Мои детективные способности никогда не войдут в легенду. Не попадут на страницы учебников по криминологии и в университетские аудитории. Но я уверена, что, если бы постаралась, смогла бы громко заявить о себе в чатах.
Раз уж я не способна подавать хороший пример, так буду хотя бы служить печальным предостережением.
Попытки Куки раздобыть список учеников и копии аттестатов из школы Рейеса провалились. Редко, но так бывает. Кажется, дело в законах и соблюдении конфиденциальности. Узнав это, я отправилась в полицеский участок с одной-единственной целью. Скорчив на своем опухшем, покрытом синяками лице свирепую гримасу, потопала прямо в комнату для допросов, не обращая внимания на косые взгляды.
Вдруг кто-то свистом окликнул меня.
Я замедлила шаг и оглядела участок, но ничего, кроме столов и людей в форме, не заметила. Тогда я перевела взгляд на туалеты. Пожилая мексиканка в легком цветастом платье поманила меня скрюченным пальцем. Ее голову и плечи покрывала черная кружевная мантилья, и я готова была побиться об заклад, что старуха печет тортильи, как никто в округе. По крайней мере, пекла, пока была жива.
Мне было некогда общаться с призраками, но я не могла отказаться. Никогда не могу им отказать. Я огляделась по сторонам и прокралась в женский туалет, напустив на себя невозмутимый вид, хоть и непонятно зачем. Едва ли в зове природы есть что-то противозаконное. Спустя пять минут я так же осторожно вышла из туалета. Только теперь я была вооружена до зубов — образно выражаясь — и готова торговаться.
Я заметила дядю Боба у дверей комнаты наблюдения. Он о чем-то увлеченно беседовал с сержантом Дуайтом.
— Хочу заключить сделку, — заявила я, бесцеремонно влезая в разговор.
Дуайт смерил меня злобным взглядом.
Диби заинтересованно приподнял брови:
— Какую же?
— Хулио Онтиверос не убивал адвокатов. — Обычно преступник буквально излучает вину. Я это за милю чую. А Хулио Онтиверос был невиновен. По крайней мере, в убийстве. А то, что мы приняли за выстрел в квартире, на самом деле был выхлоп мотоцикла. Онтиверос на ночь занес его в дом, чтобы не украли. Хитрый малый.
— Здорово, — сержант Дуайт закатил глаза, — рад, что вы нам это сообщили.
Дядя Боб нахмурился, опустил голову и шагнул ко мне:
— Ты уверена?
— Вы серьезно? — недоверчиво уточнил сержант.
Дядя Боб, внезапно рассердившись, бросил на Дуайта холодный взгляд, от которого увяла бы и морозоустойчивая зимняя роза. Тот сжал зубы, повернулся к нам спиной и уставился на подозреваемого за зеркальным стеклом.
— Чарли, речь идет о важном деле. Я должен знать наверняка. Начальство и так на нас давит.
— У тебя все дела важные. Вспомни, я хоть раз ошибалась?
Диби задумался, потом покачал головой:
— Что-то я такого не припомню.
— Вот именно.
— Ладно. А что за сделка?
Дяде это понравится.
— Если я сегодня, прямо сейчас заставлю его признаться, каким боком он замешан в этом деле, и выясню у него, кто настоящий убийца, ты сделаешь для меня две вещи.
— Было бы неплохо, — заметил дядя Боб.
— Мне нужно, чтобы ты получил судебное постановление, которое помешало бы отключить от аппарата одного преступника в коме.
— На каком основании? — не понял дядя.
— Хороший вопрос. — Я дернула плечом. — Придумай что-нибудь. Что угодно.
— Сделаю все, что в моих силах, но…
— Никаких «но», — перебила я, подняв указательный палец. — Обещай, что сделаешь.
— Клянусь. А второе условие?
— Мне нужно, чтобы ты поехал со мной в школу. И удостоверение захвати.
Дядя Боб сделал круглые глаза и поинтересовался:
— Надеюсь, ты потом объяснишь, в чем дело?
— Зуб даю. — Я щелкнула по зубу указательным пальцем. — А теперь давай выудим у парня, что ему известно.
Сержант Дуайт, слушавший наш разговор, фыркнул — очевидно, в знак презрения ко мне.
Я раздраженно вздохнула.
— Это не займет много времени, — сказала я дяде Бобу.
Не в силах стоять, ничего не делая, сержант Дуайт обернулся к нам:
— Неужели вы на самом деле собираетесь пустить ее туда и поставить под угрозу все расследование?
