— Вы живы, — прошептала Алиса. — Я не думала увидеть вас больше, миледи.

— Слава Богу, ты очнулась! — улыбнулась ей в ответ Эдвина. — Бринн будет рада. Она сильно беспокоилась о тебе. Сейчас я ее позову.

— Не сейчас. — Алиса попыталась поднять руку и задержать ее. — Пожалуйста, подождите. Мне надо что-то сказать вам.

— Не сейчас. Ты сильно ударилась, и тебе надо отдохнуть.

— Я хотела остановить его. — Алиса говорила торопливо, испуганно глядя по сторонам. — Он держал факел, а я знала… Я видела, как он запер дверь, и побежала за ним. Я грешна перед вами, но я бы никогда…

— Тихо, тихо! — Эдвина ладонью закрыла ей рот. — Ты ни в чем не виновата передо мной.

— Я путалась с вашим мужем. У меня от него ребенок.

— Знаю. Я слышала все, что ты рассказала Бринн.

— Слышали? И промолчали?

— А о чем говорить? Тебя он заставил согрешить против твоей воли.

Алиса покачала головой.

— На исповеди священник сказал, что грех лежит на мне и что я соблазнила лорда Ричарда.

Эдвина криво усмехнулась.

— А мне падре сказал, что мой грех в непокладистости и неуступчивости супругу, иначе Господь послал бы мне ребенка. Сдается, что женщины служат для прикрытия всех мерзостей мира, а мужчины невинны, подобно деве Марии.

— Священник сказал вам, миледи, такое? — Алиса покачала головой. — Неправда. Нет ни одного человека на свете добрее и нежнее, чем вы.

— Нежнее, — в раздумье повторила Эдвина. — Бледное, неживое слово… Мне оно не нравится. — Она погладила Алису по руке. — Похоже, в последнее время мы обе слишком нежны.

— Такова участь женщин.

— К этой участи ее приговорили мужчины. — Эдвина пыталась увидеть в лагере Бринн. — Бринн другая. Не поучиться ли нам у нее?

— Вы правда верите мне? — волновалась Алиса. — Я никогда не желала…

— Верю. — Эдвина бережно отвела волосы с лица Алисы. — Ты всегда хорошо обращалась со мной, Алиса. С какой стати мне думать, что ты хотела причинить мне вред?

— Ребенок… — приподнялась Алиса на лежаке. — Не пойму, почему Господь послал его мне, а не вам. Для меня он только обуза, а вы так о нем мечтали.

— Да, я очень хотела ребенка. — В атом заключался весь смысл ее жизни в Редферне. Пройдет немало времени, прежде чем она разберется, где правда, а где ложь, но в рождении ребенка для нее заключалась вся радость бытия. Беременность делала ее счастливой, но каждый раз она заканчивалась смертью ребенка и тогда наступала кромешная тьма. — Младенец — чудесный дар.

— Может, для знатной жены богатого лорда. — В голосе Алисы послышались горькие нотки. — Но не для нищей служанки без мужа. Тогда ребенок — только позор.

Эдвине стало стыдно. Она переживала только свою собственную боль, свои заботы, а Алиса попала под более коварный удар судьбы. Мир оказался жесток к той, которая нарушила церковные заповеди и людские законы, даже если ее насильно заставили сделать это.

— Стыдиться надо не тебе, а Ричарду, — сказала Эдвина. — А… с ребенком всегда тяжело.

Впрочем, в отличие от Алисы Эдвина приняла бы на себя такое бремя с радостью, даже если бы ради него пришлось испытать позор.

Эдвина взглянула с холма на догоравший Редферн.

— Я теперь не знатнее тебя. У меня нет больше ни мужа, ни отца, ни дома. Возможно, тебе будет проще, чем мне. Ребенком меня учили заниматься домашним хозяйством, но ты умеешь зарабатывать себе на хлеб. Такому умению можно только позавидовать и поучиться у тебя.

Алиса недоверчиво смотрела на нее.

— Честное слово! — продолжала Эдвина. — Научишь меня тому, что умеешь делать? Мне нечего дать тебе взамен. Я даже не знаю, хорошо или плохо у меня получится. Помнится, приехав в Редферн, к Ричарду, я не была глупой, но ему это не нравилось. Он хотел отучить меня думать. Ему ничего не было нужно, кроме моего тела. — И она отдавалась ему безвольно, по его прихоти, пока он не исчерпал ее до дна. — Я сама, похоже, больше тебе в тягость, чем ребенок.

— Нет, нет! — поспешила ответить Алиса. — Я с удовольствием помогу вам, миледи.

— Зови меня Эдвина, я тоже сделаю для тебя все, — улыбнулась Эдвина, — когда смогу.

Алиса не могла скрыть своего смущения.

— Эдвина?

— Я же сказала, что больше не знатная леди. — Эдвина поднялась с колен. — Я такая же женщина, как и ты, и давай будем заботиться друг о друге. А теперь закрой глаза и спи. Я схожу за Бринн. Она будет рада увидеть тебя уже бодрой.

Алиса покорно закрыла глаза.

Эдвина почувствовала прилив гнева. Алиса всегда отличалась мягкостью нрава и скромностью, и надо же было Ричарду так жестоко с ней обойтись! Неужели всем добрым женщинам уготована столь ужасная доля?

— Ты взволнована. — К ней подошел Малик. — Тебе не под силу ухаживать за Алисой, да и не следует, я прекрасно бы справился вместо тебя.

— А почему бы мне… — Она настолько погрузилась в свои безрадостные думы, что не сразу вникла в смысл его слов, а когда она поняла, что он имел в виду, предлагая ее заменить, то выплеснула на него весь бушевавший в ней гнев. — Ты считаешь, мои чувства настолько уязвимы, а душа так заплевана и ранена, что я не могу ухаживать за любовницей своего мужа?

— Я не сказал…

— Ты, как и все мужчины, видишь нас слабыми. Это вы сделали нас такими, высосав из нас всю силу. Вы пользуетесь нашими телами и оглупляете нас. Вы считаете правильным унижать нас и служить вам, рожать детей, а потом бросаете нас?

— Я и вправду ужасный малый, — серьезно заметил Малик. — И глупая бестолочь. Я даже не помню о нашем ребенке и о том, как мы назвали его. — Малик хотел свести на нет серьезный разговор.

Эдвина гневно сверкнула глазами.

— Тебе прекрасно известно, что я не имела в виду… — Она прервала себя на полуслове, заметив вкрадчивое выражение на его лице, и не смогла сдержать улыбку. — Вельзевул.

— Это был мальчик?

