Роуланд проснулся с зарей. Он лежал, распростершись на земле и задумчиво уставившись в бледное небо, проглядывавшее сквозь деревья. Бригитта спокойно спала, не подозревая о том, какое смятение поселилось у него в душе.
Вчера он был вне себя от ярости, и не столько потому, что она убежала, сколько из-за того, какому риску подвергала себя, отправившись одна. Эта маленькая дуреха могла пасть жертвой воров или того хуже! Конечно, было мало приятного в том, что она убежала, тем более что в Монтвиле все знали про это. С одной стороны, он хотел быть ее хозяином, а с другой — стремился защитить, Он не понимал тех чувств, которые родились в нем, и впервые в жизни пребывал в смущении. И зачем он согласился с ее смешной просьбой?
Роуланд нахмурился, размышляя о послании. Или она на самом деле из благородных, или герцог Арнульф от нее без ума и она надеется, что он ей поможет? Но в любом случае, похоже, Роуланд может ее потерять. И он чувствовал себя несчастным. Он знал Бригитту очень недолго, но понял — и вполне определенно, что не хочет ее потерять.
— Проклятье! Пошло все к черту! — пробормотал он, встречая утро следующего дня.
Было поздно, когда Роуланд и Бригитта въехали во двор имения. Бригитта смутилась, когда вскоре после захода солнца они увидели крепость, потому что она провела в пути полночи и целый день, чтобы отъехать от нее, а для возвращения понадобилось так мало времени. Она, должно быть, сбилась с дороги и потеряла драгоценное время. Но какой смысл теперь думать об этом!
Когда они спешились и повели лошадей к конюшне, Бригитта спросила:
— Ты не забыл, что согласился отправить послание?
— Не забыл, — проворчал Роуланд. — Он протянул руку, спустил капюшон ее мантильи и вынул ее косы. И за них притянул к себе. — Я так же не забыл и того, что ты могла попросить не трогать тебя, но ты этого не сделала.
— Но ты же сказал, что все равно не согласишься, — ответила она холодно.
— А ты и не пыталась торговаться, дорогая, — в глазах его загорелись искорки.
— Я получила то, что хотела, Роуланд. И мне остается потерпеть тебя всего несколько недель. А это совсем другое дело, когда знаешь, что твое несчастье скоро кончится.
— Несчастье, мамзель?
Его губы нежно и легко дотронулись до ее губ, затем до щеки и чувствительного местечка за маленьким ухом. И когда мурашки побежали по ее спине, она застонала, Роуланд отстранил ее и одарил дьявольской улыбкой.
— Ага, всего несколько недель! Я попробую воспользоваться этим, как следует!
Он не стал ждать ответа и из конюшни направился в большой зал. Бригитта смущенно смотрела ему вслед, удивляясь, почему разрешает целовать себя? Что с ней происходит?
Она вытерла руки и поспешила за ним. Все дело в его нежности, объяснила она себе.
Ужин закончился, но зал не опустел. За низкими столиками сидели люди и пили. Возле одного очага Лютер резался в кости с сэром Робертом и еще с каким-то рыцарем, пока Хедда, Ильзе и их горничные вышивали, сидя рядом. Хедда была высокая костлявая женщина, ее темные волосы уже тронула седина, а Ильзе выглядела в точности, как ее мать тридцать лет назад. Слуги заканчивали свои дела, а молодой парень держал собак, чтобы не мешали, пока жарится мясо. Другой парень в это время выгонял дым через отверстие в стене.
Роуланд подождал, пока Бригитта догонит его, чтобы вместе войти в зал.
— Возьми еды на двоих и садись со мной за стол.
Когда она стала отказываться, он поднял палец:
— Я настаиваю. Мы встретим шторм вместе.
Она остановилась, как вкопанная.
— Какой шторм?
Роуланд улыбнулся, заметив внезапную тревогу, которая пробежала по ее лицу.
