Куки забрала Эмбер из школы, и, перед тем как идти домой, мы прошлись по всему, что моей помощнице удалось найти на Фостеров. В какой-то момент поисков Куки зашла в тупик, но, видимо, ей помогал какой-то друг. Понятия не имела, что у нее есть друзья.

И все же ей удалось узнать кое-что о двух усыновлениях, которые оформило подозрительное агентство под названием «Божественное вмешательство».

— Итак, — проговорила подруга, вручив мне лист бумаги, — обоих детей усыновили в Альбукерке. Мальчика и девочку. Мальчик несколько лет назад погиб при пожаре. Пожарный инспектор установил факт поджога, но виновного так и не нашли. — Куки указала на второе имя: — А девочка сейчас твоего возраста и до сих пор живет здесь. Ах да! Еще я узнала, кто арендовал здание, где работало агентство.

Всю найденную информацию она передала мне.

— Спасибо, Кук.

Подруга выглядела усталой, и я не на шутку встревожилась. Куки никогда не устает.

— Как там дядя Боб?

Она пожала плечами:

— Мы больше не живем вместе.

— Он переехал? — обалдела я.

— Нет. Я имею в виду, что мы не живем вместе в эмоциональном смысле. Его как будто несколько дней не было дома.

Я коснулась ее руки.

— Все из-за работы, Кук. Классические симптомы. Вот увидишь.

Она кивнула и ушла домой пораньше, а я поехала знакомиться с барышней, которая арендовала здание.

***

Женщина, чье имя было указано в документах агентства по усыновлению, жила в Тейлор-Ранч, поэтому путь предстоял неблизкий. Нет ничего хуже, чем оказаться на дорогах в час пик. К счастью, все было не так уж плохо. Отштукатуренный дом Карен Клэффи, той самой женщины, стоял недалеко от железной дороги и мог похвастать лепниной и выцветшими искусственными цветами вдоль подъездной дорожки.

Постучав в дверь, я услышала лай какой-то маленькой собаки, а через пару секунд увидела, как к дому подъезжает машина. Из салона вышла женщина лет пятидесяти с хвостиком и направилась к багажнику за пакетами с едой.

Когда она пошла от машины к дому, я улыбнулась и помахала:

— Здравствуйте. Вы Карен Клэффи?

Она кивнула и переложила пакеты в одну руку, чтобы открыть дверь.

— Меня зовут Чарли Дэвидсон. Я частный детектив. Расследую дело, в котором фигурирует агентство по усыновлению «Божественное вмешательство», и…

— Я ничего об этом не знаю.

Подобная резкость меня ошарашила, но лишь на мгновение.

— Да неужели? — Я достала папку. — Согласно архивным записям, вы арендовали здание, в котором работало упомянутое агентство.

— Нет, не я. Я ничего об этом не знаю.

Будь у нее на шее табличка, на ней было бы написано «ВРЕТ КАК ДЫШИТ».

— Как скажете. Но, наверное, вам стоит знать, что я работаю с полицией Альбукерке. Мне придется отчитаться перед копами, и через пару-тройку дней они сюда нагрянут. Ну, знаете, обычный рабочий процесс. Волноваться не о чем. — Я двинулась к Развалюхе. — Всего доброго.

— Никакого отношения к агентству я не имею.

— Прошу прощения?

В женщине бурлило раздражение с хорошей примесью страха.

— Я тут ни при чем. Мое имя указали в документах только потому, что я ходила в их церковь, и мы с ними подружились.

— О ком речь, миссис Клэффи?

— О Еве и Аврааме. Фостеры. Им было нужно помещение, но они не хотели оформлять аренду на свои имена.

Я шагнула обратно к дому.

— Они не говорили почему?

Карен открыла дверь и остановилась на пороге, намекая, что у нее есть дела поинтереснее.

— Говорили только, что хотят усыновить нескольких детей и открыть собственное агентство. Насколько мне известно, никакого агентства они не открывали. Здание пустовало. Я лишь забирала адресованную им почту и отвозила к ним домой. Вот и все. Ко всему остальному я никакого отношения не имею.

— Миссис Клэффи, я просто обязана спросить: что значит «все остальное»?

Она задумчиво опустила голову. А может, молилась.

Короче говоря, она так долго молчала, что у меня дважды успела наступить овуляция, а потом Карен все-таки предложила мне войти.

