Иногда свет в конце туннеля – это огни приближающегося поезда.

Надпись на футболке

Острая боль эхом отражалась от пустых стенок моего сердца, пока я медленно осознавала, что по моей вине убили человека. Не просто человека – друга. В жизни каждой женщины наступает момент переоценки ценностей. Неужели мне действительно хочется, чтобы всех моих друзей по очереди убили?

За этой мыслью пришла следующая: о том, что все мужчины в моей жизни считали меня неспособной ходить и одновременно жевать жвачку. Согласна: мой послужной список особого доверия не внушает, но все же я раскрываю дела одно за другим и, даже вляпываясь во всякие передряги, весьма неплохо справляюсь.

На короткое мгновение меня охватила гордость за саму себя, пока я в который раз не вспомнила, что из-за меня убили человека. Нет, не просто человека, а Гаррета Своупса. Моего Гаррета Своупса. Сыщика, в одном мизинце которого таланта было больше, чем у меня с головы до ног. Снова и снова я проигрывала в уме ту сцену: летящие в него пули, слишком быстрые, чтобы он успел отреагировать. Тогда я думала, что это Рейес, думала, что он сможет себя защитить несмотря ни на что. Знай я, что это был Гаррет, сделала бы я больше? Старалась бы усерднее? Сумела бы?

Если бы только Рейес мне доверился… Это была еще одна мысль, зацикленной мелодией звучавшая у меня в мозгу. Если бы только он мне доверился… Если бы только рассказал мне о своем гребаном плане… Откровенно говоря, теперь пусть Рейес Фэрроу поцелует меня в зад.

Когда я принялась вытаскивать иглы и трубки из всех доступных мест моего тела, со стула из угла вскочил дядя Боб.

– Ты что удумала? – спросил он, пытаясь меня остановить. И преуспел без малейших усилий.

– Мне нужно домой.

– Тебе нужно отлежаться.

– Дядя Боб, ты же знаешь, как быстро я исцеляюсь. А дома будет еще быстрее. Мне нужно отсюда выбраться. Я здесь уже недели две торчу.

– Милая, ты здесь всего два дня.

– Серьезно? – опешила я. – А как будто целую вечность и еще немножко.

– Чарли, давай сначала поговорим с врачом. У него очередной обход где-то через час.

Тяжело вздохнув, я легла на подушку. Рот приоткрылся в безмолвном крике боли, которая пронзала каждую молекулу во мне. Я крепко стиснула зубы, потому что кричать молча тоже больно. Черт возьми, меня бесят пытки. Бесит недоверие Рейеса. Но больше всего меня бесит, что из-за меня убивают моих друзей.

– Дядя Боб, я его убила. – Я закрыла лицо рукой, чтобы дядя Боб не видел, какая я жалкая.

– Чарли, – отозвался он, и его голос звучал незаслуженно мягко, – в этом нет твоей вины.

– Еще как есть. Одна я и виновата. Может быть, папа был прав, и мне нужно было стать сантехником.

– Твой папа хотел, чтобы ты стала сантехником?

– Нет, – ответила я, успев вдохнуть между рыданиями, – он хотел, чтобы я бросила свое дело.

– Знаю. Но, вообще-то, он сам тебя в это втянул, так что мне сложно с ним согласиться. – В голос Диби просочились жесткие нотки, и я заморгала сквозь слезы, чтобы он не расплывался у меня перед глазами.

– Я не хочу, чтобы ты на него злился.

Он улыбнулся:

– Я и не злюсь, милая. Однако он втравливает тебя во все это, ты помогаешь ему раскрывать дело за делом, а когда приходит пора повесить значок на стену, он вдруг решает, что для тебя это слишком опасно? И вот я думаю, не потому ли он ушел на пенсию.

Я икнула от слез.

– Ты о чем?

– Он ушел на пенсию раньше, чем все ожидали. Думаю, он пожалел, что так тебя использовал. Но в чем бы ни было дело, я с ним поговорю. Не волнуйся об этом.

Чуть позже пришел доктор и спорил с нами добрых полчаса, но мы с дядей Бобом победили. Меня отпустили на свой страх и риск.

– Куда это ты собралась?

Я глянула на вошедшего папу. Дядя Боб помогал мне обуть шлепанцы, а Куки вытаскивала из шкафа халат.

