Я умирал сотни раз, но все еще жив. Благодаря ей. Ее свету. Ее улыбке. Умирая, я всегда лечу к ней и нахожу спасение. Исцеление. Свет впитывается в меня, переливается внутри. Чинит поломки. Делает то, что не по зубам королевской коннице и королевской рати.

Иногда я благодарен. Иногда нет. Потому что знаю: так будет происходить снова и снова, но когда-нибудь придется положить этому конец. Когда-нибудь мне нужно будет умереть и не воскреснуть. Но она постоянно меня спасает, хочу я того или нет.

В этот раз все так же. Я у нее дома, пришел на свет. Датч пробегает мимо по коридору и резко разворачивается, как будто я застал ее врасплох. На ней сарафан и босоножки. Волосы стянуты в высокий хвост.

Я остаюсь в тени. Я всегда прихожу в плаще, с капюшоном на голове, и стараюсь держаться в стороне. Но сейчас Датч с огромными золотистыми глазами по-прежнему стоит на месте. Красивые губы приоткрыты. Ей девять, хотя можно дать и все тридцать. Дерзкая, яркая, с тоннами загадок и секретов. Она так и лучится жизнью. Датч – моя полная противоположность. К этому моменту я уже понимаю, почему говорят, что противоположности притягиваются.

Губы у нее пухлые и розовые, щеки теплые. Если бы она меня не боялась, я бы попытался украсть поцелуй. Но Датч в ужасе, и я понимаю, что это было бы неправильно. Так мог бы поступить Эрл. От одной только мысли передергивает.

В коридоре появляется женщина-проблема, она же мачеха, и хватает Датч за руку. Они куда-то опаздывают, и «маленькой леди» грозят неприятности. Почему на ней этот сарафан? Ей же говорили его не надевать. На улице холодно. Значит, пусть померзнет. Может, хоть чему-то научится.

От слов женщины внутри меня закипает гнев, и глаза у Датч распахиваются все шире и шире. Женщина тоже смотрит на меня, но видит только стену, к которой я прижимаюсь спиной. В моих мечтах меня видит только Датч, больше никто.

Теперь они женаты. Отец Датч и женщина-проблема. Поначалу Датч радуется. Не понимаю почему. Этой тетке она никогда не нравилась. А ведь Датч как я. Чувствует безразличие и презрение. Но не понимает, откуда у мачехи такая неприязнь. Датч не видит того, что вижу я. Некоторые люди сами по себе плохие.

Так и не поняв, на что смотрит Датч, женщина разворачивает ее к себе лицом.

- Ты должна это прекратить. Я не шучу.

Острые ногти впиваются в нежную кожу Датч, и мои легкие отказывают. Меня трясет. Я рычу. И страшно хочу убить эту тетку. Врезать ей по роже.

- Я не стану с этим мириться, Шарлотта. Там никого нет, и ты, черт побери, прекрасно это знаешь.

Но Датч по-прежнему смотрит на меня, и женщина сильно толкает ее по коридору к выходу.

Меня пожирает гнев. Он растет, раздувается, пока вокруг не начинают дрожать стены. Я сшибаю с журнального столика вазу, и женщина оглядывается. Смотрит прямо на меня. Хмурится, и ее брови превращаются в одну уродливую линию. Она стискивает зубы, резко отворачивается и выходит за дверь.