До сих пор нам только изредка попадались проходящие мимо лодки и катера, но здесь, у входа в Лазурный Грот, скопилось целое лодочное собрание. Большие корабли, битком набитые туристами со всего света, нависали над стройными яхтами, чьи пассажиры все как на подбор одеты в облегающие костюмы — они, наверное, думают, что снимаются в клипе «Рио» для «Duran Duran». По непонятной мне причине люди на дешевых местах кутаются в свитера, а знойные красотки с яхт красуются в блестящих бикини — неужели богатство делает человека нечувствительным к холоду? Люка глушит мотор и заводит лодку туда, где, как я понимаю, находится наттте место в очереди.

— А что теперь?

— Нужно пересесть в маленькие гребные лодки. Иначе не пролезть во входное отверстие грота.

— Которое находится?..

— Вон там! — Люка показывает на подножие утеса.

— Вон та маленькая дырочка? Да ты смеешься! — Я не успеваю толком испугаться, а Люка уже подзывает две лодочки и объясняет, что нам нужно разделиться, потому что каждая лодка может взять только трех пассажиров.

— Посадите старушек в одну лодку, — говорит София. — Ким может потеснить мужчин.

Она нравится мне все больше и больше.

— С тобой все будет хорошо, милая? — беспокоится мама.

— Я присмотрю за ней, — успокаивает ее Ринго. — Не беспокойтесь!

— Ну же. Джина, это не «Титаник», — подгоняет маму София. — Полезай в лодку!

Воссоединившись, они тут же принимаются по- девчачьи хихикать, а их лодка проплывает вперед и занимает место в очереди.

— Теперь мы, — говорит Люка. — Я переберусь первым и помогу тебе спуститься.

Одним махом он оказывается на корме маленькой лодки и протягивает ко мне руки. Я не такая ловкая, поэтому спускаюсь к нему на руки довольно неуклюже. Я пытаюсь сесть, но невольно раскачиваю лодку, визжу и хватаюсь за борт, отчего лодка начинает раскачиваться еще сильнее — теперь мы точно опрокинемся. Люка хватает меня и пересаживает в центр:

— Все хорошо.

— Ким, ты с ума сошла! — смеется Ринго, спрыгивая к нам. — Смотри — я пойду первый, на носу сидеть страшнее всего, — героически заявляет он.

Угрюмый лодочник, ворочая веслами, рявкает:

— На дно!

— Что?

— Нужно лечь на дно лодки, — объясняет Люка, укладываясь на спину и располагая ноги справа и слева от меня.

— Будешь сидеть, останешься без головы — бум! — Ринго показывает, как меня обезглавит низкий вход в пещеру. — И руки тоже — обдерешь их, если будешь держаться за края лодки.

Ладно, теперь я напугана по всем правилам. Я оглядываюсь в поисках мамы и Софии, но они уже, должно быть, улеглись на дно своей лодки, так что я их не нахожу.

— Ложись! — рычит лодочник.

Я откидываюсь назад, отчетливо ощущая, что вместо матраса подо мной — Люка. Моя спина лежит на его груди, я стараюсь не давить, но у меня недостаточно накачан пресс, чтобы долго выдерживать такую позу.

— Не поднимай голову, — напоминает Люка и слегка меня придерживает, чтобы я, чего доброго, не ослушалась.

Его рука лежит как раз у меня на ключице. Я откидываю голову и чувствую, как бородка Люка щекочет мне макушку. Сердце у меня отчаянно колотится.

— Там всю дорогу так низко, это что-то вроде тоннеля? — Меня уже начинает подташнивать от надвигающейся клаустрофобии, но подниматься отчаянно не хочется. Интересно, в какую из его татуировок упирается сейчас моя лопатка?

— Увидишь… мы следующие.

Лодочник хватается за тяжелую цепь, которая протянута вдоль клифа в грот, и подтягивает лодку к скале.

— Сегодня бурно, папа, — замечает Ринго.

Я приподнимаю голову и вижу: вода поднялась настолько, что почти перекрыла небольшую брешь, в которую мы должны протиснуться.

— А что будет, если, пока мы плывем, вода еще поднимется? — отваживаюсь спросить я.