— Это сатана, бог ядовитых мух. Так поначалу звали финикийское божество, как и всех детей, которых ты породил бы. — Улыбка сошла с ее лица. — Понимаешь, ты так весело ко всему относишься, что даже не придаешь значения моим словам.

— Когда они обращены ко мне, я весь внимание. Но сейчас ты говоришь со своим мужем. — Он ласково улыбнулся. — Я не стану слушать твои ядовитые замечания, адресованные лорду Ричарду, а постараюсь снова развеселить тебя. Вдруг мне повезет, и ты рассмеешься. Эдвина, смех пойдет тебе на пользу.

У него была такая обаятельная улыбка, что Эдвине казался он самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала в жизни. Его лицо озарялось мягким, теплым светом, словно солнцем, всходившим на востоке. Не в силах отвести глаз смотрела она на него, потом, спохватившись, с трудом оторвала взгляд от этого невыносимо прекрасного лица.

— Пусть хохочут шуты в замках, — запоздало возразила она.

— Можно, я стану твоим шутом, Эдвина? Разреши мне служить и услаждать твою жизнь. Я смогу, ты знаешь.

Она взглянула на него и сразу же пожалела. Снова восход солнца. Ускорив шаг, она торопливо направилась к Бринн, упрямо глядя прямо перед собой.

— Мне ничего не нужно от тебя. Я ничего не хочу ни от одного мужчины.

— Мне по душе мысль о мальчике, но Вельзевул — неподходящее имя. Мы назовем его Малик, в мою честь.

Мальчик, такой же красивый, как и этот человек. Она почувствовала внезапный прилив сожаления. Не к себе. Не за себя.

— Что не так?

— Ничего, — опустила голову Эдвина, спрятав выражение глаз за длинными ресницами.

Он рванулся вперед и остановил ее.

— Если я причинил тебе боль, то это вовсе не пустяк. Это очень важно.

— Я бесплодна, — торопливо пояснила Эдвина. — И не донашиваю детей.

— Виноват в этом только твой муж. — Он фыркнул. — Но если учесть, что у меня нет недостатков, то…

— Что ты такое говоришь? На женщине всегда лежит вина.

— В моей стране так не думают.

— Ты не понимаешь. — Она выскользнула из его рук. Ее голос зазвучал хрипловато, в нем слышалась боль: — Они не живут. Они ненадолго становятся моими, но потом умирают.

— Понимаю. — Его голос зазвучал мягче. — Позволь мне стать твоим другом. Разреши мне делить с тобой твои тревоги.

Ей захотелось взять его за руку. Он не был похож на Ричарда: тот только и делал, что укорял ее и заставил стыдиться своего тела. Он никогда не горевал, когда умирали их дети. А у нее появлялся только тогда, когда мог снова насиловать ее тело.

Эдвина почти поверила Малику. Однако она понимала, что нельзя быть с мужчиной и остаться свободной. А это новое чувство свободы пришло к ней с гибелью Редферна. Предложенный Маликом покой обошелся бы снова частичной утратой своего "я".

Она повернулась и почти бегом кинулась к подножию холма, где стояла Бринн.

— Алиса очнулась! — задыхаясь, выпалила она. Бринн, увидев выражение лица Эдвины, встревожилась:

— В чем дело? Она не в себе?

— Нет, она все хорошо осознает.

— Малик… — понимающе заметила Бринн, оглянувшись.

— Я сказала Алисе, что ты придешь к ней, — прервала ее Эдвина. — Потом позови меня, я посплю около нее. И ты тоже отдохни. Не только Алиса ранена.

— Когда помогу всем здесь. — Бринн с беспокойством все чаще всматривалась в руины Редферна, в то направление, куда несколькими часами раньше умчался Гейдж с капитаном Лефонтом и солдатами. — Уже много времени прошло с их отъезда, правда? Пора бы им вернуться.

Она беспокоится о норманне, поняла Эдвина. Бедняжка Бринн, как только у нее хватает сил обуздывать внутреннюю боль и противоречия! Едва Эдвина определила свой собственный путь, как у Бринн начались трудности.

— Они преследуют Ричарда?

Продолжая вглядываться в даль, Бринн кивнула.

— Ты не сможешь взглядом притянуть его сюда, — мягко заметила Эдвина.

— Знаю, — обернулась Бринн. — Какая я глупая!

Она направилась к лежаку, на котором спала Алиса.

Малик уже сидел возле Алисы. Эдвина не могла слышать, о чем они говорили, но смех Алисы до нее долетел. Ничего удивительного, его шутки могли бы, наверное, рассмешить и умирающего.

Словно почувствовав на себе взгляд Эдвины, Малик поднял голову. Его лицо озарила радостная улыбка, он смотрел на нее с таким пониманием ее чувств, с такой готовностью помочь ей, что она вновь поразилась его неотразимости. Взглядом он звал ее, умолял подойти.

«Слишком высокая плата, — одернула она себя, — непомерно высокая».

Гейдж вернулся в лагерь почти в сумерках.

Жив! Бринн, увидев его, с облегчением вздохнула. Даже в надвигавшейся ночи невозможно было спутать его силуэт. По холму медленно поднимались всадники, их флаги обвисли и не трепетали на ветру. «Как же они устали!» — подумала Бринн.

Бринн направилась им навстречу.

Жеребец Гейджа встал на дыбы, увидев шагнувшую из кустов Бринн, но Гейдж быстро осадил его.

— Ты еще не спишь? — грубовато спросил он. — Думаешь, без отдыха тебя надолго хватит?

— Как и тебя. — Она собиралась с духом, все еще не решаясь спросить о Ричарде.

Словно прочитав ее мысли, Гейдж покачал головой.

— Мы не нашли его, так что можешь отдыхать со спокойной душой. Кровь не пролилась. — Он повернулся к Лефонту. — Отдыхайте несколько часов, а потом отправляйтесь в Редферн, ты там посмотри, что еще можно спасти. Покрывала, продукты. — Он оглянулся на тлеющие черные руины. — Видит Бог, там не много осталось.

— А с ними что делать? — спросил Лефонт, кивнув в сторону шевелившихся у костров теней.

— Постараемся по возможности разместить этих людей, пока не построим для них новые дома.

— Построим? — в ужасе эхом отозвался Лефонт. — Я солдат, а не строитель.

— Тогда сообрази, где найти мастеров! — повелел Гейдж. — Я хочу, чтобы дома воздвигли еще до первого снега. Каменные. И замок должен быть из камня. Такой же, как неприступный Бельрив.

