Тем временем с Гвинни в школе произошло нечто странное. Она была старостой по природоведению, и в ее обязанности входило прийти до послеобеденных занятий и всё подготовить. Стоял один из тех ясных теплых дней, которые случаются поздней осенью, и, поскольку это была пятница, Гвинни с нетерпением ждала выходных. Людоед уезжал на конференцию, а значит, будет отсутствовать в субботу и воскресенье, и в кои-то веки будет весело. Гвинни напевала себе под нос, раскладывая карандаши и папки по природоведению.
Когда она наклонилась над большим столом в центре класса, чтобы подтолкнуть по нему папки, что-то выбралось из ее кармана и с мягким шлепком приземлилось на столе. Гвинни повернула голову посмотреть. И вытаращилась, застыв, как была, склоненная над столом. Это оказалась пластинка ириски в желто-белой обертке, которую Гвинни взяла накануне у Джонни. И она ползла по столу – медленно и целеустремленно, будто знала, куда направляется.
- Нет, стой! Вернись! – воскликнула Гвинни.
Она почувствовала себя виноватой и ответственной. Пластинка ириски без сомнения ожила из-за бутылочки, которую разлил Дуглас. Гвинни немного нервно отложила папки. Не то чтобы она бы испугалась. Ириска была всего четыре дюйма в длину и плоская как линейка. Но если она живая, значит, она уже не совсем ириска.
Ириска упорно ползла вперед, пока не добралась до пятна солнечного света в центре стола. Там она остановилась и с явным удовольствием принялась вытягиваться и сворачиваться так и сяк.
- О, вернись! – взмолилась Гвинни.
Но ириска не обратила внимания. Она вытянулась еще несколько раз – с каждым разом сильнее. И желто-белая обертка вдруг разорвалась на конце. Ириска внутри немного повозилась и выползла из бумаги – гладкая желтовато-коричневая полоска.
- Мне придется поймать тебя, - решительно сообщила ей Гвинни.
Она потянулась – не так уж решительно – и попыталась взять ириску. Должно быть, та увидела приближающуюся руку. Ее гибкое коричневое тело сложилось и прыгнуло прочь от пальцев Гвинни. Ириска молниеносно спрыгнула со стола, извиваясь, проползла по полу и притаилась на полке с библиотечными книгами.
Гвинни пришлось оставить ее там, поскольку начали заходить остальные ученики. Она быстро засунула брошенную обертку в карман и разложила оставшиеся папки. Остальную часть дня она пребывала в агонии. Ириска не желала сидеть тихо. Гвинни – как и весь класс – слышала, как она шуршит и стучит среди книг в шкафу.
- Кто принес сюда мышь? – спросила миссис Клейтон.
Никто не ответил, но судя по взглядам и смешкам, все думали, что кто-то принес. Гвинни чувствовала себя всё более виноватой и пристыженной.
Когда все ушли на физкультуру, которая была последним уроком, Гвинни попросила у Линды Дейвис носовой платок, поскольку ее собственный являлся всего лишь бумажной салфеткой, и задержалась в классе. Собрав папки, Гвинни с крайней решимостью немедленно приступила к делу поимки ириски, опустошая полку – книга за книгой. Ириска поспешно удирала с открытых пространств, пока не оказалась загнанной в угол – за тремя книгами Мэри Плейн. Тогда Гвинни вытащила их все одновременно и резко бросилась на ириску. И поймала ее. Та яростно извивалась. Гвинни это не нравилось, поскольку она не выносила гладкие, тепловатые, извивающиеся существа. Но ей удалось завернуть ириску в платок Линды и завязать уголки так, чтобы она не смогла сбежать. Ириска оказалась сильной, и Гвинни подумала, что она заметно подросла с тех пор, как сбросила обертку.
