Заклинания остановились, крики замолкли. Все уставились на новоприбывших. Мистер Прендергаст встал в стороне от дверного проема и объявлял каждого входившего. Их была целая толпа. Первые двое – крупные важные мужчины в темных костюмах – немедленно встали по бокам от мистера Амоса.

– Сэр Саймон Колдвелл и капитан Уильям Форсайт, – прогудел мистер Прендергаст, – личные чародеи его величества короля.

Мистер Амос с пораженным затравленным выражением переводил взгляд с сэра Саймона на капитана Форсайта, но, когда по бокам от графа Роберта встали две нарядно одетые леди, у него сделался немного более счастливый вид.

– Принцесса Вильгельмина и мадам Анастасия Дюпон, королевские колдуньи, – объявил мистер Прендергаст.

Услышав это, граф Роберт сильно побледнел.

При объявлении следующей группы побледнели уже многие гости.

– Миссис Хэвлок-Хартинг, королевский прокурор, – нараспев произнес мистер Прендергаст. – Мистер Мартин Бейнс, юрисконсульт его величества. Лорд Констант Гудвеллский и леди Пирс-Уиллоби, верховные судьи короля…

Я забыл остальных, но все они являлись представителями закона, а миссис Хэвлок-Хартинг, в частности, была чистым ужасом: серая, суровая и безжалостная. Расходясь по комнате, чтобы освободить дорогу следующей группе людей, все они одаривали проницательным взглядом каждого, находившегося в Салоне.

– Главный комиссар полиции, сэр Майкл Уизерби. Инспекторы Хэнбёри, Кардросс и Гоуринг, – прогудел мистер Прендергаст.

Вошли люди в полицейской форме.

Примерно тогда до меня дошло, что это те люди, которых графиня велела послу отправить в гостиницу в Столлчестере. Я был слегка ошеломлен дерзостью графини. Я попытался представить всю их толпу в «Гербе Столлчестера» или в «Королевском Олене» – а, может, и там и там, учитывая, как их много, – но мое воображение отказывало. Графиня явно поняла, что натворила. Она спрятала лицо в ладонях. Когда вошла инспектор Гоуринг и с каменным выражением лица встала рядом с ней, у графини сделался такой вид, словно она сейчас упадет в обморок. Двое других инспекторов встали рядом с мрачным Хьюго и будто пожелтевшим мистером Сейли, а главный комиссар прошагал через Салон и встал у дверей в Банкетный Зал. Те из гостей, которые тихонько пробирались к этим дверям, поспешно сели обратно.

– Личные чародеи Королевского Уполномоченного, – объявил мистер Прендергаст, и потянулась еще одна группа серьезных мужчин и женщин.

Они принесли с собой холодное, чистое жужжание магии, которое почему-то напомнило мне о Ходоке.

– И, – провозгласил мистер Прендергаст, – по специальному запросу его величества короля – Королевский Чрезвычайный Уполномоченный, монсиньор Габриэль де Витт.

«О, нет!» – подумал я. Габриэль де Витт во всех отношениях оказался именно таким ужасающим, как дал мне понять Кристофер. Миссис Хэвлок-Хартинг рядом с ним выглядела заурядной. Он был очень высоким и одетым в чужеземного вида узкие брюки и черный сюртук, из-за которых казался восьми футов ростом. У него были седые волосы и серое треугольное лицо, с которого смотрели самые проницательные глаза, что мне доводилось встречать. Он принес с собой такую сильную старую магию, что всё мое тело загудело, а желудок будто рухнул к центру земли. «Я должен предупредить Милли!» – подумал я, но не смел пошевелиться.

После всего этого я не удивился, когда мистер Прендергаст ткнул широкой ладонью себе в грудь и добавил:

– А также я – особый следователь короля.

Конечно, мистер Прендергаст – детектив, подумал я. Всё сходилось.

Габриэль де Витт медленно шагнул вперед.

– Я должен объяснить, – произнес он старческим сухим голосом – будто труп заговорил. – Первоначально я прибыл в Седьмую серию в поисках двух моих юных подопечных, которые, похоже, потерялись в этом мире. Естественно, первым делом я пришел к королю и попросил его разрешения продолжить поиски в его стране. Но у короля были свои проблемы. Похоже, кто-то в этой стране постоянно менял вероятности для этого мира. На самом деле, происходило так много сдвигов, что вся Седьмая серия оказалась под угрозой перетечь с одной границы в Шестую серию, а с другой – в Восьмую. Чародеи короля были серьезно обеспокоены.

