– Извини, что нам пришлось остановиться в таком мотеле. Это далеко не «Ритц». Но сейчас нам нужно избегать людных мест. – Джон прислонился к косяку двери, что соединяла их двойной номер. – Лучше не обнаруживать себя нигде до завтрашней встречи с Гунером.

– Прекрасный мотель, – Элизабет подошла к окну и задернула бежевые шторы, чтобы не видеть наступления ранних сумерек. – Во всяком случае, не хуже других. По крайней мере, здесь чисто. Ты собираешься что-нибудь заказать на ужин?

– Не стоит. Выйду и сам куплю, что нужно, а ты пока прими душ и отдохни немного. Неподалеку от мотеля есть пиццерия и мексиканский ресторанчик. Что бы ты предпочла?

– Мексиканскую кухню.

Он кивнул.

– Будет тебе мексиканская еда. Закрой за мной дверь на цепочку. Я постучу, когда вернусь.

– Так ли уж нужны все эти предосторожности? Мне кажется, что никто за нами не следил. Во всяком случае, я не заметила ни одной машины на дороге.

Джон на секунду задумался, и морщинка легла меж его бровей.

– Если они более-менее хорошие профессионалы, мы и не должны были ничего заметить. К тому же предусмотрительность еще никому не мешала.

Элизабет нервно прикусила губу.

– Ты считаешь, что Гунер смог уехать от них? Когда Бардо сказал мне о том, что их человек пропал, я в первую минуту испытала истинное удовлетворение. А что, если я поспешила радоваться? Вдруг у его сотрудника просто временно вышла из строя рация и он никуда не девался? Вдруг они поехали следом за Гунером и взяли его?

Джон, обернувшись, с удивленной улыбкой посмотрел на нее:

– Чувствуется, что сегодня тебя раздирают все эти «вдруг» и «если». Я предложил тебе отдохнуть, а вместо этого ты начала еще больше беспокоиться. Если я поклянусь, что с Гунером ничего не могло произойти, ты успокоишься?

– Нет, до тех пор, пока ты не объяснишь, откуда у тебя эта уверенность.

– Наступит ли день, когда ты сможешь обойтись без этого «дай мне своими глазами убедиться». – С лукавой усмешкой он сжал ее руки. – За ужином я тебе объясню, откуда у меня такая уверенность. Хорошо?

– Хорошо.

Когда Джон вышел, Элизабет закрыла дверь на цепочку, а потом включила свет и положила дорожный чемодан, в который Серена сложила вещи, на кровать. Несмотря на свой небольшой размер, чемодан оказался довольно тяжелым. Когда Элизабет раскрыла его, она поняла, почему. Совсем не потому, что ее подруга натолкала в него несколько пар джинсов и свитеров. Серена предусмотрительно сунула в него небольшой фен и пластиковую сумку с туалетными принадлежностями и много чего еще, по мнению Элизабет, совершенно не нужного ей в ближайшее время. Самой неуместной вещью, на взгляд Элизабет, был экзотический персикового цвета шелковый халат и в тон к нему ночная рубашка с кружевами. Рядом с грубоватой джинсовой тканью она сияла, словно драгоценный камень. Элизабет провела ладонью по шелковой ткани и вдруг наткнулась на записку, приколотую к халату.

«Как ты успела, наверное, сама заметить, на этом наряде нет ни бисера, ни блесток. Но у любой женщины бывают такие минуты в жизни, когда ей хочется выглядеть особенно обольстительно, пустить в ход все свои чары. Не спорь, не пытайся возражать. Надень его. Этот наряд из той „средневековой“ коллекции, которую я выставляла два года тому назад. Мне всегда казалось, что в нем я выгляжу, как фея Моргана. Тебе он сейчас нужен больше, чем мне. Серена».

Элизабет вынула халат и сорочку-платье из чемодана и принялась рассматривать их. Простой, но изысканный покрой. И цвет ее. Джон еще никогда не видел ее в таком соблазнительном наряде.

