Анвин Птаху предавали упокоению по тому же обряду, что и знатных кланников. Лайда Лунная, лекарка клана, и Меррит Ганло, старшая вдова, подготавливали тело несколько дней. Мозг Анвин вынули ложкой с заточенным краем, ее чрево рассекли и раскрыли, а внутренние органы удалили. Кожа была натерта ртутным молочком и оставлена подсушиваться на всю ночь. В получившиеся полости тела и черепа уложена пластичная масса из смеси серой глины, серебряных опилок, растертого в пыль священного камня и сулемы. Ее глаза и рот были плотно закрыты и склеены прозрачной смолой. Разрез на туловище Лайда скрепила серебряной проволокой. Меррит расчесала и заплела ее длинные, до колен, волосы, скрепив их серебряным зажимом с черным янтарем, врученным ей Рейной Черный Град. Тело было обернуто несколькими слоями черных льняных бинтов, и покоилось в разрушенном восточном зале на постаменте из камня и дерева.

В то время как женщины подготавливали тело, мужчины отправились в Старый лес, чтобы подобрать и свалить липу. Было выбрано стодвадцатилетнее дерево, и к нему выстроилась шеренга из трехсот мужчин, каждый из которых хотел в свой черед ударить по стволу топором. Поваленное дерево очистили от ветвей, и упряжкой лошадей перетащили к круглому дому. Погоду признали ненадежной, так что колода была занесена в дом. Длинноголовый плотницким долотом ее выдолбил, и вчерне законченную, ее оставили еще на два дня для доводки.

Этого было маловато, потому что древесный сок все еще проступал, и с внутренних стенок, вымытых с серой, капал теперь на обнаженное тело Анвин. Хозяйку клана теперь уложили в выдолбленный ствол. Рейна дрогнула, когда увидела грязные желтые пятна на голубоватой коже мертвого тела. Она стояла на большом дворе и смотрела, как мужчины поднимали липу на ровное ложе повозки, одновременно двигаясь по командам Орвина Шенка. Огромный вес двадцатифутовой колоды вынудил некоторых старых кланников пошатнуться, но гордость заставила их расправить плечи и принять свою долю груза.

Сотни кланников и кланниц молча стояли, когда Орвин Шенк щелчком дал сигнал лошадиной упряжке двигаться, и тело Анвин Птахи повезли на восток, к Клину. Рейна одержала небольшую победу, настояв, чтобы Анвин не погребали в Старом лесу, как планировалось и считалось должным. Она добилась своего не логичными доводами, и не пользуясь той небольшой властью, оставшейся у нее как у жены вождя. Она добилась этого эмоциональным взрывом на грани истерики, случившимся у нее в Большом Очаге в присутствии множества людей.

- Нет! - выкрикнула она, когда узнала, где Станниг Бид намерен упокоить тело. - Нет! Нет! НЕТ!

После этой вспышки Станниг Бид, казалось, был рад позволить Рейне сделать так, как ей хочется. Для нее наступили тяжелые дни и, оглядываясь сейчас назад, она понимала, что тогда в значительной степени утратила над собой контроль. И не была уверена, что он восстановился.

Конечно, она сознавала достаточно, чтобы на большом дворе этим серым хмурым утром играть роль скорбящей подруги и жены вождя. Ощущая неимоверную тяжесть, она хранила молчание и благодарно кивала людям. Но помимо этого она чувствовала себя безумной и мыслящей неправильно - сумасшедшей, которая изображает здоровую.

Люди обращались с ней так, словно она была треснувшим, разваливающимся кувшином. Они были с ней осторожны и внимательны, пытаясь оградить ее от ударов. Рейна терпеть не могла такое обращение, и обычно его не выносила, но ей не хватало сил его прекратить. В нем было свое удобство, какая-то поддержка, бережная забота. Ее кормили и над ней кудахтали, защищали от известий, почти ежедневно приходивших из Ганмиддиша и Баннена, ее освободили от обязанности вести этот громадный заскрипевший дом.

Ее место заняла Меррит, возникнув из вдовьего очага, как легендарный воин на зов священного рога. Рейна не очень-то этому противилась. Меррит, по крайней мере, была из Черного Града.

- Ты разве не идешь? - спросила ее Меррит, когда повозка накренилась, переваливая с твердого камня двора на более мягкое и низкое полотно дороги. - Я пойду с тобой.

Рука старшей вдовы метнулась к локтю Рейны, но та шагнула от нее в сторону. Она не хотела, чтобы кто-то до нее дотрагивался.

- Я не пойду.

Меррит открыла рот, чтобы возразить этой последней нелепости, но затем передумала. Губы сжались в линию, она сухо кивнула, и отошла, чтобы присоединяться к шествию, которое выстраивалось позади повозки.

Рейна все еще стояла на пути движения людей. Корби Миз, плотно придерживая за талию свою хрупкую жену Саролин, проходя мимо, кивнул ей. Ни один человек не поехал бы на упокоение Анвин Птахи верхом. Они пройдут полторы лиги до Клина пешком. Там их будет ждать Станниг Бид на участке, который он счел подходящим для столь высокого назначения. Это будет лесная поляна, расчищенная от снега, или каменистый берег над ручьем, или, может быть, она будет лежать рядом с одной из троп так, что все идущие в Клин в ближайшие месяцы будут видеть ее медленно чернеющее мертвое тело и должным образом его чтить.

Черный Град своих умерших никогда не закапывал. Их оставляли гнить на открытых местах, частенько на виду у охотничьих троп, дорог, рек и озер. Ребятишки, которые играли в лесах и полях, могли наткнуться на выдолбленные липовые колоды и получить урок смерти. Не имело значения, насколько превосходно был очищен труп, насколько он был пропитан ядовитыми растворами и усыпан драгоценностями - плоть в конце концов разлагалась всегда.

Рейна вспомнила, как здесь в ее первое лето над ней довольно зло подшутили. Она подружилась с несколькими девушками клана, одной из них была Элли Хорн, и было решено, что они отправятся в Старый лес собирать лесные фиалки, которые цвели как раз в это время, чтобы принести их домой, растереть с маслом и сделать мазь. Девушки в тот день были в приподнятом настроении, их голоса звенели, перешептывания выглядели театральными и прерывались внезапными взрывами смеха. Рейна припомнила, что Элли Хорн особенно отметила ее сизое шерстяное платье. "Какое миленькое, - произнесла она, - как называется этот цвет? Мышиный? Слякотный?" - Остальные девушки дико захихикали, в то время как Элли смотрела прямо на Рейну большими, притворно-наивными глазами. Рейна помнила, как у нее тогда застыло лицо. В новой компании она чувствовала себя неуверенно, и не сказала ни слова в свою защиту. Они как раз подходили к опушке, и ей показалось, что проще пойти вперед и собирать фиалки.