Почему-то – Гвинни не знала почему – ей было ужасно стыдно. После школы она, сторонясь своих друзей, окольными путями потихоньку вернулась домой. Ириска извивалась так бешено, что Гвинни пришлось вытащить платок из кармана и крепко держать его за узел, чтобы не потерять. И что, во имя всего святого, она будет делать с ириской, когда принесет ее домой?
Из-за этого Гвинни пришла позже, чем обычно. К главным воротам она подошла одновременно с Малколмом.
- Что это у тебя такое? – спросил он, с интересом глядя на распухший дергающийся платок. – Мышь?
Гвинни чувствовала, что теперь хорошо знает Малколма после того, как провела с ним целый вечер, считая его Каспаром. А кроме того, ей отчаянно хотелось рассказать кому-нибудь, кто мог понять.
- Нет, это пластинка ириски. И она ужасна. Она живая.
- Серьезно? – лицо Малколма порозовело от возбуждения. – Покажи.
- Тогда приготовься ловить ее. Не поверишь, какая она шустрая. Сегодня перед природоведением она удрала как молния.
Малколм кивнул и, приготовившись, протянул руки. Гвинни начала развязывать платок. Но ириска оказалась слишком юркой для них обоих. Она выбралась наружу и заскользила вниз по руке Гвинни раньше, чем Малколм успел пошевелиться. Она вырвалась, когда он схватил ее, спрыгнула с подола пальто Гвинни на землю и желтовато-коричневой полоской удрала под живую изгородь.
- Фу ты! – воскликнула Гвинни.
Малколм восторженно расхохотался.
- И правда ириска! Потрясающе! Это из-за той бутылочки, которую пнул Дуглас?
- Думаю, да.
- Изумительно! Гвинни, я отблагодарю тебя за это. Только подожди.
И с восторженным восклицанием он помчался в дом и затопал наверх по лестнице с таким грохотом, с каким обычно топал Джонни.
Гвинни последовала за ним и обнаружила в прихожей Людоеда, который мрачно наблюдал за тем, как пятки Малколма исчезают за углом.
- Привычки вашей семьи, должно быть, заразные, - сказал он Гвинни. – Это же был Малколм, правда?
- Да, - ответила Гвинни. – Он чем-то взбудоражен.
- Очевидно, - угрюмо согласился Людоед.
- Он не делает ничего плохого. Ему просто надо немного побегать. Обычно он слишком уж старомодный.
- Старомодный? Странно слышать это от тебя. Я всегда думал, что это ты старомодная.
- О, я – нет. Я современная. На самом деле, - добавила Гвинни, думая об ириске, – возможно, я очень новомодная. Я только что совершила новейшее изобретение.
Людоед засмеялся.
- Тогда тебе стоит запатентовать его, - предложил он, заходя в гостиную. – Пока кто-нибудь не украл твое изобретение.
Гвинни задумчиво поднялась по лестнице. Хотя бутылочку пнул Дуглас, изобретение, по сути, принадлежало Джонни, и у нее было чувство, что Джонни будет в ярости, когда узнает, что она рассказала Малколму. Она прошла мимо двери в комнату Каспара и Джонни и поднялась прямо к себе.
В своей комнате Каспар и Джонни восхищенно смотрели на шесть или семь пластинок ирисок, свернувшихся на комиксах и греющихся в послеполуденном солнце. Все они сняли обертки, и те лежали разбросанными вокруг – большинство рядом с тем местом, где прежде находились строительные детали. Джонни бросился поймать одну из ирисок. В тот же миг другая ириска рванулась из-под комикса рядом с его ногой и метнулась к шкафу. Греющиеся ириски, пробужденные движением, распрямились и тоже бросились прочь. Через секунду от них не осталось и следа, за исключением слабого шороха тут и там.
- Прямо как ящерицы, - по-прежнему восхищенно заметил Джонни.
Каспар смотрел на сброшенные обертки:
- Их здесь ужасно много. Вдвое больше, чем мы видели.
- Некоторые могут быть от тех, которые мы съели, - заметил Джонни.
