Рейна Черный Град приказала перетащить половину свиной туши из молочного сарая в душевую. Два дня она лежала там, выставленная под теплый и влажный воздух, и мухи сейчас уже должны сделать свое дело. Кроме того, от запаха ей становилось плохо.

Джеб Оннакр, один из конюхов и Шенк по жене, быстро кивнул. "Айя, леди. Пара дней в душевой - и у вас будут превосходные опарыши в запасе".

Рейна мимолетно улыбнулась. Это было лучшее, что ей удалось сделать этим холодным поздним утром. Ей нравился Джеб, он был хорошим человеком, и он переносил свою травму стоически, но ночью, когда взорвался Градский камень, разрушив молельню, помещения конюшни, и восточную стену круглого дома, показалось, что вся тяжесть этих сооружений упала на ее плечи. И она несла ее нынче уже неделю.

"Я сооружу помост. Это даст немного воздуха вместе с влагой," - Джеб поднял тушу на щит из промасленного холста, подготавливая ее к перетаскиванию через сено. Она могла сказать по его многообещающему выражению, что он хотел сделать ей приятное, что, предлагая сделать больше, чем было необходимо, он так выражал ей свою поддержку.

Она была благодарна за это. Он дал ей то, что было необходимо ей для искренней улыбки. "Спасибо тебе, Джебб. Я забыла, что личинкам для роста нужна хорошая вентиляция."

Джеб собрал конец холста в кулак. "Айя, леди. Заставляет задуматься, что еще мы забыли, как клан". - С этими словами он рывком сдвинул тушу и поволок ее к двери.

Рейна смотрела ему вслед. Его слова окатили ее холодком, и она натянула пуховую шаль на плечи. Воздух в сарае был пыльным от сена и клещей, питавшихся им, и в горле запершило. Мрачный серый свет разлился по сараю, когда Джеб захлопнул двери.

Голова конюха все еще была обвязана бинтами. Джеб спал в ящике-постели в одном из лошадиных стойл, когда произошел Взрыв, и для него это закончилось куском гранита, застрявшим в его черепе. Он истекал кровью целых два дня. Одни боги знали, почему он не умер. Лайда Лунная, лекарка клана, как-то выразилась, что это было чудо "крепкой головы Оннакров." Джеб принял этот диагноз с таким энтузиазмом, что начал говорить о себе как о "Старом Крепыше".

В Градском круглом доме становилось образом жизни переносить свои раны с гордостью. Гат Мердок потерял руку. Ланса Таннер все еще лежала в постели с такими многочисленными травмами, что не сосчитать; скорее всего, глаз она потеряет. Тихая, ширококостая Хэтти Заяц получила ожоги правой стороны лица и плеч. Дагген Харрис, маленький сенной мальчик, обгорел намного сильнее. Нодди Друк, которого все звали Ноддлер, так сильно ударился о стену Сухого Прохода, что сломал шесть ребер и проткнул легкое. А список продолжался дальше: Станнер Хаук, Джейми Перч, Арлан Перч... Рейна мягко покачала головой. Слишком многих раненых надо было называть.

Хотя погибших поименовать было нужно. Она не могла бы называться женой вождя, если бы не могла перечислить погибших.

Бесси Флап. Ушла. Контузия от взрыва остановила ее сердце. Новый ламповщик, Морни Дабб, зажигал факелы в туннеле. Его тело нашли тремя днями позже, разорванное по всему проходу до огорода. Мог Вилли, подруга детства Эффи. Она шла по переходу к молельне, чтоб доставить Инигару утреннее молоко. Ее тело нашли двумя частями. Джошуа Медорез и Вилбур Узкоротый, двое конюших, как и Джеб, только они встали тем утром, готовя завтрак и отскребая верстаки для Джона Крикла, главного конюшего. Тоже мертвы. У Кро Баннеринга была оторвана голова. Вернон Мердок, брат Гата, протянул четыре дня, прежде чем сдался своим ранам. И было удачей, что маленькая молочница, Эльза Доу, пережила этот день.

Тело Инигара не было найдено, и Рейна предчувствовала, что, даже когда рабочие команды расчистят кучу обломков, где когда-то была молельня, оно так и не будет найдено. О, он умер вместе с Градским Камнем, она не сомневалась в этом. Но получается именно так, что Инигар своей смертью завел людей в тупик. Он никогда не был человеком, с которым легко ладить, и быть удобным для нахождения телом он не собирался.

Прекрати, одернула себя Рейна. Что я делаю, становясь слабой от смертей? Пристыженная, она продолжила перечислять ушедших. Это был длинный список: тридцать девять мужчин и женщин клана, в один миг. Не считая оброчных кланников, тех, кто работал на фермах и ремесленничал на Черноградских землях, но не жил в круглом доме целый год, и не приносил клятвы защищать Клан. Многие оброчные фермеры, кто погиб, стояли лагерем напротив большого изгиба восточной стены. Часть верхнего этажа рухнула прямо на них. Бедные души. Они приехали в круглый дом, ища защиты в ходе войны.