Где-то через час или около того ее в лесу отыскала Элли Хорн. "Прости меня за то, что я сказала о твоем платье. Это было дурно с моей стороны". В голосе Элли была такая искренность, такая мольба в ярко-синих глазах, что Рейна моментально ей поверила. "Смотри, - продолжала Элли, подвинувшись ближе, - я только что нашла отличные, почти пурпурные фиалки, они выросли вон там, за этим поваленным бревном. Я хотела собрать их сама, но потом мне стало неудобно из-за того, что произошло, и я подумала - пусть лучше их соберет Рейна". Рейна медлила. Элли решительно кивнула в сторону старого упавшего дерева. "Давай. Ты удивишься, как приятно они пахнут".

Это был первый случай в жизни Рейны, когда она увидела мертвое тело. Она подходила к бревну с надеждой не столько на цветы, сколько на будущую дружбу Элли Хорн. Элли была самой заметной девушкой клана. Самая красивая, самая нарядная, признанная заводила. Рейна помнила, что увидела нечто черное, похожее на угли, не понимая, что она видит. Она подошла ближе, ощущая тошнотворный запах испорченного мяса, а затем распознала очертания лица. Почерневшая кожа поднималась над черепом, держась на море опарышей.

Она даже не вскрикнула. Должно быть, это разочаровало Элли Хорн и еще трех девушек, которые прятались в тени тисов. Девушки разразились нервным, лихорадочным смехом, и только потом Рейна убежала.

Это был лишь один из множества суровых уроков, полученных ею в Черном Граде. Этот клан мягкотелым не был. Его круглый дом находился севернее остальных клановых земель, и был предназначен не для того, чтобы защищать от холода или использовать яркое северное солнце. Он был создан исключительно для обороны. В главном здании было так мало окон, что даже безоблачным днем лишь в одном помещении дома можно было с уверенностью увидеть солнечный свет. Зимы здесь были долгими, а весна начиналась поздно. Рейне пришлось забыть легковесные и изящные удовольствия Дрегга - танцы, тепличные сады, вышивку купленными в городе шелками - и заменить их более приземленными. Это была радость от удачной охоты с силками на норок, от того, что тебя узнало стадо дойных коров, и чувство удовольствия от жаркого огня, спасающего от холода.

Она научилась любить Черный Град и его гордый, непреклонный образ жизни. Она даже сама стала гордой и непреклонной, и если бы из Дрегга к ней приехали друзья и родственники, она почувствовала бы свое превосходство. Мы -- первые среди кланов, напоминала бы она себе, снисходя к их легкомыслию. Это заявление оставляло Черный Град в одиночестве. Дрегг мог быть более блестящим и удачнее расположенным, но он никогда бы не стал первым.

Рейна пристально смотрела на повозку, катящуюся по пастбищу, толпу людей, идущих позади нее, и пыталась удержать в себе хоть частичку этой древней, глубоко въевшейся гордости. Ей казалось, что, если это получится, то это она сможет стать собой. Ее пугало, что она, Рейна Черный Град, отдалялась от клана.

Как много может человек утратить и при этом остаться собой? Муж, душевный покой, дорогая подруга? Что осталось? Дагро нет. Эффи нет. Теперь Анвин. Она жила в доме, полном чужаков, и кто-то из них желал ей зла. С тех пор, как умер Дагро, ее жизнью стал клан. Но клан изменился. Священный камень разрушился, и боги исчезли. Станниг Бид, прикатив половину скарпийского священного камня, призвал их обратно, но никто из богов не вошел бы в столь дурно произведенный на свет камень. Черный Град был проклят. Его вождь убил его же вождя, его ведун был человеком, который в стремлении к власти ни перед чем не останавливался, а священный камень в его сердце был мертв и беспомощен, как мертвое тело Анвин Птахи.

Тяжело вздохнув, Рейна отвернулась от шествия. Она поняла, что пристально смотрит прямо на скарпийский камень, который стоял посередине большого двора на своем потускневшем серебряном постаменте. Только недавно была закончена работа над деревянным навесом, на который повесят кожи для защиты небольшого куска гранита от снега и дождя. Губы Рейны кривились, когда она на него смотрела. Первое время она удивлялась, почему боги его просто не разрушили, если у них остался старый Градский камень. Для бога такая мелочь -- как выдох. Теперь она поняла, что богам было все равно.

Почему тогда должна я?

Закутавшись в шаль, Рейна вернулась в дом. Люди, шедшие навстречу, смотрели на нее, потом отводили взгляды. Некоторые тыкали локтем своих товарищей и обменивались шепотками. Она догадывалась, что они говорили: "Почему она не участвует в похоронной процессии Анвин Птахи и в ее укладывании?"

Потому что этот обряд будет проводить человек, который ее и убил. И если я буду вынуждена на это смотреть, представить невозможно, что я устрою.

Похоже, некоторые из этих ответов были написаны на ее лице, потому что клановые мальчишки и девчонки пугались ее вида и с ее дороги спешили уйти. Рейна почувствовала, как на лице появилась странная и горькая усмешка и, пока шла через круглый дом, не убирала ее с лица.

Горло Анвин Птахи было перерезано так глубоко, что были видны кости задней части шеи. Лайда Лунная сказала Рейне, что клановая хозяйка умерла мгновенно. И что? Это утверждение должно утешить? Ее нашла Шила Коббин, одна из стряпух.

Отсутствие Анвин замечали в течении нескольких часов, но никто особо не волновался - у клановой хозяйки, кроме кухонных забот, было немало и других обязанностей - до тех пор, пока не пришло время готовить на ужин свиные ноги. Тогда люди начали удивляться, куда она пропала? Анвин была известна своим вниманием к приготовлению свинины, а никаких инструкций относительно ее приготовления она не оставила. Один из поваров решил, что нужно слегка отварить ноги, чтобы они готовились быстрее. Другой заявил, что отваривать ноги не нужно, их же вымачивали в рассоле, а с кипячением весь вкус пропадет. Разгорелся жаркий спор, и Шила Коббин, которая слушала их у хлебных печей с растущим нетерпением, попросила прекратить шум, пока она не сходит и не приведет Анвин Птаху.

