Кроп передвигался с той долей незаметности, какую только ухитрялся создать. Она не была велика -- семь лет в рудниках превратили его суставы в скрипучие дверки, но этого хватило, чтобы подкрасться к мухе. Она была большой. И кусачей. Большинство людей называло их черными мухами, но если приглядеться внимательно, было видно, что на самом деле они коричневые. Эта села на стену рядом со странными блестящими пятнами, которые пахли улитками. Это была удобное место, с которого можно начать атаку на фигуру на кровати ... что сделано не было. Кроп выбросил руку и поймал ее в кулак. Всех-то дел.

Муха укусила его в чувствительную середину ладони, когда он открыл дверь и шагнул в прихожую. Кроп в самом деле не мог винить ее, но это было больно, и он решил выпустить ее в коридоре, а там пусть себе сама ищет выход наружу. В доме было четыре этажа, и он стоял на верхнем.

-Улетай вниз, - посоветовал он, когда насекомое зажужжало прочь.

Кроп воспользовался моментом, чтобы просто успокоить свой разум. Не то, чтобы он был расстроен или что еще, ... просто время от времени всего становилось многовато. Свет в прихожей помогал. Послеобеденное солнце сияло красным и золотым, искажая доски пола и высвечивая пыль. Квил рассказывал, что человек, который первоначально строил дом, был морским капитаном, который когда-то ходил по торговым маршрутам между Сихолдом и Дальним Югом.

- Скучал по океану, вот что, - доложил Квил. - Вот и построил себе корабль.

С его круглыми окнами и обивкой из досок дом слегка напоминал судно, но все-таки на дом он походил больше.

Впрочем, это не было домом. Кроп не мог представить, как долго ему придется прятаться в холодном каменном городе у подножия горы. Не имело никакого смысла -- это никогда не станет его домом.

Тихонько он вернулся обратно в спальню. Зайти в прохладный, с низким потолком полумрак было как попасть в пещеру. Его хозяин не переносил яркого света. Даже когда спал, он отворачивался от него, крича в своем лихорадочном сне, что тот обжигает. Шторы из войлока в два слоя, выкрашенные в черный цвет, закрывали единственное окно палаты, но какая-то часть света через них все-таки просачивалась. Кроп использовал это, чтобы ориентироваться в комнате, когда его глаза привыкали к темноте.

Его хозяин еще спал. Слабое, искореженное тело Баралиса лежало на постели, свернувшись в позу зародыша. Кислый, травянистый запах свежей мочи потянулся от матраса, и Кроп забеспокоился, что будет лучше -- позволить хозяину спать дальше или поднять его и поменять полотно. Кропу было тяжело сделать выбор. Выбор мог привести к ошибке.

Болван, слабоумный, безмозглый. Не смог ощипать цыпленка облезлого.

Противный голос зудел в голове, и Кроп очень старался его не слышать. Хозяин тихо спал, он спокоен. Наверное, лучше пусть так и останется. Кроп мог вспомнить не много часов, когда его его хозяин просто спал. В основном он дрожал и царапал простыни, и повторял одно и то же слово, снова и снова, на разные лады. Нет. Нет.

Нет.

Кроп вздрогнул, хотя комната была теплой. Не жаркой, не холодной. Теплой. Кожа хозяина не переносила другой температуры. Хозяин был ослаблен и нуждался в уходе. У Кропа был опыт в выхаживании. Он приводил раньше в порядок цыплят, собак и белок, но у хозяина было так много глубоко неправильного, что он не был уверен, возможно ли это когда-либо выправить.

Но это не могло остановить Кропа от попытки. Он молча пересек комнату к месту, где стоял кособокий стол с обугленными ножками. Вода, которую он принес раньше, сейчас уже стала комнатной температуры, и он пропитал ею тяжелую ткань. Подставив свободную руку лодочкой под ткань, чтобы не капало, Кроп направился к своему хозяину. Как всегда, когда он приближался к нему, в груди Кроп почувствовал жар гнева. Он не понимал, как один человек мог сделать с другим такое. В свой первый год на оловянных рудниках он вытащил проходчика из-под завалов обрушившегося пласта. Человек был покалечен упавшим камнем, его тело разорвано и проткнуто в дюжине мест острыми гранями кварца. Случайный сдвиг породы вверх лишил его глаза и заменил его кусочком блестящего олова. Левая нога была оторвана от бедра, и сухожилия на обеих стопах порваны. Неспособный дышать легкими, он прожил около часа. Кроп вспомнил изломанное тело этого горняка, когда увидел своего хозяина.

