Черезъ три недѣли по возвращеніи изъ деревни, Мэріанъ Юль сидѣла однажды на своемъ обычномъ мѣстѣ въ читальнѣ Британскаго музея. Былъ четвертый часъ, а она уже работала здѣсь съ половины десятаго, за исключеніемъ одного часа въ полдень, когда она отлучалась выпить чашку чая съ сандвичемъ. Работа ея состояла въ собираніи матеріаловъ для сочиненія о французскихъ писательницахъ 17-го вѣка, которое отецъ ея поставлялъ для одного изданія. Мэріанъ уже могла сама писать такого рода статьи, и участіе въ нихъ ея отца ограничивалось нѣкоторыми указаніями и поправками.

Большая часть литературныхъ трудовъ, которыми Альфредъ Юль добывалъ свои небольшія средства къ существованію, выходили безъ подписи; но какъ подписанныя, такъ и неподписанныя произведенія его отличались рѣдкою добросовѣстностью труда. Къ сожалѣнію, плоды не отвѣчали стараніямъ. Альфредъ Юль составилъ себѣ почтенное имя среди современныхъ критиковъ, но въ журналахъ статьи его оставались большею частью неразрѣзанными. Онъ былъ ученъ, плодовитъ, подчасъ остроуменъ, но у него не было той теплоты и граціи слога, которыя подкупаютъ читателя. Съ недавнихъ поръ онъ началъ замѣчать, что тѣ части въ трудахъ Мэріанъ, которыя онъ отдавалъ въ печать безъ измѣненій, выгодно отличались отъ того, что онъ самъ писалъ; и онъ уже задавалъ себѣ вопросъ, не практичнѣе-ли заставить Мэріанъ подписываться подъ своими произведеніями.

Мэріанъ писала почти не поднимая головы, пока ей не понадобился энциклопедическій словарь. На полкѣ не оказалось того тома, который былъ нуженъ ей, и она обернулась, окидывая комнату усталымъ взглядомъ. Неподалеку отъ нея стояли двое молодыхъ людей и разговаривали, по-видимому, о чемъ-то забавномъ. Едва увидѣла ихъ Мэріанъ, какъ глаза ея опустились. При вторичномъ взглядѣ въ ихъ сторону, лицо ея приняло выраженіе робкаго ожиданія.

Молодые люди приближались къ ней, продолжая разговаривать, и она отвернулась къ полкамъ, дѣлая видъ, что ищетъ книгу. Разговаривавшіе прошли мимо... Неужели Мильвэнъ не узналъ ее? Она обернулась, провожая его глазами; онъ сѣлъ неподалеку отъ нея.

Она хотѣла приняться за работу, но не могла. Она поглядывала на проходящихъ, задумывалась повременамъ и вскорѣ почувствовала усталость. У нея даже разболѣлась голова. Когда часовая стрѣлка дошла до половины четвертаго, миссъ Юль закрыла книгу, изъ которой дѣлала выписки, и начала собирать свои бумаги.

— Гдѣ вашъ отецъ, миссъ Юль? спросилъ позади нея чей-то голосъ.

Она обернулась и пожала руку толстому, лысому старику, съ веселыми, пытливыми глазами, довольно неряшливо одѣтому.

— Отецъ ушолъ домой, отвѣтила Мэріанъ.

— Жаль! Я хотѣлъ сообщить ему нѣчто очень важное. Ну, все равно, скажу вамъ. Только вы, пожалуйста, никому ни слова, кромѣ вашего отца.

Мистеръ Куэрмби — такъ звали старика — придвинулъ стулъ и сѣлъ возлѣ дѣвушки. Онъ казался радостно возбужденнымъ и заговорилъ почти шопотомъ, значительно подчеркивая каждую фразу.

— Я видѣлся съ Уолкеромъ, — вы знаете Уолкера? Нѣтъ? Это одинъ дѣлецъ, большой пріятель Раккета; а Раккетъ, вы знаете, издатель «Study».

Мэріанъ сдѣлала утвердительный жестъ.