А еще были скарпийцы. Рот Рейны сжался, когда она пошла к двери конюшни. Она не собиралась их считать. Им нет тут места, связанным клятвой с чужим кланом. О чем думал Мейс, приглашая около тысячи воинов с их семьями остаться в Градском доме на неопределенный срок? Честно говоря, собственный круглый дом Скарпа разрушен пожаром, так пускай они строят новый, да и остаются на землях Скарпа, пока занимаются этим.

Потери скарпийцев от взрыва были больше. Многие стояли лагерем в старом зернохранилище, которое находилось как раз напротив восточной стены. Форма колокола позволяла дождевой воде попадать внутрь на протяжении многих лет, и известковый раствор меж камнями почернел и загнил. Когда священный камень разорвало, стены и клети провалились внутрь. Дети погибли; и возможно, если бы она присмотрелась к себе достаточно внимательно, то могла найти некоторое сострадание к ним.

Но сегодня она не собиралась и пробовать. Кивнув на прощание новому старшему конюшему, Сирилу Бланту, она покинула старый молочный сарай, который использовался сейчас как временная конюшня. Холод снаружи ошеломил ее. Не по сезону странные ветры гнали грозовые облака на запад. Начал падать мокрый снег, и сосны вокруг большого двора были усыпаны белым. Люди начинали шептаться, что, когда священный камень разорвало, это отбросило прочь весну вместе с восточной стеной круглого дома. Обычно Рейне не хватало терпения на такую суеверную ерунду. Но последнюю неделю было не по сезону холодно, и если боги могли разделить священный камень на миллион отдельных частей, то они могли и украсть весну с земель клана.

Посмейся над собой, Рейна Черный Град. В этом круглом доме достаточно пессимистов. Еще один не нужен.

Срываясь на бег, она проследовала по отпечаткам волокуши Джеба, к пролому в восточной стене. Шум работающих команд, бьющих молотами и пилящих, обрушился ей на уши. Нет ничего более страшного для кланника, чем разрушение стен в его круглом доме, и ремонт, идущий день и ночь. После захода солнца зажигались огромные масляные светильники, и ночные команды принимались за дело. Ночью работники надевали каски со свечами на козырьке, закрепленными капелькой воска. Было странно видеть это. Непривычно и хорошо. Каждый трудоспособный кланник и кланница в круглом доме, неважно, связанные клятвой или без клятвы - так или иначе работали на восстановление дома. Длинноголовый, который давно, сколько могла помнить Рейна, был главным смотрителем хозяйства Черного Града, пришел в себя. Этот человек был чудом. Даже с отсутствующим дюймом плоти на левой ноге.

Он пришел к ней сейчас, ковыляя с помощью изогнутой палки. Человек, никогда не тративший впустую слова на приветствия, он начал с главного. "Рейна, я должен знать, когда я смогу начать расчистку молельни. Мы не можем заделывать стену, пока это не сделано".

Рейна вздохнула раз, чтобы прийти в равновесие, затем другой, чтоб дать себе больше времени. Дагро, первый муж, научил ее множеству вещей. Подумать, прежде чем заговорить, была одной из них. Семь дней прошло с Разделения. Семь дней, в которые развалины молельни оставались неприкосновенными. Рейна могла видеть обломки с того места, где стояла: груда каменной крошки и зазубренных камней, разбитых кусками разрушенной стены. Несмотря на то, что она видела эту картину прежде более дюжины раз, она по-прежнему должна была останавливать себя, чтоб не прикоснуться к своей доле измельченного священного камня для поддержки. Градский камень был мертв.

Когда она смотрела, поднялся ветер, рассыпая снежную крупу и выдувая темно-серые шлейфы пыли из щебня. Когда-то люди высоко ценили эту пыль: брали ее в сражение, несли через континенты, насыпали под язык, когда давали клятвы, протирали животы своим новорожденным, крошили на закрытые глаза своим покойникам. Она расходовалась экономно, как золото. Сейчас ее раздувает ветер.

Тем не менее, Длинноголовый был прав. Что-то нужно было делать с этим. Но что? И кто остался, чтоб это решать?

Рейна внимательно изучила лицо Длинноголового. Он был человеком, вросшим в свое имя, с развившимся в последние годы высоким лбом и длинным подбородком. Ни разу не женатый и нечасто пользующийся успехом, он проводил большую часть своего времени, работая один и в тишине. Рейна даже не знала точно, Длинноголовый - это его первое имя или второе, или же это прозвище, которое он получил попутно. Она не очень-то была уверена, что поладит с главным хранителем, поняла она. В том числе, кому он будет предан.

Глядя в его налитые кровью глаза, она задалась вопросом, нет ли в них какого-либо неодобрения ее мужа, Мейса Черного Града. Прежде всего Длинноголовый был человеком, который любил доводить дело до конца, а отказ Мейса принять решение об осколках священного камня препятствовал Длинноголовому завершить самую важную задачу в хозяйстве клана - восстановление восточной стены. Частично Рейна не могла даже винить Мейса. Он стоял на страже человеческих тел, а не их душ.

