Он пострадал от ожога, первым делом подумал Райф. Лицо Танджо, пестрящее розовыми и коричневыми пятнами, было неестественно гладким в одних местах и безобразно вспучивалось в других. Кожа туго обтягивала левую сторону лба и лежала неровными складками на голове. В проплешинах виднелись круглые рубцы после заживших пузырей.

Райф вспомнил старого черноградца по имени Оди Строн. Как-то ночью, напившись у Большого Очага и разругавшись с женой, Оди вместо пива схватил с полки бутыль лампадного масла. Когда он поднес ее ко рту, туда попала искра, и горящее масло плеснуло ему в лицо. Кланники накрыли Оди медвежьей шкурой и затушили огонь, но когда шкуру сняли, вместе с ней отошла и кожа. Оди после этого прожил еще год, но лучше бы он умер сразу: все это время он мучился от последствий ожога, и другие кланники смотрели на него с отвращением.

От того же в свое время должен был страдать и Танджо, но дело скорее всего не только в этом. Лучник, подобный ему, не оказался бы в таком месте, если б у него был хоть какой-нибудь выбор.

Райф бросил взгляд на Юстафу, представлявшего Танджо зрителям со смаком сводника, расхваливающего продажную девку. Чему тут можно верить, а чему нет? Райф никогда не слыхал ни о Санканге, ни о горе Соми. В кланах не знали, что лежит за Дьявольским морем, — то немногое, что знал он сам, Райф почерпнул у Ангуса Лока.

Танджо был строен, тонок в кости, и его мускулы не поражали взгляд — ведь для того, чтобы посылать стрелы вдаль, нужна не столько сила, сколько собранность. Необгоревшие участки его медно-оливковой кожи не имели растительности и блестели от втертого в них масла. Сохранившиеся на голове волосы были черными и прямыми, глаза напоминали темные сливы. Они сразу притягивали внимание, эти глаза, продолговатые и холодные, как у хищной птицы.

Он поклонился в пояс, все время глядя на Райфа. Жесткий шелковый кушак, плотно охватывающий грудь Танджо, наводил на мысль о многочисленных ранениях в спину, и за него были заткнуты десять стрел. От белоснежных гусиных перьев они плавно сужались к острию и блестели от ярко-красного лака. Плетеные ленты, окрашенные в такой же цвет, связывали волосы Танджо в мелкие пучки. Он не пытался скрыть проплешин у себя на черепе.

Райф ответил ему на поклон. Какой-то миг они оба составляли островок спокойствия в неспокойном море толпы. Райф, не слишком склонный верить тому, что наговорил о Танджо Юстафа, теперь изменил свое мнение. Уверенность, с которой держался этот человек, говорила о великих свершениях.

— К оружию, лучники, и начнем, — сказал Юстафа.

Райф отвел глаза первый. Взгляд Танджо пронизывал его насквозь — воля прославленного лучника к победе проявлялась даже и в этом. Мелочь, казалось бы, но первый успех тем не менее остался за Танджо.

Мальчик, повинуясь знаку Юстафы, подкатил к ним покрытую тканью тележку, и толпа затихла в ожидании. Пухлые пальцы Юстафы отдернули желтый промасленный холст.

— Райф Дюжина Зверей пришел к нам без лука и без средств к изготовлению оного. Поэтому я взял на себя труд предложить ему три на выбор. — Юстафа помолчал, дав собравшимся время оценить его старания. — Выбирай тщательно, орлиец. Хороший лук еще не делает стрелка мастером, но плохой способен его погубить.

Три лука, уже с тетивами, лежали рядом на дубовых досках. Южный двояковыгнутый, клановый тисовый и плоский, из вяза. Два последние цельные, первый сборный, из вклеенных в дерево рога и жил. Первым внимание Райфа привлек клановый лук. У Дрея был похожий, высушенный в печи, гнутый вручную, тонкий как хлыст и гибкий как китовый ус. В последний раз Райф видел его в день гибели отца, и это заставило его перевести взгляд на плоский лук, толстый и прочный, на несколько ладоней короче настоящего длинного лука. Испытанное оружие горцев-пастухов. Сломать его нелегко, и пущенная из него стрела способна остановить напавшего на стадо волка. Но для больших расстояний он не годится. Южный — иное дело. Легкий, причудливо выгнутый, с роговой рукоятью, образующей так называемые два горба. Такими, по словам Баллика Красного, были вооружены воинственные орды, вторгшиеся когда-то в бескрайние степи Дальнего Юга. Баллик редко хвалил что-либо чужеземное, но к воинам, стрелявшим из двугорбых луков, относился уважительно. «Они умели стрелы пускать», — признавал он, а в его устах это значило многое.

Который же из трех выбрать?

Райф бросил быстрый взгляд на Юстафу, но тот воздел глаза к небу, говоря всем своим видом, что ничего подсказать не может.

Танджо тем временем принял лук от малолетнего мальчика, по виду своего сына. Мальчик с торжественным поклоном подал отцу шестифутовый лук на шелковой подушке с вышивкой и кистями. Ребенок был красивый, с гладкой кожей и большими, жадными до знаний глазами. На месте мочки его правого уха осталась аккуратная полукруглая выемка. Это скорее всего сделал сам отец, чтобы уберечь мальчика от более тяжкого увечья.

При виде лука Танджо все прочие мысли вылетели у Райфа из головы. Оружие было сделано из тонких, как лепестки, слоев дерева и рога. Тонкий, как тростинка, с едва заметным обратным выгибом и чуть отогнутыми краями. Рукоять темно-синяя и украшена узором из молочно-белого серебра.

