Следующий день выдался ясным и солнечным. По просьбе Бринн четверо солдат Лефонта вынесли Малика из палатки на свежий воздух.

Малик, лежа, радостно подставлял лицо солнечным лучам.

— Господи, я словно снова ожил. Я так соскучился по лесу, холму, по всему, что вокруг.

— Я знала, что тебе понравится, — улыбнулась Бринн. — Теперь ты будешь на воздухе каждый день. Солнце — самое верное лекарство.

— Но не лучше тебя, — отозвался Малик. — Какая же ты милая и скромная. Ты помогаешь всем идея, но только не себе самой.

— И в самом деле, совершенно очевидно, что юная леди умна и сама скромность, — докончил за Малика Гейдж.

Какими бы колкими ни казались его слова в ее адрес, Гейдж произнес их без своего обычного насмешливого тона и даже… с душевной теплотой. Прошлым вечером она упорно доказывала себе, что грубоватая в тот день нежность — всего лишь каприз, но сейчас он смотрел на нее словно… Нет, непонятно как. Ей наверняка просто хочется, чтобы так было, да и опасно мечтать о том, что может оказаться правдой.

Бринн отвела взгляд.

— Не надо большого ума, чтобы понять, как ему необходимы свежий воздух и солнце…

— Эй, можно к вам?

Бринн мгновенно узнала этот голос. Ее всю прошиб холодный пот. Оглянувшись, она увидела спускавшегося по холму верхом на коне лорда Ричарда. На его лице сияла ослепительная улыбка, он был одет в свой лучший наряд из синей шерсти с красивой отделкой мехом горностая. Солнечные лучи запутались в его кудрях, золотя их, и он казался самым привлекательным мужчиной на свете.

Стоя у Бринн за спиной, Гейдж весь напрягся, и ей послышалось в каждом его выдохе ругательство. Он выступил вперед и знаком приказал солдату пропустить Ричарда.

— Кто это? — шепотом спросил Малик.

— Лорд Ричард Редфернский, — как можно равнодушнее ответила Бринн.

Что привело его сюда? Может, она нужна Эдвине? Непохоже. Ради Эдвины он не вырядился бы в свое лучшее платье и не сдвинулся бы с места. Причина кроется в чем-то другом.

Малик тихонько присвистнул.

— Очень даже симпатичный малый.

— Верно, — согласилась Бринн.

Гейдж, оглянувшись, бросил на нее взгляд и жестко заметил:

— У тебя короткая память — этот «симпатичный малый» без зазрения совести подбросил тебя мне.

— Это похоже на него, — нахмурилась Бринн.

— Я смотрю, ты уже готова на нем повиснуть.

Она вспомнила, какие гадости нашептывал ей Ричард по дороге в Гастингс.

— Он так не считает.

Но и эти слова пришлись Гейджу не по душе.

— А я говорю, виснешь. Он рассказывал, как ты частенько показывала куда большее умение…

Грубо выругавшись, Гейдж зашагал навстречу Ричарду.

— Напрасно ты так, — с упреком заметил ей Малик. — Гейдж сейчас в самом добром расположении духа. Не надо надсмехаться над ним.

Бринн стало неловко, и она улыбкой попыталась скрыть смущение.

— О чем ты? Просто сказала правду.

— Тогда хотя бы не упоминай своего прежнего хозяина. Гейдж не выносит его.

Бринн упрямо насупилась. Ей сейчас было не до того, нравится ее поведение Гейджу или нет. Главное — узнать, зачем приехал Ричард.

Гейдж остановился у коня, на котором восседал Ричард, и отрывисто спросил:

— Что тебе здесь надо? Я надеялся, что мы больше не увидимся.

Улыбка по-прежнему не сходила с лица Ричарда.

— Я прибыл с приглашением. — Он посмотрел на стоящую у лежака Малика Бринн. — Я вижу, ты показала свой талант. Как наш раненый воин?

— Лучше, — сдержанно ответила она.

— Хорошо выглядишь. — Он был сама любезность. — Впрочем, для меня ты хороша в любое время.

— Так зачем ты явился сюда? — Гейдж смотрел на него с неприкрытой враждебностью.

— Редферн, — ответил Ричард. — Я приглашаю вас в Редферн.

— С какой стати?

— Надеюсь, ты выберешь его своим поместьем, дарованным тебе Вильгельмом.

Гейдж не смог скрыть своего недоверия.

— Как благородно, — с иронией в голосе произнес он. — Ты мечтаешь передать мне свои владения?

Ричард пожал плечами.

— Ты же сам говорил, что Вильгельм отдаст мои земли одному из своих баронов. Я подумал и решил, что лучше иметь дело с тобой.

— С тобой у меня не может быть никаких дел, просто захвачу эти земли, а тебя пошлю ко всем чертям. Тебе понятно?

— Зачем такие сложности? Мне в Редферне знаком каждый уголок, и лучшего исполнителя твоих начинаний, чем я, тебе не найти.

От удивления глаза Гейджа стали совсем круглыми.

— Ты согласишься стать им, вместо того чтобы оставаться хозяином в своем доме? Ты — Иуда. Как я могу нанять тебя, когда презираю и не доверяю? — Лицо Гейджа дышало смелостью и прямотой. В глазах блестели гордость и настороженность, как у человека, всю жизнь отстаивавшего свои права, свое достоинство.

— Иуда, по преданию, был очень умен. Кроме того, Христос сам пожелал, чтобы его предали. Но уж ты-то этого не допустишь и будешь неотступно следить за каждым моим шагом, — продолжал Ричард, стараясь быть убедительным. — Едем в Редферн, и ты сам убедишься, что я предлагаю тебе красивое и богатое поместье. Верно, Бринн?

— Да.

Гейдж даже не взглянул на нее.

— Не лезь не в свое дело, Бринн.

— Она тебе пришлась не по вкусу? — спросил Ричард. — Теперь, когда она помогла этому человеку, может, тебе не терпится избавиться от нее поскорее? Я с удовольствием забрал бы ее обратно.

— Нет! — Услышав, с какой яростью прозвучал ответ Гейджа, Бринн от удивления широко раскрыла глаза, но Гейдж быстро овладел собой и коротко бросил:

— Поищи себе другую рабыню. Эта принадлежит мне.

Ричард пожал плечами.

— Я просто хотел избавить тебя от ненужного груза. Так ты приедешь в Редферн?

— Посмотрим, — Гейдж повернулся на пятках. — Вряд ли.

— Видишь ли, — нерешительно продолжал Ричард, — я не собираюсь покушаться на твою собственность, но нельзя ли мне поговорить с Бринн наедине?

— Нельзя, — голосом, не терпящим возражений, отрезал Гейдж.

«Неужели Эдвина?» — с тревогой подумала Бринн.

Ричард покорно кивнул.

— Я просто хотел сообщить новости из Редферна, но если это оскорбляет тебя, то поверь, я не думал…

— Да, оскорбляет, — Гейдж стал подниматься на холм к Бринн и Малику. — Прощайте, лорд Ричард.

