Девушка поставила перед ним миску с медвежатиной.

— Ешь. — Она хихикнула, зажимая рот обеими руками, и повторила слова, которым он ее научил: — Хорошо. Ешь.

Райф улыбнулся вопреки дурному настроению. Надо научить ее еще чему-нибудь, иначе она сведет его с ума, показывая на одеяла, горшки, лампы и твердя «хорошо, плохо, ешь». Одеяло, на котором он сидел, было «плохо» и имело какое-то отношение к птицам и множеству ног, судя по знакам, которыми она изъяснялась. В порыве вдохновения Райф поднес его краешек к лицу, потер о щеку и сказал:

— Тепло.

Девушка, подскочив к нему, потрогала одеяло и отскочила назад.

— Тепло. — Она задумалась, потом достала из сундука темный шелковистый мех и провела по нему рукой. — Тепло.

Райф кивнул и стал резать мясо, чтобы сделать ей приятное. Темно-красную мороженую медвежатину лишь слегка отогрели над светильником, и она оттаяла только сверху. Райф пожевал волокнистый ломтик, попытался проглотить и снова принялся жевать.

— Хорошо, — поощрила его девушка.

Но не тепло, заметил он про себя.

Они сидели в землянке Слышащего. Лампа, заправленная китовым жиром, давала слабый свет. Сейчас, насколько Райф мог судить, был ранний вечер. Сам Слышащий уже два дня как отсутствовал. Охотники, пробыв на льду половину луны, так и не нашли тюленей, и Садалака позвали, чтобы он послушал для них. Старик, похоже, обрадовался случаю бросить Райфа одного и взял с него торжественное обещание, что Райф не уйдет до его возвращения. Тогда Райф не понял хитрого блеска в его глазах, но теперь, глядя на девушку в одежде из мягкой тюленьей кожи, начал, кажется, понимать. Зовут ее Села, она пухленькая и миловидная, у нее длинные, до пояса, волосы и черные глаза.

«Только мертвый ничем тебя не удивит». Райф потихоньку хмыкнул. Как видно, удивлять вошло у Слышащего в привычку.

В прошедшие две ночи девушка приносила ему еду и то и дело заходила заправить лампу. Заботясь о том, чтобы фитиль не угасал и не коптил, она склонялась над светильником и показывала себя во всей красе. Большее несходство, чем между ней и Аш, трудно себе представить. У нее теплая кожа, теплые глаза и застенчивый смех, который постоянно вырывается наружу. Аш больше нет, она ушла, так почему бы ему не улыбаться этой девушке и не радоваться ее безыскусным заботам? Почему он должен расценивать это как предательство?

Села, заметив, что аппетит у него неважный, забрала миску с мясом.

— Плохо? — спросила она, и милые ямочки заиграли у нее на щеках.

Райф пытался проникнуться к ней неприязнью, но не мог. О чем только думал Слышащий, посылая ее к нему? Может, старик хотел как-то загладить свое участие в похищении Аш? Или полагал, что Села поможет Райфу забыть другую?

Дожидаясь ответа, она пощипывала золотистый мех у себя на воротнике. Это проявление беспокойства тронуло Райфа, и ему захотелось сказать ей что-нибудь ласковое. Он погладил себя по животу и сказал:

— Полный.

Девушка тут же передразнила его, поглаживая одной рукой животик, а другой прикрывая рот.

— Полный, — с гордостью повторила она новое слово. — Полный.

Они сидели и смотрели друг на друга, сначала робко, потом все смелее. Плотно облегающая Селу парка была украшена рыбьей костью и мехом овцебыка, в вырезе виднелась татуировка вокруг шеи. Девушка перевела взгляд с обмороженных рук Райфа на его амулет, а потом вдруг протянула руку и потрогала вороний клюв.

— Тепло.

