Рабочий день подошёл к концу, и магазин мистера Бейкера закрылся. Чармейн опоздала. Она подошла к запертым дверям и сквозь матовое стекло разглядела неясную фигуру внутри, проворно двигавшуюся и протиравшую прилавок. Девочка заколотила по двери, однако ей так и не открыли. Тогда она приложила лицо к стеклу и прокричала:
— Впустите меня!
Фигура внутри магазина приблизилась ко входу, и в дверном проёме появилось незнакомое мальчишеское лицо. Юноша казался не старше Питера и уверенно произнёс:
— Мы закрыты.
«Новый подмастерье,» — решила про себя Чармейн. Тем временем взгляд парня опустился на Бродяжку, которая учуяла аппетитный дух, доносящийся из пекарни, и принялась жадно нюхать воздух вокруг.
— К тому же с собаками нельзя, — добавил юноша.
— Я пришла к своему отцу, — сказала Чармейн.
— Ничего не знаю, — помотал головой подмастерья, — сейчас все очень заняты в пекарне.
— Мой отец сам мистер Бейкер, — настаивала девочка, — и у него непременно найдётся минутка для меня. Пропусти.
— Откуда мне знать, что ты не врёшь? — подозрительно откликнулся юноша. — Я дорожу своей работой и…
Чармейн знала, что в подобные моменты лучше всего вести себя вежливо и тактично, но чаша её терпения переполнилась, как тогда, с кобольдами на кухне.
— Бестолковый мальчишка! — перебила она его. — Как только мой отец узнает, что ты не впустил меня, он вышвырнет тебя на улицу! Давай, пойди и спроси его, если не веришь мне!
— Скажите пожалуйста, какая грозная, — чуть усмехнулся парень, но раскрыл дверь, впуская девочку. — Заходи, но собаку свою оставь снаружи, поняла?
— Я не оставлю её, — отрезала Чармейн. — Её могут украсть. Она очень ценная волшебная собака, чтобы ты знал. Сам король позволяет ей бродить по дворцу, так что уж ты-то и подавно впустишь её.
Юноша лишь насмешливо посмотрел на девочку.
— Рассказывай свои сказки лаббокам на холмах, — бросил он.
Неизвестно, во что бы вылились их пререкания, если бы из пекарни в магазин не вошла Белла, работавшая здесь продавщицей. Она направлялась к выходу, на ходу повязывая на голову платок.
— Тимми, я ухожу. А ты вымой всё хорошенько… — тут Белла заметила девочку: — Привет, Чармейн! Пришла повидаться с папой?
— Привет, Белла. Да, — ответила Чармейн, — но мне не позволяют взять с собой Бродяжку.
Белла посмотрела на собачку, и её лицо озарила улыбка.
— Какое прелестное создание! Но ты же знаешь, как твой отец относится к собакам и своей пекарне. Лучше оставь её в магазине с Тимми. Ты же присмотришь за ней, Тимми?
Подмастерье что-то проворчал себе под нос, сердито глядя на девочку.
— Но предупреждаю, Чармейн, — продолжала Белла, любившая поговорить, — в пекарне сейчас все заняты по уши. Пришёл заказ на эксклюзивный торт. Так что не задерживайся надолго. Поставь свою собачку, с ней тут ничего не случится. А ты, Тимми, немедленно возвращайся к работе — витрины и стеллажи к завтрашнему утру должны просто сиять. Смотри у меня, если я замечу хоть пятнышко. Пока-пока!
Белла выскользнула на улицу, заставив Чармейн посторониться. Девочка всё же подумывала, прошмыгнуть в пекарню вместе с Бродяжкой, но вспомнила, что при виде еды собачка напрочь теряет волю. Она опустила Бродяжку рядом со стойкой и сдержанно кивнула Тимми. «Он будет ненавидеть меня до конца своих дней,» — подумала девочка. Она прошагала мимо пустых застеклённых касс, мраморных стеллажей и небольшого скопления белых столиков и стульев, где жители Верхней Норландии привыкли попивать кофе с пирожными и щедрыми кусками пирогов. Бродяжка отчаянно тявкнула, как только Чармейн толкнула дверь пекарни, но девочка не услышала её и скрылась внутри.
