видел, зато начал кое-что понимать. Он вспоминал ровные линии каменных ручьев, круглую ступенчатую площадь у скалы, и напрягал воображение, чтобы понять, как оно могло бы быть когда-то. Природа замечательно поработала над тем, чтобы скрыть следы людей, но Тесс как-то смог включиться, а он, Грин, тыкался в живое сейчас и спотыкался на зарослях, которые когда-то могли быть домами, и зарослях, которые когда-то были огородами, и одичавшими деревьями. Город проявляться не желал никак, и Грин, вздохнув, опустился у ног Тесса, как когда-то сидел на крыльце с дедом, положил голову ему на колени и в очередной раз позвал тихо-тихо:

— Мастер Тесс! Серазан!

А Серазан тихо благодарил хозяйку, которая вдруг сама предложила отужинать, раз уж за гостем не спешат прийти из управы, и обещал отработать, как сможет, если уж с валютой у них не срослось и даже в лавку за продуктами он ей не может сбегать.

Хозяйка только отмахнулась — оказывается, лавок в городе совсем уже можно считать, что и нет, а таверна и вовсе закрылась давным-давно, а кто хочет жить, кормится огородами и рыбной ловлей.

— А охотой? — удивился, испугался и озадачился Тесс, и ответ удивил его еще больше, потому что оказалось, что за реку ходить далековато, и вообще… Что "вообще", он у смущенной женщины спрашивать не стал, но про себя подумал, что что-то тут не то, если в соседних долинах дичь есть, а тут — без внятной причины нет. Поинтересовался вместо этого, как обстоит дело с товарами, посудой, одеждой, и услышал, что тоже несладко, не каждый силен в ремеслах, да, впрочем, чего и стараться, молодых почти нет, а старикам на их век добра хватит.

Это было грустно совсем, Серазан выглянул из окошка, посмотрел на пустую улицу, уже давно серо-светлую, на мягкие тени по твердому камню, на колышущееся полотнище растяжки над козырьком, вновь обернулся.

— Неужто так город и опустеет? Вымрет?

Хозяйка пожала плечами, отворачиваясь.

— А что делать?

— Не знаю, — честно ответил Тесс, но закончить на том не смог, до того стало вдруг больно за эти улицы, стены, арки и площадь. — Но что-то — надо! Так хорошо, такое место — он же века бы стоял, город этот, нельзя его просто бросать!

— Мы не бросаем. Кто остался, тот доживет здесь.

— Здесь не доживать… здесь жить надо, — ответил Серазан тихо и отчаянно, плюхаясь под подоконником прямо на пол.

Огляделся опять.

— А если не жить — сколько пройдет, пока все зарастет и развалится? Управа стоять будет, она прямо в скале, это не так просто… а стены, дома? А сады? Жалко…

Хозяйка молчала.

— Так жалко… — повторил Серазан и тоже замолк.

На тессово "жалко" хозяйка ничего не ответила, зато вылез откуда-то из-под лавки рыжий в полосочку кот, запрыгнул Серазану на колени и так тихо и нежно взмявкнул, что у того аж сердце екнуло.

— Что, пушистый, и тебе не хочется, чтобы город пустел? — спросил его Тесс по старой своей привычке общаться с котами, погладил по теплому боку, двинул ногой, чтобы держать зверя было удобнее. — А, кот?

Посмотрел в глаза, умные и зеленые, и вздохнул.

— Я вот думал, люди тут жить будут, много их будет, а вместо этого… Эх, рыжий…

И снова погладил, а хозяйка меж тем скрылась в задней комнате, но Тесс, поколебавшись немного, остался с котом и принялся задумчиво его гладить и жаловаться, как своему — доррову еще — черному лесному коту, на жизненный облом в виде лесов без добычи, города без молодых и детей и путешествия без ученика, которого как оставил, спеша на зов, так с тех пор и никак не дают наконец-то позвать.

— Вот он тоже рыжий, пушистый… Красивый. А дома остался черный, но тот уже кот. У него небось кошек с весны… А у вас тут, кот, есть местные кошки или тоже кто пропали, а кто ушли?

— У нас тут кошек нету, — честно ответил обалдевший от такого с собой обращения Грин. — Да и котов, собственно, кроме меня, пока не видно.

