Никогда еще Гарольдъ Биффенъ не былъ такъ близокъ къ голодной смерти, какъ въ то время, когда онъ оканчивалъ свой знаменитый романъ «Мистеръ Бэйли, бакалейщикъ». Все, что можно было заложить, было уже заложено, и обѣды были низведены до минимальнаго количества.

Писалъ онъ очень медленно и проработалъ надъ книгой въ два обыкновенныхъ тома долгіе мѣсяцы, — проработалъ усидчиво, терпѣливо, добросовѣстно. Каждая фраза была гармонична, точна, отдѣлана, насколько у автора хватало умѣнья. Когда онъ садился писать новую главу, она уже была обдумана имъ во всѣхъ подробностяхъ; сначала онъ набрасывалъ ее вчернѣ, потомъ отдѣлывалъ фразу за фразой, нисколько не заботясь о томъ, оплатится-ли его трудъ денежными знаками. Наоборотъ, онъ былъ напередъ увѣренъ, что произведеніе его съ трудомъ найдетъ себѣ издателя и едвали принесетъ деньги; но онъ хотѣлъ написать что-нибудь оригинальное, выдающееся и ни о чемъ болѣе не заботился. У него не было даже друзей, которые поощряли-бы его. Рирдонъ хотя и цѣнилъ техническую сторону его труда, но откровенно сознавался, что по замыслу романъ ему несимпатиченъ.

Въ день окончанія его случилось событіе, сдѣлавшее этотъ день вдвойнѣ достопамятнымъ для автора. Часовъ въ восемь вечера, когда ему оставалось дописать до окончанія всего полстраницы, Биффенъ, проработавшій девять часовъ подрядъ, почувствовалъ приступы голода и не зналъ, какъ быть: кончать-ли въ этотъ-же вечеръ, или отложить послѣднія строчки до утра. Въ столѣ у него валялась всего одна сухая корка хлѣба, а въ карманѣ лежало только два пенса и два фартинга. Нужно замѣтить, что въ бѣдныхъ лондонскихъ кварталахъ цѣна хлѣба мѣняется иногда изъ недѣли въ недѣлю. Биффенъ зналъ, что въ данное время полъ-квартера хлѣба стоитъ 2 пенса 3 фартинга, а у него одного фартинга недоставало. Какъ тутъ быть? Къ счастью, онъ вспомнилъ, что въ одномъ проулкѣ, въ Гемпстидъ-Родѣ хлѣбъ продается. — какъ выставлено на таксѣ — по два пенса. Вотъ куда ему нужно было сбѣгать! Онъ надѣлъ шляпу — пальто продолжало служить ему вмѣсто сюртука — накинулъ башлыкъ и вышелъ.

Вернувшись и утоливъ голодъ, онъ снова принялся за свою рукопись; соблазнъ кончить въ этотъ-же вечеръ былъ слишкомъ великъ, чтобы откладывать. Поработавъ еще часа полтора, онъ подписалъ великолѣпнымъ росчеркомъ: «Конецъ».

Было половина десятаго. Огонь у него давно потухъ и ни дровъ, ни угля не было въ запасѣ. Ноги окоченѣли. Въ такомъ видѣ невозможно было лечь спать; нужно было пробѣгаться по улицамъ, чтобы согрѣться. Да и голова требовала освѣженія. Не будь такъ поздно, онъ побѣжалъ-бы къ Рирдону сообщить великую новость.

Онъ опять вышелъ и заперъ свою дверь. Сходя съ лѣстницы, онъ наткнулся въ потьмахъ на чье-то тѣло.

— Кто тутъ? окликнулъ онъ.

Отвѣтомъ былъ громкій храпъ.

Спустившись до низу, Биффенъ позвалъ хозяйку.

— Мистриссъ Вилоуби, кто тамъ спитъ на лѣстницѣ?

— Должно быть, мистеръ Бригсъ, снисходительно отвѣтила женщина. — Оставьте его, мистеръ Биффенъ; бѣда не велика. Видно, онъ опять немного переложилъ. Вотъ я управлюсь, такъ сведу его на постель.

Биффенъ около часа ходилъ по улицамъ крупными шагами и былъ уже недалеко отъ своего дома, какъ вдругъ услышалъ крики и увидѣлъ бѣгущую группу зѣвакъ, которая обогнала его съ крикомъ: «Пожаръ!»