— Вы слышали, конечно, что Фэджъ оставляетъ «Study»?

— Папа говорилъ...

— Такъ вотъ, я видѣлся сегодня съ Уолкеромъ, и онъ съ первыхъ-же словъ спросилъ меня: «Вы знакомы съ Альфредомъ Юлемъ?» — «Знакомъ». — «Скажу вамъ по секрету, что Раккетъ подумываетъ предложить ему редакцію «Study». Я, разумѣется, пришолъ въ восторгъ. А вы что скажете?

— Это было-бы очень хорошо.

— Надѣюсь! Ха-ха!

У мистера Куэрмби смѣхъ былъ особенный, сдержанный, отъ привычки постоянно быть въ читальнѣ.

— Помните-же: никому ни слова, кромѣ вашего отца. Да и ему осторожнѣе; онъ человѣкъ нервный, слишкомъ легко возбуждается.

Выйдя изъ музея, Мэріанъ сѣла въ омнибусъ и, доѣхавъ до одной изъ отдаленныхъ и тихихъ улицъ съ небольшими домами, вошла въ одинъ изъ нихъ. Опрятная внѣшность этого дома сулила комфортъ и порядокъ внутри; на окнахъ были чистыя кисейныя гардины; ручки и бляхи входной двери блестѣли какъ золото. Дѣвушка отперла дверь своимъ ключемъ и поднялась наверхъ, никого не встрѣтивъ. Вскорѣ она опять сошла внизъ и вошла въ лицевую комнату, служившую залой и столовой. Комната была меблирована комфортабельно, но безъ лишнихъ украшеній. У стѣнъ, на которыхъ висѣли хорошія гравюры, стояли полки съ книгами, — избыткомъ библіотеки хозяина. Обѣденный столъ былъ уже накрытъ: Юли обѣдали въ пять часовъ, чтобы выгадать длинный вечеръ, что такъ важно для литературныхъ работниковъ.

Въ это время вошла маленькая, худенькая женщина, одѣтая въ простое сѣрое платье. Лицо ея, очевидно, никогда не отличавшееся красотой и не принадлежавшее къ типу лицъ интеллигентныхъ, дышало кротостью и добротой, но постоянно носило напряженное выраженіе человѣка, силящагося что-то понять.

— Что такъ рано, Мэріанъ? спросила она, притворивъ за собою дверь и садясь.

— Голова немного разболѣлась.

— Что ты? Опять!

Мистриссъ Юль выражалась довольно правильно и въ интонаціи ея не было ничего рѣзко-вульгарнаго; но у нея прорывались иногда обороты и слова, употребляемые бѣдными лондонскими классами. Этотъ запахъ лондонскихъ трущобъ не выдохся изъ нея даже за время многолѣтняго общенія съ образованными людьми. Манеры ея тоже не отвѣчали понятію о «дамѣ». Въ обращеніи съ дочерью она была сдержанна, — говорила съ нею скорѣе тономъ преданной слуги, чѣмъ матери, и незамѣтно наблюдала за нею съ какимъ-то удивленнымъ любопытствомъ. Она никогда не могла настолько освоиться съ огромною разницей между нею и ея дочерью, чтобы считать эту разницу обыкновеннымъ и неважнымъ фактомъ; умъ, таланты, чуткость и грація молодой дѣвушки служили для матери постояннымъ предметомъ удивленія. Высказывая въ разговорѣ съ нею какое-нибудь мнѣніе, она дѣлала это вопросительно, хотя-бы была вполнѣ увѣрена въ своей правотѣ.

— Выходили вы сегодня? спросила Мэріанъ.

— Да; я была въ Голловаѣ.

Мистриссъ Юль произнесла эти слова со вздохомъ и сдѣлала грустное лицо. Въ Голловаѣ жили ея родственники: замужняя сестра съ тремя дѣтьми и братъ. Она не смѣла говорить объ этихъ родственникахъ при своемъ мужѣ, который никогда не имѣлъ съ ними никакихъ сношеній; но съ Мэріанъ она говорила о нихъ, и была признательна дочери за то, что та всегда слушала ее, какъ ей казалось, снисходительно.