Сокрушенный, вот как его можно было назвать. Но одно дело, когда это с человеком сделала горная порода. И совсем другое, когда кто-то делает это с кем-то еще. Это было зло, и Кроп жил с настоящим и тайным опасением, что хоть он и убил человека, который искалечил его хозяина, но зло, которое было совершено, все еще было живо.

Кроп был нежен, когда капал водой на лоб своему хозяину. Глаза Баралиса были почти уничтожены, роговица завернулась вовнутрь, белки зарубцевались и исчерчены странными венами. Даже веки были повреждены, заметил Кроп, промывая хозяину лицо.

- Вы со мной, - тихо пробормотал он, когда Баралис пошевелился, - и вы в безопасности.

С того момента, как он освободил своего хозяина, прошло восемнадцать дней. Кроп знал, что это так, потому что Квил вел счет. Квилан Моксли был другом и вором. Он был также деловым человеком, и Кроп беспокоился о стоимости укрытия в его доме. Восемнадцать дней с питанием, лекарствами и кровом, и все это складывалось и добавлялось, особенно, признавался Кроп застенчиво, когда это касалось питания. Квил не просил платы, но Кроп знал, как все это работает. Обязательство было создано, и это обязательство означало долг.

Тем не менее, Кроп уважал Квила. Тот был человеком слова. Он обещал Кропу помочь освободить хозяина из подвала под острой башней, и он пошел вперед и сделал именно это. И Квил никогда не побежит к судебным приставам, чтобы пожаловаться. Люди, которые служат законам в этом или другом городе, Квилу не друзья, и это очень даже устраивало Кропа. Только мысли о судебных приставах было для Кропа достаточно, чтобы он начал искать пути к бегству. Если бейлиф поймает, никуда уже не денешься.

Нестройная музыка донеслась снизу, где этажом ниже девушки начали готовиться к ночной работе. Кроп беспокоился о девушках. Некоторые из них были слишком легко одеты и могли схватить лихорадку, другие слишком много пили, и Кроп мог найти их на лестнице утром бесчувственными. Квил звал их проститутками, хотя девушки сами никогда так себя не называли. Он сдавал им два средних этажа в обмен на часть их выручки. Кроп был застенчив с девушками. Они напоминали ему раненых животных, которых нужно чинить, но он знал,что это не его забота пытаться их исправить.

Для его хозяина потребовалось все его умение лечить. Все последние восемнадцать дней он методично выхаживал недуги Баралиса. Открытые раны были самой большой проблемой, и Кроп промыл их спиртом и наложил мазь из алоэ и сладкого укропа. Язвы и пролежни должны были промываться настойкой календулы два раза в день, и Кроп был внимательным, не позволяя хозяину лежать в одном и том же положении слишком долго, иначе кожа лопалась и становилось хуже. Для мочевого пузыря существовала яснотка, для ослабленных легких Баралиса -- белокудренник, а для его увеличенного сердца -- трава "метла мясника". Овечье молоко, очень густое, со сливками, которые оставались на руке, как перчатка, помогало набрать вес. Потом снадобья, которые притупляли боль и ослабляли ночные кошмары: маковое молочко, тюбетейка, коготь дьявола. Кроп старался не думать слишком много об их названиях; они были предупреждением, он оставлял их как есть.

То, что он никак не мог выбросить из головы, были неправильные вещи с хозяином, которые никогда не могли быть исправлены. Кости были сломаны, им частично позволили срастись, а затем систематически ломали снова. Что оставалось - это тело, которое никогда не будет нести свой собственный вес; позвоночник, пронзенный костными шпорами; позвонки, сросшиеся на шее; бедренная кость с головкой настолько деформированной, что уже не входила в сустав; негнущиеся суставы пальцев; запястья, которые не могли вращаться; грудная клетка, которая лежала под кожей, как свернувшийся корпус судна после кораблекрушения.