Диби задумался и оставил сердитый выпад Дуайта без ответа. Тот заскрипел зубами и шагнул к дяде Бобу.
— Дэвидсон, — прошипел сержант ему в лицо, рассчитывая, что дядя наконец его заметит.
Мне было некогда дожидаться, чем кончится дело. Пока дядя Боб разбирался с дураком Дуайтом, я зашла в комнату наблюдения и посмотрела в зеркальное стекло на мистера Онтивероса. Полицейский, находившийся в комнате, удивленно оглянулся на меня. Я, разумеется, не обратила на него внимания. Хулио сидел в крохотном пустом закутке за комнатой наблюдений. Он беспокойно ерзал на стуле, поглядывая в зеркало. Парень был пострижен, как типичный гангстер — волосы на висках выбриты, а на макушке оставлены чуть длиннее, — и одет по последней моде. Все его существо излучало страх.
Не то чтобы он совсем не был ни в чем замешан, но никого не убивал — это точно. А боялся Онтиверос, что его посадят за преступление, которого он не совершал. Такое сейчас происходит на каждом шагу.
Я обернулась и подмигнула Есении, пожилой мексиканке, с которой беседовала в женском туалете: та оказалась тетей Хулио Онтивероса. Она ждала в углу; я вышла из комнаты, и старушка проводила меня озорной ухмылкой.
— Я готова, — бросила я дяде Бобу и вошла в помещение для допросов. Закрыв дверь, услышала, как дядя и Дуайт поспешно пробираются в комнату наблюдения, чтобы за мной проследить. Потом туда устремились еще чьи-то шаги. Очевидно, зрителей у нас будет полный зал. Придется их разочаровать. Спектакль не займет много времени.
Хулио был пристегнут наручниками к железному столику. Он поднял голову и, удивленно раскрыв глаза, смерил меня подозрительным взглядом, потом нахмурился, но быстро овладел собой.
Развалившись на стуле, он процедил:
— Это еще что за…
— Заткнись, — отрезала я, подошла к нему и присела на стол, касаясь бедром его закованного в наручник запястья. Таким образом я закрыла от него стекло и, что важнее, помешала полицейским в комнате наблюдения нас подслушать. Я придвинулась к Онтиверосу так близко, будто собралась станцевать стриптиз у него на коленях. Неизбежное зло, но я не могла допустить, чтобы кто-то случайно услышал то, что мне нужно было ему сказать. Иначе меня отправят в специальное учреждение с обитыми войлоком стенами и таблетками в белых стаканчиках.
Я спиной почувствовала, как дядя Боб буквально лопается от злости из-за того, что я так близко придвинулась к человеку, которого он считал жестоким убийцей. Но мне лучше знать.
Я застала Хулио врасплох. Не давая бандиту опомниться, наклонилась и зашептала ему на ухо. Время поджимало: вот-вот в комнату вломится дядя Боб, опасающийся за мою шкуру. Несколько слов, два-три коротких предложения — и Хулио Онтиверос разольется соловьем.
Лишь бы у меня в запасе оказалось десять секунд. И они у меня были.
— У нас мало времени, так что молчи и слушай.
Решив сделать хорошую мину при плохой игре, Хулио изобразил крутого парня: повернулся ко мне и понюхал мою шею и волосы.
— Меня послала твоя тетушка Есения.
Он замер.
— И сказала мне, где находится каждая из трех вещей, которые тебе нужны больше всего на свете.
Я слышала, как поворачивается ручка двери. Почувствовала, как от Онтивероса веет сомнением, как испаряется его восхищение моей шеей и волосами. Так бывает всегда, стоит мне заговорить об умерших. Я чуть подалась вперед и заглянула в его настороженные глаза.
— Тебя вот-вот упекут в тюрьму за три убийства, которых, как мы оба знаем, ты не совершал. Признайся, какое ты имеешь отношение к этому делу, только честно, ничего не скрывая, и я скажу тебе, где медаль. Для начала.
Он задохнулся от изумления. Я назвала его первое и самое заветное желание. Со вторым желанием тоже не было никаких проблем, а вот с третьим уже сложнее, потому что тетя Онтивероса не знала, где именно находится номер три, и смогла объяснить только приблизительно. Я решила, что тут мне поможет Куки.
Не успела я договорить, как в комнату с обеспокоенным видом ворвался дядя Боб. Я подмигнула ему, повернулась к Хулио, вытащила из заднего кармана визитку и подсунула под его руку в наручнике.
— Положись на меня, — добавила я на прощание.
