Мортон Бриггс, вершивший правосудие под вывеской «Мур, Брей и Тут», воплощал собой тип провинциального английского адвоката. Острый, застарелый запах табака гнездился в основе и утке его костюма, лоснящегося на локтях и заду. Этого уже хватало, чтобы привести клиента в оцепенение, но картину дополнял аккуратно повязанный галстук в пятнах от яичницы. Очки в черепаховой оправе расположились примерно на середине большого красновато-коричневого носа. В общем и целом, мистер Бриггс производил впечатление человека, в равной степени уверенного в себе и самодовольного. Алекс испытал даже некоторое облегчение.

Кабинет Бриггса был уставлен книгами — тяжелыми и явно не предназначенными для того, чтобы их снимали с полок. У последнего тома на одной из полок (это был «Сборник судебных решений, 1967») переплет выцвел по диагонали ровно в том месте, куда ежедневно падали солнечные лучи. Газовый камин в викторианском кабинете, явно не ведавшем ремонта, поддерживал теплую духоту в той же степени, что и само присутствие грузного мистера Бриггса.

— Нет, пожалуй, это мы пока что оставим, — сказал Бриггс, вертя карандаш в огромных розовых лапах. — Отложим-ка это на потом. Может, это будет наш козырь.

— Значит, вы не считаете, что на суде она добьется опекунства над детьми?

У Алекса мелькнула мысль, что самоуверенность Бриггса заразительна.

— Ну уж нет, только не на первых слушаниях. Не забывайте: ведь это она ушла от вас. Мы опротестуем судебный запрет, руководствуясь интересами детей. У судьи практически не останется другого выбора, кроме как сохранить статус-кво, когда он попросит уполномоченного по правам ребенка представить свой отчет. Тут-то и начнется настоящая битва.

Настоящая битва. Хотя Алексу и передавалась самоуверенность Бриггса, он отнюдь не чувствовал себя менее подавленным. Он был в смятении от недавнего развития событий. К полному изумлению Алекса, на пороге его дома появился незнакомец в черном плаще и с вежливыми извинениями сунул ему в руки судебную повестку.

Алекс никогда прежде таких повесток не получал.

— Должен ли я принять ее? — пролепетал он, разглядывая конверт у себя в руках с таким видом, словно он был покрыт цианистым калием.

— Боюсь, что вы ее уже приняли, — бросил судебный курьер через плечо и направился прочь. Полы его плаща колыхались на ветру.

Алекс немедленно позвонил Мэгги и высказал ей все, что думает о повестке. Он счел это почти непоправимым шагом на пути к разрыву. Если теперь они вынуждены общаться только при помощи профессионалов, значит, у них больше ничего не осталось.

Алекс взывал к Мэгги безрезультатно, но ему ничего не оставалось, кроме как продолжать свои попытки. Он просил у нее прощения за побои до тех пор, пока его не начал утомлять вкрадчивый звук собственного голоса. Неожиданно для себя Алекс даже предложил Мэгги, что прозвучало уж совсем нелепо, сопровождать ее в ночных прогулках в ту фазу лунного цикла, какую она сама выберет. Впрочем, он разбавлял свои мольбы настойчивыми требованиями, чтобы она вернулась домой, жила с семьей и вела себя так, как, с его точки зрения, должна себя вести «нормальная» мать.

Но, как понял Алекс, Мэгги заняла оборонительную позицию, и ему ничего не оставалось, кроме как брать ее измором. То есть он собирался лишить ее семейного тепла, запретив ей всяческий контакт с детьми. А тут на коврик у двери легло письмо адвоката, и ставки были подняты слишком высоко, чего Алекс совсем не ожидал и уж тем более не хотел.

— И сколько времени на это уйдет? — страдальческим тоном спросил он Бриггса.

— На отчеты? Месяца три, не меньше.