– Привет, пап. Мне уже разрешили подниматься и ходить. Спятили, наверно. Явно понятия не имеют, как я опасна для общества. – Уже посреди этого словесного излияния я заметила, что папа выглядит расстроенным. – Что случилось? – спросила я, глядя, как он хмурится на меня и Диби.

Дядя Боб выпрямился.

– Лиланд, она хочет домой.

– Ты постоянно ее поощряешь, и что мы имеем? Один человек погиб, а она в больнице, после того как ее чуть не запытали до смерти. Опять.

– Сейчас не время это обсуждать.

– Как раз сейчас самое время. Она никого не слушает, даже собственного врача. – От гнева папина аура потрескивала. – Вот, – сказал он, жестом показывая на оборудование вокруг койки, а я сидела на краю, борясь с пульсирующей в ноге и руке болью, – вот о чем я говорю.

Спорить с ним у меня не было сил. Боль высасывала из меня энергию быстрее, чем организм ее накапливал. Пришла Джемма с огромными от беспокойства глазами. Стало ясно: одним папиным гневом мы точно не обойдемся.

– Я пыталась его отговорить, Чарли.

– А зачем? – Он повернулся к ней, сердито стиснув челюсти. Никогда я таким папу не видела. Он всегда был само спокойствие. – Чтобы каждую неделю она попадала в больницу? Этого ты хочешь для нее?

– Пап, я хочу, чтобы она была счастлива. Она любит свою работу. И отлично с ней справляется. Мы не вправе лезть в ее жизнь.

Папа отвернулся от Джеммы, как будто испытывал отвращение. Только я задалась вопросом, куда делась Дениз, моя мачеха родом из ада, как увидела ее в коридоре. У нее на лице так и читалась озабоченность. Она подняла глаза, когда мимо прошагали два офицера и вошли в палату. Только подумайте! Одним из них, конечно же, оказался Оуэн Вон, и я сразу вспомнила, что беда не приходит одна.

– Шарлотта Дэвидсон? – спросил у меня офицер, которого я не знала, и который никогда не пытался меня убить.

– Папа, – настаивала Джемма, – подумай, что ты делаешь.

– Это она, – сказал Вон как будто нехотя.

– Ты что творишь, Лиланд? – вмешался дядя Боб, и голос его был грубым от подозрительности.

– То, что должен был сделать давным-давно.

– Мисс Дэвидсон, – начал офицер, – вы арестованы за пособничество сбежавшему заключенному и препятствие правосудию в деле его поимки и взятия под стражу.

У меня отвисла челюсть до самого пола. Я переводила взгляд с папы на копов и обратно.

– Папа, прошу тебя, – не унималась Джемма.

– Учитывая состояние вашего здоровья, мы просим вас явиться в участок в течение следующей недели для совершения официального ареста. Ваша лицензия частного детектива временно отозвана вместе с правами и полномочиями, которые она дает, пока следствие не выяснит степень вашей причастности к побегу Рейеса Фэрроу и его дальнейшему укрывательству от закона.

Он договорил, и во мне не осталось воздуха. Я сидела в ошеломленной, опустошенной тишине. Это сделал мой отец. Единственный человек, на которого я могла положиться, пока не повзрослела. Моя скала.

Под перезвон капель воды из проржавевшего крана я впала в некое подобие транса, отчего все вокруг казалось нереальным. Я слышала, как яростно ругаются папа и дядя Боб, как туда-сюда снуют медсестры, слышала тихие успокаивающие голоса Джеммы и Куки, которые пытались со мной поговорить. Но мой мир тонул в красной мути. Папа. Рейес. Нейтан Йост. Эрл Уокер. Вполне достаточно, чтобы разозлить девушку.

Должно быть, вспышка раздражения, вмиг достигшая апогея, каким-то образом вызвала Рейеса. Закутанный в развевающийся плащ, он стоял и переводил взгляд с ругающихся на меня и обратно. Кого-кого, а его мне видеть совсем не хотелось. Мне хотелось его наказать. Потому что я уже насмотрелась на предательства, обманы и убийства.

– Рейазиэль, – прошептала я себе под нос, намереваясь отослать его к чертям собачьим в его же тело, но в ту же секунду он оказался передо мной.

– Не смей, – раздалось его низкое рычание.

Я зло посмотрела на него:

– А ты не смей мной командовать.

Он опустил капюшон, и поразительно красивое лицо оказалось в каких-то сантиметрах от меня.

