Следующая пара дней выдалась странной и лихорадочной.

Мне удавалось увидеть Антею, только когда она после завтрака мчалась вниз из Верхнего Зала. Почти всё время она отсутствовала, уезжая с графом Робертом на его спортивной машине. Не думаю, что она вообще заходила в библиотеку. А граф Роберт не появлялся на обедах и ужинах, так что и его я ни разу не видел. Хьюго – другое дело. Я повсюду натыкался на него, когда он бродил по округе, скучая по леди Фелиции.

Поскольку никто из Семьи не пользовался столовой, мистер Амос использовал ее для обучения лакеев-актеров. Он заставлял меня, Кристофера, Эндрю и Грегора полдня сидеть там за столом, изображая Семью, чтобы Манфред и остальные могли наливать нам воду в бокалы и протягивать блюда с сушеными фруктами и холодным заварным кремом. Справедливости ради следует признать, что учились актеры быстро. К вечеру Фрэнсис только однажды уронил ложку, когда в последний раз подавал мне крем, и Манфред оставался единственным, кто по-прежнему спотыкался о вещи. Но ужин никому из нас не приносил удовольствия.

Кристофер подвел итог моим чувствам, когда, проткнув вилкой картофельный сыр, сказал:

– Знаешь, Грант, мне сложно забыть, что это крем.

Когда я ткнул вилкой в еду, она превратилась в печень и цветную капусту. Кристофер бросил на меня хмурый виноватый взгляд. Поскольку мистер Амос гонял актеров в столовой всю вторую половину дня, мы знали, что он не спускался в подвал, чтобы нажать кнопку сдвига. Значит, в этих изменениях был виноват Кристофер. Я ждал, что он начнет убеждать меня снова отправиться с ним в подвал ночью. Я был решительно настроен отказаться. Одного раза в том месте мне хватило. От одной мысли о чуждой технологической магии у меня мурашки бегали по всему телу, а еще хуже была мысль, что мистер Амос может застать нас там.

Но Кристофер сказал только:

– Наверняка так же всё меняется и там, где находится Милли. Она может совсем потеряться, если я не доберусь до нее в ближайшее время.

И я наполовину проснулся ночью, услышав, как он крадется в запретную часть чердака.

Не знаю, как долго он там оставался, но утром его было очень сложно разбудить.

– Не нашел? – спросил я, когда мы собирали обувь.

Кристофер покачал головой:

– Не понимаю, Грант. Я просидел там несколько часов, и не произошло вообще никаких изменений.

Тут открылся лифт, и мы обнаружили, что он переполнен актерами, разыгрывавшими сцену из «Одержимости». Была у актеров такая странность: они так любили играть, что делали это постоянно. Если они не разыгрывали сцены из пьес, то разговаривали смешными голосами и изображали разных людей. А лифт являлся для этого подходящим местом, поскольку мистер Амос и миссис Бэлдок не могли их здесь увидеть. С тех пор в лифте всегда можно было застать разыгрываемую сцену или кого-нибудь, говорившего:

– Нет, дорогой, эту роль лучше всего играть вот так.

И изображалось, что имелось в виду. В промежутках вверх-вниз ездил задумчивый Хьюго, и по его виду становилось понятно, что он не хочет, чтобы его беспокоили. Мы с Кристофером привыкли пользоваться лестницами.

Подвал был переполнен постоянным персоналом, вставшим пораньше в надежде поймать кого-нибудь из актеров. Горничные все повлюблялись в лакеев. Самым популярным был Фрэнсис, следующим – Манфред, поскольку он имел печально-сентиментальный вид, но даже мистер Прендергаст получал свою порцию хихиканья, хлопанья ресницами и застенчивых просьб об автографе, а он ужасно странно выглядел.

– Всё дело в гриме, Грант, – сказал Кристофер. – Он действует как любовное зелье. Что я тебе говорил? – добавил он, когда мы врезались в четырех постоянных лакеев, мистера Максима и мальчика-коридорного, которые хотели узнать, не видели ли мы Фэй Марли.

– В лифте, – сообщил им Кристофер, – изображала одержимую дьяволом или что-то вроде того.