Алекс взглянул на Бриггса, а тот посмотрел на него поверх очков, по-прежнему сидевших на середине носа. Затем адвокат отложил карандаш и уселся в кресло чуть глубже — всего на несколько миллиметров. Алекс решил, что это сигнал: аудиенция окончена.

Бриггс проводил его к выходу.

— Я с вами свяжусь.

— Привет незнакомке! — сказал Эш, когда колокольчик над дверью магазина звякнул.

Мэгги закрыла дверь. Она обернулась, и свет упал на ее лицо.

— Похоже, вы ввязались в драку! — со смехом воскликнул Эш, глядя на ее побледневшие синяки.

Мэгги уставилась на него. Он перестал смеяться.

— О нет. Это действительно была драка.

Гостья села, а хозяин поставил чайник. Ей пришлось подождать, пока он справится с небольшим притоком покупателей, и только потом она смогла рассказать ему обо всем. Эш взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

— Подонок.

— Может быть, я это заслужила, Эш.

— Не говори так. Это психология жертвы. Все, что ты сделала, — отправилась на прогулку.

— Он все еще думает, что у меня любовник.

— А ты все еще думаешь, что у него любовница.

— Почему ты так считаешь?

Колокольчик звякнул опять, и явился еще один покупатель: молодой человек, пожелавший купить набор тибетских храмовых колокольчиков.

— Я гербалист, — сухо сказал Эш, — а не колокольный мастер... Вечно приходят с такими просьбами, — пояснил он Мэгги, когда молодой человек ушел.

Но Мэгги все еще ждала ответа на вопрос.

— Лиз. Она старушка не промах, — задумчиво произнес Эш.

— Ты говорил с Лиз? Но я с ней и словом об этом не обмолвилась.

— Потому-то я и сказал, что она не промах. Она здорово читает между строк.

— И что же она прочитала?

— Что у тебя это есть.

— Это? Я так понимаю, мы не должны об этом говорить, да?

— Верно. Расскажи-ка мне лучше о той скверной комнатушке, где ты живешь.

— Знаешь, она не так плоха. Я наслаждаюсь свободой. Впервые в жизни могу делать все, что хочу. Могу себя немного побаловать. К слову сказать, мне нужна новая коллекция — травы, растения, масла и все такое. Начинаю с нуля. С самого начала. Мне надо массу всего узнать, но и времени у меня — куча. Хочу, чтобы ты мне помог.

И Эш ей помог. Он отправился с ней на прогулку. Они собрали что могли в кустарнике вдоль дороги, и он рассказал ей, какой урожай можно снять весной. Что касается более экзотических трав, Эш предоставил Мэгги кое-что из своих запасов и наотрез отказался принять плату. Мэгги решила, что злоупотребляет его добротой, и в конце концов заставила его взять хотя бы незначительную сумму.

Он также помог ей выбрать инструменты и утварь. У нее не осталось ничего, ведь Алекс выбросил все ее орудия вместе с травами, поэтому теперь ей понадобились новый нож, ступка, пестик и прочая оснастка.

Эш посоветовал ей делать все надлежащим образом. Он указал на то, что инструменты соответствуют мастям карт Таро: ножи — мечам, ступка и пестик — чашам, прутик — жезлам, а пентакль изображают на алтарной ткани. Почему бы не освятить весь набор инструментов в одно и то же время?

Близилось Рождество. Город был украшен гирляндами огней. Огромная ель стояла посреди рыночной площади. В один из предрождественских дней Эш закрыл свою лавку, чтобы они с Мэгги могли потратить пару часов на покупки. Рождественская атмосфера заставила ее тосковать по детям. Раньше, когда они с сыном и дочерью совершали рождественский шопинг, она всегда бранила их за то, что путаются под ногами, а теперь готова была бы их зацеловать.