— До свидания. — Ричард развернул коня и начал спускаться по склону.

— Постой! — бросилась вслед Бринн. — Подожди, я хочу…

— Нет! — Гейдж схватил ее за руку. — Ты не пойдешь к нему!

— Пусти! — огрызнулась она. — Разве ты не слышал? У него есть для меня новости. Я должна… — Вырвав руку, она побежала вниз. — Стой!

Ричард натянул поводья и с улыбкой обернулся.

— Как всегда, непокорна. Я и не сомневался, что ты не послушаешься его. — Он взглянул на холм. — Однако у нас мало времени. Норманн торчит наверху мрачнее тучи.

Бринн не оглянулась.

— Что с Эдвиной?

— Позапрошлой ночью у нее снова был жар. Она плакала и звала тебя, но ты не появилась.

— Разумеется, — взглянула она на него. — Ты ведь привез меня сюда.

— Но Эдвине от этого не легче. Ты нужна ей и должна вернуться в Редферн.

— Стараюсь.

— Будь настойчивее. — Ричард говорил ласково. — Норманн, похоже, не отпускает тебя ни на шаг. Убеди его вернуть тебя в Редферн.

— Кто присматривает за Эдвиной? Алиса?

Ричард покачал головой.

— У Алисы теперь другие обязанности.

— Тогда кто?

— Ступай к Малику! — Неожиданно появившийся Гейдж схватил ее за руку и оттащил от Ричарда. — Сейчас же!

— Мне надо договорить с…

— Все уже ясно, — прервал ее Ричард. — Не сердитесь, лорд Гейдж. Надеюсь, скоро увидеть вас обоих в Редферне.

С этими словами, пришпорив коня, он поскакал вниз по склону.

Лихорадочно перебирая в мыслях каждое слово их разговора, Бринн не отрываясь смотрела ему вслед. Ей стало понятно, какие теперь новые обязанности у Алисы. Но неужели Ричард оставил Эдвину без помощи? Неужели он совершенно равнодушен к судьбе несчастной женщины, ведь ее единственным желанием было угождать ему и позволять использовать себя для любви. В памяти Бринн ясно встала ночь, когда пролетала комета и Эдвина теплым клубочком прижалась к ней, назвав своим другом.

— Прекрати так смотреть! — грубо прикрикнул Гейдж. — Он уехал, и довольно резво. — Он подтолкнул ее к лагерю. — Ты больше не посмеешь ослушаться меня. Ты никогда уже не побежишь за… Господи, да ты плачешь…

Бринн не смогла сдержать слезы, заливавшие ей лицо. Слезы — проявление слабости, а она не должна показывать ему свою беспомощность. Надо убежать подальше и спрятаться. Спрятаться и подумать… Бедная Эдвина!

— Пусти меня! — Бринн вырвала руку и побежала по тропинке к густому кустарнику, окружавшему лес.

Лес…

Там она окажется в безопасности, как и много лет назад…

— Бринн! — пытаясь догнать ее, крикнул Гейдж. — Вернись!

Она вернулась в лагерь ближе к полуночи. «Такая странная тишина, словно все вымерло», — с грустью подумала Бринн. Впрочем, ей еще не приходилось отлучаться в этот час, может, здесь всегда так тихо.

— Слава Богу, — с облегчением вздохнул Малик, когда она вошла в палатку. — С тобой все в порядке?

— Разумеется. — Бринн опустилась на колени возле него. — Вот тебе-то уже давно пора спать. Разве можно выздороветь, не отдыхая?

— О каком отдыхе ты говоришь? — усмехнулся он. — Как я мог заснуть, я так беспокоился о тебе! Уж лучше бы я искал тебя в лесу вместе с Гейджем!

— Он ищет меня? — Бринн нервно провела рукой по волосам. Ну конечно, ищет, с горечью повторила она про себя, ведь она его собственность.

— С того самого момента, как ты убежала. И не один, с ним много людей, — укоризненно добавил Малик. — Ты что, валялась в листве? У тебя испачкано лицо, а в волосах много веток.

— Никуда бы я не делась. Я ведь еще не долечила тебя. — Бринн налила немного воды из кувшина в деревянную миску. — Лорд Ричард привез плохие новости, и мне надо было обо всем поразмыслить.

— Этот лорд Ричард — сплошные неприятности, но теперь ты не зависишь от него.

— Напрасно ты так думаешь.

За время скитания по лесу в одиночестве она поняла, что ей не избавиться от Ричарда, пока Эдвина в его власти. Так больше продолжаться не может. Надо что-то делать. Бринн сполоснула лицо холодной водой и вытерлась чистой сухой тряпкой.

— Так лучше?

Малик рассеянно кивнул.

— Гейдж подумал, что ты побежала в Редферн за этим молодым жеребцом.

— С какой стати? Гейдж тут же вернул бы меня. — Ее губы скривились в презрительной усмешке. — Знатные лорды не разрешат пропасть своей собственности.

— Рад, что ты это понимаешь.

— О, я многое поняла, пока бродила по лесу. — Бринн задула светильник и легла на свое покрывало. — Но от этого они не становятся умнее. Спокойной ночи, Малик.

— Ты что, собираешься спать?

— В чем дело? — Голос ее был сонным. — Я очень устала.

— В то время как Гейдж сбился с ног, разыскивая тебя в лесу?

— Ничего, ему полезно проветриться, а то в последнее время его энергия так и хлещет через край.

Наступило молчание, а потом из темноты донеслось негромкое хихиканье Малика:

— Именно через край.

Гейдж вернулся уже на рассвете.

Он стоял над ней во весь свой исполинский рост со светильником в руке, бросавшим светлые блики на его разъяренное лицо.

«Он очень зол, — думала она спросонок. — Впрочем, не удивительно, ведь сколько миль он прошагал по лесу».

— Тебя придушить мало, — прошипел Гейдж.

Насилие и жестокость… и что-то еще, но ей не справиться ни с одной из этих напастей.

— Иди спать, — пробормотала она. — Утром поговорим.

— А ты не подумала, что могла погибнуть в лесу, где полно диких зверей, готовых разорвать любого на части?

— Со мной ничего не случилось.

— Одна в лесу, без оружия.

Неужели он не понимает, что лес сам дает кров и защиту?!

— Все в порядке. — У нее слипались глаза. — Поговорим утром.

— Сейчас. Самое время тебе понять, кто здесь хозяин, а кто раб.

— Завтра…

Она кожей чувствовала на себе его взгляд и исходившие от него волны неудержимого гнева. На миг ей показалось, что он вот-вот сорвет с нее покрывало, поднимет на ноги, бросит на землю и…

Но он повернулся и пошел к своему лежаку.

Бринн не видела еще его таким угрожающе опасным.