По Столлери в тот день разносилось эхо репетиций – не только актерских, но и официальных. Миссис Бэлдок и мисс Семпл оторвали горничных от лакеев-актеров, а актрис-горничных вытащили из лифта и забрали наверх, чтобы обучить их обязанностям. Мистер Амос забрал мистера Прендергаста и всех лакеев в вестибюль, где тренировал их, как принимать гостей. Мистера Смитерса заставили изображать гостя, а иногда для этого использовали и Кристофера. У Кристофера отлично получалось важно заходить. Я в основном ошивался на лестнице, имея дело с дюжинами пустых чемоданов, которые мистер Амос собрал, чтобы они представляли багаж гостей. Мистер Амос заставлял меня загружать их попарно в лифт, а потом относить каждый в нужную спальню. Это всегда занимало целую вечность. Если в лифте не было Хьюго, то были выглядевшие измученными актрисы.

– Если мне придется заправить еще одну постель или разложить еще один поднос с завтраком, я рухну, дорогой!

– Почему мисс Семпл настаивает на том, чтобы пересчитывать всё? Она что, думает, я воровка, дорогой?

А когда я приходил с пустым багажом в нужную спальню, миссис Бэлдок обычно хватала меня и принималась обучать приносить в спальни всевозможные другие вещи. Мне приходилось носить подносы, газеты, напитки и полотенца. Похоже, миссис Бэлдок считала, что у нее столько же прав на меня, сколько у мистера Амоса. Несколько раз я ловил себя на мысли, что, наверное, это мой Злой Рок в действии – на самом деле я постоянно так думал, – а потом снова и снова вспоминал, что дядя Альфред его выдумал. Из-за этого у меня весь день возникало в подсознании странное лихорадочное ощущение. В довершение всего я постоянно ждал, что мистер Амос узнает о том, что Кристофер нажал кнопку сдвига.

К счастью, в данный момент мистер Амос был слишком занят в вестибюле. Вернувшись на свой пост на парадной лестнице, я обнаружил, что репетиция как раз началась в полную силу.

– Хорошо, начали! – крикнул мистер Амос.

Он стоял в центре вестибюля, точно режиссер фильма.

Торжественно прозвонил величественный дверной звонок. По этому сигналу лакеи в бархатных бриджах и полосатых жилетах и носках выскочили из-за лестницы и сформировались в два косых ряда с каждой стороны от парадной двери.

– Будто чертов балет, – заметил мистер Прендергаст, хмуро стоявший рядом со мной, скрестив руки, так что запястья слишком сильно торчали из-под рукавов его элегантного темного пиджака.

Мистер Амос торжественно прошагал к парадной двери. Взялся за ручки. Остановился. Крикнул через плечо:

– Прендергаст! Где ты на этот раз?

– Иду-иду, – крикнул в ответ Прендергаст, медленно и важно спускаясь по лестнице.

– Поторопись, будь добр, – прогремел мистер Амос. – Королем себя считаешь?

Мистер Прендергаст остановился:

– А, нет, действительно. Понимаете, всё дело в этой лестнице. Ни один актер не может противиться искушению роскошного лестничного марша. Чувствуешь, что просто обязан совершить выход.

Секунду казалось, что мистер Амос сейчас взорвется.

– Просто… поторопись, – медленно, тихо и старательно проговорил он.

Мистер Прендергаст продолжил спускаться с королевской неспешностью и пересек вестибюль, встав у мистера Амоса за левым плечом.

– За правым плечом, дурак! – практически прорычал мистер Амос.

Мистер Прендергаст сделал два неторопливых шага в сторону.

– Начали! – скомандовал мистер Амос и распахнул две половины двери.

Фрэнсис прыгнул вперед, схватив одну половину, а Грегор взял вторую, и каждый потянул свою часть, широко раскрывая дверь. Мистер Амос поклонился. Мистер Прендергаст изобразил куда лучший поклон. И мистер Смитерс сконфуженно пробрался внутрь. За ним беззаботной походкой следовал Кристофер – настоящий важный гость с ног до головы…

Но тут произошло одно из боковых изменений, и шоу разрушилось. Все вдруг оказались в других местах, а в центре хаоса мистер Амос чуть ли не вопил от ярости:

– Нет, нет, нет! Фрэнсис, почему ты там? Эндрю, вносить багаж не твоя работа. Ты принимаешь у мистера Смитерса пальто.

