Вайло Бладд ехал по снегу, держа своего жеребца на крепком поводу. Старый конь стал подслеповат, но его подлый нрав с годами не улучшился. Каждого, кто оказывался поблизости, будь то человек или лошадь, жеребец, отзывавшийся на кличку Собачий Конь, мог запросто лягнуть промеж ног или в голень. Вайло питал слабость к этому старому одру. Тот, хотя давно уже не слушался никаких команд, две вещи знал твердо: собак и маленьких детей лягать нельзя.

Вайло обнажил в улыбке черные больные зубы. В свое время он здорово намаялся с этим жеребцом. Скверный был конь, как говорили все в один голос, однако вот уже одиннадцать лет прошло, а они еще вместе. Собачий Вождь и его скверный конь — трюхают себе по завоеванной земле, довольные друг другом, как только могут быть довольны конь и всадник.

Вайло, едущий во главе отряда в дюжину человек, услышал крик своего шестого сына — тот приказывал зажечь факелы. Ганро весь день только и делает, что выкрикивает приказы. Вайло не совсем понимал, перед кем тот так важничает, но дал себе клятву, что, когда Ганро в следующий раз заорет, требуя факелов, донесений или короткого привала, он подъедет к сыну поближе и даст Собачьему Коню залепить Ганро в мошонку. Если человек все время дерет глотку, это еще не значит, что командует здесь он. Пора бы Ганро это усвоить, как и всем его сыновьям.

Не желая думать о несовершенствах семи своих сыновей, Вайло стал смотреть по сторонам еще усерднее. Предвечерний свет быстро угасал, и снег под ногами казался голубым и прозрачным, как лед. Впереди лежали медные холмы, бывшие некогда ключом величия и военной мощи Дхуна. Добываемая там медь обогатила Дхун — благодаря ей этот клан поставил себе самый большой круглый дом во всех клановых землях, запрудил реки, повернул вспять ручьи и засыпал северное болото целыми горами земли, превратив прежде бесплодную почву в отменное пастбище.

Вайло Бладд выехал на завоеванные им земли Дхуна, но не смотрел ни на тучные пастбища, ни на богатые форелью озера, ни на стада лосей, кочующие на юго-восток через боры чернокаменных сосен и хорошо отъевшиеся на Пустых Землях. Его занимало только одно: Дорога Бладдов.

Его внуки запаздывали уже на четыре дня. Поезд должен был выехать из Дома Бладда тридцать дней назад и прибыть в Дхун к этому времени. Сухая Кость полагал, что их застигла в холмах непогода и они пережидали ее, разбив лагерь. Это звучало разумно, да и Сухая Кость для порубежника был здравомыслящим человеком, но Вайло никак не мог избавиться от беспокойства. Его собаки были возбуждены и кусались почем зря, а запах Сарги Вейса висел вокруг Седалища Дхунов, как торфяной дым.

Он испытал своего рода облегчение, выехав из круглого дома. Этот клан не был ему родным. Возможно, со временем это изменится, когда его невестки и внуки поселятся здесь, но пока что дом Дхунов оставался вместилищем незнакомого эха, чужих теней и огромных пустых комнат, которые никакое количество березовых дров не могло осветить и согреть. Это место вызывало у Вайло зубную боль. В довершение всех бед четверо его сыновей тоже обосновались здесь. Они грызлись, как лисы в норе, из-за границ и земель, напивались мертвецки каждую ночь, и каждый из них метил на место Собачьего Вождя!

Вайло выплюнул черную жвачку. Собаки, трусившие рядом с жеребцом, зарычали, замотали головами и принялись трепать свои поводки. Они терпеть не могли, когда он плевался.

— А вы ищите, — рявкнул на них вождь. — Вы тут не для того, чтобы снег пахать. Ищите и найдете. — Назло им он поднял коня на дыбы. Они выехали еще до рассвета, а эти проклятые твари только и нашли, что заплутавшую овцу, которую загнали на сланцевый утес, да замерзшую тушку гаги, заклеванной вороном сутки назад. Но Вайло, хотя и ворчал на собак, в душе испытывал облегчение. Нет запахов — значит не было и людей, значит, чужаки по дороге не проезжали.