Тесс гладил его ласково, трепал за ухом, как зимой, на базе, и хотелось совсем разлечься и прижмуриться, даром, что Грин был в человеческом обличии. Чтобы отвлечься и не смущаться дальше, Грин принялся уверять Тесса, что он — не кот, а тот самый ученик, попутно от поспешности и растерянности теряя куда-то непременно уважительное "Мастер", а потом и родовое имя, пока не осталось короткое и свойское "Серазан". Он говорил, а Тесс стал слушать внимательно, наконец-то глядя осмысленно, и постепенно внизу, вместо земли, проявился дощатый пол, заросли старой и молодой малины сплелись в стены, яблоневые ветви над головой стали крышей. Тяжелый сладковатый запах заставил поморщиться, а ощущение неминуемой беды — передернуться всем телом.

— Что тут произошло, Серазан? — спросил Грин, недоуменно оглядываясь. — Это все будет или было?

Черный говорящий кот к Тессу однажды уже приходил, но чтобы из кота рыжего превращался ученик — такого еще не было. Серазан вежливо придержал руку, чтобы Грину было удобней осматриваться, но на плече ученика ее все же оставил, решив для себя, что скучает по нему совсем сильно, если тот уже начал сниться.

— Это все есть, — ответил с радостью больше от встречи, чем от обстоятельств ее, и уточнил. — По крайней мере, пока сон не кончится. А без него тут тот же город, но уже без людей, пустой.

— Здесь именно тот город, который вы видели? — уточнил Грин, не поднимаясь, а только поудобнее устраиваясь у ног Тесса, чтобы не рвать контакт.

— Тот самый, не сомневайся, — подтвердил хриплый голос от двери, и в помещение самым обыкновенным образом вошел Вульфрик Дорр. Он щурился, словно от солнца, и этот прищур складывался то ли в улыбку, то ли в характерное для всех мабрийцев настороженное выражение.

— Мастер! — ахнул Серазан, встрепенувшись, и не вскочил на ноги только потому, что на коленях оставался Грин, которого тоже не хотелось отпускать. — И вы сюда же?!

— Да, я тоже умею вляпываться, — заявил старик, со вкусом усаживаясь на лавку у противоположной стены. — Значит, базу вы нашли, и, если вы здесь, контакт таки состоялся. Хорошо. Полагаю, полковник Моран был безмерно рад.

— Насчет безмерно не уверен, но рад — был, — подтвердил Тесс, неосознанно сжимая плечо Грина — наполовину поддержки ради, наполовину предупреждая… и на третью добавочную долю в смутном безадресном раздражении. — Значит, вам действительно нужно было, чтобы мы начали работу с "Крылом"?

Грин неуловимо детским жестом накрыл руку Тесса ладонью. Дорр слегка улыбнулся, глядя на эту семейную сцену.

— Я не ожидал, что уйду так рано, прости меня, Серас, — примирительно вздохнул Дорр. — Я не успел доделать то, ради чего прилетел сюда и жил так долго, надеялся сам найти контакт. И нашел. Но очень поздно нашел, Серас. Слишком поздно. Так поздно, что никому, кроме местных, не мог сообщить об этом.

Грин чуть заметно напрягся.

— Что там, за пределом, мастер Дорр?

Дорр уселся поудобнее.

— Не могу точно сказать, молодой человек. Я еще не ушел окончательно, я могу еще держаться здесь, пока не исполнится то, ради чего я жил.

Грин кивнул сочувственно и понимающе.

— И что же это за контакт, Вульфрик? — спросил Серазан мягко, тихонько гладя ученика. — Вам нужно задержаться здесь еще или хочется, чтобы мы уже отпустили вас насовсем?

Прежде чем ответить, Дорр долго подыскивал слова.

— У существа, которое составляет эту планету, колоссальные, безграничные возможности, и оно щедро делится ими с тем, кто знает, чего хочет, — медленно ответил он. — Если зацепиться за свои желания, можно понять, что хочет оно. Скоординировать желания. Я не могу раствориться, как остальные, пока наши общие желания не будут исполнены. Я хотел показать все это тебе, Серас. Но постепенно, когда ты привыкнешь взаимодействовать. Но — Дорр развел руками, — не вышло.

Тесс вслушивался напряженно, обдумывал и ловил…

— Одну минуту, мастер, — произнес он наконец медленно. — В какой момент вы нашли контакт с… драконом, я полагаю, Грин? — вопросительно взглянул на ученика, — и когда в таком случае захотели мне все показать?

Уже после… после? — слово так и не произнеслось, и Серазан просто его опустил.

— Ага, — успокоенно сказал Дорр. — Коль скоро вы называете сверхразум "Драконом", вы про него уже знаете, и даже приняли эту идею. Мне понадобилось лет десять, чтобы все это осознать, а вы, чистая душа, за каких-то полгода окончательно ассимилировались. А я-то хотел вас постепенно, осторожно, лет за пять-шесть в курс дела ввести. Что он есть, управляет подсознанием, я догадался, а вот напрямую сконтактировать получилось только после смерти. Видимо, оно как-то катализировало процесс.