Инигар Ступ был мертв, и он ни обучил, ни выбрал преемника. Итак, кто остался, чтобы беречь их?

Из-за этого вопроса, Рейна не могла спать по ночам, потея и ворочаясь в своей постели. Боги покинули Черный Град, и не было ни одного ведуна в клане, чтобы призвать их обратно.

Понял ли Инигар всю глубину своего провала, когда первые осколки священного камня пронзили его сердце? Рейна полагала, что, вероятно, понял, и она в какой-то мере почувствовала жалость к нему. Он был трудным человеком, и она не любила его, но в течение последних нескольких лет их знакомства она нашла его достойным уважения.

Сознавая, что Длинноголовый по-прежнему ожидает ее ответа, Рейна принял решение. Указывая на остатки молельни, она сказала: "Я поговорю с моим мужем в подходящее время".

Она могла сказать, не слишком сильно ошибаясь, что такой ответ вряд ли удовлетворит его. Она решила быть осторожной, и говорила, как хорошая жена, но теперь она могла увидеть, что он ожидал от нее большего. Он, должно быть, наблюдал за ней на прошлой неделе, поняла она. Видел, как она брала ответственность по уходу за ранеными, создала операционную в темной и пахнущей дрожжами хмелесушилке, организовала запас лекарств, перевязочных материалов и лекарственных трав, привезенных из каждой фермы на расстоянии десяти лиг. Она была той, кто решил, что конюшня будет располагаться в старом молочном сарае, и что лошадей захоронят в Ведже, глиняном карьере. Когда Анвин спросила, куда размещать обездоленных скарпийцев, Рейна, не перекладывая решение на своего мужа, сразу же приняла меры по их размещению. То же было с перемещением сеновала и дюжиной других вещей. Она принимала все решения сама.

Вопрос, что делать с остатками священного камня, был другим. У нее здесь не было опыта. И ни у кого не было. И хотя она увидела в вопросе Длинноголового возможность претендовать на власть, она не хотела добиваться ее за счет клана. Вопрос для этого был слишком важным. Этим камнем определялось будущее. Что стало с его обломками, будут помнить каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок из этого клана. Это будет увековечено в истории, соперничающие кланы будут обсуждать, и знатоки и праведники будут обдумывать значение этого в течении тысячи лет. Гордость и будущее Черного Града были поставлены на карту, никак не меньше.

Поэтому не стоит. Она не могла решить судьбу Градского камня в одиночку, и если это разочаровало Длинноголового, то так тому и быть. "Поговори со мной завтра, - сказала ему Рейна, беря отсрочку. - Тогда я буду знать больше." Быстро обойдя вокруг натянутого на столбы шнура, она ушла от него, уставившегося ей в затылок.

Она слегка запыхалась, когда вошла в дымный полумрак круглого дома. Нужно, чтобы некоторые привыкли к этому, к такому способу осуществления власти.

Два скунса и несколько енотов были замечены в круглом доме на прошлой неделе, и Рейна заметила мускусный запах диких зверей, когда прокладывала свой путь через разрушенный восточный холл. Было слишком холодно, и воздух крутился вперед и назад, как будто ветер проникал через стену. О да, ее закрыли бревнами и грубым холстом, но снаружи он все равно поступал.

Как может быть иначе? Семь дней назад Градский камень взорвался, и круглый дом открыт всем ветрам. По Хэтти Заяц, которая поднялась рано, собираясь выехать из круглого дома для установки силков, огромный огненный шар прокатился через коридор молельни и дальше наружу вдоль конюшен. Хэтти отшибло ноги. Когда ее нашли, тремя часами позже, она была погребена под футовым слоем пыли и сажи. Баллик Красный, возвращавшийся из печного дома Даффа, когда это произошло, рассказал об увиденной серебряной молнии, расколовшей северное небо. Рейна сама видела огромную, похожую на гриб, тучу пыли, поднимавшуюся из молельни, слышала гудение и треск древесины, когда куски каменного пола рушились. Отверстие, пробитое в восточной стене, было не так уж и велико - около пятнадцать футов на двадцать, - но стена из песчаника была толщиной в три фута, и пол под ней не справился с таким весом.

Круглый дом до сих пор приходил в равновесие. Как раз в последнюю ночь в покоях вождя обвалилась часть потолка. Внутрь откуда-то поступала вода - Длинноголовый объявил это поломкой системы дренажных колодцев - и лежащие ниже палаты были по колено в иле.

Никто в клане не работал тяжелее, чем Анвин Птаха, ни один не вставал раньше и не ложился позже нее, или делал больше добра для клана. Боги вам в помощь, даже если вы просто намекаете, что ей не помешала бы еще одна пара рук. Рейна столько раз бранилась из-за ее переработок, что сейчас уже оставила ее в покое. Ну, хорошо, почти оставила. Анвин Птаха была ее ближайшей, старейшей подругой, и она не могла стоять рядом и смотреть, как та урабатывается до полусмерти.