- Сколько их у нас?
- Понятия не имею.
- Тогда лучше пересчитать обертки. И найти еще одну коробку, чтобы поместить в нее ириски, когда поймаем их. Они расползутся по всему дому, если мы не будем осторожны.
- Я схожу вниз и поищу коробку, - предложил Джонни.
Но перед тем как уйти, он открыл одну из банок из-под печенья, чтобы посмотреть, как дела у строительных деталей. Они корчились и двигались так же, как прежде, и одна-две неизбежно подбирались к краю, так что пришлось скидывать их обратно.
- Не надо ли их покормить? – спросил Джонни. – Раз они живые.
- Захвати печенья, когда пойдешь за коробкой. Ириски, возможно, тоже голодные.
Джонни снова плотно закрыл крышку и спустился на кухню, пока Каспар собирал все обертки, какие смог найти, и тщательно пересчитывал. Их оказалось девятнадцать. Мысль о необходимости изловить девятнадцать вертких ирисок немного пугала. К тому времени, как вернулся Джонни с большой картонной коробкой и пачкой мелкого «Сдобного печенья к чаю», ему удалось отловить всего одну. И то поймал он ее только потому, что накануне вечером Джонни откусил от нее кусочек. И из-за этого она была гораздо медлительнее других и передвигалась, будто прихрамывая.
- О, бедняжка! – сказал Джонни, когда Каспар показал ему. – Я больше никогда не съем ни одной ириски.
Он нежно положил ее в коробку и удобно устроил с несколькими комиксами и сдобным печеньем к чаю. Ириска не хотела там оставаться. Какой бы она ни была искалеченной, она продолжала пытаться выбраться, пока Каспар не придумал поставить коробку рядом с батареей. Похоже, увечной ириске это понравилось. Она умиротворенно свернулась и стала немного липкой на вид.
Тогда они попытались поймать остальные восемнадцать. Спустя полчаса беготни и отчаянных бросков, каждый поймал ровно по одной, а Дуглас и Людоед рычали, требуя тишины. Единственным выходом оставалось очистить пол.
Так что впервые в жизни они убрали всё в шкаф и на книжные полки, а остальные вещи сложили на подоконнике. И это был нелегкий труд. Но они были вознаграждены. Гораздо легче стало охотиться за мелькающими ирисками, когда они метались по краям комнаты, и почти так же легко было схватить те, которые скрылись под кроватями.
- Что ж, по крайней мере, мы знаем, что больше ничто не ожило, - сказал пыльный и торжествующий Каспар, неся бьющуюся пригоршню ирисок к батарее и пересчитывая их, пока кидал в коробку. – Девятнадцать. Все, наконец.
Тепло батареи нравилось их пленникам. Они сонно свернулись среди комиксов, и Джонни дал им печенья. Но после ужина печенье оставалось по-прежнему нетронутым. Строительные детали тоже свое не съели. Джонни забеспокоился. Он стоял, склонившись над картонной коробкой, пытаясь соблазнить едой хотя бы увечную ириску, когда вошла Салли.
- Какая чудесно чистая комната! – воскликнула она. – Что там у вас в коробке?
- Мой склад комиксов, - ответил Джонни, проворно прикрыв пленников парой комиксов.
- Какая система! – засмеялась Салли. – Никто из вас не видел лучшую трубку Джека? Он хочет взять ее с собой, - поскольку они не видели, она сказала: - Спрошу у Гвинни.
Когда она ушла, Джонни добыл немного салата, но ни строительные детали, ни ириски не заинтересовались им. Тогда, по совету Каспара, Джонни временно отложил решение проблемы и начал учить стихотворение, которое должен был выучить еще на прошлой неделе. Каспар принялся за свое домашнее задание.