Мистер Амос, выглядевший крайне пораженным, потряс головой, протестующе взмахнув руками.

– Никак не могло получиться такого эффекта! – воскликнул он.

– Еще как могло, – возразил Габриэль де Витт. – Уверяю вас, это правда. Я заметил это в тот самый момент, когда шагнул в этот мир. Начинаются серьезные климатические изменения и еще более серьезные географические разрушения: горы оседают, моря перемещаются, континенты раскалываются, – поскольку Седьмая серия пытается приспособиться к соседним. Все вместе изменения являются таким серьезным злоупотреблением магией, что, когда король попросил моей помощи, я без колебаний согласился. Я и мои люди немедленно принялись за расследование. Вчера первым результатом наших исследований стал арест женщины, называющей себя леди Амос, и закрытие ее конторы в Ладвиче.

– Нет! – вскрикнул мистер Амос.

– Да, – произнес Габриэль де Витт. – Полагаю, она ваша жена. И, – он посмотрел на Хьюго, – ваша мать. Сейчас у нас достаточно доказательств, чтобы произвести дальнейшие аресты здесь, в Столлери. Миссис Хэвлок-Хартинг, будьте так добры, зачитайте обвинения.

Серая безжалостная леди шагнула вперед. Она шумно развернула официальную бумагу и прочистила горло с почти одинаковым шумом.

– Роберт Уинстенли Генри Браун; Доротея Кларисса Пеони Браун, урожденная Партридж; Хьюго Вэндерлин Корнелиус Тесдиник; и Амос Рудольф Персиваль Вэндерлин Тесдиник, – прочитала она, – настоящим вы четверо обвиняетесь в предательском жульничестве, в использовании магии с угрозой для королевства, мошенничестве, тайном заговоре и государственной измене. Вы арестованы…

– Не было государственной измены! – воскликнул мистер Амос, его лицо приобрело бледно-лиловый оттенок.

Граф Роберт – или, скорее, простой Роберт Браун, кем он, похоже, являлся на самом деле – стал того же цвета, какого становился Кристофер, когда прикасался к серебру.

– Отрицаю измену! – сдавленно произнес он. – Я говорил Амосу, что не собираюсь продолжать его притворство. Я сказал ему сразу, как только женился на Антее.

Моя сестра, которая явно пыталась не заплакать, открыла рот, собираясь заговорить, но миссис Хэвлок-Хартинг просто неумолимо повернулась к одному из представителей закона.

– Запишите. Тесдиник-старший и Браун заявляют о своей невиновности.

– И я невиновна! – прорыдала графиня – если она и не плакала на самом деле, то отлично притворялась. – Я ничего этого не совершала!

– Как и я, – сказал мистер Амос. – Всё это какая-то сфабрикованная…

Он замолчал и попятился, когда через Салон проплыл красный резиновый мяч. Добравшись до мистера Амоса, он принялся яростно прыгать перед ним вверх-вниз.

– Ошибка, – закончил мистер Амос, глядя на мяч с таким видом, словно его тошнит.

– Минутку, – Габриэль де Витт поднял ладонь и шагнул к прыгающему мячу. – Что это?

– Призрак, монсиньор, – ответил один из королевских чародеев рядом с мистером Амосом.

– Он говорит, его убили, сэр, – приглушенно и потрясенно добавил второй.

Габриэль де Витт поймал мяч, взяв его обеими руками. В Салоне царила мертвая тишина, пока он стоял, изучая мяч, а его лицо становилось мрачнее с каждой секундой.

– Да, – произнес он. – Действительно. Призрак женского пола. Она говорит, доказательства убийства можно найти в библиотеке. Сэр Саймон, будьте так добры сопроводить этот несчастный призрак в библиотеку и принести мне доказательства.

Он передал чародею мяч. Сэр Саймон кивнул и, выходя из комнаты, пронес мяч мимо мистера Прендергаста.

– Это не имеет ко мне никакого отношения, – объявил мистер Амос. – Вы должны понимать, все вы!