Это было чем-то худшим, чем пытки, чем-то, что выходило за рамки желания изуродовать и причинить боль. У Кропа идей было немного, и ему долго пришлось складывать дьявольскую головоломку, прежде чем он смог понять цель этого: создание полной зависимости.

Баралис не мог существовать без помощи своего мучителя. У него была отнята возможность заботиться о себе. Все, необходимое для выживания -- еда, вода, тепло и одежда -- должно было доставляться ему другими людьми. Неспособный поднести стакан с прохладной водой к губам или пошевелиться, чтобы облегчить боль от пролежней, Баралис был вынужден ждать в темноте, пока его мучитель не принесет облегчения. Кроп жил в темноте оловянных рудников, пахнущих серой. Его запирали в подвалах для овощей, темных комнатах и клетках. Он знал, что такое быть напуганным и одиноким. Чего он не знал, так это что такое чувствовать себя беспомощным. Он был мужчиной-исполином, и когда цепи нужно было порвать, то все, что ему надо было сделать, это взять их в кулаки и дернуть.

Его хозяин не мог дернуть; эта мысль уничтожила Кропа.

Чувствуя неприятное давление, возникающее за глазами, он сделал шаг в сторону от хозяина, чтобы успокоиться. Кровь великана тяжко стучала в венах, когда он злился, и он должен был быть осторожен, чтобы удержать свое сердце от ожесточения. Однажды в последний раз, когда он дал волю великанской крови, он разнес таверну в укрепленном городе к северу от Собачьей Трясины. Нехорошо разваливать здания.

Его отвлек запах горячего жира. Девушки этажом ниже готовили ужин: заяц, зажаренный на утином жире, если он не ошибся. Девушки поставили в прихожей небольшую печь и готовили то, что приносил в дом Квил или их клиенты. Рот Кропа увлажнился при мысли о хрустящей заячьей коже, которая была исключительно приятной вещью. Лучше чувствовать себя голодным, чем ощущать себя обезумевшим.

Когда он промыл раны хозяина, Кроп заметил, что солнечный свет начал слабеть. Странные круглые отметины на бедрах и ягодицах Баралиса сейчас беспокоили его не так сильно. Кроп предположил, что его хозяина клеймили раскаленным железом, и это сделало его сумасшедшим, но Квил сказал, что нет, это был не тот случай. По его мнению, Баралис находился в оковах так долго, что железо окислилось через кожу и отложилось краской, как татуировка. Кроп думал, что Квил был самым умным человеком из всех, кого он знал, конечно, за исключением хозяина.

Стук в дверь заставил Кропа замереть. Что ему делать? Ответить? Не обращать внимания? Выпрыгнуть в окно и бежать? Квил много раз предупреждал его о необходимости держаться незаметно. "Пригните голову, ваша дверь заперта, и рот на замок. Вы влипли в жуткие неприятности; вы подходите на роль убийц правителя". У Кропа возражений не было. "Жуткие неприятности" - могли бы стать его вторым именем.

Нахмурившись, он взглянул на небольшое круглое окно на высоте плеч в восточной стене, и понял, что бегство быстрым не получится. Без смазки не обойдешься. Туловище его размеров не пройдет через отверстие вроде этого... бесполезно без основательной помощи.

- Это я. Дай мне войти.

Квил. Глупец, дурак с повернутыми мозгами. Следовало бы понять за все это время, что это он. Кроп с облегчением тихо кивнул. Плохой голос был, как всегда, прав.

- Минутку, - попросил он. Сильно согнувшись в поясе, он занялся своим хозяином.

Баралис находился на грани яви и сна. По его артериям струилось маковое молочко, замедляя работу сердца и печени и затуманивая его разум. Прошлой ночью ему снились ужасы, и Кроп испугался, что хозяин может повредить себя. Баралис корчился от боли на кровати, выгибая спину дугой, и хватая тени перед своим лицом. Нет, кричал он снова и снова. Нет. Маковое молочко успокоило его, но сейчас, когда полдня прошло, он начинал шевелиться. Кроп знал своего хозяина. Он мог сказать по нескольким крохотным движениям -- трепету век, сокращению мышц под челюстью -- что Баралис начинает просыпаться.