Я вернулась в комнату наблюдения и, затаив дыхание, стала ждать, расколется ли Онтиверос. Мне толком ничего не было видно. В крошечной комнатушке собралась толпа народа. Половина смотрела на меня — в том числе и разъяренный Гаррет Своупс (а не пошел бы он в задницу!), — а половина в комнату для допросов. Наконец Хулио заговорил.
— Я все скажу, — пообещал он в микрофон, — я признаюсь во всем, что мне известно, но вы должны обеспечить мою безопасность. Я никого не убивал и не собираюсь за это сидеть.
Я моргнула, обернулась и хлопнула по руке тетю Есению, женщину, которая вырастила Хулио и не собиралась оставлять нашу грешную землю, пока — так она сказала — этот засранец не исправится. Потом с застывшей на лице улыбкой облегчения вышла из участка. Позже позвонит дядя Боб, расскажет подробности, а я объясню ему условия нашего договора. Сейчас же я устала, измучилась и отчаянно нуждалась в долгой горячей ванне. Знай я, что ждет меня дома, быть может, мои желания приняли бы более романтическое направление.
* * *
С головой погрузившись в мечты о ванне с пеной при свечах, я открыла дверь и прокралась в квартиру, стараясь не разбудить Куки и Эмбер, которые обитали напротив. Солнце давным-давно откочевало на другой край земли, а мне ужасно не хотелось, чтобы подруга провела на ногах две ночи подряд. По дороге домой я заглянула в офис и обнаружила, что Нил в неожиданном порыве человеколюбия прислал мне копию досье Рейеса. Едва ли это законно, но я была ему благодарна больше, чем если бы он подарил мне выигрышный лотерейный билет. К папке прилагалась записка с короткой фразой: «Ты от меня ничего не получала».
Я забежала к папе узнать, нет ли для меня сообщений — вдруг Рози (клиентке, которой я помогла сбежать от мужа-тирана) что-нибудь нужно, — наскоро запихнула в себя рагу с зеленым чили и потрусила через стоянку в «Плотину». Отсутствие известий от Рози было добрым знаком, но меня все равно не оставляло беспокойство, и хотелось, чтобы она позвонила вопреки моим строжайшим наказам.
Включив в комнате свет, я бегло поздоровалась с мистером Вонгом и вдруг заметила Рейеса. Он повернулся ко мне. Рейес, величественный и прекрасный, как бог, стоял у окна моей гостиной. Рейес Фэрроу. Тот самый Рейес Фэрроу, который лежал в коме в больнице Санта-Фе в часе езды отсюда. Он отвернулся и посмотрел в окно, а я, положив сумку и папку на буфет, шагнула вперед, к нему. Он отодвинулся, опустил глаза и украдкой бросил на меня пронзительный взгляд. Передо мной явно был призрак, но словно состоявший из материи, более плотной, чем человеческое тело, более крепкой и прочной.
Я лихорадочно размышляла, что сказать. Мне почему-то казалось, что фраза «Ты потрясающий любовник» сейчас будет не вполне уместна. В порыве отчаяния я выпалила первое, что пришло в голову:
— Через три дня тебя отключат от аппарата.
Тогда Рейес повернулся и оглядел меня с ног до головы. От его взгляда меня охватила теплая дрожь, наполнившая каждую частичку тела пульсирующей энергией — она плескалась у меня в груди, кружилась в водовороте и просачивалась в низ живота, сжигая плоть и расплавляя кости. Я держалась из последних сил, стараясь сохранять самообладание.
— Тебе нужно очнуться, — пояснила я, но он ничего не ответил. — Скажи хотя бы, как зовут твою сестру.
Его взгляд задержался на моих бедрах, потом поднялся выше.
— Только она может помешать властям.
Молчание. Тут я вспомнила, как всполошился Рокет, услышав его имя. Бедняга испугался. Рейес подошел ближе, но так, чтобы я не могла коснуться его рукой. У меня от его близости тряслись поджилки и текли слюни, как у собаки Павлова (какой-нибудь бихевиорист порадовался бы такой реакции), я мечтала, чтобы он обнял меня. Но нам нужно было поговорить.
— Рокет тебя боится, — внезапно охрипшим голосом проговорила я. Рейес посмотрел на Угрозу и Уилл Робинсон, и я уточнила: — Ты ведь его не обидишь, правда? — На этих словах его глаза встретились с моими.
Мы стояли в паре метров друг от друга, но я чувствовала исходящий от него жар. Не в силах справиться с волнением, я шагнула к Рейесу. У меня накопилось столько вопросов, столько сомнений!