Меррит сморщила нос, когда Джеб вытащил тушу наружу. "Мы провели голосование, - сказала она Рейне, не теряя зря времени. - Вдовы решили передать их очаг - но только для использования людьми Черного Града, имей в виду. Мы бы не хотели иметь скарпийцев под боком".

Итак, это продолжается. Рейна глубоко вдохнула, настраивая себя на работу с этой новой озвученной проблемой. Дагро как-то однажды рассказал ей, что в городах есть помещения для обучения, где люди могут изучать древнюю историю, языки, астрономию, математику и другие удивительные предметы. Он говорил, что овладение дисциплинами занимает десятилетие. Тогда ей показалось, что это слишком долго. Прямо сейчас она хотела бы попасть туда, и все десять лет потратить на обучение, как быть вождем.

Я буду вождем. Два месяца назад она негромко произнесла эти слова в мясном погребе, и даже хотя лишь два человека из клана слышали их - Анвин Птаха и Орвин Шенк - это не умаляло их значение. То, что она высказала, было изменой против своего мужа и вождя, и когда она обдумывала это сейчас, ее кожа горела от страха. Все же она не могла и не собиралась брать их обратно.

Мейс Черный Град был приемным сыном Дагро, взятым из Скарпа в одиннадцатилетнем возрасте. Первая жена Дагро, Норала, была бесплодной, а вождь всегда стремился иметь сына. Йелма Скарп, вождь клана Визель, прислала ему своего. Рейне он никогда не нравился. Она видела недостатки своего нового приемного сына, к которым был слеп ее муж. Мейс был скрытным, он устраивал так, что вина за его проступки падала на других, и в душе он никогда не переставал быть скарпийцем. Дагро видел это иначе. Для него Мейс не совершал ошибок. Мейс был лучшим юным мечником, самым многообещающим стратегом, и преданным сыном. В конце концов эта слепота и убила Дагро. Мейс Черный Град запланировал убийство своего отца и вождя. Даже сейчас Рейна не знала, что случилось в тот день в Пустых Землях, но два момента были совершенно определенными. Мейс приехал домой с побоища и солгал о результате; и аналогично про тот день в Старом Лесу; и все, над чем она работала, могло быть извращено.

Сделав усилие, Рейна сказала: "Когда я говорила с Бидди об использовании Вдовьего Очага для размещения кланников, и речи не заходило об исключении скарпийцев".

"Как же не было, Рейна, - ответила Меррит, кипя как молоко, - ведь это была моя идея исключить их".

Конечно, ее. Рейна знала Меррит Ганло уже двадцать лет. Ее муж, Мет, делил палатку с Дагро в том последнем роковом охотничьем походе, и двое мужчин были друзьями с детства. У Меррит был острый ум на пару к зеленым глазам, и язык-колючка. Она вступила во вдовство с рвением и негодованием, и не делала секрета из того, что не одобряет поспешного брака Рейны с Мейсом.

"У тебя привычка ставить меня в неудобное положение, Меррит Ганло," - сказала ей Рейна.

"У тебя привычка находиться в неудобном положении, Рейна Черный Град. Все, что я делаю - лишь обозначаю его".

Она была права, разумеется. Повреждение круглого дома означало, что и Градские семьи и скарпийские нуждаются в новых местах для расположения. Очаг Вдов был, по мнению Рейны, лучшим залом во всем здании. Расположенный на вершине большого купола, он имел полдюжины окон, пропускавших свет внутрь. Кто-то покрыл стены желтой темперой, а еще кто-то придумал настелить деревянные доски на пол. Это была прелестная палата, воздушная и полная солнечного света. Непохожая на любые другие помещения в этом суровом месте, освещаемом обычно только лампами.

Держи себя в руках, предупредила себя Рейна. Было слишком поздно делать что-либо с теми, кто сейчас жил здесь. Круглый дом Черного града построен для защиты, а не для красоты, и она знала это с того момента, когда впервые разглядела его тяжелые стены в форме барабана, все те годы назад, когда пересекла карьер в поездке из Дрегга. Все, на чем нужно сосредоточиться сейчас, - это пространство. Семьи начали складывать свои скатанные постели в коридорах и складских помещениях, и зажигали очаги для приготовления еды и масляные светильники, где им заблагорассудится.

Рейна окинула взглядом большую полукруглую прихожую. Тощий мальчишка гнался за еще более тощим цыпленком вверх по лестнице, двое скарпийцев, одетые в черные туники и черные кожаные фартуки, суетились вокруг чана с поташем и щелочью, горстка черноградских оброчных устроилась в пространстве под лестницей как в игровой комнате, разлегшись кругом, опустив на пол кружки с пивом, и бросая кости. По обе стороны от главного входа на высоту десяти футов от пола были сложены мешки из грубой ткани, наполненные постельным бельем, кастрюлями, сковородками и прочей домашней утварью.

