Зов природы поднял меня с постели ни свет ни заря. После падения с крыши я чувствовала себя так, будто только что выпила бутылку виски.
Я споткнулась о горшок с цветком, ударилась мизинцем ноги о табуретку, врезалась лицом в дверной косяк и только после этого опустилась на унитаз, вспоминая все, что запланировала на сегодня. Где-то в глубине квартиры мелодично звонил телефон. Слава богу, что в оформлении дома я придерживалась минимализма. Если бы на пути к фарфоровому трону стояло еще что-то, не дожить бы мне до следующего дня рождения.
Я оглядела футбольную майку, которая была на мне. Ее я стянула у парня, с которым встречалась в школе — голубоглазого блондина, развращенного до мозга костей. Даже на нашем первом свидании его больше интересовал цвет моего нижнего белья, чем цвет моих глаз. Знай я об этом заранее, надела бы коричневые трусы. Самое странное, что я не помнила, как вчера эту майку натягивала. И вообще как ложилась спать.
Наверно, Куки подлила мне в шоколад рогипнол. Мы еще об этом поговорим, но сейчас нужно решить, что делать. То ли бросить все дела с полицией и рвануть к Рейесу в тюрьму, то ли переложить все дела на Куки, а потом уже рвануть к Рейесу в тюрьму.
Сердце учащенно билось в предвкушении встречи с ним, хотя, признаться, я переживала. А если мне не понравится то, что я увижу? Вдруг он действительно виновен? Мне оставалось только верить, что его приговор — лишь чья-то большая ошибка. Что Рейеса осудили несправедливо. Что улики были собраны неверно или вообще сфабрикованы. Надежда умирает последней.
Судя по тому, что я узнала вчера ночью, читая статью за статьей — причем не все из них были напечатаны крупным шрифтом — и частично протоколы судебных заседаний, которые Куки раскопала по делу Рейеса, для обвинительного приговора доказательств явно не хватало. И все-таки двенадцать присяжных признали его виновным. Но гораздо больше меня встревожило то, что в деле ни слова не было сказано о жестоком обращении, которому подвергался Рейес. Неужели то, что отец едва не забил его до смерти, совсем ничего не значит?
Меня отчаянно клонило в сон, но я понимала, что не засну. Слишком много мыслей проносилось в голове, слишком быстро они мелькали, хотя у меня была веская причина хотеть заснуть, впасть в забытье, и будь что будет. Первый раз за месяц Рейес не пришел ко мне. Не прокрался в мой сон со своими темными глазами и теплыми прикосновениями. Не скользнул губами вниз по спине, не просунул пальцы меж моих ног. И я не могла отделаться от вопроса: почему? Быть может, я что-то сделала не так?
У меня сердце упало. Я так привыкла к его еженощным визитам. Ждала их с большим нетерпением, чем собственного следующего вдоха. Может, поездка в тюрьму прольет свет на произошедшее.
Чистя зубы, я услышала, как на кухне кто-то шаркает. Большинство одиноких женщин испугались бы, я же лишь отметила, что у меня появился клиент.
Я вышла из ванной и зажмурилась от яркого света.
— Бабушка Лиллиан? — уточнила я, проковыляла к барной стойке и рухнула на табурет. Худосочная бабушка Лиллиан буквально утонула в необъятном цветастом гавайском платье; свой наряд она дополнила кожаным жилетом и хипповскими бусами в стиле шестидесятых. Многие годы я пыталась отгадать, что она делала перед смертью, но не придумала ни одного занятия, которое гармонично сочетало бы гавайское платье и бусы братской любви. Разве что какая-нибудь особенно извращенная игра в твистер под ЛСД.
— Привет, глупышка. — Бабушка одарила меня мудрой, светлой, хоть и беззубой улыбкой. — Я слышала, как ты потопала в ванную, и решила отработать свое пропитание, сварив нам кофе. Он тебе точно не помешает.
Я скривилась:
— Правда? Здорово.
Черт. Бабушка Лиллиан не умеет варить кофе. Я сидела за стойкой и делала вид, что пью.
— Не слишком крепкий? — обеспокоилась она.
— Ну что ты, ба, ты варишь лучший в мире кофе.
Притворяться, что пьешь кофе, — все равно что симулировать оргазм. Что в этом интересного? Но нехватка кофеина была наименьшей из моих бед. Я не могла не думать о том, почему Рейес не объявился сегодня ночью. Быть может, я что-то сделала не так. Или не сделала чего-то, что должна была сделать. Вероятно, мне стоило проявлять больше инициативы в постели. Но для этого во время наших с Рейесом свиданий мне нужно было сохранять хладнокровие. Если бы я описывала эти свидания Куки, едва ли упомянула бы о хладнокровии.
