Анита уехала, и супруги вышли из дому.

— Надо землю в саду перекопать. А еще нам нужен пруд, — объявила Мэгги.

— Что? — спросил Алекс.

— Я хочу выращивать в саду травы. Чтобы у нас были собственные травы. Много трав.

— О каких еще травах ты, черт подери, толкуешь? Где тебя полдня носило?

— И мне нужны деньги на разный садовый инвентарь.

— Проклятье! А тебе обязательно было грубить Аните?

— Мне она не нравится.

— Это было более чем заметно.

— Неужели ты не видишь, чего она ждала? Хотела полюбоваться, как мы ссоримся.

— Анита — наш друг.

— Точнее говоря, твой друг. Еще точнее — жена твоего друга.

— Она присматривала за Эми и Сэмом, пока тебя где-то носило, мамочка.

— Это больше не повторится.

— Ты наконец скажешь мне, где была?

Мэгги развернулась и посмотрела Алексу в глаза.

— У меня состоялся разговор. С собой. Я кое-что выяснила. Выяснила, к примеру, что ты меня не любишь.

— Ну вот опять двадцать пять. Опять.

— Ты хочешь только одного — чтобы я тебе принадлежала. Тебе никак не смириться с мыслью, что у меня может быть своя жизнь. Мне не позволено иметь свою жизнь. Я ведь всего лишь довесок к твоему собственному миру.

— Старая песня.

— А еще я выяснила, что нам, черт возьми, позарез нужен пруд в саду.

Вне себя от возмущения Алекс посмотрел наверх. Он увидел, что Эми и Сэм наблюдают за ними из окна спальни.

— Нет, ты только взгляни! Взгляни на этих детей! Неудивительно, что у них все наперекосяк и они такие испорченные, и жалкие, и несчастные, с такой-то матерью, которая то исчезает, то появляется, не говоря ни слова! Только посмотри на них!

И Алекс бросился в дом.

Мэгги взглянула на детей, они отпрянули от окна. Испорченные, и жалкие, и несчастные... Она знала, что Алекс говорит вовсе не о детях — он описывал их самих.

Она обернулась и увидела, что на столбе сидит птица. Это был черный дрозд; он сидел неподвижно, склонив голову набок, точно прислушивался. Мэгги долго смотрела на дрозда, пока тот не улетел.

Тем вечером положение дел стало еще хуже. Супруги не обменялись ни единым словом, и Алекс постелил себе на диване.

В тревожной темноте Мэгги не могла уснуть. Она была взволнована, в голове роились беспокойные мысли, слишком невнятные, чтобы в них разобраться. Все еще испытывая головокружение после эпизода в лесу, она никак не могла отвлечься от того, что там случилось. С одной стороны, это можно было описать в двух словах: она просто слушала. Вот и все, что произошло. Не больше и не меньше. С другой стороны, такое происходило с ней впервые в жизни, и она обнаружила, что обычные звуки окружающего мира скрывают нечто другое.

Первой переменой в ощущениях Мэгги было какое-то чудесное размягчение. Ее раздражительность растворилась в умиротворенной атмосфере леса, перед глазами у нее расплывались образы деревьев, ветвей, папоротника, трав, а укрывавшие землю прелые листья напоминали шелковистый ковер. Все стало более мягким. Тишина, царившая здесь, сгустилась невероятно, и даже когда лесной голубь рискнул ее нарушить, шум крыльев и трепетание веток казались приглушенными и далекими.

У Мэгги даже мелькнула мысль: возможно, она спит, — и все же она знала, что это не так. Просто время сошло со своих рельсов. Мэгги провела в лесу на два часа больше, чем ей было отведено. Она и вправду слышала голос, звучавший не то среди листвы, не то в ее собственной голове. Голос этот иногда успокаивал, а иногда, наоборот, будоражил. Он подбадривал Мэгги. Он знал то, о чем она давно не вспоминала. Этого голоса — забытого, тайного — она не слышала уже много лет.

Это был ее собственный внутренний голос, требующий внимательного слушателя. Он обращался к ней на языке не до конца оформившемся, говорил с ней, используя обрывки слов, порой казавшихся устаревшими; что-то нашептывал со странными акцентами. Странными, но достаточно знакомыми, потому что родились они в ее собственном мозгу, и все же фразы были оборванными и по-другому сформулированными, а под конец они и вовсе рассыпались, превратившись в маленькое скопление призрачных женщин у Мэгги за спиной.