Но больше всего в ту минуту мне хотелось знать — понимаю, что это звучит нелепо и смешно, — почему он не пришел ко мне прошлой ночью. Целый месяц он еженощно являлся мне во сне, а тут вдруг исчез; я не знала, что думать, и начала сомневаться в себе. Рейес нахмурился; брови сошлись над его глубокими карими глазами. Он наклонил голову, как будто пытался отгадать, что у меня на уме.
Мне безумно хотелось задать ему свой эгоистичный вопрос, но нужно было удостовериться, что Рокет вне опасности, хотя я и не представляла, с чего бы Рейес стал ему угрожать.
— Если я очень-очень тебя попрошу, слаще пирожного с вишенкой, ты ведь не тронешь Рокета?
Рейес перевел взгляд на мои губы, и мне стало трудно дышать, сохранять самообладание, противиться искушению накинуться на него прямо здесь и сейчас. Нужно было сосредоточиться.
— Если да, моргни один раз, — выдохнула я, прежде чем, забыв о гордости, броситься к нему на шею. Он, конечно, был очень опасен, и я все чаще задумывалась, кто он. Наверно, такой же, как мы с Рокетом. Возможно, у него от рождения было предназначение, но жизнь обошлась с ним сурово, как с Рокетом, и ему так и не удалось исполнить то, что должно. Мне все труднее было сдерживаться. Я растворялась в блеске золотистых крапинок в глазах Рейеса. Я чувствовала себя точно ребенок, очарованный фокусником: неумолимое желание влекло меня к нему.
Внезапно Рейес повернулся, разрушив наложенное на меня заклятие, как будто что-то привлекло его внимание. Потом очутился возле меня; его чувственный рот был всего в нескольких дюймах от моих губ.
— Ты устала, — сказал он и, не успев договорить, исчез в темном вихре.
Не успела я опомниться от его близости — звуки его грудного голоса заливали меня жидким золотом, — как дверь распахнулась и на пороге показалась Куки.
— Звонил Гаррет, сказал, ты опять упала, — пропыхтела она, подбегая ко мне. — А ты на ногах и, похоже, в порядке. — Она чуть склонила голову набок. — Вроде бы. Тебе никогда не приходило в голову, что, быть может, способность так быстро выздоравливать — часть твоего дара?
Рейес был здесь, у меня в гостиной, он возвышался передо мной, настоящий и божественно прекрасный, как статуя Давида.
— Чарли?
Я все еще чувствовала жар его губ, почти касавшихся моих. Постойте-ка. Я устала? Что он хотел этим… о боже. Он ответил на мой вопрос, почему не пришел прошлой ночью. Тот, который я не задала, а только подумала. Я встревожилась.
— Хочешь, я дам тебе пощечину? Если, конечно, ты думаешь, что это поможет.
Моргнув, я наконец сосредоточила внимание на Куки.
— Он был здесь.
Широко раскрытыми от удивления глазами она оглядела комнату и недоверчиво уточнила:
— Злодей?
— Рейес.
Куки замерла, прикусила нижнюю губу, подняла на меня глаза и поинтересовалась:
— А почему ты со мной не поздоровалась?
* * *
Наутро у меня по-прежнему болело все тело. Но я хотя бы дышала. В конце концов, мой стакан был наполовину полон. Добрый знак: день будет удачным, решила я, потому что о ночи такого сказать не могла. Рейес снова не появился. Я всю ночь ворочалась и проснулась от того, что дядя Боб прислал мне эсэмэску.
Оправившись от изумления при виде такой диковины (обычно Диби не пишет сообщений), я попыталась ее прочесть. Там что-то говорилось про нашу «сбелку» и «пездку в шкоду». Этого было достаточно, чтобы мне захотелось поскорее приняться за дело. Мы собирались поехать в школу Рейеса.
Я полночи не спала, читала тюремное досье Рейеса, где оказалось полным-полно бесценных сведений о нем. Мне редко попадались такие интересные документы. У него был самый высокий IQ среди заключенных за всю историю Нью-Мексико. Как они его назвали? Громадный? В тюрьме он держался особняком, хотя у него было несколько друзей, в том числе сокамерник, которого полгода назад освободили условно. Надзиратель в больнице сказал правду. Во время тюремного бунта Рейес спас ему жизнь. Когда начались беспорядки, надзиратель оказался заперт внутри и его окружила группа заключенных. К тому моменту, как появился Рейес, беднягу избили до полусмерти, поэтому он толком не знал, что и как произошло. Он лишь подтвердил, что Рейес оттащил его в безопасное место и спрятал, пока волнения не улеглись.