В самом деле, снег на пути был бел и ровен, как шапка на хорошем пиве. Днем они никаких всадников не видели, но теперь начинало темнеть, и люди могли не заметить следы или дым от костра. Пусть собаки отрабатывают свою кормежку.

Собаки, почуяв перемену в настроении своего хозяина, ринулись вперед, прыгая или расталкивая грудью снег в зависимости от длины своих ног. Вайло откинулся назад в седле, и его старый тулуп захрустел заодно с костями. Ну и холодина! Поминутно тянет отлить. Как-то в молодости он проехал от границы с Порубежьем до дома Бладда за один день, ни разу не останавливаясь облегчиться или размять натертые ляжки. Глупость, конечно. Тогда-то он, видно, и повредил себе что-то внутри.

— Вайло, так мы долго не проедем, даже с факелами. — Клафф Сухая Корка, больше известный как Сухая Кость, поравнялся с вождем, и Вайло тут же услышал позади топот другой лошади. Ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто этот второй всадник. Ганро, уж конечно, не упустит того, что собирается сказать Сухая Кость.

— Проедем еще немного, — нарочито громко сказал Вайло. — Пусть собаки обнюхают пару лиг. — Говоря это, он посмотрел на человека, которому доверял больше всех в целом клане. Сухая Кость был огромен, как стена, с широченными плечами и кожей цвета красной глины. По-настоящему он не мог считаться кланником. Мать его была порубежной шлюхой, а отец... сын шлюхи редко знает, кто его отец. Когда Сухой Кости сровнялось семь, мать отправила его из Порубежья в Бладд, наказав больше не возвращаться — он, мол, не их роду-племени и никому здесь не нужен.

Вайло пососал больной зуб. Порубежников он ненавидел. Какая еще женщина поступила бы так со своим ребенком? Он помнил, как Клаффа привел в круглый дом здоровенный, носатый Ягро Вайк, заставший его за ловлей форели в Быстрой. Мальчишка, тощий, как столбик от изгороди, совсем одичал от голода и палящего солнца. На вопрос, что он делает на земле Бладда, он ответил так, как его научила мать: «Я порубежный ублюдок, а отец мой из Бладда. Вот найду его, и пускай он меня теперь кормит».

Мальчик так свирепо зыркал своими голубыми глазенками и так решительно сжимал кулаки, что сразу пришелся по душе Вайло. «Ублюдок, говоришь? — сказал он, взъерошив черные как смоль волосы парнишки. — Ну что ж, здесь тебе самое место. Если никто не заявит на тебя права, я возьму тебя себе».

Было это двадцать пять лет назад. Сухая Кость стал теперь полноправным кланником и лучшим в Бладде бойцом на мечах, но ублюдок все еще сидел в нем — Вайло знал это, как никто другой. Они хорошо понимали друг друга, ублюдок шлюхи и ублюдок кланового вождя. Оба они знали, что значит уступать другому место за столом, драться из-за настоящих или мнимых оскорблений до красной юшки и терпеть насмешки и ругань законных детей — терпеть с завистью, которая изматывает тебя, как охота от зари до заката. Вайло позаботился о том, чтобы участь Клаффа была легче его собственной, но не мог уберечь его от жестокости других детей — вмешательство навредило бы парню еще больше.

Сухая Кость вырос крепким бойцом, хорошим работником и умел разбираться в людях получше многих других бастардов. Вайло знал, что его сыновья недолюбливают Клаффа, но плевать на это хотел. Пусть себе беспокоятся, кто займет место вождя после его, Вайло, смерти, — может, это еще сделает из них людей.

— Балагро разбил бы лагерь подальше от дороги, — сказал Сухая Кость, с прищуром глядя в темноту за бледным заревом факелов. — И позаботился бы замести следы от кибитки.