— Какъ ихъ дѣла? Не поправляются? спросила дѣвушка.

— Все хуже и хуже. Джонъ опять началъ пить и Томъ каждый вечеръ ссорится съ нимъ. Покоя нѣтъ въ домѣ.

— Отчего этотъ пьяница Джонъ не живетъ одинъ? спросила Мэріанъ, подразумѣвая брата своей матери.

— Ужъ я много разъ говорила ему то-же самое, сказала миссъ Юль. — Но какъ ихъ убѣдить? Они такіе глупые и упрямые. Вотъ и Анни тоже ничего не дѣлаетъ, цѣлый день слоняется по улицамъ. А когда я говорю объ этомъ сестрѣ, то она сердится, кричитъ, что лучше-бы я помогала имъ пощедрѣе, чѣмъ учить ихъ. Они забрали себѣ въ голову, что мы богаты, и ничѣмъ не выбьешь изъ нихъ этой мысли. Грустно, очень грустно, когда родные такъ смотрятъ на тебя!

— Что дѣлать, мамаша! Они много терпятъ отъ бѣдности, и это дѣлаетъ ихъ жесткими и несправедливыми.

— Твоя правда, голубушка, бѣдность и хорошаго человѣка испортитъ. Господи, и зачѣмъ это такъ много бѣдныхъ на свѣтѣ!

Послышался стукъ въ дверь и Мистриссъ Юль побѣжала отворять; немного погодя, она вернулась съ письмомъ въ рукѣ.

— Тебѣ, загородное, сказала она, подавая письмо дочери.

— Должно быть, отъ Мильвэновъ... Такъ и есть, отъ Доры.

Послѣ отъѣзда Джэспера изъ Финдена, сестры его видѣлись съ Мэріанъ еще нѣсколько разъ и взаимное сочувствіе между ними продолжало крѣпнуть. Однако до сихъ поръ обѣщаніе переписываться еще не приводилось въ исполненіе. Мэріанъ такъ и ожидала, что починъ возьметъ на себя Дора; Модъ была очень мила и умна, но менѣе экспансивна въ дружбѣ, чѣмъ ея сестра.

«Васъ, можетъ быть, позабавитъ узнать, что проектъ брата сдѣлать насъ литераторшами начинаетъ осуществляться, — писала между прочимъ Дора. — Онъ прислалъ намъ пробную главу «Исторіи парламента, для дѣтей», написанную имъ самимъ. Издатели Джонли и Монкъ предлагаютъ намъ 30 фунтовъ за небольшую книжку, и можетъ быть, кое-какіе барыши въ будущемъ. Джэсперъ мастеръ устраивать эти дѣла. Обѣ мы принялись изучать исторію Англіи. И такъ, мы не на шутку вступаемъ на литературное поприще. Все-же это лучше, чѣмъ учительство. Дайте вѣсточку о себѣ, если не скучно переписываться съ провинціалками».

Мэріанъ передала матери содержаніе этого письма.

— Я очень рада, что ты хоть переписываешься съ кѣмъ-нибудь, сказала та. — У тебя такъ мало знакомыхъ.

— Да...

Дѣвушка хотѣла что-то прибавить, но промолчала.

— Придетъ къ намъ ихъ братъ? спросила мать.

— Его не приглашали, спокойно отвѣтила Мэріанъ.

— А безъ приглашенія не придетъ?

— Наврядъ-ли онъ и адресъ нашъ знаетъ.

Обѣ замолчали. Мать съ дочерью рѣдко выходили въ разговорахъ за предѣлы самыхъ обыденныхъ вещей; онѣ были искренне привязаны другъ къ другу, но между ними было слишкомъ мало общаго.

Вскорѣ пришелъ Альфредъ Юль. Онъ былъ сурово-молчаливъ. Онъ вообще часто возвращался домой мрачный и раздражительный, и женѣ довольно было взглянуть на его лицо, чтобы угадать, въ какомъ онъ настроеніи. Войдя въ столовую, онъ остановился у камина и сталъ просматривать вечернюю газету. Жена оставалась въ комнатѣ, дѣлая видъ, что поправляетъ что-то на столѣ.