Кроп быстро подоткнул подушки под голову хозяину и разгладил полотно. Маленькой расческой из китового уса, которая проделала с ним весь путь от от алмазной шахты, он пригладил угольно-черные волосы Баралиса. Времени, чтобы устранить кислый запах мочи, уже не было, так что Кроп схватил со стола пакетик сушеной мяты и крепко смял в кулаке. По дороге к двери он разбросал кусочки по комнате куда попало. Это не скроет кислинку наверняка, решил он, дотронувшись до дверной задвижки. Разве что изменит запах так, как будто кто-то выпил бадью мятного чая перед тем, как пописать.

Это стоило сделать. Один быстрый взгляд назад убедил Кропа, что его хозяин выглядит достойно, и можно спокойно отодвинуть засов.

- Отнял время, - сказал Квил, переступив порог, его пристальный взгляд пробежал по всем темным углам. - Спит он?

Кроп кивнул, подумал, потом затряс головой.

Квил, казалось, понял это, и тряхнул подбородком в ответ. Среднего роста, худой, как шкварки бекона, он истончался почти до нуля, если смотреть сбоку. Волосы у него были темные и плотно прилипали к черепу, а глаза были такого неопределенного цвета, который Кроп мог описать только как "темный". Как и полагалось вору, одежда Квила была ничем не примечательна по покрою и цвету, не давая о нем никаких сведений, которые можно было бы повторить бейлифу. Коричневая. Серая. Поношенная. У него в обычае было добавлять, несмотря ни на что, яркое пятно. "Пятном" было золото чистотой девять десятых. Кроп узнавал, это показывает положение Квила другим, таким, как он. Сегодня он надел на левое запястье толстую цепь на уровне манжеты. Ее можно было увидеть только когда он протягивал руку определенным образом... именно так, как он планировал.

Квил, неведомо как переместившись вдоль дальней стены, произнес:

- Закрой дверь. Есть что обсудить.

Кроп выполнил приказание Квила, надеясь, что тот не станет изучать комнату слишком тщательно, пока он повернется спиной. Шероховатые доски стенной обивки годами впитывали влагу, и дыры разной величины рассказывали о давних нашествиях короедов, термитов и мышей. Коврик на полу, сотканный из камыша, наполовину расползся, и над головой на перекладинах крыши пауки размером с головку скрипки сплели для мух смертоносные сети. Кроп пытался содержать комнату в чистоте, но независимо от того, сколько он вычистил и вымыл, убогость сохранялась.

- Стража сегодня вечером пойдет по домам, - сказал Квил, отведя взгляд от фигуры на постели, когда Кроп повернулся к нему лицом. - Возчик, перевозивший колесную мазь к Известковой Горе, клянется, что видел великана ростом с двух мужчин, направлявшегося на восток к Крысиному Гнезду на рассвете.

Кроп почувствовал, как его лицо вспыхнуло. Он выходил прошлой ночью, прогуливаясь по прохладному воздуху и глядя на звезды, исчезающие с восходом солнца, поднимавшегося из-за высокой горы. Он знал, что было рискованно выходить на рассвете, но семнадцать лет, проведенных в темноте оловянных рудников и алмазных копей, меняют человека, и сейчас никто живой не смог бы удержать его далеко от света.

Квил изучил цвет лица Кропа еще до проницательного кивка с пониманием. Возможно, он тоже бывал под замком.

- Вот то, что мы знаем. У стражи были свои штаны загажены еще с того времени, когда башня рухнула. Они выглядели плохо. Шпиль, развалившись, упал на землю, разрушив половину крепости, и разбудив все обреченные и обманутые души в городе, покрыв все крыши, верх стен и столешницы слоем пыли толщиной в мой палец. Восемнадцать дней прошло, а они все еще вытаскивают тела из завалов. И что хуже всего, Правителя они найти не могут. - Квил передохнул, чтобы бросить на Кропа испытующий взгляд. - Все считают, что это непотребство исторического размаха. Половина горожан сейчас боится за свои задницы, а вторая половина трудится как пчелки, пытаясь облапошить первых. У нас сейчас бароны со своими кожаными куртками творят что хотят, белые воротнички Руллиона разжигают в правоверных нечестивый огонь, и Крепость Масок в осаде.