Этого не будет. Меррит и ее вдовья община знали это тоже, и когда Рейна подошла к ним с вопросом о передаче их Очага, они выразили нежелание сделать так. Только сейчас, двумя днями позже, Меррит Ганло как-то обосновала это.

"Тебе мысли о Скарпе во Вдовьем Очаге нравятся не больше, чем мне, - сказала Меррит, ее голос незаметно повышался. - Использование вдовьих стен кое-что значит в этом клане. Тебе понадобится браслет из шрамов, чтобы стоять там". Вздернув рукав своего рабочего платья, Меррит выбросила левый кулак к Рейне. Вдовьи рубцы было легко заметны. Безобразные багровые рубцы, заживлять которые не позволялось в течении целого года. Каждая женщина Черного Града, потеряв мужа, наносила себе раны, отмечая круг вокруг каждого кулака ритуальным ножом, известным как горькое лезвие. Рейна всегда полагала это варварским обычаем, отголоском былого, времен Первых Кланов, но когда Дагро умер, она начала понимать его. Боль от разрезания живой плоти оказалась ничтожной, ничем, по сравнению с болью от потери Дагро. Странно, но это помогало. Когда кровь толчками вытекала из ее вен и скатывалась вокруг ее кулаков, она почувствовала своего рода облегчение.

Она ответила Меррит: "Ты не можешь стыдить скарпийских вдов за то, что они не следуют тем же ритуалам, что и мы. Боль их точно такая же".

Меррит отозвалась презрительно: "Они делают татуировки вместо рубцов - изящные тонкие линии красными чернилами. И они заживают в течении недели. А потом что? Они как суки в течке. Вскочила и снова замуж, быстренько, как будто они никогда не давали клятву своим первым мужьям все вместе. Но я скажу тебе другое".

"Придержи свой язык," - прошипела Рейна. Она дрожала, испугавшись, как близка она была к тому, чтоб ударить Меррит Ганло. Он изнасиловал меня! - ей хотелось кричать. Вот почему я вышла замуж так быстро. Мейс Черный Град взял меня силой, и сказал всем, что все было по моей доброй воле, и все ему поверили. И если бы я не вышла за него замуж, я бы потеряла мою репутацию и мое место в этом клане.

Меррит нервно огляделась. Слишком поздно она поняла, что ее повысившийся голос привлек нежелательное внимание к ней. Люди под лестницей оставили свою игру и с интересом смотрели на главу вдов и жену вождя. Две бледные скарпийки с крашеными черными волосами и губами, окрашенными ртутью в красный цвет, уставились на Меррит и Рейну с нескрываемой неприязнью.

"Откройте! Воины возвращаются!"

Три тяжелых, глубоких удара в главные двери последовали за выкрикнутым приказом, и все внимание сместилось от Рейны и Меррит в сторону полутонных, из закаленных комлей дерева, дверей, защищавших главный вход в Черный Град. Откуда-то появился Малл Шенк, и вместе с одним из Таннеровых мальчишек начал поднимать железный прут с рамы. Крик "Воины возвращаются!" передался через прихожую и дальше по лестнице до главного очага. Анвин Птаха, у которой были уши оленя, и невероятную способность исключительно точно знать, когда требовалось ее вкусное пиво, вышла из кухонного подвала, держа на плече двухгаллонную бочку.

Когда дверь была отодвинута по смазанной дорожке, Рейна повернулась к Меррит Ганло. "Так ты настаиваешь на открытии Очага Вдов исключительно для черноградцев?"

Лицо Меррит несколько расслабилось во время всех этих волнений, и на мгновение Рейна понадеялась, что оно может таким и остаться. Этого не случилось. Рот у Меррит сжался, а подбородок пошел вверх. "Мне очень жаль, Рейна, но я не передумаю. Это черноградский дом, не скарпийский, и если кто-то не выступит против этого, мы все будем носить шкуры ласки, прежде чем чего-то добьемся". С этим вдова клана зашагала прочь, пристально глядя вниз на двух скарпиек, когда проходила мимо них.

Она была дерзкой, но она была права. Рейна подняла руку и потерла виски. Ее голова начинала болеть. Конечно, она была согласна с Меррит. Как она могла не согласиться? Когда она стояла здесь, ожидая, чтобы увидеть, кто войдет в двери, она могла обонять запах чужой стряпни, видеть скарпийских воинов с ласочьими хвостами, собравшихся узнать, кто вернулся и почему, и чувствовать мембранами легких жирный дым от сосновой смолы их кухонных очагов. Впрочем, сейчас было не время предпринимать какие-либо действия против них. Почему Меррит не может увидеть это? Градский камень взорвался, унося с собой сердце клана. Круглый дом Черного Града не защищен больше. У клана нет руководителя-ведуна. Черный Град в состоянии войны с Бладдом и Дхуном, и прямо сейчас, нравится это или нет, большинство воинов были лояльны своему вождю.