Их отвлек резкий грохочущий звук. Они озадаченно осмотрели комнату, а потом посмотрели друг на друга. Грохочущий звук раздался снова. Джонни указал пальцем на кровать Каспара. Из-под нее на середину пустого пола выбралось невероятно странное создание. Оно было темно-коричневым и двигалось быстро и порывисто, вызывая ассоциации с миниатюрной белкой или бурундуком. Однако на его маленьком, толстом и коротком теле не было видно головы. Передвигаясь, оно держало высоко поднятым длинный твердый хвост, который, похоже, использовало для равновесия. Оно явно обладало дерзким и любопытным нравом, поскольку остановилось, чтобы с интересом понюхать ногу Каспара, которая свисала с кровати, и пока оно нюхало, его хвост подрагивал.
У них ушло около минуты, чтобы узнать трубку Людоеда, которую Гвинни уронила в ту ночь, когда на нее плеснула летательная смесь.
- Кто сказал, что больше ничего не ожило? – спросил Джонни.
Каспар невольно рассмеялся.
- Давай отдадим ее, чтобы он взял ее с собой, - сказал он и спрыгнул с кровати, чтобы поймать трубку.
Та тут же упала на бок и притворилась мертвой.
- Ты испугал ее! – сказал Джонни. – И не смей отдавать ее Людоеду. Он попытается ее зажечь.
Каспар понял, что это будет жестоко. Он тихонько вернулся на кровать, и они затаились, чтобы посмотреть, что трубка будет делать. Некоторое время она лежала. Но поскольку ни один из них не двигался, она коротким сильным движением ножки снова поднялась на чашу и принялась, постукивая, передвигаться по ковру, исследуя комнату. Она очень заинтересовалась банками из-под печенья и некоторое время бегала кругами вокруг всех четырех. Потом ей удалось могучим прыжком забраться на одну из них. Там она принялась царапаться в дырки, сделанные Джонни и, кажется, всё больше приходила в отчаяние, при этом издавая нечто вроде тихого возбужденного писка.
- Думаю, она хочет открыть банки, - сказал Джонни. – Открыть ей одну?
- Да, - ответил Каспар. – Давай посмотрим, что она будет делать.
Джонни медленно прокрался к банкам. Трубка испугалась и спряталась от него, прыгнув в щель между двумя банками. Но когда Джонни снял одну из крышек и отступил, она смело выбралась и запрыгнула на край открытой банки. Они наблюдали, как она наклонилась над извивающимся пластиком, взметнув для равновесия подрагивающий хвост. Ее чаша пошевелилась, и они четко расслышали звук быстрого жадного глотания.
- Она их ест! – воскликнул Джонни.
Вдоволь насытившись и попутно решив две проблемы за раз, трубка решила, что мальчики дружелюбны, и принялась смело бродить по комнате. Каспар не мог не привести Гвинни посмотреть на это. Гвинни была очарована. Трубка Людоеда так заворожила ее, что недостаток удивления и интереса по поводу ирисок прошел незамеченным – к ее громадному облегчению.
- Покажите мамочке, - предложила она. – Ей понравится.
Но Джонни отказался на том основании, что Салли обязательно расскажет Людоеду. От этих слов Гвинни задумалась и ушла так быстро, как смогла.
Людоед уехал в субботу утром. От его отсутствия возникло волшебное чувство свободы, хотя для Каспара и Джонни оно было немного испорчено беспокойством по поводу того, что едят ириски. Чтобы компенсировать им голодное существование, Джонни повернул картонную коробку на бок и отпустил ириски на свободу. Он поставил им блюдечко с водой. Трубка, когда хотела попить, отгоняла ириски резким стремительным броском, от которого они разлетались по всей комнате, но в остальных случаях не обращала на них внимания.
Тем не менее ириски явно выросли. Каспар не понимал, чего Джонни беспокоится. Он включал "Индиго Раббер» на полную мощность и отказывался слушать брата. На другом конце лестничной площадки бренчала гитара Дугласа. Потом Дуглас уехал на велосипеде и вернулся с собственными двумя пластинками «Индиго Раббер».