– Значит, придумала мне наказание? Будешь освобождать меня, когда я тебе нужен, и снова связывать, когда нет? – Он наклонился так близко, что я чувствовала запах молний и грозы, бушующей в нем, сырой аромат земли, с которой от солнечного тепла испаряется роса. – Раз так, то иди ты на хрен.

Меня всю трясло. Искры ярости вспыхнули диким пламенем, затопившим меня изнутри и рождавшим такую энергию, что она полилась через край. Короче говоря, я пришла в бешенство.

– Что это? – спросил кто-то рядом.

Я посмотрела на людей и сама почувствовала, как во взгляде у меня сквозит любопытство. Все вокруг похватались за мебель, за дверные ручки, друг за друга… лишь бы не упасть. Дядя Боб бросился ко мне, но споткнулся по пути. Он знал. Каким-то образом… он знал.

Оказавшись рядом, он взял меня за подбородок.

– Чарли…

Над головой мигали лампы. Каскадом сыпались искры. Из коридора слышались крики.

– Чарли, милая, остановись.

В поле зрения появилась Куки. С огромными от страха глазами она схватилась за тележку с оборудованием.

– Чарли, – снова сказал дядя Боб. Его голос был таким мягким, таким успокаивающим, что в мгновение ока вернул меня к реальности. Он был прямо передо мной, а я снова ощущала собственные плоть и кости.

С трудом я заставила себя успокоиться и стала делать глубокие вдохи и медленные выдохи, стараясь контролировать рвущиеся из меня потоки энергии.

По коридору носилось эхо криков и воплей. Люди пытались прийти в себя. Мониторы и приборы попадали на пол. С потолка на проводах свисали лампы и светильники.

На меня смотрел папа. Он тоже знал.

Снова появился Рейес. Прекрасные и предательские черты светились гневом и удовлетворением.

– Наконец-то, – произнес он и тут же исчез.

А потом наступила тишина. Дядя Боб вывел меня из больницы. Помог подняться по лестнице в квартиру. Уложил на диван, который Куки превратила в королевскую кровать с кучей простыней и подушек, не забыв притащить и мое одеяло с кроликами Багз Банни. На столике, который она придвинула, чтобы я могла легко дотянуться, стояла минеральная вода. Я вернулась к себе домой. Заштопанная, с рукой на перевязи и забинтованной ногой.

– Говорят, это было землетрясение, – с явным облегчением сказала Куки. Как будто кто-то бы заподозрил, что такая сила могла исходить от человека. Тем более от того, кто не в состоянии ходить и одновременно жевать жвачку. Не стоило ей волноваться. – А еще из тюрьмы звонил Нил Госсет. У него есть информация о статусе Рейеса, и он хотел узнать, как ты. – Странно, наверное, но мне было абсолютно наплевать. – Я сказала ему то же, что и всем остальным. Но если захочешь ему потом перезвонить, то телефон вот здесь. – Она положила телефон на столик рядом с минералкой.

– Я обо всем позабочусь, милая, – заверил меня дядя Боб, так же, как и Куки, не зная, что еще можно сделать. – Не переживай о том, что натворил твой отец. Я все улажу.

Он ушел взволнованный и сердитый. Мне хотелось предупредить его, что в таком состоянии опасно садится за руль, но меня окутывало такое плотное оцепенение, что даже мысль сострить появилась и сразу исчезла.

В общем, так я и сидела в немом шоке, предаваясь жалости к себе, пока наконец не задремала. Куки все время оставалась со мной. Теперь, по крайней мере, я могла спать. А больше ничего мне и не хотелось.

* * *

В дверь кто-то стучал. Пригласить визитера войти мне не хватало сил. Все они ушли на то, чтобы добраться до барной стойки и влезть на нее с помощью здоровой ноги. Подняв второе колено, я уселась на жесткой керамической поверхности и прислонилась спиной к стене. Холод вгрызался в кожу, прокладывая путь прямиком к кишкам. Я не заслуживала с комфортом валяться на диване и днями напролет смотреть сериалы. Не заслуживала, даже если бы прошел не один десяток лет.

На противоположном конце стойки по-турецки сидела Среда. Нож лежал у нее на коленях. Интересно, для того ли он, чтобы защищать ее от предательств мужчин, которые когда-то были в ее жизни? Вряд ли.