Похоже, мистер Амос в самом деле не заметил, что произошло изменение. Я начал подозревать, что он так же нечувствителен к сдвигам, как мистер Максим. Это было странно, поскольку мистер Амос должен бы быть магом, и логично предположить, что он должен бы знать, когда действует его собственный магический механизм, но я видел, что он не знает. Какое облегчение! Кристофер изучающе смотрел на мистера Амоса, словно думал о том же самом. Мистер Смитерс рядом с ним встревоженно оглядывался, высматривая, какому лакею передать воображаемое пальто.

– Начинаем снова, – велел мистер Амос. – И на этот раз старайтесь.

– Я стараюсь, стараюсь! – сказал мистер Прендергаст, вернувшись ко мне. – Я прилагаю все усилия, чтобы убедить этого человека уволить меня, но уволит ли он?

– Почему? – спросил я.

– Видимо, союз был прав: ужасно сложно найти в кратчайшие сроки сносного помощника дворецкого, – скорбно произнес мистер Прендергаст.

– Нет, я имел в виду, почему вы хотите, чтобы вас уволили?

Мистер Прендергаст обхватил ладонями свои локти и мрачно скривил лицо:

– Мне не нравится этот человек. Мне не нравится этот дом. Такое впечатление, будто он с привидениями.

– Имеете в виду с изменениями?

– Нет. Я имею в виду с привидениями. С призраками.

И странное дело, к обеду уже все говорили, что в Столлери завелись призраки. Несколько взволнованных людей сообщили мне, что кто-то (или что-то) сбросил на пол целую полку с книгами в библиотеке. Я попытался найти Антею и спросить ее, но она уехала с графом Робертом. Ко времени чая все горничные говорили, что вещи в спальнях постоянно перемещаются. Некоторые из них также слышали странные удары и стуки. К концу дня мистер Прендергаст был не единственным актером, кто хотел уехать.

– Это просто изменения, – сказал Кристофер, когда мы тем вечером взбирались по лестнице.

Лифт как раз в этот момент был занят драмой в зале суда с мистером Прендергастом в роли судьи и очаровательной темноволосой девушкой Полли Варден в роли обвиняемой в убийстве Манфреда.

– Актеры самые суеверные люди на свете.

– Я рад, что мистер Амос не замечает изменения, – сказал я.

– Повезло, – согласился Кристофер.

Тут он вдруг сделался очень встревоженным и понесся вперед на чердак.

Он даже не заглянул в нашу комнату. Думаю, он всю ночь провел в запретной части чердака. Проснувшись утром, я увидел, как он, уже полностью одетый, настойчиво склонился надо мной.

– Грант, – произнес он, – сегодня ночью опять не было изменений. Думаю, этот жирный прохиндей выключает свои машины перед тем, как пойти спать. Я собираюсь поискать Милли днем. Будь лапочкой – прикрой меня, ладно?

– Каким образом? – сонно спросил я.

– Скажи, что я заболел. Притворись, будто я лежу здесь, покрытый желто-зелеными пятнами. Пожалуйста, Грант, – должно быть, Кристофер научился у актеров – он встал на одно колено и простер ко мне руки, будто в молитве. – Очень прошу, Грант! Там живет ведьма, помнишь?

Я достаточно проснулся, чтобы начать думать.

– Не получится, – сказал я. – Мисс Семпл непременно поднимется проверить тебя, а когда окажется, что тебя нет, у меня тоже будут неприятности.

– О-о-о-о! – в отчаянии произнес Кристофер.

– Нет, подожди. Получится, если ты продемонстрируешь миссис Бэлдок, что тебе действительно плохо. Можешь использовать магию, чтобы казаться больным? Сделай себе бубонную чуму или что-то такое. А потом похожий на труп ввались в ее комнату.

Кристофер встал.

