Теплое дыхание весны растопило снег и привело Торстона из Мезидона в Монтвиль. Норманнская армия не была так впечатляюща после большой армии, угрожавшей Монтвилю несколько месяцев назад. С Торстоном пришли сотни две воинов, но не больше дюжины искусных рыцарей.

Роуланд с презрением посмотрел на горстку людей, пришедших забрать у него Монтвиль. Большинство из них были наемники, может, и хорошие бойцы, но в основном — крестьяне, старавшиеся с помощью войны улучшить свою жизнь. У таких бойцов не могло быть преданности. Нанятые люди не станут биться до последнего.

Четыре рыцаря подъехали к воротам Монтвиля во главе с Торстоном.

Роуланд узнал еще одного из четверых и хмыкнул:

— Роджер.

Тот, возможно, решил воспользоваться битвой, чтобы убить Роуланда. Должно быть, Роджер сообщил Торстону о военных возможностях Монтвиля. Его брат был достаточно глуп и решил пойти войной. Роуланд был уверен, что и Джофри там, внизу.

— Лютер! — заорал снизу Торстон. — Я вызываю тебя на бой за Монтвиль!

— По какому праву? — потребовал Лютер.

— По святому праву брачных уз с твоей старшей дочерью! Монтвиль перейдет ко мне после твоей смерти. И я не хочу ждать!

— Щенок! — презрительно рассмеялся Лютер. — У тебя нет никаких прав. Мой сын Роуланд станет хозяином Монтвиля. А ты — никогда!

— Он внебрачный! Ты не можешь обойти законную дочь!

— Могу! — закричал Лютер. — Я специально воспитал его, чтобы он занял мое место. Так и будет!

— Тогда я вызываю твоего ублюдка!

Роуланд нетерпеливо слушал этот диалог. Он жаждал боя. Отчаяние, которое охватило его после бегства Бригитты, переросло в ярость. И здесь он мог выместить ее.

Но у Лютера были другие намерения. Он схватил Роуланда за плечо, удерживая его.

— Лорд шакалов! — бросил Лютер Торстону. — Мой сын не опустится до поединка с таким, как ты. Он не тратит свое искусство на крестьян.

— Трусы! — взорвался Торстон. — Прячьтесь за своими стенами! Но все-таки вы встретитесь со мной лицом к лицу!

И рыцари поскакали обратно к своей армии, выстроившейся на поле перед Монтвилем. Роуланд проводил их взглядом, а потом в гневе повернулся к Лютеру.

— Почему? Я бы быстро разделался с ним.

— О да! — хитро сказал Лютер. — Конечно. В честном поединке. Но подумай, Роуланд. Торстон приезжал ко мне, когда был моложе. Он всегда отличался ленью и не хотел учиться. Более жалкого рыцаря эти стены не видели никогда. Подумай, какой у него шанс против тебя или меня? И Торстон прекрасно понимает, что он не сможет победить. Однако бросает вызов. Почему? Похоже, у него есть какой-то грязный план, обеспечивающий победу.

— Так, значит, ты собираешься прятаться за этими стенами?

— Конечно, нет! — взревел Лютер. — Он, может, и намерен избежать войны, убив меня, но он получит войну. Битва будет на поле, но тогда, когда я захочу.

— А тем временем ты позволишь ему разрушать Монтвиль? — спросил Роуланд, видя, как у людей Торстона появились в руках зажженные факелы, с которыми они направились к деревне.

Глаза Лютера сверкнули, когда он посмотрел туда же, куда и Роуланд.

— Ублюдок! — зарычал он. — Мы немедленно кончим с этим делом!

Роуланд попытался остановить его от опрометчивого порыва, но было поздно. Лютер не слышал и не думал, он позволил гневу управлять собой. А это то, чего воин не должен допускать. И у Роуланда не осталось выбора, кроме как последовать за ним. Прекрасные боевые лошади вмиг были оседланы, и Лютер отдал приказ.

Рыцари и солдаты Монтвиля понеслись за ворота, чтобы встретиться с лордом из Мезидона и его людьми.

Тем временем Роуланд повел половину защитников Монтвиля за теми, которые ушли с факелами. Но деревня уже пылала. Рушились крыши в облаках черного дыма и языках оранжевого пламени. Люди Торстона заключили имение в огненный круг и присоединились к своим соратникам. Роуланд бросился за ними.

Когда он достиг поля битвы, кровь застыла в жилах при виде побоища. А затем им овладел ужас и пронзила небывалая боль, когда он увидел падающего Лютера. Это случилось прежде, чем Роуланд добрался до него. Он увидел, что их обманули. Еще тридцать всадников выскочили из-за южного холма и напали на Лютера и его людей. Старый испытанный трюк сработал. Лютер повержен. Они терпят поражение. Роуланд больше не рассуждал. Как и Лютер, отдавшийся порыву души, Роуланд, не помня себя, врезался в гущу битвы вместе с двадцатью воинами. Он разбил фланг, рубя мечом налево и направо, пока не добрался до центра. Там он нашел Лютера, пронзенного мечом Торстона.

Лорд Торстон из Мезидона застыл, когда посмотрел в глаза Роуланда. В них он увидел свою смерть. Хан двинулся на него, и кровавый меч Роуланда завис над Торстоном. Он был в ловушке, ему не убежать. От гневного крика Роуланда стыла кровь в жилах.