Это было слишкомъ обычное обстоятельство, чтобы нарушить спокойствіе Биффена, и онъ продолжалъ идти, даже не спрашивая прохожихъ, гдѣ пожаръ. Однако, учащающіеся крики и безпрестанно пробѣгающія мимо него группы поколебали его апатію.

— Гдѣ горитъ? крикнулъ онъ двумъ пробѣжавшимъ мимо женщинамъ.

— Въ Клипстонъ-Стритѣ, былъ отвѣтъ.

Биффенъ не могъ долѣе оставаться безучастнымъ: горѣло въ той самой улицѣ, гдѣ онъ жилъ, — быть можетъ, въ томъ самомъ домѣ, гдѣ лежало его только-что конченное произведеніе... Онъ пустился бѣжать во весь духъ. Густая толпа народа вдали обозначала входъ въ улицу Клипстонъ. Вскорѣ ему пришлось продираться, расталкивая локтями плотную толпу зѣвакъ, потокомъ приливавшую къ мѣсту пожара. Онъ уже чувствовалъ запахъ дыма и вдругъ увидѣлъ густой столбъ его, вылетѣвшій изъ оконъ верхняго этажа. Онъ тотчасъ понялъ, что горитъ если не его комната, то гдѣ-нибудь близко нея. Пожарные еще не подоспѣли; виднѣлись только полисмены, продиравшіеся сквозь толпу къ мѣсту тревоги. Биффенъ шагъ за шагомъ прокладывалъ себѣ путь, работая локтями. Огненный языкъ, внезапно освѣтившій фасады домовъ, положилъ конецъ всѣмъ его сомнѣніямъ.

— Пропустите, пропустите! отчаянно кричалъ онъ, напрягая всѣ силы, чтобы продраться впередъ. — Я тамъ живу, мнѣ нужно спасать вещи! Онъ уже видѣлъ людей, выносившихъ пожитки изъ горѣвшаго дома.

— Это вы, мистеръ Биффенъ! крикнулъ кто-то возлѣ него.

Онъ обернулся и узналъ одного изъ своихъ сосѣдей по мансардамъ.

— Можно-ли пробраться въ мою комнату? спросилъ онъ.

— Ни-ни! Ни за что не проберетесь. Это проклятый Бригсъ надѣлалъ — опрокинулъ свою лампу спьяна, — навѣрно самъ первый сгорѣлъ.

Биффенъ рванулся къ лѣстницѣ и наткнулся на свою хозяйку, тащившую огромный узелъ съ бѣльемъ.

— Я говорилъ вамъ, чтобы вы смотрѣли за этимъ пьяницей! закричалъ онъ ей. — Можно-ли пробраться наверхъ?

— Почемъ мнѣ знать! взвизгнула она. — Господи! Мои стулья! Мои новые стулья!

Биффенъ, не слушая далѣе, кинулся на лѣстницу, перескакивая черезъ всѣ препятствія, и духомъ взбѣжалъ на площадку перваго этажа. Здѣсь онъ встрѣтилъ человѣка, еще не потерявшаго головы: это былъ какой-то рослый рабочій, одѣвавшій двухъ маленькихъ дѣтей.

— Если кто-нибудь не стащитъ этого Бригса, сказалъ онъ Биффену, — то ему капутъ! Онъ лежитъ у своей двери. Я вытащилъ его изъ комнаты, но болѣе ничего не могу сдѣлать для него.

Дымъ на лѣстницѣ сгущался. Горѣло пока только въ одной изъ лицевыхъ комнатъ второго этажа, занимаемой злополучнымъ Бригсомъ; но потолокъ ея по всѣмъ вѣроятіямъ уже занялся, а въ такомъ случаѣ для Биффена не предвидѣлось возможности добраться до своей комнаты, которая находилась этажемъ выше. Никто и не помышлялъ тушить пожара; обитатели дома спѣшили только выносить свои пожитки. Биффенъ, обезумѣвъ отъ страха за свою рукопись, — за свою единственную надежду, предметъ столькихъ трудовъ, — и не слушая никакихъ предостереженій, бѣжалъ, очертя голову, на верхнюю площадку лѣстницы, уже полную непроницаемаго дыма. Здѣсь лежалъ Бригсъ, быть можетъ, уже задохшійся, и въ отворенную дверь глазамъ Биффена представилась страшная картина бушующаго пламени. Подниматься выше было явнымъ безуміемъ. Но его поощряло одно обстоятельство: онъ зналъ, что на его площадкѣ находится лѣстница, ведущая къ люку, который открывается на кровлю. Оттуда можно было пробраться на кровли прилегающихъ домовъ. Онъ бросился наверхъ.