Сулльский лук.

Райф ощутил странный трепет в животе. Этот лук он выбрал бы не раздумывая. Он еще лучше и красивее того, который дал ему Ангус Лок, — того, который Райф потерял на южных склонах Горьких холмов. Райф прямо-таки чувствовал натяжение его тетивы и гибкое сжатие многочисленных слоев. Он представил себе, как накладывает на этот лук Искательницу Кладов... и это так подействовало на него, что перед глазами все поплыло, и Райфу пришлось ухватиться за тачку. Боль в урезанном пальце ворвалась в его мысли, и что-то — какое-то знание или проблеск будущего — ускользнуло от него, как испуганный зверек.

Увечные, затаив дыхание, тихо переговаривались. Все они видели, как он пошатнулся, но Райф не знал, приятно им это или противно, — видел лишь, что это взволновало их, как волнует охотника кровь подраненного зверя.

Орлиец показал слабину.

Райф вернул внимание к трем предложенным ему лукам. Тисовый напрашивался сам собой; Юстафа должен был знать, что Райф, как кланник, захочет отдать предпочтение ему. Зрителям, вероятно, больше бы понравился южный, самый дорогой и нарядный, но у Райфа вызывали сомнение зарубки на его рукояти — некоторые из них так глубоки, что лук того и гляди даст трещину. Остается плоский, рабочая лошадка, не приспособленный для стрельбы на дальность.

Райф неохотно протянул к нему руку и вдруг почувствовал, как замер рядом с ним Юстафа. Толстяк перестал дышать, и его темные глаза блестели.

«Ему того и надо, — с внезапной уверенностью понял Райф... — Он предугадал ход моих рассуждений и поставил на то, что я откажусь от тех двух».

Райф, задержав руку, рассмотрел плоский лук получше и, несмотря на кожаную обмотку и блестящую полировку, нашел в дереве скрытый узел. Баллик Красный называл такие узлы охотничьими ямами и говорил, что лук с таким изъяном рано или поздно переломится. Вокруг узла Райф разглядел множество мелких царапин — Юстафа на славу поработал иглой.

Райф плавно отвел руку и взялся за тисовый лук. Юстафа чуть заметно поджал губы, и Райф мысленно сказал ему: так-то вот.

Тут он одержал победу. Остались сущие пустяки — победить Танджо Десять Стрел.

— Выбор сделан! — вмиг вернув себе хорошее настроение, объявил Юстафа и подал знак увезти тачку. — Приготовьтесь к пробным выстрелам, лучники.

Сын Танджо пристегнул короткий плащ отца так, чтобы тот не колыхался на ветру. Танджо пропустил тетиву между двумя пальцами, разогревая ее и проверяя, как она натянута. Для уменьшения отдачи к ней были приделаны два кроличьих хвостика.

Свой плащ Райф снял, заметив при этом искорку интереса в холодных, отчужденных глазах Танджо. Орлийский плащ всегда привлекает к себе внимание. Пробуя свой тисовый лук на изгиб, Райф с облегчением увидел, как дряхлый старичок положил к его ногам колчан с пятью дюжинами стрел. Юстафа при виде этого нахмурился. Хорошо — значит, к стрелам толстяк руку приложить не успел.

Все отошли назад, чтобы дать стрелкам побольше места. Юстафа удалился последним, и мальчик по его указанию провел мелом черту на камне.

Стало тихо, только ветер не желал утихать. Райф и Танджо стояли в восьми футах друг от друга, с колчанами у ног, и луки торчали у них по бокам, как корабельные мачты. Восходящее солнце бросало через Ров косые тени. На ульях сверкали красные круги, измалеванные на высоте человеческого сердца. Юстафа рассказывал зрителям, как будет проходить состязание, но Райф почти не слушал его. Страх и ожидание смешивались в его крови, порождая легкую дрожь, и живот подводило к позвоночнику.

— Приступайте к пробным выстрелам, лучники.

Райф не успел еще достать первую стрелу из колчана, а Танджо уже выстрелил. Молниеносно выхватывая из-за кушака одну стрелу за другой, он пускал их высоко в воздух. К тому времени как Райф наложил свою первую стрелу, в толпе послышались возгласы:

— Одна!

— Две!

— Три!

На счет «четыре» Райф понял, как Танджо Десять Стрел заслужил свое прозвище. Он выпускал все десять в воздух еще до того, как первая попадала в цель. Райф ни разу еще не видел, чтобы человек стрелял так быстро. Руки Танджо совершали движения с точностью и скоростью военной машины, и стрелы, тихо посвистывая, неслись к мишени. Танджо, сделав поправку на ветер, посылал их к северо-западу от первого улья, а сильный воздушный поток сносил их на юг. Струи, восходящие из Рва, были Танджо только на руку: он начал стрелять, когда они поднялись, и стрелы благодаря им держались в воздухе чуть дольше, выигрывая драгоценные мгновения.

— Восемь!

— Девять!

— Десять!

Первая стрела вонзилась в улей в тот самый миг, когда десятая слетела с тетивы. Зрители вопили и топали ногами. Цванг, цванг, цванг... все последующие стрелы втыкались в дерево следом за первой.

Танджо замер с высоко поднятой головой, поставив лук торчком и не отзываясь на бурное одобрение толпы. Только раздувающиеся ноздри говорили о том, чего стоило ему недавнее усилие.