Торстон дрался дико, но скоро был убит. Роуланд, вынув меч из тела врага, почувствовал, как нож вонзился ему в спину. Глаза Роуланда расширились, будто от удивления, но реакция была мгновенной — он рубанул мечом назад, через голову. Ударил кого-то, не зная — кого. Слишком больно повернуться и посмотреть, потому что в спине все еще что-то торчало. Шум битвы звенел в ушах. Роуланд почти ничего не видел, кроме того, что Лютер, сильный непобедимый Лютер, получил еще один удар мечом.

Какая-то лошадь наскочила на Хана, и Роуланд упал, сильно ударившись о землю, и боль стала нестерпимой. После этого он ничего не слышал.

***

— Он мертв! — воскликнула Хедда, когда два рыцаря внесли Роуланда в зал. — Наконец-то!

Гай посмотрел на нее, указав жестом, куда положить Роуланда. А потом велел рыцарям уйти и, повернувшись к ней, холодно сказал:

— Он не мертв, леди Хедда. Пока нет.

От разочарования ее глаза округлились.

— Но он умрет?

Надежда в ее голосе возмутила Гая, и он позволил себе забыть о том, кто она.

— Вон отсюда! Вы потеряли мужа! Неужели у вас нет слез?

Хедда сверкнула глазами.

— Я пролью слезы над своим мужем, когда этот ублюдок умрет. Ему давно пора умереть. Собственная лошадь должна была убить его. Я была так в этом уверена. И тогда бы все кончилось.

— Леди? — вопросительно произнес Гай, боясь закончить вопрос.

Она отступила, качая головой.

— Я ничего не говорила. Это не я.

И Хедда побежала к Лютеру. Его тело лежало на полу. Она бросилась на него, и ее погребальные вопли огласили зал. Но Гай понимал, что это фальшивые слезы.

— Значит, я ошибался насчет Роджера.

— Ты слышал? — спросил он Роуланда.

— Слышал.

Гай опустился на колени рядом с другом и с горечью сказал:

— Ты ошибся насчет Роджера в тот раз. Но только в тот. Ты лежишь сейчас из-за него.

Роуланд хотел привстать, но с гримасой боли упал обратно.

— Рана серьезная?

— Тяжелая, — признался Гай. — Но ты сильный.

— Лютер тоже был сильным. — И кровавая сцена снова возникла перед его взором. — Как Лютер?

— Прости, Роуланд. Он мертв.

Роуланд закрыл глаза. Конечно. Он это знал, когда увидел, как Лютер упал. Лютер. Не его отец. Но в то же время — отец. Узы, которые связали их за много лет, сделали его отцом, как правильно говорила Бригитта. И эта связь оказалась сильнее, чем полагал Роуланд. Его охватила такая боль, которой он никак не мог ожидать.

— Пусть упокоится с миром. Он отмщен.

— Я видел, — тихо ответил Гай. — Я видел, что за себя ты тоже отомстил.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты разве не знаешь, кто всадил тебе нож в спину? — спросил Гай. — Роджер. Твой собственный меч тоже глубоко в него вошел. Роджер мертв.

— Ты уверен?

— Да. Люди Торстона разбежались. Но вероломство Роджера произошло на виду у всех. Извини, что я сомневался на его счет. Я никогда не думал, что даже Роджер мог напасть сзади. Ты, оказывается, знал его лучше, чем я.

Но Роуланд не слышал последних слов Гая. Он потерял сознание и уже не чувствовал боли ни от потери, ни от раны.

В то время как Роуланд боролся за жизнь, Бригитта приветствовала цветение весны с печалью в сердце. Секрет ее больше нельзя было скрыть. Квентин побагровел, когда она объяснила ему причины изменения фигуры.

— Ребенок? — взорвался он. — Ты носишь ребенка того норманна?

— Своего ребенка.

— Так ты мне солгала, Бригитта?

В этом крылась причина его гнева — она обманула его. Впервые в жизни.

Она скрывала правду о своем положении с первых дней, как вернулась в Лоруа. Брат был уверен, что сама она уже тогда знала: когда они приехали, было четыре месяца беременности.

— Почему? Почему ты мне солгала?

Бригитта услышала боль в его голосе.

— Если бы я сказала правду, ты бы оставил в покое Монтвиль?

— Конечно, нет.

— Вот и ответ, Квентин. Я не хотела, чтобы мужчины дрались за мою честь, после того, как я сама этой честью распорядилась. Для битвы не было причины.

— И что еще ты мне солгала?

Она опустила глаза, не в состоянии вынести этот обвиняющий взгляд.

— Я скрыла от тебя свои истинные чувства, — призналась она наконец. — В тот день меня ослепляла ярость, и я ненавидела Роуланда за то, что дрался с тобой. Мне было так больно, что я хотела умереть.

— И все-таки ты его защищала.

— Да, — тихо выдохнула она.

Квентин ушел, оставив Бригитту в слезах. Он был так огорчен, что его сердце разрывалось на части. Бригитта тосковала по Роуланду, каждый день молила Бога, чтобы он приехал за ней. Но как она могла объяснить это Квентину?