Вайло кивнул. Сухая Кость был лучшего мнения о Балагро, чем он сам, но это еще не означало, что тот не прав. С возрастом Вайло потихоньку стал понимать, что все о людях знать невозможно и даже те, кого он знает вроде бы хорошо, способны его удивить. Балагро был человек положительный, поэтому Вайло и доверил ему охрану поезда. Поэтому и еще потому, что старшая дочь Балагро только что родила ему старшего внука и он должен был понимать, какое это сокровище.

— Да, — сказал Вайло, возымев вдруг надежду, что Сухая Кость прав и Балагро как раз такой человек, чтобы принять все меры предосторожности. — Надо было взять соколов. В снежную пору они лучше, чем собаки.

— Твоей лучшей пары не было на месте — я видел. — Сухая Кость посмотрел на Вайло с вопросом в пронзительно голубых глазах.

Вайло Бладд лгал редко. Он либо говорил правду, либо молчал. Глядя на Клаффа Сухую Кость, он видел человека, который старается выглядеть не хуже и не лучше других. Косы у него заплетены туго, но не слишком, одежда и меха на нем добротные, но он не носит ни соболя, ни рыси. Длинный меч у него на поясе короче большинства мечей, заслуживающих названия длинных, но при этом отполирован до блеска, а ножны у него из тончайшей шерсти. Вайло не глядя сравнивал Клаффа со своим шестым сыном. Ганро — тот щеголь. Намасливает свои косы дольше, чем иная женщина выщипывает волосы на ногах, а макушка у него выбрита так гладко, что Вайло порой подозревает, что это попросту плешь.

Вайло послал коня вперед, сделав Сухой Кости незаметный знак следовать за ним, и они уехали в темноту, оставив факелы за спиной. Ганро подался было за ними и некоторое время болтался где-то посередине, но потом, как видно, решил, что попытка подслушать их разговор делает его смешным, и отстал.

Услышав, как сын выкрикивает приказы обиженным тоном кавалера, которому отказали на танцах, Вайло понял, что может говорить без опаски. Он наклонился к Сухой Кости и сказал:

— Эта пара должна была уже вернуться. Я посылал их в печной дом Даффа узнать, давал ли хозяин приют Сарге Вейсу.

Сухая Кость поразмыслил без всякого выражения на худощавом безбородом лице.

— Может, это буря?

— Буря была на севере, а дом Даффа стоит на юге.

— Думаешь, птиц подстрелили?

— Нет — остановили.

— Кто, Вейс?

— Он чародей, Клафф. Он знает способы останавливать птиц в полете.

При одном слове «чародей» Сухая Кость призвал Каменных Богов, коснувшись обоих век и медного сосудика с порошком священного камня на поясе.

— Если он чем-то угрожает клану, скажи — я поеду за ним по южной дороге и сам перережу ему глотку.

От этих слов старое сердце Вайло сжалось. Сухая Кость был не из тех, кто говорит на ветер.

— Я не знаю, Сухой, угрожает он нам или нет. Не знаю даже, чего хотят он и его хозяин. Знаю только, что ни одному из них доверять нельзя. И когда два моих лучших сокола не возвращаются из места, куда я их уже дюжину раз посылал, это вселяет в меня беспокойство.

Сухая Кость мог бы сказать на это, что Вайло прежде всего не следовало бы принимать помощи от подобного человека, но если такая мысль и пришла Клаффу в голову, вслух он ее не высказал. Вайло был ему благодарен. Собачий Вождь не нуждался в напоминании о собственных ошибках.

— Ты думаешь, Сарга Вейс встречался с кем-то у Даффа?

— Возможно. Тогда утром, явившись в дом Дхуна, он все что-то вынюхивал, расспрашивал конюхов и кухарей. Хитрый он, этот Вейс. Не доверяю я мужикам, у которых рожа гладкая, как задница.

— Он требовал что-нибудь в обмен на помощь, которую его хозяин оказал нам при взятии Дхуна?

Это был смелый вопрос. Многие бладдийцы понимали, что Дхун в ту ночь достался им что-то уж слишком легко; не так уж многие знали, что это — заслуга их вождя, и совсем немногие — что вождю кто-то помог. Условий сделки не знал никто, и вот теперь Сухая Кость спрашивал об этом открыто.