Нет, она не спала: открыв глаза и оглядевшись, она явственно почувствовала, что бодрствует, а ее восприятие обострилось. Когда она, щурясь, стала продираться сквозь ветви, то увидела, что листья складываются в узоры, благодаря чему свет, проникающий сквозь листья, обретает особую структуру. Иногда лучи света казались бусинками ожерелья, нанизанными на леску листвы, а иногда натягивались, точно нити паутины.

Теперь лес казался похожим на влажный холст. Мэгги ощутила, что она сама способствует этому увлажнению, и была рада стать частью богатой перегноем, плодородной лесной почвы. Она поймала себя на том, что легонько дует на тыльную сторону руки, дабы сохранять контроль над своими ощущениями. От этого дуновения по ее телу прокатилась чувственная дрожь. Мэгги ощутила себя влажной — внутри и снаружи.

А потом, когда она закрыла глаза, легкий шепот вернулся. Иногда он казался всего лишь пульсацией под оболочкой жизни, ритмом, экзистенциальным гулом. Потом он снова звучал поэтическим шелестом — она догадывалась, что это, скорее всего, шумят листья деревьев, но в их шуме было страстное желание говорить, рассказывать, открывать секреты. Похоже, Мэгги открутила какой-то кран, который был завинчен в течение долгого времени, и теперь его уже трудно будет закрыть. Этот источник словно ждал того сумеречного времени, когда человек засыпает, но еще не заснул, чтобы возобновить свое течение, ускользающее, проходящее по периферии сознания, но неумолимое, как река.

На следующий день, когда Алекс ушел на работу, а Эми была в школе, Мэгги решила прибраться на кухне. Кастрюля с травяным настоем так и стояла на плите. Мэгги выплеснула дурно пахнущие остатки в раковину, и они мгновенно оставили след на покрытии из нержавеющей стали. В куче листьев Мэгги померещилось лицо, но она решила на время завязать с ясновидением, а потому быстро смыла листья.

Она занялась стиркой, а когда вышла во двор, чтобы развесить белье, то увидела, что на бельевой веревке что-то висит. Оказалось, это та сама деревянная кукла-марионетка, которую Эш давал Сэму в своем магазине, чтобы развлечь его. Мэгги не могла понять, как мальчику удалось незаметно пронести ее в дом, и все же кукла была там. Мэгги сняла ее с веревки. Игрушка была не из дешевых, вырезанная вручную и ярко раскрашенная. Мэгги решила в тот же день вернуть ее или даже предложить за нее заплатить. Кроме того, она приняла решение показать Эшу дневник.

Она извлекла дневник из тайника и стала перелистывать. Самое любопытное, что она обнаруживала — то здесь, то там — все новые страницы с блеклыми карандашными записями, которые раньше пропускала, считая пустыми. Можно подумать, объем информации увеличивался каждый раз, когда она открывала дневник. Взгляд ее упал на правую страницу разворота, помеченную двадцать первым марта. Под обычным перечнем трав, записанным чернилами, были карандашные строки, набросанные все тем же прихотливым почерком.

Первый день весны, и у меня кое-что есть, если кто-нибудь попросит помощи в ухаживаниях. Почему бы нет, ведь я люблю молодых, и карты им в руки, сама-то я старая, ну, может, не такая уж старая, но — все идет своим чередом, а потом и свадьба со связыванием рук... Гардения для гармонии. Мускус для страсти. Жасмин для любви. Розовая герань для защиты. Тысячелистник, чтобы любовь длилась семь лет и чтобы избавиться от любого страха.

Мэгги перечитала запись. Рецепт почти в точности совпадал с тем, что дал ей Эш! Только тысячелистник прибавился.

Все это нужно брать в эссенциях, кроме тысячелистника, — его лучше засушить, потом взять щепотку и смешать со всеми этими эссенциями. Потом разлить в два кувшина, и пусть влюбленные намажут друг друга, каждый из своего кувшина, при луне и зададут вопросы. А после седьмой ночи остатки нужно слить в один кувшин и оба кувшина спрятать в потайном месте. И вот тогда — свадьба со связыванием рук.