- Хвала небесам, Джек этого не слышит, - сказала Салли, когда заиграли оба проигрывателя.
- Думаю, это потому, что его здесь нет, - объяснил Малколм.
- Я это знаю, - скривилась Салли. – И я собираюсь за покупками. Кто со мной?
Пошли Гвинни и Малколм. И они не только помогли Салли и потратили свои карманные деньги, но и выпили с Салли кофе в закусочной и прекрасно провели время. Гвинни обнаружила, что Малколм нравится ей всё больше и больше, и она с удовольствием заметила, что он нравится и Салли. На самом деле, она получала такое удовольствие, что начала чувствовать себя предательницей по отношению к Джонни и Каспару.
После обеда Каспар и Джонни, зайдя в свою комнату, обнаружили, что ириски расположились вдоль края ковра и грызут его, довольно сильно потрепав его. Облегчение Джонни было безграничным.
- Похоже, им нравится ворсистая часть, - заметил он, изучая повреждения. – Можно я отдам им твой зеленый свитер?
- Нет, - ответил Каспар, который очень любил этот зеленый свитер. – Но, возможно, у Гвинни есть что-нибудь, из чего она выросла.
Они пошли к Гвинни спросить. К их удивлению, оттуда как раз спускались Малколм и Дуглас. Дуглас нес ведро воды – то самое ведро, из которого Джонни поливал Гвинни и Каспара в первую роковую ночь. Возможно, из-за ассоциаций, связанных с этим ведром, или из-за чего-то в манерах Малколма и Дугласа, но Джонни немедленно заподозрил, что они затеяли какую-то подлость.
- Что вы сделали с Гвинни? – вопросил он.
- Ничего, - ответил Малколм.
- Иди и спроси ее, если хочешь, - сказал Дуглас.
Джонни и Каспар протиснулись мимо Дугласа и поспешили в комнату Гвинни. Она стояла на коленях посередине комнаты и явно плакала. Однако упорно отрицала, что Малколм и Дуглас ее хоть как-то обидели.
- Они были очень добры, - сказала она.
- Тогда почему ты плачешь? – обвиняюще спросил Джонни.
- По другому поводу. Я сглупила, и Малколм меня утешил. Мне нравится Малколм. Вот так!
Она слегка вздрогнула, сделав это ужасное признание, и не осмелилась продолжить, что всегда в тайне восхищалась Дугласом. К ее облегчению, Каспар хорошо воспринял новость. Но Джонни, конечно же, продемонстрировал крайнее отвращение.
- Дурацкие девчонки! – сказал он. – Дай мне несколько старых свитеров для ирисок и не приближайся ко мне месяц. Ты воняешь!
Гвинни протянула два свитера, радуясь, что так легко отделалась, и мальчики забрали их вниз.
- Ведро, - сказал Джонни. – Как думаешь, может, они промыли ей мозги?
- Нельзя промыть мозги, сунув голову в ведро, кретин! – ответил Каспар. – К тому же ее волосы не были мокрыми.
Ириски с таким аппетитом накинулись на свитера, что к вечеру воскресенья от них остались только те части, где проходили швы. Ириски – даже увечная – выросли до размеров двенадцатидюймовой линейки. Каспар чувствовал себя из-за них немного неуютно. Он предпочел бы, чтобы они были как трубка, которая, несмотря на то, что съела почти половину строительных деталей, нисколько не изменилась в размерах.
В комнате появился сильный запах. К вечеру воскресенья он стал невыносим.
- Думаю, это их помет, - сказал Джонни. – Понимаешь, они не приучены не пачкать в доме.
Каспар, зная, что Людоед должен вернуться к ужину, поспешил вниз за пылесосом. Шум испугал ириски, и они убежали обратно в свою коробку, а трубка приняла длинный шланг пылесоса за змею и спряталась в шкафу. Но запах, по крайней мере, уменьшился.
