– Ланс, нам нужно наконец кое-что выяснить! – резко сказала Хани, и отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, неприятно поразило ее саму. – Ты со вчерашнего утра отказываешься серьезно разговаривать со мной. Я так больше не могу!

Ланс застегнул последнюю пуговицу на своей рабочей рубашке и, рассеянно улыбаясь, посмотрел на нее.

– Давай поговорим вечером, когда снова окажемся в постели, – уклончиво ответил он, заправляя рубашку в джинсы и делая вид, что не замечает ее раздражения. – Сейчас мне нужно работать… – Его глаза насмешливо блеснули. – Я и так пропустил из-за тебя почти целый день. Кто бы мог подумать, что в тебе еще столько неутоленной страсти?! Теперь мне придется наверстывать упущенное. – Взгляд Ланса остановился на мягких очертаниях ее плеч и груди. – И извольте-ка одеться, мисс, иначе я никуда не пойду, и все начнется сначала.

Хани машинально натянула повыше простыню и зажала ее под мышками, сердито глядя на принца из-под насупленных бровей. Все утро Ланс вел себя странно, избегая прямых, недвусмысленных ответов на ее вопросы, и таким же он был накануне вечером. Словно блуждающий болотный огонек, он ловко ускользал из ее протянутых ладоней, и Хани раз за разом снова проваливалась в трясину сомнений. Стоило ей серьезно заговорить с ним, Ланс начинал умело лавировать, и всякий раз они снова оказывались в постели. Вскоре Хани окончательно убедилась, что имеет дело с мастером отвлекающего маневра, и с грустью подумала, что знает, откуда в нем такое умение. Ей сразу вспомнилась сомнительная репутация Неистового Ланса. Подобному мастерству можно было научиться разве что в борделе!

Хани казалось, что за последние недели они освоили все способы физической любви, но прошедшей ночью Ланс наглядно продемонстрировал всю глубину ее заблуждения. Он буквально ошеломил ее, сбил с толку, и Хани оставалось только гадать, в каких пропорциях смешались в этом опьяняющем, кружащем голову коктейле опыт, подлинная страсть и желание заткнуть ей рот.

– Нет, мы поговорим сейчас, – сказала Хани негромко, но в ее голосе отчетливо прозвучала сталь. – Сейчас, а не потом. Сейчас, Ланс!

Он открыл рот, чтобы что-то возразить, но раздумал, увидев воинственное выражение ее лица. Снисходительно улыбаясь, Ланс вернулся к кровати и присел на край.

– Хорошо, сейчас так сейчас, – миролюбиво согласился он, беря ее за руку. – Я полностью в твоем распоряжении. Медок.

С этими словами Ланс придвинулся ближе и, наклонившись к Хани, поцеловал ее чуть ниже ключицы. Этого оказалось достаточно, чтобы она машинально подняла руку и обхватила его за шею.

"Как он все-таки непозволительно прекрасен!" – с отчаянием подумала Хани. В самом деле, черная ткань рабочей рубашки, которую надел сегодня Ланс, делала его невероятно живым, настоящим, невыдуманным. Она никогда не уставала любоваться его лицом, но сейчас его васильковые глаза сияли особенно ярко, светло-каштановые волосы горели, как огонь, а загорелая кожа казалась медной. По контрасту с черной рубашкой все это выглядело просто потрясающе.

Ланс поднял свободную руку и, медленно стащив простыню с ее задорно торчащих грудей, потянулся к еще дремлющим соскам.

– Ланс! – с негодованием воскликнула Хани, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, еще крепче обняла за шею и опомнилась только тогда, когда матрац рядом с ней прогнулся под тяжестью его тела.

Он снова собирался соблазнить ее ласками и увлечь страстью, лишь бы не отвечать на нелицеприятные вопросы!

– Нет, черт побери!.. – выкрикнула она и оттолкнула Ланса с такой силой, что он едва не свалился с кровати. – Нет! Нет!! Нет!!!

Воспользовавшись его секундным замешательством, Хани решительно натянула простыню до самого подбородка и, вырвавшись от него, отпрянула на противоположный край широкой двуспальной кровати. Встав на колени, она приготовилась спрыгнуть на пол, если Ланс снова потянется к ней.

– Что случилось, Медок? – недоуменно спросил он.

– Мы должны поговорить, Ланс, – решительно заявила ему Хани.

Лицо Ланса сразу приобрело обиженное выражение.

– Ты это уже говорила, – сердито сказал он. – Я только не понимаю, почему твой важный разговор нельзя немного перенести. Ладно, выкладывай, что там у тебя, и покончим с этим.

– Хорошо, – Хани поспешно перевела дух и торопливо заговорила, опасаясь, что он передумает:

– Так вот, Ланс, я хотела сказать тебе, что не могу больше здесь оставаться. Мне пора возвращаться к своей работе. Все причины, которые оправдывали мое присутствие на острове, исчезли вчера, когда исчезла угроза твоей жизни.

– Это смешно! – тут же взорвался Ланс. – Я не понимаю, почему ты должна уезжать! Тебе же здесь нравится; кроме того, нам очень хорошо вдвоем – и в постели, и, я надеюсь, вне ее. Какого дьявола тебе понадобилось в Хьюстоне? А если бы мы не раскрыли эту Мартелл? Ведь тогда тебе пришлось бы остаться на острове еще неизвестно на сколько дней!

– Но ведь мы ее раскрыли! – возразила Хани. – В этом-то как раз все и дело, Ланс! Я не могу позволить себе остаться в этом райском уголке только потому, что мне здесь нравится. У меня есть моя работа, а это, между прочим, подразумевает и определенную ответственность. Как же ты до сих пор не понял, что я сама зарабатываю себе на жизнь?!