И те и другие идут вслепую. Всем спутали планы. Страже нужно показать, что они что-то делают. И это что-то, мой друг, это поиски тебя. - Кроп смотрел на свои ноги:

- Не так высок, как двое мужчин, - сказал он.

Не считая моргания несколько раз, Квил на слова никак не откликнулся.

- Слухи расходятся как дешевое пиво. Гора сдвинулась, древнее зло разбужено, Правитель прячется, Правитель мертв. Только один человек на свете знает, что произошло на самом деле, и я смотрю прямо на него, и это не обнадеживает мой взгляд.

Кроп уставился на свои ноги. Глупец с куриными мозгами. Разнесут теперь весь курятник.

- Уходи, - предложил Квил, - забирай хозяина и никогда не возвращайся.

Нетерпеливо рванувшись, Квил приподнял занавески и взглянул вниз на улицу.

- То, что я сказал, тяжело выполнить. - Он, казалось, говорил сам с собой. Позволив занавеске упасть, он повернулся лицом к Кропу.

- Смотри. Оставите город, и вы можете просто зажечь сигнальный огонь и кричать во всю мощь легких: Приходите меня браать! В последнее время, я полагаю, гигантов, перевозящих калек на спинах, было мало, и далеко друг от друга. Теперь, допускаю, некоторые, возможно, раздули твое немалое очарование, но есть две вещи, и они сходятся. Первое, что человек, замеченный в бегстве от разрушенной башни, был необыкновенно большим полукровкой. И второе, он виновен, как сам грех.

- Каждый стражник, охотник за головами и бейлиф в этом городе тебя ищет. Заметить тебя легко, как свинью в корзине со змеями, и ни тебе, ни его светлости не стоит никуда собираться в ближайшее время.

Взгляд Квила снова задержался на Баралисе. Вор был глубоко заинтересован в нем, заметил Кроп, но разыгрывал иное. Баралис лежал молча и неподвижно, с закрытыми глазами, и дыхание едва посвистывало из его губ.

Прислушивался.

Квил продолжил: - Дело могло бы угаснуть само по себе, если бы возчик не пел свою песню в полном согласии с тобой, как хор с аккомпанементом. Сейчас стража сидит у нас на пятках, и они стучат во все двери. Они собираются попасть на наше крыльцо этой ночью, и если мы быстренько чего-то не придумаем, нас всех ждет виселица.

Кроп знал, что нужно что-то ответить, но он поспевал за мыслью с трудом. Квил говорил быстро и прихотливо, слово бейлиф было сказано, и думать становилось трудно.

- Не надо виселицы.

- Достаточно ловкого не повесят. - Квил начинал воодушевляться. - Я пробрался на эти улицы двадцать лет назад не для того, чтобы меня вздернули за проказу, которую я не совершал. Соучастие друзей -- да, было. С самим Королем Воров, Скорбутом Пайном. Вот так обстоят дела на задворках: кому-то помогаете вы, я помогаю вам, и когда приходит время, что мне нужна небольшая помощь, мой вклад выплачивается в полном объеме. Конечно, система начинает разрушаться, когда одно доброе дело оборачивается постоянным беспокойством. Я должен спросить себя: "Для чего мне это нужно? И там, где я сейчас нахожусь - между восьмифутовым стогом сена и смертью на перекладине -- это выглядит не очень хорошо."

- Ничего хорошего, - повторил Кроп в полном согласии.

Этот отклик, казалось, довел Квила до белого каления, и он начал вышагивать по комнате.

- И за все то время, когда ты вытаскивал породу в алмазных копях, ты ни разу не припрятал немного навара для себя?

Сразу замкнувшись, Кроп покачал головой:

- Был алмаз ... потерял его.

- А как насчет его светлости? Господин чего? Хозяин где? У него есть поместье, земля, товары?