— Зачем тебе это? — Бринн не могла скрыть своего удивления. — Ты и вправду думаешь принять от Вильгельма Редферн в свое владение?

— Может быть. Он располагается недалеко от моря, что удобно для торговли. Земли плодородные.

— Ты еще не уверен, а готов приложить огромные усилия и потратить много денег.

— Тогда мне придется постараться и пополнить свои сундуки, верно? — Он снова повернулся к Лефонту. — Если найдешь мастеров и рабочих на этой неделе, то я поручу строительство Гийому, а ты отправишься с нами в поход.

Лефонт даже не спросил куда. Он так обрадовался, что сможет избавиться от позора. Он рожден воином, а не строителем и не собирается забросить свой меч.

— Я найду мастеров. Даже если за ними придется посылать в Нормандию, вы их получите, милорд. — Он слез с коня и жестом приказал солдатам следовать за ним. — Четыре часа на отдых. Не больше.

Бринн смотрела, как солдаты медленно разбредались по лагерю.

— И все-таки это очень странно. Воин и строитель.

Гейдж спрыгнул с коня.

— Не люблю бессмысленных разрушений. Это оскорбляет меня. Другое дело — на войне, там действуешь сознательно.

— Скажи об этом людям, попадавшимся тебе на путях войны. Женщинам, детям, старикам. Они же невинны.

— В мире их немного. — Он задумчиво почесал затылок. — Я не защищаю себя. Я делаю то, что необходимо, чтобы выжить и процветать в этом мире. — Он поискал взглядом кого-то среди спавших вповалку. — Где Малик?

— Там, — Бринн показала на лежак под деревом. — Он очень устал. Он и Эдвина взялись помогать мне.

— Однако у него хватило здравого смысла лечь, когда силы на исходе, а ты — всё на ногах. — Он заговорил резче: — Ради Бога, иди спать!

— Сейчас. — Бринн провела рукой по своим волосам. — Я только ждала твоего возвращения.

— Взглянуть, не принес ли я голову Ричарда?

— Нет, мне хотелось… — Она слишком устала для выдумок в свое оправдание. — Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Он напрягся.

— Правда?

— Конечно. Неужели ты считаешь, что я могу хотеть твоей смерти? И чтобы это чудовище осталось жить?

— Не знаю, что и думать о тебе. Я никогда не встречал женщину, которая отталкивала бы мужчину, пренебрегая собственной жизнью.

— Мне не угрожала опасность.

— Делмас чуть не забил тебя до смерти! — с дикой яростью выговорил он. — В другой раз он наверняка бы убил тебя.

— Я не стану Батшебе. И не буду жить с тобой, неся такой грех в своей душе.

— Черта с два не будешь! — Гейдж пытался сохранить самообладание. — Через две недели мы отправляемся в Гвинтал. За это время тебе надо выздороветь, перестать оплакивать своего таракана-мужа и быть готовой к возвращению в мою постель.

— Вы слишком благородны, милорд.

— Да, я такой.

Гейдж развернулся и пошел от нее прочь.

Бринн станет бороться с ним. Она больше не должна позволить себе то чувственное наслаждение, ту неодолимую тягу к нему, иначе она прикипит к нему телом и сердцем. Тогда удастся ли ей вообще оторваться от Гейджа, когда они доберутся до Гвинтала. Он прекрасно изучил ее, он знает каждую тайную ямочку на ее теле и заставляет ее трепетать и сгорать от чувств. Пресвятая дева, ее соски уже налились и набухли, а ведь она только о нем подумала! Как же она может забыть его?

Бринн медленно пошла к лежаку, который приготовила для себя подле Алисы. Бедная Алиса, у нее ребенок от Ричарда Редфернского!

У Бринн тоже мог бы быть ребенок. Ночь в постели с Гейджем, и через год у нее родился бы малыш. Сладкое чувство близости, сладкая боль… Ребенок от Гейджа…

Что с ней? Где ее страх и отчаяние, дитя ведь будет незаконнорожденным?! А у нее желание носить в чреве плод их соития…

Любовь?

Господи, спаси и помилуй! Пусть это будет неправдой.

Она противилась любви к нему. Он оставался чужд всему тому, что ей было дорого. Это любовь и страсть к Гейджу сгубили Делмаса, а может, эти мысли удерживают ее от желания кинуться в объятия Гейджу.

Да, она полюбила этого сурового воина. Давно ли она старалась убить в себе даже мысль о любви. Теперь ей нет нужды обманывать себя. Только едкой горечью окрасилось это чувство. Она не могла остаться с Гейджем, принять его в свое тело и в сердце — на такое она не могла пойти.

Ребенок от Гейджа…

Впрочем, если она считает грехом принять Гейджа, то, может, согласится иметь от него ребенка? Разве она не заслужила такой дар?

Но сможет ли она отказаться от Гейджа после рождения их малыша?

Конечно же, ей не под силу будет тогда расстаться с Гейджем. На глазах ее выступили слезы. Нет, она не может себе позволить даже этот дар Божий. Как только они приедут в Гвинтал, она должна оставить его, порвать с ним окончательно.

— Нам надо поговорить. — Гейдж присел около нее у костра.

— О чем? — забеспокоилась Бринн.

Гейдж подошел к ней впервые за последние десять дней. До сих пор каждый занимался своим делом: она заботилась об оставшихся без крова, помогая строить укрытия на холме, а он наблюдал за восстановлением Редферна внизу, в долине.

— Расскажи мне о Гвинтале.

— Я уже говорила тебе о нем.

— Недостаточно. Я не собираюсь пускаться в путь, не разузнав, что ждет на незнакомой земле, где я могу столкнуться с врагами. Ведь сам я ничего не знаю о Гвинтале. — Помолчав, он добавил: — И есть ли ради чего ехать туда, кроме твоего желания вернуться домой?

— Ты по-прежнему думаешь, что я лгала тебе?

— Нет, но хочу знать поподробнее. Ты была со мной не до конца откровенна, ты утаила причину, по которой рвалась в Редферн. — Он посмотрел на огонь. — Тебе пришлось несладко. Я не стану осуждать тебя за всепрощение. Раз уж ты так отчаянно рвешься в свой Гвинтал, я отвезу тебя на остров. Есть там сокровища или нет.

При взгляде на него теплая волна прокатилась по ее телу. Ей не хотелось испытывать такое нежное чувство. Она должна оставаться стойкой, непоколебимой. Но как трудно защищаться от себя, да еще когда он проявляет такое великодушие!

— Я не солгала тебе. Сокровища существуют на самом деле.

— Откуда они?

— Военная добыча. — Она грустно улыбнулась. — Откуда же еще взяться сокровищам? Так что я не пожалею, если их унесут из Гвинтала.