— Что-же обѣдъ? Вѣдь пятый часъ! съ раздраженіемъ вскричалъ Юль.

— Сейчасъ, Альфредъ.

— Папа, сказала Мэріанъ, — мистеръ Гинксъ поручилъ мнѣ передать тебѣ его новую книгу. Онъ желалъ-бы...

— Отдай ему его книгу обратно и скажи, что мнѣ некогда читать всякую дребедень. Пускай на меня не разсчитываетъ. Этотъ глупецъ надоѣлъ мнѣ по горло... Желалъ-бы я, однако, знать, скоро-ли намъ дадутъ обѣдать, прибавилъ онъ съ холодной злобой. — Если придется ждать еще полчаса, то я пойду писать письма.

Какъ-разъ въ эту минуту служанка внесла дымящееся блюдо съ мясомъ; за нею Мистриссъ Юль несла блюдо съ овощами. Юль сѣлъ и началъ съ сердитымъ видомъ разрѣзывать мясо. Онъ выпилъ сначала полъ-стакана эля и потомъ жадно съѣлъ нѣсколько кусковъ, низко наклоняя голову надъ тарелкой. Въ этой семьѣ обѣдъ нерѣдко проходилъ въ молчаніи. Юль рѣдко обращался къ своей женѣ съ чѣмъ-нибудь другимъ, кромѣ ироническаго замѣчанія или простого вопроса; если онъ разговаривалъ иногда за столомъ, то лишь съ одной Мэріанъ.

Переждавъ минутъ десять, она рѣшилась попытаться разсѣять тучи.

— М-ръ Куэрмби далъ мнѣ порученіе къ тебѣ, папа, начала она. — Одинъ изъ его друзей, Натаніэль Уолкеръ, передавалъ ему, что м-ръ Раккетъ, вѣроятно, предложитъ тебѣ редакторство въ газетѣ «Study».

Юль пересталъ жевать; глаза его остановились на блюдѣ съ мясомъ, потомъ, скользнувъ по бутылкѣ и солонкѣ, перешли на дочь.

— Это ему Уолкеръ говорилъ?

— М-ръ Куэрмби передалъ мнѣ это подъ секретомъ и строго наказалъ никому не говорить, кромѣ тебя.

— Уолкеръ дуракъ, а Куэрмби оселъ, рѣшилъ Юль.

Но мохнатыя брови его вздрагивали и морщины на лбу начинали разглаживаться; онъ продолжалъ медленно жевать, какъ-бы смакуя куски.

— Что-же онъ сказалъ? Повтори его слова.

Мэріанъ передала ихъ насколько можно точнѣе.

Юль слушалъ съ насмѣшливымъ видомъ, но лицо его прояснялось.

— Сомнѣваюсь, чтобы у Раккета хватило ума на это. Да и самъ я врядъ-ли принялъ-бы подобное предложеніе. Этотъ шутъ Фэджъ подорвалъ газету. Интересно знать, много-ли времени понадобится ему на то, чтобы похоронить газету Кульпеппера.

Мэріанъ ничего не отвѣчала.

— Гдѣ книга Гинкса? спросилъ Юль, помолчавъ.

Мэріанъ достала ее съ бокового столика.

— Я полагалъ, что она больше, пробормоталъ Юль, раскрывая томикъ особеннымъ жестомъ, свойственнымъ писателямъ.

Въ одномъ мѣстѣ уголъ страницы былъ загнутъ, какъ-бы съ намѣреніемъ обратить вниманіе на эту страницу. Юль надѣлъ очки и не замедлилъ сдѣлать открытіе, довершившее превращеніе его лица; глаза его заблестѣли, подбородокъ началъ подергиваться отъ пріятнаго возбужденія. Онъ передалъ книгу Мэріанъ, указавъ на выноску, напечатанную мелкимъ шрифтомъ. Въ ней заключалась жаркая похвала (по поводу какого-то литературнаго спора) «критической чуткости, научнымъ свѣдѣніямъ, точному и ясному слогу» и многимъ другимъ достоинствамъ мистера Альфреда Юля.