Но она перестала его бояться. Угнетающий и парализующий ее страх отступил. Доверие? Невозможно. Он наверняка настороженно к ней относится, а она решила пойти на все ради спасения себя и Эдвины. Как же можно было доверять человеку, который хотел, используя ее знания, просто владеть ее телом! Однако с самого начала, несмотря на явную опасность, она чувствовала себя… под надежной защитой.

Ерунда. Она сейчас от усталости просто плохо соображает и поэтому не испытывает страха к норманну. Все осталось по-прежнему. Он — враг, и надо относиться к нему так же недоверчиво, как к Делмасу и лорду Ричарду.

Нет, он не похож на них. Может, Гейдж Дюмонт и грубоват, но он не бросит другого человека в беде и не воспользуется его беззащитностью. Ее саму удивила та нежность, с какой она невольно сравнила трех мужчин. Но она должна использовать его, раз он желает воспользоваться ею. Он — враг.

На следующий день Бринн проснулась ближе к полудню и, открыв глаза, увидела сидевшего невдалеке Гейджа.

— Поговорим? — мрачно спросил он.

Сердце ее бешено забилось, и она очнулась от сна. Бринн села и откинула одеяло.

— Сейчас. Где Малик? — Она оглядела палатку.

— Греется на солнце. Сегодня тепло, как летом.

— Мне надо приготовить ему еду.

— Лефонт назначил человека, и тот позаботится о нем. Ты ему пока не понадобишься. — Помолчав, он добавил: — То, что случилось вчера, не должно повториться. Нам действительно нужно поговорить, Бринн.

— Согласна. — Она взяла накидку, кусок мыла и пошла к выходу из палатки. — Только приведу себя в порядок и умоюсь. Я иду к пруду искупаться. Если хочешь, пойдем со мной.

Бринн надеялась услышать отказ. Она еще не готова быть с ним.

— Разумеется, пойду.

Гейдж оказался прав — солнце припекало, и Малик дремал под его теплыми лучами. Бринн сбежала по холму и вошла в лес. Встав на колени у пруда, она плеснула на лицо холодной воды и, увидев свое отражение в воде, скорчила ему рожицу. Наспех умывшись прошлой ночью, она только размазала грязь по щекам. В волосах листва, а лицо…

Услышав за спиной хруст сухих листьев под башмаками Гейджа, Бринн вся напряглась. Она не готова. А вдруг ей удастся… Хватит, он прекращает искать уловки. Вчера она приняла решение, но только с ее согласия, а не по его прихоти.

Бринн встала и повернула к нему лицо.

— Я стану твоей, вот только смою пыль. — Она подняла руки и развязала кожаную ленточку, стягивающую волосы. Густым дождем они упали ей на плечи, и она погрузила в них пальцы. — Не люблю себя грязной. Я заметила, тебе это тоже не нравится. Странно, если верить слухам, норманны моются раз в год.

— А у саксов по две головы, они изрыгают огонь и дурно пахнут. Только дураки верят сплетням. А теперь, когда мы закончили разговор о чистоте тела, скажи, почему ты расстроилась так, что убежала в лес и заблудилась там?

— Я не заблудилась.

— Не увиливай. Что сказал тебе этот наглец? Он… Черт побери, что ты делаешь?

— Снимаю платье. — Не глядя на него, Бринн развязала шнуровку и нагнулась снять башмаки. — Я же говорила тебе, что не люблю… грязи.

Она вошла по пояс в воду. Ее обожгло ледяным холодом, но Бринн его не чувствовала. Тело ее горело…

— Посмотри на меня, — охрипшим голосом приказал Гейдж.

Ей хотелось окунуться и охладить свое пылавшее тело. Усилием воли Бринн заставила себя повернуться и взглянуть ему в глава.

Глубоко вздохнув, она так и стояла — обнаженная, беззащитная.

— Почему? — спросил он. — Почему именно сейчас?

— Так надо. — Она судорожно сглотнула слюну. — Я должна ехать в Редферн, ты сказал, что требуешь… вознаграждения.

Гейдж неотрывно смотрел на нее, краска постепенно заливала его лицо, ноздри раздувались.

Не в состоянии больше выносить его взгляд, она нырнула и принялась яростно мыть голову.

— Надеюсь, возможность получить сокровища — достаточное вознаграждение.

— Не совсем.

— А ты, оказывается, такой же жадный и ненасытный, как все мужчины.

— Даже более ненасытный.

Бринн услышала всплеск воды. Обнаженный, он плыл к ней. Мощь. Мускулистые ноги били по воде, словно в сражении на поле брани. Черные волосы покрывали его широкую грудь, треугольник волос темнел и в низу его живота… Она отвела взгляд.

Выражение его лица изменилось, оно было почти всецело отдано властно раздиравшему его чувству. Он остановился напротив нее.

— Я жадный, — резко произнес Гейдж, — и плоть моя жаждет больше любого мужчины, который до этого был у тебя. Порой я был готов разорвать тебя в клочья, вобрать в себя целиком. — Подавшись вперед, он выхватил у нее мыло. — Я так и сделаю. — Он намылил руки и бросил мыло на берег. — Не двигайся.

Даже при всем своем желании Бринн не могла бы сдвинуться с места. Он словно заворожил ее. Все, что ей оставалось, — это только смотреть и ждать. Ей сразу стало холодно, страшно, и она перестала вообще что-либо понимать.

Намыленными руками он обхватил ее груди.

Она вздрогнула, и его ладони сжались.

— Только не надо, — прохрипел он. — Только не убегай от меня на этот раз.

— Я и не… думаю.

— То-то, тебе ведь все равно не вырваться. Никогда больше. — Его руки скользили по ее груди, нежно массируя, сдавливая соски. — Знаешь, каково я чувствовал себя той ночью в лесу, то и дело боясь натолкнуться на тебя, истерзанную, на какой-нибудь тропе? — Он подтащил ее к отмели, где вода доходила ему только до бедер. — Раздвинь ноги.

Его намыленные руки скользнули по ее телу ниже, и мыльная пена проникла в ее лоно.

Она выгнулась, и ее, словно молнией, пронзило непередаваемое, сладостно-острое ощущение.

— Что… что ты делаешь?

— Помогаю тебе. — Два его пальца легко вошли в ее пылающее лоно, совершая ритмичные круговые движения. — Я — крупный мужчина и не хочу сделать тебе больно.

«Как благородно», — подумала она. Делмасу всегда было наплевать, что она чувствует. Он только утолял свою похоть, а она мучилась от боли и отвращения.

Второй рукой Гейдж продолжал изучать ее тело, его большой палец мягко надавил интимный бугорок.

— Нет! — вырвалось у Бринн, от остроты ощущения она вцепилась ногтями в его плечи.

Гейдж замер.

— Я сделал тебе больно?

Зародившееся в ней чувство сладострастия оказалось настолько необычным, что она приняла его за боль, но ее пожирал жаркий трепет и пугающая пустота внутри.

— Не думаю, что… Я не поняла… я никогда…

— Прекрасно, я не могу больше, я так хочу тебя! — Его широкие ладони обхватили ее ягодицы, он поднял ее. — Держись за меня ногами.