Райф проследил за полетом его последней стрелы. Ни одна из десяти не попала ни в яблочко, ни даже в большой круг, но Танджо к этому и не стремился. Подорвать уверенность своего противника — вот чего добивался он. Ни один лучник не мог остаться равнодушным после подобного зрелища. Это была высшая степень стрелкового мастерства.

Танджо коснулся божий перст — быть может, тогда он и получил свои ожоги.

Когда толпа угомонилась и Юстафа начал осыпать Танджо еще более витиеватыми похвалами, Райф сжал тисовый лук поврежденной левой рукой, испытав острую боль в мизинце, а правой оттянул к щеке тетиву. Он будто и не прекращал никогда стрелять из лука, так быстро рука и глаз вспомнили прежние навыки. Той пары месяцев, когда он не брался за лук, как не бывало. Плечевые мускулы задубели, но это было хорошее чувство: плечи, несмотря на долгое бездействие, помнили, что сила выстрела зависит от них.

Все постороннее отошло куда-то. Красный круг, расположенный в ста шагах к западу, заполнил глаз Райфа. Это было сердце. Все стрелковые мишени изображают собой сердце, будь то круги, кресты или капустные головы, насаженные на изгородь.

Райф не пытался «звать» цель к себе — ведь в дереве не было жизни, которая откликнулась бы на его зов. Он лишь сосредоточился на мишени, мысленно протянув невидимую нить между своим глазом и яблочком, точно рыбак, закидывающий удочку, — и тогда отпустил тетиву.

Легкий щелчок отдачи заныл у него в ушах. Райф в отличие от Танджо почти не сделал поправки на ветер. Стрела летела низко, где основной поток не мог коснуться ее. Восходящие струи — другое дело, Райф, не зная, как с ними быть, просто подождал, когда они улягутся.

В конце концов ничего страшного не случится, сказал он себе — это всего лишь пробный выстрел.

Цванг. Стрела попала в улей, трепеща пестрыми ястребиными перьями на хвосте. Железный наконечник глубоко вошел в смолистую сосновую доску — на самом краю яблочка, о чудо!

Увечные подняли вой, а Юстафа начал восхвалять орлийца. Райф с удовольствием дал бы ему по носу. Две женщины поворачивали над огнем вертел со свиной тушей. Райф, вдыхая запах жареной свинины, заставил себя остаться спокойным, как Танджо перед ним, и не замечать враждебного отношения толпы. Незачем показывать им, как удивил удачный выстрел его самого. Пусть думают, что это для него самое обычное дело.

Двое человек на самом краю толпы следили за ним особенно пристально. Слегка повернув голову, Райф встретился взглядом с Мертворожденным. Тот усердно кивал ему, вовсю двигая бровями. И с чего только этот Увечный так прикипел к нему? Он, правда, забрал у Райфа его добычу, его меч и носящую имя стрелу, но это еще не причина, чтобы считать человека своим другом. А между тем он здесь единственный, кто желает Райфу победы.

Траггис Крот, тоже не сводящий глаз с Райфа, этого не желал. За все это время он ни разу не шелохнулся, но выражение глаз изменилось. Удача Райфа вызвала его недовольство, но только он из всех шестисот Увечных понимал, что этот выстрел — не более чем счастливый случай. Посмотрим, удастся ли тебе повторить это еще раз, орлиец, говорил его взгляд.

Райф проглотил слюну и отвернулся. Вокруг снова стало тихо: Танджо Десять Стрел готовился начать состязание. Мальчик, возивший тачку, выдергивал из улья его пробные стрелы. Из отверстий сочилась смола.

— Ты убил волка.

Райф повернул голову на голос Танджо. Тот говорил тихо, но метко, как и стрелял. Его слова предназначались для ушей одного Райфа, и это не был вопрос.

— Почему ты так говоришь? — снова отвернувшись, спросил Райф, и Танджо, взяв стрелу из колчана, ответил:

— Я вижу волка в твоих глазах.

Да. Большой белый волк, вожак стаи, пораженный ивовым посохом прямо в сердце. Райф на миг прикрыл глаза, вспоминая этот отчаянный выпад, спасший жизнь Аш.

— Когда убиваешь волка, боги поднимают на тебя взгляд. — Танджо отпустил тетиву, и лакированная стрела взмыла высоко в воздух. Белые гусиные перья поймали дующий из Глуши ветер и понесли стрелу к цели верно, как птица, от которой их взяли. Стрела вошла в яблочко у самой его середины. — Когда убиваешь волка ударом в сердце, боги берут твою судьбу в свои руки.

Райф сохранил на лице невозмутимость. Это слова, всего лишь слова. Увечный хочет сбить его с толку. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Райф тоже взял из колчана стрелу. Уже совместив ее зарубку с тетивой, он вспомнил то, что говорил ему Юстафа, и сказал, не сводя глаз с мишени:

— А не побиться ли нам об заклад, Танджо? Между собой, только ты и я?

Танджо молчал. Райф не видел его, но чувствовал, что он заинтересован. Через некоторое время Танджо спросил:

— На что ты хочешь поспорить?

— На твой лук.

Райф сознавал, что выпалил это слишком быстро и тем выдал, как хочется ему получить сулльский лук. Время шло, Танджо молчал. Райф натянул тетиву до отказа, и лишь тогда тот заговорил. Райф был готов к этому и не ослабил натяга. Пусть Увечный попытается его отвлечь — понапрасну будет стараться.