— От какой войны?

— От военных походов Гевальда. Он был великим воином, жившим многом веков тому назад. Он сам из Уэльса, но выиграл многие сражения в боях с саксами здесь, в Англии. О нем сложены легенды и сказания. Устав от битв и крови, он решил вернуться к мирной жизни. С собой он взял новую красавицу жену, слуг и повозки, набитые золотом и драгоценностями. С такой богатой добычей вернулся он в родные места.

— В Гвинтал?

— Нет, в Кайт, в Уэльс. Но в Кайт тоже пришла война и опустошение. Ему пришлось отправиться дальше, к морю. Он остановился в деревушке Селкирка и прожил там четыре месяца, пока строился корабль. Затем он и его люди отплыли в поисках тихого, мирного места. И он нашел Гвинтал, — буднично пояснила она. — Остров без войн, ведь там никто не жил.

— Как далеко находится этот остров?

— Два дня пути по морю от Селкирки.

— Так близко? — Брови Гейджа сошлись на переносице. — Эти сокровища так и оставались нетронутыми века?

— Гвинтал окружен высокими скалами. С моря он кажется неприступным для кораблей.

— Но ты знаешь дорогу?

— Разумеется, я ведь родилась там.

— Тогда почему не осталась там жить?

— Моему отцу не понравился Гвинтал. Он считал, что там слишком мрачно. — Она грустно усмехнулась. — Он был похож на тебя. Жизнь без проблем казалась ему такой же пресной, как мясо без соли.

На ее колкое замечание он не отреагировал.

— Но ты ведь говорила, что он бросил вас с матерью.

— Это случилось после нашего отъезда в Кайт. — На одном дыхании она продолжала: — Чего ему было ждать от нее? Когда он женился на ней, то знал, что она не такая, как остальные женщины. Она была знахаркой. Она отдавала себя другим. В Гвинтале ее принимали, но в Кайте…

— Они прозвали ее ведьмой.

— Поначалу ее просто считали странной и некрасивой. Шли годы, все изменилось. Она оказалась слишком чужой и непонятной для них, слишком неудобной для моего отца. Думаю, они по-настоящему стали бояться ее после того, как отец бросил ее. — Бринн прикрыла глаза. — Не могу больше говорить. Разве тебе этого мало?

— Достаточно. — Ей показалось, что он наклонился к ней, но она не почувствовала его прикосновения. — Ответь еще на один вопрос: с кем в Гвинтале мне придется сражаться за эти сокровища?

— Ни с кем. — Она открыла глаза и глубоко вздохнула. — Никто, кроме моей матери, не знал о кладе. Она из рода Бентара, главного советника Гевальда, ему и было поручено охранять клад, когда они добрались до Гвинтала. Когда Гевальд умирал, то передал свои сокровища Бентару. И с тех пор сведения о месте их хранения передаются старшим детям в семье.

— Мать рассказала тебе о месте, где клад спрятан?

— И дала мне свой талисман, — кивнула Бринн. — Рубин — кулон на шею. Он был на мне, когда Делмас нашел меня в лесу. Он силой вырвал его у меня.

— А Ричард, боюсь, забрал его у Делмаса.

— Возможно. Так вы не вышли на след Ричарда?

— Нет.

— Он уже где-то выжидает… Я чувствую, — прошептала Бринн.

— Надеюсь, он пойдет за нами.

Бринн вздрогнула и поплотнее завернулась в накидку.

— Я не хочу, чтобы он приближался.

— Потому что он может нарушить покой в твоем прекрасном Гвинтале?

Пусть думает, как ему заблагорассудится, решила она, пусть считает, что ей дороже остров, а не он. Он не должен догадаться, что больше всего ей бы хотелось быть с ним. И не так уж важен для нее Гвинтал. А может, она ошибается?

— Ричарду там нет места, — спокойно ответила она Гейджу.

Его губы скривились в горькой усмешке.

— Еще один захватчик, которого надо изгнать из твоего рая? — Она собралась было ответить, но он жестом остановил ее: — Ты права, ему давно пора в ад, и меня распирает желание помочь ему добраться туда. — Он снова посмотрел на костер. — Послезавтра на рассвете мы отправляемся в твой Гвинтал.

Наконец-то она попадет домой. Невероятно.

— Правда?

— Если ты не забыла туда дорогу. Я наверняка сумею найти проводника до Уэльса, но дальше мы можем сбиться с пути.

— Тебе он не понадобится. Я помню каждое дерево, каждый поворот на дороге.

Он вопросительно поднял брови.

— Ты была там много лет тому назад.

— Это дорога домой, — просто пояснила она. — Когда Делмас привез меня сюда, я уже знала, что смогу найти дорогу обратно.

— Но не представляла, что путь туда тебе предстоит пройти с мерзким норманном. — Он помолчал. — Ты должна знать, что я вовсе не собираюсь отпускать тебя после того, как мы доберемся туда. Жадность моя беспредельна. Я хочу и сокровища, и тебя. И собираюсь получить вас обоих.

— Ты получишь клад, как только мы доберемся до Гвинтала, но там я сама заберу свою свободу и ты не сможешь остановить меня.

— Посмотрим. — Он поднялся и несколько минут смотрел на нее сверху вниз. — И все-таки мы разные.

— О чем ты?

— Я не похож на твоего отца. Правда, как и он, я не могу жить спокойно, но на этом наше сходство и кончается. Неважно, чем ты занималась, я все перенесу и никогда не оставлю тебя. — Он заговорил громче: — Я буду бороться за тебя и не позволю ни мужчине, ни женщине, ни одному живому существу на этой земле обидеть тебя. Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара.

Прежде чем она успела ответить, он быстрым шагом отошел от костра. «Как прекрасно», — рассеянно подумала она. Бринн не знала, как должна женщина ответить на такое предложение.

Прогони мысли прочь. Не думай о его волнующих словах.

Легко сказать. Невозможно сделать.

«Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара».

День отъезда выдался ясным и холодным, но более ледяным стало выражение лица Гейджа, когда он увидел повозку. Он подъехал к месту, где Бринн и Малик стелили одеяла и покрывала и грузили провиант на лежак в повозке.

— Это еще что? Разгрузите повозку. Едут только верховые лошади и вьючные.

— Нам понадобится повозка.

— Они часто ломаются в пути, их колеса вязнут в грязи и в снегу. Я хочу продвигаться быстро.

— Мы так долго ждали этого дня, что еще несколько ничего не значат. — Бринн положила в повозку шерстяное одеяло.