То ли из-за тишины и мрака на Дороге Бладдов, то ли потому, что его внуки могли сидеть где-то в этих холмах, замерзшие и голодные, в занесенной снегом кибитке, где топливо уже на исходе, но Вайло вдруг захотелось облегчить душу. Он был Собачьим Вождем больше тридцати лет, и ни разу за годы своего правления он еще не испытывал такой неуверенности перед будущим. Всю свою жизнь он брал, что хотел, и теперь боялся, что Каменные Боги заберут все это назад.

Тихим голосом, держась за кисет с порошком священного камня, он сказал:

— Вейс со своим хозяином замышляют какую-то пакость, Сухой. Когда он впервые приехал ко мне полгода назад, то говорил, что за всю свою помощь они ничего не просят. Говорил, что всем кланам нужно объединиться под твердой рукой и что я как вождь самого могущественного из всех кланов как раз подошел бы. Вейс клялся, что его хозяин никогда ничего не потребует взамен. Он и верно не требовал, но я нутром чую, что дело нечисто. Я подозреваю, что они меня использовали, но хоть убей не пойму как.

Сухая Кость за все это время не проявил ни изумления, ни гнева, ни разочарования, даже если испытывал нечто подобное. Подправив немного шаг своего коня, он сказал:

— Значит, нам с тобой надо быть начеку. Отныне мы должны продумывать все свои действия, заботиться в первую очередь об обороне Дхуна и готовиться к неизвестной угрозе извне.

Вайло стиснул руку Клаффа. Оба они были бастарды и знали, как защищать свое добро от тех, кто хочет его отнять. Вайло полегчало от одного сознания, что Сухая Кость на его стороне.

В этот миг, когда он еще раз убедился, насколько Сухая Кость ему предан, стеклянную тишину ночи разбил волчий вой.

Громкий и пронзительный, он точно колом пробил сердце Вайло. Волосы на затылке стали дыбом, и желудок налился свинцом. Это выл его пес, полуволк, и другие собаки с визгом и лаем устремились на этот зов.

Повернув в седле свое больное тело, Вайло посмотрел в сторону, откуда слышался вой. Звук шел с севера, с лесистого склона над дорогой. Не отдав никакого приказа и не договорив с Сухой Костью, Вайло пустил старого коня рысью.

Он проехал по дороге как можно дальше, с трудом различая ее в темноте. Снег доходил жеребцу до бабок, и вздымаемые им кристаллы жалили Вайло лицо. Он смутно осознавал, что остальные следуют за ним, но ему не было до них дела. Кожаный панцирь стягивал грудь, как корсет, и Вайло проклинал того, кто его застегивал. Услышав вой полуволка, он обезумел от страха. Этот зверь был у него три года, но Вайло еще ни разу не слышал, чтобы он издавал такие звуки.

Когда он поднялся на склон, навстречу выскочили две собаки. Псы с пеной у рта выли и мотали головами, проявляя свою готовность показать дорогу. Вайло сказал несколько слов жеребцу, и старый конь двинулся за собаками.

Молодые гибкие сосны, согбенные под тяжестью свежевыпавшего снега, вздрагивали, как живые, когда он проезжал, роняя снег, падающий на землю со звуком спелых плодов. Обнажившиеся иглы, блестящие от смолы, пахли остро, по-зимнему. Глаза у Вайло слезились от холода, и он смахивал слезы пальцами в мохнатых собачьих перчатках. Меховой воротник заиндевел, и тесемки натирали горло.

Собаки вели его вдоль обрыва, где весной протекал ручей, сквозь густые заросли черных елей и каменных сосен. Вайло чувствовал какую-то зыбкость под копытами коня, но не знал, в чем дело: в каких-то следах, засыпанных снегом, или в неровной почве. Сердце в груди казалось чужим и огромным. Вайло стало трудно дышать.