– Ты обещала остаться со мной до закрытия моей выставки, – упрямо сказал Ланс и нахмурился. Его ярко-васильковые глаза стали сапфирово-синими, и в них появился жесткий блеск. – Твоя драгоценная работа может подождать, разве не так? Или для тебя моя выставка больше ничего не значит?

– Твоя выставка здесь ни при чем. – Хани устало вздохнула. – Я обещала тебе и сдержу свое обещание. Но я рассчитывала, что мы займемся этим, когда встретимся в Нью-Йорке в будущем месяце. Поверь, Ланс, я вовсе не хочу совсем разрывать наши отношения. Например, я могла бы прилетать на остров, когда у меня будут выходные, или ты мог бы приезжать ко мне в те дни, когда не будешь слишком занят подготовкой к выставке. Просто мне кажется, что нам пора взглянуть на наши отношения… более реалистично.

– Звучит очаровательно, – едко заметил Ланс. – Ты – настоящая холодная рационалистка, Хани! Очевидно, именно такого предложения следовало и ожидать от частного детектива, который должен обладать трезвым аналитическим умом. Что ж, примите мои поздравления, мисс Шерлок Холмс. Правда, я все-таки надеялся, что когда ты будешь составлять свое расписание, то не забудешь поинтересоваться моим мнением!

Холодная рационалистка? Как бы не так! Каждое слово, которое произносила Хани, ранило ее самое, но она знала, что если ей хочется сохранить хотя бы крупицу уважения Ланса, она должна в первую очередь уважать себя. Кроме того, с самого первого дня их романа Хани знала, что такой момент обязательно наступит, и это помогло ей подсознательно к нему подготовиться.

– Если дело до этого дойдет, я обязательно поинтересуюсь твоим мнением, – спокойно сказала она. – И, кстати, я не вижу ничего зазорного в том, чтобы быть реалисткой. Ты и сам знаешь, что эта идиллия не может продолжаться вечно. Когда-то нам обоим придется вернуться к своей собственной жизни… и тогда каждый из нас пойдет своим отдельным путем.

– Это… этого не может… не должно случиться! – запинаясь, проговорил Ланс, не глядя на нее.

– Нет, должно, – негромко возразила Хани, чувствуя, как непроизвольно напрягаются мускулы ее лица. – Как и ты, я не могу отказаться от своей работы и от своей независимости. Я не хочу влачить бездумное растительное существование даже ради тебя, Ланс!

Его губы растянулись в горькой усмешке.

– Как же красноречиво ты умеешь выражать свои мысли, Хани! Послушать тебя, так жизнь со мной может показаться такой же привлекательной, как визит к зубному врачу.

– Не говори глупости! – нетерпеливо перебила его Хани. – Ты же знаешь – я считаю тебя восхитительным любовником. По-моему, я достаточно ясно дала тебе это понять… Я же сказала, что не хочу прерывать наши отношения, просто теперь они неизбежно будут продолжаться на иных условиях.

– Черта с два я соглашусь на твои условия! – грубо сказал Ланс, и его лицо потемнело. Вскочив на ноги, он яростно сверкнул глазами. – Может быть, тебе и будет хватать этой жалкой, анемичной связи, но будь я проклят, если примирюсь с подобным положением! Мне нужно гораздо больше. Мне нужно все, Хани, все или ничего! И, клянусь Богом, я добьюсь того, чего мне хочется!

С этими словами он повернулся и решительно зашагал к двери.

– Означает ли это, что ты намерен вовсе положить конец нашим отношениям? – холодно спросила Хани, стараясь спрятать свой страх за внешним спокойствием, которого она отнюдь не чувствовала.

Ланс ненадолго остановился у самых дверей и повернулся к ней. Его лицо было бледно, а глаза сверкали, как только что наточенное стальное лезвие. На мгновение Хани даже показалось, что перед ней другой человек. Она не узнавала в нем ни нежного любовника, ни вдохновенного художника; это опять был Неистовый Ланс – холодно насмешливый, неуступчивый и жестокий.

– Черт побери, конечно, нет! – сказал он негромко. – Просто ты нужна мне вся, без остатка. Я никуда не отпущу тебя, Хани. Постарайся привыкнуть к этой мысли и принять ее – так тебе будет гораздо легче.

Дверь за ним захлопнулась с резким щелчком, и Хани осталась одна – растерянная и подавленная.

Она никак не ожидала, что Ланс не сможет понять ее. Неужели он не способен прислушаться к голосу разума? Неужели он не видит, каких усилий ей стоит сохранять холодное спокойствие, когда единственное, чего она хочет, это очутиться в его объятиях? Очевидно, он просто не в силах осознать, что будет с ее жизнью, если она смирится с ролью его официальной любовницы. Зато Хани понимала это очень хорошо: скоро она просто возненавидит себя и – что гораздо хуже – в конце концов возненавидит его за то, что он с ней сделал!

"Нет, – решила Хани, – должен быть какой-то способ убедить Ланса в том, что я права!" Правда, пока она такого способа не видела, но в том, что искать его необходимо, Хани ни капли не сомневалась. Она просто не представляла себе, как сможет существовать дальше, если в ее жизни не будет Ланса, однако и предложенный им вариант оставался для нее совершенно неприемлемым. "Должна же быть какая-то золотая середина!" – в отчаянии подумала Хани. Может быть, ей даже не стоит ничего особенного придумывать, а просто попробовать убедить его еще раз, когда оба они немного успокоятся.