— А что предлагаешь взамен? — Заметно было, что общий язык для него не родной, и Райф затруднялся судить о степени его интереса.

Танцы на льду, так сказал Ангус, когда его конь перенес Аш через замерзшие воды Черной Лохани. Райфу казалось, что он, торгуясь с Танджо, делает то же самое. И главное в этом танце — верно рассчитать время. Договориться надо до того, как он сделает свой первый выстрел, пока одна только стрела Танджо торчит в мишени. Увечный поостережется ставить на кон свой лук, если заподозрит, что может его потерять.

— Орлийский плащ. — Райф слегка мотнул головой в ту сторону, где лежала на камне свернутая голубовато-белая ткань, достойный приз, настоящее сокровище для любого, кто охотится на снегу и на льду, — но дороже своего лука для лучника нет ничего.

Ему было трудно удерживать тетиву в ожидании ответа Танджо. Мускулы плеча начинали дрожать, большой и указательный пальцы побелели. Танджо все это видел, и Райф мог бы поклясться, что Увечный досчитал до ста, прежде чем сказать:

— Идет.

Райф отпустил тетиву.

Отдача была такая, что лук ударил по обрубленному пальцу. Райф сморщился и не увидел, куда попала его стрела. Он так мучился, что ему было уже все равно.

Поведение толпы сказало ему то, чего не сказали глаза. Женщины шипели, мужчины недовольно ворчали. Юстафа, наслаждаясь происходящим, испустил гортанный вздох. Стрела Райфа попала в яблочко, и состязание начинало захватывать по-настоящему.

Пока мальчик бегал за стрелами, Райф посмотрел на Танджо. Тот стоял к нему в профиль и смотрел вдаль. Обожженное лицо дернулось и тут же застыло.

Мальчик, приложив к мишени мерную палочку, подал какой-то знак Юстафе.

— Первый выстрел за Райфом Дюжина Зверей! — объявил толстяк, раскрасневшись от волнения. — Он впереди на... на сколько там, мальчик?

Мальчик поднял над головой полую тростниковую палочку, похожую на флейту, с выжженными на ней метками, и показал.

— На две зарубки.

К полной неожиданности для Райфа, Танджо повернулся к нему и поклонился так низко, что хвост его черных волос коснулся камня. Выпрямившись, он ощерил зубы в хищной улыбке.

— А теперь поглядим, кто из нас настоящий мастер.

Лицо Райф удержал в повиновении, но с кровью, отхлынувшей от него, ничего поделать не мог. Он так радовался, что не дал Юстафе себя провести, что не заметил, как его провел кто-то другой. Танджо сделал свой первый выстрел для отвода глаз.

Танджо с довольным видом взял стрелу и плавным, красивым движением наложил ее на лук. Как только мальчик отошел от мишени, он выстрелил. Цванг... В самую середину яблочка.

О боги. Ликующие крики толпы с трудом доходили до Райфа. Краем глаза он заметил, что Траггис Крот шевельнулся — совсем чуть-чуть, так что это можно было даже счесть за обман зрения. Правая рука атамана легла на рукоять ножа, и Райф подумал: «Я не увижу удара, который убьет меня».

Он наложил на лук вторую стрелу. Малейшая помеха могла отклонить ее от цели. Лучше всего выстрелить быстро, пока прицел еще верен и руки не начали дрожать.

Райф отпустил тетиву и сразу понял, что совершил ошибку. Лук отдал назад, тетива обвисла. Поднявшаяся снизу воздушная струя тронула подбородок Райфа и направила стрелу в идущий с севера поток. Стрела вихлялась на лету, и Райф заранее знал, что она не попадет в яблочко.

Цванг... и толпа разразилась приветствиями в честь Танджо.

Пока мальчик бегал вынимать стрелы из улья, Райф смотрел на камень у себя под ногами. Им осталось сделать третий и последний выстрел по этой мишени. Выиграть первую стадию еще не значит выиграть состязание, но Райф повидал много стрелковых турниров и знал, что тому, кто начал проигрывать, остановиться уже трудно. Он тяжело дышал, стараясь собраться с мыслями. Танджо счищал воображаемую выпуклость со своего лука длинными, как восковые бобы, ногтями.

Третья стрела Танджо попала в след от второй, обрызгав смолой всю мишень. Райф взял на прицел ее белые гусиные перья, дождался, когда утихнут восходящие потоки, и выстрелил.

Выстрел удался, и стрела угодила в яблочко, но не в самую середку, где торчала, словно стержень солнечных часов, стрела Танджо. Юстафа объявил Танджо победителем первой стадии, и Увечные закричали «ура». Ребятишки, выбежав на площадку, увезли прочь первый улей и очистили доступ ко второму, стоящему на расстоянии в двести шагов. Яблочко, раньше бывшее величиной с настоящее яблоко, теперь превратилось в маленькое пятнышко.

В толпе ходили по рукам кувшины с пивом, блюда с жирными лепешками и зажаренными целиком луковицами. Женщины, крутившие вертел со свиньей, от жары закатали рукава и распустили шнуровку своих корсажей. Обгоревшая свиная шкура трещала и лопалась. Одна из стряпух проткнула брюхо свиньи вилкой, и оттуда хлынул сок. Райф отвернулся. Он не хотел даже думать о предстоящем пире. Ему не терпелось начать вторую стадию, и каждая минута ожидания была для него пыткой. На ста шагах еще можно стрелять по прямой, думал он, нервно поглаживая свой тисовый лук, но на двухстах стреле необходимо набрать высоту. Поневоле придется учитывать дующий с севера ветер.

