Припарковалась я перед зданием, где находится наш офис. Во-первых, я тут работаю, а во-вторых, было свободное место на парковке. На Сентрал. Средь бела дня. Такое случается очень редко. Как правило, паркуюсь я на стоянке за офисом, перед жилым домом. Во-первых, у меня там собственное место с табличкой, которая предупреждает всех желающих занять местечко о том, что им выпустят кишки, а во-вторых, я в этом доме живу. В основном, конечно, по последней причине.
Но блин! Свободное место на парковке средь бела дня!
Ладно, шучу. К тому же, там стоит счетчик.
Скормив счетчику несколько четвертаков, я прикинулась, будто не замечаю наблюдающего за мной с крыши соседнего здания ангела, и пошла по наружной лестнице в свой офис на втором этаже. Мистер Фэрроу, моя более сексуальная половина, должен был, по идее, работать внизу в баре. А поскольку я понятия не имела, о чем он хочет поговорить, то решила избегать его во что бы то ни стало.
Куки сидела за столом и в чем-то розовом с рюшами выглядела вполне себе дерзко. В уличной карьере мне бы такая вещица точно не помешала. На меня будет великовата, но для того и придумали корсеты.
— Здорово, Кук, — поздоровалась я, вешая куртку на крючок.
— И тебе не хворать.
Ясненько. Плохое настроение. От Куки оно шло волнами, и оставалось лишь надеяться, что это не заразно. Я и так в депрессии. Недавно узнала, что, раз уж я бог, то умереть могу только от руки другого бога. А если я в суицидники подамся? Тогда что делать? От того, что я не могу умереть, депрессия может стать намного глубже, и я ни черта с этим поделать не смогу.
Ладно. Будем решать проблемы по мере поступления.
— Чем ты занималась вчера вечером? — спросила Куки, не отрываясь от монитора. Голос ее звучал контрастно вяло в сравнении с выедающей глаза розовой шмоткой и торчащими во все стороны черными волосами, обрамлявшими круглое лицо с ярко-синими глазами.
Я уселась напротив нее на стул, который втайне назвала Зимним солдатом. От него так и несло чем-то смутным. Может быть, все дело в мрачном прошлом.
— Ходила в «темную сеть». Подумала, а вдруг там есть чат для демонов? Можно было бы разжиться информацией изнутри, так сказать.
— И как? Получилось?
— Хреново получилось. Очень хреново. Там как будто «день наизнанку». Мне такое нравилось классе в третьем.
Куки глянула на свою блузку и потянула за воротник. То ли искала какую-то подсказку в швах, то ли проверяла, как там поживает грудь.
— Черт возьми! Наизнанку! — Испустив долгий-предолгий вздох, Кук направилась в уборную.
— Эй! С тобой все в порядке? — спросила я, заметив на подруге подходящие к наряду сережки и розовый браслет.
— Естественно.
— Ку-у-у-ки-и-и? — протянула я самым искусным тоном из оперы «я знаю, что ты врешь, шалава». Только без шалавы. Из Куки такая же шалава, как из меня — мать Тереза. — Что с тобой происходит? Раньше ты никогда так удачно не подбирала цвета в одежде и аксессуарах.
Куки поджала губы и уселась обратно за стол.
— Не знаю. Мне кажется, что-то не так.
— Это все блузка. Натирает. Вывернешь на нужную сторону, и…
— Да не в блузке дело.
— Ну да.
— Я пытаюсь выглядеть сексуально, а он даже не замечает.
— Кто? Наш Господь и Спаситель?
— Роберт.
— Теперь намного понятнее.
После каждого разговора с сестрой Мэри Элизабет мои мысли еще несколько дней несет в степь католицизма. Они с дядей Бобом недавно расписались. В смысле Куки с дядей Бобом, а не сестра Мэри Элизабет. Так что логично, что Куки старалась привлечь его внимание в интимном смысле.