Ее крик двумя минутами позже услышал в кухне каждый. Анвин обнаружили упавшей на небольшой ящик-кровать, в котором она спала в своей клетушке под кухней. Крови натекло так много, что она просочилась сквозь одеяло, простыни и матрас на тростниковые циновки, покрывавшие каменный пол. Последний раз ее видели и слышали, когда она спускалась по лестнице от вдовьего очага и останавливалась, чтобы сказать Гату Мэрдоку, что хотела бы встретиться с ним в кладовой через четверть часа - надо было потолковать о последней партии солода, который они собирались перегонять. Видимо, Гат Мэрдок пришел в кладовую, испытывая все увеличивающееся раздражение от того, что его заставляют ждать, снял с легкого винца не одну пробу, а потом побрел в Большой Очаг перекинуться со старожилами в кости. Справедливости ради надо заметить, что позже он от этого был в ужасном расстройстве, рассказывая каждому, кто соглашался слушать, что Анвин была лучшей девушкой клана, и что он отдал бы свою единственную руку, лишь бы ее вернуть.

Рейна думала, что будет жалеть его. Она ошиблась. Этого не произошло.

В ней что-то изменилось, когда она увидела тело, и теперь вместо нее был кто-то другой. Она могла оглянуться, вспомнить прежнюю Рейну и точно знать, что та чувствовала бы и как поступила в том или ином случае, но сама она таким образом чувствовать и поступать больше не могла. Прежняя Рейна шла дорогами богов. Нынешняя даже не знала, в своем ли она уме.

Первым заметил в ней изменения Орвин Шенк. Он сжал ее в могучих медвежьих объятиях, и покачивал из стороны в сторону, когда они стояли в клетушке Анвин.

- Все хорошо, моя сладкая овечка, - все время мягко повторял он. Совершенно неожиданно она не смогла больше выдерживать мясного запаха свежей крови.

- Отпусти меня, - произнесла она.

Орвин, удивленный, остановился. Решив, что ее тон был вызван горем, он продолжил ее укачивать. Она подняла руку и жестко ударила его в бок.

- Я сказала, отпусти меня!

Он немедленно отпустил ее, и она вышла из комнаты.

Это была самая странная ночь из всех, что она помнила, проведенных в круглом доме Черного Града. Даже смерть Дагро не причинила таких разрушений, какие произвела смерть Анвин. Даже разрушение Градского камня не оставляло клан столь опустошенным и утратившим внутреннюю опору. Она всегда была сердцем клана, той, кто действовал в центре событий, отдавал приказы, подавал пиво, останавливал бессмысленные споры, следил, чтобы сыты были все. Чтобы справиться со смертью Анвин, им была нужна Анвин Птаха. Или кто-то вроде нее. Вместо этого они получили жену вождя, которая в этом несчастье оставила их наедине с горем, кухонных работников, которые занялись бы приготовлением горячей еды и принесли бы прохладное пиво, если бы кто-то догадался им приказать, вождя, который воевал где-то вдали от дома, и кланового ведуна, который провел почти весь вечер в Большом Очаге, закрывшись со старшими воинами.

Рейна видела большие дубовые двери, проход в которые перекрыли новики со скрещенными копьями, и не очень-то хотела прорываться силой. Она понимала, что за ними готовится какая-то махинация, с которой ей вскоре в ходе событий придется столкнуться.

Клобучники -- вот слово, что той длинной ночью позже явилось из Большого Очага. Черноградцы насторожились, их руки частенько опускались на рукояти мечей, когда они спускались по лестницам, взгляды метались по группам людей, которые собрались ниже, в больших сенях.

Робби Дан Дхун прислал в Черный Град тайных убийц, чтобы устроить террор и поразить клан в самое сердце. Рваный Король счел градское войско, расположенное на Банненском поле, слишком сильным, и способным помешать захвату Ганмиддиша Дхуном. Он был известен как вождь, не знакомый с угрызениями совести - смотрите, как он разделался со своим соперником и дядей Скиннером Дхуном - вот и теперь он использует грязные приемы, какие лишь и можно ожидать от такого человека. В его планах - так запугать людей, чтобы Мейс Черный Град отправил половину свой армии домой.

- Мы должны ждать новых ударов, - предупредил Станниг Бид присягнувших клану воинов. - Смерть нашей любимой Анвин - это только начало.

Эти слова были сказаны не всему клану, и Рейна услышала их лишь позже в пересказе. Корби Миз дал ей краткий отчет о том, что произошло за закрытыми дверьми.

- Рейна, - сказал он голосом, сдавленным от переполнявших его чувств. - Станниг считает, что в доме может скрываться клобучник.

Рейна на него попросту уставилась. Как это может быть, чтобы такой хороший человек, как Корби Миз, мог поверить такой лжи? Клобучник? Неужели он не помнит, что последний раз слухи о клобучниках ходили, когда будто бы они убили Шор Гормалин, и с тех пор слуху о них больше не было? Как это возможно, что и она, и молотобоец прожили все это время рядом, и получили в итоге совершенно разное представление об истине?

Она сказала ему только одно, потому что это было единственное, что было правдой совершенно точно:

- Скиннер Дхун для Робби не дядя, Робби - Кормак, назвавший себя Дхуном после того, как решил, что, если как следует поискать среди материнских предков, он докажет ее родство с дхунскими королями.

Корби сдержанно взглянул на нее.

- Станниг употребил это выражение только как образное выражение.

Она бы поспорила, что не только. Она готова была поклясться, что это не так.

Опытные воины организовали той ночью отряд с факелами, выехав из градского дома с длинными горящими головнями, помещенными в рога на копьях. Рейна понять их назначение не могла, разве что как потребность добрых людей хоть как-то противодействовать злу. Станниг Бид ехал во главе отряда, и кроме нее, больше никто не сомневался, что такое поведение для кланового ведуна уместно.

Умерла женщина, пользовавшаяся величайшим уважением в клане. Он был ведуном. Разве ему не нужно готовиться к церемонии?

Двумя днями позже, в то время как Лайда Лунная и Меррит Ганло натирали тело Анвин ртутным молочком, два скарпийца нашли мертвую Джейни Гайло. Ее горло было перерезано от уха до уха, а тело сброшено в сруб старого огородного колодца. Оно уже окоченело.