Она тихо всхлипнула и, обхватив его ногами за спину, обняла за шею. Его бедра двинулись назад, затем подались вперед, ладони намертво прижали ее к его телу. Бринн показалось, что она вместе с ним стала единым существом. Прежде она не слышала, чтобы мужчины брали женщин таким способом. А может, такое под силу только Гейджу с его исполинской мощью?..

— Двигайся, — жарко шепнул он ей в ухо. — Иди ко мне, дай мне…

Она подчинялась заданному им ритму. Но ей хотелось прижаться к нему еще больше, ей надо слиться с ним, вжаться в него.

Он вынес ее на берег, не отпуская от себя. Дикие звери спаривались с тем же неистовым бешенством, как они сейчас. Она же не животное…

Но ей надо идти к нему, надо дать…

Она лежала на спине на опавших листьях, у пруда, а он возвышался над ней несокрушимой скалой.

Вперед. Назад. Длинный. Короткий. Как сладко… Небо мутно-голубым пятнышком возникало и пряталось за его плечом, и с каждым судорожным вздохом она чувствовала запах земли, сосен и мыла. Ритмичный хруст сухой листвы под их телами возбуждал так же сильно, как и его прерывистое дыхание у нее над ухом. Он хотел не просто взять ее, а получить всю целиком.

«Мы так не договаривались», — с отчаянием подумала она. Он и в самом деле словно пожирал ее, как и грозился с самого начала.

— Дай мне это! — прохрипел он с трудом. — Не сопротивляйся, ты отходишь от меня.

Что ему еще? Она не могла дать больше того, что он уже получил.

Он вошел рывком глубоко внутрь, и она пронзительно вскрикнула. Приподнявшись, он выгнулся, и тут ее распростертое на земле тело начали сотрясать судороги, неподвластные ей спазмы пульсировали в ее трепещущей плоти.

— Вот то, что я хотел.

Он начал двигаться резче, быстрее, диковатая улыбка появилась на его губах. На мгновение он замер, а потом с хрипом выдохнул воздух и рухнул на нее.

Он спустил в нее свое семя, поняла она. Странно, почему она не чувствует отвращения? Вожделение истаяло, пришедшее ему на смену умиротворение разливалось по телу целебным бальзамом. Ничего подобного она не испытывала прежде. Ее руки непроизвольно обхватили широкие плечи Гейджа и притянули к себе.

Он поднял голову. Прядь иссиня-черных волос падала ему на лоб и отлетала при каждом его выдохе.

— Черт возьми, что ты сделала со мной?!

До нее не доходил смысл его слов. О чем он? Ведь он сам захотел этого неистового слияния.

— Ничего.

Ее голос прошелестел слабо. Она сама себя еле расслышала. Куда подевались ее уверенность и непреклонность, с которыми она готовилась встретить самое страшное?

Его руки обняли ее, и он перекатился на бок, продолжая крепко прижимать ее к себе. И опять ей на ум пришло сравнение: Делмас, удовлетворив свою плоть, тут же оставлял ее одну, а здесь она почувствовала себя прикованной к Гейджу невидимой нитью, частью его большого тела.

— Я… хочу уйти, — прошептала она.

— Почему?

— Мне… неудобно.

— Разве? — фыркнул он. — Может, немного тесновато, но так славно мы прижаты друг к другу, мне очень даже удобно.

Ее щеки горели.

— И такие разговоры мне тоже не по душе. Неужели именно так норманны занимаются…

Бринн замолчала, не сумев подобрать нужное слово, определяющее то, что происходило между ними. Насколько ей было известно, простым совокуплением это не назовешь.

Гейдж лег навзничь и, облизав ее сосок, поморщился.

— Ты еще в мыле. Боюсь, я плохо помыл тебя. Ничего странного, я взял тебя, когда ты почти оказалась под водой.

Холодная вода, а он такой жаркий и твердый внутри нее…

Он слегка куснул ставший вдруг твердым сосок.

— Вижу, тебе понравилось. Может, пойдем снова в пруд?

Святые угодники, в ее теле все раскрылось, ожидая его, оно было на все готово. Что происходит с ней?

— Нет! — Она не станет больше прикасаться к его волосам. — Пусти меня! С тебя хватит.

Он напрягся.

— Неужели? — Медленно подняв голову, Гейдж посмотрел на нее. — Я — мужчина, которому требуется более щедрая награда. — Он неторопливо приподнялся и, взяв ее обеими руками за ягодицы, притянул к себе. — Спасибо за напоминание, теперь мне не придется волноваться, что я слишком утомил тебя. У меня вылетели из головы условия нашего соглашения. — Он разжал руки и снова сжал ими ее упругое и податливое тело. — Все это в награду за Редферн. Похоже, тебе не терпится отправиться туда.

— Очень.

— Наверняка этот смазливый Иуда убеждал тебя уговорить меня приехать в Редферн.

В его почти бархатном голосе проскользнула скрытая угроза, от которой ей стало не по себе.

— Я вовсе не потому…

— Так, значит, уговаривал. — Он слегка ущипнул ее за ягодицу. — Хитрый малый, раз решил использовать женщину для достижения своей цели. Ты, должно быть, привыкла подчиняться его приказам, раз с такой охотой взялась ублажать меня. — Его голос зазвучал жестче. — Надеюсь, ты не разочарована. Теперь-то мне понятно: ты предпочитаешь златокудрых мальчиков, которые используют тебя как последнюю девку для своих утех.

Не так бы больно хлестнули его слова, не вынуди она сама думать его именно так.

— Пусти меня.

— Я же сказал, что еще не насладился. — Он неожиданно перевернулся на спину и поднял ее над собой. — Теперь ты можешь прекрасно поупражняться.

Он уже вошел в нее, с удивлением почувствовала она.

— Еще раз?!

— А почему бы и нет? — Подавшись вперед, он обхватил ладонями ее груди. — Похоже, саксам нечем гордиться по мужской части?

— Что ты делаешь? Такая поза мне… совсем незнакома.

— Это быстро. — Прядь волос с ее плеч он закрутил вокруг ее грудей. — Еще? Хорошо. Я знаю, что должен по достоинству оценить все твои маленькие хитрости, но мысль о тебе в постели другого мужчины мне не по душе.

— Я не владею никакими хитростями.

— Вовсе не обязательно показывать их. — Улыбку на его лице сменило угрюмое выражение. — Как женщина, ты получила удовольствие и явно не против поупражняться еще. Так что обойдемся без твоего умения. — Его бедра двигались в такт его словам. — Я хочу, чтобы ты притворилась Евой в райском саду.

«Проще простого», — подумала она, вцепившись в его плечи. Впервые она испытала страсть. Ей вообще все было внове — голод, желание, удовлетворение. Закусив нижнюю губу, она с каждым толчком начала подводить себя к тому ослепительному мигу, оглушившему ее чуть раньше. До боли сильное удовольствие и сладостное умиротворение рождались в ней во время ритмичных движений. Господь милостивый, как же ей все так сразу полюбилось! Наверняка одни шлюхи в восторге от подобных штучек.