Но, кроме всего прочего, Мэгги нравилось проводить время с Эшем. Он был так непохож на Алекса, этот высокий мужчина с легким чувством юмора. Шопинг под Рождество всегда утомлял и раздражал Алекса, а вот Эш, напротив, превращал его в увлекательную игру, ведь у него всегда находились прибаутки для обслуживающего персонала. Если на площади, до отказа набитой покупателями, им попадался брюзга или нытик, Эш умел изменить его настроение с помощью пары верных слов. Это были умиротворяющие слова, способные развеять раздражение и восстановить должную перспективу.

Приближение Рождества, как объяснял Эш, также означало приближение зимнего солнцестояния.

— Двадцать первое декабря. Самый короткий день. Если вдуматься, это тот же самый праздник. Только более древний.

Мэгги вспомнила, что Алекс говорил ей: у религии есть своя археология, свои слои разных веков, нарастающие на одном и том же участке.

— Вот когда нам следует все это освятить, — промолвил Эш, имея в виду нож, ступку, пестик и прочую оснастку.

— Двадцать первое. Это день слушаний об опеке.

Слушания по делу об опеке проходили в унылом суде графства. Мэгги как раз беседовала со своим адвокатом, когда появился Алекс в сопровождении своего.

— А он стоящий? — поинтересовалась Мэгги.

— Неуклюжий и бестолковый, — ответила мисс Монтегю, играя сережкой, — но довольно милый.

Входя в приемную, Алекс увидел, что Мэгги перешептывается с женщиной в темном костюме. Он остановил Бриггса вопросом:

— Это ее адвокат?

— Монтегю? Да.

— Ну и как она?

— Самоуверенная и некомпетентная, — сказал Бриггс, сдвигая очки на переносицу. — А в остальном вполне приличная.

Несмотря на такую смесь некомпетентности и бестолковости, суд умудрился справиться с этим делом менее чем за шесть минут. Судья не стал выносить распоряжение об определении места жительства, но вынес судебный запрет, «защищающий» Мэгги от возможного нападения со стороны Алекса. Он постановил сохранять статус-кво в ожидании, пока уполномоченный по правам ребенка представит свой отчет. Дату следующих слушаний еще предстояло назначить. Мэгги, отказавшись от возможности вернуться домой, получила разрешение встречаться с детьми два дня в неделю.

— Что я вам и говорил, — сказал Бриггс Алексу, собирая бумаги.

— Чего мы и ожидали, — сказала Монтегю Мэгги, защелкивая замок портфеля.

Адвокаты оставили Мэгги и Алекса в недоумении — зачем они вообще явились в суд? Мэгги рассчитывала, что Алекс подождет ее после суда. Она думала, что он хотя бы захочет поговорить. Похоже, он не захотел.

Этот шестиминутный опыт погрузил Мэгги в омут глубокой депрессии.

Эш изо всех сил старался ее развлечь.

— Почему именно зимнее солнцестояние? — спрашивала Мэгги, пока они ехали.

Она понуро уставилась в кромешную темноту за окном автомобиля. Капли дождя усеивали ветровое стекло.

— Потому что теперь дни станут светлее. Солнцестояние символизирует движение к свету. Подходящее время, чтобы освятить эти вещи.

— А ты не мог бы это для меня сделать?

— Ты должна сама принести подношения.

— А кому я должна их принести?

— Не задавай мне вопросы, на которые и так знаешь ответы.

Приближалась полночь. Мэгги и Эш вышли из машины и направились к туманной пустоши. Низко висящее облако заслоняло луну. Ветер со скрежетом проносился по чахлым кустам и ударялся о камни. Он играл полами их плащей.

— Холод собачий, — сказала Мэгги, то и дело спотыкаясь.

— Ты сама выбрала это место.

— Наверное, я ей кое-что задолжала, и отдать долг нужно именно здесь. А твоя жена ничего не имеет против того, что ты разгуливаешь ночью по пустоши?

Эш счел этот вопрос риторическим. Когда они подошли к стоящим камням, пошел дождь. Мэгги разложила свое снаряжение: алтарную ткань, нож, ступку, пестик и ветку орешника, срезанную в придорожных кустах несколько дней назад. Эш стоял рядом, поглядывая на часы. Он не разрешал ей начинать до наступления полночи.