Пекарня напоминала улей, по которому туда-сюда сновали трудяги-пчёлы. Жара стояла тропическая, всюду витали умопомрачительные запахи свежей выпечки. Чармейн решила, что поступила правильно, оставив Бродяжку в магазине, иначе она просто сошла бы с ума. Запах теста и румянящихся коржей, пряников и вафель дополняли ароматы ягодных начинок и заварного крема; к ним приплеталось благоухание сливок и глазури, исходящее от высоченного многослойного торта, который украшали несколько человек. «Розовая вода! — восхищалась Чармейн, жадно вдыхая знакомые запахи. — Лимон, клубника, миндаль с юга Ингарии, вишня и персики!»
Мистер Бейкер порхал от одного помощника к другому, объясняя, поправляя и поощряя на ходу.
— Джейк, поуверенней вымешивай тесто, — услышала девочка, едва вошла. — Бережней с тестом для печенья, Нэнси. Не колоти так, а то получатся камни, а не печенье.
Затем он направился в дальний конец пекарни к огромным печам, указывая юноше, которую нужно разогреть. Где бы ни очутился мистер Бейкер, он тут же становился центром внимания, и все его указания немедля исполнялись.
Чармейн знала, что её отец — король в своей пекарне. «Даже больший король, чем настоящий король в своём дворце,» — думала она. Белый поварской колпак на его голове возвышался не хуже любой короны. «И очень ему идёт,» — отметила девочка. Тонкие черты лица мистера Бейкера гармонировали с рыжей шевелюрой, Чармейн сильно походила на него, вот только веснушек у отца было всё-таки куда больше.
Девочка настигла его у небольших печей, где мистер Бейкер пробовал острую начинку для мясного пирога. Он говорил стоящей рядом девушке, что она переборщила с пряностями.
— Но ведь всё равно вкусно! — протестовала девушка.
— Возможно, — наставлял мистер Бейкер, — но есть приятный вкус, а есть отменный — почувствую разницу, Лорна. Я попробую спасти эту начинку, ты же иди пока помоги с тортом, а то они там до ночи провозятся.
Он снял кастрюлю с огня, а Лорна, облегчённо вздохнув, направилась к столу с тортом. Мистер Бейкер развернулся и увидел Чармейн.
— Привет, солнышко! Не ждал тебя, — улыбнулся он, но затем тень сомнения промелькнула на его лице. — Тебя мама послала?
— Нет, — ответила девочка, — я сама пришла. Я ведь присматриваю за домом двоюродного дедушки Уильяма. Уже забыл?
— Ах, точно, — кивнул отец. — Чем же я могу тебе помочь?
— Ну… — замялась Чармейн. Она вспомнила, что её отец настоящий мастер, и ей стало неловко задавать свой вопрос.
— Минутку, — бросил мистер Бейкер и отвернулся к полке в поисках молотых трав и пряностей. Он достал небольшую баночку, открыл её и чем-то посыпал варево в кастрюле. Перемешал, попробовал и довольно кивнул.
— Теперь порядок, — он накрыл кастрюлю и убрал от огня, оставив охлаждаться. Затем вопросительно посмотрел на дочь.
— Пап, я не умею готовить, — выпалила она залпом, — а дома у двоюродного дедушки Уильяма на ужин появляются сырые продукты. Может у тебя есть какие-нибудь записи или рецепты, ну, для учеников или ещё чего-нибудь?
Мистер Бейкер потёр подбородок. Руки у него были безукоризненно чистые, как у врача.
— Я всегда говорил твоей маме, что тебя хоть немножко, но следует научить подобным вещам, — проговорил он, — достойно оно уважаемой леди или нет. Давай посмотрим. Большинство рецептов из моих книг и заметок покажутся тебе немного сложноватыми, например, пирожные и пикантные соусы. Похоже, что все мои ученики и подмастерья приходили ко мне, уже постигнув основы кулинарного искусства. Но всё-таки у меня должны где-то оставаться мои старые, самые простенькие записи, когда сам я только-только начинал учиться. Так, давай найдём их.
Аккуратно минуя занятых делом поваров, Мистер Бейкер с дочерью направились в дальнюю часть пекарни к покосившемуся шкафчику. На полках вперемешку стояли и валялись тетради, клочки бумаг с липкими пятнами от варенья и толстенные папки с мучными следами пальцев.
— Минутку, — произнёс отец, остановившись перед заваленным всякой всячиной столом, стоявшим у шкафа. — Дам-ка я тебе с собой ещё еды. Чтобы разобраться в записях и хоть чему-то научиться, потребуется какое-то время, а есть ведь что-то нужно, верно?