Он умоляюще протянул руки. Проблема состояла в том, что все были так потрясены и испуганы присутствием призрака убитого, что никто не воспринимал мистера Амоса всерьез. По мне, так мистер Амос походил на низенького грушеобразного пингвина, когда горячо продолжил:

– Вы должны понять! Я действовал исключительно ради Столлери. Когда мой отец, граф Хамфри, умер, Столлери было разорено. Сады запущены, крыша проваливалась, и мне пришлось заложить всё, чтобы заплатить имеющемуся у нас персоналу, и они в любом случае были второсортными неряхами. Это разбивало мне сердце. Я люблю Столлери. Я хотел, чтобы оно было таким, каким должно быть: хорошо управляемым, восстановленным, красивым, полным действительно почтительных слуг. Я знал, на это потребуются миллионы. Я знал, на это потребуется всё мое время и энергия. Я знал, на это потребуется магия – специально направленная магия, магия, которую, к вашему сведению, я сам изобрел и тайно установил в погребе! И чтобы заработать денег, мне нужен был контроль над погребом. А единственный человек, контролирующий погреба – это дворецкий, так что, естественно, я стал дворецким. Вы должны понять, мне пришлось стать дворецким! Я заплатил молодому актеру, чтобы он занял мое место – в те дни мы с Рудольфом Брауном были довольно похожи…

– Да, и ты выгнал собственного брата – моего мужа, – вдруг горько произнесла моя мать, – чтобы он не мешал тебе. Хуберт так и не оправился после этого.

Мистер Амос уставился на нее с таким видом, будто только что вспомнил о ее присутствии.

– Хуберт был вполне счастлив, управляя книжным магазином, – сказал он.

– Вовсе нет, – парировала моя мать. – Книжный магазин был моей идеей.

– Вы упускаете из виду две вещи, граф Амос, – вставил Габриэль де Витт. – Во-первых, возвышение вашего друга-актера означало, что вы обманываете короля, что является изменой. И, во-вторых, ваша попытка восстановить Столлери изначально была обречена на неудачу.

– Неудачу? – произнес мистер Амос и, подняв руку, обвел ею Большой Салон, гостей, канделябры, красиво раскрашенные потолки, золотые кресла и диваны. – Это вы называете неудачей?

– Неудачей, – повторил Габриэль де Витт. – Вы должны были заметить, что остальные здания, построенные на этом разломе вероятности – все без исключения, – являются пустыми руинами. Этот разлом вероятности – вроде сливной ямы. Рано или поздно он превратит Столлери в такие же руины, сколько бы магии вы ни использовали, сколько бы денег ни вложили. Подозреваю, на его содержание с каждым годом уходит всё больше денег… А, вот и сэр Саймон вернулся.

Габриэль де Витт отвернулся от мистера Амоса, на лице которого появилось выражение недоверчивого ужаса, когда сэр Саймон прошагал мимо юристов и чародеев. Конечно: на этом этаже он мог зайти в библиотеку через балкон и обернуться за несколько минут. Сэр Саймон подошел к Габриэлю де Витту, держа в одной руке резиновый мяч. В другой руке у него болтался мой фотоаппарат.

– Вот и мы, монсиньор, – произнес он. – Жертва заявляет, что убийца лишил ее жизни, поймав ее душу в этот фотоаппарат.

Мгновение я не мог дышать. Клянусь, мое сердце перестало биться. Потом оно резко заколотилось вновь, стуча в ушах, пока всё не стало серым и расплывчатым, и мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я вспомнил, как оставил фотоаппарат на книжной полке, когда у Кристофера начались судороги. Я вспомнил, как вспышка ударила в лицо той ведьме, когда она начала накладывать на меня чары. И я вспомнил тот необычный журнал, иллюстрированный плохими рисунками. Не фотографиями – рисунками. Ведьма происходила из мира, где никто не осмеливался делать фотографии, поскольку это заключало душу в фотоаппарат. Я был убийцей. И я подумал, что в итоге действительно заработал себе Злой Рок.

Я смутно слышал, как Габриэль де Витт говорит:

– Я вынужден попросить задержаться всех присутствующих – либо в этой комнате, либо в Банкетном Зале со слугами. Я, мои люди или полиция должны опросить под чарами правды каждого.

Немалое число гостей запротестовало. «Я должен выбраться отсюда!» – подумал я. Осмотревшись, я понял, что нахожусь совсем близко к служебной двери. Меня оттеснили к ней, когда заходили люди с Габриэлем де Виттом. Пока Габриэль де Витт говорил:

– Да, это действительно может занять всю ночь, но речь идет об убийстве, мадам.