— Ты совершила страшное преступление. Госпожа мачеха была вне себя, когда я бросился за тобой в погоню, и она, конечно, весь день возмущалась, какой ужасный пример ты подала другим слугам. До сих пор еще никто не убегал из Монтвиля.
Бригитта побледнела.
— Так что она теперь со мной сделает?
— Хедда? Да ничего. Ты забываешь, что я твой хозяин и ты отвечаешь только передо мной. Хоть раз ты мне сможешь быть благодарна за защиту. — Он не дал ей ответить, а рукой подтолкнул в спину. — Ну иди, я хочу есть.
Бригитта шла за едой, повариха поворчала из-за ее опоздания — она уже срезала с костей остатки мяса для пирогов. Но она заполнила едой два подноса для Бригитты, когда все остальные поедали глазами саму Бригитту.
Беспокойство девушки росло. Значит, думая, что все худшее позади, она ошибалась?
Когда Бригитта направилась к хозяйскому столу с кружкой эля и двумя подносами, пытаясь удержать их, она увидела, как Лютер и Хедда сели с Роуландом. Она замедлила шаг, но слова долетели до нее.
— Итак, — требовательно обратилась Хедда к Роуланду. — Значит, ты ее разденешь и выпорешь во дворе? Ужасный пример, который она подала другим, должен быть наказан.
— Это не твое дело, жена, — первым ответил Лютер.
— Очень даже мое! — возмущенно воскликнула Хедда. — Он привез сюда эту французскую сучку, и ее наглость уже сказалась на моих слугах. А теперь она убегает, да еще ворует! Я требую…
Бригитта, окаменев, уронила подносы на стол, расплескав эль, повернулась и расширившимися от страха голубыми глазами посмотрела на Роуланда:
— Я не воровала.
— Но ты вряд ли можешь утверждать, что лошадь принадлежит тебе, мамзель, — сказал он насмешливо.
Бригитта почувствовала, как колени ее подкосились. Роуланд быстро подхватил ее и посадил на стул рядом с собой.
Каким может быть теперь наказание? За кражу еды могли отрубить руку. А уж лошади? Для рыцаря лошадь была всем. Ценнее нет ничего — ни слуги, ни земли. Свободный слуга был бы рад продать свою ферму за лошадь, потому что лошадь служила признаком благополучия и ставила человека выше крестьянского сословия. Так что украсть лошадь было равносильно убийству. И невозможно себе представить, что можно сделать со слугой, укравшим лошадь.
Насмешка Роуланда сошла с лица, когда он увидел, как искренне испугалась Бригитта.
— Ну ладно, что сделано, то сделано.
— Я… Я не имела в виду украсть, — бормотала она надтреснутым голосом. — Я не думала… Я имею в виду… Я не считала, что краду, когда брала лошадь. Раньше мне никогда не приходилось спрашивать, если мне надо было ехать верхом и… Роуланд, помоги мне.
Она заплакала, и Роуланд разозлился на себя, что позволил нагнать на нее столько страху без необходимости.
— Бригитта, успокойся, тебе нечего бояться, ты стащила лошадь, но она принадлежит сэру Гаю, и у него нет претензий…
— Но…
— Нет, — сказал он тихо. — Я говорил с Гаем прежде, чем кинулся за тобой. Его больше заботила ты, чем собственная лошадь. И он не потребует возмещения.
— Правда?
— Да, правда.
— Все это очень забавно, — вмешалась Хедда. Ее длинный нос казался еще длиннее, чем обычно, а бледно-серые глаза сверлили Бригитту. — Но едва ли имеет отношение к сути дела. Гай может и не потребовать наказания, но я, конечно, требую.
— А кто ты такая, чтобы чего-то требовать от меня? — угрожающе ответил Роуланд.
Хедда стала мертвенно-бледной, ее зеленоватая кожа покрылась пятнами.
— Ты защищаешь эту суку? Что она — заколдовала тебя?