— Лучники, приступайте к пробным выстрелам.

Райф давно уже приготовился и не стал смотреть, будет Танджо устраивать новое представление с десятью стрелами или нет. Он послал пробную стрелу высоко в воздух. Ветер снес ее на юг, и она попала в улей на добрые две ладони от яблочка. Хорошо хоть не мимо, вздохнул с облегчением Райф.

Танджо на сей раз тоже ограничился одной стрелой, постаравшись как можно лучше примениться к ветру. Райф даже с двухсот шагов расслышал смачное «цванг» стрелы, попавшей точно в середину яблочка.

— Похоже, твой плащ достанется мне, кланник, — заметил Танджо, опустив лук. — Он сделает мою охоту удачной.

Райф промолчал. Его время истекало. Он хороший стрелок, но с этим Увечным мог бы потягаться только мастер наподобие Баллика Красного. Райф думал, что лишние сто шагов как-то уравняют их, но пробный выстрел Танджо доказал ему, что он ошибался. Теперь его могла спасти только удача.

Следующую стрелу Танджо всадил чуть выше середины. Райф добился почти того же, и ястребиные перья пересеклись с гусиными. Юстафа, пока мальчик вынимал стрелы, проплясал веселый танец. Любопытно было бы знать, сколько поставил толстяк на Танджо.

Две другие стрелы Райфа тоже легли хорошо — одна в яблочко, другая на самый его ободок, но Танджо все-таки превзошел его.

— Тан-джо! Тан-джо! — вопила толпа. Еще больше пива было выпито, и Увечные напирали со всех сторон. Райф чуял их запах, видел оружие у них в руках. Беременная с привязанным к животу камнем проговорила, скаля зубы:

— Ночь во Рву долгая и холодная.

Врата ада. Райф вздрогнул, вспомнив слова Юстафы. В двадцати шагах от него зияла бездна. Чистое небо голубело над ней, и о том, что мир здесь утрачивает свою целостность, говорило только солнце, слишком маленькое и бледное. Все его тепло и половину света поглощал Ров. Кому и зачем нужно отправлять туда людей, все равно, живых или мертвых?

Райф едва заметил, как откатили прочь второй улей.

Третий и последний был самым большим из трех. С коня вышиной, он имел форму барабана. Оно и понятно: с трехсот шагов лучники обычно бьют не во всадника, а в его лошадь. Яблочко, однако, присутствовало и здесь — красный кружок на высоте конского сердца.

Костер за ульем ревел от капающего в пламя свиного жира. Последняя стадия во всех стрелковых состязаниях самая важная. Если Райф одержит в ней победу, они с Танджо окажутся на равных. Но дело это нелегкое. Ветер теперь дул порывами, и приноровиться к нему стало еще труднее, а яблочко на таком расстоянии казалось едва заметной красной точкой. Райф взглянул на Танджо — тот целился, сильно прищурившись, сморщив свое обожженное лицо.

Они сделали пробные выстрелы, и Райфу впервые показалось, что стрела Танджо нащупывает цель, а не летит прямо к ней. Увечный направил ее чуть ли не под прямым углом вверх. Ветер отнял у нее силу, и она попала в мишень на целых три фута ниже яблочка. Толпа удивленно загудела. Райф учел его ошибку, наставив лук пониже и натянув тетиву до отказа. Его стрела вошла высоко, с сочным звуком, дав понять, что сила в ней еще сохранилась. Кто-то в толпе, вероятно Мертворожденный, крикнул «ура».

Райф с трудом сдержал усмешку. Нужна немалая храбрость, чтобы поддерживать ненавидимого всеми стрелка.

Следующий выстрел у Танджо вышел удачнее, но он, стремясь превзойти противника, придал стреле слишком большую скорость. Она, как и у Райфа, вошла высоко, на ладонь выше яблочка. Для трехсот шагов это было прекрасное достижение, но Танджо оно не обрадовало. Он сжал кулак и взглянул на Райфа с холодной ненавистью.

Райф, должно быть, к тому времени слегка тронулся умом, потому что этот взгляд вселил в него надежду. Легкой рукой он натянул тетиву и прищурился. Стрелу он послал с той же легкостью, и она, обманув ветер и восходящие потоки, вонзилась в обод красного кружка.

По толпе прошла волна злобного оживления. Враждебные взгляды и шепоты впивались в Райфа, как комары-кровососы. Увечные накинулись бы на него прямо сейчас, если б не безмолвное присутствие Траггиса Крота. Казалось, что он сдерживает толпу самой своей неподвижностью — никому здесь не хотелось сделать то, что заставило бы его пошевелиться.

— Первый выстрел за Райфом Дюжина Зверей! — Юстафа, разряжая напряжение, помахал на себя рукой так, словно ему стало жарко. — Осталось еще два выстрела — да помогут мне боги пережить их.

Танджо, не обращая внимания на шутовство толстяка, медленно оттянул тетиву. Первые две стадии выиграл он, но третья значила больше. Если ее выиграет Райф, будет ничья, и придется ставить четвертую мишень. Танджо дождался, когда утихнет ветер, и согнул сулльский лук до отказа легко, словно детский. Яшмовое кольцо, которым он пользовался при натяжении тетивы, сверкнуло на солнце. На карнизе стало так тихо, что слышно было, как с лука слетела стрела. Райф сразу понял, что выстрел хорош, но не знал, насколько он хорош, пока стрела не вошла в красный кружок. Не в самую его середину, но достаточно близко, чтобы толпа изумленно ахнула.