Я подалась ближе и напялила самую выразительную маску сочувствия.
— Кук, в чем дело?
— Мне кажется, я его теряю.
— Я тебя умоляю! Ты бы не потеряла его, даже если бы он был твоей девственностью, а ты бы пошла на свидание с Тором. Диби от тебя без ума.
Куки глубоко вздохнула:
— Может быть, когда-то и был. А сейчас мне кажется, у него интрижка на стороне.
Если бы я пила кофе, то выплюнула бы его в приступе кашля. Слава Богу за маленькие чудеса.
— Солнце, ты же сама знаешь, что это невозможно. Он же импотент!
Подруга уставилась на меня с отвисшей челюстью:
— Точно тебе говорю, он не им… — До нее дошло, что я дразнюсь, и на место отвисшей челюсти пришел сердитый взгляд.
Что ж, Кук права. С импотенцией лучше не шутить.
— Ладно-ладно! Никакой он не импотент. Но произносить это слово — само по себе смешно. А думать о том, что у Диби любовница — смех, да и только.
— Почему? Потому что он меня якобы так сильно любит?
— Нет. То есть да. Серьезно, Кук. Такого просто не может быть. Этот мужчина по тебе с ума сходит. Никогда в жизни он бы не причинил тебе боль.
— Ну, не знаю… — Подруга нажала пару клавиш на клавиатуре. — Он ко мне три дня не прикасался.
Теперь челюсть отвисла у меня. На добрую минуту.
— В чем дело?
— Три дня?!
— Да.
— То есть ты навыдумывала себе целую разлуку из-за каких-то несчастных трех дней засухи в отношениях? Есть ведь отличное решение. Всего-то и нужно — подлить воды. Ну или купить вибратор.
— Чего?! Ни о какой разлуке и речи нет. Я просто переживаю.
— Слава ежикам! Потому что я его назад не возьму. Он теперь твой со всеми потрохами. Ты подписала тонну документов. В трех экземплярах. Я была свидетелем, помнишь?
— Да знаю я, знаю. Просто он постоянно чем-то озабочен.
— Он же детектив в полицейском управлении Альбукерке, солнце. Такая работенка идет в комплекте с упаковкой стресса.
Куки покачала головой:
— Нет, тут дело в чем-то другом. Его что-то очень беспокоит, а я понятия не имею, что именно. Он словно живет в каком-то другом мире. И он… — Замолчав, она откашлялась и опять покачала головой. — Забудь. Ты права. Я навыдумывала кучу глупостей.
— Даже не надейся вот так спрыгнуть с крючка. Чего ты недоговариваешь? — Ни за что не позволю Куки вот так взять и оставить меня с носом.
— Не хочу тебя зря беспокоить.
— Кук.
— Он… слегка срывается.
Я ошеломленно застыла. Дядя Боб? Срывается? Он, конечно, всегда был вспыльчивым, но уж точно не с Куки.
— Что случилось?
— Ничего. Правда. Ерунда.
— Куки Ковальски-Дэвидсон!
Если Диби хоть как-то обидел мою лучшую подругу или ее дочь, плевать мне на родство.
— Вчера у него подгорело жаркое.
— Что ж, можно считать, он действительно сорвался. На куске мяса.
— Когда он достал сковородку из духовки, он ее выбросил. Прямо в раковину.
— Выбросил?
— Швырнул. Так сильно, что Эмбер испугалась. Потом ушел в нашу спальню и не выходил, даже когда я разогрела на ужин остатки еды.
У меня закипела кровь. Не так чтобы прямо забулькала, скорее начала тушиться. Я прекрасно понимаю, что значит расстроиться. Но всякие дурацкие мачистые замашки со мной не прокатят.
— Я понимаю тебя, Кук, но такое поведение говорит вовсе не об измене. Его что-то серьезно гложет.
Неужели Диби все узнал?
