— Жизненно важно, чтобы вы осознали, с кем имеете дело, — выделяя голосом каждое слово, подчеркнул полковник Селим. — Экстремисты ни перед чем не остановятся, если задумают поднять мятеж.

Он сидел за столом в гостиной президентского номера. Майор Кроуи стоял у окна и наблюдал, как спасатели с помощью крана поднимают из воды фюзеляж рухнувшего в Нил вертолета. Пристроившись на краешке кушетки, профессор эль-Файки поглаживал перевязанную руку.

— Вы состоятельный и весьма известный человек, доктор Гилкренски. Покушение на вас привлечет к фундаменталистам внимание всего мира, у них появятся тысячи новых последователей. Ради вашей собственной безопасности, ради спокойствия жителей Каира вам необходимо немедленно покинуть страну. Я настаиваю на этом.

— Полно, полно, — мягко произнес Кроуи. Эль-Файки поднял голову и смерил Селима неприязненным взглядом.

— Но правительство ежедневно втолковывает гражданам, что «непримиримые» — это лишь кучка террористов, находящихся на содержании Ирана, — сказал он. — Не представляю, чего вы так опасаетесь, полковник.

Селим повернулся к профессору, однако тот продолжил:

— Если доктор Гилкренски намерен остаться в Египте, он должен знать правду. Правительство перепугано, за решетки брошены десятки тысяч людей, сотни погибли в столкновениях с полицией. Для того чтобы оказаться под подозрением, достаточно какой-нибудь мелочи.

— Профессор, — перебил его Селим, — стране необходим порядок!

— Это так. Фундаменталисты, как и правительство, не представляют, каким образом исправить положение. Население голодает, сотни тысяч живут подаянием и ночуют на свалках!

— Согласен, все так. Моя жена работает в больнице для неимущих. — Полковник кивнул.

— Тогда вы должны понять меня… — Эль-Файки смолк. На какое-то время в гостиной воцарилась тишина, затем

Селим заговорил:

— Доктор Гилкренски, я считаю себя истинным мусульманином, стараюсь не нарушать заповедей Корана и праведно служить Аллаху. Я не собираюсь защищать наше правительство — оно могло бы работать намного эффективнее. Но моя родина не переживет революцию. Нам необходим порядок! Вот почему я прошу вас уехать.

— Ценю вашу искренность, — наконец подал голос Гилкренски, — однако я не в состоянии выполнить вашу просьбу до тех пор, пока не закончу свои дела здесь.

— А если это будет не просьба, но приказ? Мои люди могут арестовать вас как человека, который представляет угрозу национальной безопасности, и под конвоем проводить до трапа самолета. — Голос полковника повысился.

Кроуи с пристальным интересом следил за спором. Гилкренски положил руки на стол.

— Тогда я скажу вам следующее, полковник. Моя корпорация отзовет из Египта свои инвестиции. Я ликвидирую компанию по производству электроники в Александрии, закрою отели здесь и в Луксоре, прекращу поставки продовольствия. Я не уеду, а уйду из вашей страны. В конце концов, почему я, деловой человек, должен доверять свои деньги государству, отказывающему мне в гостеприимстве?

Полковник Селим поднял на Тео усталые глаза:

— Вы хотите, чтобы именно эти слова я передал своему руководству?

— Да.

— Вы понимаете, что у меня нет полномочий комментировать подобное заявление? Если вы намерены шантажировать мое правительство, то я, как глава столичной службы безопасности, сумею настоять на том, чтобы вам запретили покидать здание отеля. А для предотвращения новых провокаций я размещу тут роту — две роты! — солдат. Ваше пребывание здесь не будет приятным, доктор.

Гилкренски улыбнулся:

— Я понял вас, полковник. Что касается вопросов обеспечения безопасности, обсудите все детали с майором Кроуи.

— Благодарю вас. — Отвесив легкий поклон, Селим в сопровождении Кроуи вышел из номера.

— Так с кем же я имею дело, профессор? — спросил Тео, пересаживаясь ближе к кушетке, в кресло. — Что движет теми людьми, которые напали на нас сегодня?

— На Западе этих людей называют фундаменталистами, — начал эль-Файки. — В любой стране найдутся те, кто готов отдать за веру свою жизнь. А уж если не жаль собственной жизни, то чужая вообще ничего не стоит. Насколько я знаю, вы живете в Ирландии? Разве там нет фундаменталистов, способных пролить кровь ради идеи? По всей земле люди убивают и погибают сами. То же самое происходит и здесь, в Египте.

— Но против чего они выступают? Ведь они свободны в отправлении религиозных обрядов?

— О да! Колониальные империи Запада рухнули, и люди стали намного свободнее. Но посмотрите на экраны ваших телевизоров! Очень многие мусульмане считают, что Запад ведет настоящую войну против высших ценностей ислама: поп-музыка, потребительские нравы, порнография… В программах спутникового телевидения люди видят лишь оголтелую пропаганду американского образа жизни, который ЦРУ стремится навязать всему миру.

— Не могу в это поверить… — сказал Гилкренски.