— Если уж мы вообще за это взялись, то все надо делать как следует. Я, конечно, рад, что никто нас тут не увидит.

В полночь Эш поджег пропитанную парафином головню, которую захватил с собой. Это выглядело эффектно. Испуганные тени попрятались за камнями. Капли дождя с шипением исчезали в огне.

— Что я должна сказать? — крикнула Мэгги.

Волосы у нее вымокли и прилипли к голове.

— Придумай, — посоветовал Эш. — Это не имеет значения.

— А я действительно должна произнести это вслух?

— О да.

Мэгги села на корточки. Освежив в памяти события дня, она впервые перестала сдерживать гнетущие чувства, и те пронизали все ее нутро, как грозовая туча проносится над акрами плодородных земель. В глазах защипало от слез, но именно в ту секунду она нашла слова. Могущественные слова. Дождь крепчал благодаря ее слезам, пока она по очереди извлекала каждый из четырех инструментов, раскладывая их в направлении четырех сторон света. Мэгги посвятила их божеству и попросила, чтобы в обмен на ее подношение их наделили силой. Эш стоял внутри круга, терпеливо, но смущенно держа над собой горящую головню, пока Мэгги не завершила цикл.

Она промокла до нитки. Холод и дождь овладели ею. Они проникли через ее одежду и забрались внутрь. Ее пробрало до костей. Мэгги казалось, что в нее вселился дух, но это были всего-навсего холод с дождем. На секунду она ощутила волну влажного тепла, коснувшуюся ее губ, грудей и влагалища. Она вздрогнула. Это был глубокий, заряженный матерью-землей спазм.

— Закончила?

Мэгги кивнула. Эш потушил огонь. Мэгги собрала свои инструменты, завернула их в мокрую алтарную ткань, а потом подошла и встала рядом с Эшем.

Они стояли в тишине, дождь все еще накрапывал. Потом он пошел сильнее, еще сильнее — так что от камней полетели брызги.

— Что ж. — пробормотал Эш.

— А что мы теперь будем делать?

— Само собой, поедем домой.

Назад Мэгги ехала молча.

— В чем дело?

— Даже не знаю. Я разочарована, — призналась она. — Я ждала, что произойдет нечто. Ожидала более сильных чувств. Хотела что-то увидеть. Что-нибудь. Но сегодня ее там просто не было.

— Ну как же, она там была. Можешь не сомневаться.

— Но я не ощутила ее присутствия.

— Видишь ли, она принимает дары очень скромно. Но она была там все это время. Вот увидишь.

— Как я увижу?

— Ну, не знаю. Она даст тебе что-нибудь в обмен.

Два дня спустя Алекс разрешил Мэгги взять детей еще на день. Он собирался отвезти их к своим родителям в Хэррогейт на Рождество. Мэгги хотела вручить детям свои подарки, прежде чем Алекс их похитит. Она отвела их в бургер-бар — куда прежде строго-настрого запрещала им ходить — и купила все, что они попросили.

Настало время Алексу их забрать. Он погрузил детей в машину, а потом, прежде чем уехать, повернулся к Мэгги и достал из кармана пальто подарок. Что бы это ни было, подарок был красиво завернут в дорогую красную с зеленым бумагу, украшен золотым шнуром и золотым бантиком. На карточке было написано: «Мэгги — с любовью, Алекс».

— А можно его открыть прямо сейчас? — спросила Мэгги.

Она не хотела, чтобы он увидел, как она расстроена из-за детей.

— Да, пожалуйста.

Она разорвала оберточную бумагу. Это был дневник Беллы.

— Я думала, ты его сжег!

— Как мог я — я, археолог, — сжечь что-либо подобное?

— Спасибо за то, что вернул его мне. Счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, Мэгги.

Она заплакала, когда он уехал.