Некоторое время Хани ходила из угла в угол, не зная, на что решиться, пока ей не пришла в голову отчаянная мысль поговорить с Алексом: в конце концов, это единственный человек, имеющий на Ланса хоть какое-то влияние. За последние недели она полюбила Бен Рашида-младшего как брата и знала, что и он относится к ней с не меньшей симпатией и теплотой. Но уверенности, что Алекс выступит на ее стороне против Ланса, у Хани не было ни малейшей…

Попытаться тем не менее стоило, и Хани решительно прошествовала в ванную комнату. Почистив зубы, она быстро приняла душ и причесалась. Утренний туалет занял у нее всего двадцать минут, и Хани, бросив взгляд на наручные часики, с удовлетворением убедилась, что еще успеет застать Алекса за столом на открытой веранде, где он имел обыкновение завтракать. Правда, время завтрака уже миновало, но Хани надеялась, что Алекс как всегда засидится за столом, попивая крепкий кофе и просматривая утреннюю корреспонденцию.

Хани проворно втиснулась в узкие белые джинсы, натянула короткую красную майку с воротником "лодочкой", сунула ноги в сандалии и, покинув спальню, стала быстро спускаться по лестнице.

Впрочем, можно было и не торопиться, потому что, когда она вышла на веранду, никакого Алекса там не было. Стол, правда, был накрыт с обычной элегантностью, но только на двоих, хотя в последние дни они, как правило, завтракали втроем.

– Что, мистер Бен Рашид уже позавтракал? – спросила Хани у Хустины, которая появилась у нее из-за спины с кофейником в руках.

– Давно позавтракал, – с готовностью отозвалась экономка. – Сеньор Алекс улетел в Хьюстон рано утром и вернется только вечером. Он велел мне кое-что передать вам… – Хустина поставила кофейник на подставку и поправила на сиденье стула небольшой бамбуковый мат. – Сеньор Алекс просил сказать, что вчера вечером он говорил по телефону с сеньором Дэвисом и что сеньор Дэвис был очень расстроен, когда узнал, что посылка отправится в Седикан вместо Хьюстона. Сеньор Алекс решил, что ему необходимо объясниться с ним, и поэтому сразу же вызвал вертолет на сегодняшнее утро.

"Странно, что я не слышала шума двигателей…" – подумала Хани, но ее мысли тут же перескочили на другой предмет. "Посылка" – это, несомненно, Леонелла Мартелл и ее преступные сообщники, догадалась она и улыбнулась, представив себе, как был разъярен мистер Дэвис. Решив вопрос по-своему, Алекс, бесспорно, ступил на чужую территорию, но Хани не сомневалась, что он сумеет найти способ успокоить оскорбленные чувства чиновника. Тем не менее ее собственный разговор с Алексом вынужденно откладывался, и это огорчило Хани.

– Так он вернется сегодня вечером? – уточнила она, усаживаясь на свое привычное место за столом. Хустина кивнула и налила ей кофе в чашку.

– В крайнем случае – завтра рано утром, – подтвердила она. – Сеньор Алекс сказал, что вы с сеньором Руби вряд ли будете без него скучать.

Хустина произнесла эту фразу совершенно спокойно, но Хани очень ясно представила себе озорной огонек, промелькнувший в глазах Алекса, когда он оставлял экономке свое сообщение.

– Сеньор принц будет завтракать? спросила тем временем Хустина.

– Не думаю, – пожала плечами Хани. – Мистер Руби сразу пошел в студию. Похоже, он собирается работать весь день, так что будет совсем неплохо, если вы отнесете ему кофе и бутерброды.

Хустина кивнула и бесшумно исчезла, оставив Хани предаваться невеселым размышлениям.

Хани выпила кофе и попробовала что-нибудь съесть, но никакого вкуса не почувствовала, так что в конце концов с отвращением отодвинула от себя тарелку. Нужно было убить, по крайней мере, несколько часов, и она решила пойти на берег искупаться. Может быть, чудесный морской пейзаж поможет ей развеяться; пока же Хани чувствовала себя настолько подавленной, что не могла даже читать.

Она почти уже спустилась на пляж, когда издалека донесся уже знакомый рокот вертолетных винтов. Этот звук заставил Хани остановиться в удивлении. Сначала она подумала, что это возвращается из Хьюстона Алекс, но для него, пожалуй, было слишком рано. Вряд ли он успел бы справиться со всеми делами за такой короткий срок.

Тем не менее Хани повернулась и зашагала по склону обратно. То и дело она останавливалась, оглядывая небо из-под приставленной к глазам ладони, и вскоре действительно увидела над островом вертолет. Это, однако, была не та оранжево-желтая машина, которая обычно стояла на посадочной площадке возле усадьбы. Незнакомый вертолет был больше, а его фюзеляж сверкал свежей белой и голубой краской, но в том, куда он направляется, сомневаться не приходилось. Пока Хани размышляла, кто бы это мог быть, голубая стрекоза начала разворачиваться, заходя на посадку, и она невольно ускорила шаг.

Поднявшись на вертолетную площадку, Хани увидела высокого седого мужчину в голубой, с иголочки, форме. На спине его летного комбинезона была нашита эмблема с названием транспортной фирмы: "Вертолетная компания "Санбелт". Мужчина поддерживал под руку темноволосую женщину в элегантном брючном костюме тыквенного цвета, осторожно спускавшуюся по легкой алюминиевой лесенке. Завидев Хани, женщина подняла голову и бросила на нее пристальный и внимательный взгляд.

– Я так и думала! – произнесла она низким приятным голосом. – В жизни вы гораздо красивее, чем на фотографии, мисс Хани Уинстон. – Она ослепительно улыбнулась Хани. – Позвольте представиться. Я – баронесса Беттина фон Вельтенштайн. Скажите, милочка, где же прячется эта неразлучная пара – Ланс и Алекс? Неужели они отправили встречать меня вас одну?

