Глава 1

«Немезида»

Фермерский сын с Холодного побережья, Дрю очень мало понимал в морском деле, однако даже своим неопытным глазом увидел, что «Немезида» сильно выделяется среди других судов. Этот корабль, по определению графа Веги, был «дредноутом» – высокий четырехмачтовый красавец, равного которому не сыскать на всем Белом море. Нет, боевые галеоны военно-морского флота Вестланда тоже, конечно, хороши и впечатляли своими размерами – от пятидесяти до шестидесяти метров в длину, однако у дредноута от кормы до фигуры на носу было семьдесят с лишним. Но больше всего поражала воображение артиллерия «Немезиды» – на корабле было целых три орудийных палубы, да еще наружные пушки на верхней кормовой палубе – квартердеке и на носу.

Именно на носу, или, как говорят моряки, на баке, и стоял сейчас Дрю, глядя на одну из этих пушек, на ее направленный в сторону горизонта длинный, отливающий бронзой, чудовищный ствол. Рядом с орудием находился пришитый гвоздями к палубе ящик с уложенным в него тяжелым железным ядром. Где-то внизу, в трюмах, имелась и крюйт-камера, или пороховой склад.

Дрю мысленно молил Бренна о том, чтобы этот склад был надежно заперт. Вега, конечно, строго следил за этим, однако, хотя многие боевые корабли в Белом море имели пушки, лиссийцы, как это ни прискорбно, до сих пор еще не научились толком обращаться со смертоносным взрывающимся порошком. Несчастные случаи с взрывом пороха в трюмах до сих пор случались, причем довольно часто. Бастийцы – совсем другое дело, они давно освоились с гремучим черным порохом, спокойно оборудовали на своих боевых кораблях по две, а то и по три артиллерийские палубы, ставили на них свои проклятые пушки и, разумеется, царили благодаря этому на морях-океанах.

– Не знаю, как насчет зрения, а вот слуха у тебя точно нет.

Дрю подскочил, услышав этот голос, обернулся и увидел прямо перед собой улыбающуюся Уитли. Было заметно, что леди из Брекенхольма с удовольствием вспомнила свое прошлое, нашла Дрю, а потом подкралась к нему. Дрю, не раздумывая, обнял Уитли – безо всякой задней мысли, парень просто очень радовался тому, что они снова вместе.

– И пахнет от тебя теперь гораздо лучше, – рассмеялась Уитли, выскальзывая из рук Дрю.

– Да уж, по канализации на брюхе ползать – это тебе не в розарии сидеть, – хмыкнул Дрю. – Если бы в морскую крепость можно было попасть каким-то другим путем, я бы выбрал именно его, можешь мне поверить.

– У тебя появились сторонники, – заметила Уитли, глядя через борт «Немезиды» на эскадру кораблей, шедших за своим флагманом. Двенадцать судов. Большинство из них – бастийские, еще несколько пиратских, и все они были захвачены у лорда-кальмара Гуля. Морская крепость Кракена рухнула, и Белое море похоронило в своей пучине ее догорающие обломки. Сотни пиратов, бывших узниками Гуля, теперь составили экипажи захваченных кораблей, дали присягу верности Дрю. Рядом с «Немезидой» волны рассекали еще два легендарных судна: «Мальстрем» графа Веги – по правому борту, «Белуга» барона Босы – по левому.

– У нас появились сторонники, – поправил Дрю. – Эти люди сражаются не просто за Волка, они сражаются за свободу Лиссии, Уитли.

– Они зовут тебя, – сказала она.

– Наверное, лучше не заставлять их ждать, а? – ответил Дрю, и они оба направились на корму.

Встречавшиеся на палубе матросы улыбались Дрю, он салютовал им в ответ. Бастийцев из экипажа «Немезиды» вместе с уцелевшими гвардейцами Кракена уже высадили к тому времени на необитаемый остров между Хуком и Каттерс Коув. На этом лежащем вдали от морских путей клочке земли под названием Блэкспайр они просидят в изоляции до самого окончания войны. Более ценных пленников из числа приспешников Гуля – капитанов, верлордов и прочих – погрузили на «Немезиду» и заперли в корабельном карцере. Каспер после освобождения и спасения вернулся на свой любимый «Мальстрем», к своему обожаемому Веге. Кстати, Дрю до сих пор не мог выкроить время, чтобы поговорить с графом о чудесном спасении юнги. История с появившимися за спиной Каспера крыльями поразила всех, кроме одного человека – самого графа Веги, и эту странность еще предстояло прояснить.

– Не понимаю, почему ты сохранил ей жизнь, – сказала леди из Брекенхольма, пока они с Дрю шли по палубе.

Дрю не нужно было спрашивать, кого она имела в виду: кроме нее самой на борту «Немезиды» была только еще одна женщина, Опал, и Уитли не скрывала своей ненависти к ней. В данную минуту леди-пантера сидела взаперти в карцере вместе с другими бастийцами.

– Она военнопленная. А на войне есть правила, которые следует уважать и выполнять.

– Она-то не следовала никаким правилам, когда приказала Лукасу убить моего брата.

Дрю болезненно поморщился.

– Я очень сочувствую тебе, Уитли, но, помимо всего прочего, она может стать ключевой фигурой, которая поможет разорвать бастийскую удавку на горле Лиссии. Пока Опал жива и остается у нас в заложницах, она представляет огромную ценность и для нас, и для лордов-котов. Разве ты сама этого не видишь?

– Я вижу только женщину, которая погубила моего брата, и друга, который нарушил свое слово.

Дрю остановился, взял Уитли за плечо, повернул девушку лицом к себе.

– Ты обвиняешь меня в том, что я обманул тебя? – спросил он.

– Когда мы были на борту «Удачного выстрела», ты обещал мне, что свершится правосудие, – холодно ответила Уитли. – Если бы Мертвый Глаз не убил капитана Виолку, она подтвердила бы, что так оно и было.

– Ты получишь обещанное тебе правосудие, Уитли, в той или иной форме.

– Ты отлично знаешь, какого правосудия я ищу, Дрю, – ровным тоном ответила леди-медведица. – Опал – чудовище, она заслуживает только смерти. Она забрала у меня Брогана. Ей нужно отрубить голову, другие варианты я и обсуждать не хочу.

Уитли выскользнула из руки Дрю и пошла дальше, бросив через плечо:

– Око за око.

Дрю побрел следом за ней на корму, не в первый раз чувствуя тяжелый груз ответственности, лежащей на его плечах.

Трое командующих флотом изучали расстеленную перед ними огромную карту. Четвертый участник совещания стоял на коленях, неловко склонившись над ней. Громадный свиток, представляющий собой карту, был приколот по углам к палубе четырьмя шпагами. Сначала Уитли, а за ней и Дрю присоединились к командующим – графу Веге, барону Босе и капитану Рэнсому.

– Побольше карты не нашлось? – в шутку спросил Дрю.

– Невероятно, правда? – радостно воскликнул худенький старый штурман Флоримо – именно он и стоял перед картой на коленях. Отмытый, отоспавшийся и переодетый после освобождения из плавучей тюрьмы, Флоримо выглядел сейчас как первостатейный денди – весь в белом с головы до ног. Единственным ярким пятном в его одежде было огромное розовое перо, торчащее из завязанной на голове банданы.

– Здесь изображен весь Лиссийский пролив, – продолжил он, – от Хаггарда до самого Порта Стеллион.

– Я рад видеть вас вместе с нами, лорд Флоримо, – сказал штурману Дрю. – Между прочим, никогда раньше не встречал верлордов вашего типа.

– Лордов-крачек? – ответил Флоримо. – Да, это гордая, любящая одиночество порода. Мы – морские путешественники, звездочеты, прирожденные картографы и прочая, прочая, прочая. Удивительный народ. Было время, когда у каждого правителя Семиземелья при дворе обязательно был свой лорд-крачка, вот как высоко ценились наши таланты. А знаете ли вы, что когда-то нас считали величайшими исследователями Лиссии?

– Да, только давненько это было, верно? – улыбнулся Вега.

– Какое у вас интересное украшение на голове, лорд Флоримо, – произнес Дрю, указывая на розовое перо в голове штурмана. – И как вам удалось отыскать такую штуковину на борту пиратского судна?

– За это я должен быть благодарен барону Босе, мой мальчик, – ответил лорд-крачка. – У него в трюме стоит огромный сундук, набитый самыми разными орденами и наградами. Оттуда я это перо и позаимствовал, а больше мне ничего не нужно. Я никогда не любил ни украшений, ни цветистых речей, ни пышных титулов.

Дрю не мог не заметить того, как усмехнулся, услышав эти слова, граф Вега.

– Также на этих картах весьма подробно изображено бастийское побережье, – поспешил сменить тему разговора пестро одетый барон Боса, складывая перед собой свои громадные ладони – на каждом пальце при этом блеснуло кольцо с драгоценным камнем. – Очень, очень полезная вещь.

– Это действительно удача, – сказал капитан Рэнсом. – Ведь мы так мало знаем о Басте, его прибрежные воды совершенно не изучены лиссийскими мореходами.

Дрю опустился на колени рядом с Флоримо, провел рукой по карте. На ощупь она была гладкой, похожей на кожу.

– Из чего она сделана?

– Эти карты сделаны из обработанной шкуры какого-нибудь бедного животного, – ответил Боса. – А скорее всего, как я думаю, из кожи человека, точнее, из убитого оборотня.

Дрю немедленно поднялся на ноги, вытер о бедро руку, которой прикасался к карте.

– Вы сказали «карты», во множественном числе. Их что, несколько?

– Шесть, – ответил Рэнсом. В награду за свою верность этот старый пират был назначен капитаном «Немезиды». – На одной карте изображена Лиссия, причем не менее точно, чем на картах любой из Семи Земель. На остальных свитках – карты покрытого джунглями континента Баст и еще каких-то земель, а где те земли расположены, одному Соше известно.

– Если вспомнить, – сказал Вега, – то двадцать лет назад, впервые столкнувшись с лордами-котами, мы приняли их за дикарей. Как же мы ошибались! Бастийцы – блестящие стратеги, великолепные кораблестроители, не имеющие себе равных во всей Лиссии воины. Кроме того, они овладели взрывающимся черным порошком и сумели доплыть до самых отдаленных уголков известного нам мира.

– И не только доплыть, но и найти дорогу назад, – добавила Уитли.

– А что удалось обнаружить нам? – спросил Дрю.

Боса и Рэнсом посмотрели на Вегу, который лучше остальных умел добывать у пленных нужную информацию. Лорд-акула улыбнулся. После своего освобождения из плавучей тюрьмы он быстро приходил в себя и все больше начинал напоминать прежнего Вегу.

– Некоторые обитатели здешнего карцера оказались разговорчивее остальных, особенно вот этот приятель, – сказал граф, щелкая пальцами. По его сигналу двое матросов из экипажа Рэнсома подвели к Дрю закованного в наручники пленника.

– Меня зовут Хобард, – произнес пленник. – Я капитан «Пестрой мадам». Бывший.

– Знаю ваше судно, – кивнул Дрю, вспомнив красивый корабль в гавани Гуля. – Двухмачтовое, кажется?

– Так точно. Бедная крошка сгорела во время того пожара в гавани.

– Мы скорбим и оплакиваем вашу потерю, Хобард, – резко сказал Вега и ткнул его пальцем в грудь. – А теперь повтори лорду Дрю то, что рассказал мне.

– Слушаюсь, милорд, – заметно занервничав, ответил Хобард. – В гавани Кракена вы захватили лишь небольшую часть флота Котов, который привел с собой адмирал Скорпион. У него остались еще около полусотни боевых кораблей в Калико.

– Скорпион? – переспросила Уитли.

– Скорпион. Командор военно-морского бастийского флота, миледи, – подтвердил Хобард.

– Опасный, страшный дьявол, – добавил Боса. – Властелин морей. Кличка Скорпион ему очень подходит. Я думаю, он сам ее выбрал – вряд ли его родители могли в здравом уме дать ему такое имечко при рождении!..

– Следовательно, полсотни боевых кораблей остаются в порту Калико, десяток бастийских судов захватили мы – где же остальные? – спросил Дрю. – Вега, вы же говорили, что во время первого набега на Лиссию в бастийской армаде было более сотни единиц?

– Полагаю, что многие суда возвратились домой. Прежде всего это транспортники, которые должны были доставить в Лиссию войска, и они со своей задачей справились, как вам известно. Остался лишь морской кулак Оникса – те полсотни судов, которые стоят сейчас на якоре возле Калико.

– Мы можем напасть на них? – с надеждой спросил Дрю.

– Судов у нас меньше двух десятков, из них больше половины не боевые корабли, – ответил Вега. – Ввязаться при таком раскладе в драку с бастийцами было бы самоубийством.

Дрю поднял голову, посмотрел на развевающийся на грот-мачте черный флаг с серебряной головой Волка.

– Но на своих-то они нападать не станут, я думаю? – с улыбкой спросил он.

– Предлагаете затесаться в самую сердцевину бастийского флота, плывя на их кораблях и под их флагами? – удивился Боса, выпучивая глаза.

– Точно.

– Замечательная придумка! – восторженно прогудел Кит из Моги. – До чего же я люблю такие штучки!

– Чтобы подойти вплотную к флоту Скорпиона, нам необходимо знать кодовые сигналы, – сказал Вега.

– У вас в карцере сидят мои приятели, которые, думаю, могли бы вам с этим помочь, – неожиданно вмешался в разговор Хобард. – Хотя мы с ними и были на службе у Гуля, никаких договоров с Котами не подписывали и клятвы им не давали. Мы знаем, какие когда вывесить флаги, чтобы не вызвать подозрений.

Вега кивнул.

– Отведите его вниз, – приказал Рэнсом. – Пусть укажет тех, кто может нам помочь, а затем приведите их всех сюда. Скажите, что в обмен на свою помощь они могут получить свободу.

Хобард улыбнулся и в сопровождении двух матросов отправился на нижнюю палубу, весело звеня наручниками.

– Мы можем ему верить? – спросил Дрю.

– Он парень недалекий, но бесхитростный, – ответил Рэнсом. – Мы с ним служили у Гуля в одно и то же время. Пока мой «Левиафан» гонялся за вами, Вега, его «Пестрая мадам» возила контрабанду прямо под носом у Лукаса и гребла денежки. Может быть, Гуль и работал на Оникса и Опал, да только все равно он был в первую очередь вором и пиратом по призванию.

– Следовательно, Хобард и его друзья могут дать нам коды для безопасного прохода, – сказал Боса. – А также предупредить о других трюках, которые имеются у бастийцев про запас.