Если у Рейны и оставались какие-то сомнения, они начисто пропали. Обеих женщин убил Станниг Бид. Анвин Птаха представляла для него угрозу. Ее статус в клане был высок, она искусно использовала свое влияние, и день, когда она решила открыто выступить против него, стал ее последним днем. "Станниг Бид - не клановый ведун, и это должно быть продемонстрировано. Нас много. Мы можем отправить его обратно в Скарп". Последние слова Анвин прозвучали где-то так, несомненно переданные почти дословно хорошенькой малышкой Джейни Гайло, вскоре после того, как были сказаны.

Бедная маленькая глупышка. Вряд ли ей было больше семнадцати. Слишком юная, чтобы быть убитой за рассказанные сплетни.

Так как в круглом доме лишь два человека понимали связь между Анвин и Джейни, девичья смерть была принята за еще одно доказательство существования клобучника. Девушка рыхлила на огороде луковые грядки, гласил рассказ, когда сзади на нее набросился убийца. Он сейчас осмелел, шептали люди. Вот то, что говорили шепотом, и было правдой.

Дерзость Станнига Бида все увеличивалась. Так что же осталось делать Рейне Черный Град? У вдовьего очага в тот день были трое. Две уже мертвы. Связанные присягой кланники сбиты с толку и возбуждены, даже шорох может их заставить обнажить меч. Впервые на памяти Рейны двери клана перед оброчными кланниками оказались заперты. Тем, кто уже находился в доме, разрешили остаться в его стенах, но те фермеры, шахтеры, лесорубы, охотники, скотники, торговцы, батраки, углежоги, ткачи, дубильщики кож и мельники, которые появились у дверей, чтобы переждать опасность - имеющие на это право, как проживающие на землях Черного Града - были отправлены обратно.

Дагро Черный Град не узнал бы сейчас свой клан.

Или свою жену.

Рейна на миг замерла у подножия главной каменной лестницы и спросила себя, что ей делать. Градский дом был сейчас полупустым. Обряд похорон Анвин вывел из дома сотни людей. Ее отсутствие ощущалось в десятках мелочах. По углам сеней висели черные от копоти тенета. Редкие зажженные факелы были плохо просушены и пропитаны, и давали больше копоти, чем света. С кухни тянуло кислятиной и жиром - печи не чистились целыми днями. Список можно было продолжить, но Рейна не видела смысла дальше перечислять приметы разрухи в черноградском доме. Кто тут остался, чтобы этим заниматься? Здесь уже не было Анвин, чтобы стойко бороться с хаосом. Чтобы неотступно противостоять хаосу, Анвин здесь уже не было. Могла бы подойти Меррит Ганло, но она вся из острых углов, и будет слишком сильно раздражать людей. Анвин Птаха была глыбой.

О боги, Анни. Рейна вдохнула наполненный дымом воздух и почувствовала, как в легких оседает копоть. У скарпийца, сидевшего рядом на лестничной ступени, завтрак состоял из ржаного хлеба с зельцем. У него был ломоть из языка с мозгами, он снимал с него своим ножом тонкие стружки и кидал их в рот. Как и у многих скарпийцев, его глаза имели желтоватый оттенок. Жуя и глотая, он наблюдал за Рейной, подбивая ее на столкновение. Шесть дней назад, когда Анвин была жива, ему не позволили бы перегораживать дорогу к Большому Очагу, не говоря уже о еде на лестнице. Прежняя Рейна пришла бы в ярость, но не рискнула нарваться на вероятное унижение в том случае, если бы она позволила себе хоть какой-то выпад в сторону скарпийца. Новая Рейна ни коим образом не беспокоилась. Если у нее было желание остановить его, она бы поднялась по лестнице, выхватила зельц у него прямо из рук и вмазала им ему в лицо.

Прежняя Рейна слишком сильно беспокоилась о том, что о ней думают люди. Она хотела, чтобы ее и любили, и уважали. Она совершила ошибку, считая, что если она многое делала , как жена хорошего вождя, она в конечном итоге и сама станет хорошим вождем.

Жена вождя - не то же самое, что и сам вождь. Этот факт новой Рейне был настолько очевиден, что она удивилась, как это прежде она могла считать иначе. Доказательства были - стоило взглянуть на Мейса Черного Града, Робби Дан Дхуна, Собачьего Вождя. Невозможно управлять круглым домом, будучи славным малым. Каменные Боги были богами войны. Не домашнего очага.

Прежняя Рейна поддерживала клан, но никогда не мечтала им управлять. "Вождем буду я". Такие слова мог бы сказать ребенок, так мало понимания стояло за ними. Анвин пыталась подталкивать ее, один раз на балконе, когда они видели прибытие скарпийского священного камня из Скарпа, и еще раз во вдовьем очаге, в тот день, когда умерла Анвин. И она, Рейна Черный Град, не позволила себя подтолкнуть.

Всегда настороже. Всегда беспокоясь о своей репутации в клане.

Ее осторожность убила Анвин Птаху. Я буду унижена, крикнула она, когда Анвин пыталась заставить ее выступить против Станнига Бида. Должно быть, у нее не было мозгов.

Сейчас пустоты в голове не было, но и не было уверенности, с чем она осталась. Она вспомнила, как встречалась в лечебнице с Лайдой Лунной, когда лекарка обрабатывала тело Анвин. Лайда держала в руке стеклянную трубку, наполненную ртутью. Пока они разговаривали, металл сливался и разбегался, образуя блестящие шарики, которые перекатывались из одного конца трубки в другой. Когда Лайда поставила ее, чтобы принести кувшин воды, потребовалось меньше десяти секунд, чтобы металл собрался в тусклый ком. Лайда объяснила Рейне, что в комната должно быть холодно, чтобы тело не размякло и не начало разлагаться. Ртуть находилась в неопределенном состоянии, полужидком-полутвердом, и разницы температур между ее рукой и холодным воздухом было достаточно, чтобы перейти из одного состояния в другое.

Вот так же чувствовала себя Рейна, стоя у подножия лестницы: зависшей между двумя состояниями. Способной размякнуть до истерики в один момент, и заледенеть от гнева и презрения - в следующий.

Вот так же чувствовала себя Рейна, стоя у подножия лестницы: зависшей между двумя состояниями. Способной размякнуть до истерики в один момент, и заледенеть от гнева и презрения - в следующий...

Она уже шесть дней не спала ночами. Да и как бы она смогла? Ночью за каждым скрипом половиц мог скрываться Станниг Бид, который пришел с ней расправиться. Она осталась последней, кто знал его истинное лицо. Единственной в клане, кто понимал, насколько мало черноградский ведун думает о богах.