Собаки впереди разделились и пропустили коня на чуть покатую поляну высоко над дорогой. Полуволк, толстошеий, с серой мордой, стоял посередине и выл. Увидев хозяина, он умолк. Вайло соскочил с коня, бросив поводья ему на шею. Другие собаки ждали позади, подвывая все тише, пока наконец не умолкли совсем. Глаза полуволка светились во тьме, как угли. Вайло пошел на них, зная наперед, что ничего хорошего не увидит. Он, Собачий Вождь, уже много лет как перестал тешить себя ложными надеждами.

«Мы — клан Бладд, избранный Каменными Богами для охраны их рубежей. Смерть — наша спутница, долгая тяжкая жизнь — наша награда».

Девиз Бладда эхом прокатился у Вайло в голове. Эти слова произносились столько раз за столько веков, что правда, заключенная в них, обросла слоями ороговевшей кожи. Вайло не хотел вдумываться в их смысл — только не этой ночью.

Хрустя суставами, осыпая иней с мехов, он подошел к полуволку. Пес съежился при его приближении, припав брюхом к земле. Тихо, еле слышно скуля, он принялся нюхать и лизать что-то, торчавшее из-под снега.

Вайло упал на колени, замахнулся и отогнал пса. Злыми словами, которые никогда не говорил собакам прежде, он велел ему убираться и не возвращаться до конца ночи. Не обращая больше внимания на медленно и неохотно уходящего полуволка и на жалобные, почти человеческие звуки, которые тот издавал, Вайло скинул перчатки и погрузил голые руки в снег.

Он рыл, пока его пальцы не посинели и не начали кровоточить. Рыл, пока кожаные обшлага не обледенели, костяшки не прорвали кожу и снег под ногтями не превратился в лед. Рыл, пока руки не распухли, кровь не перестала поступать в пальцы и плоть не омертвела. Другие предлагали ему свою помощь, но он никому не давал подойти. Принесли огонь, говорили какие-то слова, но он делал свое дело: выкапывал внучку из-под снега.

Ей было девять, и такой разбойницы клан еще не видывал. Она побивала всех мальчишек, своих ровесников, на мечах и прибегала к подлым приемам — Вайло сам мог предъявить немало больных мест в доказательство. Перед самым его отъездом она подкараулила его в кладовой и рубанула по колену учебным мечом своего старшего брата. Вайло улыбнулся, вспомнив, каким торжествующим смехом она тогда засмеялась. Эта девчонка — настоящий бладдиец.

Ее глаза были закрыты, в открытый рот набился снег. Удар молота, убивший ее, не вызвал крови. Вайло, продолжая откапывать ее, ругал девочку за то, что она валялась в снегу. Разве дед не говорил ей, что нельзя так играть в незнакомом лесу?

Отрыв ее полностью, он снял с себя тулуп, завернул ее и понес к Собачьему Коню, чтобы тот ее постерег. Жеребец никогда не лягал детей — с ним она будет в безопасности.

Сделав это, он вернулся и снова стал рыть.

Он потратил всю ночь, чтобы откопать своих внуков. Другие занимались женщинами или искали на дороге тела погибших воинов. Вайло почти не обращал на них внимания. Его внуки замерзли, и дед должен был согреть их — он не остановится, пока не достанет их всех из-под снега.

Утро принесло нежеланный свет и еще меньше желанный день. Тучи затягивали небо, и снег стал серовато-жемчужным, цвета сырого тюленьего мяса. Сосны вокруг поляны стояли не шевелясь.

— Это сделали не суллы.

Вайло поднял глаза от тела своего младшего внука, грудного младенца не старше десяти месяцев. Сухая Кость стоял над ним с темным от горя лицом.

— Суллы никогда не убивают детей.

Вайло кивнул. Он знал, почему для Сухой Кости это так важно. Сухой — наполовину порубежник, а в порубежниках течет кровь суллов. Вайло принялся стряхивать снег с тонких черных волосиков внука.

— Это сделал Черный Град, — проворчал он. — И теперь мы начнем войну.

Где-то далеко на западе снова завыл полуволк.