— Если пойдет снег, то несколькими днями тут не отделаешься. Скажи ей, Малик.

— Снег — очень плохо, — покорно согласился Малик, — но я верю Бринн, нам нужна повозка.

Гейдж бросил на него недовольный взгляд.

— Выгружайте ее.

— Я сказала, что без нее нельзя! — жестко возразила Бринн, взглянув на него. — Эдвина чувствует себя гораздо лучше, но не сможет долго ехать верхом, ей понадобится повозка.

— Эдвина?

— В остальное время повозка будет налегке и сможет передвигаться быстро. Не кажется ли тебе, что лучше, если Эдвина часть пути поедет в повозке, чем если нам придется задерживаться, ожидая, пока она отдохнет?

— Она не сможет ехать с нами, — ответил Гейдж. — Она еще не выздоровела.

— Я не оставлю Эдвину! — решительно возразила Бринн. — Тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о ней, если она снова заболеет.

— Об Эдвине и обо всем мире, — пробормотал Гейдж.

— Ричард еще на свободе. Он хотел убить ее однажды. И снова попытается это сделать.

— Я дам ей охрану.

Бринн покачала головой.

— Тогда мы отвезем ее в женский монастырь и попросим монахинь взять ее под свою защиту.

— Нет! — вскрикнул Малик. — Только не в монастырь.

Бринн вдруг стало весело. Как же был напуган Малик одним упоминанием о монастыре! Однако положение было серьезным и вряд ли уместен был сейчас смех.

— Полагаешь, святые места остановят Ричарда? Он сожжет монастырь дотла, как Редферн. — Жесткое выражение лица Гейджа не изменилось. Бринн продолжала: — Или захватит Эдвину в заложники, зная мою к ней привязанность. Он использует ее, чтобы заставить меня отказаться от тебя и пойти с ним.

Кривая ухмылка появилась на его мрачном лице.

— И мне не стоит спрашивать тебя, как ты поступишь.

— Не стоит, когда сравниваешь золото и человеческую жизнь. Мы берем ее с собой.

Поколебавшись, Гейдж утвердительно кивнул.

— Ладно, берем. Но ей придется держаться.

— Я помогу ей, — отозвался Малик. — Не беспокойся, Гейдж. Все будет хорошо.

— Хотелось бы надеяться. — Гейдж изучающе посмотрел на Бринн. — Довольна?

— Не совсем. — Она собралась с духом. — Алиса тоже едет с нами.

— Что?!

— Я знаю, она беременна, — не давала ему опомниться Бринн, — но она всего на четвертом месяце, и у нее крепкое здоровье. Она рассказывала мне, что ее мать работала в поле до самого момента ее рождения.

— Так пускай ее мать и заботится о ней до рождения ребенка.

— Ее отец не примет незаконнорожденного в своем доме. Это позор. Ей некуда податься. Я хочу забрать ее в Гвинтал.

— И там ее примут, надеюсь?

Бринн согласно кивнула.

— Они более справедливы к женщинам.

— Ты говорила, что уехала оттуда девятилетней девочкой и несчастливо жила в Кайте. Почему ты так уверена, что детские воспоминания не подведут тебя? Не смотришь ли ты на Гвинтал глазами ребенка?

Как только он может сомневаться! Ей такая мысль и в голову никогда не приходила. Гвинтал все годы оставался для нее отчим домом, самым лучшим местом, земным раем.

— Мать рассказывала мне… Этого не может быть… Я все отлично помню. Мир и покой… — Она повернулась к повозке. — Не станем попусту терять время! Не мешай нам. Мы заберем Алису, и все будет готово.

Внутренне она приготовилась отстаивать свое право взять с собой кого посчитает необходимым. Вряд ли Гейдж согласится с ней.

— Прекрасно, — медленно выговаривая слова, ответил он. — Бери свою Алису.

Взглянув на него, она испытала чувство неловкости. Ей показалось, что он жалеет ее.

Не может быть, ей просто это почудилось — его лицо такое же бесстрастное, как и всегда. Он развернул лошадь и направил ее во главу колонны.

— Думаю, я должен только радоваться, что ты не решила взять с собой весь Редферн, — уже издалека донесся его равнодушный голос.

— Я задерживаю вас. — Эдвина устраивалась на сложенных внутри повозки одеялах. — Прости меня, Бринн, я думала, что окрепла больше, чем оказалось на самом деле.

— Никто и не надеялся, что ты здорова так же, как и все мы. — Бринн набросила меховую накидку на плечи Эдвины. День оказался гораздо холоднее. Чувствовалось приближение зимы. Пока не выпал снег, они должны добраться до жилья. — С каждым днем ты становишься все сильнее. Когда мы выехали, ты могла держаться в седле всего несколько часов. Вчера ты вообще не садилась в повозку до полудня, а сегодня села в нее еще на три часа позже. Скоро ты вообще сможешь продержаться в седле весь день.

Эдвина вздохнула.

— Если так, то лорд Гейдж останется крайне доволен.

— Разве он упрекнул тебя в чем-нибудь?

— Нет, он крайне терпелив, но я вижу, как тяготит его, что мы задерживаемся.

— Он просто стремителен по характеру. Не обращай на него внимания.

Эдвина задумчиво посмотрела на нее.

— Как ты?

— Разве я пренебрегаю им? — Бринн увернулась от взгляда Эдвины, закутывая ее ноги покрывалом. — Я отвечаю, когда он заговаривает со мной.

— Но этим все и заканчивается. Уверена, ему твое поведение не по вкусу. В последнее время он выглядит крайне недовольным.

— Тут уж ничего не поделаешь.

Бринн постарается не думать о настроении Гейджа. Главное, ей надо держать его подальше от себя, оградиться от всякого интереса к нему, иначе она не сможет сопротивляться своему чувству.

— Неплохо было бы тебе вести себя с ним чуть-чуть поласковее. — Заметив удивленный взгляд Бринн, Эдвина добавила: — Ведь он проявил такую доброту к несчастным в Редферне. Немногие решились бы восстанавливать то, чего они не разрушали. Какой благородный человек!

— Уверяю тебя, он не так сострадателен, как тебе кажется.

Эдвина стояла на своем:

— Думаю, ты несправедлива к нему.

— А я думаю, тебе надо поберечь свои силы и не беспокоиться о лорде Гейдже. — Вылезая из повозки, она похлопала Эдвину по руке. — Укройся, солнцу не пробиться в эти густые леса. Скоро совсем стемнеет, и мы сможем остановиться на отдых.

Малик задержался у лошади Бринн и помог ей забраться в седло.

— Как она? — негромко спросил он.