Только Гейдж Дюмонт способен на такое. Бринн испытывала искушение еще и еще прочувствовать с ним всю полноту ощущения до конца. Когда же они оторвутся друг от друга, она снова станет относиться к близости с холодным отвращением. Когда он получит…

Она почувствовала острую щемящую тоску, что придется им скоро опять быть врозь. Это поразило и испугало ее. Он ей никто, тут же успокоила она себя, она использует его, как и он пользуется ею, и… Он ее враг.

— Хватит! — Она посмотрела на него сверху вниз.

Злоба перекосила его лицо.

— Думай обо мне, — отрывисто произнес он. — Только обо мне, черт побери!

— Я не была…

— Была! — Он вошел глубоко, ускоряя ритм, поднимая и опуская ее на свое острие. — Но больше не будешь.

Удовольствие волнами накатывало на нее, в желании снова и снова испытать его она гибко откидывалась назад.

Глупая слабость. Но она еще не сошла с ума и не станет лишать себя уверенности думать, что ее решение отдаться норманну продиктовано только желанием вернуться в Редферн и помочь Эдвине.

Она еще не сошла с ума.

Они вернулись в лагерь уже к вечеру. Смеркалось, и на холме зажглись вечерние костры.

Бринн овладела тревога.

— Мне не следовало оставлять Малика так надолго.

— Я распорядился, чтобы за ним хорошо ухаживали.

— Но это же моя обязанность! — «А ты нарушила ее, — с отвращением к себе подумала она. — Провалялась весь день, то и дело спариваясь, как животное в период гона». Почему она не сопротивлялась? — Мне надо было остаться с ним.

— Ты сама сказала, что он вне опасности. — В голосе Гейджа прозвучали нетерпеливые нотки. — Повторяю, именно я велел тебе лечить его, и только я имею право решать, чем тебе заниматься.

Бринн удивленно посмотрела на него.

— Ты прав лишь в одном — ты привез меня сюда, но ты передал его мне и велел спасти, так что лечить мне его или нет и что я должна делать, решать могу теперь только я сама. — Сегодня она старалась ради Эдвины, позабыв о своем долге перед Маликом. Господи, как трудно помочь всем сразу! — Когда мы поедем в Редферн?

Ее вопрос вызвал у Гейджа скрытое раздражение.

— Думаешь, я обманул тебя? Успокойся, я всегда соблюдаю условия своей сделки.

— Не сомневаюсь. Когда?

Помолчав, он сказал:

— Дня через два, если Малик будет готов к поездке.

— С ним все будет в порядке. Мы поедем не спеша.

Гейдж скривил губы.

— Где же твоя хваленая забота о здоровье Малика? Или ты обо всем напрочь забыла, так тебе не терпится попасть в Редферн?

— Неправда, — разозлилась Бринн. — Просто надо сохранять равновесие.

— О чем ты?

Малик и Эдвина. Она обязана помочь им обоим, но теперь забота об Эдвине для нее важнее. Однако Гейдж не знает о ней, он предан своему другу.

— Тебе не понять.

Гейдж криво усмехнулся.

— Я все прекрасно понимаю.

В его словах прозвучала горечь. Бринн подняла голову и посмотрела на него. Свет и тьма. Сила и мощь. Лучи заходящего солнца запутались в его густых иссиня-черных волосах, ярко-голубые глаза излучали мерцающий из глубины души свет. Когда она впервые увидела его, ее поразили резкие черты его лица. Гейдж показался ей почти уродом. Но даже тогда, не разглядев его красоты, она поразилась мощным волнам энергии, расходившимся от него. Каждый раз рядом с ним она еле удерживалась, чтобы не смотреть на него. Ее так и подмывало поднять голову и безоглядно тонуть в его глазах. Сейчас он опять возродил в ней то же влечение, которое она испытала, ощутив его кожей своего тела, и от этого ей стало еще труднее. Ее не просто тянуло неотрывно глядеть на него, но и прижаться к его колючей щеке и…

Бринн отвела от него взгляд и ускорила шаг, когда они подошли к лагерю.

Малика уже давно перенесли в палатку, где на слабом огне кипела похлебка из кролика. Лефонт, разговаривая с молодым солдатом, с улыбкой посмотрел на подходивших Гейджа и Бринн.

— Как Малик? — спросил Гейдж.

— В порядке, милорд. День прошел даже очень неплохо. Он себя настолько хорошо чувствовал, что сыграл со мной и еще кое с кем в кости. — Поморщившись, Лефонт добавил: — И выиграл мое седло. Правда, разрешил мне пользоваться им, пока я не найду денег, чтобы выкупить его.

— Вы не утомили его? — встревожилась Бринн.

Лефонт покачал головой.

— Мы прекратили играть сразу, как только заметили, что он устал. Хотел бы я, чтобы это случилось раньше, тогда я, может быть, остался бы с седлом.

Ей нельзя было уходить так надолго. Неизвестно, что именно эти здоровые солдаты понимают под усталостью. Бринн поспешила в палатку.

Малик встретил ее улыбкой во весь рот.

— Добрый вечер, Бринн. Теперь у меня есть седло с серебряной уздечкой и достаточно золота, чтобы…

— Мне сказали… — Цвет лица у него хороший, темные глаза сияют. Он несколько возбужден, но, похоже, проведенный в игре день не повредил ему. Он уже в таком состоянии, когда скука плохо влияет на настроение и выздоровление. Бринн с облегчением вздохнула и улыбнулась. — Может, завтра дашь возможность Лефонту отыграть седло. — Она присела на колени возле него. — Все-таки надо мне было оставаться рядом и не дать тебе переутомиться.

Посерьезнев, Малик сказал:

— Это вовсе необязательно. Если… ты нужна Гейджу. — Он помолчал, вглядываясь в ее лицо. — Ты не подралась с ним?

Жар бросился ей в лицо. Она знала, что Малик поймет, что произошло между ней и Гейджем, но не ожидала, что так смутится даже при намеке об… этом. Гейджа в палатке не было, но его присутствие она чувствовала внутри себя.

— Нет. — Бринн опустила глаза.

— Все прошло гладко? Он не обидел тебя? — продолжал допытываться Малик.

— Он не сделал мне больно. — Она откинула покрывало и проверила повязку. — А ты думаешь, он мог бы?

— Вряд ли… — Малик пожал плечами. — Обычно он не обращается жестоко с женщинами, но с тобой… все по-другому. Я рад, что ты решила подчиниться.

— Я не подчинилась. — Его слова больно задели Бринн. — Мы заключили сделку.

— Сделку?

— Через два дня мы отправляемся в Редферн. — Она поднялась с колен. — Я принесу тебе ужин.