«Соблазнительном»? На щеках Элизабет вспыхнул румянец. Как естественно выплыло это слово из глубины сознания. Вот что у нее, оказывается, на уме. Пальцы невольно сжали нежный шелк. Она никогда не была красавицей, но в этом чувственном наряде, по крайней мере, станет чуточку привлекательней. В нем бы любая женщина стала неотразимой. Что же она медлит? Еще сегодня утром она жалела о том, что Джон всегда видел ее не в самом лучшем виде. Сейчас у нее появилась прекрасная возможность исправить это…

Усмехнувшись, она приложила к себе халат, а потом вынула фен и сумку с туалетными принадлежностями. После чего направилась в ванную комнату. Да, сомнений уже не оставалось. Она хотела соблазнить Джона Сэндела, хотела сразить его, хотела, чтобы он увидел, какой привлекательной может быть она.

Женственность, которую излучала Элизабет, могла сравниться с той, что излучали мадонны на картинах старых мастеров. У Джона перехватило дыхание, когда Элизабет открыла ему дверь. Каким-то чудом ему удалось удержать пакет с едой – она едва не выпала из его рук.

– Потрясающе… – До чего же она была красивой! Каштановые волосы – мягкие и блестящие – свободно падали ей на плечи. Нежная кожа отливала персиковым цветом, как и шелковый наряд, который создавал такой чувственный ореол вокруг нее. Пеньюар был просторным, шелк струился, ниспадая свободными о складками. Ночная рубашка, или это было платье? – которая выглядывала снизу, было с вырезом, который открывал ложбинку меж грудей. – Это произведение Серены?

Элизабет кивнула и, принимая из его перевязанную коробку с едой, прошла в комнату.

– Одна из моделей периода ее увлечения средневековьем. Серена говорит, всякая женщина испытывает иногда потребность пустить в ход свои чары. Тебе нравится?

– Да, – ему не без труда удалось выдавить слова из пересохшего горла. – Сибриянка.

Она недоумевающе посмотрела на него:

– Что это такое?

– В том округе, где жил Гунер, существовал особый женский орден. Женщины, входившие в него, были настоящими жрицами любви. Каждая мысль, каждое мановение руки, – все преследовало одну цель: получение чувственного наслаждения. Этих женщин у нас называют сибриянками.

Элизабет шутливо сморщила нос:

– Какую скучную и однообразную жизнь они ведут!

Джон усмехнулся:

– У меня не создалось впечатления, что они томились от скуки. И их партнеры тоже.

– А ты когда-нибудь… – Она замолчала. Нет, не нужно ей ничего знать об этом. Она и без того слишком скованная и неуклюжая. Еще не хватало начать сравнивать себя с этими сексуалками. Отвернувшись, Элизабет прошла к круглому столику, что стоял у окна. – Ты так долго отсутствовал. Я даже начала беспокоиться.

– Надо было сделать несколько телефонных звонков. Кое-что показалось мне подозрительным, и я решил на всякий случай проверить, так ли это. – Притворив дверь, он повернул ключ. – А потом решил купить бутылку вина. Урожай винограда в тот год, правда, был не самым лучшим. Но мне хотелось, чтобы ты получила хотя бы отдаленное представление о хорошем вине. – Джон и сам с трудом понимал, о чем он говорит. Шелк переливался при каждом движении Элизабет, то скрывая, то подчеркивая очертания ее тела. Ее босые ступни выглядывали из-под платья. Каким-то образом они волновали Джона, будили мощное желание так же, как и ложбинка меж грудей, что виднелась в вырезе халата.

Не отрывая от Элизабет взгляда, Джон вынул из пакета вино и два стакана.

– Продавец уверял меня, что «Деревня Напа» – лучшее вино в мире.

Окинув взглядом бумажные тарелки с едой, которые выкладывал Джон, Элизабет спросила:

– И кому ты звонил?

– Только Гунеру, – улыбнулся Джон, заметив удивление, промелькнувшее в ее глазах. – Мне удалось связаться с ним через одного нашего человека. Я подумал, что у тебя будет спокойнее на душе, если ты будешь знать, что я говорил с Гунером. Эндрю чувствует себя отлично. Хорошо ест, спокойно спит и, по словам Гунера, с удовольствием слушает Эйнштейна.

– Слава Богу! – Элизабет откинулась на спинку кресла. Она даже не осознавала, насколько сильным было внутреннее напряжение, которое не отпускало ее до последнего мгновения. – И где они сейчас?

– В небольшой гостинице неподалеку от Рочестера. Мы встретимся там с ними завтра после полудня.

– Чудесно, – улыбка осветила лицо Элизабет. Она словно светилась изнутри. Джон любовался ею, он был словно парализован ее какой-то неземной женственностью.