- Когда закончите, мы возьмем пылесос, - сказал Дуглас, появляясь в дверях.
- Слишком ленивый, чтобы самому принести его наверх, да? – ответил Джонни.
- Не наглей, - ответил Дуглас и дал ему затрещину, после чего забрал пылесос, оставив Джонни в ярости.
- Ты мог бы что-нибудь сказать, Каспар! Он ударил меня! Ты видел?
- Да, видел, - сказал Каспар.
Он не мог решить, что предпринять по этому поводу. Технически Дуглас был старшим, а никто не отрицал, что старший имеет право колотить младших, которые дерзят ему. А Джонни дерзил Дугласу. И Дуглас ударил его несильно. И Каспар не имел ни малейшего желания провоцировать Дугласа на случай, если тот еще помнит о ночи, когда Людоед поймал его. Кроме того он был обязан Дугласу тем, что перестал быть Малколмом. Однако на самом деле старшим братом Джонни был Каспар, а не Дуглас. Ему приходило в голову только одно решение.
- Полагаю, колотить тебя – моя обязанность. Я могу, если хочешь.
- Ты так же ужасен, как Гвинни! – воскликнул Джонни.
- Ну как? – спросил Людоед за ужином. – Хорошо провели выходные?
- О, да! – ответили все пятеро с явно чрезмерным энтузиазмом – и все сразу это почувствовали.
- Понимаю, - кисло произнес Людоед.
Джонни клялся, что Людоед исключительно из мести в тот вечер внезапно появился в дверях их комнаты. Сам Джонни вполне законно занимался тем, что пытался определить, какие из оставшихся химикатов находились в нижней части набора. Ириски забились в коробку, отсыпаясь после свитеров Гвинни, а крышки плотно закрывали банки из-под печенья. Но здесь сидела Гвинни, которая должна была уже находиться в постели. Они с Каспаром пытались обучить трубку фокусам. Сложно сказать, кто испугался больше, когда вошел Людоед – трубка или Гвинни. Трубка тут же упала на бок и прикинулась мертвой. Гвинни пожалела, что не может сделать то же самое.
- Похоже, у вас тут произошла революция, - произнес Людоед при виде непривычно пустой комнаты.
Он посмотрел на Гвинни, и Гвинни дрогнула. Но в этот момент Людоед увидел трубку.
- Я искал ее повсюду, - к их ужасу, он подошел и подобрал трубку. Та изо всех сил притворялась мертвой. – Как она оказалась здесь?
- Она… она появилась, когда мы убрались, - сказал Каспар.
- Да неужели? Что ж, лучше поздно, чем никогда, - и к еще большему их ужасу, Людоед достал табак и начал набивать трубку. – Я пришел спросить вас кое-о-чем, - сказал он, набивая табак в застывшее от ужаса создание. – Я подумал… О, и вы здесь? Хорошо.
В дверях стояли Дуглас и Малколм.
- Мы пришли попросить пластинку, - сказал Дуглас, и это явно и абсолютно было лишь предлогом.
- Что ж, я хотел поговорить со всеми вами, - сказал Людоед, набивая табак до отказа. – Вы знаете, что мы с Салли устраиваем в среду прием. Множество людей были добры к нам, и мы хотим отплатить им с лихвой. И мы подумали… - тут он чиркнул спичкой и поднес ее к трубке.
Это было уже слишком для бедной трубки. Она отчаянно изогнулась и попыталась вырваться из руки Людоеда. Людоед смотрел, как она вращается и извивается у него перед лицом, с таким выражением, словно думал, что сходит с ума. Каспар, Гвинни и Джонни не знали, что тут можно сделать или сказать. Они лишь надеялись, что Малколм не видит, что происходит, поскольку Людоед стоял вполоборота к двери. Возможно, Дуглас тоже не видел, поскольку на него внезапно очень удачно напал приступ кашля.