— Ты чем-то встревожена, девочка моя?
По мне не скажешь, что я тревожусь по пустякам.
— У тебя температура?
Я стрельнула в бабушку глазами.
— У меня нормальная температура, ба. Не волнуйся.
Я не стала об этом упоминать, но вообще-то да, у меня температура. У каждого существа на земле есть температура. Даже у покойников. Не самая высокая, но есть.
— Большое спасибо за кофе.
— Ну что ты, не стоит. Может, завтрак приготовить?
Только не это. Мне еще пожить хочется.
— Нет-нет, спасибо, не стану тебя утруждать. Тем более мне все равно надо в душ. У меня сегодня куча дел.
Она наклонилась ко мне и заговорщически улыбалась. Интересно, у нее при жизни были голубые волосы, или они приобрели такой цвет, потому что она умерла?
— Разыскиваешь злодеев?
Я ухмыльнулась:
— Еще бы. Настоящих чудовищ.
Бабушка Лиллиан мечтательно вздохнула.
— Ах, молодость, безрассудство! Но все же, девочка моя, — проговорила она, устремив на меня серьезный взгляд, — хватит ввязываться в драки. Посмотри, на кого ты похожа.
— Спасибо, ба, — ответила я и поморщилась, сползая с табурета, — учту.
Она улыбнулась, приоткрыв пустой рот, где некогда стояли зубные протезы. Очевидно, на тот свет с протезами не пускают. Я понятия не имела, знает ли бабушка Лиллиан, что мертва, или нет, и у меня никогда не хватало духу ей об этом сказать. А надо было бы. Только я обзавелась исправной кофеваркой, как моя покойная прапрабабушка решила сварить мне кофе.
— Кстати, как тебе Непал? — поинтересовалась я.
— Ах, — она слабо всплеснула руками, — там страшная влажность и жара, сумасшедшая, как майский жук в августе.
Я с трудом сдержала улыбку: призраки не чувствуют ни жары, ни холода.
Тут в квартиру влетела Куки в мятой и сбившейся набок небесно-голубой пижаме, обвела взглядом кухню и бросилась ко мне.
— Я заснула, — запыхавшись, выпалила она.
— На то и ночь, чтобы спать.
— Нет, — она окинула меня материнским взглядом, — в смысле, да, но я собиралась проверить, как ты тут, несколько часов назад. — Куки наклонилась и всмотрелась в мои глаза. Зачем — понятия не имею. — Как ты себя чувствуешь?
— Жива, — ответила я. И это была правда.
Все еще сомневаясь, она поправила пижаму и огляделась:
— Сварю-ка я нам кофе.
— Зачем это? — подозрительно спросила я. — Чтобы подлить мне еще рогипнола?
— О чем ты?
— Кроме того, — продолжала я, небрежно кивнув на бабушку Лиллиан, — его уже сварила бабушка Лиллиан.
Изо всех сил стараясь не расхохотаться, я наблюдала за тем, как надежды Куки на хороший кофе разбились об острые скалы иронии судьбы. Понурившись, подруга взяла чашку, которую я ей протянула.
— Спасибо, бабушка Лиллиан. Вы просто чудо.
Врет и не краснеет.
* * *
Я поставила перед Куки трудную задачу — просмотреть протоколы заседаний суда по делу Марка Уира, которые дядя Боб оставил на моем столе, и проверить флешки Барбера. Надеюсь, Барбер не любит порно. А если все-таки любит, то хотя бы не оставил улик на флешке, где их может найти кто угодно. Такие вещи лучше хранить где-нибудь в глубине жесткого диска на домашнем компьютере, в защищенной паролем папке с неприметным названием. Что-нибудь вроде «Сексуальные пожарники охвачены пламенем страсти». Например.
Мой телефон разразился рефреном из Пятой симфонии Бетховена, и я запустила руку в сумку, разгоняясь с семидесяти пяти до девяноста. Не понимаю, как мобильник ухитряется затеряться в крохотной дамской сумочке. Все равно что искать иголку в стогу сена.
— Привет, Диби, — поздоровалась я наконец после трех часов поиска.
— Может, хватит меня так называть? — пробормотал он заплетающимся языком. Наверно, как и я, мучился без кофе.