Тут все они вздрогнули, услышав неожиданно послышавшиеся из трюма крики. Рэнсом первым бросился к люку на палубе, Дрю поспешил следом, за ним все остальные. Грохоча ногами по трапу, они скатились вниз через пушечную палубу – дежурившие здесь матросы провожали их встревоженными взглядами. Крики летели снизу, из корабельного карцера. Картина, открывшаяся им внутри карцера, была не для слабонервных. Уитли ахнула от ужаса и вцепилась в спину Дрю, вскрикнул даже много повидавший на своем веку Боса.

К счастью, железные ворота карцера были закрыты, это успел сделать единственный уцелевший матрос, сидевший сейчас, привалившись к стене, подальше от решетки, за которой, лежало мертвое тело его напарника. Кроме убитого матроса, на полу карцера лежало еще восемь человек, это были мертвые или умирающие пленники. Одни тела лежали уже неподвижно, другие еще судорожно дергались, испуская последний вздох. Над телами стояла Опал, держа в закованных в наручники руках отобранную у одного из матросов абордажную саблю. У ног Пантеры лежало тело капитана Хобарта с разорванной глоткой. Хотя Опал не могла трансформироваться – этого не давали сделать стальные наручники, – это не помешало ей убить девятерых мужчин. Подбородок Пантеры блестел от крови – чужой. Это была кровь капитана «Пестрой мадам», которому она перегрызла горло.

– Боюсь, что никто из моих сокамерников не сможет тебе больше помочь, Волк, – хихикнула она.

Уитли вцепилась в предплечье Дрю, и он почувствовал, как ее пальцы начинают трансформироваться в когти, грозя проколоть ему кожу.

– Я тебя предупреждала, Дрю, – тихим, задыхающимся от ненависти голосом, произнесла она. – Око за око. По-другому быть не может.

 

Глава 2

Часовня Бренна

Под дворцом Белых Медведей скрыта Часовня Бренна. Ледяной внешний мир гонит сверху по подземным переходам холодный воздух, а раскаленные недра горы Стракенберг нагнетают снизу жар. Святилище Бренна – древнейшее сооружение в Айсгардене, вырезанное в подземных пещерах еще первыми оборотнями-медведями, основавшими город. Возможно, что в древности на «огненной горе» обитали драконы, но затем эпоха огромных ящеров закончилась и земля перешла в руки детей Бренна. От Святилища Бренна первые верлорды и начали строить свой город, расширяли его под землей, тянули вверх, сквозь толщу гор Уайтпикс, и со временем появилась уходящая высоко в небо колоссальная крепость, вокруг которой начали расти дома и улицы, площади и городские стены. Маленькая подземная часовня Бренна всегда оставалась живым, бьющимся сердцем Стурмланда, первым отпечатком лапы на нетронутом снегу.

В своей высшей точке куполообразный потолок часовни поднимался на девять метров от пола, ее стены были покрыты крошащейся мозаикой и выцветшими фресками, на которых были изображены сцены из саги о Бренне, саги, которая легла в основу религии оборотней.

В нишах горели свечи, тускло освещали подземную часовню, оплывали восковыми сосульками. Установленный в центре часовни жертвенник исполнял роль чисто символическую, поскольку древняя традиция жертвоприношений давно была отменена и осталась в нецивилизованном прошлом. Гранитная плита жертвенника стала местом, у которого жрецы Бренна совершали молитвы и произносили проповеди, а когда умирал лорд или леди Айсгардена, его или ее мертвое тело укладывали сюда, и оно оставалось лежать на жертвеннике в течение недели.

Сейчас на гранитной плите жертвенника лежало обернутое белым саваном тело королевы Амелии. У изголовья жертвенника стояла жаровня, от нее распространялся аромат благовоний, а тлеющие угли бросали на тело королевы тусклые багровые отблески. Рядом с жертвенником прямо на полу сидел Гектор – скорчившись, уставившись неподвижным взглядом на танцующие на неровных стенах тени. Боль у него в груди была постоянной, не отпускала его ни на секунду, хотя местные лекари потрудились на славу: очистили пробитое легкое от сгустков крови, зашили оставленные рогами Манфреда раны. Гектор пытался и сам залечить свои раны, призвав на помощь магию, но его ум, как и тело, оцепенел и отказывался ему служить. Он мог бы чувствовать себя в полном одиночестве, если бы не дух его брата, без устали продолжавший нашептывать ему на ухо.

«Она сама бросилась на твой кинжал, дорогой братец, – сказал Винсент, и Гектор уловил в голосе беса скрытую усмешку. – Постарайся не заморачиваться на этот счет».

– Я дернулся. Вслепую. Я не понимал, что делаю. У меня и в мыслях не было ударить ее тем проклятым кинжалом.

«О, этот кинжал – непростая штучка, дорогой братец, обманчивая. Я сам купился тогда в нашем хайклиффском особняке Бивенс Тауэр. И это стоило мне жизни, ты помнишь ту ночь, я надеюсь?»

Гектор прикрыл глаза, мечтая о том, чтобы бес замолчал, но вызванный словами образ уже всплыл в памяти магистра: они с Винсентом стоят, обхватив друг друга на верхней площадке лестницы, и лезвие кинжала погружается в грудь его брата по самую украшенную драгоценными камнями рукоятку.

«Этот нелепый ножик лишил жизни уже двух оборотней, а ведь он даже не заколдованный! Но пройдет совсем немного времени, и твой кинжал назовут легендарным, помяни мое слово!»

– Я был в замешательстве. Я никогда никому не хотел причинить вреда.

«Да? Но ты же намеренно причинил вред леди Бетвин, братец. А ведь в свое время рассматривал ее как подходящий вариант для женитьбы, разве не так? Ах, как быстро меняется твое настроение, непостоянный ты мой!»

И дух покойного брата развязно хихикнул. После смерти Амелии бес стал вести себя оживленно, как никогда прежде, и это ужасно раздражало Гектора.

– Это ты виноват во всем, – прошептал магистр, глядя на лежащее на жертвеннике тело. – Твои пропитанные ядом слова, которые ты шептал мне в уши.

«Смелое заявление, братец, особенно если учесть, что ножик, которым ты поразил королеву в сердце, был зажат в твоей руке. Как ты спешишь переложить свою вину на других! Как же боишься ответственности! Впрочем, ты всегда был таким, Гектор, с самого детства».

– Я не утверждаю, что не виновен, – ответил Гектор, с трудом сдерживаясь, чтобы не всхлипнуть. Он стянул со своей левой руки перчатку и швырнул ее на пол. Повертел из стороны в сторону почерневшей рукой, с отвращением разглядывая ее. – У меня слабая воля. Я позволил тебе диктовать, что мне нужно делать, позволил тебе издеваться над здравым смыслом и общепринятыми правилами. Будь я сильнее, заставил бы замолчать тебя намного раньше.

«Замолчать? Меня? – насмешливо переспросил бес-Винсент. – Все еще воображаешь, будто контролируешь меня? Дудки! Я тебе не джинн какой-нибудь, которого можно держать в закупоренной бутылке. Я твоя тень, Гектор, куда ты, туда и я. Мы с тобой неразлучны, ведь ты без меня заблудишься!»

– Ты мне не нужен, Винсент! – вскрикнул Гектор. – Это я нужен тебе, ты присосался ко мне, как клещ. У меня есть друзья. А кто есть у тебя?

«Нет у тебя никого, Гектор, не ври. Тебя никто не любит, ты одинокий, никому не нужный неудачник».

– У меня есть Ринглин и Айбел, – возразил Гектор.

«Я бы предпочел не иметь рядом с собой никого, чем иметь таких друзей».

– Молчать! – огрызнулся Гектор. Он поднялся с пола и принялся кричать, глядя на танцующие перед ним тени. – Теперь я вижу, сколько наделал ошибок! Вижу! И понимаю, каким я был дураком!

Гектор покачнулся вперед, ухватился обеими руками за край жертвенника, тело магистра била мелкая дрожь.

«Поздно плакать, братец дорогой, поздно. Кому теперь помогут твои слезы?»

– Эти слезы – мое первое искреннее проявление чувств с момента… С момента… Да не помню я, с какого момента! – крикнул Гектор. – И только подумать, какую цену мне пришлось заплатить за свое прозрение! Для этого я должен был увидеть, как умирает королева, убитая моей собственной рукой!

«Держи себя в руках! – прошептал Винсент, становясь видимым для Гектора – призрачной тенью, мелькающей в клубах дыма от ладана. – Ты просто какое-то недоразумение ходячее. Ты же получил то, что хотел, – сказочный город Айсгарден, страх и уважение врагов. Не отказывайся от всего этого под влиянием минутной слабости!»

– Это не слабость! – завизжал Гектор, и его лицо перекосилось от гнева, взбухли синие вены на шее. На губах появилась пена, глаза магистра покраснели от слез. Он заплакал, боль в его груди вспыхнула с новой силой, из-за пробитого легкого каждое движение давалось Гектору с огромным трудом. Он вскинул вверх свою почерневшую руку, направил на кружащего в воздухе злобного беса.

– Вот как я на самом деле себя чувствую! – взвыл Гектор, ударяя себя в грудь здоровой правой рукой. – И должен был так чувствовать себя всегда, но ты украл мои чувства. Когда-то в моем сердце жила любовь к моим друзьям, моей семье, но ты похитил, убил ее. Ты высосал, опустошил мою душу, Винсент.

«Я сделал тебя сильнее, ты неблагодарный! Я показал тебе цель и указал ведущий к ней путь, я дал тебе возможность жить так, как ты никогда и не мечтал. Я погубил тебя? Это ты погубил меня, братоубийца!»

– Как бы мне хотелось, чтобы я никогда не становился магистром, – всхлипнул Гектор. – Я думал, что буду помогать людям, служить им, лечить их, но мои знания не принесли мне ничего, кроме страдания! Лучше бы я провел свою юность так же, как ты: думая только о себе, легко и играючи. Скажи, ты когда-нибудь сделал что-нибудь хорошее для другого, не для себя, братец?

«У тебя еще хватает наглости спрашивать меня об этом? После того как ты отобрал у меня жизнь и превратил в своего бойцового пса, в раба!»

– А ты мне больше не нужен, – неожиданно заявил Гектор, и на его лице впервые за долгое время появилась улыбка. Он кивнул головой в такт своим мыслям и лихорадочно, безумно заговорил дальше. – Да, да, точно, так и есть. Не нужен. Твоя служба у меня закончена, Винсент. Я отпускаю тебя. Уходи, братец. Погрузись наконец в свой долгий-долгий сон. Или найди себе другую душу, чтобы мучить ее. Мне это безразлично. Но у меня с тобой все кончено.

«Эй, эй, ты не можешь прогнать меня, Гектор. И не ты сам призвал меня служить тебе, помнишь? Так определено свыше. Я родился в ту ночь, когда умер от твоей руки. Я стал частью тебя. И я всегда буду рядом с тобой, за твоей спиной, внутри тебя…»

– Убирайся! – вскрикнул Гектор. В его руке уже блестел инкрустированный кинжал.

«В кончиках твоих почерневших пальцев заключена невероятная сила, и теперь ты собираешься отказаться от нее? Отступить, стоя на пороге подлинного величия…»

– Вон! – крикнул Гектор, безрезультатно пытаясь попасть кинжалом в крутящегося беса.

«Загубить свое…»

Бес уже хохотал, дразнил Гектора, издевался над попытками магистра поразить его.

Гектор моргнул, пытаясь смахнуть с глаз слепящие его слезы и пот, опустил руку с кинжалом. Бес радостно закудахтал. Гектор посмотрел на левую руку – черные, высохшие, как у скелета, пальцы словно жили своей собственной жизнью – шевелились, цепляли воздух. Набравшись храбрости, Гектор глубоко засунул свою омертвевшую руку в раскаленные добела угли жаровни. На руке заплясали язычки пламени, не выдержав жара, потемневшая кожа лопнула, отшелушилась, обнажая скрытую под собой серую плоть. Впервые за долгое время Гектор почувствовал в левой руке боль и закричал так, что затряслись стены часовни. К крику магистра присоединился вопль беса – призрак неожиданно начал распадаться и вскоре рассеялся в воздухе.

«Загубил…» – в последний раз прошипел бес и окончательно исчез.

Гектор вытащил свою дымящуюся руку из жаровни и упал на колени перед жертвенником, задыхаясь от рыданий. Лорд-кабан не мог сказать, как долго он простоял так возле жертвенника, в ушах у него грохотали удары сердца, в голове продолжали крутиться злобные слова беса. Даже зная о том, что беса больше нет, Гектор все равно продолжал искать глазами тень Винсента.

– Гектор.

Повторявшееся снова и снова, его имя вывело наконец Гектора из оцепенения.

Он оглянулся по сторонам и увидел стоявшего возле открытой двери часовни Ринглина. Капитан гвардии Кабана с тревогой смотрел на своего хозяина.

– С вами все в порядке? – спросил Ринглин.

– Он… Он исчез, – выдохнул юный магистр и упал на пол. По каменным плитам со звоном покатился украшенный драгоценными камнями кинжал.

– Винсент исчез? – спросил Ринглин, подходя и осторожно кладя свою руку на плечо Гектора. Затем перевел взгляд на левую, лежащую на коленях магистра, руку – обожженная, почерневшая плоть все еще дымилась, распространяя вокруг себя нестерпимую вонь.

– Да, – всхлипнул Гектор. – Тьма… рассеивается. Я снова… становлюсь самим собой.

Юноша из Редмайра медленно начал садиться, затем Ринглин помог ему подняться на ноги. Сейчас Гектор словно впервые увидел свою изуродованную черную руку и ужаснулся. Сквозное отверстие в центре ладони, высохшие, как у скелета, пальцы, почерневшая плоть – он превратился в чудовище.

– Как я мог дойти до этого? – спросил магистр скорее себя, чем Ринглина. В голове Гектора замелькали картины недавних событий, вспомнились все принятые им решения, все совершенные поступки. Это было ужасно. – Сколько же ошибок я совершил! А вы, Ринглин? Вы с Айбелом. Почему вы помогали мне? Почему не остановили меня?

– Мы знали свое место, – пожал плечами Ринглин. – Служили вам. И продолжаем служить. Вы говорили, что нужно делать, мы делали. Выполняли ваши приказы.

– Но вы же должны были знать, что многие наши дела были злыми.

Ринглин покачал головой, не выражая ни малейшего раскаяния.

– Прошу прощения, но вам лучше чем кому-либо было известно, что мы с Айбелом далеко не ангелы. Вы знали об этом, когда еще только нанимали нас на службу. Вы платите, мы делаем то, что нам приказывают.

Эти люди по приказу Гектора убивали других людей, ни о чем не спрашивая, не размышляя, не моргнув глазом. Как мог Гектор до сих пор считать их своими друзьями?