Лекарства справлялись, отчасти приглушая пульсирующую в ноге и руке боль. Очевидно, голова у меня под таблетками не работала, когда я решила пуститься в рискованное путешествие до барной стойки и покорить ее, как новичок – Эверест. Потому что теперь я понятия не имела, как спуститься.

Я ощущала присутствие Рейеса. Он не появлялся, оставаясь в тени, но присматривался, наблюдал, выжидал. Я уже собиралась сказать ему, чтобы проваливал, но тут открылась дверь, и в квартиру, как к себе домой, вошел знакомый байкер. Донован. Следом за ним – мафиози и принц. Смутившись, я отвела взгляд. Вряд ли швы на лице хоть кого-то украшают. Хорошо, что их прикрывал здоровенный кусок бинта. Может, Донован и не заметит. Я же не переживу, если он меня разлюбит, только-только влюбившись.

Глянув на меня, он с шипением втянул носом воздух.

Я прикрыла лицо одной рукой. Вторую до сих пор не могла поднять без крика.

– Какого хрена с тобой произошло? – спросил Донован и отодвинул табурет, чтобы подойти ближе. – Это Блейк?

– Кто? – Я выглянула из-за растопыренных пальцев.

Принц изучал глазами перебинтованную ногу. Куки помогла мне переодеться в шорты и вернула на место манжету с фиксатором, чтобы я не сгибала ногу в колене. Похоже, первым делом должны были срастись сухожилия. Сквозь ремни фиксатора отчетливо виднелся бинт, скрывающий ножевую рану. Донован положил туда руку и взглянул на меня с беспокойством.

У противоположной стены стоял мафиози, засунув руки в карманы. По его лицу было очевидно, что он чувствует себя не в своей тарелке.

– Блейк. Ты спасла ему жизнь, когда приезжала к нам.

– А-а, нет. – Я снова соединила пальцы. – Это мои личные достижения.

– Совсем себя не жалеешь, да?

– Как там Артемида? – спросила я и в ту же секунду узнала ответ. Воздух пропитался той же печалью и болью, как в тот момент, когда Куки рассказала мне про Гаррета.

– Умерла.

Я поджала губы. Мне уже по горло хватило смертей.

– Мне очень жаль, – глубоко вздохнув, сказала я.

– Мне тоже, родная.

– Ты нашел его?

– Кого? Блейка? Он внезапно поумнел и сдался полиции.

– Я бы тоже так поступила, если бы ты меня искал.

– Очень сомневаюсь.

Я почувствовала, как его пальцы прошлись по моей руке и остановились на запястье. С невероятной осторожностью он убрал мою руку от лица. Я сидела на стойке, а оказалось, что он всего на чуточку ниже меня. Я посмотрела на него. Для неряшливого байкера он был очень даже ничего. Само собой, неряшливые байкеры – целиком и полностью мой типаж.

– Зачем ты пришел? – поинтересовалась я.

Донован переплел наши пальцы, а второй рукой выудил что-то из кармана.

– Я принес тебе ключ.

Когда он положил его мне на ладонь, я удивленно моргнула.

– Ключ от чего?

Ответил принц, и в его голосе безошибочно звучало разочарование:

– От лечебницы.

– В любой момент, когда тебе нужно будет повидаться с Рокетом, – Донован сердито глянул на свой эскорт, – ты сможешь пройти через ворота и главный вход. Больше не придется лазать по заборам и протискиваться в окна.

– Вечно тебе надо все испортить, – досадливо проговорил принц.

Ясно: ему не нравились мои визиты. А я-то думала, мы с ним друзья.

– Извините. Я бы не приходила, если бы информация Рокета не была так необходима.

– Ты не так поняла. Он не потому расстроен, – заметил Донован.

– Мы расстроены, – возмущенно поправил мафиози.

Донован ухмыльнулся:

– Они не хотят, чтобы у тебя был ключ, потому что нам доставляет большую радость смотреть, как ты ползаешь на животе и пропихиваешься в крошечное окошко. – Он поднял руку в перчатке и указательным и большим пальцами показал размеры окна.

– Особенно люблю, – улыбнулся принц, – когда окно закрывается на полпути и твоя задница торчит наружу.

Мафиози дал ему «пять».

– Я в шоке, – сказала я в шоке. – То есть вы, ребята, все это время знали? И наблюдали за мной?

– Скорее за твой задницей, – подмигнул мне принц. Обаяшка чертов.