Тут Грин фыркнул возмущенно и совершенно по-кошачьи.

— С кем поведешься… — смущенно пробормотал Серазан, опуская взгляд в рыжую шевелюру ученика. — Итого: что от нас надо? Анализировать собственные желания для грамотной постановки целей — понятно, но осознанная их координация с верхним уровнем пока еще представляет сложность. Лучше скажите прямо, если успели все выяснить и разложить для себя.

Грин вопросительно посмотрел на Тесса снизу вверх.

— Перевожу: скажите, что от меня надо, и не темните, — пояснил Дорр. — Что вы думаете на этот счет, Грин?

— Здесь давным-давно был город, — начал Грин совершенно ученическим голосом, — который умер и оставил нехороший след…

— Здесь до сих пор есть город, — поправил Дорр. — Я его вижу иногда. Он, как и я, не может раствориться полностью. Это место для людей. Но людей здесь нет. И никто из местных сюда не поедет. Далеко.

Тут Дорр тоже посмотрел на Тесса.

Тесс вздохнул обреченно и вместе с тем обрадованно.

— Понял. Дракон согласен? Или, еще лучше, одобрит заселение его народом, который не поленится долететь?

— Если это место было освоено людьми, то возродить его смогут тоже только люди, — с удовольствием вставил Грин, ощущая себя необыкновенно важным и нужным.

Дорр покачал головой:

— Важно не только то, что должно здесь быть, а то, как на Мабри расценят эту зону. Если как промышленную, то плохо, а если как санитарную — то вполне допустимо.

— А в каких зонах была потребность на момент, когда вы получали последние новости? — поинтересовался Тесс. — Я спрашиваю, потому что хочу сравнить данные с тем, что говорилось нам на "Крыле".

— Я давно знал, Серас, что ты любишь проверенную информацию, — хмыкнул Дорр довольно. — Тебя интересует, что нужно для затыкания дыр или в идеале? В идеале: прекратить войну, чего мы не можем по причинам техническим, экономическим, экологическим либо этическим в зависимости от способа ее прекращения. Как способ продержаться и выжить вместе с планетой: снизить нагрузку на экосистему Мабри процентов эдак на тридцать, можешь сгонять на "Крыло" и попросить посчитать, сколько это будет в пересчете на промышленные и демографические показатели. Как способ сохранить хотя бы расу: любая колония, которая получит возможность развиваться без насильственной форсированной ассимиляции с любым другим человеческим или не очень народом. Так что ты сам теперь можешь сказать о зонах?

Серазан медленно выдохнул, прикидывая и считая. — По первому варианту: разве что откопать здесь какое-нибудь супер-оружие. Не представляю в упор. По второму: нерентабельность переноса промышленных мощностей в колонии с последующей поставкой товаров назад в метрополию, все через Врата, доказана исторически, следовательно, варианты два и три будут отличаться только количеством переселяемого сюда народа. Ограничено оно, полагаю, будет лишь тем, что согласится принять Дракон, сами же колонисты…

Тут он задумался, подозрительный и недоверчивый, как никогда, но в конце концов ответил все-таки сам же: — Я помню, на чем мы росли: "Берегите Родину, мать вашу," — и чужое нас тоже учили беречь, пока мы сами им пользуемся. Зона должна получиться чистой и охраняемой — хотя бы потому, что где мы еще найдем такой охренительный заповедник?

Дорр поглядел на него ласково, но через задумчивый прищур.

— Не слишком ли оптимистично? — мягко спросил он. — Прежде ты был худшего мнения о соотечественниках.

Тесс озадачился, подтверждения ради покосился на Грина — тот, добавляя ему удивления, кивнул.

— Похоже было, что сначала вы их боялись, мастер Серазан.

А осенью были и передатчик, и Блейки, и вызов, непонятный и действительно напугавший…

Серас вздохнул.

— С тех пор я пообщался с Ренном и Мораном, — беспечно ответил, улыбаясь одновременно и старшему, и младшему магам. — Теперь не боюсь.

Грин потряс головой. Когда мабрийцы говорили между собой, он понимал только каждое третье слово — в лучшем случае. Он только понял, что Тесс и Дорр согласились с тем, что мабрийцы не будут устраивать из этого поселения город старых людей и даже не базу, а что-то, что будет хорошо для всех, и его это устраивало.

Дорр улыбался уже в открытую, разглядывая двух своих наследников.

— Ты за домиком все-таки присмотри, Серас, — попросил он, выцветая и пропадая из вида. — И кота надо время от времени гладить.