Шесть ночей она ложилась во вдовьих стенах с Меррит Ганло, Хэтти Заяц, Бидди Байс и полудюжиной других вдов, которые собрались вместе, чтобы восстановить Очаг после ухода скарпийцев. Рейна полагала - среди людей опасность меньше. Да только в безопасности она себя не чувствовала. И почти не спала.

Если не спишь - то в итоге и не ешь. Аппетит у нее совсем пропал, и она не помнила, когда последний раз как следует ела. Вчера утром она выпила немного молока с медом, предложенные ей юной Бидди Байс. Бидди была тихой и мягкой девушкой, но вполне способной заметить изменения в жене вождя. Она испугалась того, что это означало для нее самой и для клана, осознала Рейна, когда пальцы их встретились над чашкой с молоком.

У нее были все основания бояться.

Не зная, что делать, Рейна прошла сени и направилась к кухне. Когда она миновала вход в восточный зал, у бедра шевельнулся ее девичий заступник. Оставив его без внимания, она вошла в похожее на пещеру пространство главной кухни. Там почти ничего не происходило. Две скарпийки на хлебном столе снимали шкурку со свежепойманного кролика. Старшая женщина пришпилила его голову своим ножом к дереву, а та, что помоложе, обдирала ноги. Полированная столешница из древесины гикори пропитывалась кровью. Бедная Анвин. Всего шесть дней, как умерла, а скарпийцы не только захватили ее кухню, они еще и залили кровью ее стол для хлеба.

Борри Свид, мальчик-подметальщик, кое-как сметал рассыпанную по полу муку. Он с надеждой поднял глаза, когда вошла Рейна, но она прошла мимо, даже не поздоровавшись. У нее появилась мысль, что она может просто поспать. Станниг Бид будет отсутствовать несколько часов. Сколько-то времени уйдет на укладывание Анвин, и он не осмелится оскорбить ее память возвращением из Клина на коне. Нет. Ему придется идти пешком вместе со всеми. По-другому ему не подобает. Эти два или три часа она может чувствовать себя в безопасности. Но куда пойти?

Во вдовьих покоях будет слишком безлюдно, да и защиты никакой. В Большой Очаг открыт вход присягнувшим скарпийцам. Небезопасным казалось любое место над поверхностью земли. Она пойдет на нижние уровни - отдохнуть во тьме и тиши подземелий градского дома и разобраться, может ли она вернуть свой рассудок и снова стать собой. Это было какое-никакое, но решение. И это убережет ее от дум, что сейчас происходит с с телом Анвин.

Аккуратно обогнув место, где располагалась комнатка Анвин, Рейна прихватила безопасную лампу и двинулась по лестнице вниз. Пахнуло дохлыми мышами и затхлостью. От запаха сырой земли воздух казался густым, и дышать стало трудно. Чем ниже она спускалась, тем сырее становился под ногами камень, а тишина - глуше. Было очень покойно находиться в столь тихом и темном месте, где она точно не встретит никого, кроме мышей и подвальных крыс. Она ощутила, как усталость сковывает колени и плечи. По колебанию пламени можно было понять, что она, должно быть, дрожит. Похоже, ей стоило захватить одеяло, потому что холод тут стоял неимоверный, а для защиты от стужи у нее с собой ничего, кроме мохеровой шали, не было. Длинноголовый как-то рассказал ей, что, чем глубже спускаешься под землю, тем становится теплее. Тогда ей стоило пойти дальше, может быть, даже до тайной комнатки, где она спрятала последний кусок градского камня.

Да, она пойдет туда. Там тихо и безопасно, и еще лежали вещи Дагро, которые она оставила себе. Было бы приятно прикоснуться к ним снова.

В этот раз переход оказался намного легче, чем в прошлый раз, когда на спине лежал груз в шестьдесят фунтов. Через какое-то время она с удивлением обнаружила, что уже наклоняется под низкими потолками домового фундамента. Оставалось совсем немного - мимо опорных колонн, дренажных канав, перекрытых колодцев и древних подземелий - до Т-образного перехода, где ей нужно свернуть.

Стоячая вода была здесь заметно глубже, Рейна подтянула юбки и скривилась, когда недобрая студеная жидкость хлынула сверху в сапоги. По счастью, тайное хранилище Ярро Черного Града располагалось на пол-уровня выше прохода, и, когда она отодвинула каменные плитки, закрывавшие вход, то с удовлетворением увидела за ними сухой пол. Ощутив прилив молодых сил, в комнату она запрыгнула.

Градский камень находился там. Она сразу ощутила его присутствие. Боги в нем больше не жили, и силы в небольшом куске гранита не было, но какие-то следы ее оставались. Они наполняли пространство комнаты, легко, почти неощутимо, заставляя пульсировать сам воздух. Рейна посмотрела на него, но подходить не стала. Он лежал в углу, невзрачный камень у темной стены. На нем не было пыли, и ни один паук не осмелился навесить на него паутину.

Как-то враз, до полной невозможности думать, на нее накатила усталость. Стянув сапоги, она огляделась в поисках места, куда бы лечь. Ярро Черный Град устраивал себе небольшой склад для сокровищ, а не людей, и возле единственного ящика, который она сама принесла сюда несколько месяцев назад, тут не было ничего, чем можно было бы прикрыть каменный пол. Во всяком случае, здесь было сухо.

Свернув шаль в подобие подушки, Рейна легла и от изнеможения провалилась в сон.

Ей снились боги. Разве могло быть иначе, если опустевшее прибежище, где они прежде жили, находилось всего в десяти футах от ее головы?

Когда она проснулась, то уже знала, что должна сделать.

Пламя в безопасной лампе осело, и она забеспокоилась о времени. Сколько она проспала? Сколько масла было в корпусе лампы, когда она сняла ее с полки перед кухонной лестницей? Была ли она полной? Или наполовину пустой? Окоченевшая, с тяжелой головой, она ничего не могла знать наверняка. Вокруг все было спокойно. Она быстро поднялась и натянула сапоги. Размокшая кожа утратила форму. Ее платье по подолу пропиталось водой и плохо пахло. Она подошла к закрытому плитками входу, положила раскрытую ладонь на выемки в камне, и сдвинула ее снова. Как только она подняла ногу, чтобы выбраться наружу, то вспомнила про ящик с вещами Дагро. Поставив ногу обратно на землю, она задумалась.

Огонек лампы в любой момент мог погаснуть. Масло в резервуаре заканчивалось. По спине от испуга пробежал озноб, и, вопреки ему, а может быть, из-за него, Рейна вернулась в комнату. Несколько предметов, которые она спрятала после смерти своего мужа, лежали, покрываясь пылью, на ящике из пробкового дерева. Рейна потрогала их сверху пальцами, прикасаясь к одному за другим. Она взяла, что ей было нужно, и ушла.