В доме оказалась такса по кличке Марли. Кличку я узнала только потому, что хозяйка семнадцать раз проорала ей заткнуться. Но Марли и не думала сворачивать свой террор и лаяла на меня добрых три минуты, пока не решила, что я не представляю угрозы. После этого начались сплошные чесания живота и настоящий водопад игрушек. Марли сочла своим долгом показать мне все свои игрушки, причем за каждую мы боролись не на жизнь, а на смерть, пока очередная игрушка не надоедала таксе настолько, чтобы притащить новую.

Свалив пакеты на стойку в кухне, Карен запустила кофеварку, и от аромата я оказалась прямиком в самом счастливом своем месте под названием Кофеленд.

— Не так давно, — заговорила Карен достаточно громко, чтобы ее было слышно сквозь рычание Марли, с которой мы сражались за розовую одноухую мышь, — была небольшая шумиха. Заезжал один следователь. По его словам, он работал на адвоката, госзащитника. Ему требовалось все, что мне известно об агентстве. Я пыталась его убедить, что ничего не знаю. Аренда оформлена на мое имя, да, но с самим агентством я никак не связана.

Едва не потеряв руку, я уточнила:

— Он не объяснял, что за расследование велось?

Карен принялась разбирать пакеты.

— Арестовали какую-то женщину за похищение и убийство ее же ребенка. Но она божилась, что не убивала свою дочь. Сказала, что с ней связалась пара из агентства по усыновлению. А двадцать пять лет спустя останки ребенка нашли меньше чем в пятидесяти метрах от дома, где она тогда жила.

Я встала и пошла к Карен. Точнее поковыляла, потому что Марли резко воспылала симпатией к моим ботинкам. Неужели Фостеры удочерили девочку только для того, чтобы в итоге убить? Зачем им вообще такие хлопоты?

— По-вашему, Фостеры способны на такой отвратительный поступок?

— Само собой! — фыркнула хозяйка дома. — У этой женщины такая история… Не подкопаешься.

Я печально склонила голову и задумалась. Мне нужно поговорить с тем следователем.

— Миссис Клэффи…

— Просто Карен.

— Карен, следователь не оставил вам визитку или хотя бы номер телефона?

— Оставил визитку, но я ее выбросила. Мне очень жаль.

— Ничего страшного. Сама все разузнаю. Большое спасибо, Карен. — Я взяла ее за руку и сжала в ее кулаке собственную визитку. — На случай, если вспомните что-нибудь еще.

Визитку она взяла, но я была на девяносто процентов уверена, что Карен ее выбросит, как только я уйду.

Уже собравшись уходить, я подумала, что не помешает кое о чем предупредить эту женщину.

— Не хочу вас пугать, но, пожалуйста, ничего не говорите о нашей встрече Фостерам. Боюсь, вам могут грозить неприятности.

Карен стиснула зубы, и я ощутила, как в ней поднимается волна негодования и враждебности.

— Я с ними больше не вижусь. Перестала ходить в их церковь давным-давно.

— Не поделитесь, что произошло?

Она отвернулась. И я слишком хорошо знала, что это означает. Больше Карен не скажет ни слова.

— Нет.

Что ж, хотя бы честно.

— Как называлась церковь Фостеров?

— «Народ божественного пути».

— Нравится им слово «божественный», как я посмотрю.

— Они и себя такими считают. — Карен серьезно посмотрела мне в глаза. — Божественными людьми. Помазанниками божьими.

— Разве не все мы от бога? — отозвалась я с робкой улыбкой, почесала Марли по брюшку в последний раз и ушла.

С Куки я созвонилась раньше, чем добралась до Развалюхи.

— Куки, срочно выясни, как зовут женщину, которая сейчас под следствием по обвинению в убийстве ее же ребенка. Убийство совершено двадцать пять лет назад. Недавно нашли…

— Вероника Айзом.

Я застыла.

— Ничего себе скорость!

— Так ведь по всем новостям трубили.

Блин, давно пора начать смотреть вечерние новости.

— Спасибо, Кук. Можешь выяснить, где ее держат?

— Конечно, солнце. Дай мне пять минут.

— Даю.

Я залезла в Рахвалюху, но не завела ее, а стала ждать, когда о своем присутствии объявит звереныш на пассажирском сиденье.

Девочку я, конечно же, знала. Это была светловолосая голубоглазая красавица, которая утонула в девять лет. Сейчас она жила с бандой Рокета в заброшенной психлечебнице, поэтому виделись мы с ней нечасто. Друзей ей хватало, а вот времени на старую скучную меня — нет.