Тесс внимательно пронаблюдал растворение Дорра в пространстве, посмотрел еще более внимательно на Грина и погладил его.

— До кота еще добраться надо… — объяснил он тоном легкого фалломорфирования и следом же деловито поинтересовался. — Что будем делать, Грин?

— Погуляем по городу? — предложил Грин, улыбаясь. — В прошлом было любопытно, посмотрим, что было, что есть, а что будет — вы мне потом расскажете. Да и место для ночлега нужно, и желательно в реальности. — А что вы называете реальностью? — поинтересовался Тесс, не слишком шустро поднимаясь на ноги над сидящим учеником. — Я начинаю слегка сомневаться относительно того, что тут было, а что есть.

Огляделся, придерживаясь за стенку, ощущая себя слегка потерянно-сонно после то ли ужина, то ли беседы, вновь обернулся к Грину.

— Вот вы, например, явно тут по собственной, а не чьей-нибудь, воле. А где и, собственно, как?

— Где мы сейчас? В малиннике, под яблоней, — серьезно ответил Грин, лениво не поднимаясь, но внимательно наблюдая за Серазаном. — Когда мы сейчас? Это вопрос. Наверное, давным-давно, когда город только умирал. Я думаю, он умирал так неохотно, что остатки этого сохранились до наших дней. А еще мне кажется, что над город до сих пор охраняем, и этот хранитель явно не мастер Дорр.

— Хранитель здесь Ворон, — согласился Серазан. — Но где вы нашли малинник? Ниже, за стеной — согласен, а тут даже палисадника нет…

Кроме того, куда важнее, как вы тут находитесь. Физически или только духом? Я точно знаю, что пришел сюда материально, ногами по земле — через горы, потом сады, по лестнице и по улицам через площадь. Ворон здесь был реальный, из плоти и крови. А вот другие люди то ли есть, то ли нет, и по ряду свойств сильно похожи на призраков, как мастер Дорр — уж очень "по заказу" они появляются и исчезают. Вы тоже возникли не совсем ясным способом. Каким?

— Обвалилась крыша, — Грин взглянул на прочный потолок, — прогнил пол, — он постучал по прочному деревянному настилу, — обвалились стены, крапива, малина, кипрей проросли на развалинах. Когда я пришел, не было ни города, ни этого дома. Но отголосок остался — и вот мы его видим. Его — или память Хранителя, который вас сюда привел. Физически мы сидим в кустах, на голой земле, а вот так — заблудились где-то в прошлом. Выбраться можно физически, либо… — Грин задумался и наконец, поднялся на ноги. Оценивающе провел ладонью по стене, постучал по стеклу в оконной раме. — Здесь люди очень хотели задержаться и быть счастливыми, очень. Слишком много надежд, слишком много сил вложено в обустройство.

"Вот как крыша обвалилась, так он и возник," — пробормотал Тесс обреченно.

И сказал уже на нормальной громкости, адресно:

— Я тоже не прочь задержаться. И быть счастливым, для этого только пропитание надо найти. Так вы здесь во плоти или как?

— А я бы хотел не задерживаться, — решительно ответствовал Грин. — Здесь как в могиле, а в иллюзиях нам пищи не найти. У вас, когда я вас увидел в кустах, был такой вид, словно вы дня три ничего не ели.

Посмотрел на Тесса, сообразил свое и постарался ответить на вопрос:

— Мы с вами здесь во плоти, абсолютно реальные, но видим не то, что есть, а то, что было.

— Ничего себе иллюзия, — Тесс погладил ровно оштукатуренную стену с такой симпатией, словно сам строил этот дом. — А я и правда поголодал, слишком мало с собой взял, а тут не прокормишься, верно. Хотя вообще-то хозяйка дома ужин поставила…

Посмотрел на Грина, подумал.

— А вы, значит, видели то, что есть… И что мы имеем на самом деле — вообще, касательно города?

— Кусты, деревья, никаких следов построек, только в скальной стене осталась пещера, — честно ответил Грин, — в садах вот одичавшие деревья. Как вы только, по кустам лазая, себе ноги не переломали, не понимаю!

Тесс попытался это представить… стало грустно до боли, до щема в груди.

— Так я-то не по кустам, — вздохнул он. — Я вполне себе по мощеному тротуару. Пойдемте, что ли, и правда по городу, хоть разглядим его, раз всего этого по-настоящему нет.

И повел Грина наружу, по внешнему кольцу улицы, разглядывая сам и больше всего наблюдая, насколько это все нравится — или нет? — ученику.

Грин не мог сказать, нравится ему или нет. Он был поражен высотой искусственных каменных стен, не по-весеннему едкой пылью на улице, мусором и тем, насколько это все не похоже на мирный настоящий пейзаж.