— Это мило съ его стороны, замѣтила Мэріанъ.

— Надо постараться нагнать къ нему съ десятокъ читателей, сказалъ Юль.

— Можно посмотрѣть? шопотомъ спросила его жена, наклоняясь къ Мэріанъ. Та передала ей книгу и она медленно прочла замѣтку, видимо усиливаясь понять ее.

— Это полезно для тебя, Альфредъ, не правдали? сказала она, взглянувъ на мужа.

— Еще-бы! отвѣтилъ онъ искусственно-презрительнымъ тономъ. — Благодаря Гинксу, пожалуй, я получу извѣстность.

Мэріанъ искоса поглядывала на него, размышляя о страшныхъ несообразностяхъ въ его характерѣ; она часто удивлялась, что человѣкъ такого темперамента и ума, какъ ея отецъ, можетъ придавать такое значеніе похвалѣ или осужденію людей, которыхъ онъ справедливо считалъ ниже себя.

Юль перелистовалъ книгу и, смѣясь, швырнулъ ее прочь.

— Чортъ знаетъ, что за слогъ у этого Гинкса! Когда онъ научится писать по-англійски? Навѣрное, его фамилія происходитъ отъ нѣмецкаго слова «hinken».

Онъ весело обратился къ дочери.

— Кончила ты «Писательницъ»?

— Несовсѣмъ.

— Не къ спѣху. Когда у тебя будетъ время, прочти новое сочиненіе Дичли и выпиши самыя неудачныя выраженія. Я приведу ихъ въ моей статьѣ о современномъ слогѣ. Мнѣ пришло сегодня въ голову написать такую статью.

Онъ усмѣхнулся. Мистриссъ Юль сіяла, видя своего мужа въ такомъ хорошемъ расположеніи духа; онъ даже похвалилъ вскользь сдѣланную ею горчицу. Этотъ человѣкъ много вынесъ невзгодъ въ своей жизни и страшно много работалъ; поэтому немудрено, что въ его тѣлѣ гнѣздились диспепсія и всякія другія болѣзни, свойственныя людямъ литературной профессіи.

Трудно указать какую-нибудь отрасль литературы, въ которой Альфредъ Юль не испробовалъ-бы своихъ силъ, но въ каждой онъ былъ «слишкомъ серьезенъ». Напиши онъ какую-нибудь драму или романъ, примѣняясь только ко вкусу читателей и не думая о своемъ литературномъ достоинствѣ, онъ имѣлъ-бы, можетъ быть, денежный успѣхъ; но для этого умъ его былъ слишкомъ неподатливъ. Онъ непремѣнно хотѣлъ творить художественныя произведенія, работалъ надъ ними усердно, добросовѣстно, и, тѣмъ не менѣе, оставался литературнымъ поденьщикомъ. Тотъ родъ литературныхъ произведеній, въ которомъ онъ былъ всего сильнѣе, оплачивался скудно и не приносилъ извѣстности. Въ пятьдесятъ лѣтъ Юль все еще занималъ скромный маленькій домъ въ одномъ изъ отдаленныхъ кварталовъ. Для своихъ насущныхъ потребностей онъ зарабатывалъ достаточно и ему не грозила нужда, пока онъ владѣлъ всѣми своими способностями; но онъ не могъ скрыть отъ себя, что въ итогѣ онъ все-таки неудачникъ, и эта мысль мучила его.