Я очень гордилась Рейесом. Я знала, что он хороший. Но хотя вся информация в его досье пробуждала бесчисленные фантазии, ни одна деталь не навела меня на мысль о том, где искать его сестру. В досье о ней не говорилось ни слова.
Я подумала, не посвятить ли в это дело Гаррета. Если кто и может найти сестру Рейеса, так именно он. Но тогда мне придется ему кое-что объяснить. Я отказалась от этой мысли, вышла из душа и увидела Ангела Гарсу, моего тринадцатилетнего помощника, самоуверенного сыщика; он стоял, опершись бедром о раковину.
— Искала меня, босс? — спросил он, проведя пальцами по крану.
— Где ты был? — Пока он не видел, я взяла халат. — Я волновалась. Ты никогда так долго не пропадал.
— Извини. Я был у мамы.
— А.
Я обернула голову полотенцем. Меня терзали подозрения. Секунду назад я стояла нагишом, а этот законченный бабник, Ангел Гарса, даже не заметил. Что-то явно не так. Образно выражаясь, Ангел наконец-то дожил до того, чтобы увидеть меня голой. Да еще целиком. Он мне сам несколько раз признавался, что это мечта всей его жизни. Сейчас же вместо того, чтобы на меня пялиться, он вертит кран. Неладно что-то в ангельском королевстве.
До чего же капризны мертвые тринадцатилетние гангстеры.
Мы с Ангелом подружились вскоре после «ночи бога Рейеса», как мне нравилось ее называть. Он помогал мне, когда я училась в школе, в колледже, а позже работала в Корпусе мира. Когда же я наконец открыла собственное детективное агентство, мы заключили сделку: я посылала его матери деньги, которые он получал, работая на меня — разумеется, анонимно, — а он стал моим главным, лучшим и единственным детективом.
Но в конце концов Ангел решил извлечь из нашего соглашения дополнительную пользу. Он изо всех сил пытался уговорить меня отбирать у людей деньги с помощью нашего дара.
— Мы бы с тобой такие дела мутили, — настаивал он.
— Именно что мутили.
— Подумай сама. Мы бы приходили к родственникам тех, кто недавно умер, и поднимали кучу бабок.
— Это вымогательство.
— Это капитализм.
— Карается заключением на срок от года до четырех лет в тюрьме штата и солидным штрафом.
В конце концов Ангел отчаялся меня уломать и перешел в наступление:
— Ты используешь меня ради моего тела.
Если я когда-нибудь стану использовать мертвого тринадцатилетнего парня ради тела, то сама сдамся в психушку.
— У тебя нет тела, — напомнила я.
— Нечего мне зубы заговаривать.
— Строго говоря, зубов у тебя тоже нет. И даже если мы станем зарабатывать на своих способностях, ты не сможешь пойти и купить себе новый скейтборд.
— Зато ты сможешь посылать моей матери больше денег.
— Вот это другое дело.
— А еще мне нравится, когда накрывает.
— Когда что?
— Когда накрывает, — повторил Ангел. — Ну, когда люди понимают, что ты существуешь на самом деле. Ощущение, как будто тебя легонько бьет током. Как когда накрываешься одеялом из синтетики.
Фу, гадость.
— Правда? Никогда не слышала.
— Ага. А еще мне нравится, когда люди понимают, что мы здесь.
Я наклонилась к нему и спросила:
— То есть тебе бы хотелось, чтобы твоя мама знала, что ты здесь? Ты бы хотел, чтобы она это понимала?
— Не-а. Она и так долго отходила от моей смерти.
Все-таки он был славным малым. Но сегодня вел себя очень странно.
Я вышла из ванной и полезла в косметичку.
— Все в порядке? — как можно непринужденнее поинтересовалась я.
— В полном, — пожал он плечами. — Хреново выглядишь. Тебя ни на секунду нельзя оставить одну.
— У меня была насыщенная неделя. Я проводила Рози.
Я имела в виду нашу клиентку, которой мы помогли скрыться. Это Ангел придумал отправить ее обратно в Мексику. Ему пришлось изрядно попотеть в поисках выставленного на продажу отельчика на пляже. Мы исхитрились найти для Рози деньги, и в конце концов все получилось.
Ангел коснулся стоявшего на столе флакончика духов.
— Знаешь, не так уж тут и плохо, — отстраненно заметил он.
Полюбовавшись на свежий зеленоватый отлив на лице, я отодвинула тональный крем и посмотрела на Ангела.
— Я имею в виду, в нашем мире. Мы не чувствуем ни голода, ни холода, ни нужды.
Странно, к чему это он?
— Ты о чем-то умалчиваешь?