Чахлые худосочные деревца — и люди. Очень много людей, они проходят туда и сюда, они все время разные. Бродячие толстые собаки, лежащие в густой утренней тени, запах помоев и какого-то гнилья. Все это было непохоже ни на деревянно-особняковое Двуречье, ни на сосновую Лесную с ее бревенчатыми срубами. Если бы Грин был в Лерее, с его высокими каменными домами в центральной части города, он бы не так удивлялся. Но — в любом случае — Грину было удивительно, что столько людей ходит по улицам, и так ясно чувствуется их присутствие.

В довершение всего откуда-то доносился отчетливый запах гари.

Грин косился на Тесса, украдкой трогал каменную кладку и все больше погружался в нереальность прошлого города, который никак не хотел умирать.

А Серазан, глядя на тот же город, тихо грелся в лучах поднимающегося все выше над крышами солнца, наслаждался простором широких мостовых, временами ловил взгляд Грина и с каждым шагом все больше жалел, что нельзя залезть на стену, разделяющую первое и второе кольцо улиц, и пройти по ней — нет, с виду не так уж высоко и вовсе не сложно, но если на самом деле всего этого нет — то как? По чему он пойдет, куда провалится на первом же шаге?

Хватило уже того, что более не появлялись люди и не доносилось звуков и запахов жизни, мягкий легкий аромат каменной пыли постепенно сменялся тяжелым дурманящим духом цветущих растений, Тессу казалось теперь — обидно, отчаянно, как во время чудесного сна, когда где-то в глубине разум знает уже, что вот-вот его выдернет из этого счастья беспощадный будильник — что камень становится прозрачным и хрупким, и подлинная мощь старого города сменяется обманом массивных, но таких непрочных вблизи кучевых облаков.

— Надо уходить, Грин, — произнес он наконец, не в силах прятать тоску и боль. — Пойдемте… хотя бы на площадь, если она еще есть.

Грин взял Тесса за руку, боясь затеряться. По мере того, как они подходили все ближе к площади, людей становилось все больше. Их было больше, чем на сезонной ярмарке в Двуречье, они были повсюду, и Грин отчаянно боялся, что в этой сутолоке Тесс пропадет куда-то. Люди о чем-то судачили, их речь была неразборчива, а Грин все больше понимал, с кем разговаривал Тесс, когда он его нашел.

— Стойте, Серазан, — наконец, взмолился парень. — Давайте отдохнем в стороне, у меня от этой толпы уже голова кружится.

— Толпы? — Тесс, шедший, как ему казалось, вместе с Грином, но по пустой арке-лестнице, удивленно обернулся к ученику, вгляделся в его лицо повнимательней… остановился как вкопанный.

— Здесь никого нет, Грин, — мягко сказал он наконец. — Только вы, я, и каменные стены, которых тоже нет, хотя я их и вижу. Вокруг вас толпа?

— Да, — ответил Грин и, не выпуская руки Тесса, прижался к стене, чтобы пропустить веселую компанию, которая как раз проходила мимо. Компания осмотрела Грина, поржала немного нам ним, и отправилась дальше.

— Очень много людей. Шумно. И чем дальше, тем больше.

Грину очень хотелось посмотреть, что же дальше, но он чувствовал, что задыхается, почти физически, от обилия лиц и голосов.

— Мы постоим тут, я привыкну, Серазан, ладно?

Тесс тихо выматерился.

— Я видел здесь толпу, но совсем недолго… — поозирался еще, но толпой и не пахло, а пахло молодой листвой, цветами, землей…

Серазан мотнул головой, оглянулся через плечо и понял, что пора уходить.

— Так, посидите-ка, я схожу за посохом и пойдем из города. Это вниз, той

же лестницей, только в другую сторону. Дождетесь меня?

— Нет! — вырвалось у Грина, как только он представил, что останется тут один. — Я с вами.

На них смотрели уже подозрительно. Грин покраснел и пообещал себе не обращать внимания на посторонних. Он был гораздо выше здешних жителей, и очень выделялся.

— А посох ваш уже пророс, я видел, когда за вами шел. Он деревом стал, Серазан. Вряд ли бы захотите выкапывать живое.

— Как — пророс? — Серазан обалдел. — Нет уж, на такое надо хотя бы взглянуть собственными глазами…

Руку Грина он держал крепко, рассудив, что раз уж тот, похоже, видит куда больше его самого, и от увиденного так шарахается, то оставлять его одного действительно нельзя.