Слива, она же Сахарная Слива (так я окрестила ее из-за пижамы, которая была на ней), сидела и притворялась, будто ест из миски мороженое. Одну ложку она отправляла в рот, а вторую давала кукле. Естественно, лысой.

Имеется у Сливы пунктик на тему кукольных волос. Да и вообще волос в целом. Ей постоянно хотелось меня то расчесать, то заплести мне косу, то быстренько постричь. Оценив коллекцию ее кукол, я решила, что буду все-таки обращаться к специалистам.

— Тебе нравятся куклы? — с бухты-барахты спросила Слива.

— Только надувные. Это считается?

— Мне тоже такие нравятся! У моего друга Алекса была такая кукла. Мы ее били по лицу, а она отпрыгивала обратно.

Мы точно говорили не об одном и том же.

— Что ты здесь делаешь, солнышко?

— Увидела тебя в машине, вот и пришла.

— Ясненько.

— Ты Ангела не видела?

Недавно у Сливы стала наблюдаться симпатия к моему тринадцатилетнему детективу.

— Он периодически появляется, а что?

— Ничего. Я хочу, чтобы ты поговорила с моим братом.

Ее брат, Дэвид Тафт, служит в полиции. Время от времени мне нравится над ним поиздеваться.

— Неужто опять со шлюшками якшается?

Слива покачала головой:

— Он упал, и я его больше не вижу.

Я застыла.

— То есть как это — упал?

— Не знаю. Я видела, как он падает, и теперь не могу его найти. Ты должна его поискать.

Что ж, призракам прекрасно удается говорить загадками, и Слива тут не исключение, но если она не видит брата…

По спине змеей поползла тревога. А вдруг он действительно откуда-то упал? Неужели он погиб и перешел на другую сторону?

— Хорошо, солнце, я обязательно его поищу.

Слива кивнула и скормила кукле очередную ложку мороженого.

— Тебя я тоже искала. Тебя не было целую вечность. Я думала, ты уехала.

Я пригладила прядь волос у нее на плече.

— Извини.

Мне не хватило духу сказать, что мы виделись пару дней назад. Время призраки чувствуют по-разному. Может быть, с Тафтом у нее такая же история.

— Ничего страшного, — пожала плечиками Слива.

— Хочешь со мной покататься? Я еду к женщине, которую обвиняют в убийстве.

Зевнув, Слива опять пожала плечами:

— Ну ладно.

Ох уж эти детки! Ничем их не развлечь.

Я завела Развалюху, вытащила из кармана телефон и набрала дядю Боба.

— Чем занимаешься? — сказал он вместо «Алло».

— Никуда не еду, если ты об этом. Звоню спросить об офицере Тафте. Как он?

Диби помолчал, а потом уточнил:

— Ты о Дэвиде Тафте?

— О нем, ага. Сестра не может его найти.

— У него есть сестра?

— По ту сторону.

— А-а, точно. Не думал, что вы с ним так хорошо знакомы. Дэвид Тафт в отпуске.

— В отпуске? С каких пор?

— Уже месяца четыре. Странно все случилось. Как-то он пришел, поговорил с капитаном, освободил свой стол и больше не появлялся.

— Его точно никуда не перевели?

— В наших записях ничего такого нет.

Если Тафт решил, так сказать, передохнуть от работы, то почему Слива его не видит? Она, конечно, не самый надежный источник, но…

— И какова теория? — спросила я.

— Какая еще теория?

— Ну же, Диби! Что ты думаешь по поводу этого отпуска?

— Даже не знаю, милая. Может, он перегорел. Такое постоянно случается.

Только не с Дэвидом Тафтом, которого я знала и почти уважала. Он любил свою работу, да и служил всего год или два. К тому же, по моим сведениям, он учился на снайпера. Значит, у него были надежды, стремления и наверняка ЗППП после всех его шлюшек, если, само собой, верить Сливе.

— Не думаю, что он мог так поступить.

— Не знаю, милая. Такая жизнь не для всех.

О да, я поняла намек.

— Ладно, дядя Боб. Спасибо. Держи меня в курсе, если что узнаешь.

— Без проблем. Ты дома?

Я поморгала.

— Да.

— Хорошо. Никуда не выходи. Я буду примерно через час.

— Ла-а-адненько.