– Независимо ни от чего вы можете по-прежнему рассчитывать на нас, милорд. Мне не было дела до вашего брата, пока он был жив, еще меньше, когда он умер. Вы были добры к нам, и мы можем продолжать служить вам. Что вы хотите, чтобы мы сделали?

Гектор в отчаянии посмотрел на тело Амелии, с сожалением покачал головой. На щеках у магистра блестели слезы, печаль Гектора была бездонной, как море, готовое его поглотить. Многие из самых ранних воспоминаний Гектора были так или иначе связаны с королевой – когда в детстве родители брали Гектора и Винсента с собой в Хайклифф, они оказывались на попечении придворных нянек, и жена Леопольда, всегда такая строгая и серьезная со всеми, кто приезжал во дворец, не могла сдержать улыбку, не могла не рассмеяться, глядя на играющих юных кабанчиков, и это были редкие моменты, когда она хотя бы на короткое время переставала оплакивать в душе потерю Вергара, своего любимого Волка.

– Мне пора начать исправлять свои ошибки, – тихо сказал Гектор, ощущая весь ужас, всю тяжесть своего положения. – Скажи, Флинт уже возвратился из своей… командировки?

– Нет. Лорд-ворон и его собратья все еще в отлучке, помогают в горах лордам-журавлям из Баста. Я понятия не имею, когда он вернется. А в чем дело?

– Нам нужно действовать быстро и так, чтобы он ничего не узнал, – сказал Гектор. В голове у него бешено крутились мысли. – Айсгарден отныне стал опасным местом для всех нас. Мы должны его покинуть.

Гектор прикоснулся своей бледной правой рукой к савану Амелии, нежно погладил ладонью ее тело.

– А как быть с пленниками? – спросил Ринглин. – С Фрейей, с Дочерьми Айсгардена? С Карвером и Манфредом? Со всеми остальными?

Гектор обернулся к своему телохранителю и улыбнулся.

– Они уйдут вместе с нами, Ринглин.

 

Глава 3

Материнская любовь

Дрю стоял на корме и, опираясь на поручень, наблюдал за тем, как матросы из экипажа «Немезиды» сидели группами, ели, пили и разговаривали приглушенными голосами. Флоримо весь день пытался расшевелить их, пел с ними песни, стараясь отвлечь от ужасов, приключившихся в корабельном карцере. Но ближе к закату песни стихли, и над «Немезидой» повисло тягостное молчание. Чем дальше они отплывали на юг, тем ближе становился Лиссийский пролив, в котором их поджидала бастийская армада. Хорошо зная о силе флота лордов-котов, многие опасались, что направляются к неизбежной гибели.

Дрю обернулся и с удивлением увидел приближавшегося к нему по палубе Вегу.

– Вы все еще здесь? – спросил он. – Наверное, на «Мальстреме» уже начинают тревожиться оттого, что вас до сих пор нет на борту своего судна.

– Думаю, что нет, – ответил лорд-акула. – Я должен был еще разок хорошенько изучить бастийские карты. Смотрел, нет ли какой-нибудь возможности не плыть вслепую посреди ночи.

Дрю вопросительно приподнял бровь, а Вега отрицательно покачал головой.

– А что Уитли? Она с вами разговаривает? – спросил граф.

– Нет, – ответил Дрю. – И не уверен, что захочет разговаривать со мной впредь.

– До тех пор, пока вы не отдадите ей голову Опал, да?

– Вот стою, думаю, не позволить ли Уитли совершить правосудие так, как она это понимает. Собственно говоря, какой нам теперь прок от Опал? Она все равно ничего не скажет.

Дрю был благодарен Веге за то, что тот не торопился с советами. Он знал, что лорд-акула охотно позволил бы Уитли взять посеребренный клинок и отомстить Пантере. Но и Вега достаточно хорошо знал Дрю и понимал – и совершенно правильно, что юный Волк не одобрит этой казни.

– Часто вспоминаю тот день, когда мы покинули морскую крепость Гуля, – сказал Дрю.

– И? – моментально напрягся Вега, уже зная, что за этим последует.

– Каспер. Он лорд-ястреб. Вам давно об этом известно?

– О том, что он верлорд? – Подбородок Веги дрогнул, когда он попытался слабо улыбнуться. – С того дня, когда он ребенком оказался у меня на руках. А то, что он оборотень именно из рода птиц, это даже для меня новость, – криво усмехнулся граф, покачивая головой.

– Однажды я спросил Каспера о том, как он попал к вам на службу, – продолжил Дрю. – Он рассказал мне, что его родители умерли, а вы взяли его и вырастили как родного сына, нашли ему место на борту «Мальстрема». Вы никогда не говорили ему о том, что на самом деле произошло, не так ли?

– А о чем я должен был ему рассказать? – спросил Вега.

– О том, что его матерью была леди Шах из Виндфелла, а отцом – граф Вега с островов Кластер. И о том, что они оба живы.

Вега схватил Дрю за руку и повел в сторонку, подальше от сгрудившихся на палубе матросов.

Остановившись в укромном затененном уголке, Вега прижал Дрю к поручням и шепотом спросил:

– Где она?

– Шах? В последний раз я видел ее в Азре, где она гостила у короля Фейсала.

– Откуда вы знаете мою Шах?

– Ее силой заставили служить работорговцу, лорду-козлу Кесслару, и это продолжалось до тех пор, пока мы не покончили с ним и его дружками-ящерицами в Скории.

Дрю живо вспомнились все испытания, которые ему довелось пережить с искалеченным лордом-ястребом бароном Гриффином и его прелестной, загадочной дочерью. Не вдаваясь в подробности, Дрю рассказал Веге о своих друзьях-верлордах из Баста, которых заставляли сражаться как гладиаторов на потеху лордам-ящерицам, о том, как они устроили восстание и бежали с вулканического острова Скория. Несмотря на темноту, Дрю увидел слезы на глазах Веги, когда тот услышал, через что пришлось пройти его Шах.

– А я уже оставил всякую надежду когда-нибудь вновь увидеться с ней, – прошептал Вега. – Самым дорогим, что осталось у меня в жизни, был Каспер, которого много лун тому назад привез ко мне знакомый купец с востока. Тот купец сохранил верность Гриффину и доставил Каспера на острова Кластер. А Шах… Я не имел ни малейшего понятия о том, где она и что с ней.

– Где вы с ней познакомились? – спросил Дрю, потрясенный неожиданно раскрывавшимися перед ним тайнами лорда-акулы.

– В Роу-Шене, в Омире. Я был там гостем леди-гиены Хайфы. Если честно, ухлестывал за ней. Как раз незадолго до этого Гуль и Леопольд отобрали у меня острова Кластер. Я скитался по свету, не знал, чем мне заняться. Чтобы очаровать Хайфу, много времени мне не потребовалось. Я тогда был неотразимым сердцеедом, Дрю…

Вега замолчал, грустно улыбнулся. Юный Волк деликатно прокашлялся и спросил:

– А Шах?

– Шах тогда уже находилась на службе у Кесслара, этот лорд-козел вел дела и с верлордами из Омира тоже. Шах тогда была совсем юной, лет шестнадцати. Изящная, стройная девушка-подросток с огромными серыми глазами. – Вега тряхнул головой, продолжая улыбаться. – Если Хайфа была просто очень красивой женщиной, то при виде Шах у меня перехватывало дыхание. С той минуты, когда мы впервые встретились с Шах, я понял, что никого не смогу полюбить, кроме нее. Несколько недель мы встречались с Шах за спиной Хайфы и Кесслара. Но вот что я скажу, Дрю: не пытайся заводить роман, когда ты в гостях у Псов, все равно не скроешься. Стая шпионов быстро засекла нас с Шах и обо всем доложила Хайфе. Мне пришлось принести леди-гиене свои извинения. А Кесслар к тому времени уже увез Шах на своем корабле. Куда они отправились? Одному Соше известно. С тех пор я больше никогда ее не видел.

– Вы по-прежнему влюблены в нее?

– Влюблен? Влюблялся я сотни раз, и не было во всей Лиссии леди, которая могла бы устоять перед таким красавцем, как я, – ответил Вега. – Но влюбленность никогда не бывает долгой и всегда кончается, как только на горизонте появится новая цель. Но Шах? Нет, я не влюблен в нее. Я ее люблю. И никогда не перестану любить.

Дрю был потрясен. Он думал, что достаточно хорошо знает Вегу, и не мог поверить, что тот способен на такие нежные чувства. Наверное, будет лучше, если он не станет упоминать о том, что в Шах был влюблен бывший работорговец Джоджо, тем более что сам не знал, взаимное ли это чувство.

– Мальчик всегда был очень похож на свою мать, – сказал Вега. – Редкий случай. Подумать только, Шах подарила мне, Акуле, сына-ястреба! Да надо мной на всем Белом море смеяться будут, если узнают об этом!

– А что? Морской ястреб – это звучит, – улыбнулся Дрю. – Каспер будет первым таким верлордом?

Вега кивнул, потом спросил:

– Вы говорите, что в последний раз видели его мать в Азре?

– Да, но когда я уезжал оттуда, город готовился отразить осаду Псов и Котов. А вы что, хотите отвезти Каспера к ней?

– Будь я проклят, если позволю бастийцам захватить Шах.

– Но как вы предполагаете попасть туда? Мы плывем навстречу смерти, в Лиссийский пролив, разве не так? Вам никогда не удастся вернуть Каспера в руки матери.

Вега молчал, положив руки на плечи Дрю, глядя мимо юного вервольфа на свой «Мальстрем». Стоял неподвижно, как статуя, не обращая внимания ни на сильную качку, ни на ветер, трепавший его длинные темные волосы.

– В чем дело? – прошептал Дрю.

– Ваши слова кое о чем мне напомнили. Когда Опал мучила меня в башне Гуля, она сказала одну вещь, которую, как я надеюсь, мы сможем использовать против нее. Ждите меня здесь.

И Вега быстро направился к задраенному люку, который вел в трюм корабля.

– Чем обязана столь позднему визиту, Вега? – спросила Опал, поднимаясь с пола карцера. – Собираетесь вновь начать очаровывать меня? Не старайтесь. Вы нравились мне гораздо больше, когда болтались в цепях на стене крепости Гуля.

– Много слов сказано, Опал, но пока что я не услышал в них ничего, кроме высокомерия, – бросил Вега, заходя в служебное отделение карцера и плотно прикрывая за собой дверь. – Впрочем, это характерная черта всех Кошек. Леопольд тоже был надменным, и чем это для него закончилось? Его убил Берган в Хайклиффе.

– Ты так думаешь? – рассмеялась Опал. – Глупая Акула. Глупая, как все Рыбы. Леопольда убил Лукас!

– Лукас убил своего отца? Почему?

– А ты сам-то как думаешь? – спросила Опал. – Просто, как это уже было в истории с Вергаром и Леопольдом, новый вождь пришел и захватил власть. Волк или Лев, из стаи он или из прайда, не имеет никакого значения. Победитель убивает своего предшественника, так уж заведено.

– Что, Лукас в самом деле такой чокнутый?

– Он очень внушаемый, его легко убедить в чем угодно.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Если станет известно о том, что так называемый монарх Вестланда – отцеубийца, эта новость буквально взорвет все Семиземелье.

– Кому ты собираешься рассказать об этом, Акула? – презрительно фыркнула Опал. – И кто станет тебя слушать? Вас, бунтовщиков, лишь жалкая горсточка, а число приверженцев Льва растет с каждым днем. Теперь Семиземелье принадлежит моему племяннику.

– Точно подмечено.

– Могу я посоветовать тебе, что делать дальше, Акула?

– Говори, не стесняйся, – улыбнулся Вега.

– Отвези меня в ближайший порт и отпусти. А потом беги прочь со всех ног, потому что мы с братом явимся по твою душу, обещаю.

– Я никогда ни от кого не бегаю, – ответил Вега. – Мне больше по вкусу плавать.

– Тогда плыви. А еще лучше – не беги и не плыви, а просто кинься грудью на свою саблю и умри, пока мы не добрались до тебя. А если мы тебя найдем, твоя смерть быстрой не будет.

– Правда? – переспросил Вега.

– Твоя смерть будет такой долгой, медленной и мучительной, что ты и представить себе этого не можешь. Мы выдернем по одному все твои ногти и зубы. Затем по кусочку начнем сдирать с тебя кожу, а потом дадим твоим ранам зажить, чтобы начать все сначала. Ты умрешь сотню раз, прежде чем я покончу наконец с тобой.

– Ты закончила?

– Я еще и не начинала, Акула. Знай, войну вам не выиграть. Ваши Шакалы и Ястребы заперты в ущелье Бана. Медведи и Олени гибнут в эту минуту, пока мы с тобой разговариваем. Так что давай плыви на своих ворованных судах в Лисийский пролив, где вас расстреляет, сожжет и отправит на дно адмирал Скорпион.

Вега сложил ладони и подошел к отделяющей его от Опал решетке. Сейчас он напоминал молящегося священника, только улыбался при этом.

– Все? Отлично, тогда теперь моя очередь, так что слушай внимательно, Пантера. Ты выложишь мне все пароли, которыми пользуются во флоте Скорпиона, на каждом корабле, который плавает под черным флагом твоего брата. Расскажешь, в каком порядке и какие сигналы должна подавать «Немезида», чтобы ее приняли за свою. И сделаешь это немедленно, прямо сейчас.

– Опять двадцать пять, – вздохнула Опал. – Тебе еще не надоело повторять одно и то же, Акула?

Она снова уселась на пол, затем легла, повертелась, устроилась удобнее, подложила под голову скованные руки и закрыла глаза.

– Ты волосок у себя из подбородка вытащить не можешь, не то что сведения из пленника, – сонным голосом произнесла Опал.

– Скажешь, Опал, иначе я отправлюсь в твой родовой замок возле Браги, найду твоих детей и убью их.

Опал немедленно открыла свои зеленые с расширившимися зрачками глаза и уставилась ими на лорда-акулу.

– Наглый шантаж, и больше ничего, – презрительно скривилась она.

– Ты должна кое о чем узнать, Опал. Видишь ли, если мне что-нибудь втемяшится в голову, я не остановлюсь, пока не сделаю этого. Сомневаешься в том, что мне удастся добраться до твоих детишек? Дворцовая стража их охраняет, да? И ты, наверное, думаешь, что они у тебя в безопасности – там, за высокими позолоченными стенами. Теперь слушай. Я разнесу эти стены по кирпичику, до основания, и окрашу твой дворец кровью твоих детишек, даже если это будет стоить жизни мне самому.

– Блефуешь, – неуверенным, сдавленным голосом произнесла Опал.

– А что, если нет?

Опал вскочила, обхватила скованными руками прутья решетки. Ее лицо перекосилось, на блестящей черной коже появился мех, и Пантера зарычала, оскалив зубы.

– Мои дети совсем еще крошки!