Так, вдвоем, они и прошли аркой, на площади оказались шаг-в-шаг, и тут Тесса постигло именно то разочарование, которого он, чуя уже, так надеялся избежать — ровная каменная плита оказалась заросшей куда сильнее, чем накануне, с кустами под стенами и травой в трещинах камня, фасад управления и высокий дверной проем полуобвалился и выглядел совсем диким, как вход в пещеру… Зато сбоку, у лестницы, сейчас превратившейся в кучу разбитого камня на склоне невысокого холмика, зеленела молодая березка, тонкая, белая, с изящными прожилками коры и нежными листиками-сережками.

Серазан охнул, совсем не по-мабрийски распахивая глаза на это зрелище, оглянулся, заглядывая в лицо Грину, выпустил его и завороженно пошел к деревцу.

Ничего в нем такого особого не было, и видел таких вот молодых берез Тесс не один десяток и даже не сотню, но здесь знаком был каждый недоизгиб, здесь обломана была макушка, вместо которой вверх потянулось аж пять стволов, здесь ладонь сама легла поверх тонкой коры ласкающим, привычным движением… но не подхватила и подняла, как бывало раньше, а погладила, задержалась…

— Хорошо, что не ободрал, — чуть ли не виновато пробормотал Тесс, внезапно смущаясь. — Хороша бы была… красавица…

А Грин из пыльного и пропахшего человеческим потом прохода попал на большую, залитую солнцем, аккуратно вычищенную площадь. Люди были и тут, но они были как-то организованней, что ли, и к тому же Грин помнил, как это выглядело. А сейчас, в прошлом, каменная стена была чуть ли не отполирована, и у центрального, и у бокового входа стояли кто-то вроде специальных людей, по движениям похожих на людей с базы. Тесс сразу определил бы, что это полиция или караул, а Грин растерялся и не заметил, как Тесс отпустил его руку и скользнул в толпу.

Грин охнул, заозирался потерянно, но Тесс словно сквозь землю провалился. Грин подошел к центральному входу, но ему строго сказали, что дальше нельзя, и он пошел по внутреннему кругу, высматривая Тесса, с надеждой "а вдруг". Разговаривать с местными он не решился, чтобы не свалиться в прошлое еще глубже, а просто сел на скамейку с краю площади, чтобы Тессу было легче его найти, где бы он ни был.

А Серазан, восхищенный и счастливый, вновь обернулся к Грину, к арке, которая осталась за спинами, когда они поднялись, и хотел уже поделиться радостью, но тут оказалось, что за спиной даже не заросшая площадь уже, а просто каменная плоскость, вполне себе дикая, покрытая низкой травой, мелкими кустиками и большими кустами, на месте арки пара заросших мхом камней изображает один из столбиков и здоровенная акация — все остальное, а Грин вовсе ушел в сторонку и с задумчивым видом присел на бревне.

"Зажрались они тут", — обиженно подумал Серазан. — "Конечно, чудеса на каждом шагу… уже и не интересно!"

* * *

Грин жадно разглядывал людей на площади: лица, одежду, манеры, — и все гадал про себя: увидит теперь его Серазан или нет? Реальность происходящего и желание города хотя бы казаться живым были так велики, что даже воспоминание о настоящем не давало сил прорваться сквозь наведенный морок. Грин начал отчетливо понимать, почему отец-Дракон попросил людей снова поселиться здесь. Долина была найдена, та самая, со всеми подсказками, но теперь требовалось уйти обратно, на базу, и как-то донести до них новость.

Грин вздохнул.

Скамейка под рукой была деревянная, с железными вставками, стена — каменная, ровная. Серазан мог его видеть, а мог и бродить в собственных грезах, и теперь Грин сомневался, что найдет его среди стольких людей. Не разговаривать тоже не получилось: все-таки он сильно отличался от толпы, и человек в строгой прямой одежде подошел к нему и поинтересовался, что он тут делает и откуда взялся. Грин ответил, что пришел из-за перевала и просто смотрит город. У него спросили бумаги или что-то вроде. Потом попросили пройти в специальное здание. Грин послушно пошел, через арку с площади, гадая про себя, что могут ему сделать миражи. Он только сказал, что его может искать другой такой же приезжий.

На каменной улице, сплошь заполненной народом, ему опять стало плохо. Вдали дымила большая каменная труба, дым был густой и черный, его частью относило в горы, а частью он ложился на дома.

— Вы так заболеете, — посочувствовал он своим провожатым.

— На наш век хватит, — оборвали его.

Грин замолчали и пошел молча, опять разумом понимая, что идет, наверное, один и среди кустов, хотя все чувства говорили об обратном. По дороге он слишком сильно пошатнулся и схватился за руку ближайшего к нему человека — тот дернулся. Рука была живая. Все здесь по ощущениям было живое, а воздух — пыльный и горький.