Мэгги печально посмотрела на рецепт. Было бы славно попробовать, думала она, но упрашивать мужа совершить любовный ведьмовской ритуал и намазать друг друга маслом ей совершенно не хотелось. С таким же успехом она могла бы предложить ему выпрыгнуть из окна спальни после их недавней размолвки. На левой странице разворота была запись, сделанная в предыдущий день, и она тоже содержала рецепт:

Сонная одурь. Вот это суровая владычица. А. говорит, что она моя госпожа, потому что у нее мое имя. Она из долины теней и преследует тех, кто пытается ее использовать. Сон, безумие и смерть. Если приложить к вискам ее листья, вымоченные в винном уксусе, это избавит от бессонницы и облегчит невыносимые головные боли и лихорадку. Достаточно двух ее прекрасных ягод, чтобы убить маленького ребенка. А. рассказала мне, что раньше ее сок использовали в косметике... что ж, пусть оставит это при себе. Еще она ослабляет боль при родах. А. говорит, что теперь я должна использовать ее против своих врагов. Сонная одурь посвящена Гекате, и собирать ее надо накануне первого мая.

Она нужна для полетов, как я узнала прошлой ночью. Помоги мне бог, а то я, кажется, слишком далеко зашла.

Похоже, на этом запись оборвалась. Внизу текста обнаружилась еще одна строка, нацарапанная другим почерком, принадлежащим явно малограмотному человеку. Мэгги пришлось повернуть дневник боком и хорошенько прищуриться, чтобы разобрать написанное:

Ха назад вернуца нельзя.

Мэгги была заинтригована. Очевидно, это написал другой человек, а не Белла, автор дневника. Мэгги всегда считала, что дневник — вещь сугубо личная и что его необычность и атмосфера мрачных тайн были достоянием только ее и автора. И вот она столкнулась с первыми признаками беды, постигшей хозяйку дневника.

Мэгги закрыла дневник и помогла Сэму надеть куртку.

Эш был невероятно увлечен дневником. Он велел Мэгги сварить кофе, пока сам перелистывал страницы. Сэму разрешили поиграть на полу с куклой.

— Сонная одурь, — сказал Эш, — это старинное ведьмовское прозвище красавки. Ну, вы знаете, — смертоносной белладонны.

— Так вот почему Белла говорит, что это ее имя.

— Смертоносная — подходящее слово. Не вздумайте пробовать то, о чем тут написано. Всегда есть более простые способы избавиться от головной боли. Но кто же эта загадочная А.?

— Я не знаю. Она то и дело здесь появляется, верно? Трудно сказать, друг она или враг.

— Это точно. Кажется, Белла и сама не знает наверняка. Такое впечатление, что Белла все время поглядывает на А. через плечо. Здесь есть несколько весьма интересных рецептов. Не возражаете, если я кое-что перепишу?

Мэгги возражала — она даже вся напряглась.

— Не возражаю. Валяйте.

— А может быть, вы могли бы на какое-то время одолжить его мне?

Мэгги уже не в первый раз почувствовала, как по ее телу прокатилась дрожь собственника.

— Нет. Это невозможно.

Эш оторвался от дневника и посмотрел ей в глаза:

— Даже на одну ночь?

— Это невозможно.

Интуиция подсказывала ему, что настаивать не следует. Он кивнул.

— Я сделаю кое-какие выписки. Если вы, конечно, не против.

Они беседовали о содержании дневника, пока Эш переписывал некоторые формулы. В основном они были ему знакомы, но один или два рецепта его озадачили.

— Белле нравилось слушать ветер. А вы уже пробовали?

— Да, — призналась Мэгги.

Эш снова посмотрел на нее:

— Расскажите, как это было.

Сэм весело играл на полу со своей куклой. Ему не хватало навыков, чтобы управляться с нитями, но он жизнерадостно таскал деревянную игрушку по полу и даже разговаривал от ее имени придушенным голосом. Марионетка сказала ему, что хочет спать, тогда он положил ее на пол рядом с собой и тоже почувствовал, что его клонит в сон. Сэм слышал, как мать и Эш переговариваются в дальнем конце магазина. Их мягкие, мелодичные голоса постепенно затихали, становились приглушенными и далекими, и казалось, что расстояние между ребенком и взрослыми возрастает. Их образы стали расплывчатыми, Сэм все меньше ощущал их присутствие, а его веки отяжелели.