Чармейн очень хорошо знала этот стол, и он бы непременно понравился Бродяжке. Здесь стояли блюда, по какой-то причине получившиеся не такими идеальным, как того требовал мистер Бейкер: сломанные торты, кривые пряники, помятые пироги, а также товар из магазина, не раскупленный за день. Все, кто работал в пекарне, могли забрать домой с этого стола что угодно. Отец взял мешок, лежавший поблизости, и начал наполнять его разнообразными вкусностями. Первым делом он уложил торт со взбитыми сливками, затем несколько пирогов, за которыми последовали пряники, пончики и огромный открытый пирог с сыром. Собрав мешок, мистер Бейкер подошёл к полкам и принялся рыться в груде кулинарских рецептов.
— Ага, нашёл, — провозгласил он, вытаскивая потрёпанную бурую тетрадку, некогда залитую маслом. — Я же помнил, что не выбросил её! Я начал вести эти записи ещё во времена своего ученичества в ресторанчике на Рыночной площади. Я тогда и яйца правильно не умел разбить, прям как ты сейчас. Думаю, эта тетрадь — как раз то, что тебе нужно. Хочешь, дам тебе несколько заклинаний, которые помогут побыстрее разобраться с рецептами?
— Заклинания! — поразилась Чармейн. — Но, папа…
Девочка ещё никогда не видела отца таким смущённым и виноватым: его лицо залила краска, а веснушки запылали огнём.
— Знаю-знаю, Чармейн. Твоя мама убила бы меня на месте за такие слова. Она настаивает, что чарами пользуются только низкие и пошлые люди. Но я родился с магическим даром и ничего не могу с этим поделать. Здесь, в пекарне, мы ежеминутно используем чары и волшебство. Прошу, будь доброй понимающей девочкой и не рассказывай маме. Хорошо? — мистер Бейкер достал с полки тоненькую жёлтую тетрадь и нерешительно взмахнул ею. — Тут записаны простейшие кулинарные заклинания. Возьмёшь?
— С радостью! — откликнулась Чармейн. — И, конечно, ничего не разболтаю маме. Я ведь не хуже тебя знаю её взгляды.
— Умница моя! — улыбнулся мистер Бейкер, запихнул обе тетрадки в мешок с едой и подал его дочери. Они заговорщицки подмигнули друг другу.
— Приятного ужина и удачи, — сказал ей отец.
— Тебе того же, — откликнулась Чармейн, — и большущее спасибо, папа.
— Повезло же тебе! — уже у дверей окликнула девочку Лорна. — Я и сама, признаться, положила глаз на тот торт со взбитыми сливками.
— Там остался ещё один, — ободрила её Чармейн и скрылась в магазине.
Тимми сидел на мраморно-стеклянной стойке у кассы и бережно держал на руках Бродяжку. Чармейн очень удивилась, завидев их вместе.
— Она так расстроилась, когда ты ушла, — проговорил Тимми, — так печально выла.
«Думаю, мы всё же не станем врагами на всю жизнь,» — подумала девочка.
Бродяжка выпрыгнула из рук Тимми и бросилась к Чармейн, радостно попискивая. Она принялась гарцевать вокруг её ног, ластиться и восторженно тявкать. Девочка поблагодарила Тимми, но из-за суетливого шума собачки не знала, расслышал ли он её слова. Чтобы наверняка выразить свою признательность, Чармейн ласково улыбнулась и кивнула ему на прощанье.
Магазин и пекарня мистера Бейкера располагались на набережной, и Чармейн могла пройти напрямик, но из-за увесистого мешка и Бродяжки, чапающей пешком, быстрее было добраться по Главной улице. Несмотря на то, что Главная улица являлась одной из старейших и многолюднейших улиц города, выглядела она неважно: без тротуаров, узкой змейкой вилась и петляла она среди домов и магазинов. Однако именно шикарнейшие магазины и делали ей славу. Чармейн неспешно шла вперёд, рассматривая дорогие витрины и не давая отстать бредущей сзади Бродяжке. Вечерело. Последние покупатели покидали магазины, рабочие спешили домой, а некоторые жители просто прогуливались перед ужином. Девочка шла, погружённая в свои мысли. С одной стороны она успокоилась, что ужин больше не доставит хлопот: «Пусть только Питер теперь попробует сготовить что-нибудь ужасное!». С другой же стороны девочка недоумевала: «У отца магический дар!» До сего момента Чармейн чувствовала ужасную неловкость и стыд за то, что взялась творить заклинание из «Книжицы палимпсестов», но теперь от них не осталось и следа. «Наверно, я унаследовала магические способности от отца! Великолепно! Теперь я знаю, что могу творить чары. Но почему отец не противился матери? Он же не меньше неё настаивал, чтобы я выросла уважаемой леди. Ох уж эти родители!» От мыслей об унаследованном даре Чармейн охватывал восторг.