Вега спокойно отодвинулся на несколько сантиметров от решетки и невозмутимо ответил:

– Там, наверху, на палубе, меня ждет друг, очень хороший, добрый и честный человек, которого постоянно грызут сомнения относительно того, что считать справедливым, а что нет. А вот лично я таких сомнений не ведаю, можешь мне поверить, Опал. Даже если твои детишки в самом деле окажутся мяукающими котятами, это ничего не изменит. Все равно они останутся для меня всего лишь отродьем – твоим и твоего лорда – кота, вместе с которым вы ведете против моего народа войну без правил. Я не буду принимать участия в нападении нашего флота на армаду Скорпиона. Я заранее уведу свой «Мальстрем» и буду гнать в Баст, чтобы поскорее найти твоих детишек на случай, если ты решишь обмануть нас.

– Тебе никогда не добраться до Баста, – презрительно заявила леди-пантера. – Лиссийский пролив забит судами Скорпиона. Тебя обнаружат, нагонят и уничтожат.

– Если такое случится, я прыгну с палубы в море и оставшееся расстояние преодолею вплавь, – холодно ответил Вега. – Не забывай, Бренн и Соша одарили нас с тобой по-разному.

Опал зарычала, а Вега тем временем продолжил:

– После всех ужасов, которые ты творила и в Басте, и в Лиссии с моими друзьями и просто ни в чем не повинными людьми, тебе не найти сочувствия в моем измученном, почерневшем от горя сердце. Ты надменная, самовлюбленная убийца, Опал. Ты говоришь о своих детях так, словно они алмазы среди груды грязной гальки, словно они лучше всех остальных детей на свете. Однако твои дети – не единственные и не лучшие на свете, а ты сама – не единственная и не самая любящая в мире мать. И ты недооцениваешь того, что может для защиты своих детей сделать их отец. Теперь тебе все понятно?

Опал медленно кивнула, прищурила свои изумрудные глаза, бессильно зашипела на Вегу, а тот сказал игривым тоном, радостно потирая ладони:

– Отлично. Теперь устраивайся удобнее, а я тем временем схожу за пером и бумагой. Чувствую, ночка у нас будет долгой.

 

Глава 4

Мгла рассеялась

– Даже если бы мы поверили тебе, Гектор, – заметь, я не сказал, что мы тебе верим – откуда такое прозрение? – спросил герцог Манфред, подозрительно косясь в сторону юного лорда-кабана. – Что так внезапно переменилось?

– Я совершил множество ужасных ошибок, ваша светлость, творил невообразимые вещи с теми, кого считал своими врагами, – честно ответил Гектор. – В свое оправдание могу лишь сказать, что был не в своем уме. Впрочем, я понимаю, что это очень жалкое оправдание.

– Я же вам говорил, – сказал со своего места Бо Карвер, сидевший прикованным к стене рядом с Манфредом. – Этот мальчик одержим демонами. Колдовство, вот что довело его до этого. Если ты оказался в трясине, то сам себя туда завел, Черная Рука. Ну и тони, мы-то здесь при чем?

Из-за спины Гектора моментально выступили Ринглин и Айбел, их разозлили слова Короля Воров.

Гектор резко схватил своих телохранителей за плечи, рывком оттащил их назад.

– Он прав, – сказал магистр. – Я погрузился во тьму с того момента, когда впервые пробудил мертвеца и общался с ним. Как же давно это было.

Он убрал свои руки, и телохранители вновь ушли ему за спину.

– Мы тебя предупреждали, Гектор, – устало сказал лорд-олень. – Еще в Хайклиффе предупреждали, когда слухи о твоем общении с мертвецами впервые достигли ушей членов Совета Волка. Я уже тогда говорил тебе, что ничего хорошего из этого не выйдет, но ты и слышать меня не хотел.

– Я не то что не хотел, я не мог слушать, ваша светлость. Я так долго обращался за советом к тьме, что не мог больше получать помощи от света.

Глаза Гектора сверкали, в них все еще были заметны следы былого безумия.

– Тьма схватила меня в свои объятия, держала в своих когтях. А я не мог насытиться знаниями, не мог остановиться. Мне всегда было мало. Я мечтал вместить в себя все тайные знания древних.

Он поднял взгляд на двух сидевших прикованными к стене узников.

– Я погрузился с головой в море знаний. Погрузился в искусство общения с мертвыми, не упускал ни единой возможности практиковаться в этом. Я без устали впитывал знания у выдающихся лиссийских магов, причем не только живых, но и мертвых, задавшись целью довести до совершенства свое собственное владение черной магией. И что хорошего вышло из этого? Ровным счетом ничего. Я отдалился от всех, кто был мне дорог, предавал и убивал тех, кого когда-то любил. То, что вы сейчас мне не верите… Что ж, я ничуть не виню вас за это. Больше того, я бы и сам себе не поверил.

Гектор говорил тихо, почти шепотом, щеки у него снова были мокрыми от слез. Он никогда не думал, что можно так много плакать, но плакал теперь почти постоянно, вспоминая свои ужасные поступки.

– Должна была умереть Амелия, чтобы я…

Он замолчал, не в силах продолжать. В тюремной камере повисла тишина, Карвер и Манфред молча следили за юным Кабаном, который, как загипнотизированный, раскачивался, стоя на месте. Айбел вышел из-за спины своего хозяина, приблизился к узникам и опустился перед ними на колено. Затем взялся за висевшее у него на поясе медное кольцо и начал перебирать своими жирными пальцами нанизанные на него ключи.

– В чем дело? – спросил Манфред, когда Айбел подобрал ключ и вставил его в наручники герцога.

– Вас освобождают, – пояснил Ринглин. – При первой же возможности барон Гектор выпустит вас из Айсгардена.

– Стоит ли покидать город Белого Медведя только для того, чтобы получить от вас стрелу в спину? – спросил Карвер. – Такие шуточки в твоем стиле, не так ли, Ринглин?

– Послушай, Карвер, куда проще под покровом темноты было бы уйти нам троим – его светлости, Айбелу и мне. Представляешь, какой переполох поднимется в Айсгардене, когда мы освободим всех, кто сидит в этой подземной тюрьме?

– Вы что, действительно собираетесь освободить всех? – воскликнул Манфред. К этому времени Айбел уже успел расстегнуть наручники герцога и перебрался к Королю Воров.

Гектор неожиданно вышел из своего транса, повернулся, вытер рукавом лицо, шмыгнул носом и взглянул на поднявшегося перед ним на ноги Манфреда.

– Да, всех, кого я посадил сюда по глупости, – ответил он на вопрос герцога. – Лекарей и шахтеров, горожан и торговцев. В тюрьме не должен остаться ни один мужчина, женщина или ребенок.

– А что скажут об этом Вороны? – поинтересовался Карвер.

Ринглин и Айбел с опаской взглянули на своего хозяина, а Гектор нервно вздрогнул.

– Они не знают о том, что вы делаете? – спросил Манфред. – Мой мальчик, никогда не стоит связываться с Воронами из Райвена. Если вы заодно с ними, то не могли выбрать для себя более недостойного и презираемого союзника, чем Вороны. Это же они, действуя именем Лукаса, разгромили и разграбили Стормдейл!

Гектор неловко переступил с ноги на ногу, поднял вверх свою здоровую руку, желая остановить лорда-оленя.

– Ваша светлость, – произнес Гектор. – Я тогда сказал вам неправду. Стормдейл по-прежнему держится. Войска из Райвена и Вермайра были отброшены Оленями… с помощью Дрю.

– Ты снова солгал, Гектор… – поморщился Манфред, качая головой.

– Тогда солгал не я, а тот, прежний, Гектор, – перебил его магистр и густо покраснел. – Теперь я говорю только правду.

– А почему Вороны до сих пор не прибрали к своим рукам Айсгарден? – спросил герцог. – Что их удерживает от этого? Ты и твои снежные люди из Таскана?

– Не сомневаюсь, что им очень хочется прибрать город к своим рукам. Жду, что со дня на день они попытаются меня устранить. Поверьте, мой союз с Воронами был вынужденным. В узде их до сих пор держит только страх.

– Страх? – тихо переспросил лорд-олень.

– Угры, конечно, грозные воины, однако боятся они не мою армию, – смущенно сказал Гектор. – Меня, вот кого они боятся.

– Тебя? – скептически воскликнул Манфред. – Да, я видел твой магический фокус с незримой рукой, начавшей душить за горло бедняжку Бетвин возле ворот Стракенберг Гейт. Они этого боятся?

– Не только, ваша светлость, кое-чего еще. Лорд Флинт был свидетелем того, как я пробуждаю мертвых, видел, как я ими командую. После этого он полагает, что я могу использовать восставших мертвецов как оружие, и уже поговаривает о том, чтобы применить некромантию в бою.

– Мертвецов? – переспросил Карвер, поднимаясь на ноги с помощью Айбела и пристально глядя на своего бывшего тюремщика. Айбел от этого взгляда явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Мертвецов, – нервно поежился Ринглин. – Флинт считает, что лежащие за городской стеной трупы можно использовать против тех, кто попробует напасть на Айсгарден. А раньше барон Гектор говорил также, что это легко сделать с помощью Посоха Змея, вот какой силой обладает эта штуковина!

При упоминании о древнем посохе Манфред слегка сконфузился, но ему на помощь тут же пришел Карвер и пояснил:

– Посох Змея – очень древняя реликвия. Правду сказать, неизвестно даже, существует ли этот посох вообще. По легенде, он во много раз усиливает магические способности человека. – Король Воров с улыбкой посмотрел на Гектора и продолжил, с наслаждением растирая свои запястья: – Вот видишь, я внимательно слушал твои бредовые речи, Черная Рука.

– Не помню – да если честно, и не хочу вспоминать, что тебе пришлось от меня выслушивать, Карвер, – стыдливо ответил Гектор. – Молюсь лишь о том, чтобы своими дальнейшими делами доказать, что исправился, повернулся к свету и, быть может, не такая уж безнадежно заблудшая душа живет вот здесь.

Гектор постучал себя по груди пальцами изуродованной руки, не сводя глаз с почерневшей блестящей кожи. От прикосновения пальцев ожила боль в проколотом рогами лорда-оленя легком, но Гектор старался не обращать на нее внимания, выбросить ее из головы. Своими ранами он займется после того, как уладит более важные дела.

– Вороны будут выжидать, а потом нанесут удар в самое слабое ваше место, – предупредил Карвер, не реагируя на попытки Гектора сделать шаг к примирению. – На протяжении нескольких последних месяцев я наблюдал за тем, как ты чахнешь, Черная Рука, как ты сохнешь, сходишь с ума из-за той проклятой древней палки. Вот и Вороны наверняка также наблюдают за тобой, ждут подходящего случая. Между нами, по тому как ты выглядишь сейчас, этот случай может наступить в любую минуту.

– Почему вы так уверены, что Вороны дадут нам уйти? – спросил Манфред.

– Потому что самих Воронов сейчас нет в городе, хотя здесь остались их солдаты из Райвена, – пояснил Ринглин. – А лорды-вороны ведут нескончаемую драку с лордами-журавлями из Баста, но теперь в любой день могут вернуться. А если вернутся и застанут здесь вас, то наверняка захотят заняться вами, герцог Манфред. – Бестия – телохранитель криво усмехнулся и добавил: – Флинт в последнее время не раз говорил о том, как хорошо было бы взять вас в плен. Похоже, Вороны не очень любят Оленей.

– Ты доверяешь своим людям, Гектор? – спросил Манфред, опасливо косясь на Ринглина.

– Да, всем без исключения, – ответил лорд-кабан. – Угры присягнули мне на крови после того, как я убил их бывшую госпожу, королеву Слоту.

– Если я правильно понял, – сказал Карвер, – тот, кто убил вождя угров, немедленно получает в наследство армию покойника?

Заканчивать свою мысль Карвер не стал, она и без того всем была понятна. Если Флинт нанесет удар прямо сейчас и убьет Гектора, он вместе с городом получит в свое распоряжение армию угров, за которой стоит вся их холодная страна.

– А где сейчас эта армия? – спросил Король Воров.

– В основном за пределами крепостных стен, – ответил Гектор, почесывая подбородок. – Угры испытывают какой-то суеверный страх перед городом Белого Медведя и чувствуют себя намного спокойнее, располагаясь лагерем в горах. Во дворце постоянно остаются только те, кто в любой момент может мне понадобиться: Два Топора и Крип. А внутри город патрулируют солдаты из Райвена.

– А Посох Змея? – продолжал расспрашивать Манфред. – Что с ним?

– Я прекратил искать его, ваша светлость, – ответил Гектор и глубоко вздохнул. – Пусть остается спрятанным, как всегда желали того Дочери Айсгардена. Я убежден, что Посоху Змея лучше не покидать недр горы Стракенберг, это может оказаться слишком опасно для всего мира.

– Ну а что дальше? – продолжил Карвер. – Каким образом вы собираетесь освободить всех заключенных, не вызывая при этом подозрения у солдат из Райвена? Они же патрулируют и крепостные стены тоже, я правильно понял? А если так, то не думаю, что они будут стоять и спокойно смотреть на то, как вы выводите из города через ворота Стракенберг Гейт колонну бывших заключенных.

– Из города есть другой выход, – произнес Ринглин. – Он достаточно хорошо известен шахтерам и кузнецам, это старая подземная дорога, которая выходит по другую сторону Уайтпикс. Этой дорогой десятки лет никто не пользовался, но пройти по ней можно и сейчас.

Пока Ринглин и Карвер, забыв былую неприязнь, принялись обсуждать детали выхода из города, Манфред подошел к Гектору и положил на его плечо свою крепкую ладонь.

– Знаешь, это возможность для тебя все начать сначала. Забыть про свои ужасные поступки, выбросить бредовые мысли из головы.

– И магию, ваша светлость. Слышать о ней больше не хочу. И не вернусь к ней больше никогда.

– Ну, не спеши полностью отказываться от древних знаний, мой мальчик. С помощью тех сил, которыми ты овладел, можно принести много добра…

– Нет, только без магии, – сказал Гектор, покачивая головой. – Это слишком большое искушение – магия. Я даже думать об этом не должен. Нет, отныне буду лечить только травами, компрессами, и никаких заклинаний, никакого колдовства. И никакой магии, даже на самом любительском уровне.

– Кому как не тебе знать, насколько затягивает человека магия, – кивнул Манфред.

– Меня охмурили, Манфред. Полностью. Под нажимом призрака моего собственного брата я позволил затянуть себя во тьму. Я смог видеть и слышать духов мертвецов. Добрые, чистые души улетают на небо, а души грешников оседают возле земли и существуют в виде бесов, злобных духов, которые толкутся вокруг черных магов. Одним из таких бесов был и Винсент.

– Боишься, что он может вернуться и твои мучения еще не закончены?