Кроп продолжал мотать головой. Когда-то Баралис был могущественным человеком, в землях к югу от гор. Его слова ждали короли. Но старые короли к этому времени были мертвы, а тем, кто занимает их троны сейчас, едва ли нравился Баралис и его порядки. Все было потеряно. В это трудно было поверить. Замок был сожжен дотла, и Баралис был сожжен вместе с ним, и в то время как все остальные спасались от пламени, Кроп бежал к нему. Он помнил, что дым был густой и горячий, как кипящий войлок. Когда он первый раз вдохнул его, его десны усохли и отошли от зубов. Прошло восемнадцать лет, и они до сих пор не вернулись в прежнее состояние.

Ничто не вернулось обратно. Кроп вытащил Баралиса из пламени, но даже хотя его тело было спасено, потери еще подсчитывались. Кроп считал, что он никогда не узнает все пути, которыми его хозяин был так уничтожен. Земли и титулы можно было в расчет не брать, тело опалено пламенем и затем изломано, это можно разглядеть и понять, но все остальное -- разум, воля, сила хозяина -- было за гранью его понимания. Какая-то часть его хозяина пребывала, как и раньше, здесь, находясь за медленно следящим пристальным взглядом, но насколько большая часть, понять было невозможно.

Даже хотя Кроп знал, что не стоило вспоминать о том плохом человеке с светлыми глазами, которого Квил называл Правителем, он не мог, казалось, остановить себя. Этот человек сокрушил его хозяина. Задавил их, хладнокровно держась на расстоянии, а его помощники обнажили мечи. Фьють-фьють. Фьють-фьють. Куриная голова вместо мозгов. Кроп вспыхивал от стыда, когда вспоминал, как захватили его хозяина. Это была полностью его вина. После того, как он спас своего хозяина, он мог направиться куда угодно в Известных Землях. Бежать, вот что было важно. Бежать из города, огороженного стенами, и от людей, которые были врагами его хозяину. На север, юг, восток, запад -- не имело значения, куда. Так почему же он направился на север в горы? Потому что он был бестолковым, вот почему. На любом другом направлении они находились бы высоко и в сухости. А то, что они получили, было мокрым и низким. Восемнадцать лет сырости и подземелий.

Захват хозяина человеком с бледными глазами оказался только началом. В то время как Баралиса увезли в остроконечную башню, Кроп был оставлен умирать в высохшем овраге. Стрелы, четыре, пробили шкуру великана. Кроп не мог сказать, как долго он из-за этого пробыл без чувств, но что он знал точно, его первой и единственной мыслью, после того, как он очнулся, было: Как я могу спасти хозяина? Нападение произошло в предгорьях к северо-западу от Собачьей Трясины, и Кроп знал с уверенностью, что хозяин увезен на запад. На запад он и пошел, к городу со стенами из серого известняка, где остановился в эту же ночь. Не прошло и дня, как он столкнулся с работорговцами. Годы спустя Кроп узнал, что группы, захватывающие рабов, постоянно дежурят в этом разбойном месте, называемом Болотными Землями. По словам Скорбута Пайна, любой человек, пересекавший горы в одиночку или в небольшой группе без охраны, расценивался как честная добыча. Хромающий, одураченный, и прикованный к задней части фургона, Кроп был угнан на восток в Транс Вор. Вор был городом вне закона, жившим на доходы от алмазов, олова, ртути и золота -- всего того, что только можно было выгрести из земли. Скорбут Пайн говорил, что рабовладение там было незаконным, как и в большинстве остальных городов севера, но хозяева Вора закрывали на это глаза. Рабы были нужны, чтобы ломать камень.

Кроп был продан на оловянные рудники. Восемь лет спустя, когда жила истощилась, он был продан дальше вместе со своими собратьями по цепи на алмазные копи к северу от Затопленного Озера. Ходили слухи, что добыча алмазов легче добычи олова, но Кроп вскоре убедился, что это было не так. Восемнадцать часов в день ломать камень. Час на еду и прочие потребности. И пять часов на сон. После почти десяти лет, прожитых под землей, работа в карьере алмазных копей поначалу показалась благословением. Затем холодное осеннее солнце пропало, и начались полгода зимы. Снежные бури, метели, северные ветра и леденящий туман -- порода должна была быть разбита несмотря ни на что. Кроп видел, как человеческие руки становились ярко-розовыми, и затем белели, и знал, что не пройдет и недели, как они будут гнить и хирург прииска должен будет их ампутировать пилой для костей. Горький Боб называл это прощанием горняка, потому что каждый, кто лег под эту пилу с зелеными зубьями, умирал.