Я начал медленно и осторожно пятиться к этой двери. Я пятился, когда еще больше гостей принялись протестовать. Когда я добрался до двери, Габриэль де Витт говорил:

– Приношу свои извинения, но справедливость должна восторжествовать, сэр.

Я продолжал пятиться, пока дверь за мной не открылась – совсем чуть-чуть. Затем благодаря тому, что мистер Амос так много тренировал меня входить и выходить, я сумел взяться за дверь и выскользнуть за нее. Я позволил ей, закрываясь, прижать кончики моих пальцев, чтобы она не стукнула, и мгновение постоял, надеясь, что меня никто не заметил.

– Там Габриэль де Витт, да? – прошептал кто-то.

Я дернулся в сторону и увидел прижавшуюся к стене рядом с дверью Милли. Она выглядела почти такой же перепуганной, каким я себя чувствовал.

– И дом полон полицейских, – сказала она. – Помоги мне выбраться отсюда, Конрад!

Я кивнул и на цыпочках пошел к служебной лестнице. Я сказал себе, что Милли испугается гораздо больше, если я сообщу, почему мне необходимо выбраться отсюда еще более срочно, чем ей. И, когда она последовала за мной, я только прошептал:

– Где в основном находятся полицейские?

– Собирают всех горничных и кухонный персонал и отводят их в Банкетный Зал для допроса, – прошептала она в ответ. – Мне всё время приходится прятаться.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда, возможно, нам удастся выбраться через подвал. Можешь сделать нас невидимыми?

– Да, но они чародеи, – прошептала Милли. – Они нас увидят.

– Всё равно сделай.

– Хорошо.

Мы продолжили красться. Я не мог понять, невидимые мы или нет. Но, наверное, все-таки да, поскольку, направляясь к лестнице, мы проходили мимо лифта, когда из него появился полицейский, толкающий перед собой миссис Бэлдок и мисс Семпл, и никто из них нас не увидел. Обе экономки плакали – миссис Бэлдок мощно тяжело всхлипывала, а мисс Семпл проливала шумные потоки слез.

– Вы не понимаете! – рыдала мисс Семпл. – Мы обе работаем здесь почти всю жизнь! Если нас из-за этого прогонят, куда мы пойдем? Что будем делать?

– Не мое дело, – ответил полицейский.

Мы с Милли обогнули их и слетели по лестнице на первый этаж. Там я приоткрыл обитую зеленой тканью дверь. В вестибюле было ужасающе шумно: полицейские конвоировали садовников, конюхов и шоферов наверх по парадной лестнице. Большинство из них протестовали, что только Семье позволено подниматься этим путем. Я дал двери закрыться, и мы понеслись в подвал.

Я никогда не видел подвал таким безлюдным. Он был тусклым, пустым и гулким. Можно было подумать, что разлом вероятности уже поглотил здесь всю жизнь. Со всей возможной скоростью я провел Милли к двери между кухнями и погребами, куда садовники обычно подносили овощи и фрукты.

Здесь было уже не пусто. Свет от открытой двери внизу заливал лестницу в погреб. Оттуда доносились звуки, производимые суетящимися людьми. Мы с Милли резко подпрыгнули, когда сильный исполненный волшебства голос крикнул наверх:

– Иди скажи ему, что кнопку сдвига напрочь заклинило! Если я включу энергию, у нас опять повсюду начнутся изменения. Давай. Поторопись!

Я чуть не засмеялся. «Кристофер заклинил кнопку!» – подумал я. Но тут кто-то бегом начал подниматься по лестнице. Милли схватила меня за запястье, и мы промчались мимо лестницы к продуктовому фойе, пока тот человек не добрался до верхних ступеней и не увидел нас. Я открыл дверь, и мы прокрались на улицу – в сады.

Я сильно запаниковал, обнаружив там непроглядную тьму, но сказал:

– А теперь побежали!

На самом деле, мы передвигались скорее неуклюжей рысью, вытянув вперед руки, чтобы не удариться обо что-нибудь, пытаясь следовать бледным полосам, которые, вероятно, являлись тропинками. Думаю, это немного сбило нас с пути. Возможно, мы следовали каким-то случайным просветам. Во всяком случае, где-то через полчаса спотыкающегося бега мы выскочили из черных как ночь кустов в открытые пространства парка, а не сада, как я ожидал. Там было гораздо, гораздо светлее.