– Нет, – устало улыбнулся Гектор. – Бес-Винсент исчез навсегда. Но я никогда больше не позволю себе вновь соблазниться знаниями и возможностями, которые дает черная магия.

– Хорошо, в таком случае мы с тобой снова друзья, Гектор, но с твоего позволения я буду впредь присматривать за тобой и, если замечу, что ты пробормотал хотя бы одно магическое слово, голову тебе снесу, договорились? – Посеревшее, изрезанное морщинами лицо Манфреда сделалось озабоченным, и он добавил: – Не беспокойся, оттого что я стану присматривать за тобой, никакого вреда и беспокойства тебе не будет, Бренн свидетель.

Манфред и Гектор обнялись в знак своего полного примирения, а затем обернулись, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ринглин передает Карверу один из своих длинных ножей, а рядом с ними пританцовывает и нервно хихикает Айбел.

– Постарайся не всадить этот нож мне в спину, – сквозь стиснутые зубы сказал Ринглин.

– Что? Просишь меня не повторить того, что ты сам сделал со мной не так давно возле Южных ворот? Расслабься, Ринглин, не сделаю, – ответил Карвер, прищурив глаза. – Сейчас все мы начинаем жизнь с чистой страницы.

– Мы выходим в путь прямо сейчас? – спросил Манфред.

– Вначале помогите Ринглину и Айбелу освободить остальных заключенных, – ответил Гектор. – Леди Бетвин сидит здесь неподалеку, вместе с Дочерьми Айсгардена. Два Топора сторожит герцогиню Фрейю. Ее я освобожу сам, мне нужно принести герцогине свои глубочайшие извинения. Однако задерживаться здесь вам нет никакого смысла. Как только бывшие узники двинутся в путь, вы должны будете присоединиться к ним, милорды. Кто знает, что ожидает их на дороге, что идет под горой…

– А ты? – сказал Манфред. – Ты тоже пойдешь с нами?

– Разумеется, – ответил Гектор. – Соберу свои пожитки и пойду замыкающим в колонне вместе с Ринглином и Айбелом. Еще мне нужно будет зайти в часовню Бренна, забрать оттуда тело королевы. – Гектор вздохнул. После исчезновения беса-Винсента юный Кабан буквально на каждом шагу испытывал стыд и боль. – Я не хочу бросать ее здесь одну. Ринглин и Айбел помогут мне вынести тело королевы, и, быть может, когда-нибудь я смогу воссоединить их с Дрю.

– Быть может, – печально согласился Манфред, поглаживая свои усы.

– Ты в самом деле завязал со своей магией, Черная Рука? – спросил Король Воров, ловко крутя пальцами полученный от Ринглина нож. – Откуда нам знать, что это не очередной твой трюк?

– С черной магией я покончил навсегда, клянусь всеми теми, кто мне дорог, а таких людей, слава Бренну, осталось еще немало. И вот что, Карвер, – добавил он, посмотрев на свою изуродованную почерневшую руку, – меня вообще-то зовут Гектор.

 

Глава 5

Выбор

– Ах, Вега, дай я тебя расцелую! – воскликнул барон Боса, расплескивая вино из своего кубка.

– Думаю, что просто тоста за мое здоровье будет вполне достаточно, старина, – деликатно отказался граф, кладя руку на плечо лорда-кита. Затем Вега свободной рукой подхватил кубок с подноса, на котором разносил по полубаку вино корабельный кок «Немезиды». Собравшиеся здесь капитаны со всех двенадцати судов дружно поддержали его, радуясь добрым вестям.

– Тост за здоровье всех нас, и да пошлет нам Соша удачу!

Боса высоко вскинул свой кубок в воздух, вслед за ним подняли кубки все остальные.

– За Волка! – крикнул капитан Рэнсом, и этот тост эхом повторили его товарищи.

Дрю улыбался, глядя на воспрянувших духом капитанов. Стоявшая наискосок от Дрю Уитли тоже улыбнулась ему и приподняла свой кубок. Он кивнул ей в ответ.

– До сих пор не могу понять, как вам удалось уговорить Опал выдать все ее секреты, Вега, – сказал Дрю, глядя на него через плечи капитанов, склонившихся над исписанными листами бумаги. На каждом листе теснились записанные небрежным почерком лорда-акулы названия кораблей, наброски отдельных участков карты, действующие кодовые сочетания сигнальных флагов. Здесь было все необходимое, чтобы беспрепятственно пройти сквозь флот Скорпиона.

– Да, Вега, – подхватила Уитли. – Расскажите, как вы это сделали?

– Нащупал нечто крайне ценное для нее, миледи, – ответил граф. – То, что стало ключом к ней. Вон те записки, которые вы видите перед собой: будьте уверены, что в них одна только чистая правда. Даже Соша под страхом смерти не сумел бы заставить Опал солгать нам.

– Но откуда все-таки такая уверенность, граф? – спросил капитан Рэнсом.

– Поверьте мне на слово: она слишком многим рискует, чтобы решиться солгать нам. Она выдала нам всю необходимую информацию.

– Значит, живой Опал больше никому не нужна, – сказал Боса. – Жаль. Ее прелестные угрозы согревали мне кровь.

– Нет, наверняка она располагает сведениями, которые еще могут понадобиться нам в дальнейшем, – возразил Вега. – То, что она рассказала нам про бастийскую армаду, – всего лишь верхушка айсберга. В прелестной головке Красавицы из Баста по-прежнему хранится еще множество секретов.

– Если честно, мне очень не хочется оставлять ее здесь, – произнес Рэнсом. – Экипаж «Немезиды» боится ее, и вполне справедливо боится, если вспомнить о том, что она устроила в корабельном карцере.

– Не беспокойтесь. Я перевезу Опал на «Мальстрем», если вам так будет спокойнее, – ответил Вега. – А поскольку мы с леди-кошкой нашли, так сказать… взаимопонимание, будет только правильно, если она перейдет на мое попечение. Решено, перевезем ее ко мне при первой же возможности.

Кто-то из капитанов предложил новый тост, опять поднялись над головами заново наполненные кубки. Похожие звуки доносились над водой с других кораблей – слух о том, что бастийские коды взломаны, уже успел разлететься по всей эскадре. Дрю шагнул ближе к Веге, который как раз допивал свой кубок, и спросил:

– И все-таки, Вега, что вы сделали, чтобы купить ее секреты?

– Мой дорогой Дрю, если не возражаете, я предпочту, чтобы вы этого не знали.

– Да как хотите, Вега, я лишь опасаюсь, что она водит нас за нос, вот что, – тихо, чтобы его не слышал никто, кроме графа, сказал Дрю. – Вдруг она строит козни и заставляет нас плыть прямо в западню?

– Она теперь и подумать не посмеет о том, чтобы солгать мне, мой мальчик, когда знает о том, что поставлено на карту.

Дрю поежился, пытаясь представить, что за ставку объявил лорд-акула в игре с Пантерой.

– Так что за это можете не волноваться, – продолжил Вега. – И знаете что? На вашем месте я бы лучше озаботился тем, чтобы поскорее вернуть благорасположение нашей дорогой леди Уитли.

– Она не желает меня слушать, Вега.

– Все не так просто, мой мальчик. На самом деле она чертовски много думает о вас. Надеюсь, вы понимаете ее чувства?

Дрю вопросительно уставился на Вегу, и лорд – акула рассмеялся.

– Эх, бочки дубовые! Я, конечно, понимаю, вы выросли Бренн знает где, на Холодном побережье, но должны же вы были иметь хоть какой-то опыт общения с прекрасным полом? Хотя бы в своем детстве по крайней мере! Думаю, на ферме вашего отца были не только овцы и снег?

Вега фыркнул от смеха, а у Дрю пересохло во рту и часто забилось сердце. После того как они вместе с Уитли проделали путь с севера на юг через весь Лонграйдингс, эта девушка стала очень много значить для него.

Они вместе, плечом к плечу, преодолевали все трудности и испытания, а затем судьба надолго их разлучила. Воспоминания о времени, поведенном с юной Медведицей, были одними из самых дорогих для Дрю, но он чувствовал, что постепенно отдаляется от нее. Война, политика, интересы народа Лиссии – эти и другие проблемы все больше требовали его внимания и все меньше времени оставляли на их общение с Уитли.

– Что бы ты ни чувствовал к ней, приятель, просто скажи ей об этом, – шепнул Вега. – Не держи это в себе, иначе можешь навсегда упустить свой шанс. Не желаю тебе сожалеть о потерянной любви так же, как я сожалею о своей.

– Я прямо сейчас поговорю с ней, не откладывая, – кивнул Дрю.

– Хороший мальчик. И помни: ей до сих пор очень больно, так что ты полегче, полегче.

Юный вервольф поискал свою подругу взглядом, но на палубе ее не было.

– Где она?

– Да только что здесь была, – ответил Вега, глядя на то место, где совсем недавно стояла Уитли.

А Дрю уже спешил к люку, который вел в трюм судна. Заметив открытую крышку люка, он ускорил шаги, а затем перешел на бег.

Опал проснулась. Сон, в который она ненадолго погрузилась, был тревожным, в голове продолжали крутиться секреты, которые она выдала лорду-акуле. Принятое ею решение было ох каким нелегким, но уже не в первый раз Опал поставила интересы своей собственной семьи выше всего остального. Последствия ее поступка могли стать ужасными для Баста, поскольку теперь в руках Веги были сигнальные коды и все остальные сведения о флоте Скорпиона. Это означает, что многим отважным воинам, соотечественникам Пантеры, придется умереть. Счет погибших наверняка пойдет на сотни, если не на тысячи, и смерть всех этих людей окажется на ее совести.

Тяжелый груз? Конечно. Но если потребуется, она повторит то же самое, потому что нет ничего, что не сделает мать ради своих детей.

Опал моргнула, ее глаза быстро приспособились к окружающей темноте, и, негромко звеня цепями, Пантера приподнялась с пола, на котором спала. По приказу Рэнсома полы в карцере вымыли, однако здесь все еще пахло кровью тех, кого Опал убила в этой камере. Очевидно, слишком глубоко впиталась в пересохшие половицы. Пантера вдруг почувствовала чье-то присутствие. Чье? Ладно, если это окажется Вега, которому ей пришлось открыться. Старинный и злейший ее враг. И хуже всего то, что он был прав. Тот день, когда Пантеры, Львы и Тигры завладели Бастом, начали считать его своей собственностью, стал судьбоносным и для нее самой.

– Кто здесь? – спросила Опал, становясь на колени. Она провела пальцем по надетому у нее на горле ошейнику. Нащупала возле него заживающие ранки, оставшиеся после того, как она едва не трансформировалась, взбешенная словами Веги. Дверь была закрыта, но Пантера готова была поклясться, что сквозь сон слышала, как она открывалась. Сейчас ручка двери была подперта спинкой приставленного к ней стула с заклиненными на полу ножками. Опал выпустила на волю своего Зверя – чуть-чуть, ровно настолько, чтобы приобрести кошачье зрение и слух. Пантера обвела взглядом темное помещение и сразу же заметила стоящую в его дальнем углу фигуру.

– Если ты пришла допросить меня, то опоздала. Я все уже выложила Акуле, – сказала Опал.

– Мне не нужны твои секреты, – угрожающим тоном ответила Уитли.

– Зачем тогда ты здесь? Будешь издеваться надо мной за то, что я предала свой народ? Что ж, давай, только знай, девочка, что бы ты ни сказала, я уже не смогу чувствовать себя хуже, чем сейчас.

– И этого мне тоже не нужно. Я пришла совсем за другим, Пантера.

– Что же тебе надо?

– Вы много чего натворили в Лиссии, – произнесла Уитли. – Ваша бастийская армия пронеслась по всему Семиземелью, как волна, убивающая всех, кто пытается противостоять ей.

– Только так и завоевываются новые земли, девочка. На этом весь мир держится.

– А контроль над Бастом вы так же завоевывали? Я слышала, что когда-то там было много земель, которыми правили разные верлорды. А теперь весь континент находится в руках Котов?

– Мой отец и его кузены вели себя совершенно беспощадно, когда забирали земли своих соседей. Они непоколебимо верили, что Котам должна принадлежать вся власть на континенте. Если честно, это было восхитительно.

– Не думаю, что те, кого вы победили, тоже восхищаются вами.

– Те, кого мы победили, делают то, что мы им прикажем.

– Или?

– Или мы убиваем их детей.

– Не поняла?

– Вы ничего не знаете о нашей форме правления, верно? Так вот, каждый верлорд должен отослать своего первенца в Леос, где находится королевский двор. Там три высших лорда из Совета Старейшин обучают детей тому, что значит быть преданным Басту верлордом. К тому времени, когда бывшие дети возвращаются взрослыми к себе домой, они уже полностью осознают место своего народа в государстве и всецело преданы лордам-котам. И если только их матери или отцы заметят хоть малейшую попытку детей изменить привычный порядок вещей…

Опал замолчала, предоставляя Уитли самой додумывать, что ждет этих отступников.

– А теперь, значит, вы намереваетесь применить ту же систему, чтобы взять под свой контроль всех верлордов Семиземелья? – резко спросила Уитли.

Опал, прищурившись, присмотрелась к ней, затем неожиданно щелкнула пальцами и сказала:

– Эй, ты же сестра лорда-медведя. Лорда… Лорда Брогана, так его, кажется, звали, я не ошиблась?

– Рада, что ты помнишь его имя, – сказала Уитли. – В конце концов, это же ты убила Брогана.

– Я думала, тебе известно, что твоего брата убила не я, а Лукас, – удивленно шевельнула бровью Опал.

– Но по твоему приказу!

– Ну что я могу сказать? Лукасу нужно было доказать самому себе, что он способен убить. Да, я ему помогла это сделать.

– Мой брат просил пощады?

– Я… Я не помню, – ответила Опал, посматривая на дверь и прикидывая, с какими, собственно, намерениями пришла в карцер эта девушка.

Уитли вышла из тени, приблизилась к решетчатой перегородке, и Опал заметила, как начала трансформироваться леди из Брекенхольма. Ее торс раздался вширь, покрылся мощными медвежьими мускулами, грозящими разорвать в лоскуты надетое на Уитли платье. У нее удлинились конечности, ладони превратились в длинные когтистые лапы. Уитли принялась покачивать из стороны в сторону головой, и при каждом движении ее лицо менялось, становилось медвежьей мордой. Вскоре Уитли грозно зарычала, обнажая свои крупные белые клыки.

Опал посмотрела на сковывающие ее запястья наручники и внезапно ощутила себя ужасно уязвимой. Она попятилась прочь от решетки, Уитли, напротив, приблизилась к ней.

– Что ты собираешься делать? – испуганно ахнула леди-пантера.

