Эдвинъ Рирдонъ принялся наконецъ за работу какъ слѣдуетъ, задавшись цѣлью написать каждый день опредѣленное число страницъ. Работая такимъ образомъ, онъ могъ кончить свою книгу къ Рождеству. Онъ не надѣялся получить за нее болѣе семидесяти-пяти фунтовъ, но и эта сумма позволила-бы ему уплатить за четверть года квартирную ренту и дать себѣ отдыхъ хотя на короткое время. Безъ возможности отдыха, для него все будетъ кончено; ему придется или искать дру-

гого рода заработка для содержанія семьи, или покончить съ жизнью и со всѣми ея обязанностями. Мысль объ этомъ послѣднемъ средствѣ часто мелькала теперь въ его умѣ. По ночамъ онъ рѣдко спалъ долѣе двухъ-трехъ часовъ подрядъ, а часы безсонницы были ужасны. Бой городскихъ часовъ съ болью отзывался въ его мозгу, и чѣмъ ближе къ утру, тѣмъ было страшнѣе, такъ-какъ приближалось время снова сѣсть за ненавистную полосу бѣлой бумаги, съ обязанностью непремѣнно исписать въ день четыре полосы. Легкое дыханіе Эми возлѣ него, прикосновеніе ея тѣла наполняли его подъ-часъ мучительнымъ страхомъ. Мысль, что она разлюбила его, тяжелымъ камнемъ давила его грудь.

Лучше всего было-бы для него и для всѣхъ, еслибы онъ умеръ естественною смертью. Мистриссъ Эдмондъ призрѣла-бы дочь и внука, и конечно, Эми не замедлила-бы найти себѣ второго мужа, — надежнаго, не такого, какъ онъ. Самому себѣ онъ казался непростительнымъ эгоистомъ.

Убить себя?.. Не здѣсь, конечно, а гдѣ-нибудь подальше, такъ, чтобы тѣло трудно было найти, а сомнѣнія въ смерти не оставалось. Эми легче перенесетъ это горе, чѣмъ предстоящую ей жизнь съ такимъ мужемъ. Ночь за ночью обдумывалъ онъ этотъ планъ, пока благодѣтельный сонъ не смыкалъ подъ-утро его вѣкъ.

Совѣтъ Мильвэна оказался напраснымъ: сенсаціонное заглавіе ни къ чему не послужило; оно вызвало въ умѣ автора только смутные образы, которыхъ онъ не былъ въ состояніи оформить. Онъ писалъ повѣсть въ свойственномъ ему родѣ, съ несложной фабулой, которую трудно было растянуть на три тома даже со всѣми нынѣшними типографскими ухищреніями.

Съ недѣлю все шло гладко, но затѣмъ, — какъ и предвидѣлъ авторъ, — наступилъ кризисъ. Появились обычные симптомы умственнаго переутомленія. Въ головѣ бродило пять-шесть сюжетовъ романовъ, которые онъ замышлялъ давно, когда только-что началъ писать. Онъ ухватывался за который-нибудь изъ нихъ, обдумывалъ, развивалъ свой планъ день-два легко, почти довольный собою; характеры, положенія, мотивы, — все было тщательно обдумано; оставалось только сѣсть и писать. Но написавъ главу или двѣ, онъ вдругъ находилъ весь планъ плоскимъ, безцвѣтнымъ; говорилъ себѣ, что слѣдовало приняться не за этотъ, а за другой сюжетъ. Новый планъ овладѣвалъ его умомъ, манилъ его, заставлялъ бросать уже написанное и приниматься за другое въ увѣренности, что теперь-то онъ попалъ на настоящій путь. Но черезъ нѣсколько дней повторялась та-же исторія; онъ хватался то за одно, то за другое, и дѣло не подвигалось ни на шагъ. Повременамъ Рирдонъ доходилъ до отупѣнія, голова его наполнялась туманнымъ, безформеннымъ хаосомъ; онъ вслухъ разговаривалъ самъ съ собою, не сознавая этого. Иногда, на улицѣ, у него вырывались короткія фразы, говорившія о мучительной заботѣ, наполнявшей его умъ. «Ну, что-же теперь? Положимъ, онъ... Нѣтъ, это не годится».