– Так что случилось, родная?

Я снова взглянула на Донована. В его взгляде я прочла искренне сочувствие, и все случившееся разом навалилось с силой урагана. В горле застрял огромный ком, а в глазах помутнело от набежавших слез.

– Одного из моих лучших друзей убили.

Тяжелые слезы протолкнулись сквозь ресницы и побежали по щекам. Я все еще смотрела на Донована. Что бы там ни было, с байкером ты всегда знаешь свое место. И место это – в трех метрах от его мотоцикла. Никаких иллюзий по поводу того, что тебе отведут главную роль. Никаких обещаний, гарантий и нашептанной на ушко ерунды.

Дышать стало трудно, и он придвинулся, только руку протянуть.

Так я и сделала.

Зарывшись пальцами в его футболку, я подтащила его ближе. Наверное, стоило вспомнить, как фигово я выгляжу. Мне едва не срезали лицо, но сейчас хотелось только одного – почувствовать на языке его вкус. Я наклонилась и прижалась к нему губами. Донован подался вперед, отвечая на поцелуй, который получился нежным, терпеливым и немножко голодным.

Я запустила руку ему под куртку и потянула к себе. По его инициативе поцелуй стал глубже, совсем чуть-чуть, потому что Донован отчаянно не хотел причинить мне боль.

– Для меня спектакль, Датч? – прорычал Рейес так близко, что я ощутила, как его жар обволакивает меня плотным слоем, будто согретое одеяло.

Я мысленно послала его на хрен, и он испарился. Но за долю секунды до этого меня окатило его болью. Такой сильной, что я задохнулась.

Донован тут же прервал поцелуй.

Открыв глаза, я увидела руку принца у него на плече. Как будто принц уговаривал его остановиться. Донован кивнул, соглашаясь, и принц убрал руку.

– Родная, – начал Донован, и я разглядела признательность в его глазах, – я не знаю, как к тебе прикоснуться, чтобы не сделать больно. А это последнее, что тебе сейчас нужно. – Он погладил меня по здоровой щеке. – Но я бы соврал, сказав, что не испытываю искушения несмотря ни на что.

– Прости. Я не должна была этого делать, – внезапно смутилась я. Девочка с ножом сидела, широко распахнув глаза. На киношку с таким рейтингом она явно не подписывалась. Надо срочно найти способ от нее избавиться.

Осторожно, с помощью двух своих телохранителей, Донован снял меня со стойки и поднял на руки.

– Имена у вас есть? – спросила я у мафиози и принца, пока они втроем тащили меня в кровать, как фарфоровую вазу. Что было совершенно бессмысленно, поскольку вся постель была на диване. Однако они умудрились постелить несколько одеял и перетащить все со столика на прикроватную тумбочку.

Первым отозвался принц, подмигнув:

– Я Эрик, а вон тот примат – Майкл.

– Примат? – переспросил Майкл. – И это все, на что ты способен?

Надо признать, Майкл так и лучился крутизной в духе Брандо, что – ставлю все свои швы – делало его неотразимым в глазах барышень.

Принц Эрик рассмеялся:

– Мне приходится иметь дело с недостатком образования.

– Посмотрим еще.

Меня укрыли и подоткнули одеяло, будто я какой-то ребенок. Когда Майкл с Эриком вышли из спальни, Донован опустился на колено рядом со мной.

– Меня зовут Донован.

Я улыбнулась, не обращая внимания на боль в щеке.

– Знаю.

– Ты мне нравишься.

Я положила руку на грудь, притворяясь уязвленной до глубины души.

– А мне говорили, что ты охрененно в меня влюблен.

– Ага. Так и рождаются слухи, – застенчиво пожал плечами он. – Никому не хочется иметь в лидерах влюбленного дурака. Сразу пойдут волнения и хаос под стать надписям на байкерских футболках. – Он запечатлел поцелуй на тыльной стороне моей ладони. – Отдохни.

Едва за ним закрылась дверь, вернулась боль, вихрями завивая оставшуюся от предательства пустоту в душе. Пусть идет на все четыре стороны Рейес. Пусть идет на все четыре стороны папа. А дядя Боб… ну, он-то по-прежнему у меня в фаворитах. Я снова превращалась в лужу, пока не сомкнулись веки. Оказывается, в депрессии постоянно хочется спать. Кто бы знал?