— Да нет. Просто хочу, чтобы ты знала. На будущее. Мало ли что.
Тут до меня дошло, что он намекает на Рейеса, и я тихонько вздохнула:
— Ангел мой, ты что-нибудь знаешь о Рейесе Фэрроу?
Он вздрогнул и с изумлением уставился на меня.
— Нет. Мне о нем ничего не известно. Хочешь поручить мне что-то разузнать или как? — сменил он тему.
Черт. Никто ничего не знает о Рейесе, но стоит мне упомянуть его имя, как все настораживаются. Дорого бы я дала, чтобы выяснить, в чем тут дело.
Я рассказала Ангелу о деле адвокатов и несправедливо осужденном Марке Уире. Разумеется, малому тут же захотелось увидеть Элизабет. Я поручила ему проверить, нет ли какой связи между подростком, убитым на заднем дворе у Марка Уира, и исчезнувшим племянником.
— Ого, пришла бабушка Лиллиан, — возвестил он, уходя. — Люблю ее.
Я притворилась, что ни капли не расстроилась.
— Я тоже ее люблю, но кофе у нее дерьмовый. В основном потому, что его в природе не существует.
Ангел фыркнул от смеха и отправился на поиски. Тем временем бабушка Лиллиан сцепилась с мистером Хабершемом, покойником из квартиры 2В. Я даже знать не хотела, из-за чего они поругались. Услышав звонок в дверь, поспешно застегнула молнию на ботинках. С дядей Бобом я должна была встретиться только в полдень и понятия не имела, кто ко мне пришел в такую рань.
Расправив коричневый свитер, я посмотрела в глазок и замерла как вкопанная, увидев Тафта. Быть не может. Только не сейчас.
Я приоткрыла дверь медленно — в основном потому, что было больно. У меня немилосердно ломило все тело.
— Ну? — спросила я, высунув нос в щелку.
— Привет. — Тафт посмотрел на меня как на полоумную. — Мне нужно с вами поговорить.
— О чем? — Открыть дверь шире я не могла. Я знала, что она там. Чувствовала, как она пытается прожечь своим лазерным взглядом мои мозги. И опалить волосы.
— Я не вовремя? — Он неловко переминался с ноги на ногу. — Мне неудобно вас беспокоить…
— Да-да. Разумеется. Все в порядке. Что вам нужно?
— Мне показалось, что вокруг происходят странные вещи.
Черт. Навалившись плечом на дверь, я приоткрыла ее пошире и увидела белокурое голубоглазое Исчадие Ада. Закрыв глаза руками, я завопила — несколько театрально:
— О нет! Как вы могли! Зачем вы привели ее в мой дом, в мое убежище?
— Простите. — Тафт испуганно огляделся. — Так, значит, это правда? Меня преследует призрак.
Бесенок вздохнул с досадой:
— Не преследует. А присматривает.
Подавив раздражение, я смерила ее взглядом:
— Это называется преследовать, и в большинстве стран к этому относятся с неодобрением.
— Вы… вы кого-то видите? — Тафт перешел на шепот.
— Милый мой, она вас прекрасно слышит. Заходите скорее, а то соседи будут сплетничать.
Это отговорка. Соседи начали сплетничать, стоило мне здесь поселиться. Пожалуй, лучше перенести шоу внутрь, чтобы незваные гости проникли в мое скромное жилище, пустили корни в креслах и порылись в холодильнике.
Я жестом предложила Тафту сесть на диван, а сама расположилась в кресле напротив.
— Я бы угостила вас кофе, но его варила моя бабушка Лиллиан.
— Спасибо, не нужно.
— Так что вы хотели знать?
— Последнее время со мной происходят странные вещи.
— Гм. — Я изо всех сил старалась не зевнуть.
— Мне кажется, будто звонит колокольчик, который стоит у меня на камине, но там никого нет.
— Это я, — проговорила девочка, подняв на него глаза. — Я всегда буду с тобой. Я тебя очень люблю.
Я смерила чертовку взглядом:
— Да ну? Не рановато ли?
Она показала мне язык.
— Я кое-что слышал о вас. В участке болтают разное.
Тут я отвлеклась и, предоставив Тафту рассказывать о своих делах, уставилась туда, где несколькими часами ранее стоял Рейес. В жизни не встречала никого подобного. По правде говоря, мне никогда не приходилось сталкиваться со сверхъестественными существами — ну, кроме мертвых. Ни с полтергейстом, ни с вампирами, ни с демонами.
— Почему ты такая яркая? — спросила вредная девчонка. — Ты что, онемела?
Ну разве что с демонами.