Она собралась во что бы то ни стало убить Станнига Бида.

Ценой ее душевное мира была его смерть.

Расплатой за убийство Анвин была его смерть.

Ценой за место вождя Черного Града была его смерть.

На этот раз она не стала поднимать свои юбки. Она понятия не имела, какое сейчас было время суток, и неопределенность заставляла ее поторапливаться. Вода плескалась у ее ног, с каждым шагом собираясь перед ней волнами ряби. Огонечек, не потухай, попросила она лампу. Пламя уменьшилось до небольшого красного зубчика. Он давал вокруг нее слабое пятно света, едва касавшееся стен и поверхности воды. Сейчас она могла чуять запах распада Черного Града. Гнили в сердце градского дома.

Ш-ш-шш...

Рейна завертела головой по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук. Она только что ушла с уровня фундамента и поднялась до середины лестницы на нижней уровень подвалов. Шум донесся из правого коридора. Она не могла разглядеть сквозь темень, что там. Она протянула туда лампу, но ее свет только окрасил тьму в красный цвет. Крыса, сказала она себе, и двинулась дальше.

Вторая лестница показалась ей круче, чем помнилось, и тяжесть воды, пропитавшей платье, усилил это ощущение. Верхние, средние и нижние уровни подвалов были открыты верхнему пространству, и Рейна поняла, что ей не хватает неверных потоков рассеянного света, которые просачивались вниз при свете дня. Уже стемнело. Она проспала в хранилище весь остаток дня.

Ну и прекрасно. Теперь он, надо думать, вернулся, и не нужно быть ученым, чтобы догадаться, чем он займется после того, как клан успокоится. Станниг Бид в этом доме обнаглел, пытаясь достичь своих целей. Рейна свернула со своего обычного пути, входя в ту часть подземелий, где она до этой ночи ни разу не бывала. Теперь наглее нужно стать мне.

Тем более, что этот дом мой. Не его.

Странно, но воздух тут был не таким, как под западным крылом. Не свежее точно, но как-то подвижнее. Он скользил над поверхностью стоящей воды, поднимал рябь и взбивал пузыри пены. Проход суживался, Рейна сгорбилась и прижала свободную руку к телу. Как рассказывала Эффи, эту часть подземелий прорыли позже остальных. Рейна посчитала, что девочка была права. Края каменных блоков все еще были острыми, их углы прямыми, а между ними сетью светлых линий виднелся раствор. Кто из вождей приказал это выкопать, спрашивала она себя. Кто так беспокоился о своей голове?

Рейна вскарабкалась по короткой лестнице, свернула направо, а затем пошла вверх по пологому подъему. Сейчас она передвигалась быстро. Стоячая вода кончилась, и промокший подол юбки шлепал по скату.

На удивление, лампа все еще продолжала исправно гореть. Рейна подумала об этом, когда прошла пандус до конца, припоминая, что отвечала Эффи, когда ее спросили, как она находит дорогу в подземелье. Не знаю. Никогда не думала, что нужен свет. Просто через какое-то время и так видно. И никто к тебе не подкрадется.

Но зато можно подкрасться самой.

Рейна повернула рычажок лампы. Ее шаги становились все увереннее. И приглушеннее. Боковые ходы возникали перед ней как вереница темных картинок, и через некоторое время она смогла идти, не касаясь рукой стен. Эффи рассказала ей об этой дороге к покоям вождя в то время, когда Дагро был еще жив, но до сих пор ощущение неуместности не позволяло Рейне ею пользоваться. Это была территория Дагро, и у нее не было ни малейшего желания нарушать его уединение. Позже, когда вождем стал Мейс, ее непреодолимым желанием стало избегать любых мест, где она могла встретить своего второго мужа. Со Станнигом Бидом было иначе. Скарпийский ведун мог - и ему придется - отправляться в ад.

Рейна импульсивно поставила лампу на пол. Она в ней больше не нуждалась. Она вспомнила кое-что, сказанное старым, с жилистой шеей Гатом Мэрдоком в то утро, когда разлетелся Градский камень, а в воздухе еще висела пыль: "Градский Волк вернулся". Она в тот миг не обратила на эти слова внимания. Гат - это Гат. Известен своем умением "уводить" чужое имущество, а не великим умом. Теперь она поняла, что самое важное упустила. Эмблемой Черного Града были не скрещенные при встрече мечи. И не медведица, вскармливающая молоком своих медвежат. Это был волк-одиночка, нарисованный серебром на черном фоне. Вот этим волком и должна стать она, Рейна Черный Град.

Ее черным фоном была темнота. Она шла сквозь нее к покоям вождя. Когда она проходила под сенями, она услышала голоса и звук шагов. Стены вздрогнули от сильного грохота. Ей потребовалось какое-то время, чтобы понять, что это закрывали на ночь главные двери дома. Хорошо. Это означало, что присягнувшие клану воины уйдут сейчас в Большой Очаг отдыхать и ужинать. Кланницы с детьми разойдутся по своим комнатам, а скарпийцы затаятся, и по своему ласочьему обыкновению будут искать возможности как-нибудь нагадить.

Должно быть, похолодало, решила Рейна. Ее знобило, а ноги начинали неметь. Она на минутку остановилась и стянула сапоги. Из каждого вылилось по чашке воды. Оставив сапоги на середине прохода, она двинулась дальше.

После этого она шла бесшумно, как волк.

Эффи немногое рассказала ей о ходе, ведущем к покоям вождя, отложилось, что он пролегал под сенями, а потом уходил вниз. Рейна повернула, где требовалось, и пошла вниз по череде крутых спусков с низкими потолками. Теперь, когда она услышала, как главная дверь скользит по своим полозьям, ей стало понятно, где она находится по отношению к надземным помещениям. От понимания, что она подошла к покоям вождя, перехватило горло. Она едва могла дышать, так сильно в артериях шеи пульсировала кровь.

Когда впереди показалась полоска света, она замедлила шаги. Присев, она коснулась своего девичьего заступника, чтобы убедиться, что он с ней.