— Бринн… — Малик говорил убежденно. — Мне известно, что внимание миловидного негодяя вроде Ричарда Редфернского льстит тебе, но он не стоит того, даже когда в жизни мало хорошего. В Редферне Гейдж не позволит тебе снова лечь к нему в постель.

— Снова лечь в… — Внезапно Бринн осенило, и ей стали понятны постоянные туманные намеки Гейджа насчет Ричарда.

— Ричард сказал ему, что пользовался мной?

— И нахваливал твое рвение и любовное мастерство, — мягко пояснил Малик. — Сама видишь, не стоит он твоей привязанности.

Бринн недоверчиво посмотрела на него.

— Привязанности?

— А разве нет? — Малик испытующе заглянул ей в глаза. — Если у тебя нет к нему никаких чувств, то почему ты так рвешься в Редферн?

Бринн чуть было не рассказала ему об Эдвине. У Малика доброе сердце, он все поймет.

Но и не сможет утаить эту новость от Гейджа Дюмонта, а норманн решит, что она заманила его сокровищами только ради Эдвины. Временами ей казалось, что желание безраздельно владеть ею и инстинкт воина побуждают Гейджа отправиться в поместье Ричарда, сметая с пути любую угрозу своим желаниям.

— Я не сказала, что лорд Ричард мне совсем безразличен, — запоздало ответила Бринн Малику и вышла из палатки. Она направилась к костру, у которого по-прежнему разговаривали Лефонт и Гейдж.

Увидев ее, Гейдж вопросительно поднял брови.

— С ним все в порядке, — ответила она на немой вопрос Дюмонта. — Жаждет выиграть завтра другие призы. Похоже, он положил глаз на вашего коня, капитан, — обратилась она к Лефонту, наливая в горшок похлебку из котла.

— С удовольствием, когда он встанет на ноги, — недовольно буркнул Лефонт. — Хотя, надеюсь, к тому времени я тоже смогу устоять.

— Не исключено, — мягко улыбнулась Бринн.

Наспех попрощавшись с Гейджем, капитан ушел.

Бринн кожей чувствовала на себе взгляд Гейджа, и ей стало не по себе. Теперь его присутствие приводило ее в смятение, будоражило ее. Она быстро направилась к палатке.

— Постой, — тихо позвал Гейдж.

— Малик хочет есть. — Она не поднимала на него глаз.

— Почему ты уставилась в землю?

Усилием воли Бринн заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. Сможет ли она вообще смотреть на него, не вспоминая о его обнаженном теле, лежавшем на ней, когда его мускулистый живот содрогался в такт движениям внутри нее? Она вдруг ощутила теплое покалывание между ног.

— Так-то лучше, — мягко продолжал Гейдж. Подавшись вперед, он пальцем дотронулся до ее губ. — Опухли. Я слишком грубо обошелся с тобой. В следующий раз постараюсь быть помягче.

Он был груб. Они оба вели себя слишком жестоко, ими двигало ненасытное желание, страсть. «В ответ на его неистовое чувство она ответила ему тем же», — с отвращением к себе подумала Бринн. Грех не насладиться любовью, но ей не следовало забывать о главной цели, ради которой она отдалась ему.

Бринн отступила на шаг, уклоняясь от прикосновения его рук.

— Я не считаю, что ты должен церемониться со мной. Делай как тебе нравится.

Мягкость в его голосе исчезла.

— А ты будешь покорно раздвигать ноги, хочется тебе этого или нет? — Гейдж схватил ее за плечи. — Не обманывай меня и не строй из себя невинную жертву. На моем теле остались совсем другие доказательства.

— Я не… — Не закончив фразы, Бринн устало покачала головой. Ложь убивала ее, и она не могла больше скрывать правду, даже от себя. — Я старалась испытывать к тебе отвращение. Но мне почему-то стало так хорошо, и я ничего не смогла с собой поделать, — с трудом выговорила она. — Мне кажется, ты не похож на других мужчин.

— А я знаю, что ты не похожа на других женщин. — Он не сумел скрыть своего удивления. — Я не привык к такой искренности. — Он разжал пальцы и снял руку с ее плеча. — Думаю, ты откровенна со мной. Я почти поверил тебе. Ты ведь необычайно умная женщина.

— Женщина должна быть умной, если не хочет позволять пользоваться собой. — Она пошла к палатке. — А веришь ты или нет — мне все равно.

— Пока не получишь от меня, чего желаешь. — Он горько улыбнулся. — Что будет, если я передумаю ехать в Редферн?

— Малик говорит, что ты всегда держишь свое слово. — Она оглянулась на него через плечо. — А я верю, что он не лжет.

— Кнут и пряник. Интересно, почему твой лорд Ричард не придушил тебя, прежде чем подбросить мне. — Помолчав, он добавил: — Впрочем, ты права, я не стал бы отказываться от Редферна, хотя бы потому, чтобы понять, ради чего ты отдалась мне.

Ей не стоит обольщаться на свой счет и думать, будто в ее власти пробудить в нем какие-то чувства, кроме страсти и ярости. Не надо даже пытаться или стараться понять его и вообще не надо делать ничего, что привело бы к их сближению. Он необычный человек; для мужчины, жаждущего заполучить королевство, не было места в ее простой жизни, которую она мечтала вести в Гвинтале.

— Тебе не придется долго ждать. Ведь мы едем через два дня.

Бринн вошла в палатку. Весь следующий час, пока она кормила Малика похлебкой, немного поела сама и умыла его, Бринн чувствовала на себе мрачный взгляд Гейджа. Малик уже заснул, когда она, подоткнув вокруг него одеяло, собралась расстелить свою накидку на земле.

— Не там. — Гейдж постучал по своему лежаку. — Здесь.

Бринн с трудом заставила себя расслабиться.

— Неужели ты опозоришь меня перед своим другом?

— Малик спит крепко. — Гейдж повторил, четко выговаривая каждое слово: — Ты ляжешь здесь.

Она не спеша пошла в другой конец палатки.

— Ты не… Разве того, что произошло, мало?

Он схватил ее и швырнул рядом с собой. Повернув ее спиной к себе, как ему было удобнее, он укрыл ее своим покрывалом.

— Пока достаточно. — Его рука легла ей на грудь. — Но кто знает… Лучше, чтобы ты находилась рядом со мной. Я разбужу тебя, когда ты мне понадобишься.

Как она могла заснуть, когда сердце ее билось в горле!

— Мне так неудобно.

— Привыкнешь. Мне лично очень нравится. — Его губы прижались к ее уху. — Ты знаешь, я хотел забрать тебя у Малика с той самой первой недели. Я хотел, чтобы ты спала в моей, а не в его постели.

Да, она знала об этом, но даже не предполагала, что тоже захочет, чтобы он делал с ней то, к чему так стремился. Как она изменилась с той ночи, когда лорд Ричард привез ее сюда! Даже сейчас она непроизвольно расслабилась, тело ее обмякло, податливо принимая нужную Гейджу позу. С ним было тепло, приятно… и надежно. Как давно она не чувствовала себя в безопасности!