Он чувствовал ее запах и не мог говорить. От нее пахло тюленьим жиром, соленым морем, сладким вереском, и это будоражило его кровь. Ему даже думать стало трудно. Она придвинулась поближе, чтобы рассмотреть амулет, и ее дыхание обдавало лицо Райфа. Он видел ее затылок, где из кос выбились пушистые завитки. Она стала целовать его — нежно, робко, мягкими от тюленьего жира губами. Райф с трудом не дал себе воли. Ему хотелось стиснуть ее в объятиях, прижаться лбом к ее лбу. Что-то отчаянное нарастало в нем наряду со страхом сделать ей больно. Он резко оттолкнул Селу от себя.

Она тяжело дышала, и видно было, что он обидел ее.

— Хорошо! — сказала она, дотронувшись до своих губ.

От стыда и желания кровь бросилась Райфу в лицо. Он пытался овладеть собой, сам не зная, что с ним происходит. «Зачем ты бросила меня, Аш?»

Села ждала, глядя на него. Видя, что он не спешит обнять ее снова, она развязала тесемки у горла. Не сводя с Райфа глаз, она обнажила маленькие коричневые груди, приложила ладонь к сердцу и сказала:

— Полный.

Райф, как это ни смешно, почувствовал, что вот-вот расплачется. Он так долго боролся и так мало получил взамен, что забыл, каково это — получать подарки. Он знал, что не заслуживает такой щедрости, но это не мешало ему желать Селу. Рывками он стащил с себя собственную, косматую и облезлую тюленью парку, которую дал ему Садалак. Пусть Села полюбуется белыми шрамами, которые он заработал у Даффа, и рубцами от пыток, которым подверг его Собачий Вождь. Время и лечение не слишком поправили дело. Черные швы, которыми украсил его Ангус Лок, используя прокипяченный конский волос, давно удалены ножом того же Ангуса, но следы от них до сих пор бугрятся на коже.

Но если Райф думал вызвать у Селы отвращение, то он ошибся: она разглядывала его с любопытством и явным знанием дела. Она и руку к нему протянула, но он отстранился.

— Плохо, — сказал он и приложил ее ладонь к своей груди. Свидетель Смерти... Боясь поддаться желанию, он встал. Голова кружилась, и он понимал, что не сможет больше остаться здесь, не обняв Селу. Он подхватил с пола парку и вышел в ночь.

Трескучий мороз не сумел охладить его кровь. Возбуждение и стыд по-прежнему обуревали Райфа. Не в силах справиться с горячечными мыслями, он шел к морю, притягиваемый его шумом и его мерцающей синевой. Звезды освещали ему дорогу. Горы на севере отмечали границу земель, где не бывал еще ни один кланник. Там лежит Озеро Пропавших, а за ним — Дробящиеся Поля и бескрайние льды Последнего моря. Райф вспомнил отца. Тем постоянно рисовал для своих детей карты на земле и на снегу. Толстыми пальцами он вычерчивал леса и линии побережий, а иногда, чтобы позабавить Эффи, сгребал землю в кучки, изображающие горы. Его уроки всегда были связаны с кланами.

«Вот Молочная, которая впадает в Быструю. Кланники, впервые пришедшие на ее берега, назвали ее так из-за белых вод, которые стали такими из-за пыли с сулльских Белых Рудников... Вот Плавучие острова. Когда Арлек Дрегг, Неугомонный Вождь, открыл их, он велел своим людям строить лодки, чтобы поглядеть на них вблизи. Но дреггийцы ничего не смыслят в судоходстве, и лодки, которые они сляпали, затонули вместе с ними на середине пролива... Часть пустошей, лежащая за этими вот холмами, называется Долиной Рва; там живут Увечные, которые бросают своих мертвых в Ров, выколов им глаза».

Райф ступил на прочный прибрежный лед, выдающийся в море наподобие каменного мола. Лед создавал собственную погоду, и вокруг ног Райфа кружились ледяные вихри. Впервые после ухода из землянки он ощутил холод. Ошеломленный силой и свирепостью этого холода, Райф поспешно завязал парку. Жители деревни брали отсюда лед для своих нужд. Соль давно выветрилась из верхних его слоев, и они представляли собой застывшую пресную воду. Должно быть, море из-за этого становится еще солонее, ведь льды питают его всю долгую зиму.