За те восемь лет, что он провел на алмазных копях, Кроп увидел все способы, какими человек мог умереть. Он знал, что ему повезло быть здесь, повезло иметь шкуру настолько толстую, что она не поддавалась морозам, повезло иметь спину настолько сильную, что после восемнадцати часов размалывания породы она могла разогнуться, как согнутая березка. Ему повезло со Скорбутом Пайном, Королем Воров, как покровителем, и повезло узнать, что в один прекрасный день он сбежит и найдет своего хозяина.

Это знание поддерживало его лучше, чем теплые одеяла и баранье рагу. Когда Скорбут Пайн пришел с планом побега, Кроп согласился со всем, что тот просил. Его задачей было разбить ножные кандалы, которые соединяли рабов в шеренгу. "Смотри не забудь, верзила. Будь готов, когда я скажу". Когда слово было сказано, Кроп был готов. Они со Скорбутом бежали, и в то время как Король Воров бежал на север, Кроп направился на запад.

Приди ко мне, приказал ему хозяин. Теперь Кроп был здесь, и его хозяин был свободен, а дела были снова мокрые и низкие. Глупо, он предполагал, что когда он встретится со своим хозяином, все их проблемы исчезнут.

Кроп посмотрел на свои ботинки -- еще одна вещь, которой он обязан Квилану Моксли. Вор посчитал его настоящие алмазные сапоги недостаточно заурядными, и приобрел отличную, менее заметную пару.

- У хозяина ничего нет. У Кропа ничего нет, - сказал Кроп, чувствуя себя глубоко несчастным.

- Могу ломать породу и направлять вещи, - он боролся дальше:

- Однажды выступал в шоу ряженых как медведь.

Квил, казалось, был действительно озадачен этим, и на минуту остановился, чтобы его рассмотреть. Покачав головой, он продолжал:

- Его светлость должны иметь друзей на самом верху. Тайники? Влияние? Расположение может обратиться в звонкую монету? Ты не останешься с правителем в качестве личного тюремщика, если только ты не опасен или не ценен. Или и то и другое вместе. - Задумчивый взгляд затуманил выражение лица Квила.

- Вы собирались покинуть этот дом сегодня вечером, мой друг. Я вам не защитник. Я вор, и я не хочу висеть.

Внезапно происходящее стало смертельно серьезным. В комнате сейчас было почти темно. Масляные фонари, горевшие на улице, освещали потолок мерцающим оранжевым светом. Северный склон Смертельной Горы дышал, приводя в движение валы тумана по всему городу. Кроп ощущал их холод, и его чутье подсказывало разжечь маленькую латунную печурку в углу. Хотя это только что стало невозможно. Нельзя придираться к Квилу, посмотри-ка на себя. Если бы это не был его хозяин, понимал Кроп, то он сделал бы то же самое. По-прежнему было трудно представить, что делать. Почему в его голове никогда не бывает достаточно соображения?

Квил дал возможность наступить тишине, его длинные пальцы вора подергивались.

Вдруг звук лошадиных копыт раздался улицей ниже. Стражники Рубаки. Мало кто в Крысином Гнезде имел лошадей -- клячи, чтобы тащить тачки, ослы для перевозки мягких товаров и пьяниц. Это должны были быть красные плащи.

Взгляд Кропа метнулся от затемненного окна к Квилу. Легкое сокращение мышц шеи --все, что потребовалось вору - и его лицо оказалось в тени.

Значит, это уже здесь. Квил назвал свои ориентиры, а Кропу было нечем платить. Тихо кивнув, Кроп сказал:

- Теперь иди. Вывезу хозяина в малонаселенное место. - Кто знает, куда они пойдут? Не на север, это единственная вещь, в которой он был уверен. С теми, кто отправляется на север, ничего хорошего не происходит.