Не прошло и двухъ минутъ съ тѣхъ поръ, какъ онъ началъ подниматься по лѣстницѣ, какъ онъ уже вкладывалъ ключъ въ замокъ своей двери и. отворивъ ее, бросился въ пахнувшій ему въ лицо чистый воздухъ. Онъ упалъ на колѣни; у него подкосились ноги и закружилась голова; все существо его было охвачено страхомъ ужасной смерти. Рукопись его лежала на столѣ, и хотя въ комнатѣ было темно какъ въ колодцѣ, но онъ тотчасъ нашолъ ее. Крѣпко сжимая ее подъ-мышкой, онъ снова выбѣжалъ на площадку лѣстницы, гдѣ дымъ сталъ еще удушливѣе. «Если Мнѣ не удастся тотчасъ добраться до люка, то я погибъ», подумалъ онъ, напередъ зная, впрочемъ, что выходъ изъ люка потребуетъ скачка съ значительной высоты: онъ уже пробовалъ однажды, ради забавы, спускаться изъ этого люка на крышу. Быстро добравшись до лѣстницы, онъ взбѣжалъ по ней и налегъ на трапъ. Но трапъ не подавался. «Кончено! погибъ!» мелькнуло въ умѣ Биффена. Онъ еще разъ напрегъ всѣ свои силы — и трапъ подался. Биффенъ высунулъ въ отверстіе голову, и несмотря на клубившійся вокругъ него дымъ, струя холоднаго воздуха, пахнувшая ему въ лицо, придала ему силу выброситься изъ отверстія на находившуюся подъ нимъ плоскую часть кровли.

Онъ пролежалъ минуту или двѣ, потомъ всталъ, осмотрѣлся и пошолъ вдоль парапета. Подъ нимъ, на Клипстонъ-Стритѣ, шумѣла и волновалась толпа, но онъ могъ видѣть ее только урывками; дымъ, валившій изъ оконъ верхняго этажа, застилалъ все.

Биффенъ ясно понималъ теперь, что ему нужно дѣлать. Кровля прилегающаго дома была значительно ниже той, на которой онъ находился, и для того, чтобы благополучно спуститься на нее, нужно было сначала добраться до одной изъ ея трубъ, стоявшихъ близъ края, и по ней уже спуститься на крышу. Но какъ ни вытягивалъ онъ свою руку, а ухватиться за крышу не могъ. Для этого нужно было бы сдѣлать отчаянный прыжокъ, рискуя промахнуться и скатиться внизъ. Да и выдержала-ли-бы труба?

Биффенъ снялъ пальто, завернулъ въ него драгоцѣнную рукопись и бросилъ предварительно этотъ свертокъ на сосѣднюю кровлю. Холодный вѣтеръ продувалъ его вспотѣвшее отъ натуги тѣло, оставшееся въ одномъ жилетѣ, между тѣмъ какъ ему казалось, что сланцевая крыша подъ его ногами уже начинаетъ накаляться. Сгущавшійся дымъ предостерегалъ, что кровля вскорѣ будетъ въ огнѣ. Биффенъ сѣлъ на край и закричалъ, зовя на помощь.

Изъ-за цоколя трубы смежнаго дома выглянуло лицо.

— Помогите мнѣ спуститься на вашу кровлю! закричалъ бѣдняга.

Лицо скрылось, и прошло минутъ пять, прежде чѣмъ показался человѣкъ съ лѣстницей. Эти пять минутъ показались Биффену цѣлымъ часомъ; онъ уже начиналъ задыхаться отъ дыма. Наконецъ, спасительная лѣстница была приставлена и онъ спустился по ней на сосѣднюю кровлю.

— Не нашли вы здѣсь свертка? было первымъ его вопросомъ.

Никакого свертка спаситель его не видалъ. Они стали вмѣстѣ искать, но всѣ поиски оказались напрасными.

— Должно-быть, онъ скатился на улицу.

Это былъ страшный ударъ для Биффена. Онъ хотѣлъ продолжать поиски, но товарищъ его, опасаясь, что огонь перейдетъ на сосѣдній домъ, настоялъ на томъ, чтобы спуститься черезъ слуховое окно внизъ.