Райф заставил свое лицо выразить спокойствие, которого он не чувствовал. Человек, способный на такой выстрел, достоин уважения, но Райф не мог позволить себе восхищаться Танджо. К тому, кто имеет власть лишить тебя жизни, нельзя испытывать ничего, кроме ненависти. Райф взял стрелу из колчана. На шее у него пульсировала жилка, и мысли блуждали. Прицелившись, он постарался успокоиться. Все ветры и воздушные потоки улеглись, как ни странно, и Райф впервые после своего пробуждения услышал шум самого города. Город стонал. Скальные пласты в вырубленных человеком пещерах перемещались, и казалось, будто в глубине утеса что-то рвется на части.

Райфа посетило непрошеное воспоминание о газовых гейзерах, которые они с Аш видели у границ племени Ледовых Ловцов. Земля, на которой он стоял, перестала быть твердой.

Он прикоснулся к тетиве губами и отпустил ее. Ожидая отдачи, он понял, что держал лук натянутым слишком долго, отпустил необдуманно и потому не придал стреле должной силы. Злясь на себя самого, он следил за стрелой. Она летела слишком низко и слишком скоро достигла зенита. Ее едва хватило на то, чтобы воткнуться в самый низ мишени.

— Второй выстрел за Танджо Десять Стрел!

Пегое лицо Танджо тронула чуть заметная удовлетворенная улыбка. На Юстафу и ликующих зрителей он не смотрел — его взгляд был устремлен только на Райфа.

— Думал, я так тебе его и отдам, кланник? — Он поднял сулльский лук вверх, и окрашенный в синее рог заиграл на солнце, как жидкое стекло. Серебряные узоры на нем вдруг ожили во всей своей ясности: луна, звезда — и ворон, кричащий в ночи. — Я умру раньше, чем ты его получишь.

Сказав это, Танджо сделал свой последний выстрел. Стрела шла точно по той же дуге, что и вторая, словно по оставленному ей следу. Единственной разницей был небольшой уклон вправо, еще больше приблизивший стрелу к середине яблочка.

Райф вздрогнул, когда она попала в цель. Увечные стучали по камню ногами и древками копий, поэтому он не сразу разобрал, что они кричат. Ему даже померещилось, что они выкрикивают его имя, и он подивился такой перемене симпатий, но тут же понял, что слышит свой смертный приговор.

— Ров! Ров! Ров!

Райф наложил на лук третью стрелу. На него снизошло какое-то мрачное спокойствие, и пульс на шее бился с ровной силой второго сердца. Смерть ему знакома. Он уже встречался с ней. Уж не думают ли они напугать его, угрожая ему новой встречей?

Стрела слетела с тетивы. Райф вложил в лук всю свою силу, и тот резко отдал назад. Боли Райф почти не заметил. Он послал стрелу слишком высоко, и она теряла силу, круто поднимаясь в небо. Райф проклял себя. Все кончено. Такие стрелы, достигнув своего пика, падают наземь. Они хороши, когда хочешь выбить глаз врагу на поле боя, а не для стрельбы в цель. Увечные наступали на него, и их припев становился все громче по мере снижения стрелы:

— Ров! Ров! Ров!

Но снизу ударили теплые струи. Они шевелили полы плащей, путали волосы, раздували женские юбки. Они осушили глазные яблоки Райфа и подняли с плеч его косу.

Невидимые столбы, вставшие из Рва, заколебали воздух и подхватили Райфову стрелу. Все это произошло в мгновение ока, но Райфу казалось, что следит за полетом своей стрелы уже несколько минут. Теперь она уже не падала, а снижалась по плавной дуге. Все затихли, глядя на несомую воздухом стрелу, и восемьсот пар глаз обратились ввысь. Воздушные столбы продержались еще мгновение и улеглись.

Стрела, увлекаемая ими, пошла вниз и вонзилась прямо в середину яблочка.

Увечные застыли в глубоком молчании, точно никто не хотел первым шевельнуться или подать голос в пустоте, оставленной утихшим ветром.

Райф с вызовом опустил лук, стукнув им о камень. Он не понимал, чего ему ждать теперь, но чуял опасность, и глупо было бы показывать этим людям свой страх.

— Объяви победителя, — бросил он Юстафе.

Тот потерял всю свою живость, сделавшись грузным и неуклюжим. Стали заметны потертые швы на его камзоле и стерженьки от стреловых перьев, прилипшие к его насаленным волосам. Юстафа прочистил горло, и Райф заметил взгляд, который тот бросил на Траггиса, прежде чем объявить:

— В третьей и последней стадии победил Райф Дюжина Зверей.

Толпа хлынула вперед, сжимая рты, загребая пальцами воздух. Кто-то швырнул камень.

— Не будем спешить, братья, — заверещал Юстафа, воздев руки к небу. — Состязание еще не окончено. В случае ничьей наша древняя и грозная традиция обязывает нас перейти к завершающей стадии — смертельной. Да, братья мои, смертельной. Лучники сделают еще по одному выстрелу, и победит тот, чей выстрел будет лучшим. — Юстафа завертел головой, ища подходящую мишень, но ее не приготовили. Никто и помыслить не мог, что чужак победит.

Райф, отвернувшись, почему-то вспомнил об Аш. Где она теперь? Не думает ли она, что сделала ошибку, бросив его?