Квил тяжело наклонил голову:

- Пусть твои ночи всегда будут долгими и безлунными.

Кроп пытался ответить с подобающим достоинством, но его паника нарастала. Его хозяин был слишком слаб для переезда. Что они будут делать? Оставить город? Остаться? Квил говорил, что каждый в Спир Ванисе ищет их. Как они смогут хотя бы добраться до ближайших ворот незамеченными? Кроп пытался представить, но ему казалось, что слова "Помогите мне!" были ясно написаны на его лице.

Если так и было, то вор не допускал этого. Поспешным движением Квил переместился к двери. Задвижки были вытащены с мастерством специалиста. Даже та, что нуждалась в смазке, не издала ни звука. Свет из прихожей разлился по комнате.

- Пока не послали собак, - сказал Квил на прощание. - Лучше побыстрее.

Когда тень вора скользнула за порог, раздалось слово:

- Постой.

Это был приказ, отданный тихо, но наполненный силой, и он остановил вора на полпути. Говорил Баралис.

Квил отозвался настолько быстро, обернувшись вокруг и перешагивая через порог, что на миг Кроп заинтересовался, не ожидал ли тот такого отклика все это время. Притворив закрывшуюся за ним дверь, вор уперся взглядом в постель:

- Я слушаю.

Все то время, когда Квил находился в комнате, Баралис не шевелился. Хотя сейчас он двигался, используя локти, чтобы чуть-чуть приподняться на постели. Кроп инстинктивно ринулся вперед, чтобы помочь ему, но хозяин послал ему взгляд из далекого прошлого: С этим я справлюсь.

Тук. Тук. Тук. Глухой звук удара пятой копья в дверь раздался снизу с улицы. Кроп не мог сказать, была ли это дверь Квила, или предыдущая. Непонятно, но казалось, ни Баралиса, ни Квила это не обеспокоило. Оба смотрели друг на друга так, что Кроп вспомнил старателей, оценивающих найденный алмаз на предмет недостатков.

Через мгновение Баралис заговорил, и для ушей Кропа голос хозяина звучал еще прекраснее, чем восемнадцать лет назад. Он ломался на некоторых словах, и иногда пропадал, но его власть была по-прежнему жива. Все, что было утрачено, можно было услышать, и богатство его только возросло. Сердце Кропа заболело от любви и грусти. Суть его хозяина всегда обитала в его голосе.

- Благополучно избавь нас от стражи, и ты будешь вознагражден.

- Как же так? Твой друг сказал, что у вас ничего нет.

Ответ Баралиса раздался быстро, но для ушей Кропа он был не так скор, как это было восемнадцать лет назад:

- Мой слуга сказал правду, насколько она ему известна. Я знаю, где находится тайный клад Правителя.

Глаза Квила расширились, но он сжал их до двух маленьких щелочек.

- Тайный клад? Думаешь, я вчера родился?

- Ты родился тридцать один год назад в городке таком маленьком, что у него нет названия. Ты жил в лачуге, построенной твоим дедом, который бил тебя каленым железом. Ты покинул дом, когда тебе было девять. Никто не пришел за тобой, хотя ты никогда не прекращал надеяться.

- Достаточно. - Квила трясло. - Где этот тайник? - Когда Баралис качнул на кровати свое изуродованное тело вперед, внизу раздались крики. Полотна свалились с него, как сброшенная кожа.

- Я не буду раскрывать местонахождение тайника Исса, но знай: Я иду без жульничества. Мне не нужно ничего, кроме убежища для моего слуги и меня. Тьма меня знает, и ты не можешь представить, что это знание приносит. С каждым часом мне остается все меньше. То, что мне требуется, находится за пределами твоих способностей красть или копить. Помоги мне, и ты получишь то, что мне больше не нужно.

Прошла минута, когда, если бы Кропа спросили, он ответил бы, что почувствовал, как земля поворачивалась под его ногами, а затем вор медленно, без горячности, кивнул:

- Сделка заключена. Бог да поможет всем нам.

Кроп собирал пожитки хозяина, когда Квил отправился вперед, чтобы обвести собак.