— Я ее не защищаю, я уже наказал ее.
— Если и наказал, значит, мало. Она слишком легко двигается, ей не больно.
Роуланд поднялся и угрожающе посмотрел на нее.
— Ты не веришь мне, госпожа! Ты хочешь на себе почувствовать то, что досталось Бригитте?
Он потянулся за ремнем, Хедда побледнела, соскочила со стула, взглянула на Лютера, а тот даже бровью не повел в ее сторону, наблюдая за сыном.
— Лютер!
— Нет, жена, не смотри на меня. Ты сама подначила его, я ведь предупреждал тебя, не лезь не в свое дело. Ты вообще никогда не знаешь, где надо остановиться.
И в ту же секунду, когда Роуланд сделал шаг к Хедде, она подскочила и побежала. А Лютер засмеялся.
— О как хорошо бегает моя сварливая жена!
Лютер похлопал Роуланда по спине и потянулся за элем.
— Много лет прошло с тех пор, как она попробовала мой кулак. Слишком много.
— А после того, как я ушел из дома, Хедда не стала мягче — спросил Роуланд.
Лютер пожал плечами.
— Меня это не интересовало.
Роуланд замолчал и набросился на еду. Принесли еще эля, Лютер откинулся на стуле так, чтобы лучше видеть Бригитту.
— Ты мало ешь, мамзель. Или эта еда не по тебе?
— Боюсь, я потеряла аппетит, милорд, — слабым голосом ответила она.
— Это не годится. Такой хрупкой девушке, как ты, нужна сила, если ты собираешься сражаться с моим сыном.
— Хорошо сказано, милорд.
Роуланд бросил испепеляющий взгляд на отца, что Лютеру понравилось. Сделав большой глоток эля, наклонившись вперед, он серьезно сказал:
— А мой галантный вассал уже знает, что ты вернулся, Роуланд?
Роуланд отвел глаза.
— Сообщи ему сам об этом.
Кустистые брови Лютера сошлись на переносице:
— Ваша встреча отложилась из-за девки, когда она убежала. Так ты не передумал?
— Я не собираюсь передумывать. А он?
— Нет, — неохотно признался Лютер. — Не понимаю упрямства мальчика.
— Он тверд в своей уверенности. Дело только в этом, — ответил Роуланд. — Я другого от него и не ожидал.
— Но он всегда поклонялся тебе. Я никогда не думал, что может до этого дойти.
— Так чего ты ждешь от меня? — раздраженно спросил Роланд. — Не отвечать на вызов?
— Конечно, нет. Но если бы дальнейшее обсуждение помогло решить проблему…
— Не похоже, Лютер.
— Но только, чтобы избежать кровопролития.
— Пусть будет, как есть! — взорвался Роуланд. — Я хочу этого не меньше, чем ты. И я уже пытался урезонить его. А он не поддается.
— А ты?
— Нет.
Лютер покачал головой.
— Она могла бы прекратить спор.
— Я не буду ее просить об этом.
Бригитта не выдержала и спросила:
— А кто это она?
— Ты, мамзель, — ответил Лютер.
Роуланд стукнул кулаками по столу.
— Тебе обязательно надо обсуждать дела в ее присутствии? — резко спросил он отца.
— А что, она ничего не знает! — убежденно настаивал Лютер.
— Что я должна знать? — спросила Бригитта, но мужчины не обращали на нее внимания.
— Не имеет смысла, Лютер. Она еще упрямее, чем ты и я, вместе взятые.
Лютер поставил кружку, поднялся и ушел. Он явно был недоволен.
Они остались одни, и Бригитта ждала объяснений, но Роуланд не говорил ничего и не смотрел на нее.
— Ну?
— Кончай есть, Бригитта. Я провожу тебя в твою комнату.
— Роуланд, кто тебя вызвал?
От его яростного взгляда она отшатнулась.
— Если ты наелась, пошли.