– О. Спасибо, Грант. А я и не подумал. Это же просто. Мне надо всего лишь подержать что-нибудь серебряное, и Седьмая серия сделает остальное. Но тебе придется носить мне еду и лекарства. Сделаешь, Грант?

– Хорошо, – ответил я.

Так что сапоги и туфли мы отнесли вниз по большой парадной лестнице. В этот час нас никто не мог увидеть. Тем загадочнее было обнаружить большой красный резиновый мяч (по всей вероятности, с детского этажа), медленно прыгающий вниз по лестнице перед нами.

– Интересно, нет ли здесь и правда призрака, - пробормотал Кристофер.

Но мы были слишком заняты своими планами раздобыть что-нибудь серебряное, чтобы сильно беспокоиться об этом. Когда мяч укатился по черному мраморному полу вестибюля, мы просто свалили корзины с обувью рядом с комнатой для завтрака и проскользнули в нее. Там Кристофер быстро порылся в буфете. Поспешно выудив маленькую серебряную ложку из одного из сервизов, он засунул ее в карман жилета.

– Сойдет, – сказал Кристофер.

Эффект был почти моментальным. Его лицо стало голубовато-бледным, а когда он добрался обратно до двери, его ноги дрожали.

– Идеально, – произнес он. – Пошли.

Мы выскользнули в вестибюль, и, насколько я мог видеть, красный резиновый мяч исчез. Но у меня не было возможности поискать его, поскольку теперь Кристофер – полностью и честно – был слишком слаб, чтобы нести свою корзину. Он задыхался и шатался, и мне пришлось взять его корзину за одну ручку.

– Не смотри так обеспокоенно, Грант, – раздраженно сказал он. – Это всего лишь магическая аллергия.

Вообще-то я встревоженно смотрел в сторону исчезнувшего красного резинового мяча, чувствуя мурашки по спине, но мне не хотелось этого говорить. Я помог Кристоферу спуститься в подвал и свалить корзины в обувной комнате, а потом – подняться в Средний Зал на завтрак. К тому времени, когда туда пришли остальные, он выглядел как оживший мертвец.

Все актеры ахнули. Фэй Марли отвела Кристофера к миссис Бэлдок, и миссис Бэлдок, как и все остальные, поверила, что он на пороге смерти. Кристофер снова появился в дверях Среднего Зала, бледный до синевы и шатающийся между Фэй и миссис Бэлдок.

– Мне нужен Грант, – выдохнул он. – Грант может отвести меня наверх!

Я знал, он имел в виду, что мы должны вернуть серебряную ложку на место, пока ее исчезновение не заметил мистер Амос. Я тут же вскочил и артистично перебросил руку Кристофера себе через плечо. Кристофер рухнул на меня, так что я тоже пошатнулся.

К моему удивлению, все запротестовали.

– Ты ему не слуга! – воскликнули некоторые актеры.

Большинство остальных добавили:

– Пусть Фэй поможет тебе отвести его!

А Грегор сказал:

– Возможно, я мог бы донести его.

– Ты уверен, что достаточно силен, Конрад? – встревоженно произнесла миссис Бэлдок. – Он высокий парень. Пусть попробует кто-нибудь другой.

– Грант! – умирающим голосом настаивал Кристофер. – Грант!

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Мы поднимемся на лифте, а дотуда я могу его довести.

Они с сомнением отпустили нас. Я дотащил Кристофера до лифта, который находился примерно на том расстоянии, с каким я в состоянии был справиться. К этому моменту Кристофер выглядел настолько больным, что я по-настоящему встревожился. Я вытащил ложку из кармана его жилета и положил в свой, а потом открыл лифт – на случай, если кто-нибудь прислушивался, ожидая, что я это сделаю. В лифте на полу сидел Хьюго, обхватив колени руками и уставившись в пространство. Так что я снова закрыл лифт. Когда я повернулся к Кристоферу, на его лицо вернулись краски и он стоял самостоятельно. Он пришел в себя в одну секунду.

– Продолжай шататься, – велел я, когда мы, притворно качаясь, вошли в фойе.

Там мы встретились с бежавшей нам навстречу по лестнице Антеей.