Биффенъ, черный какъ трубочистъ, былъ окружонъ на улицѣ толпою любопытныхъ. Онъ всѣхъ разспрашивалъ, не находили-ли свертка, видъ котораго онъ подробно описывалъ. Кто-то догадался побѣжать на дворъ, куда легко могъ скатиться свертокъ, и минутъ черезъ десять томительнаго ожиданія и безполезныхъ разспросовъ, Биффену было принесено его сокровище, все вымокшее и выпачканное. «Цѣнныя бумаги», которыя, какъ онъ говорилъ всѣмъ, находились въ этомъ сверткѣ, оказались цѣлыми. Биффенъ развернулъ пальто, встряхнулъ его и надѣлъ на себя, а рукопись бережно положилъ въ карманъ. Теперь онъ просилъ только объ одномъ, чтобы его отвели въ какую-нибудь комнату и дали испить воды. У него подкашивались ноги отъ изнуренія.

Спаситель его взялся оказать ему и эту услугу: онъ отвелъ его къ себѣ, и Биффенъ отдохнулъ у него съ полчаса среди невообразимой сумятицы въ домѣ и на улицѣ. Ему предстоялъ еще трудный подвигъ найти себѣ въ кредитъ пристанище, хотя на одну недѣлю. Наружность его была такова, что хозяева даже бѣднѣйшихъ конуръ, къ которымъ онъ обращался, наотрѣзъ отказывались принять такого жильца безъ платы впередъ. Ему пришлось наконецъ обратиться къ содѣйствію полицейскаго офицера, видѣвшаго его на кровлѣ горѣвшаго дома, и тотъ усовѣстилъ одного изъ этихъ людей, который и согласился пустить несчастнаго писателя въ одну изъ конуръ подвальнаго этажа. Онъ простеръ свое великодушіе даже до того, что принесъ ему теплой воды, чтобы умыться. Кончивъ эту операцію, Биффенъ бросился на постель и крѣпко заснулъ.

Поутру, позавтракавъ отъ щедротъ своего великодушнаго хозяина, Биффенъ вышелъ изъ дома. Прежде всего, стопы его, разумѣется, направились въ Клипстонъ-Стритъ, гдѣ отъ дома, въ которомъ онъ жилъ, писалъ и голодалъ, остались однѣ дымящіяся развалины. Сосѣди сообщили ему, что тѣло несчастнаго Бригса было найдено обуглившимся.

Оттуда Биффенъ отправился къ своему другу въ Ислингтонъ. Онъ засталъ Рирдона сидящимъ у камина, охрипшимъ и съ очень болѣзненнымъ видомъ. Биффенъ разсказалъ ему свои приключенія, и они вмѣстѣ похохотали. Но потомъ злополучный погорѣлецъ со вздохомъ вскричалъ:

— А мои книги, мои замѣтки за столько лѣтъ — все пропало!

— Зато «Мистеръ Бэйли» спасенъ. Онъ вознаградитъ васъ за все.

Биффенъ уже положилъ на столъ свою рукопись, которая была лишь немного запачкана и помята и не требовала переписки. Онъ съ любовью разгладилъ ее рукой, привелъ въ порядокъ листы и завернулъ въ листъ темной бумаги, который далъ ему его другъ. Биффенъ надписалъ на пакетѣ адресъ одной издательской фирмы.

— Дайте мнѣ листокъ почтовой бумаги. Я напишу имъ; лично отдать въ моемъ костюмѣ невозможно. Жаль, что я не могу описать имъ исторію этой рукописи. Впрочемъ, я разскажу имъ ее, если рукопись будетъ принята. А теперь, Рирдонъ, я долженъ, къ стыду моему, попросить у васъ взаймы десять шиллинговъ.

— Берите, берите сколько нужно. Я легко могу дать.

— Я долженъ еще написать двумъ моимъ ученикамъ о перемѣнѣ квартиры съ чердака на подвалъ.

Черезъ два дня друзья снова свидѣлись и на этотъ разъ оба больные. Похожденія Биффена на кровлѣ и испытанное имъ нервное потрясеніе не прошли для него даромъ. Онъ еле дотащился до Ислингтона и нашолъ своего друга еще въ худшемъ состояніи, чѣмъ онъ былъ ранѣе, и при этомъ въ крайне подавленномъ настроеніи духа. Въ разговорѣ у него не разъ вырывались такія слова, какъ-будто онъ прощался съ другомъ навсегда.