Свет шел из щели в конце уклона. Отверстие было высотой в четверть фута, и вдвое больше в длину. Когда Рейна подкралась ближе, она увидела, что проем забран тонкой латунной решеткой. Свет, выходивший из щели, был тусклым и слегка оранжевым. Сквозь прутья решетки струился дымок. Оглядевшись вокруг, Рейна попыталась понять, что это за место. Скат заканчивался в углу, где сходились две стены. Сначала она подумала, что там же заканчивается и проход, но когда ее глаза привыкли к свету, она разглядела узкий выступ, огибавший угол.

Относительно пандуса отверстие располагалось так, что ей нужно было опуститься еще ниже. Качнувшись вперед, она из наклона перекатилась на колени. Икры облепил мокрый подол юбки. Вытянув шею, чтобы дотянуться до проема, Рейна всмотрелась сквозь решетку.

Она увидела четыре деревянных столбика и пару ног. Ноги были в сандалиях, носами от нее. Вне всяких сомнений, ноги принадлежали мужчине. Они были большими, и их покрывали жесткие черные волосы. Ноготь правого мизинца крошился от запущенного грибка. Понимая, что со сменой ракурса она увидит больше, Рейна опустила голову. На глаза попал потрепанный опаленный подол церемониального одеяния Станнига Бида. Край находился где-то на высоте голени. Он сидит, решила Рейна. Это объясняло четверку деревянных столбиков -- это ножки стула. И теперь, когда она могла видеть дальше, ей стало ясно, что он сидел за Памятью Вождя, большим куском серого гранита, который градские вожди использовали в качестве стола. Пока она смотрела, сухожилия на его щиколотках расслабились, и над подошвами сандалий приподнялись пятки. Послышались царапающие звуки, и Рейна догадалась, что Станниг Бид подался вперед, чтобы писать.

Рейна использовала этот удобный случай, чтобы перевести дух. Отверстие было, похоже, частью дренажной системы, прорезанным, чтобы не допускать затопления покоев вождя. Избыток воды стекал бы на пандус. Она задумалась, приседала ли здесь Эффи, наблюдая за ногами Дагро, когда он ходил по комнате? Эти мысли сбивали с толку. Рейна припомнила себя, когда сама была восьмилетней девочкой. Нет, в круг ее интересов мужские ноги не входили.

Внезапно сухожилия на Бидовых лодыжках ожили. Пятки пошли вниз, а подол наряда спустился до щиколоток. Он вставал. Неожиданно он двинулся по комнате. Чем дальше он отходил, тем больше могла увидеть Рейна. Вскоре она смогла видеть его до уровня пояса. Руки он держал по бокам. Большие, покрытые шрамами и точно такими же жесткими волосами, что и ноги, они размахивали, когда он двигался. Он вдруг пропал из вида, заслоненный углом Памяти Вождя. Потом раздались звуки - журчание и мягкие шлепки. После смачного пуканья последовало два глухих стука.

Затем лампа была задута. Конечно, спит он сейчас тут.

Ноздри Рейны раздулись, в то время как она задержала дыхание. Она ждала и не двигалась. Шло время. Пыль улеглась. Маленькие иголочки боли впились в ее колени. На полу позади нее суетились мыши - понятно, по своим делам. Круглый дом, остывая, потрескивал, он ночью давал усадку. Все было тихо в покоях вождя. Бид спал крепко, как человек, которому некого бояться.

Когда по ее ногам пронеслась мышь, Рейна не издала ни звука. Вместо этого она начала вставать. Мыши уже забыли, что здесь была она. Время пришло.

Подъем с колен в вертикальное положение отнял минуты, которые она дала своему телу, чтобы приспособиться к изменению позы. Она сразу же, как только выпрямилась, направилась к выступу. Темнота сейчас была ее союзницей. Она ощущала ее запах и вкус. Собственные зрачки казались Рейне огромными, как колодцы.

Выступ был шириной в два с половиной фута. Дальше находился спуск непонятной глубины. Рейна несколько побаивалась выступа - если на то пошло, он был не так безопасен, как мыши - но она не позволила этому страху ее задержать. Она нашла способ перемещаться, свой ритм, который беззвучно вел ее вперед.

Выступ поворачивал под совершенно прямым углом и заканчивался через двенадцать футов. Никаких щелей, ничего, через что можно было бы посмотреть и использовать для сбора сведений. Рейне это и не было нужно. Она хорошо знала покои Дагро, точно знала, как конец выступа расположен относительно внутренних помещений. Рядом с дверью, напротив постели Бида. Поставив обе ладони на стену, она искала механизм, который позволил бы попасть внутрь. Она не знала, чего ожидать. Там, внутри, на стене не было ничего, что позволяло бы ее убирать - и уж точно не панель из плиток, которая скользила бы по направляющим.

Крошечные комочки известкового раствора рассыпались в пыль, когда она их трогала. Она начала искать на уровне груди, а затем пошла выше. Кончики пальцев скользили по камню, она шла вдоль выступа. Ничего. Она проверила выше, подняв руки над головой. Опять ничего. Почему она не догадалась расспросить Эффи подробнее? Потому что ее привела в ужас мысль о слежке за собственным мужем, вот почему. Добродетельная Рейна еще раз сама себя подвела.

Рейна продолжила поиски. Эффи, Эффи, Эффи. Такая необыкновенная и располагающая к себе девочка. Какое озорство привело ее сюда и удержало от возвращения? Это не было вредностью - не из тех была Эффи Севранс - так что это, должно быть, было простое любопытство. Она была девочкой, которая любила знать.

Оторвав от стены руки, Рейна остановилась как вкопанная. Ребенок. Эффи было пять, когда она обнаружила этот тайный ход. Крошечная малявка, едва ли в три фута ростом. Она, возможно, ничего даже и не искала - просто вела рукой по стене. Рейна присела, определяя высоту в три фута. Согнув руки в локтях, чтобы сделать их короче и дать пальцам лениво похлопывать по стене, она пошла по выступу еще раз. Бесполезно. Рейна присела еще ниже и опустила руку к самому основанию стены.

Она нашла это в футе от конца выступа. Четыре отверстия для пальцев. Одно, большое, внизу, и над ним три поменьше. В нижнее отверстие Рейна поставила большой палец, и три средних пальца в верхние. Кончики пальцев быстро прошли камень, дерево и оказались в воздухе. Эта часть стены была ничем иным, как маскировкой - облицовка камнем, посаженным на дерево. В середине была пустота. Рейна кончиками пальцев подцепила деревянный выступ и осторожно потянула. Часть стены, длиной два фута и в фут высотой, начала скользить назад на выступ. Если бы это был сплошной песчаник, то она весила бы двадцать стоунов (стоун - ок. 6,35 кг - прим. перев.). Но полая деревянная панель с облицовкой из песчаника с обеих сторон едва тянула на двадцать фунтов. И двигалась свободно. Основание панели было чем-то обито, похоже, слоем войлока или замши, что позволило сдвигать ее без усилий.