— Еще чего. Я нашла документы, которые ты положил мне на стол. Куки их как раз просматривает.
— А ты что делаешь?
— Свою работу, — притворившись оскорбленной, парировала я. Мне до смерти хотелось расспросить его о деле Рейеса, но для этого нужно было встретиться и поговорить с глазу на глаз. Чтобы я смогла прочитать во взгляде Диби то, чего нет, по-своему истолковав выражение его лица. Я никак не могла поверить, что это он расследовал преступление. Впрочем, какое это имеет значение?
— Черт с тобой, — ответил он. — На гильзе с места убийства Эллери кое-что обнаружили.
— Да ну? — с надеждой переспросила я. — Ты уже напал на след убийцы?
— Это тебе не детективный сериал, детка. Здесь не все так быстро. К вечеру узнаем, что это нам дает. — Он громко зевнул и поинтересовался: — Ты за рулем?
— Конечно. Еду в тюрьму Санта-Фе проверить кое-какую информацию.
— Какую именно? — подозрительно уточнил дядя Боб.
— Это… по другому делу, которое я расследую, — вывернулась я.
— А.
Пронесло.
— А что такое bombázó?
— Эх ты, — укорила его я, — опять торчал в венгерском чате?
Я изо всех сил старалась не рассмеяться, но, представив, как какая-то знойная венгерка называет Диби «бомбой», не выдержала и покатилась со смеху.
— Ладно-ладно, — обиделся дядя.
Я расхохоталась еще громче.
— Позвони, когда вернешься в город.
Он отключился, я закрыла мобильник и сквозь слезы уставилась на дорогу, стараясь сосредоточиться. Я вела себя грубо и неделикатно. При мысли об этом я прямо за рулем сложилась пополам от смеха, схватившись за больные ребра.
Успокоиться мне удалось лишь спустя несколько минут, но уж лучше смеяться над Диби, чем тосковать по Рейесу, а именно этим я и занималась все утро. К несчастью, час, проведенный под душем — наконец-то я рассмотрела все свои синяки, — не пролил свет на причины, по которым Рейес не пришел ночью в мой сон. Но чем ближе я подъезжала к тюрьме штата, тем больше оживлялась. Наверняка там я найду ответы на кое-какие вопросы. Когда я въехала в ворота тюрьмы строгого режима, мой оптимизм превратился в своего рода вымученный пессимизм.
Я окинула взглядом свой наряд. Широкие шорты, длинные рукава, высокий воротник. Тело закрыто от шеи до колен. Я засомневалась, поможет ли мне такой мужеподобный вид в тюрьме строгого режима. Учитывая сложившиеся обстоятельства.
Полчаса и две пожилые итальянки спустя — они прошли сквозь меня, не прекращая ругаться, пока я сидела в приемной, — меня провели в кабинет заместителя начальника тюрьмы Нила Госсета. Комната тесная, но светлая, обставленная темной офисной мебелью; все поверхности завалены кипами документов. В старших классах Нил очень прилично играл в футбол и сохранил прежнюю стать, хотя и не совсем в тех же пропорциях. Но выглядел он хорошо, даже несмотря на то, что, как ни печально, рано полысел.
— Шарлотта Дэвидсон, — немало удивившись, приветствовал меня Нил.
Он был такой высокий, что, пожимая ему руку, я задрала голову.
— Нил, отлично выглядишь, — заметила я и засомневалась, правильно ли говорить такое человеку, с которым никогда толком не ладила.
— А ты… — Он беспомощно развел руками.
Наверно, я должна обидеться. Не может быть, чтобы он заметил синяки. Я из сил выбилась, пока их замазывала. Значит, прическа подкачала? Да, вероятно, прическа.
— Выглядишь потрясающе, — сказал он наконец.
То-то же. Тем более что комплимент заслужен.
— Спасибо.
— Присаживайся. — Он указал на кресло и сам уселся за стол. — Признаться, не ожидал тебя увидеть.
Я застенчиво улыбнулась, стараясь держаться кокетливо и беспечно.
— Хотела разузнать об одном из ваших заключенных и решила начать сверху, а потом уже спуститься ниже. — От меня не укрылся сексуальный намек, прозвучавший в этой фразе.
Он едва не покраснел от смущения.
— Я тут не самый главный, но мне приятно, что ты обо мне такого высокого мнения.
Я хихикнула ему в тон и достала блокнот.
— Луанн сказала, что ты теперь частный детектив.
Луанн — это его секретарь.