Уитли ухватилась за дверь карцера, потянула ее на себя – взбугрились могучие мышцы, железный язычок дверного замка начал прогибаться, не в силах устоять перед натиском разозленной трансформировавшейся Медведицы.

– Ты уже рассказала все, что нам было нужно, – проворчала Уитли, доламывая замок. Дверь застонала, зазвенела и открылась. Леди из Брекенхольма вошла внутрь. – Теперь моя очередь получить то, чего я хочу. А хочу я, чтобы ты своей кровью заплатила за жизнь моего брата.

Раздался резкий, требовательный стук во входную дверь карцера, а следом за этим голос Дрю. Уитли замерла. Подпиравший дверную ручку стул трясся, но продолжал держать дверь.

– Уитли! – крикнул Дрю. – Не знаю, что ты собираешься сделать, но умоляю тебя: не надо! Не своди с ней счеты, это не наш путь. Кроме того, она еще может помочь!

Леди-пантера улучила момент и попыталась стрелой проскочить мимо Уитли, но не сумела ее обхитрить. В воздухе мелькнула когтистая лапа, схватила Пантеру за ошейник. Ноги Опал оторвались от пола, а саму ее припечатало к металлическим прутьям решетки.

– Ничего, она уже нам помогла! – крикнула Уитли. Ее когтистая лапа перескочила с ошейника на горло Опал и начала медленно сдавливать его. – Теперь пусть расплатится за свои преступления!

Дверь карцера с грохотом вывалилась внутрь, подпиравший ее стул превратился в груду щепок для растопки. В дверной – уже не проем, а пролом – проскочил Волк и замер, быстро оценивая ситуацию.

– Опусти ее на пол, Уитли, – прорычал он. – Не делай этого. Будешь жалеть потом до конца своих дней!

– Я могу жалеть только о том, что не отомстила убийце моего брата, больше ни о чем. Ты говорил, что всегда будешь помогать мне, но теперь, похоже, я могу полагаться только на себя саму.

– Она уже заплатила, Уитли, – сказал Дрю, подходя ближе и пытаясь встретиться взглядом со своей подругой. – Она предала своих земляков, выдала нам их секреты. Но это всего лишь начало. Мы сможем использовать ее в этой войне как оружие, Уитли.

В карцер один за другим входили и собирались за спиной вервольфа Вега, Боса, Рэнсом, остальные капитаны.

– Она солгала Веге, – прорычала Уитли. – Одурачила! Вокруг пальца обвела!

– Я сказала… правду! – торопливо заговорила Опал, чувствуя, что еще немного, и медвежья лапа Уитли расплющит ей горло. – Я не лгала… пощадите… прошу вас!

Леди из Брекенхольма отпустила Пантеру, отступила в сторону, а затем вышла из карцера через скрученную, изуродованную дверь.

– Она в вашем распоряжении, – спокойным тоном сказала Уитли, стремительно возвращая себе человеческий облик. – Думаю, теперь мы можем быть уверенными в том, что она действительно сказала правду.

– Ведьма сумасшедшая! – прошипела Опал.

– Лучше перестраховаться, чем потом волосы на голове рвать, – пояснила Уитли своим товарищам, не глядя в сторону задыхающейся теперь уже не от медвежьей лапы, а от ярости Пантеры.

– Прости, – сказал Дрю, беря Уитли под локоть своей, тоже успевшей трансформироваться в человеческую, рукой. – А я думал, что ты… собираешься убить ее.

– Плохо ты обо мне подумал, Дрю, – ответила она. Конечно, мне бы очень хотелось придушить Пантеру, но если она нужнее вам живой, пусть будет так. Честно скажу, такой расклад мне не нравится, но я как-нибудь смирюсь. – Теперь Уитли посмотрела наконец на жалкую, скорчившуюся у стены карцера пленницу и добавила: – Но отныне я с нее глаз ни на минуту не спущу, и не жди.

В карцер вошли трое лучших матросов Рэнсома, подхватили под руки сломленную леди-пантеру и повели прочь, а Дрю тем временем обернулся к лорду-акуле.

– Забирайте ее на «Мальстрем». Я к вам тоже переберусь, Вега. Мы покинем эскадру и направимся в другое место, не в Калико.

– А куда же? – спросил Вега.

Дрю обнял подошедшую к нему Уитли и ответил:

– В Баст, Вега, в Баст. Именно там корень всех проблем. Именно там необходимо наше вмешательство.

 

Глава 6

Поход на рыбалку

Звук был простой, но такой необычный для ушей Гретхен. Детские голоса хором пели песню, и она плыла в воздухе над крышами сонного городка. Гретхен остановилась посреди сада графа Фриппа и закрыла глаза, слушая сладкие звуки. Оказывается, она почти забыла, что значит чувствовать себя счастливой и беззаботной. Она стояла в городке Брей, на лужайке возле виллы графа-барсука, но душой перенеслась на время в свой родной Хеджмур. Услышав неровные, прихрамывающие шаги, Гретхен очнулась, открыла глаза и обернулась.

– Школьники? – спросила она, когда граф Фрипп подошел ближе.

– Не совсем так, моя дорогая, – ответил старый лорд-барсук, тяжело опираясь на свою трость. – На самом деле это сироты. В Брее нет ни беспризорников, ни бездомных, миледи. И не будет, пока я остаюсь главой этого города.

Гретхен подставила руку, Фрипп подхватил ее под локоть, и они вместе неторопливо пошли в направлении реки.

– Благодарю вас за то, что согласились нас принять, милорд, – сказала Гретхен. – Не думаю, чтобы в наши дни в Лиссии нашлось много верлордов, согласных приютить у себя беженцев, спасающихся от Котов.

– «Гончие из Хеджмура» найдут в Дейлиленде много друзей, моя дорогая, – сказал Фрипп. – Но вы должны проявлять осторожность. Пока вы у нас в гостях, вам и вашим друзьям не следует выходить за границы моих владений.

– Не волнуйтесь, граф Фрипп, мы не станем разгуливать по улицам города. И вашим гостеприимством злоупотреблять тоже не будем. Среди моих людей есть раненые, но как только они встанут на ноги, мы отправимся дальше в путь.

– Мне не хочется, чтобы вы вновь подвергали свою жизнь опасности в диком лесу, леди Гретхен, – хмуро произнес Барсук. – Оставайтесь в моем доме столько, сколько захотите.

– Я очень благодарна вам за это предложение, но боюсь, что с каждым днем, который мы с моими «Гончими» проводим у вас, наши враги подходят все ближе. Я не хочу подвергать опасности Брей.

– Ваш юноша вон там, – сказал Фрипп, резко меняя тему беседы и указывая тростью вперед. – Не думаю, однако, что ему везет. Может, вы сами покажете этому вестландцу, как ловят рыбу уроженцы Дейла, моя дорогая?

Фрипп улыбнулся, Гретхен поцеловала старого Барсука в щеку и упорхнула по лужайке в направлении реки.

– Не клюет? – крикнула она издалека, приближаясь к шатким мосткам, вступающим от берега в переливающуюся от солнечных пятен реку Редвайн. Трент сидел на дальнем краю мостков в подвернутых выше колен штанах. Одна нога погружена кончиками пальцев в ледяную речную воду, вторая согнута в колене, на нее Трент опирался подбородком, лениво держа в руках удилище.

Услышав голос Гретхен, юноша с Холодного побережья поднял голову и удивленно раскрыл глаза.

– Если ты пришла, чтобы насмехаться надо мной, как это делал лорд-барсук, то, пожалуйста, не нужно, – крикнул он в ответ. – Граф уже достаточно повеселился, рассказывая мне, чем отличается один конец удочки от другого.

Гретхен осторожно, на цыпочках, прошла по скрипящим доскам мостков.

– Не бойся, – прошептала она. – Я буду молчать как рыба, чтобы не распугать твоих рыб. Но похоже, что тебе нужна помощь, а?

– Ничего мне не нужно, – ответил юный Серый плащ, – я сам все правильно делаю. Просто удочка – дрянь, вот рыба и не хочет клевать. Да ты сама взгляни, на этой удочке даже катушки нет!

В подтверждение своих слов Трент взмахнул удилищем вверх, и тут же его пальцы неаккуратными кольцами оплела провисшая леска.

– Ну, знаешь, плохому танцору…

– …всегда пол мешает, знаю, знаю, – со смехом закончил пословицу Трент. – Ладно, присаживайся. Только в воду ничего не бросай, договорились? Я все-таки твердо намерен до вечера хоть что-нибудь выудить из этой тухлой речки.

– Ну-ну, «тухлой»! Здесь, между прочим, такие крупные твари водятся, должна тебе заметить! – сказала Гретхен, невольно вспомнив странную тень, которую она увидела несколько недель назад у речного камня. – Я буду следить, чтобы тебя самого никто не поймал, Ферран!

Гретхен присела рядом с Трентом, свесила ноги с края мостика и стала наблюдать за тем, как он забрасывает леску назад в реку.

Леска скользила между изуродованными пальцами левой руки юноши – Трент потерял мизинец и безымянный палец, когда сражался с дикарями в Дайрвудском лесу.

– Все еще больно? – спросила Гретхен.

– Что больно?

– Твои пальцы… – ответила она. – Точнее, то, что их нет.

– Знаешь, иногда я чувствую тупую боль, особенно когда холодно, но в целом рука меня не беспокоит. Хотя, возможно, я не прав. До того как я потерял пальцы, я был отличным рыболовом. Да, наверное, именно в этом все дело.

Они оба рассмеялись. Вспомнили о том, как помогали друг другу выбраться из смертельно опасного Дайрвудского леса, и возникшая между ними тогда привязанность сохранялась и сейчас, в спокойной солнечной тишине Брея.

– Ты знаешь, почему я все это время сердилась на тебя, правда? – спросила Гретхен, когда их смех затих. – Ты слишком назойливо пытался опекать меня, и это меня раздражало. Теперь ты понимаешь?

– Пожалуй, – ответил Трент, следя за тем, как уходит под воду леска с привязанным к ней поплавком и крючком с наживкой. – Но опекать тебя все равно не перестану, потому что ты сейчас важнее любого другого живущего в Семиземелье оборотня. На тебя, и только на тебя, надеются стремящиеся к свободе люди, ты их боевое знамя.

– Хочешь сказать, что я сейчас важнее для людей, чем Дрю? – спросила Гретхен.

– Никто не знает, жив ли вообще Дрю, – пожал плечами Трент.

– Ты еще встретишься с ним, Трент, – сказала она, осторожно пожимая его искалеченную руку.

– Хотел бы надеяться на это, – ответил он. – Мне нужно извиниться перед ним. Попросить прощения за то, что поверил, будто это он убил маму. За то, что носил красный плащ и сражался на стороне наших врагов. Я молю Бренна о том, чтобы он дал мне такую возможность и чтобы этот день наконец настал.

– Он придет, этот день, – заверила Гретхен, кладя голову на плечо Трента. – Нужно только верить в это.

У Трента перехватило дыхание, и он помедлил, прежде чем смог ответить.

– Знаешь, что я тебе скажу. Дрю – дурак, раз гоняется за вражеской армией в тех местах, где ее может и не быть. Будь у него голова на плечах, он должен был бы броситься тебя разыскивать.

– У него, я думаю, есть заботы важнее, чем искать меня, Трент. Он законный король Вестланда. Он должен думать обо всем своем народе. Нет, он как раз был бы дураком, если бы бросил все и пустился искать меня.

– Значит, это я дурак, – заметил Трент. – Потому что именно это и сделал бы, окажись я на его месте.

– О, ты знаешь, как польстить девушке, Серый плащ, – ответила Гретхен. Она хотела, чтобы ее слова прозвучали небрежно и даже насмешливо, но как быть с румянцем, который при этом залил ее щеки?

– Серый плащ? Это мне нравится гораздо больше, чем Красный! Ну а если серьезно, то я тебя никогда не выпущу из виду. Знаешь, моему брату очень повезло, если он нравится такой девушке, как ты.

Гретхен сжала его руку.

– Дрю действительно очень нравится мне, Трент. Он прекрасный друг и товарищ, за него мы сражаемся в этой войне. Но не только он один мне дорог.

Трент повернул голову, Гретхен наклонилась и нежно прикоснулась губами к его губам. Леска рывком натянулась, и Трента понесло вперед – первая за день поклевка случилась в самый неожиданный для него момент. Гретхен откинулась назад, а Трент, не догадавшийся выпустить из рук удочку, с громким шумом свалился с мостков в реку. Ему вслед прозвучал громкий смех леди из Хеджмура.

Вынырнув на поверхность, Трент выплюнул изо рта фонтанчик воды. Волосы Трента намокли, упали на глаза, мешая ему видеть.

– Ты похож сейчас на мокрую собаку, Ферран, – хихикнула Гретхен. – Смотри не намочи мне платье, когда вылезешь и начнешь отряхиваться!

Трент протянул руки вперед, ухватил Гретхен за лодыжки и потянул к себе. Она с визгом свалилась в реку, на миг исчезла под водой, а затем вновь появилась на поверхности, теперь уже на руках Трента. Он улыбнулся, Гретхен забарахталась, они оба расхохотались, а когда их смех постепенно стих, девушка подняла руку и отвела в сторону упавшие на глаза Трента мокрые пряди. На нее взглянули огромные ярко-синие глаза, постоянно снившиеся ей по ночам.

– Вот видите, миледи, – усмехнулся Трент, стуча зубами от холода. – Я же обещал вам, что сумею сегодня поймать что-то стоящее.

 

Глава 7

История Тигрицы

– По моим расчетам мы сейчас в ста пятидесяти милях от острова Клоу, – сказал Флоримо, водя по карте своим костлявым пальцем.

– Всего сто пятьдесят миль по бастийским водам? Ну, это нам как в ясный день на лодочке пруд переплыть, – мрачно пошутил Вега.

Дрю и Уитли невесело усмехнулись. Сейчас все остальные корабли разношерстной эскадры Волка оставались в лиссийских водах и под командованием барона Босы направлялись в залив Калико, а оторвавшийся от них «Мальстрем» в одиночку спешил к побережью Баста. Но, даже зная все морские коды Котов, Веге трудно было рассчитывать на то, чтобы незамеченным подойти к покрытому джунглями континенту, слишком уж хорошо был известен его «Мальстрем» на всех морях и океанах. И любой моряк знает, что этот корабль воюет на стороне Волка, независимо от того, будет у него на гафеле развеваться флаг Оникса или нет. Путь, на который они ступили, был смертельно опасен, и призрачный успех этой дерзкой вылазки зависел исключительно от знаний и умений их старого штурмана.

– Я благодарен вам за то, что вы согласились присоединиться к нам на «Мальстреме», Флоримо, – сказал Дрю. – Боюсь, что без ваших глаз и крыльев бастийцы уже успели бы обнаружить нас к этой минуте.