Хани так удивилась, что у нее буквально отвисла челюсть. Та самая Беттина фон Вельтенштайн?! Тевтонский Кошмар, перед которым трепетал даже Алекс? Женщина, которую она видела перед собой, совсем не напоминала роковую обольстительницу, которую Хани не раз рисовала в своем воображении. Ее нельзя было даже назвать красивой, хотя круглое приветливое лицо баронессы не было лишено привлекательности, а в больших карих глазах, скрытых за толстыми очками в модной черепаховой оправе, светился живой, острый ум.

Осанка ее тоже была не безупречной, а пышные формы в сочетании с невысоким ростом создавали впечатление излишней полноты.

Чтобы заметить все это, Хани потребовались считанные доли секунды, но баронесса, очевидно, не уступала в своей чувствительности самому лучшему сейсмографу и сразу уловила ее настороженность.

– Я тоже представляла вас несколько иначе, милочка, – сказала она, кивая с понимающим видом, и, близоруко прищурившись, впилась глазами в лицо Хани. – Интересно, что наболтали вам обо мне эти два шалопая?

Она пожала плечами и улыбнулась с поистине детской непосредственностью.

– Боюсь, у вас составилось обо мне не слишком лестное мнение, мисс Уинстон.

Хани еще не совсем пришла в себя, но все же предприняла слабую попытку поддержать разговор.

– О нет, баронесса, что вы! – воскликнула она. – Они почти ничего о вас не говорили. Так, упоминали раза два или три…

Тут она остановилась, сообразив, что допустила бестактность, но баронесса умело вышла из положения.

– Я всегда считала, что на телефонные разговоры полагаться нельзя – они никогда не производят должного впечатления. Вот и Ланс меня, кажется, неверно понял, – заявила она с легкой улыбкой. – Ненавижу телефоны! Линия так часто подводит, когда речь заходит о важных или неприятных вещах… Собственно говоря, именно поэтому я и сочла необходимым приехать лично.

Хани постаралась спрятать улыбку, невольно появившуюся на ее губах, и ответила с подобающей случаю серьезностью:

– Вы совершенно правы, баронесса. Жаль только, что вы не известили Алекса о своем приезде – как раз сегодня утром он улетел в Хьюстон. И, боюсь, раньше завтрашнего утра не вернется.

По лицу баронессы пробежало легкое облачко.

– Я сомневаюсь, что он изменил бы свои планы, даже если бы знал о моем визите, – сказала она довольно сухо. – Скорее наоборот – он постарался бы уехать пораньше и задержаться на материке подольше. Видите ли, милочка, мы с Алексом недолюбливаем друг друга, и это иногда выливается у него в… Но Ланс, надеюсь, еще здесь? – неожиданно перебила она сама себя.

Хани кивнула, неожиданно для себя проникаясь к баронессе симпатией. К ней просто невозможно было относиться враждебно, несмотря на всю ее агрессивную напористость и неуемную энергию.

– Да, он здесь, но сейчас работает в студии. Если хотите, я могу проводить вас к нему.

– Не стоит, – покачала головой баронесса. – Собственно говоря, я ведь приехала не столько к нему, сколько к вам… – Повернувшись к пилоту вертолета, она величественно произнесла:

– Подождите меня здесь. Мы скоро вернемся.

Не дожидаясь почтительного кивка летчика, баронесса вскинула на плечо небольшую коричневую сумку из мягкой итальянской кожи.

– Куда мы можем пойти, чтобы нам никто не помешал? – спросила она у Хани.

– Можно прогуляться вдоль берега, – неуверенно предложила Хани.

Она была совершенно сбита с толку: ни Алекс, ни Ланс не упоминали о том, что Беттина в ближайшее время должна приехать на остров. Наоборот, оба были почти уверены, что она не приедет. Значит, баронесса никого из них не предупредила. Но неужели она действительно преодолела столько миль только для того, чтобы увидеть неизвестную ей Хани Уинстон?

– Прогуляться вдоль берега? – переспросила Беттина, искоса поглядев на свои туфли с тонкими, высокими "шпильками". – Что ж, пожалуй, это нам подойдет, хотя я, разумеется, должна была предвидеть, что остров не вымощен мрамором…

С этими словами она наклонилась и, сняв с ног туфли, небрежно засунула их в сумку.

– К счастью, я всегда ношу с собой запасную пару чулок; те, что сейчас на мне, превратятся в лохмотья уже через несколько шагов, – добавила она и взмахнула рукой, предлагая Хани показывать дорогу. – Ведите меня, мисс Уинстон, а я постараюсь не отстать. Должно быть, это очень приятно – иметь такие длинные стройные ноги. Впрочем, я знала, что вы не только хороши собой, но и довольно высоки ростом. Высокая, стройная, длинноногая блондинка с голубыми… или с почти голубыми глазами: казалось бы, банальное сочетание, но если бы вы знали, как оно редко встречается!

Хани поглядела на нее с недоумением, но промолчала, потом послушно повернулась и пошла от вертолетной площадки. На этот раз она выбрала для спуска к морю не каменистую тропу, а ведущую к коттеджу пальмовую аллею. Здесь толстый слой утоптанной глины был лишь кое-где размыт недавним ураганом, и баронесса не рисковала порезать ноги случайным обломком кварца или острой раковиной. Аллея была достаточно пологой, но немка сосредоточенно молчала до тех пор, пока они не спустились к подножию холма, где начинался мягкий песок пляжа.

– Вы даже держитесь совсем неплохо, – неожиданно мрачно сказала Беттина. – Это тоже увидишь не часто. Многие высокие женщины начинают сутулиться, а походка у них просто чудовищная, но… – Она не договорила. Последовала долгая пауза, после чего баронесса сказала уже несколько иным, более доверительным тоном:

– Ах, если бы вы знали, милочка, сколько лет мне пришлось заниматься балетом, чтобы меня хотя бы замечали рядом с этими гигантшами! А вы занимались балетом, мисс Уинстон?