Людоед решил, что ему просто почудилось, снова крепко сжал трубку зубами и приложил к ней спичку. Трубка перестала извиваться и снова застыла.
- Мы подумали, что двое из вас могли бы побыть официантами, - сообщил Людоед между затяжками. – Подносить оливки и сэндвичи, и тому подобное.
Они едва слышали его. Все пытались рассмотреть сквозь клубы дыма, как там трубка.
- Образцовое поведение и костюмы, - Людоед поднес еще одну спичку.
- Я хотел бы, - сказал Джонни, совершенно не соображая, что именно говорит.
Дуглас снова начал кашлять.
- Правда? – Людоед чиркнул третьей спичкой. – Честно, Джонни, ты последний, кого бы я выбрал. Но Салли сказала, что я должен позволить решить вам.
Джонни вынужден был оправдать свою ошибку:
- Можно съесть кучу всякой еды, пока разносишь ее.
- Именно, - произнес Людоед.
Трубка теперь полностью разгорелась и не проявляла ни малейших признаков жизни.
- Гвинни слишком маленькая, чтобы не спать так поздно, но…
В любое другое время Гвинни энергично запротестовала бы. Но сейчас она могла думать только о том, что трубка, похоже, умерла.
- О, надеюсь, она не слишком мучилась! – вздохнула она.
У Дугласа, видимо, что-то застряло в горле: он кашлял так, что, казалось, сейчас взорвется.
Людоед удивленно посмотрел на Гвинни.
- Так что остаются мальчики. Кто из вас хочет составить компанию Джонни в качестве официанта?
Дуглас поднял взгляд слезящихся глаз и твердо объявил:
- У меня куча домашней работы в эти дни.
Пока Каспар пытался отвлечься от ужасной кончины трубки и придумать подходящий предлог, Малколм сказал:
- Футбол. У меня футбольный матч.
- Да, у нас у обоих в среду, вероятно, будет футбольный матч, - подхватил Каспар.
- Очень удобно, - сказал Людоед, выдыхая голубой дым.
Трубка внезапно начала издавать необычный звук. Она явно еще не умерла, и это сильно их расстроило. Звук напоминал урчание и скрежет. Каспар подумал, что это, наверное, предсмертный хрип бедняжки, но он продолжался и продолжался, и был слишком уж безмятежным для предсмертного хрипа. Гвинни поняла первая.
- Трубка! Она мурлычет! – сказала она почти так же громко, как кашлял Дуглас.
Джонни и Каспар испытали громадное облегчение.
- Не совсем, - сказал Людоед. – Они производят такой звук, когда нуждаются в чистке. Ну, раз вы трое не можете решить, предлагаю кинуть жребий.
Дуглас оправился от кашля и хрипло произнес:
- Мне нужны два добровольца: ты и ты.
Людоед одарил его неприятным взглядом поверх мурлычущей трубки.
- Ну, это выглядит именно так, разве нет? – сказал Дуглас.
Не ответив, Людоед достал монету и крутанул ее.
- Орел или решка, Каспар?
Малколм выиграл в жеребьевке и казался весьма удрученным своей победой.
- Советую тебе выглядеть не таким счастливым, - заметил Людоед. – Наши гости вполне могут съесть тебя.
После чего он в облаке дыма ушел вниз, с по-прежнему счастливо мурчащей трубкой во рту.
- Да елки-палки! – воскликнул Малколм.
- Тьфу, проклятье! – вторил ему Джонни.
- Не повезло, - весело сказал Дуглас. – Прошу прощения, что мы вот так вломились, но наша комната в данный момент в некотором беспорядке, и мы не хотели, чтобы он зашел туда.
- Думаю, они сделали новое открытие, - сказал Джонни, когда они с Каспаром ложились спать. – Интересно, какое. Я знаю, что попробую в следующий раз.
- Что? – спросил Каспар.
- Невидимость. Меня ведь не смогут заставить быть официантом, если я стану невидимым, правильно?