Пора уходить отсюда. Зима уже переломилась, и небо впервые за много дней обещает ясную погоду. Аш немного опередила его, и теперь их пути вряд ли пересекутся. Ему понадобится провизия, теплая одежда — и оружие. И чтобы кто-нибудь показал ему дорогу, хотя бы на первых порах. Он слишком многого хочет от чужих ему людей, но иного выхода нет. Здесь оставаться больше нельзя. Он видит, как смотрят на него здешние мужчины. Придется поискать себе другое место, где к нему будут относиться без страха и недоверия.

Ему надо вернуться на земли кланов.

— Огни Богов горят в эту ночь.

Райф обернулся и увидел позади Слышащего, закутанного в лохматые меха.

— Не туда смотришь, кланник. Огни Богов горят только на севере.

Райфу ничего не оставалось, как повернуться лицом к северу. Огни он увидел не сразу — они поднимались из-за гор медленно, как зеленый дым. Затем горизонт озарился, словно от лесного пожара, бушующего в какой-нибудь немыслимо далекой долине. Даже в клановых землях, где сполохи редко видны, знают, что чужие, неведомые кланам боги посылают их, чтобы возвестить о переменах. Райфу не хотелось думать об этом, и он спросил:

— Когда ты вернулся?

— Прошлой ночью.

Райфу следовало бы удивиться, но он не удивился. У этого старичка неистощимый запас всяких фокусов.

— Ты услышал тюленей?

— Да.

— И что же?

— Они не пришли. — Слышащий подошел и стал рядом с Райфом. Его сморщенное, дубленое лицо казалось зеленым при свете Огней. — Они уплыли на запад, далеко от суши, и рыбы с креветками тоже.

Райфу показалось, что Слышащий винит в этом его, и он сказал:

— И я ухожу. Завтра.

— Это хорошо.

— Надо, чтобы кто-то показал мне дорогу на восток.

— Тебе нельзя идти за ней следом.

— Знаю, но в свой клан я тоже вернуться не могу.

— И поэтому ты идешь в Пустые Земли.

— Поищу там Увечных, — кивнул Райф.

Лед скрипел, и море под ним вздымалось. Где-то далеко две льдины терлись одна о другую, точно там пилили дерево. Райфу даже в голову не пришло, что старик может и не знать, кто такие Увечные, — стиснутые челюсти Садалака говорили сами за себя. Увечные большей частью бывшие кланники. Тем говорил, что впервые они появились в тот год, когда Барни Дхун истребил клан Морро из ревности к своей жене, Мейде Прекрасной. Сотням обездоленных морранцев некуда было деться: ни один клан не брал их к себе, опасаясь гнева Темного Короля. Предание гласит, что они ушли на север, в холодную пустыню, и суровая жизнь изменила их. Среди них нет ни одного целого человека: страшные тамошние морозы и свирепые хищники позаботились об этом. Каждый кланник знает, что у них нет чести, поэтому они устраивают набеги на деревни, уединенные усадьбы, сторожевые посты и охотничьи отряды. Священного камня, который служил бы пристанищем богам, у них тоже нет. Жизнь у них трудная, известно о них очень мало, но Райф полагал, что ему они подойдут. Предателям и отверженным выбирать особенно не приходится.

Райф ожидал каких-то возражений со стороны Слышащего, но тот, помолчав, повернулся к дому и сказал:

— Пойдем. Огни красные, и старому человеку тревожно стоять под ними.

Райф медлил, и старик добавил:

— Девушка ушла. Я отправил ее домой и велел ей забрать мясо.

Желание вспыхнуло в Райфе с новой силой, и он покраснел, не зная, известно ли об этом Слышащему.

Он мог бы поклясться, что старик умеет читать мысли, потому что Садалак нахмурился и покачал головой.

Вновь оказавшись в теплой землянке, Райф первым делом заметил, что немой ворон вернулся на свой насест. При виде Райфа он стал кивать и издавать утробные звуки, словно его одолевала рвота. Райф воспринял это как оскорбление. Лампа из мыльного камня, за которой Села так заботливо ухаживала последние два дня, нещадно коптила. Райф хотел поправить фитиль, но Слышащий отпихнул его и сказал:

— Сядь. Может быть, от других моих подарков ты не откажешься так легко.