Бросив на нее самый свирепый из моих убийственных взглядов, я решила, что пора поставить малявку на место. Меня раздражала необходимость мириться с ее присутствием. Так что все по-честному.
— Дорогуша, сейчас говорит Тафт. Так что заткнись.
Ее глаза уморительно сверкнули гневом. Непременно надо уговорить ее перейти. Что поделать, еще раз сыграем с Ангелом в изгнание бесов. Он это ненавидит. В основном потому, что выглядит глупо, корчась на полу, как будто его жжет святая вода из-под крана, которой я его кроплю.
— Ладно, — бросила я Тафту. — Все понятно. Вас действительно по пятам преследует девочка — вероятно, та, что погибла в аварии, о которой вы мне рассказали. У нее длинные светлые волосы, серебристо-голубые глаза — правда, может, потому, что она мертва, — и розовая пижама в сахарных сливах. — Я взглянула на Тафта. — А еще она очень вредная и противная.
Тафт все-таки полицейский до мозга костей. Он умел напускать на себя невозмутимый вид, и я не сразу разглядела, что его глаза сверкают от злости. Напряжение повисло в воздухе, окружило его словно мираж — как будто видишь в пустыне воду, которой нет.
Я что-то не так сказала?
Он вскочил на ноги. Я тоже встала.
— Откуда, черт возьми, вы это узнали? — процедил он сквозь зубы.
Что?
— Гм. Она рядом с вами.
— И всегда буду рядом с ним, — добавила маленькая нахалка. — Останусь тут навеки.
К этому мне нечего было добавить. Сахарная Слива действовала мне на нервы.
Тафт едва не зарычал от ярости. Его глаза метали молнии, как катушка Тесла. Он подошел ко мне вплотную, и я приготовилась встретить врага с открытым забралом. Но, клянусь всем святым, что только есть на свете, если меня на этой неделе еще раз ударят, собьют с ног или столкнут с крыши, я всех поубиваю. И начну с него.
С минуту Тафт сверлил меня взглядом, потом хриплым шепотом послал ко всем чертям и решительно вышел. Ну и ладушки. Самое интересное, что сегодня у меня встреча с дядей Бобом. И с судьбой.
Запихнув досье Рейеса в сумочку, я закрыла дверь и направилась в офис. Сахарная Слива последовала за мной, и меня осенило, что ее инициалы — СС. Как раз про нее. Неужели меня сегодня ждет нечто худшее?
— Значит, он не хочет, чтобы я за ним ходила? — спросила девчонка, размахивая руками.
— Нет, — скрепя сердце ответила я и проверила, нет ли на телефоне эсэмэсок. — И я тоже не хочу.
Она сердито топнула ногой и гордо удалилась. Все оказалось проще, чем я думала. Когда у меня будет больше времени, я займусь СС. А сейчас мне надо кое с кем встретиться и кое-куда съездить.
Папа еще не открыл бар, и я поднялась по внешней лестнице — медленно, потому что каждый шаг причинял боль. Солнце светило ярко, и день казался обманчиво теплым. Во время долгого и трудного восхождения на второй этаж я перебирала в мыслях все, что нужно было сегодня сделать. Первое — Юкка-Хай. Диби махнет удостоверением, и нам тут же помогут и все дадут. Мне нужны выписки из экзаменационных ведомостей и списки учащихся. Кто-нибудь непременно вспомнит Рейеса. Как его можно забыть? Я по очереди опрошу учащихся всех параллельных классов и выясню, с кем он общался помимо школы. Чем больше народу опрошу, тем выше вероятность, что кто-нибудь его вспомнит. И его сестру.
Плавным движением я опустила куртку и сумку на стул, включила обогреватель и подплыла — пусть и несколько резковато — к кофейнику за утренней дозой. И тут земля ушла у меня из-под ног. Может, это карма? Неужели ко мне бумерангом вернулось пренебрежение, с которым я отнеслась к Тафту, и ударило меня по заднице, пусть и очень красивой? Я проверила второй и третий раз, я искала и молилась, но не нашла ни зернышка кофе.
Как такое возможно? Почему мир так жесток?
В дверь постучали, и забрезжила надежда. Дверь была внутренняя, и папа всегда заходил через нее. Наверняка он даст мне кофе. Он же себе не враг.
Я распахнула дверь и обнаружила на пороге хмурого Гаррета Своупса. Бросив на него суровый взгляд, я глубоко вздохнула:
— Что тебе нужно?
Его черты смягчились.
— Я принес кофе.