– Да. – Джон кашлянул, прочищая горло и отводя глаза в сторону. Потом снял замшевое пальто Дэна и сел напротив Элизабет за столик. Когда он принялся открывать вино, руки его дрожали. Джон постоянно ощущал на себе взгляд Элизабет. – Я же тебе сказал, что с ними все в порядке.

– А как Гунеру удалось уйти от преследователей? Что произошло с сотрудниками Бардо?

– Они на полпути в Сан-Диего.

Элизабет недоверчиво посмотрела на него.

– Что им там понадобилось?

Не глядя на нее, Джон разлил в стаканы белое вино:

– Гунер сказал им, что это приказ Бардо. И для пущей секретности они не должны пользоваться рацией или выходить на связь по телефону, пока не окажутся в Сан-Диего. – Он поставил бутылку на стол. – По мнению Гунера, они как раз пересекают штат Колорадо.

– Гунер сказал им? И они сразу поверили? – Она замолчала. – Гипноз?

Джон кивнул.

– В сочетании с телепатической передачей мыслей на расстоянии.

– Контроль над сознанием. Это невозможно! – прошептала она. – Ты и в самом деле можешь заставить делать другого что-то против его воли? Ты можешь кого-нибудь заставить делать то, что хочешь?

– Почти любого. У Гунера очень высокий показатель – восемьдесят пять процентов. У меня еще выше. – Джон, не мигая, смотрел на нее. – Но мы прибегаем к этому способу только в самых крайних случаях. Вторгаться в сознание другого человека, если он не выразил на то согласия, категорически воспрещается. Вплоть до смертной казни. Существует очень небольшой круг людей, которым дается право прибегать к этому методу.

– И ты один из них, – пробормотала она потрясенно. – Гунер говорил мне, что я даже не представляю, какой властью ты наделен. – Она вздрогнула. – Мне не нравится мысль о том, что кто-то может заставить меня сделать что-то против воли. Даже если это будешь ты.

– Я боялся, что когда-нибудь ты произнесешь эти слова. – Джон сжал в руках стакан с вином. – Не стану отрицать, что обладаю большими способностями, но я бы никогда не воспользовался этой властью без твоего согласия. Не знаю, как мне убедить тебя в том, что нарушить запрет – значит, совершить серьезнейшее преступление. – Джон смотрел на блики, которые играли в вине. – Вначале, когда в нас вдруг открылась эта способность, мы наслаждались и забавлялись ею, как чудесной игрой. Мы испытывали свои возможности и так, и эдак в полной уверенности, что теперь сумеем дать ответы на все вопросы. Ты сама прекрасно понимаешь, Бет, какие возможности это давало. Какой шаг вперед могла бы сделать медицина, и в частности, психиатрия. Но вскоре мы обнаружили, что существует другая – отвратительная – сторона медали, о которой мы вначале и не подозревали. Бесконтрольное использование этой власти может привести к уничтожению человечества. Сейчас контроль установлен, есть запрет, но мы ни на секунду не забываем о том времени, когда всего этого еще не существовало. Вот почему нам необходимо отыскать место, где бы мы имели возможность спокойно и беспрепятственно изучать и развивать свои способности, а также искать рамки, в которых их можно удерживать. – Он поднял глаза и посмотрел на нее. – Как ты думаешь, почему я не счел возможным убрать Бардо со сцены? Это не составляло никакого труда, но мне пришлось бы преступить черту. А я не имею права пользоваться крайними мерами до тех пор, пока не исчерпаю остальных.

– А Гунеру ты дал разрешение?

– Только для того, чтобы уберечь Эндрю. Не только потому, что он твой ребенок. Но и потому, что он – наша надежда на завтрашний день. – Джон выпрямился, голос его дрожал от напряжения. – Кланад испытывает острое чувство отдаленности. Мы не хотим жить в одиночестве, как это происходит сейчас. Пройдет много времени, прежде чем мы сможем стать полезными и найдем свое место в мире. Пока нас окружает море недоверия и сомнений. Нужно время, чтобы мы смогли доказать, какую пользу можем принести. Необходимо перекинуть мост от нас к людям через это море сомнений. Вспомни, какое ощущение у тебя вызывает старый мост через реку? Ты воспринимаешь его как последний шаг на пути к дому. Вот так мы воспринимаем и твоего сына. Он – мост между прошлым и будущим. Теми, кем мы были, и теми, кем мы станем. Между пустынной дорогой и теплом дома.