В том, что мой муж родился в аду, есть один прикольный (или не очень, это как посмотреть) бонус. Он видит, светит ли кому-нибудь поездочка к нему на родину. А еще знает, что конкретно сделал этот человек, чтобы ему досталась короткая спичка.
Всего несколько дней назад я узнала, что моему дяде предстоит упомянутое путешествие за то, что он сделал ради меня. А сделал он это, чтобы спасти меня от колумбийского наркобарона, который верит, что, кушая людей со сверхъестественными способностями, он сам эти способности получит.
Чувак, само собой, ошибается, но он в это верит. Представить страшно, сколько людей погибло из-за его больной одержимости.
Когда прихвостни наркобарона узнали обо мне и о моей связи с миром сверхъестественного, они решили преподнести меня в дар своему боссу. Однако Диби каким-то чудом все выяснил и, по словам Рейеса, перестрелял всех гадов по одному, чтобы слухи обо мне не дошли до наркобарона.
Это случилось несколько лет назад. А сейчас всплыло потому, что дядя Боб должен умереть от рук низкопробного бандита по имени Грант Герин. Вообще-то, погибнуть Диби должен был еще два дня назад, но мы помешали попытке убийства.
Благодаря врожденным способностям моего мужа и тому, что именно за убийство дяди Боба Герин должен попасть в ад, мы точно знали, где и когда Диби поджидала смерть. Поэтому следили за нужным местом, но Герин, видимо, заметил нашего человека и быстренько смылся. Вот почему, когда Диби оказался там, убийцы на месте не было. То бишь дядю мы спасли. Молодцы.
Вот только, пока Рейес опять не увидит Гранта Герина, мы не узнаем наверняка, справились ли с задачей, или только отложили неизбежное. Не узнаем, планирует ли до сих пор Герин убить дядю Боба.
Именно поэтому мы следим за Диби двадцать четыре часа в сутки. И именно поэтому я отчитала Ангела в кабинете у психиатра. Последние несколько дней за Диби следил он.
Пару раз мы думали, что вот-вот поймаем Герина, но он постоянно ускользал сквозь пальцы. Мне же позарез надо было знать, нейтрализовали мы угрозу или всего-навсего отложили на потом. А этого мы не узнаем, пока не отыщем гада.
Куки поникла:
— Я переживала, что он потерял ко мне интерес, и думала только об этом. Жалкая я, да?
— По шкале от одного до Канье Уэста? Тебя на этой шкале даже нет. Ты вовсе не жалкая. Уж поверь, я точно знаю.
— Да неужели? — фыркнула Куки.
— Ужели-ужели. Точнее ты перестанешь быть жалкой, как только вывернешь блузку на нужную сторону.
В этот момент дверь в офис открылась, и на пороге показался высокий (очень высокий!) блондин.
Я встала поприветствовать его в «Детективном агентстве Дэвидсон», как вдруг от узнавания задергались все клетки внутри, и по спине словно промчался разряд тока.
Бывают в жизни моменты, когда превращаешься в статую, перестаешь дышать и забываешь родной язык.
Одним из таких моментов и был тот самый, когда к нам в офис вошел брат Рейеса. Не тот, который в божественном смысле брат, а другой. Тот, которого, как и Рейеса, могли похитить в нежном возрасте, но так и не отдали в руки чудовищу. По крайней мере в этом заключались мои подозрения.
Я копалась в жизни Фостеров, перед тем как мой мир перевернулся с ног на голову. Перед тем как на восемь месяцев я оказалась запертой в заброшенном монастыре, где у меня в духовке пропекалась до идеальной корочки маленькая булочка. И перед тем как я целый месяц прожила в штате Нью-Йорк в компании с амнезией, вызванной тем, что эту самую идеальную булочку мне пришлось отдать.