Грина привели в каменный домик и посадили "до выяснения". Он попросил воды и чуть не выплюнул: от железистого привкуса засаднило горло. Нахмурившись, Грин сидел на деревянной скамейке и гадал, остановит его такая реальная, но призрачная решетка, или можно просто пройти сквозь нее. Попутно он еще соображал, как объяснить такую цепкость города. Несомненно, люди ощущали себя в нем хозяевами и строились на века — вот, даже тюрьма была тому свидетельством. Но как неразумно они хозяйствовали! Похоже было, что они совсем не задумывались ни о том, чем дышат, ни о том, как живут, и пользовались всем неразумно и беспечно, словно природа вокруг них была сотворена для них и только. Это было неправильным, они проиграли… потому что пользовали ее, как скотину, предназначенную жить один сезон, а дальше — на убой. Или на выпас, если мало жира нагуляла.

Грин нахохлился и принялся ощупывать каменную стену, надеясь, что хоть где-то рука провалится в действительную пустоту.

* * *

О том, что тут что-то не так, Серазан догадался, только когда увидел, что Грин не просто сидит, а кому-то еще говорил что-то или отвечает. Тут уж стало резко не до чудес, и Тесс рванул к ученику.

Площадь он пересек вовремя, Грин как раз послушно кивнул в никуда и поднялся, по-прежнему с лицом одновременно задумчивым, озадаченным, но не очень сильно встревоженным. Тесс понял, что и сам, наверное, примерно так же бродил еще вчера, и останавливать ученика не стал, пошел рядом, внимательно наблюдая, а Грин одновременно и двигался так, что явно по улице, а не широкому полуступенчато-полуосевшему склону, и время от времени приостанавливался, переходил на шаг более осторожный, но по лицу его Тесс так и не смог понять, начинает он в эти моменты видеть вместо города склон, или нет.

Понял только, что виденное Грина не очень радует, а когда услышал, как он сочувствует жителям — заподозрил, что жителей этих перед ним поболее, чем видел он сам, да Грин и говорил о толпе, а толпа — это и люди, и мастерские, и тот заводик или неведомо что с трубой и дымом…

А Грин сперва ухватился за его руку, сам дернулся удивленно, уставился внимательно и испытующе — но куда-то мимо серазанова лица, потом уселся на очередном камне, явно ждал, озирался, принюхивался, слегка побледнел…

Тесс встревожился, но Грин сидел не на солнце, кругом была зелень, буйная и по-весеннему молодая, и Серазан решил подождать и понаблюдать дальше — дал воды, когда Грин попросил, забрал фляжку, когда тот отдал ее с недовольным лицом, поймал его руку и подвинул в воздух, когда тот начал ощупывать ствол ближайшей сосны…

Пространству перед рукой Грин явно обрадовался и тут же вскочил, но немедленно остановился, врезавшись лбом в ветку, Тессом из виду упущенную, поскольку та была над его головой. Грину же она оказалась как раз по росту, и тот сел обратно, помрачнев, и уставился в никуда, пробормотав что-то неразборчивое.

Серазану же ничего не осталось, кроме как устроиться на земле напротив и внимательно наблюдать.

* * *

Пустоту где-то перед собой Грин нащупал, и почти обрадовался, но тут в камеру влетел охранник и зачем-то стукнул его по голове какой-то палкой. Получить по куполу от миража было унизительно. Грин примирительно уселся на скамейку и опять принялся думать.

Взаперти он оказался впервые и терпение его быстро истощилось. Он попробовал на ощупь стальную решетку и приятно удивился, когда прутья стали прогибаться и ломаться с отчетливым деревянным треском. Грин сильно подозревал, что ломится напрямую через кусты, а человек из прошлого ошалело шарахнулся от верзилы, который разломал заграждение, выпрыгнул в окно караулки и припустил по улице вниз, к заводу, исчезая в толпе и хулигански показав охраннику оттопыренный средний палец.

* * *

Прыжок ласточкой в куст Тесс, честно говоря, видел впервые. А поскольку поиски Грином выхода из образованной парой сосен и орешиной полянки он до того созерцал в положении сидя, вскочить и рвануть за учеником у него вышло с большим опозданием — вернее, не вышло совсем, потому что к моменту, когда Тесс поднялся на ноги и раздвинул ветки, рыжий уже был далеко.

Серазану достался неприличный жест с хорошего расстояния, а дальше Грин исчез в кустах, и только колыхание, треск и медленно оседающие оборванные листья с обломанными веточками указывали его путь. "Вот же бля!" — произнес Серазан вслух, проломился следом за учеником пару десятков метров, но тут же понял, что вот теперь-то, когда перед ним ни разу не мостовая, а очень даже заросший склон, он особенно не побегает.