— Пусть стреляют в свинью, — проронил Траггис Крот, и Райф, обернувшись, поймал на себе черный взгляд атамана. Это почти порадовало его, потому что отвлекло от мыслей об Аш.

Напряженная тишина последовала за этими словами. Увечные подались назад, но не утихомирились. Голос вожака всколыхнул их, и Райф видел в их глазах жажду крови. Увечные — это не клан. Райфу говорили об этом Тем, Ангус и еще с десяток человек, да и Мертворожденный три дня назад сказал ему то же самое. Райф слушал их, но не слышал и только теперь понял, как они были правы. Многие из Увечных походят на кланников и говорят, как они, но боги не живут в их каменном городе, и ничто, кроме общего отчаяния, не связывает их.

— Первый выстрел я уступаю кланнику, — с поклоном и учтивой маской на лице произнес Танджо.

Райф не ответил любезностью на любезность, понимая, что все это одно притворство. Свинья находилась примерно в трехстах пятидесяти шагах от них, далеко в стороне от стрельбища, и при этом висела над огнем. Ее заволакивал дым и трепещущий от жара воздух. Танджо уступил ему выстрел не по доброте душевной. В смертельной стадии пробные выстрелы не допускаются. Тот, кто стреляет первым, будет стрелять вслепую. Насколько сильно надо натянуть тетиву, насколько высоко пустить стрелу? Способен ли жар от костра повлиять на ее полет? Любой опытный лучник может все это вычислить, но гораздо проще делать такие вычисления, исходя из ошибок другого. Поэтому Танджо великодушно предоставил Райфу возможность наделать этих ошибок.

Делать нечего — придется стрелять. Райф согнул лук и подождал, пока стряпухи не отошли от костра. Свинью повернули боком к лучникам. Животное, хотя и крупное, за зиму сильно отощало. Любопытно знать, откуда оно взялось — Мертворожденный говорил, что Увечные испытывают недостаток в мясе. Может быть, они делают набеги на юг и угоняют скот у клановых издольщиков? Но как же они перебираются через Ров?

Туша висела, задрав кверху все четыре ноги, потому что сухожилия от огня сократились. Хвост так отвердел, что ребенок мог бы покачаться на нем. Рыло потрескалось, и под черной коркой проглядывало розовое мясо. Райф, перебарывая отвращение, сосредоточился на обращенном к нему свином боку.

Смерть. Глубоко внутри Райфа, там, где головной мозг соединяется со спинным, загорелся слабый свет, напоминающий одинокий лунный луч на черной воде, и слюна увлажнила рот. Спекшиеся серые каморки свиного сердца тянули его к себе. Он потерял способность дышать, окруженный смердящей плотью. Здесь не осталось никакой жизни, только губчатая толща лопнувших мышц и артерии, забитые сгустками крови. Смерть. За всем этим, несмотря на жару, таилось что-то холодное, не знающее пощады. Таилось и выжидало.

Райфу сводило нутро от страха. Надо выбираться отсюда, и поскорее. Смерть придвинулась совсем близко, шевеля своими щупальцами, похожими на струйки дыма, протягивая их к его разуму. Врата ада разверзлись, втягивая его в черную, пахнущую смертью болотную воду. У этой трясины не было дна, только безжизненная, бездонная пустота. Стоит ему погрузиться туда, и возврата уже не будет.

Спасения нет. Свиное сердце поймало его, как пружинный капкан. Не надо было ему соваться сюда. Бьющееся сердце олицетворяет собой силу жизни, остановившееся ведет прямиком в смерть. И оно втягивало его в себя, засасывало. В ушах у Райфа стоял рев, мысли начинали путаться, а тяга все усиливалась. Запах жареного мяса уступал место голубому, искрящему запаху льда. Какие-то тени двигались на краю его зрения, слышались чьи-то вздохи, и мягкая разлагающаяся плоть затягивала его все глубже.

Но слюна продолжала увлажнять его рот. В мозгу сработало что-то, и Райф почувствовал, как расширились его зрачки. Эти места знакомы ему, здесь он все равно что дома.

Он не помнил, как отпустил тетиву, — лишь испытал потрясение, внезапно вынырнув из тьмы на солнечный свет. Он дышал тяжело и часто, а ветер леденил его, словно он был наг. Райф поморгал, точно его насильно пробудили от сна, и увидел то, что смог осмыслить лишь несколько мгновений спустя.

Увечные, застыв как статуи, смотрели на свиную тушу. Стрела — его стрела — вонзилась глубоко в сердце свиньи. От удара поджаренная кожица лопнула и мясо разлезлось, обнажив обросшие жиром ребра. В месте попадания их разнесло вдребезги, будто фарфор, и сквозь них проглядывал серый комок сердца, пронзенный точно посередине.

Райф сглотнул, чувствуя во рту скверный вкус. Лук стоял рядом, как посох, но Райф не помнил, как опустил его. Надо что-то делать, сознавал он. Надо сказать Юстафе — пусть признает выстрел удачным, пусть разрядит какой-нибудь шуточкой устрашающую скованность толпы, пусть скажет Танджо, что теперь его черед. Райф сознавал это, но не мог пошевелиться.