— Лучше уж спать одной, — солгала Бринн.

Он промолчал.

Шло время. Как просто и естественно было лежать с ним рядом. Он был тем мужчиной, который заявляет свои права на нее, но сейчас он ничего не требовал.

— У меня для вас новости, милорд. Только что прискакал гонец из лагеря его милости.

Голос Лефонта, спросонок поняла Бринн. Открыв глаза, она увидела капитана у входа в палатку — его силуэт четко выделялся на фоне серого неба. Новости вряд ли могли быть хорошими, раз пришлось будить Гейджа в столь ранний час.

Гейдж убрал с нее свою руку и сел на лежаке. Бринн вдруг стало неуютно и одиноко. Странно, ведь она всегда спала одна, если только не лечила кого-нибудь…

— Какие новости? — коротко спросил Гейдж.

— Хардраада мертв.

Словно от удара, Гейдж вздрогнул. Помолчав какое-то время, он спросил:

— Ты уверен?

— Вильгельм допросил пленных, захваченных в Гастингсе, — рассказывал Лефонт. — Хардраада вторгся в Англию с севера незадолго до нашей высадки на южном побережье. Гарольд как раз возвращался обратно после того, как разбил его в…

— Но ты уверен, что Хардраада мертв?

Лефонт резко ответил:

— Абсолютно. Ему попала в горло стрела на Стэмфордском мосту.

Боль. Едва дыша, Бринн, съежившись, отодвинулась от Гейджа.

Он продолжал сидеть, не двигаясь, и, вопреки его бесстрастному голосу, от него исходили волны мучительной душевной боли и били о тело Бринн резко, до слез.

— Королем Норвегии стал Магнус, — продолжал Лефонт.

— Гейдж, друг мой, — раздался на всю палатку глубокий и нежный голос Малика. — Ты знал, что когда-нибудь это должно было случиться. Такие люди, как Хардраада, в постели не умирают.

— Ты прав, он и не хотел бы другого конца, — горько-насмешливые нотки зазвучали в голосе Гейджа. — Не надо обращаться ко мне, как к больному, Малик. Отец давным-давно ничего не значит для меня. Не жди, что я стану оплакивать его. — Откинув покрывало, он встал. — Я жалею только, что он не узнает, какой лакомый кусок этой Англии, которую он потерял, достался мне.

Гейдж быстро вышел из палатки. Лефонт последовал за ним.

Боль. Тоска. Они жгли душу.

Обхватив себя руками, Бринн, раскачиваясь, сидела на лежаке. Что происходило с ней?

— Бринн! — позвал ее Малик.

Ей не надо бежать за Гейджем, приближаться к боли. С тех пор как умерла ее мать, она никогда еще не ощущала боль других с такой остротой. Зачем мучить себя, если она вряд ли сможет помочь?

Боль. Еще сильнее, чем первый удар.

Отбросив покрывало, Бринн вскочила.

— Не ходи, Бринн, — раздался вслед ей голос Малика. — Ему лучше побыть одному. Он не позволит тебе остаться с ним и помочь.

— Я не могу бросить его одного. — Голос Бринн дрожал. — Думаешь, мне хочется идти? Надо прекратить его мучения. Я не могу…

Выбежав из палатки, ода быстро огляделась.

Гейдж спускался по холму к лесу. Он шел размеренным шагом, глядя прямо перед собой.

— Подожди! — Она побежала за ним.

Он продолжал идти, словно не слышал ее. Бринн догнала его уже в лесу и пошла рядом, ступая в такт его шагам.

— Возвращайся к Малику, — коротко бросил он.

— Нет.

— Ты не нужна мне сейчас.

— Я бы и сама не хотела быть здесь. — Пытаясь не отстать от него, она делала два шага — на его один. — Неужели ты думаешь, мне нравится бегать по лесу на рассвете? У меня уже все ноги мокрые от росы, и я…

— Так возвращайся в лагерь.

— Я не могу. Я нужна тебе.

— Ты становишься ненасытной. Когда ты будешь нужна мне, то раздвинешь ноги, и я воспользуюсь тобой. Сейчас мне не до этого.

Его слова больно ударили Бринн, хотя она знала, что они продиктованы горем.

— Куда ты идешь?

— Никуда. Мне надо подумать.

— Тогда я с тобой.

— Ты что, не слышишь? Я должен остаться один.

Гейдж направился в чащу, ускоряя шаги, и ей приходилось почти бежать за ним. Он не обращал на нее никакого внимания. Так они долго шли по лесу. Серые облака озарил розовый рассвет, а затем ярко засияло солнце.

Господи, да остановится он когда-нибудь? У нее уже закололо в правом боку.

У небольшой узкой реки он резко обернулся к ней и коротко заметил:

— Ты хрипишь, как загнанная лошадь.

Бринн мысленно поблагодарила его за короткую передышку.

— Я могу идти за тобой сколько угодно.

Какое-то мгновение он пристально глядел на нее, а затем, встав на колени у реки, опустил в воду лицо.

Она присела рядом с ним, держась рукой за бок.

— Что случилось? — покосился он.

— Ничего. Колет. — Мучимая жаждой, Бринн зачерпнула в пригоршню воды и втянула ее в себя. — Твои шаги длиннее моих.

— Тогда зачем было упрямиться?

— Я не смогла с собой ничего поделать. — Она внимательно рассматривала его. Боль Гейдж загнал внутрь. Надо заставить страдание выйти наружу, но сможет ли она вынести его боль, взяв ее на себя. — Тебе очень плохо.

— А если и так? Что ты смогла бы сделать? У тебя есть средство от душевной боли? Ты считаешь, что достаточно дотронуться до меня, чтобы вылечить мое сердце?

— Я не могу этого сделать.

Он раскинул руки, и глаза его подозрительно заблестели.

— Ну же, ляг со мной, как с Маликом. Посмотрим, какое у тебя волшебство.

Она отодвинулась. При одной мысли о прикосновении к нему панический страх охватывал ее.

— Во мне нет никакого волшебства. — Она посмотрела на его отражение в быстром течении реки. Тело его казалось размытым, ускользающим, но так ей было легче воспринимать его.

— Ты очень любил Хардрааду?

Он не ответил.

Яд должен выйти наружу.

— Странно, что ты так тяжело воспринял его смерть. Малик говорил, что он отказался признать тебя своим сыном.

— Я к нему ничего не чувствую. — Гейдж горько усмехнулся. — Только его трон привлекал меня, а он не считал нужным отдать его мне.

— Думаю, дело в другом.

— Значит, ты глупа. С какой стати мне любить человека, выгнавшего меня из своей страны?

— Он выгнал тебя?

— Я был слишком похож на него. Он испугался, что я могу вырвать у него то, что он не собирался отдавать. — Помолчав, Гейдж добавил: — Возможно, он был прав. Со временем я мог бы подсыпать ему в вино какую-нибудь травку.

— Ты никогда бы не сделал этого.

— Он считал, что мог бы.