Присев посреди землянки, старик откинул одеяла, разгреб травяные циновки и выковырнул из земли четыре камня. Под ними помещался тайник. Райф для приличия отвернулся, но Садалак, вытащив из дыры сундучок и повозившись с железными затворами, воззвал к нему:

— Чего сидишь? Не видишь, что старик сам не справится?

Пристыженный Райф, откликнувшись на его зов, увидел, что этот сундучок сделан не в племени Ледовых Ловцов. Стенки из красивого резного дерева скрепляли по краям филигранные железные полосы. Замки проржавели, и Райфу пришлось пустить в дело нож, чтобы открыть их. Изнутри пахло пылью, старым пергаментом, старым металлом и плесенью. Слышащий запустил в сундук руки, разворошив бурый мох, положенный туда для защиты от влаги.

— Здесь две вещи, кланник. Скажи, что сильнее: стрела или меч?

— Стрела, — не задумываясь, ответил Райф. — Ею можно убить на расстоянии, не подвергая опасности себя и своих спутников.

— Стало быть, ты не хочешь смотреть в глаза тому, кого убиваешь?

— Я вообще не хочу убивать, — сказал Райф, чувствуя, что его провели.

— Странное желание для человека, носящего имя Свидетель Смерти. Не смотри на меня так, кланник. Я стар и заслужил право говорить то, что думаю. А вот ты как раз в том возрасте, когда больше приличествует слушать и помалкивать. Что ты, к примеру, мог бы сказать о стреле, которая предназначена не для человекоубийства? Молчи, сам знаю. Ты хочешь спросить, для чего же она тогда нужна, и я могу ответить тебе на это только одно. Не у многих стрел есть имена. Кузнецы не трудятся над ними многие месяцы, ювелиры не украшают их дорогими каменьями, и кланники не полируют их любовно каждый вечер. Это мечам дают имена: Луч Света, Бойся Меня, Отнимающий Жизнь и так далее, кто во что горазд, а стрелам их не дают. Так вот, у моей стрелы имя есть. — Старик разгреб мох и что-то достал из сундучка. — Вот она: Искательница Кладов.

Белый металл сверкнул на свету, и Райф подумал: серебро. Не сталь и не белое золото с добавлением мышьяка и никеля, как в стрелах дхунских королей. Но присмотревшись получше, Райф увидел, что ошибся. Это не серебро, это голубовато-белый металл суллов. Райф не знал, как он называется и где его добывают. Ходили слухи, будто он падает со звезд в виде каменных глыб, которые затем раскалывают, как яйца. Тонкий трехгранный наконечник явно сделан для стрельбы по мишеням, а не для охоты, и с древком его соединяет не бечева и не проволока, как заведено в кланах, а втулка, выточенная столь искусно, что от одного вида дух захватывает. Скелетная втулка. Райф слышал о них от Баллика Красного, но сам до сих пор не видел ни разу. Такая втулка придает стреле точность и устойчивость — она связывает наконечник с древком надежнее, чем целый моток бечевки. Райф, не удержавшись, протянул к стреле руку.

— Ха! — воскликнул Слышащий, подняв ее повыше. — Ты, я вижу, способен желать чего-то, не чувствуя себя виноватым.

Райф стерпел упрек молча, зная, что заслужил его. Он вел себя, как дурак, и поступил с Селой дурно — неудивительно будет, если она теперь возненавидит его. Райф, впрочем, надеялся, что этого не случится. Ему очень хотелось бы, чтобы Села сохранила о нем хорошее мнение — он сам не знал почему.

— На, возьми, — сказал Слышащий и вложил стрелу ему в руку.