Ему почему-то вспомнилась история, рассказанная Ангусом, — о том, как кочевники, живущие в красной пустыне Дальнего Юга, дают имена своим сыновьям. Отец выбирает имя, но не открывает его никому, даже своей жене, и ребенок растет, не зная, как назвал его отец. Мать и другие зовут его разными ласкательными именами, но вот он вырастает, становится взрослым мужчиной, сильным и храбрым, и вызывает на бой своего отца. Бои эти, как правило, жестоки, говорил Ангус. Гордость для жителя пустыни превыше всего, и ни один отец не хочет проиграть своему сыну. Сын, чтобы победить, должен без всякой жалости повалить отца наземь и, стоя над ним, сказать: «Я требую свое имя. Отдай то, что принадлежит мне». Отец называет имя, и сын, оставив его на попечение женщин, уходит в пустыню охотиться. Эта первая ночь, говорил Ангус, обладает волшебной силой: звери сами выходят на его копье, и боги посылают ему вещие видения.

Райф не ждал ни видений, ни дичи, которая волшебным образом явилась бы перед ним, и все же...

Я требую свое имя.

Глядя на торчащую из сердца стрелу, он знал, что оправдал свое имя — Мор Дракка, Свидетель Смерти. Он потерял счет стрелам, которые послал в живые сердца, но сегодня он впервые поразил мертвое.

Он опустил глаза на камень у себя под ногами, не видя его. Откуда-то издалека до него донесся голос Юстафы:

— Ну что ж, выстрел будь здоров, сказать нечего. Меньше работы для старой Бесси, когда она начнет резать мясо. — Толстяк издал странный звук, будто икнул. — Пора заканчивать, пожалуй. Стреляй, Танджо, когда будешь готов.

Толпа ожила, пока Танджо готовился сделать свой выстрел. Увечные перешептывались, разминали затекшие члены, скрипели и бряцали своими латами. Райф услышал, как стрела легла на тетиву, и посмотрел, как Танджо натягивает лук. Утренний свет позолотил обожженное лицо Танджо, и сулльский лук светился, согнутый сильной рукой. Танджо дохнул на тетиву, и рука с яшмовым стрелковым кольцом совершила плавное движение.

Выстрел был хорош. Райф навсегда запомнил стойку Танджо, и то, как он отпустил тетиву, и шорох спорхнувшей с лука стрелы — все это говорило о безупречности выстрела. Стрела взвилась высоко и упала на тушу, как ястреб — совсем близко от стрелы Райфа. С трехсот пятидесяти шагов, сквозь дым и трепещущий воздух, Танджо сумел попасть в луковичную сердечную аорту.

Прежде чем Увечные успели выразить свое отношение к этому, он повернулся к Райфу и поклонился. Выпрямившись, он с непроницаемо гордым лицом протянул Райфу свой лук. Краем глаза Райф видел, как из толпы проталкивается вперед маленький сын Танджо. Какой-то горбун схватил мальчика и удержал, хотя тот брыкался и вырывался. Старуха рядом с ним подала горбуну свою шаль, чтобы он закрыл лицо мальчику.

Танджо, который тоже должен был видеть, что происходит с его сыном, никак не отозвался на это. Глядя только на Райфа, он сказал:

— Возьми. Он хорошо мне послужил в свое время.

Юстафа говорил что-то с драматическими нотами в голосе, но Райф не разбирал слов. Сулльский лук перестал быть для него желанным, однако он протянул руку. Я требую свое имя. Теперь он, кажется, понял, почему сыны пустыни уходят прочь, оставив своих поверженных отцов на земле. Их обоих жжет стыд, и отца и сына, но ни один из них не показывает этого другим. На гордость Танджо Райф ответил такой же гордостью, и руки их соприкоснулись на изгибе лука.

Ты великий стрелок, и я уважаю тебя, хотелось сказать, Райфу. Но он ни за что не произнес бы этого вслух. Он только низко поклонился, держа лук обеими руками, и сделал вид, что не заметил скользнувшей к ним тени Траггиса Крота и страха, мелькнувшего в глазах Танджо.

— Ров! Ров! Ров! — снова завели Увечные, а Траггис достал нож из ножен окаменелого дерева. Танджо, высоко держа голову, повернулся лицом к атаману. Его страх прошел, и женщины в толпе плакали, видя его гордую осанку.

— Откройте лицо моему сыну, — сказал он, и чья-то рука легла на плечо Райфа.

— Пойдем-ка, парень. Пусть они забудут о тебе на время. — Мертворожденный тянул его прочь. Райф воспротивился было, но тут его взгляд упал на сына Танджо. Мальчика отпустили и сняли шаль с его головы. Он дрожал с ног до головы, но старался держаться не менее гордо, чем его отец. Он был младше Эффи, этот мальчик, и Райф позволил Мертворожденному увести себя назад.

— Ров! Ров! Ров! — бушевала толпа. Траггис, действуя с невероятной быстротой, рванул Танджо к себе, сломал ему шею и срезал веки с его глаз. Обмякшее тело лучника дернулось в руках атамана, выкатившиеся наружу белки оросились кровью. Райф шарил у пояса, ища порошок священного камня, которого больше не было там. «Молю вас, боги, возьмите его к себе». Но перелом позвонков только парализовал Танджо, а не убил, и когда вокруг лучника сомкнулась толпа, Райф разглядел его взгляд, устремленный на сына.

Райф видел однажды в Гнаше, как человека разорвали двумя лошадьми — то же самое происходило теперь и с Танджо. Его, разрывая на части, подтащили к обрыву, подняли на плечи и швырнули в бездну.

Танджо Десять Стрел с широко открытыми глазами беззвучно полетел вниз, а Райф, содрогаясь, пошел прочь.