Насколько мне было известно, Фостеры запаниковали, когда их родственники стали что-то подозревать. Лучшей догадки у нас все равно не было. Зачем еще похищать ребенка, а спустя буквально несколько недель от него избавляться? В общем, вместо того чтобы вернуть Рейеса родным родителям, Фостеры продали его Эрлу Уокеру. Или просто отдали. Так или иначе, Рейес оказался в лапах монстрах. Причем не сверхъестественного, а в самом человеческом смысле. От Уокера злом и мерзостью несло за километры.
Мы с Куки так и не выяснили, усыновили Шона Фостера по всем правилам или тоже похитили. А именно он, Шон Фостер, сейчас и стоял у нас в офисе и ждал, когда я заговорю.
— Вы мисс Дэвидсон? — спросил наконец он низким приятным голосом.
Впервые описывая мне Шона Фостера, Куки упоминала о том, как он не похож на Рейеса. Но это касалось только цветов. Во всем, что у Рейеса было темным, Шон был светлым. Причем буквально и паранормально. Аура у него была поразительная. Ярче, чем у других. Чище. Светлые волосы были коротко пострижены. Кожа выглядела очень бледной. Но его черты казались до странности знакомыми. Шон был поразительно, по-ангельски красив. Прямо как Рейазиэль. Чем и объяснялся тот факт, что все мои подозрения на порядок возросли.
— Да. — Я шагнула вперед и пожала протянутую руку. — Простите, вы мне кое-кого напомнили.
— Неудивительно, — усмехнулся Шон. — Вы уже давненько изучаете мою подноготную.
***
Пауза повисла самая что ни на есть неловкая, а все потому, что я приходила в себя после услышанного. Шон знал, что я под него копаю. И под его предков. А о Рейесе ему что-нибудь известно? Шон младше Рейеса. Приблизительно моего возраста. Если верить тому, что нам удалось узнать, он снова живет с родителями, потому что учится в аспирантуре Университета Нью-Мексико. Что-то там с проектированием, и все такое. И он до сих пор смотрел на меня, давая мне время обдумать его слова.
— А-а, ну да. Вообще-то, — я бросила на Куки взгляд, в котором просто обязано было читаться «Помоги!», но подруга была слишком занята стараниями вернуть на место челюсть, — речь не совсем о вашей подноготной, а скорее… о подноготной ваших родителей.
Поздновато до меня дошло, что копаться в прошлом его родителей, наверное, гораздо хуже, чем копаться в прошлом самого Шона.
— Вот и хорошо, — сказал он, отпустил мою руку и кивнул Куки. — Тогда вам есть с чего начать мое дело. Если, конечно, вы согласитесь им заняться.
— У вас есть дело? — уточнила я и махнула рукой в сторону своего кабинета, находившегося в другом конце вотчины Куки, то бишь нашей приемной.
— Есть. Я хочу, чтобы вы нашли моих настоящих родителей.
Я чуть не споткнулась и, закрывая дверь, напоследок бросила на Куки взгляд из оперы «Вот блин!!!».
— Присаживайтесь, пожалуйста, — предложила я и двинула прямиком к Бунну. — Кофе хотите?
— Нет, спасибо. — Шон все еще стоял и разглядывал мой кабинет. — Симпатично у вас.
— Благодарю. Мой муж недавно сделал тут ремонт.
— Ясно. — В конце концов он сел и положил на стол папку, которую принес с собой. — Бар внизу принадлежит ему, насколько мне известно.
И это все? Оставалось лишь надеяться, что больше Шон ничего не знает.
— Все верно.
За всю мою жизнь бывали у меня странные встречи с живыми и мертвыми, ангелами и демонами, полтергейстами и душевнобольными, но эту встречу в рейтинге странных можно было смело ставить на первое место.
Я села напротив Шона и глотнула жидкой храбрости.
— Как вы узнали, что мы ведем расследование, где фигурирует ваша семья?
— Поначалу я ничего не знал. А потом увидел, как вы проезжаете мимо дома моих родителей, и вспомнил, что видел вашу машину припаркованной чуть дальше по улице год назад.