Повесив трубку, я уже собралась спросить Сливу, то бишь Ребекку Тафт, заглядывала ли она к брату домой, как вдруг она выпалила:

— Я скоро вернусь, — и исчезла.

Вот черт. Ее сосредоточенность длится еще меньше, чем моя. То есть детектива из нее точно не выйдет. Может, попробовать вызвать…

— Я вернулась!

От неожиданности я подскочила до потолка Развалюхи.

— Мне нужна была расческа. — Повертев перед глазами нечто, напоминающее использованную зубочистку, Слива протянула: — Фу-у! — и опять испарилась.

Так называемый «отпуск» Дэвида Тафта всерьез меня беспокоил. Зачем ему вот так уходить с работы? И почему Слива не может его найти?

У службы в правоохранительных органах имеется целый ряд побочных эффектов, и среди них — самоубийства. А вдруг Тафт и правда перегорел? Вдруг он сделал или увидел что-то такое, чего не должен был делать или видеть? Вдруг его уже нет?

Подъехав к светофору на красный, я опустила голову и призвала Тафта:

— Дэвид Тафт.

Если он погиб и остался на земле, то появится или рядом, или у меня на коленях, или на капоте. Мне подойдет любой вариант. Однако брат Сливы не появился.

К сожалению, это вовсе не значило, что он жив. Он мог отправиться на небеса сразу после смерти, а оттуда вызывать людей я не умею. По крайней мере точно не знаю как. Ангел клянется, что мне и такое по зубам, но я никогда не пробовала.

Когда позвонила Куки, мне до офиса оставалась всего пара кварталов.

На звонок я ответила просто и изящно:

— Привет, Кук.

— Привет, солнце. В общем, за нее внесли залог, и сейчас она у родителей.

— Рада за нее. Там, наверное, хорошо. Родители помогут успокоиться и разложить мысли по полочкам. А о ком мы говорим?

— О Веронике Айзом, — усмехнулась подруга. — О той, которую обвиняют в убийстве…

— Ну да, точно. — Ребус Тафта совсем перепутал мне мозги.

— Они живут в трейлер-парке Зеленая Долина.

— Супер. Скинь мне адресок. Загляну туда.

— Не вопрос. Почему Роберт думает, что ты дома?

— А он так думает? Странно.

— Чарли, — угрожающе процедила Куки, — я не стану ради тебя врать мужу.

— Это еще почему? Я же ради тебя вру!

— Верно, но ты любишь врать. Для тебя этот как вызов самой себе. Видимо, потому, что врать ты совершенно не умеешь.

— Ну надо же! Меня пинают все, кому не лень.

— Будь осторожна, — добавила Куки, хотя в ее голосе слышались скорее нотки веселья, чем беспокойства.

— Ничего не обещаю.

Повесив трубку, я развернулась прямо на дороге, чтобы не пропустить ближайший переулок, и поехала на поиски Вероники Айзом, надеясь, что она со мной поговорит.

Двадцать минут и половину мокко латте спустя я добралась до Зеленой Долины, расположившейся у Четвертого шоссе. Родители Вероники жили в ухоженном трейлере зеленого, как авокадо, цвета, при виде которого мне резко захотелось гуакамоле. Кроме того, недалеко от парка находился ресторанчик «Эль Бруно», из которого даже сюда сочились аппетитные запахи жаркого и чили, наполняя мой рот предвкушением и слюной. В основном, конечно, слюной.

Пока я шла по дорожке к дому Айзомов, в животе урчало. Я постучала в металлическую дверь и стала ждать. Из трейлера доносились негромкие звуки телевизора, однако мне никто не открыл, пока я не постучала еще трижды. Причем открывшего пожилого мужчину нисколько не обрадовала моя настойчивость. Он раздраженно распахнул дверь.

— Мистер Айзом? — спросила я, молясь, чтобы он не захлопнул дверь сразу же и дал мне хотя бы несколько секунд.

Мужчина смерил меня сердитым взглядом из-под кустистых бровей. На нем была выцветшая синяя рабочая рубашка с эмблемой «Автомастер». Значит, он был механиком. Что ж, я легко нахожу общий язык с механиками. Да и вообще с мужчинами.

— Простите за беспокойство, но, может быть (и это очень большое «может быть), я смогу помочь вашей дочери.

Внимание я привлекла, но не такое, на какое рассчитывала.

— Если моей дочери и нужна помощь, то только с тем, чтобы согласиться на предложение прокурора и подписать чистосердечное признание. С этим вы можете помочь?