— Нас в дребезги разобьет о скалы! — восторженно сообщает Ринго.

— О боже! — причитаю я.

— Эти люди знают, что делают, — успокаивает меня Люка и добавляет: — Ты же умеешь плавать?

— Что?!

— Теперь наша очереди, — говорит Люка. — Не высовывайся!

Я чувствую прилив адреналина. Лодочник хватается за цепь, перебирает ее рукамии, отклонившись назад, проталкивает лодку в устье грота. Ощущение такое, будто тебя засасывает под землю. Или как родиться наоборот.

— Добро пожаловать в Гротто Аззурра! — восклицает Ринго.

— Добрались! — радостно вздыхаю я. Голова у меня кружится от облегчения, и я потихоньку сажусь. Отсюда вход, кажется еще меньше, но находимся мы сейчас в огромной пещере.

— Гротто в ширину как олимпийский бассейн— двадцать пять метров, — рассказывает Ринго, пока мои глаза привыкают к темноте. — Длина — шестьдесят метров — как крытый спринтерский трек.

У меня создается ощущение, что Ринго помешан на спорте.

Лодочник гребет к середине пещеры.

— Нравится? — спрашивает Люка.

— Да.

У меня нет слов. Здесь очень красиво, жутковато и прохладно, но, если честно, я ожидала чего- то более эффектного.

— Теперь пора назад…

Я поворачиваюсь к выходу.

— О господи! — восклицаю я от восхищения перед чудесным небесно-бирюзовым великолепием, которое открывается моему взору.

Мои глаза широко распахиваются.

— Как?. Откуда такой яркий свет?

— Это солнечный свет, он проходит сквозь подводную расщелину и подсвечивает морскую воду.

— Настоящий? Никаких ухищрений? — Я пытаюсь рассмотреть скрытые прожектора.

— Самая настоящая магия. Дай руку.

Люка переплетает свои пальцы с моими и опускает их в воду. Наша кожа становится светящегося беловато-голубого цвета. Мы неохотно расплетаем пальцы.

— Вот бы здесь искупаться. — Я погружаю руку в воду по локоть. Чистая и прозрачная вода так и манит к себе.

— Говорят, у Тиберия был секретный ход сюда из виллы, которая находилась здесь наверху.

— Ух, ты, Хью Хафнер мог бы у него поучиться, — говорю я.

— Смотри сюда! — кричит Ринго и подталкивает лодочника.

Тот вскользь ударяет веслом по воде и вскидывает его вверх — капли сверкают, будто подвешенные в воздухе бриллианты и сапфиры. Настоящее волшебство. Мне хочется сказать Люка: «Так вот откуда взялся пронзительный цвет твоих глаз!», но вместо этого я кричу:

— Еще!

Люка ерошит мне волосы, смеется, и я чувствую на шее его дыхание. Здесь все кажется возможным. Я не хочу отсюда уходить, но мы уже плывем к выходу.

— О sole mio, — гудит лодочник, стараясь отвлечь нас от того факта, что сейчас мы вернемся в реальный мир.

Мы подплываем к яркому треугольнику дневного света, падающего снаружи. Здесь вода становится мутнее и беспокойнее. Меня тревожит, что чем ближе мы подплываем к выходу, тем меньше становится расстояние от воды до каменного свода этой лазейки. Тут снаружи накатывает большая волна и полностью перекрывает оставшуюся щель. Меня мороз продирает по коже. Если море не успокоится, нам не выбраться. Даже лодочник слегка заволновался. Мы ложимся на дно, как велено, но лодка уже пять минут, подбрасываемая волнами, танцует на месте. Мы приподнимаемся, чтобы посмотреть, что происходит. Сейчас через проход не просунуть даже весло — лодка разлетелась бы в щепки. Мне всегда хотелось, чтобы со мной произошло что-нибудь, «как в кино», но я не ожидала, что на мою долю выпадет фильм-катастрофа. Я пробую ради тренировки задерясивать дыхание и проклинаю себя, что надела белое, — я буду как голая, когда из воды выловят мое бездыханное тело.

— Папа? — шепчет Ринго.

— Все хорошо, — успокаивает Люка. — Ким?