Но кризисъ миновалъ, и онъ опять началъ исписывать одну полосу бумаги за другою, съ облегченіемъ вздыхая по окончаніи каждой полосы. День его былъ строго распредѣленъ по часамъ, и малѣйшее нарушеніе этого порядка выбивало его изъ колеи. Въ рабочіе часы Эми не смѣла входить къ нему въ кабинетъ, какъ-бы ни было ей нужно сказать ему что-нибудь.

Описанія мѣстности, анализъ характеровъ и мотивовъ требовали умственнаго напряженія, на какое онъ, въ своемъ настоящемъ состояніи духа, не былъ способенъ; поэтому онъ по возможности придерживался разговоровъ: этимъ и мѣсто быстрѣе наполнялось, и голову не нужно было ломать. Болтать можно было о всякихъ житейскихъ пустякахъ.

Однажды вечеромъ онъ отворилъ дверь кабинета и позвалъ Эми. Она была занята съ ребенкомъ, но немного погодя явилась. На лицѣ ея было написано ожиданіе новыхъ жалобъ, но вмѣсто того мужъ радостно сообщилъ ей, что первый томъ конченъ.

— Слава Богу! вскричала она. — Ты будешь еще работать сегодня?

— Не думаю... Не придешь-ли посидѣть со мною?

— Хорошо, только дай уложить Вилли; онъ что-то безпокоенъ.

Рирдонъ придвинулъ къ камину кресло и постарался забыть, что ему остается еще написать два тома. Для полноты удовольствія, онъ досталъ съ полки томъ «Одиссеи» и открылъ его наугадъ.

Какъ освѣжаютъ душу эти благородные, гармоничные гекзаметры! Вотъ это писалось не по стольку-то страницъ въ день!

Немного погодя, вернулась Эми.

— Хочешь послушать? спросилъ онъ съ веселой улыбкой и перевелъ ей прозой нѣсколько строфъ изъ того мѣста, гдѣ Одиссей обращается къ Навзикаѣ.

— Помнишь, какъ я читалъ тебѣ это въ первый разъ?

— Какъ не помнить! Мы были одни въ гостинной; я велѣла всѣмъ сидѣть въ столовой. Помнишь, какъ я смѣялась надъ тѣмъ, что ты всегда носишь въ карманѣ маленькій томикъ?

Голосъ ея звучалъ весело и мягко. Рирдону пришло въ голову, что онъ не былъ-бы такимъ мягкимъ и гибкимъ, еслибы жена слушала его жалобы, и эта мысль заставила его помолчать.

— Нехорошая привычка! сказалъ онъ, глядя на нее съ неопредѣленной улыбкой. — У практичныхъ людей не бываетъ такихъ привычекъ.

— У Мильвэна, напримѣръ, подсказала жена.

Рирдонъ уже не въ первый разъ замѣчалъ, что

она что-то часто поминаетъ имя Джэспера.

— Ты это въ презрительномъ смыслѣ? спросилъ онъ.

— Я?.. Отчасти да. Но вотъ ты такъ всегда говоришь о Мильвэнѣ презрительно.

— Я хотѣлъ только сказать, въ раздумьи проговорилъ Рирдонъ, — что мои библіографическія привычки не сулили мнѣ успѣха какъ романисту.

— Въ ту пору ты этого не думалъ.

— Нѣтъ, вздохнулъ онъ. — По крайней мѣрѣ. я еще надѣялся.

Эми нетерпѣливо скрестила пальцы.

— Слушай, Эдвинъ, отчего ты всегда принимаешь этотъ обезкураженный тонъ? Онъ такъ непріятно дѣйствуетъ на меня.

— Правда, что я легко обезкураживаюсь, но противъ этого у меня есть Эми.

— Да, но...

— Но?

— Эми существуетъ не затѣмъ только, чтобы поддерживать въ тебѣ хорошее расположеніе духа.

Она сказала это шутливо, съ милой улыбкой, какъ бывало въ ея дѣвическую пору.

— Сохрани меня Богъ отъ такой мысли! Я пошутилъ. Но что-же дѣлать, если я не могу быть веселымъ? Ты сердишься на меня?