— У вас отличная память.
— Ваша машина стояла там довольно долго.
Ох уж эти мои пробные заезды!
— И что в этом необычного?
— Вы припарковались, но из машины так и не вышли. Живете вы в другом районе, а на той улице простояли немало.
— Ну конечно. — Вот ведь проницательный!
— Когда вы проехали мимо дома родителей, я записал ваши номера и попросил друга пробить их по базе.
— А разве это законно?
— На сто процентов нет.
— Что ж, находчиво, — заметила я.
Шон скромно пожал плечами.
— Что говорили вам родители?
— Что моя мать рожала меня тридцать шесть часов. Что в итоге ей сделали кесарево сечение. Что она кормила меня грудью до двух лет.
— Понятненько.
Когда мы начали копаться в этом деле, мы были почти уверены, что Шона Фостера тоже похитили, после чего Фостеры провернули усыновление через сомнительное агентство, просуществовавшее несколько месяцев и пристроившее в семьи всего лишь трех детей. Одним из них, по нашей версии, и был Шон.
— Но вы им не верите? — спросила я. Иначе зачем бы он пришел, если бы верил?
— Не верю. По нескольким причинам. И, по-моему, вы им тоже не верите.
Все еще размышляя, знает ли он что-нибудь о Рейесе, я кивнула на папку:
— Можно?
— Конечно.
Шон откинулся на спинку стула, а я принялась листать бумаги. В основном там были фотографии, заметки о несоответствиях в истории родителей и записи разговоров с родственниками, которые вообще не помнили, чтобы миссис Фостер когда-либо упоминала о беременности. В конце имелась бумажечка, ставившая во всех этих поисках жирную точку. Анализ ДНК. Фостеры не были родителями Шона и даже близко не состояли с ним в каком-либо родстве.
— Родители в курсе, что вы сделали анализ ДНК?
— Нет.
— То есть вы считаете, что вас усыновили?
— А вы так считаете? — парировал Шон.
— В смысле?
Он задумчиво потер подбородок, а голубые глаза все это время пристально меня изучали.
— Вы копаетесь в этом уже давно. Я хочу знать почему. И что вы обо всем этом думаете.
— Мистер Фостер…
— Прошу вас, зовите меня Шон.
— Шон, все, что у меня есть, — это только догадки без малейшего намека на свидетельства, которые могут их подтвердить. Без доказательств я не могу озвучивать вслух свои мысли. Это было бы крайне безответственно.
— Что ж, я получил все ответы.
— То есть как это? — обалдела я, когда Шон встал, забрал папку и повернулся к выходу. — Какие ответы? И на что?
— Вы такая же, как они.
— Погодите, прошу вас…
Он развернулся и решительно направился ко мне. У меня не осталось выбора, кроме как сделать шаг назад.
— Ложь. Отговорки. Я слышал это всю свою жизнь и уже сыт по горло. Я сам докопаюсь до правды. Так или иначе.
Лицо Шона просто кричало о гневе, от него самого исходила пульсирующая боль, а между ресницами поблескивала влага. Все это врезалось глубоко мне в грудь. Я хотела ему помочь, но не знала, что делать. Я дала Рейесу слово не лезть в то, что он считал делом исключительно своим. В то, что меня, по его мнению, не касается. Но Шон сам ко мне пришел. Наверняка Рейес поймет все правильно.
Ну а если начистоту, Рейес вполне может поцеловать меня в зад. Он сам — мое дело, которое очень даже меня касается.
Шон опять отвернулся, но я успела схватить его за руку. Он остановился, хотя на меня даже не взглянул. Ему было стыдно за свое поведение.
— У меня были причины заниматься этим расследованием. Доказательств у меня нет, но я твердо убеждена, что Фостеры вас похитили.
Видимо, Шон тоже так считал, потому что ни капельки не удивился.
— Почему вы так думаете?