Я не успеваю ничего сказать, как лодочник хрипло кричит:

— На дно! — и крестится.

Это уже серьезно. У меня сердце уходит в пятки, когда лодочник хватается за цепь, которая (теоретически) должна помочь ему вытащить нас на волю. Лодка продвигается чуть вперед. Я раздумываю, не расплакаться ли мне, но тут поднимается волна и с шипением обрушивает на меня водопад холодных брызг. Глаза щиплет от соли. Я промокла до нитки. Но мы выбрались. Я неуверенно сажусь и отплевываюсь. Туристы у входа встречают нас аплодисментами. Я убираю с лица, налипшие крысиные хвостики волос и вижу, что Ринго указывает на меня пальцем.

— Ким, у тебя…

Я закрываю руками грудь. Не то чтобы на мне не было лифчика, но он тоже белый, так что можете представить себе картину. Я слишком рада нашему спасению, чтобы беспокоиться о подобных мелочах, но, пока мы плывем к лодке Люка, я сижу сгруппировавшись, демонстрируя, таким образом, известную скромность. Впрочем, вскоре я понимаю: чтобы подняться на борт, мне придется отпустить футболку. Мама и Софи смотрят заботливо и держат наизготовку полотенце. Тем временем я стараюсь одной рукой дотянуться до лестницы, а другой — оторвать от тела налипший трикотаж. Это не просто — футболка не хочет со мной расставаться.

— Бедняжка! — Мама заворачивает меня в полотенце, укутывая мне не только тело, но и лицо. — А мы ничего с собой не взяли переодеться!

— Она может надеть мою рубашку, — предлагает Люка. — Ей досталось больше всего, а я почти сухой.

Люка начинает расстегиваться, и я выглядываю из полотенца, чтобы посмотреть, какое у мамы будет лицо, когда она увидит его татуировки.

— О! — говорит мама. — Какой ты живописный!

— Можешь переодеться внизу. — Люка открывает люк, который ведет в небольшой трюм с сиденьями.

Я шлепаю вниз и закрываю за собой люк. Требуется затратить немало сил, чтобы высвободиться из футболки. Несколько секунд я стою, обнаженная до пояса, и пытаюсь отдышаться. Снаружи я слышу радостные возгласы. Наверное, еще одна лодка вырвалась из Лазурного Грота.

— Ким! — Люка настойчиво стучит в люк.

— Э! Подожди! — Я быстро прикрываюсь полотенцем.

— Там можно закрыть шторки!

Я оборачиваюсь — прямо у меня перед глазами целая компания парней, свесившись с борта яхты, заглядывает в иллюминатор. Я падаю на пол. Стыд- то какой! Где здесь пробка, которую я могу выдернуть, чтобы утечь на дно морское?

— С тобой все в порядке? — Это мама. Правильно, кричи громче — вдруг кто-то меня еще не видел.

На обратном пути я сижу тихо, но несчастной себя не чувствую. Больше всего меня утешает Ринго — он уснул, уткнувшись мне под мышку. Мне становится легче на душе, когда я поглаживаю его горячие от солнца волосы и слышу его посапывание. Я перевожу взгляд на маму и Софию — они по уши заняты сплетнями и воспоминаниями. Смысл их речей я угадываю по выражению их лиц — шум мотора и ветра создали вокруг меня звуковой кокон, и я рада, что мне не нужно присоединяться к разговору. Иногда я ловлю взгляд стоящего у руля Люка, и у меня тут же учащается дыхание, что заметно по голове Ринго, которая поднимается и опускается у меня на груди. Я спешу успокоиться, чтобы не разбудить мальчика, но он только ворочается во сне и обнимает меня за живот. Я беру в руку его ладошку, поглаживаю маленькие ноготки и улыбаюсь, вспоминая на те первое рукопожатие. Так странно, что я могу открыто проявлять свою привязанность к младшему Аморато, но чувствую себя ужасной грешницей, если невзначай задеваю руку Люка, когда беру у него протянутую банку газировки.

Я стараюсь не позволить фантазии разыграться, но, греясь на солнце в его лодке, завернувшись в его рубашку и держа на руках его сына, я чувствую себя частью его жизни. Это прекрасное ощущение, хоть оно и вызывает боль.