Навыки лучника пересилили все остальное. Райф взвесил стрелу на ладони, прикидывая высоту ее полета и требуемую силу натяжения. Она оказалась на удивление легкой — ветроловкой, как сказал бы Баллик. Когда пользуешься такой, высоко целить не надо. Древко у нее странное — костяное вроде бы и с инкрустацией, которую видишь обычно на луках, а не на стрелах. Такая обработка могла бы плохо сказаться на полете стрелы, как любая неровность, — но Райф, проведя пальцами по кости, убедился в ее полной гладкости. Когда-то древко было красным — следы краски сохранились в едва заметных насечках. Оперение занимало треть стрелы, и Райф, разглядев его, разволновался еще больше. Такая стрела должна вращаться в полете, предохраняя себя тем самым от встречных порывов воздуха и уклона вниз, неизбежного для всех летящих снарядов. Райфу захотелось пустить ее прямо сейчас. Никогда еще он не держал в руках стрелы столь совершенной.

— Ты заметил, вижу, что оперение расположено по спирали, — произнес Слышащий. — А знаешь ли ты, из чего оно?

Райф не знал и теперь принялся изучать светлые волоски, вставленные прямо в кость и укороченные до величины одного дюйма.

— Белый волк, — предположил он, но подтверждения не дождался и стал гадать дальше: — Рысь... снежный тигр. — Старик по-прежнему молчал, и Райфа осенило: — Это человеческие волосы.

— Не совсем человеческие, но вроде того. — Старик смотрел на Райфа, как бы проверяя, готов ли он... к чему готов? — Слышал ли ты о Древних, — наконец начал он, — которые обитали на этой земле еще до человека? Многие говорят, что они походили на нас — такие же глаза, рот и две ноги. И что они были красивы на свой лад, как и суллы. Надо тебе знать, что земля эта не всегда была скована морозом. В Великой Глуши когда-то росли деревья и текли реки, столь широкие и глубокие, что могли бы затопить бесследно целые деревни. Русла существуют до сих пор, если знаешь, где их искать, и многое другое тоже сохранилось. В сердце Глуши стоят древние бревенчатые срубы, которые не рассыпались до сих пор. Их построили Древние. Говорят, что ими также была построена прекрасная, но непрочная крепость, где произошла и была проиграна Последняя Битва. Суллы называют то время Бен Горо — Стариной. Они полагают себя единственными, кто чтит и помнит Древних, но самомнение ослепляет их, и они забывают, что старик вроде меня способен слышать то, чего не слышат они.

Гордость вспыхнула в глазах Слышащего и тут же угасла. Райф, внимая ему, вертел в руках стрелу, и ему казалось, что и ночь тоже вращается, словно стрела в полете, устремленная к цели, давно намеченной Садалаком.

— Я называю тебя Мор Дракка, Свидетель Смерти. Я видел тебя задолго до того, как ты узнал сам себя и начал свою первую жизнь. Суллы видят в тебе угрозу и проклятие, ибо знают, что однажды тот, кто зовется Мор Дракка, обречет их на гибель. Численность этого гордого, древнего народа за последние десять тысяч лет сильно уменьшилась, и они боятся, что ты и есть тот, кто станет свидетелем их конца. Ты жив только потому, что нужен им, несмотря на их опасения. И потому, что каждая пущенная тобой стрела находит чье-то сердце. Нет, кланник, не перечь мне. Не забывай, кто я. — Гордость снова, как вспышка молнии, озарила его тусклые глаза. — Возьми эту стрелу по имени Искательница Кладов, оперенную волосами Древних, возьми и используй так, как надлежит. Она должна найти — не могу сказать что, ибо эхо столь давнего знания стало совсем слабым и неслышным. Я храню ее шестьдесят лет, а до меня ее сто лет хранил Лутавек, а до него Куллагук, а до него сам великий Тунгис. Много рук прикасалось к ней, но ни одни не возлагали ее на лук и не натягивали тетиву. «Жди, — говорили мои предшественники. — Однажды придет некто, и ты узнаешь по его рукам и его духу, что ему можно доверить стрелу».

Слышащий вновь погрузил руки в сундук.

— Не могу сказать, что обрадовался тебе, и боюсь, что тюлени даже после твоего ухода не вернутся. Но разве могу я изменить ход вещей? Разве у нас с тобой есть выбор?

Райф под его взглядом чувствовал грусть и усталость, и стрела стала казаться ему не столько сокровищем, сколько тяжкой обузой. Он молча сунул ее в один из многочисленных карманов, пришитых к подкладке тюленьей парки.