— Потому что…
Я замолчала, глубоко вздохнула и подумала о том, не беру ли сейчас ответственность за свою жизнь в собственные руки. Убить меня может только другой бог. Рейес — бог. О да. Он меня точно укокошит.
— Потому что, — снова заговорила я, решив все-таки вытащить кота из мешка, — моего мужа они тоже похитили.
***
Спустя два часа и семь чашек кофе на троих (поскольку Куки помогала мне в расследовании, я пригласила на встречу и ее) мы пришли к выводу, что Шон был одним из трех детей, чье усыновление организовало подозрительное агентство.
Представить не могу, как этому агентству все сошло с рук. Такие дела контролируются дохренальоном правил и норм. Чтобы заниматься усыновлениями, нужно пережить уйму госинспекций и получить еще больше одобренных по всем статьям документов. Где-нибудь просто обязан был остаться бумажный след. Или кому-то хорошенько приплатили, чтобы этот кто-то смотрел в другую сторону.
Самым подробным образом мы изучили все, что известно Шону, и что успели выяснить мы. Шону хотелось побольше узнать о Рейесе, но я и так выложила чересчур много. К тому же, имелось у меня подозрение, что Шон уже знает намного больше, чем кажется.
Слава богу, он меня понял, когда я заявила, что для начала мне надо самой поговорить с моим напарником по преступлениям. Ясное дело, Шону достаточно будет сесть за компьютер и запустить любой поисковик (если он до сих пор этого не сделал), чтобы найти информации выше крыши. То бишь узнать, что Рейес десять лет отсидел в тюрьме за преступление, которого не совершал. О Рейесе я рассказала не так уж много, но ничто из сказанного Шона не удивило, словно он уже все это знал.
Чем дольше мы говорили, тем сильнее во мне крепло ощущение, что Шон Фостер не так-то прост. Я постоянно ловила на себе его взгляды. Вот только смотрел он на меня не так, как может смотреть на женщину мужчина, а с капитальной долей любопытства. Как будто пытался меня раскусить. Но я, ей-богу, ни капельки не против, потому что и сама пыталась его раскусить.
— Ладно, с этого и начнем. Ты уверен, что хочешь вернуться домой, Шон?
Он встал и отнес чашку на полку, где стоял Бунн.
— В каком смысле?
Пока Куки собирала бумажки, я подошла к Шону.
— Сможешь еще немного попритворяться? Мне кажется, лучше не говорить твоим родителям…
— Ты о психах, которые меня похитили?
Я опустила голову. Чувство горечи и гнев уже пустили в Шоне корни.
— Да. Сейчас им лучше ни о чем не рассказывать. Нам нужно немного времени. Посмотрим, что удастся выяснить.
Он кивнул:
— Ни слова им не скажу.
— Я просто переживаю. Как знать, что случится, если они обо всем узнают?
— Чарли, я прожил с ними большую часть жизни. В постоянных сомнениях и подозрениях. Еще несколько дней погоды не сделают.
— Я живу в «Плотине». Это жилой дом сразу за этим зданием. Третий этаж, первая дверь налево. Будем рады тебе в любое время дня и ночи.
— Спасибо, — сказал Шон. Из вежливости, потому что не поверил.
— Я серьезно. Честно говоря, тебе, по-моему, лучше пожить у нас. Пока мы со всем этим не разберемся.
От улыбки все черты Шона будто стали еще светлее.
— И что на это скажет мой брат?
Я рассмеялась. Его брат. Рейес.
— Может быть, для начала введешь его в курс дела?
— Видишь ли, он у меня суперский. И точно не будет против.
— Ну ладно, я подумаю. — Шон попрощался с Куки и уже практически вышел за дверь, как вдруг обернулся и сказал: — Кстати, хотел еще кое о чем спросить.
— Валяй.
Он сощурился и смерил меня взглядом с ног до головы:
— Какого черта ты такая яркая?