Губы Элизабет дрогнули, она с улыбкой покачала головой:

– Господи! Да ведь Эндрю всего только три недели от роду. Как можно судить о том, что получится из него? И мне даже как-то не хочется верить, что это так важно для вас. Я бы предпочла иметь самого обыкновенного, здорового, веселого, обычного ребенка.

– Вполне возможно, что мы заблуждаемся, – согласился Джон. – Но в любом случае мы должны оберегать его от неприятностей как можно дольше. Его детство должно быть счастливым. Мы не имеем права лишать его этого.

Подняв стакан с вином, Элизабет пригубила его.

– Да, никто не имеет права лишать его счастливого детства. И я сделаю все, чтобы оно у него было.

Джон улыбнулся. Ее ответная реакция была лучше, чем он ожидал. Подняв свой стакан, он произнес:

– За его счастливое детство!

Элизабет выпила и придвинула к себе тарелку.

– Только я хочу сделать одно небольшое уточнение к тому, что произошло. Есть ситуации, когда ты незаменим, Джон.

– Да, есть ситуации, когда я и вправду незаменим, – улыбка пробежала по его губам. – И я очень надеюсь, что у тебя появится возможность узнать это на деле.

Щеки ее порозовели. Намек был весьма прозрачный и недвусмысленный, но почему-то застал ее врасплох. Переход от убежденной манеры говорить к чувственным интонациям сразу снес все преграды между ними.

– И я надеюсь.

– Это согласие? – спросил Джон после короткой паузы.

Не глядя на него, она проговорила:

– Я же пообещала тебе, что придет время и для этого.

– Ты решилась? – взволнованно спросил он. – Пожалуйста, Бет. Решайся. Я не могу больше выносить отчуждение между нами.

– Да, – она чувствовала, как его взгляд пробежал по ее лицу, по шее, по груди. Элизабет не могла поднять глаза и посмотреть на него, потому что боялась увидеть выражение его глаз. Слишком долго ему не удавалось утолить влечение к ней. Сердце ее билось, словно она стояла на самом краю обрыва. Еще шаг, и… – Только скажи, ради Бога, как мне обольщать тебя? Мне, наверное, далеко до сибриянки, но я не так плоха, как может… Джон!

Стул рухнул на пол, когда Джон поднял ее рывком на руки. Жадные, нетерпеливые губы Джона припали к ее рту. А сердце в груди билось тяжело и гулко, как колокол.

– Ты хочешь меня? Не Марка, не другого мужчину, а именно меня?

– Тебя, – грубая ткань его рубашки касалась ее груди при каждом вдохе Джон сжимал ее так, что Элизабет с трудом могла говорить. Жар его тела словно прожигал ее насквозь. А затвердевшая мужская плоть выдавала такое же откровенное и неукротимое желание, как и взгляд его сверкающих темных глаз. Неужели и ее выражение столь же очевидно? Он погрузил руку в ее распущенные волосы, заставляя взглянуть прямо себе в глаза. И он нашел подтверждение тому, чего ждал. Протяжный стон, который слетел с губ Джона, вызвал у Элизабет не меньшее возбуждение, чем ощущение затвердевшей мужской плоти.

* * *

– Тебе даже трудно представить, как давно я желал этого, – его губы скользнули по ее длинной шее. – Огонь вспыхнул так давно, что мне стало казаться, что его невозможно погасить никогда.

– Да, тут и десятка пожарников не хватит, – пошутила Элизабет.

– Ты одна способна погасить его, – ответил Джон, нежно прикоснувшись кончиком языка к пульсирующей жилке на ее шее. Элизабет вздрогнула, будто это было прикосновение обнаженного электрического провода, пронзившего ее током. – Тебе не кажется, что пора снять это? – Переливающийся шелк соскользнул на ковер. – И это тоже… – Он спустил тонкую бретельку рубашки с плеча и провел пальцем по ее шее. – Какие у тебя волшебные плечи. – Вторая бретелька соскользнула вниз. Джон, чуть-чуть отстранился, разглядывая ее. Рубашка едва удерживалась на груди. Джон видел темно-розовый кружок и затвердевший сосок, проступавший сквозь нежную ткань. Что-то взорвалось у него внутри. – Нет, больше я не смогу этого вынести, – пробормотал Джон и одним движением опустил рубашку к ее ногам. – Бет!