— Наращивай себе плечи, кланник, ибо им предстоит выдержать нелегкое бремя. — Садалак извлек из сундука что-то длинное и тяжелое, в кожаной обертке. Теперь в его глазах засветился озорной огонек. — Ты, наверно, думаешь, что у меня есть и лук под пару твоей чудесной стреле, но у меня его нет. Я чудаковат, как все старики, и вместо лука хочу дать тебе меч. А поскольку удержать меня некому, кроме богов, то так я и поступлю. Разверни его. Пора тебе научиться убивать своих врагов, глядя им в глаза.

Райф оскорбился. Ему уже приходилось обнажать меч. Несколько человек умерли от его руки у дома Даффа... но он не помнил той ночи и знал о происшедшем только со слов Ангуса Лока. Пожалуй, Слышащий прав: он, Райф, прячется за луком, отодвигаясь от своих жертв и лишая их права взглянуть в глаза своему убийце. Айана Черного Града за то же самое лишили обеих рук. «Негоже убивать короля стрелой. Либо мечом, либо вовсе ничем».

Райф развернул меч. Сможет ли он пронзить им сердце человека? И сделает ли это смерть его противника более почетной?

Старик молча следил за Райфом, рассматривающим меч. Клинок был выкован из красивой голубой стали, не клановой и не сулльской. Чуть короче настоящего длинного меча, обоюдоострый, полутораручный, созданный для пешего боя. Райф поднес его к лампе, разглядывая узор на стали. Взявшись за жесткую, не подбитую тканью рукоять, он испытал меч на равновесие и коснулся острием сундука. Клинок выглядел хорошо сбалансированным и прочным, его только требовалось наточить. Рукоять в виде креста венчал довольно большой граненый осколок горного хрусталя. Глядя на него, Райф вспомнил простой полумеч Тема, который Дрей отдал ему после смерти отца — его отобрал у Райфа в Горьких холмах Клафф Сухая Корка. Этот, новый, меч отцу бы точно понравился.

— Тебе надо будет сделать для него ножны и обернуть рукоять кожей. Он неплохо послужит тебе, пока не найдешь чего-нибудь получше.

Райф поднял глаза на Садалака.

— Чего смотришь, кланник? Не думал, что тебе нужен меч, чтобы стать настоящим воином?

— Я... не знаю. Спасибо. Превосходный меч.

— Еще бы — ведь я снял его с мертвого рыцаря. Не пугайся: я его не убивал. Бедняга отправился как паломник к Озеру Пропавших, заблудился и умер. — Старик запер сундук и встал. — Клятвопреступники очень полезны. Хотя бы один из них умирает вот так каждый год, и нам, Ледовым Ловцам, это выгодно. — Он вернул сундук в свой тайничок. — Утром тебе дадут одежду и провизию на дорогу. Нынче ночью я обещал зайти к одной вдове для пользы своего и ее здоровья. Спи крепко и помни мои слова: учись осуществлять свой дар посредством меча — тебе же будет лучше в конечном счете. — Слышащий закрыл тайник и двинулся к двери. — Не завидую тебе, кланник, хотя испытываю невольное желание отправиться в это путешествие вместе с тобой. Нас хорошо кормили бы в обмен на твои рассказы.

Райф склонил голову, не находя слов для ответа.

Старик ушел, и он закрыл за ним дверь. Ему хотелось бы законопатить ее наглухо, но признаваться в этом желании не хотелось даже себе. Райф взял меч, лежавший на каменной скамье, и стал полировать его лоскутом кожи. Ворон следил за ним, заложив крылья за спину, и подражал движениям конькобежца в такт работе Райфа. Райф скатал кожаный лоскуток и запустил им в птицу, которую начинал ненавидеть от всей души.

Меч — не та компания, в которой приятно проводить ночь. Райф начищал его и ждал, но Села так и не вернулась. Он говорил себе, что это к лучшему, но собственное тело не давало ему покоя, а рассвет все не приходил.

Насилу дождавшись утра, Райф встал. Пора было идти на восток, чтобы найти там Увечных.