Хани отрицательно покачала головой, вспоминая спартанскую обстановку сиротского приюта, в котором она росла и воспитывалась. Нет, конечно, дети там не голодали, но…

– К сожалению, нет, баронесса, – ответила она негромко.

– Я так и думала, – угрюмо произнесла Беттина. – Нет в мире справедливости!

Она повернулась к Хани и поглядела на нее сквозь толстые линзы своих очков, которые делали ее глаза похожими на совиные.

– А ведь вы еще моложе меня, – сказала она неожиданно.

– Ненамного, – отозвалась Хани машинально, еще не понимая, куда клонит баронесса. Странно, но факт: она оказалась в роли, в которой уж никак себя не представляла. То ли случайно, то ли намеренно, но Беттина фон Вельтенштайн повернула разговор так, что Хани пришлось утешать свою соперницу.

– Мне двадцать четыре года, баронесса.

– Зато мне тридцать один, – энергично отрезала Беттина. – И я на год старше Ланса. Кстати, называйте меня Беттина – мне будет нелегко говорить с вами, если мы обе будем придерживаться формальностей. А я буду называть вас просто Хани, можно?.. Какое ужасное имя! – вдруг добавила она вне всякой связи с предыдущим. – Почему вы его не смените?

"Как странно!.." – озадаченно подумала Хани. Насколько она успела заметить, баронесса не особенно стеснялась откровенно высказывать все, что было у нее на уме, и от этого говорить с ней было легко. Но после ее последних слов Хани овладело какое-то непонятное смущение. "Зачем ей вдруг понадобилось устанавливать со мной доверительные, неформальные отношения?" – спросила она себя и впервые в жизни почувствовала досаду на этот выпад против ее имени.

– Не могу не согласиться, бар… Беттина, – сказала она довольно холодно, – но менять имя – это такая морока! На мой взгляд, овчинка не стоит выделки. Кстати, откуда вы знаете, как меня зовут и что я живу на острове?

– Может, присядем? – уклончиво отозвалась Беттина, останавливаясь. – Я, должно быть, отвыкла ходить по горячему песку и чувствую себя не слишком уютно.

Не дожидаясь, пока Хани что-нибудь ответит, Беттина плюхнулась на песок в тени раскидистой пальмы.

– Что касается вашего вопроса, – неожиданно спохватилась она, – то все очень просто. Я увидела вашу фотографию в газете и решила разузнать о вас все, что можно. Собственно говоря, на это маленькое расследование меня подтолкнуло выражение лица Ланса на этом снимке.

– В газете? – переспросила Хани, усаживаясь рядом с баронессой и озадаченно морща лоб. Лишь через несколько секунд она вспомнила фотографа с его ослепительной вспышкой, который подловил их с Лан-сом в вестибюле отеля. Боже, как же давно это было! – Значит, этот снимок опубликовали? – спросила она, хотя ответ был очевиден.

Не отвечая, баронесса полезла в свою сумку, достала оттуда сложенную газету и бросила ее Хани на колени.

– Да, они его опубликовали, – сказала она коротко. – По их мнению, это был прекрасный пример, подтверждающий неблаговидную репутацию принца Руби. И если бы вы знали, сколько грязных намеков и сплетен он породил!.. Родители Ланса были очень недовольны. Когда сразу после публикации этого снимка они позвонили мне…

– Вы знаете его родителей? – рассеянно спросила Хани, разворачивая газету.

Ее собственное потрясенное лицо Хани не слишком заинтересовало, а вот лицо Ланса… Баронесса была права: здесь было, на что посмотреть. В то время как сама Хани глядела прямо в объектив камеры, взгляд принца был направлен на нее, и на его лице читались и желание, и нежность, и стремление защитить – три чувства, которые даже сейчас, после слов баронессы, наполнили Хани радостью и торжеством.

– Когда мы с Лансом были детьми, наши семьи поддерживали очень близкие отношения, – объяснила Беттина. – Пока Ланс не уехал в этот ужасный Седикан, мы с ним были практически неразлучны. Их Величества всегда одобряли это. Можно сказать, они уже заранее благословили наш брак…

– Я поняла, – негромко сказала Хани, бережно сворачивая газету и возвращая ее баронессе. – И все же вы так и не поженились?

– Всему свое время, – ответила Беттина с уверенностью, которая ужаснула Хани. – Я очень решительная и упрямая женщина, Хани. Этот брак не просто желателен – для Ланса он абсолютно необходим!

– Ах, вот как? Ну, разумеется: голубая кровь, благородное происхождение и все такое… – не сдержавшись, заметила Хани и машинально сглотнула вставший в горле комок. – Вульгарная плебейка не может быть матерью маленьких принцев и принцесс?

– Зачем вы так, Хани? – Баронесса обиженно поджала губы. – Не нужно все упрощать. Я действительно придерживаюсь, быть может, слегка устаревших взглядов на то, что такое безупречное генеалогическое древо. Однако во мне достаточно здравого смысла, чтобы не закрывать глаза на тот факт, что многие великие государственные мужи происходят от браков, которые наши консервативные предки назвали бы мезальянсом. И сомнительное происхождение не помешало им стать выдающимися деятелями нашей эпохи. Но дело вовсе не в этом – в наших спорах с Лансом я привожу подобные аргументы только потому, что не могу сказать ему всей правды…

– Какой правды? – поспешно воскликнула Хани. Она очень хотела бы сохранять в общении с баронессой нейтральный тон, но ей вдруг стало по-настоящему страшно.