Его рука, в которой он держал марионетку, медленно поднялась. Нити были туго натянуты, и кукольные ножки лишь слегка касались пола. Мальчик почувствовал, как за нити кто-то дернул — один раз, потом другой, — увлекая куклу к выходу. Дверь была приоткрыта. Сэм посмотрел на маленький безмолвный колокольчик. Потом он выглянул наружу и увидел ее.

Это была старуха. Та самая, что украла у него куклу в прошлый раз, когда они с мамой сюда пришли. Она сидела на корточках на лестничной площадке, прижавшись спиной к крашеной решетке. Ее взгляд был устремлен прямо на Сэма. Старуха ткнула в его сторону согнутым указательным пальцем. Она как будто нажала на невидимый курок, и тогда нити снова напряглись, а куклу потянуло к старухе. Мальчик перевел взгляд с марионетки на незваную гостью. Она повторила жест, и мальчику показалось, что кукла сама к ней идет. Волоча за собой игрушку, Сэм вышел из лавки и приблизился к старухе. Шум, доносившийся из магазинов нижнего этажа, странным эхом отозвался у него в ушах. Все звуки, возгласы словно замерли.

Глаза старухи казались совершенно выцветшими — можно было только догадываться, что когда-то они были карими. Дождавшись, пока Сэм подойдет к ней, старуха поднесла вытянутый палец к своему носу и нажала на него. У нее тут же высунулся язык. Сэм захихикал. Тогда она потянула отвисшую кожу под своим подбородком, и язык снова спрятался во рту.

— А можете еще так? — спросил мальчик.

Она повторила трюк. Сэм был заворожен. Потом старуха выпрямилась, сделала знак, чтобы он следовал за ней, закинула ногу на перила и прыгнула.

Они были на четвертом этаже. Сэм ухватился за перила и прижался к ним головой. Он увидел, как внизу, на первом этаже, расхаживают десятки крошечных человечков. Размером они были с его игрушечных солдатиков. Видел он и старуху. Она повисла в воздухе под лестничной площадкой, всего в нескольких футах от него.

Она сделала два шага, ступая по воздуху. Потом посмотрела на него — поманила, чтобы он следовал за ней. Сэм хихикнул и взобрался на перила.

Эш отхлебнул чая.

— В субботу мы с женой собрались прогуляться по Уигстон-Хит. Почему бы и вам не приехать? И детей возьмите.

— Было бы славно, — сказала Мэгги. — Я спрошу Алекса, хотя и сомневаюсь, что у него с вами много общего.

— Это не имеет значения. Можем устроить пикник, если будет не слишком холодно.

Мэгги пришла в восторг от мысли о новых друзьях — более того, ее друзьях. Все, кого она знала, познакомились с ней через Алекса. Возможно, она — так уж и быть! — одолжит Эшу дневник хотя бы на одну ночь.

Какое-то трепыхание в окне заставило ее обернуться. Там была птица — она хлопала крыльями и колотилась в окно, точно пытаясь проникнуть внутрь. Она парила в воздухе, а ее клюв и когти стучали о стекло.

— Боже мой! — крикнул Эш.

Он указывал на нечто, происходившее снаружи. Мэгги увидела, что его внимание привлекла вовсе не птица, а Сэм, закинувший ногу на перила и готовый вот-вот перемахнуть через край лестничной площадки.

Эш перепрыгнул через прилавок и выбежал из магазина. Он ринулся к перилам и подхватил Сэма в ту самую секунду, когда мальчик собирался прыгать. Мэгги вслед за Эшем бросилась к ограде. Она увидела, как покупатели сгрудились внизу, в пятидесяти футах, показывая на них пальцем. Эта картина блеснула у Мэгги перед глазами, точно лезвие, и ее затошнило. Подняв голову, она увидела, как птица бьется у мансардных окон пассажа.

Это снова был черный дрозд. Он вылетел через открытое слуховое окно.