Неожиданно сзади послышался нарастающий грохот конских копыт, и загремели зычные голоса: «С дороги! С дороги!»
Чармейн обернулась и увидела кавалькаду одетых в незнакомую форму солдат, стремительно несущуюся по узенькой улочке. Люди едва успевали отпрыгивать к стенам ближайших магазинов. Чармейн завертелась в поисках Бродяжки, споткнулась о ступеньку и свалилась на мешок, собранный отцом. Но она всё же нашла собачку и, подхватив одной рукой её, а второй упавший мешок, в последнюю секунду отскочила к стене. Тут же перед её носом пронеслись лошадиные ноги, стремена и кованые сапоги всадников. За ними рысила упряжка лихих вороных коней, над которыми то и дело свистел кнут возницы. Следом громыхала пышная карета, мерцающая хрустально-золотой отделкой, на запятках которой стояли два лакея в изящных шляпах, украшенных перьями. За каретой неслись ещё несколько конных солдат. Чармейн думала, что оглохнет от бесконечного грохота копыт.
Процессия скрылась за углом, и жители города начали приходить в себя. Бродяжка жалобно скулила, девочка по стене осела наземь.
— Что за чертовщина тут сейчас приключилась? — выдохнула Чармейн, обращаясь к стоявшей рядом женщине.
— Наследный принц Людовик, — откликнулась та. — Думаю, он направляется во дворец.
Женщина говорила прямо, в голосе и во взгляде читалась скрытая упёртость. Она немного походила на Софи Пендрагон. К ногам женщины прижимался малыш, который напомнил Чармейн маленького Моргана, вот только этот мальчик вёл себя тихо, как мышонок. Лицо ребёнка побледнело от страха, и девочка прекрасно понимала испуганного малыша — она сама переволновалась не меньше.
— Пораскинул бы мозгами, прежде, чем нестись во весь опор по узкой улочке! — яростно выпалила она. — Кто-нибудь мог пострадать!
Чармейн посмотрела на свой мешок с едой и обнаружила, что сырный пирог разломился пополам. Она взбесилась ещё больше.
— Почему он не поехал по набережной, она ведь куда шире, — не успокаивалась девочка. — Или ему всё равно?
— Думаю, что всё равно, — ответила женщина.
— Страшно подумать, каким он станет королём! — заметила девочка. — Скорее всего, просто отвратительным!
Женщина посмотрела на неё многозначительным взглядом.
— Я не слышала твоих слов, — произнесла она.
— Почему? — удивилась Чармейн.
— Людовик не терпит критики в свой адрес, — объяснила женщина. — И ему служат лаббокины, которые всякого заставят замолчать. Слышишь, девочка, лаббокины! Надеюсь, я единственная, кто слышал тебя.
Женщина подняла малыша на руки и поспешила прочь.
Всю оставшуюся дорогу Чармейн размышляла о происшествии на Главной улице. Оставалось только надеяться, что её король, Адолфус X, проживёт ещё очень и очень долго. «Или я подниму восстание! — думала она. — Силы небесные, доберусь я, наконец, домой или нет?»
Когда Чармейн всё же дошла до дома двоюродного дедушки Уильяма, она опустила Бродяжку на садовую дорожку и устало направилась на кухню. Питер сидел на бельевом мешке и мрачно разглядывал красный кусок мяса на столе. Рядышком с мясом лежала луковица и две морковки.
— Не знаю, что с ними делать, — вздохнул он.
— Забудь о них, — бросила ему Чармейн, водружая на стол свой мешок. — Я заходила к отцу — и вот, держи.
Девочка выудила две тетрадки, заляпанные сырной начинкой пирога. Она угрюмо вытерла их краем юбки и вручила парню.
— Тут рецепты и заклинания к ним.
Чармейн достала поломанный сырный пирог, помятые пироги со сладкой начинкой и раскрошенные пряники. На торте со взбитыми сливками красовались отпечатки коленок, и девочка ещё больше разозлилась на принца Людовика. Чармейн пересказала Питеру историю с каретой на Главной улице, пока они пытались собрать по кусочкам и привести в порядок сладкие пироги и пряники.
— Да, моя матушка говорила, он станет настоящими тираном, — чуть рассеяно откликнулся юноша, просматривая тетради. — Она сказала, что именно поэтому покинула Верхнюю Норландию. Не знаешь, эти заклинания нужно творить во время приготовления блюда или до или, может, после?