У меня упало сердце. Очевидно, этот человек, как и все остальные в городе, считал, что его дочь убила собственного ребенка. Или так, или он попросту не верит, что они могут выиграть дело. Видимо, придется попотеть.

— Мистер Айзом, она здесь?

Он снова сердито уставился на меня, и я отчетливо ощутила, как от него исходит презрение. Нутро подсказывало, что дочери он помогает исключительно из чувства родительского долга, но сердце этого мужчины разбито. Мне ли не знать, каково это.

— Меня зовут Шарлотта Дэвидсон. Я частный детектив. Мне кажется, что дело, над которым я сейчас работаю, напрямую связано с делом вашей дочери. И я абсолютно уверена, мистер Айзом, что она невиновна в том, в чем ее обвиняют.

— Что же вас так убедило? — поинтересовался он, но лишь для того, чтобы доказать мою неправоту. Ни на секунду он не поверил, что его дочь может оказаться невиновной.

— Те же люди, которые якобы представляли агентство по усыновлению и забрали вашу внучку, похитили моего мужа, когда он был еще младенцем. И еще как минимум одного мальчика.

Мистер Айзом выпрямился, но по-прежнему придерживал сетчатую дверь, давая понять, что в дом меня не впустит.

— Не было никакого агентства.

— Было, — возразила я, — и у меня имеются доказательства.

Никаких доказательств у меня не было, по крайней мере физических, но ему об этом знать необязательно.

Несколько секунд он обдумывал мои слова, а потом крикнул:

— Рони!

У двери появилась женщина, которая явно только что вышла из душа.

— Эта женщина с потрохами купилась на твои россказни. Вы прекрасно проведете время.

Ладно, сойдет и так.

— Я Чарли Дэвидсон, — сказала я, пока отец Вероники не обсыпал меня очередной дозой сарказма, — и я знаю, что вы не лжете.

Женщина превратилась в статую. Мистер Айзом ушел, и сетчатая дверь едва не захлопнулась, но Вероника пришла в себя и приоткрыла ее шире.

— Заходите.

У Вероники были длинные темные волосы, свисавшие по плечам мокрыми прядями, глаза цвета бурбона и роскошная фигура. До нашей встречи она сушила волосы и снова стала сжимать концы мокрых локонов влажным полотенцем.

Поднявшись по шатким ступенькам крыльца, я вошла в маленький трейлер, где повсюду были разбросаны игрушки.

— Игрушки моего племянника. Моя мать взяла его с собой в магазин, — объяснила беспорядок Вероника, пнула несколько игрушек, чтобы не мешали, и предложила мне сесть. — Хотите чего-нибудь выпить?

Вела она себя весьма вежливо, но сердце в ее груди стучало, как военный барабан. Руки, державшие полотенце, тряслись. И было что-то неестественное в каждом ее движении. Двигалась Вероника резко и нервно, словно ее частично парализовало от мощного эликсира надежды и страха.

— Нет, спасибо. Все в порядке.

Присев, она отложила полотенце, сжала на коленях руки и стала ждать. Нет, она не ждала, а надеялась, молилась, умоляла.

— Вероника, вы помните, как выглядели люди, которые связались с вами много лет назад?

— Что вы знаете о деле? — внезапно спросила она, явно ничего не понимая. — Вы работаете с моим адвокатом?

— Нет. Прошу прощения, нужно было сразу все объяснить. Я частный детектив. Работаю над делом, которое связано с вашим.

Красивые брови сдвинулись.

— Как именно связано?

— Не могу сказать. Конфиденциальность и все такое. Но могу сказать, что знаю, кто с вами связался и почему.

Вероника опустила голову:

— Я жила на улице с новорожденным ребенком на руках. Вот почему они на меня вышли.

Я не собиралась говорить, что у ребенка была особая аура, которая могла привлечь внимание Фостеров, поэтому подыграла:

— Так и есть. Но почему вы жили на улице?

Мистер Айзом стоял в кухне, прислушиваясь к нашему разговору.

Покосившись на отца, Вероника ответила:

— Со мной было непросто. Периодически я сидела на наркотиках, но тогда не употребляла. Узнав о беременности, бросила и больше к этому не возвращалась. А когда родила Лиану, в поле зрения опять появился ее отец.

Откуда-то со стороны мистера Айзома понесло глубокой горячей яростью. Бывший дочери явно не вызвал в нем положительных эмоций.