– О, хорошо, мы можем видеть! – сказала Милли.

«И нас могут увидеть!» – подумал я. Но нам надо было как-то выбраться из поместья. Я побежал изо всех сил туда, где, как мне казалось, находятся главные ворота, придерживаясь прямой линии вдоль дороги по скошенной траве парка. Я чувствовал, что не выберусь из Столлери достаточно быстро.

Где-то рядом с нами раздалось глубокое «гав!», сопровождаемое топотом мощных лап. Я забыл про Чемпа. Я произнес плохое слово и замедлился. Милли тоже.

– Это сторожевой пес? – спросила она – кажется, она нервничала еще больше меня.

– Да, но не беспокойся, – ответил я, пытаясь говорить по-настоящему уверенно. – Он меня знает, – и позвал: – Чемп! Эй, Чемп!

Вначале мы могли определить местоположение Чемпа по топоту и тяжелому дыханию. Потом из тьмы появился его громадный несущийся силуэт. Мы с Милли запаниковали и вцепились друг в друга. Но Чемп просто повернул к нам, показывая, что знает о нашем присутствии, и помчался дальше, испустив еще одно глубокое «гав».

Секунду спустя на некотором расстоянии поднялся ужасающий шум. Чемп разразился лаем – глубоким грудным лаем, похожим на гром. К нему присоединилась другая собака – высоко и пронзительно – и тявкала, и тявкала, и тявкала, производя даже больше шума, чем Чемп. Начала безумно ржать лошадь – снова и снова. С голосами животных смешались кричащие людские голоса – некоторые высокие, некоторые низкие и сердитые. Мы понятия не имели, что происходит, пока не крикнул еще один звучный голос:

– Замолчите, все!

И тут же воцарилась тишина. Тот же голос продолжил:

– Да, Чемп, я тоже тебя люблю. Только убери, пожалуйста, лапы с моих плеч.

– Кристофер! – закричала Милли и бросилась на голос.

Когда я догнал ее, она вцепилась обеими руками в руки Кристофера и, кажется, плакала.

– Всё хорошо, Милли, – говорил Кристофер. – У меня просто возникли небольшие проблемы с изменениями. Больше ничего не случилось. Всё хорошо!

Позади них на фоне темного неба маячил фургон Странников с запряженной в него разозленной белой лошадью. За ее подергивающимися ушами и хлещущим хвостом я видел мужчину на козлах. Его кожа была такой темной, что я не мог разглядеть его ясно. Только глаза, смотревшие то на меня, то на Милли. Сидевшую рядом с ним маленькую белую собаку разглядеть было гораздо проще. Последними я выхватил лица женщины и двух детей, смотревших на нас из-за плеч мужчины.

Тут маленькая белая собака решила, что я нарушитель, и снова начала тявкать. Чемп на земле рядом со мной воспринял это как смертельное оскорбление и ответил. Они так громко переругивались, что могли разбудить и мертвого.

– Заткни их! – проревел я, перекрикивая шум. – В особняке полно юристов и полиции!

– И Габриэль здесь! – воскликнула Милли.

Кажется, ее запоздало накрыло реакцией от нашего побега на волосок от гибели. Во всяком случае, она дрожала с ног до головы.

– Молчать! – велел Кристофер собакам, и они замолчали. – Я знаю, что он здесь. Габриэль и его веселые ребята вчера облазили все башни и пустые замки, изучая изменения. Мне пришлось сильно постараться, чтобы не попасться им на глаза.

– Нам надо убираться, – сказала Милли.

– Знаю, – согласился Кристофер и поднял взгляд на Странника, управлявшего фургоном. – Есть ли шанс, что вы сможете подвезти нас немного дальше?

Мужчина что-то пробурчал и повернулся посовещаться с женщиной. Я никогда прежде не слышал язык, на котором они быстро разговаривали. Повернувшись обратно, мужчина сказал:

– Мы можем довезти вас до города, но не дальше. У нас назначена встреча сразу после рассвета.

– Полагаю, там мы можем сесть на поезд, – сказал Кристофер. – Отлично. Спасибо.

– Тогда забирайтесь назад, – велела женщина.

И мы вскарабкались в фургон, оставив Чемпа сидеть посреди парка грустным темным холмиком. Странник щелкнул лошадь кнутом, и фургон тронулся.