И вотъ теперь неожиданно блеснулъ лучъ надежды. Если этотъ Раккетъ дѣйствительно предложитъ ему редакторство «Study», то онъ еще вкуситъ въ своей жизни торжество, котораго такъ настойчиво домогался. Еженедѣльная газета «Study» пользовалась хорошей репутаціей; Фэджъ повредилъ ей своимъ зубоскальнымъ тономъ, пришедшимся не по вкусу большинству читателей, людей серьезныхъ, но возвращеніе къ прежнему тону можетъ еще поправить дѣло. А счастіе сидѣть въ редакторскомъ креслѣ! А блаженство имѣть свой органъ, чувствовать себя силой въ литературномъ мірѣ, знакомить широкій кругъ читателей со своимъ усовершенствованнымъ методомъ критики! Ну, и врагамъ своимъ мстить при случаѣ тоже не послѣднее удовольствіе. Человѣкъ не безъ слабостей, да и въ интересахъ самой публики нужно учить иныхъ людей. И у него чесались пальцы взяться за редакторское перо. Онъ чувствовалъ себя какъ боевой конь, заслышавшій шумъ битвы.

Въ этотъ вечеръ онъ не могъ писать, хотя работа ждала. Кабинетъ его, находившійся въ партерѣ какъ и столовая, былъ тѣсенъ и загроможденъ книгами, которыя лежали даже на полу; тѣмъ не менѣе Юль нервно ходилъ взадъ и впередъ по этому тѣсному пространству. Въ половинѣ десятаго жена принесла ему чашку кофе съ сухарями, его обычный ужинъ. Обыкновенно ему приносила кофе Мэріанъ, и онъ спросилъ, отчего она не пришла.

— У нея опять разболѣлась голова, отвѣтила жена. — Я посовѣтовала ей лечь пораньше.

Она поставила кофе на столъ, но медлила уходить.

— Ты занятъ, Альфредъ?

— А что?

— Я хотѣла-бы поговорить съ тобою.

Она рѣшилась воспользоваться его хорошимъ расположеніемъ духа.

— Что тебѣ нужно? спросилъ онъ, по обыкновенію небрежно, но не сердито. — Не о твоихъ-ли голловайскихъ...

— Нѣтъ, я о Мэріанъ... Она получила письмо отъ этихъ молодыхъ дѣвушекъ.

— Отъ какихъ? нетерпѣливо спросилъ Юль.

— Отъ дѣвицъ Мильвэнъ.

— Ну, такъ что-же? Я не вижу въ этомъ никакой бѣды. Мильвэны люди порядочные.

— Да, Мэріанъ говорила... Но сегодня она упомянула объ ихъ братѣ и...

— Что-же она говоритъ о немъ? Да выкладывай, пожалуйста, что ты хочешь сказать!

— Мнѣ сдается, Альфредъ, что ты огорчилъ ее, не пригласивъ его къ намъ.

Юль съ удивленіемъ посмотрѣлъ на жену. Онъ все еще не начиналъ сердиться и, казалось, не прочь былъ обсудить предложенный вопросъ.

— Ты думаешь? Едва-ли. Съ какой стати я сталъ-бы его звать къ намъ? Наша встрѣча была случайною и онъ нисколько не интересуетъ меня. А что касается... — Онъ не договорилъ и сѣлъ. Жена стояла въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ него.

— Не надо забывать ея возраста, сказала она.

— Конечно...

Онъ сталъ въ раздумьи крошить сухарь.

— Вѣдь она совсѣмъ не видитъ молодыхъ людей, продолжала Мистриссъ Юль. — Мнѣ часто думается, что такъ негодится.

— Гмъ... Только этотъ Мильвэнъ врядъ-ли подходящее знакомство для нея. Начать съ того, что онъ ничего не имѣетъ. Мнѣ говорили, что его содержитъ мать, а я не одобряю этого. Его мать сама нуждается. Онъ не глупъ, можетъ проложить себѣ дорогу, но когда-то еще это будетъ.