— Он сказал, что хочет помогать с дочкой. Уговорил переехать к нему. А через месяц… — Вероника совсем поникла. — Через месяц я опять сидела на наркоте, и мы постоянно ругались. Он меня выгнал, а домой вернуться я не могла. Не была готова опять через это проходить.

— Проходить через… — Я замолчала раньше, чем задала вопрос. — Через ломку.

Прикусив губу, Вероника кивнула.

— Он вас снова подсадил на наркотики?

— Он ни к чему меня не принуждал.

Из нее лилось такое чувство вины, что я едва дышала.

Я наклонилась к ней.

— Но он воспользовался ситуацией, Вероника.

— Он принимал, да, но это не значит, что я была обязана следовать его примеру. И вот как все обернулось.

В груди у Вероники сдавило, и я стала обрывать катышки со свитера, чтобы дать ей время прийти в себя.

Спорить я не собиралась. Она права. Но и ее бывший внес свою лепту.

Я решила вернуть разговор в русло текущего дела.

— Есть причина, почему вы не можете найти доказательства существования агентства. Его никогда не оформляли документально.

— Так следователь и сказал, — кивнула Вероника. — Но ему не удалось выяснить, кто заправлял этим липовым агентством.

Я достала фотографию Фостеров, которую нашла Куки, и которую сделали приблизительно в то время, когда они забрали ребенка Вероники.

— Понимаю, вспомнить наверняка трудно, но посмотрите, пожалуйста. Это они?

Взяв фотографию, Вероника сощурилась и повернула ее слегка влево.

— Не думаю.

Все мои надежды рухнули. Может быть, я вышла на неверный след. Лаю не на то дерево. Хватаюсь за соломинки. И все в том же духе.

— По-моему, — продолжала Вероника, глядя на Фостеров, — это те люди, которые удочерили Лиану.

Чувствуя, как возрождаются надежды, я резко выпрямилась.

— Вы их помните?

— Нет. — Она встала и взяла сумку. — Я их никогда не видела, но агенты дали мне снимок людей, которые хотели удочерить Лиану, чтобы мне было легче. Я не сразу приняла решение. А снимок опять отыскала, когда… когда ее нашли.

Вероника вручила мне фотку, и я чуть не воскликнула «Ура!».

— Это они, — сказала я, мысленно ликуя. — Значит, с вами связывались другие люди от имени этой пары?

— Да. Со слов эта пара казалась слегка помешанной на религии, но я подумала, что любой вариант лучше, чем жить в нищете с наркозависимой матерью.

— Вы могли жить с нами, — горько вставил мистер Айзом.

— Папа, не начинай. Дело не в тебе, и ты это прекрасно знаешь.

Он отвернулся и ушел обратно в кухню.

— Вероника, сколько вам было лет?

— Шестнадцать. — Она оглянулась. — Когда Лиану забрали, я снова завязала. Решила, что постараюсь ее вернуть. Знаю, это подло, но все случилось так внезапно! На раздумья мне дали всего пару дней. Я думала, что у нее будет хорошая семья. Все это время я верила, что она живет той жизнью, которую не могла дать я. Лучшей жизнью. А они… они ее убили.

Задохнувшись под натиском горя, Вероника прикрыла ладонями рот. У нее так тряслись плечи, что я подошла ближе, обняла ее одной рукой и стала размышлять, пока Вероника приходила в себя.

Если Фостеры похищали других детей, то зачем сфальсифицировали удочерение ребенка Вероники? Почему просто не забрали девочку?

— Вероника, где именно вы жили?

— Тогда — в приюте.

Кое-что прояснилось. В определенное время приюты закрываются. Может быть, Фостеры могли подобраться к Веронике только тогда, когда она попрошайничала на улицах? А это наверняка происходило в светлое время дня с кучей людей вокруг. Да, наверняка все так и было.

— В общем, я работаю над этим делом с детективом полиции. Точнее скоро его привлеку. Обещаю, Вероника, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. А тем временем отправьте вашего следователя к детективу Роберту Дэвидсону.

В тот же миг в комнате градусов на пятнадцать стало холоднее.

— В чем дело? — спросила я, уже догадываясь, что услышу в ответ.

— Меня арестовал именно он.

— Вот и хорошо. — Я сделала заметку в телефоне. — Значит, он уже занимается этим делом. — Я подалась к Веронике. — Мы справимся, Вероника. А вы пока позаботьтесь о себе. — Уже у дверей я добавила: — И ничего не подписывайте.