– А я благодарен графу за то, что он позвал меня с собой, – ответил Флоримо. – Честно говоря, опасался, что ему изрядно успели надоесть мои песенки.

– На это даже не надейся, старина! – улыбнулся Вега. – Я готов слушать твой тенорок с утра до ночи, прошу только об одном: громко не пой, иначе переполошишь всех Котов отсюда до самого Фелоса.

– Насколько же у вас острое зрение? – спросила Уитли, удивляясь необычным способностям Флоримо.

– Ну как вам сказать, миледи, – негромко ответил лорд-крачка, постукивая пальцем по своему крючковатому носу. – Например, я могу увидеть, что сегодня на завтрак у Льва в Хайклиффе.

– А как вы ориентируетесь в пространстве? – спросил Дрю. – Честно говоря, ни разу не видел, чтобы вы пользовались какими-то инструментами. Только на карту смотрите, и все.

– Это пусть Вега пользуется своими чудесными секстантами и астролябиями, – небрежно махнул рукой Флоримо, – а нам, Крачкам, достаточно звезд на небе. А самый главный наш компас – это луна, мой юный Волк. Впрочем, что такое луна и как она воздействует на людей и верлордов, вы и сами знаете. Заметьте только, что луна остается на небе и днем тоже, только тогда ее сложнее рассмотреть, свет у нее слишком слабый. Надеюсь, вы слышали о «черном солнце», милорд?

Дрю утвердительно кивнул, и Флоримо продолжил:

– Мы, штурманы, называем это явление затмением. Тоже работа луны, когда она накрывает мир своей тенью. В этой тени – черном солнце – заключена огромная сила, которой способны заряжаться Волки. Тот, кто разбирается в лунных циклах, способен понять, какое влияние оказывает луна на весь мир: на сушу, море, на оборотней. Таким образом, хороший навигатор может предсказывать по небу погоду, смену времен года, рассчитывать силу и время приливов. Скажу больше: вглядись внимательнее в небо, и ты увидишь будущее.

– Флоримо, вы действительно умеете предсказывать погоду? – удивилась Уитли. – И даже предвидеть события прежде, чем они произойдут?

– Точно так, юная медведица.

Флоримо подмигнул, затем низко поклонился, качнув своим щегольским розовым пером на голове.

– А теперь, с вашего позволения, миледи и милорды, позвольте мне вернуться к своей работе. Кто знает, что нас ждет впереди, и чем раньше я об этом узнаю, тем лучше будет для всех нас.

Флоримо, прищурившись, посмотрел на небо, лизнул свой палец и поднял его над головой, определяя направление ветра. Затем, еще раз сверившись по карте с координатами корабля, подошел к перилам правого борта, расстегнул и снял свою рубашку, кинул ее стоявшему рядом с ним Касперу.

– Смотри и учись, юный морской ястреб, – подмигнул юнге Флоримо. – Смотри и учись.

Из костлявой спины штурмана выросли узкие белые крылья. Усохли, сделались костяными ноги, между пальцами на них появились красные перепонки. Нос Флоримо вытянулся, заострился, превращаясь в похожий на лезвие клинка черный клюв. Зашевелились, затрепетали на ветру покрывшие тело штурмана перья, и лорд-крачка поставил свою ногу на перекладину планширя. Хлопнули, поворачиваясь на ветру, паруса, Флоримо легко оторвался от планширя и стремительно, изящно начал набирать высоту. Еще несколько секунд – и он уже исчез из виду, черной точкой устремившись к солнцу.

– Пойдем, – сказала Уитли Касперу и погладила его по голове. – Вернемся к нашим занятиям. Я научу тебя вязать настоящие узлы, как это делают у нас в лесу. Это тебе не то что неуклюжие уродины, которые пытаются соорудить твои дружки-пираты. Совсем другое дело.

Леди-медведица вместе с юнгой направилась на верхнюю палубу, а Дрю и Вега пошли на корму.

– Каспер, похоже, без ума от нее, – с улыбкой заметил Дрю.

– Он не избалован общением с женщинами, – ответил лорд-акула. – Это для него в новинку.

Первый помощник капитана Фиггис находился за штурвалом, положив руки на рулевое колесо и зорко всматриваясь в горизонт. За его спиной стояла Опал. Руки Пантеры были скованы наручниками, а сама она прикреплена к палубе цепью такой длины, чтобы ей было невозможно дотянуться до рулевого. Тем не менее Фиггис все равно время от времени оборачивался, чтобы проверить, на месте ли их пленница.

– Кстати, о женщинах. Вы уже рассказали Касперу? – спросил Дрю.

– Да, у нас с ним был разговор, – ответил Вега, пока они оба подходили к первому помощнику капитана. – Теперь парень знает, что я его отец. Сейчас исподволь подбираемся к предстоящему разговору о его матери. А пока что роль второго родителя временно исполняет Флоримо. Это он учит Каспера трансформироваться в птицу. Одному Соше известно, как это можно – вот так взять и превратиться в ястреба?

– Неужели вы в самом деле думаете, что та древняя морская чайка сумеет доставить вас в Баст никем не замеченными? – крикнула Опал, когда приблизились к ней, а затем добавила, обращаясь конкретно к Дрю: – Ответь, Волчонок, Вега говорил тебе, каким образом он выбил из меня нужные ему сведения? Рассказал о том, как грозился убить моих детей?

Дрю остановился, посмотрел на прикованную к палубе Пантеру. Она криво усмехнулась, решив, что подцепила Дрю на крючок, но он спокойно ответил:

– Вега рассказал мне обо всем, Опал.

Пантера помрачнела. Она рассчитывала ошеломить Дрю, а затем попытаться, если получиться, вбить клин между ним и Вегой. Не вышло. Дрю уже успел расспросить Вегу о том, как ему удалось сломить Пантеру, и тот под нажимом рассказал все как было.

– Не так давно один старый Ястреб сказал мне, что тот, кто хочет выиграть войну, должен быть готов к тому, чтобы совершать жуткие вещи, – продолжил Дрю. – И сейчас я готов согласиться с его словами. С одной стороны, я не позволю кому бы то ни было, включая Вегу, на моих глазах причинить ребенку вред. С другой стороны, не сторож я своему адмиралу. И еще я никому не посоветовал бы пытаться обмануть графа. Это слишком опасно.

– Вы должны были той ночью позволить Уитли завершить то, что она задумала, – сказала Опал. – Все равно я, можно считать, покойница. – Она провела когтистой рукой по палубе, оставляя глубокие бороздки в древесине. – Просто изгнание из страны можно было бы считать за счастье, но ведь этим Совет Старейшин не ограничится. Нет, за пособничество тебе мне голову с плеч снесут, не меньше.

– В таком случае получается, что мы нужны тебе ничуть не меньше, чем ты нам, – произнес Дрю. – Не спеши заранее расставаться со своей жизнью, Опал. Возможно, мы поможем тебе ее спасти. И жизни твоих детей тоже.

– Я боюсь за них, – призналась она.

– Успокойся, кошка драная, – вставил Вега. – Если ты сказала нам правду, беспокоиться тебе не о чем.

– Плевать я на тебя хотела, Акула, – огрызнулась Опал. – Верховных лордов Баста, вот кого я боюсь по-настоящему. Как только до них дойдут слухи о моем предательстве, они первым делом пошлют за моими детьми. Лорды-коты не знают жалости к преступникам и их семьям и не принимают в этом случае во внимание никакие родственные связи.

– Так же, как это было в случае с Табу? – спросил Дрю, вспомнив о своей подруге-тигрице, оказавшейся по приговору суда Котов в рабстве у лордов-ящериц. – Кстати, в чем заключалось преступление, за которое ее упекли на остров Скория сражаться там в качестве гладиатора на арене Печи? За что леди-кошку из Баста отправили рисковать своей жизнью на потеху Ящерицам и прочим тварям?

Напряженное, полное гнева лицо Опал смягчилось при упоминании о совсем юной леди-тигрице, сражавшейся когда-то на одной арене вместе с Дрю. Считавшаяся у лордов-ящериц одним из Восьми чудес света, Табу отличалась упрямым, взрывным характером (это Дрю испытал на себе при их первой встрече), но была при этом преданной, верной и отважной, поэтому Волк гордился тем, что может назвать Табу своей подругой.

– О, – печально вздохнула Опал, – это целая история, Волчонок.

– А я никуда не спешу, – ответил Дрю. – Кроме того, нам может оказаться полезным буквально все, что ты расскажешь нам о лордах-котах. Табу – моя подруга. Этот пример я смогу привести вашим верховным лордам, чтобы убедить их в том, что лиссийцы и бастийцы могут мирно сотрудничать, а не только воевать друг с другом.

– Прежде всего мне нужны гарантии, – сказала Опал, переводя взгляд кверху. Вега подошел ближе, встал, подбоченившись, рядом с Дрю.

– Продолжай, – сказал лорд-акула.

– Поклянитесь, что поможете увезти моих детей из Браги.

– Это в наших силах, – ответил граф. – Обещаю сделать все возможное, чтобы вернуть их тебе целыми и невредимыми.

– Как странно, Акула, – проговорила Опал. – Всего лишь несколько дней назад ты грозился убить моих детей, если я не скажу всего, что ты требуешь, а сейчас готов поклясться, что спасешь их.

– Ничего странного, Пантера, – улыбнулся граф. – Ты очень помогла нам, теперь пришла пора и мне ответить любезностью на любезность. Ну так расскажи нам, что тебе известно об этой Табу и ее преступлении.

– Как вы уже знаете, – начала Пантера, – существуют три главные династии лордов-котов, которые, меняя друг друга, правят Бастом на протяжении последних шестидесяти лет.

– Львы, Пантеры и Тигры, – кивнул Дрю.

– Браво, Дрю, ставлю вам пятерку за внимательность, можете садиться, – пошутил Вега и даже потянулся, чтобы погладить Дрю по голове, но замер и замолчал, перехватив взгляд Опал.

– Мы, Пантеры, а также Львы и Тигры тесно сотрудничали, помогали друг другу, и в результате нам удалось превратить Баст из сотен карликовых, постоянно воюющих между собой государств в единую, могучую державу, с которой вынуждены считаться теперь во всем мире. Собственно говоря, нашу силу вы испытали на собственной шкуре.

Дрю и Вега уныло покивали головами.

– Центральная власть Баста сосредоточена в столице лордов-львов, в городе Леос. Столица лордов-пантер – мой родной город Брага, а столица лордов-тигров называется Фелос. В Леосе собирается Совет Старейшин, в Совет входят старейшие верховные лорды от трех основных династий плюс представители кошачьих меньшинств: Ягуаров, Гепардов и прочих.

– А как обстоит дело с представителями не кошачьей аристократии, с теми, чьих детей вы берете в заложники? – спросил Дрю.

– Некоторым из них удается сделать карьеру и подняться до известных вершин, как, например, генерал-гиппопотам Джорджо или лорд-стервятник граф Коста, но в основном все они сидят на тех местах, куда их посадили лорды-коты, и беспрекословно выполняют все их приказания.

Следует заметить, что последние слова Опал произнесла с нескрываемой гордостью.

– Когда Табу приехала в Леос к своему деду, верховному лорду Тигаре, она была еще совсем юной девушкой. Яркая, на редкость своенравная и вспыльчивая даже для Кошки, она сразу же привлекла к себе внимание при дворе. Вам наверняка известно, что такое ярость Льва. Так вот, у Табу была своя особенная манера гневаться – она принималась оглушительно визжать и не останавливалась до тех пор, пока не добивалась того, чего желала. Некоторые считали Табу слишком взбалмошной и неуправляемой, но многим нравился ее дикий нрав, ее непредсказуемость, кое-кому появление Табу казалось порывом свежего ветерка, залетевшего в затхлые дворцы и залы столицы.

Опал грустно вздохнула, а затем продолжила.

– Неудивительно, что у такой яркой девушки очень скоро появились пылкие поклонники, в том числе Чанг, сын правителя Тиза, лорда-гепарда по имени Чолло. Чувство Табу и Чанга оказалось взаимным. У них и характер был почти одинаковым – они могли нежно ворковать, а через секунду уже готовы были вцепиться друг другу в глотку. Но это, в принципе, нормально. Мы же лорды-коты, а разве может Кот не быть пылким, страстным, непредсказуемым и упрямым? Конечно, не может. Тогда он и не Кот совсем.

Опал вновь ненадолго замолчала. Дрю и Вега с интересом следили за тем, как смягчается, буквально тает прямо у них на глазах суровая Пантера, превращаясь под влиянием воспоминаний в Красавицу из Баста.

– Но в Табу влюбился еще один юный лорд-кот, который был в то время на подъеме. В отличие от ухажера-мямли, каким оказался Чанг, этот юноша был немногословным, но решительным. Несмотря на то что у них с Табу было не так много общего, этот юноша пришел однажды вечером к юной леди-тигрице и напрямую признался, что любит ее. Табу – а она в то время была еще почти ребенком – со смехом отвергла предложение юноши стать его женой.

Вспоминая тот ужасный случай, Опал уставилась полными слез глазами в морскую даль.

– Рассерженный, выведенный из себя ее насмешками юноша довольно грубо схватил руками Табу. В ответ она впилась когтями ему в грудь. Юноша отшвырнул ее от себя, она упала на пол, и в это время в комнате появился лорд Чанг. Естественно, он бросился защищать свою девушку, но разве мог он тягаться со своим соперником, который только что возвратился из победоносного военного похода и был закаленным в боях воином? Нескольких ударов кулаком хватило, чтобы уложить хилого лорда-гепарда на месте. Разъяренная Табу вспрыгнула на спину лорду-коту и принялась бешено рвать его когтями, кусаться, пыталась расцарапать лицо юноши. Он схватил Табу, избил и слегка придушил ее. Леди-тигрица потеряла сознание, а юноша отправился звать на помощь свою сестру.

Дрю уже догадался о том, что будет дальше, и передернулся, подумав о том, какую роль сыграла Пантера в судьбе Табу.