Поняв, что сжимает голову, в то время как следовало ее растирать, Рейна протянула руки вверх и в стороны. Если Дагро и научил ее хоть чему-то, то это была осторожность, и осторожность говорила ей, что надо выждать до лучших времен, чтоб показать себя. Это для Меррит прекрасно играть на созданном поле. На самом деле ей не хватило бы смелости повторить Мейсу то, что она только что говорила. Она поставила на то, что Рейна Черный Град сделает за нее грязную работу, передав вождю малоприятное сообщение.

Ну, а я не стану этого делать, проклятье. Рейна топнула ногой, и обломки от взрыва захрустели под пяткой ботинка. Теперь ей нужно было только составить план. Несомненно, уже десятый, составленный ею на этой неделе.

Внимание Рейны ускользнуло от ее проблем, когда она увидела, кто прошел в дверной проем. Арлек Байс и Клег Тротер, двое из тех первоначальных одиннадцати Ганмиддиша, кто держал Крабьи Ворота неделю, пока вождь Краба не вернулся из Крозера, вошли в круглый дом. Склонившиеся под седлами, усталые, два человека отпрянули, когда до них дошел смрад от стряпни. Второй брат-близнец Арлека погиб много месяцев назад, убитый собственноручно вождем Бладда на поле Баннена, и Рейна до сих пор не могла представить его одиноким. Знак помолвки он намотал на шею - шарф из серой шерсти, связанный с любовью, в спешке, Бидди Байс. Когда Арлек заметил направленный на него взгляд Рейны, он устало склонил голову и сказал: "Леди".

Рейна мягко улыбнулась ему, зная, что это лучше, чем расспрашивать его по возвращению. Какие бы новости он ни привез, первым делом он должен поведать их вождю. Уллик Скарп и Ракер Фокс, двое скарпийских воинов, не были столь осмотрительны, и буквально разрывали пару вопросами. Большой Клег Тротер, сын благовоспитанного Пайла и первый в жизни воин в этой семье, не имел опыта расспросов, и, несколько раз нахмурившись, и безуспешно пытаясь не обращать внимания на скарпийцев, он выпалил все разом.

"Дрей послал нас с известием. Ему нужно подкрепление. Ганмиддиш атакуют люди из города!"

Возбужденный ропот прокатился по комнате, а затем и за ее пределы. В течение всего минуты, подсчитала Рейна, каждый во всем круглом доме будет знать новости. Ганмиддиш атакован людьми из города. Остановится ли когда-нибудь поток плохих новостей?

"Арлек, Клег".

При звуке голоса мужа гусиная кожа покрыла руки и плечи Рейны. Мейс Черный Град, Градский Волк, появился после обсуждения в Большом Очаге. Одетый в окрашенную по-скарпийски тунику из замши с выпуклым рисунком волчьих клыков, он преодолел каменную лестницу быстро, без звука. Уже зная, что шансы на секретность утрачены, он выстрелил свой первый вопрос.

"Какой город?"

Клег нервно сглотнул. Арлек ответил: "Спир Ванис".

Шелест страха сумраком накрыл комнату. Ответ был не тот, которого ожидали. Не было секрета, что Иль Глэйв, Город на Озере, уже давно положил свой глаз на богатые граничные земли кланов, но Спир Ванис? Что делают так далеко на севере Правитель Спир Ваниса и его армия?

Если Мейс был удивлен, он никак не выдал этого. Разом кивнув, он спросил: "И их число?"

Клег сглотнул снова. Его амулетом был красноногий гусь, и он носил то, что могло быть одной из высушенных лап, серьгой в ухе. "Мы насчитали одиннадцать тысяч, прежде чем уехали".

Тем временем Мейс поднял бледную руку, останавливая шум до его начала. Он надел Клановый Меч, поняла Рейна, оружие, выкованное из короны Дхунских королей. Кто-то сделал ножны для него: изящно глазированные полосы посеребренной кожи с хвостом волчицы, спадающим с их кончика. "У нас там есть пять сотен воинов. Молотобойцев и бойцов на топорах. Десять дюжин лучников. И там же армия самого Краба. После того, как они сплотятся, он может командовать двумя тысячами".

Арлек кивнул: "И есть полдюжины из Крозера, кто когда-то носили клобуки".

Клобучники. Рейна вздрогнула; и она была не единственной, кто вздрогнул. Клобучники были легендой клановых земель, и пограничные кланы к востоку от Ганмиддиша, как было известно, были лучшими из них. Тренированные убийцы, разрушители крепостей, великолепные лучники, шпионы и мастера маскировки, они были названы в честь серых плащей с капюшонами, в которые они обряжались для своих миссий. Насколько знала Рейна, в Черном Граде не было ни одного из них. Большие северные гиганты - Черный Град, Дхун и Бладд - традиционно предпочитали силу перед засадами, ловушками и убийствами. Меньшие пограничные кланы не могли позволить себе такой роскоши - клановой гордости. Им угрожали соперничающие кланы на севере и горные города на юге, и их было мало для самозащиты. Клобучники были их способом выравнивания шансов выжить. По словам объездчика Ангуса Локка, их численность падала, лишь несколько молодых людей учились на клобучников. Тем не менее, как ни странно, это только добавляло им загадочности. Одного взгляда на этот коридор достаточно, чтоб увидеть это.