— Немножко... И отчего тебѣ унывать именно теперь? Нѣсколько недѣль тому назадъ это было еще понятно, но теперь... Вѣдь написалъ-же ты томъ, — напишешь и еще.

Рирдонъ понялъ, что Эми не такая жена, съ которою мужъ можетъ дѣлить всѣ свои заботы.

— Твоя правда, милая, сказалъ онъ. — Оставимъ эти мрачные разговоры. Почитай мнѣ. Я такъ давно не слышалъ твоего чтенія.

Но Эми отговорилась усталостью.

— Я такъ много возилась съ Вилли. Лучше ты прочти мнѣ еще изъ Гомера.

Онъ взялъ книгу, но неохотно. Съ тѣхъ поръ какъ родился ребенокъ, ихъ вечера утратили свою прежнюю интимную прелесть. Эми вѣчно возилась съ ребенкомъ, а потомъ чувствовала себя уставшей. Малютка сталъ между отцомъ и матерью, какъ и всегда бываетъ въ бѣдныхъ семьяхъ. Рирдонъ полушутя замѣтилъ это женѣ.

— Отчего не заведутъ въ Лондонѣ общественныхъ яслей? сказалъ онъ. — Вѣдь это чудовищно, что образованная мать должна превращаться въ няньку.

— Я никогда не отдала-бы своего ребенка въ общественныя ясли. Я не тягощусь уходомъ за нимъ. Когда ты будешь получать по триста фунтовъ за романъ, ребенокъ не будетъ брать у меня такъ много времени, прибавила она шутливо.

— По триста фунтовъ! повторилъ онъ, покачавъ головой. — Хорошо-бы, еслибы это было возможно.

— Но будто это много? Полсотни романистовъ, которыхъ мы можемъ назвать, не отдали-бы своего романа за триста фунтовъ.

— Ну, все равно. Опротивѣли мнѣ эти фунты! устало проговорилъ Рирдонъ, наклонившись на спинку стула жены и прижавшись щекой къ ея щекѣ. — Любишь ты меня еще немножко, Эми?

— Гораздо больше чѣмъ «немножко».

— Несмотря на то, что я сталъ писать такую пустельгу?

— Развѣ этотъ романъ такъ плохъ?

— Отчаянно. Мнѣ стыдно будетъ видѣть его въ печати.

— Отчего-же это? Отчего?

— Лучше не могу. Значитъ, ты не настолько любишь меня, чтобы примириться съ этимъ?

— Еслибы не любила, то скорѣе примирилась-бы. Что скажутъ рецензенты? Подумать страшно!

— А чортъ съ ними!

Лицо его потемнѣло.

— Слушай, Эми: обѣщай мнѣ не читать ни одной рецензіи объ этомъ романѣ. Я и самъ не стану читать. Не стоютъ онѣ ни одного твоего взгляда. Обѣщай! Для меня будетъ нестерпимо знать, что тебѣ извѣстно, какъ меня осмѣиваютъ.

— Я готова не читать; но вѣдь друзья твои, знакомые прочтутъ, а это хуже.

— Пускай ихъ читаютъ и говорятъ, что хотятъ! Развѣ ты не можешь утѣшиться увѣренностью, что я не заслуживаю презрѣнія, хотя и пишу плохіе романы?

— Но другіе не такъ посмотрятъ.

— Забудь о другихъ, сказалъ онъ, взявъ ея руки и крѣпко сжимая ихъ. — Развѣ мы не все другъ для друга? Развѣ ты стыдишься за меня какъ человѣка?

— О, конечно, нѣтъ. Но я чувствительна къ людскому мнѣнію.

— Ну, такъ тебя заставятъ стыдиться за меня. Какъ-же иначе?

— Не лучше-ли совсѣмъ не писать, Эдвинъ, чѣмъ писать плохія вещи? сказала она помолчавъ. — Лучше-бы поискать другихъ средствъ къ жизни.

— Не сама-ли ты настаивала, чтобы я написалъ глупый сенсаціонный романъ?

Она покраснѣла и сдѣлала нетерпѣливое движеніе.

— Сенсаціонный романъ можетъ и не быть глупымъ. И потомъ, въ случаѣ неудачи, люди скорѣе извинили-бы тебя, еслибы ты пробовалъ свои силы въ новомъ для тебя родѣ.