— Просто устала. Она переносит дорогу гораздо лучше, чем я ожидала.

— У нее очень сильная воля. — Его губы плотно сжались. — Но душу ей сломали много лет назад. — Он сел в седло, но ехать не спешил. — Знаешь, она страдает.

— По лорду Ричарду? Ты ошибаешься, она не стала бы…

— Нет, не из-за этого негодяя. Она тоскует по детям, которых потеряла.

— Эдвина никогда не говорит о них, — нахмурилась Бринн. — Младенцы рождались еще до срока и умирали. Она никогда их не видела, Малик.

— И все-таки она страдает. Эдвину лишали естественной потребности тосковать по неродившимся детям. Она старается не вспоминать о них, но они в сердце нашей хрупкой богини. Как мне хотелось бы развеять ее тоску! — Малик через силу улыбнулся. — Но она не доверяет мне. Подумать только, какая слепота, она не видит во мне благородного человека!

— Не могу представить себе, — мягко ответила Бринн.

— Бринн! — позвал ее Гейдж из головной части колонны.

— Он торопится, — сказал Малик. — Поезжай вперед, а я буду следовать за повозкой и разговаривать с Эдвиной. Иногда мне удается рассмешить ее.

Он мог развеселить их всех. Без Малика, без его легкого нрава дорога показалась бы им гораздо длиннее и труднее. Впрочем, сейчас Гейджу было не до смеха, поняла она. Развернув жеребца, он мчался ей навстречу. Пришпорив лошадь, она быстро подъехала к нему.

— Она устроилась. Мы можем трогаться.

— Благодарю вас. — Голос его источал желчь. — Но с сегодняшнего дня, где и когда нам остановиться или нет, буду решать только я один.

Бринн нахмурилась.

— Эдвина хорошо себя чувствовала. Ей просто нужен отдых.

— Надо было подождать, пока мы выедем из леса на открытое место.

— Какое это имеет… — Вдруг она поняла свою оплошность. Вокруг заросли кустарника и застившие небо густые кроны деревьев вдоль тропы. — Лорд Ричард? Его видели?

— Нет, но движущуюся цель труднее поразить.

— Что может сделать он один?

— Мы не знаем, один ли он. Возможно, он собрал своих людей по стране в надежде захватить неприятеля, когда он слабее.

— Ты прав, что недоволен мной, — поспешно согласилась Бринн. — Я думала только о благополучии Эдвины. С сегодняшнего дня я буду только с твоего разрешения останавливать повозку.

— Поразительная покорность. — Гейдж с недоверием взглянул на Бринн. — А если ты будешь не согласна со мной?

— Тогда поступлю по-своему, так, как мне видится лучше. — Она внезапно рассердилась: — А ты будь помягче с Эдвиной, она старается изо всех сил. Мы достаточно быстро продвигаемся вперед, и в Кайт приедем уже на будущей неделе, а через день после этого доберемся до побережья.

— Она говорила тебе, что я неласково с ней обошелся?

— Нет, но она прекрасно понимает, что ты ею недоволен.

— Это не так. Она и вправду держится молодцом. Я увидел, как она закачалась в седле, и позвал тебя. — Он встретился с ней взглядом. — Это с тобой я теряю терпение.

Надо бы ей отъехать и не спорить с ним. В итоге они снова пришли к разговору о том, чего она так старательно избегала. Бринн облизала губы.

— Я не давала повода для беспокойства.

— Черта с два! Я устал от твоего поведения, ты избегаешь меня, едва отвечаешь на мои вопросы. Пора положить этому конец.

— Ну и как же ты собираешься это сделать? — напряглась Бринн.

— Самым ожидаемым нами способом и самым приятным для обоих. — Его улыбка напоминала оскал тигра. — Сегодня ночью ты придешь ко мне и ляжешь со мной, как в Гастингсе.

— Не приду.

— Предпочитаешь, чтобы я взял тебя силой? Я могу, ты знаешь. Подумай, как это расстроит Эдвину.

— Ты не станешь насиловать меня.

— Я пойду на все, лишь бы разрушить стену, которую ты возвела вокруг себя, — мягко заметил он, безжалостно сверкая своими ярко-голубыми, но сейчас леденящими ее глазами. — Хардраада отлично научил меня разрушать и крушить крепости, Бринн. Не стоит заставлять меня показывать свое мастерство.

— Я не перестану бороться с тобой, а ты не посмеешь…

Не договорив, она поняла, что спорить с ним бесполезно. Перед ней стоял воин, которого она впервые повстречала в Гастингсе: решительный, грубый, стремительный. Господи Боже, как же ей повлиять на него?

— Ерунда, — ответил он, словно прочитав ее мысли. — Для тебя лучше — не пытаться бороться со мной в этом, Бринн. — Он послал своего жеребца вперед, и из головы колонны до нее долетели его слова: — Если хочешь показать свою силу, то найди ей другое применение.

В сумерках они разбили лагерь на опушке леса, под укрытием тенистых деревьев, но так, что прекрасно просматривались все три стороны. По небу медленно плыли густые темные облака, но снег так и не пошел, хотя в яркое пламя костров падала мелкая снежная крупка. Гейдж не подходил к Бринн. Он проследил за разведением костров, привязал к дереву своего коня и послал солдат рассредоточиться цепью вокруг лагеря. Затем он уселся с Маликом у самого большого костра, еле слышно что-то обсуждая с ним. Казалось, он весь поглощен разговором и, кроме своего друга, никого не замечает.

Бринн сидела напротив него. Он ни разу не взглянул на нее, но она чувствовала, что он следит за каждым ее движением. «Возможно, мне так только кажется — он изменил свои намерения и…» — смятенно думала Бринн.

— Что-то ты притихла, подруга, — заметила Эдвина, облизывая свои пальцы после второго куска жареного кролика. — И почти ничего не съела. Ты устала?

— Нет.

— А я — да, — улыбнулась Эдвина, — но не настолько, чтобы лишиться аппетита, так что это здоровая усталость. Раньше, когда я болела, мне совсем не хотелось есть.

Глянув на розовые щеки Эдвины и в ее сияющие глаза, Бринн почувствовала глубокое удовлетворение. Именно так должна выглядеть Эдвина, вряд ли Бринн удастся когда-нибудь стать такой же.

— Да, ты очень окрепла. А по ночам тебя не мучают кошмары? — Бринн знала, как плохо спала Эдвина.

— Что ты. Только лягу — и уже утро. — Она сонно посмотрела на костер. — Как странно путешествовать, Бринн.

— Странно?