— Папа ничего не сказал. Думаю, ты и сам разберёшься, — проговорила Чармейн и направилась в кабинет двоюродного дедушки Уильяма, чтобы найти себе лёгкое интересное чтиво. «Жезл с двенадцатью ветвями» оказался неплохой книгой, но после неё девочка чувствовала, что её голова рассыпается на мелкие кусочки. Каждая ветвь Жезла имела по двенадцать ветвей, которые, в свою очередь, тоже имели под двенадцать ветвей. «Ещё немного, и я превратилась бы в дерево,» — думала Чармейн, рассматривая полки. Она вынула книгу с названием «Путешествие волшебника», надеясь найти в ней приключенческие рассказы. В некотором смысле, название не обмануло, но через несколько страниц девочка поняла, что ей попалась очередная книжка, рассказывающая, как шаг за шагом волшебник шлифует свои умения.
«Путешествие волшебника» вернуло Чармейн к мыслям об отце. «Теперь я совершенно точно знаю, что унаследовала от него магические способности, — думала она. — Я научилась летать и залатала трубу в ванной. Но мне нужно научиться управлять своими силами спокойно и сознательно, без криков, ярости и паники». Она всё ещё сидела и размышляла, когда услышала голоса Питера, зовущего её ужинать.
— Я испробовал заклинания, — не без гордости отметил парень. Он подогрел пироги и сотворил вкусный соус из лука и моркови. — И ещё я ужасно вымотался, исследуя новые пути.
— Золото искал? — бросила Чармейн.
— Само собой, — ответил Питер, — мы ведь знаем, что оно спрятано где-то здесь. Но мне посчастливилось в другом: я нашёл огромную пещеру, где живут кобольды. Они там мастерили всякую всячину. В основном, часы с кукушкой, но некоторые делали заварочные чайнички, а двое у входа чинили нечто похожее на диван. Я не разговаривал с ними, — не знаю, встретил я их в прошлом или будущем, — просто улыбался им и наблюдал за работой. Не хотелось их сердить. А как у тебя прошёл день?
— Ох, тот ещё денёк, — откликнулась Чармейн. — Началось с того, что Блик залез на крышу дворца. Я так перепугалась за него!
И девочка пересказала Питеру всё, что с ней произошло.
— Ты уверена, что эти Блик и Софи не окажутся подлецами или проходимцами? — нахмурил брови юноша. — Помнишь, что волшебник Норланд говорил про огненных демонов?
— Я сама сперва сомневалась, — ответила Чармейн, — но думаю, им можно доверять. Похоже, принцесса Хильда попросила их о помощи. Хотелось бы мне знать, где найти то, что ищет король. Он так оживился, когда я нашла генеалогическое древо. Знаешь, что у принца Людовика есть туча двоюродных сестёр и братьев, которых зовут либо Гансами, либо Изоллами, и почти все они умерли не своей смертью.
— Потому что в большинстве своём были злыми людьми, — сказал Питер. — Моя матушка рассказывала, что Ганса Жестокого отравила Изолла Убийца, а её убил Ганс Пьяница, когда напился. А потом этот Ганс упал с лестницы и свернул шею. Его сестру Изоллу повесили в Дальнии за попытку убийства собственного мужа… Сколько их там ещё осталось?
— Пятеро, — удивлённо пробормотала девочка. — Трое из них уже на том свете.
— Две Матильды и ещё один Ганс, — кивнул Питер. — Не знаю, как погиб Ганс Николас, он находился тогда где-то в другом королевстве. Одна из Матильд сгорела в собственном замке, а другая, говорят, была настолько безумна, что принц Людовик приказал запереть её в башне Замка Радости. Никто не осмеливался приближаться к ней, даже сам принц. Она убивала людей одним взглядом. Ничего, если я отдам Бродяжке кусок мяса?
— Ничего, — откликнулась Чармейн. — Только бы не подавилась. Откуда ты всё знаешь про этих двоюродных сестёр и братьев? Я до сегодняшнего дня ни слова о них не слышала.
— Потому что я родом из Монтальбино, — ответил юноша. — В наших школах детям всегда рассказывают о Злобной Девятке из Верхней Норландии. У вас же есть король и принц Людовик, которым, думаю, не приятно разглашать правду о своей родне. Говорят, принц Людовик не далеко ушёл от своих двоюродных сестёр и братьев.
— В нашей стране живут добрые люди, и никакие не злодеи! — запротестовала Чармейн. Она стыдилась, что Верхняя Норландия породила таких мерзких личностей. Кажется, король тоже испытывал подобное чувств.