– Я люблю его, – просто сказала Беттина. – Я любила его всю жизнь. Все, что я ни делала, – тот же балет, к примеру, – все было направлено на то, чтобы стать ему подходящей парой. Я хотела воспитать в себе качества, которые Ланс хотел бы видеть в своей будущей супруге, и, как мне кажется, кое-каких успехов я достигла.

Хани бросила быстрый взгляд на баронессу. Ее лицо было серьезным, искренним и чуть-чуть торжественным.

– Но зачем вы рассказываете об этом мне, Беттина? – спросила Хани и, с трудом оторвав взгляд от ее миловидного кругленького личика, стала разглядывать лениво набегающие на берег волны. Почему-то и баронесса, и вся ситуация перестали казаться ей забавными:

Представлять себе Ланса женатым на другой женщине Хани было больно и обидно до слез. – Ваши с ним отношения меня совершенно не касаются, – добавила она, обводя горизонт невидящим взглядом.

– Я действительно не имею привычки рассказывать о своих самых сокровенных переживаниях первому встречному, – согласилась баронесса. – Откровенно говоря, это первый случай, когда я разговариваю с одной из Лансовых petite amies*, но, когда я увидела это фото в газете, я решила, что нам просто необходимо встретиться. – Баронесса помолчала. – Честно говоря, я испугалась, Хани. Я еще ни разу не видела, чтобы Ланс так смотрел на женщину. Вот почему мне показалось, что нам нужно познакомиться поближе, пока еще не поздно.

* Здесь – приятельницы, подружки (фр.).

– Кажется, вы видите во мне угрозу… – медленно проговорила Хани. – Должна ли я считать себя польщенной? Извините, Беттина, но я не вижу, о чем нам с вами разговаривать! Вы и я – мы играем в жизни Ланса совершенно разные роли. Нам с вами абсолютно нечего делить.

– Ах, милочка, значит, вы понимаете?! – воскликнула баронесса, с облегчением вздыхая. – Это просто превосходно! Я боялась, что вы… гм-м… питаете определенные надежды. Но, слава Богу, вы понимаете, это совершенно невозможно!

Хани на секунду закрыла глаза – таким острым был внезапный приступ пронзившей ее боли.

– Невозможно… – повторила она неожиданно девшим голосом.

В глазах баронессы светились неподдельные теплота и участие. Наклонившись к Хани, она коротко, но сочувственно пожала ей руку.

– Не расстраивайтесь, дорогая, – ласково сказала она. – Людям редко удается получить все сразу, и мы с вами – не исключение. Как правило, приходится довольствоваться компромиссным решением.

– Вот как? Ну, чего, по вашему мнению, должна лишиться я – понятно. А чего лишитесь вы, баронесса? – резко спросила Хани и, украдкой стряхнув с ресниц слезы, повернулась к Беттине, с вызовом приподняв подбородок. – Каким компромиссом готовы довольствоваться вы?

– Я? – Губы баронессы задрожали. – Я готова смириться с тем, что Ланс никогда – слышите, никогда! – не посмотрит на меня так, как он смотрел на вас на этом снимке. – Ее голос был совсем тихим, а в глазах отражалась такая же боль, какая терзала Хани. – Я знаю, что он никогда не будет любить или желать меня так, как он любит и желает вас, Хани. Это и есть мой компромисс.

– Но как вы можете?! – громко воскликнула Хани. – Как вы можете добиваться мужчину, который не хочет вас? Зачем вам унижаться, зачем мучить его и себя?

– Со временем, – спокойно объяснила Беттина, – он привыкнет ко мне и станет… нет, не любить, а просто заботиться обо мне. Это может частично компенсировать мне то, чего у меня никогда не будет. Я могу завоевать его доверие, его благодарность, даже привязанность! – Она улыбнулась горькой улыбкой. – Конечно, это не так много, но мне будет достаточно.

"Я не должна, не должна жалеть эту женщину!" – лихорадочно твердила себе Хани, чувствуя, как уходят куда-то ее решимость и присутствие духа. Установившиеся между ней и баронессой понимание и сочувствие были для Хани гораздо опаснее откровенной враждебности. Господи, как трудно противостоять женщине, которая любит Ланса так же сильно, как и она сама!

– Так вы приехали, чтобы сказать мне именно это? Что я никогда не смогу занять никакого места в жизни Ланса? – с горечью спросила она.

Беттина отрицательно покачала головой.

– Нет, я приехала не за этим, – сказала она мягко. – Я приехала сказать вам, Хани, что в его жизни хватит места для нас обоих. Я – современная женщина, и мне совершенно ясно, что вы в состоянии дать Лансу что-то такое, чего не могу дать ему я… – Она устало и покорно пожала плечами. – Радость, наслаждение, романтика, страсть – все это вы, Хани! Во мне этого нет… или Ланс просто не видит, не хочет замечать. Как бы там ни было, вы можете и должны дать ему то, что он ищет и находит в вас.

Беттина отвернулась, рассматривая какую-то полузарывшуюся в песок раковину.

– Я хотела сказать, – продолжала она негромко, – что покуда вы оба будете вести себя осторожно, не привлекая к себе ненужного внимания, я буду смотреть сквозь пальцы на ваши отношения, как бы долго они ни продлились.

– С вашей стороны это по-настоящему великодушное и щедрое предложение, – без тени сарказма ответила Хани. Она очень сомневалась, что была бы способна на подобное, окажись она на месте Беттины.

– Не думаю, – хрипло отозвалась баронесса. – Не стоит преувеличивать мое благородство: мне просто не остается ничего другого. Я уже упоминала, что постаралась узнать о вас, Хани, все, что только возможно. Вы с Лансом стали любовниками только потому, что он небезразличен вам, отнюдь не наоборот! Это – единственное, что имеет значение. – Она резким движением вскинула голову, и Хани поразилась, сколько внутренней силы и мужества скрыто в этой маленькой, невзрачной женщине. – Потому что, что бы ни случилось, он не должен страдать! – добавила она твердо. – Надеюсь, это ясно?