— Люди... все люди!

— Нельзя-же жить отшельниками, Эдвинъ, хотя мы и близки къ этому.

Онъ промолчалъ, боясь сказать что-нибудь рѣзкое, и въ раздраженіи сѣлъ къ своему письменному столу, дѣлая видъ, что намѣренъ приняться за работу.

— Не вѣрится мнѣ, Эдвинъ, чтобы твой романъ былъ плохъ, сказала Эми. — Не можетъ быть, чтобы при такомъ трудѣ вышелъ такой результатъ. Пойдемъ, милый, ужинать.

Далеко не съ легкимъ сердцемъ принялся Рирдонъ на слѣдующее утро за работу. Замѣчанія Эми еще болѣе отбили у него охоту писать завѣдомо плохую вещь. Въ довершеніе несчастія, онъ простудился. Уже нѣсколько зимъ подрядъ его мучили непрерывныя инфлюэнцы, горловыя боли и ревматизмы.

Онъ черезъ силу примостился къ своему письменному столу, но написалъ всего четверть страницы. На другой день Эми не позволила ему встать; онъ совсѣмъ расхворался. Ночью онъ бредилъ своимъ романомъ и перепугалъ жену.

— Такъ нельзя, сказала она ему поутру; — ты долженъ отдохнуть день или два, иначе ты схватишь воспаленіе мозга.

— Научи, какъ иначе?

Дѣйствительно, объ отдыхѣ нечего было и толковать. Дня два Рирдонъ не могъ писать, но душевное состояніе его стало отъ этого только хуже. Онъ походилъ на мертвеца, когда снова сѣлъ за бѣлый листъ бумаги. Второй томъ обыкновенно пишется легче перваго, но Рирдону писалось труднѣе. Необходимость растянуть романъ на три тома вынуждала наполнять второй безсодержательными разговорами, писать которые было для Рирдона истинною мукой.

А деньги таяли и таяли, несмотря на всю разсчетливость Эми. Ни малѣйшаго предмета роскоши не входило болѣе въ домъ; даже необходимые предметы одежды не покупались.

Въ концѣ ноября Рирдонъ сказалъ женѣ, что онъ оканчиваетъ второй томъ.

— А черезъ недѣлю у насъ не останется ни одного шиллинга, объявила она.

До этой минуты она не говорила съ нимъ о деньгахъ, опасаясь, что забота снова лишитъ его возможности писать; но теперь необходимо было обсудить положеніе дѣлъ.

— Черезъ три недѣли я могу кончить, сказалъ онъ съ несвойственнымъ ему хладнокровіемъ. — Тогда я пойду къ издателямъ и попрошу аванса подъ рукопись прежде чѣмъ они прочтутъ ее.

— А нельзя-ли сдѣлать это съ двумя первыми томами?

— Невозможно. Просить подъ неконченную книгу, да еще такую...

На лбу его стояли капли пота.

— Тебѣ помогли-бы, еслибы знали твое положеніе, тихо произнесла Эми.

— Можетъ быть; но нельзя-же требовать, чтобы издатели помогали всякому бѣдняку. Нѣтъ, лучше я продамъ кое-какія книги. Я могу пожертвовать полсотнею томовъ изъ наименѣе нужныхъ мнѣ.

Эми понимала, чего это будетъ стоить ему, и ей стало жаль его.

— Эдвинъ, позволь, я схожу съ двумя томами къ издателямъ и попрошу...

— Ты? Нѣтъ, низачто! И что пользы? Они отвѣтили-бы тебѣ, что, при такомъ сомнительномъ достоинствѣ двухъ первыхъ томовъ, они не могутъ дать и одной гинеи до окончанія романа. Нѣтъ, голубка моя, лучше продать книги. Черезъ три недѣли я кончу романъ, и если букинистъ дастъ три-четыре фунта, — вѣдь ты извернешься съ ними пока?

— Извернусь, сказала она, потупивъ глаза.

— А не хватитъ книгъ, можно заложить мои часы, еще что-нибудь.,.

Онъ круто отвернулся. Эми молча вышла изъ кабинета.