— У васъ еще есть будущее, говорилъ онъ ему. — Я какъ-то суевѣрно вѣрю въ успѣхъ «Мистера Бэйля». Не можетъ быть, чтобы человѣкъ съ такой желѣзной волей, какъ ваша, не пробилъ себѣ наконецъ дорогу. Другое дѣло — я. Пережить свою, хотя-бы и маленькую извѣстность, — это тоже, что на половину умереть. Вѣдь фактически писатель Эдвинъ Рирдонъ уже умеръ. Мнѣ сдается даже, что и настоящая смерть будетъ отъ этого легче, такъ-какъ я на половину уже мертвецъ.

Биффенъ попытался перемѣнить разговоръ и сталъ юмористически описывать нѣкоторыя подробности своихъ приключеній на пожарѣ.

— И каково было-бы такъ кончить? заключилъ онъ: — погибнуть въ меблированныхъ комнатахъ отъ опрокинутой пьяницей лампы! Что можетъ быть прозаичнѣе?

— А какъ вы предпочли-бы умереть? задумчиво спросилъ Рирдонъ.

— Въ своемъ углу, патетически отвѣтилъ его другъ. — У меня не было «своего угла» съ тѣхъ поръ какъ я себя помню, и я всю жизнь мечтаю о немъ.

Разговоръ ихъ былъ прерванъ стукомъ въ дверь, которая отворилась и пропустила руку, подавшую Рирдону телеграмму.

Друзья испуганно переглянулись: обоимъ мелькнула одна и та-же мысль. Рирдонъ вскрылъ депешу и прочелъ:

«Вилли заболѣлъ дифтеритомъ. Пріѣзжайте немедленно. Я живу въ Брайтонѣ, у матери Мистриссъ Картеръ».

Ниже слѣдовалъ подробный адресъ.

— Вы поѣдете, конечно? спросилъ Биффенъ.

— Да, хотя здоровье мое не таково, чтобы предпринимать путешествіе.

— У васъ лихорадка? освѣдомился Биффенъ, заботливо всматриваясь въ его лицо.

Онъ взялъ его руку и пощупалъ пульсъ. Удары его, и безъ того частые, еще участились со времени полученія телеграммы.

— Но ѣхать нужно, сказалъ Рирдонъ. — Хотя этотъ бѣдный малютка и не занимаетъ большого мѣста въ моемъ сердцѣ, однако, если Эми зоветъ меня, то я долженъ ѣхать.

Онъ попросилъ Биффена сбѣгать въ ближнюю лавочку за росписаніемъ поѣздовъ, а самъ уложилъ пока въ дорожный мѣшокъ самыя необходимыя вещи. Биффенъ вернулся весь бѣлый.

— Снѣгъ?

— Да; уже съ часъ какъ валитъ.

— Нечего дѣлать; ѣхать все-таки нужно.

Поѣздъ въ Брайтонъ отходилъ въ 20 минутъ

восьмого, а на часахъ Рирдона было уже безъ пяти минутъ семь. Надо было торопиться. Они вмѣстѣ вышли изъ дома, и Рирдонъ, попросивъ друга проводить его до станціи, взялъ кэбъ.

— Такой маленькій ребенокъ врядъ-ли вынесетъ дифтеритъ, замѣтилъ онъ дорогой.

— Да, боюсь, что надежды мало.

— Зачѣмъ она зоветъ меня?

— Какой нелѣпый вопросъ! Вы болѣзненно настроены. Бросьте это тупое упрямство! Слушайтесь голоса вашего сердца. Какое право имѣете вы портить свою и чужую жизнь вашимъ одностороннимъ идеализмомъ? Зачѣмъ не извлекать пользы изъ обстоятельствъ? Зачѣмъ рѣзать хлѣбъ бритвой, когда для этого есть простой ножъ?

Рирдонъ молчалъ, глядя въ окно кэба.

— Вы любите вашу жену, и она также, должно быть, привязана къ вамъ, если въ горѣ прежде всего подумала о васъ.

— Можетъ быть, она сочла долгомъ увѣдомить отца...

— Можетъ быть... можетъ быть... Опять бритва! Да понимайте-же вещи просто, не мудрствуя лукаво!

На станціи они закусили и затѣмъ разстались съ горячимъ рукопожатіемъ.

— Простите мою откровенность и будьте счастливы, сказалъ Биффенъ.

Онъ стоялъ на платформѣ, пока красный фонарь задняго вагона не скрылся за снѣгомъ и темнотой.