– Я прекрасно вас понимаю, – дрогнувшим голосом произнесла Хани. – Я тоже очень сильно люблю его.

– Не знаю, не знаю… – с сомнением покачала головой баронесса. – Но я собираюсь это выяснить. Насколько бескорыстна ваша любовь, Хани?

– Что вы имеете в виду?.. – с негодованием начала Хани, но Беттина не дала ей договорить.

– Я хочу, чтобы вы с Лансом расстались, – быстро сказала она и подняла руку в знак того, что Хани не должна перебивать ее. – Не навсегда, милочка, не навсегда! Я ведь уже сказала, что не вправе требовать от вас этого. Нет, Хани, я только хотела, чтобы вы не встречались до конца следующего месяца, когда пройдет эта его выставка в Нью-Йорке.

– Вы и об этом знаете? – обреченно спросила Хани.

– Алекс рассказал мне обо всем, когда я звонила Лансу несколько дней назад, – небрежно сказала баронесса, но ее губы как-то странно скривились. – Я думаю, он пытался таким образом удержать меня от приезда на остров – дав мне надежду, что я смогу вскоре увидеть Ланса на континенте. Но сейчас это не главное. Вы, наверное, сами не понимаете, Хани, насколько важна эта выставка. Помимо того, что все узнают, какой Ланс замечательный художник, выставка его картин поможет Лансу помириться с родными!

Она улыбнулась задумчивой, печальной улыбкой.

– Знаете, Хани, я ведь видела только одну его картину – портрет старого шейха, который Ланс подарил Алексу в прошлом году. Как же я завидую вам, что вы не только видели все его картины, но и сумели уговорить его выставить их! Ради меня Ланс бы на это не пошел…

– А разве он поссорился с родителями? – коротко спросила Хани, стараясь не позволить баронессе снова разжалобить себя. – Впрочем, насколько мне известно, они никогда не были особенно близки.

– Не все так просто, – ответила баронесса. – Какими бы ни были их отношения, мнение Их Величеств никогда не было Лансу безразлично. Уважение и признание родителей много для него значат, хотя он и старается этого не показывать. Я вам даже больше скажу: чем хуже становились отношения между ними, тем сильнее Лансу хотелось утвердить себя в глазах родных. Может, со стороны это и смахивает на мальчишество, но это так, Хани. Как бы там ни было, персональная выставка обязательно поможет ему в этом. А я… – Беттина снова вздохнула. – Я сделаю все, чтобы убедить Их Величества посетить галерею. Подобный жест с их стороны может стать первым шагом к примирению, но тут возникает одна проблема…

– Эта проблема – я? – деревянным голосом произнесла Хани, чувствуя, как горло ее стиснула судорога боли.

Беттина кивнула.

– Если ваша связь к тому времени будет продолжаться, то она непременно привлечет к себе внимание. – Ее рот горестно скривился. – Вы ведь знаете: где бы Ланс ни появился, он всегда оказывается в центре внимания прессы. Не мне вам говорить, но в данных обстоятельствах очередной громкий скандал совсем ни к чему. Он только еще больше расстроит родителей Ланса.

Карие глаза Беттины внезапно стали очень серьезными.

– Достаточно ли вы любите его, Хани Уинстон, чтобы поставить благополучие Ланса выше собственного благополучия? Если да, то постарайтесь это доказать. И не беспокойтесь, ваша разлука не будет долгой: может быть, чуть больше месяца. А после этого вы сможете возобновить свои отношения без всяких помех с моей стороны.

– Вы хотите, чтобы я… вообще не виделась с ним все это время? – запинаясь, спросила Хани и вздрогнула от внезапно накатившего на нее чувства одиночества.

Она-то надеялась приезжать к Лансу хотя бы по выходным, помогать ему в устройстве выставки…

– Я думаю, это будет самым правильным решением, – сочувственно, но твердо произнесла Беттина. – Скрыть вашу связь – особенно после той шумихи, которую подняли по этому поводу газеты, – трудно, практически невозможно; надежда только на то, что об этом все скоро забудут. Если же вы будете продолжать встречаться, какой-нибудь пронырливый репортер непременно вас выследит. Я считаю, Хани, что исключить все контакты с Лансом в ваших же интересах. И в его…

– Боюсь, у меня не так много сил, как у вас, Беттина, – ответила Хани, сокрушенно качая головой. Несмотря на все усилия, голос ее заметно дрожал. – Не знаю, смогу ли я… А главное – я ему обещала, что останусь с ним до конца выставки!

– Сможете, обязательно сможете, Хани! – убежденно сказала Беттина. – Ведь вы же его любите! А что касается выставки – уверяю вас, у него найдется масса квалифицированных помощников. Понимаю, что вам будет трудно сказать ему это все самой, но я могу помочь вам избавить вас от неприятных объяснений. Если хотите, я сейчас же отвезу вас в Хьюстон на вертолете, потом вернусь к Лансу и сама ему все объясню. Вам не придется прощаться с ним, ведь это так тяжело, даже если знаешь, что расстаешься, не навсегда… – В ее голосе дрожали слезы, а глаза за стеклами очков странно блестели. – Так что, вы решились? Летим?

– Пожалуй, вы все очень хорошо продумали, – медленно произнесла Хани. – Вы совершенно правы – я просто не выдержу расставания.

– Любая сила ничто без изобретательности и решительности! – с легким оттенком самодовольства ответила Беттина. – Кстати, вы сможете позвонить Лансу из Хьюстона, если вам покажется, что это необходимо. – Она с пониманием покачала головой. – Но я бы не советовала. Как вы уже знаете, я не люблю телефоны – по ним совершенно невозможно говорить о серьезных и важных вещах.