Шелковая ткань легко скользнула вниз. Джон подхватил Элизабет на руки и понес к кровати. Покрывало, к которому прикоснулась ее обнаженная спина, было нежным и прохладным, холодило кожу. Именно это было необходимо ей сейчас. Она вся пылала, объятая сухим жаром, и новая волна обожгла ее еще сильнее, когда Джон сорвал с себя одежду. Он ни на секунду не отрывал от нее взгляда, пока раздевался. Бронзовое от загара тело Джона было сильным и мускулистым и в то же время гибким. Треугольник темных волос на груди – мягким и шелковистым. Мягким. Пожалуй, единственное, что можно было назвать в нем мягким. Каждый его мускул вибрировал от напряжения.

И вот он уже оказался рядом с ней на постели. Его жадные, нетерпеливые руки скользнули по обнаженному телу, раздвинули ноги и коснулись ее лобка.

– Так хорошо? Да, милая, я все знаю, все хорошо… – И, наклонившись, Джон осторожно прикоснулся языком к ее соскам. Элизабет снова вся затрепетала. У нее не было сил ответить на его вопросы. Сердце билось в груди, словно требовало чего-то.

И Джон, угадав ее мысленную просьбу, лег сверху. Обнаженная плоть соединилась в объятии с обнаженной плотью. Глаза его затуманились. И он медленно вошел в нее. Его губы, горячие губы и такое же горячее дыхание обожгли ее грудь.

– Прими меня, – выдохнул он. – Я к тебе! – И губы его сомкнулись.

И в ту же секунду он рванулся вперед. Элизабет вскрикнула и выгнулась дугой, навстречу ему. Изо рта ее вырвался не то стон, не то рыдание. Она впилась в его плечи. Голова ее откинулась назад, когда он, отодвинувшись, снова сильным движением вошел в нее. Рот его скользнул к ее соску. Мускулы его ягодиц стали твердыми, а палец, что уперся болезненно ноющую точку, – нежным и ласковым, но настойчивым и требовательным. Она послушно развела ноги, чтобы принять его в себя как можно глубже, чтобы вобрать его в себя целиком.

– Джон…

Элизабет трепетала, как натянутая струна. Джон начал двигаться еще быстрее, еще стремительнее, заполняя все пространство в ней, каждую клеточку ее тела. Вынести этого больше не было сил. И Элизабет, не осознавая, что делает, обвила его ногами, изо всех сил прижимая к себе.

Он вскрикнул, и голова его откинулась назад. Щеки пылали, лицо выражало крайнюю степень блаженства.

– Бет, я не… – приподняв ее тело руками, он продолжал свое стремительное движение.

На этот раз она испустила долгий протяжный стон.

Джон замер, глядя на нее. Его лицо вдруг осветилось какой-то дикой вспышкой радости:

– Моя! – И после этого последовал взрыв.

Вот… Слезы полились из глаз Элизабет от напряжения, охватившего ее. Еще ближе. Огонь. Страсть. Жажда. Это чувство было настолько всепоглощающим, что вынести его не было никаких сил. Да и не нужно. Элизабет подалась вперед. Освобождение было подобно парению: медленному и плавному освобождению от всего, что только что бушевало в ней.

Вздохи ее все еще отдаленно напоминали всхлипы, и ей не удавалось унять дрожь. Но не только ей одной. Точно так же содрогался и Джон. И его дыхание было таким же прерывистым и мощным. Высвободив руку, она мягко провела по мускулам его живота. Взглянув на нее, Джон слабо улыбнулся.

Улыбка его была такой доверчивой и близкой, что Элизабет ощутила, как ее переполняет счастье.

– Ты был прав, – с трудом проговорила она. – Мы и в самом деле непостижимым образом подходим друг другу. Ты говорил – такие пары встречаются одна на два миллиона человек?

Он кивнул.

– Это мнение генетиков. – В глазах его пробежала искорка. – И, кажется, мы успешно подтвердили их выводы. – С необыкновенной нежностью он поцеловал ее в губы. – Я сейчас вернусь.

Приподнявшись на локте, Элизабет спросила:

– Ты куда?

– Приму душ, чтобы предстать перед своей дамой столь же обольстительным, какой она явилась мне. – И, подняв стакан с вином со столика, он произнес:

– Пью за тебя, любовь моя. Пока меня не будет, можешь вздремнуть немного. Нам предстоит долгая ночь…