"Хорошо, - сказал Мейс. - Значит, Краб внял моим советам". Скарпийцы и черноградцы рассудительно кивнули, и Рейна могла сказать по результату замечания Мейса, что он был тем, кто посоветовал Крабу Ганмиддишу пригласить клобучников в его дом, он хорошо посидел с ними. Их вождь всегда хорошо продумывал такие дополнительные ходы.

По какой-то причине Мейс решил взглянуть в направлении Рейны как раз после этого. Жена, он произнес это одними губами только для ее глаз. Она встретила его взгляд, но чего ей это стоило. Информация мгновенно передалась между ними. Он понимал, что она одна знала, что все, что он сказал здесь, было манипуляцией истиной, в том числе его замечание о клобучниках. Он никогда не говорил ничего подобного вождю Краба. Да и как он мог? Они никогда не встречались наедине. Для борьбы с этим убийственным знанием он просто позволил своему воспоминанию о том, что произошло в Старом Лесу, задержаться на краткий момент в его глазах. Это было оружие, против которого у нее не было защиты, то удовольствие, которое он получал от того, что сделал с ней. Она первая разорвала контакт и отвела взгляд. Каждый раз, когда их разделял такой миг, как этот, он отнимал у нее часть души.

Он знал это тоже, и это было, как если бы всю энергию, которую она теряла, получал он. Возвращаясь к Арлеку, он спросил: "А ремонт ворот Краба?"

"Готовы. Но речные стены нуждаются тоже".

"Речные стены не имеют особого значения,- сказал Мейс, коротко обрезав молодых молотобойцев. - Дрей и воины Краба расположены хорошо. Они должны быть в состоянии продержаться, пока мы не подойдем с пополнением".

Несколько изменений произошло с лицом Арлека, когда он слушал речь своего вождя. Сначала он хотел прервать его, Рейна была уверена в этом, отметив, что вождь ошибся, и что речные стены действительно нужно учитывать, и было зачем. Затем, он начал кивать, когда Мейс сказал, что Дрею и Крабу в настоящее время безопасно. И в-третьих, его щеки покраснели от волнения при словах "пока мы не подойдем с пополнением".

Все мужчины во входном зале потрясли своими молотами, топорами и обнажили мечи. Кто-то, возможно, старый и непредсказуемый Турби Флап, крикнул: "Убей Спир!", и затем начался глухой стук. Молоты и торцы топоров с силой ударяли в стены и пол. Через несколько секунд все удары попали в такт, и единое, подавляющее требование войны отозвалось во всем Градском доме.

"Убей Спир! Убей Спир! Убей Спир!"

Чувствуя слабость в коленях, Рейна прошла несколько шагов, необходимых, чтобы удержаться на ногах у торцевой стены. Она видела нечто подобное шесть месяцев назад, когда Райф и Дрей Севрансы вернулись из Пустых Земель, и Собачий Вождь был обвинен в смерти Дагро. Убей Бладд! - кричали они тогда. Множество благого, что было сделано тогда, ввергло клан в войну с Дхуном и Бладдом.

Даже она не могла отрицать, что им это нужно. Неделю она смотрела в глаза мужчин и женщин, которые чувствовали себя потерянными. Градский камень лежал разбитый вдребезги, и без него они были брошены на волю волн. Рейна ощущала то же самое, это же чувство сопричастности клану и земле. Здесь больше не было богов, причастность была слишком велика для постижения.

Здесь было хотя бы что-то, что черноградцы могли понять: война. Радость, гнев и товарищество ожили в этом помещении. Мейс Черный Град повернул ситуацию, которая служила причиной отчаянию - в клич, сплотивший клан. Это было, осознавала Рейна с глубоко противоречивыми чувствами, чем-то, из чего она могла извлечь науку для себя. У ее мужа были безошибочные инстинкты военачальника.

Импровизированные обсуждения войны начали слышаться уже на лестнице, ведущей вверх, к главному помещению в круглом доме, воинской палате, известной как Большой Очаг. Бев Шенк и его отец Орвин пропустили Рейну, едва взглянув в ее сторону. Орвин держал свой боевой топор с лезвием в виде колокола, и его распухшие артритные суставы пальцев побелели от напряжения, с которым он обхватил липовую рукоятку. Его старший сын, Малл, был в Ганмиддише. Уллик Скарп, один из множества кузенов Визеловского вождя, размахивал своим уродливым, тонированным черным, палашом, изображая испорченную копию своего напарника Ракера Фокса. Оба мужчины глумились над Рейной, проталкиваясь к ней теснее, чем было необходимо, ведь они уже прошли свой путь к лестнице.