Я уставилась на чашку с кофе, которую он держал в руках, стараясь не пускать слюни, и гадала: неужели боги хотят со мной поиграть, а потом все-таки сдаться? Что ж, я им подыграю.
Нацепив ослепительную улыбку, я прощебетала:
— Привет, Гаррет. Как дела?
Хорошенького понемножку. Я выхватила у него из рук кофе и вернулась в обманчивый уют моего кабинета с крашенной под дерево пластиковой мебелью и креслами из кожзаменителя.
— Что тебе нужно? — бросила я через плечо.
— Просто хотел с тобой поговорить.
— Я занята.
— Что-то непохоже. И что же ты делаешь?
— Что велят мне голоса в голове.
— Не уделишь мне минутку?
Неожиданно я почувствовала раздражение из-за того, что Тафт меня обругал. Еще один человек рассердился без причины. Взбесили меня и косые взгляды, которые вчера бросали полицейские в участке. Человечество в целом не вызывало у меня особой симпатии. И Гаррет может проваливать к черту.
— Для тебя, Своупс, мне и минутки жалко.
— Как тебе это удалось? Вчера в участке. Что ты ему сказала?
— Оставь, пожалуйста. Можно подумать, если я тебе признаюсь, то ты мне поверишь.
— Вообще-то, — проговорил он, шагнув ко мне, — к твоему сведению, все это не так-то легко принять на веру, но я стараюсь, как могу.
Внезапно обозлившись на весь мир, я вскочила с кресла и встала перед Гарретом лицом к лицу.
— Знаешь, от чего я устала больше всего?
Он задумался на мгновение.
— От запущенного целлюлита?
— От таких кретинов, как вчера в участке. От таких, как Тафт, которые перешептываются, косятся на меня и поворачиваются спиной, едва я вхожу в комнату. От таких, как ты, которые обращаются со мной, как с дерьмом, но стоит им убедиться, что я действительно могу делать то, что говорю, как они тут же набиваются ко мне в друзья.
— Тафт? Этот мальчик-полицейский?
— И он, и все они!
— Кто?
— Все! Только и мечтают, чтобы я распутала за них все, что они напортачили.
— Я думал, твои адвокаты…
— Не об адвокатах речь. — Я небрежно махнула рукой. — У них-то как раз есть все причины желать, чтобы я распутала дело. Я о тех, кто приходит ко мне и ноет: «Я не успел сказать Стелле, как люблю ее, пока меня не засосало в реактивный двигатель».
— Так. Медленно, без резких движений, передай мне кофе. Я принесу тебе другой, и мы начнем заново.
— А этот чем плох? — Я с подозрением оглядела чашку.
— Тебе лучше выпить кофе без кофеина.
Я глубоко вздохнула и села за стол. Никогда не умела долго сердиться.
— Извини. У меня срочная работа.
— По этому делу?
— Нет, — ответила я, вспомнив Рейеса на больничной койке, подключенного к аппаратуре, которая поддерживала в нем жизнь.
Сделав несколько глотков кофе, я успокоилась. Вроде бы. Внутри по-прежнему все кипело. Тафт — придурок.
— Так зачем ты пришел? Выяснить, что я сказала задержанному?
— В основном за этим. И устроить тебе выволочку за то, что опять сунулась куда не надо и попала под раздачу.
— Ха. Становись в очередь.
— Тот парень крепко тебе врезал. Ты специально на рожон лезешь?
— Не каждый день… Узнал что-нибудь по складу?
— Я собрал немало информации и пришел к выводу, что мы ошиблись.
— Ну и ладно, я не настаиваю.
— Я слышал, что святой отец, которому принадлежит склад, на самом деле ведет добродетельную жизнь. Заведует приютом в центре города для детей, сбежавших из дома.
— Приютом для детей? — переспросила я.
— Ты мне так ничего и не расскажешь? — уточнил Гаррет, возвращаясь к моему уговору с Хулио Онтиверосом.
— Нет, конечно. В деле Марка Уира замешаны двое подростков, и я считаю, что это как-то связано.
— Возможно… Даже не намекнешь?
Стук в дверь избавил меня от необходимости еще раз повторить «нет». Почему мужчины не понимают слов?
Стучали в боковую дверь, через которую пришел Гаррет.
— Заходи, пап, — крикнула я и повернулась к Своупсу. — Тут есть и парадный выход.
Он безразлично дернул плечом.
Папа не входил. Я встала и подошла к двери.
— Пап, заходи, — сказала я, открывая дверь. Мгновение спустя вся жизнь промелькнула у меня перед глазами, и я поняла про нее кое-что важное.
Жизнь хороша, пока ты жив.