– Что с ним такое? – заинтересовалась она.

– Дисфункциональная мышечная ослабленность, – ответил Кристофер. – Знаете – ДМО. Она у меня с колыбели.

– На мой взгляд ты вполне здоров, – заметила Антея, но, к счастью, она слишком торопилась, чтобы продолжать расспросы.

Притворно шатаясь, мы двинулись дальше – в вестибюль и к комнате для завтрака, где Кристофер быстро огляделся, чтобы убедиться, что там никого нет.

– Положи ложку обратно, Грант, – велел он. – Мне надо идти.

И он умчался наверх по парадной лестнице.

Я был слегка раздражен, но вздохнул и проскользнул в комнату для завтрака.

Едва я оказался внутри, у меня возникла уверенность, что там призрак. В комнате висело тяжелое ощущение чужого присутствия, а воздух казался плотнее, чем должен. И вместо обычных запахов кофе и хлеба появились запахи сырости и пыли. Мгновение я стоял, размышляя, что хуже: встретиться лицом к лицу с призраком или быть обвиненным в воровстве серебра. Встретиться лицом к лицу с мистером Амосом, решил я. Определенно – это хуже всего. Но, когда я, наконец, заставил себя подбежать к буфету, по моей спине пробежала дрожь. Со всей возможной скоростью я вернул маленькую блестящую ложку туда, где, как мне казалось, она должна находиться.

Позади меня раздался шлепающий звук.

Я стремительно развернулся, чтобы увидеть, как опрокидывается большая ваза с фруктами в центре стола. Шлепающий звук производил апельсин, который выкатился первым. За ним последовали яблоки, груши, нектарины и еще апельсины, которые покатились по столу и попадали с его краев, в то время как ваза встала на ребро, вытряхивая из себя болтающуюся гроздь винограда.

– Прекрати! – крикнул я.

Ваза со стуком вернулась в нормальное положение. Больше ничего не происходило. Я стоял там, наверное, минут пять, чувствуя, как мои волосы пытаются встать дыбом. Потом я заставил себя опуститься на пол, чтобы собрать фрукты и положить их обратно.

– Я делаю это только из-за того, что скажет мистер Амос, – произнес я, ползя за яблоками. – Я не помогаю тебе. Иди досаждай мистеру Амосу, а не мне. Это его надо попугать.

Кое-как я заснул последнюю горсть яблок поверх винограда и бросился бежать. Я не помню ничего по пути в Средний Зал. Я был слишком испуган.

Следующее, что я помню: я в Зале, и меня весело приветствуют актеры.

– Иди садись, – позвали они. – Мы сберегли для тебя завтрак. Хочешь мою сосиску?

– Хорошо, что ты не заболел, – сказала Полли Верден. – Мы рады, что ты здесь, Конрад.

– Но знаешь, ты слишком покорный с Кристофером, – сказала Фэй Марли. – Почему именно ты должен был тащить его на чердак?

Я не мог сказать правду. Единственное, что я смог придумать в ответ, было:

– Ну, Кристофер… э… особенный.

– Вовсе нет – не больше, чем ты, – заметил Фрэнсис.

– Дорогой, он просто считает себя звездой, – сказала Фэй. – Не обманывайся его позой.

А мистер Прендергаст объяснил:

– Человек может обладать достоинствами, но он всё равно должен заслужить право быть звездой, понимаешь? Что юный Кристофер совершил, что делает его таким особенным?

– Скорее… дело в том, каким он родился, – ответил я.

Это им тоже не понравилось. Мистер Прендергаст сказал, что не одобряет аристократию, а остальные по-разному объяснили, что звезду делает труд. Полли совсем смутила меня, заявив:

– Но ты не напускаешь на себя важность, Конрад. Ты нам нравишься.

Я был даже рад, когда пришло время стоять возле стены, пока граф Роберт, не разжевывая, глотал завтрак – похоже, он торопился не меньше Антеи. Призрак по-прежнему оставался в комнате. Думаю, именно призрак заставил Манфреда уронить себе на ноги дымящуюся мясистую пикшу. Но, конечно, причиной могла быть и неловкость самого Манфреда.