— А ты разве не чувствуешь? Чудесное время между сном и пробуждением. Но и оно почти как сон. Не надо думать и решать, что же делать, когда сталкиваешься с обстоятельствами. Все это беспокоило нас в прошлом. А сейчас мы просто едем от одного места к другому.

— Не думаю, что Гейдж назвал бы наше продвижение безмятежным передвижением, — мрачно заметила Бринн и улыбнулась Эдвине. — Но я рада, что ты так чувствуешь. Тебя слишком долго держали на якоре в мертвой воде.

— Как и тебя. — Эдвина согнула ноги в коленях и положила на них голову. — Но ты себе не позволяешь просто плыть по течению. Даже в этой поездке ты все время в работе, заботишься обо мне, присматриваешь за Алисой. Вчера я видела, как ты бинтовала руку Лефонту.

— Он напоролся на ветку. Раны надо обрабатывать сразу же, иначе они нарывают и становятся опасными.

— Разве никто другой не справился бы?

— С какой стати, я — знахарка.

Эдвина рассмеялась и покачала головой.

— В один пасмурный день тебя придавят к земле заботы, которые ты взваливаешь на себя.

Бринн слегка удивилась совпадению: то, что ей сейчас сказала Эдвина, обычно говорил ей Гейдж. Она улыбнулась.

— Глупости. У меня крепкие плечи.

— А мы все навалились на них. — Эдвина задумалась. — Интересно, что бы ты сделала, стань мы все бодрыми и здоровыми. Взмахнула бы крыльями и улетела бабочкой от нас.

Бринн насмешливо хмыкнула.

— Я похожа на бабочку?

Эдвина отрицательно покачала головой.

— Нет, скорее на прекрасного сокола, золотисто-коричневого, с сильными крыльями, укрывающими всех от забот и печалей.

Бринн покраснела.

— Похоже, ты устала больше, чем мне показалось. Твои слова не очень понятны. Иди-ка ты спать.

Эдвина опять зевнула.

— Я не против. — Она встала и направилась к повозке, под которую положили три лежака — для Эдвины, Алисы и Бринн, чтобы укрыть их от ненастья. — Но обещай мне немного поумерить свой пыл в заботах о других. Ты идешь?

— Нет, — быстро отозвался Гейдж с другой стороны костра.

Эдвина удивленно остановилась.

Бринн резко набрала в рот воздух.

Гейдж пошел к своему лежаку невдалеке от костра. Он лег и, приподняв одеяло, позвал:

— Бринн!

Она напряглась, чувствуя на себе выжидающий взгляд Малика, испуганные глаза Эдвины.

Она могла отказать ему. Он не стал бы применять силу.

Она обманывала себя. Разумеется, он заставит ее лечь с ним, Гейдж всегда держал слово.

«Я одержу победу над всеми твоими драконами, Бринн из Фалкаара».

С какой стати ей вспомнились его слова? Он сражался с ней, а не с ее драконами.

Эдвина, стараясь защитить Бринн, шагнула ей навстречу.

— Может быть, она не хочет… — Эдвина посмотрела на Бринн, потом на Гейджа и опять на Бринн. — Бринн?

Если Бринн откажет ему, то Эдвина решит, что ее вмешательство необходимо. И тогда разрушится только что созданное спокойствие. Гейдж явно понимал, как хотелось Бринн сохранить мир и покой.

Она встала и направилась к Гейджу.

— Иди спать, Эдвина. — Бринн легла с Гейджем и, вырвав из его рук одеяло, поплотнее в него закуталась. — Увидимся утром.

Эдвина продолжала стоять в нерешительности.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Конечно. — Бринн закрыла глаза и тут же почувствовала запах кожи и мускуса, всегда исходящий от Гейджа. — Иди спать.

Легкие шаги Эдвины. Гнетущая тишина. Только слышалось запаленное дыхание Малика. Рана еще давала о себе знать.

— Возьми свой лежак и положи его у повозки, Малик, — сказал Гейдж. — Эдвине может понадобиться защита, если Ричард решится на захват заложника.

— Не думаю, что ты отсылаешь меня по этой причине, — грустно заметил Малик.

— Нет, но причина веская.

И единственная уловка, против которой Малик не сможет возразить. Ради безопасности Эдвины он бы мир стер в порошок. Чуть позже она услышала замирающие шаги Малика.

Мышцы ее живота напряглись.

— Успокойся! — грубо сказал Гейдж. — Ты так сжалась, закостенела, что можно подумать, будто рядом со мной лежит бревно.

У бревна нет чувств, нет ощущений.

— Я не хочу оставаться здесь.

— Нет, хочешь! — Он обнял ее. — А если честно прислушаешься к себе, то поймешь: твое место здесь.

— Неправда, — прошептала она.

— И вообще, почему ты боишься быть рядом со мной? Ты думаешь, я воспользуюсь тобой?

— Боюсь.

— Страх? — В его голосе слышалась насмешка. — Неужели ты именно это чувствуешь? — Его рука обхватила ее грудь. — А сейчас? В эту минуту?

Она закусила нижнюю губу. Грудь ее налилась, сосок затвердел и заострился под его лаской.

— Неважно, что мое тело податливо, сердцем я не хочу близости с тобой.

— Оно только этого и желает. — Его язык погрузился ей в ухо. — И Бога ради, клянусь, еще до того, как мы доберемся до Гвинтала, ты сама скажешь мне об этом!

Ее тело переполняло сладострастное ощущение близости к нему, оно горело, сердце сладко заныло.

— Ты возьмешь меня прямо здесь, на слуху у всех?

— Они спят. — Его рука неторопливо сжимала ее грудь. — Или скоро заснут.

— Они могут проснуться.

— Сомневаюсь, что к тому времени для тебя это будет важно. — Его большой и указательный пальцы теребили ее сосок. — Мне не нравится это платье. Думаю, пора избавиться от него.

— Я… — Теплая волна наплывала и погружала в сладкий туман. Его пальцы. Они подчиняли ее себе. — …Замерзну, — еле слышно смогла она выговорить.

— Не замерзнешь. У тебя покрывало, и я рядом. — Его рука скользнула вниз, к ее бедрам. — Впрочем, мы можем немного подождать, если тебе так хочется. — Его ладонь сжалась и двинулась к ягодицам. — Хотя мне очень жаль, что не могу приласкать самое заветное, нежное. Помнится, там такие мягкие завитки и такой упоительный родник, сжимавший, ласкавший меня, удерживавший, когда я двигался туда-сюда из…

— Помолчи! — отчаянно взмолилась она. — Как можно говорить такое вслух?!

Его рука уже под платьем поглаживала ее упругий живот, опускаясь все ниже.