— Да, верно. Сейчас расследую совместно с полицией одно убийство. Потерпевший скончался до приезда «скорой», а преступник скрылся в неизвестном направлении. — Я решила засыпать его терминами для пущей солидности.
Нил поднял брови. Похоже, на него мои слова произвели впечатление. Это, в общем, мне на руку.
— И ты приехала по этому делу?
— Тут все связано, — туманно пояснила я. — Вообще-то я приехала узнать о человеке, которого более десяти лет назад признали виновным в убийстве. Не мог бы ты мне рассказать о… — я заглянула в блокнот, изображая скуку, — о Рейесе Фэрроу? Мне хотелось бы допросить его по делу, ну, по тому, которое я сейчас расследую…
Госсет побледнел на глазах, и я запнулась на полуслове. Он взял трубку и нажал на кнопку телефона:
— Луанн, зайди ко мне.
О черт, неужели я успела вляпаться? Он меня выгонит? Я же только пришла. Наверно, надо было подбавить терминов, но у меня все вылетело из головы. Борьба против расовой дискриминации! Почему я о ней не вспомнила? Такое кого хочешь напугает.
— Да, сэр? — Луанн заглянула в кабинет.
— Принеси мне досье Рейеса Фэрроу.
Так-то лучше.
Луанн замялась:
— Но…
— Да, Луанн. Принеси мне досье Фэрроу.
Она перевела взгляд с Нила на меня, потом обратно:
— Сию минуту, сэр.
Молодец. Куки никогда не говорит: «Сию минуту, мэм». Придется с ней это обсудить. Но реакция Луанн меня заинтриговала не меньше, чем выражение лица Нила. Луанн была очень женственна. Под строгим деловым костюмом скрывалась нежная натура. Наверняка она обожает пить шампанское и принимать ванну с пеной. И вот в мгновение ока эта женщина заняла глухую оборону. Едва ли не разозлилась. Хотя, похоже, не на меня.
— Ты по поводу этого случая? — спросил Нил. — Не знал, что у Фэрроу есть родственники.
— Какого случая? — удивилась я.
Луанн принесла досье, протянула папку Нилу и вышла, даже не взглянув на меня. Неужели что-то случилось с Рейесом? Вдруг он и правда умер? Наверно, поэтому и явился как гром среди ясного неба.
Нил открыл папку и пролистал документы.
— Точно. Тут сказано, что у него нет живых родственников. Кто же тебя послал? — Он пристально посмотрел мне в глаза, и все во мне возмутилось.
— Это служебная информация, Нил. Я не хотела бы впутывать в это дело прокурора.
— Прокурора? Уверяю тебя, он уже в курсе.
Вот так так. Ладно, была не была. Я набрала в грудь побольше воздуха.
— Послушай, Нил, это скорее частное расследование. Я работаю над одним делом, но оно никак с этим не связано. Я лишь хотела… — Чего? Изнасиловать заключенного? Проверить, умеет ли Рейес оборачиваться призраком? — Я лишь хотела с ним поговорить.
Я смущенно опустила ресницы. Наверно, выглядела полной идиоткой. Одной из тех сумасшедших, которые пишут заключенным любовные письма и выходят за них замуж прямо в тюрьме.
— Так ты ничего не знаешь? — уточнил Госсет. В его голосе послышалось облегчение. И что-то еще. Может, сожаление?
— Как видишь, нет.
Сейчас он мне все расскажет. Что Рейес мертв. Скончался примерно месяц назад. Затаив дыхание, я ждала ответа.
— Фэрроу в коме. Уже около месяца.
Спустя несколько секунд я наконец подобрала челюсть с пола и вновь обрела дар речи.
— В коме? Как? Почему? Что случилось? — затараторила я.
Нил поднялся из-за стола и протянул мне досье.
— Хочешь кофе?
Я бережно взяла пухлую папку, словно она была усыпана драгоценными камнями, и рассеянно ответила:
— Очень. Пока не выпью кофе, всех убить готова. — Что я несу! — Нет, конечно, — заверила я Нила, оглядев стены колонии строгого режима. — Я никогда никого не убивала. Кроме одного чувака, но он сам напросился.
Моя вялая попытка пошутить, похоже, успокоила Госсета. На его лице показалось нечто вроде улыбки.
— А ты совсем не изменилась.
Я закусила нижнюю губу.
— Наверно, это плохо, да?
— Ничуть.
Оставив меня раздумывать над таким ответом, Нил отправился за кофе. Я углубилась в досье Рейеса, оно же священный Грааль.