– Я помогла Ониксу устроить инсценировку. По нашей версии, Оникс был со мной, когда мы услышали крики. Затем я побежала звать дворцовую стражу, а Оникс отправился узнать, что там происходит, и увидел, как Табу и Чанг дерутся друг с другом, катаясь по полу. Оникс бросился вперед, чтобы разнять дерущихся, оторвал тигрицу от гепарда, но юноша уже испускал свой последний вздох, а Табу набросилась теперь на Оникса и несколько раз его ударила. Именно так мы все рассказали пришедшей со мной страже и придворным. Табу взяли под стражу и посадили за решетку. Мой отец, верховный лорд Оба, требовал для Табу смертной казни, указывая на то, что она не в своем уме и потому представляет опасность для всех окружающих, включая саму себя. Табу умоляла пощадить ее, говорила о том, что совершенно не помнит событий той ночи. Возможно, так оно и было. Лично я ничуть не сомневаюсь в том, что юная тигрица получила от рук моего брата серьезную физическую и душевную травму. Табу отрицала то, что могла причинить какой-то вред Чангу, клялась, что любила его, но разве могла она убедить кого-нибудь из старейшин? Всем было известно, что Табу – неуправляемая девчонка с отвратительным характером и, скорее всего, слегка не в своем уме. Так кому охотнее поверили бы старейшины – ей или юному, но уже имеющему многочисленные боевые награды герою войны, как вы думаете? Вот так-то. Верховный лорд Тигара просил суд смягчить смертный приговор его внучке. В итоге окончательное решение попросили принять верховного лорда Леона, он был отцом Леопольда и самым старым на тот момент верлордом во всем Басте. Замечу, что Леон уже тогда возлагал большие надежды на моего брата и считался с его мнением. Короче говоря, по совету моего отца и Оникса старый Леон согласился смягчить смертный приговор Табу. Юную тигрицу лишили всех ее титулов, привилегий, имущества и отдали в дар лордам-ящерицам со Скории с тем, чтобы Табу закончила свою жизнь на арене Печи. Представители всех кошачьих родов презирали Табу, ее преступление несмываемым позорным пятном легло на все семейство Тигров.

Опал замолчала, постояла, покачиваясь с пятки на носок, глядя то на Дрю, то на Вегу. Затем подняла вверх свои сжатые в кулак руки, позвенела цепями, закрыла полные слез глаза и тихо закончила:

– Вот, собственно, и вся история Табу. Печальная история.

 

Глава 8

Нераскрытый талант

– Пора, милорд.

Гектор оторвался от книги, которую читал. В дверях библиотеки стоял Ринглин, было заметно, что он как никогда взволнован и нервничает. Лорд-кабан, поморщившись, неохотно захлопнул толстый том, при этом с обложки поднялось облачко пыли. Боль в груди Гектора постоянно напоминала ему о том, как много зла он совершил в последнее время, как далеко свернул с правильного пути. Его долг – лечить больных и придумывать собственные лекарства, но он совершенно забросил занятия медициной. Быть может, герцогиня Фрейя простит Гектора, когда он освободит ее, и даже сумеет ему помочь.

– Они все ушли? – спросил Гектор, вставая и неуверенной походкой ковыляя к двери.

– Я оставил Айбела в тот момент, когда он сопровождал последних выпущенных из камер заключенных, – ответил лорду-кабану его телохранитель. – Когда они поняли, что оказались на свободе, шахтеры и кузнецы с готовностью согласились указывать проложенный под горой путь. Я бы даже сказал, были счастливы сделать это. Группу возглавляют Карвер и Манфред. Леди Бетвин тоже с ними.

На Ринглине был плотный шерстяной плащ, за плечами – походный мешок.

– Если вы не передумали, вам тоже пора в дорогу, – добавил Ринглин.

– Ты хороший парень, Ринглин, – сказал Гектор, прикасаясь к предплечью телохранителя своей левой, затянутой в перчатку, рукой. – А ведь когда мы впервые встретились с тобой, я считал тебя хладнокровным убийцей.

– Я и сейчас остался таким же, милорд, просто, как говорится, всему свое время и место.

– Скажи, ты действительно считаешь, что мы сейчас поступаем правильно? – прошептал Гектор, задерживаясь возле двери. – Мы приняли верное решение, а?

– Принимать решения – это по вашей части, Гектор, – ответил Ринглин, на минуту отбросив формальности вроде «ваша милость». – А я всего лишь ваш телохранитель. Моя работа – делать все, что вы мне прикажете, и следовать за вами, куда бы вы ни пошли.

– Значит, ты предан мне лишь до тех пор, пока я плачу тебе? – вздохнул Гектор.

– Не совсем так. Ваш брат тоже платил нам, но я не могу сказать, что был предан этому вечно пьяному дураку. Я люблю вас, Гектор. И это я впервые могу сказать о хозяине, которому служу. А еще я уважаю вас за то, что вы нашли в себе силы начать свою жизнь с чистого листа и сделали это сейчас, когда весь мир катится в тартарары.

– Ты льстишь мне, Ринглин, – покачал головой Гектор, выходя в коридор, и добавил, усмехнувшись: – Или намекаешь на прибавку к жалованью?

– Неужели вы действительно думаете, что я все делаю исключительно ради денег? – хмыкнул в ответ телохранитель. – В таком случае покажите мне местечко, где я мог бы сейчас с толком потратить свое золотишко. Затрудняетесь, а? Вот то-то же. В наше время деньги мало чего стоят, как и жизнь.

– Мне нужно еще кое-что сделать, прежде чем мы уйдем, Ринглин, – сказал Гектор, пока они вдвоем шагали по коридору. – Я должен освободить угров от данной ими присяги и позволить им возвратиться к себе на родину. Два Топора охраняет герцогиню Фрейю. Я отдам ему свой последний приказ, потом заберем тело королевы и тогда сможем отправиться догонять остальных.

– А что, если Два Топора захочет забрать Айсгарден себе, вы же этого знать не можете? – спросил Ринглин и поддержал Гектора под локоть, когда тот споткнулся на покатом полу.

– Нет, – твердо ответил Гектор. – Конечно, он со своими товарищами мог бы убить столько людей Ворона, сколько нужно, чтобы захватить город, но Айсгарден принадлежит Белым Медведям, и я намерен снова вернуть его законным хозяевам.

Они продолжали все глубже опускаться в недра дворца, петляя по проложенным под землей коридорам и лестницам. Вдруг Гектор резко остановился и хлопнул раскрытой ладонью себя по лбу.

– Что случилось, милорд? – встревожился Ринглин.

– Вот дурак, – пробормотал Гектор, покачивая головой. – Так спешил, что забыл свой талисман.

– Что именно?

– Это застежка для плаща в виде бронзовой фигурки кабана. Ее подарил мне мой покойный отец, – вздохнул Гектор. – Единственная память о нем. Проклятье.

– Позвольте, я схожу и принесу ее, – предложил телохранитель.

– У нас совсем нет времени!

– А я быстро. Позвольте мне оказать вам эту небольшую услугу.

– Застежка лежит на моем прикроватном столике, Ринглин. Поспеши. Встретимся в часовне.

Телохранитель развернулся и убежал в ту сторону, откуда они только что пришли.

Гектор какое-то время смотрел ему вслед, вновь поражаясь и радуясь тому, что даже такой отъявленный грешник, как Ринглин, смог встать на путь исправления. Теперь их двое на этом пути, он и сам Гектор. Затем лорд-кабан продолжил свой путь теперь уже в одиночестве.

Когда Гектор подходил к часовне, его вдруг прошиб холодный пот, замутило, закружилась голова. Лорд-кабан приложил руку к груди, к ране, оставленной на ней рогами Манфреда. Ребра до сих пор еще не срослись, хрипело пробитое легкое. С каждым шагом дурнота усиливалась, в глазах темнело, все вокруг поплыло и начало вращаться, стены коридора извивались перед Гектором, словно лезвие штопора. Магистр остановился, поморгал, пытаясь справиться с головокружением.

– Вперед, Гектор, – приказал он самому себе. – Держись, старина.

После признаний, сделанных им перед Манфредом и Карвером, Гектор чувствовал себя духовно возродившимся, его сознание очистилось и почти пришло в норму. Он, конечно, понимал, что ему еще долго придется расплачиваться за свои грехи и злодеяния, но был решительно настроен на то, чтобы загладить свою вину. Со временем, разумеется, не сразу. Больше всего он радовался тому, что сумел избавиться от Винсента. После той последней стычки между ними бес пропал – ни слуху ни духу, и от этого Гектор испытывал громадное облегчение. Он действительно поверил в то, что с бесом покончено навсегда.

Хватаясь за стену, Гектор продолжал пробираться вперед по плавно поворачивающему коридору. Добравшись наконец до угла, он увидел дверь часовни и вставленный в скобу на стене горящий факел. Держа в одной руке свой медицинский саквояж, а другой рукой хватаясь за стену, Гектор пытался прийти в себя, но с каждой секундой ему становилось все хуже.

Собрав в кулак всю свою волю, Гектор открыл дверь, снял со стены факел и вошел в часовню Бренна.

Приблизившись к жертвеннику, он поставил медицинский саквояж в ногах лежащего на гранитной плите тела и только после этого перешел к изголовью. Там Гектор взялся руками за кончик погребального савана и осторожно приподнял ткань, обнажив прекрасное спокойное лицо Амелии. Все заботы об умершей королеве Гектор взял на себя, сам следил за тем, чтобы все было сделано так, как положено, когда речь идет о похоронах царской особы. Рану на груди королевы Гектор зашил собственноручно, он же подобрал травы и мази, которые предохраняли тело Амелии от разложения.

– Я так сожалею о том, что случилось, ваше величество, – шмыгнул носом Гектор, осторожно притрагиваясь рукой к застывшей щеке королевы. – Обещаю, я доставлю вас к Дрю, даже если мне придется умереть ради этого.

На Гектора с новой силой обрушилась дурнота. Он покачнулся, ухватился за край жертвенника, чтобы не упасть, затряс головой, пытаясь таким способом справиться с головокружением. Внезапно у Гектора онемела вся левая сторона тела, он покачнулся, поехал вдоль края стола и столкнул на пол свой стоявший в ногах тела Амелии саквояж. От удара саквояж раскрылся, часть склянок при этом разбилась, другие со звоном раскатились по всей часовне.

Гектор выронил факел, поднес освободившуюся руку к своей голове, с силой нажал себе на глазное яблоко, пытаясь справиться с тошнотой. Ему казалось, что его череп раскалывается на части.

– Останови же ее, магистр недоделанный! – прикрикнул Гектор на самого себя, когда боль неожиданно усилилась. Магистру казалось, что ему протыкают ножами уши, прижигают раскаленной кочергой глаза, ему стало трудно дышать из-за забившего весь нос омерзительного запаха магического желтого порошка – бримстоуна. Гектор вновь попытался крикнуть, но на этот раз не смог издать ни звука – его горло словно стиснула невидимая рука. Хрипело лишь одно легкое, пробитое кончиком рогов лорда-оленя.

Во рту Гектор чувствовал привкус крови и желчи, соли и серы. Он перестал понимать, где он находится и что и с ним происходит, превратился в один лишь комок боли, переполнявшей, убивавшей его.

«Изгнал, говоришь, меня, братец? Нет, когда мне нужно, я возвращаюсь. И все знания, что ты накопил в своей жалкой головке…»

Колени Гектора подогнулись, он свалился на пол, стукнувшись головой о край жертвенника. Последним, что он услышал в надвигающейся тьме, был шепот.

«…Пошли для тебя прахом… Не раскрылся твой талант, поросеночек…»

– Милорд? – позвал Ринглин, спеша ко входу в часовню Бренна. К этому времени освобожденные узники уже были на пути из Айсгардена, шли по туннелям под горой Уайтпикс. С ними был Айбел, которому, разумеется, не терпелось, чтобы его товарищ как можно скорее их нагнал. Вечно хихикающий коротышка терпеть не мог оставаться один, без своего напарника, они были неразлучными уже много лет. У Ринглина имелись сомнения относительно плана Гектора, но он понимал, что по-другому никак не получится. События в Стурмланде явно разворачивались в самом худшем направлении. Сейчас всем им нужно прорываться под горой, а дальше попробовать найти способ добраться до Дейлиленда.

– Лорд Гектор?

Ринглин спешил как можно скорее вернуться к своему хозяину, ему хорошо был известен импульсивный, непредсказуемый характер Гектора. Ринглин посмотрел на бронзовую застежку, которую нес в руке, на геральдический символ, представлявший такую большую ценность для лорда-кабана.

Снова зажав застежку в кулаке, Ринглин вновь позвал, подходя к открытой двери часовни.

– Гектор?

В часовне царил беспорядок. Ринглин осторожно прошел вперед, перешагивая через стеклянные осколки и мусор, задел ногой какую-то склянку – она зазвенела, волчком закрутившись на каменных плитах. На полу возле жертвенника догорал брошенный факел. Повсюду валялись выпавшие из медицинского саквояжа Гектора флаконы. Ринглин нагнулся, чтобы поднять факел, и затаил дыхание.

На полу телохранитель увидел знакомые следы, которые оставлял его хозяин во время своих занятий черной магией. Жертвенник был окружен неровной чертой, нарисованной на полу порошком бримстоун. Рядом лежала черная свеча, накапавший с нее воск лужицей собрался рядом со все еще дымящим фитилем. Такие свечи Гектор всегда использовал во время своих сеансов общения с мертвыми. Ринглин выпрямился, высоко поднял над головой факел, заранее ужасаясь тому, что он должен будет сейчас увидеть.

Королева внешне не изменилась, все еще была такой же красивой, как и несколько ночей назад, когда они перенесли ее тело в эту часовню. Ее длинные седые волосы оставались заплетенными в уложенные на голове косы. На кожу цвета слоновой кости ложились отблески огня от зажженного факела. Красные губы Амелии были чуть приоткрыты, казалось, она дышала. Нет, это бред, сумасшествие! Ринглину точно было известно, что королева мертва. Внезапно Амелия открыла глаза, и они как два ярко-синих огня обожгли, потрясли видавшего виды разбойника и убийцу.

Ринглин с ужасом и омерзением смотрел на королеву, беззвучно шевеля губами, не в силах вымолвить ни слова. За спиной телохранителя раздался шорох, затем из теней вышла фигура. Это был Гектор.

Когда Ринглин подошел к своему хозяину, Гектор положил ему руку на плечо, притянул ближе к себе. В живот телохранителя по самую рукоять вошел клинок инкрустированного драгоценными камнями кинжала. Гектор схватил Ринглина за плащ у самого горла, притянул еще ближе к себе и злобно прошептал телохранителю в самое ухо:

– Ты назвал меня вечно пьяным дураком. А кто из нас теперь в дураках, а, Ринглин?

– За что, Гектор? – выдохнул Ринглин, брызжа кровавой слюной.

Магистр вырвал из руки Ринглина брошь в виде фигурки кабана, а затем оттолкнул своего бывшего телохранителя назад, прямо в объятия вурдалака. Бледные тонкие руки обхватили Ринглина, в плечо ему впились зубы ожившей королевы Амелии.

– Боюсь, что Гектора больше нет, – сказал лорд-кабан, прикалывая застежку к плащу. Он стянул со своей левой руки кожаную перчатку и с радостным изумлением принялся рассматривать почерневшую ладонь. Затем повернулся спиной к ожившей королеве и закончил, не обращая внимания на леденящие кровь крики Ринглина: – Сейчас ты говоришь с Винсентом, приятель.