Мысли эти не впервые приходили ему на умъ; онъ передумалъ ихъ уже въ то утро, когда встрѣтилъ Мэріанъ на прогулкѣ вдвоемъ съ Мильвэномъ; но онъ пришелъ тогда къ заключенію, что нѣтъ никакой надобности поощрять это знакомство. Конечно, ему было-бы непріятно, еслибъ дочь его осталась старой дѣвушкой; но она еще молода, и онъ нуждается въ ея помощи... Однако какой вѣсъ имѣетъ въ его глазахъ это послѣднее обстоятельство? Склоненъ-ли онъ руководиться въ этомъ случаѣ сознательнымъ эгоизмомъ? Онъ прямо поставилъ себѣ этотъ вопросъ. До этой минуты его интересы никогда не сталкивались съ интересами дочери; онъ привыкъ разсчитывать на ея помощь и не предусматривалъ предѣла этому разсчету. Если онъ въ самомъ дѣлѣ сдѣлается редакторомъ «Study», тогда онъ будетъ менѣе нуждаться въ этой помощи, а у Мильвэна, по всѣмъ даннымъ, есть будущее.

— Но почему-же ты знаешь, что онъ желаетъ видѣться съ Мэріанъ? спросилъ онъ, отвѣчая частью на свои собственныя мысли и частью на обезкураженный взглядъ жены.

— Я ничего не знаю объ этомъ, былъ отвѣтъ.

— Съ чего-же тебѣ пришло въ голову, что она думаетъ о немъ? Можетъ быть, ты ошибаешься.

— Мнѣ такъ показалось по тому, какъ она говорила о немъ. Къ тому-же она спросила меня, не замѣтила-ли я, что Мильвэнъ тебѣ не нравится.

— Она спрашивала это? Гмъ... Не думаю я, чтобы знакомство съ Мильвэномъ могло быть полезно для Мэріанъ. Это такой человѣкъ, который способенъ приволокнуться за дѣвушкой просто ради забавы.

Мистриссъ Юль встревожилась.

— О, если ты такъ думаешь, то не приглашай его къ намъ.

— Я ничего не утверждаю. Я не имѣлъ случая близко наблюдать за Мильвэномъ, но вообще онъ мнѣ не нравится.

— Такъ ужь лучше оставить все такъ, какъ есть.

— Конечно. Да и что-же можно теперь сдѣлать? Посмотримъ, что выйдетъ изъ Мильвэна, а пока совѣтую тебѣ не говорить о немъ съ Мэріанъ.

— Не буду, разумѣется. Но какъ-же... Вѣдь эти дѣвицы навѣрное будутъ писать Мэріанъ о своемъ братѣ?

— Вѣроятно, къ сожалѣнію.

— Можетъ быть онъ-то и просилъ ихъ начать съ нею переписку?

— Въ этихъ дѣлахъ никакую женщину не перехитришь, промычалъ Альфредъ, улыбаясь.

Жена не поняла его замѣчанія и на лицѣ ея явилось обычное напряженно-вопросительное выраженіе.

— Противъ этого ничего не подѣлаешь, продолжалъ Юль. — Если у него серьезныя намѣренія, то пускай выжидаетъ случая.

— Какъ жаль, что Мэріанъ имѣетъ такъ мало хорошихъ знакомыхъ! замѣтила мать.

— Что пользы говорить объ этомъ? Не перемѣнишь. Да и врядъ-ли Мэріанъ чувствуетъ себя несчастной.

— Не велико и счастье.

— Ты полагаешь?

— Увѣрена.

— Вотъ если я сдѣлаюсь редакторомъ «Study», тогда многое перемѣнится, хотя... Впрочемъ, что толковать о томъ, чего нельзя передѣлать. Не пой ей, что она несчастна, сдѣлай милость. Пусть она думаетъ о своей работѣ; это самое лучшее для нея.

— Пожалуй что такъ.

— А объ остальномъ я самъ подумаю.

Мистриссъ Юль ушла и сѣла за шитье. Намеки «хотя» и «чего нельзя передѣлать» были ей очень хорошо понятны: они значили, что будь она женщина образованная, дочь ея не была-бы лишена подходящаго общества. Альфредъ всегда стыдился за жену при постороннихъ и не могъ скрыть этого чувства. Да и Мэріанъ присутствіе такой матери не можетъ не стѣснять. И всегда будетъ такъ. Положимъ, что мистеръ Мильвэнъ посѣтитъ ихъ: — что онъ подумаетъ, увидѣвъ у Мэріанъ такую мать?

И бѣдная женщина роняла слезы на шитье.