Хани рассеянно пригладила волосы.

– Я… я не знаю, – пробормотала она. – Все это так неожиданно… Мне нужно подумать, Беттина.

– Конечно, милочка, конечно, – с готовностью согласилась баронесса. – Я вовсе не собираюсь торопить вас, потому что не хочу, чтобы вы приняли решение, о котором впоследствии пожалеете.

С этими словами она встала и тщательно отряхнула свой брючный костюм от сухого мелкого песка.

– Давайте сделаем вот как: я вернусь на вертолетную площадку и подожду вас там, – предложила она. – Вы умная, интеллигентная, а главное – любящая женщина, Хани! И я не сомневаюсь, вы сделаете правильный выбор.

Баронесса зашагала прочь, а Хани проводила ее взглядом и вдруг поймала себя на том, что Беттина вызвала в ней невольное уважение. И дело было даже не в том, что баронесса держалась как-то по-особенному величественно. Наоборот: ее невысокая плотная фигурка, короткие полные ноги, изодранные чулки, а также нелепые прыжки, которые она совершала, когда ей приходилось пересекать нагретые полуденным солнцем участки, производили скорее комическое впечатление. Нет, все дело было в ее силе и неукротимости духа.

"Неукротимая – вот самое подходящее определение!" – отстраненно подумала Хани. В самом деле: баронесса решительно и дерзко вторглась в ее жизнь всего каких-нибудь полчаса назад, вторглась как соперница, а она уже готова была принять ее точку зрения! Если бы еще вчера Хани рассказали о чем-то подобном, она бы ни за что не поверила. Но не поддаться влиянию такого энергичного, такого здравомыслящего, такого самоотверженно любящего человека, как Беттина, было практически невозможно. А главное – она знала принца и его семью на протяжении долгих-долгих лет и, несомненно, гораздо лучше Хани разбиралась в том, что лучше для Ланса, а что – хуже.

Внезапно ей пришла в голову мысль, что она добровольно уступает поле боя такой опасной сопернице, как баронесса, и тем самым значительно облегчает ей задачу завоевания Ланса. Хани тревожно нахмурилась: на протяжении месяца Беттина будет полной хозяйкой положения! Не этого ли она добивалась со свойственными ей умом и энергией? Может быть, Беттина просто-напросто дьявольски хитра и обвела ее вокруг пальца, как последнюю дурочку? "Нет, – решила Хани, – вряд ли". В лице Беттины было слишком много искреннего сочувствия, а в глазах – слишком глубокая боль. Кроме того, если их с Лансом отношения не выдержат месячной разлуки, значит, эти отношения вообще не стоят того, чтобы сохранять их любой ценой! Они обе уже столкнулись с огромным количеством запутанных и сложных проблем, хотя были знакомы всего месяц, и эти проблемы нужно было как-то решать. Может быть, месячный перерыв на самом деле необходим им обоим, чтобы как следует все обдумать, разобраться в своих чувствах и постараться понять друг друга? Появление Беттины покажет, смогут ли они впредь поддерживать нормальные, гармоничные отношения или Ланс предпочтет жениться на баронессе, и тогда Хани придется навсегда уйти из его жизни. Разумеется, ни о каком "браке втроем" не могло быть и речи…

"Тогда почему я до сих пор сижу здесь, если решение все равно уже принято?" – спросила себя Хани. Она же знала, что согласится на предложение баронессы еще тогда, когда та бросила вызов ее чувству. Хани подняла перчатку, и отступать было, пожалуй, поздновато.

И все же, когда Хани поднялась с песка, в ее движениях не было уверенности. Машинально стряхнув с ног налипшие песчинки, она медленно пошла по тропе, которая вела к вертолетной площадке.

Беттина стояла в тени вертолета, опираясь спиной о его бело-голубой бок. Когда Хани появилась из-за края скалы, баронесса резко выпрямилась, и ее лицо стало напряженным.

– Я лечу с вами, – коротко сказал Хани. – Но только сейчас, немедленно!

Она действительно не хотела видеться с Лансом перед отлетом, чувствуя, что ей просто не хватит мужества сообщить ему о своем решении. Уже сейчас внутренняя боль была почти невыносимой.

– Правильно, – энергично кивнула Беттина. – А вещи? Разве вам не нужно собрать вещи?

Хани отрицательно покачала головой.

– Алекс может выслать их мне позднее. Я не хочу заходить в дом.

– Тогда летим! – коротко сказала баронесса, распахивая перед Хани дверцу вертолета. Поднявшись на борт следом за нею, она отдала пилоту короткое распоряжение и уселась на мягкой скамье. – Пристегните ремень, – властно приказала она, застегивая у себя на животе металлическую пряжку.

Хани подчинилась. Через несколько минут вертолет уже взмыл в небо и, описав над островом последний круг, взял курс на северо-восток. Почувствовав, что машина выровнялась, Хани не устояла и бросила последний взгляд на изумрудно-зеленую точку в сапфировой оправе моря – клочок суши, где она провела столько счастливых дней!

Этого не нужно было делать: яркие краски расплылись перед ее глазами, и по щекам потекли крупные слезы.

Беттина сочувственно потрепала Хани по плечу.

– Вы правильно поступили, Хани, не сомневайтесь, – сказала она. – Думайте об этом, и вам станет легче.

– Я пробовала – Хани не удержалась и всхлипнула. – Нет, не помогает. Наверное, я все же сделала что-то не так…

Она отвернулась к окну, чтобы бросить на остров последний прощальный взгляд, но было слишком поздно. "Каприз Лонсдейла" уже исчез из вида.