— От этого тебе хочется делать такое, о чем ты стыдишься говорить, не правда ли? Не снимешь ли ты платье, а я подниму тебя на себя, как в тот первый день у пруда? — Под его рукой мышцы ее живота напряглись, желая его. — Ага, чувствую, очень хочешь. Давай посмотрим, насколько сильно. — Его рука принялась покручивать ее влажный бугорок. — Уже трудно сдерживаться. — Он прижался губами к ее уху. — Не лучше ли закрыть глаза и позволить мне делать с тобой то, чего и тебе не терпится? Тогда завтра ты успокоишь себя тем, что я силой взял тебя.

Ее тело горело, ныло от боли. Она выгнулась вперед и вверх, постанывая от желания.

— …Впрочем, я не позволю тебе солгать себе и мне. Я не войду в эту прекрасную горячую узкую норку, меня жаждущую. Не стану впускать в тебя свое семя, пока ты сама не попросишь меня об этом.

Снова не спеша он начал ласкать бугорок большим пальцем, трогая его и теребя. Под пальцем он словно бы вырос. Невольно Бринн вжималась своим горячим раскрытым лоном в его ладонь.

Острое желание резким толчком вскинуло ее тело, и, не удержавшись, она вскрикнула.

— Тогда зачем… ты делаешь это? — задыхаясь, спросила она. — Ты ведь не получишь удовольствия, не удовлетворишь свою плоть.

— Это может убить меня, — мрачно соглашался он.

— Тогда отпусти меня к Эдвине. Я этого не вынесу.

— Вынесешь! — зло ответил он. — Я не перестану ласкать твое тело, пока оно не затоскует по моему прикосновению. Я дам тебе удовольствие и мучение. Я стану будить тебя среди ночи языком, или пальцами, или голосом, повторяя, что я возьму тебя, когда ты сама меня об этом попросишь.

— Пожалуйста… Я никогда не смогу попросить тебя об этом.

Два пальца глубоко вошли в ее разгоряченное лоно.

— Помолимся за просветление нашего разума и за то, чтобы ты попросила меня взять тебя.

Невыносимо прекрасно…

«Грех, — сонно подумала она, — это, должно быть, сон. Этого не может быть…»

— Шире… — донесся до нее откуда-то из глубины голос Гейджа. — Еще пошире, Бринн…

Ее тело охотно подчинилось.

Его язык!

Она широко раскрыла глаза, когда его язык, твердый, шершавый и чувственный, приник к ее нежному бугорку и стал его ласкать, покусывая.

— Гейдж. Не надо! — взмолилась она. — Так не…

Его… голодный рот.

Зубы… нежное покусывание.

Ее тело дернулось, и она закусила губу, перестав в наступившей темноте понимать, что происходит вокруг.

Приняв ее ответное движение, он обхватил руками ее ягодицы и удержал, чтобы она не смогла отклониться от его ласк.

Когда он кончил, она продолжала лежать, при каждом вздохе содрогаясь каждой клеточкой своего тела.

Он обнял ее за плечи.

— Так нехорошо! — срывающимся голосом сказала она. — Я никогда не слышала, чтобы мужчины сотворили такое с женщинами. И…

— Не переживай! — прервал он ее. — В Византии так очень часто ласкают женщин. Я доставил бы тебе это удовольствие еще раньше, но мне так хотелось поскорее войти в тебя. — Он крепче прижал ее к себе. — Давай спать.

— Так ты снова этим можешь разбудить меня?

— Я же предупреждал. Надеюсь, что смогу показать тебе другие способы. — Он начал сжимать ее груди через шерстяную ткань платья. — Вот уж что мешает и не на своем месте.

— Я не сниму его. — Конечно, оно не спасет, но Бринн почувствовала бы себя совсем беззащитной в его объятиях. — И не проси.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты его сняла.

— Проснись, Бринн, — прошептал Гейдж. — Раздвинь ноги.

Опять? Словно по сигналу, она почувствовала тепло между бедер. Она уже не знала, сколько раз будил он ее в эту ночь. В очередной раз его рот присосался к ее груди, пока пальцы доводили ее до вершины блаженства.

И снова его рот…

Она вытянулась в жадном призыве.

— Не теперь, — гортанным голосом произнес он. — Скоро рассвет.

Холодное влажное полотно легло между ее бедер. Она открыла глаза.

— Что ты делаешь?

— Успокаиваю тебя. Сегодня тебе предстоит долгий переезд, а я всю ночь наслаждался твоей сладкой… — Он помолчал, подыскивая точное слово, но так и не назвал по имени вожделенную часть ее тела. Только спросил: — Тебе больно?

— Нет.

Ей захотелось ощутить в том месте его руки и рот еще раз, а не его «успокоительное» полотно.

Полотном он прижал мягкие завитки волос на лобке.

— А грудь больно?

— Нет.

Грудь слегка побаливала. Он припадал к ней, словно голодный ребенок. Его неистовое посасывание заставило ее кончить.

— Твоя грудь очень чувствительна к прикосновению, — хрипло сказал он. — Она твердеет и набухает, как спелый фрукт. Мне хотелось бы присосаться к ней, когда у тебя будет ребенок.

У нее перехватило дыхание, так отчетливо встал перед ней нарисованный его словами образ. В ее чреве набирает силы зачатое ими существо, обнаженное тело Гейджа лежит на ней, а его губы ласкают ее грудь.

— И этого тебе тоже хотелось бы, — сказал он. — Посмотрим, что я смогу сделать. — Он отбросил мокрое полотно и протянул ей платье. — Одевайся, быстро. Они скоро проснутся.

Когда же она разделась? Бринн смутно припомнила, что в один из моментов ее обуяла страсть снести все преграды, разделявшие их друг от друга, они слишком мешали ей. Так хотел Гейдж, но нельзя было назвать победой то, что он получил. Его руки держали ее обнаженное тело, развлекаясь с ним, как с долгожданной игрушкой.

Она быстро натянула на себя платье. Так лучше. Холодная шерсть, облегающая тело, вывела ее из состояния сладостного возбуждения.

Гейдж не сводил изучающего взгляда с ее лица.

— Знаешь, сегодня ночью я сделаю то же самое. Так будет еженощно. Твое тело так привыкнет к моим рукам, губам, что ты не сможешь и дня прожить без меня.

Она ужаснулась очевидной правоте его слов. Уже теперь ее тело тосковало без его прикосновений, она чувствовала себя наполненной им и чувственной, какой не была раньше. Не глядя на него, она заторопилась:

— Мне надо разбудить Эдвину.