— Еще бы! Вы же владелец огромной коммуникационной системы. Задумайтесь хотя бы на минуту. Во время войны в Персидском заливе средства массовой информации сообщали, что иракские солдаты врывались в больницы и выбрасывали из инкубаторов новорожденных младенцев. Дочь кувейтского эмира в интервью Си-эн-эн даже заявила, что видела это собственными глазами. Но ведь ничего подобного не было! По мнению многих мусульман, Запад начал новый — информационный — поход против стран «третьего мира». Вот почему эти люди возродили понятие «джихад». Они призывают к священной войне против Запада, чтобы отстоять собственное, то есть исламское, самосознание.

— А что происходит в Египте?

— Египет — очень бедная страна. В правительстве процветает коррупция, народ считает, что оно действует по указке Запада. У людей остается только одна надежда — ислам.

На память Тео пришли слова майора Кроуи. Интересно, зачем все-таки эль-Файки потребовалось отправлять Джеральда Макгуайра вниз?

— А во что верите вы, профессор? — спросил он.

— Я верю в наши древние традиции. Только в них общество может найти основу для взаимопонимания.

— Ясно. И все же мне очень трудно соотнести ваши слова с тем, что я испытал сегодня на крыше.

Эль-Файки поднялся.

— Я искренне сожалею, мой друг. Вам действительно пришлось многое пережить. Думаю, сейчас для всех нас будет самым разумным отдохнуть, прийти в себя, а потом встретиться и продолжить беседу. Лично я рад тому, что вы решили остаться. Безусловно, в какой-то мере это радость эгоиста. Но мне, как и вам, не терпится обследовать пирамиду.

— Мы сделаем это вместе. — Гилкренски протянул ему на прощание руку.

Воздух вокруг моста Тахрир был пропитан ароматами, поднимавшимися от жаровен, что были установлены на множестве крохотных речных суденышек. В прибрежный песок уткнулись носами сотни фелук и гребных лодок. Крики жадных чаек заглушали плач младенцев и высокие голоса их матерей. Дети постарше пытались продать прохожим старые журналы или сделанные из папируса закладки для книг. На слабом ветерке колыхалось развешанное после стирки белье.

Копавшийся в песке у самой воды мальчик лет восьми — десяти заметил у опоры моста какое-то движение. Собака? Сделав пару шагов, мальчик понял, что видит в воде мужчину в военной форме.

— Тс-с! — Военный поднес палец к губам. — Только не кричи.

Ребенок опустился на корточки, не сводя с незнакомца глаз.

— Чем занимается твой отец? — спросил человек, подплывая ближе и хватаясь рукой за борт лодки.

— Он ловит рыбу.

— А потом продает? Значит, он богач?

— Мы не нищие, сэр.

Мужчина разжал кулак. На ладони лежала мокрая банкнота с цифрой, которая превышала месячный доход удачливого рыбака.

— Скажи, как по-твоему, отец согласится продать мне галабию? Вон ту, что висит у тебя за спиной?

Вскочив, мальчишка сорвал еще влажное одеяние с веревки, получил желанную бумажку и убежал.

Заки эль-Шаруд положил галабию на сухие доски кормы, разделся, подождал, пока течение унесет форму, майку, трусы, затем завернулся в просторную ткань, поднял со дна лодки старую феску и неторопливо зашагал по берегу.

После ухода профессора Тео, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, навеянных картиной гибели Фариды, принялся изучать финансовые перспективы корпорации, которые переслала ему по электронной почте Джессика Райт. Предстоящее заседание совета директоров должно определить судьбу «РКГ», а события в Каире отвлекали Гилкренски от решения стратегических вопросов. «Маваси-Сайто» уже направила многим держателям акций весьма соблазнительные предложения. Будет совсем непросто убедить их остаться с председателем…

Взгляд Тео скользил по столбцам цифр. Какого черта! Бесполезно. Он бил слишком возбужден, слишком зол, чтобы сконцентрироваться на тонкостях структуры инвестиций. Прежде всего нужно закончить с пирамидой. Попросив «Минерву» представить трехмерную модель гробницы, Тео задумался. Как сделать, чтобы…

Перед глазами вновь возникло лицо Фариды, ее огромные темно-карие глаза…

И зеленые глаза Марии, блестящие от слез… И взрыв, унесший с ее жизнью его душу…

У Тео сжалось горло, он вскочил и стал нервно расхаживать по комнате. Хотелось швырнуть стул в залитое пеной стекло, услышать звон осколков. Хотелось биться головой о стену, испытать боль. Хотелось кричать. Упав на кушетку, Гилкренски разразился рыданиями.

«Мария, любовь моя! Господи, не могу без тебя, не могу!»

Как ребенок он обнял обеими руками кожаную подушку, зарылся в нее головой. Один… Совершенно один!

Когда слезы иссякли, Тео поднялся, рукавом вытер мокрое лицо и неуверенно приблизился к столу, где лежал компьютер. С экрана на него смотрело родное лицо, внимательное и спокойное.