Между тем, Баллик Красный спокойно тянул Арлека Байса и Клега Тротера в одну сторону, и Рейна могла сказать по сдержанному выражению лица Баллика, что мастер лучник использовал его для того, чтобы разъяснить им судьбу Градского камня. Рейна была довольна, что они услышат новости от порядочного человека.

Мейс стоял посреди толпы молотобойцев, собирающихся сопровождать своего вождя вверх по лестнице. Когда он приблизился, она ожесточилась. "Муж,- сказала она. - Если бы я могла переброситься парой слов".

Он всегда замечал ее, даже когда его внимание распылялось на дюжину целей. Его голова резко обернулась, и странные желто-карие глаза сковали ее. "Корби, Деррик, - сказал он двум ближайшим мужчинам. - Продолжайте без меня. Военный отряд выйдет в течение пяти дней".

Взяв свою реплику у Длинноголового и Меррит - двух людей, никогда не говоривших впустую ненужных слов, - Рейна сказала Мейсу: "Длинноголовый ждет твоего решения о священном камне. Обломки должны быть похоронены с надлежащими церемониями".

"Это не твоя забота, жена. Ты не ведун и не вождь".

"Что-то должно быть сделано. Сейчас. Там теперь груда лома, где раньше был камень Града. Как мы можем восстановить достоинство клана, если мы вынуждены видеть это каждый день?"

"Достаточно, - прошипел Мейс. -тЯ составил планы. Длинноголовый услышит о них, когда я решу ему рассказать".

Его слова были как пощечина ей в лицо. Он принял соглашение по камню в тайне, лишая ее возможности подать голос.

Обнаружив румянец на ее щеках, Мейс растянул губы. "Ты забываешь свое место".

Он был прав, она забыла. Это было то, в чем она должна быть аккуратна, это не превысить своих полномочий. Жена вождя не общается с богами. Было ошибкой заявлять права на священный камень, это лишь обнаруживало ее амбиции. Но как она могла не заботиться? Это ее клан, и она одна из очень немногих людей в клане, кто мог видеть дальше Мейса Черного Града и провозглашенной им войны. Быстрый взгляд в лицо мужу помог ей сосредоточиться. Она не могла дать ему так много времени на раздумья.

"Не сделаешь ли ты мне одолжение, позволив Длинноголовому узнать, что этим делом занимаешься ты? Таким образом, он перестанет приставать ко мне. Я еле ушла от него". Рейна ждала.

Выражение лица Мейса сгладилось, внимательный испытующий взгляд, что был мигом раньше, ушел. Не забытый. Отошедший назад.

"Я пошлю мальчишку".

Рейна кивнула. Инстинкт говорил ей, что нужно держать максимальное расстояние между ней и священным камнем. ""О переселении. В коридорах стоят лагерем около двух сотен семей, и еще прибывают каждый день. Это становится опасным. Только прошлой ночью скарпийка опрокинула лампу без присмотра вне большого очага. Если бы Бев Шенк не действовал так быстро, у нас был бы еще и пожар вдобавок".

Он наблюдает за тобой, ты знаешь. Маленькие мышки с ласкиными хвостами. Слова Бесси Флап эхом отдались в мозгу Рейны. Как Мейс узнал, о чем она конфиденциально просила вдов? Нарушая распорядок, она продвинулась вперед. "Вдовы согласились отказаться от своего очага на девяносто дней".

"Ты хорошо сделала, Рейна".

Слова звучали как настоящая похвала, и она не могла удержаться, чтоб не оглянуться вокруг, чтобы увидеть, есть ли кто-то в пределах слышимости.

Мейс не упустил ее реакцию или последствий ее, и мышцы его худого лица сократились. "А семьям скарпийцев будет позволено остановиться там?"

Вот оно. И он снова опережал ее. Она не хотела думать об этом сейчас, впрочем. Разве не интересно, кто среди вдов отвернулся от нее и шептал секреты вождю. Я должна научиться у него, приказала она себе, прежде чем произнести свою первую ложь:

- Это никогда не было проблемой. Мы оба знаем, что это не было бы разумным, поселить Черный Град и Скарп так тесно. Вот почему я решила дать оброчным черноградцам использовать Очаг Вдов. Скарпийцы могут использовать мою квартиру. Там очень много неиспользуемого пространства - гардеробные и швейные комнаты, всякая всячина - этого должно быть достаточно, чтобы освободить этот холл.

Мейс продолжительное время смотрел на нее. Она была уверена, что он знает, что она лжет, но была совершенно уверена, что он ничего не сделает по этому поводу. Чего она не могла и представить себе, так это того, что он протянет руку и дотронется до нее.

"Из тебя бы вышел прекрасный вождь," - прошептал он ей на ухо, прежде чем уйти, чтобы составлять план войны.