Вернее, побегает разве что в режиме охоты, по-лесному, и, пожалуй, даже Грина найдет…

Но вот что он с ним с таким будет делать?

Тут он заодно вспомнил, что Грин, если надо, может и перекинуться в сфинкса, да и вовсе не пропадет за несколько минут или даже часов — и уже довольно спокойно выбрался на полянку вытяную и каменистую, явно бывшую века назад улицей, уселся в подходящей тени и принялся искать ученика более для себя привычным методом: закрыв глаза и вслушиваясь в окружающее пространство.

Пространство оказалось… обычным. Привычная растительность, живая настолько же, насколько и в долинах, что они проходили раньше, привычная живность, достаточно разнообразная и тоже для этих краев типичная…

Для краев?!

Тут Тесса застопорило и даже из режима прослушки выкинуло, потому что весь этот горный склон он обшаривал не далее как вчера и не успел бы ни в коем разе забыть, как изумлялся отсутствию дичи. Если же верить чувствам — дичь очень даже была, и…

И даже обычные среднечеловеческие чувства ее показали, Серазан осознал это разом, вдруг и внезапно — по кустам щебетали птицы, шуршало что-то наземное, носились бабочки и стрекозы, а в небе — стоило только голову поднять — рассекал Ворон, здоровенный и черный, и не сказать было, чтобы он вообще куда-то отсюда улетал.

Мысленный вопль Тесса, одномоментно осознавшего, что жратвы по кустам навалом, а он весь прошедший день шарился голодный и просто в упор ее не замечал, не пропустила бы никакая цензура, а если бы и пропустила, пользы в озвучивании его было бы мало, потому что состоял он сплошь из неопределенных артиклей и междометий.

О пропавшем где-то внизу Грине Серазан мгновенно забыл, зато так же мгновенно и необыкновенно нагло и жестко дотянулся наверх, до видимой невооруженным глазом птицы, и вопросил с возмущенной требовательностью:

— Ты, пернатое! Тут жратва есть?!!

У Ворона на несколько секунд даже сбился полет. Впрочем, совсем ненадолго, а ответил Хранитель и вовсе подчеркнуто невозмутимо.

— Разумеется, есть. Отчего бы ей тут не быть?

От такого Тесс онемел вовсе, поскольку виртуозом ругани отнюдь не был, и способа выразить свои эмоции не находил ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы включить голову и поостыть.

— А люди — есть? Настоящие?

— Тебя считать? — поинтересовался Ворон в ответ, тоном, явно указывающим на недовольство начатым допросом.

Серазан недовольство проигнорировал.

— Меня — нет. Мне бы насчет местного населения…

— Лет триста как вымерли. Может, пятьсот.

— А если я видел кого?

— Перегрелся на солнце! — тут черная птица сменила направление облета и пошла на посадку, причеем увеличиваясь в размерах со стремительностью, столь древнему существу даже, пожалуй, не слишком приличествующей. Минутой позже Ворон сидел на камне перед Тессом.

— Кого видел?

Серазан хмыкнул — все-таки хранителю было любопытно.

— Всяких, — ответил неспешно, ухмылки не пряча. — Жили тут, разговаривали… вот к которым ты же и посылал.

Ворон нахохлился.

— Куда велено было, туда и послал.

— А сюда позвал тоже как велено?

— А что, лично мне ты на кой-то сдался?! — огрызнулся птиц с такой яростью, что даже вслух злобно каркнул.

— Ага…

И Серазан замолчал, припоминая, что видел, слышал и знал.

Сомневаться, что они с Грином здесь волей дракона, и раньше повода не было, но интересно было бы разобраться, какие функции выполнял Ворон, а какие — Дорр и призраки прошлого.

— Хорошо, согласен, — сообщил он примирительно. — Ты птица гордая, у тебя на морде — или это не мордой называется? — написано, что абы кто тебе велеть не сможет. А вот человека типа меня, только постарше так на поколение, ты тут не встречал?

— Живого? — заинтересованно склонил голову Ворон.

— Ну… не совсем. Призрака, но он человек активный и, кажется, тоже командует тут…

— Эта долина моя! — встопорщил перья Хранитель. — И командую здесь я.

Тесс смерил Ворона мрачным взглядом, тот в ответ приподнялся на лапах и нахохлился, увеличиваясь в размерах еще больше.

— Ладно, — вздохнул Тесс. — Давай о насущном и настоящем. Куда побежал мой напарник?