Рейна передвигала ее медленно. Края полой панели тихо пошли трещинами, отходя от цельной стены. Когда вышла вся панель, Рейна сдвинула ее на выступ вбок. Через отверстие потянуло застоявшимся дымом. С той стороны все было темно и тихо. Услышав слабое сопение от дыхания Станнига, она стала ждать. Прислушивалась. Убедившись, что дыхание было равномерным, она вытащила девичий заступник.

Волк, сказала себе она, проползая сквозь проем на животе.

Рейна знала это место. Над проемом висел старый градский стяг, на котором был изображен серебряный молот, сокрушающий Дхунский дом. Рейна, когда пробиралась в покои, задела его снизу головой. Жена какого-то вождя, прославленная своей усидчивостью, вышивала эту жуткую штуку в продолжение пяти лет. Говорили, что все элементы Дхунского дома на ней были точно выверены и передавали размеры абсолютно точно. Теперь это было клановой ценностью, хотя и не слишком большой. Рейна задумалась о месте его размещения. Было очень удачно, что нижняя часть стяга закрывала линию соединения фальшивой и настоящей стены. Ей это даже на руку. Это означало, что шанс попасть Биду на глаза был меньше.

Рейна встала. В покоях было чуть светлее, чем в проходе. От факела, горевшего на лестничной площадке, из-под двери тянулась призрачная плоскость света. После нескольких часов почти полной темноты Рейна легко видела сквозь мрак. Покои были обставлены скудно - единственный стул, Память Вождя, различное оружие, свисающее со стен и потолка. Постель Бида.

Ведун кланов Скарп и Черный Град спал на спине обнаженным. Светлое одеяло закрутилось вокруг ног. Голова склонилась набок, и рот был открыт. В отраженном свете чуть блестела струйка слюны, бежавшая к левому уху. Рейна отмечала все мелочи - руки, сложенные на животе, подергивающиеся во сне веки, густой ковер седеющих волос на лобке, кувшин с водой, стоящий у его плеча. Она ощущала в себе силу, а не страх или удальство. Холодное безрадостное удовлетворение, которое ей говорило: Он мой.

Не с таким ли чувством отправляются на войну вожди, превосходя противника числом и оружием? Без воодушевления, только с чувством, которое находится где-то между превосходством и неуважением? Не это ли испытывал Бид, когда поджидал Анвин, чтобы убить?

Нет. Рейна встряхнула головой и скользнула к Биду. Потому что я до сих пор в ярости.

Анвин Птаха была лучшим членом клана Черный Град, его крепким, надежным сердцем. Защитницей тринадцатилетней девчушки, только что приехавшей из Дрегга. Девочка, можешь оставаться у меня на кухне, и хватит об этом болтать. Это были первые слова Анвин, сказанные ей. Начало продолжавшейся более двадцати лет дружбы, которая была самой запутанной и самой долгой привязанностью в жизни Рейны.

Я подвела тебя, Анни. Моя родная. Моя любимая.

Плачут ли волки, когда убивают? Рейна так не считала. Заставила себя не мигать, и глаза остались сухими. Ее ждало дело, и она приготовилась его выполнить.

Утверждая власть.

Становясь Градским Волком.

Оставляя прежнюю Рейну позади.

Когда она была готова, то свободной рукой подняла кувшин с водой и вылила его содержимое на лицо Биду. Его глаза распахнулись, а голова дернулась вверх. Затем стремительно одно за другим произошло несколько событий. Он узнал человека, стоящего над ним на коленях, моментально понял ее намерения, почувствовал лезвие девичьего заступника, входящего в его горло, рванулся плечами вверх, не в силах победить инстинкт - стремление встать прямо перед опасностью - ощутил, как лезвие идет глубже, в панике закашлял, замахнулся своим огромным правым кулаком молотобойца на Рейну. Она получила скользящий удар по нижней челюсти. Ее зубы были крепко сжаты, и толчок передался черепу. Голова пошла вбок и назад, а шейные позвонки хрустнули. В глазах зарябило, как от камня, упавшего в воду. Но рукоять ножа она держала твердо.

Бид видел, как она его убивала.

В мужском горле были жесткие сухожилия и трубки с плотными стенками, и Рейне довелось увидеть, как их рассекает нож. Кровь толчками выплескивалась из рваного отверстия, заливая ей руку. Она была теплой, как вода в ванне. Бид терял силы. Он еще молотил руками и предплечьями, но плечи оторвать от матраса уже не мог. Его зубы обнажились. Удивление и паника ушли из глаз. Веки дрогнули, готовясь закрыться.

Поднявшись выше, Рейна налегла сильнее.

- Смотри на меня, - прошептала она. - Ты слишком долго выжидал, скарпиец. Стоило убить меня в тот же день, когда ты убил Анвин. Тебе стоило следить за своей спиной. Градский Волк вернулся, а ты даже не знал об этом.

Потом она говорила еще много разного, темные слова, которые выплескивались из нее, как яд, слова, которые сидели в ее теле в ловушке с того самого дня в Старом лесу, когда она была изнасилована своим приемным сыном. Мейсом Черным Градом. Она говорила и резала, в то время как кровь скатывалась на пол и собиралась у ее колен, а свет лампы за дверью вспыхивал и гас. Мейс, называла она умирающего. Мейс. Мейс. Мейс.

Когда его сердце начало давать перебои, она потянулась за спину и вытащила из-за пояса серебряный церемониальный нож Дагро. Может быть, она будет проклята навеки за то, что произошло дальше, потому что она взяла нож двумя руками и ударила Станнига в самое сердце. Она улыбалась.

Поднявшись, она там его и оставила - тело в покоях вождя, с ножом вождя, торчащим из груди. Она чувствовала себя бешеной и полной сил.

Освобожденной.

У нее было дело, и она его сделала. Иеронимус Бак, оброчный рудокоп, когда-то рассказывал ей, как они в шахте вскрывали пласты. "Разводим небольшой костер. Нагреваем поверхность скалы так, что она чуть ли не светится. Затем закачиваем воды из Медянки. Вода попадает на скалу, и - мать моя женщина - та разлетается напрочь. Я видел, как в один заход снесло тридцать футов.

Кровь Рейна стерла с рук, когда шла через круглый дом. Этой ночью она развела огонь под Скарпом.