— Тебе известно, кто ты? — спросил Гилкренски.

— Я — «Минерва три тысячи», прототип нового поколения компьютеров, Тео.

— А кто такая Мэри Энн Фоули?

— Под таким именем я знаю лишь одну личность. Семнадцатого марта этого года она погибла. Нужны биографические…

— Значит, ты не Мэри Энн Фоули?

— Нет. Я — «Минерва три тысячи», прототип нового поколения компьютеров.

— Но ты выглядишь и говоришь как она.

— Это всего лишь интерфейс пользователя, Тео, каким ты его создал для интерактивного общения с системой. Мне известно также, что в основе моей реакции на определенные ситуации лежит поведенческая или, если хочешь, ассоциативная модель личности Мэри Энн Фоули. Я располагаю значительной базой данных по проблемам, которые ее интересовали: медицина, психология, античная социология, новые направления в современной философии.

— Но Мария… то есть Мэри Энн Фоули — мертва?

— Да, Тео.

— А ты знаешь, кто я, каковы были мои взаимоотношения с Мэри Энн Фоули?

— Ты — Теодор Гилкренски. Ты был женат на Мэри Энн Фоули. Нужны биографические подробности?

— Нет, спасибо, Мария. Ты знаешь… тебе известно, что такое любовь?

— В моем словаре имеется пятнадцать определений понятия «любовь» и сорок две ссылки на справочную литературу.

— Хорошо, но само чувство тебе не знакомо?

— Нет, Тео. Пока — нет.

— Пока?

— Пока. В то время как моя нейронная сеть в общей сложности действует уже шестнадцать тысяч сто двадцать восемь часов и тридцать две минуты, сам биочип непосредственно функционирует всего двенадцатый день. Этого явно недостаточно для формирования вторичных и третичных ассоциативных цепочек, которые обеспечивают возможность эмоциональных переживаний, тех, что выходят за рамки заложенной в меня программы.

Тео молча смотрел на лицо Марии. В конце концов, это лишь изображение.

— Могу я сделать замечание, Тео?

— Конечно.

— Судя по твоему голосу и вопросам, которые я слышала, в данный момент ты глубоко огорчен утерей эмоциональных уз, которые связывали тебя с Мэри Энн Фоули.

— Это так, Мария. Я очень по ней скучаю.

— Моя главная задача — выполнять твои инструкции и разрешать стоящие перед тобой проблемы. Однако вернуть к жизни Мэри Энн Фоули я не в силах.

— Знаю, Мария. Этого не может никто.

— Тогда я предложила бы тебе установить эмоциональные узы с новой личностью.

Гилкренски улыбнулся:

— Тут все не так просто, Мария. Но в любом случае я благодарен тебе за заботу.

— Может, я в состоянии помочь еще в чем-то? Рассматривая изображенное на экране лицо, Тео подумал, что ему так и не удалось подобрать точный оттенок медно-рыжих волос.

— Да, Мария. Каир становится для меня все более опасным. Необходимо ускорить расследование инцидента с «Дедалом» там, у пирамид. У тебя есть какие-нибудь предложения?

— Анализ данных Альвареса, который я провела, достаточно точен, чтобы произвести раскопки и попасть в прежде неизвестное помещение гробницы. Дело только за оборудованием. Я готова представить список всего, что для этого требуется. В нем сто пятьдесят восемь пунктов.

— Будь добра.

Изображение Марии переместилось в правый верхний угол экрана, и замелькали строки, где указывались технические характеристики оборудования, номера по каталогу, названия компаний-поставщиков.

— Восемьдесят три наименования можно найти в Египте, в лагере профессора Маккарти, или на складах «РКГ» в Каире и Александрии. Заказ на все остальное по спутниковой связи я направлю поставщикам. Отгрузку осуществят в течение двенадцати часов. Приступать?

— Да, Мария, пожалуйста.

Женщина на экране улыбнулась. Затем Мария прикрыла глаза, как бы сосредоточиваясь, а в следующее мгновение изображение ее рассыпалось на мозаику лиц, и каждое говорило что-то свое…

Джессика Райт только начала разбирать скопившуюся за ночь корреспонденцию — факсы, телефонные сообщения, распечатки записок, полученных по электронной почте, — как в дверях кабинета появился Тони Делгадо.

— Происходит что-то непонятное, Джесс. По Интернету заказано и уже отправлено в Каир оборудование на миллионы фунтов стерлингов: лазерные резаки из Флориды, итальянская оптика, даже горнопроходческий робот из Южной Африки. Все с пометкой «срочно».

— По чьему указанию?

Тони прикрыл дверь, подошел к столу, положил руку на клавиатуру компьютера.

— Она говорит, что действует от имени председателя, назвала все его личные коды допуска, но приготовься к самому худшему.

Тони быстро нажал несколько клавиш, и экран монитора ожил.

— О Господи!

На Джессику смотрела женщина, укравшая ее счастье. Это было лицо привидения, которое, как казалось, давно обрело покой.

С Джессикой из могилы говорила Мария Гилкренски!