— Тогда он тебя не знал. Ты никогда не причинишь вред ближнему. — Бринн оторвала взгляд от бегущей воды. — А Хардрааду ты любил.

— Повторяю, я не чувствовал… — Гейдж замолчал на полуслове. — Впрочем, похоже, я относился к нему с величайшей нежностью, когда только узнал. Я был совсем мальчишкой, а он казался… всем на свете. Вероятно, он был величайшим воином на земле во все времена и всегда рвался к новым победам. В этом он видел самую большую радость в жизни.

— Как ты узнал его?

— Меня послали к его двору, когда мне исполнилось десять лет и два года. — Его губы скривились. — Мой дед был очень тщеславен. Он подсунул свою дочь Хардрааде, повстречавшись с ним в Византии, в надежде, что тот потеряет голову и женится на ней. Однако Хардраада оставил в ней только свое семя перед отъездом в Норвегию.

— И твой дед отправил тебя к Хардрааде?

— Разумеется! Что может быть вернее для купца, чтобы возвыситься, как не иметь внука-принца?

— А твоя мать?

— Дед разрешил ей переехать в Константинополь, когда я был еще младенцем. Она выполнила долг перед своим отцом, но считала жизнь в деревне позором, оставаясь матерью незаконнорожденного.

«Как же нелегко приходилось в той деревушке бастарду!» — с грустью подумала Бринн. Расти без матери, с дедом, только и мечтавшим использовать его для получения барышей, и с отцом, который ласково обращался с ним, пока не почувствовал в нем угрожающую своей власти силу.

Гейдж не из тех, кто позволил бы затирать себя и над собой насмехаться. Ей вдруг захотелось увидеть рядом Хардрааду и юного Гейджа.

— Когда он прогнал тебя?

— Мне пришлось вернуться в Норвегию несколько лет назад.

Он покинул Хардрааду и стал королем торговцев, когда тот отклонил его законные права. Гейдж никогда не согласился бы с поражением, он попытался бы силой вырвать победу из любого сложившегося положения.

— Тебе было лучше без Хардраады.

— Кто ты такая, чтобы судить? — Лицо его стало жестким. — Думаю, трон Хардраады был бы мне впору.

— Не могу поверить, что ты мечтал о его троне.

— Мне ничего больше не было нужно от него. — Гейдж пристально посмотрел на нее и подтвердил: — Ничего.

Он никогда не поймет, как необходим сейчас был ему разговор об отце, именно здесь и сейчас. Она же знала, что теперь его боль немного ослабнет. И у нее постепенно растаял ком в горле.

— Раз ты так считаешь, значит, так и есть. — Бринн поднялась с колен. — Ладно, теперь я вернусь в лагерь.

Его нетерпеливый жест выражал удивление.

— С тех пор как мы ушли из лагеря, я только это тебе и предлагал.

— Тогда я не могла этого сделать. Теперь тебе легче.

Бринн собралась уходить.

— Постой! — Гейдж рванулся за ней и схватил ее за руку.

Горечь и боль, слезы, сглатываемые втайне ото всех, одиночество и темнота.

Страдания раздирали душу, эмоции захлестывали разум.

В отчаянии Бринн попыталась вырвать свою руку. Но куда же уйдет вся эта боль, если она не возьмет ее на себя?

— Прошу тебя, — прошептала она, закрыв глаза. — Пожалуйста, не надо.

— В чем дело, черт побери?!

— Твоя боль. Пожалуйста, не заставляй меня чувствовать ее. Мне больно…

Он выпустил ее руку.

Боль ушла, но он не должен оставаться один. Она рванулась к нему, взяла его за руку снова. Почувствовав новый болевой удар, застонала.

— Что с тобой происходит, черт возьми? — зло спросил он.

— Не знаю. Мне никогда не было так…

Она слепо взяла его за другую руку. Его страдания, навалившись, готовы были раздавить ее. Внезапно ей стало ясно, что надо делать. Соединив себя с ним, она ощутила, как общая скорбь охватила их.

Бринн прильнула головой к его груди, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Господи! — Он стоял подобно изваянию. — Прекрати плакать.

Она покачала головой.

— Почему, черт возьми, ты плачешь?

— Потому что ты не можешь, — всхлипывая, прошептала она. — Надо, чтобы все куда-нибудь вылилось.

— Ты ненормальная.

Отступив на шаг, он посмотрел ей в лицо.

— Ты сумасшедшая, — повторил Гейдж. Указательным пальцем он провел по щеке, по следу, оставленному слезами. — Не надо, — хрипло сказал он. — Прекрати.

Ее рыдания постепенно стихали, и ему становилось легче. Глубоко, судорожно вздохнув, она перевела дыхание.

— Все. Теперь я пойду. — Бринн повернулась и не спеша спустилась на тропинку. — Я сделала все, что смогла.

— Подожди!

Она оглянулась через плечо.

— Мы ушли далеко от лагеря, — поспешно проговорил Гейдж. — Ты найдешь дорогу обратно?

Он беспокоился о ней. Теплая волна окатила душу, и она улыбнулась.

— Я выросла в лесах. Я никогда не потеряюсь.

Гейджа не было весь день, не вернулся он и к полуночи, тогда они задули светильник.

Бринн еще не спала, когда Гейдж скользнул под покрывало и обнял ее.

Тупая боль, печаль, покорность. Терпимо.

— Если ты опять начнешь лить слезы, я поколочу тебя, — шепнул он ей на ухо. — Я ненавижу плаксивых женщин.

— Я больше не буду.

— Не понимаю тебя, — сказал он изменившимся голосом. — И не верю, что ты можешь вылечить человека, прикоснувшись к нему или угадав его чувства.

— Не веришь, и не надо.

— И не думаю, что мне станет легче из-за нескольких пролитых ради меня слезинок. Мне они не нужны.

— Рада за тебя. Теперь мне надо поспать. — Она закрыла глаза. — Спи спокойно.

Бринн услышала, как он тихонько выругался, потом крепко прижал ее к себе. Привязанность. У нее екнуло сердце: невидимая нить по-прежнему их связывала, хотя она и молилась, чтобы она оборвалась, как только поутихнет его боль. Глупо. Страсть словно приоткрыла завесу их отношений, высветив их глубину.

— Бринн…

— Да.

— Мне не нужны твои слезы, но я благодарен тебе за них.

Его грубоватые слова тронули ее до глубины души. Прижаться бы к нему изо всех сил, но она не должна. Он — враг. Милорд и рабыня. Между ними только сделка, о которой они забывали под неистовым натиском страсти.

— Не стоит благодарности, — ровным голосом ответила она. — Мой долг — помогать тебе.

Его рука все еще обнимала ее, но Бринн уже приготовилась к отступлению. Прекрасно. Держись подальше. Не подходи близко. Никогда не подходи снова так близко.

— Я счастлив, что ты понимаешь свои обязанности. — Гейдж передразнил ее манеру говорить. — Но знай, тебе придется их исполнять и после приезда в Редферн.